Дело о пропавших иконах (джен)

— Давай, давай, заходи.

Старенькая дверь жалобно скрипнула, пропуская визитёра внутрь квартиры.

— Да не разувайся, заходи так. Тут у меня, эмм, неубрано.

В прихожей было плохое освещение и приходилось пробираться на ощупь.

— Извиняй, света маловато. Лампочка перегорела, а на новую денег нет. Пока, — хихикнул хозяин квартиры, ведя гостя на просвет.

В глаза бросилась небогатая обстановка — вытертый коврик у двери, старые пошарпанные стены украшают какие-то календари прошлых лет, по-видимому, призванные прикрыть изъяны поверхности. Прямо у входа в комнату стоит «бабушкин» сундук — наверное, играет роль «комода-письменного столика». Ковёр на полу — в ярких узорах советского времени. В дальнем углу — железная кровать на пружинах.

Попутно можно было разглядеть когда-то бежевый палас, ныне залитый пятнами неизвестного происхождения. Пол заставлен пустыми бутылками из-под водки, пива, разрезанными жестяными банками, имитирующими пепельницы.

Но особенно «впечатлил» запах давно нестиранного белья вперемешку с крепким духом пота и сигаретного дыма. Похоже, хозяин квартиры особой любви к порядку не питал.

— Счас, счас, шагай за мной, — скомандовал вышеупомянутый и вывел наконец гостя на более-менее сносный свет — в небольшую кухоньку с тускло горевшей лампочкой.

— Присаживайся, не стесняйся.

«Стесняться» не пришлось — присаживаться помешал страх быть приклеенным к табурету с помощью толстого слоя липкой грязи. К тому же и на стуле, и на столе, покрытом старой потрёпанной клеёнкой, отчётливо виднелись жирные пятна.

Из посуды на столе стоял омерзительного вида жестяной чайник — память о турпоходе — и немытые чашки.

— Счас уберу тут, — суетился хозяин, одной рукой сгребая грязную посуду, а другой возя по клеёнке сомнительного вида тряпкой.

Наконец какой-то приличный вид был создан, и хозяин кинулся к духовому шкафу.

— Что это, Андреич? — удивлённо-шутливо подал голос посетитель. — Никак пирогом меня угостить хочешь?

— Та не-е. Я туда картины прячу.

— Ты что?! А вдруг спичкой?

— Кроме меня, тут никто не хозяйничает уже давно, а я выпечку не очень. Денег нет, да и булки некому печь, знаешь.

Гость хотел съязвить, что «денег нет», видимо, на нормальную еду, но не успел: хозяин достал из развёрстой чёрной пасти духовки, предварительно пошуршав там волосатой рукой, свёрнутые в трубочку холсты, обёрнутые газетой.

— Вот.

Самая большая икона — Святая Троица размером где-то 40х50 см — впечатляла своим исполнением. Было видно, что автор — самоучка, но довольно старательный. Про таких говорят, что они душу в своё творение вкладывают.

Перед глазами замелькали Николай Чудотворец, Божья Матерь-Помощница, Георгий Победоносец. Последний был выполнен на холсте размером со стандартную фотографию 10х15 см, Николай Чудотворец и Божья Матерь-Помощница — на холстах формата А4.

— Такие можно смело поставить в рамку и повесить в красный угол, — задумчиво пробормотал гость, разглаживая холсты, осторожно проводя по линиям, пробуя на ощупь краску. Молодое лицо мужчины озарилось каким-то внутренним светом.

— Ну, я как бы не особо верующий… — пожал плечами хозяин. — Мне бы узнать: во сколько картинки оцениваются и кому можно будет толкнуть товар?

Гость поморщился от развязного тона.

— Как ты можешь так говорить, Андреич? Это же святотатство!

Он помолчал, внимательнее разглядывая изображения святых. Хозяин затаил дыхание.

— Я тебя, наверное, немного разочарую: миллионы ты за эти иконы не получишь…

Хозяин квартиры испустил разочарованный вздох.

-… но в принципе, если поторговаться, за них дадут… — оценщик прикинул в уме, переводя цены в валюту. — Ну, где-то в среднем по двести тридцать — двести пятьдесят долларов за икону. Это я тебе совсем приблизительно говорю. Если хочешь точную цену, надо будет покопаться…

— Сколько?

— Чего? — не понял оценщик.

— Сколько по времени копаться?

