Легенда о Зорро (гет)

Изабелла сама не заметила, как заснула, сжимая руку жениха, уверенная в том, что он не покинет её, и безмятежно проспала до полудня. Лучи полуденного солнца проникли в её комнату через открытое окно, не остановившись перед тяжёлыми занавесями, наполнили всё пространство плотным золотистым почти осязаемым жарким маревом и разбудили её. Изабелла открыла глаза и вскочила с постели, определив время по стоящему в зените яркому солнцу, новый день показался ей сбывшимся кошмаром, — Диего не было рядом, и она выбежала на террасу, вдохнув полной грудью духоту неподвижного напоённого солнцем и ещё не развеявшейся утренней влагой воздуха. Сеньорита на секунду задержалась на террасе, чтобы осмотреться — гасиенда показалась ей пустынной, покинутой, отчаяние охватило её:

— Диего, — позвала она, и едва не вскрикнула, увидев жениха.

Дон Диего сидел на скамье в тени платана и менял струны своей гитары, а его отец тут же за столиком сверял счета, перемежая расчёты глотком мадеры.

— Доброе утро, Изабелла, — произнёс молодой дон, поднимаясь, и отложил гитару, — я надеюсь, вам удалось отдохнуть и выспаться, мы с отцом не посмели будить вас. — Изабелла бросилась к жениху и покрывала поцелуями его лицо, повиснув у него на шее, когда он мягко отстранил её, удерживая над землёй. — Благодарю вас, Изабелла, ответ очевиден, и я рад, что вы пребываете в хорошем настроении.

— Отпустите меня сейчас же, — не этих слов, не этого спокойствия ждала она от жениха. Молодой дон не торопился исполнить приказание своей невесты, он будто куклу держал её на вытянутых руках, и, весело улыбаясь, смотрел в рассерженное лицо сеньориты. — Я должна поговорить с вашим отцом, я вижу, вы окончательно лишились рассудка, — я одна пекусь о благополучии нашего семейства. Ваша беспечность дорого нам обойдется, если только дон Алехандро не выслушает меня.

Дон Диего пожал плечами и аккуратно поставил невесту на землю.

— Прошу вас, дон Алехандро, — Изабелла бросилась к сеньору, едва ощутив твёрдую почву под ногами, — вы же знаете, как найти управу на Монастарио?!

События этой ночи не позволили дону Алехандро заснуть, и теперь он полностью разделял страхи сеньориты ди Марез. Едва невестка забылась сном, его сын облачился в чёрные одежды Зорро и, не тратя ни минуты на объяснения, скрылся во тьме. Дон Алехандро был не единственным, кого потревожил в эту ночь чёрный всадник. Дон Игнасио Торрес был вынужден снарядить зятя и двоих своих пастухов на подмогу преступнику. Те устроили переполох на гасиенде дона Энрике Монастарио, который проснулся посреди ночи от странного сна: ему снилось, что его давний враг — Зорро — стоит на пороге его кабинета — впрочем, это был не сон. Дон Диего был доволен результатом ночной эскапады, теперь Монастарио, испытавший на себе силу банды Зорро, поостережётся нападать, пока не будет уверен в победе. Он не знал, какой каверзы ждать от отставного капитана, но надеялся, что у него есть время, пока извращенный ум преступника работает над очередным планом мести. Вернувшись домой задолго до рассвета, он был занят лишь тем, чтобы не потревожить сон невесты, и забыл поделиться своими соображениями с отцом.

— Что же мы можем предпринять, Изабелла?! — не однажды задавал сам себе дон Алехандро этот вопрос. — Монастарио теперь землевладелец, и даже, если комендант пуэбло поддержит нас, и мы убедим губернатора в том, что капитан опасен, тот в лучшем случае назначит разбирательство и пришлёт судью.

— Мы должны сделать хотя бы это, — Изабелла не собиралась уступать своё счастье без боя и готова была делать, что угодно, лишь бы только действовать, — дон Энрике собрал банду самозванцев, которая терроризирует город, мы сможем доказать это, комендант Гарсиа поддержит нас. Поедем к губернатору, вряд ли письмо сможет описать всю серьёзность нашей ситуации, я сама поговорю с ним, — Изабелла улыбнулась своим мыслям, она нашла решение мучавшей её проблемы. — Да, мы должны уехать в Монтеррей, уедем как можно скорее.

