Сокровища Волдеморта (джен)

Северус Снейп, учитель труда в школе-интернате Хогвартс, только что позавтракал и опохмелился — вчера в учительской отмечали день рождения математички Вектор, и Северус слегка перебрал. Он как раз надевал нарукавники, когда к нему в комнату вломилась уборщица Винки. Дергая себя за большие уши и причитая, она схватила Северуса за полу рабочего халата и потащила куда-то по коридору. Из ее бессвязного бормотания Северус в конце концов разобрал: «Помирает! Скорее!»

Винки привела Снейпа к кабинету директора школы, Альбуса Дамблдора, который к тому же был тестем Северуса, отцом его покойной жены Лили, когда-то давно сбежавшей от него с учителем физкультуры Джеймсом Поттером. Уже больше десяти лет прошло с тех пор, как они погибли в автокатастрофе, оставив маленького сына Гарри, которого взяли на свое попечение Дамблдор и Снейп.

Возле директорских апартаментов его встретила Минерва МакГонагалл, учительница физики и завуч по совместительству. Увидев Северуса, она скорбно поджала губы:

— Сильнейший сердечный припадок. Не исключена возможность смертельного исхода.

Из кабинета вышел врач, Август Сметвик. В ответ на вопросительный взгляд Северуса он покачал головой и развел руками, словно говоря: «А что поделать? Мы тоже не боги».

Северус шагнул в кабинет директора и прошел дальше, в спальню. Альбус лежал на кровати, борода и седые волосы разметались по подушке. Он жестом подозвал зятя, и когда тот присел на краешек кровати, прошептал одними губами:

— Северус, мальчик мой… Я должен открыть тебе тайну. Помнишь гамбсовский гарнитур, который стоял в гостиной общежития девочек, когда вы с Лили еще учились? Ах да, ты же там не был, в их гостиной… Так вот — в одном из стульев Волдеморт спрятал драгоценности… те самые, которые он украл из Британского музея, незадолго до той автокатастрофы…

Волдеморт был знаменитым бандитом. Когда-то он тоже учился в Хогвартсе, и Дамблдор — в те времена еще не директор, а просто учитель физики — говорил, что и тогда было ясно: юноша пойдет по плохой дорожке. Хотя преступления Волдеморта были известны полиции, посадить его ни разу не удалось — он был фантастически ловок и изворотлив и не оставлял свидетелей. Лет тридцать он держал в страхе всю Британию, пока не погиб в той же автокатастрофе, что и Лили с Джеймсом — его лимузин въехал по встречной полосе в лоб джипу, за рулем которого сидел Поттер, и взорвался.

Тесть говорил что-то еще, но Северус уже почти не слушал — в голове у него клубился брильянтовый дым, сверкала сапфирами диадема и извивалась золотая с изумрудными глазками змейка на медальоне. Если он доберется до сокровищ Волдеморта… тогда можно будет и работу в школе бросить. Хотя новый директор, скорее всего, и так не станет его держать — своей работой Северус был обязан все тому же Дамблдору, который взял его на поруки после того, как Северус вместе с одноклассниками Мальсибером и Эйвери ограбили пивной ларек. Северус стал учителем, а дружки его ушли в банду Волдеморта. Сейчас Мальсибер сидел в колонии строгого режима, а Эйвери вроде бы завязал.

Когда жизнь покинула тело директора, Северус опомнился. Он закрыл Дамблдору глаза и в задумчивости вышел из кабинета. У дверей все еще стояла МакГонагалл. Увидев Снейпа, она повернулась к нему и хотела что-то сказать, но Северус покачал головой и произнес:

— Директор скончался.

Минерва заплакала и бросилась звонить в похоронное бюро. Через полчаса явился старый Олливандер, гробовых дел мастер, и Северус предложил ему свою помощь. Олливандер делал свое дело неторопливо, приговаривая себе под нос:

— Значит, Богу душу отдал старичок… Старички, они всегда Богу душу отдают. Или преставляются — это смотря какой старик. Ваш вот высокий и тощий, значит, отдал Богу душу. Вот когда Слагхорн помрет — он преставится…

Слагхорн, учитель химии, был невысоким и круглым, в противоположность своему ровеснику и другу Дамблдору.

— А какая разница? — недоуменно спросил Северус.

— Для нас, мастеров, разница есть...

Северуса против воли заинтересовала эта классификация человеческих смертей.

— А про меня как мастера скажут? Или про вас?

— Про вас... — Олливандер окинул Снейпа, который был среднего роста и худощавого сложения, профессионально внимательным взглядом. — Когда вы помрете, то значит, ноги протянете. Я вот человек маленький, так про меня скажут — гикнулся. А когда помирает такой могучий, как Волдеморт, ужасный, но великий — тогда говорят, дуба дал...

Все последующие за смертью директора дни, на похоронах, поминках и до самого конца учебного года Северус ходил мрачный и сосредоточенный. Никто, впрочем, не лез к нему с расспросами — понимали, что у человека горе. Исполняющей обязанности директора назначили Минерву МакГонагалл, однако поговаривали, что к осени из Министерства пришлют Амелию Боунс. Услышав это, Снейп решил, что пора увольняться — мадам Боунс его в школе не оставит, она как-то приезжала в Хогвартс с инспекцией и что-то такое говорила директору Дамблдору насчет его криминального прошлого…

Он попрощался с Гарри, сделал мальчику внушение, чтобы вел себя хорошо и летом занимался, а не только слонялся по улицам — пасынка Северус в глубине души любил, но воспитывал в строгости — и отправил его к дальней родственнице покойной Лили, Арабелле Фигг. И сразу после этого написал заявление об уходе.

Прежде чем покинуть школу, Снейп заглянул в каморку школьного завхоза, Аргуса Филча, с которым у него всегда были хорошие отношения. Теперь он пришел попрощаться и принес с собой бутылку настойки на травах собственного изготовления и взятую на кухне закуску. За столом он разговорил старика, и тот даже открыл ему свою обширную картотеку. Северус просмотрел все акты инвентаризации за последние годы и выяснил, что стулья из общежития девочек — гамбсовские, двенадцать штук, обивка красная с золотым — несколько лет назад заменили новыми. Старые же долго пылились в кладовке, и наконец, в прошлом году их списали с баланса школы. Отправились они в разные места: девять — в музей прикладного искусства в Лондоне, один отдали многодетной семье Уизли, один — вдове, держащей кабачок в Хогсмиде, мадам Розмерте. А вот куда делся еще один, последний стул — в документах написано не было, а Филч ничего сказать не мог.

Снейп удивился, что Дамблдор, зная о спрятанных драгоценностях, не оставил стулья в школе. Но, посмотрев на ведомость, увидел, что она подписана МакГонагалл — директор в прошлом году болел, и некоторое время Минерва исполняла его обязанности.

«Ну что ж… — подумал Северус, — я нашел следы одиннадцати стульев. Пожалуй, начать можно с того, который у Уизли. А там будет видно… Кстати, не написать ли Люциусу и не предложить ли ему войти в долю? В конце концов, без помощника трудно, а Люциус — тот еще жулик, без мыла везде пролезет. Как его Волдеморт называл — скользкий друг... Опять же, и знакомства у него обширные...»

Он зашел на почту, отправил миссис Фигг почти все деньги, которые получил под расчет, оставив себе лишь немного. Затем послал телеграмму Люциусу Малфою и сел на поезд до Оттери-Сент-Кэчпоул — в этом городке проживала семья Уизли.

Малфой был немного старше Северуса и тоже учился когда-то в Хогвартсе, а потом состоял в банде Волдеморта. Когда после гибели главаря банда была разгромлена, Люциус тоже привлекался, но отделался условным сроком. Он даже от конфискации имущества отвертелся, потому что заблаговременно переписал все на свою жену Нарциссу — и сейчас был вполне уважаемым гражданином и входил в Попечительский совет Хогвартса.

Снейп встретился с Малфоем на вокзале в Оттери-Сент-Кэчпоул. Городок был маленький, в нем имелась всего одна гостиница — Северус, ознакомившись с прейскурантом, понял, что он как-то не подумал о неизбежных тратах, и теперь пытался рассчитать, хватит ли ему тех денег, которые у него были, до конца предприятия. Дело ведь может оказаться не таким скорым, как представлялось. Конечно, можно было продать прихваченные с собой из Хогвартса инструменты, но вдруг они еще пригодятся?

У Люциуса денег тоже было немного — Нарцисса Малфой, которая распоряжалась и всем имуществом, и счетом в банке, не баловала супруга.

Оба стояли перед дверями гостиницы, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь зайти, как вдруг какой-то мужчина со спутанной бородой, в грязной тельняшке и протертых до дыр спортивных штанах, заправленных в носки, в потрепанных сандалиях, бросился к ним, схватил Малфоя за лацканы модного пиджака и заорал:

— Бля! Люциус! Прямо из Парижа!

— Позвольте, любезный… — Малфой скривился — от субъекта несло перегаром. Но, вглядевшись получше, ахнул: — Антонин! Что ты тут делаешь? И почему в таком виде?

А тот сплюнул под ноги:

— Я недавно откинулся… Денег нет, жилья нет, жена сбежала. Работаю тут дворником, живу в каморке под лестницей. Люц, пойдем выпьем? А это кто с тобой? Я его не помню.

— Это Северус, Тони. Северус Снейп. Он свой человек. Но с чего ты взял, что я из Парижа? Я в Лондоне живу.

— А говорили, в Париж слинял… Да какая разница — из Парижа, не из Парижа… Хоть из Конотопа. Послушай, Люц… У тебя деньги есть? Угости, а? Душа горит…

Люциус замялся.

— Мы с Северусом несколько стеснены в средствах…

Северус, приглядевшись к пьянчуге, вспомнил — это был еще один подельник Волдеморта, Антонин Долохов, который сел за год до того, как Волдеморт погиб. Тут ему пришло в голову, что они с Люциусом могут обеспечить себе дешевый ночлег.

— Сколько вам нужно? — спросил он.

— Да пару фунтов… — Долохов смущенно почесал бороду.

Северус вынул два фунта из кошелька:

— Так мы у вас в комнате переночуем?

— По мне, хоть всю жизнь живи, раз хороший человек! — обрадовался Долохов.

Схватив деньги, он сунул в руку Северуса ключ и молниеносно исчез — видимо, помчался за бутылкой.

Северус и Люциус обосновались в дворницкой. Здесь было тепло, в углу стояли метлы и лопаты, пахло табаком, носками Долохова и чем-то кислым. Малфой поморщился и отворил окно. Снейп, наконец, посвятил друга в суть дела, после чего они составили примерную опись драгоценностей, которые предположительно находятся в одном из стульев, и договорились в случае удачи поделить богатство пополам.

Около полуночи ввалился вусмерть пьяный Долохов. Одну сандалию он где-то потерял, тельняшка была разорвана на груди, а штаны мокрые и все в грязи — похоже, успел пару раз шлепнуться в лужу. Под правым глазом красовался фиолетовый синяк.

Увидев своих гостей, Антонин взмахнул обеими руками и весьма немузыкально, зато с чувством, запел:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,

Йо-хо-хо! И бутылка рома!

После этой песни он исполнил еще одну, по-русски, про какого-то Хас-Булата, и начал новую:

Выпьем с горя! Где же кружка?

Сердцу будет веселей...

На этом концерт закончился, потому что певец вдруг свалился на пол и захрапел. Снейп и Малфой переглянулись, потом подхватили Долохова за руки и за ноги и уложили его на лавке. Сами же устроились вдвоем на долоховской кровати.

Люциус, зевая, кивнул на спящего Долохова:

— Это он на два фунта так напиться умудрился? Я всегда говорил, что он пошляк.

Он заснул почти сразу, как только положил голову на подушку. А Северус спал плохо, потому что длинные светлые волосы Малфоя постоянно лезли ему в лицо, к тому же Люциус то стаскивал с него одеяло, то пинал ногой, а потом, похоже, приняв его за Нарциссу, попытался взобраться на него. Снейп в негодовании отпихнул Малфоя кулаком, тот обиженно всхрапнул и отвернулся к стене. Только тогда Северус наконец смог забыться сном.

Утром, вручив похмельному Долохову мелочь на пиво, Северус и Люциус направились к Уизли. Многодетная семья жила в деревянном доме с покосившимся фундаментом и прохудившейся крышей. Возле крыльца валялись дырявые котлы, резиновые сапоги и какие-то обрезки проводов. По двору лениво бродили куры.

Люциус, с отвращением обозрев окружающий ландшафт, подошел к дверям. Северус держался чуть позади него.

— Люц, а ты придумал предлог, под каким мы явимся? Нельзя же просто так прийти к людям и сказать: отдайте нам стул!

— Командовать парадом, — усмехнулся Малфой и извлек из кармана удостоверение члена Попечительского совета школы «Хогвартс», — буду я. У меня есть право проверять условия, в которых проживают ученики. А ты к тому же учитель. Как говорится, друг детей... Да, ты уволился, но Уизли-то этого еще не знают. Так что не тушуйся. И побольше цинизма — людям это нравится.

Он решительно постучал и, не дождавшись ответа, вошел — дверь была не заперта. Северус последовал за ним.

Их встретила какофония самых разнообразных звуков. Миновав прихожую — при этом Люциус запнулся о стоящее у порога ведро и чуть не упал — они оказались в небольшой светлой комнате, где рыжеволосый аккуратно одетый мальчик в очках играл на волынке, надувая щеки. Двое великовозрастных молодых людей исполняли не совсем приличную шотландскую песенку — Северус вспомнил, что эти куплеты он как-то слышал от подвыпившей Минервы на дне рождения Дамблдора. Отец семейства, Артур Уизли, долговязый мужчина в очках, такой же рыжеволосый, как сыновья, только уже лысеющий, стоял у окна, слушал и застенчиво посмеивался, то и дело заливаясь румянцем.

Люциус откашлялся.

— Песни народностей? Хм... Очень интересно.

Мальчик с волынкой и молодые люди замолкли, а Артур повернулся к вошедшим:

— В чем дело, господа?

— Инспекция, — Люциус предъявил удостоверение.

Артур смутился.

— Конечно... Прошу вас. Мы тут с мальчиками... музицировали, знаете ли...

— Я вижу, — саркастично усмехнулся вошедший в роль проверяющего Северус, подняв одну бровь, от чего младший из находящихся в комнате Уизли машинально заправил рубашку в штаны и вытянулся в струнку, а два его старших брата вздрогнули. Ученикам Хогвартса, даже бывшим, поднятая бровь трудовика и его вкрадчивый голос, сулящий снятые баллы и отработки, еще долго снились в ночных кошмарах.

Из кухни выглянула полная и тоже рыжеволосая женщина в фартуке — Молли Уизли, мать семейства.

