Тот, кто дорог (джен)

Драко попытался поудобней устроиться на кровати, но это плохо удавалось — сильно мешала ставшая неподвижной и как будто чужой рука. ”Хорошо хоть, что вообще с рукой остался”, — невесело подумал он. Первый день учебы, что называется, не задался. И всё из-за этого лесника, возомнившего себя учителем. Сначала он принес на завтрак труп хоря. Драко всегда нравились эти милые, подвижные зверьки, и вид болтающегося бездыханного тельца вызвал спазм горла. От завтрака он сразу же отказался, да что есть — говорить он начал, только выйдя из Большого зала. Но он даже подумать не мог, что немногим позже Хагрид попробует прикончить его самого. Ведь эти зверюги или птицы — точнее говоря, чудовища — явно его слушаются. ”Поклонитесь, и если он ответит, ничего не бойтесь, он даже может вас покатать”, — а он, идиот, поверил. Поттер так красиво летал на этой птичколошади, что ему тоже захотелось. На обычных-то лошадях он хорошо ездил, думал, и на этой нормально прокатится. Прокатился…

В момент удара он почти не чувствовал боли, так напугало его обилие хлынувшей крови — столько он никогда ещё не видел, даже странно, что он всё время оставался в сознании. Помнит, как упал на траву, помнит, как Хагрид нёс его в больничное крыло, как мадам Помфри обрабатывала рану, бинтовала, поила его зельями. Сказала, что повреждены нервы и восстанавливаться рука будет долго. Тут он снова испугался, ведь это правая, его ведущая рука... а вдруг чувствительность до конца не вернётся, и он не сможет хорошо колдовать? Отец будет недоволен. Скажет, почему закрылся правой рукой, скажет, зачем вообще полез к этим гиппогрифам. Надо так ему написать, чтобы было ясно, что во всем виноват Хагрид и только он. Жаль Пенси приходила, когда ему было совсем не до письма, но ничего, завтра она тоже навестит его, и тогда он ей надиктует. Это даже хорошо, сейчас он спокойно продумает, что написать, чтобы завтра сразу сказать, что нужно. Интересно, когда он сможет писать сам, левой у него вряд ли получится что-нибудь мало-мальски читаемое. Обдумывая письмо к родителям, Драко незаметно заснул.

Следующий день тянулся долго. Драко всё ещё оставался в больничном крыле. Рука не болела, но распухла и более-менее двигались только два пальца. Мадам Помфри, очень хмурая, колдовала над раной, делала повязки с лечебными мазями, а на его вопросы, коротко ответила, что рука восстановится, но это процесс длительный и надо набраться терпения. Заходили ребята и Пенси. Он надиктовал ей письмо, и та обещала сразу его отправить. Драко решил не упоминать ни про труп хорька за завтраком, ни про свои подозрения (сейчас они казались несколько преувеличенными), отец тем более решит, что он всё выдумал. В письме он просто жаловался на жуткую непедагогичность Хагрида, оставившего их один на один с гиппогрифами. Пенси предлагала написать ещё от себя, но он её отговорил, пожалуй, не стоит очень сильно пугать папу с мамой, а то она может такого написать...

В четверг он проснулся рано, отдохнувшим и бодрым. Рука, к сожалению, такой же бодрой не стала, только опухоль спала. ”А ты что хотел? Такие раны месяцами лечатся, — строго начала мадам Помфри, затем прибавила уже мягче: — но тебе не обязательно проводить всё время в больничном крыле, можешь ходить по школе, на занятия, только обязательно приходи ко мне утром и вечером где-то на час и береги руку”.

Покинув больничное крыло, Драко первым делом отправился в совятню и забрал письмо у обрадованного нашедшимся хозяином филина. Отец писал, что обратился в Попечительский совет с требованием рассмотреть произошедшее нападение гиппогрифа и компетентность Хагрида как преподавателя, также он обратился в Министерство, так что дело не замнут, но подождать, скорее всего, придётся. Прочитанное письмо улучшило настроение Драко и он отправился на зельеварение, которое тоже прошло довольно весело — приятно было посмотреть что на Поттера, что на Уизли, когда они помогали ему готовить ингредиенты для зелья.

Дальнейшее оказалось не столь радостным: Снейп, хоть и освободил его на время от письменных домашних заданий по зельям, обещал дать специальное задание на рождественские каникулы, а также внимательно выслушал его рассказ о травме руки, так что Драко стало казаться, будто он наговорил лишнего; МагГонагалл тоже не разрешила свободно посещать трансфигурацию и наобещала дополнительных заданий на каникулы; один Флитвик проникся его положением, разрешил не посещать пока Чары и предложил позаниматься с ним дополнительно, когда рука окончательно заживёт... вот есть всё же приличный преподаватель, даже в его чокнутой школе. В результате и сейчас побездельничать толком не получалось, и нормальные каникулы у него, похоже, отменялись.

