Нюхлер чёрный, нюхлер серый... (джен)

У семейства Малфой не было недостатка в семейных тайнах. Некоторые из них были по-настоящему страшными, некоторые — скорее, смешными, а третьи оставались таковыми просто по традиции.

Самой же главной тайной этой семьи была анимагическая форма её представителей, одинаковая для всех них. И был это не пронырливый лис, не коварный хорёк и даже не самовлюбленный павлин, как часто шутили в магической Британии — нет, анимагической формой всех Малфоев, начиная от основателя английской ветви рода Малфуа Арманда, был нюхлер.

Причем масть нюхлера почти совпадала с фамильным цветом шевелюры Малфоев, которые, в общем-то, гордились цветом своих волос. Но дымчато-серый нюхлер — это было уже чересчур.

Как вообще могло быть такое, никто не знал, но факт оставался фактом — все урождённые Малфои были анимагами с одинаковой анимагической формой.

Как и все анимаги, Малфои имели некоторые черты зверя, в которого воплощались, и это весьма способствовало приобретению ими финансового благополучия, помогая буквально чуять выгодные проекты и сделки. Но были, были в их ситуации и серьёзные минусы, и первый из них — огромное нежелание расставаться с имеющимся у них золотом и драгоценностями, что долгое время было причиной закрепившегося за ними неприятного звания главных скупцов Британии, избавиться от которого они смогли только благодаря изобретению магглами бумажных денег: выпускать из рук забавные разноцветные бумажки было легко, а жадность как таковая Малфоям свойственна совсем не была. Конечно, мешал Статут, запрещающий всякие контакты с магглами, но когда какие-то законы останавливали Малфоев? Зато с того момента, как магглы пустили в оборот банкноты, Малфои, во-первых, начали стремительно богатеть, а во-вторых, постепенно сменили репутацию скряг на звание людей щедрых и совершенно не мелочных.

И никто не знал, что специально для анимагической ипостаси владельцев в Малфой-мэноре было устроено небольшое, тщательно защищённое хранилище, со временем значительно увеличившееся в размерах и превратившееся в сокровищницу, в которой хранилось золото, серебро, украшения и где каждый Малфой, уставший от мирской суеты, находил покой и отдохновение.

* * *

Люциуса Малфоя возвращение любимого Повелителя этого самого покоя совершенно лишило, и потому постепенно его визиты в сокровищницу стали почти ежедневными.

В тот ненастный холодный день, после очередного общения с Лордом, мистер Малфой спустился в подвал, снял отвлекающие внимание и запирающие чары с двери сокровищницы, с наслаждением перекинулся — и вдруг почуял незнакомый запах.

Конкурент!

Дымчато-серый, с платиновым отливом нюхлер возмущенно заворчал — и кинулся внутрь.

Чёрный нюхлер, упоенно перебирающий чуткими когтистыми лапками груду стащенных в угол ожерелий, торопливо засунул одно из них в свою сумку на животе и сердито зашипел на незваного сородича.

От такой наглости серый слегка оторопел. В его собственном доме на него шипит какая-то тварь! Да это же... Что же это творится?! Яростно зашипев в ответ, он дёрнул носом, подпрыгнул на месте и бесстрашно кинулся на обидчика, захлопнув за собой дверь, дабы тот не сбежал.

Два нюхлера сцепились и, шипя, ворча и царапаясь, клубком покатились по усыпанному монетами полу. Из переполненной сумки чёрного высунулся кончик жемчужного ожерелья, серый подцепил его когтем своей задней лапы и дёрнул, но скрепляющая украшение нить порвалась, и крупные, размером с фасолину, перламутровые шарики, разлетаясь, запрыгали по каменным плитам. Увидев подобное безобразие, серый нюхлер возмущённо и обиженно взвизгнул и с утроенной силой накинулся на обидчика.

В тот момент, когда серый наконец-то добрался до сумки чёрного и сумел засунуть в неё свою переднюю левую лапу, а чёрный, отчаянно вереща от подобного святотатства, вцепился в его нежный кожистый клюв всеми своими когтями, оставляя на нём глубокие кровавые полосы, дверь открылась, но никто из дерущихся не обратил на это никакого внимания.

— Люциус! — позвала Нарцисса. — Извини, что отвлекаю... — проговорила она, входя внутрь — и замерла, не веря своим глазам. На нее, вздыбив шёрстку и недовольно фырча, смотрели два сердито шипящих и вцепившихся друг в друга нюхлера, а к её ногам подкатился перламутровый шарик и, ударившись о кончик её серой, расшитой серебром шёлковой туфельки, замер. Нарцисса вздохнула и негромко сказала: — Люциус, колье тетушки Фанессы тебе не идет.