— Артур, кто там? Ой, господин учитель... И вы, мистер Малфой... Чем обязаны?

Артур шепнул ей что-то на ухо, она посторонилась, и гости прошли на кухню.

Там на плите жарились оладьи, вокруг стола сидели рыжие дети в количестве четырех — три мальчика и девочка, и еще какое-то существо непонятного пола, закутанное в полосатый махровый халат с капюшоном. Вид у него был, без преувеличения, жуткий — бледная кожа, покрытая прыщами, выпирающие зубы, костлявые трясущиеся руки. Впрочем, ело оно за четверых, с громким чавканьем и урчанием.

Люциус довольно бесцеремонно прошел по кухне, заглядывая во все шкафы и спрашивая у Молли, на каком масле она жарит оладьи, не вредно ли это детям, хватает ли им витаминов в пище, достаточно ли калорий они получают. Взяв с тарелки одну оладью, прожевал и одобрительно кивнул. Затем перевел взгляд на существо в халате.

— А это что за упырь? Он же у вас детей объедает! Непорядок.

Люциус достал из кармана блокнот и что-то черкнул в нем. Молли нахмурилась и уперла руки в бока, Артур покраснел и, откашлявшись, извиняющимся тоном произнес:

— Это не упырь... Это сирота. Наш дальний родственник.

И вздохнув, развел руками, как бы говоря — ничего не поделаешь, раз такая родня досталась.

Малфой и Снейп обошли весь дом — и комнаты детей, и спальню Артура и Молли, и гостиную, и чердак, где жил этот родственник-упырь. Малфой попросил у Северуса рулетку и в каждой комнате что-то замерял, время от времени издавая нечленораздельные звуки, вроде "Хм... Мдааа... Угу... Ну-ну..." Артур и Молли не отставали от проверяющих ни на шаг и то и дело тревожно переглядывались. А у Люциуса и Северуса настроение все больше портилось — стула нигде не было.

Зашли они и в сарай, где у Артура была мастерская. Уизли слыл в Оттери-Сент-Кэчпоул народным умельцем, и все соседи приносили ему утюги, пылесосы, кофемолки и прочие бытовые приборы для починки. Налогов он, конечно, не платил — Малфой это понял по тому, как напрягся Артур. Люциус многозначительно хмыкнул и замерил стенки сарая, в то время, как Северус копался во всей этой рухляди. Но стула не было и здесь.

— Господа, — предложил, снова заливаясь румянцем, Артур, когда они закончили проверку, — прошу вас отобедать чем Бог послал.

На обед Бог послал семье Уизли бутылку домашней вишневой наливки, луковый суп с сырными гренками, мясные шарики, тушеную баранину с овощами и ревеневый пирог с заварным кремом. Откушав, Люциус пришел в благодушное настроение. Уже вставая из-за стола, он даже попытался сделать Молли изысканный комплимент, сравнив ее с богиней домашнего очага, но запутался в греческой и римской мифологии. Выручил его Артур, который достал из шкафчика бутылку наливки и протянул ее Люциусу, все так же застенчиво улыбаясь.

Малфой оскалился:

— Дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей?

За время, пока Малфой находился под стражей в качестве обвиняемого, он выучил Уголовный кодекс почти что наизусть.

— Шутка, — успокоил он побледневшего Артура, рассмеялся и, благосклонно кивнув, принял из его рук бутылку и передал Северусу, который убрал ее в свою объемистую сумку. И напоследок решил задать прямой вопрос: — А скажите, Артур... Почему в вашем доме такая скудная меблировка? Даже посидеть со вкусом абсолютно не на чем.

— Как же не на чем? — обиделась Молли. — У нас есть стул, гамбсовский.

— Вот как? Мы его не видели.

— Да уж, — подтвердил Северус и поднял бровь. Двое рыжих мальчишек-близнецов, поймав его взгляд, уставились на него с ангельски-невинным выражением одинаковых лиц. Но еще никому из малолетних хулиганов не удавалось провести Северуса Снейпа. Он чуть наступил Малфою на ногу, тот едва заметно кивнул.

Наконец, провожаемые радушными хозяевами, гости вышли на улицу. Но далеко они не ушли, а, завернув за угол дома, перелезли через забор и спрятались в огороде в кустах малины. Вскоре они увидели рыжую девчушку с двумя хвостиками, которая направлялась аккурат к тому месту, где они стояли.

Девочка заметила их, но не испугалась, ее веснушчатое личико расплылось в улыбке. Младшая Уизли еще не ходила в школу, поэтому Снейп не вызывал у нее страха и трепета.

— А вы не ушли? Я Джинни. Хотела вам про Фреда и Джорджа сказать, господин учитель. Они меня обзывают и не берут с собой играть. И в карты играют у себя в комнате. А когда они думают, что их никто не слышит — песни поют, а там плохие слова... А еще они стул из дома продали... Вот!

Наябедничав, Джинни хитро посмотрела на них. Люциус, погладив девочку по голове, вытащил из кармана конфетку и протянул ей.

— Умница! Всегда надо старшим все рассказывать. Особенно учителям. Ты ведь скоро в Хогвартс поедешь?

— Да, этой осенью, — гордо ответила Джинни.

— Молодец, Джинни, — снова похвалил ее Малфой, — а теперь скажи, не могла бы ты выманить близнецов в огород? Только не говори никому, что мы здесь. Это строгий секрет. Государственная тайна, можно сказать. Ты фильмы про шпионов смотришь?

Девочка серьезно кивнула. Люциус протянул ей еще одну конфетку и отечески приобнял за худенькие плечи.

— А они сейчас сюда придут, их мама послала полоть грядки, — сказала Джинни, взяла вторую конфету и вприпрыжку побежала домой.

Через некоторое время из дома вышли близнецы с маленькими мотыгами. Понуро опустив головы, они двинулись к грядке с морковью.

— Ну что, братец Дред? — спросил один. — У тебя с собой?

— С собой, — ответил другой. — Держи, Фордж...

Он вытащил из кармана помятую пачку сигарет и коробок спичек. Малолетние оболтусы присели возле грядки и закурили одну на двоих. За своим занятием они не заметили, как сзади к ним подкрался Снейп и схватил одного за левое ухо, другого — за правое.

— Вы кому продали стул, дьявольские отродья? — нахмурив брови, прошипел Снейп. А Люциус, стоя позади него, выразительно поигрывал тростью.

Мальчишки, обладавшие сверхъестественным чутьем, поняли, что сейчас их будут бить.

— Ну? — грозно спросил Снейп.

Один близнец шмыгнул носом:

— Ай-ай-ай, не бейте... Мы больше не будем...

— Ей-Богу, не будем, — вторил ему другой.

— Кляcться и божиться — большой грех, молодые люди. Тем более, если не собираетесь клятву сдерживать, — наставительно произнес Люциус.

— Так кому вы продали стул? — повторил Снейп.

— Флетчеру... — прохныкал один.

— Кто такой Флетчер?

— Перекупщик... Он и краденое берет. На базаре про него спросите, его все знают... Отпустите, а? Мы не будем больше! Вот вам крест!

— Надрать бы вам... задницы... — задумчиво сказал Люциус. — Только Песталоцци (1) не позволяет. Ну все, идите работайте. И отдайте-ка мне сигареты. Рано вам еще курить.

Малфой забрал у мальчишки пачку, после чего они со Снейпом снова перелезли через забор и неторопливо пошли по направлению к гостинице.

— Вот что, Северус, — предложил Люциус, закуривая сигарету из пачки, конфискованной у близнецов. — Давай-ка ты завтра сходи на базар и попробуй поискать Флетчера. А я съезжу в Хогсмид, разведаю на месте, что там и как у мадам Розмерты.

На том и порешили.

Примечание:

(1) Иоганн Генрих Песталоцци — швейцарский педагог конца XVIII — начала XIX века, внёсший значительный вклад в развитие педагогической теории и практики.

Малфой уехал в Хогсмид, а Снейп вернулся в дворницкую, где Долохов, уже отошедший после вчерашнего и даже успевший помахать метлой перед входом в гостиницу, многозначительно поглядывал на своего гостя и как будто хотел что-то сказать, но не решался.

«Наверно, опять ему на выпивку не хватает... Ну и ладно, дам, так даже лучше… По крайней мере, не будет мешать», — решил Снейп. Но сначала ему пришло в голову, что неплохо бы спросить у дворника о Флетчере — хоть Долохов в городке и без году неделя, но вдруг они знакомы?

Оказалось, Антонин Флетчера знает, причем давно.

— Флетчер? Да эта гнида позорная, я его… — он длинно и витиевато выругался. — Он же мне в семьдесят восьмом году котлы дешевые всучил, а говорил, золотые (1)… Зуб, говорит, даю! Мать-перемать!

— Котлы? — недоуменно переспросил Снейп.

— А-а-а… ты же фраер (2). А Люц сказал, из наших? — подозрительно уставился на Северуса Долохов.

— Из наших, из наших… — Северус успокоительно кивнул. — Хочешь, у Мальсибера спроси, когда он освободится, или у Эйвери…

— Эйвери залег на дно, говорили, в Ирландию подался, и завязал… Ну да ладно, это ваши с Люцем дела... А котлы — это вот… — Долохов показал на левую руку Снейпа, на которой он носил серебряные часы, доставшиеся еще от деда по матери.

— Я уже понял, — кивнул Снейп. — Так вот, говорят, Флетчер здесь, в Оттери-Сент-Кэчпоул, на базаре орудует. Он мне нужен.

— На базаре, говоришь? Так сейчас там делать нечего, туда с утра пораньше надо идти… А зачем тебе Флетчер?

Северус замялся. А Долохов махнул рукой:

— Ладно, дело твое… Только я бы Люцу так не доверял на твоем месте, обманет. Волдеморт так и говорил про него — скользкий друг.

— Я знаю, — Снейп усмехнулся.

— Так ты и Волдеморта знал? — удивился Долохов.

— Немного… — Северусу не хотелось вспоминать бурную юность. Ведь и жена от него ушла именно потому, что он не прервал связи со старыми школьными друзьями — даже после того, как Дамблдор спас его от суда.

— А я думал — ты фраер. Тогда… давай выпьем! Завтра я с тобой пойду, мне с Флетчера должок взыскать надо.

Северус решил, что сегодня заняться все равно нечем, и согласился.

Вернулись они ближе к ночи. Долохов снова был пьян как сапожник, Северус тоже пошатывался, и в голове у него шумело. Он старался пить меньше, чтобы ненароком не проболтаться о драгоценностях, но отвязаться от Долохова, который обижался, видя, что собутыльник мало пьет, и считал это проявлением неуважения, не было никакой возможности.

Придя к себе, Долохов, не раздеваясь, повалился на лавку и тут же захрапел. Северус в одиночку устроился на его кровати. Благодаря отсутствию Малфоя, который так и не возвратился ни ночью, ни утром, Снейп хорошо выспался. И даже долоховский храп ему не мешал.

Проснувшись, Северус был не на шутку обеспокоен исчезновением Люциуса. В голове засела нехорошая мысль, что Малфой нашел драгоценности в стуле у вдовы и скрылся с ними, решив не делиться с другом. Но Снейп привык действовать по заранее намеченному плану и отступлений не любил. Поэтому он решил сначала все-таки наведаться на базар, а потом, если Малфой так и не объявится, не медля ни минуты, мчаться в Хогсмид.

Так и не добудившись Долохова, Снейп махнул рукой и вышел из дворницкой. Солнце уже поднялось высоко, и Северус, справившись у гостиничного швейцара, как пройти на базар, направился к восточной окраине города. Идти было довольно далеко, но брать такси он не стал — не хотелось тратить деньги.

Он прошел уже несколько кварталов и порядком притомился, к тому же хотелось пить — сказывалось похмелье — и вдруг застыл, как вкопанный. Прямо на него шел бритый наголо мужчина в ярко-розовой рубашке, а в руках он держал... стул. По виду старинный, с гнутыми ножками, а самое главное — обивка красная с золотым.

Северус подскочил к незнакомцу (наверно, это и есть Флетчер, подумал он — на ловца и зверь бежит) и мертвой хваткой вцепился в ножки стула. Незнакомец дернул стул на себя. Северус пытался разжать пальцы наглого узурпатора, одновременно пиная его ногой и стараясь попасть по коленке. Тот в долгу не остался и тоже начал лягаться.

— Караул! Грабят... — сипло прошептал незнакомец.

— Позвольте... Да позвольте же! Это мой стул! — разозлился Северус.

Вокруг стала собираться толпа. Несколько человек, шедших по своим делам, остановились и с интересом наблюдали за происходящим.

Северус и незнакомец одновременно оглянулись вокруг и, не сговариваясь, двинулись дальше, как ни в чем не бывало. Стул, однако, ни тот, ни другой из рук не выпускал.

Заметив впереди что-то вроде парка, Северус решительно направился туда, волоча за собой как будто приклеившегося к стулу конкурента.

В парке никого не было, и Снейп в полный голос заорал:

— Отдай стул, сволочь!

Незнакомец в ответ изо всех сил лягнул его, и Северус не устоял на ногах, увлекая за собой и соперника. Оба упали на землю и, отшвырнув стул, начали дубасить друг друга кулаками. Наконец, перевес оказался на стороне Северуса. Оттолкнув незнакомца, он схватил стул и, не теряя времени, достал из кармана ножик и вспорол красно-золотую ткань. Но, пошарив обеими руками внутри сиденья, не обнаружил там ровным счетом ничего, кроме пружин и шерстяной набивки.

Тяжело дыша, Северус уставился на противника. И тут что-то в его лице показалось очень знакомым. Он пригляделся.

— Черт побери! Амикус! Это вы?! Где же ваши... локоны? И борода? У вас ведь была борода? Значит, охотитесь за чужим имуществом?

— Можно подумать, вы охотитесь за своим! — огрызнулся тот. — Эти стулья — они и не ваши, и драгоценности тоже не ваши. Почему вы решили, что имеете право? Дамблдор, должно быть, из ума совсем выжил. Он обязан был сообщить всем преподавателям, а не только своему зятю! Это государственное имущество! По закону!

— Ха-ха! Подумать только, Амикус Кэрроу на страже закона! — саркастически рассмеялся Снейп. — Да вы просто вор и аферист! Я вам морду набью!

— Я у вас ничего не крал! — возмущенно завопил Кэрроу.

