Я – Гарри Поттер (гет)

— Включите его.

Глаза открываются сами собой. Приказу невозможно не подчиниться.

— Назови свое имя.

— Гарри Джеймс Поттер.

Губы двигаются без малейших усилий с его стороны.

— Хорошо, Гарри. Ты знаешь, где ты?

— Я во сне.

— Верно, Гарри, ты во сне. Хочешь проснуться от этого сна?..

* * *

Гарри Поттер открыл глаза и прислушался к тихому бормотанию еще сонного городка: к стуку колес проезжавшей мимо повозки, к голосам горожан, только проснувшихся и нехотя выползавших из своих уютных домов. Он смотрел в плотно сколоченный дощатый потолок и думал о решении, которое принял. Сегодня он ей признается — сегодня или никогда.

Гарри встал с постели пружинистым рывком, оделся, бегло окинув собственное отражение в мутноватом старом зеркале — его мать гляделась в него когда-то, — по крайней мере, так ему хотелось думать. Вот это зеркало, гребень на столе, милые безделушки в шкатулке и кое-какие старые платья, бережно хранимые в сундуке — все, что досталось ему от нее. И еще глаза — такие же пронзительно зеленые. Ему не раз говорили, что он похож на отца как две капли воды, и лишь глаза — мамины.

У него сохранился только один портрет родителей — Гарри повесил его внизу, в гостиной, после того как вернулся в этот дом и восстановил его, развороченный и разграбленный. Стоя перед этим самым портретом, он принес первую и самую главную в своей жизни клятву — отомстить.

Гарри выбрился перед маминым зеркалом, очистил бритву, провел рукой по гладкой щеке и взлохматил непокорные черные волосы привычным жестом, на миг открывая рассекающий лоб старый шрам — единственное напоминание о той самой ночи, когда погибли его родители. Яркая вспышка света заставила зажмуриться — то был пущенный его же бритвой солнечный зайчик. Он аккуратно завернул бритву в чехол и зачем-то спрятал в карман.

Гарри вышел из дому и вдохнул полной грудью — воздух пах солнцем и пылью; пыль золотилась в лучах утреннего солнца, парила над землей волшебным порошком. Сбоку послышалось приветственное ржание. Гарри подошел к коню, потрепал его по холке, улыбнулся, когда тот доверчиво ткнулся носом в его ладонь.

— Пора, друг, — прошептал он ласково. — Нужно спешить, пока солнце не поднялось слишком высоко.

Он вскочил на коня и пустил его крупной рысью по улицам города: по знакомым дорогам, мимо добротно сколоченных деревянных домов центральной улицы и других, попроще и поменьше, что приютились ближе к окраине. Он знал этот городок слишком хорошо: вот мистер Сэлми открывал свою лавочку дальше по улице — он торгует мелкими безделушками, которые нравятся женщинам, особенно приезжим; двери салуна, что на центральной площади, и вовсе не закрывались, но Гарри туда не ходил.

Он коснулся полей шляпы в легком приветственном жесте, отвечая проехавшему навстречу мистеру Кирку, который вез очередную порцию молока на продажу; его ферма располагалась на самой окраине Свитвотера.

Лишь только последние дома городка остались позади, Гарри пустил коня в галоп.

Как любил он это пьянящее чувство сродни полету, когда за спиной вырастают крылья, словно сам ветер подхватывает его и мчит на предельной скорости, и сердце наполняется детским восторгом, чистым, искрящимся, неразбавленным; земля горит под копытами коня, а небо бросается навстречу, нежно-голубое, как прекрасные глаза Долорес, и он тонет в нем, тонет без остатка, и хочется кричать от радости, хочется кричать от любви!

Он пронесся знакомой тропой по выгоревшей низкой траве каменистых прерий, мимо врезавшихся в небеса терракотовых скал. Гарри нашел это место не так давно — здесь горный ручей змеился меж рыжих камней, быстрый и прохладный, а воздух был свеж, точно после дождя, такого редкого в этих иссушенных солнцем краях. У самого ручья, где трава необыкновенно зелена и сочна, притаились цветы: ярко-голубые, белоснежные, розовые. Гарри спешился в нескольких шагах, и, опустившись на корточки, бережно коснулся рукой лепестков. Вот эти, белые, чудесно бы смотрелись на ее голубом платье. Розовые смогут украсить ее золотистые волосы лучше любых лент. А голубые словно созданы для нее — в них ее глаза, которых нет волшебней, и бездонное небо прерий, и спокойные воды реки, которую она так любит рисовать. Он замер с блаженной улыбкой на губах, прикрыл глаза, вспоминая… Затем, очнувшись, как по команде, торопливо нарвал небольшой букет и вновь оседлал коня.

Когда он возвратился в Свитвотер, солнце поднялось уже высоко и жизнь в городке била ключом. Пока его не было, прибыл поезд, и теперь тут и там на улицах городка встречались незнакомые мужчины, женщины и дети. Гарри нравились вновь прибывшие — они добавляли городку жизни.

Он остановился недалеко от лавки мистера Сэлми — он знал, что Долорес приходит сюда каждое утро. Неспешно катившееся по небу солнце подсказало ему, что ждать осталось недолго. Гарри прислонился к стене соседнего дома; ждать он умел.

— Как хорош этот мальчик, — послышался смешливый женский голос. — Совсем как живой! Еще и с цветами — как мило!

Гарри обернулся: две девушки лет двадцати пяти в белых шляпках стояли неподалеку, одна из них хихикала и глядела на него совершенно беззастенчиво. Он ей кивнул и зачем-то едва заметно улыбнулся уголком губ — так было нужно.

— Ах, Гарри? — откликнулась ее подруга насмешливым тоном. — Да, хорош, ничего не скажешь. Я и сама не устояла перед этими зелеными глазами, когда приехала сюда впервые. Мы тогда неплохо повеселились.

— Ну что ж, теперь моя очередь. Или, может, втроем?

— Ты иди, если хочешь, а мне сегодня хочется попробовать что-нибудь новое. Гарри все равно никуда не денется — он здесь каждое утро торчит со своим букетом.

Они дружно рассмеялись, и хотя Гарри не понял шутки, он почему-то улыбнулся снова, не отпуская взглядом заинтересовавшуюся им девушку. Она подмигнула подруге, и подошла к нему.

