Severus' Dreams (джен)

Гарри протяжно вздохнул, одним лишь этим звуком выражаю всю свою усталость. Этот вопрос не стал для него неожиданностью. Как бы сильно они с Джинни ни пытались оградить детей от взгляда общественности и от того, какую роль они сами сыграли в прошедшей войне, все они рано или поздно спрашивали его об этом.

В случае Джеймса это произошло в первом же письме домой из Хогвартса. В Гриффиндоре портрет Гарри висел прямо в факультетской гостиной, и сокурсники Джеймса с радостью поведали ему эту историю.

Альбус же дождался конца первого курса. Прежде чем прийти к Гарри, он прочел обо всем в библиотеке и обсудил со Скорпиусом и Розой. Ему больше Гарри было известно о том, что писали в книгах по истории. Альбус лишь (что было для него характерно) хотел свериться с первоисточником.

Когда дело дошло до Лили, Джинни и Гарри решили проявить больше инициативы, рассказывая ей историю по кусочкам и фрагментам в течение нескольких лет, поскольку мальчики так или иначе бы в какой-то момент подняли эту тему.

Что же до Тима… ну, как и во всем остальном, в этом вопросе Тим был совершенно другим. Гарри часто ловил себя на мысли, что, как ни странно, в этом ребенке он видел гораздо больше своих черт, чем в своих родных детях.

Люди частенько отмечали, что Джеймс был таким же любителем рискнуть, как и Гарри (эти слова каждый раз заставляли его вздрогнуть), а Альбус был его вылитой копией. Но по характеру Ал больше походил на Джинни с этой своей тягой опекать слабых и потрясающим умом. Гарри мог лишь заключить, что Джеймс был похож на своего дедушку. Ну, а чего еще стоило ожидать от ребенка, названного в честь Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. О чем они вообще думали? Лили была вся в Уизли, начиная от рыжих волос и заканчивая взрывным характером, порой Гарри казалось, что она вот-вот превратится в свою бабушку.

Тим же был тихим, даже в чем-то застенчивым ребенком. Он всегда предпочитал понаблюдать за другими, прежде чем самому пробовать что-то новое. Чувствительный, странно зрелый и настороженно относящийся к новым людям. Гарри совсем не удивился, когда его распределили в Слизерин, хотя ребенок подходил любому факультету. Как и Ал, Тим обладал поразительным умом. Обстоятельства его жизни потребовали от него огромной храбрости и стойкости духа, и ко всему прочему он был наделен непоколебимым чувством достоинства и справедливости. Возможно, причиной тому было его понимание, что мир вокруг был по определению несправедлив. Однако Тим стремился показать себя гораздо сильнее других, скорее всего, из-за того, что другие всегда жили в спокойной и уютной атмосфере.

Что любопытно, Гарри также выяснил, что в Слизерине училось множество полукровок. Он бы сам в это ни за что не поверил, но после войны, когда он наконец-то удосужился прочесть “Историю Хогвартса”, он обнаружил, что Слизерин традиционно был факультетом полукровок, несмотря на все предполагаемые предрассудки Салазара на этот счет.

Тим еще ни разу не задавал подобных вопросов, как не спрашивал и о статусе Гарри в магическом мире. Мальчику было известно, что он был аврором, но помимо визитов к его начальнице Рос, которую ребенок очень любил, работа Гарри, казалось, его интересовала мало.

Гарри предполагал, что это было связано с тем, что Тиму не нравилось говорить о событиях, сопровождавших его усыновление. Тиму были совершенно не интересны разговоры о темных волшебниках, поскольку он на личном опыте испытал, на что те были способны. Ему хватало и знания о том, что его родители не дадут его в обиду.