Итак, незнакомец оказался вовсе не Флетчером, а Амикусом Кэрроу — коллегой Северуса, учителем ОБЖ в Хогвартсе. Вообще, с преподавателями этого предмета в школе творилось что-то странное. Долго не задерживался ни один: ни отставной майор Грюм, обладатель деревянной ноги и паранойи; ни последователь какого-то неизвестного культа Квиррелл, носивший тюрбан и употреблявший в пищу несметное количество чеснока, который к тому же часто в школьных коридорах вел оживленные разговоры сам с собой; ни модный парикмахер Локхарт. Последний год это место занимал Амикус Кэрроу, тоже когда-то учившийся вместе с Северусом и в свое время работавший на Волдеморта, но так и не попавший в поле зрения полиции. То, что Северус не сразу его узнал, объяснялось просто — в школе Кэрроу носил волосы до плеч и небольшую бородку.

— Ну что, нашли? — крикнул Амикус.

— Сами видите, что нет, — насмешливо ответил Северус. — Кстати, откуда вы обо всем узнали? Залезли в кабинет Дамблдора и подслушивали, что ли? Не совестно вам?

— Тьфу! Кто бы говорил о совести... — проворчал Кэрроу.

Они бы еще долго препирались, а может, опять подрались бы, но где-то невдалеке послышался звук полицейской сирены.

— Надо делать ноги! — прошипел Снейп. — Ну смотри, попадешься ты мне еще раз...

Он погрозил Амикусу кулаком, встал и, наскоро отряхнувшись, быстро пошел к выходу из парка. До гостиницы он добрался без приключений. А, открыв дверь дворницкой, увидел сидящего за столом и доедающего яичницу Малфоя.

— Ну, что? Нашел Флетчера? — спросил Люциус. Глаза у него странно блестели, лицо казалось немного осунувшимся, но довольной улыбкой он напоминал сытого разомлевшего кота — вот-вот замурлычет.

Снейп рассказал компаньону, как он вместо Флетчера нарвался на неожиданного конкурента, как в жестокой борьбе завладел стулом и убедился, что внутри ничего нет. И о личности этого конкурента он тоже рассказал Малфою.

— Ага... — кивнул Люциус, выслушав Снейпа. — Значит, у нас есть соперник. Плохо. Нужно его опередить. Хорошо, что стул вдовы у нас, можно сказать, в кармане.

— В смысле? — недоверчиво поднял бровь Северус.

— Я женюсь на ней... — Люциус снова улыбнулся, томно прикрыв глаза, и стал еще больше похож на кота, наевшегося жирных сливок. — Знойная женщина, мечта поэта!

— Люциус... — Северус оторопел. — Но у тебя же Нарцисса...

— Чего не сделаешь для блага нашей концессии! Потом, я всегда мечтал стать многоженцем.

— Зачем? — удивился Северус. — И вообще... Я считаю, это только лишние сложности нам создаст.

Малфой вздохнул:

— Ничего не поделаешь. Теперь я уже должен жениться, как честный человек. В общем, Северус, все решено. Сегодня вечером едем в Хогсмид, а завтра — свадьба!

Примечания:

(1) Котлы — на блатном жаргоне — часы.

(2) Фраер — человек, не имеющий отношения к уголовному миру.

Амикус Кэрроу действительно прятался в спальне Дамблдора, когда старый директор, умирая, рассказывал Северусу о драгоценностях. Он забрался в директорские апартаменты ночью для того, чтобы подменить лежащую на столе ведомость на оплату наглядных пособий для кабинета ОБЖ — Амикус часто так делал, что позволяло ему при каждой закупке учебного материала класть себе в карман определенную сумму. Директор, как многие старики, страдал бессонницей и крепко засыпал лишь ближе к утру, потому Амикус и выбирал для своих тайных визитов именно это время. Однако в последний раз он чуть не попался — Дамблдору стало плохо с сердцем, он позвал школьную медсестру мадам Помфри, та сообщила МакГонагалл, которая тут же бросилась вызывать врача... Кэрроу, спрятавшийся за занавеской, был ни жив, ни мертв от страха. Но его местонахождение позволяло очень хорошо слышать все, что происходило в кабинете.

Когда суматоха немного улеглась, и все посторонние покинули кабинет Дамблдора, Кэрроу выбрался из-за занавески, на цыпочках подошел к двери, выглянул в коридор и, не увидев никого, побежал к себе — то есть на квартиру, где проживал вдвоем со старшей сестрой Алекто.

Как и все преподаватели, Амикус имел в Хогвартсе апартаменты, состоящие из двух комнат, там можно было и ночевать — но он редко оставался в школе после уроков. Сестра очень беспокоилась, если он не являлся домой к вечеру. Когда ему случалось задержаться на работе, Алекто наутро являлась в школу и ругалась с Дамблдором и МакГонагалл, которые, как она выражалась, пьют кровь из ее слабого здоровьем братца.

Впрочем, сестра была в курсе махинаций Амикуса со школьными деньгами и даже помогала ему — это она подделывала цифры в ведомостях, она же и придумала всю эту аферу — потому что зарплата школьного учителя и сама по себе мала, а уж для "умницы Микки" и вовсе унизительна.

Узнав о драгоценностях Волдеморта, Амикус весь день был не в себе. Ему мерещились несметные богатства, обладателем которых он так легко может стать. Мерещилась собственная ферма, теплицы с огурцами и помидорами и огромные стада кроликов. А может быть, у них с Алекто и собственную школу получится открыть...

После похорон Амикус в оба глаза следил за трудовиком. Когда тот подал заявление об уходе, Амикус сделал то же самое. В последний день он опять не ночевал дома — увидев, что Снейп поздним вечером направляется к каморке школьного завхоза, поспешил туда, чтобы сразу занять стратегически выгодную позицию у вентиляционного люка. И снова ему повезло — он узнал все, что ему было нужно, о красно-золотых гамбсовских стульях.

Домой он вернулся утром. Алекто, увидев вошедшего брата, выбежала в прихожую и поцеловала Амикуса в нос:

— Микки, мышонок мой! Где же ты был? Все в порядке? Я уже Бог знает что думала... Пойдем кушать! Я тебе колбаски сейчас поджарю. А тортик с вишенками будешь?

Амикус в это утро был настолько поглощен своим планом, что даже не поморщился, как обычно, от этой манеры сестры сюсюкать и называть продукты питания уменьшительно-ласкательными словами.

Алекто тем временем направилась в кухню, думая, что брат последует за ней, но он молча прошел в ванную и закрылся там.

— Что он опять затеял? — простонала она, опустившись на табуретку.

Она решительно подошла к ванной и постучала:

— Микки! Чем ты там занимаешься? Открой немедленно!

Некоторое время за дверью было тихо, потом она отворилась и вышел Амикус — его лицо и голова были совершенно гладкими, если не считать нескольких розовых царапин: когда он брился безопасной бритвой, у него дрожали руки.

— Микки! Что же ты с собой сделал? — запричитала Алекто.

— Ничего я не сделал. Просто побрился.

— Да тебя даже ученики засмеют! На кого ты похож?

— А что? — Амикус гордо повернулся перед зеркалом в анфас и в профиль. — По-моему, очень даже хорошо...

— Да ну, что ты глупости говоришь!

Алекто разрыдалась. Дальше она окончательно уверилась, что братец сошел с ума. Он собрался куда-то ехать, причем не говорит, куда и зачем. А ее, сестру, которая его вырастила, можно сказать, заменила ему мать — бросает.

— Не бросаю!

— Нет, бросаешь! — причитала Алекто.

— Нет, не бросаю! Скоро вернусь. Ведь может же быть у человека дело?

— Не может! — категорично отвечала Алекто.

В конце концов Амикусу пришлось даже постучать кулаком по столу. Правда, свою сестру он побаивался, поэтому стучал тихо и робко — но Алекто испугалась. Вздохнув, она решила смириться — уж такой он был, ее братец Микки, как упрется во что-нибудь, так с места не сдвинешь.

Она даже приняла участие в сборах:

— Микки, возьми теплую кофточку. И надень розовую рубашечку, которую я тебе купила. Ты ее почему-то не носишь, а она тебе очень к лицу. А вот эти носки не бери, я их еще не заштопала...

Амикус, довольный тем, что сестра перестала скандалить, соглашался на все — хотя ему казалось, что в розовой рубашке у него дурацкий вид. Он оставил Алекто немного денег на хозяйство, вновь заверил ее, что скоро вернется, и тогда они заживут по-другому — и первым же поездом отбыл в Оттери-Сент-Кэчпоул, опередив Снейпа на несколько часов.

Там он быстро нашел дом Уизли. Кэрроу знал, что из всего рыжего семейства близнецы наиболее склонны к правонарушениям, а значит, через них завладеть стулом будет проще всего. Немного понаблюдав за ними в домашней обстановке, он понял, что не ошибся. Однако, не желая быть узнанным, сам вести переговоры о продаже он не стал, а сговорился с местным мелким жуликом Флетчером, с которым познакомился на базаре, когда продавал захваченную с собой из школы астролябию.

После встречи со Снейпом Амикус решил не возвращаться в гостиницу — наверняка этот разбойник тоже остановился там. А все мало-мальски ценное у него было с собой.

Поэтому прямо из парка он пошел на вокзал, где, зайдя в туалет, привел себя в порядок, и вскоре уже ехал в Хогсмид. Амикус помнил, что еще один стул находится у мадам Розмерты, которая держит там гостиницу "Три метлы". Однако, когда он туда прибыл, оказалось, что гостиница закрыта по случаю завтрашней свадьбы хозяйки.

Ругая себя за то, что начал поиски не с Розмерты, а с Уизли, он побрел на другой конец Хогсмида, в "Кабанью голову". Это был захудалый трактир, издавна пользующийся дурной славой. Когда-то в нем собиралась и банда Волдеморта. Но Амикус был непривередлив, ему просто нужно было где-то подождать, пока мадам Розмерта отпразднует свадьбу, и тогда уже наведаться к ней насчет стула. Почему бы ей его не продать? Деньги у Амикуса есть, обманывать вдову — то есть, уже не вдову, а новобрачную — он не станет и даст хорошую цену.

В «Кабаньей голове» Амикус Кэрроу, не зная, чем заняться и опасаясь спускаться в зал — чтобы ненароком не потратить больше, чем он мог себе позволить, и не быть обворованным — то глядел в окно, мечтая о ферме с кроликами или о собственной школе, где они с Алекто будут поддерживать строгую дисциплину, то принимался снова и снова пересчитывать свои финансы. А в "Трех метлах" тем временем шумно пировали.

* * *

Наверное, может показаться странным, что мадам Розмерта без долгих раздумий согласилась выйти замуж за Люциуса Малфоя, ничего о нем не зная. Ведь Розмерта была уже не юной неопытной девушкой, а почти сорокалетней вдовой, к тому же на протяжении многих лет владела гостиницей, и дела ее шли весьма успешно — а значит, ее можно назвать женщиной здравомыслящей и практичной.

Однако, в конце концов, как говорится, и на старуху бывает проруха, а мадам Розмерта была отнюдь не старухой, а женщиной в самом расцвете лет, щедро одаренной природой. Некоторое время назад она посетила гадалку Сивиллу Трелони, живущую по соседству. Хоть Сивилла и сверх меры любила выпить — по правде говоря, трезвой ее никто никогда не видел — но предсказания ее сбывались с неумолимой точностью, даже самые, казалось бы, невероятные. И гадалка предрекла Розмерте большую любовь и скорую свадьбу. Она пообещала вдове встречу с неотразимым красавцем — бубновым королем — в казенном доме, причем заверила, что король этот самый что ни на есть "марьяжный" (1).

В тот день — впрочем, уже ближе к вечеру — Розмерта решила зайти на почту купить бумаги и конвертов. Заметив у прилавка статного блондина в длинном черном плаще и дорогих, начищенных до зеркального блеска, ботинках, который о чем-то говорил с почтальоном, она невольно выпрямилась, расправила складки на платье и пригладила и без того идеально уложенные волосы. Блондин перевел на нее взгляд, и, встретившись с наглыми серыми глазами незнакомца, вдова смутилась и порозовела, уронив на пол сумочку. А Люциус — ибо это был он — учтиво сумочку поднял и, продолжая беззастенчиво пялиться в вырез платья Розмерты, слегка склонив голову и искусительно улыбаясь уголками губ, представился:

— Лорд Люциус Малфой третий, к вашим услугам, мадам.

Имя Люциусу дали в честь деда, а тому — в честь его собственного деда. Отец Люциуса, Абраксас, когда-то баллотировался в Парламент (2) и потратил на избирательную кампанию (в основном на поиски компромата на соперника, полицейского шерифа Бартемиуса Крауча) столько, что едва не разорился — но игра стоила свеч, ведь место в Палате Общин впоследствии помогло Абраксасу спасти от тюрьмы непутевого сына, когда тот оказался замешан в делах Волдеморта и его банды. Но лордами Малфои никогда не были.

Однако у Розмерты не возникло никаких сомнений в том, что перед нею настоящий лорд — настолько аристократично выглядел Люциус, в котором она вмиг признала "марьяжного бубнового короля". Люциус же сообщил, что приехал в Хогсмид ненадолго, по делам, и, как бы между прочим, осведомился, где он мог бы остановиться. Мадам Розмерта, разумеется, порекомендовала свою гостиницу, которая была, несомненно, лучшей в Хогсмиде. Малфой галантно предложил даме руку, и до "Трех метел" они дошли вместе.

Сняв номер, Люциус, однако, ни по каким делам не ушел — оно и понятно, дело у него имелось исключительно к самой мадам Розмерте — а сидел в зале на первом этаже, где располагалось небольшое уютное кафе, пил кофе с ликером и круассанами, пожирал вдову влюбленным взглядом и не скупился на довольно смелые, но вместе с тем изысканные комплименты всякий раз, когда она к нему подходила. Впрочем, для приличия он все же разложил перед собой на столике деловую газету и время от времени делал вид, что читает, и даже что-то отмечал карандашом.

Розмерта была настолько взволнована, что два раза чуть не ошиблась себе в убыток, отсчитывая сдачу. А Люциус несколько раз вставал и, осматриваясь, прохаживался по залу. Он побывал во всех помещениях, куда посетители имели доступ, потом поднялся к себе в номер, а когда возвращался, обошел коридоры на всех трех этажах — но стула из Хогвартса, красно-золотого, гамбсовского, таящего в себе несметные богатства, нигде не было. "Скорее всего, он в личных апартаментах хозяйки, — решил Люциус. — Значит, надо проникнуть туда любым способом."

Вернувшись в зал, он удвоил свои старания, совершенно смутив Розмерту. Поглядывая на циферблат старинных часов, Малфой нетерпеливо ждал, когда они останутся наедине. Кафе работало до десяти часов вечера — Розмерта вовсе не хотела, чтобы ее заведение, которым она немало гордилась, стало причиной ссор и скандалов в семьях добропорядочных хогсмидских обывателей. А те, кому не хватило пива или виски, всегда могли продолжить вечер в "Кабаньей голове", открытой "до последнего клиента", как гласила вывеска.