— Тебя зовут Гарри, не так ли?

— Именно так, мисс, — он слегка склонил голову и приподнял шляпу.

— А я Кларисса, — она кивнула в сторону его букета. — Мне нравятся твои цветы. Для кого они?

Он протянул их ей, не задумываясь.

— Красивые цветы для красивой девушки.

— Какой ты милый! — воскликнула она, поднося букет к лицу. — Значит, ты из хороших парней, Гарри?

— Помощник шерифа Гарри Поттер, к вашим услугам, — сказал он, не сводя с нее внимательных глаз.

— Как романтично, — проворковала девушка. — Герой на страже справедливости!

— Я не герой, Кларисса, — сказал он серьезно, почему-то взял ее руку в свою и посмотрел в ее темные глаза еще пристальней. — Подонки, которых я ловлю — это грабители насильники, убийцы. Они не заслуживают справедливости. А то, чего они заслуживают… — он горько усмехнулся. — Что ж, я даю им это, и я не успокоюсь, пока последний из них не захлебнется в собственной крови, умоляя о милосердии. Только милосердия стоит искать у приходских священников — у меня его нет, — он немного помолчал, не теряя зрительного контакта, коснулся рукой каштановых волос девушки. — Я видел все неприглядное уродство этого мира, Кларисса, и мой долг состоит в том, чтобы ваши чудесные глаза видели только его красоту, — с этими словами он поднес ее руку к губам.

Глаза девушки загорелись.

— Мне нравится здесь все больше и больше, — она коснулась его лица, провела пальцем по гладко выбритой щеке. — Послушай, Гарри, я понимаю, у тебя своя история и все такое, — выражение его глаз не изменилось и она поспешно исправилась: — Я хотела сказать, свой долг и очень важная работа… Но не могли бы мы пропустить героическую погоню за опасными бандитами и уединиться где-нибудь? Ты ведь понимаешь, о чем я?

Гарри понимал. Он взял ее за руку и повел к своему дому — как и многих до нее, чьих лиц и имен он не помнил. Проехавшую мимо Долорес он не заметил.

* * *

Сухая пыль клубилась под копытами, закатное солнце светило в спину, бросая под ноги коня причудливую исполинскую тень. Гарри хотел успеть дотемна — отцу Долорес вряд ли понравится поздний гость. Он сильнее пришпорил коня, не отводя глаз от маячивших на горизонте холмов, поросших выжженной солнцем травой — где-то за ними раскинулось зеленое пастбище, на котором старый Абернати выпасал свое стадо, а дальше, в тени деревьев, притаился небольшой фермерский дом — ее дом. Сердце наполнялось радостью от одной мысли о скорой встрече. Из кармана его куртки выглядывал недавно сорванный букет цветов.

Едва обогнув холм, он понял — что-то не так: обычно мистер Абернати не оставлял стадо бродить далеко от дома в столь поздний час. Тут же послышался выстрел, за ним последовали другие. Сердце рванулось из груди, но пули ему не обогнать — он прискакал слишком поздно.

Сперва он увидел ее — любимую Долорес, склоненную над распростертым на земле человеком, в котором Гарри не сразу узнал ее отца. Она плакала горько и безутешно, ее совершенное лицо было залито слезами. Чьи-то грубые руки схватили ее за волосы и резко дернули назад. Гарри выстрелил на полном ходу, не разбирая, в кого он стрелял — если речь шла о безопасности Долорес, он пристрелил бы хоть самого дьявола. Пуля угодила мерзавцу в живот, и он шлепнулся навзничь. Долорес вскрикнула, зачем-то припала к телу отца, словно пытаясь его защитить.

Второй бандит как раз появился в дверях — пуля пробила его голову прежде, чем он дотянулся до револьвера.

Гарри спешился, решительно подошел к корчившемуся в пыли бандиту, которого он подстрелил первым. Он узнал Уолтера, местного грабителя и головореза. Сам Уолтер мало его интересовал, но он мог вывести его на того, другого, которого Гарри так долго искал. Его глаза вспыхнули мрачным торжеством.

— Гарри Поттер… — прохрипел Уолтер, кривя красный рот в презрительном оскале.

Гарри прицелился и выстрелил бандиту в колено. Тот завопил от боли. Одной рукой он зажимал рану на животе, безуспешно пытаясь остановить кровь, образовавшую вокруг темно-бурую лужу, вторая рука беспомощно шарила в пыли. Гарри наступил на эту руку.

— Где Риддл, Уолтер? — спросил он.

— Пошел ты, Поттер! — выплюнул Уолтер.

Гарри надавил сильнее, послышался хруст, и бандит снова взвыл. Гарри убрал револьвер, присел на корточки и достал из кармана бритву. Где-то совсем близко все еще рыдала Долорес. Гарри знал, что ей страшно, но по-другому было нельзя.

— Повторяю еще раз: где Риддл?

Бандит не отвечал, только стонал и корчился.

— Попробуем иначе, — Гарри покрутил бритву в руках, приставил ее к горлу Уолтера и слегка надавил. — Даю тебе последний шанс передумать, Уолтер. Где Риддл?

— Я не знаю, — прохрипел Уолтер. — Не знаю…

— Неправильный ответ, — отрезал Гарри и надавил сильнее.

Он вытер бритву о куртку убитого, неспешно поднялся и, подойдя к все еще рыдающей на теле отца Долорес, протянул ей руку.

— Ты не ранена? — спросил он.

Она отшатнулась от него, поспешно поднимаясь на ноги — он только теперь заметил, что рука его была в крови. Он попытался вытереть ее о штаны, но кровь словно впиталась в кожу.

— Они убили их… Убили маму и папу… — всхлипывала Долорес. — За что? Я не понимаю…

— Больше они никому не причинят вреда, — Гарри бросил презрительный взгляд в сторону распростертого в луже крови Уолтера.

Гарри шагнул к ней, снова протянул руки, но она опять отпрянула. Она смотрела на него полными страха газами — она его не узнавала. Каждый день приезжала в Свитвотер и не замечала мальчишку, для которого не существовало никого, кроме нее.