— Смотри сам. Стоимость одной иконы будет складываться в зависимости от способа изготовления, типа красок, авторства. Ну и покрытия — сусальное золото или серебро, а может, искусственно состаренные краски. Техника написания опять же. Повторяю: я с ходу точную сумму не назову, но мой предел — двести пятьдесят долларов. Это максимум.

— Э-э… — снова разочарованно произнес хозяин. — А я-то думал, что тётка мне мильён придарила…

— Какая ещё тётка?

— Да была по мамкиной линии какая-то там сестра через пятое колено. Она вроде бездетная, всё кошечкам помогала, недавно померла. А мне, значит, в наследство иконы отписаны. Я прямо надеялся дела свои поправить. Э-эх!

Оценщик снова едва удержался от язвительных замечаний по поводу «поправить дела» — только бровь поднял.

— Да отдай ты их лучше в нашу церковь или приход какой-нибудь. Тебе грехи замолят, а старушки рады будут. Оно надо — заморачиваться с тёткиным завещанием, подтверждать подлинность икон, готовить договора купли-продажи? Больше на оформление бумажек потратишь.

Оценщик искренне не понимал, зачем горькому пьянице недорогие иконы? Ну продаст их сосед, выручку пропьёт за неделю. А боговерующим и в самом деле счастье.

— Короче, Андреич. Я тебе уже всё сказал.

— Послушай-ка, Артём, а может ну их на хрен, эти анализы по краске? Найди мне покупателя, а? Хоть где, хоть на чёрном рынке, а? Смотри, — зашептал хозяин с внезапно проснувшимся блеском в глазах, — я дело говорю: найдёшь человека, назовёшь свою цену, он тебе ещё процент от сделки отвалит, а?

Оценщик с отвращением поморщился.

— Андреич, ты совсем головой двинулся! Я не барыга. Я оценщик антиквариата и различных ценностей. Не хочешь заниматься формальностями, отправляйся на чёрный рынок. Правда, там тебе ещё меньше дадут, чем я озвучил — всё же нелегально. Но зато без заморочек и деньги сразу.

— Помоги, а!

— Я пас. Насчёт денег не ко мне. Бывай.

Назад оценщик выбрался быстрее по уже знакомому маршруту, вдохнул полной грудью воздух на лестничной клетке. Покачал головой на принёсшееся ему в спину «Ну и хер с тобой! Других найду, посговорчивей!» и вызвал лифт.

* * *

— А я ему говорю: ценность в святыни, но не в стоимости. Зачем продавать? Денег много не выручишь, а церковь порадуется. А он: «Мне деньги нужны, дела поправить…». Видел я его дела!

Оценщик сидел на своём рабочем месте — в антикварной лавке, куда направился сразу после разговора с Андреичем. Напротив него сидел коллега, с интересом вслушиваясь в каждое слово собеседника.

— А что, и правда недорогие иконы?

— Да не знаю я. На первый взгляд — середина прошлого века. Ты же знаешь сам, там надо глубже изучать, проводить анализ красок, холста.

— А автор?

— Неизвестен.

— Ну и взял бы на изучение, пообещал бы продать или с нужными людьми свести… Деньги не помешали бы, Тёмыч. Наша лавка в последнее время еле сводит концы с концами! А ты… Деньги не пахнут, чистоплюй.

— Вадим, такие деньги даже даром не нужны. Ты потом устанешь последствия этой «сделки» расхлёбывать.

Собеседник ничего не ответил.

* * *

Выходя на другое утро на работу, Артём неожиданно вспомнил, что оставил у соседа перчатки — когда заходил и смотрел иконы. Перчатки обычные, из замши, ничего особенного. Но это подарок — а подарки дороги, особенно когда близкий человек дарит. Аксессуар выбирала двоюродная сестра Элька. Старалась, искала специально… Сейчас она учится в другом городе, видятся они редко, но каждый раз она проверяет, носит ли Артём её подарок.

Короче, надо их вернуть.

И Артём, вместо того, чтобы спуститься вниз на лифте, поднялся на этаж выше — по лестнице. По пути ему встретилась баба Маша — она каждое утро выгуливала свою кошку, выносила мусор во двор к бакам и заодно интересовалась последними новостями у подъездных старушек.

— Здрасьте, бабМаш.

— Доброго, Тёмушка. Куда это ты? На работу вниз ходят.

— Да я к Андреичу.

— Ох, опять этот алкаш ночью спать не давал?

— Нет, всё тихо-спокойно. Я у него вчера перчатки забыл.

— А-а, ну ладно, иди-иди. И я вниз пойду, последние новости послушать.

