Шрека, девочка моя (джен)

Полная луна залила зеленоватым светом неожиданно аккуратное помещение чердака, больше напоминающее комнату, и темный силуэт человека, бесшумно скользящего по помещению. Человек заметно берег правую руку, пострадавшую в последней схватке. Каким образом удалось выжить тогда, он не ведал и сейчас. Наверное, как и в ряде подобных случаев, вытащили помощники. Как обычно, он не поблагодарил их (мутанты привыкли к такому обращению и не обижались), но на этот раз была веская причина. Инстинкт самосохранения всегда был в нем сильнее эмоций, но сейчас это обстоятельство совсем не радовало, потому что жить не хотелось.

Шредер (конечно же, это был он) окинул взглядом чердак и усмехнулся. Все осталось на своих местах; никто из местных бродяг не покусился занять его убежище, памятуя о весьма жестоких уроках, которые он преподал их товарищам еще в самом начале. В городе у него было несколько подобных мест, куда ниндзя приходил в поисках уединения, но сейчас его тянуло именно сюда. По вполне понятной причине: оно стало для него домом, местом, где он был счастлив, пусть и недолго.

После той «незабвенной» встречи и возвращения в крепость сообщники долгое время не решались к нему подступиться, справедливо опасаясь непредвиденной реакции. Сам Шредер старался вести себя как обычно, даже возглавлял захват электростанции в пригороде и наконец-таки обеспечил Кренга столь необходимой энергией — но видимо, получалось плохо. Все-таки актер из него был неважный. Поэтому спустя неделю-другую, сочтя дела завершенными, Шредер просто исчез, никому не объясняя ни причины, ни времени своего отсутствия. Тем более что последнего он и сам не знал.

Но возвращение в былое убежище не принесло душе покоя. Слишком многое здесь рождало воспоминания, сладкие и горькие одновременно. Что ж, был еще один проверенный способ. Медитация — частая практика в их клане — в свое время стала привычкой, помогавшей сосредоточиться и отогнать лишние мысли. Каждый вкладывал в нее свой, сугубо индивидуальный смысл. В отличие от учителя, Хамато Йоши, Шредер не искал в ней каких-то таинственных видений или откровений — только покоя, такого необходимого и труднодостижимого. Но все же возможного, пусть и не так часто.

Но сегодня и это было недоступно. Сосредоточиться не получалось. За все в этой жизни нужно платить, и не всегда плата соразмерна исполненному желанию. Наверное, в буддизме и его отказе от желаний есть зерно здравого смысла. Наверное… Какое это теперь имеет значение? Все, что совсем недавно казалось важным и значимым, утратило смысл. Самообладание, победа любой ценой, неограниченная власть — зачем все, если это не с кем разделить? Такое знакомое чувство… Каким мучительным совсем недавно казалось не иметь родственной души… Глупец, ты не знал, как больно будет ее терять…

Безрадостные размышления зашли в тупик. Все вокруг, словно в насмешку, напоминало о таком близком, но глупо утраченном счастье. Обжитое помещение вдруг показалось клеткой… Сознание вновь затопила спасительная тьма… В порыве ярости Шредер крушил все, что попадалось под руку, словно стараясь выплеснуть боль и отчаяние без остатка… Когда же багровая пелена спала с глаз, вокруг не было ни одного целого предмета. Помещение больше не напоминало дом, было безжизненным и мрачным. Все, что недавно казалось ценным и важным — все вокруг превратилось в руины. Так же, как и в его душе.

* * *

По здравом размышлении, черепашки решили оставить гостью у себя — хотя бы на некоторое время после той злосчастной встречи. Та не протестовала, находясь в каком-то оцепенении. Картины рокового вечера одна за другой снова и снова всплывали в сознании, а по ночам — мучили кошмарами. Особенно финал всего — кипящая река, преследующая их по пятам. В ней не было шанса остаться в живых… и, наверное, никого, кроме них, не осталось. Что ни говори, слова «убил бы» на деле чаще всего остаются лишь словами. Здесь же — желание исполнилось дословно… но Джессика дорого дала бы, чтобы что-то изменить.

