Бессмертник (гет)

Ах, Гавана! За проведенные там сутки с небольшим Розмари влюбилась в этот город. Пусть он и напугал ее сначала — но она быстро привыкла и к чувству настороженности, и к особому запаху — привыкла и стала наслаждаться чувством опасности, как и жаром, поначалу нестерпимым, и уже не отделяла их от готической красоты соборов, величавых домов, которым так шло обрамление пальм, и быстрых движений танцоров на улицах. Они с Филом даже не удержались и прошлись один раз, кружась, подражая местным пляскам, пусть мистер Харрис и насупился. Впрочем, Фил скоро напоил его так, что в своем номере мистер Харрис прохрапел, едва не проспав отправление.

Обратно к кораблю пассажиры вообще стекались вяло: слишком бурно, видимо, провели вечер и ночь. Однако без приключений не обошлось: на весь порт вдруг раздался голос капитана, кричавшего, видимо, в громкоговоритель, что не позволит пронести на судно контрабанду. Все, кто поднимался по сходням, на миг застыли, а один человек взял и выкинул за борт две бутылки, которые нес с собой.

— Плохо быть подчиненным, — фыркнул Фил. — Приходится терпеть разных самодуров. Это радист. Он с капитаном не ладит.

— Сброд надо держать в узде, — ответил мистер Харрис совершенно спокойно.

Розмари оставалась на палубе, наблюдая за отправлением. Гавана медленно отдалялась, ее роскошь и нищету окутывал туман. "Я еще вернусь сюда, обещаю. Вернусь, чтобы подольше и без забот тобой полюбоваться".

— Когда из твоей Гаваны уплыл я вдаль,

Лишь ты угадать сумела мою печаль.

Заря золотила ясных небес края,

И ты мне в слезах шепнула, любовь моя...⁽¹⁾

Розмари радостно обернулась на бархатный, глубокий голос Фила, нежно коснулась его руки и тоже запела:

— Где б ты ни плавал, всюду к тебе, мой милый,

Я прилечу голубкой сизокрылой.

Парус я твой найду над волной морскою,

Ты мои перья нежно погладь рукою.

Он в самом деле чуть провел ладонью по ее волосам — шляпку Розмари сняла раньше, позволяя ветру обдувать голову.

— Сегодня вечером, Роз. Будь готова.

Розмари выпрямилась, сердце у нее тревожно застучало. Да, ради этого они здесь. И все же она не могла лгать себе: ей было страшно. Она пожалела даже о том, что останется в каюте одна: Пэм собиралась задержаться в Гаване подольше.

...Как привыкли за эти дни, вечером они втроем собрались за столиком в ресторане: мистер Харрис, Розмари и Фил. Фил принес с собой папку вроде той, что была когда-то у отца, и достал несколько рисунков.

— Вот набросал в каюте после отплытия. Немного похоже, по-моему?

Розмари глянула: виды Гаваны — один из соборов, театр... Видимо, дядя Тоби, папин старый приятель, перерисовал их для Фила с открыток, которые тот дал.

Мистер Харрис бросил на наброски равнодушный взгляд:

— Я в этом не разбираюсь. Детка, это ведь ты у нас дочь художника — как тебе?

Неважно, что его слова точно задели шрам. Надо держаться спокойно... Ну или можно чуть задуматься, будто погружаешься в воспоминания.

— Красиво, притом похоже. А вы рисуете только дома?

— Ну почему, и людей тоже.

Беспризорник. Танцующая кубинка. Неужели дядя Тоби тоже побывал в Гаване?

— Вы прекрасный художник, мистер Хокли. Почему бы вам не заниматься этим профессионально?

Фил рассмеялся.

— Зачем же я тогда трачу время в Гарварде, изучая право?

— Но вы могли бы совмещать. Например, стать таким художником, который... Вот знаете, рисует преступников по описаниям свидетелей.

Теперь уже захохотал мистер Харрис:

— Детка, как ты наивна! Ну кто же в положении мистера Хокли опустится до такой, с позволения, работы?

Розмари не сдержалась, гневно сверкнув на него глазами:

— Папа так начинал. И когда его убили... Художник так пригодился бы...

Мистер Харрис насупился. Розмари пылко обратилась в Филу, который явно собирался принести дежурные соболезнования:

— Да, моего отца убили, когда мне было десять. Я нашла его, умирающего, когда вернулась из школы. А перед этим в зеркальной витрине я видела убийцу!

— Почему ты считаешь, что это был был убийца? — спросил мистер Харрис неожиданно глухо.

Розмари обернулась к нему:

— Я видела у него на рукаве кровь.

