И вот я здесь (джен)

— Тетя Батильда? — Геллерт обнаружил, что находится в очень и очень странном месте, странном даже по его меркам: большой темной комнате, которую освещала только керосиновая лампа; он лежал на железной сетчатой кровати, а рядом с ним сидела тетя.

Тетя тоже явно изменилась: это была уже не та довольно взрослая, но цветущая и жизнерадостная женщина, которую он привык видеть. Под глазами у нее залегли круги, и вообще, она стала явно старше.

— Геллерт, ты очнулся! — тетя сгребла его в объятья, ему это было неприятно, но все же он был так счастлив видеть то, что она больше не немощная старуха.

— Что случилось? Где… где я? — тетка всхлипнула.

— На тебя, по-видимому, наложили какое-то проклятие, ты лег спать неделю назад и не проснулся. Все так за тебя волновались, перевезли в лечебницу, думали, ты не очнешься уже, а ты…

Геллерт нахмурился. Неделю.… Именно столько времени он провел там, в том загадочном мире. Неужели это был сон? Просто сон, рожденный его больным сознанием? Значит, он не переносился вперед во времени, не искал крестражи, не спасал Британию и не вызывал родителей? Или же вызывал? Что за чертовщина?

— Мы… поедем домой? — Конечно, поедем, — засуетилась Батильда. — Я испеку чего-нибудь, устроим банкет, соседей позовем, друга твоего с семьей. Сейчас, подожди, я за целителем…

Целитель оказался тучным мужчиной в зеленой мантии, который много шутил и гулко смеялся. Он провел диагностирование, взмахнув палочкой, и, смотря на плывущие вокруг Геллерта желтые и зеленые цифры, сказал, что Геллерт уже вполне здоров и может лечиться дома.

Едва только он встал с кровати, голова закружилась, и Геллерт сел обратно на кровать.

— Это совершенно нормально, — спокойно сказал целитель. — Юноша целую неделю находился под проклятием. Это пройдет…

— Угу, совершенно нормально, конечно, — буркнул Геллерт, безуспешно пытаясь дойти хотя бы до двери — ноги разъезжались, не подчиняясь ровно никаким законам физики.

* * *

Геллерт понял, что он дома, как только переступил порог тетиного жилья. Он, привалившись к косяку, смотрел, как она хлопочет по дому, готовит, убирает…. Он был просто счастлив — он вернулся домой, он вернулся в свое время, неважно, было это или нет.

— Что ж, зато теперь понятно, почему все было таким уж сумасбродным — это были иллюзии… или же нет? — портрет отца, висящий в комнате, загадочно подмигнул. Что это было?

В дверь постучали.

— Геллерт, открой, пожалуйста, у меня руки в тесте! — крикнула Батильда, и он, вздохнув, медленно (все-таки слабость еще осталась) поперся открывать.

На пороге стоял Альбус с обеспокоенным выражением лица. Геллерт поднял бровь.

— Я вас очень внимательно слушаю, молодой человек.

— Ну, я… я хотел извиниться за своего брата, и еще мне очень, очень жаль, что с тобой случилось, это было ужасно, правда… — затараторил друг, сбиваясь почти на каждом слове и зачем-то поправляя очки.

— Да ладно тебе… — он улыбнулся. — Ты не представляешь, что мне приснилось, это такая ересь, что я даже сам не понимаю, правда это или нет.

— И что же?

— В моем сне был ты, правда, постаревший на сотню лет, еще там был мальчик, который выжил после Убивающего заклятия и лысый змееподобный schwule, который обнимался со змеей и расшвыривал Авады в воздухе!

— Брешешь…

— Я тебе отвечаю…

Разговор обещал быть долгим.

* * *

Несмотря на все, этот день настал. Батильда всегда знала, что это случится, всегда знала, как только ее попросили присмотреть за «непутевым». Геллерт уезжал домой, на родину. Нет, не было никакой опасной и страшной дуэли, не было смертей, не было чумы и прочей гадости, которая могла бы заставить его уехать, нет, причина была гораздо приземленнее: у Геллерта кончилась виза.