Страшно ощущать себя убийцей. Леонардо, а за ним и Сплинтер пытались убедить девочку, что ее вины в произошедшем не было — не она же, в самом деле, перерубила эту проклятую трубу! Джессика вяло кивала, соглашаясь для вида. Но в глубине души она знала, что и ее вина здесь есть. Это она спровоцировала учителя жестокими словами на роковой поступок… пусть даже он и заслужил все эти слова. А теперь бесполезно спорить, кто прав, кто виноват… Страшно чувствовать себя виновной — и горько, что поправить уже ничего нельзя.

Спустя неделю Джессика вернулась домой к тете. Черепашки благоразумно решили не показываться на глаза впечатлительной даме и лишь подвезли девочку до места. Сказать что тетя обрадовалась — значит, ничего не сказать! Первые дни она не спускала с племянницы глаз, словно боясь, что та снова исчезнет. Джессика стоически сносила надоевшее уже с первого дня внимание, но робкие попытки расспросов решительно пресекла в самом начале. Молли решила не настаивать: бедной девочке наверняка пришлось немало натерпеться в лапах у негодяя. Неудивительно, что она не хочет ничего вспоминать!

На это многословное высказывание Джессика ничего не ответила. Хотя она изначально была согласна с определением похитителя как негодяя и бесчестного человека, слышать это из чужих уст было невыносимо. Поэтому девочка вздохнула с облегчением, оставшись наконец одна. За время отсутствия она успела отвыкнуть от навязчивой заботы тети, которая теперь почему-то напоминала ей курицу, квохчущую над единственным цыпленком. Наверное, она успела привыкнуть к другим отношениям… Джессика решительно прогнала эту мысль. Все, что произошло, неправильно, — и слава богу, что оно закончилось. Но сказать оказалось проще, чем принять сердцем.

«Все-таки это было замечательное приключение», — Джессика подошла к окну и взглянула на крышу соседнего дома, откуда все и началось. Сейчас темнело раньше, но девочке привиделся неясный силуэт. Она зажмурилась, открыла глаза снова — и наваждение исчезло.

«Все, хватит, так и с ума сойти недолго». Девочка задернула занавески, но укрыться от себя было сложнее.

Джессика присела на кровать, заново оглядевшись. Знакомая и привычная комната казалась чужой — наверно, оттого, что она долго здесь не была. Все как всегда. Тетя Молли, трогательная и покладистая от неожиданной радости. Стопка учебников на столе. Плакаты по стенам. Фотографии родителей в ящике.

Вроде бы все на своих местах, но чего-то все же не хватало. Мучительное ощущение неполноты и какой-то неправильности не оставляло Джессику. Она подошла к столу и достала фотографии. Раньше она часто так делала, желая успокоиться… Но сейчас оказалось, что на фото отца смотреть мучительно больно: слишком оно напоминало того, кого она пыталась забыть. Девочка поспешно задвинула ящик, но наваждение не проходило. Нет! Она упрямо тряхнула головой. Все правильно. Зло наказано. Человек, виновный в исчезновении, а то и гибели отца, не может быть другом. Все по справедливости. Отчего же так тоскливо?

Девочка снова села на кровать, задумчиво погладила нового питомца — полосатого котенка Фредди (на радостях тетушка забыла о своих принципах), так похожего на другого, оставленного на чердаке… в прошлой жизни. Неожиданно она поймала себя на мысли, что с грустью вспоминает прошедшие события, да и котенка именует немного не так, как собиралась.

— Проклятие! — буркнула Джессика, ударив кулаком по одеялу (такой знакомый жест — и зачем она только его вспомнила!) — Когда же ты оставишь меня в покое?

Но на этот вопрос ответа не было. Она жестоко отомстила предавшему ее другу и даже не знала, выжил ли он в кипящем потоке, но облегчения не испытывала. Как будто она своими руками убила часть своей души.

* * *

Джессике не показалось: на крыше соседнего дома и вправду кто-то был, но сразу скрылся, заметив направление взгляда Джессики. Быть замеченным и еще раз услышать, что никому не нужен? Нет уж, спасибо! Одного раза было более чем достаточно.

