Фанатка (гет)

Раньше он не мог сделать выбор, потому что не знал, что будет потом. Теперь он знает, что будет и потому не может сделать выбор.

"Господин Никто"

Драко запер двери своей комнаты и двинулся по направлению к шкафу. Нащупав за ним рычажок, опустил его, прошептал заклинание. Раздался негромкий щелчок, и в стене образовалась неглубокая ниша. Его личный тайник. Он сам его создал по принципу выручай-комнаты, так что родители о нем не узнают.

Драко осторожно положил в ящик коробочку с порталом и зелье. Затем, чуть подумав, вынул медальон из коробочки и повесил на шею. Снейп объяснил, что носить его нужно аккуратно, портал срабатывает от простого нажатия. Драко поймал кулон и рассмотрел внимательно. Летучая мышь из потемневшего серебра жутко скалилась, и черные агатовые глазки, казалось, прожигали насквозь, как глаза самого Снейпа. Мелькнула мысль, что медальон мог быть использован для слежения, но Драко тут же отмел ее. Снейп не мог причинить вред Драко ровно так же, как Драко ему. В этом смысле Непреложный Обет справедлив.

Драко заметил, что размашистые крылья податливы, и осторожно свел их вместе до щелчка. Страшное тельце раскололось пополам, и внутри образовалась пустота, в которой лежал тот самый мелкий камушек из склепа матери Снейпа. Чуть подумав, Драко оставил все как есть и закрыл медальон. Он аккуратно переставил зелье в коробочку из-под медальона и снова положил его в тайник, попутно проверяя, на месте ли остальное. Его взгляд задержался на двух колышках из темного дерева. Драко задумчиво вынул их и взвесил в ладони.

Драко не знал, почему поступил так тогда, зачем сохранил палочку Поттера. Не осознавал, что делает — просто машинально сгреб обломки палочки и сунул в карман. Затем спустя некоторое время обнаружил их и почему-то не выбросил. Драко ни за что не признался бы себе, но он чувствовал потребность сохранить их как память. Не как военный трофей, нет, это был своего рода откуп, дань совести. Немое свидетельство, что он этой смерти не желал.

Кто-то из мудрых сказал, что настоящий враг никогда тебя не покинет. Всю жизнь Драко ненавидел Поттера — может, поэтому ближе, чем он, к Поттеру не стоял никто. Как ни парадоксально, у Поттера не было более благодарного слушателя, зрителя, фактически фаната, — чем Драко Малфой. На протяжении семи лет он внимательно наблюдал за его победами и поражениями. Радовался падениям и завидовал взлетам, но всегда невольно следил за каждым шагом. Знал наизусть его лицо, привычки, манеры — все, чтобы понять, чем он лучше? Почему слава, уважение, всеобщая любовь — в общем, все то, к чему стремился Драко, — всегда доставалось ему?

Так и вышло, что год за годом наблюдая и подслушивая сплетни, Драко узнал Поттера до последней йоты. Он знал его лучше, чем та же Грейнджер или Уизли, потому что те любили его и многого не замечали. Драко его ненавидел — и знал о нем все. Судьба любит шутить: не было человека, которого он ненавидел сильнее Поттера. И не было человека, который стал ему ближе. Брата можно презирать, но любить. Драко не осознавал этого, но за эти семь лет Поттер стал ему братом.

Наверно, и к Грейнджер он был снисходителен по той же причине. Она досталась Драко в наследство от Поттера, и он невольно чувствовал ответственность за нее. Словно Поттер оттуда поглядывал на Драко, поблескивая своими круглыми очками, и с укором покачивал головой, мол, Гермиону хотя бы убереги.

Это чувство невольно сблизило их с Грейнджер. Они оба знали, что как только Драко выпытает всю правду о крестражах, ему придется убить ее, и оба играли в эту игру. Он делал вид, что допрашивает, а она делала вид, что стоит насмерть. Ее молчание было залогом ее безопасности, и только теперь Драко осознал, что его это устраивало. Сперва просто потому что он не хотел повторения истории с Поттером. Затем он обнаружил, что приходит к Гермионе вовсе не для того чтобы поговорить о крестражах. Он приходил, чтобы... Поговорить.

Ему не с кем было говорить в этом пустом поместье. То есть здесь постоянно ошивались какие-то люди, что-то говорили, но не разговаривали. Совсем иначе было с Грейнджер. Каждый раз она словно смотрела ему в душу и каждый раз выворачивала ее наружу. Казалось, она знала его тоску, рядом с ней он чувствовал себя совсем нагим. Это безмерно злило, и он не умел с этим справляться, но каждый раз против воли находил себя у дверей Грейнджер и судорожно придумывал для этого повод.

Но теперь все изменилось. Темный Лорд вот-вот придет за ним и теперь на одной чаше весов лежала безопасность Грейнджер, а на другой — его собственная и его родителей. Конечно, ничего ценного для Темного Лорда у Драко не было, Снейп ошибался. Но если Лорд так думает, едва ли Драко успеет убедить его в обратном прежде, чем умрет. Оставалось лишь принять меры предосторожности. Просто сбежать он не мог, Лорд все равно доберется до него, захватив в заложники родителей. Срывать с насиженного места Люциуса без видимой на то причины тоже было абсурдом. Оставалось только вести подрывную деятельность исподтишка, и для этого нужна была Грейнджер. Он должен был выяснить,где крестражи во что бы то ни стало. А что станет после этого с ней... Об этом он подумает позже.

