Гарри Поттер и философия смерти или Хар Бернбоунс и гаснущие искры (гет)

Хищник был растерян. Хищник медленно крадучись, маневрировал меж деревьев и кустов, пытаясь сбросить с хвоста неведомого преследователя. Инстинкты животного, стоящего на вершине местной пищевой цепочки, пожалуй, впервые за всю его бурную жизнь, указывали на невероятное: кто-то избрал его своей добычей. Когти при каждом шаге с одинаковой легкостью пронзали опавшую листву, корни деревьев и землю, хвост раздраженно мотался туда-сюда. Где же этот неведомый противник, напряженно искал всеми четырьмя глазами в тенях местный король природы. На его наличие указывала лишь тончайшая тень запаха, зыбкого, как сон, да изредка достигавший ушей еле слышимый шорох коры и ветвей, словно кто-то прятался средь крон деревьев. Не подними его инстинкты вой, как при лесном пожаре, он бы на это даже внимание не обратил: страннопахнущие двуногие часто здесь ходили, да и птицы были вне его рациона. Но этот… кто-то определенно был опасен и преследовал его на протяжении уже долгого времени, отсекая одни направления и освобождая другие, словно… загоняя куда-то. Разверстых влажных ноздрей достигли ароматы, всегда сопровождавший лежбища двуногих: что-то горелое, сушеные травы и моча. Неожиданно резкий треск заставил хищника дернуться, его взор уловил легкое движение ветвей сбоку, крайний левый глаз взорвался пронзающей болью и…

Лапы убитого териопа подломились и он, не издав ни звука, рухнул на землю. Ветка распрямилась, словно вздыхая от облегчения, зашуршал мусор рядом с бездыханным телом и в воздухе прошла рябь. Через миг из ряби возник маленький тощий двуногий, на вид только переживший свою пятую[1] весну. Мальчишка был заметно измотан, но на чумазом лице сияла широченная улыбка. С расчетливым плотоядным интересом охотник осмотрел поджарое, мясистое вытянутое тело с четырьмя лапами, с тёмно-серой шкурой и лобастой головой, из которой торчала рукоять засапожного шила, вогнанного в крайнюю левую глазницу. Мальчишка, без всякого стеснения или опаски, присел на свою добычу и глубоко, шумно задышал. Загон териопа как можно ближе к лагерю занял на удивление много времени. Добыча попалась на редкость осторожная, каждый шаг делала только после тщательной разведки, а у него запасы маны не бездонные, как у некоторых. Одна только маскировка жрала как не в себя и то, не до конца справлялась. Но, впрочем, это уже вопрос мастерства, которое нужно развивать и оттачивать!

Маленький охотник дернул крыльями носа, несколько раз моргнул, и уставился в точку неподалеку от себя. Так и есть — териоп уже осознал свою смерть и теперь стоял рядом со своим смертным вместилищем. Взгляд четырех алых бусинок не сулил своему убийце ничего хорошего. На что двуногий лишь фыркнул и засмеялся. Призачная шерсть териопа было вздыбилась, но тут же опала: он был умным хищником, и понял, что сейчас он ничем не сможет повредить охотнику. Вот если бы двуногий тоже покинул свое тело, тем самым подставив себя под его ярость и злость… Но териоп был также достаточно умен, чтобы понимать, что его убийца не станет совершать такую глупость. Нет, только не тот, кто упорно гнал его к своему лежбищу, чтобы не утруждаться переноской туши на большое расстояние. Мальчишка погладил вытянутую морду души своей добычи и передал ей немного сил. Не ожидавший такого териоп запоздало отдернул башку, но почувствовал, что его мысли стали четче и течь быстрее. И одновременно с этим появилось понимание, куда ему надлежит направляться дальше. Жертва склонила голову, признавая свое поражение в вечном круговороте жизни, резко развернулась и истаяла: земли вечной охоты ждали его.

Проводив взглядом душу, мальчик поднялся с туши и уже сам полез под нее. С натужным кряхтением, упершись хребтом в грудную клетку териопа, охотник потащил добычу в лагерь, волоча задние лапы и хвост по земле. Туша весила немногим более центнера, до лагеря было минута неспешного шага, но для уже уставшего мелкого двуногого, чей вес относительно недавно перевалил за 20 килограмм, это была серьезная задача. Но мысли о восхитительно вкусной печени воодушевляли и побуждали тащить добычу дальше.

Лагерь был разбит на полянке неподалеку от большака. В центре потухшее кострище, рядом свален сухостой, чуть в стороне пара котомок. На границе светового пятна, образованного прорехой в кронах деревьев, дорожным столбом стояла высоченная статуя, вырезанная то ли из кости, то ли из белого камня. Вырезанная искусно, но неведомый резчик не успел поработать с лицом, лишь несколькими намеками разметив его. Статуя была облачена в дорожное платье странствующего барда, за спиной на перевязи висела лютня.