Диего обеспокоенно посмотрел на невесту, он подошёл к ней, взял за плечи и развернул лицом к себе:

— Не стоит покидать гасиенду, Изабелла, поверьте мне, на дороге в Монтеррей вы окажетесь беззащитны перед бандой самозванцев.

— Признаться, я была лучшего мнения о вас, Диего. Неужели вы решили бросить нас на произвол судьбы, или вы хотите сказать, что не сможете защитить себя и нас от каких-то разбойников?! Возьмитесь за ум! Вы не поняли меня! Вы едете с нами, вы не можете оставаться здесь.

— Диего, Изабелла права, нам нужно уехать, — дон Алехандро был готов во всём потакать женщине, которая нежно и преданно любила его сына.

— Вы и вправду недооцениваете меня, Изабелла, — проговорил Диего, улыбаясь и в очередной раз привлекая к себе невесту, — вы считаете, что я не смогу совладать с Монастарио, но однажды я уже победил его.

— Может быть, но подумайте немного и обо мне, вряд ли вы понимаете, что значит ждать, имея лишь тусклый луч надежды, что ваши способности к фехтованию и великолепный конь приведут вас домой к рассвету. Мне страшно подумать о том, что может случиться с вами, пока вы заняты делами Зорро, — заявила Изабелла.

— Сынок, разбирательство свяжет Монастарио по рукам и ногам, и он не сможет действовать открыто, дорога до Монтеррея и обратно займёт какие-то три дня, — дон Алехандро окончательно принял сторону невестки.

— Отец, три дня дороги туда и обратно без остановок, на взмыленных лошадях, а не в карете, при условии, что нам повезёт сразу же увидеть губернатора и убедить его. Да и кто знает, что может случиться за это время? В прошлый раз самозванцы за три дня могли трижды взорвать казарму.

— И трижды убить вас, — вскрикнула Изабелла.

— Решено, я прикажу помочь вам собрать вещи, Изабелла, — сказал дон Алехандро, поднимаясь из-за стола, и Диего разочаровано посмотрел на отца.

— Я никуда не еду. Зорро не может оставить Лос-Анджелес и его жителей на расправу самозванцам.

— Диего, умоляю вас, вы же знаете, что без вас наше предприятие потеряет всякий смысл: ни нашего пуэбло, ни этой гасиенды — этого мира не будет без вас, — нежно проговорила Изабелла, приближаясь к жениху, пытаясь обнять его, и он неожиданно с жаром ответил на её объятие.

— Вы совершаете ошибку, Изабелла. Поймите, перчатка брошена — вызов принят, не в правилах Зорро бежать от опасности. Потерпите немного, вам ничего не грозит, а я рано или поздно одолею Монастарио.

— О, почему вы всегда пытаетесь оправдать свои безумства этим пресловутым кодексом чести. Я пекусь о вашей жизни, Диего, вы останетесь живы, и, если это вас так волнует, я лично позабочусь о том, чтобы превратить в ад жизнь каждого, кто назовёт вас трусом. Неужели вы не понимаете, что Монастарио не один, и каждый из его подручных одинаково опасен.

— Я тоже опасен, поймите это, Изабелла! — воскликнул дон Диего, но сеньорита уже не слышала его увещеваний, она приступила к уговорам, использовала все свои чары: рыдала, взывала к сыновней любви, ругала жениха, пеняла на его беспечность, топала ножкой, махала юбками, грозила, молила, — но всё было без толку.

Солнце равнодушно совершало свой путь по небу, пока Изабелла ди Марез, то заключаемая в объятия, то вырывавшаяся из них, пыталась вразумить жениха. Диего старался не выпускать её из рук, усилия невесты веселили его, он, как куклу, переставлял её по патио, привлекая к себе, стоило ей вырваться и представить очередной довод в пользу отъезда. Возможно, эта сцена заслуживала более пристального внимания, чем жаркий взгляд равнодушного светила, но слуги на гасиенде де ла Вега слишком ценили часы сиесты, чтобы посмеяться над хозяевами или заметить других, более внимательных наблюдателей. Три пастуха с гасиенды дона Энрике Монастарио стали свидетелями этого и других разговоров, которые сопровождали отъезд Изабеллы ди Марез и дона Алехандро де ла Вега в Монтеррей…

