Песня о любви к апокалипсису (гет)

Ранее:

Наивно было ожидать, что идеология Волан-де-Морта умрёт вместе с ним. Как будто они пожмут друг другу руки, похлопают по спине, дескать, «Вот это мы команда» и «Молодец, большое спасибо, Гарри», и на этом всё и кончится.

А Сивый-то всё ещё на свободе.

* * *

31 октября 1998 год

Усталость — это не эмоция, но Северус готов поклясться, что чувствует, как это исходит от Грейнджер, когда она входит в его кабинет. Но помимо усталости проскальзывает что-то ещё. И не тот странный отголосок, который ощущается после пользования маховиком времени. Это преследует её с самого утра, усиливаясь в моменты, когда она бросает на него свои взгляды во время ужина. Странное сочетание любопытства и… чего-то ещё. Чего-то ещё, что ощущается почти как неохотная благодарность.

— Здравствуйте, сэр, — говорит она, разглаживая юбку тёмно-зелёного вечернего платья. — Я, э-э-э… Я бы хотела с вами кое-что обсудить. Если у вас есть свободная минута, конечно. — И не дожидаясь от него какого-либо ответа, дрожащим голосом, идентичный её эмоциям, тараторит: — Мне приснилось, как вы ставили защиту на дом моих родителей. Вы накладывали чары… Насколько я понимаю, чтобы держать Пожирателей смерти как можно дальше от них?

Северус берёт красные чернила и перечерчивает ими целый абзац эссе третьекурсника.

— Да, я поставил защиту.

— Могу я поинтересоваться, зачем?

Отложив перо, он приподнимает бровь.

— Они были родителями лучшего друга Гарри Поттера, и так вот получилось, что у меня больше трёх клеток мозга. Из чего я сделал вывод, что они могут стать очередной мишенью Тёмного Лорда.

— Да, — фыркает Гермиона, — но зачем вы это сделали? Почему не кто-то другой из Ордена?

— Потому что это не было приказом Дамблдора.

Никаких внешних признаков, но он чувствует, как его ответ обезоруживает Грейнджер. Сунув руку в сумку, она достаёт знакомую книгу — ту самую, о чарах памяти, которую девчонка однажды у него стащила.

— Я подумала, что мне стоит вернуть это, — говорит Гермиона.

— Хм, — он встаёт и не спеша подходит к столу, забирая из её рук книгу. — Может, тогда заодно вернёте всё, что когда-либо у меня украли?

Слабо усмехнувшись, она пожимает одним плечом.

— Я не могу вернуть вещи, которыми воспользовалась много лет назад.

— Вы могли бы хотя бы ради порядочности изобразить раскаяние.

— Да вы бы сразу поняли, что я лгу, — откинув волосы с лица, она вздыхает. — Сэр? Могу ли я спросить ещё… Что бы вы сделали на моём месте? Если бы это были ваши родители.

— То же самое, что и вы, — без колебаний отвечает Снейп. — Но почему для вас это так важно? Знать, что вы поступили так, как поступил бы я. Не читаете газет? Согласно многочисленным статьям, я самый что ни на есть паршивец.

«Общественное мнение порой бывает полным дерьмом», — думает Грейнджер.

Северус даже не возражает. В сегодняшнем выпуске «Ежедневного Пророка» выставлено фото Поттера возле могилы своих родителей. В прилагающейся статье писалось, что Северус на этом мероприятии отсутствовал. Что бы они написали, если б он всё-таки решил отправиться на кладбище и оплакать потерянного друга на виду у всех? Лицемерное раскаяние? Всё ради шоу?

Часы на каминной полке бьют восемь, и камин загорается зелёным свечением.

— Северус, — говорит Минерва из пламени. — Почему ты не сказал, что решил последовать моему совету и поговорить с Флё… ох. Вечер добрый, мисс Грейнджер. Я вас не заметила.

— Здравствуйте, профессор, — кивает она.

Грейнджер направляет свои мысли на Северуса, пробиваясь сквозь его щиты.

«Разговаривали с Флёр? Пожалуйста, только не говорите, что моя бывшая теперь лечит вам мозги».

Северус ухмыляется. Как он и ожидал, её реакция того стоит.

— Боюсь, я не в силах помочь вам в этом деле, мисс Грейнджер, — говорит он.

— Что ж, очень жаль, сэр, — кивает Гермиона. — Мне пора, — она улыбается камину. — До свидания, профессор.

Куда бы ни направлялась Грейнджер, внутри неё кипит головокружительное предвкушение, и Северус это чувствует. Минерва разрешила восьмому курсу покидать замок, когда им заблагорассудится. Полная свобода. И почему она так поступила, Снейпу никак не понять.

— Я не сказал, — говорит Северус, как только дверь за Гермионой закрывается, — потому что это тебя не касается.

Да и как будто ему было что рассказать. Его сеансы с мадам Делакур-Уизли закончились немногим большим, чем неловкое молчание, которое он отказался нарушить.

Минерва фыркает.

— Как угодно. Я пришла сюда, чтобы поговорить о совете управляющих. Они всё ещё скептически относятся к нашей идее. Им требуются чрезвычайно подробно расписанные планы уроков и список приглашённых докладчиков. И только тогда они подпишутся на эту авантюру.

Новый предмет — решение Минервы: рассказать студентам всю правду о трудностях и последствиях войны и о том, каковы на самом деле магглы.

Северус с трудом может поверить, что вызвался преподавать его добровольно. Достаточно того, что он начал сбрасывать свои щиты, чтобы подслушивать мысли студентов в попытке поймать преступника, ответственного за граффити на стене. Боги. Чёртовы подростки.

