Точка Пространства (джен)

«Обмену и возврату не подлежит,» — в бессильной ярости, вновь и вновь сжимая и разжимая кулаки, вспоминал Квилл слова истаявшего в вормирском тумане хранителя камня.

Они опоздали. Ни Таноса, ни Гаморы на планете уже не было. Что могло означать лишь одно — фиолетовый ублюдок добился своего.

Если бы не ладонь Мантис на плече, Питер давно бы рвал и метал, однако та пусть и временно, но дарила утешение. Так, его хрупкая подруга оказалась единственным якорем спокойствия и разума, способным удержать брошенного в море безумия Квилла. Однако и по её щекам текли тихие слёзы. Дракс молчал в отдалении. А проблемная сестрица Гаморы, из-за которой всё и случилось, сгорбившись, сидела в углу, низко опустив голову.

Звёздного Лорда нельзя было назвать джентльменом, а потому Питер с удовольствием бы врезал той по лицу. «Вот почему эта гадина осталась в живых? Отчего бурдюк не мог сбросить со скалы другую дочку? И, какого лысого, Гамора вообще ввязалась в эту самоубийственную авантюру ради этой синей поганки? Мало та попортила им всем крови? Мало старалась её убить, ударить побольнее?» — Квилл вздохнул… Некоторые вопросы так и останутся без ответов. Но именно это решение Гаморы и рука Мантис на плече не давали ему выкинуть Небулу в открытый космос.

Как бы сильно ни хотелось. Как бы… Невыносимо было смотреть на неё и знать, что вот за эту никчемную жизнь и заплатила твоя любимая, ну же, признайся, Квилл, женщина.

И будто мало им было всего этого, так ещё и угораздило поредевшей командой попасть в метеоритный поток, которого в этом месте и не должно было быть. Притом, конечно, даже морально подавленный Звёздный Лорд охотнее бы отгрыз себе руку, чем признал, что ему не хватало второго пилота, не хватало этого вредного пакостника, постоянно оспаривавшего с ним лидерство… Но это было так. Возможно, даже сиди Ракета как всегда за соседним пультом, будь команда в сборе, этого было бы не избежать. Но какое-то чувство всё же твердило об обратном, остро сожалея о разделении. Ибо именно после того, как это случилось, всё и полетело в бездну.

Да, Квилл сумел спасти экипаж, но не корабль. И теперь они застряли черт знает где и черт знает с кем… Как оказалось, то, что свалилось на них не было обычным метеоритным потоком, даже обычной аномалией не являлось…

Космос порой бывает удивительно тесен. Так, синяя вспышка ударила в спокойно дрейфующий слева по борту довольно крупный астероид, раскалывая того на множество обломков, поток которых едва не смёл Стражей.

Обшивка была пробита, машинное отделение повреждено. Кораблю грозила полная разгерметизация и взрыв фотонных двигателей. Увы, закон Мёрфи в тот злополучный день был на их стороне. «Всё, что может пойти не так, обязательно пойдет не так…» В любом случае Квилл решил подстраховаться и отправил свою поредевшую команду по спасательным капсулам. Благо рядом имелась планета с более или менее сносной атмосферой, даром, что ненаселенная разумными формами, однако изредка используемая опустошителями как место, где можно спокойно отсидеться. В последнее время, правда, сюда их корабли заходили редко. Раз лет этак в пять-семь, благо были нычки и поближе и погостеприимнее. Сам Звёздный Лорд на этой планетке под названием Тау-4 ни разу не был, да и бывать не планировал.

Дракс уже увёл Мантис, не сводившую с Питера огромных грустных глаз и явно раскусившую его безумный план, но не ставшую останавливать. Отчасти Квилл ей был за это благодарен, но лишь отчасти. Другая его часть, что выживала всегда и везде была против поступка в духе романтической трагедии, где капитан идет на дно вместе со своим кораблем.

Потому он не слишком сопротивлялся, когда синекожая стервоза безо всяких прелюдий тюкнула его по темени чем-то тяжелым. В голове успела мелькнуть мысль, что скорее всего Мантис была в курсе, и эти… сговорились.