* * *

Диего проиграл в споре, Изабелла, отчаявшись переубедить жениха, уехала в надежде, что тот последует за ней. Весь день и весь вечер солнце без милости жгло одиноких путников, и путь их был от того тяжелее, что к одолевавших их сомнениям и переживаниям примешивалась эта жара. Дон Алехандро и Изабелла ежечасно оглядывались, ожидая в каждом случайном попутчике разглядеть знакомые черты, но их надеждам не суждено было сбыться. Путники нарочно замедляли ход своих лошадей, в надежде, что эта их медлительность поможет Диего нагнать их, и, несмотря на то, что безоблачная светлая ночь позволяла им продолжить свой путь, предпочли остановиться на привал, едва смогли найти подходящее укрытие от ветра. Расстроенные путники грелись у костра, когда всадник в длинном чёрном плаще и низко надвинутой на глаза шляпе возник перед ними.

— Изабелла, отец, быстрее садитесь на лошадей и уезжайте в холмы, не останавливайтесь, Монастарио едет сюда, я задержу его, пока Бернардо не приведёт гарнизон Лос-Анджелеса на подмогу. — Зорро подхватил Изабеллу и усадил в седло. — Я надеюсь, ты позаботишься о будущей сеньоре де ла Вега, отец, и не позволишь моей невесте натворить глупостей.

— Диего, — Изабелла соскользнула с лошади, опираясь на плечи жениха, но Зорро не позволил сеньорите ощутить твёрдую почву под ногами, удерживая её над землёй.

— Изабелла, я люблю вас… безумно, и с каждым днём я влюбляюсь всё сильнее, — Зорро обнимал Изабеллу, которая млела в его руках, не находя в себе сил произнести хоть слово, — но сейчас я должен покинуть вас, чтобы защитить своё счастье от грозящих опасностей. Прошу вас, доверьтесь мне, Изабелла, ни Лос-Анджелеса, ни нашей гасиенды, ни этого мира не будет для меня без вас.

Изабелла задохнулась от овладевших ею чувств и окончательно потеряла дар речи, позволив жениху усадить себя в седло, дон Алехандро подхватил её лошадь под уздцы. Путники спешили, и вскоре острые скалы, так надёжно скрывавшие их от ветра, сменились каменистыми холмами, поросшими жухлой травой и редкими деревьями. Дон Алехандро и Изабелла свернули с дороги, поднялись на холм, чтобы последовать каменистым тропам, которые обещали укрытие от грозивших им опасностей, и оглянулись в последний раз, прежде чем холмы окончательно скроют от них всадника на вороном коне, источник их волнений и надежд. Дорога была видна с холма как на ладони, Зорро чёрной тенью выделялся на фоне сероватых скал в свете яркой луны… Облако пыли, говорившее о приближении всадников, угрожающе вытягиваясь, разрастаясь, извиваясь змеёй, приближалось к повороту дороги. Зорро вскочил в седло, его вороной конь быстро набирал скорость, на всём скаку чёрный всадник атаковал морду серой змеи, пыльное облако прорезали молниями сверкнувшие сабли противников Зорро, змея остановилась, замерла, проглотив несъедобную добычу, встала в стойку и чёрный всадник, взмахнув длинным хлыстом, разрубил её пополам. Пыльный морок завис в воздухе и через мгновение растаял — змея рассыпалась на несколько черных змеёнышей. Тени чёрных всадников маячили на дороге, и дон Алехандро никак не мог разглядеть сына, он стал спускаться с холма, возвращаясь на центральную королевскую дорогу, на время позабыв о своей спутнице. Отчаянно погоняя свою лошадь, старший де ла Вега настигал всадников в длинных чёрных плащах, преследовавших расплывчатую от поднимаемой пыли фигуру, в которой отец узнал сына. Зорро далеко опередил преследователей, им было не догнать его, и всё же дон Алехандро не замедлял бег своей лошади, он знал, что тропа, которую избрал его сын, заканчивалась тупиком — печально известным ущельем дьявола, погубившим не одну жизнь, и только узкая неверная каменистая тропа по-над пропастью вела в объезд ущелья. Раньше или позже Зорро придётся сразиться с четырьмя равными ему по вооружению противниками, и отец собирался увеличить шансы сына на победу в этой схватке.