А ведь сначала, увидев в окне знакомый силуэт, Шредер почувствовал облегчение. Его девочка жива и не пострадала, чего он всерьез опасался. Но оно оказалось недолгим. Случившееся встало между ними каменной стеной: не увидеть лица, не почувствовать намерений… Наверняка она оттолкнет его при встрече… Но, если отбросить в сторону обиду и прочие ненужные эмоции, Шредер не мог винить свою девочку. В отношениях между ним и отцом никогда не было места любви, но спустя годы после его убийства ниндзя выследил и уничтожил убийц без тени колебания — ибо это был его долг. А Шрека любила отца по-настоящему… что же говорить о ней? Конечно, она считает недавнего друга преступником, убийцей, предателем — вполне заслуженно. Оправдания «я не знал» и «так получилось» — отмазка для трусов и слабаков.

Теперь, когда ей известно, кто он — поверит ли снова? Навряд ли. Шрека не знает, как дорога ему (конечно — откуда? Ведь он сделал все, чтобы скрыть это!) и теперь вряд ли узнает. Был ли смысл во всем этом? Даже думать не хочется… Горькая правда жизни: такой, как есть, ты никому не нужен. Глупо было забыть об этом.

Шредер тяжело поднялся и с видимым усилием оторвал взгляд от освещенного окна. Все кончено. Дороги назад нет и, наверно, не будет.

* * *

В этот вечер какое-то безумие вело его. Ничем иным нельзя было объяснить посещение именно той забегаловки, в которой начались разногласия с гангстерами. Впрочем, нет. Были и другие. Напитки в этом заведении были дешевы и отменно крепки — очень кстати, когда хотелось забыться, как можно сильнее и как можно дольше.

Непосредственной опасности пока не наблюдалось. В обычной европейской одежде его мало кто-то узнает. Вспышка ярости прошла бесследно, и начинать драку не хотелось — а придется, если его узнает кто-то из своей или чужой банды. Но это вряд ли. Сегодня он не Якудза, а всего лишь один из многочисленных посетителей популярного злачного места.

Виски было значительно крепче привычного саке и быстро затуманило разум, но желаемого облегчения почему-то не принесло. Скорее, наоборот. Воспоминания и реальность смешивались, и трудно было разобрать, что случилось на самом деле, а что привиделось, словно в кошмарном сне. Чаще других возникали два образа: его Шрека и Джек Сайнт, капитан захваченного танкера, кровный родственник, причина всех его несчастий…

Шредер с силой ударил кулаком по столу, едва не перевернув его, пытаясь отогнать наваждение, но тщетно… Никто даже не повернулся в его сторону: многие, изрядно набравшись, дебоширили здесь гораздо сильнее. Проклятье! Просто уйти и оставить все в прошлом не получится — ибо прошлое не оставит его в покое. Даже если убить этих двоих (мысль, рожденная отчаяньем), нет никаких гарантий, что получится все забыть. Скорее, наоборот…

…Два человека, ставших его проклятьем… Два взгляда, одинаково горящих ненавистью и сводящих с ума… Часть давно распавшейся семьи, безнадежно утерянная… Стоп!.. А так ли уж безнадежно?

Неожиданное озарение немного разогнало хмельной бред. Замысел, без сомнения, безумный и, наверно, при трезвом рассмотрении вовсе неосуществимый. Но сейчас все казалось возможным. Да! Надо попытаться найти этого моряка, будь он неладен, если только тот еще жив, и вернуть домой. Искупить вину перед Шрекой, своей ненаглядной девочкой. Может быть, тогда жизнь обретет смысл… или хотя бы его подобие?

Шредер сжал голову руками, пытаясь удержать ускользающие мысли. Это оказалось неожиданно трудно, ведь столько лет прошло, да и выпитое заметно тормозило мыслительный процесс. Содержимое танкера наверняка было потрачено на обеспечение Технодрома энергией… фрагменты корабля пошли на переплавку, так как металл тоже лишним не бывает… Команда… здесь сложнее. Нет, убийство исключается. Бессмысленное кровопролитие не доставляло никакой радости, а пользы в нем не было никакой… Мутация? Вполне возможно… но вроде бы мутантов в крепости не прибавилось… Продажа в рабство? Тоже может быть… Надо проверить, чтобы знать наверняка. И чем скорее, тем лучше.

Он тяжело поднялся, покачиваясь. Все-таки надо было пить меньше. Назавтра предстоит много дел, и надо иметь трезвую голову… Неважно. Он справится. В этом мире нет ничего, с чем бы он ни справился… во имя нее. И пусть побережется тот, кто посмеет встать у него на пути!