Драко пару мгновений смотрел на обломки палочки и, чуть подумав, положил их в карман мантии. Запечатав тайник, он щелкнул пальцами и спустя секунду в комнате с хлопком появился эльф.

— Почему ты? — простонал Драко при виде незадачливого Альбуса.

— Остальные заняты, — потупил взгляд эльф. — Ваш отец призвал всех домовиков, чтобы отремонтировать ограждение…

— Довольно, — раздраженно оборвал его Драко, но, чуть подумав, спросил с надеждой,— скоро они закончат там?

— Не знаю, сэр, судя по всему, работы хватит до полуночи. Хозяин призвал всех домовиков, кроме меня. Почему-то, — грустно прибавил Ал.

— Почему-то… — пробормотал Драко, осторожно отодвигая массивный бронзовый подсвечник, стоявший в опасной близости от домовика. — Видимо, отец укрепляет крепостные стены. Ладно...

Драко решил, что такой недотепа, как Ал, вызовет меньше всего подозрений. Грейнджер и в голову не придет, что он мог бы избрать Альбуса на эту миссию.

— Я хочу, чтобы ты проследил за грязнокровкой. Ты такое недоразумение, что вряд ли Грейнджер заподозрит что-то, но предупреждаю, — он помедлил, — если ты хоть чем-то себя выдашь, я собственноручно сброшу тебя в колодец с водой и заставлю просидеть там неделю. Я ясно выразился?

— Да, сэр, — покорно проскулил Ал, поджимая большие уши. Он с детства боялся воды, и в доме об этом знали, поэтому угроза сбросить его в колодец была страшнее самых суровых кар.

— Меня интересует все! — продолжал Драко. — Где она ходит, что читает, пишет, готовит — все, ты меня понял?

— Да, сэр, — вновь и вновь повторил Ал дрожащим голосом.

— Каждый вечер будешь приходить ко мне с подробным отчетом. Действуй.

Ал, казалось, колебался.

— Что? — устало вздохнул Драко.

— Сэр, но как же Альбусу прийти к вам с отчетом, если он не должен спускать глаз с грязнокровки? — нерешительно спросил домовик.

Драко снова застонал.

— Тупица! — он топнул в сердцах ногой, уже жалея, что связался с Альбусом.

— Приходи ко мне, когда будешь абсолютно уверен, что она спит, — вкрадчиво произнес он. — Каждый вечер, — подчеркнул Малфой.

Альбус кивнул.

— Альбус понял, сэр. Каждый вечер. Альбус может приступить к выполнению приказа, хозяин?

Драко кивнул и небрежно взмахнул рукой.

— Можешь идти, — милостиво взмахнул рукой он и сел за стол, углубляясь в книгу.

— Тогда Альбус оставляет хозяина, — повторил эльф и, сложив ручки, аппарировал.

— Дракловы яйца!

Драко судорожно выхватил палочку, пытаясь затушить огонь заклинанием. Аппарируя, Альбус все-таки задел подсвечник, который так тщательно прятал от него Драко.

* * *

На следующий день Малфой проснулся в прекрасном расположении духа. Один Салазар знал, сколько времени он не высыпался. В лесу он спал тревожно, даже зная, что верный Ал бдительно охраняет его сон, а в маггловских лачугах, где ему удавалось заночевать время от времени, он и вовсе не мог уснуть, преследуемый воспоминаниями и животным страхом. Однако этой ночью он заснул мгновенно. То ли причиной стало усыпляющее действие этого нового мира, в котором, видимо, скучно было всем без исключения, то ли он впервые за долгое время успокоился, увидев Гермиону живой и невредимой.

До последнего он не был уверен, что у него получится найти ее. Каким—то чудом это удалось почти сразу, и, хотя он подозревал, что это не случайно, тревога оставила. Драко не верил в знаки, но теперь, когда все складывалось так удачно, он не мог не увидеть в этом некое знамение. Знак того, что само Провидение помогает ему. Привет из его искаженного разбитого вдребезги, но все еще волшебного мира.

Поднявшись с кровати, он поспешно натянул джинсы и опасливо взглянул в угол, где спал Фелон. Утро еще не вступило в свои права, поэтому он мог видеть лишь его силуэт, но этого было достаточно, чтобы Драко испытал некоторое облегчение. Он опасался, что Фелон уже проснулся и в очередной раз не удержится от «остроумного» комментария. К счастью, эта нелепая пародия на Драко Малфоя безмятежно спала и мирно посапывала во сне.

Драко хмыкнул. Вчера он не стал брать реванш, так как последние события окончательно вымотали его, но Фелон ошибался, если полагал, что все сойдет ему с рук. Он мог тужиться сколько угодно, пытаясь сыграть Драко Малфоя, но на самом деле даже не подозревал, с кем имеет дело. Драко никому не позволит безнаказанно смеяться над ним.

Возвышаясь над кроватью Тома и методично просчитывая каждый этап своей кровожадный мести, он вдруг подумал о Гермионе. Не о нынешней даже, которой пообещал быть паинькой, а о той, что осталась на сердце неровным острым камнем. Он вдруг осознал, что не может воспользоваться своим положением. Слишком серьезна была его миссия, не время отвлекаться на пустяки. Ни Фелон, ни Грейнджер не должны ни о чем догадаться. Он лишь сделает предупреждение.

Драко равнодушно оглядел содержимое шкафа. Его взгляд остановился на сумке Тома в углу. Сгреб со стула остальные вещи Тома, захватил свою мантию и, затолкав все это в сумку, с трудом застегнул замок. Ещё раз полюбовавшись напоследок с победоносной ухмылкой на спящего Тома, Драко покинул дом вместе с его дорожной сумкой.