Очнулся Питер уже в капсуле, которая явно не была рассчитана на двоих, а потому они с Небулой оказались в весьма двусмысленном положении.

Звёздный лорд не был бы собой, не прокомментируй он это:

— Знаешь, я, конечно, не имею ничего против секса с киборгами, даже с киборгами, норовящими свернуть мне шею, и такое бывало, но с дочерями Таноса я, пожалуй, завяжу!

Вместо ответа Небула двинула ему коленом в пах, отчего несчастная капсула зашаталась.

— Потише, психичка! Ты нас угробишь! — возмутился Квилл.

— Не ты ли только что хотел умереть? — злобно посмотрев на него, спросила она.

— Так зачем же спасла? — Питер полностью вернул ей этот взгляд. — А?

На этот вопрос Небуле явно было нечего ответить. Как вдруг капсулу сотряс новый, куда более сильный удар.

— Да хорош уже лягаться! — взбешенно крикнул Квилл, отчаянно жалея, что не может достойно ответить обидчице из-за тесноты.

— Это не я, — удивленно пробормотала она, глядя куда-то поверх плеча Звёздного Лорда.

— Эй, что там? — попытался извернуться Питер, но у него ничего не вышло, капсулу только ещё больше зашатало.

— Особь женского пола неизвестного мне вида, с виду похожа на терранцев, однако учитывая, что она, вцепившись в наш борт, готовится преодолеть верхние слои атмосферы… Это не терранка, — наконец ответила Небула.

— Что? У тебя программа сбоит?

— Вряд ли… Она смотрит на меня так, словно я ничтожество… Квилл, — она впервые назвала его по фамилии. — Мне не по себе.

— Вряд ли кто может быть страшнее твоего папочки, разве что мой! — нервно хихикнул Звёздный Лорд. — Ничего. Верхние слои атмосферы ещё и не таких расплавляли… Капсулу мы потом, конечно, навряд ли отмоем… Да и запах горелого мяса нескоро выветрится…

— Мне кажется, она нас слышит!

— Невозможно, в космосе нет воздуха и звук не может…

— Мы уже не в космосе, кретин!

Тут Квилл заткнулся, но не столько от шипения своей попутчицы, сколько от давящего ощущения того, как нечто очень мощное и страшное пытается проникнуть в его разум. Однако тут капсулу тряхнуло особенно сильно и присутствие исчезло.

Звёздный лорд судорожно вздохнул, чувствуя, как по телу стекает пот.

— Видишь, твоя чудо-женщина отвалила! — как можно нахальнее заявил он Небуле.

— А я всё ещё чувствую, как дрожат твои колени, — переплюнула его попутчица, отчего Квиллу осталось только обиженно засопеть.

Ну ничего, недолго им ещё падать… Посмотрим, кто потом посмеется… Хотя Питер сомневался, что стервоза на это вообще способна.

Посадка прошла не то, чтобы мягко, но Квиллу падение значительно смягчило пусть и принадлежащее киборгу, но все же не слишком твердое тело.

Выбравшись из несколько деформированной капсулы и даже соизволив подать недовольной даме руку, которую та благополучно проигнорировала, несмотря на явную боль, Звёздный Лорд решил осмотреться.

Дракса и Мантис поблизости не наблюдалось, да и глупо было полагать, что их всех выкинет в одной точке. Зато…

Квилл, не стесняясь выражений, витиевато выругался. В метрах ста от них в центре воронки, куда более глубокой, чем полагалось, возвышалась статная черноволосая женщина в подпаленном зеленом плаще.

— Что ж, возможно, она из той же лиги, что и наши папаши…

* * *

Она ждала этого момента больше тысячи лет в островке Темного измерения, иронично именуемого Хельхеймом. Тысячу лет Хела бессильно наблюдала за тем, как Дормамму пожирал вновь прибывающие души «худшей части» её народа. Да, в основном то были трусы и подонки, но менее неприятной от этого картина не становилась.

