Наследие. Некромантова бездна (джен)

Волшебники знают о смерти не намного больше, чем маглы. И не скажешь, что страх смерти у них слабее. И смирения особого нет. И все-таки...

Да, волшебники знают о смерти не намного больше, чем маглы. Но они, по крайней мере, твердо уверены в существовании души. И эта уверенность позволяет замечать им чуть больше.

В конце концов, волшебники точно знают: что-то там, за гранью, определенно есть: душа после гибели тела не исчезает, нет; она обычно отправляется дальше. Что ее ждет там — вопрос спорный, но в общем и целом понятный. Кому рай, кому ад, кому вечную пустоту.

Например, волшебники знают о привидениях — трусоватых душах, что так и не решились идти дальше. Каждый может при желании остаться на земле именно в таком виде — была бы хоть искра желания да капля веры. Почему, собственно, редко встретишь призрака-магла? Да они просто не верят в такое. Они ждут рая или ада — вот и следуют путем своей веры.

Если же душа не горит желанием двигаться дальше, то она может задержаться и на земле. Насколько успешно у нее это выйдет, зависит от самой души: от ее упрямства, от воли, от силы, в конце-то концов.

Ослиное упрямство сыграло с Северусом злую шутку. Умирая, Северус Снейп, шпион и предатель, жаждал одного: удостовериться, что Поттер — Гарри Поттер, его вечная головная боль — выживет.

Сам он смерти не боялся. Боли — да. Краха всего плана — еще как.

Но не смерти.

Если бы не чувство вины перед Лили, он прекратил бы свое существование еще в восьмидесятом. Иногда ему казалось, что так и произошло, а тело просто по привычке повинуется командам: уже даже не его собственным, а Альбуса. Служи... Преподавай... Ты не должен раскрыть себя...

Он должен был умереть в той хижине — в той самой, где еще подростком едва не погиб по милости Блэка. Но вместо того, чтобы с облегчением поставить точку в этой мучительной истории, он пошел на поводу у своего последнего желания: убедиться, что Поттер выжил.

Убедился.

Он был готов заплатить за исполнение желания полным своим уничтожением. Это даже казалось честным: вполне подходящее наказание для такого предателя, как он — исчезнуть без следа, будто его и не было.

Он ждал.

Он смирился.

Годы шли, и ему казалось, что душа его действительно развеивается, пусть и мучительно медленно. По крайней мере, визиты Поттера на его могилу представлялись ему все более размытыми и далекими.

Но потом появился этот мальчишка...

Альбус Северус Поттер. Это звучало, как оплеуха. Кажется, даже в полуисчезшем своем состоянии Северус почувствовал раздражение.

Дальше — больше.

Когда Альбус Поттер едва не утонул в озере, Северус обратился в тень — только потому, что пожелал сделать хоть что-нибудь. Пожелал так сильно, как никогда ничего не желал при жизни.

С этого момента его душа перестала исчезать.

А потом и обрела плоть.

Кто бы знал, как работает Воскрешающий камень...

С огромным удовольствием Северус просто забыл бы обо всем. Один Поттер испоганил ему школьные годы, другой — мотал ему нервы на протяжении всех семи лет, что имитировал обучение в Хогвартсе, а третий — что же, третий ухитрился достать его и после смерти. А теперь исчез в неизвестном направлении — предварительно, впрочем, не забыв подбросить ему, Северусу, новых проблем.

Вероятно, стоило предоставить событиям возможность идти своим чередом. В конце концов, он убедился, что мальчишка жив. В процессе этого исследования Северус едва не лишился рассудка — стараниями очередного Поттера — но, главное, результат достигнут.

Альбус Поттер вполне себе жив.

Что было и без Северуса, вообще-то, ясно. В качестве принадлежащих семейству Малфой артефактов можно не сомневаться, так что когда будет найден Поттер-младший — всего лишь вопрос времени.

Почему же тогда на душе так неспокойно?

Северус запустил руки в волосы — дурацкая, непростительная для зельевара привычка, от которой он долго пытался избавиться. Когда-то давно это ему удалось — но прошлое, похоже, решило, что можно позволить себе некоторые вольности. Северус сохранил знания, умения и воспоминания почти сорокалетнего волшебника — но при этом совершенно потерял навыки самоконтроля.