Том слышал, как уходит Малфой, но решил подремать немного, чтобы не пересекаться с ним в ванной. Когда же он открыл глаза, Драко уже не было. Том приподнялся на локтях и сонно огляделся, затем зевнув, потянулся за футболкой, которую снял перед сном. Его рука нащупала лишь древко стула. Всё ещё плохо соображая, Том снова зевнул и оглядел площадь вокруг стула, затем лениво прошествовал к шкафу и распахнул створки. На него уныло глядело свисающее с вешалки полотенце, которое зачем-то повесил туда Драко после душа. Сдернув грязное полотенце, Том отложил его в стирку и хотел было схватить свою сумку, но рука нащупала воздух. Сумки не было.

В голову Тома закралась несмелая надежда, что Малфой просто переставил ее в другое место, но после минуты активных поисков он понял, что сумки нигде нет.

Завернувшись в простыню, Том босиком выскочил из комнаты и устремился в ванную. У входа Том остановился и сделал глубокий вдох, затем бесшумно повернул ручку двери. Внимательно оглядел помещение и пришел к неутешительному выводу, что сумки не было и там. Ему не хотелось принимать очевидное, но пришлось:

Малфой стащил всю его одежду.

Что ж, сам виноват. Это же он притащил на съемки двух невменяемых психов и пустил одного из них переночевать к себе в комнату. Удивительно, как Малофой ещё не позавтракал мочалкой с пеной для бритья. Вот и спрашивается теперь, кто из них псих. Им нужен врач, а он их на съемки зачем-то привез. Бинго, Том!

Том вышел в коридор, застеленный серым ковролином, и тоскливо оглядел ряд одинаковых дверей. Если бы кто-то увидел, как Том Фелон, замотанный в простыню, опасливо оглядываясь, продвигается по коридору и деликатно стучится в каждую спальню, популярность некоторых лондонских таблоидов немедленно взлетела бы вверх.

К счастью, они с Драко были единственными постояльцами, и он почти сразу нашел комнату хозяев. Ему открыла дама почтенного возраста, одетая в строгий костюм. Она, очевидно, как раз собиралась спуститься к завтраку, но при виде полуобнаженного Тома с заспанным опухшим лицом отпрянула от неожиданности.

— Простите, долгая история, — смущённо пробормотал он. — Не найдутся ли у вас случайно брюки и свитер примерно моего размера? Ненадолго, я доберусь до работы и тут же пришлю одежду назад.

Женщина оглядела Тома испуганным взглядом.

— Да, — помедлив, кивнула она, — сейчас найду что-нибудь.

Она прикрыла дверь и почти бесшумно повернула ключ в замке. Том было уже решил, что она вызывает полицию, когда замок снова тихонько щёлкнул, и она снова появилась в проёме со стопкой одежды.

— Примерьте, надеюсь, вам подойдёт.

— Вы мой ангел-хранитель, — с облегчением выдохнул Том и поспешил в свою комнату, чтобы переодеться. Отказавшись от завтрака, он вскоре распрощался с гостеприимной хозяйкой и, лишь шагнув за порог ее дома, заметил свою дорожную сумку, небрежно заброшенную под садовую скамейку.

Том невесело усмехнулся. Переодевшись в свою одежду, он договорился с хозяйкой, что его вещи пока побудут у них на чердаке, и отправился в путь.

* * *

— Кингсли схватили. И Люпина вашего ненаглядного.

Гермиона от неожиданности выронила подушку, и та плюхнулась на кровать, застланную лишь досками и покрывалом. Эльфы не спали на матрасах.

Гермиона повернулась к Драко и, обессиленно прислонившись к спинке кровати, пробормотала едва слышно, словно позабыв, что он рядом:

— Это ничего, это мы исправим.

Драко провел рукой по лицу и, прикрыв за собой дверь, шагнул к ней ближе.

— Ничего мы не исправим, Грейнджер! — произнес он свистящим шепотом. — Надо срочно уничтожать крестражи! Темный Лорд пошел войной на магглов! Ты соображаешь вообще, что происходит?

Гермиона смотрела на Драко затуманенным взглядом. Ей все труднее было концентрироваться.

— Пошел... — она споткнулась. — На магглов?

— А я о чем! Неужели ты не в курсе? — возмутился Драко так, словно сам не услышал эту новость только полчаса назад. — Весь мир ходит на ушах, а ты все изображаешь загадочного Сфинкса и не желаешь сотрудничать!

Гермиона сосредоточенно отковыривала от спинки деревянной кровати остатки потрескавшейся краски.

— Скажи мне, что ты задумала, и почему так уверена, что тебе удастся все исправить в одиночку? Что у тебя за план?

Драко встряхнул ее, и только тут Гермиона сумела сфокусировать на нем взгляд.

— Уверена? — повторила она задумчиво. — Я совсем не уверена.

— Даже клоуны Уизли что-то пытаются сделать, а ты сидишь здесь наволочки меняешь, хотя знаешь, как убить Темного Лорда, — взволнованно продолжал Драко. — Все это время где-то отсиживалась и теперь пытаешься спрятаться. Думаешь, удастся пройти по жизни, не запятнавшись? Сотрудничать со мной ниже ее достоинства, лучше отсидеться в этой норе, и все само как-то образуется!