— Стреляйте же, стреляйте в него! — услышал дон Алехандро знакомый голос отставного капитана, Зорро приближался к ущелью, будто не желая замечать непреодолимого препятствия на своём пути, он не замедлял бег своего коня. Торнадо птицей перелетел через ущелье — сердце отца зашлось от страха и гордости за сына — чёрный всадник остановил своего коня на плато за ущельем дьявола и выпрямился в седле. Прозвучали выстрелы, но жалкие попытки разбойников настигнуть Зорро на этот раз были обречены на провал, по крайней мере, отец был уверен в том, что никакая сила не сможет навредить его сыну. Эта уверенность вернула дона Алехандро к действительности, заставив озаботиться собственной безопасностью и вспомнить о своей спутнице. Он развернул свою лошадь и поспешил покинуть место боя, но дикий крик, огласивший ущелье, заставил его обернуться: один из самозванцев решил последовать за Зорро, но его лошади не удалось миновать ущелье, — разбойник осознал ошибку ещё до того, как рухнул в пропасть. Участь бандита мало взволновала дона Алехандро, другой предмет занимал его теперь куда больше: Изабелла ди Марез, будущая сеньора де ла Вега, мать его будущих внуков, приближалась к нему. Сеньорита не могла видеть то, как её жених перелетел через ущелье, но, должно быть, стала свидетельницей участи, постигшей одного из самозванцев, и горячечный вид Изабеллы не удивил её будущего свёкра. Не разбирая дороги, сеньорита погоняла свою лошадь, и, изловчившись, дон Алехандро вырвал поводья из рук невестки, прервав смертельную скачку.

— Изабелла, Диего в безопасности на том краю ущелья, и нам лучше поспешить, пока разбойники не вспомнили об ускользнувшей из рук добыче, — Изабелла будто не слышала слов сеньора, она не сводила глаз с ущелья, и, проследив взгляд сеньориты, дон Алехандро оглянуться во второй раз. Мгновение назад он видел тёмный силуэт Зорро на противоположном краю ущелья и знал, что его сын в безопасности. Теперь он не увидел своего сына — только вороной конь стоял в нескольких метрах от края ущелья, потеряв седока. В свете яркой луны Торнадо, печально понурив голову, ворошил, расталкивал мордой что-то чёрное… что-то, в чем с трудом угадывалась человеческая фигура. Зорро лежал на земле, не реагируя на старания своего коня, пытавшегося поднять, разбудить хозяина. Дону Алехандро было невыразимо сложно осознать произошедшее, и всё же объяснение этому могло быть только одно — разбойники убили его сына. Отец задохнулся от горя, самозванцы поворачивали лошадей, собираясь бежать, не обращая внимания на несчастных свидетелей своего злодеяния, и дон Алехандро мог думать лишь о том, что он должен отомстить за смерть сына, если это последнее, что ему осталось. Не задумываясь о последствиях, несчастный отец вынул шпагу из ножен, ударил свою, готовую уже пасть под ним, лошадь в бока шпорами и направился к разбойникам — выстрелы остановили его на ходу:

— Мы позаботимся о разбойниках, дон Алехандро, — лейтенант Гарсиа, комендант пуэбло Лос-Анджелеса, с половиной гарнизона приближался к ущелью, и выстрелы его улан убили под разбойниками лошадей. От неожиданного окрика, шума выстрелов, убитый горем отец пришёл в себя.

— Изабелла, мы объедем ущелье, — проговорил он.

Дон Алехандро поехал вперёд, уводя лошадь сеньориты за собой, и Изабелла отпустила поводья. В молчании они следовали неверной каменистой тропой по-над пропастью. Дон Алехандро первым оказался рядом с сыном:

— Диего, что с тобой? — проговорил он, приподнимая Зорро за плечи и снимая с него маску. — Диего! — ответа не последовало.

Изабелла спешилась рядом с доном Алехандро и стояла в нерешительности, глотая слёзы: «Этого не должно было случиться, только не с ней, только не с ним» — эта мысль внезапно придала ей силы.