Одно дело — уничтожить материальную оболочку, выбросив дух за круги мира, и совсем другое — полное поглощение с переработкой полученной энергии и знаний под свои нужды. Даже ей, богине смерти, становилось не по себе, а заключенная раннее сделка казалась чудовищной ошибкой.

Впрочем, кольцо защищало её от Дормамму. Скорее всего, Один знал это, иначе не отправил бы сюда… И вовсе даже не из-за любви к ней. О, нет! Всё дело в том, что Хела с её силой и познаниями стала бы для демона лакомыми кусочком… Однако получилось так, как получилось. Неугодная дочь жива, здорова, вот только заперта там, куда даже Сурт заглядывать побоится.

И всё же Всеотец не вечен. Хела знала, что когда-нибудь вернется в игру. И тогда… Нет, она не могла обезуметь настолько, чтобы продолжить союз с Дормамму после увиденного, но вот отомстить и вернуть то, что принадлежит ей по праву, вполне.

Если с возвращением Асгардского трона всё было более или менее ясно, то с тем, кому мстить, если её освобождение возможно лишь со смертью Одина, Хела ещё не определилась. С одной стороны богиню смерти прямо-таки разрывала удушливая ненависть ко второй жене отца, с которой та связывала порождение большей части негативных изменений в нем, а с другой существовал ещё тот, кто одним своим рождением отнял у неё право называть наследницей… Но и, помимо царицы с её отродьем, имелся и ублюдок самой Хелы, тот, кого она так «удачно» подкинула Всеотцу.

Именно этой насмешке судьбы она сейчас обязана своим положением, и в то же время маленькое чудовище дало ей возможность хоть немного, но поквитаться с отцом, обернуть его провозглашенное мягкосердие и справедливость против него самого. Это было гениально — оставить ему маленькую частичку себя, как вечное напоминание ошибок и того, кем он сам являлся ранее… В добавок ко всему, йотун, выросший в Золотом городе — нонсенс. Пожалуй, Хеле даже будет любопытно на это взглянуть… Перед тем, как убить.

О да, к тому времени отродье уже выполнит свою роль. Не назначать же своим наследником йотуна! Скорее уж она женит своего братца и заберет его дитя, чем позволит осквернять золотой престол поганой кровью. Богиня смерти смоет свой позор, предварительно позаботившись, чтобы ублюдок не попал к Дормамму — в этой милости она всё-таки не откажет… Но до этого далеко.

Пока Хела восстанавливала силы, беспомощно наблюдая за действиями демона. Иных развлечений в окружавшей её пустоте не было. Изредка Дормамму снисходил до разговоров с ней, однако ничем хорошим эти переговоры не заканчивались. Целью демона было спровоцировать её на заведомо безнадежный бой, а после, воспользовавшись слабостью, отнять кольцо. Потому она тренировала то, в чем никогда не была сильна, а именно терпение.

Развивала богиня и другие способности из разряда тех, что ранее считала ниже своего внимания. Иллюзии хорошо занимали страждущий разум — Хела могла десятилетиями строить свой идеальный Асгард в окружающей пустоте, продумывая малейшую деталь, а могла разыгрывать целый спектакль, во всех подробностях прокручивая варианты своего возвращения.

Раньше такие уловки с её могуществом были ни к чему — богиня смерти действовала открыто, не прячась за иллюзиями, но это не значит, что она ими не владела. Не развивала — да, но сейчас у неё было достаточно времени, чтобы во всех красках представить себя владычицей не только девяти, а куда большего количества миров… Покорно склоненная перед нею светловолосая макушка единокровного братца приятно довершало картинку, хоть Хела и понимала, что это вряд ли будет так. Понимала и уважала. В том щенке, что она пыталась забрать с собой, был стержень, иначе богиня и не стала бы пробовать.