Малфой не мог избавиться от ощущения, что говорит он это о себе и себе. Это он просидел все это время в поместье, делая вид, что развивает бурную деятельность, выполняя поручение отца. Это он старался не попадаться Волдеморту на глаза, чтобы его не заставили снова смотреть на пытки. Гермиона машинально кивала, слушая его, но в какой-то момент остановила жестом.

— Постой, Уизли? Фред и Джордж... живы?

— Пока да. Но если ты будешь продолжать сидеть сложа руки...

Гермиона вдруг усмехнулась.

— Подожди, Малфой, но это ваша сумасшедшая семейка держит меня тут и заставляет менять наволочки. Хочешь сказать, ты готов отпустить меня на волю?

— Если расскажешь все, что знаешь о крестражах.

Драко блефовал, и Гермиона прекрасно это знала. Они оба знали.

Гермиона бесшумно подошла к Драко и обратила к нему свое бледное обеспокоенное лицо, при виде которого у него пошла дрожь по телу. В последнее время она стала походить на призрака — настолько бледной и обескровленной казалась.

— Как они? Семья Уизли? Ты не знаешь? Больше... никто не умер? — залпом выпалила она и непроизвольно ухватилась за его предплечье. Драко неуверенным взглядом проследил за ее движением. Едва ли она осознавала, как близко стоит к нему, но Драко ощущал это явственно. Даже сквозь ткань мантии проникало мягкое тепло, исходившее от ее ладони, Драко чувствовал, как смешивается их дыхание, видел, как поднимается в волнении ее... диафрагма. Комната плыла перед глазами, ему трудно было сфокусироваться на том, что она говорит, его захлестнуло волной такой непреодолимой нежности, что единственным способом вынырнуть было закричать:

— Грейнджер, какая же ты бестолочь! Нужно просто избавиться от тебя раз и навсегда — и дело с концом.

Он в сердцах распахнул дверь каморки, в которой жила Гермиона, но в последний момент остановился, разглядывая ручку двери, на которой лежала его рука. Он стоял неподвижно с секунду, затем повернулся и не глядя на Гермиону подошел к столу, расположенному у самого окна.

— Я разбирал вещи и наткнулся на мусор, который забыл выбросить, — буркнул он, доставая из кармана просторной мантии обломки палочки с неровными краями и небрежно бросая их на стол. — Выносить мусор — твоя обязанность, так что… — Драко бросил на Гермиону быстрый взгляд и вновь вернулся к двери. На выходе вновь обернулся:

— Это палочка Поттера, — небрежно прибавил он.

Гермиона вздрогнула и перевела напряженный взгляд на стол.

— Волдеморт сломал ее сразу после того, как его вызвал отец. Он даже не дал Поттеру возможности защищаться... И все равно не сумел убить его с первого раза.

Гермиона, чуть пошатываясь, приблизилась к столу. Дрожащими руками она взяла в руки осколки разломанной палочки.

— А… — ее голос дрогнул. — Как умер… Рон? — она подняла голову и с немой просьбой посмотрела на Драко.

Тот презрительно скривился.

— Твой Уизли, как и подобает тупому гриффиндорцу, бросился под заклинание, чтобы загородить Поттера. Думаю, поэтому тот и не умер сразу.

Гермиона опустилась на пол и прислонилась к кровати, рассеянно изучая обломки палочки, словно она слышала слова Малфоя через какую-то пелену, и до нее долетали лишь отдельные обрывки фраз. По щекам снова катились слезы, но она сдерживала всхлип.

— Спасибо, — выдавила, наконец, она.

У Малфоя был растерянный взъерошенный вид.

— Пожалуйста. Не забудь выбросить.

Драко с облегчением покидал крыло домовиков. Стены давили на него, пульсирующая головная боль не позволяла мыслить ясно, но одно Драко осознавал вполне — он должен покинуть это крыло навсегда и больше не приближаться к Грейнджер. За это время он потерял способность контролировать себя, поставил под угрозу свою безопасность и безопасность семьи, наговорил лишнего. Отдавая Грейнджер палочку Поттера, он поставил точку. Больше их ничего не связывало.

* * *

Сон был беспокойным, на грани реальности: всю ночь Гермиона носилась по глостерскому лесу в поисках Гарри и Рона и пряталась от отряда Пожирателей с Драко Малфоем во главе. Проснувшись, Гермиона всё ещё ощущала усталость, но одновременно облегчение.

Она огляделась. Комната Тома была уютной и просторной. Скромно обставленное помещение, в котором будто витал дух Тома, покоясь на гладкой поверхности простой деревянной тумбы, на крышке простого облупленного стола и на удобной полутораспальной кровати. Взгляд упал на семейное фото на тумбочке. Гермиона взяла рамку в руки. На сей раз, на фотографии уже взрослый Том стоял в обнимку со своими старшими братьями.

Счастливые похожие друг на друга лица. Там в Лондоне Том казался таким же одиноким, как она в этом новом мире. Без семьи, без друзей. А ведь у него была семья. Большая, дружная. Но, кажется, люди склонны чувствовать себя одинокими вне зависимости от количества людей, которые их окружают. Чувствовал ли себя одиноко Том? Есть ли у него друзья? Да, конечно, у него же есть этот друг, Руп, кажется. Да и с остальными он вроде бы ладит.

