Наследие. Некромантова бездна (джен)

Рождественские каникулы начинались для семьи Поттеров вполне обычно — ну, если не считать ненормально долгого снегопада и альбусовых злоключений, хранившихся в строгом секрете от непосвященных обитателей дома №12 на площади Гриммо. Согласно официальной версии, Альбус опоздал на «Хогвартс-экспресс» по той простой причине, что заснул в библиотеке и благополучно проспал всю кутерьму сборов и отправления, а нашла его вернувшаяся в школу МакГонагалл.

Аврор Поттер, после посещения квиддичного матча свято уверенный в том, что общение его младшего сына на факультете ограничивается чисто учебными делами, деликатно не обращал внимания на то, что на имя Альбуса писем по утрам не приходит — в отличие от того же Джеймса, буквально заваленного почтой. Да и вообще, у него хватало головной боли с запертым в ящик стола Воскрешающим Камнем (в то, что его желание — да будь он хоть десять раз Герой Магической Британии — гринготтские гоблины поставят выше буквы закона, Гарри Поттеру верилось с трудом). В самом деле, вести с Альбусом проникновенные беседы о том, как важны для человека друзья, представлялось совершенно бессмысленным. Мерлиновы подштанники, говорить о круге общения с Альбусом, который почитает за счастье спрятаться где-нибудь с книжкой в обнимку, если в комнате находится больше трех человек!

Да и потом, откуда старшему Поттеру знать, что филин Малфоев прилетает по ночам и аккуратно стучит клювом в окно Альбуса? Прошло всего три дня, но Скорпиус писал неизменно много, ярко и эмоционально, причем обо всем, что только попадалось ему на глаза. Попадалось, правда, немногое: после безумного прыжка с «Хогвартс-экспресса» Скорпиус все еще немного прихрамывал, а его отец, судя по всему, решил в наказание посадить гиперактивного Скорпиуса под домашний арест. Так появлялись письма о загадочном «анатомическом атласе» малфоевского крестного и раритетных сборниках сказок; о попытках научить домовика Дживси играть в футбол (в теории, конечно!); о новом романе, который пишет его мать — хотя кто бы мог подумать, что леди из дома Малфой занимается такими вещами — и о пиратских костюмах, которые сам Скорпиус и его отец были вынуждены надеть, чтобы стать «достоверными моделями» для увлеченной писательницы...

О судьбе их «черного человека» в письмах старались не упоминать — не тот уровень секретности, как пошутил бы Малфой. Куда там папе и его переписке с «Нюхалзом»!

Единственная просьба Северуса Снейпа заключалась в получении волшебной палочки. Незарегистрированной. Взяв в руки новообретенные четырнадцать дюймов боярышника с волосом из фестральего хвоста, Снейп аппарировал в неизвестном направлении прямо из запасников аврората. То есть, в неизвестном для аврора Поттера. Скорпиус, благодаря отцу, был очень даже в курсе — и не стал делать из этого тайну, когда Альбусу понадобился адрес.

Джеймс Поттер, конечно, мог бы испортить переписку, намекнув отцу, что и кому строчит по ночам Альбус, но в соответствии с хлипким перемирием братья в дела друг друга не вмешивались.

Тихо-мирно провести каникулы, впрочем, не получилось: уже на следующее утро после Рождества «милые Ал и Джейми», устав вымученно улыбаться, разругались вдрызг — самое забавное, что из-за какой-то ерунды, вроде очереди убирать со стола или смести снег с крыльца. В результате Джеймс шарахнул дверью своей комнаты с такой силой, что гриффиндорский плакат упал, несмотря на четыре кнопки и чары приклеивания. Альбус же, схватив в охапку куртку, вылетел на улицу.

* * *

«Горе постигло семью Поттеров! Двадцать шестого декабря пропал одиннадцатилетний Альбус Поттер. Последний раз его видели около полудня на перекрестке... Особые приметы... Всем, кто располагает какой-либо информацией, просьба обращаться...»

Заголовки «Ежедневного пророка» на этот раз были оформлены в столь любимом Ритой Скитер кричащем стиле. Но Гарри Поттер, извечная жертва ее Прытко Пишущего Пера и вечный ее противник, был согласен на все. Профессиональный аврор, талантливый и смекалистый оперативник оказался в тупике — и это поражение было еще горше, чем любое другое, ведь оно касалось судьбы его сына. Скитер получила карт-бланш — пусть творит, что хочет, пусть только ее писанина поможет вернуть Альбуса.

Таких печальных рождественских каникул никто из детей Поттеров представить не мог. Лили тихонько плакала, завернувшись в лоскутное одеяло Альбуса — единственную вещь, которую он никому не разрешал трогать; подумать только, он к собственной волшебной палочке относился менее трепетно. Сейчас она лежала на письменном столе, понемногу обрастая пылью. Зачем ученику Хогвартса на каникулах брать волшебную палочку, выходя на улицы магловского Лондона? Если дома получится потихоньку приколдовывать — в случае чего, можно списать на родителей; да и кому какое дело до Статута о Секретности в доме, полном волшебников! — то в городе придется отвечать самому, если что-то случится. Хотя... По волшебной палочке хотя бы можно отследить человека. Да, это не вполне законно, но, как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Во всяком случае, аврор Поттер не задумываясь рискнул бы должностью, если бы это дало хоть крошечный шанс найти сына.

Но волшебная палочка пылилась вдалеке от хозяина, и только Джеймс порой украдкой утаскивал ее в свою комнату. В детективных историях про бравых авроров часто писали о поисках людей по принадлежащим им вещам. Джеймс весьма вольно совмещал их приемы с заклинаниями, вычитанными в конспектах у Розы Уизли, и пробовал, пробовал, пробовал... Пока на запах гари не пришла мать и не отобрала обе палочки. Больше ничто не отвлекало Джеймса от угрызений совести.

Кругом все сверкало от алого и зеленого — город еще не опомнился от рождественской кутерьмы. Но дом на улице Гриммо погрузился во мрак.

* * *

Вечером двадцать восьмого декабря в камине дома Поттеров возникло небритое лицо Джона Старлинга из Управления магло-магических отношений.

— Поттер, вы бы это... Аппарируйте ко входу в Министерство.

— Есть новости насчет Альбуса? — подскочил к очагу Гарри.

Старлинг отвел глаза.

— Мы ждем вас у служебного входа в Министерство. Все при встрече.

— Джинни, я ухожу! — прокричал аврор так громко, чтобы его услышали на втором этаже. Вальбурга Блэк на портрете встрепенулась и набрала побольше воздуха — от этого зависела мощность криков даже нарисованного горла. Но Гарри уже исчез из гостиной.

У входа в Министерство Поттера уже ждали — все тот же Старлинг и незнакомый коротышка в магловской полицейской форме.

— Инспектор Риджбек, — представился он. — На территории вверенного мне участка...

— Остынь, Ридж, — отмахнулся от него Старлинг. — Проводи нас с Поттером... Ну, ты знаешь.

Сердце Гарри ухнуло куда-то в желудок.

— Что вы...

— Идемте, тут недалеко. Я сквиб, так что, извините, аппарировать не получится, — сказал Риджбек и махнул фонариком влево. Солнце давно уже зашло, а большим количеством фонарей переулки его участка похвастаться не могли.

Идти пришлось не дольше пятнадцати минут. Гарри помогли подняться по обледенелым ступеням и вежливо придержали тяжелую дверь, которая грохнула за спиной с металлическим звоном.

Внутри было не теплей, чем на улице. Серый кафель, двери с матовым стеклом, фасетчатые прямоугольники гудящих ламп на низком потолке... Они миновали еще несколько дверей и оказались в помещении, где целая стена была занята хромированными дверцами. В горле у Поттера пересохло.

— Нашли сегодня под мостом, — сообщил инспектор. — Я видел статью в «Пророке», решил, лучше проверить...

Инспектор открыл дверцу под номером четыре и выдвинул каталку. Потом он переглянулся со Старлингом — и поднял простыню.

Скорпиус Малфой уютно устроился на диване посреди того скопления разношерстного хлама, которое гордо именовал своей комнатой, и читал новое издание «Микробиология: до смешного просто» — то, что папа до сих пор был не в духе из-за «дурацкого, неоправданного риска», не помешало Скорпиусу получить заготовленные рождественские подарки.

Да и не такой уж беспорядок царил вокруг: во-первых, в комнате было чисто, и не только благодаря усилиям домовика Дживси; во-вторых, даже в видимом хаосе книжных вавилонов и миллионе разномастных, никак не желающих становиться в ровные стопки жестянок (некоторые из них открывать неподготовленному человеку было опасно если не для жизни, то для репутации), была своя система — пусть и понятная одному Скорпиусу.

В-третьих, это было не так уж и важно: Дживси добрался бы до своего обожаемого «мастера Скорпиуса», будь он даже на дне Марианской впадины.

— Почта, мастер Скорпиус, — церемонно объявил домовик, со щелчком возникая точно между стеллажом с коллекцией минералов и шатким столиком, на котором располагался старенький микроскоп.

Скорпиус скатился с дивана и с широкой улыбкой протянул руку:

— Дживси, ты сокровище, знаешь?

Домовик улыбнулся в ответ, но куда как более сдержанно:

— Это моя работа, мастер. Здесь открытка от мадам Присциллы, — Скорпиус при упоминании имени дражайшей тетушки (сто фунтов живого веса и три невообразимо слюнявых мопса) только закатил глаза. — Далее, по письму от ваших канадских кузенов. Полагаю, вы не станете затягивать с ответом для мастера Логана и мастера Райана.

Райану только-только исполнилось четыре и, судя по величине конверта, он что-то нарисовал. Невозможно было смотреть без умиления на составленных из отпечатков ладошек драконов. «Дй-йяконы!» — радостно вопил он всякий раз, когда видел этих чешуйчатых. С подарком для него и думать не надо было.

Его старший брат, Логан, готовится поступать в колледж — с сентября еще начал — и вряд ли написал много. Можно смело спорить — ограничился открыткой, пусть и самодельно-заколдованной. Значит, и ответное поздравление можно сделать покороче. Логан все равно мыслями не на этой грешной земле: наверняка твердит про себя анатомию гиппогрифов. Или все варианты составов против чумки книззлов... Скорпиус фыркнул, вспомнив, какое пылко-восторженное лицо становится у кузена, когда он говорит о волшебных существах.

Справедливости ради отметим, что его собственное выглядит не лучше, когда речь заходит о магловской медицине. Но — тс-с! В жизни и без того полно зануд, готовых раскритиковать то, что вам нравится. За ними не заржавеет разъяснить, почему вы любите не то, не так и не в то время. Бросьте. Не надо. Пусть мальчик порадуется, пока можно.

— О, Райану понравилась наша хвосторога, — поделился с домовиком Скорпиус, распечатав большой конверт.

— Рад это слышать. Думаю, мадам Эверт-Гринграсс столь же довольна: в конце концов, рюкзак вполне безобиден.

Скорпиус мечтательно улыбнулся, вспомнив прошлый выбранный подарок: Райан так самозабвенно колотил в новенький барабан... Мопсы тетушки Присциллы позорно ретировались.

Но родственники родственниками, а волновало Скорпиуса другое.

— Рыбник еще не вернулся? — спросил он домовика. — Пора бы Альбусу ответить.

Мордочка Дживси вдруг приобрела крайне занятое выражение.

— Столько дел, столько дел... — пробормотал он и с негромким хлопком исчез.

Но Скорпиуса так просто уже не проведешь.

— Дживси! — он выскочил в коридор. — Дживси, признавайся! Что ты узнал?

Домовик, разумеется, не стал дожидаться, пока мастер ухватит его за уши, и аппарировал еще раз.

— Дживси! Все равно же найду!

Пустые угрозы.

Ладно, попробуем по-другому.

Скорпиус рванул вниз по лестнице, пересек двор и, глотая ледяной воздух, ввалился в беседку. Конечно же, Рыбник, мамин рыжий филин, спокойно спал себе под крышей. Конечно же, никакого письма при нем не было.

— Дживси! Верни почту, правда! Что там такого?

Простое любопытство сменилось тревогой. Дживси не из тех домовиков, кто станет устраивать мелкие пакости. Если он решил что-то утаить, значит, дело серьезное.

— Дживси!

Скорпиус вернулся в дом. Сбросил у порога мокрую насквозь обувь — и только тут понял, что рассекал по сугробам в одних тапках. Тьфу ты, черт!

— Дживси?!

Попробуем рассуждать логически. Сжечь почту хозяина — ой, большой проступок для приличного домовика. Значит, спрячет. Характер Скорпиуса он знает — еще бы, с двух лет растил. Значит, спрячет туда, куда «мастеру» совесть залезть не позволит.

Скорпиус поднялся по лестнице до самого верха и постучал в низенькую дверь с разноцветной стеклянной мозаикой:

— Дживси, пожалуйста, хватит. Я должен знать.

Дверь приоткрылась, и показался длинный нос домовика:

— Мастер Скорпиус будет безутешен. Не просите меня, не просите об этом!

— По-твоему, лучше страдать от неизвестности?

Янтарные глаза Дживси подернулись печалью:

— Сердце мастера Скорпиуса будет разбито, разбито, — с этими словами он протянул сложенную вдвое газету.

— «Ежедневный пророк»? Едва ли министерские выкрутасы могут... — мальчик осекся. Пальцы до хруста смяли газетную бумагу.

Он отбросил газету, словно ядовитую змею.

— Нет... — на выдохе вырвалось у него.

Лицо его побелело. Уголок рта дернулся, а потом рот и вовсе открылся, как будто мальчик собирался закричать. Но — ни звука. Тишину нарушал только шум его дыхания; вдохи становились все более частыми.

Скорпиус растерянно посмотрел на брошенную газету, на поникшего домовика, снова на газету... Его взгляд блуждал, ни на чем не задерживаясь. Грудь ходила ходуном.

— Мастер Скорпиус...

Голос домовика словно курок спустил: Скорпиус прикрыл глаза и — с размаху, налегая всем корпусом, шарахнул кулаками о стену.

Гобелен с рыцарем Парсифалем подпрыгнул, выпустив чахлое облачко пыли. Витражное стекло в двери задребезжало. Скорпиус закусил губу и замахнулся снова.

На третьем ударе он рассадил-таки кожу. Он развернул подрагивающую руку, уставился невидящим взглядом на кровоточащие костяшки...

Тут белесые брови внезапно сошлись на переносице. В глазах Скорпиуса появился некий осмысленный блеск. Ноздри затрепетали, он с шумом втянул в себя воздух — и сорвался с места.

Вдоль по коридору. Поворот. Вниз по лестнице. Повернуть снова.

На очередном повороте лодыжка подло подвернулась, но Скорпиус только зашипел от боли, не сбавляя темпа. Не замедлила его и опрокинутая со стеллажа ваза.

Перед дверью отцовского кабинета он едва ли задержался — ни одна комната в отреставрированном поместье Малфоев не запиралась на ключ. Шаг за порог — и он оказался в тихом царстве книжных шкафов и старых документов. Пахло мастикой и чернилами.

Кое-какие книги, почуяв посетителя, забились за свинцовым стеклом. Относительно нормальные — по меркам волшебников — книги спокойно хранились в библиотеке, но опасные Драко Малфой держал в кабинете. Там же, где и шкатулки с артефактами.

Скорпиус заметил нужный ящик практически сразу. Дальше было дело нескольких секунд: он подтащил стул поближе, обезьяной перелез с него на холку химеры — Мерлин храни любителей помпезности, украсивших шкаф объемными фигурами! — и потянул на себя резной ящичек, запрятанный на самый верх.

Его даже снимать не пришлось — Скорпиус нашел свои часы на ощупь.

Дживси нашел своего юного хозяина тут же, в кабинете старшего Малфоя. Скорпиус сидел на полу, прислонившись спиной к тому самому шкафу. Глаза его были закрыты. На мокром от слез лице сияла улыбка.

* * *

Роза Уизли для своих лет была девочкой умной и начитанной. Тем не менее, известие о смерти кузена она встретила совершенно по-детски — она попросту не могла в нее поверить. Для нее Альбус, растрепа и тихоня Альбус был не столько родственником, сколько — и в первую очередь — другом. В общем, умом она прекрасно понимала, что Ала больше нет, что он не вернется, что самое очевидное сейчас — отгоревать и жить дальше, но... Но он все равно казался ей живым. Как будто ее упрямая вера в то, что найденное в магловском Лондоне тело окажется чьей-то глупой шуткой, ошибкой, в конце концов, сделает ее желание правдой. Что похороны в субботу — не его...

Мама, конечно, мудрая женщина: она успокоила Розу, сказав, что это стадия отрицания и это нормальная реакция (правда, она что-то еще пробормотала про психологию, но девочка не стала уточнять — мама, в отличие от нее, плакала). Так что Роза старалась не выходить из своей комнаты и не доставлять проблем родителям, которые еще и за дядей Гарри должны были присматривать — с работы никто из них не ушел. В аврорате — расследование, а Гарри наверняка решил сам доискаться причин произошедшего.

Родители пропадают в Министерстве, братец Хьюго зарылся в книги — делает вид, будто он непрошибаемый герой, а у самого глаза красные. Джеймса и Лили (Мерлин, как думая о кузенах, можно вычеркнуть Альбуса?) отправили сюда. Нечего им одним делать на площади Гриммо. Старший заперся в отведенной для него спальне, а Лили норовила сесть поближе к Хьюго — от него и то больше утешения, чем от угрюмого Джеймса.

Что касается Розы, то она забралась в кресло, съежившись в его недрах в печальный маленький комочек, и обхватила свои коленки. Думай-думай-думай... Что делать дальше? И ведь ничего, вот совершенно ничегошеньки не придумывается. Наверное, поплакать было бы проще...

За окном смеркается. Вот и день долой. Ничего не сделано, будто и не прожито. Хочется разрыдаться — а глаза сухие. И в голове стучит только: «Все это неправильно, нечестно, неправда...».

Вдруг стук — вполне реальный — раздается в комнате: на подоконник сел взъерошенный рыжий филин и требовательно долбит в стекло. Роза впустила птицу — вместе с изрядным комом снега, который, конечно, растает вскоре до грязно-серой лужи. К лапке филина примотан кожаный мешочек. Внутри — второпях нацарапанная записка:

Прочитал в «Пророке» про Альбуса. Бред. Знаешь, мне очень нужна твоя помощь. Не могли бы мы встретиться сегодня вечером? Напиши время и место, где бы не было Фиделиуса (филин-то найдет тебя, а вот я не смогу). Никого с собой не бери. Захвати волшебную палочку — обязательно, слышишь?

Если придешь, напиши как можно скорее. Если не придешь — сообщи еще раньше. В любом случае, это не займет много времени.

Не отчаивайся. Я точно знаю — еще не все потеряно.

С.Г.М.

P.S. Записку сожги.

Роза шмыгнула носом и попробовала невербальное Инсендио. Ничего не вышло. Филин ухнул, будто бы насмехаясь. Девочка покраснела и подожгла клочок бумаги обычным заклинанием.

Малфой написал вовремя. Вся работа в Министерстве заканчивается в шесть. Мама и папа обязательно зайдут за дядей Гарри — утащить того с дежурства и заодно пропустить основной поток рвущихся домой служащих. Минут через пятнадцать они выйдут из здания и аппарируют. Проводят старшего Поттера до Гриммо, 12 и аппарируют снова — на этот раз домой. Минута на то, чтобы отпереть замок — и больше Роза никуда не выйдет. Она на мгновение представила, как посвящает отца в свои планы... Нет, Малфой слишком молод, чтобы так глупо и быстро погибнуть.

Придется ему рассказывать побыстрее. Роза взяла полоску пергамента, оставшуюся от черновиков одного из слишком длинных, по общему мнению, эссе, и написала:

Гайд-парк, около северного входа — ворота Виктории, без пятнадцати шесть. Получаса хватит?

Р.Дж.Уизли

Так, вроде все. Роза покачала в пальцах перо, раздумывая: написать или нет? И все же добавила:

Насчет Ала — не хочу верить. Это ужасно.

Она помахала листком, чтобы чернила просохли, и свернула тот в аккуратный свиточек — как раз, чтобы убрался в «почтальонскую сумку» ехидного филина.

— Разыщи своего хозяина поскорее, — сказала она и открыла окно.

* * *

Место встречи было тщательно продумано: выбравшись из дома на Брук-стрит, Роза могла по прямой добежать до Гайд-парк Гарденс. Обвитые замерзшим плющом изгороди, чужие дворики, обледенелые тротуары... Перейти через дорогу — и вот он, черный забор. Ряд металлических прутьев — можно подумать, фантазии не хватило на что-нибудь поинтереснее. Только у ворот по бокам пара каменных четырехгранных столбов с «вроде как античными» вазами на верхушках. Сейчас их засыпало снегом, и они похожи на провалившихся в сугроб гвардейцев — один в один, только это «гвардейцы» серые.

Малфой прислонился к табличке, гласившей: «Бейсуотер-роуд W2». Черное драповое пальто и ни намека на шапку — типичный представитель мужского пола. Волосы покрылись корочкой льда, уши запунцовели, но вид — важнее некуда.

— Спасибо, что пришла, — сказал он, подаваясь Розе навстречу. — Не знаю, как бы выкручивался без тебя.

Роза нахмурила рыжие бровки.

— Я даже не в курсе, что ты затеваешь, — на самом-то деле она готова к любым странностям, более того — жаждет их, чтобы отвлечься и забыться, но от маминого воспитания никуда не денешься, и потому Рози пытается казаться суровой. — Если это преступление, то я тебе не помощник.

Малфой покачал головой, но его взгляд на мгновение ушел в сторону.

— Не преступление. Просто... Нечто не совсем обычное. Но от тебя требуется исключительно законная помощь, честно!

— Мне следует ожидать подвоха?

— Нет, ни в коем случае! — с горячностью воскликнул Малфой. — Ну пожалуйста... Розочка, Рози, Розита! Прошу тебя, помоги!

Щеки у девочки порозовели.

— Хорошо. Я же не пришла бы, если бы не собиралась... Нет, не важно. Что нужно сделать? — Роза поднимает взгляд на Скорпиуса.

Малфой прикрыл глаза. Для человека, имеющего столь загадочные планы, он поразительно спокоен.

— Есть у меня одна просьба, — он набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:

— Мненужноувидетьтело!

— Прости, что?

Мальчик огляделся по сторонам.

— Тут скамейки нигде нет? Что за парк...

— Да при чем тут скамейка! — недоумевает Роза. — Объясни ты мне по-человечески!

Скорпиус совершенно несвойственно для себя вздохнул.

— Тебе, наверное, лучше сесть... В общем, — набрался-таки он решимости, — в общем, Альбус жив.

Что ж, она не одна такая отрицающая.

— Мне бы тоже хотелось в это верить. Но...

— Да никаких «но»! — взрывается Скорпиус. — Ты знаешь хоть что-то о магии крови? Я вот знаю, и она совершенно определенно говорит, что Альбус-черт-дери-Поттер жив! И при этом по уши в д... д... — тут он неловко краснеет, прежде чем все-таки выкрутиться: — В дурацкой ситуации он оказался, вот что! И до ужаса похоже на то, что было с ним в Хогвартсе.

Роза скрестила руки на груди. Стук сердца молоточком отдает в висках.

— Вы с ним потрясающе хорошо развели секретность вокруг того, что было в Хогвартсе. И я сейчас даже не о том, почему вы задержались в школе в день отъезда, а обо всех остальных очаровательных мелочах — знаешь, о странностях на уроке Полетов, об отработках у Криви, с которых Ал возвращался сам не свой, о полночных бдениях и прогулках после отбоя... И, заметь, я даже стараюсь не думать сейчас о том, что магия крови входит в реестр Строгого Надзора!

— Криви никого больше не побеспокоит... — рассеянно протянул Скорпиус. Почти сразу он опомнился и тряхнул головой: — Слушай, я не могу рассказать обо всем, что тогда случилось, но суть даже не в этом. Нет, главное: мы с Поттером использовали Судьбоуказующие часы, — он извлек из-за пазухи часы на цепочке. — Четыре серебряных стрелки, за Альбуса отвечает секундная. До тех пор, пока все в порядке, часы эти самые обычные. Разрешенные Министерством, если тебе интересно, — походя скривил физиономию он. Впрочем, серьезное выражение лица почти сразу же вернулось: — Но вот если что-то случается, часы эти нагреваются. Чем дела хуже, тем корпус горячее. Обозначение ситуации — цифры: тройка — душевная боль, шестерка — боль физическая, девятка — тяжелая болезнь, двенадцать — угроза жизни. В случае смерти объекта стрелка чернеет. Ну, и для повторного использования придется смыть кровь объекта настойкой луноцвета.

С этими словами он протянул часы Розе. Она несмело коснулась их кончиками пальцев — часы раскалились так, что обжигают даже через перчатки. Малфой, как видно, уже привычный к их магии, откинул крышку.

Массивная часовая и изящная минутная стрелка неподвижны. Тонкая секундная мечется между тремя и двенадцатью.

Роза подняла на него глаза, полные страха — и надежды.

Он слегка побледнел, потом его лицо пошло неровными малиновыми пятнами:

— Мне нужно. Увидеть. Тело. Я должен удостовериться, что это не погруженный в какую-нибудь кому Альбус. А то закопаете еще заживо. Или даже не Альбус, — он прерывисто вздохнул и пояснил: — Я попробовал настроить эти часы по карте — знаешь, как с маятником при гадании*, но карта Англии их чем-то не устраивает. Может, карта неточная. Но, скорее всего, это означает, что Альбус покинул пределы страны. В общем, прежде чем выбраться за границу, я должен быть уверен, что проверил тут все версии, все возможности.

Принять на веру то, на что надеялся, довольно легко. Так что, обретя — пусть и сакие смутные — подтверждения своей надежды, Роза обратила внимание и на остальное:

— За пределами страны? Подожди, но тогда что мы можем сделать? Наверное, надо обратиться в Аврорат...

Скорпиус передернул плечами:

— Ты знаешь порядок рассмотрения заявлений? А нравы Отдела Международных Магических Отношений? Пока эта махина раскачается, Альбус... Он может не дождаться. Жизненно важно действовать быстро.

— Малфой! Скорпиус! Ты не можешь удрать за границу в одиночку!

На его лице вдруг появляется кривоватая ухмылка:

— А кто сказал, что я буду один?

* * *

Двое детей — худощавый светловолосый мальчик и деловитая девочка с растрепанной рыжей косичкой — спешили куда-то по вечерним улицам. Смеркалось, свет фонарей разгорался все ярче, а взгляды прохожих, которыми те провожали детей, становились все неодобрительней: ну надо же, отпускать школьников на прогулку — в такой час! Одних! И это когда обещали сильнейший снегопад!

Детям, впрочем, было неинтересно и мнение прохожих, и штормовое предупреждение — все, кроме их разговора.

— …так вот, когда карты Лондона оказалось явно недостаточно, до меня наконец дошло: размах похищения для меня одного великоват, — размахивая руками, вещал Скорпиус. — Ну, и потом Дживси — он наш дворецкий и по совместительству моя нянька и моя совесть, — на этих словах мальчик чуть улыбнулся, — сказал, что нужно поставить в известность мистера Поттера.

Вообще-то, говоря начистоту, домовик только намекнул на эту необходимость. Скорпиус дальше и сам прекрасно домыслил, что именно испытывает мистер Поттер. Так, представил на минутку, что это его папа должен заняться его, Скорпиуса, похоронами... Лучше, конечно, было бы найти Альбуса где-нибудь в закоулках Лондона и вызволить с помощью Дживси, и только потом являться под светлые очи мистера Поттера, но — чего нет, того нет.

— Во-первых, проверить; во-вторых, рассказать — хотя черта лысого мне хочется трясти этими часами перед главой Аврората; ну, и в-третьих, я надеюсь, что мистер Поттер возьмет меня с собой.

Роза скептически нахмурилась:

— Дядя Гарри никогда никого из детей не берет с собой на работу. Он даже Тедди отказал как-то, хотя ему уже шестнадцать тогда исполнилось.

— Это другое!

— Думаешь, для него спасательная операция — не работа? — фыркнула Роза. — Вот увидишь, он оставит тебя тут.

— А вот и нет!

— Скорпиус, это не вопрос, а утверждение. У дяди Гарри есть принципы, и он им не изменит.

Малфой скорчил весьма неаристократическую рожицу:

— Я, знаешь ли, знаком с благородным искусством...

Он выдержал драматическую паузу, пока Роза не остановилась, снедаемая любопытством:

— С каким это?

— С благородным искусством шантажа! — с довольной улыбкой признался Скорпиус. — Я делаю предложения, от которых невозможно отказаться. Мистер Поттер просто не сможет бросить меня здесь, потому что без меня часы бесполезны. А по карте можно определить только примерное направление. Отклонение там всякое, масштаб, метод треугольников... Плюс местоположение Альбуса может меняться...

— Я что-то не поняла, ты на чьей стороне?

Скорпиус с оскорбленным видом скрестил руки на груди:

— Конечно, на той, что вернет Ала!

ПРИМЕЧАНИЯ: Использование маятника для гадания называется радиестезия. Предсказание сводится к тому, что подвешенный на нити (иногда волосе) предмет (особенно популярны кольца, используют также ключи, кусочки янтаря и проч.) держат «в свободном полете» над таблицей с буквами, списком или попросту загадывают «да/нет» на разные направления или стороны света. Скорпиус намекает на довольно известный (и часто обыгрываемый в фэнтези) способ поиска с маятником по карте. Психологи уверяют, что этот метод «работает» на подсознании.

Роза буквально за руку втащила Скорпиуса в дом на Брук-стрит — иначе, чем со столь конкретного приглашения в квартиру на пятом этаже было не попасть: Гермиона Грейнджер-Уизли изрядно доработала старинные Охранные чары.

Но постойте: любой скажет, что в этом доме, сложенном из белого камня, только четыре этажа! И Скорпиус, пока поднимался вслед за девчонкой Уизли, насчитал столько же!

— Маскировочные чары плюс Фиделиус, — пояснила Роза, заметив удивление на лице Малфоя. — Хранитель тайны не я, так что можешь только в гости зайти. Потом, стоит тебе шагнуть за порог, ты не то что попасть внутрь — вспомнить о местонахождении дома не сможешь.

— Это что, вы всех гостей Обливиэйтом шарахаете? — изогнул бровь Скорпиус.

— Только избранных, — улыбнулась девочка. — Чары заставят тебя забыть о том, как ты попал в дом. Кто-то думает потом, что аппарировал с кем-то из семьи, кто-то полагает, что это был портал — то есть сам визит ты запомнишь, а вот способ перехода — извини.

Скорпиус пожал плечами, делая вид, что ему такой способ посещений не в новинку.

Смешно сказать: перехода он и сейчас не запомнил. Вот они стояли на лестничной площадке, и Роза вещала ему про охранные чары; вот она взяла его за руку... Что ж, теперь он стоит в самой обычной прихожей — разве что входной двери не видно.

— Добро пожаловать, — сказала девочка, стягивая шарф. — Раздевайся-разувайся, и пойдем искать Лили.

Такое предложение не очень-то вдохновляло.

— Зачем? — нахмурился Скорпиус.

Он-то помнил про младшую сестру Альбуса, которая не желала даже письма ему прислать, узнав, что тот попал на Слизерин. Пусть у Скорпиуса и не было сестер и братьев, достаточное количество кузин и кузенов отчасти восполняли этот пробел в жизненном опыте. И он, например, с трудом мог представить, что обрывает все связи с кем-либо из них. Тем более, по такой дурацкой причине.

Да, конечно, кое с кем из них он списывался всего-то пару раз в году. Так там какая разница в возрасте и какое расстояние! А вот с Джеком, с которым они в свое время были неразлучны, он связывался почти каждую неделю. И надеялся, что не успеет натворить ничего особо наказуемого перед летом: лишиться поездки — и встречи с Джеком — было бы крайне неприятно.

— На доме Альбуса похожие чары, — пояснила Роза. — Тебе понадобится приглашение кого-то из постоянно живущих на площади Гриммо.

— А через камин? — с тоской спросил Скорпиус. — Есть же защищенная линия...

Роза покачала головой.

— Все строго регламентировано. Хоть камин, хоть аппарация, хоть портключ самодельный — все только в сопровождении хозяев. Ну, или по семейному разрешению — как мы с Хьюго, например. Но мы, в отличие от Лили и Джеймса, не можем никого туда привести.

В Хогвартсе Скорпиус достаточно насмотрелся на поведение Джеймса. Лили представлялась ему мелкой юбконосящей версией своего старшего братца. Просить такую о чем-то?

Наверняка сейчас трескает шоколадные котелки и ни капельки не переживает. Или проверяет, насколько ей идет траурная мантия. Или чем там должны заниматься в таких случаях бессердечные девчонки?

Чего он не ожидал, так это того, что навстречу ему выйдет пестрый лоскутный сверток в одном шерстяном носке. Рыжие — ярче, чем у Розы — волосы лежат неухоженной копной. Карие глаза приобрели отчетливый красноватый оттенок. Нет, она не плакала — сейчас не плакала.

— Там Хьюги уснул в библиотеке, а Джейми заперся в своей комнате. Рози, раз ты вернулась, можно я с тобой поси... Ой, — девочка заметила наконец, что кузина пришла не одна, и метнулась куда-то вглубь квартиры. Резко хлопнула дверь.

Роза отнеслась к этому явлению абсолютно спокойно.

— Значит, не в библиотеку. Скорпиус, ты не против посидеть на кухне? Чувствую, нам всем понадобится хорошая кружка чаю...

Скорпиус уже ни против чего не протестовал.

— Это Лили, — невозмутимо представила Роза девочку, когда та вошла в комнату. Стеганое одеяло исчезло, его сменили джинсы и вытянутая черная кофта, а волосы были собраны в хвост — пусть косой и неаккуратный, но все же. — А это Скорпиус. Садитесь, пожалуйста, и пейте свой чай.