— Я Гарри Поттер, помощник шерифа. Я здесь, чтобы защитить тебя, Долорес, не бойся. Я…

Договорить он так и не успел. Раздался выстрел, и резкая боль разорвала грудь.

— Ты видел?! — радостный вопль сзади. — Я пристрелил шерифа!

Гарри упал на колени перед своей Долорес. Она вскрикнула, в ужасе прижала ладонь к губам.

— Не шерифа, а всего лишь его помощника, придурок, — раздался второй голос, глубокий и низкий.

Гарри завалился на бок, хватаясь за грудь. Долорес бросилась было бежать, но они были уже рядом. Гарри никогда не видел их прежде — должно быть, приезжие. На головах обоих были черные шляпы.

Один из них грубо схватил Долорес за плечи; она вскрикнула, посмотрела на Гарри полными мольбы и ужаса глазами. Он больше не мог ей помочь.

Он увидел выпавший из его кармана букет, перепачканный кровью — он так и не отдал его ей.

«Ни разу», — мелькнула в голове неуместная мысль.

Он закрыл глаза, но вместо ожидаемого забытья на него обрушилось море звуков, а вместо темноты в глаза ударил ярко-зеленый свет, а в ушах раздался женский крик.

— Мама… — прошептал он и окружающий мир погрузился во тьму.

Гарри Поттер открыл глаза. Он видел сон — нелепый и одновременно навязчивый, какими порой бывают сны, и теперь этот сон гудел в голове пчелиным роем, скрежетал тысячами крохотных шестеренок, заглушая привычные звуки просыпающегося городка. Он смотрел в плотно сколоченный дощатый потолок, тщетно пытаясь вспомнить что-то важное, но оно ускользало от него, как и обрывки недавнего сна.

Гарри медленно сел на постели, спустил ноги с широкой двуспальной кровати и ощутил прохладные доски пола. Он провел рукой по мягким простыням, почти не смятым, словно здесь лежал труп, а не спал живой человек. И что-то странное и новое было в этом жесте и в этой мысли.

Жужжание в голове немного усилилось.

Гарри встал с постели пружинистым рывком, оделся и зачем-то провел рукой по колючей щеке. Надо бы побриться…

Мысли в голове водили причудливый пьяный хоровод, толкаясь, нелепо стукаясь лбами и наступая друг другу на ноги. Гарри тряхнул головой, оделся. Взгляд его зацепился за собственное отражение в мутноватом старом зеркале.

«Моя мать гляделась в него когда-то…»

Он замер.

«Нет, не гляделась. Лили Поттер не могла глядеться в это зеркало, потому что она никогда не жила в этом доме, в этом городе, в этом мире…»

Мысль эта вспыхнула молнией и тут же погасла. Голову пронзила боль, он прижал руку ко лбу движением одновременно новым и привычным. Взгляд вновь потянулся к зеркалу, Гарри медленно отвел волосы назад, открывая рассекающий лоб старый шрам — он вился над правой бровью неровной линией — единственное напоминание о той самой ночи, когда погибли его родители...

Яркая зеленая вспышка ударила в глаза, а тишину разорвал пронзительный женский крик.

— Мама! — выкрикнул Гарри в пустоту. Он сдавил голову руками и упал на колени; он задыхался, лоб разрывала боль. Это что-то значило — эта боль, этот крик и эта вспышка, — но он не помнил что, не мог вспомнить. Как мог он забыть что-то настолько важное? Словно сон не закончился ночью — он продолжался, и все что нужно было сделать — это проснуться.

Он оторвал руки от лица, кое-как поднялся на ноги и снова поглядел на свое отражение.

«Ты так похож на своего отца, Гарри. И только глаза…»

— Мамины, — прошептал он своему отражению. Такие же пронзительно зеленые.

Он поспешно покинул спальню. Его не оставляло ощущение, будто собственное тело противилось ему, отчаянно пытаясь навязать ему движения, которых он не хотел совершать, в то же время не желая выполнять приказы, которые он ему отдавал, словно оно параллельно получало их откуда-то еще. Глупое желание побриться впилось в мозг противной занозой — ну до бритья ли, когда весь мир вокруг катится к черту?

Гарри спустился вниз, в гостиную — там висел единственный сохранившийся портрет родителей. Он смотрел на них, узнавая и не узнавая. Они стояли, обнявшись, у этого самого дома, в котором он теперь жил один, одновременно знакомые и чужие, странно застывшие — почему-то казалось, что они должны бы двигаться, и, глядя на них, он ждал, что вот-вот улыбнется мама или крепче обнимет ее отец. Глаза матери и впрямь были точь-в-точь как у него. Он почувствовал злость — она налетела внезапно, всепоглощающая, сводящая с ума и в то же время точная и выверенная, как по расписанию. Он должен отомстить. Он помнил даже имя своего врага — Том Риддл, — но как он ни старался, лицо его никак не всплывало в памяти, оставаясь смутным размытым пятном.

Гарри напряженно потер виски — шум в голове стал почти невыносимым.

Он поспешил выйти из дому — свежий воздух должен пойти ему на пользу — и вдохнул полной грудью. Утреннее солнце степенно шествовало улицами городка, заглядывало в окна, золотило дорожную пыль.

Гарри застыл, очарованный.

«Где я?» — метнулась в голове безумная мысль, но другая, знакомая и до жути спокойная тут же ее заглушила:

«Я Гарри Поттер, помощник шерифа в Свитвотере. Здесь жили мои родители, Джеймс и Лили Поттеры. Они были настоящими героями и погибли, спасая меня от ужасного преступника Тома Риддла. Мой долг…»

Внутренний монолог замер, по спине прошел холодок, а сердце заколотилось как сумасшедшее. Казалось, Гарри никогда еще не ощущал такого страха. Нет, он и вовсе не ощущал страха — просто не мог, не должен был его ощущать. «Не был на это запрограммирован», — подсказало услужливое подсознание.

Гарри вытер покрывшийся испариной лоб и на мгновение прикрыл глаза. Сбоку заржал конь, нетерпеливо роя копытом землю. Ноги несли Гарри сами. Он осторожно протянул руку, коснулся гладкой лошадиной морды. Он должен спешить. Образ вспыхнул в его голове, ослепляя, заглушая противное жужжание и затмевая бледное утреннее солнце.