Он только немного побледнел, немного дрогнула рука, он отодвинулся меньше, чем на дюйм. Но все же — отодвинулся. Розмари снова обратилась к Филу:

— Это был кто-то знакомый, я бы узнала его, наверное. Но я его запомнила только в профиль. Если бы кто-то тогда нарисовал его по моему описанию...

— А давайте сейчас попробуем! — воскликнул Фил. — Ну то есть завтра, конечно, сейчас не тот свет. Встретимся с вами, например, в зале для писем или в библиотеке...

— Пустая трата времени, — мистер Харрис старался говорить спокойно, но голос у него явственно сел. — Прошло столько лет, наверняка ты что-то забыла... Напутаешь еще...

Он снова рассмеялся, на сей раз очень нервно.

— Вот завтра и проверим, — подмигнул Фил. Розмари выдохнула: она ощущала себя измотанной.

— Прошу меня извинить. Я устала. Наверное, мне лучше лечь.

Она поднялась и быстро вышла. Фил, конечно, отвлечет мистера Харриса, тот вряд ли сразу пойдет за ней. Главное — хорошенько запереться в каюте на ночь. Жаль, нельзя сегодня пить снотворное, а то так переволновалась, что в коридоре мерещится мясная, гниющая вонь.

... На удивление, сон в ту ночь пришел сразу, едва Розмари легла — навалился всей тяжестью. И уже чуть светало, когда она проснулась от того, как кто-то толкнул дверь, потом еще раз. Затем несколько раз постучался. Минут через десять послышались крадущиеся, но все равно тяжелые шаги — и все стихло. Розмари даже сумела уснуть снова.

Утро принесло с собой новый прилив надежды и бодрости. Время шло, момент отчаянного риска был всё ближе, но после, быть может, наступит жизнь, в чем-то новая. И ради этого стоит рискнуть. За иллюминатором победительно сверкало море, а вонь, донимавшая вчера, рассеялась — должно быть, Розмари действительно просто показалось.

Днем можно было не бояться — если не оставаться на открытой палубе в одиночестве. И Розмари позавтракала в компании давнишнего ворчуна, недовольного обилием древесины и лака, и его жены, а после ушла в библиотеку — ждать Фила.

Он появился с набросками, которые дядя Тоби тоже заранее для него сделал. Уселся рядом с Ромзари, оглянулся и быстро поцеловал ее в висок. Розмари, не утерпев, игриво провела рукой по его груди. Он покачал головой:

— Поосторожней, ангел Дездемона: нам надобно скрывать свою любовь⁽²⁾.

— Ты меня и в этом обманул, — фыркнула Розмари. — Читать ты любишь. Ну ладно, слушай: ночью ко мне стучались.

Фил удовлетворенно кивнул:

— Если все пойдет по плану, то сегодня постучатся ко мне.

Они понимали, что мистер Харрис может и не пойти искать их, и в таком случае планировали наткнуться на него, будто бы погруженные в процесс рисования, как бы случайно. Но не прошло и получаса с прихода Фила, как он незаметным знаком дал понять Розмари, что мистер Харрис тоже здесь. Пришла пора начать второй акт спектакля.

— Нос... Нос был длинный... Нет, подлиннее... Без горбинки...

Она перечисляла детали внешности мистера Харриса, понизив голос, но не больше, чем обычно нужно в библиотеке. И очень скоро он, очевидно, не выдержал: над ними нависла его грузная фигура.

— Вы с утра пораньше уже трудитесь? Вот уж не ожидал от современной молодежи!

— Ну какой же это труд? — усмехнулся Фил. — Всего лишь развлечение!

— А если так, то, может, составите мне компанию на прогулочной палубе? Розмари, детка, ты пойдешь?

Он все еще улыбался ей, но в глазах его не осталось и следа желания — лишь враждебность и животный страх. "Оригинальный способ я все же выбрала, чтобы остудить его пыл". Розмари пыталась подбодрить себя шутками, но все же чувствовала, что от волнения ее знобит.

— Я оставлю вас на пару минут, — предупредил Фил. — Отнесу папку и пенал к себе в каюту.

Мистер Харрис подобрался.

— А можно взглянуть, что у вас получается?

— Пока еще ничего, — махнул рукой Фил. — Работа идет медленно.

...Он не ошибся: в ту ночь к нему постучались. К Розмари, впрочем тоже, только позднее на полчаса.

1) Фил и Розмари поют песню «La paloma» («Голубка»), написанную около 1860 года С. Ирадьером. Использован русский перевод С. Б. Болотина, Т. С. Сикорской

Вернуться к тексту

2) Фил цитирует строчку из трагедии У. Шекспира "Отелло", пер. Б. Пастернака

Вернуться к тексту