Наконец, Розмерта, выпроводив троих припозднившихся гостей и отпустив служанку, закрыла входные двери, потом, вернувшись за стойку, заперла кассу.

— Сэр! — позвала она, видя, что Люциус снова поглощен чтением газеты. — Пора вам идти к себе в номер. Но, если вы хотите где-нибудь развлечься, я выпущу вас. Тогда позвоните в звонок, когда вернетесь, я встану и открою.

— Что вы, мадам, разве я позволил бы себе вас побеспокоить среди ночи, прервать ваш хрупкий сон...

— Ну, а что делать? Мало ли, какие дела могут быть у клиентов... А консьержки я не держу — невыгодно. И вы ведь, кажется, по делам приехали, а сами весь вечер тут просидели... Или вам угодно что-нибудь еще?

— Дела подождут, — беззаботно рассмеялся Люциус. — Я бы хотел угостить вас рюмочкой ликера, если позволите. Очень приятно посидеть и поболтать с такой очаровательной дамой. Вам ведь, наверное, чертовски скучно с утра до вечера подавать еду и наливать пиво неотесанной деревенщине, считать деньги, проверять чеки, мыть посуду... Разве это подходящее занятие для такой женщины, как вы?

— А чем же неподходящее? Жить-то надо. К тому же я свое дело люблю. А посуду у меня моет служанка, для этого и держу. Ну, а вы чем занимаетесь? И где живете? В Лондоне?

— Ах, мадам... Да, у меня есть дом в Лондоне. Но мне очень много приходится путешествовать. Можно сказать, что я странствую по свету, словно птица... или "Летучий голландец" (3). И до сих пор, — он томно вздохнул, — не нашел тихой гавани, где мог бы забыться и отдохнуть...

Люциус приблизился к хозяйке, которая в замешательстве перебирала край белоснежного накрахмаленного фартука, обшитого кружевами.

— Мадам... вы верите в любовь с первого взгляда?

* * *

Люциус совершенно не ожидал, что Розмерта будет так стойко охранять свою вдовью честь от посягательств, и что ему придется долго уговаривать ее и, в конце концов, поклясться всеми святыми и памятью родителей, что завтра же они пойдут к священнику, чтобы договориться о венчании. Только тогда прекрасная трактирщица открыла ему дверь своей спальни.

Заснул он уже под утро, будучи выжатым, как лимон, а когда открыл глаза, Розмерта, полностью одетая и нежно улыбающаяся, стояла возле кровати. В руках у нее был поднос с завтраком — совершенно роскошным, кстати. У себя дома Люциус вынужден был довольствоваться овсянкой и кусочком поджаренного хлеба, тонко намазанного маслом. "Тебе не идет, когда ты толстеешь, Люци", — безапелляционно говорила Нарцисса, пресекая попытки супруга положить себе на тарелку омлет с беконом или сэндвич с ветчиной и сыром.

Позавтракав, Малфой оделся, и вскоре вместе с Розмертой отправился в церковь, где священник, к несказанной радости вдовы, согласился обвенчать их на следующий день.

А вот у Люциуса настроение было не столь безоблачным — всю дорогу до церкви и обратно он думал о том, что будет, если Нарцисса узнает, что он не просто изменил ей, но еще и женился. Однако успокаивал себя тем, что знакомых в Хогсмиде у него нет, а значит, жене никто о свадьбе не сообщит. К тому же концессия, как называл Малфой их со Снейпом предприятие, требует жертв — искомый стул нашелся в спальне вдовы, перед трюмо — как Люциус и предполагал.

Наконец, он распрощался с Розмертой и уехал в Оттери-Сент-Кэчпоул, чтобы, взяв с собой Снейпа, к вечеру вернуться обратно.

"Вот Северус и будет моим свидетелем на свадьбе. Он точно не проговорится, и Цисси ничего не узнает", — решил Люциус и совсем успокоился.

* * *

Во время свадебного банкета, на который были приглашены несколько деревенских знакомых хозяйки, в том числе гадалка Сивилла Трелони, Северус сидел как на иголках. Люциус сказал ему, что нужный им стул находится в спальне наверху, и что Люциус, когда новобрачная уснет, возьмет его и зайдет в номер к Северусу, где они спокойно и без лишнего шума его вскроют. Но Снейпу казалось, что время тянется слишком медленно. К тому же ясновидящая Трелони — она как раз сидела рядом с ним — дойдя до кондиции после нескольких бокалов шампанского и полбутылки хереса, начала на него как-то странно смотреть. Северус, хотя вообще-то не верил в гадания, сейчас некстати вспомнил, что Волдеморту в свое время предсказали смерть на дороге — и главарь банды погиб именно в автокатастрофе. "А что, если она действительно все видит? — с опаской подумал Северус и, криво улыбнувшись, подлил ей еще хереса. — Скорее бы все это закончилось!"

Потом ему пришлось долго ждать у себя в номере, пока, наконец, не появился Люциус в пижаме и с застрявшим в белых всклокоченных волосах пухом. В руках приятель держал стул.

— Северус, ты готов?

Снейп кивнул и, взмахнув ножом, который все время сжимал в кулаке, вспорол красно-золотую ткань обивки и запустил руки во внутренность сиденья.

Пусто.

— Ну что, стоило тебе жениться? — с убийственной иронией во взгляде повернулся Снейп к другу.

Малфой ничуть не обиделся. Он задумчиво и даже как-то философски улыбнулся:

— Что поделать... Такова жизнь — никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Но я не жалею. Розмерта — это не женщина, а... субтропики! — Люциус вытащил из кармана чайное ситечко: — На память взял... В общем, я не плачу и не рыдаю, и тебе не советую.

— А мне с чего плакать? Это не у меня две жены, одна из которых — Нарцисса, а у тебя, — саркастически усмехнулся Снейп. — Ладно, разбирайся сам. Но что мы будем делать теперь? Каков наш следующий шаг?

— Два стула мы проверили, в них ничего нет. Значит, нужно ехать в Лондон, в этот музей, — деловито заговорил Малфой. — Только сначала заглянем в гости к Лестрейнджам. Надо где-то достать денег на продолжение концессии, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Северуса. — Я здесь несколько поистратился — сначала нужно было номер снять, заплатить в кафе...

Снейп недовольно покачал головой.

— Да если ты будешь так деньгами разбрасываться, мы вообще никуда не доедем. Легче было взять да украсть этот стул.

— Северус, — покачал головой Малфой, — ты любишь деньги больше, чем надо! Проще смотри на вещи, друг мой. А грабить бедную вдову, которую я, к тому же... Нет, это пошло!

— Хорошо тому, кто с детства ни в чем нужды не знал, — сварливо отозвался Северус. — Кстати, ты уверен, что Лестрейнджи дадут денег? — спросил он и сам же ответил: — Ага, потом догонят и еще дадут... Они ведь свой срок отсидели от звонка до звонка, в отличие от нас с тобой.

— Есть у меня идея, — загадочно улыбнулся Малфой. — А не они, так другие дадут. Вспомни, чему нас покойный босс учил. Существует много способов отъема денег у граждан, и даже сравнительно честных... Так что деньги мы раздобудем. Все, собирайся, а я пойду, напишу любимой женщине, — он игриво подмигнул, — записку, что уехал в Лондон по срочному делу. Поторапливайся, ближайший поезд уходит через час — я узнавал.

Примечания:

(1) Марьяжная карта — в гаданиях карта, указывающая на вступление в брак.

(2) То, что Абраксас именно избирался в Парламент, подразумевает, что лордом он не был. В Палату Лордов (в отличие от Палаты Общин) не избирают, титул лорда можно только унаследовать или получить от короля или королевы.

(3) "Летучий голландец" — легендарный корабль-призрак, вечно странствующий по морям.

Семейство Лестрейндж состояло из двух братьев — Руди и Басти, и Беллы, жены старшего из них. После автокатастрофы, в которой погиб Волдеморт, и разгрома его банды все трое попали в тюрьму, но около года назад вышли на свободу по амнистии и сейчас тихо жили в небольшом городке в графстве Суррей. Белла держала тату-салон, что позволяло прокормить себя, мужа с деверем и ручную змею Нагини, которая ей осталась от покойного босса. Братья — два здоровенных балбеса — по большей части бездельничали, иногда, правда, снимаясь в так называемых фильмах для взрослых, что тоже приносило какой-никакой доход.

Вот к ним-то и направились Малфой со Снейпом.

* * *

— Белла, — сказал жене вернувшийся из магазина Руди, вынимая из хозяйственной сумки большой кусок мяса, пачку сахара и бутылку оливкового масла. — Знаешь, кого я сегодня на улице видел?

— Кого? — скучающим тоном отозвалась Белла.

— Люциуса Малфоя. И с ним еще какой-то хмырь. Вроде знакомая рожа, но я его не помню.

— Малфоя? — с обидой переспросила Белла. — Эту скользкую дрянь?

— Да почему же он дрянь? — возразил Руди. — Просто ловкий человек и хитрый, и адвокат у него хороший был, покойный отец расстарался. Нам не так повезло… Но мне интересно, зачем Люциус приехал…

— Он тебя видел? — напряглась Белла.

— По-моему, нет, — ответил Руди.

— Ты без меня с Малфоем не разговаривай и ни на какие его предложения не соглашайся, — предупредила Белла. — Влипнешь куда-нибудь с ним, а у меня денег на адвокатов нет. И не смотри так на мясо, это для Нагини.

Руди вздохнул, но спорить с женой не стал — себе дороже.

— А нам когда мяса дашь? — с этими словами в кухню вошел Басти.

— Когда заработаете, — невозмутимо парировала Белла. — Вы почему отказались в последнем фильме сниматься? Лентяи вы, вот и все. Ничего больше не умеете, и даже это вам лень... Вам бы только на диване целыми днями валяться да жрать! Еще напиться и подраться — это вы можете.

— Потому что ты нам мяса не даешь, только Нагини и кормишь. Как мы будем форму поддерживать? — разозлился Басти.

Белла уже собралась ответить ему, как подобает, и для убедительности взялась за ручку сковородки, но в этот момент раздался звонок в дверь.

— Идите, откройте, кто-нибудь.

* * *

Люциуса и Северуса в доме Лестрейнджей встретили не слишком дружелюбно, однако к чаю все же пригласили. Люциус вытащил подаренную Артуром Уизли бутылку домашней наливки — беседа пошла живее, и он, наконец, приступил собственно к делу.

— Мы тут Долохова встретили — прозябает, можно сказать… Дворником в захудалой гостинице работает. Да и вам едва хватает на хлеб, как я погляжу…

— Да уж, на мясо у нас хватает только для Нагини, — проворчал Басти, за что тут же получил под столом пинок от Беллы.

— Ну, а что делать? — с философским спокойствием пожал плечами Руди.

— Есть у меня предложение, — загадочно улыбнулся Малфой. — Правозащитную организацию думаю основать. Пожертвования, гранты, а там и субсидии от государства — золотое дно! Клондайк! Я уже и речь написал для презентации, — он вытащил из кармана помятую бумажку и начал читать: — Господа присяжные заседатели! Отовсюду мы слышим стоны…

— Какие присяжные, Люц? — усмехнулся Руди. — Ты же не на суде будешь речь толкать…

— Ах да, это я по привычке, — поправился Малфой. — Значит, так. Господа! Вернее, дамы и господа… Отовсюду мы слышим стоны…

— Руди, перестань стонать, — строго сказала Белла, толкнув тяжело вздохнувшего при этих словах супруга в бок.

— Со всех концов нашей страны к нам взывают о помощи, — продолжал Люциус. — Мы должны протянуть руку помощи, и мы ее протянем.

— Люциус, — перебил его Басти, — идея хороша, но тебе никто не поверит. У тебя вид жуликоватый. Ты хоть щеки надуй, для важности, что ли…

Малфой надул щеки.

— Ой, нет, — замахал руками Басти, — у тебя же так морда в объектив не влезет… Разве такие бывают правозащитники? Лучше втяни щеки. И сделай печальный взгляд.

Белла расхохоталась, глядя на гримасы Малфоя.

— Да, Люциус, не похож ты на защитника угнетенных. Ну да ладно, с этим можно что-нибудь сделать — например, посидишь у нас в подвале пару недель, и будет то, что надо. Значит, я сейчас всех наших обзвоню, кто недалеко живет. И вечером все обсудим, — заключила она.

* * *

Вечером явились все бывшие подельники, проживавшие в этом городке либо где-нибудь неподалеку: Трэверс, человек без определенных занятий, как всегда, навеселе; Крэбб и Гойл — двое громил, которые в свое время проходили по делу банды Волдеморта всего лишь свидетелями, а сейчас держали небольшой, но приносящий стабильные дивиденды бизнес; МакНейр, работавший в мясной лавке — этот пришел в гости с топором.

Они выслушали Люциуса, который снова прочитал свою речь, и согласились войти в долю — или, как сказал Малфой, финансово поддержать новую правозащитную организацию. Правда, каждый счел своим долгом заметить, что Люциусу надо что-то сделать со своим лицом.

— Без обид, Люц, уж очень у тебя морда хитрая, — выразил общее мнение МакНейр.

Когда начали сдавать деньги, не обошлось без заминок. Крэбб и Гойл дали по сто фунтов.

— В лучшие времена дам больше, — пробасил Крэбб, а Гойл согласно кивнул.

— Лучшие времена для нас скоро наступят, — подмигнул Люциус.

По десять фунтов сдали Руди и Басти.

— Мало, — Люциус укоризненно покачал головой.

Басти, покраснев, принялся рыться в карманах и насобирал еще три фунта мелочью, а Руди развел руками.

— При наличии отсутствия… — начал он, но тут же посмотрел на супругу и, видимо, счел за благо не развивать свою мысль дальше.

Белла некоторое время раздумывала, гладя по голове Нагини, потом принесла из своей комнаты двадцать два фунта. Змея, увидев это, неодобрительно зашипела. Трэверс, который весь вечер, казалось, был занят исключительно выпивкой, внезапно расчувствовался и, вручив Малфою сорок фунтов, полез к нему целоваться. Потом сбегал домой и принес еще восемнадцать.

— Браво! — похлопал его по плечу Люциус.

Из МакНейра, известного своей скупостью, Люциусу все же удалось вытянуть тридцать фунтов, как тот ни норовил отделаться десятью, ссылаясь на бедность и в то же время любовно поглаживая рукоятку своего топора. Люциус, опасливо взиравший на хорошо заточенное лезвие, уже готов был сдаться, но конец их препирательствам неожиданно положил Северус, который за весь вечер не проронил ни слова и вообще оставался в тени Малфоя.