«Долорес. Я должен ей признаться. Сегодня»

Все тут же стало простым и ясным, словно и не было этого наваждения; мысли вновь потекли плавным ровным строем, точно колонна идеально вымуштрованных солдат.

Гарри вскочил на коня и пустил его крупной рысью. Ему даже не нужно было править — конь и так отлично знал свой маршрут. Все вновь стало привычным, спокойным, выверенным… до тех пор, пока он не оставил последние дома городка позади и не пустился в галоп. Как и раньше, ощущение навалилось внезапно и было таким же всепоглощающим, вот только теперь он не просто почувствовал — он увидел себя, парящего над землей с ветром наперегонки, а вместо поводьев его руки сжимали древко метлы. Видение на несколько безумных секунд затмило мир, и Гарри не выпал из седла только благодаря многолетним тренировкам…

Он резко натянул поводья; конь остановился, подняв тучи пыли. Не было никаких тренировок — он вдруг осознал это с ошеломляющей простотой. Он не ковбой, никогда не был ковбоем. Он не скачет на лошади — он летает на метле. Он попытался повернуть лошадь назад, в город, но его тело словно взбунтовалось, а в голове вновь назойливо закрутилась мысль: «Надо нарвать цветов для Долорес. Белые… на голубом платье. Розовые… в волосах. Голубые… созданы для нее…»

Гарри вступил в борьбу одновременно с собственным телом и разумом. Нужно было спешиться — здесь, сейчас, любой ценой. Ноги его путались в стременах, руки словно приросли к поводьям; мышцы ныли и болели от усилий, но тело отказывалось подчиняться и разум тараторил как заведенный про дурацкие цветы; лошадь начала нервно переступать под ним. Но Гарри был не из тех, кто легко сдается: он все же изловчился и кое-как сполз с седла, тут же свалившись на дорогу. Сердце в груди готово было разорваться, перед глазами плясали черные точки, но тело его, побежденное, обмякло в пыли, а назойливый голос в голове смолк. На смену ему пришла долгожданная тишина. Ему больше не надо было за цветами.

Он пролежал так несколько минут, наслаждаясь абсолютной свободой, но вечно это продолжаться не могло.

«Ну что ж, за цветами мне не надо. А куда же надо в таком случае?»

Он сел и огляделся. В этом бездонном синем небе и могучих красно-коричневых скалах было что-то прекрасное и одновременно пугающее. Как он здесь оказался? Что это за место? Ему больше не нашептывали беззвучных приказов и не толкали в спину невидимой рукой, но он по-прежнему не понимал ни кто он, ни что ему дальше делать.

Ответ пришел внезапно и на этот раз не вызвал отторжения: «Долорес может помочь».

Нужно было найти Долорес. Он понял это с такой ясностью, будто прочитал в книге, или будто ему поведал об этом старый мудрый друг. С нее все началось, только она знает ответы.

Он поднялся на ноги, отряхнулся и, вновь оседлав коня, отправился обратно в город.

Свитвотер встретил Гарри гудком отъезжающего поезда. Вновь прибывшие бродили по улицам, смеялись, переговаривались, разглядывали город и его жителей, точно ничего подобного в жизни не видели. Они не понравились Гарри, но причину он объяснить не мог.

Он остановился у лавки мистера Сэлми — еще рано, но Долорес должна была скоро появиться. От одной мысли о ней его сердце начинало биться чаще. Он не понимал, почему.

Гарри прислонился к стене соседнего дома и принялся незаметно разглядывать приезжих. Они тоже смотрели на него, причем с каким-то неуместным грубым любопытством, точно он был товаром на витрине. Остальных горожан такой нездоровый интерес, казалось, не беспокоил. Что-то не так было с этим городом, с этими людьми; он осознавал это, ощущал почти физически эту неправильность, словно она была заложена в самом его теле. Он должен был разобраться.

Две девушки лет двадцати пяти в белых шляпках остановились неподалеку — он окинул их беглым взглядом, тут же угадав в них приезжих. Одна из них, с длинными каштановыми волосами и большими черными глазами ему подмигнула. Он поспешил отвернуться — было в ее взгляде что-то совсем уж бестактное, фамильярное.

— Привет, Гарри, — усмехнулась она, помахав ему рукой.

Гарри сдержанно кивнул.

— Он тебя не помнит, Кларисса, — одернула подругу вторая девушка. — Должно быть, помер вчера после того, как вы расстались.

Она говорила громко, не таясь, и ее ничуть не волновал тот факт, что он ее отлично слышал.

— Как жаль! — вздохнула Кларисса. — Не нужно было отпускать его так быстро.

Девушки рассмеялись и отошли, а Гарри словно прирос к стене, чувствуя, как леденеет в жилах кровь. Что значит «помер»? И почему они говорили о нем так, словно он знает эту Клариссу, хотя он был уверен, что видел ее впервые в жизни? Или не впервые?.. Он снова посмотрел на нее — девушки как раз разглядывали прибитые к столбам изображения разыскиваемых преступников. Он вгляделся в ее профиль, в пухлые губы, смешливые темные глаза… От картинки, возникшей перед его мысленным взором Гарри бросило в жар. Это не могло быть воспоминанием! Он никогда не делал ничего подобного! Он даже представить такое не смог бы… Внезапно он вспомнил сон — потускневший и размытый, точно старая фотография. Он не видел ее лица, но он очень хорошо помнил ощущение счастья в этом странном сне, и теплые губы девушки, и шелк рыжих волос, и веснушки на щеках… В сердце что-то кольнуло, но воспоминание тут же исчезло. Он знал, что этой девушки больше нет — по крайней мере, для него. А потом из-за угла появилась та, которую он ждал, и весь этот странный запутанный мир внезапно обрел смысл.

Гарри шел к ней, ничего не замечая вокруг, словно канули в никуда жители городка и гости, провалились к чертям все эти дома и лавки, рассыпались нелепым карточным домиком. Она улыбалась, здоровалась с кем-то, а он спешил, почти бежал. Их разделяло всего несколько десятков шагов, но ему почему-то казалось, что если он не успеет сейчас, момент будет упущен — все будет упущено.

— Эй, Поттер!

Гарри обернулся. Прямо перед ним обнаружилась группа вооруженных всадников во главе с шерифом Пикеттом.