И всё же, если в её собственном отродье будет хоть капля того достоинства царей, богиня его пощадит. В конце концов после свержения Лафея Йотунхейму понадобится наместник. Впрочем, Хела не особо верила, что ублюдок вообще доживет до её возвращения. Уж ей ли не понять, что Всеотец, которого она знала, никуда не делся, и что он навряд ли способен долго терпеть того, кто, вероятнее всего, вобрал лишь только худшие качества от обоих родителей. Тут она, конечно, Одину нисколько не сочувствовала, а напротив довольно потирала руки, представляя синеющего от злобы и пытающегося приморозить дедушку черноволосого ребенка.

Однако реальность оказалась куда интереснее. Тренируя свою вторую бесполезную (особенно в окружающем вакууме) способность — телепатию; она неожиданно даже для самой себя однажды дотянулась до знакомого камешка… Тессеракт ей не особо обрадовался, но Хеле всё же посчастливилось зацепиться за его нового владельца, благо тот, оказался с ней одной крови.

Немыслимо, но камень Пространства оказался куда более преданным поганому полукровке, чем ей, первенцу Одина. Богиня смерти не любила вспоминать то их с Лафеем фиаско в Мидгарде. Камень их предал, перенеся с армией назад, в Йотунхейм, а сам остался, как впоследствии выяснилось, в мире смертных. Возможно, уже тогда проклятый куб избрал своим владельцем того, кого она носила в своем чреве.

И всё же несмотря на поднятое в ней возмущение и зависть, это было ей на руку. Тессеракт — это ключ от её темницы, пусть он не в самых достойных руках, но кровное родство дает ей некоторую власть над ними.

Они встречаются во сне. Тогда он выглядит как ас и ведет себя соответствующе, но она помнит, она видела его вторую, гнилую натуру. И всё же ублюдок слишком похож на неё, и Хела, вопреки всему, даже не может в полной мере позлорадствовать над вынужденным это терпеть Одином. В этом облике в Локи не было ничего от его чудовищного отца, и в какой-то момент Хела начала думать, что все-таки сошла с ума и подсознание прислало ей кривое отображение.

Но нет, он был здесь. Вёл себя расковано и нагло. Почти совсем её не боялся. Сказал, что его нарекли богом обмана… Всеотец вырастил его как своего сына и ничего не говорил. Какая-то часть богини смерти задыхалась от возмущения — видано ли дело, давать титул принца грязному полукровке, более того, ещё и нарекать того богом обмана! Впрочем, частичка сил их рода в отродье, определенно, присутствовала, так что неформальное право он имел… Однако… Даже полукровный ублюдок некоторое, пусть и недолгое время правил Асгардом!

О, в тех поверхностных воспоминаниях, которые ей всё же удалось считать, Хела почерпнула много интересного. После столетий почти полной изоляции она глотала информацию так жадно, как могла, однако мальчишка упорно сопротивлялся…

По-хорошему уговорить её выпустить не получилось. Несмотря на то, что она расщедрилась на краткий экскурс в свою историю и приоткрыла тайну его происхождения. Вообще, Хела не была мастером переговоров. Только не таких. Агрессивных — пожалуйста. Да и уговаривать, а тем более просить — совсем уж не её, да и не опустилась бы она до того, проведи хоть ещё тысячу лет в Хельхейме!

Посулы править вместе, как мать и сын, провалились. То ли отродье было противником матриархата, то ли не зря звалось богом обмана и раскусило её истинные намерения. Скорее второе. Впрочем, хоть Хела и пришла в ярость, но не отчаялась. Локи (кто дал ублюдку это дурацкое имя?) было некуда от неё деться. Он был неплох в менталистике, но она, нет, не искуснее, просто сильнее.

Теперь ей было не скучно в своих пустынных чертогах. О, Хела нашла отличное применение и иллюзиям, и телепатии. Играя на подсознательных страхах своего отродья, она задавала ему такие веселые ночи… Помимо этого, она с каждым разом проникала всё дальше за его ментальный блок, впиваясь в воспоминания. Локи стал её связью с реальным миром. И хотя он изводил её своим упрямством, Хела готова была признать, что ей будет почти жаль избавляться от него, когда всё будет кончено.