Он то краснел, то бледнел, то срывался на крик — и разве что заикания не хватало, чтобы почувствовать себя тем нервным юнцом, который преданной собачонкой таскался за Люциусом Малфоем и строчил в дневнике длиннейшие опусы о гениальном себе и мерзких троллях, насмешкой судьбы назначенных ему в однокурсники.

Да, было дело. Он и стихи когда-то писал — для Лили. Во время, свободное от зельеварения и партизанской войны с Мародерами.

Северус раздраженно тряхнул головой. Стоило ли возвращать его? Да еще и в таком нелепом виде! Ошибок он успел наворотить и в той, прежней жизни. Зачем снова сталкивать его с Поттерами?

Треклятые Дары и треклятый мальчишка... Куда же он мог исчезнуть?

Сон — первейшее средство от последствий применения ментальной магии, тем более что занятия эти были прерваны восхитительно варварским способом — не шел. Избавления от мучивших Северуса мыслей не предвиделось.

С внутренним содроганием он вновь потянулся к чаше.

* * *

Сияла полная луна. Зелень леса издали в этом неверном свете казалась изумрудной. Пахло влажно и душно, как пахнет только после ливня.

Холм, к которому направлялся Кадм, ничем не отличался от сотен своих собратьев — но лишь на первый взгляд. На второй же становилось ясно: здесь — пристанище фейри.

Тень был почти уверен: сам он прежде с фейри дела не имел. И, однозначно, заводить подобные знакомства не собирался.

Для любого, кто хоть раз читал о фейри, вполне очевидно, что водить с ними дружбу — дело неблагодарное, трудное и вообще сопряжено с риском для жизни. А то и для самой души.

Так что Кадм Певерелл собирался совершить непоправимую глупость. Однозначно.

Вот только Тень ему об этом сообщить никак не мог.

Тем временем Кадм добрался до подножия холма и извлек из карманов нехитрый инструмент: рябиновый прут, шелковый зеленый платок, крохотный стеклянный пузырек, наполненный чем-то маслянистым. Платок почти сразу перекочевал на шею. Потом Кадм откупорил пузырек и торопливо смазал его содержимым губы и уши, обвел широкими кругами глаза, провел блестящим от масла пальцем под носом. Тень принюхался — тимьян. И, пожалуй, немного календулы.

Кадм Певерелл огляделся — свидетелей его запланированного безрассудства не было. И неудивительно: одинокие огни ближайшего жилища подслеповато моргали где-то у горизонта.

Он бросил беглый взгляд на луну и, стиснув в руке рябиновый прут, шагнул вперед.

Девять, ровно девять раз он обошел этот холм и остановился там же, где начал.

— Что тебе нужно от фейри, смертный? — раздалось за спиной.

Тень вздрогнул, в точности повторив движение Кадма, и обернулся.

Фейри — если уж совсем точно, то дуэргар, хранитель тайных знаний, создание бесконечно мудрое и бесконечно жестокое — стоял, скрестив руки на груди. Он был, как и все фейри, прекрасен — изящная фигура, мерцающая белая кожа, длинные волосы точно из черного шелка — но золотые глаза его обжигали холодом. Зрачки — темными ромбами, как у козы — казались двумя дементорами.

Двумя очень, очень голодными дементорами.

Кадма же Певерелла это не впечатлило — или он умело это скрыл.

— Я воззвал к тебе, дитя Маб...

— Короче, смертный, — перебил его дуэргар. — Мое время дорого, знаешь ли.

В его левой руке блеснуло острие чего-то металлического.

— Я пришел за тайным знанием, фейри.

Дуэргар усмехнулся. Он, хоть и был ниже ростом, не считал Кадма серьезным противником. Тени, по крайней мере, это было очевидно. Единственное, что причиняло фейри неудобство — так это близость рябины, но такого рода оберег не мог помешать ему убить человека, если понадобится.

Реальный вред фейри причиняет только холодное железо. Тень это откуда-то знал. А Кадм Певерелл?

У него был лишь рябиновый прутик. И решимость.

— У меня есть камень, что наделен силой оживлять мертвых. Мне нужно лишь узнать, как заставить его работать.

Фейри не ответил — лишь протянул руку.

Кадм прищурился:

— Не жди от меня доверия, безымянный фейри. Назови свою цену за это знание.

Глаза дуэргара опасно блеснули:

— Ты забавен, смертный. Приходишь сюда один-одинешенек, совершенно беззащитный, даже вместо палочки принес этот убогий прутик — думаешь, я не знаю, что ты волшебник, а, Кадм Певерелл? Уходи, пока можешь; уходи и уноси этот камушек. Его создатель, Бендигейд Вран, запретил моему роду касаться его.