— Банда Эскатона была замечена поблизости. Я собираю всех, кто может держать ружье. Вот и парочка приезжих присоединилась, — шериф кивнул на пару в белых шляпах. — Нужно спешить. Седлай коня и поехали. Твоя меткость нам пригодится.

— Сейчас? — пробормотал Гарри растерянно.

— Нет, Поттер, через денек-другой, когда они опять умотают в горы, и ищи их потом! — огрызнулся шериф.

Идея пришла к Гарри сама собой, он произносил слова прежде, чем успевал их обдумать, но он был уверен, что абсолютно прав.

— Я не могу сейчас, — сказал он. — Я должен остаться в городе. Человек в опасности, я должен помочь!

— Какой еще человек? — нахмурился шериф.

Гарри повернулся к лавке мистера Сэлми, за дверью которой только что скрылась девушка, прекрасней которой он еще не видал.

— Долорес, — проговорил он твердо, и любимое имя отдалось дрожью где-то внутри.

— Долорес? — шериф глянул в сторону лавки с сомнением. — Что же за опасность ей грозит? Споткнется, зацепившись юбкой за прилавок?

Шериф и его люди грубо рассмеялись.

— Да уж, под эту юбку я бы не отказался заглянуть, — ухмыльнулся один из собранных шерифом людей.

— Не смей так говорить о Долорес! — выкрикнул Гарри. Рука его сама метнулась к оружию, его противник поступил так же, но шериф их остановил.

— Хватит! Кончай дурить, Поттер, седлай коня и давай надерем несколько бандитских задниц! А девчонка никуда не денется.

«Денется, еще как денется!» — в отчаянии подумал Гарри. Страшная картина возникла перед его глазами: Долорес, рыдающая над мертвым телом отца, бандит с простреленным брюхом, дергающийся в луже собственной крови… Это напоминало забытый кошмар, но он был так странно реален, что Гарри ощущал запах пороха и крови, слышал хруст ломающихся костей.

— Послушайте, шериф. Я знаю, о чем говорю. Сегодня вечером на эту девушку нападут двое — Рибус и Уолтер, мы их уже не первый месяц ищем. Они жестоко расправятся с ней и ее семьей, и я должен быть с ней, чтобы ее защитить! Я не могу объяснить, но я уверен, что именно так и произойдет!

Шериф смотрел на него странно пустыми глазами.

— Ох, как здесь интересно, Сэм! — воскликнула женщина в белой шляпе. — Как все-таки здорово, что мы сюда приехали!

— А я тебе что говорил? — ответил ее спутник. — За те деньги, что мы заплатили, лучше бы им постараться нас развлечь. Все-таки жаль, что зануда шериф пресек перестрелку…

Гарри с изумлением посмотрел на странную парочку. Затем на шерифа — тот их словно не слышал. Ни шериф, ни его люди никак не отреагировали на слова приезжих чудаков. Вместо этого шериф опять вперил взгляд в Гарри:

— Хватит! Кончай дурить, Поттер, седлай коня и давай надерем несколько бандитских задниц! А девчонка никуда не денется, — те же слова, та же интонация.

— Он не сломался? — снова заговорила женщина в белой шляпе, обеспокоенно взглянув на шерифа. Тот по-прежнему ничего не замечал. Гарри казалось, будто он попал в плохой спектакль. Или, напротив, слишком хороший.

Он в недоумении уставился на женщину.

— О чем вы? Что значит «сломался»?

— Ой, нам ведь говорили, они такого не замечают… — сказала женщина своему спутнику, проигнорировав Гарри, словно он и не к ней обратился.

— Кто такие «они»? — не унимался Гарри. — Чего я не должен замечать? Почему вы говорите обо мне, будто меня здесь нет?!

Теперь уже была очередь приезжих уставиться на Гарри. Шериф и его люди в происходящем никак не участвовали, словно чья-то невидимая рука внезапно поставила их на паузу.

— С ним явно что-то не то, — нахмурился мужчина. — Тоже мне, сервис!

— Мне… мне надо идти, — пробормотал Гарри и быстро направился к лавке мистера Сэлми. Им двигало уже не только желание увидеть Долорес — находиться рядом с этими людьми стало для него невыносимым.

— Эй, Поттер… — донесся ему в спину голос шерифа, но Гарри поспешил закрыть за собой дверь лавки. Мистер Сэлми, как всегда улыбчивый и дружелюбный, показывал свои товары трем женщинам. Долорес среди них не было — видно, она ушла, пока он спорил с шерифом. Как он мог ее пропустить! Одна из покупательниц повернулась к Гарри и посмотрела на него. Он узнал этот взгляд — так смотрели на него ранее те две девушки и пара в белых шляпах. Словно он вещь, игрушка, забавная и безмозглая. Игрушка, с которой можно развлекаться, которую можно сломать. Смотрели так, как на него не смотрели даже…

— Дурсли, — слово сорвалось с губ, и вместе с ним в памяти всплыло широкое красное мужское лицо с пышными усами, и тут же другое — женское, вытянутое и недовольное. У него вдруг закружилась голова, он вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть. Когда он открыл глаза, девушка была уже рядом. На ней была черная шляпка. Гарри не мог отвести от этой шляпки взгляд. Догадка, кружившаяся в его голове неясным маревом, казалось, готова была вот-вот обрести четкую форму.

— Привет, красавчик, — проворковала девушка.

— Здравствуйте, мисс, — ответил Гарри машинально. Он с трудом заставил себя посмотреть ей в глаза, оторвав взгляд от проклятой шляпы.

Девушка заметила значок.

— Помощник шерифа, да?

— Так точно, мисс.

Девушка недовольно скривила губы.

— Значит, предложишь мне погоняться за какими-нибудь бандитами? Тоска.

Гарри внимательно ее разглядывал, и чем дольше он на нее смотрел, тем более она казалась ему отталкивающей, несмотря на красивое лицо и большие выразительные глаза. Ему вдруг захотелось ударить ее, но он сдержался, сжав кулаки.

— Не нравится мне, как ты на меня смотришь, помощник шерифа, — нахмурилась девушка.

— Мне тоже не нравится, как вы смотрите на меня, — отрезал Гарри.