* * *

Артём не сразу понял, что его насторожило: то ли необычная тишина — сосед, как правило, начинал «поправлять здоровье» с самого утра, то ли приоткрытая дверь.

Как в дешёвых киношных сюжетах.

Дверь в эту квартиру всегда запирали — не из боязни впустить воров, а хотя бы затем, чтобы оттуда на лестничную клетку меньше неслись запахи алкоголя и весёлые крики обитателей.

— Эй! — Артёму показалось, что собственный голос прозвучал как-то испуганно. — Андреич, почему у тебя дверь открыта?

Он осторожно шагнул внутрь, придерживая потрёпанную ручку.

— Андреич, я тут у тебя вчера перчатки забыл. Зелёная замша, подарок… сестры, — осёкшись, Артём остановился как вкопанный: в луже собственной блевотины ничком лежал Андреич.

— Эй, сосед, тебе плохо, что ли? — мужчина нерешительно потоптался на пороге комнаты, потом всё же решил подойти, проверить состояние алкаша. Тронул за плечо и отдёрнул руку: из-под Андреича раздалось глухое побулькивание.

«Блюёт, что ли, — раздражённо-брезгливо подумал Артем. — Этак и захлебнуться недолго».

— Ты зачем так надрался с утра? Ещё и палёнку небось употреблял.

Артём вздохнул: надо бы «Скорую» вызвать — пусть и поворчат фельдшер с медбратом, но его совесть будет чиста. И попутно поискать перчатки — кажется, он оставил их на кухне.

Устремляясь в полутёмный коридор, он уже нажал кнопку вызова на мобильном, когда краем глаза заметил шевеление и обернулся: Андреич медленно изворачивался, беспрестанно задыхаясь.

— Ты чего? Сейчас, лежи, я уже «Скорую» вызываю…

Тут руки Артёма затряслись и он выронил мобильный. Расширенными от испуга глазами он смотрел, как Андреич пытается сесть, всё время хватаясь за левый бок. Из-под пальцев лилась кровь — сосед умирал.

Артём попятился, стукнулся спиной о дверной косяк и опрометью вылетел из квартиры, в страхе забыв и про перчатки, и про телефон, из динамика которого неслись крики: «Алло, «Скорая», да говорите же!»

* * *

Любой нормальный здравомыслящий человек в стрессовой ситуации побежал бы куда? Домой. Но Артём почему-то поехал на работу, где его ждал очередной «сюрприз».

— Что происходит?

Двери антикварной лавки были разворочены, как если бы их пытались вскрыть ломом. Рядом стоял полицейский патруль. И машина Вадима.

Вадим уже пришёл?

Нет, конечно. Он же любит поспать, на работу приезжает не раньше девяти. Это Артём — жаворонок, ранняя пташка…

Видя, как собирается толпа любопытствующих, Артём двинулся внутрь, решительно раздвигая людей.

Вошёл в лавку и остановился на пороге: Вадим стоял возле небольшой полки с изображениями святых, что-то рассказывал… следователю?

Бросил быстрый взгляд на заботливо составленные резные иконы и внезапно почувствовал, как скрутило желудок. Снова перед глазами встала жуткая картина: человек лежит в луже крови, почти вакуумную тишину заполняют хрипящие звуки.

Чёрт. Телефон там свой выронил. И перчатки так и не нашёл. А это улики… наши следователи долго сомневаться не станут, припишут труп Володину Артёму Витальевичу, да и всё.

Дверь негромко дзинькнула китайской подвеской — это появился ещё один представитель власти.

— Вы кто?

— Я — владелец этой антикварной лавки. А что происходит, собственно?

Оперативник представился.

— Оперуполномоченный Макаренко. Отсюда был совершён вызов — кто-то взломал замок, отключив сигнализацию, и проник внутрь. Взлом обнаружили из соседнего магазина, дозвонились до вашего заместителя гражданина Золотарёва. Сейчас он вместе со следователем пытается выяснить, что пропало.

Пропало? А что может пропасть из антикварной лавки? Да что угодно — лавка набита ценностями, своими и чужими.

— Есть какие-то результаты?

— Пока нет. Помогите нам, вы же быстрее сориентируетесь.

Артём был растерян: после утреннего происшествия плохо соображалось, да и в голову лезли мрачные мысли. Он попытался сосредоточиться, пересматривая лежащие вещи, проверяя, всё ли на месте.

«Трус, — обругал он себя снова, — бросил мужика умирать. Хоть и алкоголик, а всё же человек, сосед… Чёрт.»