Лили плюхнулась на стул напротив, самый далекий от места Скорпиуса. Теперь их разделял широкий, добела выскобленный стол. И взгляды, которые Лили бросала на гостя, были далеки от доброжелательных.

Похоже, она и умыться успела. Не то чтобы это сильно спасло положение с заплаканными глазами, но бодрости, похоже, прибавило. Лили Поттер явно прикидывала, как половчее вцепиться Скорпиусу в глотку.

Скорпиус с крайним интересом вглядывался в содержимое кружки.

И ни один из них не проронил ни звука.

Роза возвела глаза к потолку:

— Вы точно не хотите поговорить?

Они почти синхронно дернули головой, выражая полное нежелание вести беседу.

Роза выдержала приличествующую случаю паузу... И с оглушительным звоном шваркнула кружкой о стол.

И Лили, и Скорпиус подскочили от неожиданности — и посмотрели-таки на Розу.

Убедившись, что внимание аудитории захвачено, и неблагодарные слушатели готовы внимать, она отодвинула чудом уцелевшую кружку и встала, уперев побелевшие пальцы в столешницу:

— Пока вы тут демонстрируете характер, время уходит. Не ты ли, Лили, рыдала, что была полной дурой, позволив Альбусу уйти? Не ты ли, Скорпиус, что на все готов, лишь бы отыскать Альбуса?

Рыжая Поттер не удержалась и посмотрела на него. В глазах у нее плескалось удивление... И надежда?

С чего бы это, если она столько раз игнорировала Ала... Позволила уйти? А он что, еще и послушаться ее мог?

— Вы можете продолжать сколько угодно. Хоть передеритесь тут, — размеренно продолжала Роза. — Но прежде того Скорпиус осмотрит тело этим своим артефактом и подтвердит, Альбус это или нет. А ты, Лили, проведешь его на Гриммо. Или миссис Поттер узнает, куда пропала ее гоночная метла.

Лили Поттер покраснела до самых своих рыжих бровей:

— Нет, Рози! Это все из-за него! Из-за него и его слизеринских штучек! Ал не мог связаться с настолько темной магией! Не по своей воле! Я читала папин отчет, Ал не мог участвовать в таких ритуалах! Не по своей воле! Где он, спрашивается, мог найти темных магов? Только среди слизеринцев! Он...

— Действительно, как все просто! — взвился Скорпиус. — Давайте, повесим всех собак на факультет! А еще лучше — приплетем парочку ритуалов пострашнее! Плевать, что Альбус делал, ради чего — этого нет в школьной программе, какой ужас! Давай, в Азкабан предложи его засадить! Тебе же брат все равно не нужен! Чего мелочиться, давай сразу Поцелуй дементора! Как же, Альбус опозорил ваше белое и пушистое семейство, посмел выбрать что-то помимо красно-золотого рассадника героев... Что, Джеймс на его фоне плохо смотрится? Тебе мешает факт наличия брата-слизеринца? Действительно, зачем такой неудобный Альбус? Наверняка радуешься, что его нет, а? Довольна? Теперь-то никто не заставит писать ему?

Что-то было точно не так. Девчонка смотрела ему в глаза — и краснела все ярче и гуще. Руки у нее опустились, и кулаки — хотя какие кулаки, одно название — разжались. Она отступила на шаг, упершись спиной в стену. И вместо того, чтобы демонически, как полагается торжествующим стервам, расхохотаться, она сползла на пол, прямо по веселенькой овощной расцветочки обоям, и разрыдалась.

Скорпиус озадаченно умолк. Вообще-то его учили девочек не обижать, а, напротив, всячески беречь. И, в общем-то, Скорпиус этой науке всегда следовал. Так что сообразить, что делать с собственноручно доведенной до истерики сестрой лучшего друга, было непросто.

— Эй... Ты чего? — по возможности мягко попытался окликнуть ее Скорпиус. — Слушай, хватит...

Бесполезно. Девчонка ревела, не реагируя на него совершенно. Рыдала, сопела, захлебывалась слезами — и собственными словами, потому что сквозь рыдания периодически прорывались какие-то посторонние звуки.

Разобрать что-либо было сложно.

— Ал... Никогда... Я д-думала... — хлюпающий нос не прибавлял ее речам разборчивости. Как и то, что она уткнулась лицом в рукав кофты. — Ал... Он всегда, в-всегда... н-моей стр-роне... Не как Джейми... А я... Сама... С-сама его... оттолкнула! — рыдания перешли в натуральный вой. — Он... Он из-за меня... М-моей глуп-сти... У-у-у... У-умер!

Она вцепилась зубами в этот несчастный рукав. Ее плач стал глуше, но звучал от этого только больнее.

Надо было что-то делать. Пусть это что-то ей и не понравится.

— Хватит! — Скорпиус взял ее за плечо и легонько тряхнул. — Он! Не! Мертв!

Сдавленные, рваные всхлипывания.

Он тряхнул сильнее. Метод этот и ему самому не нравился.

— Но если не прекратишь, то он точно погибнет!

Скорпиус, преисполнившись отвращения к себе, уже прикидывал, не поможет ли здесь пощечина, как плач все же прекратился. Лили Поттер подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— О ч-чем ты?

Ее все еще трясло, но зубы она стиснула — будь здоров.

— О том, что Альбус не мертв. Мы с ним использовали один артефакт, и теперь он показывает, что Альбус жив. Он где-то далеко, его чуть ли не пытают, но он совершенно точно жив.

Лили рывком встала, проигнорировав протянутую руку Скорпиуса.

— Тогда кого мы будем хоронить в субботу?

Скорпиус выпрямился.

— Я тоже был бы не против узнать.

* * *

Гарри Поттер сходил с ума от ощущения собственного бессилия. Он бездарно провалился — и как отец, и как аврор.

Не уследил. Не уберег. Не успел.

И теперь Альбус лежит внизу — восковито-бледный, глаза запавшие, черты лица заострились. Джинни никого к нему не подпускала: сама обмыла сына, сама надела на него рубашку и мантию. Гарри было позволено лишь перенести тело, безвольное и недвижимое, до странности легкое. Теперь Альбус лежит внизу — бездыханный.

Не защитил. Почему список смертей, в которых аврор Поттер винит себя, пополнился именем его сына? Почему именно он? Почему?

Джинни собрала вещи Джеймса и Лили — надо отправить детей в «Нору». На площади Гриммо будет слишком тяжело для них. И сейчас-то их отправили к Рону и Гермионе. Гарри же должен заняться организацией похорон — раз уж не в состоянии организовать расследование. Даже здесь он провалился.

Аврорат, аврорат. Каждый — каждый сослуживец уверил Поттера в своем сочувствии его утрате. Каждый выразил соболезнования. Но расследования это не ускорило. А что там ускорять? Магловская полиция знать не знает ни о Гарри Поттере, ни о его семье. Как и о том, что одиннадцатилетний Джон Доу, найденный заколотым в ночь после Рождества, был опознан как Альбус Северус Поттер. Они, конечно, старались. И Риджбек, и кругленький коронер, приводивший Поттера в чувство тогда, в морге, и вся подневольная полицейская братия с того участка. Но что взять с маглов? Старлинг поспособствовал, конечно, переводу дела в аврорат. Вызвал эксперта из Мунго, законно отдыхавшего по случаю праздников. Да, были следы темных ритуалов — давнишние, отцветшие. Отголоски неведомого, но жутковатого прошлого. Быть может, глупый эксперимент. Или просто пребывание в наполненных старой магией подземельях. Хогвартс Хогвартсом, но, к примеру, комната с василиском фонила чем угодно, но только не светлой магией. Думать об этом не хотелось — никакой связи с последними событиями. В остальном же — ничего.

Ничего. Убит совершенно по-магловски. Стилет в сердце — ровно фут стали. Ровно фут — прямо как самая длинная волшебная палочка. И такой же тонкий. Убийца стоял за спиной — длинные ли руки нужны, чтобы обхватить ребенка поперек груди? Он приобнял Альбуса за плечи, прежде чем нанести удар. Так говорили и магловские эксперты, и штатный легилимент Аврората. Не забавно ли, что всей мощи волшебников хватает всего-навсего на предсмертное воспоминание?

Возможно, Снейп мог бы сказать больше. Но искать его теперь — что ветра в поле. Все долги розданы, новых нет и не предвидится. К тому же, Гарри подозревал, что новая жизнь мастера зелий связана с Воскрешающим камнем и его владельцем.

Тогда, выходя к Волан-де-морту, он сжимал в руках этот камень, и тени дорогих ему людей сопровождали его. Но эти тени развеялись, когда его настигла Авада.

Гарри боялся узнать, что зельевар мертв. Тоже. Снова.

Хватит с него смертей.

Хлопок аппарации — и серая громада аврората исчезает из виду.

Площадь Гриммо все еще не отошла от Рождества. Венки остролиста и электрические гирлянды. Засыпанные снегом автомобили, терпеливо ждущие, когда владельцы решат покинуть дом и отправиться-таки на работу...

Дом.

Гарри возвращался домой. Но возвращение это было полно горечи.

Что его встретит? Пустота. Зеркала под черным крепом. Увядающие снежно-белые лилии. Тишина покинутых комнат и вой ветра за стеной.

Чего он не ожидал застать, так это троих выбирающихся из камина детей.

* * *

Гарри Поттер стиснул зубы. Мерлин свидетель, сейчас ему не до соблюдения принципов гостеприимства.

— Что вам нужно, мистер Малфой? — устало произнес аврор Поттер. — Ваши забавы здесь не к месту и не ко времени.

Ответом стал дерзкий взгляд серых глаз. Они буквально светились незамутненным чувством собственного превосходства.

— Я хотел бы просить вашей помощи, мистер Поттер.

В выражении его лица найти хоть что-либо отдаленно похожее на смиренную просьбу, было затруднительно.

— Боюсь, вам придется умерить свои запросы. Ничем не могу вам помочь, мистер Малфой. Обратитесь в аврорат по месту жительства.

Почему, Мерлина ради, почему Лили привела его сюда? С подачи Розы? Почему они молчат, не пытаясь ни объяснить происходящее, ни осадить Малфоя?

На упрямцев слова не действуют.

— Мне нужны именно вы, мистер Поттер.

— Ничем не могу вам помочь, — голова болела так, будто там прописался еще один Волан-де-морт.

— Это просьба личного характера, — продолжал гнуть свою линию мальчишка. — И в ваших интересах выслушать меня.

Видит Мерлин, долготерпение не относилось к числу добродетелей Гарри Поттера.

— У меня нет интересов, мистер Малфой! Мой сын мертв. Альбус мертв, и Рита Скитер в кои веки написала в «Пророке» чистую правду! Уйдите, прошу вас!

Мальчишка как клещ вцепился в его рукав. Волей-неволей пришлось обернуться, мысленно уговаривая себя не выхватывать волшебную палочку.

Серые глаза смотрели не по-детски твердо.

— Вы ошибаетесь, мистер Поттер. И вам придется меня выслушать.

К дракклам терпение! Аврор сдавленно рыкнул и рванул мальчика за собой:

— Ошибаюсь? Уверьтесь сами, Малфой!

Гостиная. Удушливый запах лилий.

— Смотрите, Малфой! Смотрите! Так для вас достаточно доказательств?

Гарри едва не за шкирку потянул мальчишку к столу. Он бросил взгляд на лицо Малфоя — и ярость исчезла. Мальчишка побледнел, губы его дрожали.

«Он ребенок, — напомнил себе Гарри. — Ребенок, перед которым лежит тело его однокурсника.»

— Насмотрелись? — бурчит он почти спокойно. Гнева больше нет — только давящее чувство всеобъемлющей усталости. — Проводить вас?

Малфой коротко дернул головой. Сделал еще полшага вперед. Вот он возится со своими перчатками. Левая рука — белая, тонкая, чисто малфоевская — дрожит.

Легким, бесплотным почти движением он отвел челку со лба покойного, заправил прядь за ухо…

И вдруг разразился истерическим хохотом.

— Я прав, черт подери, — забормотал он бессвязно. — Я прав! Я знал!

Гарри мысленно подготовился к невербальному Агуаменти. Но смех стих, и Малфой поднял на аврора отливающие сталью глаза:

— Вы просто поверили в то, что вам подсунули. Готов спорить, вы не в курсе, что такое пластическая хирургия…

* * *

Гарри Поттер признавал, что порой ему недостает знаний — а вместе с тем иногда и умения их добывать. Но такое, чтобы его учил первокурсник, в его практике случалось впервые.

— …Альбус жив, магия крови железобетонно это доказывает. Его двойник, вероятно, создан, чтобы ни у кого не появилось и мысли искать настоящего Альбуса. Только, спрашивается, какой в этом резон? Если похититель мог прятать Ала от аврорской службы всей Британии, зачем ему усложнять все инсценировкой? Он провел с ним три дня — и все силы магического правопорядка ничего не засекли.

Гарри мерил шагами комнату, а мальчишка Малфой действовал ему на нервы, размышляя вслух.

— Ничего не засекли — значит, похититель сверхсильный волшебник уровня Мерлина. Или, что проще, у него есть некая скрывающая его магию штука. Вероятно, защищенное убежище? Редкие артефакты? Экранирующие гоблинские подземелья? Или попросту расстояние. Он, возможно, здесь даже не появлялся. Всего-то нужно было подсунуть объекту предмет-привязку, и вуаля! — ты можешь влиять на него, хоть на Луне прячась. Но тогда как доставить похищенного к себе?

Малфой раскачивался на пятках, размахивал руками — не забывая загибать пальцы на каждый свой аргумент — и следил краем глаза за перемещениями аврора. Движения аврора Поттер, с посеревшим от напряжения последних дней лицом вышагивавшего по комнате, становились все резче.

— Аппарация? Слишком высок риск расщепления, особенно в случае принудительной трансгрессии. К тому же из-за пограничной магической завесы точка выхода искажается до неузнаваемости. Смысл напрягаться и похищать ребенка из дома главы Аврората, чтобы тебя размазало от дурацкого сбоя аппарации?

Малфой наконец перестал жестикулировать.

— Криви пытался всучить Альбусу портключ. Не попытался аппарировать с ним из Хогсмида — хотя казалось бы, куда уж проще было; нет, он усложнил все настолько, что ему пришлось использовать дурманящий порошок, целый арсенал подчиняющих волю заклинаний, Непростительное… Даже если бы он был непроходимым идиотом, он бы отказался от такого плана, если б мог. Аппарация из Хогсмида представляется наилегчайшим путем — но он им не воспользовался. А что может портключ такого, что неподвластно трансгрессии? Действует на защищенных территориях, а значит, в пределах Хогвартса и при перемещении через государственные границы.

— Есть только одно «но» — все портключи международного сообщения отмечаются минимум дважды, пограничной службой Британии и пограничниками же принимающей стороны. Даже если не было официально зарегистрированного канала, служащие бы отметили возмущение магического поля. Но в связи с этим не поступило ни одного отчета, — отозвался наконец Гарри. Он и сам пришел к тому же выводу, вот только верить в него, в отличие от Малфоя, не хотел. — Это же касается и защищенных объектов уровня Хогвартса.

Малфоевская версия означала предателя в Департаменте международного сообщения. Либо коррупционера в таком же отделе в Министерстве Магии принимающей стороны. Если портключ не всплывет в Лондонском архиве, то обнаружится за границей. Где-нибудь, знаете ли: Китай, Германия, Соединенные Штаты… Где угодно. И в этом случае отыскать Альбуса нереально.

Кажется, последнюю фразу он опять произнес вслух.

— Может, бумажный след и ведет в никуда, — задрав подбородок, заявил Малфой. — Но магия крови дает направление — и чем ближе к объекту поиска, тем точнее.

Идея была чертовски хороша.

— Любое действие с помощью магии крови подлежит обязательной регистрации, — медленно произнес Гарри Поттер. — И они совершенно точно не выдают разрешений несовершеннолетним.

Белобрысый паршивец только ухмыльнулся.

— Мне кажется, это сейчас не самое важное.

— Мне арестовать вас, мистер Малфой?

Мальчишка насупился.

— Без меня у вас не будет и магии крови. В конце концов, это не ваши часы и не вам Альбус доверил свою кровь. Дольше суток вы меня удерживать не сможете. Так что я, пусть и с опозданием, возобновлю поиски — один. А вы можете и дальше жалеть себя.

Гарри приглушенно зарычал.

— Чего ты хочешь, шантажист?

— Вашей помощи. Помощи без оглядки на Аврорат и Министерство. Я показываю дорогу, вы исполняете роль ударной силы. Мы возвращаем Альбуса и расходимся, не ставя никого из упомянутых органов в известность о произошедшем.

Разумные условия — если, конечно, не учитывать того, что выдвигает ребенок. Но если учесть других детей — мертвого, лежавшего в гостиной дома Поттеров, не имевшего не то что имени, а собственного лица, и пока еще живого, страдающего неизвестно где…

— Мы обойдемся без Непреложного Обета или как? — поинтересовался Гарри.

Малфой усмехнулся.

— Будь это кто-то другой… Нет, с вас достаточно честного слова. Ну как, вручаете мне полномочия вашего проводника?

...кругом ничего, кроме белой пены цветущего кустарника. Запах знакомый — острый, резкий, маслянисто-древесный и тревожный, но вспомнить его и назвать не получается.

Не получается вспомнить даже свое имя.

Не получается даже увидеть себя. Кто он? Дух? Тень? Воспоминание?

Он выглядывает из зарослей и видит обнесенное низенькой изгородью поле, испещренное рядами каменных плит. «Кладбище,» — услужливо подсказывает память. На этом все.

На кладбище пусто — раннее утро, только-только занимается заря. Хотя... Нет, один человек все же здесь есть.

Темноволосый мужчина сгорбился у белого, совсем нового надгробия. Он, пожалуй, был молод, но в глазах его была такая мука, что он казался стариком. И, если приглядеться, на висках у него серебрилась седина.

Его губы шевелились, словно он шептал что-то, но отсюда, от изгороди, ничего не разобрать.

Тень — он так и не вспомнил своего имени — подошел ближе.

— Аннстис моя, Аннстис, — твердил мужчина едва слышно.

Наверное, так звали ту, что лежала под белым камнем. Тень поразмыслил немного и пришел к выводу, что, кем бы он не являлся, девчонкой он точно не был.

Да и не видел мужчина тени .

Зачем, спрашивается, звать мертвых? Зачем мертвым слушать живых?

Тень знал откуда-то, что мужчина взывает к пустоте. Здесь уже не было и следа души этой Аннстис. Она, верно, перешагнула порог Того мира, и ей нет дела до страдающего над ее могилой человека. Что она видит, эта Аннстис — Острова ли Блаженных, что прозваны Инис Аваллон, или же пред ней предстали ужасы Аннона — неведомо. И если сегодня не канун Самайна — а где бы вы по осени видели цветение — то она не видит и не слышит этого мужчину, кем бы он ей не был.

Тени было жаль мужчину. Однозначно, его горе было неподдельным. Да он и сам недалеко был от порога смерти: периодически он начинал кашлять, и для любого мало-мальски знающего человека этот кашель означал чахотку. Если этот мужчина не встанет с промерзшей земли, то захлебнется собственной кровью куда раньше, чем тень предположил поначалу.

Но, похоже, какие-то крохи везения у этого мужчины еще оставались — к нему подошел другой, чуть пониже, но с виду куда крепче. Они были похожи как братья.

— Кадм, перестань истязать себя, — пробасил пришедший, положив руку на плечо мужчины. — Ее не вернуть, как бы сильно ты не страдал. Знаешь, она бы не обрадовалась тому, что ты себя гробишь.

Тот, что помладше, поднялся, стряхнув руку брата, и свирепо зыркнул на него:

— О, разумеется! Пойми, Тио, это все не просто так! Не помнишь, что произошло на мосту? Я уверен, я почти уверен, что это мое личное испытание, — он снова опустил глаза на надгробие, но мыслями был уже далеко. — Неспроста же Она отпустила нас. Неспроста позволила выбирать.

Лицо его исказило судорогой.

— Это все изощренная пытка! Но будь я проклят, если позволю Ей посмеяться надо мной! — его грудь сотрясали рыдания, но он продолжал кричать: — Я найду способ! Ты сама вложила мне в руки оружие, и будь уверена — я сумею обратить его против тебя!

Он зашелся в приступе кашля и упал на колени.

— Я воспользуюсь Камнем, чего бы это не стоило! Я раскрою его секрет и посрамлю Тебя, ясно? Тебе не отнять ее у меня, никогда, никогда!

К кому бы не обращен был этот вызов, он остался без ответа. Не грянул гром, и земля не разверзлась. Лишь качнулись на ветру цветущие серые ветви.

Тень вдруг вспомнил, что кусты эти называются бузиной.

* * *

Картина вдруг померкла. Не было больше ни бузины, ни кладбища, ни братьев. Тень почувствовал холод — хотя как можно мерзнуть, если и тело-то твое незнамо где? — и попытался уйти из этого неприятного места.

Пусть кладбище, неважно — там хотя бы светило солнце, и земля, если уж говорить на чистоту, были не так уж холодна — по крайней мере, для тени. Да и узнать, что предпринял этот Кадм, было бы интересно...

Но вместо этого тень увидел, как вокруг сгущается тьма. Сначала она клубилась в отдалении, но потом осмелела и приблизилась, и уже наступала тени на пятки — если позволено будет сказать так о том, кто этих самых пяток не видел.

При ближайшем рассмотрении тьма оказалась с неприятным багряным оттенком. Она потекла вперед, устремляясь к самой сущности тени — и резко бросилась вперед, мазнув длинным щупальцем по тому, что тень, сумей это увидеть, счел бы своим лицом.

Тень пронзила жгучая боль, а тьма отступила, унося с собой серебристый росчерк воспоминания.

Джеймс притаился в коридоре, прислушиваясь к раздающимся из гостиной голосам, и сейчас медленно закипал от бешенства.

Да кто такой этот Малфой, чтобы так спокойно рассуждать, жив Ал или мертв?! Кем он себя возомнил?

Это не он пытался держаться ради отца, который посреди рабочего дня примчался домой из аврората. Это не он утешал маму, когда они еще верили, что Альбус лишь сбежал из дому. Не он старался подобрать слова, чтобы убедить домашних: даже если это похищение, все еще образуется. Не он смотрел, как папа постарел разом на десять лет, вернувшись от Старлинга. Не он пытался подслушать под дверью, что именно тот шепчет маме, запершись в гостиной. Не он гнал Лили обратно в детскую — чтобы хоть она этого не слышала. Как будто незнание отменит случившееся.

Не он отвернулся от собственного брата. И не он выгнал Альбуса навстречу гибели.

Он сейчас вселял в них безумную надежду. И чем больше они поверят в эти сумасшедшие россказни, тем больнее ударит правда. Нет, Джеймс не может этого допустить...

— Малфой! — рыкнул Джеймс, вваливаясь в гостиную.

Он опоздал на долю секунды — отголоски хлопка аппарации еще ощущались в воздухе. Роза, приобняв за плечи зареванную Лили, отрешенно глядела в потухший камин.

— И как это понимать? — начал Джеймс. Ему жизненно необходимо было выплеснуть скопившуюся смесь горечи, боли и злости.

Он и сам не понимал, чего больше: жажды ли мести, чувства вины, усталого ли раздражения на то, что все идет не так, как должно бы...

Он просто устал. И, как водится, сорвался:

— По какому праву этот... Вламывается в наш дом?

— Джеймс... — в примирительном жесте подняла руки Роза.

— Не надо, Роз! — крикнул он. — С Малфоя и ему подобных все началось! От Ала и без того вечно были проблемы, но когда он связался с этими...

Лили подняла голову, устремив на Джеймса неожиданно злобный взгляд.

— Может, потому, что эти отнеслись к нему лучше, чем его собственный брат? — выплюнула она.

Джеймс остолбенел.

— Да что ты понимаешь... Малявка глупая...

Глаза Лили блеснули мрачным торжеством.

— Как и всегда, великолепный Джеймс Поттер знает все лучше. Куда нам, дуракам...

— Вот только не начинай...

— А то что? От меня тоже одни проблемы?

Джеймс развернулся и вышел, хлопнув дверью.

* * *

Джеймс опомнился только тогда, когда за ним мягко закрылась дверь детской. Вернее, бывшей детской — большую комнату разделили перегородкой, чтобы у каждого из мальчиков было личное пространство, а Лили переехала в комнату с гобеленом. Вроде и давно перестроили, а Джеймс все же влетел по привычке в старую дверь.

Вот только теперь эта дверь вела в комнату Альбуса — для джеймсовой половины тогда пришлось прорубать новую дверь.

В комнате вроде ничего и не изменилось. Разве что письменный стол появился. Если бы не эта стена — уродливая, в сущности, конструкция, удерживающаяся больше на магии, нежели на кирпиче и известке — то и не скажешь, что это больше не "комната Джейми-и-Ала". Так-то все осталось неизменным с тех времен, когда Ал, размазывая по лицу слезы после очередного кошмара, просился под одеяло к брату. Джеймс вопил, ворчал, порой даже дразнился — но пускал. Иногда он чувствовал даже своеобразную гордость: вот он, герой-защитник, чьей помощи ищут слабые... И подумаешь, что всего-то от дурацких снов!

Правда, сейчас дело было вовсе не в снах. И фиговый, если уж по-честному признаться, из Джеймса вышел защитник. Вон, девчонки с куда большей надеждой смотрят на Малфоя. Глиста белобрысая...

Никто не видел, что он, Джеймс, тоже не хотел поверить в смерть брата. Что он тоже искал... Нет, дурацкие эксперименты с волшебной палочкой не в счет! Никто не знал, что он тоже тоскует.

Конечно, не знал. Лили, похоже, озвучила общую позицию: Джеймс — своим поведением, своим невыносимым характером — выгнал Альбуса из дому. А значит, и вина во всем произошедшем — его.

Джеймс не был бы гриффиндорцем, если бы не мог встретить всеобщее осуждение с гордо поднятой головой. Вот только первым и худшим его обвинителем был он сам.

Да, он действительно понимал Альбуса не лучше, чем русалка саламандру.

Вот только это не значит, что он его не любил.

* * *

Выйти из комнаты сейчас же, рискуя попасться на глаза Рози, которая начнет рассуждать о какой-то там психологии или, того хуже, с умным видом промолчит — о, Мерлин, как у нее получается терзать Джеймсову душу одним своим видом! — нет, ни за что. А что, если его, покидающего комнату Ала, застукает Лили? Нет, спасибо, благодарю покорно. Еще чего не хватало. Он и без этого обойдется. Наговорились — еще на неделю хватит. Лили обладала почти сверхъестественным "талантом", ухитряясь ткнуть противника в самое больное место. И неважно, что порой она уже через пять минут жалела, что вообще открыла рот...

Не тот случай. Здесь она, увы, права.

Но ей об этом знать не обязательно. Так что он, Джеймс, еще посидит тут.

Совсем чуть-чуть.

Немного.

Минуточку.

Он так поначалу и сделал — опустился в покрытое пестрым чехлом кресло (то, что стояло справа; это всегда было его местом, даже когда комнату еще не поделили надвое). Поерзал, устраиваясь поудобнее. Бросил взгляд на пустующее кресло напротив...

Нет, не то.

Он встал, потянулся — как будто это могло помочь! — и начал мерить шагами комнату, нарезая круги по мягкому круглому ковру, и без его шарканья изрядно потертому. Однообразные движения, предсказуемые и бесцельные, давали хотя бы иллюзию покоя. Шаг, другой; левой, правой... И благословенная пустота в голове. Левой, правой...

Вдруг под пяткой оказалось что-то плотное, твердое настолько, что даже войлочная подошва не спасла от прострелившей всю ногу боли. Джеймс подскочил, отдернув ногу; вопль, не сделавший бы чести ни ему, ни фигурирующему в нем Мерлину, он сдержал лишь в последний момент, чуть не прикусив при этом язык. Поминая Мерлина все тем же нехорошим словом — но уже тихо, сквозь зубы — он опустился на колени.

Стоило лишь немного пошарить руками по ковру, и он тут же обнаружил подозрительный бугорок. Что-то маленькое было спрятано под половиком, практически у самого кресла Джеймса — так почему бы не узнать, что именно? Джеймс подцепил край ковра, ожидая увидеть на голом полу налет тончайшей пыли и какой-нибудь завалявшийся с давних времен орех — но вместо этого обнаружил длинный белый конверт. Коварное мелкое нечто, без сомнений, находилось внутри — от встречи с джеймсовой ногой бумага вокруг спрятанного предмета примялась, хоть и не порвалась. Что там? Пара-тройка кнатов? Пробка от сливочного пива? Какая-нибудь необычная "гай-ка" дедушки Артура?

Джеймс перевернул конверт. Отправитель, разумеется, Альбус. А вот с получателем вопросов стало больше: спереди незнакомой рукой был выведен адрес. Который, впрочем, Джеймсу ни о чем не говорил, как и имя адресата.

С.С. Неттлшип

108В Хьюитт Роуд

Харингей

Лондон

Джеймс даже примерно не мог представить себе, где это. Судя по названию, на район волшебного Лондона не похоже. Но зачем Альбусу посылать что-то в Лондон магловский? Джеймс решил вскрыть конверт — а что такого, все равно письмо не отправлено...

Он поддел ногтем уголок клапана — тот и не подумал поддаться. Оторвать полоску бумаги сверху тоже не получилось. Не сдался конверт и перед ножницами, и даже перед зачарованным швейцарским ножом. К манипуляциям с волшебной палочкой он отнесся так же безразлично.

Да что ж такое, в самом-то деле! Джеймс подумывал уже о том, чтобы бросить упрямое письмецо в огонь. Останавливал его даже не страх уничтожить послание, а сильное подозрение, что и от этого ничего не изменится.

Как ни печально было это признавать, тот, кто поработал над этим конвертом, был волшебником куда сильнее Джеймса. И, как бы ему ни хотелось самому разобраться с тайной неотправленного письма, без помощи не обойтись.

Как же по-дурацки вышло, что папа отправился с Малфоем! Если бы не это досадное обстоятельство, папа вел бы расследование вместе с ним, с Джеймсом. Ладно, предположим — просто предположим! — что он не врет и не бредит, окончательно свихнувшись. Ладно, допустим, что этот белобрысый оказался полезным... Вот рассказал бы про эту свою пластику и валил на все четыре стороны! Наверняка его присутствие для успешного поиска совершенно не обязательно. Флоббер-червю же понятно, что он просто хочет разыграть из себя этакого героя!

Так, стоп, Джеймс, что-то тебя занесло.

Если папа до утра не вернется — а он мог во время расследования не появляться дома едва не неделями — то придется поискать кого-то еще в помощники. Рози? Нет, слабоват союзник. Мама? Ну нет, она велит отдать находку папиным коллегам, да еще и запретит нос совать во все это дело.

Нет, нужен кто-то сообразительный, неболтливый, готовый немного рискнуть и, конечно, свободно, без всяких Надзоров, пользующийся волшебной палочкой...

И, кажется, у Джеймса был один человек на примете.

* * *

— Так, мы просто с ним поговорим, — в сотый, наверное, раз напомнил Тедди.

Джеймс закатил глаза:

— Да, сэр.

Тедди нахмурился:

— Будь серьезней! Я ввязался в это только потому...

— ...только потому, что папа ушел, ничего не сказав тебе о новостях от Малфоя, и только при условии, что я буду слушаться и вообще сбегу при первом признаке опасности. Да-да, я понял. Я никому не скажу, что Тедди Люпин на выходных нарушает правила, проверяя интересные гипотезы в компании несовершеннолетнего. Подумаешь, решил это... удовлетворить любопытство.

Тедди покраснел, и в его черной — маскировки ради — шевелюре мелькнула привычная русая прядь. Почему Тедди, имеющий возможность менять внешность по сто раз на дню, хранит верность простецкому светло-каштановому оттенку, оставалось для Джеймса загадкой. Эх, были времена, когда Тедди щеголял ярко-синим ирокезом... Хотя толку с крутой прически, когда Тедди, стоит ему перенервничать или засмущаться, тут же непроизвольно "перекрашивается" в скучный русый?

— Больше я на твои "интереснейшие находки" не куплюсь, — пробурчал он.

Джеймс пропустил его слова мимо ушей — из кебаб-кафе, мимо которого они проходили, доносился просто умопомрачительный запах.

Они свернули за угол и оказались на улочке, зажатой между рядами почти одинаковых красных и белых двухэтажных домов. Припаркованные на обочине автомобили, как и на площади Гриммо, больше напоминали сугробы, чем средства передвижения. В крохотных палисадниках возились дети. Снеговики, догонялки, борьба в снегу... Кое-где из сугробов, отдуваясь, выбирались раскрасневшиеся небритые отцы.

— Нам сюда, — Джеймс, углядев номер дома, потянул Тедди за рукав.

Тедди вздохнул и, изобразив приветливую улыбку, позвонил в дверь. В замке щелкнуло — и на пороге появилась пожилая леди в расшитом павлинами халате и катушечках розовых бигуди.

— Молодые люди, вам известно, который час? — поинтересовалась она. Величия в ее тоне хватило бы на всю королевскую семью.

Улыбка Тедди стала чуть более живой.

— Простите нас, мадам. Мы не хотели вас беспокоить. Понимаете, мы ищем мистера Неттлшипа...

— Что ж, на первый раз прощаю. Пожалуй, мне придется провести на второй этаж отдельный звонок: эти бесконечные гости... К Сеймуру, к Броуну, теперь и к нему... Вот уж от кого не ожидала! Идите наверх, по коридору налево, вторая дверь справа, — она взмахнула рукой, отчего рукав взметнулся крылом экзотической птицы. — Поднимайтесь, молодые люди, поднимайтесь! Не в мои годы скакать по лестницам...