Более светлый и крупный нюхлер мгновенно отпустил своего противника, стянул с шеи означенное украшение и, тут же запихнув его в свою сумку, попятился, потянув за хвост чёрного и обиженно потирая расцарапанный нос.

— Люциус! — укоризненно повторила Нарцисса. И, повернувшись ко второму нюхлеру, осведомилась:

— Чашечку чаю? Или лучше сливок?

Тот задвигал своим замечательным носом, но подходить к ней ближе не стал, на всякий случай засунув левую переднюю лапу в свою сумку.

Люциус, с явным неудовольствием всё же сменивший форму, выпрямился и, тронув кончиками пальцев нос, на котором красовалось несколько длинных кровящих царапин, ухватил конкурента за шкирку и начал трясти, приговаривая:

— Отдай запонки, ворюга!

Нюхлер пискнул и, дёрнув задними лапами, сунул в сумку вторую лапку, крепко вцепившись в свою добычу.

— Перестань мучить животное! — строго сказала мужу Нарцисса, подходя ближе и лёгким движением палочки залечивая его царапины.

— У него мои запонки! — возмутился Люциус и, перевернув бедного нюхлера вниз головой, взял его за задние лапы и с силой тряхнул. Из сумки посыпалось разное — монеты, цепочки, кольца и даже одни золотые часы, однако запонок не было.

— Мне они никогда не нравились, — пожала плечами Нарцисса и, изящно присев на корточки, подобрала подол своей светло-голубой шёлковой мантии и подняла одну из выпавших монет. — Золотой пенни Генриха Третьего? — изумлённо спросила она. — Но откуда? У нас такого не было…

Нюхлер возмущенно заверещал.

— Мне тоже не нравятся эти запонки, — яростно сказал Люциус, мотнув головой — длинные светлые волосы упали ему на лицо, и он недовольно сдул лёгкие пряди в сторону, — но они фамильные и... фамильные, в общем. Отдай! — он сжал нюхлера посильнее, и тот снова заверещал в ответ, однако это не произвело на Люциуса ни малейшего впечатления. Как следует тряхнув зверя ещё несколько раз и добившись, наконец, чтобы из его сумки выпали и злополучные запонки, и куча золотых монет и украшений, Малфой перехватил воришку, крепко взяв его за шкирку, и сурово спросил: — Ну? И каким образом ты здесь оказался?

Нюхлер непреклонно фыркнул, давая понять, что отвечать на такие вопросы он не намерен, и демонстративно зажмурился.

Люциус, которому волосы снова закрыли лицо, чуть не выругался, однако присутствие жены вынудило его быть сдержанным. Мотнув головой и откинув таким образом с лица непослушные пряди, он поглядел на Нарциссу и спросил:

— Вот что с ним делать, скажи? Ну не убивать же так сразу?

— Зачем его убивать! — возмутилась, скрывая улыбку, Нарцисса. — Он такой милый, — она улыбнулась и осторожно погладила чёрного зверька пальцем по голове.

Нюхлер, приоткрыв один глаз, благодарно пискнул.

— А что с ним делать? — спросил, поневоле улыбнувшись на это «милый», Малфой. — Отпустить не могу — и не проси, — сказал он категорично. — Раз это тварь сюда пробралась один раз — залезет опять. Залезешь? — грозно спросил он нюхлера.

Чёрный нюхлер, распахнув свои коричнево-золотые глаза, угрожающе проверещал, что непременно залезет! Обязательно! Даже не сомневайтесь! И на сей раз Люциус его превосходно понял.

— Ну, видишь? — сказал он жене. — Залезет. Так что с ним делать? Раз запечённого с яблоками нюхлера ты не хочешь?

На самом деле он и сам, разумеется, не собирался причинять вред своему нежданному гостю — в конце концов, они принадлежали, в определенном смысле, к одному виду. Но сообщать об этом нюхлеру в его планы отнюдь не входило.

— Может, посадить его в террариум? — подумав, предложила Нарцисса, с улыбкой разглядывая их зажатого в руках мужа зверька. — И зачаровать, чтобы не убежал.

Нюхлер посмотрел на нее — и вся скорбь мира отразилась в его блестящих светло-карих глазах. Он сморгнул и тихонечко заскулил.

— Он там умрет от тоски, — убежденно проговорил Люциус и, вопросительно поглядев на нюхлера, уточнил: — Умрёшь?

