Дурман (гет)

Она пахла розмарином, еловой хвоей и дурманом. А еще — терпкой луной, вольным ветром и ночной погоней. Хищная, страстная, ненасытная, свирепая, она казалась настоящей волчицей.

Ремус порой наблюдал за ней в библиотеке и, задумчиво прикусывая корешок книги или кончик пера, пытался понять, почему же она, выглядящая как человек, казалась большим зверем, чем он?

Движения ее были порывисты, взгляд упрям и порой диковат. И Ремус бы не удивился, если бы узнал, что за розовыми, вполне девичьими губами таятся острые желтоватые клыки.

Он бессознательно тянулся за ней, словно она была его вожаком, словно её сила могла направить его. Но стоило лишь отстраниться, и дурман спадал, Ремус вновь становился самим собой — обычным четырнадцатилетним школьником, которому через год предстояло сдать С.О.В.

Она же, просиживая часами в библиотеке, трудилась над тем, чтобы сдать на превосходно Ж.А.Б.А. Самолюбие входило в число ее достоинств.

Достоинств ли?

Ремус, не в силах себя преодолеть, зачастую устраивался неподалеку, чтобы хоть изредка ощущать этот пленяющий шлейф аромата, что окружал её. Духи это были или нечто иное, он не знал. Но они манили его, подзывали, заставляли втягивать носом воздух гораздо чаще необходимого.

— Лунатик, право слово, ты иногда так сопишь, что сосредоточиться рядом с тобой совершенно невозможно, — рассмеялся однажды Сириус.

Она обернулась на его громкий голос, недовольно сморщила нос, насмешливо фыркнула, резко поднялась и вышла, подчеркнуто не обращая внимания на Сириуса. Ремуса она, кажется, и вовсе не заметила.

А Ремус тогда вдруг почувствовал острую обиду на друга и даже сам не понял, за что именно. Но изо всех сил постарался ее скрыть, и Сириус, к немалому облегчению, ничего не понял.

Однако после этого Ремус отваживался приближаться к ней, лишь будучи твердо уверенным, что он здесь один.

* * *

Она горделиво смотрела на Сириуса, а губы её кривились в жестокой некрасивой ухмылке. Она вышла в этом споре победительницей.

Сириус стоял красный как рак, с трудом сдерживающий не то грубую брань, не то злые слезы. Ремусу было до жути неуютно и стыдно за них обоих. Давно уже холл не становился свидетелем столь бурной семейной сцены.

— Довольна, Белла? — наконец бросил Сириус дрожащим голосом. — Упилась чужим позором?

— Надеюсь, тете Вальбурге не придется посылать подобный вопиллер снова? — милым голоском осведомилась Беллатрикс. — До чего же ты доводишь свою мать, Сириус? Постыдился бы! Впрочем, что ещё от тебя ожидать? Увы, в семье не без урода!

Сириус зло сверкнул глазами.

— Если кто и урод в нашей семье, так это ты! Катись к черту, Белла! И матушку мою с собой прихвати! — выкрикнул он, развернулся и пошел прочь, не разбирая дороги, чудом не наткнувшись на кого-то из маячивших в дверях зевак.

Беллатрикс рассмеялась гортанным звучным смехом, запрокинув голову и приоткрыв рот. Ремус завороженно смотрел на нее и не мог отвести взгляд. Ее поведение коробило его и одновременно с тем чем-то необъяснимо восхищало.

— Что тебе? — Беллатрикс резко прекратила смеяться и повернулась к нему. — Чего встал? Беги за своим другом, вы же, гриффиндорцы, гордитесь тем, что друг друга не бросаете?

— Факультет не определяет суть человека, — тихо произнес Ремус. — Из гриффиндорца может выйти политик, а из рейвенкловца — герой. Из пуффендуйца — аврор, а из слизеринца — ученый. Вы же знаете это не хуже меня. Зачем вы травите его? Что он вам сделал?

— Много на себя берешь, мальчик, — проговорила Беллатрикс, прищурившись. — Уходи-ка подобру-поздорову и не лезь не в свое дело.

— Я не мальчик, — уже более зло процедил Ремус. — Вам просто нравится изводить его, и неважно, на каком он факультете. Будь он на Слизерине, вы бы и там нашли у него недостатки. Разве воля Шляпы заслуживает такого отношения?

— За-мол-чи, — чётко, по слогам произнесла Беллатрикс. — Не лезь не в свое дело, мальчишка. Иначе пожалеешь, что не родился немым.