После нудных осмотров выяснилось, что пропало несколько золотых колец, оставленных для выявления их ценности, серебряный сервиз якобы времён екатерининской эпохи и японский кухонный нож — сувенирный, подаренный Артёму японским коллегой после одной из деловых встреч.

* * *

Пообщаться нормально со своим замом удалось только к вечеру.

В проёме появилась невысокая фигура.

— Привет. Ещё на работе? Чего свет не зажигаешь?

Артем помолчал.

— Вадим, я это… я боюсь. — Голос упал до предательского шёпота.

— Что у тебя случилось?

— Мне с кем-то поговорить надо.

Вадим с любопытством заглянул в лицо начальника.

— Ну давай, поговорим. — И повторил вопрос: — А что случилось-то?

Артем нервно и сбивчиво пересказывал последние события. Его коллега слушал внимательно и молча, перебил только один раз:

— Тёмыч, это ты про того соседа с иконами? Ты рассказывал вчера, помнишь?

Артёма несколько смутила слишком быстрая реакция своего заместителя, но он не стал на этом зацикливаться.

— Короче, я у него свои перчатки забыл в тот раз и вернулся забрать. Прихожу, а там дверь открыта. Я позвонил, он не ответил, и я вошёл. А там… — Артём сглотнул, передёрнув плечами. — Короче, убили его, там кровищи! Я сначала не понял — там тусклый свет, он лицом вниз лежал, — думал, плохо ему, хотел «Скорую» вызвать. Мало ли — вдруг алкогольное отравление? А так хоть откачают. И тут он как пошевелится!

Артём замолчал, заново переживая увиденное, и напарник этим воспользовался:

— Тебя видел кто-нибудь?

— А?

— Ты с кем-нибудь сталкивался, когда выходил оттуда?

— Н-не знаю. Я в таком шоке был, что почти ничего не помню. Даже как сюда доехал.

— Ты что, ещё и сам за руль сел? В таком состоянии?! — Вадим впал в степень крайнего изумления. — Ты нормальный вообще? Тебя сто раз могли увидеть, остановить гаишники. Да сразу накрыть, в конце концов! И тут ещё опера… Я когда тебя увидел, по лицу понял, что не всё в порядке.

Вадим махнул рукой, переключившись на приземлённые дела.

— На, выпей, что ли, — он протянул свою кружку кофе, в который влил несколько граммов коньяку. — Нда. Влип ты, дружище. Так говоришь, тебя никто не видел?

Немного подумав, Артём помрачнел.

— Видел. Бабка с моей площадки. Она ещё спросила, куда это я в такую рань.

— Во блин. Она могла тебя в убийцы записать на раз-два! Думай, Артём, думай, вспоминай, может, алиби какое откопаешь? Ну не знаю: ночь с девушкой провел, в лавке всю ночь был, с клиентами общался…

— А ты? — с надеждой спросил его Артём. — Ты можешь быть моим алиби? Ты же меня знаешь, я бы никогда…

— Тёмыч, я за тебя в огонь и в воду, но тут, извини, не могу. За дачу ложных показаний, знаешь ли, в нашем УК есть статья. Я так не только тебя ещё больше подставлю, но и сам пойду. Как соучастник и укрыватель.

Вадим включил телевизор — небольшой, стоящий в углу. Заставка вещала, что начинаются местные новости.

-… И сразу к главным новостям. Громкое преступление, совершенное на улице Мечникова, раскрывает новые детали. Пятидесятитрёхлетний мужчина, найденный в квартире сегодня утром, скончался от потери крови. Напомним, что ранее его обнаружила кошка соседки, выходившей выносить мусор. Соседка вызвала полицию, мужчину увезли. Возбуждено уголовное дело, ведётся следствие…

Артём побледнел и чуть не выронил чашку из похолодевших пальцев.

— Тёмыч, ты попал.

* * *

Одиночная камера «для особо опасных» была мрачной, но сюда хотя бы не проникали посторонние звуки — не мешали думать.

А думать было над чем.

Он уже в сотый раз перебрал в уме все варианты, которые могли бы выглядеть правдоподобно: на соседа напал алкаш-собутыльник, с которым они чего-то не поделили; к нему влез случайный вор-домушник; Андреич кому-то задолжал и вовремя не вернул долг… Всё крутилось вокруг Андреича. И все эти варианты были один нелепее другого.