Его интересовали другие аспекты гарриной жизни. Так два года назад Тим застал Гарри врасплох, начав расспрашивать о книге, в которой Дадли описывал их детство и которая в свое время перекочевала в книжный шкаф ребенка. Это случилось как раз тогда, когда они вернулись в Англию после продолжительного пребывания на Карибах. Кожа Тима светилась бронзовым загаром, а волосы выгорели до платины Малфоев. Он все еще был маленьким, но обладал проворством и силой, приобретенными за два года, проведенных за плаваньем в теплом океане.

Он достал книгу в первый же вечер после прибытия домой.

— Это ведь о тебе, верно? — сказал он Гарри, который пришел уложить его спать.

Гарри подумывал ответить отрицательно, поскольку эта история все еще отзывалась в нем болезненно, чтобы пересказывать ее кому-то из детей. Но за время войны у него выработалась стойкая аллергия на секреты и ложь.

— Да, — просто ответил он.

Тим долго на него смотрел, а затем сказал:

— Твои тетя и дядя, кажется, были законченными мерзавцами.

Со временем Тим перерос свою привычку исторгать потоки ругательств, но порой в порыве сильных эмоций она давала о себе знать.

— Да, — согласился Гарри.

— Вы поэтому меня взяли? — тихо спросил Тим.

— Поначалу, возможно, — осторожно ответил Гарри. — Но оставили мы тебе потому, что полюбили.

Ребенок лишь наградил его скептичным взглядом.

— Некоторые люди рождаются со своими семьями, — поспешил объяснить Гарри. — Но такие люди, как мы с тобой, должны сами находить свои семьи. Сначала я нашел дядю Рона и тетю Гермиону. А затем моего крестного отца. Затем бабушку и дедушку Уизли, и твою маму, — Гарри улыбнулся, заметив как скептичное выражение на лице Тима постепенно сменяется застенчивой улыбкой. — А теперь в моей семье столько человек, что я даже и не знаю, что мне со всеми ними делать.

Его ответ, очевидно, удовлетворил Тима, поскольку больше он этот вопрос не поднимал.

А теперь ребенок хотел узнать о войне.

Гарри не знал, с чего ему начать.

— Я и сам до конца не уверен, что случилось, — наконец сказал он. — Это было… странно. — Ему не было точно известно, что Тим уже знал о войне, а потому он спросил: — Что ты хочешь узнать?

— Говорят, что твоих родителей убил темный волшебник, — ответил Тим. — И что он не смог убить тебя, и что у тебя иммунитет к Непростительным проклятьям, и что темный волшебник убил тебя, а ты вернулся, — все это он сказал очень быстро, едва делая паузы между словами.

Гарри покачал головой.

— У меня нет иммунитета к Непростительным, просто Волдеморт связал нас вместе. Его магия не действовала на меня, как положено… поначалу из-за того, что моя мама заградила меня от предназначенного мне Смертельного проклятья, а затем… — Гарри невольно содрогнулся. Даже спустя все эти годы воспоминание о кладбище все еще преследовало его в кошмарах. — Он похитил меня и использовал мою кровь в темном заклинании, чтобы заполучить себе больше силы, — Гарри опускал большие куски истории, в большей степени оберегая себя, нежели Тима. — А потом, три года спустя, он бросил в меня Смертельное проклятье, и оно… каким-то образом сработало не так, как надо.

— Ты сражался с ним? — едва слышно выдохнул мальчик. — Так ты умер?

Как можно было объяснить ребенку всю эту неразбериху? Гарри сделал глубокий вдох.

— Ну, он сделал так, что он не мог умереть. Он поместил кусочки себя в разные предметы, чтобы сохранить себе жизнь. И случайно он поместил один такой кусочек в меня. Когда я об этом узнал, то понял, что единственным способом избавиться от него было позволить ему меня убить.

Гарри вновь содрогнулся, вспоминая о том, как узнал, что ему нужно было позволить Волдеморту убить себя. Как Снейп отдал ему свои воспоминания, пока его жизнь утекала вместе с кровью по полу Визжащей хижины.

”Возьми их”.

