Глупцы (гет)

Все грешат на глупцов, дескать, так они опасны и непредсказуемы, что против глупости даже Боги бессильны. Но Ив «работает» с людьми не первый год, она знает, что на каждого глупца есть управа. Она останавливала фанатиков, разминировала здания, выводила заложников, вела переговоры с террористами, работала с сектами, видела сотни сотен глупых людей, брала оружие и вела с ними бой. Иногда на смерть. Ив не опасается глупых людей, потому что она всегда готова ответить своей силой на их непредсказуемость.

Но с такой глупостью, особого вида и сущности, она сталкивается впервые.

— Чья это была идея?

Ив зажмуривается и на секунду позволяет себе призвать на головы своих библиотекарей все казни библейские. Стоит ей на пару минут отвлечься, как с ними очередная беда. В этот раз трио умудрилось, не выходя из помещения Библиотеки, получить ожоги. «Умный человек порой хуже ребенка» Такое мнение она слышала не раз, когда на военные базы прибывали ученые, внося беспорядок в отработанное расписание. Что ж сослуживцы были определенно правы.

— О, полковник Бэрд, это всего лишь мелочь...

— Дженкинс, не нужно их выгораживать, — Ив поджимает губы и находит взглядом Иезекииля. Тот, постанывая, протирает ладони мазью, но внимание к собственной особе замечает сразу же и громко возмущается:

— Почему сразу я?!

— Потому что ты на первом месте в моем списке по источникам неприятностей, — Ив разводит руками. На заднем плане давится смехом Джейкоб. Иезекииль задирает подбородок, дескать, посмотрите я первый, пусть и в таком списке.

— Увы, на этот раз виновата я, — подает голос Кассандра. Раздраженный выдох Ив заставляет ее подпрыгнуть и скрыться за широкой спиной Дженкинса.

— Да, ладно вам, полковник Бэрд! Мы всего лишь поспорили…

— Действительно, полковник Бэрд, подсобка Библиотеки защищена не хуже…

— Нет-нет, я виновата, но согласно моим расчетам созданная реакция всего лишь сто тринадцатая часть от возможного импульса…

— Полковник Бэрд, а в каких еще ваших списках я на самом топе?

— Идиоты…

— Какие идиоты? — Иезекииль слышит даже шепот, слово, которое Ив тихо выдохнула себе под нос. — Здесь-то как раз собрались самые умные люди планеты!

— Вы — глупцы! — не сдерживается Ив, повышает голос. — Да, подсобка, конечно, защищена, но ваши умные головы подумали о том, что именно произошло на прошлой миссии? Или вы забыли о том, как мы изъяли этот артефакт? То, что осталось от ликероводочного завода, куда его принесли несчастные рабочие, даже скелетом здания назвать сложно! Так же как груды пепла вокруг — человеческими телами!

От ее крика морщится Стоун и поджимает губы Кассандра. Только Иезекииль, выпячивая грудь, явно собирается доказывать, что ожоги всего лишь мелкое недоразумение и что они все продумали. Но и он смолкает довольно быстро, после очередного покашливания Дженкинса. Ив понимает, что за ее спиной смотритель перемигивается с библиотекарями, убеждая не злить ее. Поэтому она фыркает, подхватывает со стола блокнот и покидает зал, скрываясь в коридорах Библиотеки.

* * *

— Идиоты, — шепчет себе под нос Ив. Она мчится вперед, вымещает чувства, покрывает сотни метров библиотечных коридоров быстрыми шагами. Ручка в ее пальцах делает круг, еще один, губы продолжают шевелиться, проговаривая одно это слово.

На какой-то миг ей становится себя жалко. Как она вообще может работать в такой ситуации? Как ей быть хранителем тех, кто готов голову положить даже не на благо человечества, а просто из-за какого-то спора. А если бы это была не пристройка Библиотеки, если бы Кассандра ошиблась, если бы артефакт, над которым эти четверо ворожили, оказался более серьезным? И если бы действительно случилось так, что эта глупость закончилась трагедией, что делать в таком случае ей? Жить дальше? Хранить новых библиотекарей и молиться ночами, чтобы эти были умнее, чем погибшие?

Голова идет кругом. Ив не знает, что ответить на собственные вопросы. Она вообще мало что знает и порой откровенно не понимает, что происходит. Ее логика подсказывает, как выпутаться из той или иной ситуации. Ее опыт дает способность видеть действия противника, предугадывать. Ее связи помогают лавировать среди властных структур в поисках помощи или прикрытия. Но что ей делать тогда, когда ни опыт, ни логика, ни связи не могут дать ответа? Что делать, когда противник не террорист, а всего лишь слишком увлеченный библиотекарь, которого нужно хранить?

