Разреши мне тебя отогреть (гет)

Как Драко оказался на берегу озера наблюдающим за Гермионой, он сам не знал. Не знал также, как его перед этим занесло больничное крыло вслед за ней. Сначала он думал, что может посмеяться и потешить свое самолюбие, глядя на ее унижение, но это оказалось не так уж просто.

Милая растрепанная девушка, немного наивная в своей героической любви — такой он видел ее сейчас и не мог оторвать взгляд. Она плакала тихо и отчаянно, и это звучало откровенней и громче, чем тысячи умных слов, что вылетали из ее уст каждый день. В ней не было ни безумия, ни исступления, присущего всепоглощающей любви. Только осознание потери того, чего никогда не имела, но все равно боялась упустить.

Отвернувшись от подсматриваемой сцены, Драко прислонился спиной к дереву, за которым прятался, и медленно сполз по нему вниз — сумбур в голове был еще тот. Драко снедало ощущение неиспытанной доселе нежности и жалости, пропитанной горечью, и это пугало его больше, чем можно себе представить.

Драко вдруг всерьез задумался, не заразил ли его Поттер своими «высокоморальными идеалами», ведь парни, хоть и не особо разговаривали всю прошедшую неделю, зато проводили вместе непозволительно много времени.

Он попытался успокоить дыхание и удержать стон негодования, который рвался из глотки помимо воли хозяина. Нехорошо, не хватало еще себя выдать. Страх быть обнаруженным быстро затмил остальные обострившиеся так некстати чувства. Драко осторожно выглянул из укрытия широкого ствола дуба, стараясь максимально быстро и эффективно определить местонахождение маленькой сгорбленной фигурки — та не двинулась с места ни на дюйм.

Облегченно выдохнув, Драко выбрал ракурс наилучшего обзора и весь обратился в слух, мучительно долго определяясь — уходить или еще поиграть роль непрошенного наблюдателя в стиле занозы-Скитер. Хотя… Драко, проникнувшийся сочувствием, наверняка не смог бы вот так сознательно открыть всем на обозрение заслон чужой личной жизни, даже если это всего лишь вход в мелкий закоулок грязнокровки.

Мозг дал сигнал, что ладонь жжет от впившихся в кожу мелких веточек. Надо было как-то действовать — или бежать успокаивать, или уходить скорей от этого подальше. Как раз та ситуация, когда и хочется, и колется.

Трусость не позволяла решиться на что-либо из этого, заставляя так же неподвижно сидеть и пялиться на затылок Грейнджер.

К счастью, продлилось это недолго. Гермиона относительно успокоилась и, поднявшись, пошла в сторону замка. Едва разогнув затекшие конечности, Драко на расстоянии стал двигаться вслед за ней, а затем, убедившись, что она направилась в башню Гриффиндора, поспешил в подземелья, надеясь, что Поттер уже там, и они вместе смогут нормально нажраться.

И ждало его разочарование.

На диване сидел явно трезвый и очень расстроенный по этому поводу Поттер и пытался прожечь глазами дыру в гневно наморщенном лбу Снейпа.

— Профессор? — видя такую слегка подзабытую картину, Драко решил для начала побыть вежливым.

— Вот и последний виновник сегодняшнего торжества, — почти обрадованно произнес Снейп и принялся расхаживать по комнате взад-вперед, насколько позволяла расставленная в хаотическом порядке мебель, обдумывая, по-видимому, что-то очень важное.

— Значит, так, — не глядя ни на кого конкретно, начал Снейп. — Драко, ты сегодня отправляешься на встречу с кузеном…

— Каким кузеном? — удивленно переспросил Драко, судорожно пытаясь вспомнить всех своих родственников, коих он знал довольно мало, но был остановлен убедительным злобным взглядом.

— … мне как декану можно уходить в любое время, тем более что профессор Дамблдор в курсе. А вам, Поттер, назначается ночная отработка…

Драко гаденько захихикал, а Гарри возмущенно засопел.

— Это почему это несправедливость такая? Мы же вроде вместе пили! — не удержался Гарри, сдвинув брови а-ля «не уступлю» и сложив руки на груди.

— Поттер, угомоните свою уязвленную гордость — ваш алкоголизм здесь не при чем, — вздохнул Снейп, мечась вдоль комнаты и не зная, как объявить о своем решении. — Я, между прочим, для вас стараюсь.

— Поставив меня на всеночную? — выпучил глаза Гарри и всплеснул руками. — Вот уж действительно забота.