— Правда хлещет жестче плети, как говорит мой дед, — Ремус вызывающе вздернул подбородок. — Неужто плеть сейчас прошлась по вашей спине? — он повернулся и, засунув руки в карманы, побрел прочь.

Он не увидел, что сделала Беллатрикс, но внезапно плечо его словно ожгло огнем. Он со сдавленным стоном осел на пол и скорчился, пытаясь восстановить дыхание.

Беллатрикс медленно прошествовала мимо него.

— По твоей тоже, — тихо шепнула она, поравнявшись с ним. — Это не правда, но тоже действенно, не находишь?

Уходила она с неестественно прямой спиной, твердо чеканя шаг.

И даже сквозь жгучую боль Ремус все равно почувствовал пряный, горький, зовущий его аромат.

* * *

На Рождество Ремус домой не поехал. Отец с матерью хотели на праздники посетить континент, предлагали ему присоединиться, но Ремус отказался. Не хотел подвергать кого-либо опасности, да и каникулы портить не хотел. Дома или в Хогвартсе ещё можно было хоть как-то делать вид, что все хорошо и он не болен. В реальном мире было страшнее.

Джеймс и Питер уехали, оба приглашали его и Сириуса к себе. Но Ремус вновь не согласился и держался с завидным упорством, несмотря на их горячие убеждения. Сириус в свою очередь ехать домой отказался наотрез, с радостью было откликнулся на предложение Джеймса, но, узнав, что Люпин никуда не едет, из солидарности все же остался в Хогвартсе.

Ремус не мог сказать, рад он этому или нет. Он все еще не мог до конца поверить друзьям, что их не пугает то, кто он на самом деле. Если бы Сириус уехал, то Ремус чувствовал бы себя свободнее. Наверное...

Или бы взвыл от тоски на третий день. Он порядком отвык от одиночества.

Хотя он и есть волк-одиночка. Без стаи, без вожака...

Плечо зажило быстро, но тонкая белая полоска осталась. Как метка, как напоминание. Ремус часто рассматривал ее в зеркале.

Что это было? Наказание за дерзость? Или же желание не остаться в долгу? Ремусу нравилось думать, что второе.

Сириус как-то застал его у зеркала, увидел шрамы от когтей. Друзья их и прежде замечали, хотя Ремус старался их скрывать. Однако когда Сириус увидел белую полоску, он аж в лице переменился.

— Ого! Кто это тебя так? — присвистнул он. — Тебя что, тоже дома наказывают?

Ремус не знал, что ответить, не соврав, промямлил что-то невнятное. Сириус, вдруг сообразив, что его вопрос вышел бестактным, а сам он проговорился о том, чего никому знать не следует, пробормотал неловкое "извини" и угрюмо замолк.

Ремус долго кусал губу в попытке придумать нейтральную фразу, но так ничего и не придумав, сказал как есть:

— Я никому не скажу. Не бойся.

Сириус поднял хмурый взгляд:

— Точно?

Ремус кивнул.

— Клянусь бородой Хагрида! — торжественно произнес он.

Сириус фыркнул, и оба рассмеялись.

— Знаешь, а у меня тоже такой есть, — через некоторое время заявил Сириус, ткнув Ремуса в плечо. — От сестрицы, кузины то есть. Я как-то Беллу сильно разозлил, а она как раз заклинание огненной плети разучивала — ее дядя научил. Ну она в сердцах мне по спине и прошлась, больно было-о... Правда, ей самой потом так досталось: у нее и палочку отобрали, да и сидеть она потом неделю не могла.

Ремус присвистнул и про себя подумал, что, кажется, тогда в холле семейные разборки были на редкость мирными.

— Дядя вообще говорит, что мы с Беллой в семье самые вспыльчивые уродились, — воодушевленно поведал Сириус. — Потому нам с ней чаще всего и достается, — уже более мрачно добавил он.

— Ну и что, что вспыльчивые? Зато отходчивые, — утешающе заметил Ремус. — Ты вон с Джеймсом как-то чуть не подрался, а спустя два часа вы и думать забыли про размолвку, опять проказничать куда-то унеслись.

— Ну, нет, — усмехнулся Сириус. — Если Белле что в голову взбредет, ее ничем не разубедишь. Она как-то лет в четырнадцать с матерью поссорилась да так, что чуть из дома не сбежала. Правда, если она узнает, что я тебе об этом рассказал, она меня убьет! — Сириус на секунду задумался, после чего жизнерадостно добавил: — И тебя тоже!