Гермиона поставила рамку на тумбочку и застелила постель. Рука наткнулась на книгу, которую она читала на ночь. Та самая книга о Гарри Поттере. Если просмотр фильма просто ее напугал, то чтение книги повергло в состояние полного равнодушия к происходящему. Она убедилась, что автору известна каждая мелочь, и искать в этом логику бессмысленно, потому что первая книга вышла в 1997 году — за несколько дней до ее неудачной аппарации. Допустим, пропадая в лесу, они пропустили сенсационную новость о такой масштабной утечке информации, но кто мог описать эти события так подробно? В этой книге было зафиксировано каждое движение, каждое слово, которое они с друзьями произносили за минувший год. Конечно, реальность у каждого своя, и Гермиона события видела иначе, но не оставалось сомнений, что тот, кто написал эту книгу, был непосредственным их участником. Если бы автор книги не была женщиной, Гермиона подумала бы, что ее написал Гарри. Но Гарри был с ней все предшествовавшие годы, и он точно не писал никаких книг. Версий у Гермионы не было никаких, и зацепку не найти, пока она не добудет седьмую книгу. Ей нужно было понять, что случилось в 1997-м после ее исчезновения, что случилось с волшебниками и, главное, с Гарри и Роном.

Гермиона не верила в судьбу. Одно дурацкое пророчество Трелони, не факт что верное, затронуло жизнь почти всех ее близких. Если бы Волдеморт не поверил пророчеству, родители Гарри, Сириус, Дамблдор были бы живы, и Гарри не провел свое детство в чулане под лестницей, прячась от ворчливой родни. Самый могущественный волшебник века — и верил в судьбу. Если подумать, зло часто суеверно.

Гермиона верила в удачу, но не верила в предначертание. Предначертание — это для тех, кто привык плыть по течению, кто заведомо смирился со своей участью. Гермиона с детства привыкла всего добиваться сама. Она знала, что все зависит от действий, что любое ее действие ведет к следующему действию, и благодаря этому выстраивается судьба. Именно поэтому она хорошо знала цену своему выбору. Каждый выбор определял ее дальнейшую судьбу.

Наверно, впервые в жизни ей пришлось примириться с предначертанием только здесь, в будущем, где уже все случилось. Способная прежде жонглировать минутами и часами с помощью Маховика времени, здесь она не могла даже кашу на завтрак сделать съедобной. Ощущение собственной беспомощности убивало, но она послушно таскалась повсюду за Томом, потому что выбора у нее никакого не было, и она не могла ничего изменить. Оказалось, к этому чувству привыкаешь очень быстро.

Здесь, в этом совершенно ином мире появился человек, который постоянно ее выручал, утешал, который ориентировался в этом мире лучше, чем кто-либо и никогда не терял присутствия духа. Встретить его — не было ее решением, он просто возник тогда из ниоткуда на своей серебристой машине. Может, поэтому ей показалось, что встреча с Томом — тоже предначертание. Впервые Гермиона отпустила удила и позволила себе расслабиться, а расслабиться в этом дымчатом мире было до странного просто — ни постоянных опасностей, ни ответственности за весь мир. Было лишь смутное чувство вины за тех, кого оставила, но и оно с каждым днем притуплялось в этом сладком, беззаботном, абсолютно бессмысленном существовании.

Появление Малфоя немало ее отрезвило. Не время расслабляться, нужно быть начеку. Малфой — артефакт ее мира, где каждый твой шаг переворачивает Вселенную. Его появление напомнило, что там в прошлом ее друзья все еще в опасности, и даже если все самое страшное уже случилось, она не может просто смириться с этим и сидеть сложа руки, ожидая знака с неба, — она должна найти способ все исправить. Но хотя Гермиона и не собиралась подчиняться предначертанному, ей важно было понять, как должно быть, какое развитие событий считать за аксиому. Должна ли она была исчезнуть в тот день во время аппарации или это пространственно-временной коллапс, ошибка? Вот зачем ей была нужно седьмая книга. Только чтобы понять, как все это произошло, не для того чтобы смириться. Только она может быть автором собственной жизни, и она не допустит, чтобы какой-то другой автор написал за нее ее судьбу.

Как ни странно, Малфой придал ей уверенности. С тех пор, как он появился, Гермиона ни секунды не сомневалась, что вернется в свое время. Пока ей удавалось лишь выстраивать список задач, не задумываясь о том, что будет дальше, но разумеется, они вернутся. Гермиона многим пожертвовала ради победы и с самого начала знала, на что идет. Ступая на тропу войны, она полностью отреклась от себя. Стерла память родителям, ушла из Хогвартса. Она приняла решение тогда и не откажется от него теперь. Она должна воевать вместе со всеми, должна помочь Гарри.

Сама мысль о том, что близкие ей люди там сражаются и умирают, пока она прохлаждается в другом мире, была невыносима. Гермиона вспомнила веснушчатые лица Фреда и Джорджа, деликатную улыбку мистера Уизли, озорное лицо Тонкс, грустный взгляд профессора Люпина. Все они остались там, все как один, дружной стеной встали, чтобы прикрыть Гарри. Не потому что у них не было выбора. У них-то как раз был выбор, они могли аппарировать, как Гермиона, в любую точку мира. Они могли перейти на сторону Волдеморта, в конце концов, хотя, разумеется, сама мысль об этом абсурдна.

Но они бы ни за что не стали отсиживаться. Не станет отсиживаться и она. Лишь только у нее появится возможность, она тут же аппарирует обратно. Аппарирует — и больше никогда не увидит Тома, хотя от этой мысли сердце почему-то тоскливо сжималось. Такова ее судьба, в которую она не верила, и такова была цена свободного выбора. Оказалось, иногда свобода выбора вовсе не означает, что у тебя вообще есть эта свобода.