Джеймс решил последовать этому нехитрому совету, не дожидаясь, пока Тедди выдаст все полагающиеся случаю комплименты и пожелания. Это же Тедди, он спец в том, как очаровывать старушек. А он, Джеймс, займется делом, не отвлекаясь на всякие мелочи...

Правда, Тедди его все-таки догнал. Все потому, что Джеймс сначала перепутал двери, ввалившись в комнату, где парень в огромных темных очках целовался с рыжей девушкой в то-оненькой блузочке. Впрочем, целовались они так самозабвенно, что Джеймс, считай, им и не помешал.

Но теперь-то он с дверью не ошибся. Вот только она была, в отличие от предыдущей, заперта. Так что пришлост стучать.

— Мистер Неттлшип... Мистер Неттлшип! Откройте!

Никакого ответа. Можно подумать, нет его там! Врешь, не отсидишься! Джеймс забарабанил еще энергичнее:

— Пустите нас! Мистер Неттлшип! Мы по поводу письма! От Альбуса По...

Дверь наконец приоткрылась. В щели мелькнуло что-то серое, и Джеймса смерили оценивающим взглядом. Этот прищур ему сразу не понравился, но иногда выбирать не приходится.

Дверь открылась окончательно. Магл оказался молодым, высоким и мрачным. А потом его правая рука опустилась, и Джеймс заметил волшебную палочку. Ладно, не магл. И, похоже, он совсем не боялся того, что его маленькую демонстрацию могут увидеть маглы настоящие.

— И какое же письмо привело вас ко мне? — рот у него скривился. Цепкий взгляд переходил с Тедди на Джеймса и обратно.

Джеймс окончательно уверился, что ему этот Неттлшип ни капли не симпатичен. Ни его хмурая физиономия, ни пижонская, явно недавно сделанная прическа на косой пробор, ни длинный нос с горбинкой.

— Я жду, господа, — палочка, хоть и опущенная, исправно держала Тедди на прицеле.

Насколько приятней было бы думать, что нос Неттлшипа приобрел свою форму после близкого знакомства с чьим-то кулаком! Джеймс скрипнул зубами и достал конверт:

— Получите — распишитесь.

Если этот скользкий тип — не тот, за кого себя выдает, Джеймс с удовольствием полюбуется на его попытки распечатать письмо... Но мечтал Джеймс напрасно: подлый конверт поддался Неттлшипу с первой попытки.

* * *

Джеймс охотно использовал бы Просвечивающее заклинание, будь у него волшебная палочка. Тедди, помучившись немного угрызениями совести — мол, нехорошо читать чужие письма, да еще, можно сказать, через плечо — все же решился это самое заклинание применить. Правда, особого успеха это не принесло: содержание письма все так же осталось тайным, а Неттлшип бросил в сторону Люпина такой взгляд, что стажер невольно почувствовал себя нашкодившим первокурсником — даром что Неттлшип был старше него едва ли на пару лет.

О нет, ознакомиться с письмом намеревался только его законный получатель. И он ревностно хранил вверенный ему секрет, пресекая любые — волшебные и не очень — попытки вчитаться в неровные строки:

Уважаемый профессор!

Наверное, это довольно неуклюжее начало. Знаете, я долго пытался подобрать подходящее обращение — нельзя же писать нечто настолько личное, даже не указав толком имени собеседника! — но так ничего лучше "профессора" не нашел. Наверное, можно было бы написать "Мастер", это же звание невозможно отозвать, но я попробовал, и письмо стало похоже на тайную переписку каких-то злодеев из приключенческого романа. Однозначно, "профессор" лучше.

Ну, теперь начинаю по-настоящему.

Уважаемый профессор!

Простите за беспокойство, но вы моя единственная надежда. Понимаете, я не знаю, к кому еще обратиться по поводу Того Дела. Джеймс однозначно не полезет в гробницу Дамблдора, а Лили, скорее всего, не станет брать мантию, если ее об этом попросить. Я имею в виду серьезно попросить, с объяснеиями и всем таким, а не просто запретить брать ее в руки.

Так вот, эти Вещи в относительной безопасности. И вообще, это не повод для беспокойства. Я боюсь, что именно на мне может провалиться все предприятие по сокрытию Даров. Понимаете, я начал видеть странные сны. Я написал бы "опять", профессор, но они не похожи на те, что были раньше. У меня такое чувство, как будто кто-то — тот же самый "кто-то", который пытался настроить меня на поиск Даров — пытается теперь заставить меня отдать Камень.

Понимаете, профессор, он, похоже, знает, что Камень у меня. Ну, сначала он, конечно, был у папы, лежал надежно запертый в ящике стола в кабинете. Только однажды ночью я обнаружил, что стою посреди этого защищенного охранными чарами кабинета над открытым ящиком стола. Камень прямо передо мной — только руку протяни.

В общем, я забрал его оттуда. Даже не помню, как — ни одно сигнальное заклинание не сработало. На самом деле, единственное, чего я НЕ сделал — я не смог выйти с ним из дома. Хотя в голове стучало: "Принеси мне его, принеси..."

Я боюсь засыпать, профессор. Что, если в следующий раз я все-таки сумею выйти? Этот голос начинает звучать в моей голове, стоит только закрыть глаза. "Принеси, принеси..." Этот мягкий голос, как вода, проникает повсюду. Единственное, что я могу сказать о нем — кроме того, что он обладает надо мной ужасающей властью — этот голос точно мужской.

Пожалуйста, профессор, я больше не могу. Папа не может спрятать Камень на работе, там каждый день бродят Невыразимцы со своими жуткими приборами для поиска артефактов. Он и так каким-то чудом получил разрешение оставить Мантию, а то забрали бы ее на опыты. Тогда помогло только вмешательство министра Шеклбота. Ну, и распространение простых мантий-невидимок магазинчиком "УУУ". Если Камень окажется в здании Аврората, его однозначно найдут. И начнут задавать вопросы.

Я не хочу стать подопытным кроликом. Пожалуйста, не надо.

Я прошу Вас, профессор: спрячьте Камень. Спрячьте его в первую очередь от меня. Я знаю, Вы сможете.

Может быть, если он будет далеко от меня, если у меня не будет ни единой мысли, где бы он мог бы находиться, может быть, тогда эти сны прекратятся. Или хотя бы я не смогу передать его тому типу. О Мерлин, я понятия не имею, кто этот тип и чем он кроме своей способности ковыряться в моей голове опасен — но знаю, что ему Камень отдавать нельзя.

А может быть, я просто схожу с ума. Хотя какая разница.

Пожалуйста, профессор, спрячьте Камень. Да, это не лучшая идея — отсылать его в конверте, но я понятия не имею, как работает магловская почтовая система, а значит, даже под влиянием Голоса не смогу помешать пересылке. Кажется, чего не знаю я — того не может узнать и он. Да и вмешаться в дела магловского мира ему помешает Статут. Ну, я на это надеюсь.

Простите, что беспокою Вас, профессор. Наверное, вы сейчас очень заняты. Простите, пожалуйста, но я не знаю, к кому еще обратиться.

С уважением,

Альбус Северус Поттер

— Мистер Малфой, вы должны осознавать, что я действую на свой страх и риск, — шепотом напомнил мистер Поттер, крепко сжав плечо Скорпиуса.

Малфой, надежно укрытый под мантией-невидимкой, кивнул — скорее для себя, чем для аврора. Так, принял к сведению. Подставлять отца Альбуса он с самого начала не собирался.

На данный момент его занимали две вещи: во-первых, как скоро мама вернется с экскурсии по "кораблю пиратов" и заметит его отсутствие; во-вторых, насколько у Дживси хватит выдержки, чтобы не выдать планы мастера Скорпиуса жаждущей этих жизненно важных сведений мадам хозяйке. Скорпиус, конечно, заверил домовика, что отлучится только ради того, чтобы известить Поттеров об истинном положении дел, но Дживси не первый день на свете жил. Он перенес Скорпиуса в Лондон, только убедившись в том, что его рюкзак, набитый (под его же чутким руководством!) необходимыми для спасательной экспедиции вещами вроде фонарика, теплой одежды, пайка и пары-тройки амулетов, остался в поместье. Как-никак гарантия понадежней "честного слова" — Дживси надеялся, что у Скорпиуса хватит благоразумия не соваться в пекло без прикрытия и помощи.

Но сейчас Скорпиус надеялся на силу манящих чар и свою изобретательность. Сказать по правде — его арсенал состоял сейчас из волшебной палочки и смартфона. И то смартфон он прихватил в последний момент: если не ответить, когда папа позвонит, закончив свое совещание, тот точно что-то заподозрит.

И еще, если уж совсем откровенно, он надеялся на мистера Поттера. Он взрослый волшебник и профессионал в борьбе с магической преступностью — вот пусть и поработает по специальности. Дело Скорпиуса — навести его на след. А там пусть Поттер хоть весь аврорат вызывает для силовой поддержки. Не малфоевское это дело — на передовую лезть. Оказать всяческое содействие — это да. Для друзей — всегда пожалуйста. Но огневая поддержка... Чем, скажите на милость, может помочь первокурсник?

Так что дайте сюда карту мира побольше, транспортир поточнее и лазерную указку. И ассистента, который будет бегать с линейкой и — в идеале — пересчитает всю полагающуюся тригонометрию. А то не факт, что смартфон в здании аврората не отключится...

И все, баста. Потом краткая аппарация (Скорпиус слышал краем уха сплетню о том, что аврорам заранее выдают карт-бланш на аппарацию в любую точку земного шара) и краткая же разведка. Походит с часами — да здравствует радиестезия! — и магия крови покажет направление с точностью до фута.

Ну, и потом Скорпиус, как верный друг, поможет Алу пережить весь сумбур воссоединения. Если мистер Поттер хоть немного похож на его, Скорпиуса, папу, то будут и объятья, и нотации, и куча еще всего вперемешку.

Если повезет, он вернется домой к полуночи, и воспитательные меры ограничатся проповедью о недопустимости поздних прогулок.

В общем, перспективы представлялись самые что ни на есть радужные.

* * *

Если хочешь что сказать о здании аврората — скажи, что строили его не иначе как тролли. Вот кому еще придет в голову возводить в центре города огромную башню из грубого камня? Все, конечно, знают о свойстве гранита экранировать волшебство, но можно же было оформить все как-то аккуратнее! На взгляд Скорпиуса, оплот магического правопорядка больше напоминал гигантскую кротовую кучу, чем административное здание.

Вход был только один, надежно защищенный от наведения порталов и аппарации — туда они и направились. Две двери с паролями и хитрыми отпирающими заклинаниями... И самый обычный вахтер у третьей.

— О, аврор Поттер! — прыщавый молодой человек, сияя верноподданнической улыбкой, так и подскочил со своего места. Правда, при этом он запнулся за ножку стула, едва не загремев на пол. Стул — уже на полпути к полу — поймал мистер Поттер.

— Добрый вечер, Бейн, — поприветствовал его мистер Поттер. Скорпиус, как и было велено, мелкими шажками продвигался к выходу из охранницкой.

— Решили поработать? Вам подготовить что-нибудь? Помочь чем?

— Спасибо, Бейн, я не задержусь надолго. Так, проверю кое-что, — небрежным тоном ответил мистер Поттер. Но вахтера это, похоже не насторожило. Он достал толстый журнал и протянул аврору перо:

— Для отчетности, пожалуйста.

Выражение лица у него было такое, будто он автограф просит. Впрочем, вполне возможно, что мистер Поттер и правда был его кумиром.

Мистер Поттер не стал его задерживать и быстро расписался в журнале. Подышал на оборотную сторону значка и приложил его внизу страницы — печати нынче довольно просто устроены. Скорпиус замер у двери, ведущей в таинственные коридоры аврората. Не хватало еще потеряться.

Мистер Поттер уже практически дошел до места, где затаился Скорпиус, когда выражение лица молодого охранника изменилось — чуть меньше слепого обожания, чуть больше серьезности:

— Аврор Поттер... Если я могу чем-то помочь, только скажите! — он сказал это, и уши у него покраснели. — То есть, я хочу сказать, вы, наверное, в порядке, если решили снова работать — то есть, не то что бы в порядке, это все-таки очень тяжело, но вы готовы... Рветесь в бой и все такое...

Румянец распространился на щеки и приобрел оттенок свежей свеклы. Охранник, видимо, совсем запутался.

— В любом случае, обращайтесь! — выпалил наконец он. — Я... Все, что угодно, сэр. Все, чем могу.

Мистер Поттер обернулся к нему со спокойной улыбкой:

— Я знаю, Бейн. Спасибо.

И он, открыв пошире последнюю дверь, шагнул в темноту.

* * *

Изнутри аврорат был еще мрачнее, чем снаружи. Высокие потолки, узкие, почти слепые окна, гулкое эхо ступающих по камням тяжелых сапог...

А может, все дело во времени. Минимум освещения и минимум же людей, да плюс неприятно свербящее чувство, какое появляется, когда рискуешь зайти на незнакомую и запретную территорию... Неудивительно, что дрожь пробирает до костей!

Здесь действуют постоянные порталы в Зал заседаний Визенгамота и в Азкабан. Здесь хранится годовой запас Сыворотки Правды. Здесь запрещено появляться без значка, служащего пропуском в большинство помещений — или без блокирующих всякую магию кандалов.

Обстановка эта произвела на Скорпиуса впечатление. Во всяком случае, предполагаемый план перестал казаться таким уж замечательным.

Лестница, лестница, поворот направо, снова лестница — на этот раз винтовая, в какой-то башне, которую совершенно определенно не было видно с улицы... Скорпиус старался не отставать от мистера Поттера ни на шаг.

Не то что бы он испугался. Нет, Скорпиус не боялся. Ни чуточки. Это же глупо — бояться темноты...

Он с усилием прогнал вертящееся в мыслях: "...бояться стоит тех, кто в ней скрывается."

Они остановились перед массивной дубовой дверью, стянутой поперек медными скобами. Точнее, остановился мистер Поттер, а Скорпиус едва не влетел ему в спину.

— Снимайте мантию, — скомандовал аврор. — И ступайте за мной след в след.

Пока Скорпиус избавлялся от скрывавшей его мантии-невидимки, мистер Поттер нажал на какой-то потайной шпенек, тот со щелчком отскочил и оцарапал аврора. Скорпиус уже собирался предложить пластырь (благо запасов — полные карманы), но мистер Поттер провел окровавленным пальцем по замочной скважине.

Дверь утробно заскрипела.

Скорпиус почувствовал себя отчасти обманутым:

— "Любое действие с помощью магии крови подлежит обязательной регистрации!" — пробурчал он. — Где тут, интересно, выдают нужные бланки?

Аврор обернулся:

— Вы что-то сказали?

Скорпиус закатил глаза.

— Нет, что вы.

"Спокойно, Скорп," — уговаривал он себя. — "Может, он занудствует с полным на то правом, и в кармане у него припрятано то самое разрешение на магию крови. А если и нет — какое тебе дело, нарушает он правила или не нарушает?"

Гарри Поттер, герой всей магической Британии и главный аврор. Мистер Правильность-и-Порядочность. И Ал его любит и уважает... Но Скорпиусу он не очень-то нравился. Во-первых, тем, что смирился с гибелью Альбуса, ничего толком не проверив. Во-вторых, тем, что слушал он его, Скорпиуса, без особой охоты. На задворках сознания препротивно копошилась мыслишка: а что, если бы Скорпиус ждал прямого вопроса — вместо того, чтобы начать вываливать свои соображения прямо над телом? Мистер Поттер так бы и выставил его за дверь, не выслушав? В-третьих, эта проповедь насчет регистрации и разрешений... Тоже мне, буквоед нашелся! Моралист в белых одеждах!

Подумаешь, возглавляет он отдел. В пересчете на полицейские чины полномочий у него не больше, чем у капитана. Над ним еще ого-го сколько начальников, по большей части из бумажных работников. Это из работающих "в поле" он главный, а в масштабах государственной системы — так, винтик. Можно бы и погибче относиться к правилам. Хотя бы ради безопасности собственной семьи.

Аврор, черт его дери! Знал же, что на Альбуса открыли охоту! Знал! И... ничего не сделал.

Ну, и то, что мистер Поттер оттащил его тогда за шкирку, как какого-то нашкодившего котенка, лишних очков аврору в глазах Скорпиуса не добавляло.

В общем, совместная работа с ним — суровая необходимость. Неприятная обязанность. И надо терпеть — ради Альбуса.

Дверь наконец отворилась.

По слову мистера Поттера вспыхнули осветительные шары — и Скорпиус ахнул.

За дверью оказалась круглая комната без единого окна, целиком обитая медью. И на этой меди были вычеканены горы и равнины, углубления морей и рек было заполнено матовым стеклом всех оттенков от лазурно-голубого до насыщенно-синего, рядом вилась черненая гравировка подписей. А стоило наклониться ниже — и можно было разобрать вплавленные в металл кусочки охряного с золотой искрой авантюрина... Да это же здания!

Скорпиус протянул было руку, чтобы прикоснуться к искусно выточенным каменным парусам миниатюрной Сиднейской оперы, но аврор тут же пресек его попытку:

— Ничего не трогать! Если ошибетесь с точкой назначения, обратно придется добираться через Международный терминал порталов. И придется долго объяснять, как вы пересекли границу.

— Проще было сразу сказать, что аппарация происходит при касании, — проворчал Скорпиус себе под нос. Но руку убрал.

Шагали они исключительно по воде — то есть по синему стеклу. При работе с морскими просторами создатель этого "кабинета" явно пропорциями не заморачивался: суша, вопреки представлениям географов, занимала явно больше положенных тридцати процентов. Но и с этой поправкой места на волшебную карту мира ушло так много, что без чар расширения пространства не обошлось.

Мистер Поттер остановился: левая нога в Темзе, правая едва не наступает на Бертуик. Он поправил рукава мантии, взмахнул волшебной палочкой — и откуда-то из центра медного Лондона вытянулась тонкая спица. Она росла и росла, пока верхушка ее не замерла вровень с плечом Скорпиуса. Щелчок — и развернулись нежные, как крылья бабочки, градуированные лопасти транспортира.

— Можете начинать, — выдохнул мистер Поттер. — Кроме стекла и шпиля ни до чего не дотрагивайтесь.

Скорпиус, проникшись моментом, даже не стал закатывать глаза. Он вытащил из кармана серебряные часы и, закрепив цепочку на запястье, ухватился за вершину шпиля. Что ж, нулевая отметка почти совпала.

"Ну же, это просто. Папа объяснял это тысячу раз. Надо только правильно попросить."

— Invenie, ostende, duce! — выпалил Скорпиус.

Часы качнулись, и их цепочка натянулась как струна. Направление, направление... Волшебный маятник указывал куда-то левее мистера Поттера, выходит, на юго-запад.

Транспортир пришлось немного развернуть. Нет, угол выходило отметить довольно точно, но у Скорпиуса, как назло, из головы вылетела вся тригонометрия.

Он почувствовал, что краснеет.

— Сейчас мы... эм-м... рассчитаем длину гипотенузы... для поиска конечной точки... нужен угол...

Что там надо было сделать с известной длиной и углом? Умножить — или разделить?

Чертовы треугольники! Уши у Скорпиуса уже горели огнем. Если делить — то длину на угол или наоборот?

— Нам нужен угол...

Мистер Поттер протянул сжимающую волшебную палочку руку и отчеканил: "Тrabemato!" Из кончика палочки вырвался узкий переливчатый луч. Так и эдак покрутив запястьем, аврор сумел сопоставить его наклон с наклоном натянувшейся часовой цепочки. Еще одно заклинание — и на медной карте, там, куда падал луч, зажглась красная отметка.

— Так проще, — пожал плечами мистер Поттер. — Хоть точка и определяется приблизительно.

Скорпиус промолчал. Ему хотелось провалиться сквозь землю.

Отметка оказалась не так уж далеко, как можно было подумать.

— Париж. Второй округ. Вероятно, придется пройти по улицам.

Скорпиус пожал плечами. Он был не против. По крайней мере, на местности ему не понадобятся никакие правила треугольников.

— Предупредите родителей.

О, все-таки вспомнил. Но на этот случай уже была готова отговорка:

— Уже. Полная свобода действий — при условии, что я буду оставаться на связи.

Он выудил из кармана смартфон и демонстративно им помахал.

— Тогда застегните пальто и дайте мне руку.

Кажется, сработало. Поверил. А может, аврор просто хотел верить объяснению — какому угодно.

Мистер Поттер изловчился и добрался-таки до цели, ни разу не ступив мимо синего стекла. Париж теперь был для него на расстоянии вытянутой руки. Метка — не больше дюйма величиной — все еще горела алым.

Мистер Поттер крепко сжал ладонь Скорпиуса и коснулся метки все еще испачканным в крови пальцем и...

...рывок, знакомый всякому, кто путешествует порталами.

* * *

Треугольный клочок заснеженного асфальта. Старомодные фонари. Одинокая статуя — складки так надежно драпируют фигуру, что не сразу и поймешь, мужчина это или женщина. Не понял этого, видимо, и тот, кто разрисовал ее постамент граффити.

Здесь немногим теплее, чем в Лондоне.

Скорпиус, не дожидаясь команды, достает часы. Стесняться некого: магазинчики закрыты, улицы пустынны.

Цепь натягивается уже не так круто; должно быть, они близко.

Скорпиус бредет, оставляя на нетронутом снегу кривоватую дорожку следов. Он идет, пока часы не опускаются окончательно, образовав идеальный отвес.

Точная вертикаль. Они на месте.

Снежинки падают на раскаленный корпус часов и слезинками стекают по нему вниз.

Они на месте.

Вот только кроме них здесь никого нет.

ПРИМЕЧАНИЯ: пожалуйста, не считайте, в каком масштабе должна быть выполнена карта, чтобы весь мир уместился в одной комнате, да еще чтобы здания можно было потрогать. И чтобы эту комнату можно было быстро обойти. Прошу, не стоит проверять алгеброй гармонию. Ну, или волшебство)

Авантюрин — одна из разновидностей оксида кремния, кварц со вкраплениями слюды и гематита. Цвет — от желтого до темно-бурого, есть еще реже встречающиеся зеленый и синий.

Скорпиус "договаривается" с волшебными часами на латыни: "Найди, укажи, направь."

А, и еще: фамилия охранника пишется как Bane. Если кто-то вдруг увлекается именами со значением.

Тень снова мог дышать — если можно дышать, потеряв незнамо где свое тело. Во всяком случае, это ощущалось именно так, и тень решил не задумываться уж слишком о том, что с ним творится.

Однозначно, это было лучше, чем встреча с багряным облаком тьмы.

Но сейчас тьма схлынула, и тень чувствовал себя почти счастливым — несмотря на отсутствие памяти и некоторую... бесплотность.

Тень огляделся: он находился в сложенном из грубого серого камня доме, на лестнице, чьи рассохшиеся буковые ступени, казалось, готовы были заскрипеть от одного неосторожного взгляда. Сверху, из-за приоткрытой двери, доносилось пение. Тихонько тренькали струны — возможно, лютни.

— ...Сны лучших дней баюкают меня,

И о тебе я плачу и тоскую.

И я скорблю, зачем бы я не мог

За светом дня пройти за грань заката,

Где стал средь волн сияющий чертог,

Чертог Забвения, откуда нет возврата.

Ступени все-таки заскрипели: по лестнице быстрым шагом поднимался тот, темноволосый с кладбища. Другой, кажется, называл его Кадмом. Шел-то он быстро, но в его походке не было ни легкости, ни пружинистости шага здорового человека. Нет, он стремительно отмахивал ступеньку за ступенькой, будто машина, и направляла эту машину исключительно воля — и мрачная какая-то страсть, матовым огнем отражавшаяся в его глазах.

Он, не утруждая себя стуком, вошел в комнату. Последний аккорд прозвенел неожиданно громко, и лютня замолчала.

Тень скользнул следом за Кадмом.

Комнатка представляла собой чуднУю помесь гримерки фокусника и библиотечного хранилища: пара кресел в пестрых чехлах из клетчатых пледов, коллекция разномастных кинжалов на стене, стопки книг, сложенных неровными стопками — и из каждой книги торчало по дюжине закладок, отчего они казались диковинными птицами, встопорщившими перья (а также ленты, полоски кожи и исписанные убористым почерком клочки пергамента). С потолка свисало чучело крокодила, украшенное почему-то косматыми звездами из фольги, а на резной деревянной ширме в углу обнаружился строгий черный костюм.

"Магловский, старомодный," — подумалось отчего-то тени.

Комната комнатой, но владелец затмевал ее целиком и полностью.

Лютня (к слову, с повязанной на гриф изумрудно-зеленой лентой) полетела на кресло, табурет на скрипучих колесиках откатился в сторону — хозяин комнаты заключил вошедшего в объятия.

— Пусти, Таль, задушишь, — прохрипел гость. Глаза у него потеплели, и он стал походить на беспокойное умертвие чуть меньше, чем прежде.

Хозяин осторожно расцепил руки. Слова Кадма про удушение оказались недалеки от истины: его друг был хоть и невысок, но крепко сложен, а по сравнению с худощавым Кадмом так и вовсе выглядел медведем. Если, конечно, медведь может похвастаться копной золотистых волос и ярко-синими, как васильки, глазами.

— Дружище, мы же столько не виделись! Считай, с... — тут названный Талем осекся, видимо, поняв, что язык завел его куда-то не туда.

Лицо Кадма на миг исказилось, но он тут же поднял взгляд, светящийся непрошибаемым упрямством:

— С тех самых. И я все еще не сдался. Я верну ее.

Печальное выражение — из тех, с которым смотрят на тяжелобольных: полное потаенной боли, терпения и внешне спокойной уверенности быть рядом до конца — Кадма однозначно не устраивало.

— Я не сдамся, ясно? И нечего так смотреть! — щеки у него пошли красными пятнами. — Я верну Аннстис, чего бы это ни стоило! У меня есть Камень, есть все возможности... — глаза его лихорадочно заблестели. — Нужно только узнать, как именно...

Таль слегка побледнел. Его рука нашарила какую-то подвеску на ремне — видимо, оберег.

— Дружище, не дело так говорить. В мире есть свой порядок, и не нам его нарушать. Аннстис нашла покой в садах Авалона, и придет час, когда вы встретитесь снова... Вот только не надо его приближать.

Кадм взмахнул рукой:

— Проснись, Талиесин! Я и мои братья превзошли саму Смерть! Есть люди, которые могут преступить этот твой порядок — могут, потому что имеют право! Вспомни времена героев, вспомни своего тезку... Да ты сам попираешь мироздание своими видениями!

Он говорил и говорил, не замечая, как мрачнеет его друг.

— Не гневи богов, Кадм. Всякий дар имеет свою цену, только не каждое сердце в силах ее заплатить. Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться?

Тень подумал, что в этом споре он, пожалуй, на стороне Талиесина. Это, во всяком случае, было созвучно тому, что он чувствовал.

Кадм же стоял на своем. Он словно ослеп и оглох, не сознавая ничего, кроме своей цели.

— Таль, помоги мне! Прошу тебя, заклинаю! Мне нужен всего один ответ...

Талиесин молчал. Лицо его застыло. Теперь ничто не напоминало о человеке, который пел, нежно перебирая струны.

Кадм схватил его за грудки:

— Ради нашей дружбы, Таль! Ради Аннстис! Ты же любил, Таль, неужели ты не можешь меня понять!

Глаза хозяина увлажнились.

— Один ответ! Мне нужен всего один ответ...

Талиесин сглотнул.

— Хорошо, я... Я помогу. Ради тебя. И ради памяти Аннстис.

Его пальцы пробежались по левому рукаву, и в следующий миг он протянул Кадму небольшой нож. Прямой широкий клинок, круглая рукоять из дерева — но с серебряным украшением на головке, что-то вроде монеты с прихотливой чеканкой.

— Это скверная затея, Кадм. Это я тебе и без всяких видений скажу, — проворчал Таль, сгребая все со стола, сбрасывая прямо на пол и книги, и пузырьки, и причудливые поделки.

Кадм задумчиво вертел нож в руках, как будто только сейчас его что-то встревожило, но он не решался высказать свои тревоги вслух.

Тень, недоумевая, переводил взгляд с одного на другого. Ну, или что там у него было заместо взгляда...

Талиесин возился со шнуровкой под горлом, но пальцы отчего-то дрожали, и он, окончательно запутавшись, коротко рыкнул и порвал ее. Он одним движением сбросил рубашку и повернулся к Кадму:

— Надеюсь, твоя рука все так же тверда, — он, храбрясь, задрал подбородок.

Губы у него были белые-белые.

Лицо Кадма сравнялось цветом со старой штукатуркой:

— Можешь не беспокоиться.

Тень подался поближе, пытаясь не упустить ни единого момента этого странного представления.

Талиесин сделал глубокий вдох и... улегся на стол. На спину. И закрыл глаза.

На мерно, но часто вздымающейся груди слева синел знак из трех спиралей, которые будто змеи выползали из одной точки. "Трискель," — мелькнуло в памяти тени.

Кадм засмотрелся на лезвие. Переложил нож из одной руки в другую, вытер ладонь о рубашку.

Потом он простер левую руку над грудью лежащего и, точно слепой, начал перебирать пальцами. Наконец он замер, видимо, нашел нужную точку. Осторожно отвел все пальцы, кроме указательного, рядом с ним встал, чуть согнувшись, средний.

Кадм облизнул губы.

— Властью клинка и силы я заклинаю слово; именем я заклинаю, своим и твоим, провидец; я посылаю дух твой, чтобы найти ответы... — Кадм рвано, с присвистом, вздохнул. — ...истину мне поведай, чтобы вернуться снова!

С этими словами лезвие опустилось: скользнуло вдоль его пальцев, как вдоль чудовищных направляющих, и вонзилось точно в сердце Талиесина.

Тень забыл, как дышать.

Кадм яростно заморгал, словно ему что-то попало в глаза. Он зажмурился, нервно мотнул головой — нож при этом, впрочем, не сдвинулся и на волосок — и разлепил губы:

— Талиесин Мур, вопрошаю тебя: как мне узнать, что сделать с Воскрешающим Камнем, чтобы вернуть мою возлюбленную Аннстис?

Талиесин, который по всем приметам должен был быть мертв, вдруг открыл глаза. И это показалось однозначно более жутким, чем просто труп убитого: из его глазниц бил слепяще-белый свет, и потом он заговорил. Голос — глубокий, низкий и какой-то потусторонний — отдавался эхом во всем существе тени. Нечто похожее чувствовал и дрожащий Кадм.

— Я многое увидел, и знаю я немало,

Но бардам человечьим неведом тонкий мир,

Сокрыт он под холмами, во мраке подземелий,

И мудрость там томится, что превосходит нас.

Все ведомо всевечным под солнцем и луною,

Они познали тайны, но сердце — их цена.

Не знает Кадмус Певрелл все зло, что он содеет;

Он жизнь бесславно кончит и скоро смерть увидит!

Белесый свет погас так же внезапно. Веки провидца сомкнулись. Талиесин — или то, что вещало, используя его — умолк.

Кадм перевел дух и осторожно потянул нож на себя. Лезвие выходило медленно, и крови на нем было неожиданно мало. Как бы пугающе это ни выглядело, кажется, он постепенно успокаивался, словно самый сложный этап был уже пройден...

Тут Талиесин вдруг вцепился в руку Кадма. Он снова распахнул глаза и, резко сев, изрек тем же пророческим голосом:

— Я видел в прозрачной дымке, как трое бросают вызов,

Как смерть обманули братья, как мост над рекой возник.

Я видел — услышьте, люди! — как был обретен Жезл Силы,

Я видел из Чаши Камень и лоскут Плаща Морганы.

Открылась мне правда, знайте: года пролетят стрелою,

Дары, что объяты тайной, схлестнутся с чужою волей.

Родится дитя героя, что был убит в поединке,

Мальчишка получит имя, и звук его будет мертвым.

Ребенок отмечен свыше, он должен найти три Дара,

Собрать из мгновений прошлых историю так, как надо.

Он будет наследник смерти, он сможет исправить беды —

Иль сможет судьбу низринуть и мир погрузить в забвенье.

И только после этого Таль обмяк, как марионетка, у которой срезали нити. Кадм едва успел его подхватить — и удержать нож, чтобы лезвие не пропороло провидца во второй раз.

Наконец он извлек клинок окончательно и, прошептав что-то вроде: "Tuairisce?n, leigheas, aisir?och", сумел остановить кровотечение. Пару мгновений спустя рана затянулась. Новая кожа немного серебрилась поначалу, но потом свечение погасло. Приглядевшись, тень заметил над сердцем Талиесина еще несколько похожих отметин.

Но главное — Талиесин закашлялся и открыл глаза. Уже по-нормальному.

— Кажется, ты выудил из меня лишнее пророчество, — хрипло сказал он и попытался улыбнуться. Вышло слабо и довольно печально.

Кадм только кивнул.

— До исполнения пророчества, по крайней мере, есть время.

Он отложил нож — подальше, словно боялся лишний раз к нему прикоснуться, — и подал Талю рубашку. Замер на миг и шагнул к креслу, взял плед и накинул на плечи друга.

— Что думаешь делать? — осведомился Талиесин, привалившись к стене.

Кадм пожал плечами.

— Сам понимаешь, отправлюсь к сидхе. Других идей по поводу твоих намеков у меня нет.

Таль хмыкнул, соглашаясь.

— То есть возможное зло и слова про бесславие тебя не волнуют?

Тот снова повел плечом — разве что чуть резче, чем прежде:

— Пусть так. Есть цены, что должны быть уплачены.

Его лицо стало расплываться — как и вся картина, просто тень упустил начальный момент. Еще немного — и эта сцена померкнет.

А в бесцветном ничто его снова будет ждать багряная тьма.

ПРИМЕЧАНИЯ: в самом начале под переборы лютни звучат стихи Томаса Мура (1779-1852), использован перевод А.А.Курсинского.

Трискель — символ (здесь: кельтский, хотя похожие были и у других народов), выражающий тройственность бытия: рождение, жизнь и смерть. Самое распространенное значение его: "бег времени".