Когда-то ему регулярно снились сны о смерти Снейпа. Ему потребовалось много лет, чтобы перестать просыпаться в холодном потому, слыша отдающиеся в голове последние слова Снейпа: ”Посмотри на меня”.

В первые годы после войны он обдумывал эти слова, разбирал их по частям с почти безумной дотошностью. Он мог лишь догадываться, что в последние мгновения Снейп пытался отыскать утешение в глазах матери Гарри.

— Так ты умер? — уставился на него большими глазами Тим.

Гарри пожал плечами.

— Я не знаю. Мне так и не удалось разобраться, что же именно произошло. Я… — Гарри помедлил. Он никогда раньше не рассказывал своим детям эту часть, но по какой-то причине ему казалось, что Тиму нужно было это узнать. — У меня было своего рода видение. Я разговаривал с профессором Дамблдором. На тот момент он был уже год как мертв, но он объяснил мне, что я сделал и что мне еще нужно сделать. А затем он сказал мне, что я могу вернуться.

— Каково это было? — спросил Тим едва ли не шепотом.

— Там было… безопасно, — ответил Гарри. — Я был в бегах целый год. Мы голодали и замерзали всю зиму. К тому моменту я так устал от всего, что просто хотел, чтобы все поскорее закончилось.

По-прежнему шепотом Тим задал следующий вопрос:

— Почему ты вернулся?

— Полагаю, я должен был, — задумчиво ответил Гарри. — Я очнулся, и магия Волдеморта больше на меня не действовала. Честно говоря, я мало что помню о последней битве. Кажется, после нее я проспал целую неделю, — Гарри чуть улыбнулся, хотя ему совсем не нравилось вспоминать то время.

— Кто сказал тебе, что ты должен умереть? — в голосе Тима послышались напряженные нотки.

Гарри опустил взгляд на его лицо, прежде чем ответить.

— Профессор Снейп. Ну, он не совсем сказал мне это, он отдал мне свои воспоминания. — Эта часть последней битвы всегда казалась Гарри самой странной. То, как Снейп явно предвидел свою кончину. Он оставил Омут памяти там, где Гарри мог его найти, а сам Гарри оказался рядом, когда он умирал. В тот момент Гарри все еще думал, что Снейп был ответственен за смерть Дамблдора. Если бы он наткнулся на Снейпа при других обстоятельствах, он бы даже слушать его не стал. Но каким-то образом последняя воля умиравшего зельевара поколебала его суждения.

— Зачем? Как? — голос Тима прозвучал непривычно резко.

— Он умирал. Волдеморт ранил его, — Гарри невольно представил в голове эту сцену. Он содрогнулся, пытаясь отогнать воспоминания о давящем со всех сторон туннеле, голосе Волдеморта и ужасных звуках, издаваемых Снейпом, когда Нагайна укусила его в шею. — Это было ужасно. Но все же профессор Снейп каким-то образом воспользовался заклинанием, чтобы превратить свои воспоминания в то, что я мог бы поместить в Омут памяти. В них все объяснялось.

— Темный лорд узнал, что он был предателем? — захваченный историей спросил мальчик.

Гарри задался вопросом, уж не называли ли до сих пор слизеринцы между собой Волдеморта “Темным лордом”.

— Нет. Волдеморт так ничего и не узнал. Понимаешь, он думал, что, украв волшебную палочку Дамблдора из его могилы, он станет неуязвимым. Затем он решил, что палочка Дамблдора отказывалась работать в его руке, потому что его убил профессор Снейп. И тогда он подумал, что, если убьет профессора, особые силы палочки перейдут к нему. Но это не сработало, потому что Дамблдор на момент своего убийства уже умирал. Он попросил профессора Снейпа ему помочь, чтобы палочка так и осталась ему верна. Но Волдеморт решил, что хозяином палочки стал профессор Снейп.