— Силенцио, — неуловимое движение палочки, и вот она — требуемая тишина. — Я разве не говорил вам, Поттер, что вы ведете себя как назойливая навозная муха, что подтверждает и зелень в ваших глазах, и то, что вы вечно влезаете в какое-то говно, пачкая затем своими лапками всех вокруг?! А я, между прочим, так профессору Макгонагалл и сказал, что наказание за хамство преподавателю. Зная вас, она даже не удивилась.

Глядя на резко замолчавшего Снейпа и красного как рак Поттера, Драко вдруг понял, что что-то здесь не так. Что-то было неправильно в нервничающем крестном?!

— Профессор? — робко начал Драко, не хуже Трелони предвещая что-то неладное. — А зачем все это?

— Затем… — неловко начал Снейп, — затем, что ваше пьянство пора заканчивать… Я уже обо всем договорился. И… сегодня я веду вас в бордель.

* * *

Кружева, сеточки, крохотные лоскутки ткани всех цветов радуги, замочки и заклепочки нарушали хрупкое душевное равновесие мальчиков, заставляя жадно рассматривать открытые участки кожи и предугадывать, что же находится под всей остальной мишурой.

Гарри и Драко гордо нарекли клиентами и посадили в богато обставленной гостиной на диван, предлагая весь воистину шикарный «ассортимент» на выбор. Правда, здесь у них не было имен, а над внешностью Поттера Снейп тщательно поработал маскировочными чарами и еще какими-то эликсирами, создав таким образом неприметную иллюзию на сутки, чтобы никто не запомнил даже очки.

Сам профессор, к счастью, еще до начала кастинга, дабы никого не смущать, ушел с какой-то миловидной дамой, которую, благодаря несвойственным этому месту манерам и выдержке, даже недалекий Поттер не смог бы поставить вровень со снующими по залу девками.

Комнаты были распределены по указанию Снейпа заранее, чтобы мальчики находились в зоне его досягаемости и были незаметны для остальных посетителей увеселительного заведения.

Немало удивив замешкавшегося Драко, Гарри встал и поманил за собой женщину постарше — черноволосую и худую, с заострившимися чертами лица.

Драко смотрел ему вслед и понимал, что только зря теряет время, словно пытаясь из вороха красивой одежды выбрать идеальный наряд. Только вот идеального не бывает. Лишь вложив толику чувственности, можно ощутить нечто особенное, но искать это в борделе было, по меньшей мере, глупо, поэтому Драко схватил первую попавшуюся прыткую девчонку, которая почти улеглась ему на колени, и утащил ее в комнату, даже не замечая на ходу ни похожую фигурку, ни копну каштановых волос…

* * *

После долгих нежных прелюбодеяний Кэтрин уснула глубоким сном, а Северус, выскользнув из теплой постели, устроился напротив в резном кресле, оббитом мягким бархатом, с бокалом терпкого вина в руке, наслаждаясь видом полной луны за не до конца закрытыми шторами.

Мерный блеск ночного светила завораживал, окутывая Северуса томной негой и вызывая неясный восторг, словно рвалась из груди какая-то волчья натура, невесть откуда взявшаяся в душе законченного глупца, не верящего в то, что он еще способен на любовь.

Северус перевел взгляд на постель, где на подушке легкой медью переливались спутанные волосы Кэтрин. Невообразимо, как эта женщина терпела его, если учесть, что он все это время по большому счету пользовался ею. Приходил, когда чувствовал необходимость выговориться или утолить плотские желания, и уходил, не спросив, как она живет, чем живет. А ведь Кэтрин Хайборн совсем не проститутка — она хозяйка этого места. Северус только раз спросил, как она — одна из самых завидных невест Слизерина — оказалась здесь. Но Кэтрин лишь аккуратно ушла от ответа.

Как настоящий мужчина Северус пришел к выводу, что «нет, так нет». Ведь он не чувствовал угрозу, а значит, не стоило лезть в чужие дела.

Эгоист.

Они не виделись лет пятнадцать, а когда судьба, наконец, свела их снова, то все произошло как-то не очень правильно, видимо. Сначала было не до вопросов, а потом как-то и вовсе стыдно стало спрашивать. Это сродни тому, когда не запоминаешь с первого раза имя нового знакомого — чем дольше потом стесняешься уточнить, тем неудобнее с каждым разом и думать об этом. И ты малодушно ждешь момент, когда кто-нибудь упомянет его при тебе.