— Я думаю, что торг здесь неуместен, — сурово сказал Снейп.

— Вот у кого вид подходящий! — восхитилась Белла и указала пальцем на Снейпа. — Он и будет, так сказать, лицом организации…

— Сразу видно, что человек за свою честность много страдал, — поддакнул жене Руди, чем заслужил лишний сэндвич с ветчиной.

Люциус тем временем пересчитал деньги.

— Итого, — объявил он, — триста тридцать три фунта. Начальный капитал есть!

Когда Люциус и Северус прощались с хозяевами, Басти шепотом сказал Малфою на ухо:

— Смотри, Люц… Если вдруг решишь, что с нами можно не делиться, предупреждаю: у нас длинные руки, — и, засучив рукав, продемонстрировал действительно длинную и волосатую конечность.

Люциус только нервно закивал, а Северус подавил тяжелый вздох — когда-нибудь склонность Малфоя к авантюрам выйдет им боком.

* * *

Тем временем в Хогсмиде Амикус Кэрроу, поднявшись ни свет ни заря и расплатившись с хозяином «Кабаньей головы», явился к «Трем метлам» задолго до открытия. Когда мадам Розмерта наконец отворила двери своего заведения, Кэрроу не стал ходить вокруг да около:

— Примите мои поздравления с законным браком, мадам… И, чтобы поскорее покончить с этим делом… не продадите ли вы мне стул, гамбсовский, который у вас есть… Я хорошо заплачу. Видите ли, я старинную мебель коллекционирую… — Амикус накануне долго думал, как объяснить свой интерес к упомянутому предмету.

Но хозяйка отреагировала совсем не так, как он ожидал.

— Еще один коллекционер на мою голову?! — воскликнула мадам Розмерта и уперла руки в бока. — Убирайся лучше, пока цел! Вон он, стул, на помойке валяется. Муж его зачем-то изрезал и распотрошил… а сам уехал… да еще ситечко чайное забрал!

И захлопнула дверь у ошарашенного Амикуса перед носом.

«Ага, — сообразил Амикус, — значит, Снейп здесь уже побывал. Выходит, он даже женился на хозяйке, хитрая сволочь… и все для того, чтобы стул заполучить. Эх, опередил он меня — я бы тоже мог жениться, если на то пошло. Какая разница? Но, похоже, он там ничего не нашел — иначе не сбежал бы так быстро… Надо ехать в Лондон, в музей этот, как его…»

И Кэрроу решительно зашагал по направлению к станции.

Прямо с вокзала Кингс-Кросс Малфой и Снейп отправились в Блумсбери — там, в недавно построенном по экспериментальному проекту доме располагалась коммуна молодых прогрессивных художников, поэтов и музыкантов. У Люциуса среди них имелся знакомый художник-авангардист — Блейз Забини. Правда, они его не застали. Зато на стук в дверь — в доме были очень тонкие перегородки — вышла соседка, девица с растрепанными светлыми волосами, с ожерельем из пробок от пива и с серьгами в виде редисок.

— Блейз уехал. Он то ли в Тибете, то ли в Мексике, у него скоро просветление наступит, — сказала она, безмятежно улыбаясь и прихлебывая из чашки напиток странного свекольного цвета. — А вы его знакомые? Он оставил мне свой ключ, можете там остановиться.

Однокомнатная квартирка была совершенно пустой, только на стенах висело несколько холстов, густо заляпанных краской.

— Это последние шедевры Блейза. Лондон в разное время года, — пояснила девица.

Люциус уважительно покивал и издал несколько восхищенных междометий, чем, видимо, окончательно расположил к себе соседку.

— Устраивайтесь, — она обвела рукой пустое пространство комнаты. — И заходите ко мне на чай. У меня чай особенный, очень расширяет горизонты сознания.

Северус принюхался — запах у напитка тоже был какой-то странный. Вежливо поблагодарив, он решил, что ни за что не станет это пробовать. И Малфою не позволит.

Люциус, любезно распрощавшись с соседкой, предложил заглянуть еще к одному своему знакомому — молодому поэту по имени Ремус Люпин, в надежде раздобыть у него хотя бы матрас или какую-нибудь раскладушку. Но оказалось, что матрас нужен самому Люпину. Когда Люциус и Северус зашли в его квартиру, тот как раз сидел на матрасе — и не один, а с хорошенькой девушкой.

— Это Гермиона, моя жена, — представил ее Люпин и застенчиво улыбнулся.

Люциус вызвал Люпина в коридор и о чем-то с ним долго шептался. А Северус смотрел на это небесное создание, не в силах отвести взгляд от кудрявых каштановых волос, теплых карих глаз, хрупкой фигурки...

Квартира Люпина тоже была почти пуста, если не считать матраса, тумбочки и вешалки. Картин здесь не было, зато на стене висел плакат, изображающий голого человека посреди зеленеющего луга, вокруг которого в радостном хороводе скачут коровы, свиньи, овцы и куры. Вверху плаката красовалась надпись крупными буквами: ГАВНЭ.

— Мы с Ремусом — вегетарианцы, — гордо сказала Гермиона.

— А что значит... э-э-э... надпись? — Северус от смущения не смог произнести странное слово, но Гермиона совершенно спокойно пояснила:

— ГАВНЭ — Гражданская Ассоциация Вегетарианцев и Независимых Экологов. Я основала это общество, правда... — тут она слегка замялась, — пока в нем только два человека, я и Ремус. Хотите вступить?

— Хочу, — решительно кивнул Северус.

— Два фунта — вступительный взнос. А я вам дам значок.

Северус полез в кошелек и вынул два фунта, а Гермиона извлекла из тумбочки коробочку, достала значок со словом "ГАВНЭ" и прикрепила его к лацкану пиджака Снейпа.

— Спасибо! — она с искренним чувством пожала его руку. — Вот так, постепенно, по одному человеку, и наберется движение, которое изменит мир к лучшему.

— Северус, — прервал их вернувшийся Малфой, — пойдем, я знаю, где еще можно одолжить матрас или что-нибудь в этом роде. Ремус проводит нас.

Они спустились этажом ниже, на лестнице столкнувшись с девушкой с розовыми волосами, которая почти упала на Люпина и густо покраснела.

— Приветствую, товарищ Люпин, — поздоровалась она.

— Добрый день, товарищ Тонкс, — сдержанно кивнул тот, тоже краснея. — Не знаешь, товарищ Блэк у себя?

— У себя, — ответила девушка.

Когда они отошли чуть дальше, Люпин пояснил:

— Это Нимфадора Тонкс, она коммунистка. Как и Блэк.

— Она, что, живет с ним? — полюбопытствовал Люциус.

— Нет, они просто товарищи, — Люпин почему-то снова покраснел. А Люциус вдруг забеспокоился:

— Постой… Это какой Блэк? Не Сириус?

— Сириус, — кивнул Люпин. — Он из древнего аристократического рода, Сириус Блэк, двадцать второй виконт Грим. Порвал с семьей, ушел из дома и вступил в коммунистическую партию. А еще он художник, сейчас его инсталляции в большой моде.

— Черт! — Люциус замедлил шаг. — Это же кузен моей жены! Не хотелось бы мне с ним встречаться. Хотя… он ведь с семьей действительно не общается…

— А мы уже пришли, — сказал Люпин, останавливаясь у одной из дверей.

На стук вышел высокий худой мужчина с длинными спутанными черными волосами и бородой, босой, в рваных джинсах и незастегнутой рубашке, с сигаретой без фильтра во рту. Грудь его была покрыта татуировками.

— Привет, Рем! — поздоровался он. — Заходи. Будешь? — он взял с тумбочки початую бутылку виски. — Мамаша вчера приходила, опять ругалась на весь дом. Наследства, говорит, лишу! А мне плевать.

— Нет, Сириус, не буду, спасибо. Гермиона не любит, когда я пью, — с сожалением вздохнул Люпин. — А леди Вальбургу мы вчера тоже слышали. Кстати, не найдется ли у тебя матраса или раскладушки какой-нибудь? Мне для гостей. Они по делам приехали в Лондон, им переночевать надо. Люциус — мой старый знакомый, а Северус — его друг.

— Пошли, поищем, — пригласил Блэк и повернулся к Малфою и Снейпу: — А вы на какой платформе? Или просто сочувствующие? А может, вы оппортунисты? — он покосился на явно дорогой костюм Люциуса.

— Что значит — на платформе?.. — в замешательстве переспросил Снейп.

— Ваше политическое кредо, — шепотом подсказал ему Люпин.

— Всегда! — невпопад ответил Северус.

Люциус прикрыл глаза ладонью, Люпин закашлялся, а Блэк, казалось, потерял интерес к гостям. Он провел их в комнату, заваленную всяческим хламом: пустые бутылки, старые газеты, сломанные табуретки… Порывшись в этой куче, он извлек матрас, прожженный в нескольких местах и в каких-то пятнах посередине.

— Подойдет? — спросил он.

— Это с помойки, что ли? — не удержался Северус.

— За мещанским уютом ступайте в какой-нибудь пятизвездочный отель, — с презрением ответил Блэк. — Там холуи вам и чистый матрас предоставят, и омаров с ананасами — но за деньги, каких человеку труда никогда в жизни не заработать. И вся эта роскошь украдена у голодающих бедняков. А здесь, — он обвел рукой комнату, — материал для моих инсталляций. Так что, если возьмете, обращайтесь бережно и не вздумайте его чистить.

— Простите, уважаемый… — вкрадчиво начал Люциус, — а могу ли я взглянуть на ваши произведения?

— Вот, — гордо кивнул Сириус на очередную кучу хлама в углу. Там в коробке лежала старая грязная штора, скомканная как попало, хрустальный флакон с отбитым горлышком, наполненный темно-красной жидкостью, дешевый латунный медальон на порванной цепочке и дамские панталоны с кружевами.

— Э-э-э… — Малфой растерялся, что случалось с ним довольно редко, — и что же это означает?

— Инсталляция, — пожал плечами Блэк. — Называется «Добродетельная мать». Символизирует буржуазный разврат, прикрытый ханжеством.

— Хм… — Люциус счел за нужное не спорить, лишь покачал головой.

— Я иногда и картины маслом пишу, — сказал Блэк. — Кстати... вот ваш портрет я бы написал, — обратился он к Снейпу, — и назвал бы «Торговец опиумом». У вас очень подходящий типаж для религиозного мракобеса.

— Вообще-то Северус — учитель, — обиделся за друга Люциус. — Но мы подумаем над вашим предложением.

Он выразительно посмотрел на Снейпа, который хотел было с возмущением отказаться, и шепнул ему на ухо:

— Вдруг деньги снова понадобятся!

— А предыдущая работа Сириуса, — вмешался Люпин, — была продана на аукционе за сто тысяч долларов. И почти все деньги он отдал на нужды партии.

— И она была вроде этой? — кивком головы указал на инсталляцию Снейп.

— Нет, там были сломанные рамки для фотографий, ветхое одеяло, залитое чернилами, и коробочка из-под пудры, — с восторженным благоговением перечислял Люпин. — Называлось «Воспоминания детства», да, Сириус?

— Нет, — мотнул головой Блэк. — Я назвал ее «Назад в будущее». «Воспоминания детства» — это другое. Так вы берете матрас или нет? — повернулся он к Малфою со Снейпом. — Если нет, то идите, не мешайте работать.

— Берем, берем, — торопливо отозвался Люциус. — Спасибо, э-э-э... товарищ Блэк.

Они вернулись в квартиру Блейза. Там в ванной нашли относительно чистую махровую простыню и постелили ее поверх матраса.

— Люц, — озадаченно сказал Снейп, — а на чем же этот Блейз спал?

— На голом полу, надо полагать, — пожал плечами Малфой. — Раз у него просветление, то это в порядке вещей.

— Ну, хорошо, — вздохнул Снейп. — Что дальше будем делать?

— Сейчас не мешает немного отдохнуть, а завтра пойдем в музей.

— Согласен.

* * *

Гермиона ссорилась с мужем.

— Мне Лаванда сказала, что вчера вы с Сириусом у Хагрида ели бифштексы. Это правда?

— Конечно, нет! О бифштексы Хагрида зубы можно сломать.

— А откуда ты это знаешь, если ты их не ел? — уличила она Люпина. — Так вот ты какой — в гостях, когда меня нет рядом, ты ешь мясо. И ГАВНЭ для тебя ничего не значит?! Лицемер.

— Да, Гермиона, я лицемер, — покаянно склонил голову Люпин. — Я люблю тебя, и люблю мясо… Но, если нельзя это совместить…

Гермиона задумалась, потом закрыла лицо руками и тихо сказала:

— Ну что ж… Пойди тогда и принеси мяса, я тоже хочу! Приготовлю бифштексы, и мы наконец перестанем притворяться друг перед другом и перед собой.

— Гермиона, — примирительно улыбнулся Люпин, — дело в том, что, как ты знаешь, у меня нет денег на мясо, а ты не умеешь его готовить. Как, впрочем, и другие продукты, кроме салата из сырых овощей. Так что лучше нам оставаться в ГАВНЭ.

Однако Гермиона от этих слов не только не успокоилась, а прямо-таки рассвирепела:

— Вот как?! Значит, все дело во мне? Ты из-за меня лицемеришь? И по-твоему, если я женщина, то должна с утра до вечера стоять у плиты, жаря тебе бифштексы?

— Милая, я совсем этого не требую, — Люпин попытался обнять жену. — Но если бы ты иногда что-нибудь готовила, было бы хорошо.

— И не надейся! — она была уже у двери и надевала туфли. — Я ухожу!

Выбежав на улицу, Гермиона увидела перед собой МакДональдс. Когда она съела бигмак, то совсем успокоилась и хотела было вернуться к мужу, но вспомнила о бифштексах Хагрида, которые Люпин ел втайне от нее — и снова нахлынула обида.

«Не приду до вечера. Пусть помучается!» — решила она и пошла по улице, куда глаза глядят. Возле музея прикладного искусства остановилась.

— Я совсем перестала жить культурной жизнью, как замуж вышла, — пробормотала Гермиона. — А ведь мечтала, что мы вместе будем ходить в театры, в музеи… Но сейчас и не скажешь, что я замужем за поэтом — по-видимому, поэты ничем от других мужчин не отличаются. Всем им только одно надо… и поесть, причем желательно — мяса, — она вздохнула. — Зайду-ка я в музей, раз уж оказалась здесь… Потом, надо где-то до вечера побыть, не шататься же по улицам...

Вот так и получилось, что в музее прикладного искусства Люциус и Северус лицом к лицу столкнулись с Гермионой.

— А я с Ремусом поссорилась, — сообщила она им.

— Сочувствую, — безразлично отозвался Люциус, погруженный в изучение каталога музея.