Гарри взглянул вниз, чтобы посмотреть, успевал ли Тим за его рассказом, и заметил, что глаза у ребенка подозрительно блестели.

— Все хорошо?

Тим покачал головой.

— Я не знаю… просто вдруг почувствовал, словно… не знаю, — мальчик кашлянул, прочищая горло. — Это очень грустно.

Гарри кивнул. После пережитого им самим Тим часто глубоко переживал потери других людей.

— Не знаю, стоит ли мне продолжать рассказывать об этом, если это тебя расстраивает.

— Нет. Как все закончилось? — поспешно спросил Тим. — Как так получилось, что ты не умер?

Гарри подавил вздох, он знал, что Тим не оставит этот вопрос.

— Я сразился с Волдемортом. Но я не убивал его, он вновь попытался наслать на меня Смертельное проклятье. Но палочка Дамблдора не работала в его руке, и его заклинание срикошетило в него самого.

— Но ты хотел его убить? — спросил Тим этим своим странно напряженным тоном.

Гарри медленно покачал головой.

— Нет. Я использовал Смертельное проклятье лишь раз, — серьезно сказал он. И вновь он рассказал Тиму больше, чем другим детям, когда тем было по одиннадцать. Но мальчик был свидетелем того единственного раза, когда Гарри убил другого человека. Обычно об этом они говорили только в кабинете у Фиби.

Тим кивнул, прижимаясь к Гарри поближе. Кажется, на сегодня у него вопросы закончились. Спустя пару минут тело Тима расслабилось, а дыхание замедлилось. Три дня на целебных зельях имели склонность оказывать на людей такое воздействие.

Гарри уложил ребенка в кровать и приглушил заклинанием свет, заняв место в кресле-качалке. Откинув голову назад, он позволил себе задремать.

Лишь несколько часов спустя его разбудила Молли.

— Гарри, дорогой? — позвала она, тихо постучав в дверь, сообщая о своем присутствии. — Ты ничего не ел этим вечером.

Гарри сонно открыл глаза.

— М-м-м?

Она снисходительно улыбнулась ему.

— Я уже отправила Джинни спать. Почему бы тебе тоже не пойти в кровать? Я с ним посижу.

Гарри покачал головой, потирая глаза основаниями ладоней.

— Нет, все хорошо, Молли. Сомневаюсь, что я усну.

Молли зашла в комнату, трансфигурировав одну из подушек в еще одно кресло-качалку.

— Что ж, тогда я посижу с тобой, — мягко сказала она ему. — Как он? — спросила она, кивая на спящего мальчика.

— Лучше. Ал рассказал тебе, что мы с Джеймсом кричали прямо по дверью и что я забыл вернуть на место заглушающие чары? — Гарри чувствовал себя ужасно. Он знал, что сейчас Тиму меньше всего нужно было, чтобы его будил звук злых мужских голосов.

Молли кивнула, призывая свою сумку с вязанием. Некоторое время она ничего не говорила, лишь спицы мелькали в ее руках.

— Джеймс вернулся? — тяжело спросил Гарри.

Молли покачала головой.

— Нет, Гермиона прислала сову. Он останется у них, пока вы оба не остынете.

— Возможно, это к лучшему, — отозвался Гарри, откидываясь на спинку кресла. — Господи, как ты это выносила, Молли? — спросил он. Ему стало ужасно стыдно за все то беспокойство, что они с Роном доставили Молли.

Она подняла на него взгляд, усмехнувшись.

— Клянусь, что это не я тебя прокляла, Гарри.

— Прошу прощения? — с недоумением посмотрел он на нее.

— Материнское проклятье, — спокойно ответила она.

Гарри покачал головой.

— Ты меня запутала, — улыбнулся он одним уголком губ.

— “Пусть твои дети будут такими же, как ты сам”, — замерцали глазами Молли. — Хотя я могла пожелать такого бедняжке Джинни.

Мягкий юмор Молли слегка облегчил груз вины, сдавивший грудь Гарри.