Когда мысли перестают путаться, в сознании светлеет, а отчаяние и ярость больше не душат ее, Ив останавливается и оглядывается. С первого взгляда сложно понять, куда ее занесло. Очередной зал, полный книг, которых в Библиотеке моря и океаны. Разве что эта комната размером меньше и оборудована местом для чтения — колченогим простым столом и неудобным табуретом.

Ив лениво скользит взглядом по книгам, с удивлением выхватывая названия, которые явно относятся к философии и психологии человека. «Как на заказ», — хмыкает она. Впрочем, смех здесь неуместен. После знакомства с душой Библиотеки, после долгих односторонних разговоров с ней вслух, странно не предположить, что это невероятное чудо может ответить и помочь. Ведь как хранитель защищает библиотекарей, так сама Библиотека — хранителя.

— Спасибо! — Ив ласково проводит рукой по стене комнаты и, окончательно успокоившись, осматривается всерьез.

* * *

Иногда Ив кажется, что глупость — это болезнь, какой-то вирус, который лишает людей способности мыслить логически и притупляет чувство самосохранения. Иначе как объяснить повальный идиотизм среди умных в общем-то библиотекарей?

Последний полупустой стеллаж в самом затемненном углу оказался вовсе не собранием драгоценных философских сочинений, а одним нескончаемым дневником. Хрониками библиотекарей Библиотеки. Очень увлекательное чтиво, так кажется Ив в самом начале. Но чем дальше она листает дневники прошлых библиотекарей, тем острее и сильнее становится ее волнение.

Она останавливается, закладывает страницу ладонью, переводит дух. Ее не страшат записи о смертях хранителей, это специфика их общей работы — отдавать свою жизнь за тех, кого защищаешь. Это ничего, что мало кто из прошлых хранителей остался не несколькими строками на страницах отчетов и выписок, не функцией, а реально существовавшей личностью. Но вот библиотекари, самые умные, самые находчивые, в хрониках они будто сгорают один за другим — ярко, но стремительно. Слишком уж короткие жизни.

Смерть на этих страницах легко распознать: она всегда внезапна и записана другим почерком в этой толстой, пожелтевшей от времени книге. Под датой чье-то новое имя, чьи-то сумбурные и в конце своем печальные приключения.

Ив проводит кончиками пальцев по шершавому, уже не равномерно окрашенному от старости листу: очередная жизнь отчеркнута здесь жирной угольно-серой карандашной линией, слегка потертой, траурной. Вот так это происходит, вот так в жизни выглядит выражение — подвести черту. Над ней чей-то конец, под ней начало другой истории — десяток или десять десятков страниц о другом библиотекаре, под жизнью которого так же проведена эта полоса.

Ничего личного, всего лишь способ упорядочить хроники. Конечно, это сделано для удобства будущих же поколений, ведь эти черты помогают в поисках. Но вместе с тем они будто подтверждают, указывают на мысль, что Библиотека вечна. А вот люди, умные, смелые, отчаянные люди — лишь страницы в книге — исчезающие, сожженные и уничтоженные, проткнутые, упавшие, отравленные, убитые...

Ив резко захлопывает книгу, страх медленно точит ее силы. Она — солдат, участвовавший в ужасающих боях, ходившая по лезвию, спасавшая и терявшая, в этот момент она чувствует страх, что однажды и ее библиотекари попадут в смертельную опасность, а она не успеет. И тогда все, что ей останется, это провести черным карандашом черту.

Ив обхватывает руками себя за плечи. Пока она здесь хранитель, ничего этого не случится. Пока она может удержать глупые порывы своих библиотекарей, которых ей поручили, никакой трагедии не произойдет. Потому что Ив верит, что вместе они смогут все преодолеть. А история Джейкоба, Иезекииля и Кассандры для потомков станет не просто десятком страниц в толстой книге, а дюжиной томов и займет самую почетную полку в Библиотеке.

— Полковник Бэрд, книга записей… — слышит Ив. Она оборачивается, благодарно кивает появившемуся в дверях Дженкинсу и отвечает:

— Сейчас буду.

Взгляд Дженкинса даже слишком внимательный. Знает ли он, что она только что просматривала? Ив уверена, что смотритель не читает мысли, но все же не глядит ему в глаза. Мало ли что в них может рассмотреть человек, имеющий опыт многих столетий жизни.