А Северус внутренне возликовал — он целый день думал о Гермионе, о том, что Люпин не достоин любви такой женщины. «Что она нашла в этом чучеле? Он чем-то Поттера напоминает…»

— Миссис Люпин... — от волнения не зная, куда девать руки и вцепившись левой в значок ГАВНЭ, а правую сунув в карман, заговорил он после того, как Люциус, оставив его с Гермионой, отправился к директору музея — в каталоге стульев из Хогвартса не нашлось.

— Просто Гермиона, — с мягкой улыбкой поправила она.

— Гермиона… Вы еще так молоды, не стоит огорчаться…

— А я и не огорчена, — вскинула голову Гермиона. Северус переступил с ноги на ногу, пригладил волосы, отряхнул пиджак — и решился.

— А что вы делаете сегодня вечером? — выпалил он.

Ей стало немного стыдно.

— Куда это мистер Малфой делся? Он скоро придет? — спросила она, глядя в сторону.

— Да, скоро. У него какое-то дело к директору. Так как, Гермиона?

— Ну, я даже не знаю… Домой, наверное, пойду, — она вздохнула.

— Пойдемте лучше прогуляемся? Погода стоит прекрасная.

— Ну хорошо… Давайте тогда в восемь часов встретимся на скамейке за домом.

— Благодарю вас, — Северус неловко склонился и поцеловал руку Гермионы.

Она распрощалась с ним и пошла побродить по музею, а вскоре вернулся радостно-возбужденный Малфой.

— Стулья не имеют художественной ценности и будут завтра проданы с аукциона. Вот адрес. Деньги у нас есть. Все складывается просто отлично, Северус!

Но Снейп слушал его вполуха, предвкушая свидание с Гермионой.

* * *

Подойдя в условленное время к скамейке, Северус с замиранием сердца увидел знакомую тоненькую фигурку, увенчанную пышной копной каштановых волос.

— Куда пойдем? — спросил он.

Гермиона пожала плечами.

— Может быть, в ресторан? — предложил Снейп.

— Хорошо, пойдемте.

Но в ресторане Гермиона явно чувствовала себя не в своей тарелке и попросила чего-нибудь вегетарианского. Им принесли целую гору зеленого салата с маленькими помидорчиками черри. Северус, на которого тоже напала неловкость, заказал себе неразбавленного виски — Гермиона пить что-либо, кроме чая, отказалась, — и от того, что закусывать было почти нечем, быстро захмелел.

— Поедемте в номера! — шептал он, хватая под столом Гермиону за коленки.

— Слушайте! Да послушайте же! Вы с ума сошли! — отбивалась она. И в конце концов вскочила из-за стола и убежала.

Северус, швырнув на стол деньги, бросился вслед за Гермионой, но ее уже нигде не было видно. Зато он едва не попал под машину, перебегая улицу на красный свет, потом подрался с каким-то пьяным ирландцем, после чего оба оказались в полиции. К утру у него из ста пятидесяти фунтов (половины всей суммы, собранной у Лестрейнджей, минус текущие расходы) осталось лишь около двадцати.

Отлично выспавшийся Малфой окинул измочаленную фигуру Снейпа изумленным взглядом, но ничего не сказал, лишь понимающе усмехнулся. К двенадцати часам им предстояло ехать на аукцион, где будут продаваться стулья из Хогвартса. Если все пройдет по плану, то выйдут они оттуда богатыми людьми.

* * *

В аукционном зале было многолюдно. Компаньоны заняли места в середине и терпеливо ждали, когда дойдет очередь до стульев.

— А представь, Северус, что бы началось, если бы вся эта публика узнала о сокровищах! — склонившись к уху Снейпа, усмехнулся Малфой.

Северус не ответил. Он думал о Гермионе, которая наверняка сочла его грязной похотливой скотиной, о том, как он будет смотреть ей в глаза, если они случайно встретятся. О потерянных деньгах он совсем забыл.

Тем временем аукционист наконец объявил:

— Девять стульев из дворца!

— Почему из дворца? — недоуменно пробормотал Снейп.

— Чтобы заинтересовать покупателей, — пояснил Люциус. — Если скажут, что стулья из школы, на них никто и не взглянет.

— Везде обман, — пессимистично вздохнул Снейп.

— Что-то ты сегодня не в себе, Северус, — покосился на него Малфой.

Между тем покупатели называли суммы, цена стульев все росла, а Люциус в торг не вмешивался. Наконец, когда дело дошло до двухсот фунтов, он поднялся с места и произнес:

— Триста фунтов.

— Триста фунтов! Кто даст больше? Никто? Продано!

Люциус самодовольно улыбался. Северус сидел, прикрыв глаза — у него еще и голова нещадно болела после вчерашнего. И вдруг услышал:

— Северус, доставай деньги! Сто пятьдесят фунтов. Половина же у тебя.

— А? Что?

— Деньги давай! Проснись уже, наконец!

— У меня их нет…

— Северус?! Что это значит? Где деньги?

Снейп молчал.

— Куда ты деньги девал, скотина? — зашипел Люциус.

— Потерял.

— То есть, на баб потратил. Все с тобой ясно, — процедил Малфой сквозь зубы. — Но какого дьявола ты мне не сказал? Пошли теперь отсюда скорей, чтобы не позориться!

Снейп покорно поднялся на ноги и поплелся следом за ругающимся на чем свет стоит Малфоем. Они вышли из зала, провожаемые смешками и улюлюканьем.

— В руках все было, понимаешь ты это? В руках! И что теперь делать?

— Ничего…

— Нет уж, я так просто не сдамся. И тебе не позволю! Ты меня втянул в это дело… Но как можно сто пятьдесят фунтов за одну ночь… У какой бл**и ты вчера был?

— Ни у какой. Меня в полицию забрали, — буркнул Снейп.

— Черт побери! Стой здесь, никуда не уходи. Я пойду разузнаю, что там делается.

Через несколько минут он вернулся.

— Все пропало!

— Что пропало? — устало вздохнул Северус.

— Стулья продаются поштучно, вот что! Так, видишь толстуху в розовом? Она купила два стула. Поезжай следом за ней на такси, узнай адрес! И чтобы больше никаких неожиданностей, понял? Да встряхнись же ты!

Он пихнул Снейпа кулаком под ребра. Тот скривился, но этот тычок каким-то образом вернул его к действительности. Снейп направился за дамой в розовом, а Малфой остался у дверей зала.

* * *

В Блумсбери Малфой явился ближе к вечеру, усталый, но довольный.

— Не так все плохо! — объявил он с порога. — Два стула забрала та толстуха — кстати, ты узнал адрес?

Северус кивнул и протянул Малфою листок бумаги, на котором карандашом были записаны улица и номер дома.

— Прекрасно. Еще два купили для редакции газеты «Кроникл-Экспресс», один — здешний жилец, я как раз за ним следил. И четыре — «Современный экспериментальный театр». Шансы у нас есть.

* * *

Вернувшись с аукциона и переодевшись в домашнее, Долли окинула взглядом свою маленькую, но уютную спальню — все в розовых тонах, везде развешаны миленькие картинки с котятами. Недолго думая, она поставила один стул перед зеркалом и села, слегка распахнув на груди халат, тоже розовый, и скрестив пухленькие ножки. Вдоволь налюбовавшись собой, послала своему отражению воздушный поцелуй.

— А второй поставлю в кабинет Корнелиуса. И пусть только скажет, что у его жены нет вкуса!

Она уже схватила стул за спинку, собираясь отнести его в кабинет мужа, когда вошел он сам, собственной персоной — Корнелиус Фадж, исполнительный директор солидного благотворительного фонда «Рука помощи», чьей супругой Долорес Амбридж стала совсем недавно.

— Это ты, котик? Сегодня пораньше освободился? — кокетливо спросила она, поправляя черный бархатный бантик на коротких каштановых волосах, и подставила щеку для поцелуя.

— Здравствуй, Долорес… — хмуро отозвался Корнелиус, не отвечая на ее заигрывания. — А это что такое? Откуда стулья?

— Купила, — проворковала Долли и нежно улыбнулась. — Что такое, душенька? Тебе стулья не нравятся?

— Нравятся, — уныло ответил Фадж и вытер вспотевший лоб клетчатым носовым платком. — Но ты живешь не по средствам.

— Не учи меня жить, котик, — Долли погладила супруга по лысине. — И что такого? Все умные люди так живут. А по средствам — это на твою официальную зарплату, что ли? Просто жуть. Даже смешно! Лучше поцелуй свою птичку.

— Что такого? А то, Долорес, что у меня неприятности.

— Сколько я за тобой замужем, у тебя почти всегда какие-нибудь неприятности. Зачем я замуж выходила, спрашивается? Брось, котик, все устроится, — она сладко улыбнулась и ущипнула Фаджа за бок, ласково, но вместе с тем чувствительно, так что тот ойкнул.

— Ничего не устроится. У нас же аудиторская проверка…

— И что? Они уже две недели проверяют. Или нашли что-нибудь?

Фадж со страдальческой гримасой кивнул:

— Нашли… Меня уволили. И этим дело не кончится.

Будто в подтверждение его слов, раздался звонок в дверь.

— Откройте, полиция!

— Полиция… — с ужасом прошептала Долли.

— Открывай, — махнул рукой Фадж.

Двое крепких молодых людей в полицейской форме были вежливы, но непреклонны.

— Мистеру Фаджу надлежит проехать с нами для дачи показаний, — сказал старший.

После того, как полицейские увели Фаджа, Долли бросилась звонить своему кузену, работающему курьером в той самой организации, где до сегодняшнего дня трудился — вернее, тащил все, что плохо лежит — ее муж. Тот приехал сразу, бросив свои дела, и принялся убеждать бедную женщину немедленно распродать все, что можно, потому что Фаджу грозит полная конфискация имущества.

Так что Люциус Малфой явился за стульями в самый подходящий момент.

— Забирайте! Только быстро! — махнул рукой распоряжавшийся в доме подозрительный тип с подведенными глазами и ярким платком на шее, отрекомендовавшийся кузеном хозяйки. — И деньги, деньги вперед!

Люциус уплатил, и, когда он уже направился к двери, держа по одному стулу в каждой руке — краем глаза он заметил, как Долли в соседней комнате запихивает пачку денег себе в лифчик, — кузен остановил его.

— А может, возьмете еще костюмы покойного? На вас они очень хорошо сядут, — он окинул фигуру Люциуса оценивающим взглядом.

— Очень мило они на вас сядут! — крикнула из комнаты Долли. — Вы такой статный мужчина… — она показалась в прихожей, приторно улыбаясь и чуть ли не облизываясь. Ее выпуклые глаза бесстыже уставились на Люциуса.

— Вот что, кузина, может быть, вам с Фаджем срочно развестись и снова замуж выйти? — пройдоха-кузен смотрел на гостя, как волк на жирную вкусную овцу. — Жаль, что дом нельзя продать…

Люциус почувствовал, что надо бежать.

— Э-э-э… я при всем желании жениться не могу… я женат, — бормотал он, отступая к двери под горящими взглядами хозяйки и ее кузена.

— Это очень жаль, — искренне огорчился кузен. — А может, вы еще картину возьмете? — он показал на аляповатый натюрморт, прислоненный к стене в коридоре.

— Нет, спасибо, — проявил твердость Люциус.

— Ну, а костюмы? Не хотите даже примерить?

— Не хочу.

— А вазу? Настоящая китайская, взгляните. Фарфор эпохи династии Сун.

— Нет! — с возмущением отказался Люциус. В вазах он разбирался, и поэтому мог с уверенностью сказать, что ему пытаются всучить дешевую подделку.

— А часы? Посмотрите, старинные… Или кровать в стиле мадам Помпадур? — не отставала Долли.

В конце концов Люциусу удалось покинуть гостеприимный дом без потерь — но только благодаря неосторожно зашедшему в гости соседу, на которого немедленно переключились хозяйка и этот проходимец, ее кузен.

— Вот пусть и костюмы забирает, и вазы, и все остальное, — пробормотал Люциус, когда дверь за ним наконец захлопнулась, и он настолько почувствовал себя в безопасности, что не заметил следующих за ним по пятам троих мужчин.

Он решил немного сократить путь и пошел напрямик через парк, где в этот сырой ветреный день было совсем пусто.

— Покупаем старые вещи? — раздался вкрадчивый голос за спиной. — Люциус, я ведь тебя предупреждал…

Малфой, вздрогнув, обернулся — и встретился взглядом с Басти Лестрейнджем. Рядом стоял его брат Руди.

— Я тебя предупреждал, — повторил Басти и врезал Люциусу под дых.

— За что? — прохрипел Малфой, согнувшись и ловя ртом воздух.

— За то, что ты, скользкая тварь, нас обмануть хотел! Мы ему денег на дело дали, а он стулья антикварные покупает на аукционе!

— Ну, уж вы-то дали меньше всех! — возмутился Люциус.

— А дело не в этом, — Руди подошел к Малфою поближе, засучивая рукава и обнажая мускулистые, как у молотобойца, руки. — Дело в принципе.

— Лично у меня ты тридцать фунтов выманил, — из-за спины Люциуса вышел МакНейр, скалясь и поглаживая рукоятку своего топора — похоже, он с ним никогда не расставался.

Люциус медленно пятился назад, не выпуская из рук стульев, пока не уперся спиной в дерево.

— Вы не поняли… — ухватился он за последнюю надежду договориться мирно, — нам же мебель нужна для офиса… Мы же солидную контору хотим организовать…

— Люц, — покачал головой МакНейр, — не зли меня.

И неожиданно ударил Малфоя по уху, от чего тот свалился на землю.

Они били его долго и со знанием дела. Потом МакНейр своим топором разрубил стулья напополам, а Руди с Басти обшарили карманы Люциуса и забрали все деньги.

— Счастливо оставаться, Люц! — сказал Басти на прощание. — Ты впредь других дураков ищи. Руди, — обратился он к брату, — давай Белле отдадим только двадцать два фунта, которые она сдавала? Чтобы по справедливости. Остальное припрячем — а то она опять все на Нагини потратит. Эта змеюка уже толще меня…

Руди согласно кивнул, и все трое, не оборачиваясь на валяющегося в грязи Люциуса и обломки стульев, удалились.

Поднявшись, Люциус первым делом осмотрел стулья — никаких драгоценностей внутри не было и в помине. Тут его нашел садовник — и вызвал полицейских. В полиции Малфой уверял, что не знает никого из нападавших и не запомнил их лиц, после чего, расписавшись в протоколе, поплелся в Блумсбери. Впрочем, скоро к нему вернулось его обычное жизнерадостное легкомыслие.