Заклинания и пророчества, хоть и странны по форме, призваны походить на строки, приписываемые легендарному Талиесину, древнейшему из валлийских поэтов — согласно мифам, волшебнику и барду, который первым обрел дар пророчества.

Что бы там в письме ни было, а этот Неттлшип не стал приветливей. Даже наоборот — нахмурился, закусил губу. Черные глаза так и скользят по строкам — судя по всему, решил перечитать письмо заново.

Да что там такое Альбус понаписал?

Наконец, Неттлшип покончил с чтением — или же чужое присутствие начало его раздражать.

— Благодарю за послание, можете быть свободны, — отчеканил он. — По коридору направо и вниз. Не смею вас задерживать.

Чувствуется, он бы и на дверь показал, если бы не опасался чересчур вольно взмахнуть письмом. Джеймс слышал, что некоторым волшебникам достаточно одного-единственного взгляда, чтобы запомнить все до мельчайших деталей. Нет, за собой он таких дарований не замечал — хотя было бы неплохо — но Тедди, например, мог бы посмотреть быстренько, а потом попросить Клементу из соседнего отдела, у нее есть знакомый легилимент из Невыразимцев, тогда бы из воспоминания это письмо вытащили.

Джеймс собирался высказать этому Неттлшипу все, что о нем думает. Думалось преимущественно грубо, если не сказать — непечатно; будь здесь папа или — Мерлин упаси! — мама или бабушка Молли, три фунта нравоучений ему были бы обеспечены. Но здесь только Тедди, и его можно не стесняться — он ябедничать не станет. Джеймс уже было открыл рот, но...

— Простите, мистер Неттлшип, но у нас есть пара вопросов, — опередил его Тедди. Он-то шпарил как по писаному, точно как в методичке про работу со свидетелями велят. Тедди вообще, на взгляд Джеймса, слишком мягок. Припугнуть бы этого Неттлшипа, и все дела!

Тут в голову Джеймсу пришла мысль, что этот скользкий тип вполне мог сам устроить альбусово похищение. А что? Никто о нем — кроме Ала — не знает, никто его не видел, вот он и вне подозрений. Так что вполне мог провернуть какую-нибудь черномагическую подлянку...

Желание сломать ему нос стало еще сильнее.

Неттлшип медленно, преувеличенно аккуратно сложил письмо и засунул его в карман серой толстовки — туда же, где минуту назад скрылся конверт. Содержимое его — ту мелкую плотную штуку, что нащупал тогда Джеймс — он доставать не стал.

Таится?

Неттлшип засунул руки в карманы (торчащая из правого волшебная палочка только добавляла его виду воинственности) и, качнувшись на пятках, сказал:

— Смею поинтересоваться: по какому поводу вопросы?

Да у него же на лбу написано: ничего он отвечать не собирается! То есть, это фигурально выражаясь — написано. Если бы буквы были реальными, оказались бы раза в два больше тех, что у него на толстовке.

Джеймс со вздохом припомнил изображавшую застенки инквизиции гравюру из "Истории Аврората". Честное слово, кое-чему и у маглов можно поучиться...

Тедди обошелся без лишней кровожадности:

— Пропал Альбус Поттер. Его письмо адресовано вам. Кажется, это вполне тянет на версию. Я всего лишь должен ее отработать.

Говорил он спокойно, последние слова прозвучали и вовсе так, будто он извинялся за причиненные неудобства. Тем не менее, он пристально следил за лицом Неттлшипа.

А, ну да. Один приятель Тедди, Бейн — тот невезучий тип, застрявший на пропускном пункте аврората, в простых охранниках, считай — рассказывал как-то, что одно время работал с колдографиями, замораживал движение — смотрел, как меняется с каждой секундой выражение лица. Оказалось, на некоторых снимках — если разглядывать внимательно — лица выражали вовсе не то, что казалось вначале. Если ме-едленно, мгновение за мгновением, просматривать колдографию, можно иногда заметить: за улыбкой прячется презрение, за удивлением — страх, за смехом — тоска. Он даже конспект составил, как какую эмоцию отличить. Только толку-то Бейну с этого! Как был неудачником, так и остался. И без своей "замедленной перемотки" ни драккла не разбирает. То ли прокляли его в детстве, то ли что...

А Тедди его наблюдения выслушал и запомнил. И под себя приспособил. Поэтому Мордреда ты лысого его обманешь, даже на первое апреля не разыграть.

Вот и сейчас — следит он за Неттлшипом, за его реакцией. Хотя тут следить не за чем: как услышал он про то, что Альбус пропал, так только губы сжал и побледнел чутка. И ничего больше. Ни глазок бегающих, ни дрожи в коленках. И палочку не выхватил, чтоб, значит, как любой порядочный преступник, оказать сопротивление и сбежать попытаться.

Эх, наверняка Тедди решит, что Неттлшип тут не подозреваемый.

— Впервые слышу, — с каменным лицом ответил "недоподозреваемый".

Тедди выгнул бровь:

— Что, и газет не читаете? Даже не объявление уже вышло в печать, а целая статья. И не только в сегодняшнем выпуске.

Неттлшип фыркнул и вздернул подбородок:

— Здесь места, знаете ли, не располагают к изучению "Ежедневного пророка".

— Тем не менее, пользоваться волшебной палочкой вы не стесняетесь.

Неттлшип повторил трюк Тедди с изгибанием брови — только у него вышло и ехидней, и злее:

— Я всегда могу сказать, что работал со своей коллекцией. Миссис Хадсон мгновенно потеряет интерес к разговору. А вот двигающиеся фотографии, увы, правдоподобному объяснению не поддаются.

Тедди вздохнул:

— И что же за коллекцию вы демонстрируете ни в чем не повинным маглам?

Неттлшип махнул рукой:

— Старинная алхимическая посуда со всего мира. Хозяйка охотно прощает квартирантам все странности — до тех пор, пока они не покидают пределов арендуемых комнат.

Коллекция у него и вправду была: в глубине комнаты виднелся стеллаж, сплошь уставленный котелками, плошками, всякими там мерными стаканами и прочими зельеварскими посудинами из глины, дерева, стекла, металла, рога. Даже, кажется, какие-то бамбуковые причиндалы стояли в отдельной подставке. Джеймс, хоть и посещал исправно занятия, назначения и половины из них не знал. Нет, то есть и докси ясно, чем котел от ложки отличается, но что в чем варить, а главное — почему, так это не к Джеймсу вопрос. Будь его воля, он бы от всей программы только пару лекций и оставил. Про взрывающиеся зелья и, может, про яды. А травки там всякие нарезать и готовить — девчачье дело, несерьезное.

— Натуральные, так сказать, экспонаты. Даже если бы миссис Хадсон не столь прохладно относилась к истории, придраться не к чему: аналогичные принадлежности можно найти во многих магловских музеях. Наследие старины и все такое.

— И кем же вы ей представляетесь, в таком случае? — поинтересовался Тедди. — Неужели она спокойно восприняла превращение комнаты в... э-э-э... филиал музея?

— Септимус Северус Неттлшип, студент химического факультета, — со странным прищуром ответил хозяин комнаты. — Отчаянно нуждающийся в одиночестве для написания статьи о "гибком стекле" Исидора Севильского и возможности восстановления рецепта. А также несколько больше обыкновенного увлеченный потерянными секретами алхимиков. Втайне она считает меня одним из тех безобидных, в общем-то, психов, поглощенных несбыточными мечтами. Но ни в коем случае не сатанистом, нет. Все чинно-благородно. Никаких подозрений насчет волшебства.

— Хорошо, мистер Неттлшип. Септимус...

Тот поморщился.

— Если хотите фамильярности, пусть будет Северус.

— Ваше настоящее имя?

Неттлшип закатил глаза.

— Оба настоящие, спасибо папаше-историку. Хорошо хоть не Калигула Смит и не Коммод какой... — он мотнул головой. — Северус хотя бы пристало волшебнику. А Септимус... Не хочу быть седьмым.

Тедди кивнул. Он и не с такими причудами сталкивался.

— Так вот, Северус, не могли бы вы рассказать, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с автором этого письма?

Неттлшип смерил его кислым взглядом:

— Это допрос? Может, скажете тогда, с каких пор несовершеннолетние в аврорате служат?

Джеймс рванулся вперед — высказать наболевшее, но был перехвачен бдительным Тедди. Тот еще и невербальное Силенцио наложил, вот предатель!

— Это Джеймс, брат пропавшего. Мы тут... В частном порядке. Хоть я и действительно работаю на аврорат.

Кривая усмешка.

— Натуру не скроешь. Ну, садитесь... "В частном порядке".

Он махнул рукой на узкий диван в углу, выдернул из-под низкого столика (не то обеденного, не то лабораторного — кто этих зельеваров разберет) стул и устроился напротив.

Отложил волшебную палочку на полку, к своей коллекции — не так, впрочем, далеко, чтобы не дотянуться до нее — закинул одну длинную ногу на другую, сцепил руки в замок над коленом и начал рассказ:

— В начале декабря я оказался в Хогвартсе. Собеседование — пусть даже на не самую желанную должность преподавателя — давало мне отличный шанс устроиться на работу. Я не из местных, так что выбирать не приходится, — губы у него снова скривились. — Так вот, пока я плутал в этих раздражаровых лабиринтах, которые по недоразумению называются галереями Хогвартса, я и познакомился с мистером Поттером. А также с мистером Малфоем и их общим талантом находить неприятности.

— Вас? — не удержался Джеймс. Невербальные у Тедди долго не держались.

Неттлшип хмыкнул:

— Потрясающее чувство юмора. Нет, это был другой невменяемый маг, — теперь он смотрел почему-то в сторону Тедди. Но тот его игру в гляделки не поддержал.

— Так что же произошло? — Тедди наступил Джеймсу на ногу, ясно намекая: еще слово — и кое-кто отправится домой.

Неттлшип пожал плечами:

— Понятия не имею. Я проходил мимо, когда он начал швыряться Непростительными.

Какого драккла он так спокоен, будто про тетушкины чайные розы рассказывает?!

Тедди ошалело моргнул:

— То есть как — Непростительными? В Хогвартсе?!

— Угу. Вот я его и одернул... Слегка.

— И что?

Неттлшип снова передернул плечами:

— Ничего. Больше я его не трогал. Дальше с ним директор МакГонагалл разбиралась. Так и не сложилось тогда с собеседованием, — со вздохом закончил он.

Вот последнее точно было наигранным.

— И откуда же вы такой взялись? — с вызовом спросил Джеймс.

— Et ego in Arcadia fui, — мечтательный взгляд не вязался с кривой улыбкой. — Что значит, родился я в Аркадии.

— В какой еще..?

— Да уж не в греческой! — Неттлшип выпрямился, едва не нависая над Джеймсом. — Город такой, в штате Калифорния, что на тихоокеанском побережье. Если вам это о чем-то говорит.

— Бледноваты вы как-то для жителя побережья, Северус, — прищурился Тедди.

— Я этого побережья годами не видел, — отмахнулся Неттлшип. — Вкалывал ради знания. И звания.

Тедди задумчиво покосился в окно. Ну, сколько можно ходить вокруг да около?! Джеймс буквально изнывал от невозможности взять дело в свои руки. Когда уже до Тедди дойдет, что этот тип готов часами болтать ни о чем? Аркадия, тоже мне! Выпендрежник.

Тедди, наконец, решил-таки сыграть по-крупному:

— Может быть, все-таки вернемся к разговору об Альбусе Поттере? Вам стоит припомнить еще хоть что-нибудь. Вряд ли вам нужны обвинения в убийстве.

Вот тут Неттлшипа проняло — он аж подпрыгнул:

— Быть не может! — цветом лица он сравнялся с сырой штукатуркой. — Он не... — он замолчал. Потом, видимо, взяв себя в руки, уже совсем другим тоном переспросил: — Мне казалось, вы говорили об исчезновении.

Тедди с деланым безразличием пожал плечами:

— Я уже не склонен надеяться. Все-таки больше трех дней прошло. Согласно статистике, шансов у него практически не осталось. Может, где-то уже нашли тело...

Неттлшип как-то дико на него посмотрел. Впрочем, разубеждать его — как и поддерживать это мнение — он не стал. Медленно, точно тщательно подбирая слова, он произнес:

— Я вряд ли могу быть вам полезен. Живу тут меньше месяца, знакомых фактически нет. Сертификат мой, пока рождественские каникулы не закончатся, никто не заверит — значит, работы тоже пока нет. Ну живу я в магловском районе, так от этого никому убытков нет. Статут ваш не нарушаю. От Альбуса Поттера, кроме сегодняшнего письма, ничего не получал. Видел его в последний раз двадцать третьего, тогда же, когда и директор МакГонагалл. Мальчик покинул Хогвартс вместе с отцом, и случилось это гораздо раньше, чем оттуда ушел я. Канун Сочельника провел в обществе миссис Хадсон. Были еще какие-то приятели Бойла, его комната дальше по коридору, но они были в изрядном подпитии и вряд ли меня вспомнят. Да и имен их я не знаю. Из дома последние дни не выходил. Конец истории.

— А письмо? — вопрос, конечно, был хорош, но Тедди задал его будто бы без особого интереса.

— Что письмо? Обычные детские каракули.

— Каракули, охраняемые по высшему разряду?

Неттлшип поднял руки:

— Ладно, признаю: конверт мой. У меня дурацкая привычка блюсти тайну переписки. Не знал, что это запрещено.

Тедди устало потер лоб:

— Не в том дело. Зачем вы дали этот конверт? Писали Альбусу? Но почему он решил ответить?

— Он решил написать, — выделил последнее слово Неттлшип. — Я ничего ему не посылал. Несколько конвертов было у мистера Малфоя — я имею в виду Драко Малфоя, который любезно согласился оказать мне некоторую помощь. Видимо, кабинет свой он не запирает — по крайней мере, от сына. А его сын, насколько я понял, весьма дружен с юным мистером Поттером.

Джеймс недовольно скорчился. В бескорыстную малфоевскую дружбу и прочие души прекрасные порывы он не верил.

И Неттлшипу он тоже не верил.

Тедди, тем не менее, этим ответом удовлетворился.

— Что же, спасибо большое. Надеюсь, — тут он улыбнулся. — Вы не откажетесь повторить эту историю официально.

Новая кислая гримаса:

— Несомненно. Если возникнет такая необходимость.

Тедди — все так же сама воплощенная вежливость — вытолкал Джеймса за дверь. И сам вышел.

* * *

— Какого драккла, Тедди!? — возмущению Джеймса не было предела. — Ты что, решил пропихнуть это по протоколу? У нас даже письма больше нет! Как ты дело заводить собираешься?

Тедди заговорщически прижал палец к губам:

— Не будет никакого дела.

— Тогда что...

Тедди шикнул на него:

— А нечего из всех подряд признание выбивать. И не морщи нос! Думаешь, я про твои восторги перед силовыми методами не знаю? В людях разбираться надо, а не рубить сплеча.

Джеймс только глаза закатил:

— Ну, и что ты в нем наразбирал?

Тедди расплылся в полной превосходства улыбке:

— Он явно недоговаривал. И про знакомство с Альбусом, и про детали своей биографии. Про исчезновение, похоже, он и правда не знал, а вот факт гибели он категорически отрицает. Помнишь, как его перекосило? Это тебе не обычное нежелание поверить. Он был уверен, что Ал жив, — глаза Тедди сверкнули азартом. — Осталось выяснить, откуда эта уверенность.

* * *

Джеймс сидел, грелся в кебаб-кафе и едва не выл от скуки. Тедди-то сменил облик и устроил наблюдательный пункт почти у самого сто восьмого дома, а его отослал сюда. Дескать, один только вид бдящего на посту Джейми возбудит подозрения даже в самом беспечном и безвинном гражданине.

Он дошел уже до того, что почти желал, чтобы Неттлшип аппарировал, оставив Тедди с носом. Но Тедди почему-то упрямо отвергал саму идею того, что Неттлшип подастся в бега.

Прошло пятнадцать минут.

Потом еще около получаса.

Наконец, Тедди появился на пороге кафешки — уже в самом обычном своем, русоволосом и голубоглазом обличье. От маскировки — точнее, от рабочего образа — остались одни Дальновидящие Очки ("Ужастики Умников Уизли", патент №713).

— Что, насиделся? — спросил он. Его голос так и звенел радостным предвкушением. — Я все-таки оказался прав.

— Что, что ты узнал? — Джеймс боялся, что еще чуть-чуть — и он начнет заикаться почище Альбуса.

Тедди присел и стянул с шеи шарф:

— Он дождался, пока мы уйдем, и вышел на задний двор. Знаешь, зачем? Он свистнул сову и заказал все выпуски "Пророка" за эту неделю. Все стоял, читал, — я раз пять успел пройтись туда-сюда — а потом сунул газеты в ближайший мусорный бак и испепелил. Только что поднялся к себе и задернул шторы. Думаю, он собирается колдовать по-крупному.

— На этом мы его и поймаем? — с надеждой спросил Джеймс.

Тедди вздохнул:

— На этом, тиран мелкий, на этом. На, спрячь мой шарф подальше. Сейчас будем убеждать мадам домоправительницу в моей забывчивости.

Джеймс просиял.

* * *

Снова пробраться в дом не составило труда, старушка поворчала-поворчала, но все же пропустила их.

— А теперь я иду внутрь, а ты ждешь меня здесь, — скомандовал Тедди.

Такой расклад Джеймсу не понравился:

— С чего бы это? Я хочу с тобой...

На плечо легла твердая рука:

— И все же ты остаешься. Вон, крикнешь мне, если маглы вдруг заинтересуются происходящим.

Да какое маглам дело? Один сосед Неттлшипа проводит время в компании той девчонки-в-прозрачной-блузке, из-за другой двери доносятся могучие раскаты храпа.

— Не спорь, пожалуйста, — Тедди перехватил волшебную палочку поудобнее. — Побудь моим прикрытием.

Он убедился, что Джеймс отошел от двери на достаточное расстояние, и склонился к замку. Едва слышный щелчок — и Тедди юркнул внутрь.

Джеймс приличия ради выждал — минуты три. Ни звона бьющегося стекла, ни треска рухнувшей мебели. Самым громким звуком по-прежнему был храп. Там что, тролль дрыхнет?

Как бы то ни было, а Неттлшип, похоже, никакого сопротивления не оказал. Джеймсу на секундочку даже совестно стало: может, он и правда до их с Тедди прихода ничего не знал. А тут ошарашили его новостями, он еще и статьи те прочитал... Может, сидит он на том неудобном диванчике и хлещет от большой печали Огневиски — Тедди же ему намекнул, что ему могут целое обвинение в убийстве предъявить.

В общем, Джеймс рассудил, что ничего страшного не случится, если он тоже зайдет.

Неттлшип и правда не оказал ни малейшего сопротивления — но печаль и Огневиски тут были ни при чем.

Он сидел сгорбившись на полу, забившись в самый темный угол. В руках у него была не то чашка, не то плошка, а самое жуткое — от посудины этой шло мертвенно-голубое сияние, подсвечивающее и резьбу в виде птиц, и посеревшее, наполовину утонувшее в густых тенях лицо самого Неттлшипа. Для реальности он, судя по всему, был недоступен.

Тедди стоял поодаль, не решаясь вмешаться в колдовство, о природе которого, видимо, имел представления не больше, чем Джеймс.

Так бы они и ждали, когда Неттлшип соизволит очнуться, но...

Вот кто в наши дни ставит эти дурацкие подставки для зонтов?!

Джеймс, засмотревшись, споткнулся, и металлический монстр из переплетенных прутьев с оглушительным грохотом покатился по паркету. Тедди, помянув в сердцах Мерлиновы кальсоны, подпрыгнул; Неттлшип же выгнулся, как от Круциатуса, и выпустил чашу из рук. Она тут же перевернулась, от нее во все стороны прыснули похожие на беспокойных мальков голубоватые дымные струйки и что-то круглое, маленькое, черное, проскакавшее по полу Джеймсу под ноги.

Свечение погасло. Неттлшип открыл глаза.

И, Мерлин мой, едва ли можно вообразить более злобный взгляд. От решительных действий его удерживало лишь то, что Тедди держал его под прицелом.

— Какое частное дело у вас на этот раз? — отчеканил он. Руки у него немного дрожали, но он нашарил на полу волшебную палочку и стиснул ее — не спеша, впрочем, поднимать. Почему-то это пугало больше, чем если бы он прицелился точно в грудь Джеймсу. Или Тедди.

Тедди постарался выглядеть как можно более спокойным:

— Прошу прощения, мистер Неттлшип, но у меня появились новые вопросы. И я, честно говоря, не ожидал застать вас посреди... э-э-э... ритаула.

— Ритуала! — Неттлшип сплюнул. — Ни черта вы не понимаете ни в ритуалах, ни в обрядах, ни в обычной магии.

— Может, объясните? — Джеймс поднял выпавший из чаши предмет. Это оказался непрозрачный камень, как-то по чудному, с ободком фасеток, ограненный. В центре с каждой стороны было по площадке побольше, одна совершенно гладкая, другая — с гравировкой: круг, вписанный в треугольник, и пересекающая их черта.

Неттлшип, пошатываясь, поднялся и, не обращая внимания на Тедди (предупредительных, да и каких других заклинаний он предсказуемо не выпустил), шагнул к Джеймсу и бесцеремонно выхватил камушек у него из рук.

— Много чести будет, — проворчал он. — Вашей милостью, мистер Поттер — это же вы производите столько шума? — я мог стать безумцем.

Один ледяной взгляд — и желание шутить по этому поводу увяло.

— Выходит, это какая-то разновидность ментальной магии? — Тедди, смирившись, опустил палочку, и теперь изучал резную чашу. Неттлшип сдавленно зарычал и пошкандыбал отбирать и ее.

— Выходит, — отрезал он. — И это не ваше дело.

Его все еще ощутимо потряхивало, будто он только-только вынырнул из полыньи.

Тедди без возражений отдал чашу и, примиряюще подняв руки, попросил:

— Может быть, вы все-таки поможете? Вам, кажется, известно куда больше нашего.

Неттлшип смерил его тяжелым взглядом. Долго смотрел, с минуту, потом выругался, пробормотав что-то вроде: "Эмпат чертов!" и махнул в сторону уже знакомого дивана:

— Посидите и подумайте, что вы от меня утаили. А я подумаю, стоит ли вам объяснять что-либо.

С этими словами он скрылся за стеллажами. Хлопнула еще одна дверь. Зашумел душ.

— И как много мы ему расскажем? — поинтересовался Джеймс.

* * *

В ментальной магии Неттлшип, похоже, разбирался — рассказать ему пришлось абсолютно все. Тедди-то, участвовавший только в событиях сегодняшнего утра, поведал известное ему крайне сжато, и отдуваться пришлось Джеймсу. Пришлось рассказать и про ссору их с Алом, и про папин вызов в магловский морг, и про визит Малфоя.

К концу этого повествования в горле у Джеймса пересохло, а сам он чувствовал себя так, будто по нему табун гиппогрифов гарцевал.

— Что могу вам сказать, — резюмировал Неттлшип. — Если юный мистер Малфой утверждает, что его артефакт способен отыскать Альбуса по следу магии крови, значит, так оно и есть. У Малфоев всегда было хорошее оборудование. Раз мистер Поттер нашел в себе силы поверить в это, можно быть спокойными: сына он отыщет. Со своей стороны могу вас уверить: Альбус Поттер более чем жив. Благодаря опосредованной легилименции, — он поднял повыше чашу и бросил в сторону Джеймса очередной недобрый взгляд. — Я убедился, что он лишь погружен в состояние глубокого сна. Возможны пророческие видения, созерцание пограничных миров или прозаические кошмары, но опасности для жизни нет.

Он поставил чашу на полку и откинулся на спинку стула:

— Так что можете расслабиться и ждать их возвращения. Или, если терпения не хватает, попробовать с ними связаться. Мне, в принципе, все равно.

ПРИМЕЧАНИЯ: «Гибкое стекло — это легендарное утраченное изобретение времён правления римского императора Тиберия (14—37 г. н. э.) По легенде, мастер, создавший ранее неизвестный материал, который удалось добыть из глины, преподнёс императору сделанную из него чашу для питья. Чаша блестела как серебряная, но при этом была очень лёгкой. Император был впечатлен открытием, но при этом испугался, что новый металл может привести к обесцениванию серебра и золота. Поэтому, убедившись, что никто, кроме самого ювелира, не знает секрета изготовления неведомой субстанции, он приказал отрубить ему голову.» (по статье Ж.Феррау)

Раздражар, или Джарви (Jarvey) — волшебная зверушка вроде хорька-переростка. Живет под землей, питается в основном гномами, а также кротами, крысами и полевками. Интеллектом не блещет, но способен к членораздельной речи. Львиная доля ее, правда, состоит из брани.

И просто для справки: в оккультном понимании ритуал — нечто разлагающее, умножающее хаос, можно сказать, темномагическое, и чаще всего требует принесения жертвы. Обряд, напротив, явление светлое, созидающее и ведущее к гармонии. А если серьезно — ритуал есть действо, наполненное определенным смыслом с точки зрения верований участвующего, а обряд — это ритуал без элемента таинства, принятый в обществе образ действий (например, то же современное празднование Хэллоуина).

Скорпиус не помнил, как они добрались до мотеля. Он, честно говоря, с радостью провалился бы под землю.

Что произошло с артефактом и какого черта он так подло вышел из строя — Скорпиус не знал. Вот ни малейшего понятия не имел. Если подумать, так никогда они с папой не обсуждали даже возможность ошибки. В глазах Скорпиуса магия крови была практически всесильной и непогрешимой. А тут такой провал...

Но почему?! Хотелось выть от безнадеги. Скорпиус так привык к мысли о надежности серебряных часов, что и мысли не допускал ни о каких проволочках. Соответственно, и плана никакого не было.

А теперь еще он — наконец-то! — додумался, что похититель (или того хуже, похитители) обычно не горят желанием отпускать пленника. А этот конкретный еще и выкупом не интересуется — чем прикажете его соблазнять-выманивать?

Кажется, он погорячился. Развел таинственность! Подумаешь, Аврорат, Министерство... "Мы возвращаем Альбуса и расходимся, не ставя никого из упомянутых органов в известность о произошедшем." Вот сейчас поддержка "упомянутых" не помешала бы.

Хотя... Объяснять про магию крови — все равно что подставлять отца. Как минимум — вернут из поездки, как максимум — засадят в Азкабан, что называется, "до выяснения обстоятельств".

Но что, если...

А-а-а! Хватит! Скорпиус замотал головой. Ну, займется он самобичеванием — так бесконечные сожаления никому не помогут. И в особенности — Альбусу.

Нужен новый план. Скорпиус бы спросил у мистера Поттера — но лицо у него было до того страшное, что Скорпиус не рискнул заговорить. Не сейчас.

Серьезно, он предпочел бы оказаться на пути у табуна диких гиппогрифов, чем рядом с отцом Ала.

Вот только выбора не было. Приходилось шагать следом.

Улицы стали чуть более людными. Вокруг сияли огнями украшенные ели, за стеклами витрин утопали в цветах рождественские ясли, то и дело попадались стратегически пришпиленные веточки омелы — в общем, картина весьма впечатляющая. Если поднять голову, можно заметить и отсветы фейерверков, которые кто-то решил попробовать, не дожидаясь собственно дня Сильвестра. Хотя сколько там дожидаться — до полуночи не больше пары часов. Но до всей этой красоты обоим поздним путникам не было дела.

Скорпиус все шел и шел, в ботинки понемногу набивался снег, пострадавшая не так давно нога все более и более яростно протестовала против таких нагрузок. Впереди маячила упакованная в форменный плащ спина мистера Поттера — демонстративно несгибаемая и стремительно — попробуй успей — удаляющаяся. И, честно говоря, сейчас было довольно проблематично сосредоточиться на чувстве вины. Тут дойти бы...

Скорпиус не помнил, как они добрались до мотеля. Кажется, он сумел ответить на сообщение, чтобы папа не переживал.

Возможно, даже снял пальто.

Но все это помнилось как-то смутно, туманно.

Кажется, он попросту уснул.

* * *

Утро началось нежной трели смартфона. И — троекратное ура! — с нового плана. Мистер Поттер заперся в ванной, и ничто не могло помешать этот самый план исполнить.

— ...так что вернусь я не раньше вторника, — торопливо убеждал Скорпиуса отец. Похоже, он тоже был очень и очень занят. Если сделать скидку на девятичасовую разницу во времени, то он, вероятней всего, пытается поймать такси. — Скорп, ты меня слушаешь?

— Угу, — отозвался наследник рода Малфоев, с увлечением роясь в карманах аврорской мантии. Телефон он прижал к уху и, когда наконец выудил бумажник, чуть не выронил аппарат — уж больно радостно дернулся.

Времени было в обрез — мистер Поттер замогильным тоном известил Скорпиуса, что закажет такси. До какого-то там коттеджа "Ракушка". Вероятно, друзья или родственники — а кто еще согласится помочь "превысившему полномочия аврору". Серьезно, как можно быть таким занудой? Да кто вообще осмелится сделать ему выговор? Это Гарри-то Поттеру?!

— У тебя там что, вода течет? — с подозрением спросил Малфой-старший. — Мне ждать потопа и молчаливых упреков Дживси?

Скорпиуса волновало сейчас что угодно, но не телефонный разговор. Кнопка... Молния...

— Есть! — азартно ухмыльнулся он. Мистер Поттер, как и ожидалось, носил в бумажнике семейную колдографию.

— Скорпиус?

— Ага! То есть нет, — спохватился Скорпиус. — Слушай, я торжественно обещаю, что не затоплю поместье! Дживси и слова не скажет, честно! В общем, я в душ! Удачи!

Остается надеяться, что такого скомканного прощания хватит. Не перезванивает? Вроде нет.

Вот и отлично. Скорпиус положил колдографию на стол и расправил загнувшийся уголок.

Обычный семейный портрет: маленький диван в гостиной, родители в обнимку — в центре, дети — вокруг, обрывают подлокотники. Джеймс еще и ногами болтает. Лили, как лапушка-дочка, пристроилась на краешке дивана, ну просто воплощенное очарование. Но главное — Альбус. Он и на колдографии пытается спрятаться за диван, но мать велит ему выйти вперед. О, да, и улыбка тут у него кривоватая — как всегда, когда он как будто не знает, чему улыбаться и вообще не уверен, что его не поднимут на смех.

Скорпиус стиснул зубы. Он обещал вернуть Ала, и он это сделает. И они на пару еще посмеются над этим происшествием. Еще как посмеются.

С тихим щелчком срабатывает камера. Вот и готово обычное, вполне магловское фото.

Скорпиус покосился в сторону закрытой двери ванной и фыркнул.

Если аврорат магической Британии работать не в состоянии, придется попросить помощи у простых людей.

* * *

— Аvez-vous vu ce garz-son? — нещадно коверкая французский, вопрошал Скорпиус. — Il a promiz d'attendre... pour moi ici...

Норманнские предки Малфоев, скорее всего, вращались в своих гробах с бешеной скоростью, но Скорпиусу на это было, честно говоря, наплевать. Гораздо больше его беспокоило то, что никто Альбуса не вспомнил. Ни странного вида девицы, скучающие на улице Сен-Дени, ни покуривающие (тьфу, ну и гадость!) в скверике здоровенные парни, ни продавцы у исходящих паром передвижных лоточков. А полицейский так и вовсе странно на него покосился.

Честно говоря, расспросить этого полицейского поподробнее показалось Скорпиусу отличной идеей. Ага, остается только продумать свою пламенную речь. И диктофон включить. Наличие кузенов-канадцев, знаете ли, не обеспечивает автоматического знания французского.

К тому же что-то в этом полицейском тревожило Скорпиуса. В выражении его лица было нечто неопределенное; он как будто сомневался, заговорить ли со Скорпиусом или без лишних слов упечь его в кутузку. Когда Скорпиус, сделав еще круг по кварталу, вернулся на улицу Реомюр, эти сомнения практически переросли в уверенность — причем отнюдь не в пользу Скорпиуса.

И тут, будто и без того проблем было мало, на плечо младшему Малфою легла тяжелая рука — и, ощутимо тряхнув, развернула его.

Над головой Скорпиуса замаячило серое, скверно выбритое, помятое лицо известнейшего аврора всея Британии. И, честное слово, Азкабан вдруг показался вполне приятным местом.

Он не сказал ничего — только стоял и смотрел, да изо рта у него вырывались неровные облачка пара. Наконец он отмер и буркнул:

— Такси ждет, — и потянул Скорпиуса за собой.

Полицейский определился со своими желаниями и шагнул в сторону нашей странной парочки, но...

Его, однако, опередили.

— Быть может, молодой человек, вы спутали адрес? — остановил их гортанный голос с чуть заметной — то ли от долгого молчания, то ли от непривычного английского — хрипотцой. Скорпиус покосился на своего нежданного спасителя: черные глаза, высокие залысины, прилизанные темные волосы. Черный костюм и черная же, блестящая лаком трость с серебряным набалдашником. Взгляд будто соскальзывал с него. А еще Скорпиус не рискнул бы утверждать, молод этот человек или стар. Фигура сухощавая, острые скулы — поди угадай, сколько ему лет.

Мужчина смерил Скорпиуса испытующим взглядом, и того пробрала дрожь. Однако он все же решился переспросить:

— Простите?

— Сдается мне, куда лучшим местом встречи стала бы площадь Денфер-Рошро, — невозмутимо продолжил мужчина. — Я видел этого юношу, — он указал рукоятью трости на смартфон Скорпиуса, — именно там. Полагаю, посещение этого места поможет вам больше, чем блуждание по Сантье.

Скорпиус озадаченно моргнул. Он был уверен: прежде этого мужчину не встречал. Нет, такого колоритного персонажа он бы запомнил — даже если бы и перебросился с ним всего парой слов.