— Я пойду вперед, присмотрю за тем, чтобы ничего без вас не начинали, — говорит Дженкинс и удаляется. Ив вздыхает, когда проем двери снова оказывается пустым. Кого она пыталась обмануть? Дженкинс слишком умен, ему не нужно выражение ее глаз, достаточно и того, что она спрятала их.

Правда в том, что она не может сейчас отложить в сторону эту книгу. Вдруг что-то из перечисленных здесь опасностей станет у них на пути в будущем?

Беда в том, что она не может полностью избавиться от страха. Даже если она будет контролировать самоубийственные порывы троицы, есть то, что ей не подвластно. В дальнем углу ее сердца, куда Ив замуровала все, что сводит ее с ума, таится исчезающий на ее глазах Флинн. Он появляется в предрассветных кошмарах, падающий с горного уступа. Она видит уголком глаза в зеркальных отражениях, как он истекает кровью. На закате она ловит себя на мысли, что очередной уход Флинна станет концом того, о чем она порой страшится говорить вслух. Она боится спугнуть эти отношения и в тоже время понимает, что каждый украдкой полученный поцелуй, внезапное касание рук, крепкие объятия могут стать последними в ее жизни.

* * *

— Так-так, — Флинн выскакивает, как чертик из табакерки, из сверкающего портала. Он весь в пыли и безумно взлохмачен, за спиной рюкзак с торчащими свертками. Ив на краткий миг прикрывает глаза, успокаивая сбившееся с ритма сердце, а потом щедро улыбается вернувшемуся библиотекарю.

— Ив, — кивает ей Флинн и кратко касается губами ее щеки.

— С возвращением, — шепчет Ив в ответ и глядит на него так, будто не может насмотреться. Она не знает, что именно задевает Флинна в ее взгляде, но буйствующий библиотекарь вдруг останавливается, как загипнотизированный возвращается к ней и, подхватив под руку, тянет за собой.

— Дженкинс, если в Лувре оживают картины, то это явно не Мона Лиза! У нас с ней договор. Поищите буйных претендентов среди фламандцев или немцев... А мы с полковником Бэрд пока расставим принесенные мной артефакты.

Нет, он не целует ее, когда они заворачивают за угол. Артефакты действительно реальны и должны оказаться на своих местах.

— Ты вернулся, — брякает Ив и клянет себя в следующий миг. Ей кажется, что она заразилась от своих библиотекарей глупостью. Иначе, зачем ей говорить очевидные вещи.

— А ты не хочешь, чтобы я возвращался? — Флинн напряженно замер, устанавливает шлем на высоченного рыцаря, поэтому не оборачивается. А по окаменевшей спине сложно понять его чувства.

— Нет! Конечно, хочу, — она возмущенно вскрикивает. Как он вообще посмел задать такой дурацкий вопрос?! Но шлем, наконец, установлен, и Флинн оборачивается, улыбаясь так, как может только он.

— Поэтому я так спешу обратно, хотя у меня есть долг. Я спешу к тебе, Ив.

Она тянется к нему, мягко гладит по плечу, касается волос… Но в другой руке у Ив свертки с предположительно опасными предметами, а с этим не стоит рисковать.

— Что мне с ними делать? — спрашивает она.

— Ага! Ив, карты Таро, а это истинный «Оракул богинь», на полку восемнадцать как раз напротив… Да, именно туда, куда ты указываешь… А я быстро верну перчатку леди Изабеллы Орсини к отравленному кольцу ее сестры и кровавому стилету матери. Не очень дружелюбная была у них семейка. Хотя чего ожидать от реалий второй половины шестнадцатого века…

Ив покачивает головой, выискивая взглядом нужную полку. Флинн по ее мнению редкий балабол. Однако это не всегда из-за того, что он уверен в том, что окружающие умрут без той информации, которую он пытается донести. Нет, чем больше его возбуждение, вдохновение и адреналин, тем быстрее становится темп разговора и блестят карие глаза. Однако Флинн вдруг прерывает поток своих откровений, чем заставляет Ив удивленно поднять на глаза, а потом и мягко улыбнуться. Конечно, в этот момент он смотрел на нее, будто любовался чем-то неизмеримо прекрасным… О, и за этот взгляд ему прощалось все — ее волнения и страх, боль одиночества и тяжесть неуверенности.

— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь, — произносит Ив. Губы Флинна слегка шевелятся. Он то ли растерян, то ли наоборот понимает, что происходит, но не знает, как назвать происходящее. Но заметно, как становятся темнее карие глаза из-за расширившегося зрачка. Флинн как завороженный делает три быстрых шага вперед и медленно, даже демонстративно касается губами ее губ.

