Ночь ужасов на АТС (джен)

Полная луна серебрила крышу четырехэтажного здания, обнесенного забором из металлической сетки. Выкрашенное в темно-зеленый цвет, ночью здание казалось черным.

Высокие тополя вокруг, качаясь на ночном ветру, напоминали гигантских призраков. Так, во всяком случае, казалось сторожу, который мрачно смотрел на них из окна своей крохотной комнатушки сбоку от центрального входа.

Сторожа обуревали нехорошие мысли. Вчера он посмотрел в видеосалоне фильм «Кошмар на улице Вязов». Там, в насквозь прокуренной душной комнатенке, мужики в голос ржали над ужасами на экране, но ему казалось, что некоторые из них смеются лишь затем, чтобы не показать другим, как напуганы.

Но настоящий ужас начался сейчас, в ночной смене, когда он остался в этом огромном здании ведомственного узла связи практически в одиночестве. Здесь было прохладно, темно и тихо. До отвращения тихо.

Четвертый этаж, где располагались бухгалтерия и кабинеты руководства, по ночам бывал не только полностью безлюден, но и заперт: с лестничной площадки на него вела металлическая решетчатая дверь, на которой сейчас висел огромный замок.

На третьем этаже находилось «сердце» узла связи — служебная АТС, не знающая отдыха и простоев. Там сейчас работала ночная смена — четыре телефонистки.

На втором этаже дежурили два механика — на случай неполадок на телефонной станции.

А на первом этаже он, сторож, был совсем один. И до нынешней ночи его это совершенно не беспокоило. Но теперь он отчаянно завидовал механикам, которые, как обычно, задавали храпака в своей комнате этажом выше. Их ведь там было двое — они не боялись того, что прячется в темноте... И уж тем более он завидовал телефонисткам, которые в перерывах между приемом заказов от абонентов вовсю травили анекдоты в своем просторном, ярко освещенном зале АТС. Там, наверху, был островок света и жизни. А тут…

Сторож глянул на покрытую выцветшим покрывалом узкую тахту, занимающую половину его «кабинета». Сколько часов дежурств он провел на ней в объятьях Морфея! Но сейчас на тахту не то что прилечь, но даже и смотреть было жутковато: она казалась чудовищем, которое, стоит только на него опуститься, затянет в себя человека и потом выплюнет его высосанную кровь…

Злясь на себя за такие идиотские фантазии, сторож решил было прогуляться по периметру. Собственно, это было одной из его обязанностей, но этой обязанностью он, что греха таить, частенько пренебрегал. И в самом деле, о чем ему было беспокоиться? Ну кто бы мог перелезть через этот высоченный забор?

Сторож вновь глянул в окно. Там, за стенами здания, со всех четырех сторон, раскинулся большой двор с широкими газонами, залитыми сейчас лунным светом. И сторож понял, что если он выйдет наружу, у него уже не хватит духу вернуться сюда, в тесную каморку, слабо освещенную лишь пыльной тусклой лампочкой под потолком.

В тот самый миг, когда он мучительно размышлял, что хуже — провести всю ночь, расхаживая по двору, или же просидеть до утра на жестком стуле, глядя на коварную тахту — сверху донесся женский крик. Потом еще один. И еще… Потом наступила тишина. Правда, ненадолго: на лестнице раздались тяжелый топот и трехэтажный мат — это бежали наверх, к телефонисткам, разбуженные их воплями механики. И вновь наступила тишина…

Сторож бросился к двери. Он не должен был покидать свой пост, но сейчас ему было на это наплевать. Ему хотелось быть рядом с людьми. Даже если их там сейчас убивают. Потому что здесь, в одиночестве, было еще страшнее.

Он дважды споткнулся и ушиб колено о ступеньки. Но не почувствовал боли. И вот он уже стоит на пороге за спинами механиков и боязливо оглядывает ярко освещенный зал.

Слева возвышается длинный, обшитый деревянными панелями корпус АТС. Чуть дальше — высокий старомодный гардероб, куда телефонистки в холодное время года вешают верхнюю одежду.

Справа в углу — здоровенный фикус в широкой кадке. А ближе ко входу — солидный письменный стол едва ли не довоенных лет, с массивными тумбами на коротких толстых ножках. За ним обычно сидят старшие по смене, когда работают с документами.

Посередине, на истертом паркете — старые половики, нарезанные из ковровой дорожки, которая когда-то украшала актовый зал, а теперь доживала свой век тут. Они положены цепочкой один за другим, прямо от порога. Одного половика почему-то не хватает.

В противоположной стене — настежь распахнутые огромные окна, высотой метра в три. Ночной ветер треплет белые шторы, похожие на танцующих привидений.

И никого нет. Вообще никого.

Вовсю мигают лампочки вызовов на АТС, но отвечать абонентам некому. Гарнитуры брошены как попало, стулья опрокинуты…

Но ведь женщинам некуда было деться отсюда!

Поднялись наверх? Но четвертый этаж заперт… Спустились вниз? Но в таком случае они столкнулись бы с механиками и сторожем. Не в окна же они попрыгали, в самом деле, с третьего-то этажа!

Сторож не знал, чего ему теперь больше бояться — того неведомого, что поглотило телефонисток, или увольнения за подобное ЧП… Ни жив ни мертв, он стоял у самой двери, вцепившись мертвой хваткой в ее ручку.