Хватка на плече на мгновение стала сильнее. Затем мистер Поттер отпустил Скорпиуса и шагнул вперед:

— Что вы имеете в виду?

Он весь напрягся, точно едва сдерживался от того, чтобы вцепиться в необычного господина и хорошенько встряхнуть его. Признаться, и Скорпиусу до смерти надоели все эти тайны, но именно этого мужчину он злить бы не рискнул. Он и сам не знал, почему; должно быть, просто предчувствие.

Мужчина если и заметил вопиющее отсутствие вежливости, то виду не подал. Только склонил голову чуть набок, будто любопытный дрозд, и произнес:

— Лишь то, что сказал. Вам стоит отправиться на Денфер-Рошро, если вы хотите вернуть свою пропажу. Risquer temps vous pouvez rester heureux toute votre vie, Monsieur Potter. Еcoute ton coeur.

Из-за аврорской спины видно было плохо, но Скорпиус точно заметил: вместе с последними словами появилась и кривая улыбка. Нет, не ухмылка и не злорадство какое — неровная, неумелая улыбка. Можно подумать, этот человек давным-давно разучился улыбаться, а теперь вдруг решил отряхнуть от вековой пыли этот навык.

А как еще прикажете его понимать? Говорил мужчина бегло, а познаний во французском у Скорпиуса маловато. Что-что он там про жизнь и сердце заявил?

Интересно, а мистер Поттер...

— Q-qu'est-ce que vous avez en vue?!

Черт, а хорошо он говорит! И не скажешь, что месье он вовсе не местный.

Человек в черном стоял в пяти шагах от них, не дальше; но стоило мистеру Поттеру податься вперед — должно быть, собирался опробовать фирменный аврорский захват — как таинственного господина оттеснила группа туристов. Пестрые дутые куртки, вспышки фотоаппаратов, радостный гомон...

Стоит ли говорить, что, когда туристы разошлись, господин исчез без следа?!

Скорпиус поднял глаза на мистера Поттера:

— Так мы идем?

Честное слово, если он всегда такой заторможенный...

— Идем, — наконец ответил аврор. Тон его, правда, не предвещал ничего хорошего. И на окрыленного надеждой человека мистер Поттер никак не походил. — К мотелю. Сейчас же. Такси уже ждет.

— Т-такси?! Но он же сказал...

— Что? Что он сказал?! — взорвался Гарри Поттер. — "Верить своему сердцу"?! Ознакомиться с достопримечательностями Парижа?! С меня хватит загадок и туманных намеков. — ноздри у него гневно затрепетали. — Со времен Дамблдора любители скрытых подсказок перевелись. Если кто-то начинает говорить многозначительными бреднями — так это городской сумасшедший. Девяносто девять случаев из ста.

Скорпиус хотел было указать на тот самый последний, сотый — но взглянул мистеру Поттеру в лицо и передумал.

Главой Аврората его не за былые подвиги сделали.

* * *

— Так как, вам за город? — таксист попался на удивление разговорчивый. — Не хотите до завтра остаться? На Сильвеста такие фейерверки запускают — нигде таких не увидите!

Он еще и головой успевал вертеть — проверять реакцию слушателей. Его не смущали ни необходимость следить за дорогой, ни мрачное настроение мистера Поттера, ни явное отсутствие у кого-либо из пассажиров поддержать разговор. Неважно; таксисту, похоже, было достаточно и звука собственного голоса.

Скорпиус — не менее мрачно, чем мистер Поттер — таращился, только не в окно, а на сваленные на заднем сиденье брошюрки. Если глаза деть некуда, то и рекламный проспект сойдет за увлекательное чтиво.

Глянцевая бумага, яркие краски... Тюильри, музей Орсе, Сент-Шапель...

Тут Скорпиус вздрогнул.

Руки вмиг похолодели, он моргнул и перечитал снова:

"Парижские катакомбы, чьи полные тайн галереи протянулись на сотни километров — не что иное, как древние каменоломни, откуда средневековые жители города брали материалы для строительства соборов и роскошных дворцов. Затем, по приказу Парламента, в 1763 году катакомбы превратились в огромное хранилище костей, где нашли последний покой жертвы Черной смерти и Варфоломеевской ночи и другие несчастные, захороненные прежде на Кладбище Невинных. Ныне оссуарий представляет собой 780 метров галерей, составляющих кольцо, вписывающееся в квадрат улиц Алле, Даре, д’Аламбер и авеню Рене-Коти. Если первые подземные разработки известняка находились под территорией современного Люксембургского сада, когда Людовик XI пожертвовал землю замка Воверт для вырубки известняка, то новые шахты, раскидывающиеся всё дальше и дальше от центра города..."

Пальцы, дрожа, сминали страницы, но Скорпиус все же отыскал нужное место.

— Мистер Поттер!

Ничего.

— Мистер Поттер, послушайте! Остановите машину! Stopp... Тьфу ты, arreter...

— Мистер Малфой!

Аврор наклонился к нему — и едва не получил по лицу развернутой картой:

— Маятник работает! Работает, понимаете?! Мы все искали правильно — но не там!

ПРИМЕЧАНИЯ:

Околофранцузский — это "Вы видели этого мальчика? Он обещал ждать меня здесь."

Квартал Сантье находится во 2-м округе Парижа. История его славна соседством злачных мест и церквушек, королевскими процессиями и нравами московской Хитровки. Ныне — условно благообразен: девиц разгоняют, обустраивают офисы с магазинчиками и пешеходные зоны. Полуподвальное производство дешевой одежды, по последним сведениям, здесь все еще процветает.

Волшебники знают о смерти не намного больше, чем маглы. И не скажешь, что страх смерти у них слабее. И смирения особого нет. И все-таки...

Да, волшебники знают о смерти не намного больше, чем маглы. Но они, по крайней мере, твердо уверены в существовании души. И эта уверенность позволяет замечать им чуть больше.

В конце концов, волшебники точно знают: что-то там, за гранью, определенно есть: душа после гибели тела не исчезает, нет; она обычно отправляется дальше. Что ее ждет там — вопрос спорный, но в общем и целом понятный. Кому рай, кому ад, кому вечную пустоту.

Например, волшебники знают о привидениях — трусоватых душах, что так и не решились идти дальше. Каждый может при желании остаться на земле именно в таком виде — была бы хоть искра желания да капля веры. Почему, собственно, редко встретишь призрака-магла? Да они просто не верят в такое. Они ждут рая или ада — вот и следуют путем своей веры.

Если же душа не горит желанием двигаться дальше, то она может задержаться и на земле. Насколько успешно у нее это выйдет, зависит от самой души: от ее упрямства, от воли, от силы, в конце-то концов.

Ослиное упрямство сыграло с Северусом злую шутку. Умирая, Северус Снейп, шпион и предатель, жаждал одного: удостовериться, что Поттер — Гарри Поттер, его вечная головная боль — выживет.

Сам он смерти не боялся. Боли — да. Краха всего плана — еще как.

Но не смерти.

Если бы не чувство вины перед Лили, он прекратил бы свое существование еще в восьмидесятом. Иногда ему казалось, что так и произошло, а тело просто по привычке повинуется командам: уже даже не его собственным, а Альбуса. Служи... Преподавай... Ты не должен раскрыть себя...

Он должен был умереть в той хижине — в той самой, где еще подростком едва не погиб по милости Блэка. Но вместо того, чтобы с облегчением поставить точку в этой мучительной истории, он пошел на поводу у своего последнего желания: убедиться, что Поттер выжил.

Убедился.

Он был готов заплатить за исполнение желания полным своим уничтожением. Это даже казалось честным: вполне подходящее наказание для такого предателя, как он — исчезнуть без следа, будто его и не было.

Он ждал.

Он смирился.

Годы шли, и ему казалось, что душа его действительно развеивается, пусть и мучительно медленно. По крайней мере, визиты Поттера на его могилу представлялись ему все более размытыми и далекими.

Но потом появился этот мальчишка...

Альбус Северус Поттер. Это звучало, как оплеуха. Кажется, даже в полуисчезшем своем состоянии Северус почувствовал раздражение.

Дальше — больше.

Когда Альбус Поттер едва не утонул в озере, Северус обратился в тень — только потому, что пожелал сделать хоть что-нибудь. Пожелал так сильно, как никогда ничего не желал при жизни.

С этого момента его душа перестала исчезать.

А потом и обрела плоть.

Кто бы знал, как работает Воскрешающий камень...

С огромным удовольствием Северус просто забыл бы обо всем. Один Поттер испоганил ему школьные годы, другой — мотал ему нервы на протяжении всех семи лет, что имитировал обучение в Хогвартсе, а третий — что же, третий ухитрился достать его и после смерти. А теперь исчез в неизвестном направлении — предварительно, впрочем, не забыв подбросить ему, Северусу, новых проблем.

Вероятно, стоило предоставить событиям возможность идти своим чередом. В конце концов, он убедился, что мальчишка жив. В процессе этого исследования Северус едва не лишился рассудка — стараниями очередного Поттера — но, главное, результат достигнут.

Альбус Поттер вполне себе жив.

Что было и без Северуса, вообще-то, ясно. В качестве принадлежащих семейству Малфой артефактов можно не сомневаться, так что когда будет найден Поттер-младший — всего лишь вопрос времени.

Почему же тогда на душе так неспокойно?

Северус запустил руки в волосы — дурацкая, непростительная для зельевара привычка, от которой он долго пытался избавиться. Когда-то давно это ему удалось — но прошлое, похоже, решило, что можно позволить себе некоторые вольности. Северус сохранил знания, умения и воспоминания почти сорокалетнего волшебника — но при этом совершенно потерял навыки самоконтроля.

Он то краснел, то бледнел, то срывался на крик — и разве что заикания не хватало, чтобы почувствовать себя тем нервным юнцом, который преданной собачонкой таскался за Люциусом Малфоем и строчил в дневнике длиннейшие опусы о гениальном себе и мерзких троллях, насмешкой судьбы назначенных ему в однокурсники.

Да, было дело. Он и стихи когда-то писал — для Лили. Во время, свободное от зельеварения и партизанской войны с Мародерами.

Северус раздраженно тряхнул головой. Стоило ли возвращать его? Да еще и в таком нелепом виде! Ошибок он успел наворотить и в той, прежней жизни. Зачем снова сталкивать его с Поттерами?

Треклятые Дары и треклятый мальчишка... Куда же он мог исчезнуть?

Сон — первейшее средство от последствий применения ментальной магии, тем более что занятия эти были прерваны восхитительно варварским способом — не шел. Избавления от мучивших Северуса мыслей не предвиделось.

С внутренним содроганием он вновь потянулся к чаше.

* * *

Сияла полная луна. Зелень леса издали в этом неверном свете казалась изумрудной. Пахло влажно и душно, как пахнет только после ливня.

Холм, к которому направлялся Кадм, ничем не отличался от сотен своих собратьев — но лишь на первый взгляд. На второй же становилось ясно: здесь — пристанище фейри.

Тень был почти уверен: сам он прежде с фейри дела не имел. И, однозначно, заводить подобные знакомства не собирался.

Для любого, кто хоть раз читал о фейри, вполне очевидно, что водить с ними дружбу — дело неблагодарное, трудное и вообще сопряжено с риском для жизни. А то и для самой души.

Так что Кадм Певерелл собирался совершить непоправимую глупость. Однозначно.

Вот только Тень ему об этом сообщить никак не мог.

Тем временем Кадм добрался до подножия холма и извлек из карманов нехитрый инструмент: рябиновый прут, шелковый зеленый платок, крохотный стеклянный пузырек, наполненный чем-то маслянистым. Платок почти сразу перекочевал на шею. Потом Кадм откупорил пузырек и торопливо смазал его содержимым губы и уши, обвел широкими кругами глаза, провел блестящим от масла пальцем под носом. Тень принюхался — тимьян. И, пожалуй, немного календулы.

Кадм Певерелл огляделся — свидетелей его запланированного безрассудства не было. И неудивительно: одинокие огни ближайшего жилища подслеповато моргали где-то у горизонта.

Он бросил беглый взгляд на луну и, стиснув в руке рябиновый прут, шагнул вперед.

Девять, ровно девять раз он обошел этот холм и остановился там же, где начал.

— Что тебе нужно от фейри, смертный? — раздалось за спиной.

Тень вздрогнул, в точности повторив движение Кадма, и обернулся.

Фейри — если уж совсем точно, то дуэргар, хранитель тайных знаний, создание бесконечно мудрое и бесконечно жестокое — стоял, скрестив руки на груди. Он был, как и все фейри, прекрасен — изящная фигура, мерцающая белая кожа, длинные волосы точно из черного шелка — но золотые глаза его обжигали холодом. Зрачки — темными ромбами, как у козы — казались двумя дементорами.

Двумя очень, очень голодными дементорами.

Кадма же Певерелла это не впечатлило — или он умело это скрыл.

— Я воззвал к тебе, дитя Маб...

— Короче, смертный, — перебил его дуэргар. — Мое время дорого, знаешь ли.

В его левой руке блеснуло острие чего-то металлического.

— Я пришел за тайным знанием, фейри.

Дуэргар усмехнулся. Он, хоть и был ниже ростом, не считал Кадма серьезным противником. Тени, по крайней мере, это было очевидно. Единственное, что причиняло фейри неудобство — так это близость рябины, но такого рода оберег не мог помешать ему убить человека, если понадобится.

Реальный вред фейри причиняет только холодное железо. Тень это откуда-то знал. А Кадм Певерелл?

У него был лишь рябиновый прутик. И решимость.

— У меня есть камень, что наделен силой оживлять мертвых. Мне нужно лишь узнать, как заставить его работать.

Фейри не ответил — лишь протянул руку.

Кадм прищурился:

— Не жди от меня доверия, безымянный фейри. Назови свою цену за это знание.

Глаза дуэргара опасно блеснули:

— Ты забавен, смертный. Приходишь сюда один-одинешенек, совершенно беззащитный, даже вместо палочки принес этот убогий прутик — думаешь, я не знаю, что ты волшебник, а, Кадм Певерелл? Уходи, пока можешь; уходи и уноси этот камушек. Его создатель, Бендигейд Вран, запретил моему роду касаться его.

Кадм подался вперед — хотя мгновение назад, когда фейри произнес его имя, с лица его схлынули все краски.

Это было вполне понятно: тот, кто знает имя, имеет над тобой определенную власть — а проклятия фейри снимать никто, кроме них самих, не умеет.

Но... Теперь волшебник знал: его собеседник знаком с тем, что представляет из себя Камень.

— Какова цена, фей...

Дуэргар вскинул руку:

— Зови меня Фэрганемом, смертный глупец Кадм Певерелл. Второй раз говорю тебе: уходи и забудь дорогу во владения фейри.

На щеках Кадма выступил лихорадочный румянец. Он отбросил рябиновый прут и шагнул к дуэргару вплотную:

— Я. Должен. Знать.

Фейри поднял голову — Кадм, высокий и тощий, нависал над ним — и медленно произнес:

— В третий и последний раз предупреждаю тебя: отступись. Ты пожалеешь, когда придет пора платить по счетам.

Кадм сгреб его за грудки; ворот мшисто-зеленого жилета затрещал и растянулся.

— Бери, что хочешь, Фэрганем! У меня уже забрали все, и тебе нечем поживиться! Бери, что найдешь, — но скажи мне, заклинаю, скажи, как работает Камень!

Тень замер. Он не мог отделаться от чувства: только что произошло нечто непоправимое.

Ухмылка дуэргара только укрепила его подозрения.

— Договорились, смертный. Я открою тебе тайну, Кадм Певерелл: ты сможешь призвать в этот мир ровно одного мертвеца — тебе лишь нужно прийти на могилу того, кто тебе нужен, и с Камнем в руках воззвать к его душе.

Кадм отступил на шаг. Руки его безвольно повисли, выпустив шелковый ворот.

— И все? Ни снадобий, ни заклинаний, ни... — он поежился. — Жертв?

Фэрганем осклабился еще шире, так, что стало можно пересчитать мелкие острые, как у ласки, зубы:

— Никаких больше жертв, Кадм Певерелл. Нужно лишь горячее желание. Ее. Или твое. Желание, сильное настолько, чтобы облечь душу плотью.

— И никакого подвоха? — переспросил волшебник.

— Никакого. Правда, я не стал бы ожидать, что кто-то будет рад променять блаженный Авалон на унылое смертное существование...

* * *

Северус, тяжело дыша, отдернул голову от чаши.

Он узнал даже больше, чем нужно.

* * *

На площади Гриммо, по большому счету, ничего не изменилось. Да, фонари заменили, небо еще гуще затянули проводами; машины стали более блестящими, а магловские здания, исторические, чтоб их, памятники — более обшарпанными, но в целом картина была та же, что и двадцать лет назад.

Парковки, магазинчики, кучки праздно шатающихся. Серое утро. Старый добрый Лондон.

Дом номер двенадцать все так же таращился вдаль темными окнами — понять, что происходит внутри, невозможно, Вальбурга Блэк, если уж колдовала, на мелочи не разменивалась. Разве что чуть почище стал — и от этого зеркально бликующие окна напоминали теперь тонированные очки какой-нибудь поп-звезды.

Да, Северус все еще мог видеть дом номер двенадцать. Но попытаться проникнуть внутрь он бы не рискнул.

Порог — все те же три каменных ступеньки, все так же никто не утруждает себя тем, чтобы отчистить их от корки льда.

Порог, который теперь непреодолим.

Северус поступил опрометчиво, аппарировав сюда. Следовало бы отправить сову, или связаться через камин, или попробовать найти этого эмпата в аврорате. Судя по тому, как поттеровский сынок общался с ним, это кто-то из родственников. Что ж, не рыжий — скорее всего, не Уизли.

И как его угораздило даже имени не спросить?

Северус сейчас так близко...

Послать патронуса? Правда, он может показаться знакомым Джинни Уизли. До самого Гарри Поттера, что было бы идеальным решением, Северус достучаться не смог. Патронус — это сильная магия, но даже у его действия есть предел дальности.

Рискнуть? Северус снова окинул площадь взглядом: прохожие здесь не задерживаются, разве что под фонарем на углу стоит пятеро подростков, все в одинаковых черных пальто. Место встречи, тоже мне... Подождать, пока они уйдут, или нырнуть под защиту чар дома номер двенадцать? Внутрь Северусу хода нет, но от любопытных глаз искажающие чары вполне его скроют.

Не делать ничего оказалось невыносимо. На какой-то краткий миг Северусу даже показалось, что он понимает Гарри Поттера — в те времена, когда тот был несносным, всюду сующим свой нос мальчишкой... Но эту мысль все-таки удалось отогнать. Фыркнув себе под нос (какого только бреда не почудится от усталости!), Северус свернул в проем между домами номер одиннадцать и тринадцать — конечно, так это выглядело только для маглов и непросвященных касательно других домов на площади Гриммо...

И в живот ему уткнулась волшебная палочка.

— И вам доброго утра, мистер Поттер, — со всей возможной язвительностью поприветствовал мальчишку Северус.

Если Альбус Поттер был для него лишь источником беспокойства, то Джеймс Поттер, версия современная, внушал не больше симпатии, чем его дед. И, поверьте, так было и до того, как Джеймс прервал сеанс дистантной легилименции.

— Что вы здесь забыли, мистер Неттлшип? Вас на похороны не приглашали.

Джеймс Поттер определенно отвечал ему взаимностью.

— Кажется, вам уже говорили, что похороны преждевременны. А мне необходимо увидеть вашего родственника, который относится к своей работе настолько наплевательски, что не утруждает себя даже формальным соблюдением протокола. Он здесь — или симулирует бурную деятельность где-то еще?

Мальчишка взъерошился:

— Нечего тут Тедди ругать!

Северус очень, очень устал. Еще в прошлой жизни. Сейчас ему хотелось, чтобы Альбуса Поттера нашли, а Воскрешающий Камень забросили так далеко, насколько только возможно. И, желательно, попутно освободили бы Северуса-в-далеком-прошлом-Снейпа от обязательств перед этим миром.

Он закатил глаза:

— Могу ли я встретиться с аврором Тедди, — тут он не мог не ухмыльнуться, — или вас бесполезно просить об этом?

* * *

Дверь подается, стоит лишь надавить на ручку. И это жилище аврора?

В прихожей — темнота. Прямо как в старые недобрые времена. Северус без слов зажигает Люмос — и не может удержать смешка. Портрет Вальбурги снять не смогли, но занавесили веселеньким гобеленом гриффиндорской расцветки.

Из-за неплотно закрытой двери (кажется, там в свое время располагалась гостиная) доносились голоса: высокий капризный девчоночий и нервный женский.

— ...не верю! И не пойду! Не пойду!

— Лили, пожалуйста, ПЕРЕСТАНЬ!

— Лилз, хватит, — примешивается голос другой девочки, куда более мягкий и спокойный. — Это просто дань приличиям...

Северус не удержался и краем глаза заглянул в приоткрытую дверь; он почти знал, что увидит.

Огненно-рыжие волосы, молочного оттенка кожа, светлые веснушки — Джинни Уизли не узнать было невозможно. Стойка у нее такая же пружинистая, как и в школе, когда она яростно восставала против Кэрроу и пожирательских порядков.

Напротив — ее уменьшенная десятилетняя копия, такая же рыжеволосая и кареглазая, и такая же упрямая.

У стены, подняв руки в примиряющем жесте, стоит девочка постарше, тоже рыжая — разве что чуть потемнее. Но стоит ей повернуть голову, и профиль становится отчетливо узнаваем. Грейнджер. Тот же лоб, тот же упрямый подбородок. А нос длинноват — не иначе как наследство шестого Уизли.

Северус шагнул чуть назад, так, чтобы его самого скрывали тени старого дома. Хотя вряд ли бы он выдал свое присутствие; перепалка поглотила прекрасную половину семейства Поттер-Уизли целиком и полностью.

Джеймс Поттер тоже покосился в сторону гостиной, поморщился, но говорить ничего не стал. Только прибавил шагу.

Лестница на второй этаж все так же скрипела.

Мальчишка прошел мимо двери с гриффиндорским плакатом (Северус не припоминал, чтобы там раньше вообще была эта дверь) и осторожно постучался в комнату Регулуса — вернее, туда, где когда-то жил тот из Блэков, которого Северус мог бы назвать своим другом.

Не дожидаясь ответа, Джеймс Поттер вошел; Северус последовал за ним.

Сидящий на ковре юноша мало походил на того хлыща, что заявился вчера на Хьюитт-роуд. Вместо рублено-квадратного героического подбородка — плавная линия с едва намеченной ямочкой; вместо темного ежика — мягкие русые пряди, нос тоже совершенно несерьезный, курносый... В общем, там, где Северус ожидал увидеть молодого аврора с плакатов, сидел обычный парень в вытянутом свитере. Этакий домашний мальчик вроде Люпина. Хотя не поспоришь, что к манере общения этот облик подходил куда больше, чем вчерашний...

Люпин. Смена внешности. Близость к семье Поттера.

Что ж, мог бы и раньше догадаться.

— Полагаю, аврор... Тедди? — Северус не смог удержаться. Это было все-таки лучше, чем просто замереть. Сын Люпина и Тонкс. Ребенок той войны... Голова у Северуса немного кружилась. А ты выглядишь ненамного старше, — проснулся ехидный внутренний голос.

Юноша поднял глаза — голубые, как и вчера — и отозвался:

— Стажер Теодор Люпин, если можно. Вы вспомнили что-то еще? Или, — он грустно улыбнулся. — пришли уточнить имя для жалобы?

Дракклов Люпин... Будь он хоть сотню раз метаморфомаг, улыбка у него была точно такая же, как у его отца.

— Обойдетесь без жалобы, — голос звучал почему-то хрипло. — Я повторил опыт с чашей, и теперь почти уверен: я знаю, что происходит с Альбусом Поттером.

Люпин поднялся с пола.

— Что вы...

Северус почувствовал, что балансирует на краю бездны.

— Существует ритуал, называемый Испытанием Вотана — в честь бога, который девять дней и ночей висел, пригвожденный к Мировому Древу, и в обмен на эту жертву обрел знание магических рун. Тот, кто будет подвергнут Испытанию Вотана, девять дней и ночей будет находиться на грани между жизнью и смертью. Если он прорицатель — он заглянет в будущее. Воин — обретет новую силу. Проклятый — найдет способ избавиться от проклятия. — Северус отрывисто вздохнул. — Ритуал находит то, что важнее всего для испытуемого — и дает необходимые знания. И они верны, эти знания, абсолютно верны, что бы ни предствляли собой с точки зрения современной магической науки. Более того, можно направить ритуал, дав испытуемому предмет интереса — так, например, Фламель пришел к идее Философского камня, взяв с собой черновики своих разработок. Идеальный способ, да... Если бы все испытуемые выживали, чтобы воспользоваться этими знаниями.

Джеймс побледнел.

— Алоиз Фламель погиб, а его брат Николас, руководствуясь посмертными воспоминаниями, создал Философский камень. Аналогичный случай: род Бёрков, обреченный Варнавой Девериллом на медленное вымирание, пожертвовал семнадцатилетней Эглантиной, чтобы снять проклятие.

Аврор Теодор Люпин стиснул кулаки так, что костяшки побелели.

— Единственное, что я знаю — так это то, что сейчас Альбус Поттер наблюдает, как учились работать с артефактом под названием Воскрешающий камень. И Альбус Поттер пока еще жив. — Северус на мгновение замер — и шагнул-таки в пропасть. — Я могу предположить, как его спасти.

ПРИМЕЧАНИЯ:

"Для получения волшебной мази следует проделать следующее. В небольшой стеклянный сосуд наливают растительное масло, добавляют к нему лепестки календулы и роз, заранее настоянные на воде, и несколько дней ждут, когда смесь станет светлой. Цветы для приготовления настойки нужно собирать ранним утром на восточной стороне эльфийского холма. После побеления смеси в нее добавляют нераскрытые бутоны орешника и плетистой розы, а также полностью распустившиеся цветы тимьяна. Стеклянный сосуд выставляют на солнце и ждут три дня, после чего волшебная мазь становится готовой к употреблению."

Тедди Люпин, простите, неканонический. Просто для меня было нелогично сокращать Эдварда до Теда (хотя, как выяснилось, такое сокращение все же существует), и Тедди со времен прочтения был уменьшительно-ласкательным от Теодора, тем более что это имя очень мило перекликалось с Нимфадорой. Имя с толкованием "дар Божий" вполне логично для мира маглов, откуда явился дед нашего героя, в честь которого Тедди и назвали, тут противоречия не вижу. В общем, если Вам конкретно это не нравится — в шапке AU, а в дальнейшем Тедди в основном останется именно Тедди.

Ровно сто тридцать ступеней вниз — Скорпиус их пересчитал.

Мистер Поттер поругался с водителем, который с потрясающим упорством твердил, будто его вызвали ради автоэкскурсии, а никак не ради того, чтобы добраться до вокзала. Мистер Поттер попытался остановить Скорпиуса раньше, чем тот доберется до павильона рядом с каменным львом, где располагался вход в катакомбы — и, возможно, ему бы это удалось, не будь тут школьной экскурсии; Скорпиус шустро скрылся среди гомонящих пятиклашек, и его пропустили внутрь. Мистер Поттер скрипнул зубами и купил билет.

В общем, оба они все-таки попали в Парижские катакомбы.

С точки зрения Скорпиуса, местечко было так себе: влажно, мрачно и — по сравнению с улицей — тепло. Экскурсовод — подслеповатый и лысеющий, абсурдно напоминающий хрестоматийного книжного червя — кажется, упоминал что-то про плюс четырнадцать. Когда он предложил посмотреть наверх, Скорпиус послушался — и увидел, что по потолку змеится тонкая черная линия. Если Скорпиус верно понял, она служила чем-то вроде путеводной нити — но лично ему она показалась отчего-то зловещей. Ах да, путеводная нить — нить Ариадны... Только Минотавра в этом подземном лабиринте не хватало.

Узкие галереи тоже мало вдохновляли на прогулки. Клаустрофобией Скорпиус не страдал, но здесь ему было неуютно. А может, просто тревожно — как бывает, когда грядущие неприятности ощущаешь всем своим существом, как наэлектризованный воздух перед надвигающейся грозой.

Как бы незаметно отстать от группы? Скорпиус прикидывал, как половчее вытащить часы — он был уверен, что на сей раз они точно приведут его к Альбусу. Но вот маглы... К тому же, устраивай сам Скорпиус охрану места преступления — а он сердцем чуял, что именно здесь держат в плену его друга — он обязательно оставил бы наблюдателем волшебника. Или, на крайний случай, сквиба. Так вот, если Скорпиус начнет вести себя подозрительно, о нем мигом сообщат куда следует. Если уж преступники смогли устроить похищение на международном уровне — да с такой выдумкой, что незнакомый с достижениями простых смертных волшебник и не заметит подлога — в изобретательности им не откажешь. И да, именно преступники — в одиночку провернуть такое нереально.

Так как бы понезаметнее...

И да, сзади шагал аврор Поттер. Давление его "доброжелательного" взгляда, которым он сверлил спину Скорпиуса, ощущалось с силой свинцовой плиты в свободном полете.

Скорпиус шагал вперед, стараясь, чтобы между ним и мистером Поттером всегда кто-нибудь был. Гид вещал что-то чуму, Людовика и обычаи.

Между тем группа приближалась ко входу в склеп. Дышать стало тяжелее; казалось, еще чуть-чуть — и воздух смело можно пить.

Экскурсовод остановился у прохода, обрамленного двумя одинаковыми колоннами — два мрачных черных столба, а по ним точно дорожка маленьких следов вьется — орнамент в виде белых ромбов.

Снова предлагают поднять голову. Между колоннами — массивная балка, принявшая на себя тяжесть здешнего потолка. Сколько футов земли над ними? Явно больше шести...

О, тут написано что-то. Скорпиус прищурился: “Arrete, c’est ici l’empire de la mort”. Замечательно...

На плечо ему легла рука.

— Может быть, следует внять этому предупреждению? — проворчал мистер Поттер. — Мне не нравится, как гладко мы вышли на это место. И я почти уверен, что таксист был в сговоре с тем типом.

— А что, есть другие варианты? — огрызнулся Скорпиус. Поступок не самый лучший, но особых угрызений совести мальчик не почувствовал — он был уже порядком на взводе. Все его инстинкты били тревогу: "Беги прочь... Беги прочь... Беги..."

Сущий кошмар: как будто тебе наконец показали единственно правильный путь — и ты вдруг замечаешь, что он весь порос крапивой и терновником. Фигурально выражаясь.

Конкретно этот путь пугал так, словно там обещали распылить зарин. Да, Скорпиус прочитал когда-то достаточно и о магловских ядах.

Скорпиус, покосившись на экскурсантов, вытащил часы. Дрожащими руками откинул крышку. Секундная стрелка металась по циферблату. Пока еще металась.

— Три и двенадцать, мистер Поттер. И часы раскалились так, что можно почувствовать даже через перчатки. Если мы ничего не сделаем, они остановятся навсегда.

* * *

Аврор Поттер нарушил закон.

Снова.

Он вытащил волшебную палочку и, держась в тени (благо этого в неверном свете старорежимных лампочек хватало), прошептал нехитрую формулировку. Маглы двинулись вперед, не обращая внимания на то, что в группе стало двумя экскурсантами меньше.

Впрочем, они и до того не отвлекались на него. Даже когда он извлек палочку. Так, может, кто и покосился, но тут же отвернулся — мало ли какие у человека странности. Вроде как и неприлично указывать на это, пока никому эта странность не мешает.

Тем не менее, если кто-то донесет об этом случае... Или просмотрит воспоминания...

Тогда даже при заступничестве Кингсли наказания не избежать.

Младший Малфой защелкнул чеканную крышку часов и опять опустил их на манер маятника. Артефакт, качнувшись, отклонился влево — достаточно круто, чтобы оставить надежду на короткую дорогу.

И все же в подземелье дело пошло бойчее. Пришлось, правда, пройти чуть назад по галерее, где их вел экскурсовод, и свернуть в один из служебных тоннелей. Они довольно скоро продвигались вперед, как вдруг на пути у них выросла стена.

Мальчишка, вздрогнув, остановился. Помедлив, обернулся на аврора — уже без прежней уверенности. Теперь лицо Малфоя выражало полнейшую растерянность.

Самое время бросить эту затею. Можно сказать: "Ты сделал, что мог," — или, что куда жестче, "Убедился наконец?".

Они зашли так далеко — и все впустую.

Гарри Поттер шагнул вперед, к этой стене. Голова нещадно трещала после всех этих бессонных ночей, метаний по Лондону и круговерти последних дней. А тут еще и влажность эта дурацкая, до того тяжко, что грудь щемит... Хочется упереться лбом в прохладный камень и закрыть глаза.

Гарри так и делает — и едва не падает, провалившись сквозь иллюзорную преграду.

* * *

Галереи, что скрывались за призрачной завесой, мало чем отличались от доступных туристам. Разве что с освещением становилось чем дальше, тем хуже (но какой волшебник не знает Люмоса!). По потолку все так же змеилась черная линия, а стены были все так же слоисто-полосаты. Правда, потом Скорпиус заметил у стены череп. Потом еще один. Так что Скорпиус решил сосредоточить внимание на направлении, в котором его тянули зачарованные часы.

Примерно час спустя они брели по галерее, чьи стены целиком состояли из черепов. Ряд за рядом, шаг за шагом. Известняка уже не было видно.

Нет, Скорпиус и раньше видел человеческие черепа — точнее, один вполне конкретный череп, что стоял в шкафу у одного из друзей крестного. Тот череп был желтоватый, с коричневыми узорами швов между костями, с аккуратными черными цифрами, тоненько подписанными у каждого отверстия — друг крестного преподавал анатомию в колледже. Может быть, именно эти педантично расставленные цифры и обезличивали тот череп — по крайней мере, позволяли не думать, что он принадлежал когда-то кому-то живому. Кому-то такому же, как ты.