Во-первых, Андреич никогда не пил в компании — жадничал, своей выпивкой ни с кем не делился. Больше одиночничал. В общем, типичный алкаш, каким его Артём ещё с детства помнил.

Во-вторых, домушники случайными не бывают, лезут наверняка и по наводке. Не только подъезд — весь дом знал, что Андреич не вынес из дома, выражаясь фигурально, только полы со стенами. А что можно было — давно пропил. Так что и эта версия отметается…

Остаются долги. Но опять же: те, кто давал в долг алкоголику со стажем, либо глупцы и не знают его совсем, либо…

«А что если соседа подписали на какое-нибудь дело? — мелькнуло в голове Артёма. — Подписали, он его выполнил (или нет), потом его решили убрать за ненадобностью. Криминал какой-то…»

Тут Артём вспомнил про иконы. Маловероятно, что преступник охотился за иконами — ведь про них никому не было известно.

И всё же. Нужно бы наведаться, поискать — а вдруг и вправду его зарезали охотники за иконами? Что он там говорил про барыг и что кого-то другого найдёт?

Нужно будет попросить Вадима.

* * *

Его задержали практически сразу — даже не понадобилась бабМаша. При обыске квартиры пострадавшего нашли телефон с симкой на имя Володина А. В. Как выразился следователь, «до выяснения обстоятельств». Хотя чего тут выяснять? Все ясно, как божий день — для всех, кроме Артёма.

Его единственной связью с внешним миром стал коллега-заместитель и друг Вадим.

— Тут частые посещения вообще-то запрещены, — объяснил он в первый же раз. — Но если с кем надо договоришься, то пустят. Я вот договаривался с прокурором, чтобы тебя в «одиночку» поместили. Безопаснее будет. А то тут за 105-ю не любят. Адвоката тебе надо хорошего, я узнавал: на твоё дело никто не пишется. Гиблое дело, понимаешь? Я хочу пойти к Штольцу — он, говорят, самый лучший в нашем городе. Только для этого придётся лавку продать.

— Нет! — последняя фраза Вадима вывела Артёма из прострации. — Я не подпишу!

Антикварная лавка — все, что осталось в память об отце, дело всей его жизни. Ни за что.

— Как тогда быть?

— Пока выясняют детали, надо найти какое-то алиби, доказательства, что меня на момент нападения не было. Есть же понятие о презумпции невиновности, в конце концов. Я что-нибудь же должен вспомнить ещё.

— Что ты вспомнишь? На квартире рядом с потерпевшим нашли твой мобильный. Твой, Артём! И перчатки тоже, кстати.

— А иконы? Иконы нашли?

— Нет. По крайней мере, в материалах дела их не упоминали.

— Они плохо искали. Иконы…

Больше Артём ничего не успел сказать, потому что вошёл дежурный и сообщил, что «время посещения вышло».

* * *

Он лежал на жёсткой полке, уставясь в потолок, и думал, думал…

Адвокатом, представившимся Александром Николаевичем, которого прислали якобы для защиты и потому, что «так положено по закону», оказался молодой парень. Чуть младше самого Артёма. За его плечами — ноль процентов выигранных дел, да и немудрено: гражданин Володин А. В. стал его первым настоящим клиентом. Практика не в счёт. И это тоже не обнадёживало.

Артём больше доверял Вадиму.

Ему было важно знать: нашли иконы или нет? Во-первых, это ценность — какая-никакая, а святыня; во-вторых, если его догадка верна и Андреича приходили убить из-за них, то преступники (или преступник) ещё вернется за тайником. А это в корне изменит дело: надо только подкараулить потенциального убийцу.

Спросить у Вадима, нашел ли тот заначку, не удавалось — тот уже пятый день не появлялся в СИЗО. Через дежурных передавал, что пытается найти хорошего адвоката и деньги на оплату его работы, но сам не приходил. Это нервировало Артёма, и он решил всё-таки обратиться за помощью к своему «зелёному» адвокату.

Адвокат пришёл к нему с визитом, наверное, второй раз за всё время — Вадим лично контролировал их свидания, одних не оставлял. Всё боялся, что тот окажется засланным казачком и будет действовать не в их интересах.

— Плохо выглядите, Артём Витальевич, — заметил адвокат, присаживаясь напротив клиента и кладя рядом блокнот с ручкой.

— Да уж не на курорте я, Александр Николаевич, — огрызнулся «клиент».