«Один стул у Уизли, один у Розмерты, и вот сегодня — еще два… Итого — осталось восемь стульев, и мы знаем, где находятся семь из них. Наши шансы с каждым стулом увеличиваются! А эти болваны, — подумал он про Лестрейнджей и МакНейра, — похоже, и не подозревают ничего… Так что все к лучшему! Только вот деньги опять нужны… Придется, видно, Северусу согласиться позировать Блэку. Представляю, что он там изобразит…»

На другой день, пока Люциус приходил в себя после неожиданной встречи со старыми товарищами, Северус отправился к одному из жильцов дома в Блумсбери, который на злополучном аукционе тоже приобрел стул — кто знает, вдруг именно он таит в себе сокровища покойного босса? Звали покупателя Рубеус Хагрид, и был он селекционером-любителем — начитавшись в молодости об исканиях советских ученых, трудившихся над выведением принципиально новых и куда более эффективных, чем существующие в природе, видов растений и животных, Хагрид тоже загорелся энтузиазмом и с восторгом повторял их тезис: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Он писал научные статьи о скрещивании, например, курицы с быком — «Дык, это ж сколько пользы будет, мать честная! Оно ж сможет и яйца нести, и молоко давать!» Правда, он был чистым теоретиком — поскольку на его эксперименты никто никогда не давал ему ни пенса. Да и из университета его в свое время выгнали. Поэтому Хагрид ругал капитализм на чем свет стоит и мечтал о мировой революции, которая сметет все преграды на пути смелой новаторской мысли.

Все это Люциус узнал от Сириуса Блэка, когда ходил к нему договариваться насчет эскиза для картины — Блэк согласился заплатить Снейпу за работу натурщика тридцать фунтов.

Северус постучался в квартиру Хагрида и, обнаружив, что дверь не заперта, вошел. Хозяина дома не оказалось, а вожделенный гамбсовский стул стоял посредине комнаты. Недолго думая, Снейп схватил его и потащил к двери.

— Дык, это что же такое делается-то? Средь бела дня грабют! Вы не имеете права! Я заплачу долг! Я буду жаловаться!

Хагрид оказался огромным бородатым мужчиной с длинными волосами и детски-наивным выражением лица. Его массивная фигура заслоняла весь дверной проем, и, кажется, ему даже приходилось нагибаться, чтобы войти в комнату.

Северус застыл на месте, чувствуя себя на редкость глупо. Потом он поставил стул и, криво улыбаясь, выдавил из себя:

— Простите… должно быть, я ошибся… Служба такая…

— Да нешто я не понимаю? Вы ить тоже человек подневольный.

Хагрид хлопнул Снейпа огромной ручищей по плечу так, что у того подогнулись колени, потом посторонился и выпустил незваного гостя. Северус поспешил ретироваться.

Люциус, когда Снейп рассказал о постигшей его неудаче, был недоволен:

— Чему я тебя учил, Северус? Ладно, завтра сам пойду. Но сначала… — он помахал газетой, которую держал в руке, — в редакцию «Кроникл-Экспресс». Повод есть, — Люциус ткнул пальцем в небольшую заметку под рубрикой «Происшествия». — Тут пишут, что «пострадавший отделался легким испугом и незначительными ушибами». Я потребую опровержения — у меня было сотрясение мозга, — он томно закатил глаза и дотронулся пальцами до висков.

— Тебе там сотрясать нечего, Люц, — усмехнулся Северус.

— Кто бы говорил…

* * *

В приемной главного редактора «Кроникл-Экспресс» толпился народ. Люциус, впрочем, сумел как-то пролезть к самой двери с табличкой «Главный редактор Рита Скитер» и теперь ждал, когда выйдет очередной посетитель.

Дверь распахнулась, и в приемной появилась Рита Скитер собственной персоной — платиновая блондинка в круглых очках, которые придавали ее миловидному лицу строгое выражение. За ней следовал не кто иной, как Хагрид, с обиженно-сконфуженным видом.

— Нет, нет и нет, — непреклонным тоном говорила она Хагриду. — Ваша статья неприемлема для нашей газеты. Почему бы вам не отнести ее в сельскохозяйственный журнал?

— Дык был я там уже… Не взяли, — неловко переминаясь с ноги на ногу, мял шляпу в руках Хагрид.

— Ну, вот видите… А наших читателей тем более вопросы селекции не интересуют. Мы специализируемся на криминальной хронике и таинственных историях. Кстати, скажите мне — просто любопытно — для чего скрещивать льва со скорпионом? Или змею с петухом? Какая в этом практическая польза?

— Ну… дык… они красивые получатся… Может, все-таки возьмете?

— Знаете, мистер Хагрид… если бы вы принесли статью о каком-нибудь по-настоящему загадочном существе… Например, о Лох-Несском чудовище… Я бы взяла.

— Был я там! И чудовище видел! — обрадовался Хагрид. — Прям живьем, вот как вас сейчас. Сподобился.

— А фотографии чудовища у вас есть? — деловито спросила Скитер.

— Нетути, — вздохнул Хагрид.

— Без фотографий, увы, не возьму. Поезжайте туда снова, сделайте фотографии, тогда и будем разговаривать.

— Дык… съездить недолго, это я завсегда могу... А может, аванс дадите? — Хагрид смущенно почесал бороду. — У меня… того… долги. Имущество описали, судебный исполнитель уже приходил…

— Никаких авансов. Господа! — обратилась она ко всем собравшимся. — Я уезжаю на пресс-конференцию премьер-министра, так что все вопросы — завтра.

— Простите, мадам, — проговорил Малфой, склоняясь к уху главного редактора и заглядывая через ее плечо в кабинет.

— Мадемуазель, — кокетливо поправила его Скитер.

— О! Простите, мадемуазель… у меня совсем небольшое дело, но крайне важное, не терпящее отлагательства. Я не отниму у вас много времени.

— Что такое?

— Вот тут, — Люциус показал заметку, — написано, что я отделался легким испугом и незначительными ушибами. Но это неправда. Не я, а нападавшие отделались легким испугом, — Люциус приосанился и завлекательно улыбнулся редакторше. — Я требую опровержения.

— Какое еще опровержение? — удивилась Скитер. — Не морочьте мне голову. Все, я уехала!

Не обращая внимания на недовольный гул в приемной, она, стуча каблучками, быстро прошла к двери.

— Северус… — зашептал Люциус другу, спрятавшемуся от Хагрида за его спиной, — я все видел. Один стул в приемной, один в кабинете. Завтра опять приду насчет опровержения. А она, кстати, довольно мила…

— Только не говори мне, что собрался жениться еще и на редакторше, — проворчал Северус. — Хвост-то уже распустил перед ней…

— Думаю, официального брака и не потребуется, — самоуверенно заявил Люциус и тряхнул платиновой гривой.

Они вышли в коридор, и тут Малфой, бросив взгляд в сторону, побледнел.

— Северус… Надо где-нибудь спрятаться! Идем отсюда, скорее!

Снейп посмотрел в ту же сторону, куда и Малфой — и увидел бегущую к ним Розмерту. А с противоположной стороны приближалась Нарцисса — законная супруга Люциуса. Северус схватил Малфоя за руку и устремился к мужскому туалету — благо дверь оказалась как раз напротив.

— Они нас видели… Обе! — схватился за голову Люциус, когда они заперлись вдвоем в кабинке. — Что сейчас будет! И какой черт их сюда принес?!

— Вероятно, они в газете прочитали, что тебя избили.

— Убью редакторшу!

— Это уже не поможет, — усмехнулся Снейп, прислушиваясь к шуму в коридоре, перекрываемому громкими истеричными голосами Розмерты и Нарциссы. — Знаешь, что, Люц? По-моему, они сейчас в туалет ворвутся.

— Ой… — Малфой тоскливо уставился на унитаз, как будто хотел в нем утопиться. — Что делать?

Северус отворил дверь кабинки и молча указал на окно.

— Ты с ума сошел? Четвертый этаж!

— Другого выхода нет. Или иди и сдавайся, — он распахнул окно. — Люц, тут водосточная труба рядом. Скорее! Давай, я полезу первым и тебя подстрахую.

Они вылезли в окно, спустились вниз по трубе и, уже убегая, услышали из окна женские крики:

— Держите его! Держите! Изменщик! Лгун! Ворюга!

Через пару кварталов друзья остановились. Отдышавшись, Северус сказал:

— Лучше я снова спрячусь в туалете и, когда все уйдут, просто заберу стулья. Замки вскрою — слесарный инструмент у меня с собой… Провода перережу, если там есть сигнализация… А тебе, Люц, в редакции больше показываться нельзя… да и на улицах тоже. Или надо что-нибудь придумать.

Когда благополучно избежавшие возмездия обманутых женщин компаньоны снова оказались в Блумсбери, Снейп первым делом уговорил Люциуса обрить голову.

— Все равно твои жены тебе все волосы выдерут, если ты им попадешься.

— Может, не надо? Может, лучше перекрасить? — умоляюще глядя на Северуса, стенал тот.

— Краска денег стоит, а у тебя, к тому же, волосы растут быстро. Пойдем в ванную. Или сиди тут и никуда не выходи, а я сам пойду за стульями. Тебе опасно появляться на людях в таком виде, пойми ты…

Люциус едва не плакал, когда волны платиновых волос с его головы падали на кафельный пол тесной ванной. Но и отказаться от участия в погоне за стульями он не мог. Еще они позаимствовали у соседки — той самой девицы с серьгами-редисками в ушах — темные очки, и изменившийся до неузнаваемости Малфой отправился к Хагриду.

Квартира Хагрида снова была не заперта, и Люциус беспрепятственно прошел через прихожую в единственную комнату, где ему сразу бросилось в глаза то, чего не заметил Снейп — бирки на мебели, свидетельствующие о наложенном на имущество аресте. Увы, стул был занят — на нем восседала дама, по габаритам сопоставимая с Хагридом, смуглая и черноволосая. Хагрид, занимающий грубо сколоченную табуретку напротив, влюбленно смотрел на женщину и показывал ей какие-то рисунки.

— О! Charmant (1), мсье Аг’рид! — говорила она с сильным французским акцентом. — Как это инте’есно, всех ск’ещивать между собой!

— Дык и людей можно… того-этого… скрещивать, — Хагрид несмело дотронулся до локтя дамы.

— О-ла-ла! — дама ласково погрозила пальцем. — Какой ви есть шалюн, мсье Аг’рид!

— А я чего? Я ничего… — Хагрид убрал руку и вздохнул. — А вам чего? — крикнул он, увидев стоящего в дверях Люциуса.

— Мистер Хагрид, — Люциус укоризненно покачал головой, — это ведь не дело — к вам судебный исполнитель пришел, а вы выставили его вон. Хотите, чтобы вам еще и штраф присудили?

— Какой такой судебный исполнитель? Ничего не знаю, ничего не ведаю! И долг я заплачу!

— Так заплатите, — насмешливо сказал Люциус.

— Ну… я ж просил их… говорил, потом… Редактор гонорар зажилил…

— Все ясно. Мадам, — обратился Малфой к француженке, — прошу вас, освободите мебель.

— Qu'est-ce que c'est, monsieur? (2) — дама смотрела на Люциуса непонимающим взглядом.

— Встаньте, мадам, прошу вас! — сказал Люциус по-французски и кивнул на Хагрида. — Или он сядет! В тюрьму.

Дама встала, и Люциус схватил стул, в который тут же вцепился Хагрид.

— Дык нельзя же так… Что ж вы делаете-то, изверги?

— Я исполняю свой долг, — Люциус дернул стул к себе. — Отдайте, или я позову полицию.

— Кровопийцы… — Хагрид выпустил стул. — Прислужники загнивающего капитализма!

— А за такие слова, — Люциус усмехнулся, — вас и к уголовной ответственности можно привлечь, мистер Хагрид. Прошу прощения, мадам… Всех благ! — он кивнул француженке и вышел за дверь.

* * *

Сокровищ в стуле, отнятом у Хагрида, не оказалось, и Северусу таки пришлось позировать для картины Блэка. Работал художник быстро, и через час эскиз был готов. Правда, Снейп на нем очень сильно напоминал объевшуюся летучую мышь, страдающую к тому же меланхолией — при этом лицо было вполне узнаваемым, как шарж. Он возмутился и хотел уже порвать эскиз, но вмешался Люциус и потребовал у Сириуса дополнительно пятнадцать фунтов — за моральный ущерб.

— Иначе, — сказал он, — Северус имеет полное право подать в суд.

Когда приятели вернулись в квартиру Забини, Малфой объявил:

— Завтра, Северус, мы с тобой идем в театр.

— В какой театр? Зачем? — недоуменно спросил Северус.

— В «Современный экспериментальный театр». Ну, посмотреть на стулья, ты что, забыл? В одном из них нас ждет богатство. Наши шансы все увеличиваются!

— А в редакцию?

— Ах да, еще редакция! Можно и сегодня вечером.

— Можно, — согласился Снейп. — Если сокровища там, то и в театр идти не придется.

— Северус, — покачал головой Люциус, — ты же педагог, ты должен быть культурным человеком! А тебя в театр не затащишь...

— Если для дела — я пойду, а если просто так — сам иди, без меня, — отрезал Снейп.

Отправляясь в редакцию «Кроникл-Экспресс», Северус искренне надеялся, что драгоценности окажутся в одном из тамошних стульев, которые он, вскрыв приемную и кабинет главного редактора, просто выбросил из окна, едва не попав в голову Малфоя, ожидавшего внизу, после чего спустился и сам — по водосточной трубе, как в прошлый раз.

Однако сокровищ они опять не нашли.

* * *

В театр, к неприятному удивлению Снейпа, пошли впятером — в компании с супругами Люпин и Сириусом Блэком. Северус молчал и старательно избегал взгляда Гермионы, а она порой останавливала на нем удивленные и как будто грустные глаза.

Когда наконец свет в зале погас и занавес был поднят, Снейп облегченно вздохнул и уставился на сцену. Пьеса называлась «Ромео и Джульетто» — именно так, это была вовсе не опечатка в афише, а, как сказал Люпин, «новое прочтение бессмертного творения классика». Действие происходило в современном Лондоне, Ромео был белым юношей из богатой семьи, а Джульетто — чернокожим бедняком.

— Режиссер таким образом, на материале классической и хорошо известной пьесы, привлекает внимание к проблеме расовой дискриминации, а также к положению меньшинств, — объяснял Люпин внимательно слушавшей его Гермионе.

А Сириус Блэк, глядя на сцену, время от времени с серьезным видом кивал и говорил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Глубоко! Глубоко копает…

В сцене дуэли Ромео и Тибальта герои не дрались на шпагах, а швырялись друг в друга стульями.