Проблема Северуса состояла в том, что у них с Кэтрин больше не было общих знакомых. Точнее были, даже множество, но Кэтрин сохраняла настолько продуманное инкогнито в волшебном мире, что необходимой информацией попросту никто не владел. Для всех она давным-давно исчезла, а произошло это как раз во времена первого пришествия Волдеморта, поэтому никто не потрудился лишний раз поискать. Богатые чистокровные родители думали, что блудная дочь сбежала с кем-то из Пожирателей. Северус, конечно, знал, что это предположение далеко от истины, но тогда его мысли были поглощены собственными горестями. Сейчас, правда, обладая всеми нужными навыками для ведения допроса, он мог узнать все, что нужно, но это было бы как минимум некрасиво по отношению к женщине, которая его без преувеличения спасла.

Несознательно Северус вернулся мыслями в прошлое.

Много месяцев тому назад в его жизни произошел очередной катаклизм — Темный Лорд воскрес из мертвых. И даже если учесть, что это была катастрофа для большинства его приспешников, которые два десятка лет тому назад обеспечивали его деятельность, для Северуса это была личная трагедия.

Прошедшие годы сполна дали возможность ощутить вину и скорбь по той, которая, казалось, навсегда отобрала у него чувство самодостаточности. Он понял, кто все время манипулировал им, заставляя совершать немыслимые поступки и думать так, как велит хозяин. Его обида на любимую женщину за безответное чувство направила все нерастраченные эмоции в ужасное русло — гнев. Злоба в свою очередь спровоцировала желание мстить, и чем слабее был противник, тем сильнее хотелось причинить боль.

Когда Лорд вернулся, Северус был разбит. Хотя тот факт, что метка не исчезла, и настораживал, но все же внутреннее стремление к счастью, присущее всему живому, давало шанс создать себе иллюзию бытия, отдаться в лоно любимой науки и даже пересилить себя, отдавая недюжинные знания на растерзание глупым детям.

В тот день Северус жутко напился на могиле у Лили...

Самый лучший способ заглушить тоску, успокоить гнев и угомонить растущую тревогу относительно того, что ждало магический мир с воскрешением обозленного бездушного тирана, — это взять дешевое, но хорошо бьющее по голове пойло и распить его у надгробия единственного важного человека… По крайней мере так думал Северус в тот момент.

Мысли тянулись в депрессивном мозговом киселе натужно, ибо бутылка была не первой, а Северус никогда ранее не был склонен к пьянству, твердо считая это занятие недостойным ученого и профессора школы по совместительству.

Многие его коллеги часто использовали производные этилового спирта, чтобы успокоить нервную систему, или иные стимуляторы, дабы заставить активнее работать нейроны в голове, которые могли привести к какому-нибудь научному открытию или вывести на новый уровень застопорившуюся работу.

Но Северус вел себя иначе. Да, мог выпить, но не используя алкоголь как средство для достижения какого-то определенного результата, а просто потому, что умел наслаждаться тем самым букетом.

Будучи с детства не таким как все, своего рода белой вороной, он возвел в своем сознании минус в плюс, решив, что если ему быть особенным, то это должно быть нечто заслуженное. Такое вот своеобразное тщеславие. Ведь со временем стало ясно, что школьные перипетии, склоки, клеймо изгоя, навешенное соучениками, чье серое вещество позволяло думать и анализировать лишь на едва развитом в рамках общества уровне, — забываются. Дети вырастают, и чаще всего их жизни потом кардинально противоположны тем позициям, которые они занимали в школьной иерархии.

Вот как раз о школе Северус тогда и думал.

Во-первых, потому, что это было время, когда Лили была еще жива и находилась в относительной досягаемости. Во-вторых, Хогвартс стал той отправной точкой, с которой началась другая жизнь. Словно все разделилось на "до" и "после", и повлиять на ситуацию было невозможно, только научиться жить с ее результатом.

Там, на могиле, Северус ощущал, будто возвращается в яму, из которой он однажды уже выбирался, отчаянно цепляясь за первый попавшийся выступ, оказавшийся на поверку зыбучим песком, что затянул быстро и безвозвратно, превращая достойного человека в раба чужой злобы и жестокости. Сродни тому, как зависимые люди, наркоманы и алкоголики, в поисках свободы от своей напасти попадают под влияние секты, сменив по большому счету только «хозяина» собственной воли.

Ночная тьма накатывала неумолимо, холод, исходящий из земли, казалось, просачивался в каждую клетку, оседая инеем на ее микроскопических стенках, и тогда Северус решил, что пора искать другое пристанище.