У этих черепов никаких меток не было. И все они были разными: крупные массивные и изящные, поменьше; идеальных, будто скульптурных, пропорций и приплюснутые; совершенно целые и покрытые то тут, то там паутиной трещин... В свете заклинания провалы глазниц чернели особенно резко.

Шли молча. В экскурсионную программу входило посещение оссуария, так что ряды скелетов не должны были стать неожиданностью. И, в самом деле, неудивительно, что кости оказались и в этих галереях: на кладбище Невинных, откуда переместили останки, было похоронено много больше, чем способны вместить пара километров официально доступных для осмотра галерей.

Столько черепов...

Скорпиус поднял глаза — и его замутило: верхний ряд образовывали беззубые, с двумя лобными костями черепа. Совсем крохотные. Тонкокостные. Он знал, что такие бывают у младенцев.

Мистер Поттер чуть опустил палочку, и верхний ряд скрылся в густой тени.

Становилось все холоднее.

С той поры, как они вошли в скрытые галереи, ни один не произнес ни слова. Скорпиус мимоходом вспомнил, как читал, что, попав в темные, полные неизведанного пещеры, люди меняют свое поведение: одни громко смеются и всячески шумят, будто стараясь напугать скрывающееся во мраке неведомое — мол, нечего с нами связываться! — другие же крадутся без единого звука в надежде, что жуткое нечто их не заметит.

Это в человеческой природе. И никак не связано с этими конкретными катакомбами.

Ведь не связано же?!

* * *

Гарри как будто снова оказался в Литтл-Хэнглтоне: темно, тихо, и помощи ждать неоткуда — кругом одни скелеты. Разве что в Литтл-Хэнглтоне скелеты эти не так мозолили глаза.

Но не в скелетах дело. То, что роднило катакомбы с Литтл-Хэнглтоном, то, что пугало Гарри больше всего — так это гнетущее предчувствие катастрофы.

Бывает, знаете, такое: все идет слишком гладко. После долгих попыток ты отыскиваешь-таки путь. После блужданий по лабиринту ты можешь, наконец, взять кубок...

Собственно, после Турнира Трех Волшебников Гарри и перестал восхищаться лабиринтами.

Катакомбы именно что лабиринтом и являлись. А скелеты повсюду — что же, они только лишний раз напоминали о бренности всего сущего.

В том числе и его. А также мальчишки, который шел на шаг впереди, стиснув до побелевших пальцев свои часы.

Они двигались в неизвестность, мрачную, сырую и опасную.

Галерея становилась все шире. Кости, прежде просто вмурованные в стены, начали складываться в чудовищную мозаику. Вот похоронная процессия; вот склонившаяся над истлевшим телом безутешная дева; вот жестокая дуэль, и один воин пронзает другого мечом-позвоночником; вот всадник на собранном из сотен ребер коне. А поверху, заставляя кровь стынуть в жилах, пущен орнамент из детских черепов.

Малфой пытается смотреть в одну точку, строго перед собой, но это мало помогает. Гарри заметил, как мальчик бросил неосторожный взгляд наверх — и побледнел еще больше, хотя, казалось, дальше некуда. Его лицо и без того выглядело не живее этих бесчисленных оскаленных черепов.

Гарри чуть опустил палочку, и жуткие барельефы — по крайней мере, верхний их ряд — утонули во тьме.

Не сказать только, что от этого на душе стало легче.

* * *

Где-то впереди капала вода.

Они продолжали погружение во мрак.

ПРИМЕЧАНИЯ: надпись на балке гласит: "Остановись, здесь империя смерти". А про шесть футов в английском есть чернушная присказка — на такой глубине зарывают гробы, и six feet under означает погребенного.

— "...итак, Один принес в жертву самого себя. Без сил, изнемогающий от жажды и боли, провисел он девять дней и девять ночей на Мировом Древе, пронзённый собственным копьём. И на десятое утро Иггдрассиль вспыхнул неземным сиянием, и сила этого сияния пронзила с ног до головы тело умирающего, озарив его мысли и душу — так открылись ему тайные значения Рун."

Тедди с минуту таращился на страницу, пока, наконец, Северус не потянул книгу у него из рук.

Это тянуло на три пожизненных в Азкабане. Или даже побольше. Человеческое жертвоприношение, пытки, возраст жертвы... Похищение, убийство еще одного ребенка — странно, что никто не искал столь похожего на Альбуса мальчика...

— Полагаю, аврор Поттер не подозревает о подобной подоплеке событий? — тихо сказал Северус. Мерлин свидетель, он утверждал, а не спрашивал. И, к сожалению, был прав.

Даже Джеймс не выступал: забрался с ногами в кресло и только следил глазами за взрослыми. Выглядел он до сих пор так, будто его мутило.

— Свяжитесь с Поттером, — продолжил Северус. — Пусть вызывает подкрепление, вооружается, строит планы штурма. И мальчишку Малфоя нужно бы отослать, но, скорее всего, перенастроить родовой артефакт не получится — а без него Альбуса Поттера они не найдут.

Он зажал переносицу пальцами, точно у него ужасно болела голова. Зажмурился. Отвел руку от лица.

— У авроров есть внутренний канал связи? Что-нибудь быстрое и незаметное, вроде сквозных зеркал или амулетов-шептунов? Посылать патронуса будет рискованно.

Тедди покачал головой:

— Я уже пробовал. Правда, с патронусом. Но ничего не вышло — думаю, Гарри слишком далеко. А артефакты связи — все они лежат в его кабинете. Похоже, Гарри никому не сообщил о том, куда направляется.

Тедди показалось — или Северус действительно прошипел нечто вроде: "Глупый мальчишка!"?

В дверь робко поскреблись.

Все замерли.

Неттлшип — как краем глаза заметил Тедди — еще и побледнел.

Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула Роза.

— Там, на кухне, — филин... Кажется, он от Малфоев, — вполголоса сказала она. — Письмо не отдает. Может быть, оно для кого-то из вас?

На Неттлшипа она взглянула бегло, украдкой и будто бы без интереса — настолько "будто бы", что ее настороженного волнения не заметил бы только слепой.

Похоже, еще одно письмо предназначалось лично ему. В то, что Джеймс может переписываться с Малфоем, Тедди бы не поверил и за все золото Гринготтса. Слишком уж яростно Джейми протестовал против всего негриффиндорского.

Вчетвером они спустились вниз. В гостиной было все так же неспокойно, однако теперь крики сменились рыданиями. Голос Джинни, нервный и дрожащий, в них фактически тонул.

Филин на кухне — рыжий, взъерошенный и наглый — действительно прилетел от Малфоев. Точнее, от старшего из них. И на конверте действительно значилось: "Северусу".

Буквы неровно прыгали даже в этой немудрящей надписи.

* * *

Северус,

Я в крайней растерянности. Скорпиус сбежал из дома, по словам домовика, "искать своего друга". Кроме тех часов и волшебной палочки ничего не взял. В кабинете — газета, на всю передовицу заголовок про найденное тело младшего сына Поттера. Боюсь, что Скорпиус принимает желаемое за действительное и гонится за призраком. Или же все гораздо хуже — а как иначе с Поттерами? — и мой сын лезет в самое пекло.

Ах да, телефон. Еще он взял телефон — полагаю, пытался не допустить того, чтобы я раньше времени узнал о его эскападе. Последний раз, когда мне удалось отследить сигнал, координаты... Судя по ним, Скорпиус в Париже. Из чего заключаю, что он не один, маглы на границе все-таки не штаны протирают. Нет, Скорпиус явно не один. Но прежде чем я успел уточнить его (читай: их) местоположение, сигнал прервался. Мой хронометр молчит, но мне все тревожнее. Если он с Гарри Поттером, то ничего, понимаешь, ничего не будет в порядке.

Могу ли я рассчитывать на твою помощь? Помнится, ты изучал возможности ментальной магии на расстоянии.

С надеждой на скорую встречу,

Драко

P.S. Прошу, свяжись со мной как можно скорее. Даже если я сейчас же рвану за Ла-Манш, нет никаких гарантий, что хронометр заработает вовремя. Черт, даже на телефон больше надежды.

Северус, заклинаю тебя, откликнись.

P.P.S. уже на Хьюитт-роуд, жду.

* * *

Пауза затягивалась — Неттлшип уже не первый раз скользил взглядом по строкам. Вот он прикусил губу. Прищурился. Хмыкнул, раздув на мгновение ноздри.

— Кто может сказать, есть ли в Париже темные места силы?

Тедди беспомощно развел руками. Если про Лондон он мог говорить с полной уверенностью, про Англию в целом — с известной долей сомнения и постоянными обобщениями, то о том, что творилось за границей, он имел весьма и весьма смутные представления. В конце концов, программа обучения стажеров в Аврорате и без того славилась своей необъятностью. Хуже только колдомедикам.

Сзади кто-то робко кашлянул.

— С тех пор, как Блэки породнились с Лестренджами, в библиотеке появилось много французской литературы. И по Темным Искусствам тоже. То есть, — опустила глаза Роза, — я имела в виду, по защите от Темных Искусств.

Неттлшип смерил ее тяжелым взглядом.

— И кто сможет читать на французском? Не изящные романы, а специальную литературу?

Тут пришла очередь Тедди смущаться. И правда, как он мог упустить из внимания родовую, считай, библиотеку? И с дядей Биллом он сколько обсуждал защиту — на все том же французском! Неужели тут он не справится? Он поспешил откликнуться:

— Думаю, я смогу разобраться в терминах. Роза, покажешь, где эти книги?

— Не книги, — покачала головой девочка. — Карты. И свитки.

Она покраснела и обхватила себя руками, точно защищаясь. Потупилась еще больше — а потом, словно что-то решив, рывком подняла голову:

— Они лежат среди рукописей. Ну, в дневниках Сигнуса. Они написаны похожим корявым почерком, и наверное, поэтому про них все забыли. Я их случайно нашла.

Она помолчала немного и добавила:

— Еще Сигнус писал, что старый Лестрендж — так понимаю, он говорит о Руджеру Лестрендже — подарил часть своей библиотеки будущему тестю. Судя по записям, там еще много интересного — но эти книги, должно быть, уже убрал дядя Гарри. Ну, а про рукописи все забыли.

* * *

Уже поднимаясь в библиотеку, Тедди услышал за спиной раздраженное шипение:

— И что? Я ничего оттуда не использовала! Даже не пробовала, чтоб ты знал!

Что еще спросил Джеймс, так и осталось для Тедди загадкой.

Кажется, милая Розочка отдавила кузену ногу — во избежание дальнейших расспросов.

* * *

"Ежели маг испытывает хотение великое сотворить волшбу тайную..."

Тедди с трудом продирался через текст. Мало того, что читать отвратительный почерк со старомодными завитушками было сложно — так еще и чернила выцвели, а пергамент, напротив, потемнел от времени. В довершение ко всему, "высокий штиль" автора был в ходу, верно, еще при Мерлине.

Одно утешение — разобрать нужно было только легенду. Сама карта неплохо соотносилась с современной, которую вытащили из розиного учебника по страноведению.

"...надлежит ему помыслить крепко, коего рода волшба ему потребна. Буде ли она к добру или к худу..."

— Ищите треугольные пометки, — вполголоса пояснил Тедди. — Особенно темной силой пронизаны те места, что отмечены перечеркнутым треугольником.

— Альбус часто рисовал перечеркнутые треугольники, — вздрогнула, услышав это, Роза. — В том семестре, ближе к зиме. Одно время он точно помешался на них: весь урок мог рисовать. Треугольник, черта... А, еще круг. И в библиотеке искал этот символ.

— Это не то, — категорично возразил Неттлшип и обвел на новой карте еще один район. И, уже обращаясь к Тедди, спросил: — Есть формулировки вроде "дарят прозрение" или "откроют сокрытое"? Из отмеченного я знаю только Арденнский лес, но там, скорее, стали бы проводить вызов демона. Насколько я помню, "ar duen" по-кельтски — это же "темный"? Для нашего противника это не подходит. Нужно что-то у реки, или рядом с месторождением кварца...

"...буде нужда в пророчестве добром..."

— Пока не нашел.

"...дабы снискать расположение фейри, следует..."

— Если нет этого, попробуем по-другому. Как он пометил некрополи? — рука Неттлшипа замерла над картой аккурат между трех рек.

— Круги, пополам черные и белые, — ответил Тедди. — Думаете, по принципу...

— Проверьте номер семьсот тринадцать, — перебил его Неттлшип.

Тедди пробежал глазами по строкам.

— Номер семьсот тринадцать — la Tombe-Issoire.

Неттлшип размашисто обвел что-то на карте.

— Есть совпадение. Катакомбы Парижа.

Он поморщился, будто решение загадки его вовсе не радовало. Он застегнул мантию (кажется, Тедди мог начинать краснеть за позабытые правила гостеприимства) и направился к выходу:

— Для полного счастья теперь не хватает только Малфоя. На Хьюитт-роуд — а потом апарация в аэропорт, на паром, куда хотите...

ПРИМЕЧАНИЯ: просто на всякий случай: легенда — это не только интересное предание старины глубокой, но и список или таблица условных обозначений на карте с разъяснением их значения.

Про имя старого Блэка: оно было весьма популярно в средневековой Европе благодаря герою рыцарских поэм Руджеро, или Руджьеру, великому сарацинскому рыцарю. Согласно легенде преданию, он принял христианство и стал прародителем герцогского рода д'Эсте. Оно представляет собой корсиканскую вариацию имени Роджер, от древнегерманского hroth, слава + ger, копье.

— Роза!

Видимо, время поджимало, и Джинни отправилась на поиски.

— Роза Уизли!

Девочка, прижимавшая к груди один из почти бессчетных свитков "Дневников Сигнуса из благороднейшего и древнейшего рода Блэков" — жутковатая, прямо сказать, замена плюшевому мишке — вздрогнула и подняла глаза на Северуса.

— Что, если тетя зайдет сюда?..

Почему, интересно, она хочет узнать это именно у него? Что бы ей стоило обратиться к Люпину...

— Ничего. Книги из вашей библиотеки я украсть не пытаюсь, а поиски Альбуса Поттера в ее же интересах. Придется смириться с моим присутствием.

Джеймс Поттер фыркнул:

— Она не верит в это. Папа аппарировал, не предупредив ее, а нашим рассказам она не поверила. Даже Розе не поверила.

— Не нужно было Лили говорить, — вполголоса заметила Роза. — Тетя решила, что мы все выдумали, чтобы ее утешить. А дядя Гарри сбежал, чтобы — не знаю — побыть одному. Или на работу. Тетя еще не определилась, насколько разозлится на него из-за этого.

Люпин оторвался от карты и от "Зерцала Тайных сил", которые бегло просматривал.

— Рози, Джеймс, лучше идите. А если Джинни зайдет, я представлю Неттлшипа как консультанта по одному из своих дел.

— К чему такие сложности?

Люпин собирается врать. Интересно, насколько хорошо ему это удается.

— Если бы она узнала, что вы хоть как-то причастны к исчезновению Альбуса, хоть самую малость, это ее добило бы, — тихо сказал Люпин, посмотрев ему прямо в глаза. — Она и так держится из последних сил.

* * *

— Мистер Неттлшип, не хочу показаться грубой, но сейчас не лучшее время для ваших изысканий.

Вблизи было заметно, как Джинни Уизли — простите Поттер — постарела. Он, конечно, помнил ее совсем девчонкой, но даже для расчетных тридцати с небольшим она выглядела слишком измученной. Опущенные плечи, потухший взгляд. Произошедшее ее сломало, и Северус не рискнул бы пошатнуть это хрупкое, установившееся на самом краю равновесие.

— Разумеется, миссис Поттер. Приношу свои соболезнования, — он редко когда использовал столь мягкий тон. Пожалуй, даже придирчивый Люциус одобрил бы этот бархатно-сочувствующий тембр. — С вашего позволения, я сниму копию с карты и немедленно удалюсь.

Она кивнула.

— Да, конечно. Тедди, проводишь мистера Неттлшипа? Джеймс, Роза, нам пора отправляться.

Дети — даже несносный Джеймс Поттер — бесшумно выскользнули за дверь.

Джинни провела рукой по лицу, будто пытаясь стереть усталость, и спросила:

— Вы работаете с моим мужем, мистер Неттлшип? Мне кажется, что мы с вами уже встречались.

— Не думаю, миссис Поттер, — Северус мысленно возблагодарил небо, что их с Джинни разделяет конторка, а Блэки издавна питали склонность ко всему масштабному. По крайней мере, не видно, как дрожат его руки. — Я пару месяцев как приехал из Штатов. Впрочем, может иметь место фамильное сходство — моя бабушка была англичанкой.

— Вот как? — вежливо удивилась Джинни. — Вполне может быть. Хотя, работай вы с Гарри, вы могли бы знать, где он сейчас.

Северус скрипнул зубами. Такой паутины лжи он и во времена Темного Лорда не создавал. Достаточно было просто недоговаривать — собеседник благополучно додумывал все сам.

— К сожалению, не знаю, где он работает в настоящее время. Но при встрече непременно передам, что вы его ждете.

Люциус непременно бы завернул здесь изящный комплимент хозяйке, но у Северуса не было ни его умения, ни желания говорить что бы то ни было.

* * *

— Нам еще придется вернуться в библиотеку, — сказал Люпин, как только они аппарировали на угол Хьюитт-роуд. — Думаю, надо взять книги с собой.

Северус резко мотнул головой:

— Этот номер не пройдет. Если я хоть что-то смыслю в старых магических родах, то там каждая книга защищена своим маленьким проклятием, чтобы никто посторонний не мог вынести их из библиотеки. А часть книг, готов спорить, даже нынешний глава рода не сможет вынести за пределы дома.

Вряд ли Люпин мог с этим поспорить. Потому счел нужным перевести тему:

— А мистер Малфой? Как насчет его фамильной библиотеки?

Дракклова задница, еще немного — и он утонет в этом океане вранья.

— Насколько знаю, в конце девяностых у Малфоев конфисковали все мало-мальски темное, а самого Драко сослали в мир маглов, — стараясь казаться безразличным, ответил Северус. — Вряд ли он сможет помочь в этом плане.

После этого Люпин замолчал, и до дома они дошли в блаженной тишине. Время было обеденное, и даже прохожих навстречу попадалось немного.

Миссис Хадсон, судя по всему, отправилась в гости, так что в прихожей тоже было тихо. Так без помех они и поднялись на второй этаж.

Дверь в комнату Северуса была незаперта.

— Здравствуй, Драко, — почти обреченно выдохнул он.

Драко Малфой, в отличие от отца, выглядел не сиятельным лордом, а успешным дельцом — и потому вполне органично смотрелся на фоне северусовых банок-склянок. Этакий филантроп на фоне спонсируемой коллекции.

— И тебе привет, Северус, — откликнулся он, поднимаясь из кресла. — Вижу, ты обзавелся помощником...

— Тердор Люпин, стажер Аврората, — с мягкой улыбкой представился тот.

— Драко Малфой, книгоиздатель, — степенно кивнул блондин. — Так полагаю, вы расследуете убийство Альбуса Поттера?

— По последним данным, исчезновение, — не моргнув глазом, выложил Люпин. — И выяснилось это благодаря вашему сыну — ведь Скорпиус Малфой ваш сын, верно?

— Именно так. Однако я полагаю, были использованы некие артефакты, которые не вполне...

— Артефакты магии крови определенно незаконны, — перебил Люпин. — Однако это дело расследуется в частном порядке, и я не буду рапортовать в аврорат о том, что вы владеете подобным артефактом, даю слово.

Он бы и Непреложный обет мог дать запросто. Вот только это не гарантировало бы защиту от Азкабана — заявить мог бы и Поттер, и кто угодно из детей Поттеров... И Уизли.

— Почему, кстати, столь полезные артефакты запрещены? — поинтересовался Северус. В конце концов, он же по легенде иностранец, ему простительно. Насколько он помнил, работающие на магии крови артефакты подлежали регистрации в Департаменте Волшебных Изделий, но не более. Если уж с их применением совершалось какое-то преступление, к делу, помимо авроров, подключались невыразимцы, и проблема успешно (в большинстве случаев) разрешалась.

— Новый закон, — лаконично пояснил Драко.

— Личные счеты, — почти одновременно с ним произнес Люпин. И, заметив недоумевающие взгляды обоих собеседников, со вздохом продолжил: — Захария Смит провел по своему ведомству закон против всех артефактов на крови, а Кингсли Бруствер поддержал его на министерском уровне. И уже лет семь владение, покупка и продажа таких артефактов карается сроком в Азкабане. И все потому, что во время исследований погибла жена главы департамента и племянница министра.

Что же, становилось понятно, почему Поттер не подключил к делу своих коллег.

Северус посмотрел на собравшихся. Аврор-стажер, владелец книжного издательства и восставший из мертвых. Да, на помощь к Поттеру спешит та еще кавалерия.

* * *

— Я не смогу провести вас внутрь, — трагическим шепотом поведал Люпин. Они стояли на Гриммо и понемногу замерзали — по крайней мере, Северус. Малфой кутался в пушистый серый шарф и тарабанил по экрану своего телефона. В ответ на все просьбы помочь с добычей необходимой литературы он невразумительно бурчал, мол, он заказывает билеты.

Они втроем направлялись в Париж — во-первых, исходя из последних известных координат Малфоя-младшего, во-вторых, из-за того, что места, более подходящего для проведения Испытания Вотана, чем превращенные в чумное кладбище катакомбы, не найти. Устанавливать ментальную связь с кем-либо из "первой команды" Северус отказался: все-таки эта телепатия изрядно дезориентирует, особенно если магия направлена извне, а некоторых особо чувствительных и вовсе лишает контроля над телом (Драко, вероятно, решил, что он говорит о Скорпиусе, хотя Северус подумал о Гарри Поттере). Согласитесь, не лучшее состояние, если вы продвигаетесь по вражеской территории и — возможно — вступаете с этим самым врагом в бой.

— Может быть, я все же попробую вынести?.. — размышлял вслух Люпин. — Или попрошу Джеймса, у него точно достаточно прав на библиотеку Блэков...

Нет, он серьезно предлагает взять с собой темный гримуар — и неуправляемого подростка в качестве приложения?!

— ...хотя тогда он точно увяжется с нами, нет, не стоит.

Слава Мерлину, хоть какие-то зачатки логики.

Помощь пришла, откуда не ждали: из-под крыши лениво спланировала белая сипуха, семейная почтовая сова Поттеров. Весь ее взъерошенный вид говорил о том, что она сладко спала, и только в порядке величайшего одолжения она может передать Люпину это неряшливый коричневый сверток.

В перевязанном бечевкой свертке оказался крохотный, с три пальца, осколок зеркала со щербатыми острыми краями. Тут же, на пергаментной обертке, теснились круглые буковки:

Тедди, книги зачарованы, поэтому ты не сможешь взять их с собой. Джеймс достал осколок сквозного зеркала. Мы разломили его, половина у нас, половина — для вас. Вечером, если вы позовете, мы поднимемся в библиотеку и найдем любую информацию, какую только надо. Сейчас мы отправляемся с тетей Джинни, но вечером точно сможем помочь.

Берегите себя.

Р. Дж. У.

ПРИМЕЧАНИЯ: "Враги окружили убежище героя. Положение безвыходно, ждать спасения неоткуда. Ещё мгновение, и враги пойдут на приступ… И вдруг с первым лучом рассвета из-за холмов вылетает кавалерия. Враги повержены и бегут в панике, герой спасён от неминуемой гибели. В общем виде, появление кавалерии, или кавалерия из-за холмов, — приём внезапного спасения героя от гибели из-за крайне своевременного появления помощи." (с) posmotre.li

Подземные коридоры сплетались, образуя лабиринт. Кое-где его тоннели расширялись, образуя подземные залы; кое-где сужались, да так сильно, что протиснуться, не задев костей, не мог даже щуплый Скорпиус.

Гарри вспомнил о здоровой осторожности и периодически посылал вперед невербальное "Гоменум ревелио" — если точнее, то всякий раз, когда часы тянули их свернуть в новый коридор — но никаких признаков человеческого присутствия не было. И не верится, что к счастью. Гарри предпочел бы пяток наемников, оборотня в серебряном ошейнике, анимага — медведя или волка... В общем, что-нибудь более привычное, хоть и грубое.

Единственная хорошая новость — костей становилось все меньше, да и фантазия неведомого художника иссякла. Больше им не попадалось ни жутких орнаментов, ни композиций из выбеленных временем скелетов — все больше шершавый известняк с небрежными отметинами резца то тут, то там.

Когда пошел шестой час их блуждания по лабиринту, кости окончательно исчезли, а галерея очередной раз расширилась. Стало холоднее. Еще Гарри почувствовал, что как-то изменился и запах, но настолько неуловимо, что он не смог бы описать, что именно стало другим.

Долго ждать разгадки не пришлось: они вышли в некое подобие каменного зала, и практически весь его покрывала вода.

— А что, подземные озера всегда такие мутные? — подал голос Скорпиус.

Вода и правда не внушала доверия. Зеленовато-бурая, почти неподвижная, она лениво перемешивала хлопья темного и серого ила — их стало заметно, когда Гарри направил луч света от волшебной палочки чуть под углом. Так же неспешно она подтачивала и известняк, на котором стояли волшебники, и ее мерный тихий плеск напоминал утробное чавканье полусонного чудовища.

Цепочка часов была по-прежнему натянута — их путь еще не закончился.

Гарри зря расслабился, подумав, что мальчишка Малфой наделен достаточным здравомыслием, чтобы не свалиться в озеро: пришлось-таки оттащить его от края, несмотря на возмущенное: "Я же аккуратно!".

— Нам все равно надо на ту сторону!

Вот пожалуйста, надулся. Ар-ристократия, чтоб вас...

— Сначала я трансфигурирую лодку. Или собираетесь вплавь?

Закатил глаза и фыркнул. Вот ведь позер, хуже Джеймса!

— Не стал бы я нырять. Только, по-моему, есть что-то там, в воде...

— Вот тогда и нечего нарываться.

На всякий случай Гарри запустил дополнительное "Гомнум ревелио", потом проверил водоем на присутствие русалок, тритонов и — чем Мордред не шутит — инферналов. Но — ничего.

Отрицательный результат отчего-то не успокаивал.

— Все равно не нравится мне эта вода, — пробурчал Малфой. Но хоть от кромки отошел, и на том спасибо.

Перелететь бы это озеро — да потолки низкие. К тому же Гарри не был уверен, что получится приманить хоть что-то пригодное для полетов, по столь извилистым коридорам, да еще на таком расстоянии.

Делать нечего — и правда придется плыть.

Припомнив уроки МакГонагалл, Гарри пошарил по карманам в поисках подходящего объекта для трансфигурации: клочок бумаги подошел бы разве что мастеру, а Гарри в трансфигурации не блистал. Хорошо, что в кармане аврорской мантии нашелся затупившийся огрызок карандаша. Все лучше трансфигурировать дерево, а не легко деформирующуюся бумагу или капризный металл.

Для надежности Гарри еще и заклинание умножения применил. Разложил получившийся десяток карандашей в ряд, чтобы было больше похоже на плот. Прикинул формулу произвольной трансфигурации. Размял пальцы. Встряхнул кисти. Отступил на шаг и взмахнул палочкой...

— Ну, оригинально вышло, — хихикнул Малфой.

Случись такое на экзамене, Гарри мечтал бы провалиться сквозь землю. Но экзамены остались в далеком прошлом, а под землей он и так оказался, поэтому ограничился тем, что пожал плечами:

— И Мордред с ним, лишь бы поплыло.

Гарри загнал мальчишку на плот, решительно отказавшись от его помощи и, поднатужившись, столкнул плавсредство на воду. Пластина из исполинских, заточенных почему-то с обеих сторон карандашей, со звучным плеском покачнулась и устояла. Гарри примерился и прыгнул, стараясь не замочить ног. Ему вода эта тоже не нравилась.

* * *

Шестов решили не трансфигурировать: теперь дорогу освещал Скорпиус (применение магии несовершеннолетним вне учебного заведения, подумаешь, одним нарушением больше), а Гарри выудил из памяти самодвижущие чары. У Флитвика он занимался лучше, чем у МакГонагалл, и плот уверенно продвигался в нужном направлении.

Озеро резко стало глубже, как будто они проплыли над подводной ступенью, и Гарри решил, что это все же рукотворный водоем. Или же кто-то поработал над естественным озером, углубив его и уподобив бассейну. В любом случае следовало соблюдать осторожность.

"И помните: постоянная бдительность!" — всплыл в памяти голос Грюма.

Это их и спасло.

— ...тут, похоже, только водяные змеи и живут, — разглагольствовал Малфой. — Мелкие, бесцветные. Они же должны быть слепые, раз живут в темноте? Вот, глаза белые! Но они все равно плывут на свет Люмоса...

Ни одна из подземных тварей, с которыми Гарри боролся, не стремилась к свету — во всех возможных смыслах. Значит, они плывут на тепло. Или на магию...

Гарри едва успел выпрямиться и схватить Скорпиуса за шкирку, как из воды, чуть не перевернув плот, вынырнуло нечто.

Оно было размером, наверное, с моржа. Все тело чудовища было покрыто серебристой чешуей, как у рыбы. Его глаза были больше его брюха, голова больше его тела, с широкой, огромной пастью и острыми зубами. Кроме того, у него имелись крылья — слишком слабые, чтобы поднять эту тушу в воздух, но достаточно мощные, чтобы быстро плавать, не утруждая короткие кривые передние лапки. Они, судя по зазубренным когтям в половину пальца — его, чудовища, пальца! — длиной, служили другой цели.

Вопль мальчишки, сделавший бы честь и банши, не произвел на чудище никакого впечатления. Усиленное аврорское парализующее — тоже. Чешуйчатая тварь легла на бок, широко загребла крылом и развернулась. Она определенно решила протаранить плот. Его, впрочем, от поднятых чудищем волн и так шатало, точно в шторм.

— Конъюнктивус!

Нет, и ослепляющее, пусть и прямо в огромный глаз, оказалось бесполезно.

Тварь приближалась.

— Он нас перевернет! Что потом? — прокричал Скорпиус. Для пущей устойчивости он встал на четвереньки, вцепился пальцами в шестигранные "бревна". — Вплавь?

— Нет! — Гарри прыгнул ближе к центру. На болтающемся плоту это было не так-то просто. — Протего сфера максима!

Чудище врезалось лбом в опустившийся но плот купол. По задумке автора заклинания, материальные объекты должны были отскакивать от магической сферы, но тут дело обстояло иначе. Кокон защитных чар полетел, как обыкновенный мяч, вращаясь на ходу, как и положено мячу.

Гарри не следил за временем, но помотало их изрядно.

— Мы... Как... Носки в стиралке! — возмутился Скорпиус. Лицо у него покраснело, взмокшие волосы прилипли ко лбу. Он все не мог перевести дух от этой болтанки.

— Не... Преувеличивай, — возразил из чистого упрямства Гарри. То, что он в три с лишним раза старше второго спорщика, его не остановило. — Всего... Половина...

Радиуса действия и правда не хватило, чтобы накрыть весь плот. Должно быть, они представляли забавное зрелище: прозрачный шар, разделенный карандашной перегородкой напополам, торчащие из него наточенные грифели и два человека, у которых возможностей управлять своим движением не больше, чем у блесток в рождественском снежном шаре.

— Да нас просто отфутболили!

— Хотя бы... Не сожрали...

Гарри, несмотря на регулярные тренировки, не так быстро восстанавливал дыхание.

Чудище все-таки не оставило попыток включить их в меню, хотя его попытки и выглядели теперь скорее забавными, чем пугающими.

Управлять движением шара получалось плохо, а накладывать новое заклинание Гарри опасался: все-таки есть предел контроля. Не хотелось бы рисковать целостностью щитовых чар в столь ответственный момент.

Скорпиус довольно толково сотворил заклинание-липучку, и передвижение стало почти комфортным.

— О, а эти змейки ядовитые, — жизнерадостно сообщил Малфой. Под защитой сферы к нему вернулся исследовательский интерес. — Смотрите, вон, пара ядовитых клыков... И голова треугольная!

Гарри оставалось только кивнуть.

* * *

Бросок.

Еще бросок.

Чудище реагировало не только на магию, но еще и на свет, так что, когда ему уже поднадоело гоняться за не желающей ловиться жертвой, можно было слегка простимулировать чешуйчатого увальня, посветив Люмосом. Точность метода оставляла желать лучшего, но к противоположному берегу они все-таки приближались.

Наконец, после одного особенно удачного броска они увидели, что оказались на мелководье — похоже, и с этой стороны неизвестный вырубил ступени.

— А выбираться как будем?

Третье заклинание по-прежнему казалось Гарри неосуществимым. Пришлось убирать щит. Плот плюхнулся на воду, но не перевернулся и никого из пассажиров, слава Мерлину, не сбросил. Хотя здесь было более безопасно: даже змеек не видно. Во всяком случае, на расстоянии возможной атаки. Но надежную дорожку от плота до берега Гарри все-таки заморозил.

Поддерживать Протего столько времени и в самом деле было тяжеловато. А ведь еще нужно было удерживать трансфигурацию: это вам не стандартные школьные заклинания, рассчитанные на определенное, пусть и непродолжительное, время! А с формулами сплошная морока. Хоть и универсальные они, ничего не скажешь.

Малфой уже был на берегу, подпрыгивал в нетерпении. Часы он тоже настроил по-новой, и угол наклона был куда меньше. Неужели они уже близко?..

— Во-от тот коридор, — глаза у мальчика блестели. — Идем?

Гарри подозревал, что при таком интенсивном расходе магии скоро свалится от истощения. Но тем не менее он вскинул палочку и послал вперед заклинание.

Эхо от Гоменум ревелио вернулось быстро.

Человек.

Один.

И совсем близко.