— С вами плохо обращаются? — терпеливо-спокойно продолжил защитник, пропустив ядовитую реплику мимо ушей. — Если у вас какие-то неудобства, я мог бы подать жалобу. Хотя бы это в моих силах…

— Какая, к чёрту, жалоба! Меня уже практически посадили, а ты тут со своими силами! — взорвался Артём. Бессонные ночи, непрерывные мысли, нервы и переживания — всё, скопившееся за последние несколько недель, вывалилось наружу — на этого бедного мальчишку, который даже трупов, наверное, ещё не видел.

К чести адвоката, тот не среагировал на вспылившего клиента, только пробурчал: «Как хотите. Я лишь помочь пытаюсь.» и раскрыл блокнот.

— Давайте попробуем ещё раз, Артём Витальевич.

— Послушайте, Александр Николаевич. Мой друг не появляется уже несколько дней, и я беспокоюсь, что с ним что-то могло случиться. К тому же у меня возникла одна идея, и она не даёт мне покоя. Её нужно проверить. Вы мне поможете?

Адвокат хмыкнул, что должно было означать «я вообще-то этим и пытаюсь заниматься…» и выжидающе посмотрел на Артёма. Тот неожиданно приободрился.

— В общем, так. У моего соседа Андреича появились старые иконы. Четыре штуки. Он их хотел продать, но боялся продешевить, поэтому позвал меня в качестве оценщика — узнать, сколько он сможет запросить за каждую из них. Я ему объяснил, что много он за них не возьмёт — хоть и ручная работа. Он попросил меня посодействовать в их сбыте, но я отказался — мы не торгуем нелегалом, мы только оценщики. А Андреич, сосед мой — он алкаш, каких свет не видывал, ему позарез нужны были деньги. Он и без меня эти иконы за ящик водки загнал бы… В общем, я с ним виделся вечером, а наутро… Утром я вспомнил, что забыл у него свои перчатки, вернулся к нему и… увидел его в луже собственной крови. Я понимаю, что версия бредовая, но его ведь могли убить и из-за недорогих икон?

— Почему же бредовая? — внимательно выслушав рассказ клиента, задал первый вопрос адвокат. — Дельная мысль. Почему вы не рассказали об этом следователю?

— Да мне как-то не до того было. Я никогда не видел окровавленных хрипящих трупов, к тому же у меня лавку ограбили. А сейчас, спокойно все обдумывая, вспоминая детали, я подумал про иконы.

— Он кому-то ещё говорил про них?

— Н-не знаю. Возможно. Когда он вечером предложил мне взять на себя сбыт икон и я отказался, объяснив, что не занимаюсь нелегалом, то он что-то в спину прокричал вроде «других найду, посговорчивее». Кажется, так. Вряд ли Андреич успел найти кого-то другого за вечер, а утром… он уже был…

Адвокат, до этого молча делавший какие-то пометки в блокноте, вдруг спросил:

— А вы про иконы кому-то рассказывали?

— Нет, — удивился Артём, — а зачем? Я Андреича честно предупредил, что я не барыга, никого искать для его икон не буду. Да и зачем это мне? Пусть сам решает свои вопросы.

— Хорошо, — чуть подумав, сказал адвокат, — скоро суд. Но у нас есть немного времени. Я вас очень прошу, Артём Витальевич: вспоминайте, вспоминайте абсолютно всё, каждую мелочь. Вплоть до цвета одежды потерпевшего. И не молчите, ради Бога — что вспомнили, сразу сообщайте. Мне.

— У меня к вам будет просьба. Возможно, не совсем нормальная. И это не совсем… законно.

— Я вас слушаю.

— Нужно проникнуть в квартиру Андреича и посмотреть, на месте ли иконы. Если их не нашла полиция, то, возможно, преступник их нашел раньше. Их потом можно будет как-то поискать на чёрном рынке, я дам подробное описание каждой картины.

— Хорошо, я попробую. Где они?

Артём с минуту колебался, взвешивая все за и против.

— В духовке, между двумя верхними огнеупорными листами обшивы.

* * *

Артём вышагивал по камере, пытаясь успокоить разбушевавшиеся мысли. Два шага вперёд, два назад, снова два вперёд, ещё два назад. В последнее время какое-то смутное чувство тревоги не давало ему покоя, но с чем оно было связано, он не мог понять.

Постепенно мысль оформилась: его изолировали от всех. С какой целью — непонятно. И Вадим не отвечал, все как-то быстро-быстро сообщал последние новости и убегал, ссылаясь на заказы в лавке, встречи со следователями, поиск «лучших и недорогих адвокатов»…

Адвокат же оказался расторопным. На другой день, добившись разрешения на посещение своего подзащитного в любое время, принёс интересные новости.