У Ремуса почему-то не возникло сомнений, что, несмотря на шутливый тон Сириуса, такая перспектива вполне реальна.

* * *

Дух Рождества прочно обосновался в старинном замке: всюду висели венки из остролиста, горели разноцветные фонарики, какой-то проказник развесил по коридорам букетики заколдованной омелы (преподаватели пытались их убирать, но, вовремя оценив масштаб работ, в конце концов махнули рукой), поэтому прежде чем останавливаться где-либо, стоило сначала не полениться посмотреть вверх, иначе был велик риск стоять на одном месте продолжительное время, пока кто-нибудь проходящий мимо не сжалится и не расколдует: либо поцелуем, либо контрзаклинанием, которое могли выполнить лишь старшекурсники да учителя.

Ремус за последние пару дней попался так раза три, и уже на автомате поглядывал наверх, не желая вновь попасть впросак. Один раз его робко клюнула в щеку какая-то второкурсница, за что Ремус был ей безмерно благодарен, ибо он уже серьезно опаздывал. Второй раз над ним сжалился профессор Флитвик, расколдовав и заодно восхитившись идеей неведомого проказника. А в третий его, мрачного и злого на весь мир и в частности на шутника, придумавшего эту омелу, нашел Сириус. Ржал он долго, но не успел Ремус окончательно разобидеться, как тот убежал и вскоре привел какого-то старшекурсника-слизеринца, который, сочувственно обозрев грустного Люпина, расколдовал его и доверительно сообщил, что если узнает, кто придумал на Рождество эдакую пакость, то мало этому кому-то не покажется. Ремус, услышав это, несколько воспрял духом и попросил разрешения при случае примкнуть к карателям.

Сириус, послушав их кровожадные планы пару минут, как-то неуютно замялся, хитро глянул по сторонам и поспешил ретироваться. После чего подозрения Ремуса насчет причастности друга к этой проказе изрядно окрепли.

Мимо Ремуса что-то просвистело. Инстинктивно шарахнувшись в сторону, он с трудом удержал равновесие и в ошеломлении обернулся. В конце коридора вполоборота к нему стояла разгневанная Беллатрикс и что-то шипела изрядно струхнувшему сокурснику. Волчий слух оказался весьма кстати: Ремус смог разобрать несколько слов, что прояснили ситуацию:

— Попробуеш-ш-шь ещ-ш-щё раз руки рас-с-спустить — я их тебе оторву, грязнокроф-ф-фка! — Беллатрикс казалась жуткой в своем гневе, но в то же время невероятно волевой. Ремус невольно залюбовался и по привычке принюхался, пытаясь уловить в воздухе аромат ее духов.

— Ишь возомнила о себе! Да ты сама та ещё ш... — вякнул было сокурсник, но под ее пристальным взглядом как-то осекся и не договорил, а потом случайно глянул за спину Беллатрикс. Надо отдать ему должное, бегал он быстро.

Ну да, Ремус знал, что у него изредка глаза красным загораются, особенно когда полнолуние близко. И горбится он по-звериному, когда злится. Но, спрашивается, чего так пугаться-то?

Беллатрикс некоторое время с недоумением смотрела беглецу вслед, а потом обернулась.

Ремус развел руками, молчаливо извиняясь за невольное вмешательство. Беллатрикс испытующе поглядела на него, но ничего не сказала, хотя Ремус со своим слухом мог поклясться, что губы её шевельнулись в безмолвном "ненавижу".

Он понимающе кивнул и пошел дальше, на сей раз уже ожидая, что ему в спину прилетит нечто малоприятное. Но Беллатрикс не шевельнулась.

* * *

— Чёрт! — емко и содержательно высказался Ремус, вдруг почувствовав, что не может сделать больше ни шагу. — Чтоб вас всех! — он зло покосился на предательскую омелу. — Ну, Сириус, если ты к этому причастен, я с тобой вообще разговаривать перестану! Это же надо так ухитряться людям жизнь портить!

Он раздраженно пнул невидимую преграду.

— Ну ничего, сейчас кто-нибудь появится, — попытался он себя успокоить. — Не такой уж это заброшенный коридор!..

Через полчаса Ремус заскучал. Он попрыгал на месте, пересчитал все светильники и рыцарские доспехи, даже спел пару песен на ломаном валлийском, но коридор по-прежнему оставался пустым.

Ремус мрачно скинул на пол сумку и куртку, свернул из них нечто вроде подушки и приготовился сидеть тут до отбоя. Может, хоть Филч его найдет или миссис Норрис. Вот где она, когда так нужна?