ПРИМЕЧАНИЯ: Гарри, конечно, хороший боец, но вот теоретическая подготовка у него хромает. Впрочем, Гермиона легко бы опознала это чудовище, даже не прибегая к помощи волшебных книг. А вы сможете?

И это воспоминание у тени отобрали. Снова мрак, окутанный багрянцем; снова давящая на уши тишина — или же это была сосущая, безжалостная, точно трясина, пустота? Тень задыхался. Он помнил все, что видел — но воспоминания эти у него забирали, как будто из рук вырывали, чтобы содрать под копирку. Он чувствовал себя использованным. Измочаленным, оплеванным и использованным.

Наконец, картина сменилась. Еще раз.

Тень снова оказался за спиной у Кадма Певерелла. Похоже, что это была та же ночь. И то же кладбище, что тень недавно видел.

Бузина все еще цвела. Серовато-белые кисти пахли тревожно и невыносимо.

"Бери, что хочешь, Фэрганем! У меня уже забрали все, и тебе нечем поживиться! Бери, что найдешь, — но скажи мне, заклинаю, скажи, как работает Камень!" — почудился тени отзвук недавних речей Кадма.

Никогда нельзя доверять фейри. Они не говорят ни слова лжи — но правда в их исполнении ядовита, как цикута. Их дары прекраснее звезд — и холоднее льдов, плывущих по зимнему морю. Они не нарушают данных обещаний — но исполняют их так, что, право дело, лучше самому броситься на меч, не дожидаясь обещанного.

Кадм Певерелл, видимо, об этом не знал.

Он стоял у белого надгробия — босой, по щиколотку запутавшийся в темной траве, — и точно ждал чего-то. Ночь, похоже, выдалась не лучшая: мало того, что полнолуние, так и тучи набежали. Точнее, как-то незаметно сгустились безобидные прежде облака, небо насупилось, нахмурилось и приготовилось разразиться дождем.

— Остановис-сь... Остановис-сь... — шептала листва.

Кадм Певерелл был глух. И нем.

Тень, не в силах побороть любопытство, подобрался поближе.

Ветер крепчал.

Кадм Певерелл достал из кармана Камень. Однозначно, на сокровище короны он не тянул — невзрачный, блекло-серый; из всех особенностей — разве что огранка: сложная, фасетчатая, как будто самый край округлого камушка покрыли крохотные кропотливо вырезанные чешуйки.

— Уходи-и-и-и... — взвыл ветер.

Тень-то понял это предупреждение. А вот Кадм — нет.

Мужчина откинул со лба влажные пряди и выпрямился. Облизнул губы — коротко, нервно — видимо, и он был не железный.

— Аннстис... Ради нашей с тобой любви заклинаю: приди!

Тень замер. Все его существо содрогнулось — будь он призраком, сказал бы, что будто кто-то прошел по его могиле. Но он призраком не был, и дрожь его объяснялась лишь тем, что Кадм, по сути дела, ударил в ворота Иного мира — а значит, привел в движение все тонкие слои бытия.

Тень взмахнул рукой, пытаясь отвлечь мужчину... Хотя откуда у тени взяться руке? Показалось?

Так или иначе, все было зря.

Кадм — побледневший пуще прежнего, дрожащий, с дикими глазами — повысил голос:

— Заклинаю тебя звуком имени, Аннстис: приди, как должна, по зову!

Где-то рокотала буря. Но вместо грома, вместо хлещущего по ушам свиста ветер донес вкрадчивое:

— Нужно лишь горячее желание, Кадм Певерелл. Не ее — так твое.

"НЕ-Е-ЕТ!" — не выдержав, крикнул тень. Разумеется, не раздалось ни звука.

В лице Певерелла — ни кровинки. Мужчина вытянулся, пошатнулся, когда порыв ветра походя раздул его плащ, и вскинул левую руку к грозовому небу:

— Аннстис, заклинаю тебя своей волей...

Тень почувствовал, что его выворачивает наизнанку. Мир вокруг него содрогнулся.

— ЯВИСЬ!

Тень успел лишь мельком увидеть, как перед Кадмом Певереллом сгущается туман — и его вновь утянуло в багровую мглу.

* * *

Когда тень снова увлекло в воспоминания Кадма Певерелла — а он предпочитал называть это именно воспоминаниями — там было тепло и светло.

Где-то неподалеку переговаривались люди — словно ярмарка собралась.

Но обратить внимание на них не получалось: все затмевал Кадм Певерелл — с сияющим и точно помолодевшим лицом и робкой улыбкой. Тень, пожалуй, был рад этой перемене.

И все же где-то на краю сознания свербела некая тревожная мыслишка. Как будто все складывалось хорошо — слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Кадм быстрой, пружинистой походкой пересек площадь и отворил калитку. Кажется, тень узнавал этот дом из серого камня...

— Таль! — воскликнул Кадм, взбежав по вытертым ступеням крыльца. — Таль, ты только послушай...

Дверь отворилась — но стоявший на пороге мужчина ничем не напоминал синеглазого прорицателя.

— Осади назад, Певерелл, — процедил желтолицый, сутулый встречающий. На нем был черный костюм, слишком чопорный и аккуратный для обитателя этого дома.

— Мне нужен Талиесин! Он должен...

— Он никому уже не должен, — заступил ему дорогу мрачный тип.

Тень вспомнил запальчивое: "У меня уже забрали все, и тебе нечем поживиться! Бери, что найдешь..."

Мрачный смерил Кадма взглядом исподлобья:

— Вчера его сразило молнией. Наповал.

Они уже близко.

Гарри рванул вперед, не замечая ни как отстал Скорпиус, ни как сбивается его собственное дыхание. О всех предосторожностях он забыл — может быть, именно поэтому лично заинтересованных авроров отстраняют от дела.

Он едва вписался в поворот: налетел на угол, покачнулся, дернулся в попытке удержать равновесие... Это его и спасло.

Узкая клыкастая пасть щелкнула у самого его уха. Шею и наплечье, слава Мерлину, защищали вшитые в обмундирование серебряные пластины.

Зверь с коротким рыком приземлился у стены, аврор отлетел к противоположной. Шаркнули подошвы казенных сапог, и Гарри развернулся к нападавшему — уже в стандартной оборонительной стойке.

— ПР-РОЧЬ! — рыкнул он не хуже зверя. То, что это должен услышать и следующий за ним мальчишка, пришло ему в голову с некоторым опозданием.

Но, по крайней мере, коридор, из которого Гарри вышел — за спиной. Мальчишка где-то там. И спрячется, если котелок у него варит.

Зверь подобрался, ощерился и прыгнул, снова метя в лицо.

— Секо!

На желтовато-рыжей шкуре появилась алая полоса. Прекрасно, оно из плоти и крови.

"Сектумсемпра!"

Немного промахнулся — невидимые лезвия вспороли зверю бок, но неглубоко. Хищник взвизгнул, однако снова пошел на заход. Он явно целился в лицо, хотя собаки — а он более всего напоминал крупную широкогрудую псину — обычно выбирали руки или горло.

Вторая невербалка оказалась удачнее. Зверь упал, и Гарри точно наведенным заклинанием отсек ему голову. Исключительно предосторожности ради. Вызывать Адское пламя, чтобы испепелить тушу наверняка, он не рискнул.

— Малфой, — хрипло окликнул Гарри и, откашлявшись, добавил уже громче: — Выходи.

Мальчишка послушался. Подошел не сразу — видимо, геройствовать не стал и с самого начала отбежал подальше. Это хорошо. И из коридора вышел не сразу, а только оглядевшись. И палочка на изготовку. Это тоже неплохо.

— Он... все?

Бледно-зеленый Скорпиус Малфой. Ужасно похож на своего отца, но в школьные годы тот нечасто радовал Гарри столь живописной физиономией.

— Все. Путь свободен.

"Пока свободен," — про себя уточнил Гарри.

— У вас рука в крови, — шмыгнув носом, сообщил немного погодя Малфой. — Может, перевязать? А он ядовитый?

Гарри скосил глаза на холку твари. Ага, вот полоса более темной шерсти.

— Это жеводанский зверь, не лугару. Чего-чего, а отравы в нем нет.

А плечо он и правда порвал — просто Гарри в горячке боя не заметил. Рукав основательно намок кровью, но обычное Каутеро с ранами справилось. Да и обезболивающее, пожалуй, лишним не будет. С заклинанием Гарри решил не мудрить и вынул из кармана в подкладке плоскую фляжечку с зельем.

Закончив обработку, аврор свернул-таки туда, куда намеревался. Скорпиус Малфой трусил следом.

Темп пришлось сбавить. Галерея извивалась, делая порой неожиданные изгибы, но направление было лишь одно.

Вскоре ход начал расширяться. Потолок становился все выше, и фактически коридор плавно перетекал в подземный зал — в чем Гарри и убедился с полсотни шагов спустя.

Они оказались в огромной пещере. Она была... Честно говоря, она производила впечатление. Если взять хогвартское озеро и осушить его, а потом перевернуть кверху дном — то вот вам и представление о ее размерах. А главное — пещера эта была далеко не пуста.

Под сводами подземного зала раскинулся своеобразный город: он представлял собой нечто среднее между среднестатистическими трущобами и лагерем хиппи. Аврор Поттер и Скорпиус пришли несколько сверху, так что обзор открывался превосходный: сколько охватывал глаз, тянулись сараюшки, шиферные шалашики, обветшалые навесы... Разделяло их подобие узких улочек — столь же пыльных и серых, как и весь городишко. Окраины его тонули в темноте, но центр был худо-бедно освещен: одна из глыб на потолке источала блекло-голубой свет, будто подсвеченная льдина или исполинская гнилушка. Впрочем, это могла быть и фосфоресцирующая плесень — но Гарри это не особо интересовало.

Новое "Гоменум ревелио" — и он устремился туда, где заклинание обнаружило человека. Малфой что-то крикнул ему вслед — но он не потрудился прислушаться. Это все было неважно, уже неважно.

Пришлось поплутать меж этих хибар — пусть их и покинули давным-давно, мусора, мешающего пройти, здесь оставили предостаточно. Ржавые консервные банки. Скорлупки каштанов в промышленных количествах. Щерящийся пружинами дырявый матрас.

Хлам. Рухлядь. Отжившие вещи.

А цель его так близка.

Еще один лист шифера. Побитый молью театральный занавес. И вот он на месте.

Четыре наспех сколоченных — а ныне изрядно трухлявых — домишка ограничивали пятачок шесть футов на шесть. Три сваленных друг на друга полосатых матраса — чуть поновее, чем все остальное. И девочка, съежившаяся под слишком большой для нее синей шалью.

Не Альбус.

Гарри Поттер, герой всей магической Британии и главный аврор, упал на колени перед маленькой девочкой в заброшенном городе. И беззвучно завыл.

* * *

"Молчание массы подобно молчанию животных, более того, оно ничем не отличается от последнего. Масса обходится без истины и без мотива. Для неё это совершенно пустые слова. Она вообще не нуждается ни в сознании, ни в бессознательном. Такое молчание невыносимо."

Скорпиус никогда раньше не видел столь странных плакатов. Алые буквы, готический шрифт. И болезненный, безумный текст.

"Коль скоро мир движется к бредовому положению вещей, и мы должны смещаться к бредовой точке зрения. Лучше погибнуть от крайностей, чем от отчаянья."

Надписи на французском (которые Скорпиус кое-как разбирал) и английском, на немецком (с ним дела обстояли чуть лучше) и, кажется, итальянском... А это что, латынь? И снова английский:

"Гераклит учит о суде над миром, и о том, что все в нем будет охвачено огнем. “Всех и вся, нагрянув внезапно, будет Огонь судить и охватит”, — говорит он. Так кто же вознесет карающий меч, кому достанет сил явить приговор в этом полном лжи и неприкрытого зла мире?"

Огонь и безумие. Чудесно.

Гарри Поттер свернул не туда. Часы совершенно точно тянули Скорпиуса не туда, куда рванул аврор, но Скорпиус не мог продолжить свой путь в одиночку. Подземный город ему не нравился, не нравился и тусклый, точно мертвый, свет, льющийся с потолка, не нравились плакаты с привкусом сумасшествия и гнетущая тишина вокруг.

Даже с чудовищами было проще. Гарри Поттер все-таки не просто так считался крутым аврором.

Скорпиус откинул пыльный, пахнувший затхлостью занавес и вышел в своеобразный внутренний двор. И увиденное ему не понравилось еще больше.

Гарри Поттер скорчился на холодных камнях — жалко, безнадежно и глупо. Лицо он закрыл руками, но Скорпиус был уверен, что тот не плачет — он сам не мог плакать, когда узнал, что Альбуса больше нет, и почему-то знал, что и для мистера Поттера сейчас слишком тяжело, чтобы выдавить из себя хоть слезинку.

Но Скорпиус-то знал теперь, что Ал жив — почему же так подкосило Гарри Поттера? Он присел рядом и протянул руку, чтобы коснуться плеча мужчины, как раздался тихий голос:

— Не сейчас. Он продолжит путь, но только не сейчас.

Скорпиус вздрогнул и поднял голову. В дальнем углу дворика стояла босоногая девчонка не старше него самого, но глаза у нее были васильково-синие и серьезные, даже строгие. Можно подумать, что она видела Скорпиуса насквозь.

— Почему? И кто ты такая, чтобы...

— Потому, что его сердце устало верить. Не то что твое. И я просто вижу то, на что ты не обращаешь внимания. Во мне нет ничего особенного.

Последняя фраза прозвучала уж очень подозрительно. Как будто девчонка повторяет ее не первый раз, но от этого правдивой эта фраза не стала.

Ну и пусть.

— Меня зовут Скорпиус, — сказал он. — А кто ты?

Она снова смерила его взглядом — скорее настороженно, чем враждебно. Подтянула повыше и запахнула старую шаль; показались голые коленки и белый подол, слишком короткий для царящей здесь прохлады.

— Я Алиенора, — наконец произнесла она. — Papа́ звал меня Норой, но это было давно. — Она помолчала немного и добавила: — Вы пришли сюда за тем мальчиком?

Скорпиуса охватил трепет.

— А что, есть мальчик?..

Нора закуталась в шаль еще плотнее.

— Был один, но его увезли, и больше он не вернется. Теперь здесь есть второй, очень похож на него, — она кивнула в сторону аврора. — И первый был. Сначала не очень похож был, но это исправили. А теперь уже все равно.

— А где он? Где тот мальчик сейчас?

Она снова подняла свои невозможные глаза.

— Про первого ты и сам знаешь. А второго ты и без меня сможешь найти.

Часы и правда все еще указывали направление. Но откуда она знает?

— Ты видела Альбуса? Знаешь, где он?

Скорпиус понял, что выскочил вперед только тогда, когда девочка отступила. Она почти вжалась в стену — а он навис над ней. Еще шаг навстречу...

Внизу что-то звякнуло. Скорпиус опустил глаза — щиколотку девочки охватывала тонкая цепь.

Он почему-то смутился, а Нора прищурилась:

— Вы и без меня дойдете.

Губы у нее сжались в ниточку, подбородок задрожал.

— Вы можете дойти одни.

— А можем и не одни, — прозвучал за спиной хриплый голос. Аврор Поттер взял себя в руки. — Ты покажешь нам дорогу к Альбусу, если мы тебя освободим? Ты поклянешься не причинять никому из нас вреда, если получишь свободу?

— Мистер Поттер, она же просто девчонка...

— А стоит ли приковывать "просто девчонку" цепью из лунного серебра, скажите мне, мистер Малфой?

Алиенора стиснула шаль на груди и выпятила подбородок:

— Непреложный обет, мистер Поттер? Или честного слова хватит?

Он покачал головой. В лице он совершенно не изменился — как будто, успокоившись, уже ничему не позволял задеть себя.

— Не будем тратить слов. Мне хватит и одной цепи.

Он прошел по всей длине цепочки и, когда нашел ее основание, вмурованное в железную стену, резко взмахнул палочкой — и расплавленное железо алыми слезами побежало на землю.

Когда он поднял конец цепи, стало заметно, что она даже не потемнела.

— Веди нас, Алиенора. Веди, и я раскую твою цепь.

Тедди Люпина не покидало ощущение некой двойственности происходящего. С одной стороны, он, как страж порядка и (почти) дипломированный аврор, должен был возглавить операцию. С другой — всю инициативу перехватили Драко Малфой и его протеже. И если мистера Малфоя еще можно было понять — все-таки он старше, и за ввязавшегося в опасные поиски сына переживает, то почему так деятелен Неттлшип, оставалось загадкой. Он ведь фактически ровесник самого Тедди — почему же мистер Малфой так прислушивается к нему?

"Нет," — тут же одернул себя Люпин. — "Он отдает руководство ему."

Если у Тедди и были полезные таланты (метаморфомагия не в счет), так это умение понимать. Если легилимент может пробиться в сознание и прочесть чужие мысли, увидеть воспоминания чужими глазами, то эмпату — такому, как Тедди — даже и магия не нужна, чтобы знать: кто, как, к кому и почему относится. Распознавать эмоции было для него естественно — настолько просто, что иногда объяснить, почему он понял все именно так, Тедди не мог. Он безошибочно определял главаря банды, едва войдя в комнату; по наитию вел допросы; отличал правду от лжи и ложь — от вдохновенного вранья во спасение. В общем, Тедди мог на-гора выдать отличный результат — но безо всяких доказательств и объяснений.

Вот и теперь он видел, что мистер Малфой безропотно внимал юнцу едва не вдвое себя младше. И действовали эти двое слаженно, точно не в первый раз.

— Поезда курсируют, считай, каждый час — с расписанием не промахнешься. И время в пути минимальное, — Драко Малфой снова сверился с чем-то на экране своего телефона и продолжил: — Из достаточно быстрых альтернатив у нас только самолет, но в аэропортах контроль строже, а ваши документы могут насторожить магловских стражей порядка.

При этом он выразительно посмотрел на Тедди. Неттлшип только хмыкнул. Видимо, их магловские документы ни в какое сравнение не шли с наколдованными второпях бумажками Люпина.

— Посмотри еще, открыта ли опера. Думаю, лучше будет спуститься в катакомбы через подземное озеро, — выдал новое задание Неттлшип. — А пока едет поезд, я попробую снова навестить разум мистера Поттера-младшего.

* * *

"У меня уже забрали все, и тебе нечем поживиться! Бери, что найдешь..."

Нечем поживиться.

Теперь и вправду — нечем.

Кадм Певерелл выглядел теперь даже хуже, чем в тот миг, когда тень впервые его увидел.

— Аb aliis... transire ad alios... — шептал тот как проклятый.

Почему никто не видит, что он..?

"Не бродят призраки ни в молчаливом царстве Эребуса, ни в мертвенных глубинах царства Диса, но тело новое дух обретает и здравствует в мире ином..." — торжественно басил кто-то за его спиной.

Кадм развернулся и дерганой своей, напряженно-пружинной походкой направился прочь.

Прочь.

С площади, из города.

Аннстис ждала его на окраине. Прекрасная дева на скамье в цветущем кустарнике. Тонкие ветви сплетались у нее над головой, и мелкие белые цветы осыпались ей на плечи.

Бузина все еще цвела, но Аннстис не было до этого дела. Как не было дела и до бедного Кадма Певерелла.

— Мы уходим, — коротко бросил он.

Лишь когда он взял ее за руку, Аннстис подняла на него глаза. В них отражалось серое небо и белые цветы — и ничего более.

Ни вопроса, ни единого проблеска интереса.

— Идем же, — он увлек ее за собой.

Они вышли из города, и пересекли поле, и поднялись на холм; тень скользил следом. На полпути Кадм начал спотыкаться — он рвался вперед, не разбирая дороги, и вряд ли у него был какой-либо план.

Даже без Аннстис он казался более живым.

* * *

— Мистер Неттлшип! Северус!

— А?

Он вынырнул из видения — это оказалось неожиданно трудно. Как если бы он взялся работать в разгар лихорадки.

— У вас кровь идет.

Люпин — черт бы побрал это его участливое выражение лица! — протянул ему носовой платок.

И правда — кровь. Раньше, до издания "Напутствий магу мыслей", инсульт был профессиональным заболеванием легилиментов. Переоценил свои силы — и все, финал. Такая будущность прахом из-за какого-то чахлого сосудика в мозге. Северус, впрочем, и прежде пренебрегал техникой безопасности. Хотя таких дотошных наблюдателей ему раньше не попадалось.

Хоть в чем-то ему везло. Да и сломанный нос вкладывался в сброс давления.

— Спасибо.

Драко вышел из купе — должно быть, очаровывает проводницу, чтобы лишний раз не тревожила тонкий "ритуал". Ну вот, снова вспомнил тот первый сеанс. Захотелось выплеснуть скопившуюся желчь — но нет, нельзя. Да и к чему переводить слова на этого Люпина!

Как есть — восторженный щенок.

— Скажите, а можно... научиться этому?

Северус смерил собеседника мрачным взглядом — ну хоть это он может себе позволить?

— Можно. При наличии природной склонности и некоторого усердия.

— А...

— Нет, — отказал он, возможно, даже резче, чем следовало. — Конкретно вам этот вид магии противопоказан.

Неуверенная полуулыбка.

— Думаю, при должном старании я мог бы научиться. Понимаете, я...

— Вы эмпат, Люпин. Ваш визит в чужой разум будет примерно так же полезен вашей душе, как детонация рога взрывопотама.

На миг повисла тишина, а потом половина улыбки превратилась в целую.

— А вы любите яркие метафоры.

— Наглядность во имя понимания.

Они помолчали еще немного.

— Вы ведь знали, что вам не стоит пробовать?

Люпин пожал плечами.

— Но я не знал, Северус, не попробуете ли вы меня научить.

* * *

— "...И по мере того как Гренгуар углублялся в переулок, вокруг него все возрастало число безногих, слепцов, паралитиков, хромых, безруких, кривых и покрытых язвами прокаженных: одни выползали из домов, другие из ближайших переулков, а кто из подвальных дыр, и все, рыча, воя, визжа, спотыкаясь, по брюхо в грязи, словно улитки после дождя, устремлялись к свету..." — прокомментировал вполголоса Драко Малфой, пробиваясь сквозь толпу на вокзале.

— Дюма? — поинтересовался Северус.

— Гюго, — не оборачиваясь, ответил Драко. — Как мне рассказала милая мадемуазель проводница, с катакомбами связано множество легенд. В том числе и вполне литературная из "Собора Парижской Богоматери". Мол, там находился так называемый "двор чудес", прибежище разного рода жуликов, бродяг, беглых монахов, шлюх и убийц. Ну, и поэтов — в этом случае Гренгуара.

Наконец они выбрались из толчеи.

— Легенда о подземном озере под зданием Оперы не менее известна. Разумеется, благодаря романам этого несносного Леру. "Призрак оперы"! Если бы не финал, его бы судили за нарушение Статута о секретности!

— Такси, Драко, — устало прервал его излияния Неттлшип. — Нам пора садиться в такси. Молча.

* * *

— Ваше стремление к истории, разумеется, заслуживает восхищения, — голос смотрителя окутывал слушателей, прокрадывался в уши точно на мягких кошачьих лапах и незаметно заполнял сознание.

Пожалуй, голос и был его самой выдающейся чертой — в остальном мсье Клод с неразборчиво написанной на бэйджике фамилией не представлял из себя ничего примечательного: невысокая чуть полноватая фигура, подбородок с чуть намеченной ямочкой, по-детски пухлые щеки. Глаза неизменно полуприкрыты — не то от усталости, не то удовольствия.

Театр этот человечек — судя по его речи — любил трепетно и искренне.

— Разумеется, мсье Леру имел некоторый прообраз "подземного озера", но — вынужден вас разочаровать — это лишь резервуар с водой на случай пожара. Специалисты говорят, что он придает фундаменту устойчивости, но, право слово, я не столь сведущ в архитектуре.

— Да что вы говорите?

Носить фамилию Малфой, видимо, означало текущую в самой крови учтивость. Смотритель в сером костюме всплеснул изящными ладошками:

— Не спорю, резервуар производит впечатление! Мощь, объем, усмиренная стихия... Но не лучше ли уделить внимание более реальным вещам? Знаете ли вы, господа, что более ста лет назад мсье Кларк поручил записать голоса — величайшие голоса! — для потомков и сохранить урны с дисками в подвалах нашей Оперы? Не так давно их извлекли и оцифровали. Карузо, Мельба, Патти... Божественные голоса, господа!

Малфой кивал, весь будто в сопереживании, Северус к стыду своему вспомнил одного лишь Карузо, но потом утешился тем, что Люпин, вероятно, не знает и того.

— А если устремиться ввысь? Крыши Парижа стали прибежищем для пчел, и Опера — не исключение. Три сотни ульев, господа!

— Непременно взглянем, мсье. Но хотя бы резервуар мы успеем посетить до начала представления? — Драко был сама заинтересованность. — В конце концов, Опера Гарнье — это не только зал и Зеркальный салон...

— Разумеется, мсье. Мы успеем обернуться туда и обратно.

Слово свое он сдержал: "маленькая приватная экскурсия" успешно добралась до резервуара (как на взгляд Северуса, они представляли собой ухоженного и расцвеченного огнями двойника хогвартских подземелий) и даже полюбовались на живущих в водоеме сомов.

Нырять в глубину прямо перед смотрителем никто, конечно, не собирался, но когда Малфой с довольным видом вывел всю компанию вслед за смотрителем в фойе, Северус поймал Драко за рукав и прошипел:

— И что теперь? На крышу, посмотрим на пчелок?

Малфой снисходительно — нечасто он себе это позволял — ухмыльнулся:

— Зачем? С местностью мы познакомились, так аппарируем как приличные люди — из заказанной ложи.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Простите за долгий перерыв! Постараюсь исправиться! (до финала не так уж теперь и далеко)

Заклинанием головного пузыря уверенно владели все, так что проблем с погружением в озеро возникнуть не должно. Что до направления, с ним тоже все ясно: Неттлшип велел Тедди вызвать патронуса и направить его к Гарри. Еще и чары замедления на патронус собрался наложить. Все-таки удобно, что патронусы, в отличие от призраков, не проходят сквозь стены.

— Надеюсь, теперь мы его не потеряем.

Тедди заалел ушами. Вот и рассказывай таким! Ему-то собственный патронус нравился, хотя другие курсанты частенько смеялись над его — "ах, какой милашка!" — корги.

Тедди уже встал на краю озера, взметнул ввысь палочку:

— Пальто, Люпин. Или вам лишней нагрузки захотелось?

Тедди обернулся. Неттлшип, сохраняя удивительно кислое выражение лица, успел раздеться до рубашки и снять ботинки.

— И лучше использовать уменьшающие чары, чем оставлять на берегу.

Теперь, судя по ощущениям, еще и шея покраснела.

— Festina lente, говорил Октавиан Август. "Поспешай медленно".

— Северус, чуть меньше римлян, пожалуйста, — вполголоса сказал Драко Малфой. — Оставь мертвый язык для мертвого места.

* * *

Резервуар Оперы, он же подземное озеро, оказался не таким уж впечатляющим, как казалось с поверхности. Ни русалок, ни тритонов, ни даже самого завалящего кракена. Тедди, с детства восхищавшийся рассказами про участие крестного в Турнире Трех Волшебников (и пару раз погружавшийся в глубины хогвартского озера) был несколько разочарован.

Сизо-серая вода и блеклый люмос на конце палочки — вот и вся эпопея. Самое примечательное, что тут было — так это ходы на дне, похожие на исполинские каменные соты.

Даже плыть пришлось не так уж и далеко: серебристый корги, проигнорировав пару уходивших в глубину ходов, уверенно нырнул в третий. Самозваные спасатели последовали за ним.

Вниз, почти в полной темноте.

Затем налево и немного вверх, как будто поднимаешься по сифону.

И вот, наконец, поверхность.

Первым — за патронусом — вынырнул Неттлшип. Тедди — за ним. Вообще-то, конечно, нехорошо, что гражданский выскочил вперед аврора, пусть и недоучки... Но этот парень знает, что делает.

По крайней мере, он производит такое впечатление.

Драко Малфой вынырнул последним, к тому же благоразумно не стал высовываться — так и всплыл, как скромный белобрысый бегемот, только макушка торчит. Правда, опасения его были напрасными: берег, столь же холодный и серый, как каменные громады подвалов Оперы, был совершенно пуст.

Еще несколько слов, которые Неттлшип пробубнил под нос — и патронус замер, ожидая, пока волшебники выберутся из воды и отряхнутся. Осушающее заклинание произносили, преодолевая стук зубов — на берегу оказалось неожиданно холодно.

А еще из тоннеля впереди отчетливо дуло.

* * *

В отличие от озера, каменный коридор стал воплощением негатива. Во-первых, в нем было так темно, что даже люмос помогал слабо — так, отсвет фонарика в вечной ночи. Во-вторых, стоило пройти чуть подальше, и коридор начал сужаться, так что в результате пришлось двигаться друг за другом, а в иных местах и палочку-то поднять было затруднительно. Потолок, весь утыканный острыми камушками в мелких сколах, заставлял пригнуться. На исходе первого часа у Тедди заныла шея. На исходе второго он уже не был уверен, что сможет разогнуться.

Тедди шел последним — прикрывал тылы. И все потому, что Неттлшип не пустил его в авангард, а оставлять замыкающим Драко Малфоя было бы уж совсем бессовестно.

Порой — топать и топать в полутьме третий час подряд было довольно скучно — Тедди пытался подсчитать, сколько же промахов он допустил как начинающий аврор. Выходило много, и от этого на душе становилось еще муторнее.

Но хуже всего было гнетущее чувство, которое, похоже, порождали сами камни этого места. Мрак, холод и вечное молчание. Не к таким операциям он привык, совсем не к таким. Темные переулки, таинственные поместья — везде, где было пространство для маневра, а в случае промаха с заклинанием можно было сделать метательным оружием ближайший подсвечник. Здесь же он был стиснут, лишен большей части чувств и ощущал себя тараканом, дерзнувшим что-то замыслить против великана. Короче говоря, до окончательного падения духом оставалось совсем немного.

Но, к счастью, тоннель закончился.

Волшебник оказались на своеобразном холме — если так можно сказать о чем-то, погребенном в недрах земли. Футах в трехстах книзу раскинулось нечто, напоминающее лагерь беженцев: домишки из коробок и шифера, ободранные афишные тумбы, ржавые ящики — похоже, из доков; покореженные кузова машин... И какая-то каменная громада в самом центре этого бедлама.

— Полагаю, вы можете отозвать патронуса, — первым нарушил тишину Неттлшип.

— Но...

— Единственное место здесь, подходящее для ритуала, — это Монфокон. Вон та трехэтажная конструкция из балок. Средневековая виселица для массовой казни.

* * *

Мусорный город казался безжизненным. Тедди ожидал увидеть клошаров и люмпенов, оборванных детишек и хитроглазых женщин в лохмотьях — но видел лишь пустые улицы, горы хлама и возвышающийся над всем этим каменный куб Монфокона.

Даже бродяги и нищие ушли отсюда. Можно ли найти лучшее место для темного ритуала?

Идти стало труднее: хотя улицы и казались пустынными, следовало сохранять бдительность. Взгляд направо, налево; палочки на изготовку — только так можно сделать шаг вперед. Для нового шага все повторяется сначала. Взгляд налево, направо...

И все-таки они, пусть и медленно, продвигались вперед.

Чем ближе они подходили, тем более грозно нависала над ними громада Монфокона. Наконец они вышли к основанию виселицы. Четырехугольное строение покоилось на дюжине необтесанных каменных глыб, а крышу поддерживали шестнадцать столбов. Меж столбов были перекинуты двойные перекладины; на них грузно повисли цепи — местами ржавые, местами позеленевшие, а где и черные. Кое-где цепей не было, только крюки, острые даже на вид — похоже, им время не повредило.

Примитивное сооружение, но от этого не менее жуткое.

Тишина буквально давила на уши.

— Если я верно все помню, у этого куба три стены. Обойдем по периметру и найдем лестницу или проберемся через один из проемов? — прошептал Драко Малфой. — Я имею в виду, это же монфокон, как в романах Гюго или Дрюона?

— Проемы — они не кажутся вам странными? — рискнул подать голос Тедди. — По-моему, сквозь них видно совсем не то, что на самом деле. Они точно подсвечены изнутри.

— Что ж, тогда придется искать вход, — почти неслышно прошипел Неттлшип.

Драко Малфой передернул плечами и крепче перехватил палочку.

Они продолжили путь.

До подножия Монфокона оставалось с полсотни футов, когда Тедди услышал шаги. Совсем тихие, но все же! Двое или больше, тонко звякает металл...

Справа!

Тедди решительно шагнул навстречу опасности:

— Протего!!

Кто-то выкрикнул заклинание одновременно с ним. Потоки магии столкнулись, один из лучей срикошетил в гору покрышек, та задымилась...

— Рестингвере! Экспеллиармус! — послышалось из облака дыма.

Этот голос...

— Гарри?

Неужели он ослышался?

Некто закашлялся, но выступил вперед. Темная мантия аврора, палочка в одной руке и тонкая цепь — в другой. Очки покосились набок, одно из стекол почернело от копоти — как и щека.

А из-за спины пришельца раздалось не менее удивленное:

— Папа? О-ой...

* * *

Без дотошной, в стиле Грюма, проверки не обошлось, но обе спасательные команды наконец-таки признали друг друга. Мистер Малфой даже успел огорошить сына многозначительной пантомимой, смысл которой сводился к тому, что Драко Малфой в гневе страшен, хотя еще и не определился, насколько.

Неттлшип изучал Гарри Поттера тяжелым взглядом а-ля "Мерлин-как-же-вы-все-меня-достали".

Короче говоря, Тедди чувствовал себя почти лишним.

А потом все обратили внимание на девочку.

Наверное, ничего странного в том, что девочка выглядела заброшенной, в том, что ее наряд составляла главным образом шаль — и несколько ярусов разной степени поношенности тряпок. В конце концов, уже то, что она выжила в этом подземелье, было сродни чуду.