— Северус, — сказал Люциус в антракте на ухо Снейпу, — такого обращения никакая мебель не выдержит. Надо торопиться изъять стулья. Завтра театр уезжает на гастроли в Эдинбург, и мы тоже едем. Деньги у нас, благодаря Блэку, есть.

* * *

В Эдинбурге спектакль освистали, а актеров закидали гнилыми помидорами. Но Люциус и Северус не принимали в этом участия, поскольку еще в поезде свели знакомство с ассистентом по реквизиту Флетчером.

Это был тот самый скупщик краденого, которому близнецы Уизли в свое время продали стул из дома (потом его купил Амикус Кэрроу), и о котором столь нелестно отзывался Антонин Долохов. Флетчер и бежал из Оттери-Сент-Кэчпоул, и в театр устроился только потому, что Долохов на базаре во всеуслышание грозился его убить. Но Люциус и Северус ничего этого не знали, да, по правде говоря, прошлое Флетчера их не интересовало. Зато он был человеком запойно пьющим, и поэтому не слишком склонным заботиться о сохранности вверенного ему имущества.

— Деньги — вперед! — предупредил Флетчер друзей и, когда Люциус попытался уговорить его уступить стулья без предварительной оплаты, отрезал: — Дорогуша, я человек измученный, много битый и неоднократно обманутый. Поэтому утром деньги — вечером стулья. Только так!

Делать было нечего, и Люциус отдал Флетчеру почти все имеющиеся у них деньги. Стулья, впрочем, он получил без задержки, и в тот же вечер компаньоны убедились, что никаких сокровищ там нет.

На этот раз Северус вскрывал стулья аккуратно, поэтому удалось вернуть им первоначальный вид и продать в антикварный магазин. Вырученных денег хватило на обратную дорогу до Лондона, и даже на некоторый комфорт в пути.

— Северус, — спросил Малфой в двухместном купе поезда, разливая по бокалам вино, — скажи мне, а твой покойный тесть не любил шутить?

— Вообще-то любил, — признался Снейп, вспомнив, как Дамблдор на Рождество надел на него колпак с чучелом грифа. — Но ведь остался еще один стул, о котором нам ничего не известно. Может быть, кто-то уже прибрал к рукам драгоценности и никому ничего не сказал? Тот же Эйвери, который сбежал в Ирландию…

— Может быть, — кивнул Люциус.

— То есть, зря я все это затеял, — хмуро произнес Снейп.

— Кто знает, Северус, — задумчиво ответил Малфой. — Может быть, и не зря. Как говорится — все, что ни делается, все к лучшему... По крайней мере, это было весело.

Люциус рассмеялся, и Северус невольно улыбнулся тоже. Но тут их прервал Амикус Кэрроу — он вломился в купе и с диким криком бросился на Снейпа.

— А-а-а-а! Вот ты где! Куда дел сокровища убитого тобой директора? Признавайся!

Амикус взмахнул ножом, и белая рубашка Северуса окрасилась алым. А Кэрроу снова занес над ним нож, однако Люциус, в первый миг просто оторопевший, теперь среагировал вовремя — и огрел нападавшего сзади по голове бутылкой. Тот повалился навзничь.

На крики сбежались проводники и связали Амикуса полотенцами. Тем временем поезд как раз подошел к станции, и в вагон вошли полицейские и врачи. Северус был жив, но в очень тяжелом состоянии, и его отвезли в больницу. К Амикусу, который явно был не в себе и нес какую-то чушь, вызвали психиатров, и вскоре он в смирительной рубашке был препровожден в соответствующее медицинское учреждение. На Люциуса же инспектор полиции смотрел долго, сверяясь с какими-то записями в своем блокноте, а затем сказал:

— Мистер Люциус Малфой, вы арестованы по подозрению в двоеженстве.

* * *

С Амикусом Кэрроу произошло вот что. Приехав в Лондон и посетив музей прикладного искусства, он, как и Люциус, не обнаружил стульев из Хогвартса ни в залах, открытых для публики, ни в каталоге. Недолго думая, он подкупил одного из сотрудников музея и вскоре узнал, что стулья будут проданы с аукциона. Однако Амикус перепутал дату и явился на аукцион днем позже, чем Северус и Люциус. Вдобавок Кэрроу еще и не помнил точно, как выглядят стулья, которые ему нужны — несмотря на то, что один из них совсем недавно держал в собственных руках.

Поэтому, когда на торги выставили десять гамбсовских стульев с красно-золотой обивкой, Кэрроу ничуть не усомнился, что почти достиг своей цели. Правда, узор на ткани несколько отличался, но на такие тонкости Амикус не обращал внимания, не подумал он и о том, что стульев должно быть девять, а не десять. Убедившись, что купить их он не сможет — не хватит денег, — Кэрроу постарался узнать имя и адрес покупателя. Это оказалось просто — инженер Дурсль просил отправить стулья на его виллу, расположенную неподалеку от Эдинбурга.

Туда и направился Амикус. Он явился к Дурслям, когда все семейство — сам инженер, его супруга, их сын, толстый мальчик лет двенадцати, и сестра, мисс Марджори Дурсль — обедало. Жадно принюхиваясь и облизываясь — на столе был жареный гусь — Кэрроу попросил продать ему стулья, потому что они якобы когда-то принадлежали его покойной матушке, и ему хотелось бы иметь что-нибудь на память о ней. Чего только Дурсли ни делали, чтобы избавиться от назойливого визитера — миссис Дурсль даже попросила свою золовку спустить с поводка бульдога по кличке Злыдень… Но Амикусу все было нипочем. А Злыдня он приручил, скормив ему три фунта самой лучшей ветчины.

В конце концов инженер Дурсль сдался — не без влияния своей сестры, которой такая сыновняя привязанность казалась трогательной, и к тому же ей импонировало, что странный незнакомец сумел подружиться со Злыднем.

Амикус на последние деньги нанял грузовик и перевез стулья в захудалую гостиницу на окраине Эдинбурга, где он остановился. Разрезая обивку на очередном стуле, он дрожал от вожделения — однако внутри было пусто. И, окончательно убедившись, что сокровищ нет, Амикус повредился в уме.

Он не помнил, как добрался до вокзала, не помнил, как сел в поезд. Но, идя по коридору из туалета, услышал в одном из купе ненавистный голос Снейпа — и это стало последней каплей…

Примечания:

(1) Charmant — прелестно (фр.)

(2) Qu'est-ce que c'est, monsieur? — что такое, сударь? (фр.)

Северус долго лежал в больнице. Когда врачи перестали опасаться за его жизнь, началось следствие по делу о покушении на него. Он также проходил свидетелем по делу о двоеженстве Малфоя. В конце концов Амикуса Кэрроу признали невменяемым и отправили на принудительное лечение, а Люциуса приговорили к году тюрьмы.

За всеми этими хлопотами незаметно прошла осень и наступила зима. Северус собрался в Хогвартс — проведать пасынка, которого давно не видел. А еще где-то в глубине души оставалась надежда найти сокровища.

Подойдя к школе, он не поверил глазам — давно, еще при предшественнике Дамблдора, прохудившаяся крыша сверкала новенькой черепицей, а грязно-серый цвет стен сменился светло-зеленым.

«Неужели Министерство образования наконец раскошелилось на ремонт?» — подумал Северус.

— Мистер Снейп!

Северус обернулся и узнал Филча, школьного завхоза.

— Приехали Гарри навестить? Что, не узнать школу? Так это все благодаря ему, — старик, видя недоумение Снейпа, начал рассказ: — Это же они, Гарри ваш, то есть, и его дружок, Рон Уизли — залезли как-то на чердак… ну, мальчишки, сорванцы, конечно… А там стул стоял — уж Бог знает, как он там оказался — да только Гарри захотел вылезти через окошечко на крышу… Ну, он и встал на стул, а обивка-то и порвалась! А там — драгоценности! Гарри, конечно, тут же к директору МакГонагалл… Оказалось, в стуле целый клад! Сам Волдеморт спрятал, когда ограбил Британский музей. Приехали из Министерства, клад забрали — но школе часть стоимости в вознаграждение выделили. Потому что ученик нашел… Вот на эти деньги и ремонт сделали! В классах тоже потолки побелили, покрасили, парты новые поставили…

Снейп слушал Филча, и его разбирал совершенно неуместный сейчас смех. Сокровища Волдеморта никуда не делись, они были здесь, их можно было потрогать — но нельзя положить в карман и унести…

— Дядя Северус! — услышал он.

К нему вприпрыжку бежал Гарри.

— Дядя Северус! Ты уже выздоровел? А я тут без тебя клад нашел! То есть, мы с Роном… Дядя Северус, я же правильно сделал, что директору сказал?

Гарри доверчиво смотрел на него ярко-зелеными глазами из-за круглых очков. Снейп положил руку ему на плечо, и мальчик заулыбался.

— Конечно, правильно... Ты молодец, Гарри.

А что еще он мог ответить?

— Северус, — к ним подошла Минерва МакГонагалл, — как я рада тебя видеть! Ты уже слышал про клад, да? Это все наш Гарри, он у нас умничка, — она погладила мальчика по голове, и тот, застеснявшись, убежал к своим друзьям, Рону и Джинни Уизли, ждущим его неподалеку. — Мы тут слышали, что на тебя этот псих напал… Всем коллективом за тебя переживали, а Гарри, бедняжка, даже плакал, пока не сказали, что ты вне опасности. Кстати, Северус, — продолжала Минерва, — у меня к тебе есть разговор…

— Я слушаю, Минерва.

— Как ты смотришь на то, чтобы в школу вернуться? Я знаю, ты ведь уволился, потому что думал, директором будет мадам Боунс, и она тебя в школе не оставит. Но назначили меня, о мадам Боунс даже речи не шло. А я была бы рада, если бы ты снова у нас преподавал.

— А кто сейчас на моем месте?

— Олливандер, — вздохнула Минерва. — Гробовщик, ты ведь его знаешь. Все бы ничего, да только, что бы они ни делали на уроках — табуретку, там, или стол, или что еще положено по программе, — но каждый раз получается гроб. В общем, подумай — если, конечно, у тебя нет других планов…

— Я согласен! — неожиданно для самого себя сказал Снейп.

— Вот и отлично! — просияла Минерва. — Тогда пусть уж Олливандер текущий месяц доработает, а потом ты приступишь…

— А что у нас с ОБЖ? — поинтересовался Снейп.

— Ох… Вот с ОБЖ нам по-прежнему не везет. С начала года взяли Фенрира Грэйбека — ты, может быть, слышал, он передачу по телевизору вел, как выжить в глухом лесу, вдали от цивилизации… Ну вот, взяли его — а он в первое же полнолуние голый на крышу залез! Конечно, уволили. После него был некий Антонин Долохов — потом оказалось, что он скрыл судимость… В общем, через месяц вся школа говорила на уголовном жаргоне, представляешь? А когда близнецы Уизли — кстати, его любимые ученики — прямо на уроке литературы украли часы у Флитвика… с этим уже невозможно было мириться. А сейчас уже месяц как ОБЖ преподает мисс Грейнджер. Пока вроде все хорошо, посмотрим, что дальше будет…

— Мисс Грейнджер? Девушка?

— Да, и совсем молоденькая.

— Но как же она справляется?

— Знаешь, она не хуже других. По крайней мере, мисс Грейнджер не будет палить в учеников из пистолета, как майор Грюм… Слава Богу, что Дамблдор тогда вовремя распорядился тайком заменить его пистолет на незаряженный… И она не беседует часами со своим внутренним «я», как Квиррелл… и чесноком от нее не пахнет. И на уроки с бигуди и сеточкой на голове, как Локхарт, она не приходит… Так что это далеко не худший вариант. Кстати, знаешь, она с твоим Гарри очень подружилась. А вот и она сама. Мисс Грейнджер! — крикнула Минерва.

Северус оглянулся — и увидел Гермиону.

— Мисс Грейнджер, это мистер Снейп, он со следующего месяца будет вести уроки труда. Он у нас раньше работал… Так, Северус, я что-то замерзла, пойду к себе и сразу составлю контракт. А ты приходи в мой кабинет — не забыл еще дорогу? До вечера, мисс Грейнджер…

МакГонагалл поспешила в школу, оставив Снейпа вдвоем с Гермионой.

— Мисс Грейнджер? — с вопросительной интонацией произнес он, бросив взгляд на ее левую руку, на которой уже не было обручального кольца.

— Мы с Ремусом развелись. Он от меня ушел к этой крашеной… коммунистке… к Нимфадоре Тонкс, — ответила Гермиона, отводя взгляд в сторону.

— Ну и болван этот ваш Ремус! — не сдержавшись, с чувством произнес Снейп и тут же смутился: — Простите…

— Прощаю, — отозвалась Гермиона, и в ее глазах вспыхнули лукавые огоньки. — Значит, мы с вами скоро будем коллегами…

— Да, мисс Грейнджер, и, не скрою, я этому очень рад.

Снейп заботливо поддержал Гермиону под локоть, когда она поскользнулась, и до школы они дошли вместе.

* * *

Северус снова начал преподавать в Хогвартсе. Гермиона же следующим летом стала миссис Снейп и очень скоро ушла в декретный отпуск. Таким образом, место учителя ОБЖ опять оказалось вакантным, и его занял Люциус Малфой, который к тому времени уже освободился — его выпустили досрочно за примерное поведение. Нарцисса, хоть при встрече и засветила благоверному в глаз, да и отросшие за неполный год заключения волосы изрядно повыдергала, но все же простила Люциуса — однако потребовала, чтобы он наконец взялся за ум и устроился на приличную работу. А Северус уговорил Минерву предоставить Малфою второй шанс, как покойный Дамблдор когда-то предоставил этот шанс самому Снейпу.

У Розмерты подрастает сынок — белокурый и хорошенький, очень похожий на Драко, законного сына Люциуса. Тот исправно платит алименты и время от времени тайком от жены навещает свою вторую семью. Нарцисса, впрочем, об этих визитах знает — но мудро закрывает глаза.

Правда, Сивиллу Трелони Розмерта больше не пускает на порог своего заведения — и гадалке, когда ей хочется пропустить стаканчик в хорошей компании, приходится идти в «Кабанью голову».

А что касается Амикуса Кэрроу, то его после долгого лечения выписали из психиатрической лечебницы. К тому времени скончалась их с Алекто двоюродная бабушка и оставила внучатым племянникам ферму, где они и поселились. Оказалось, что ферма находится по соседству с виллой Дурслей, и вскоре мисс Марджори Дурсль — особа крупная, гренадерского роста, с усиками над верхней губой и командным голосом, — которая уже давно прониклась к субтильному Амикусу нежными чувствами, стала его женой и переехала со своим Злыднем в дом Кэрроу. Алекто очень довольна. «Мардж, конечно, держит Микки в руках, но и в обиду его не даст», — говорит она.