За иконами отправил своего помощника, который их, разумеется, не нашёл — стало сразу ясно, что Андреич пострадал за них. Помощник с этого момента начал активный мониторинг чёрных рынков города — на случай, если появятся новые поступления ценностей.

Оперативники обнаружили орудие убийства: кухонный нож, брошенный в мусоропровод их подъезда. Вернее, нашёл местный бомж, когда ковырялся в баках, выставленных для забора мусора. Естественно, без отпечатков пальцев.

Вадим всё же запустил процесс оформления договора купли-продажи лавки — и теперь Артём мог в любой момент потерять её.

— Александр Николаевич, отговорите Вадима! Не нужно продавать лавку, он отлично знает, как она мне дорога!

— Я не могу его застать на одном месте, Артём Витальевич. Я постоянно звоню ему, и слышу, что он где-то едет. Вроде у него бесконечные встречи. У вас так много работы? Не знал, что в нашем городе антиквариат пользуется большим спросом. Скажите, ваша лавка — наследство от отца или вы имеете с вашим коллегой равные доли?

— Вообще-то нет. Лавка только моя.

— Как же он тогда хочет продать её? От вашего имени? У него есть такое право по доверенности?

Артём замолчал.

В самом деле.

Адвокат, видя его задумчивость, решил не торопить подзащитного.

— Моё время вышло. Частые посещения не могут быть долгими. Я приду к вам завтра. Какие будут пожелания?

Артём озабоченно нахмурил лоб.

— Хотелось бы узнать истинную причину, по которой не сработала сигнализация в лавке. Мне почему-то кажется, что убийство Андреича и найденный нож имеют прямую связь. И да, — он выхватил из нагрудного кармана адвоката неизменный блокнот с ручкой и набросал на страничке несколько слов. — Это названия четырёх пропавших икон, их размеры. Изготовлены примерно в середине двадцатого века. Автор неизвестен, холст, масло. Вдруг они всё же всплывут где-нибудь, ммм, на чёрном рынке?

— Я вас понял, Артём Витальевич. Увидимся завтра.

* * *

Кошмары сменяли один другой. Вот Артёмка, ещё совсем маленький, стоит на берегу речки, удит рыбу. Дернулся поплавок, нужно изо всех сил тащить удочку на себя… Но вместо рыбы показывается голова Андреича с выпученными глазами и вывалившимся распухшим языком…

Потом картинка поменялась: Артём сидит в своей лавке, изучает какие-то бумаги. Скрипит дверь, жалобно звякает китайский колокольчик. Артём не успевает оглянуться, только чувствует, как сзади кто-то накидывает удавку и начинает душить его. Воздуха не хватает, захват продолжается всё сильнее, он хрипит и в уши вползает вкрадчивый шёпот: «Я никому не скажу…»

Артём судорожно сел, озираясь по сторонам. Он снова был в «одиночке» СИЗО, под потолком тускло светила лампочка, сквозь зарешёченные окна лился холодный лунный свет.

«Кошмар», — подумалось ему. Попытался снова прилечь на жёсткой полке, но в ушах ещё стоял вкрадчивый голос, и он был похож на…

Голос Вадима.

Артём снова подскочил как ужаленный: вспомнил, что про иконы и смешной тайник рассказывал Вадиму.

* * *

— Ещё что?

— Ещё… — он сдавил голову руками, пытаясь сосредоточиться. — Ещё мы с ним немного пообсуждали ценность икон, не этих конкретно, а вообще. Что им самое место не на барахолке, а в церкви. И всё. Александр Николаевич, — Артём поднял взгляд на адвоката. Умное лицо защитника не выражало никаких эмоций. — Вы думаете, что Вадим мог… что это он… может быть причастен как-то?

— А почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами адвокат. — Я ещё раз пересмотрел материалы дела и заметил одну странную деталь: на месте преступления всюду следы обуви, которая отличается от обуви владельца квартиры. И от вашей тоже, кстати. Есть отпечатки пальцев — найдены на ваших перчатках (это само собой) и на телефоне. И потерпевшем.

— Ну конечно, на нём будут мои отпечатки — я же его трогал, тряс, — нетерпеливо перебил его Артём.

— А ещё любопытная вещь: не так давно я имел возможность наблюдать за тем, как вы пишете. Вы ведь правша?

— Ну да.