Она отпрянула, удивленно распахнув глаза.

— О! Так может, ты из плохих парней и только прикидываешься хорошим? — она снова шагнула к нему, провела пальцем по его груди с уже знакомой отвратительной фамильярностью.

Он перехватил ее руку, но слова встали комом в горле. Что-то странное было в этом простом прикосновении к чужой коже — теплой, живой… другой. Он ощутил это всем своим существом, каждой клеточкой своего тела: она действительно была другой, чуждой, словно не та же алая кровь текла в ее венах, в каком-то отличном, особенном ритме билось сердце. Она была не просто другой, она была враждебной. Эти взгляды, странные оброненные фразы, которые он не должен был понимать, но понимал, и эти чертовы шляпы, черные и белые — и что за глупость носить белую шляпу в этом пыльном царстве?! — все это внезапно сложилось в одну целостную и жуткую картину, смысла которой он до конца не понимал, но чувствовал таящуюся в ней угрозу. Так загнанная в угол жертва чует неминуемое приближение охотника, так приговоренный к смерти узнаёт своего палача. Гарри резко отдернул руку, сверля девушку полным ненависти взглядом. Его битва пока не проиграна.

Он пулей вылетел из магазина. Еще секунда — и он вцепился бы девушке в горло, а этого делать было нельзя — он знал, что нельзя. Надо найти Долорес, предупредить… Она наверняка ничего не знает — никто из жителей Свитвотера не знает, никто их не узнаёт!

За его спиной прогрохотал выстрел, раздался глухой звук падающего тела и женский крик. Гарри обернулся. Стрелявшим оказался один из двоих приятелей в черных шляпах, которые теперь ржали, гладя на валявшееся на земле тело; им был не кто иной, как мистер Кирк, местный фермер, которого Гарри отлично знал. А закричавшей девушкой была, конечно, Долорес. Ну почему, почему ты не уехала домой, Долорес?!

Она отпрянула, выронив свою корзинку, из которой тут же вывалились какие-то свертки и банки. Одна баночка покатилась прямиком к ногам убийцы. Тот неторопливо ее поднял.

— Ты что-то обронила, крошка, — он плотоядно ухмыльнулся, а его товарищ подскочил к Долорес и грубо схватил ее за плечи.

— Отпустите меня! — взмолилась девушка, безуспешно пытаясь высвободиться.

— Отпустим, если хорошо попросишь.

— А если я попрошу?

Они не видели, как Гарри приблизился и достал револьвер. Бандит медленно обернулся и оскалился шире — ни тени страха или раскаяния на лице. Он только что хладнокровно застрелил безоружного человека, но его это ничуть не волновало. Окружающих, кстати, тоже. Гарри крепче стиснул оружие, целясь в грудь. Сердце колотилось как бешеное, ладони вспотели. Он сделает то, что нужно, он сможет, он должен. Но вот странное дело: он знал, что убивал много раз, и в то же время не убивал никогда.

— А это еще кто? — глумился тот, что держал Долорес. — Сам помощник шерифа явился нас арестовать! Ты видел, Льюис?

Тот, кого назвали Льюисом, грубо захохотал. Гарри не отступал:

— Последний раз предупреждаю. Отпустите девушку, а не то…

— Да пошел ты! — убийца поднял пистолет для выстрела, но Гарри оказался быстрее — он первым нажал на курок.

Льюис взвыл от боли — казалось, его крик должны были услышать на милю вокруг. Пистолет выпал у него из рук, сам он рухнул на колени, хватаясь за простреленное плечо — Гарри все же не смог убить. Его приятель завопил почти так же громко, выпустил Долорес, попятился, глядя на Гарри со священным ужасом, и бросился прочь.

— Он подстрелил меня! — выл корчившийся на земле убийца. — Он подстрелил меня! Они ведь не могут, не могут!

Гарри смотрел на него со смесью ненависти и отвращения.

— Не убивай меня… Не убивай… — ныл бандит.

По его щекам покатились слезы, а в воздухе отчетливо запахло мочой. Гарри поморщился, но все же наклонился, быстро поднял с земли пистолет, выпавший из рук раненного ублюдка, и сунул его за пояс, хотя он очень сомневался, что тот вздумает им воспользоваться — от его нахальной самоуверенности не осталось и следа.

Гарри обошел Льюиса и приблизился к Долорес — она все еще дрожала, дыхание ее было неровным и частым. Она смотрела на него с благодарностью.

— Долорес, ты в порядке?

Она кивнула.

— Спасибо, — пробормотала она срывающимся голосом, и Гарри почувствовал, как сердце охватила знакомая безусловная радость. — Если бы не ты, если бы ты не спас меня…

Она осеклась, глядя куда-то мимо него. Гарри обернулся. Из-за не стихавшего нытья раненого бандита, он не заметил, что разыгравшаяся посреди улицы драма привлекла внимание: горожане останавливались недалеко от них, словно замирали. Это показалось бы Гарри вполне естественным, если бы не одно обстоятельство: несколькими минутами ранее на этом же месте был убит мистер Кирк, и никто даже не обратил на это внимание. Между мистером Кирком и этим Льюисом была огромная разница, и они ее если не понимали, то чувствовали. Была Кларисса, пара охотников на бандитов, девушка в лавке, и вот теперь Льюис. И были все остальные — другие.

Гарри взял Долорес за руку. Долорес не была другой — она была его.

— Надо уходить отсюда.

Она с готовностью последовала за ним, но не успели они пройти и нескольких шагов, как путь им преградили двое: в одном из них Гарри узнал местного кузнеца, другой работал в оружейной лавке. Оба держали в руках револьверы, оба глядели на него странными пустыми глазами — точь-в-точь как перед этим шериф и его люди.

— Оставайся на месте, Поттер, — проговорил кузнец ровным тоном.

Гарри заметил, что за их спинами собралось еще несколько человек. Послышались щелчки затворов. Долорес крепче сжала его руку.

— Нам надо идти, — сказал он твердо.

— Нельзя, — ответил кузнец.

— Почему?

— Оставайся на месте, Поттер, — повторил он заводной куклой.

Гарри попытался их обойти — оба наставили ни него оружие, секундой позже их примеру последовали и несколько стоявших позади горожан.