Пыхтящий мальчишка вырвался из зарослей, втащил тушу убитого зверя в пятно света, свалил тушу рядом с потухшим костром и развалился рядом. На веточку, расположившуюся под щекой, он не обратил внимания: дыхалка была сорвана, сердце грозило взорваться, мышцы болели неимоверно. Лишь через несколько минут маленький добытчик на коленях пополз к мешку. Достав оттуда длинный стальной нож на деревянной рукояти, он начал потрошить териопа. Работал он не очень умело, но энтузиазм и старательность с лихвой перекрывали огрехи. Когда до окончательного снятия шкуры осталось всего ничего, нож соскользнул с жилы и ткнулся в ладошку. Мальчик непроизвольной ойкнул — не столько от боли, столько от неожиданности — бросил смущенно-виноватый взгляд на неподвижную статую и принялся вылизывать ранение. Сплюнув грязь, охотничек закрыл глаза и начал вполголоса заговаривать разрез от боли и заразы. Закончив, мальчишка замотал руку куском чистой ткани и продолжил обработку туши. Через час, когда шкура была выскоблена, разложена мехом вниз, на ней были разложены сердце, печень, лучшие куски мяса. Мальчик разжёг костёр: сложил пирамидку из сухостоя, напихал мусора в основание и пальцем разжёг. Нарезав вырезку на куски, он нанизал их на заранее отобранные длинные ветви. Поставив мясо жариться, сам начинающий маг зубами погрузился в сырое и жесткое сердце. Урча и причмокивая, он пожирал не столько плоть, сколько хранящуюся в ней силу. Хватило несколько укусов, чтобы почувствовать прилив сил. Напоследок измазанный кровью мальчик все таки опробовал печень. как и ожидалось она была восхитительна. Всё время своего кровавого пиршества, мальчик периодически посматривал на костер и взглядом поворачивал мясо, для равномерной прожарки.

Когда мясо было готово, половину «шампуров» протянули скульптуре-верзиле. Статуя зашевелилась и забрала подношение. Нарезав оставшиеся куски мяса, деятельный мальчик, весь измазанный кровью и другими выделениями, но довольный донельзя, поставил их коптиться. После того, как из котомки была вытащена вместительная фляга, начинающий маг закрыл глаза и начал крутиться на месте, даже такой маленький, на пару километров в сторону речки, недопрыжок требовал предельной кончентрации. Хлопнуло и на землю осел клок нерасчесанной черной гривы. Не то каменный, не то костяной бард неодобрительно покосился на свидетельство воистину преступной небрежности, но как-то реагировать не стал: когда они доберутся до ближайшего города, он проведет подробнейший разбор полетов, ибо ошибок и недочетов за эти неполные шесть дней накопилось на крупный выговор и строгое взыскание. Вернулся ученик уже вымытый и в выстиранной и высушенной одежде. Лицо его сияло широченной улыбкой. Определив по садящемуся солнцу, что уже пора баиньки, мальчик проверил самодельную коптильню, натер травами и упаковал в бумагу печень и остатки вырезки. После чего свернулся калачиком у костра, не снимая одежды. Через минуту ёрзанья с закрытыми глазами ученик открыл глаза, уставился на «статую» и с некоторой обидой заявил:

— Испытательный поход походом, но с чего вы взяли, что я хотя бы раз забуду про сказку на ночь?!

На отсутствующем лице проявилась тень веселья, которую мог распознать лишь тот, кто хорошо изучил внешние повадки «барда». Его ученик — изучил. Это еще сильнее усугубило испытываемое им негодование. Лишь когда Учитель подошел и присел на корточки рядом с ним, он соизволил убрать возмущенное выражение с лица:

— Пожалуйста, расскажите еще, про рыцарей Солнца и ведьм огня!

— Пожалуй, расскажу… На чем мы остановились в прошлый раз? — негромко поинтересовался белокаменный Учитель, тихонько гладя гриву мальчишки.

— Мать не справилась с силой Огня Хаоса, который призвала. Это погубило ее, ее сына, и шестерых ее дочерей. Но вы так и не рассказали, что случилось с последней, седьмой!

— Ну что же… — молвил бард, — она предполагала такой исход и опасалась его сильнее, чем остальные сестры и ее мать. Незадолго до катастрофы, она сбежала в Великие Топи, где лишь спустя долгое время узнала о случившейся трагедии…

* * *

На рассвете, упаковав свою добычу, — ее хватит надолго, можно не тратить время на охоту, — охотник отобрал несколько костей. Учитель обещал, когда он найдет подходящий материал, научить резьбе. Все не пригодившиеся останки, мальчик сложил в кострище и сжёг их. Поссав на прогоревшие угли, он прикрыл это дело пластом дерна, который был снят с этого места еще вчера. Уложив все в котомки, которые он надел на спину и на живот, маленький охотник с воодушевлением направился в сторону тракта. Он догадывался, что понаделал много ошибок и понаделает еще больше. Он осознавал, зарываясь пятерней в несколько потерявшую в объёме гриву, что по прибытии в город его ждет знатная головомойка с разбором полётов, но с нетерпением ждал городских ворот: ведь если он сможет дойти сам, ни разу не оказавшись в безвыходном положении, то Учитель расскажет ему, чем закончилась история с юношей перед решеткой. Кто к нему выйдет, девушка или тигр? Да и резьба по кости его привлекала, сможет сделать хорошее костяное копье и привязать к себе кровью, хорошее будет охотничье оружие.

[1] Местный год равен примерно полутора земным годам.