Нюхлер печальной тряпочкой обвис в его руках, демонстрируя грядущую трагедию безвинно заточённого в террариум свободолюбивого существа.

— Вот видишь? — укоризненно проговорил Люциус. — Он умрет. По-моему, гуманнее его всё же запечь, — он устроил нюхлера у себя на руках как младенца, опрокинув его на спинку и начал легонько почесывать его живот с пустой уже сумкой. — Ну, или потушить, если хочешь, — предложил он.

— Не хочу! — рассмеявшись, возмутилась Нарцисса. — Ни запекать, ни тушить.

— А что тогда делать с ним? — с притворным недовольством нахмурился Люциус. — Отпускать нельзя, в террариум нельзя, а любой поводок он мгновенно перегрызёт, — в голосе Люциуса прозвучала затаённая гордость.

— Так пусть будет без поводка, — согласилась Нарцисса. — Он же не собачка.

Нюхлер встрепенулся и, повернув к ней голову, запищал, что он лучше собачки! Намного, намного лучше!

— Ну, лучше, — не сумел удержаться от умильной улыбки Люциус. — Но, Цисси, без поводка он мгновенно весь дом перероет — их ведь не просто так не держат в домах. Нет, дружок, — обратился он к нюхлеру, — так не пойдет. Свободно я тебе гулять не позволю, — он почесал зверька под подбородком, и тот прикрыл от удовольствия глаза и трогательно обнял его руку своими тёплыми кожистыми лапками.

— А помнишь любимую мальтийскую болонку тётушки Элладоры? — вдруг спросила Нарцисса. — Тётушка всё боялась, что её сокровище похитят — и заказала для неё шлейку с магическим маячком. Может, и ему тоже сделать похожую? И кстати, надо же его как-то назвать...

— Когда он начнет перекапывать наш фундамент или вскрывать полы в поисках драгоценностей, у нас не будет проблемы с тем, чтобы определить его местонахождение, — засмеялся Люциус, снова гладя зверька по пушистому мягкому животу, от чего тот в блаженстве слегка подёргивал задней лапкой. — Нет... Тут надо что-то другое. Вот что с тобой делать, а? — спросил он у нюхлера.

Тот посмотрел на него проникновенным взором — и, не отрывая взгляда от его глаз, ловко стянул запонку с рукава, засунув её в свою сумку.

И Люциус с Нарциссой могли бы под веритасерумом показать, что при этом мордочка нюхлера приобрела отчётливо смущённое выражение.

— Вот видишь? — назидательно сказал Люциус, бесцеремонно запуская руку в сумку слабо запротестовавшего нюхлера и вытаскивая оттуда запонку. — Представь, что он натворит в твоем шкафу и комоде, — он протянул жене запонку. — Нет, надо его куда-то...

— В сундук с чарами расширения? — предложила Нарцисса.

— Ты гений! — воскликнул, просияв, Люциус. — Цисси, ты просто... Да, нужно заказать специальный, со всякими норами и подвалами... — он замер с мечтательным взглядом, бесшумно шевеля губами — и Нарцисса только вздохнула, понимая, что сундук явно будет осваивать не только чёрный нюхлер, назвать которого, после некоторых раздумий, супруги решили Найджелусом — в честь троюродного дедушки Нарциссы по материнской линии, скупого до такой степени, что, даже заболев, он отказался оплачивать лечение в Мунго. И умер, не желая тратиться на идиотские, бесполезные и бессовестно дорогие зелья.

Сундук заказали у самого лучшего мастера, а чертежи его внутреннего ландшафта — у самого Ньюта Скамандера, а на это время чёрного нюхлера Люциус поселил в той самой сокровищнице, разумно рассудив, что вероятность побега оттуда наименее вероятна. И оказался прав: чёрный нюхлер выбирался оттуда лишь когда эльфы приходили его покормить, или когда ему хотелось прогуляться. Впрочем, с прогулок он прибегал моментально, стоило только начать пересыпать с руки на руку золотые монеты. Иногда к нему в сейфе присоединялся и серый, однако такие визиты неизменно заканчивались шумной дракой, разнимать которую каждый раз приходилось Нарциссе. Конечно, она считала, что для Люциуса это гораздо лучше, чем просто пить вечерами виски, и всё же ждала изготовления сундука со всё возрастающим нетерпением.

Однако буквально накануне получения долгожданного сундука произошло событие, которого Малфои втайне опасались всё это время: чёрный нюхлер, выбравшийся из безопасной сокровищницы размяться, попался на глаза Нагини. У которой вкусненький, холеный, отъевшийся на малфоевских угощениях нюхлер вызвал самый горячий гастрономический интерес.