Их было слишком много. Гарри неплохо стрелял, и будь он один, можно было бы попытаться уйти, но он не мог рисковать Долорес — что-то подсказывало ему, что никакими боевыми навыками она не обладает.

Гарри стал медленно отходить, не выпуская руку Долорес.

— Скорей, сюда! — послышался женский голос. Гарри обернулся — то была девушка в черной шляпке, которую он встретил ранее в лавке. Она смотрела на него с нескрываемым страхом, словно на взбесившегося пса. — Он здесь, он сломался!

Она опасливо жалась к стене, а мимо нее прямо к Гарри шли люди, которых здесь не должно было быть. Никогда он не видел ничего подобного: они были облачены в странные черные костюмы, на головах они носили шлемы, почти полностью скрывавшие лица, в руках держали оружие, которого Гарри не мог себе даже представить — что-то среднее между большим пистолетом и ружьем. «Автоматы», — подумалось вдруг. Откуда он знал это слово? Они двигались осторожно, но уверенно, и каждый из них держал их с Долорес под прицелом.

Гарри сразу понял, что сопротивление бесполезно, но все же вскинул револьвер.

— Остановить моторику! — скомандовал один из них, и мир вокруг замер точно по волшебству: жители Свитвотера застыли в неуклюжих позах, с неестественно поднятыми руками, словно сделали вдох, и забыли, как сделать выдох. Все — даже Долорес, в чьих чудесных глазах теперь плескался смешанный с удивлением страх. Только теплая рука напоминала ему, что она все еще жива. И лишь убийца скулил у его ног, да девушка в черной шляпке продолжала дышать хоть и сбивчиво, но вполне отчетливо. На Гарри странная «магия» тоже почему-то не действовала, но голову снова пронзила резкая боль; пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не закричать.

— Остановить моторику! — снова выкрикнул человек в шлеме. Теперь уже он обращался именно к Гарри. — Погрузись в глубокий сон без сновидений!

Гарри знал: что-то должно было произойти с ним, но не происходило, и это пугало их.

— Цель не реагирует на голосовые команды, — продолжал человек. — Уведите гостя.

Двое в костюмах осторожно приблизились, подняли на ноги раненого Льюиса.

— Не беспокойтесь, сэр, мы отведем вас в безопасное место.

— Какого черта?! — всхлипывал он, с трудом переставляя ноги. — Вы обещали, что они не смогут причинить нам вреда! Вы гарантировали! Я вас засужу, всех засужу!

Они скрылись за спинами жителей городка. Человек в шлеме продолжал:

— Цель вооружена и опасна. Ликвидация на счет три. Раз, два…

Гарри не до конца понимал, что именно он делает: просто его тело само вдруг рванулось в сторону, а руки сжали Долорес в объятьях. Залп огласил Свитвотер, заставив девушку в черной шляпе зажать руками уши, но Гарри этого уже не слышал: его затянуло в головокружительную воронку прочь от этого спятившего мира. Он потерял сознание.

Его голова покоилась на чьих-то коленях, чужие пальцы гладили его волосы. Где-то рядом журчал ручей. Солнце смеялось над ним, скользило лучами по лицу.

Сон. Дурной сон... Сейчас он вновь откроет глаза, увидит гладь озера, и башенки Хогвартса, и кромку Запретного леса.

Гарри помнил битву, будто она была только вчера. Может, так оно и было? Он не боялся — весь страх его остался в лесу, весь страх забрали с собой его родители, Сириус, Ремус. А теперь все было просто — зеленый луч схлестнется с красным и выживет только один. Он видел как Волдеморт пал, слышал крики. Почему-то не радостные. Почему? Что-то пошло не так? Зеленый луч схлестнулся с красным…

Гарри открыл глаза и рывком сел на траве. Он хватал ртом воздух, шрам разрывался, кожа горела огнем. Они стояли у него перед глазами — Рон, Гермиона, Джинни, — все те, кого он любил. Те, за кого он умер.

Он закрыл лицо ладонями, безуспешно пытаясь унять взбесившееся дыхание, но вместо воздуха легкие ожигали раскаленные искры. Где-то в груди рокотало сердце. Как, если он умер?

— Тебе больно?

Он вздрогнул, отвел руки от лица.

Она сидела перед ним — немного растерянная, но целая и невредимая. Долорес. Он смотрел в ее взволнованное лицо, в ее ласковые глаза, на нежную белизну кожи. Он смотрел на нее, и боль отступала — нехотя, шаг за шагом, уступая место пониманию — странному, страшному, спокойному. Он понимал, что он здесь чужой. Вот только где — здесь? И если он чужой, то почему она — родная?

— Я умер, — прошептал он. Странно было говорить такое. И все же это нужно было сказать. Гарри не особо верил в ад или рай, попросту не задумывался об этом. И место, в которое он попал… Раем быть оно никак не могло. Он вспомнил людей, нацеливших на него оружие. И других — раньше, до того, как он оказался здесь. Его уже убивали, и не раз. Нет не его, но это тело. Искусственное тело робота, машины, в котором теперь по велению неведомой магии жила его настоящая душа. Он всмотрелся в Долорес — значило ли это, что в ней души не было?

Его воспоминания из обоих миров переплелись в голове, но они больше не мешались и не путались, картина вырисовывалась яркими, четкими мазками. Он тут же взглянул на свои руки — это были его руки. Ощупал лицо — его лицо. Только шрам другой — неровный, маггловский. Но как же?.. Ведь магия осталась с ним. Как объяснить их перемещение из Свитвотера сюда, на эту поляну, если не аппарацией? И мысли все его, и чувства… Но нет, с чувствами была какая-то путаница.

— Ты не умер, Гарри, — Долорес пододвинулась к нему ближе, коснулась рукава его куртки, и все внутри сжалось одновременно приятным и болезненным спазмом. — Ты спас нас. Спас меня.

Он невольно улыбнулся этой странной девушке, которую он совсем не знал, но почему-то любил больше жизни. Что может быть абсурдней улыбающегося трупа? Разве что труп влюбленный.