Кадм подался вперед — хотя мгновение назад, когда фейри произнес его имя, с лица его схлынули все краски.

Это было вполне понятно: тот, кто знает имя, имеет над тобой определенную власть — а проклятия фейри снимать никто, кроме них самих, не умеет.

Но... Теперь волшебник знал: его собеседник знаком с тем, что представляет из себя Камень.

— Какова цена, фей...

Дуэргар вскинул руку:

— Зови меня Фэрганемом, смертный глупец Кадм Певерелл. Второй раз говорю тебе: уходи и забудь дорогу во владения фейри.

На щеках Кадма выступил лихорадочный румянец. Он отбросил рябиновый прут и шагнул к дуэргару вплотную:

— Я. Должен. Знать.

Фейри поднял голову — Кадм, высокий и тощий, нависал над ним — и медленно произнес:

— В третий и последний раз предупреждаю тебя: отступись. Ты пожалеешь, когда придет пора платить по счетам.

Кадм сгреб его за грудки; ворот мшисто-зеленого жилета затрещал и растянулся.

— Бери, что хочешь, Фэрганем! У меня уже забрали все, и тебе нечем поживиться! Бери, что найдешь, — но скажи мне, заклинаю, скажи, как работает Камень!

Тень замер. Он не мог отделаться от чувства: только что произошло нечто непоправимое.

Ухмылка дуэргара только укрепила его подозрения.

— Договорились, смертный. Я открою тебе тайну, Кадм Певерелл: ты сможешь призвать в этот мир ровно одного мертвеца — тебе лишь нужно прийти на могилу того, кто тебе нужен, и с Камнем в руках воззвать к его душе.

Кадм отступил на шаг. Руки его безвольно повисли, выпустив шелковый ворот.

— И все? Ни снадобий, ни заклинаний, ни... — он поежился. — Жертв?

Фэрганем осклабился еще шире, так, что стало можно пересчитать мелкие острые, как у ласки, зубы:

— Никаких больше жертв, Кадм Певерелл. Нужно лишь горячее желание. Ее. Или твое. Желание, сильное настолько, чтобы облечь душу плотью.

— И никакого подвоха? — переспросил волшебник.

— Никакого. Правда, я не стал бы ожидать, что кто-то будет рад променять блаженный Авалон на унылое смертное существование...

* * *

Северус, тяжело дыша, отдернул голову от чаши.

Он узнал даже больше, чем нужно.

* * *

На площади Гриммо, по большому счету, ничего не изменилось. Да, фонари заменили, небо еще гуще затянули проводами; машины стали более блестящими, а магловские здания, исторические, чтоб их, памятники — более обшарпанными, но в целом картина была та же, что и двадцать лет назад.

Парковки, магазинчики, кучки праздно шатающихся. Серое утро. Старый добрый Лондон.

Дом номер двенадцать все так же таращился вдаль темными окнами — понять, что происходит внутри, невозможно, Вальбурга Блэк, если уж колдовала, на мелочи не разменивалась. Разве что чуть почище стал — и от этого зеркально бликующие окна напоминали теперь тонированные очки какой-нибудь поп-звезды.

Да, Северус все еще мог видеть дом номер двенадцать. Но попытаться проникнуть внутрь он бы не рискнул.

Порог — все те же три каменных ступеньки, все так же никто не утруждает себя тем, чтобы отчистить их от корки льда.

Порог, который теперь непреодолим.

Северус поступил опрометчиво, аппарировав сюда. Следовало бы отправить сову, или связаться через камин, или попробовать найти этого эмпата в аврорате. Судя по тому, как поттеровский сынок общался с ним, это кто-то из родственников. Что ж, не рыжий — скорее всего, не Уизли.

И как его угораздило даже имени не спросить?

Северус сейчас так близко...

Послать патронуса? Правда, он может показаться знакомым Джинни Уизли. До самого Гарри Поттера, что было бы идеальным решением, Северус достучаться не смог. Патронус — это сильная магия, но даже у его действия есть предел дальности.

Рискнуть? Северус снова окинул площадь взглядом: прохожие здесь не задерживаются, разве что под фонарем на углу стоит пятеро подростков, все в одинаковых черных пальто. Место встречи, тоже мне... Подождать, пока они уйдут, или нырнуть под защиту чар дома номер двенадцать? Внутрь Северусу хода нет, но от любопытных глаз искажающие чары вполне его скроют.