Он долго бродил по маггловскому Лондону, избегая фонарей и ярких вывесок, чей свет сильно бил по уставшим глазам, пока не зашел, вдоволь нагулявшись, в неприметный мрачный паб на одной из тонких злачных улочек большого города. Виски там был паршивый, как и в любом подобном месте, но его мерзкий вкус уже давно не резал горло.

Компания изрядно хлебнувших мужичков солидного вида за соседним столиком ненароком перетащила Северуса к себе «под крыло» и так же ненароком доволокла до плохо различимого на тот момент здания, которое Северус со слов одного из пьянчужек определил как местный публичный дом, пользующийся огромной популярностью.

Татуированные амбалы на входе, богатый интерьер говорили о высоком статусе заведения, но Северусу было глубоко фиолетово на то, что происходит вокруг. По дороге к этому месту их сбитый коллектив попал под мощный ливень, и теперь основной проблемой Северуса была необходимость убрать прилипшие волосы с глаз, но для этого надо было для начала поднять руку.

Когда борьба с прической была завершена, Северус увидел лишь спины собутыльников, удаляющиеся по коридору вправо. Заметив женщину на рецепции, он подошел к ней, рассудив, что коль он уже здесь, то хоть поспит.

Приблизившись к уголку администратора, Северус узрел сначала небольшую загорающуюся лампочку, а затем понимающую улыбку на лице управляющей, которая тотчас показала ему на стенку, где стали проступать очертания доселе невидимой двери.

Пока его вели чередой коридоров и лестниц, Северус, будучи едва в состоянии это сделать, поставил в своем сознании галочку о необходимости детально разузнать об этом странном артефакте на входе, который, по сути, определял наличие магического ядра у посетителя.

За этими расплывающимися, но любопытными мыслями Северус упустил момент, когда его ненадолго оставили в какой-то гостевой. Ожидая увидеть вереницу распутниц и желая скорей ткнуть пальцем в одну из них, чтобы добраться до кровати, он немного удивился, когда та же женщина, вернувшись, предложила ему пройти с ней. У одной из дверей она остановилась, постучала и, открыв, легонько подтолкнула Северуса в спину.

По наитию он зашел внутрь и остановился посреди комнаты как вкопанный — у окна, бережно заплетая волосы в длинную косу, стояла та, кого он не мог не узнать, но успел забыть.

— Ты?! Но… как? — он был настолько ошарашен, что не смог даже внятно сформулировать свой вопрос.

Алкоголь понемногу начал выветриваться, и мокрая одежда, прилипшая к телу, стала ощутимо холодить кожу, вызывая неконтролируемую дрожь.

Заметив это, Кэтрин прошла к двери, ведущей в ванную, жестом руки показывая следовать за собой. Она открыла кран и запустила теплую воду в антикварную мраморную купальню, по очереди добавляя туда масла из разноцветных бутылочек, стоящих на полке рядом. Затем подошла к Северусу, взяла его за руку и заглянула в глаза.

— Разреши мне тебя отогреть…

* * *

Гарри проснулся от того, что голова нещадно болела, а шея затекла от долгого лежания в неудобной позе. В рот кто-то словно выдавил гной бубонтюбера, хоть Гарри его никогда, слава Мерлину, и не попробовал, но почему-то казалось, что ощущения на языке чем-то похожи. Одним словом — отвратительно.

Мозг затянуло синим туманом, и сколько Гарри не силился, не мог вспомнить даже, куда положил очки.

Под ногами еле слышно звякнула пряжка ремня, и где-то там же обнаружились рубашка, мантия и туфли. Искать носки Гарри уже не решился. Подслеповато щурясь, он попытался оглядеть комнату, чтобы вычислить, в какой части помещения вообще находится.

Размытые очертания и кое-какие воспоминания с вечера дали понять, что он сидит на софе у входа, и тут же взгляд наткнулся на кровать, где на краю грудью лежала его ночная фея, а ноги ее предположительно коленями упирались в пол.

Красный цвет, обильно разлитый вокруг девушки и на ней, был отлично различим даже с таким плохим зрением, как у Гарри.

Сердце ухнуло камнем вниз…

— Твою мать… твою мать… Твою ж мать, зараза, — безостановочно бормотал Гарри, пытаясь одновременно нацепить рубашку и попасть ногой в брючину. Затем, так и не застегнувшись до конца, на всех парах вылетел из комнаты.

Жуткая мысль с силой молнии Зевса-громовержца набатом била у него в голове.

Вот он и убил первого в своей жизни человека.