Только он окончательно распрощался с надеждой выбраться отсюда, как вдруг свершилось самое настоящее чудо: поблизости послышались чьи-то легкие шаги. Из соседней арки вышла задумавшаяся о чем-то Беллатрикс, повертела головой и, заметив Ремуса, устремилась к нему.

Ожидаемой радости у того это не вызвало. С Беллатрикс сталось бы как помочь, так и поиздеваться над беспомощным четверокурсником.

Подойдя поближе, она остановилась будто в нерешительности, Ремус настороженно наблюдал за ней.

— Красиво поешь, — как-то неуверенно произнесла она. — Ты знаешь валлийский?

— Немного, у меня дед из Уэльса, — неохотно ответил Ремус. — А что?

— Просто, — она казалась какой-то иной: то ли более расслабленной, то ли более ранимой. — Красиво... У тебя хороший голос.

— Меня дед учил... немного, — Ремус сам плохо понимал, почему поддерживает этот странный разговор.

— Ты хороший, — как-то задумчиво проговорила Беллатрикс. — Только грустный все время.

Знакомый дурманящий аромат вновь защекотал ноздри, и Ремус почувствовал, как начинает затуманиваться сознание. Ему вновь хотелось испытать себя и ее, выяснить, кто станет сильнее. Кто станет вожаком.

— Ты тоже, — автоматически откликнулся он. — То есть, хорошая...

Беллатрикс скептически улыбнулась.

— Мне давно этого никто не говорил.

— Ещё скажут, — утешил Ремус. — Если все время говорить человеку, что он плохой, он никогда не исправится.

Беллатрикс чуть повернула голову, на лицо ее попал луч света, и Ремус с изумлением увидел, что выражение лица у нее скорее грустное, чем издевательское.

— Он тебя обидел? — Ремус не стал уточнять кто. И так было ясно.

— Он давно за мной таскался, только тронуть смелости не хватало, — пояснила Беллатрикс. — А сегодня прорвало его: облапать попытался, я не далась, он назвал грязным словом.

— Я ему, пожалуй, язык оторву, — задумался Ремус: заклинание подходящее найти несложно, оно даже не запрещенное. — Да, с этим я справлюсь.

— Да уже не надо, — хмыкнула Беллатрикс. — У него уже губы срослись намертво и вместо рук змеи выросли. Жалко, не ядовитые.

— Жалко, — согласился Ремус. — Эм, слушай, а ты не могла бы...

— Тебя омела держит? — деловито поинтересовалась Беллатрикс.

Ремус кивнул. Беллатрикс вытащила палочку, повертела в руках и вдруг сунула обратно в карман мантии.

— Уж лучше грешной быть, чем грешной слыть! — с непонятной злостью произнесла она и вдруг обняла Ремуса за шею. И поцеловала. В губы. И отнюдь не так несмело, как та второкурсница.

Ошеломленный Ремус даже не сразу понял, что происходит. То есть понял, конечно. Но вот как реагировать, не очень понимал.

Дурман окутал его плотным облаком. Волк, что просыпался лишь в полнолуние, заворочался и осоловело поднял голову. А вот Ремус ее окончательно потерял...

Беллатрикс вдруг отстранилась, растянула в усмешке опухшие губы, вдруг что-то дикое промелькнуло в ее глазах. Она подалась вперед словно в намерении поцеловать его ещё раз и внезапно больно до крови укусила Ремуса за нижнюю губу.

Он ахнул от резкой боли, а Беллатрикс рассмеялась. Как тогда в холле.

Где-то неподалеку замяукала миссис Норрисс, Беллатрикс напоследок легонько взъерошила его волосы и исчезла: скрылась в ближайшем проходе.

Ремус несколько минут стоял, тупо глядя в пространство и пытаясь осознать то, что с ним только что произошло, потом медленно поднял одну ногу и попробовал сделать шаг.

Омела его больше не держала.

* * *

Она была сильнее. Она была старше. Она могла стать его вожаком. И только...

Ремус это знал, но упрямо пытался найти во вчерашнем еще хоть что-то. Хоть какой-то трепет, обожание или тому подобное. Не находил.

Прокушенная губа опухла и болела, а к боли примешивался противный привкус обиды и досады.

Ремусу не хотелось никого видеть. И слышать — тоже. Мерзнуть, к сожалению, тоже не хотелось. Поэтому воодушевленно мечущийся по спальне Сириус вынуждал Ремуса недовольно сопеть и только сильнее натягивать на уши одеяло. Однако страдать с комфортом все равно не получалось.