— В материалах дела фигурирует такая характеристика: «…рана рвано-резаная, нанесена острым предметом, нажим сильный с начала раны, средний — к середине и слабый — к концу раны…». Так, так, это можно пропустить, — адвокат зашуршал копиями, снятыми с материала дела, и продолжил: — А, вот. «Предположительное орудие убийства — кухонный нож».

— Я это уже слышал. Этот нож — из моей лавки.

— Значит, плохо слышали. Колющие раны, нанесённые таким ножом в левый бок, будут точны только в том случае, если им воспользуется правша. Вы что, разве не знаете, что в Японии, как в любой цивилизованной стране, налаживается производство предметов и для правшей, и для левшей?

— Знаю. Этот нож — как раз для левши. Там острие имеет немного другую форму.

— Вот видите. И что мы имеем?

Артём молча пожал плечами.

— Артём Витальевич, — вздохнул адвокат. — «Рана рвано-резаная». Так бывает, когда удар наносится нетвёрдой рукой. Я пришел к выводу, что нападавший — левша, пытавшийся «маскироваться» под правшу. Он владеет правой рукой хуже, чем левой.

— И с чего вы взяли? — не понял Артём. — Неточность движений, нетвёрдость рук — я сомневаюсь, что убийца каждый день тренируется резать людей. Если он только не серийный маньяк.

— Да, но у правшей нажим сильнее в ту сторону, которая… А, что я вам объясняю. В старших классах я увлекался судмедэкспертизой, хотел поступать… Но вернёмся к нашему делу. У вас много знакомых левшей, интересующихся иконами?.. Артём, что с вами? Вам плохо? Эй, охрана, воды!

* * *

Он наконец-то понял, что ему не давало покоя: бурная деятельность Вадима. Тот быстро начал оформление договора по купле-продаже лавки, хотя по документам числился заместителем Артёма и доверенности на право первой подписи не имел. Однако в последнее время его заместитель изменился: всё ныл про какой-то участок, приобретённый шесть лет тому назад практически за бесценок, а теперь планировал строить там своё жильё. И что кредиторы с этой стройкой одолели, и что денег нет совсем, и «а подпиши вот тут ещё — это счета за аренду и новый договор на охрану лавки»… Артём привык доверять своему коллеге и подмахнул не глядя какие-то бумаги. Оказалось — доверенность на имя Вадима.

Вадим не отпирался: по крайней мере, Артёму показалось, что напарник даже испытал облегчение, когда на его запястьях защёлкивались наручники. Он только глянул на Артёма и губами произнёс: «Прости!».

* * *

— Поздравляю, Артём Витальевич, — адвокат протянул ему руку. — Вы всё-таки выиграли это дело.

— Мы выиграли, — поправил Артём, щурясь от ставшего непривычным яркого солнечного света. — Если бы не вы, сидеть мне лет пять. Если не больше.

Они стояли у ворот СИЗО. И почему-то Артёму не было радостно от того, что он на свободе.

Они помолчали.

— Золотарёв вышел на покойного сам, когда услышал про иконы. По его словам, он хотел купить их, но владелец решил стребовать с потенциального покупателя втридорога. Вадим Алексеевич утверждает, что владелец икон был нетрезв и сам набросился на него, поэтому в срочном порядке пришлось решать спонтанно возникшую проблему. Хотя маловероятно, что проблема возникла спонтанно — ведь нож он для чего-то из лавки стащил.

— Вадим левша, — невпопад сказал Артём.

— А ещё у него куча долгов. Свой участок он заложил полгода назад, всё его имущество уже десять раз заложено-перезаложено.

— Почему?

— Казино, — буднично пожал плечами адвокат. — Запрещённые игры дурманят похлеще наркотиков. Это же адреналин, своеобразный вид наркомании. Золотарёва знают во всех подпольных клубах города, кое-где уже занесли в чёрный список. Продажей лавки и иконами он хотел закрыть долги. Вы знали, что у вашего заместителя имелись криминальные друзья, угрожавшие расправой?

— Нет, — Артём тяжело вздохнул, — я ничего не знал. Почему он не пришёл ко мне? Я бы ему помог.

— Видимо, ставки были такие, что ваша помощь не помогла бы. — Адвокат достал ключи, звякнул сигнализацией и направился к машине. — Я еду к себе в офис, могу вас подбросить. Вам куда?

Артём пошёл за ним.

— Мне в лавку, если вам по пути. Придётся вытаскивать её из лап кредиторов. И, наверное, мне понадобится помощь хорошего адвоката.