Гермиона знала, что однажды ей придется уйти, поэтому избегала сближения с Томом. Каким-то чутьем понимала, что все к тому идет, что с каждым днем она привязывается к нему все сильнее. Было в его лице что-то, в этой ласковой застенчивой улыбке, в забавных ужимках — от него веяло теплом родного дома. Бывает, зайдешь в домик, и на тебя пахнет свежей выпечкой и чистыми хрустящими простынями, ветер обдувает легкую прозрачную занавеску на окне, а в углу с мотком ниток катается пушистая кошка — вот таким было лицо Тома. Они были знакомы лишь несколько суток, а он стал ей почти родным. Как ей оставить его, если она задержится здесь надолго?

Гермиона в задумчивости посмотрела в напольное зеркало, стоявшее в углу. В полутьме фигура казалась зловещей. Клетчатая рубашка навыпуск и синие джинсы, пышные волосы до плеч. Да, определенно она была далека от идеального образа, который создавала та девушка Эмма в фильме. Гермиона была совсем не такой. Она тоже была худенькой, но фигура угловатой, движения резкими. Волосы были жесткими, как проволока, и торчали во все стороны, а не лежали волнами по плечам. Она грустно усмехнулась. Что ж, одна надежда на Тома: он никогда и не посмотрит в ее сторону. Все ее страхи надуманы. Ей даже не придется делать этот выбор.

От размышлений ее отвлек деликатный стук в дверь. Гермиона вздрогнула и оторвала горящий взгляд от собственного отражения.

— Входите, — ее голос прозвучал непривычно звонко, словно хорошо натянутая струна.

* * *

Гермиона стояла напротив низкого окна, сжимая в одной руке обломки палочки Гарри, а в другой — клочок серой газетной бумаги. Она переводила взгляд с левой руки на правую, и ей казалось, что ноша весила тонну. Кусочек бумаги был легче деревянной палочки, но сейчас они оттягивали руки одинаково. Волдеморт скоро догадается, времени все меньше. Если она не решится на действия, будет слишком поздно, и у нее не останется выбора. Ни у кого из них не останется. И все же… Был ли у нее вообще этот выбор?

На одной чаше весов висела жизнь Гарри, благополучие всего волшебного мира. Не было ни малейших сомнений: если она может вновь вернуть Гарри и Рона, она сделает это. Но в голове плескались отрывки из книги, которую она успела прочесть. Книга, отравившая ее сознание. Гермиона знала, что даже если ей удастся исправить историю и вернуть Гарри, кто-то все равно погибнет. Перед глазами мелькнуло всегда печальное лицо Люпина и озорная улыбка Тонкс. Растерянное лицо Колина Криви. Фред. Она могла слышать как наяву вой Молли Уизли, склонившейся над убитым сыном. Имеет ли она право что-то менять? Здесь в этом мире Фред не погиб и на пару с Джорджем боролся с режимом Волдеморта. Если она повернет историю вспять — все погибнут. Возвращение Гарри и Рона убьет их. А еще, оно убьет ее.

Гермиона приблизила к глазам клочок газеты, лежавший на ладони. Как она любила это милое, ставшее таким родным лицо. Только эта ободряющая добрая улыбка укрепляла ее все это время. Каждый раз, когда казалось, что она не может больше дышать, он улыбался ей, и она ощущала, как легкие наполняет воздух. Вот и теперь эта улыбка показалась ей одобрительной и прощающей.

И все же, пора было признать, что улыбка была всегда одинаковой. Он вроде бы был всегда рядом и в то же время чудовищно далеко. Пора было смириться, что она не просто одна, она одинока, и решение должна принять самостоятельно. Рука Гермионы непроизвольно сжала клочок газеты в кулаке, а глаза решительно устремились за краснеющий горизонт. Не она вершительница судеб — все было решено задолго до нее, задолго до них всех — она это знала. Она могла не верить в предопределение, но должна была подчиниться ему вне зависимости от своих убеждений.

Разжав кулак, Гермиона посмотрела на смятый клочок бумаги. Сердце екнуло — изображение немного стерлось. Она осторожно положила обломки палочки на подоконник и разгладила газетную вырезку. Да, она сделает все, что требуется. Но все же у нее еще оставалось немного времени, так?

* * *

Том решил чуть опоздать и захватить с собой Гермиону. Конечно, девчонка неглупая, и сама найдет дорогу, но вместе как-то спокойнее. К тому же он не исключал, что застанет в комнате и своего соседа, а ему было, о чем потолковать с ним.

Вся эта ситуация начинала тревожить. Все труднее было оставаться бесстрастным наблюдателем. Он без всякой задней мысли привез на съемочную площадку людей, которых сам едва знал. Все это могло обернуться крупными неприятностями, но он понятия не имел, как теперь дать заднюю. В целом, глостерский собор место публичное, любой может попасть туда. К тому же съемки продлятся всего несколько дней. Скоро они вернутся в Лондон, и у него появится возможность решить этот вопрос. Хотя каким образом его решить, он до сих пор представлял себе смутно.

Куда больше пугало, что он ударился в детство и бегает по съемочной площадке в поисках неуловимого сказочного персонажа, который, сказать по правде, уже в печенках сидел. Еще казалось странным, что он почти не испытывал неловкости, называя их именами персонажей и даже воспринимая их через призму этих персонажей. А еще с каждым днем становилось труднее отпустить их. Отпустить волшебство, которое они принесли в его жизнь. И хотя Малфой был далеко не самой приятной личностью, ему будет жаль, когда он уйдет, но еще труднее отпустить Гермиону.