— Уже представляю, как они отреагируют, увидев мой список докладчиков, — усмехается Снейп. — Драко Малфой первый в нём.

МакГонагалл кивает.

— Думаю, это отличная идея. Мы предоставим им планы уроков и списки, и я пойду по головам вплоть до Кингсли и Визенгамота, если они и дальше будут стоять на своём. Ради всего святого, это всё равно что иметь дело с Долорес.

— Мои соболезнования, — фыркает Северус, а затем с минуту колеблется. Раньше он бы и не подумал, чтобы попросить главу Гриффиндора составить ему компанию, но сейчас настали совсем другие времена. — Хочешь остаться? Могу предложить огневиски и парочку каменных кексов Хагрида.

Ещё одна традиция, которую Северус и Хагрид строили вместе на протяжении многих лет. Хагрид всегда оставляет ему каменные кексы на Хэллоуин, никогда не упоминая о значении этой даты.

Минерва смеётся.

— Да — выпивке, нет — каменным пирожным. Хотя, благослови их господь.

* * *

На этот раз Гермиона безоговорочно пьяна.

Она покачивается, и Рон, удерживая, обнимает её за плечи. Голова кружится. И как она оказалась зажатой между Роном и Виктором? Неважно, ей нравится.

— Я просто говорю, — мямлит Рон, — что скучаю по тебе, понимаешь? Мы должны… Я не знаю. Я плохо разбираюсь в письмах. Ты можешь свободно покидать Хогвартс, так что хотя бы иногда навещай нас по выходным. Джордж не будет возражать.

— Он прав, — говорит Джордж. — Я не буду возражать. Особенно если ты на некоторое время избавишься от этих двоих.

Гермиона лучезарно улыбается ему. Она хочет пошутить о том, что решила бросить школу и сбежать вместе с ним, но у неё всё ещё хватает ума не забывать, что Рон сидит рядом.

— Здесь слишком жарко, — говорит Грейнджер, поднимаясь с дивана. — Мне нужно на свежий воздух. Джордж, составишь компанию?

Прелестно. Виктор ухмыляется, но, к счастью, Рон этого не замечает.

Как только они выходят на прохладный ночной воздух, Гермиона берёт Джорджа за руку. Сады поместья Гринграсс огромны. Сказочные огни и плавающие тыквы освещают лабиринт из живой изгороди и подсвечивают им путь до фонтана. Согревающие чары окутывают воздух, перенося их в ту ночь, когда Гермиона сидела с Джорджем возле Норы, казалось бы, вечность назад.

— Хочешь печенье? — спрашивает Джордж, протягивая пакет.

Гермиона берет одну штучку, не задумываясь. Один укус, и она понимает, что смотрит на парня с высоты канареечного роста.

— Джордж! — вопит она, возвращаясь к прежним размерам.

А он только смеётся.

— Я же говорил, что убаюкаю тебя ложным чувством безопасности.

Поцелуй с Джорджем — странная реакция на то, что ты стала мишенью одной из его шалостей, но Гермиона не думает об этом. Они одни, и она хочет этого. Она хочет забыть обо всех родственных душах — обо всём, что находится за пределами этого сада. Его губы приоткрываются, прижимаясь к её губам на несколько секунд. И сердце замирает.

— Подожди, — говорит он, держа её на расстоянии вытянутой руки. — Насколько ты пьяна? Закрой глаза и прикоснись к своему носу.

Гермиона пробует. И вместо этого тычет себя пальцем в щёку. Усмехнувшись, Джордж останавливает её, положив руки ей на плечи.

— Если ты всё ещё хочешь поцеловать меня, когда мы оба протрезвеем, я весь твой, — говорит он, подмигивая.

Когда они протрезвеют, тогда она расскажет ему о своей родственной душе. Возможно, от этого признания Джордж начнёт сторониться её, но он заслуживает того, чтобы знать правду.

* * *

1 ноября 1998 год.

Её будит ощущение боли. Задыхаясь, Гермиона хватается за грудь от внезапного опустошения Снейпа. Свежая, острая боль, смешанная с гневом и чувством вины. В тёмном саду она с трудом различает, что храпящий рядом с ней мужчина — Джордж. Когда они уснули?

— Джордж, — хрипит она, встряхивая его. — О, боже мой.

— М-м-м? — распахнув глаза, он резко садится. — Что случилось?

— Мне нужно… — всхлипывает Гермиона. — Я должна вернуться в Хогвартс. Сейчас же.

— Хорошо, — он, спотыкаясь, поднимается на ноги и чуть не врезается в розовый куст. — Ох, дерьмо. Подожди, Гермиона. Всё будет хорошо.

Не будет. Но Гермиона держит эту мысль при себе.

Им требуется меньше пяти минут, чтобы найти решение, но, кажется, прошло пять часов. Не меньше. Джордж берёт аппарацию на себя; Гермиона слишком дрожит, слишком нервничает. Он не задаёт никаких вопросов. Как только они приземляются за воротами замка, девушка бросается в бег. Он следует за ней.

— Мерлин, — шепчет Джордж.

Гермиона едва слышит его. Всё замирает. Она совершила ошибку, неправильно наложила заклинание, заставила маховик вернуть её во времена войны. Должно быть, так оно и есть. Ведь этого не может быть на самом деле. Глубокая душевная боль и отчаяние Снейпа, клокочущие рядом с её собственными чувствами, говорят об обратном.

Тёмная метка висит в небе над хижиной Хагрида.