Механики один за другим медленно шагнули через порог в зал. Сторож, оглянувшись на темноту лестничной площадки, двинулся за ними.

Старшую по смене обнаружили под письменным столом. Но извлечь ее оттуда не удалось. Маленькая, сухонькая пожилая женщина скорчилась между тумбами и категорически отказывалась вылезать. На вопросы она не отвечала — только молча таращилась огромными испуганными глазами, словно силясь разглядеть жуткое нечто за спинами механиков. На попытку вытащить ее силой она ответила таким пронзительным визгом, что механики тут же оставили ее в покое.

В высоком гардеробе отыскались еще две телефонистки. Закадычные подружки, которых в смене называли «близнецами» (не за внешность, а за родство душ), стояли там, вцепившись друг в друга. Их насильно вывели из этого тесного и темного убежища, но ничего вразумительного от них узнать не смогли. Очутившись на свету, «близнецы», испуганно оглядевшись по сторонам, обнялись и синхронно заревели в голос.

Мужчины поняли, что и тут ничего не добьются, и отправились исследовать последний уголок, куда еще не дошли — пространство за длинной громадой АТС. Четвертая телефонистка обнаружилась именно там.

При взгляде на нее на ум первым делом приходило слово «пышный». Пышными были и высокая прическа, и широкая юбка, и сами габариты этой женщины. И все это великолепие было укрыто пыльным половиком, которым она прикрывалась на манер попоны, стоя за корпусом АТС на четвереньках….

Когда один из механиков сдернул с нее половик, женщина заорала дурным голосом:

— Отдай! Они здесь!

И, вскочив на ноги, бросилась на механика с явным намерением отобрать его трофей. Нервы сторожа не выдержали такого накала страстей, и он заорал едва ли не громче нее самой:

— Кто — «они»?!

Телефонистка, которая уже вырвала из рук обалдевшего механика свою ковровую броню, поднявшую облачко пыли, и вновь набросила ее на голову, заорала в ответ:

— Летучие мыши!

На несколько секунд воцарилась тишина, после чего хохот и мат механиков перекрыли крики женщин. А сторож поймал себя на том, что стоит, обессиленно прислонившись к задней стенке АТС. Колени у него дрожали. Летучие мыши, значит. Всего-то навсего…

Дальнейшее он помнил смутно. Кажется, старшая по смене, которая наконец вылезла из-под стола, включила электросамовар. И вроде бы они все пили чай. Но женщины чаевничали по очереди — чтобы АТС не простаивала.

Телефонистки рассказывали, как в распахнутое окно залетела летучая мышь и принялась кружить по комнате. Как все они, побросав работу и вопя от страха, бросились спасать свои прически от этой твари — известно ведь, что если летучая мышь вцепится в волосы, ее уже не отдерешь, так что придется начисто состригать кудри.

Старшая по смене юркнула под свой стол — благо, субтильное телосложение позволяло ей уместиться в узком пространстве между его тумбами. «Близнецы» не раздумывая залезли в гардероб — а где еще они могли бы уместиться сразу вдвоем?

И только пышной телефонистке некуда было деваться — под столом она не уместилась бы, даже если бы там не было старшей по смене, а гардероб уже оккупировали «близнецы». И тогда она, прихватив один из половиков, залегла за корпусом АТС под защитой этого «доспеха».

У нее, с ее высокой прической, было больше резона бояться летучих мышей, чем у любой из ее товарок… Среди сотрудниц узла связи вот уже много лет ходили пересуды: своя у нее «бабетта» или же там, внутри, банка? Ни для кого не было секретом, что в относительно недавние времена, когда «бабетту» носила каждая вторая, далеко не у всех хватало собственных волос для такого объемного парикмахерского сооружения, и в ход шли шиньоны, а также засунутые внутрь тщательно уложенной копны волос свернутые чулки и даже небольшие стеклянные банки. Но телефонистка, которая не изменяла «бабетте» со времен своей юности, упорно отказывалась открыть секрет — ей нравилось быть женщиной-загадкой для коллектива.

Однако ковровая дорожка, которой она сейчас так усердно прикрывалась, растрепала ее прическу. Шпильки выпали, волосы рассыпались по плечам. И… там не оказалось никакой банки! Женщины, любуясь этой гривой, которую она на их глазах собирала обратно в «бабетту», отпускали ей комплименты и снова возбужденно говорили о летучих мышах — этих жутких чудовищах, опасных для шевелюры. Механики — оба уже лысеющие мужчины средних лет — снисходительно усмехались.

И только сторож рассеянно пил чай и прислушивался к своим смутным ощущениям… Что-то в нем в эту ночь изменилось навсегда.

После чаепития он вернулся в свою комнатушку сбоку от центрального входа. Выключил свет, завалился на тахту и заснул крепким сном.

Пару дней спустя он вновь сидел на сеансе ужастика в видеосалоне. Ночная тьма на экране перемежалась всполохами света. Звучали, нарастая, аккорды леденящей душу музыки. Зрители молчали, затаив дыхание… В следующий миг тучи на экране разошлись, и на фоне лунного диска промелькнула тень летучей мыши.

И тут в салоне раздался хохот, перекрывший все звуки фильма. Сторож смеялся и не мог остановиться. А другие зрители смотрели на него и думали, что он смеется лишь затем, чтобы не показать им, как он напуган.