Ив чувствует, как этот момент вытесняет ее страхи в самые дальние закоулки разума. Жизнь вокруг нее сначала замирает, а потом в бешеном ритме бросается вперед. Флинн тяжело дышит Ив на ухо, осыпает едва ощутимыми поцелуями щеки, подбородок, лоб и даже нос. Она не выдерживает, начинает смеяться, слегка отстраняет своего библиотекаря. Он кажется дезориентированным и вместе с тем чудесным, будто не от мира сего. Но вот Флинн вздрагивает всем телом, приходит в себя, прокашливается. И, глядя в сторону, быстро тараторит:

— Перчатка. Да-да, перчатка. Обязательно нужно отнести. Комната всего лишь в десяти минутах ходьбы! А если бежать, то в два раза быстрее будет… А если быстро бежать, например, со скоростью…

— Иди, я никуда не денусь, — Ив ласково проводит кончиками пальцев по щеке Флинна. — Только и ты не девайся.

— Бегу! — этот невозможный мужчина срывается с места так быстро, что ей хочется рассмеяться.

* * *

Это так до невозможного глупо — быть такой счастливой. И, наверное, только это состояние и виной тому, что происходит дальше. Позволить себе быть неосторожной.

Колода занимает свое место на подушке, но Ив сложно отвернуться, артефакт манит, шепчет, хотя, судя по описанию, никакой вредной магии не содержит. Глупость — это болезнь, напоминает себе Ив, этим пытается оправдать свои действия. Она воровато оглядывается в ту сторону, куда ушел Флинн, и наклоняется к колоде. Это действительно сущий идиотизм. Она, по всей видимость, заражена им, поэтому рука все равно тянется и достает из колоды одну, всего лишь одну карту. Ее будущее. Семеро богинь на красиво вышитом бисерном чехле протягивают к ней свои руки, восклицают что-то на незнакомом языке и склоняют головы, подталкивают: возьми, это твоя карта. Ив изо всех сил и от всей души желает, чтобы то, что она делает, было безопасной глупостью. Нужной глупостью, важной глупостью. Карта дрожит в ее руке. Ив слегка боязно, но она поворачивает ее к себе картинкой.

— Ив, я все! Конечно, моя скорость — не скорость гепарда, но я мог бы поспорить… У тебя все хорошо?

Флинн появляется действительно даже слишком быстро. Ив улыбается и прячет карту обратно в колоду. Кажется, выражение ее лица слегка заставило его поволноваться. Не то чтобы она удивилась выпавшей карте, просто та помогла ей принять свой страх. Картинка на карте не просто отпечаталась у нее в памяти, а наполнилась смыслом, не допуская других трактовок. Хотя, что еще можно было ждать от артефакта.

Во взгляде Флинна читается вопрос, но Ив лишь качает головой. Все отлично. И берет под руку своего «Глупца». Ведь именно он и изображен специально для нее на карте. В потрепанной одежде с котомкой и жезлом за плечами он идет вперед к неизведанному. Утреннее солнце припекает ему спину, а горы возникают далеко у горизонта, куда он стремится. По краям картины магические символы, силуэты артефактов и книг, для Ив это явная отсылка к Библиотеке. И совсем, как сейчас, тот карточный Флинн протягивает ей руку. В нарисованной ладони появляется белая роза искренности, нарисованные губы шепчут «хочу идти с тобой по этому пути, а ты?».

— Да, — отвечает Ив в реальности. Этот ответ она, кажется, знала еще с момента их встречи в берлинских катакомбах. Наверное, именно тогда она тоже подцепила болезнь глупости.

— Что «да»? — переспрашивает Флинн. — «Да» — это ты и я отправимся за артефактом, а троица наших подопечных останутся разбирать завалы третьего уровня вместе с Дженкинсом. Или же «да» — это все с точностью до наоборот?

— «Да» — это просто да, — усмехается она в ответ и прижимается щекой к плечу Флинна. Он такой как есть, перестать за него волноваться бесполезно, просить его перестать быть героем тоже.

— Это как-то глупо, — ворчит он.

— Нет, просто правильно, — произносит Ив и понимает, что это действительно так. Что глупость бывает правильной, бывает обязательной, несмотря на свою опасность. Глупость может принести радость, а может разрушить и человека, и все вокруг. Ив повезло, ее приступ идиотизма подарил ей сложное счастье.

— Как скажешь, Ив, как скажешь, — послушно кивает Флинн и касается губами ее виска. Просто потому, что глупо спорить по таким несуществующим пустякам с женщиной, которую любишь.