Никто не смеет ей перечить. Причем столь долго и категорично. Такое карается лишь смертью. Никакого подарка судьбы в виде Йотунхейма. Впрочем, вряд ли тот бы его принял. Её одновременно забавлял и раздражал тот факт, что этот йотунский ублюдок боится и стыдится своего второго «я».

Возможно, однажды она даже могла бы примириться с таким сыном, однако он сам выбрал смерть, отказавшись принять её милость.

Время шло, а каких-либо видимых результатов Хела так и не добилась. Радовало только «одно» — отец стремительно слабел, а она, наоборот, набирала сил, так что вскоре Локи не был бы уже нужен. Однако она продолжала развлекаться, собирая информацию о мирах, которыми она вскоре, несомненно, будет править. Правда, вызывал опасения некий безумец Танос, который с момента её пленения стал куда более безумен и могущественен, да и вопрос с Дормамму стоило решить. В любом случае богиня намеревалась вновь завладеть Тессерактом, и пусть только попробует вновь предать её! Прельщали Хелу и другие камни, однако информацию об их местонахождении пока что выжать из Локи не получалось. Но всё было впереди… И время у неё было.

Пока однажды Хела не сумела устоять перед искушением открыть свою темницу другим, удачно подвернувшимся ключом. Вряд ли та ведьма, плод больной фантазии камня Разума, всерьез понимала, что делает, воздействуя своей силой на носителя камня Реальности. Эффект получился неожиданным — её дражайший братец, точнее его не самый выдающийся разум, сознание, душа, называйте как угодно, оказался в Хельхейме.

Тор вырос, и явно не спешил падать ниц. Более того он взбесил её уже тем, что владел её молотом.

«Так не доставайся же ты никому!» — решила она и уничтожила своё любимое оружие, потому как ощутила изменения в нем. Один исказил Мъёльнир, подогнав критерии достойности так, что богиня смерти больше не могла им воспользоваться. И всё же… Хеле было больно. Она и не знала, что ещё может страдать по чему-либо, но это было так.

И она жаждала расплаты со своим «достойным» братцем за то, что ей пришлось сделать. И потому была готова убить Локи, когда тот вырвал того из её рук. Ничего… Зато потом её отродью пришлось несладко.

Однако Хела никак не могла прогнать из головы то, что хотя она и твердила сыну: «Ты никому не нужен», это было не так. Они с Тором были братьями, если не по крови, то по духу. Тогда как она… Нет, богине смерти никто не нужен. Никто… Однако впервые она задумывается, а могло ли быть по-другому?

Но, когда события завертелись с ужасающей (для привыкшей к размеренной скуке Хельхейма богини) скоростью, всё эти мысли были отброшены прочь, как незначительные и не имеющие значения.

Танос преступил черту, напав на Асгард. Теперь он занял первую строчку в списке Хелы. Да, это он способствовал отправке Одина на тот свет, но, вопреки доводам разума, ей было почти жаль. И не того, что не смогла поквитаться лично, нет… Ненавидеть того, кого некогда боготворила, оказалось для неё проще, чем всерьез желать отцу смерти. Хотя, как легко объясняла это себе Хела, для него это было бы слишком просто! То ли дело эта идея с отправкой всемогущего Всеотца под заклятием забвения в дом престарелых смертных, почерпнутая в разуме отродья.

Потому, когда загнанный в угол Локи выпустил её, Хела дала волю своей ярости. Щёнок, из-за промедления которого пострадал Асгард (и погиб Один), отпал на второй план. Тысячелетие боли и не находящей выхода злобы вложила она в свою атаку, не гнушаясь притом ни силой куба, ни Гунгнира, ни того, что смогла выжать из Темного измерения через кольцо. Неудивительно, что даже с двумя камнями Танос оказался сметен.

Однако она была почти без сил, когда, буквально нутром почувствовала, что её ублюдок замыслил своё очередное предательство. Хотя по отношению к ней его действия вряд ли можно было назвать таковым. В любом случае богиня смерти поспешила избавиться от него, не учтя, что таков и был его гнусный план.