Он не мог признаться ей, потому что это только все усложнило бы, но с каждым днем он чувствовал, что ему будет не хватать этого наставительного тона, уверенности в собственной правоте и, главное, — волшебства. В ней действительно было что-то волшебное. Она вела себя адекватно, не пыталась завалить сведениями о волшебном мире, не была даже рыжей и зеленоглазой, как истинная ведьма. Но в ее карих глазах было что-то, что заставило Тома заподозрить неладное почти сразу, как он ее увидел. Неотмирность.

— Проходи, я как раз хотела поговорить с тобой! — вот и теперь ее глаза горели каким-то нервным возбуждением. Волосы торчали во все стороны — даже больше, чем обычно. В руках она судорожно сжимала книгу в мягкой обложке. Присмотревшись, Том понял, что это был тот томик, что он выдал ей дома.

— Как думаешь, у тебя получится сегодня прогуляться со мной в Глостер?

Том внимательно посмотрел на нее.

— Что случилось?

— Тут написано, что существует седьмая книга «Дары смерти», — Гермиона ткнула пальцем в обложку с задней стороны книги, где были в ряд представлены все книги поттерианы.

— Существует, — осторожно подтвердил Том. — Я же тебе говорил, что еще не успел ее прочитать.

Гермиона устало опустилась в кресло и, отложив книгу на журнальный столик, обессиленно уронила лицо в ладони.

Том почувствовал себя неловко, сделал нерешительный шаг к ней и встал возле ее кресла, нависая над ней.

— Что случилось? — повторил он вопрос.

Гермиона отняла ладони от лица, но отвернулась, избегая смотреть на него. Том, однако, успел заметить, что в глазах у нее стоят слезы.

— Я просмотрела книгу. Том, это чертовщина какая-то, — глухо пробормотала она, устремляя взгляд в окно. — Эти книги — не просто утечка информации. Автору известно все. Все, что мы говорили, все, что мы чувствовали — именно мы: Гарри, я и Рон. Все наши реплики с точностью до запятой.

Тому стало не по себе. Он посмотрел на нее с жалостью и бережно стер пальцем слезинку, скатившуюся по ее щеке. Ее кожа была мягкой и нежной.

— Как это возможно? — подыграл он. — Жучки вам, что ли, ставили?

Гермиона пару мгновений смотрела на него не моргая. Затем очнулась и помотала головой.

— Нет! — воскликнула она. — Это невозможно. Нельзя было наставить везде жучков. А даже если предположить, что кто-то из нас настолько подробно рассказал Роулинг о себе, то откуда ей известно о каждом из нас? Даже я не помню, что когда говорила, а в книге есть все. Скажи, — она пытливо рассматривала его лицо. — Ты что-нибудь слышал о том, как заканчивается эта книга? Седьмая книга?

Том испугался. Он вдруг вспомнил, что Гарри Поттер умирает в конце. Что-то такое он слышал. Но как сказать об этом Гермионе? Она ведь верит, что все это происходит и произойдет на самом деле и именно с ней. Том несмело присел рядом, приобнимая ее за плечи.

— Даже если там все правда, неправильно знать свое будущее наперед. Понимаешь? — без особой надежды спросил Том, успокаивающе потрепав жесткие кудрявые волосы.

По лицу Гермионы было заметно, что понимала она только то, что рука Тома сейчас лежит у нее на плечах, а лицо находится в десяти сантиметрах от ее лица.

— Не совсем, — выдавила она. Смутившись, Том отпрянул и поднялся на ноги. Он нарочито небрежно оседлал стул напротив. Старенькая спинка жалобно скрипнула под его весом.

— Зачем тебе седьмая книга?

Гермиона наклонилась вперед и пристально заглянула ему в глаза.

— Ты мне веришь? — тихо спросила она.

Том помялся, но встретив ее прямой взгляд, вдруг ответил уверенно не моргнув глазом.

— Верю.

Наверно, он еще тысячу раз пожалеет об этом, но глаза Гермионы радостно сверкнули, и оно того стоило.

— Я должна понять, кто написал эти книги. Если они действительно основаны на мемуарных записях одного из участников войны, как я предполагаю, это поможет мне найти остальных и…

Том остановил жестом ее быструю, взволнованную речь.

— Ты лукавишь, — усмехнулся он. — Ты просто хочешь узнать свое будущее.

— Десять баллов Гриффиндору, — огрызнулась Гермиона.

— С чего ты взяла, что я на Гриффиндоре? — забавно вскинул брови Том. — Я вообще-то на Слизерине, раз уж на то пошло, — он щеголевато одернул мешковатый свитер.

Гермиона нахмурилась.

— На Слизерине — Малфой, — поправила она строго. — Никогда не путай.

Том смерил ее долгим задумчивым взглядом и благодарно кивнул. Ему отчего-то было приятно, что она не путала.

— Нельзя знать свое будущее, — мягко повторил он. — Ты не сможешь жить с этим.

— Том, но как мне жить со всем этим сейчас? — голос Гермионы звучал надорванно. — Я не знаю, что с ними, не знаю, какой оборот приняла война. Мои близкие, возможно, в этот самый момент умирают, ты понимаешь, что это значит? — в глазах Гермионы снова показались слезы. — Твои друзья, с которыми ты шел по жизни семь лет, которых знаешь как облупленных со всеми их дурацкими привычками и странностями, они, возможно, лежат сейчас с пустым взглядом где-нибудь в лесу. Я даже не знаю, удалось ли им скрыться или их догнали Пожиратели.