Не делать ничего оказалось невыносимо. На какой-то краткий миг Северусу даже показалось, что он понимает Гарри Поттера — в те времена, когда тот был несносным, всюду сующим свой нос мальчишкой... Но эту мысль все-таки удалось отогнать. Фыркнув себе под нос (какого только бреда не почудится от усталости!), Северус свернул в проем между домами номер одиннадцать и тринадцать — конечно, так это выглядело только для маглов и непросвященных касательно других домов на площади Гриммо...

И в живот ему уткнулась волшебная палочка.

— И вам доброго утра, мистер Поттер, — со всей возможной язвительностью поприветствовал мальчишку Северус.

Если Альбус Поттер был для него лишь источником беспокойства, то Джеймс Поттер, версия современная, внушал не больше симпатии, чем его дед. И, поверьте, так было и до того, как Джеймс прервал сеанс дистантной легилименции.

— Что вы здесь забыли, мистер Неттлшип? Вас на похороны не приглашали.

Джеймс Поттер определенно отвечал ему взаимностью.

— Кажется, вам уже говорили, что похороны преждевременны. А мне необходимо увидеть вашего родственника, который относится к своей работе настолько наплевательски, что не утруждает себя даже формальным соблюдением протокола. Он здесь — или симулирует бурную деятельность где-то еще?

Мальчишка взъерошился:

— Нечего тут Тедди ругать!

Северус очень, очень устал. Еще в прошлой жизни. Сейчас ему хотелось, чтобы Альбуса Поттера нашли, а Воскрешающий Камень забросили так далеко, насколько только возможно. И, желательно, попутно освободили бы Северуса-в-далеком-прошлом-Снейпа от обязательств перед этим миром.

Он закатил глаза:

— Могу ли я встретиться с аврором Тедди, — тут он не мог не ухмыльнуться, — или вас бесполезно просить об этом?

* * *

Дверь подается, стоит лишь надавить на ручку. И это жилище аврора?

В прихожей — темнота. Прямо как в старые недобрые времена. Северус без слов зажигает Люмос — и не может удержать смешка. Портрет Вальбурги снять не смогли, но занавесили веселеньким гобеленом гриффиндорской расцветки.

Из-за неплотно закрытой двери (кажется, там в свое время располагалась гостиная) доносились голоса: высокий капризный девчоночий и нервный женский.

— ...не верю! И не пойду! Не пойду!

— Лили, пожалуйста, ПЕРЕСТАНЬ!

— Лилз, хватит, — примешивается голос другой девочки, куда более мягкий и спокойный. — Это просто дань приличиям...

Северус не удержался и краем глаза заглянул в приоткрытую дверь; он почти знал, что увидит.

Огненно-рыжие волосы, молочного оттенка кожа, светлые веснушки — Джинни Уизли не узнать было невозможно. Стойка у нее такая же пружинистая, как и в школе, когда она яростно восставала против Кэрроу и пожирательских порядков.

Напротив — ее уменьшенная десятилетняя копия, такая же рыжеволосая и кареглазая, и такая же упрямая.

У стены, подняв руки в примиряющем жесте, стоит девочка постарше, тоже рыжая — разве что чуть потемнее. Но стоит ей повернуть голову, и профиль становится отчетливо узнаваем. Грейнджер. Тот же лоб, тот же упрямый подбородок. А нос длинноват — не иначе как наследство шестого Уизли.

Северус шагнул чуть назад, так, чтобы его самого скрывали тени старого дома. Хотя вряд ли бы он выдал свое присутствие; перепалка поглотила прекрасную половину семейства Поттер-Уизли целиком и полностью.

Джеймс Поттер тоже покосился в сторону гостиной, поморщился, но говорить ничего не стал. Только прибавил шагу.

Лестница на второй этаж все так же скрипела.

Мальчишка прошел мимо двери с гриффиндорским плакатом (Северус не припоминал, чтобы там раньше вообще была эта дверь) и осторожно постучался в комнату Регулуса — вернее, туда, где когда-то жил тот из Блэков, которого Северус мог бы назвать своим другом.

Не дожидаясь ответа, Джеймс Поттер вошел; Северус последовал за ним.