— А сегодня Джеймс и Питер возвращаются! — тараторил Сириус. — Позлим сегодня Филча, а, Лунатик? Лунатик? Ну чего ты?

Ремус не откликнулся.

— Да что с тобой такое? — рассердился Сириус. — Ты со вчерашнего вечера сам не свой! Ты не заболел там?

— Нет, — неохотно прошепелявил Ремус в подушку. — Просто устал. Дай отдохнуть.

Одеяло на нем ожило, зашевелилось и аккуратно стало сползать с кровати. Ремус едва успел схватить его за край.

— Ну Сириус! — с негодованием воскликнул он, резко садясь на постели. — Я же просил!

— Зато я убедился, что ты все тот же зануда, — показал язык Сириус и отвел палочку. — Ого, где это тебя так угораздило? Подрался, что ли?

— Ага... — Ремус мигом припомнил подробности "драки", отчего у него тут же заалели уши, потом представил реакцию Сириуса, и совсем приуныл. — Да не обращай внимания. Заживет.

А Сириус к тому моменту уже переключился на другие мысли.

— Пойдем на завтрак! — подскочил он — в Ремуса полетела его мантия. — Эх, скорее бы Джеймс с Питером приехали! Они такое придумали!.. Приедут — расскажут, а я даже пытаться не буду! Только втроем мы и способны поднять тебя на великие свершения, Лунатик! Одного моего темперамента не хватает, чтобы сдвинуть тебя с места, эх-х!..

Сосредоточенно одевающийся Ремус внезапно замер, так и не натянув на себя до конца свитер.

— Что это они еще придумали?

— Ну, тебе прям так все и расскажи, — хмыкнул Сириус. — Нет уж, пусть они тебя убеждают! Это такая штука! Ух! Вот и мучайся теперь от любопытства! Ладно, пошли! Догоняй!

И он вихрем унесся из комнаты.

Ремус аккуратно сложил пижаму, заправил постель, и только после этого степенно спустился вниз, где уже чуть ли не подпрыгивал от нетерпения ожидающий его Сириус.

В Большом Зале Ремус увидел и Беллатрикс, которая что-то сердито выговаривала сестре. Андромеде, кажется. Вчерашнее происшествие вдруг показалось ему нелепым сном, миражом, никак не сочетающимся с реальной жизнью. Когда Беллатрикс подняла голову, огляделась, высматривая кого-то среди хаффлпаффцев, и нечаянно столкнулась с ним взглядом, то Ремус внезапно понял, что он-то как раз и не против, чтобы вчерашнее осталось лишь сном, Рождественской шалостью.

Это осознание принесло ему такое облегчение, что он впервые за все это время искренне улыбнулся и рассмеялся какой-то шутке Сириуса. Он не хотел раньше времени становиться взрослым в этой области жизни, не сейчас. Не сейчас, когда у него наконец-то появились друзья, дом и радость. В кои-то веки он свободен от страхов и может не думать о будущем. В кои-то веки у него нет никаких забот...

Мало кто бы смог заметить горькую печаль во взгляде Беллатрикс, когда она наблюдала за двумя веселящимися мальчишками, которые заливисто смеялись, наслаждаясь последними днями каникул.

— О помолвке думаешь? — сочувственно коснулась ее локтя Андромеда.

— И о ней тоже, — кивнула Беллатрикс. — А ещё о том, что не хочу взрослеть.

— Поздно, — улыбнулась сестра. — Ты уже выросла.

— Все равно не хочу, — грустно отозвалась Беллатрикс. — Когда ты мал, ты можешь творить глупости, совершать ошибки, не задумываясь о том, что делаешь. А когда вырастаешь, то начинаешь прокручивать их в голове раз за разом, кляня и ругая себя почем зря. Изводишь и себя и других... Как избавиться от этого?

— Перестать думать своей головой, — хмыкнула Андромеда. — И слепо подчиниться чужой воле, запретив себе анализировать полученные приказы. Иначе никак, ведь нам свойственно размышлять о последствиях своих действий. Но так поступают слабые люди. А ты ведь сильная, Белла?

— Наверное, — задумчиво кивнула Беллатрикс. — Но как же это, наверное, удобно — не думать, а лишь исполнять.

И она неосознанно погладила карман мантии, в котором лежало письмо от жениха, на обратной стороне которого красовался бледный, но все равно различимый знак: уродливый череп со змеей, выползающей из его рта.