Левое крыло поместья, где и произошла судьбоносная встреча, пострадало сильнее всего.

Но Люциусу было наплевать и на левое крыло, и на словно вспаханный вкривь и вкось сад, и даже на пострадавший розарий жены — которая, увидев, что кто-то посмел тронуть её цветы, и решила остановить это безумие точным и мощным Петрификусом, наложенным на обоих его участников — его больше всего волновала судьба нюхлера.

Ни одно из заклятий миссис Малфой в цель не попало: оба участника этого безобразия оказались на удивление ловкими и непредсказуемыми мишенями.

Во время этой погони нюхлер, добравшись до границы защитных чар, каким-то непостижимым образом нашёл в ней брешь — а разъяренная Нагини, преследующая нахально удирающий обед, просто разнесла защиту поместья в клочья. Тёмный Лорд, почувствовав удаление своего фамилиара, пытался призвать строптивую рептилию, но безуспешно. Вот когда он пожалел, что решил поместить хоркрукс в живое существо! Неживые предметы таких безобразий себе не позволяли. Вот чаша Хельги бы ни за кем гоняться не стала, и диадема Ровены никогда бы не удрала из Выручай-комнаты... И проклинающий прожорливую змею Лорд отправился на её поиски.

* * *

Отсутствие Лорда обитатели Малфой-мэнора заметили сразу, однако же поначалу не придали этому никакого значения — мало ли, куда и зачем он мог отлучиться. Но время шло, а Повелитель так и не возвращался...

Постепенно Пожиратели свыклись с жизнью без Лорда, причём все, кроме преданно ждущей его Беллатрикс, испытали при этом громадное облегчение. Впрочем, кое-что из задуманного Пожиратели всё-таки воплотили в жизнь: Корбан Яксли, избавившись от диктата Лорда с его порой иррациональными распоряжениями и с бессмысленной ловлей Поттера, тихо и незаметно взял под контроль Министерство, первым делом прикрыв комиссию по чистоте крови. А чуть позже была проведена такая же тихая амнистия — для жертв прежнего режима, пострадавших от перегибов Скримджера, чрезвычайного положения Крауча-старшего и прочих перегибов предыдущих министров.

Империо с Пия Тикнесса также сняли — его лояльности и, что скрывать, сребролюбия оказалось вполне достаточно для того, чтобы амнистировать бывших узников Азкабана, а дипломатический талант Яксли помог найти этой одиозной, как ни посмотри, акции на удивление пристойное оправдание.

— Мы должны закончить эту братоубийственную войну, — решительно вещал Тикнесс по колдорадио и со страниц «Пророка». — Слишком много семей потеряли в ней своих сыновей и дочерей — но теперь довольно. Министерство объявляет амнистию для всех тех, кто придёт к нам в течение ближайшего месяца и даст Нерушимый обет...

Содержание Обета широкой публике не сообщили — так же, как и то, что для разных «каявшихся» оно было разным и вряд ли обрадовало бы некоторых британских волшебников. Впрочем, недовольных амнистией оказалось на удивление мало...

Время шло, и жизнь в Британии постепенно входила в привычную колею — а никаких известий о Лорде по-прежнему не было.

— И не будет, — с абсолютной уверенностью заявил как-то вечером мистер Малфой, сидя вечером у весело горящего камина в малой гостиной в тесном кругу близких друзей. — Я знаю, что говорю. Никогда Нагини не поймать нюхлера, умудрившегося пробраться в мою сокровищницу — а значит, погоня обещает быть вечной. И потому, — он разлил по стаканам выдержанный огневиски, — я предлагаю тост. За нюхлера!

— А остальное пусть сделает Поттер, — кивнул Яксли, поднимая стакан. — Времени у него теперь много.

Присланный Ньютом Скамандером сундук с чарами расширения, в котором поместилось несколько акров земли с каким-то полуразрушенным старинным домом и садом, немедленно получил статус семейной реликвии и был с удовольствием освоен Люциусом, а затем и приехавшим на каникулы Драко. А через двадцать лет туда впервые важно забрался маленький серебристо-серый нюхлер со светлой отметиной на груди — Скорпиус Гиперион Малфой.

* * *

...Где-то. Когда-то.

По изрытому кротовьими норами полю, петляя и периодически в эти норы прячась, стремительно удирал чёрный нюхлер. По пятам за ним скользила гигантская змея, а по небу летел тёмный вихрь, из которого регулярно раздавались возмущенные призывы Лорда к своему беглому фамилиару остановиться, вернуться, опомниться...

И не было этой погоне ни конца и ни края.