— Так он такой же, как я?

— В некоторых моментах, — Молли чуть склонила голову на бок. — Как его ранили?

— Ну, знаешь, он должен был лишь наблюдать за подозреваемым и ждать подкрепления. Но он потерял терпение и, когда ему показалось, что подозреваемый собирается аппарировать, ввязался в драку в одиночку, — Гарри сжал кулаки, подавляя страх, который норовил удушить его изнутри.

— Ему удалось сразить его?

— Да, что обиднее всего, — прорычал Гарри. — Вместо того, чтобы получить выговор за нарушение протокола, ему удалось провести свой первый арест всего через полгода после полноценного вступления в должность аврора. Весть департамент просто в восторге, а ведь подобное безрассудство не доведет его до добра. Но он, естественно, думает, что я реагирую слишком остро, — Гарри судорожно вздохнул. — Он припомнил мне войну и парочку историй, которыми Рон забил его голову. Ну, и я, вроде как, сорвался.

Молли сочувственно кивнула.

Гарри криво усмехнулся:

— Если кто меня и проклял, то это Снейп. Кажется, я припоминаю, как он не раз сходил с ума из-за моего безрассудства. И, Господи, он ведь пытался научить меня окклюменции. Вот же был кошмар. Бедняга.

— Рон все подает так, что вы с ним были образцовыми учениками, — с ухмылкой заметила Молли.

— У меня память получше, чем у Рона, — угрюмо отозвался Гарри. — Я помню, как полжизни провел, едва не сходя с ума от страха. И получше него помню, как мы не раз были на волоске от гибели.

Они снова замолчали. Гарри позволили себя закрыть глаза.

Кажется, было уже очень поздно, когда Гарри разбудило хныканье Тима. Эрни говорил им ожидать чего-то подобного, но от этого ему не стало легче при виде сидящего в кровати сына, чьи тихие всхлипы перерастали в крик, пока им постепенно завладевал ночной ужас.

Гарри соскочил с кресла, опуская руки на плечи Тима.

— Ш-ш-ш… любимый, тебе снится сон, — сказал он, осторожно встряхнув ребенка.

Глаза Тима были широко открыты, но он ничего перед собой не видел. Из его рта вырывались такие крики, словно кто-то пытался убить его. Прошло несколько лет с тех пор, как ему снились столь сильные кошмары. Гарри заглянул Тиму в глаза, используя мягкое прикосновение легилименции, чтобы прогнать страх, как делал уже сотни раз.

Разум Тима резко отстранился от него. В этом состоянии он никогда поначалу не мог понять, кем был Гарри.

— Это всего лишь я, — сказал Гарри и мысленно, и вслух. — Все хорошо, ты дома, ты в безопасности.

Разум Тима уже не был столь же открыт, как раньше. Но это было нормально: когда дети взрослели, у них пропадало желание пускать людей в свой разум.

Когда Тим проснулся, вырвавшись из пут пытавшего его видения, Гарри почувствовал, как он мысленно оттолкнул его, пытаясь прогнать. Удивившись этому, Гарри мягко отстранился. Это было что-то новенькое, возможно, у Тима был природный талант к окклюменции. Это бы его не удивило, учитывая склонность Тима к скрытности.

Ребенок окончательно проснулся, разглядев, что происходит вокруг него. Но спустя мгновение глаза Тима закрылись вновь, и он опустился обратно на кровать.

Лишь только тогда Гарри осознал, что Молли, должно быть, либо отправилась домой, либо ушла спать в гостевую комнату, оставив Гарри в кресле-качалке с накинутым поверх одеялом. Гарри устало превратил кресло в раскладушку и улегся на нее.

п/п: не до конца уверена про историю палочки. либо автор специально опустила деталь про Малфоя, либо слегка подзабыла канон (что маловероятно, учитывая что история довольно тщательно вписана в канонные рамки)