— Вы понимаете, что нам придется его насильственно депортировать? — возмущался чиновник из Отдела по контролю несовершеннолетних. — Я понимаю, что он сирота и вы его единственный родственник, но по Указу номер 14 дробь 88 «С»…

— Да ладно, ладно, уеду я, — буркнул Геллерт. — Когда я завоюю мир, тебя и твой вшивый отдел я сожгу в первую очередь.

— Что, простите?

— Я говорю, что попрошу у вас автограф, разве не понятно? Чтоб тебе гиппогриф на голову нагадил, кусок офисного дерьма…

— Что-что?

— Ни-че-го. Если у вас проблемы со слухом, обратитесь в лечебницу.

Все-таки хоть немного, но Геллерт все-таки успокоил нервы, изгаляясь сначала над бедным чиновником (тот, кстати, потом вырвал себе оставшуюся половину волос с головы и сбежал из «проклятого дома»). Тем не менее, сделанного было не вернуть и двадцать пятого августа, в день, когда вышли все сроки, он вынужден был спасаться бегством.

Геллерт сложил все вещи в чемодан, положил сверху папин портрет и, взмахнув палочкой, закрыл чемодан и колдовством сделал его легким, как перышко — вещей за все его пятнадцать с половиной лет жизни накопилось много: учебники, книги, одежда, куча сочинений, тетради, письма, пресловутые носки с коноплей и заначка на совсем уж трудные времена. Он надел дорожный плащ и, поддерживая чемодан, спустился вниз.

— До скорой встречи, дорогой, — Батильда покачала головой. — Веди себя прилично, не шатайся по борделям, не нарывайся на неприятности…

— Ага, я понял, — Геллерт вытащил чемодан из дома и поволок его по улице, намереваясь трансгрессировать мили через две, когда в округе почти не будет магглов.

— Ты уже уезжаешь? — Альбус поджидал его около дома, словно зная о том, что будет.

— Да, — сказал Геллерт и остановился: надо бы попрощаться. — Уроды, что меня исключили, деликатно забыли об английском гражданстве моей дражайшей тетушки, и теперь я вынужден покинуть эту страну.

— Навсегда?

— Если я не исчезну отсюда до тридцатого — то да, возможно, навсегда.

— И куда ты сейчас?

— Вернусь на родину, постараюсь окончить школу, либо нормально, либо экстерном, потом буду заниматься исследованиями. Если не примут, то поживу у невесты или сниму квартирку где-нибудь в Вене; сбережений, которые мне оставили родители, на это явно хватит.

— Ммм… Жаль, что ты уезжаешь, — вздохнул Альбус. — Целыми днями находиться только в обществе стариков и моего братца — врагу такого не пожелаешь! — неожиданно Геллерт вздрогнул, словно вспомнив о чем-то. — В общем, ты знаешь мой адрес, пиши, я буду рад.

— Кстати, — негромко ответил Геллерт. — Я был бы рад предложить тебе отправиться со мной, но, я думаю, ты не согласишься…

— С тобой? — друг расцвел. — Я и представить себе не мог! Вена — это здорово, там такие волшебники, такие искусства! Правда, — он вздохнул, — на мне лежит сестра, а ее я оставить не могу ну никак. Аберфорт в этом году оканчивает школу, и мне бы не хотелось…

— Ладно, можем взять еще и ее, — нетерпеливо бросил Геллерт. — Я даю вам на сборы, прощания и обмозгование решения ровно… — он достал аккуратные часы на цепочке с гравировкой, — тридцать минут, а затем я отправляюсь, с вами или без вас, — он сел на крыльцо и достал книгу.

Десять минут… двадцать… он захлопнул книгу и было поднялся, как вдруг заметил спешащего Альбуса с семенящей за ним девочкой в походном платьице. Он улыбнулся: кажется, это будет самое интересное приключение.

Портрет отца в чемодане все еще продолжал загадочно улыбаться, храня в своем чреве, за подкладкой к холсту, нелегальный маховик времени…