И всё-таки Хела недооценила фактор воспитания. Царица Фригга даже мертвой умудрялась ломать ей жизнь! Но кто бы мог подумать, что отродье Лафея и богини смерти окажется способным на самопожертвование? И ради кого? Кучки смертных? Брата?

Ей было не понять, однако миг её триумфа обернулся новым падением. Гаденыш отправил её в открытый космос. Хела уже успела мысленно подготовиться к долгим скитаниям в полуживом состоянии, однако полет оказался коротким.

Она весьма неудачно врезалась в каменную космическую глыбу, однако весьма удачно оказалась откинута к маленькому челноку, в котором ютились двое живых. По сравнению с пустотой в Хельхейме и холодной космической бездной — не так уж плохо.

Во всяком случае разбрасываться этими ресурсами не стоит. Кто знает, может, планета не обитаема, и эти двое её единственные предполагаемые поданные и лекарство от скуки… Да и возможности вызвать Радужный мост или воспользоваться Тессерактом у неё нет, а эти двое, как бы это ни было тяжело признавать, явно понимают в технике побольше её… А потому убивать за отсутствие должного уважения к своей персоне она не будет, во всяком случае не сейчас.

— Ты кто такая? — бесцеремонно спросил её на общегале упитанный смертный, хотя, скорее, полусмертный. Аура была нетипичной, да и прожить он обещал подольше.

— Я Хела, богиня смерти, первенец Одина и законная царица Асгарда.

— Ух ты ёж! Не знал, что у Тора такая обалденная старшая сестрица! — тут же заметно расслабился полусмертный. Его синекожая спутница восторгов не разделяла; сама же Хела скривилась, как от зубной боли: что ж, ну и «достойную» же компанию подбирал себе её единокровный брат. Впрочем, выбирать особо не приходилось.

— Склонитесь предо мной! — всё же потребовала Хела. Отходняк от использования Тессеракта и кольца ещё не накрыл её в полной мере, и она могла создать иллюзию собственного могущества, чтобы как следует запугать этих двух не блещущих разумом индивидов.

— Эй, с чего бы! Мы не подданные Асгарда! — возмутился было получеловек, когда синекожая киборг наступила тому на ногу, быстро зашептав что-то про Локи и перчатку с камнями.

Смекнув, что космос при всей своей необъятности оказался довольно тесен, Хела решила выждать. Неизвестно, за кого именно эти двое идиотов.

— Эта перчатка. Откуда она у тебя, о владычица? — девчонка, определенно нравилась ей больше. Пусть и легкий, но это был полупоклон, а потому Хела ответила:

— Я уничтожила её предыдущего владельца. Вы всё ещё сомневаетесь в моем могуществе?

— Ты убила Таноса! — неверяще спросил её полусмертный. — Как?

— Отомстила за свой народ. А вы, вижу, рады его гибели?

— Этот ублюдок убил мою девушку, обменял на проклятый камень!

— Гамора не была твоей девушкой, не льсти себе, Квилл! — урезонила его синекожая.

Хела усмехнулась: ситуация вырисовывалась интересная. Танос мог обменять камень лишь на близкое существо — значит, эта Гамора была его «ребенком», эта синяя, по всей видимости тоже, полусмертный же… несчастный влюбленный идиот, а значит, она сможет вертеть ими как хочет, главное, знать, что обещать.

— Возможно, я бы смогла вернуть её, — подождав пока утихнет их спор, спокойно заметила Хела. Как и ожидалось, её слова возымели эффект разорвавшегося снаряда.

— Это невозможно!

— Для меня нет ничего невозможного, мои, теперь я думаю, верные подданные! Я богиня смерти — раз, два — владелица камня Души и три — нам нужно выбраться из этой дыры, чтобы я подыскала для вашей подруги подходящее тело, здесь мы навряд ли что-то найдем… Если, конечно, никто из вас не хочет пережить смерть мозга и стать сосудом. Вы же не самоубийцы, верно?

Квилл и киборг молчали, пока, наконец, не опустились на колени. По лицу Хелы пробежала страшная улыбка. Её, определенно, рано было списывать со счетов.