Зачем держать ее на цепи, Тедди не понимал. Крестный не сумел зачаровать оковы? Они, кажется, из серебра...

Но когда Тедди попытался приблизиться к девочке, Гарри почему-то натянул цепь:

— Не стоит, Тедди.

— Но почему? Может быть, я расколдую замок — мне неплохо удавались чары...

Гарри загородил ему дорогу.

— Это лунное серебро, Тедди. Девочка опасна.

Наверное, Тедди опять не сдержался, и лицо у него вытянулось в буквальном смысле.

Но нет, у хмыканья Неттлшипа оказался иной повод.

— Все просто, мистер Поттер; она — провидица.

Девочка взглянула на него с тоской и усталой ненавистью.

— Еще одна Трелони? Мало нам было пророчеств!

Может, Гарри и не до конца верил в это, но цепь ослабил.

— В отличие от Трелони, ее можно заставить увидеть то, что нужно спрашивающему. Впрочем, пророчества на нее тоже иногда находят. И она, в отличие от Трелони, их помнит.

Глаза девочки расширились, и тоска в них превратилась в ужас. Она вцепилась в шаль, как в последнюю защиту, и завернулась в нее так плотно, как только могла.

Гарри Поттер скептически выгнул бровь:

— Так почему бы не спросить ее в таком случае?

Неттлшип сухо и печально рассмеялся:

— А вы уже готовы жертвовать детьми ради своей цели? Чтобы она смогла увидеть, ее придется убить. Почти.

Скорпиус передернул плечами и шагнул ближе к девочке.

— Слушайте, хватит пугать Нору. Она же ничего не сделала.

Мистер Малфой положил руку сыну на плечо и стиснул его — весьма ощутимо, даже кончики пальцев побелели.

— Из-за какого пророчество тебя стали использовать, Нора? — Неттлшип обратился к девочке по имени.

Она облизнула губы и после короткой заминки ответила:

— Одна душа извечная скользит меж двух миров.

Трое бросили вызов ради великих Даров.

Двое погибли в муках, последний остался жить,

Но роду, что спорил со смертью, недолго под солнцем быть.

Минуло три столетья — снова ищут Дары.

Сгинули двое во мраке, один же обрел все три.

Трижды грозящий злодею, дважды герой убит.

Один одержал победу, и слава его гремит.

Дважды погибший воин счастлив с женой молодой,

Ребенок того героя выбран самой судьбой.

Именем дважды мертвым назван так же, как брат;

Он — наследник пути старинного, и с него не свернуть назад.

Он тенью скользит над миром, читает осколки снов,

И жребий его известен: отмерить долю Даров.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Монфокон — огромная каменная виселица, построенная в XIII веке к северо-востоку от Парижа, во владениях некоего графа Фалькона (Фокона), по имени которого и получила прозвище Montfaucon (от фр. mont — гора, и фр. faucon — сокол). По иронии, изобретателя на ней же и вздернули. Виселица представляла собой трёхъярусное сооружение на каменном фундаменте, квадратной в плане формы, со сторонами в 14 метров. Шестнадцать каменных столбов по трём сторонам периметра, высотой 12 метров каждый, и три (на некоторых гравюрах два) ряда горизонтальных балок создавали на трёх сторонах сооружения своего рода матрицы 3х5 из ячеек шириной около 2 и высотой около 4 метров. С балок свисали цепи, на которых вешали приговоренных. Одновременно на Монфоконе могли повесить до 45 человек. Если в каждом проеме вешали, как случалось порой, по двое, то число казненных доходило до 90.

— И как мы будем подниматься? — недовольно пробурчал Скорпиус. Теперь, когда спасательный отряд увеличился аж на три взрослых (или хотя бы совершеннолетних) волшебника, Скорпиуса взяли в кольцо. Мистер Поттер впереди, его крестник и Неттлшип — с флангов. Сзади, соответственно, Малфой-отец.

Ох, не хочется на него оборачиваться!

Алиенору тоже, посовещавшись, отправили в защищенный центр. Цепь вручили Тедди Люпину как самому шустрому. Остановит, если вдруг девочка решит сбежать. Ну, или догонит.

Все было гладко, пока отряд шагал по ровной, хоть и замусоренной, улице. Но теперь, у подножия Монфокона, их ждала лестница. Крутой подъем, выщербленные ступени.

Позиция на возвышенности — она же более выгодна для обороны? Скорпиус в исторических фильмах видел. А волшебники, согласитесь, не хуже лучников готовы к дальнему бою...

Скорпиуса попросили помолчать. Снова.

Да-да, Гоменум Ревелио не выявил впереди магических орд.

Ступени наверх явно были не простые: снизу еще ничего, просто высокие и неудобные, но чем дальше продвигались герои, тем выше становились ступени. Наконец они выросли до половины человеческого роста, и на них пришлось неуклюже закидывать ногу, а потом подтягиваться.

Кого бы здесь ни казнили, удобство в пакет услуг "последнее желание приговоренного" явно не включали.

Мистер Поттер достиг вершины первым — но вместо того, чтобы поднять сжимающего зачарованные часы Скорпиуса (как, вообще-то было оговорено!), рванул вперед.

За ним тенью метнулся Неттлшип, на ходу творя какое-то заклинание.

Когда Скорпиус — не без помощи Люпина — поднялся-таки на помост, причина странного поведения прояснилась.

С верхнего ряда балочных ячеек монфокона навстречу друг другу устремлялись ледяные потоки. Встречаясь точно по центру, они сливались в исполинский сверкающий сталактит.

А в его толще был Альбус.

Его точно заморозили в момент падения: тело выгнулось, руки раскинуты.

И — самое жуткое — ледяные потоки пребывали в постоянном движении. А с острия сталактита капала опалесцирующая серебряная жидкость. Точно в стоящую внизу чашу, такую ничтожно крохотную в сравнении с ледяной глыбой.

И, если обратить внимание на пол, то можно было заметить сложную вязь рун, окружающих чашу. Но это если обратить внимание. Мистера Поттера от пересечения черты удержало только вовремя прилетевшее заклинание подножки.

Неттлшип был трепетно внимателен к мелочам.

— Пустите меня! — прорычал аврор. — Мне хватит защитных чар на мантии!

Неттлшип, видимо, добавивший еще и связывающее, отпускать не спешил.

— Пересечете линию, и что с того? Наколдуете ледоруб? — его лицо исказилось презрительной гримасой. — Эта субстанция, кажется, сродни воспоминаниям. И я не могу ручаться, что там нет воспоминаний Альбуса Поттера.

После этих слов Гарри Поттер как-то обмяк и уже не пытался вырваться. Неттлшип снял чары и подошел к растерянному Поттеру.

— Нужно как минимум перевести руны. Чтобы открыть круг. И заставить эти... потоки мыслей... расступиться.

Гарри покачал головой.

— Я ничего не смыслю в рунах. Если бы здесь была Гермиона...

Драко Малфой сдержанно хмыкнул.

— Я тоже посещал курс древних рун. И, пожалуй, смогу дать примерный перевод. Но вот подобрать нейтрализующие руны — точнее, их связки — будет сложнее. Не помешал бы справочник... Желательно, старинный. Я уже вижу несколько дореформенных оборотов, которые дражайшее Министерство исключило из официального реестра.

Неттлшип прищурился, устремив взгляд кверху.

— Возможно, я сумею пробить ход наверх. Если получится соотнести наше положение с картой метро...

— Подождите! — вмешался в ход его размышлений Тедди. — Думаю, мы сможем получить старинный справочник.

Он вынул из кармана завернутый в пергамент осколок зеркала.

— Вы же не против мелкого шрифта?

* * *

— Перт, иса, эйваз...

По ту сторону зеркального осколка Роза Уизли шуршала потемневшими свитками.

— Может быть, вот эту комбинацию, "Живое пламя"?

— Допустим. Следующие — манназ, райдо, отал. Черт, они из разных аттов. Попробуем через асгардский.

Магических знаков заметно прибавилось — но не на полу, а на клочке бумаги. В набросках. Рисовать сразу начисто Драко Малфой не решался.

Все прочие отошли подальше, чтобы не мешать. Неттлшип ревизовал запасы зелий в своих карманах; карманов этих оказалось подозрительно много, а их вместимость бросала вызов здравому смыслу: никаких чар на вернувшемся к нормальным размерам пальто не ощущалось. Тедди, как было велено, караулил девочку — и заодно младшего Малфоя. И, по мнению Люпина, опасаться следовало скорее предприимчивого мальчишку.

— А почему вы решили, что Нора — пророчица? — как раз спросил Скорпиус. Неттлшип, похоже, за выгрузкой зелий пришел в относительно спокойное расположение духа, поэтому снизошел до ответа:

— Провидица, а не пророчица. Заметил край синей татуировки и предположил.

Скорпиус повернулся к девочке:

— Покажешь?

Та прищурилась и еще плотнее закуталась в шаль:

— Извращенцы.

— Но я оказался прав. К тому же это помогло, верно? По крайней мере, Поттер перестал дергать вас за цепь. Другой вопрос, почему такой экзотический проводник. Вас выводили на грань, ударяя током?

— Это не проводник, это...

— ТЕДДИ!

Крик Гарри Поттера разбил обманчиво безопасную тишину. Они расслабились слишком рано.

В отошедшего в сторону аврора вцепилась какая-то дамочка. Двигалась она с нечеловеческой прытью: только мелькали бурым облаком длинные волосы. Дриада? Фейре?

Люпин, конечно, бросился на помощь. Волшебные палочки тут бесполезны: прицелиться — не прицелишься, да и не факт, что заклинание подействует на... нечисть? Нежить? Мерлин ее разберет.

— КРУГ! НЕ ПУСКАЙ ЕЕ В КРУГ!

Тедди оглянулся.

Старший Малфой, вооруженный лишь огрызком мела, спешно дорисовывал знаки. Видимо, момент атаки был спланирован идеально — незавершенная руническая цепь могла сдетонировать, высвободив столько энергии, что шнурков не останется не только от недописавшего, но и от всего монфокона.

Минус один взрослый маг.

А Тедди и Неттлшип были слишком далеко от круга.

Правда, Тедди теперь сокращал это расстояние. И очень удачно: перед ним оказалась спина женщины...

Захват!

У Тедди — с его метаморфическими способностями, упорством, старательностью — не было проблем со скоростью или техникой. Только с точностью.

Удушающий захват пришелся не на шею — нет, своим предплечьем Тедди угодил дамочке точно по зубам. Чем она не преминула воспользоваться.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Единственное, на что хватило Тедди — это не разжать рук. Сообразить что-либо еще мешала нахлынувшая боль. Больно до судорог, до пелены в глазах, до невозможности... Даже держаться на ногах было выше его сил, так что он свалился, увлекая за собой кусачую тварь. Вампир? Упырь? Вовкулака? В академии авроров не учили различать существ по ощущениям от укуса.

Кажется, его теребили. Дергали. Поднимали.

Тедди все еще держал нападавшую.

Снова какое-то шевеление. Тошнотворный звук — почти что над ухом. На грудь что-то льется. Кровь? Боль в укушенной руке чуть стихает.

Его решили милосердно добить, пока он не стал кровососущей тварью? Мерлин, почему же все равно так больно...

— Люпин. Отпусти ее.

Он может различить, как кто-то трясет его за плечо, пытается разогнуть ему руки.

— Пусть сначала придет в себя... — второй голос звучит так растерянно!

— Нет, нужно спешить. Люпин!

Тряска переходит в совсем уж грубую. Между грудью Тедди и телом вампирки, которую он все еще сжимает, вклиниваются чьи-то руки. Место укуса уже почти не болит, но почему-то по шее, груди, животу разливается странный жар...

— Да помогите же мне! — первый голос молотом бьет по ушам.

Снова эти руки. Теперь к ним добавляются другие. И еще одни. Телу становится все горячее. А эти руки все пытаются разжать его хватку.

Еще немного, и он сгорит. И все наконец закончится.

А больно ли гореть?

Кто-то бесцеремонно рванул Тедди назад, на себя; вампирку в четыре руки отбросили от него. И, похоже, ощущение нестерпимого жара исчезло.

— Гореть больно, Люпин, и вы в этим убедитесь, если не встанете с меня сейчас же.

Неттлшип. Это Неттлшип.

Мир постепенно обретал четкость. Оказывается, все это время глаза Тедди были открыты.

— Прстте.

Собственный голос звучал надтреснуто, как у хриплого старикашки. Кое-как Тедди удалось скатиться на пол. Хоооооооооооолодно!

Его посадили — снова рывком. Под носом оказалась зеленоватая склянка.

— Пейте давайте, Люпин.

Тедди уныло посмотрел на пузырек. Не так он представлял свой конец... Что же, по крайней мере это будет быстро.

— Блгдарю вас.

Дрожащей рукой — неукушенной, но от этого не меньше залитой липкой черной кровью — Тедди поднес пузырек к губам. Смерть от яда все же лучше, чем участь вампира.

— Прща... АААААААААА!!!

Вся кровь прилила к лицу, из глаз хлынули слезы, рот обожгло горечью.

— Это всего лишь Перечное. Других энергетиков у меня нет.

Всем энергетикам энергетик! Тедди не только вскочил, но и ощутил достаточный прилив сил, чтобы начать колдовать. Можно прямо здесь и сейчас.

— П-перечное! Мне что теперь, с-самому идти самоубиваться?!

— Это была мавка, Тедди. Они не заразны.

Голос крестного звучал бесконечно устало. Гарри тоже основательно залило кровью этой твари. Как, впрочем, и Северуса.

— Как вы ее...

— Цепь из лунного серебра. Они просто отсекли ей голову. — слегка позеленевший Скорпиус махнул рукой куда-то назад.

Цепь лежала поодаль, вся в черных пятнах. Алиенора, непробиваемо спокойная, склонилась над ней.

Тедди вдруг замутило.

Девочка подняла на него глаза:

— Мавки только похожи на вампиров. Они не обращают своих жертв, а выпивают. По возможности — до капли. А еще они не умирают. Их природе противно только лунное серебро, и то — даже сгорев от его действия, они через некоторое время возвращаются.

Она подняла цепь и встряхнула ее — большая часть пятен осыпалась черным пеплом.

— Я оставлю цепь себе. Если вы не возражаете.

Алиенора встала, и Тедди увидел, что у нее на щиколотке алеет оставленная сорванной цепью ссадина.

Неттлшип за его спиной негромко произнес:

— Это она выводила тебя на грань.

Алиенора кивнула.

— Укус мавки не трансформирует. Просто... болит. А потеря крови довершает дело. Самое то для добычи видений. Лариш — эта мавка — никогда не приходила одна. Цепь делала меня... неприкосновенной. До поры до времени.

— Господа, отходите, — вклинился в разговор Драко Малфой. — Я закончил рунический круг, и он с минуты на минуту сработает.

Рунная магия — штука сложная, энергозатратная и тяжелая на подъем. То есть, ошибись немного — и рванет она без промедления, но в случае правильного начертания цепочки та срабатывает по принципу домино. Знак за знаком напитывается силой, запускается каскад реакций... Медленно, но впечатляюще.

Поразительно — даже для волшебников.

Три ряда нанесенных вокруг исходного круга рун из белых стали золотистыми, засверкали и засияли собственным светом. Серебристый сталактит подернулся рябью. Искрящиеся потоки хлынули вниз, в чашу, моментально заполнив ее и перелившись через край. На краткий миг они задержались у границ внутреннего круга, вспучившись не хуже бурлящей воды, но потом сломали и этот барьер.

Воспоминания — внутри голубовато-серых волн кружились чьи-то бледные лица — вблизи оказались жуткими. Когда твои ноги вдруг захлестывает такой поток... Бр-р! Скорпиус вспомнил греческие мифы — эти мутные воды один в один походили на Коцит, реку плача. Стонущие грешники, лютый холод и вечная ночь.

И все-таки сейчас это стоило перетерпеть.

Потому что когда сталактит полностью растаял, эти воды-воспоминания превратились в белесый туман и исчезли. А в центре круга остался лежать Альбус.

Первым рядом с ним оказался мистер Поттер.

Вторым — Неттлшип.

Почему Альбус так похож на тень самого себя?

Почему он никак не откроет глаза?

Почему, почему он так безвольно обмяк в руках мистера Поттера?

— Тот, кто будет подвергнут Испытанию Вотана, девять дней и ночей будет находиться на грани между жизнью и смертью, — прошептал Тедди Люпин. — На грани...

Он положил руку Скорпиусу на плечо, мягко удерживая его — а Скорпиус мало кому позволил бы такую вольность. Скорпиус неотрывно следил за темным силуэтом, склонившимся над лицом Альбуса.

— Мистер Неттлшип... Он же знает, что делать?

— Скорпиус, мы должны выбираться отсюда. Все от тебя зависящее ты сделал. Альбуса Поттера отправят в Мунго, или в госпиталь Цельса, раз уж мы в Париже, — вмешался отец. — Аппарировать из-под всей этой каменной толщи я не смогу, но если выйти к подземному озеру...

К ним неслышно подошла Нора.

— Никакой госпиталь не поможет мальчику, если его заберут отсюда. Его душа так и не вернется в тело, и помогать будет некому.

Драко Малфой посмотрел ей в глаза — куда внимательнее, чем кто-либо из взрослых до этого. По крайней мере, так показалось Скорпиусу.

— Северус, — негромко окликнул мужчина. — Кажется, тебе нужно это услышать.

* * *

— Яд синеголовой ифиты. Кровь. Порошок из жабьей шкурки. Толченое корневище веха. Пепел мака и розмарин, — шептал себе под нос Северус.

Он знал это зелье. Составов, которые можно было бы применить в Испытании Вотана, не так много. Но этот, без сомнения, был худшим.

— Кажется, тебе нужно это услышать, — привлек его внимание Драко.

Он стоял поодаль и держал за руку эту девочку. Почему?.. Ах да. Она же провидица.

Судя по всему, хороших новостей не предвидится.

— Что ты хочешь сказать? — устало спросил ее Северус. — Сколько у нас еще времени? Кто может отправиться за мальчиком?

Он опустился на колено, так, чтобы его глаза оказались лишь чуть выше глаз девочки — невозможно синих и серьезных.

— Отправиться за ним может любой из вас. Даже вы сами, — прошептала она. — Вот только вы не сможете ни вернуться, ни тем более вывести его. А ни за кем другим из взрослых он не пойдет.

Неттлшип прикрыл глаза. В глубине души он боялся именно такого ответа.

— Северус, о чем вы...

— Его опоили не обычным ядом или снотворным. Это "Дорога теней", — мрачно констатировал зельевар. — И это название отнюдь не фигура речи. Формально антидотом здесь будет Рябиновый отвар, но... Он не сработает, если не вернуть блуждающую по Иному миру душу. Для этого кто-то живой должен добровольно отправиться за Грань, разыскать там мальчика и уговорить его вернуться. Вот только наша провидица утверждает, что никто из нас не подходит для этого.

Там, за его спиной, Гарри Поттер прижимал к груди тело сына. Слышал он его приговор — или нет?

— Он не пойдет за взрослым, — вдруг потянула Северуса за рукав девочка. — Но может послушать друга.

Скорпиус вскинул голову. Только что Нора указала на него.

* * *

— Нет. Я не собираюсь рисковать единственным сыном. Это не обсуждается.

— Но, папа...

— Нет! — лицо Драко Малфоя пошло неровными блекло-розовыми пятнами. — Хватило и того, что ты устроил в конце семестра. Уверен, что и во время учебы произошла не одна столь же занимательная история, но их ты ухитрился сохранить в тайне. И не пепели меня взглядом — думаешь, я не заметил, как пляшет твоя стрелка? Я не явился в Хогвартс раньше только потому, что ни разу эти изменения не продержались достаточно долго, чтобы я мог нормально настроиться на аппарацию.

Тедди Люпин кашлянул:

— Простите, мистер Малфой...

— Вы будете указывать мне, Люпин, когда у вас будут свои дети.

— Папа! Я все равно...

Это был кошмар. И все-таки Северусу пришлось вмешаться:

— Я все еще могу страховать его. С этой стороны. Если Скорпиус согласен.

Драко ожег его взглядом, полным ярости — и боли:

— Ты даже себя не можешь страховать, Северус! И в отличие от тебя, сына мне никто не вернет.

— Я ВЕРНУСЬ! — остервенело выкрикнул Скорпиус. — Особенно если вы перестанете грызться и поддержите меня. В конце концов, Нора же как-то делала свои пророчества — и ничего, жива до сих пор.

Он отчаянно храбрился. Алиенора не выглядела довольной от его сравнения, но возражать не стала.

— Если вы не поможете, я приду сюда с вампиром и...

— Не хватит времени. Если вы не решитесь, то его время закончится, — Нора кивнула в сторону Альбуса. — А сын никогда вас не простит.

Это — уже посеревшему от таких слов Драко.

И тут раздался голос, которого не слышали уже довольно давно:

— Я могу страховать его. Могу умереть вместо него. Что угодно, если вы поможете вернуть Альбуса.

* * *

Новый ряд рун Драко Малфой писал собственной кровью на трансфигурированном в плотную ленту бинте. Самолично связал этой лентой руки Гарри Поттера и Скорпиуса. Отступил на шаг и критически обозрел картину: оба спасателя головой к голове Альбуса, все расположились по медианам равностороннего треугольника, вписанного в тот самый старый круг.

Мощная геометрия. Красивая. И опасная.

Куда там "Витрувианскому человеку"!

— Напиток Живой Смерти, — подал флакончик Неттлшип. — Скорпиусу хватит двенадцати капель.

Драко просяще посмотрел на него.

— Зелье. И руна. Более безопасный способ мне неизвестен.

Ноздри у старшего Малфоя дрогнули. Непослушными пальцами он стиснул флакончик и опустился на колени рядом с сыном.

Вдохнул.

Выдохнул.

— Возьми его за руку. Да, так пойдет. Открой рот — зелье лучше капать под язык.

В этот миг его лицо казалось белее мела. Но руки больше не дрожали.

— Помни: ты обещал вернуться.

Капля.

Другая.

Еще и еще...

— А ты — ты поклялся мне, Поттер, — севшим голосом оповестил аврора Драко Малфой. И одним росчерком вывел последнюю кровавую руну — на лбу бессознательного Скорпиуса.

* * *

Тень выдернуло из очередного воспоминания, но на сей раз его ждала не та, знакомая уже и пугающая багровая мгла. Нет, не она.

Тень оказался посреди отцветшей вересковой пустоши. Сверху — серое небо. Вдалеке — серый же, теряющийся в тумане горный кряж. А неподалеку шумела река.

Тень ничто не держало, и он скользнул к ней, как ему и хотелось. Река тоже оказалась серой — как камни по ее берегам, как утонувшее в ней отражение неба.

Пожухлый вереск и колючий терн. И ветер, вторящий шуму реки. Как будто кто-то зовет...

Тени показалось, что он и правда слышит чей-то голос. Не Кадма и не его братьев, не несчастного Талиесина, нет; этот голос, кажется, был знаком самому тени, а не пришел из чужих воспоминаний.

Что же он говорит? Не разобрать. Ну же, ближе, ближе!

Тень устремился к реке — голос доносился оттуда, однозначно. Скорее к реке!

Кажется, голос повторял имя — но тень никак не мог понять, какое. И оттого еще больше хотелось узнать.

Очередной порыв ветра насквозь прошил тень — но что это в сравнении с медленной агонией в клубах багровой мглы! Тень пробежал по потрескавшимся камням — это оказалось быстрее, чем он думал.

В ногах — хотя откуда у тени ноги — путались косматые плети вереска и жухлые перья папоротника-орляка. Кое-где мелькали последние лилово-розовые соцветия.

Тень следовал за голосом, уверяясь все больше, что это нечто безмерно важное; ему вдруг показалось очень нужным непременно узнать, кого голос так настойчиво зовет...

Он нашел его у самой реки — пятно золотистого сияния; в этом пятне — единственном светлом пятне на мили окрест — угадывался силуэт, тонкий и будто вытянутый. Неясно маячило лицо, можно было различить нос и шевелящиеся губы. Тень подошел вплотную, все еще силясь разобрать имя. Он попал в этот ореол света, и его обдало теплом погожего летнего дня — приятное чувство после всех этих воспоминаний.

И тут произошло невероятное — обладатель голоса заметил его. На сотканном из света лице звездами сверкнули глаза, рот раскрылся и Тень услышал отчетливое:

— Так ты со мной?

Иногда Альбус терпеть не мог пробуждения: бывает дурацкое такое чувство, когда умом уже проснулся, а тело не желает выползать из уютной постели. Да что там тело — в такие пробуждения понимаешь, что стоит только открыть глаза — и полное ощущение того, что моргаешь под грудой мокрого песка, обеспечено.

Это пробуждение было как раз из таких. И единственное средство против этого, по опыту Ала — крепко-накрепко, до боли и искр, зажмурить глаза — и открыть их.

Неприятно, но не гаже, чем чувствовать себя полуразложившимся дементором.

Бр-р-р!

Голубой потолок с перламутровыми облачками. Переливающиеся драпировки. Мягкие — просто проваливаешься — подушки и перина.

И как это его занесло в "Ракушку"?

— Ал! О, милый!

Почему мама плачет? Ну да, он очередной раз разругался с братом, кажется, даже дверью хлопнул — порой и не-гриффиндорцам требуется остыть...

Однозначно, что-то пошло не так. "Ракушка"... Эти слезы...

* * *

За прошедшие пару-тройку часов Гарри Поттер успел: побыть живым якорем в слишком-редком-чтобы-приравнять-к-некромантии ритуале; трижды аппарировать, чтобы переместить всех незнакомых с французской ветвью Уизли в "Ракушку"; нырнуть через семейный, специально подключенный, камин домой и переполошить всех на Гриммо; отправить Джинни к Альбусу; снова разжечь камин, чтобы вернуть Розу Уизли родителям (и почему она ночевала не дома?); вспомнить, что Лили и Джеймс остаются без присмотра, раз уж он не хочет пока брать их к Альбусу; снова камин и "Рон, пожалуйста, это ненадолго"; и опять камин, на сей раз чтобы самому отправиться во Францию...

Мерлин храни Вездесущую Каминную Сеть. Хотя от летучего пороха уже тошнит.

"Нет, он еще не проснулся. Нет, он не в коме, а просто спит. Все необходимые зелья я прокапал, так что его ждет самое что ни на есть нормальное пробуждение." Старый добрый Северус. Кислая мина и максимум помощи в виде пахучих, горчащих и пакостно выглядящих — но действенных — снадобий.

— Тебе нужно выписаться из гостиницы. Самым что ни на есть магловским способом, чтобы не беспокоить чародейскую жандармерию, — Билл перехватил его на лестнице. — У меня, к сожалению, нет приятелей в форме. Удивлен, как вы до сих пор не попались.

Гарри устало потер глаза.

— Да, конечно. Найду Тедди — надеюсь, он еще не забыл, что такое быть подростком...

За спиной раздалось тихое, но настойчивое покашливание:

— Поттер, на пару слов.

Гарри обернулся — и встретился взглядом с непривычно серьезным Драко Малфоем. Рука слизеринца крепко сжимала плечо девочки-найденыша.

* * *

Северус задавался вопросом: какая мантикора его укусила, что он согласился на пару с сыном Люпина изображать из себя Гарри Поттера. В версии "для магловского использования". Единственным плюсом было то, что роль Скорпиуса Малфоя досталась метаморфу. Северуса от подобных экзерсисов спасло лишь то, что он много, много лучше Люпина разбирался в реалиях мира маглов.

Аппарировали они к Опере — как к единственной точке, координаты которой знали они оба. Потом такси — разумеется, евро были только у Северуса. Чек, что ли, Поттеру предоставить...

Удовлетворения не было. Как не было его всякий раз, когда Северус спасал Мальчика-который-выжил. Было ощущение нудной, давно переставшей радовать работы, которая к тому же не желала подходить к логическому завершению. И примешивалось мерзкое чувство, что он опять ввязался в игру — и на сей раз даже не знал, какую...

— Мальчик! Мсье! Подождите!

Знал Поттер этого полицейского или нет? Почему этот мужчина рванул к ним, едва поддельные Гарри Поттер и Скорпиус свернули на улицу Реомюр?

— Мсье, простите за беспокойство...

Перешел на корявый английский — значит, встречал эту парочку путешественников раньше. Но, судя по официальному тону, знакомы они не были. Проверка документов? Высланная всем ориентировка на Поттера?

— ...ваш мальчик недавно показывал фотографию. Его ровесник, темноволосый, худенький такой.

— Мой сын. Сбежал в пригород, в гости к дядюшке. К счастью, мы быстро нашли его, хотя Скотт с перепугу успел развить бешеную деятельность, — солгал Северус, пытаясь выдержать тон, похожий на доброжелательный поттеровский.

Лицо полицейского вытянулось. Он весь точно поник, ссутулился, и Северус наконец смог прочитать имя на сверкающей металлом бляхе: Адам Бонне. Откуда у него такой интерес к младшему Поттеру? Прозондировать почву легилименцией — или не стоит?

Помни о доброжелательности, и никакого волшебства при маглах...

— Не беспокойтесь, офицер, проблема разрешилась.

Тот покачал головой.

— Рад за вас, мсье, но я не поэтому вас остановил. Мальчик на фото — уж очень он похож на Феррана. Знаете, шустрый такой мальчонка, все тут, по моему участку, бегал. А с месяца полтора назад пропал, будто и не было его. Он из приютских, так что искали его... не слишком рьяно. Я, честно скажу, думал, что он к матери подался — она из этих девиц была, — он повел плечами и, сделав многозначительный взгляд, дернул бровью. — Но она завязала и съехала отсюда. А теперь вы с этой фотографией...

— Сожалею, офицер, но мы ничего не можем сказать о вашем Ферране.

Доброжелательность. Никакой магии.

До чего же гадко.

* * *

Скорпиус устроился на поручне в беседке — для заседаний на здешней широкой скамье было холодно — и попытался сосредоточиться на шуме прибоя. Море, чайки, пронизывающий ветер... Все, как вы велели: "Пойди, погуляй пока". Давайте, берегите ваши жуткие секреты.

Нору вот не выставили. Хотя, наверное, на счет нее тоже что-то надо решать. Не возвращать же ее в катакомбы! Да уж, устроили приют имени вселенского зла.

Хоть бы к Алу пустили! Зануды.

Море. Чайки. Ну, или не чайки — какая разница.

Интересно, Ал знает, кто похитил его? Или преступники озаботились всякими скрывающими чарами и одуряющими зельями? А может, способ был магловский — лыжная маска, или шлем, или...

Краем глаза он заметил темный силуэт. Неужели в коттедже сменили гнев на милость и прислали за ним Черного человека?

Стоп. Это не Неттлшип.

К Скорпиусу приближался давешний мужчина, тот самый, с лакированной тростью — тот, который выдал мистеру Поттеру странное предупреждение на французском. Прилизанные темные волосы, высокие залысины. Лицо без возраста.

— Добрый день, — первым поздоровался Скорпиус. Этот мужчина казался ему пугающе необычным. Что-то глубоко, во фрейдовском подсознании, наверное, било во все колокола и призывало убрать обычную в его разговоре небрежность.

— И вам того же, молодой человек.

Все тот же хрипловатый голос. Спасибо хоть, что по-английски.

— Вижу, вы сумели отыскать друга. Поразительный успех для столь юного джентльмена.

Скорпиус смутился.

— Это все чары... И еще ваша подсказка, про Данфер-Рошро — вход в катакомбы именно там, это же была подсказка? Эм-м, спасибо, сэр...

Мужчина чуть склонил голову набок. Скорпиусу вдруг показалось, что он только что сморозил жуткую глупость, но ему почему-то симпатизируют и потому прощают.

— Есть связи сильнее крови, молодой человек. И чудеса, что творят без волшебной палочки. Цените их, цените, пока можете.

Скорпиус покраснел: кажется, под "отыскать" мужчина имел в виду отнюдь не то, что сначала решил Скорпиус.

— Вам стоит ценить и знаки тоже. Моя милосердная ипостась отметила Альбуса Поттера. Все надеется, что он сумеет верно использовать Дары.

— Какие дары? Ипостась? Подождите, ваша? Но кто...

Сухощавая фигура. Непроницаемый взгляд темных глаз.

— Я — Смерть неизбежная.

И, прежде чем Скорпиус успел подобрать слова, мужчина исчез.

Растворился облачком тумана.

Будто его и не было.

Полированное дерево. Таинственно поскрипывающий паркет. Зелень и оттенки коричневого.

— Малфои в свое время пришли к власти благодаря провидцу. Тот был стар и сед, он был одинок — о его наследниках ничего не было известно. Он был болен уже тогда, когда первый корабль Малфоев пристал к берегам Британии... Но он был мудр. И неизменно помогал нашим предкам. Он умер, так и не увидев расцвета Малфоев, но память о нем живет по сей день. И в память о его даре Малфои всегда готовы помочь таким же, как он.

Нора подняла глаза: там, где широкая лестница расходилась надвое, стену украшал потемневший щит. На щите был отчеканен серебряный дракон, чье узкое змееподобное тело обвивало двуручный меч. А на фоне — на фоне угадывалась тройная синяя спираль. Точно такой же трискель, как у нее на груди.

— Поменьше слушай высокопарные россказни моего мужа, крошка, — с улыбкой сказала ей светловолосая женщина. В своих расклешенных джинсах и цветастой блузе она казалась более неуместной в этом поместье, чем сама Алиенора. Но, кажется, ее это совсем не беспокоило. — Не переживай. Он совсем не такой зануда, каким кажется. Возможно, он тебе даже понравится.

— Почему вы это делаете? — наконец спросила девочка.

Женщина улыбнулась и скосила глаза на Драко Малфоя. Он все так же сдержано ответил:

— Потому что это мой долг. И мое желание. И, потом, ты на это уже согласилась.