Она снова уронила лицо в ладони. Том печально рассматривал ее худые надломленные плечи и думал о том, что каким бы фантастическим ни был мир, в котором жили эти странные ребята, для них он был настоящим, а теперь настойчиво стучался и в его, Тома, спокойный комфортный мирок, где все это раньше было понарошку. Борьба, война, предательство — все это были просто слова из сценария, и лишь теперь подумалось, что и в его мире умирали люди, лишались близких и самых дорогих, дети теряли родителей, а взрослые постоянно стояли перед выбором между человеческим достоинством и безопасностью своей семьи.

— Я освобожусь в пять — и сходим в город, — подбодрил ее кивком Том, дружески похлопав по коленке. Гермиона подняла голову и посмотрела на него тревожно, все еще прикрывая ладонями рот.

Он не позволит ей прочитать седьмую книгу, неизвестно, как это отразится на ее психике. Если эта девушка действительно искренне уверена, что она потерявшаяся во времени и пространстве волшебница, что будет с ней, когда она узнает о смерти персонажей, которых искренне считает реальными и близкими людьми? Кем она была на самом деле совсем не важно, если ощущала она себя Гермионой Грейнджер. Излечить ее Тому не под силу, он может лишь жить ее реальностью и оградить от новых потрясений. А значит ей нельзя знать свое "будущее". Но прогуляться в город можно, иначе она пойдет туда одна. В конце концов, можно просто держаться подальше от книжного магазина.

— А пока я хотел бы, чтобы ты сопроводила меня на съемки, — Том встал и шутливо предложил ей руку. — Мне кажется, некоторые сцены покажутся тебе знакомыми.

* * *

— Ты никогда не жалел, что стал актером? — спросила Гермиона задумчиво, поднимаясь по извилистой улочке к знакомой парковке. Вдали снова показался шпиль глостерского собора.

— Ты шутишь? Мне очень повезло, что я вообще прошел кастинг. Тысячи детей пришли попробоваться на роль Гарри Поттера. Я был единственным, наверно, кто понятия не имел, кто это вообще. Тогда вышло только три книги — и я ни одной не читал, — виновато улыбнулся Том.

Гермиона рассмеялась.

— Но ведь ты этим занимаешься уже семь лет… Правильно я поняла? Не надоело?

— Тебе в Хогвартсе никогда не надоедало?

— Конечно, нет, — пылко ответила Гермиона. — Но ведь это совсем другое дело. Я жила своей жизнью.

— А я чужой, да?

Гермиона попыталась смягчить свои слова, но Том перебил ее.

— Хорошо, когда «своя» жизнь — это Хогвартс. А мы были обычными школьниками. Нам хотелось волшебства. Когда снимали фильм, мы попадали в другой мир с гоблинами, мантиями, волшебными палочками, я подружился с известными актерами, о встрече с которыми мог только мечтать. К тому же я не был так занят, как Дэн или Руп. У меня было время и на «свою» жизнь, я ходил в школу, занимался спортом. Нет, ни о чем не жалею, — пожал плечами он.

Гермиона заметила, что он избегает смотреть на нее и говорит невыразительно, словно повторяя заученные фразы.

— А почему ты спрашиваешь? — спросил Том.

Гермиона помедлила.

— Я просто сама часто думаю об этом, — призналась она. — Что было бы да если бы…

— То есть?

— Что если бы я не попала в Хогвартс? Ты думал об этом? Что бы с тобой было, если бы ты не стал знаменитостью?

Том помялся.

— Поступил бы в рыболовный университет, — улыбнулся он и смущенно взъерошил свои волосы. Гермиона залюбовалась милой застенчивой гримасой, часто возникавшей на его лице. — Моя детская мечта.

— В рыболовный? — переспросила Гермиона, вдруг осознав смысл его слов. — Неожиданный выбор...

— Ну, да, — в конец смутился Том. — Мой брат известен в этой сфере, да и я страстный рыбак. Есть что-то в этом, понимаешь... Метафизическое, что ли. Еще ни одно мероприятие не вызывало у меня больше эмоций, чем тихая гладь воды в глухом лесу. Сидишь и вслушиваешься в редкие всплески в ожидании своей большой рыбы.

— Большой рыбы?

— Ну да, как в том фильме, помнишь? — засмеялся Том, затем как-то сник, и его голубые глаза поблекли. — А, ты не помнишь, конечно.

Их взгляды на мгновение встретились, и Гермиона впервые не увидела защитной широкой улыбки на его лице. Он не скрывал, что ему жаль, что она из другого мира.

— А что бы изменилось в твоей жизни? — спросил Том, наверно, чтобы заполнить неловкую паузу.

Гермиона задумчиво смотрела вдаль. Взгляд снова невольно выхватил шпиль глостерского собора.

— А я не была бы собой, — просто сказала она. — Я точно знаю, что я на своем месте. Тебе не кажется, что это Малфой стоит там?

Гермиона вдруг указала на парочку молодых людей, стоявших у входа в павильон. Девушка оживленно жестикулировала, а парень молча слушал, и если бы не джинсы и водолазка, в которые он был облачен, Гермиона бы уверенно заявила, что это Драко.

Том кивнул.

— Это определенно Малфой, — сощурившись, подтвердил он. — Интересно, что ему нужно от Эммы?

— Пойдем выясним.

Тон Гермионы не предвещал ничего хорошего.