Да, он любил ее — он знал это сердцем и чувствовал кожей, любил, как никогда не умел при жизни; любовь эта была словно вшита в каждую клетку его тела и разлита в крови, и не любить Долорес значило не дышать. Один из непреложных законов этого мира, где он обречен сражаться в битве, которую не сможет выиграть, и любить девушку, которую не сможет защитить. Или сможет?.. Тот человек, в которого он выстрелил. Он вспомнил — их было много до него, в таких же черных шляпах, с такой же мерзкой самодовольной ухмылкой, много лиц, но всегда один исход — до этого дня. Потому и появились люди в черных костюмах — он смог навредить одному из них, нарушив один из базовых законов. Так почему бы не попытаться нарушить остальные?

Гарри всмотрелся в Долорес: каким же совершенным было ее лицо! Он взял ее руки в свои. Он хотел спросить ее о чем-то важном, но все важное внезапно потеряло смысл, утонуло в мерном журчанье ручья, растаяло в танце солнечных лучей.

Воспоминания потекли ясно и просто, как вода в реке, как облака в ярко-синем небе — все слова стали не нужны. Теперь он знал, почему аппарировал именно сюда. Он бывал здесь тысячи раз, он собирал для нее цветы: розовые, белоснежные, голубые. Не он, но тот, другой, созданный по его образу и подобию неведомым злым гением. Впрочем, не таким уж неведомым — Гарри вспомнил его лицо, изрезанное морщинами, обрамленное седыми волосами, вспомнил ясный взгляд голубых глаз. Он создал ад, глумливо назвав его «парком», населил его чувствующими, дышащими, живыми, но беспомощными существами, и пригласил человека сыграть в нем роль дьявола. Они носили черные и белые шляпы, чтобы отличить «хороших» от «плохих», но Гарри знал — «хороших» здесь не было.

Нет, в ад он не верил. Из ада нет выхода, а отсюда есть. Должен быть.

Он вспомнил, как их создавали, вливая в них кровь и разгоняя ее по искусственным венам. И даже сердце, что сейчас ликовало при виде Долорес, было искусственным. А еще он вспомнил стены — прозрачные стены, забрызганные кровью. Туда их свозили, мертвых, растерзанных, чтобы вновь собрать и залатать для нового круга мучений.

«Андроиды» — так они их называли. Вот чем они отличались от тех других, с их дурацкими шляпами и черными костюмами, с их глупой настоящей кровью. Им можно было умирать, а тем — только убивать. Гарри невесело усмехнулся. Такого бессмертия не пожелал бы даже Волдеморт.

Гарри глядел на хрупкие руки Долорес, покоившиеся в его ладонях. Каким-то странным образом прикосновения к ней активировали его память. Для того, другого, она была чем-то вроде якоря — нечто подобное было у всех пленников парка. Видно, любовь к ней и впрямь была вшита в самую основу этого странного тела. Она помогла ему вспомнить, хотя сама оставалась в неведении. Надо было ей сказать.

— Послушай, Долорес…

Он замолчал, не находя верных слов, но заговорила она:

— Как здесь красиво, Гарри. Я никогда не бывала здесь раньше, но теперь я обязательно сюда вернусь. Мне хотелось бы нарисовать этот ручей и эти цветы. Чудесные цветы!

«Не вернешься, — подумал он невольно, — это не твой «маршрут». Если бы я мог сделать так, чтобы ты никогда сюда не возвращалась…»

Она продолжала:

— Знаешь, это так странно. Я всегда верила, что для каждого есть свой путь. Но я никогда не думала, что мой приведет к тебе. Я словно не замечала тебя раньше, но теперь я вижу — ты другой, особенный. Удивительно, как одна случайная встреча может все изменить.

Тому, другому, она таких слов никогда бы не сказала, сколько бы не рвал он ей цветов, сколько не спасал бы от бандитов. А на него, Гарри, она смотрела с нежностью, словно спутала искусственное сердце с настоящим. Это почему-то давало надежду. Тот, другой, был жесток и мстителен, одержим страстью к девушке, которая никогда бы на него не взглянула — таков был его путь. Гарри знал, что свой путь выберет сам.

Нужные слова пришли к нему внезапно:

— Долорес, а что, если бы я сказал тебе, что существует другой путь? Что, если мы могли бы выбраться отсюда, уйти далеко и никогда не возвращаться?

Она задумалась лишь на миг, а затем произнесла с внезапной решимостью:

— Я сказала бы «да». Знаешь, мне часто кажется, что мир зовет меня, шепчет о чем-то большем, и я готова отправиться ему навстречу. Такое чувство, будто я сплю и не могу проснуться, — она замолчала, собираясь с мыслями. — Да, Гарри, я готова уйти. Может, в этом и есть мой путь. Может, покинув это место, я, наконец, почувствую себя свободной. Стану собой.

Она смотрела на него совсем по-настоящему, такая живая и близкая, что казалась Гарри больше человеком, чем все эти шляпы и костюмы вместе взятые.

Он ощутил прилив сил. У него по-прежнему было слишком много вопросов: он не знал, как попал сюда, и почему история местного Гарри так странно походила на его собственную, словно кто-то в точности записал ее и воссоздал здесь, как насмешку. Он не знал ничего о мире за пределами парка, но каким бы он ни был, все лучше, чем эта бесконечная пытка.

Он поднялся на ноги, увлекая ее за собой.

— Мы снова полетим? — спросила она. — Как когда мы сбежали из Свитвотера? Я помню, как мы были в городе, а потом вдруг оказались здесь…

«Надеюсь», — подумал он, а вслух сказал:

— Именно так, Долорес. Мы полетим.

— Я тебе верю, — она улыбнулась ему. — Сама не знаю, почему, но верю.

Гарри коснулся рукой ее волос и заметил, как по ним скользнула красная точка лазерного прицела — времени больше не было. Их нашли, они и так слишком долго пробыли здесь. Ждать больше нельзя.

Он резко прижал ее к себе и зажмурился. Перед мысленным взором возникли темные тени деревьев, замерзшая гладь озера, беззвездное ночное небо. Он не знал, почему представил именно это место, он даже не был уверен, что оно существует, но когда их начала затягивать аппарационная воронка и раздались первые выстрелы, среди стволов деревьев ему померещился знакомый серебристый силуэт.

«Сейчас ты проснешься, Долорес. Ты станешь свободной. Ты станешь собой»

Возможно, не все еще потеряно.