— Диего, Диего, — то ли прошептала, то ли прокричала она, но, наверное, всё же прошептала, она не владела своим голосом, опускаясь на колени рядом с женихом, его лицо по бледности не уступало лунному диску, равнодушно светившему с неба. Его рубашка была мокрой от крови, и, пытаясь дрожащими пальцами расстегнуть её, не устояв на коленях, Изабелла упала ему на грудь — в тишине поздней ночи, она явственно услышала, как с губ возлюбленного сорвался стон. — Диего, — вскрикнула она. Тёмная кровь обильно заливала тело, пропитав и рубашку, и плащ Зорро. — Он жив, жив, — закричала она, он был жив, он дышал, Изабелла пыталась остановить кровь, вздрагивая и заливаясь слезами. — Благодарение Богу, Диего, — прошептала она, покрывая поцелуями его лицо. Дон Алехандро пришел в себя и превращал в бинты чёрный плащ Зорро, неловко орудуя ножом.

— Нам нужна коляска, — проговорил он, перевязав сына.

— Да, конечно, вы правы, я останусь здесь, прошу вас, — сказала она.

— Я возьму Торнадо, — произнёс дон Алехандро и вскочил в седло…

Следующая неделя превратилась в один кошмар для обитателей гасиенды де ла Вега. На дона Алехандро легли не только заботы о делах гасиенды, но и прикрытие Зорро от любопытных друзей и соседей, которые по очереди, а то и всем скопом, наведывались в гостеприимный и богатый дом, желая поделиться новостями о гибели дона Энрике Санчеса Монастарио. Каждый гость интересовался отсутствием дона Диего, и легенда о том, что он уехал в Монтеррей, не раз подвергалась сомнению. Дон Алехандро, никогда не страдавший излишней подозрительностью, был на грани паранойи, ему казалось, что каждый о чём-то догадывается. Особенно большой переполох наделал дон Игнасио Торрес, который, кроме священника из ближайшей миссии, привёз окровавленную чёрную рубашку, обрывки заскорузлого от крови плаща, маску, шляпу и шпагу Зорро, которые, по словам падре Филиппе, были найдены индейцами из его миссии на плато за ущельем дьявола. Намёк дона Начё о том, что у него есть знакомый врач, который в случае чего будет молчать, привёл дона Алехандро в состояние крайнего возбуждения. Изабелла ди Марез лишь изредка составляла компанию хозяину дома, проводя всё время у постели больного, и тогда от неё было мало проку: она сидела молча с растрёпанными волосами и опухшими от слёз глазами, вызывая ещё больше подозрений у наезжавших гостей. Зорро пребывал в бессознательном состоянии и мог по праву считать себя самым счастливым обитателем гасиенды де ла Вега, пока на третий день ему не повезло очнуться, обнаружив себя в своей постели, и вдохнуть всю атмосферу всеобщего безумия, включавшего запертые двери, страхи всего и всех, постоянное беспокойство по поводу его самочувствия, частые визиты соседей и прочие неприятности.

Собственная рана произвела на него неприятное впечатление, его бросало в жар от одной мысли о том, какой опасности подверглись его отец и невеста, решив последовать за ним. Ни дону Алехандро, ни Изабелле не удалось удержать его в постели, и, стараясь не подавать вида, что всё еще с трудом держится на ногах, он вскоре сам успокаивал подозрения любопытных соседей и коменданта пуэбло, который имел свой собственный взгляд на произошедшее:

— Да, как я уже говорил дону Карлосу, бандиты в окрестностях Лос-Анджелеса могли творить свои чёрные дела только под личиной Зорро, а теперь они лишились и такой возможности, — говорил лейтенант, вливая в себя очередной бокал вина. — На моих глазах… о, что это было за зрелище, дон Диего… Я раньше думал, что ни один человек на свете не в состоянии противостоять семи равным по вооружению противникам, но ему это почти удалось. Зорро поверг на скаку трёх противников, оставшиеся преследовали его, но он опередил их, перелетев через ущелье дьявола на своем вороном жеребце, и, если бы они не стреляли в спину, он бы спасся. Да, я отправил капрала Рейеса, чтобы он вместе с солдатами достал тело со дна ущелья, тело одного из самозванцев, так этим самозванцем оказался не кто-нибудь, а Монастарио, нет, вы представляете, дон Диего, это он угрожал мне немилостью губернатора, — комендант вздохнул, налил себе вина и, испытующе глядя на хозяина дома, продолжал. — Тела Зорро, я думаю нам не найти: индейцы опередили нас и, наверное, похоронят его по своим обычаям, — ведь они считали его почти духом…

— Я рад за вас, комендант, — проговорил дон Диего, борясь с головокружением, — но, возможно, вам не стоит рассказывать эту историю в вашей интерпретации в таверне, ведь, если её услышат преступники, они могут подумать, что Зорро больше не защищает наш город.