Сидящий на ковре юноша мало походил на того хлыща, что заявился вчера на Хьюитт-роуд. Вместо рублено-квадратного героического подбородка — плавная линия с едва намеченной ямочкой; вместо темного ежика — мягкие русые пряди, нос тоже совершенно несерьезный, курносый... В общем, там, где Северус ожидал увидеть молодого аврора с плакатов, сидел обычный парень в вытянутом свитере. Этакий домашний мальчик вроде Люпина. Хотя не поспоришь, что к манере общения этот облик подходил куда больше, чем вчерашний...

Люпин. Смена внешности. Близость к семье Поттера.

Что ж, мог бы и раньше догадаться.

— Полагаю, аврор... Тедди? — Северус не смог удержаться. Это было все-таки лучше, чем просто замереть. Сын Люпина и Тонкс. Ребенок той войны... Голова у Северуса немного кружилась. А ты выглядишь ненамного старше, — проснулся ехидный внутренний голос.

Юноша поднял глаза — голубые, как и вчера — и отозвался:

— Стажер Теодор Люпин, если можно. Вы вспомнили что-то еще? Или, — он грустно улыбнулся. — пришли уточнить имя для жалобы?

Дракклов Люпин... Будь он хоть сотню раз метаморфомаг, улыбка у него была точно такая же, как у его отца.

— Обойдетесь без жалобы, — голос звучал почему-то хрипло. — Я повторил опыт с чашей, и теперь почти уверен: я знаю, что происходит с Альбусом Поттером.

Люпин поднялся с пола.

— Что вы...

Северус почувствовал, что балансирует на краю бездны.

— Существует ритуал, называемый Испытанием Вотана — в честь бога, который девять дней и ночей висел, пригвожденный к Мировому Древу, и в обмен на эту жертву обрел знание магических рун. Тот, кто будет подвергнут Испытанию Вотана, девять дней и ночей будет находиться на грани между жизнью и смертью. Если он прорицатель — он заглянет в будущее. Воин — обретет новую силу. Проклятый — найдет способ избавиться от проклятия. — Северус отрывисто вздохнул. — Ритуал находит то, что важнее всего для испытуемого — и дает необходимые знания. И они верны, эти знания, абсолютно верны, что бы ни предствляли собой с точки зрения современной магической науки. Более того, можно направить ритуал, дав испытуемому предмет интереса — так, например, Фламель пришел к идее Философского камня, взяв с собой черновики своих разработок. Идеальный способ, да... Если бы все испытуемые выживали, чтобы воспользоваться этими знаниями.

Джеймс побледнел.

— Алоиз Фламель погиб, а его брат Николас, руководствуясь посмертными воспоминаниями, создал Философский камень. Аналогичный случай: род Бёрков, обреченный Варнавой Девериллом на медленное вымирание, пожертвовал семнадцатилетней Эглантиной, чтобы снять проклятие.

Аврор Теодор Люпин стиснул кулаки так, что костяшки побелели.

— Единственное, что я знаю — так это то, что сейчас Альбус Поттер наблюдает, как учились работать с артефактом под названием Воскрешающий камень. И Альбус Поттер пока еще жив. — Северус на мгновение замер — и шагнул-таки в пропасть. — Я могу предположить, как его спасти.

ПРИМЕЧАНИЯ:

"Для получения волшебной мази следует проделать следующее. В небольшой стеклянный сосуд наливают растительное масло, добавляют к нему лепестки календулы и роз, заранее настоянные на воде, и несколько дней ждут, когда смесь станет светлой. Цветы для приготовления настойки нужно собирать ранним утром на восточной стороне эльфийского холма. После побеления смеси в нее добавляют нераскрытые бутоны орешника и плетистой розы, а также полностью распустившиеся цветы тимьяна. Стеклянный сосуд выставляют на солнце и ждут три дня, после чего волшебная мазь становится готовой к употреблению."

Тедди Люпин, простите, неканонический. Просто для меня было нелогично сокращать Эдварда до Теда (хотя, как выяснилось, такое сокращение все же существует), и Тедди со времен прочтения был уменьшительно-ласкательным от Теодора, тем более что это имя очень мило перекликалось с Нимфадорой. Имя с толкованием "дар Божий" вполне логично для мира маглов, откуда явился дед нашего героя, в честь которого Тедди и назвали, тут противоречия не вижу. В общем, если Вам конкретно это не нравится — в шапке AU, а в дальнейшем Тедди в основном останется именно Тедди.