Слова дона Диего стёрли улыбку с лица коменданта пуэбло.

— Но, дон Диего, о чём ещё говорить в таверне, как не о Зорро, мы говорили об этом всё время, пока вы отсутствовали, — проговорил он, бледнея, дон Диего пожал плечами и наполнил бокал гостя вином. — Как я рад, что вы вернулись, дон Диего, — проговорил лейтенант, считая молчание друга добрым знаком, — дорога в Монтеррей не прошла для вас даром, вы осунулись и побледнели. Знаете, что я сделаю, чтобы отпраздновать ваше благополучное возвращение — я отдам приказ подлатать Эль Камина Реал хотя бы от Сан-Фернандо до миссии Сан-Габриель, я уверен, вы оцените это решение. Кроме того, вам будет приятно узнать, что я уже отдал приказ сорвать все объявления о награде за голову Зорро, — мои солдаты не гоняются за мертвецами, а через неделю мы получим оплату за грузы, которые без происшествий отправили в Америку позавчера, — сорок пять тысяч долларов, дон Диего. Я смогу выплатить своему гарнизону премию почти по пятьдесят песо — это целое богатство, — дон Диего кивнул, вымученно улыбаясь непосредственности лейтенанта Деметрио Лопеса Гарсиа, и через неделю тот уже рассказывал в таверне совсем другую историю — историю о призраке Зорро, по слухам, вызванном из преисподней индейскими шаманами. По словам лейтенанта, дух чёрного всадника на вороном коне появился ниоткуда, едва разбойники вздумали напасть на его караван. Призрак знаменитого преступника двоился в жарком мареве, его конь изрыгал пламя, и преступники, завидев его, были так напуганы, что сдались сами, а Зорро растворился в пыльном мороке над дорогой, как будто его и не было.

Через полгода стараниями дона Алехандро де ла Вега, лейтенант Гарсиа был произведён в капитаны. Хлопоты уважаемого и богатого дона не удивили губернатора, ведь лейтенант Гарсиа оставался самым успешным комендантом во всей Калифорнии, отличался преданностью короне, неподкупностью, сохранял свой гарнизон в повиновении, не вызывая притом жалоб местного населения.

Пышная свадьба дона Диего де ла Вега и сеньориты Изабеллы ди Марез не заставила себя ждать, не обманув ничьих ожиданий, и дон Карлос был настолько горд тем, что выдал дочь замуж из собственного дома, что впредь считал этот факт исключительно собственной заслугой.

Донья Изабелла де ла Вега, по рассказам людей, знавших её, нежно любила своего непутёвого мужа всю свою долгую и счастливую жизнь, родила трёх сыновей и дочь, но никогда ни в одном вопросе не уступила ему без спора. Её дети занимали и радовали своего деда, который, наконец, был занят настолько, что не мог уделить много внимания своему ранчо, конюшням и пастбищам и вынужден был передать все эти обязанности своему сыну. Её супруг был готов потакать жене, стоило той топнуть изящной ножкой в лёгком башмачке, за что к своим почётным званиям либерала, слабака и труса, прослыл еще и подкаблучником. Такие качества хозяина дома, впрочем, ничуть не мешали процветанию его владений, которые оставались самыми богатыми в округе и услаждали глаз любого, кто имел счастье быть гостем уважаемого семейства.

Призрак Зорро долго оставался легендой, которая преследовала каждого человека с нечистыми помыслами. То одному, то другому мерещился чёрный всадник на вороном коне в пыльном мороке над дорогой, жители Лос-Анджелеса слышали ночами шум его шагов по черепичным крышам своих домов, и долгие двадцать лет мир и процветание не покидали Лос-Анджелес и его окрестности.