Оказалось, что с одной нормально действующей левой рукой, совершенно не применяя магию, жить не так-то легко. Такие, казалось бы, элементарные вещи, как поесть или одеться, оказались довольно сложными. Было грустно сидеть на уроках, не имея возможности повторять превращения или новые разучиваемые заклинания. Про квиддич лучше было вообще не думать, ему однозначно запретили какие-либо полеты. Хорошо ещё, что Флинт пока не стал искать нового ловца. Даже гриффиндорцев задевать не хотелось. Хотелось только, чтобы рука окончательно выздоровела и стала как раньше. А ещё хотелось, хотелось очень сильно, чтобы Хагрида, наконец, уволили. Ведь тот как ни в чем не бывало продолжал вести уход за магическими существами. Сам Драко принципиально там теперь не появлялся, но ребята ходили и рассказывали, что изучают они уход за флоббер-червями, причём уже не один урок... Отец писал только, что рассмотрение дела начато, но может затянуться, что вполне типично для министерского правосудия. В общем, ничего не оставалось, кроме как ждать — ждать, пока заживет рука, ждать, пока Попечительский совет, наконец, сообразит, что Хагрид — не преподаватель и быть им не может, а ученики на уроках не должны получать раны, мешающие учиться и жить в течении нескольких месяцев. От необходимости ждать делалось тоскливо.

Наконец за неделю до Хеллуина мадам Помфри впервые с улыбкой посмотрела на его руку — он мог теперь сгибать и разгибать каждый палец, чувствовал ими и холод, и тепло, смог на ощупь определить несколько выгравированных рисунков.

— Возьми палочку, — предложила она ему, — чувствуешь?

О, да, он чувствовал, наконец, такие привычные, но чуть подзабытые ощущения вернулись к нему! Тепло шло через руку к палочке, она ярко заискрила, казалось, будто тоже соскучилась.

— Вижу, что всё хорошо, — вновь улыбнулась мадам Помфри. — С повязками ты теперь можешь попрощаться. Но ко мне, всё-таки, заходи, хочу ещё немного понаблюдать тебя. И не нагружай руку сразу, колдуй понемногу.

— Мадам Помфри, — Драко смутился, — а можно мне ещё немного походить с повязкой?

— Зачем? В этом теперь нет необходимости.

— Совсем скоро матч, а я даже не тренировался.

— Ты собираешься играть в квиддич? — казалось мадам Помфри станет плохо от такого предположения. — Даже и не думай, тебе вообще не стоило бы пока летать — тем более, в такую погоду, как сейчас, — а уж квиддич... бладжером заденет — и начинай всё сначала. Думаешь, без повязок тебе от игры не оказаться?

— Думаю, да. — Драко придал лицу своё самое грустное выражение.

— Ладно уж. Неделей больше, думаю, тебе не повредит. Только тогда приходи сюда надолго, будешь потихоньку колдовать при мне. Договорились?

— Да.

Да! Как всё-таки здорово получилось, что он немного подождал и снял повязки только после матча: они смогли перенести игру, чтобы не играть в эту отвратительную погоду, и вот он, долгожданный проигрыш гриффиндорцев. Он и предположить не мог, что всё так превосходно сложится! И теперь мог искренне радоваться и выздоровлению руки, и проигрышу, то есть победе Хаффлпаффа. Жаль, конечно, Хагрида так и не убрали, ну да это дело времени, как говорит отец.

Длинные дни, медленно тянувшиеся в сентябре и октябре, неожиданно стали совсем короткими, и вот уже предрождественские деньки: нарядные ели, заснеженный Хогсмид и сливочное пиво, вкусности праздничного пира и дом.

Хорошо, всё-таки, дома, и даже плохие вести там получать легче.

Они сидели всей семьёй в маленькой гостиной после обеда. Здесь пили кофе, и хотя Драко кофе пока не наливали, после поступления в Хогвартс он тоже мог присутствовать.

— Драко, я получил на днях ответ от Попечительского совета, они считают что гиппигриф, напавший на тебя, может быть опасным, и передали дело в Комиссию по обезвреживанию опасных существ.

— Гиппориф? А Хагрид? Отец, что они про Хагрида решили?

— Хагрида признали в инциденте невиновным.

— Как же так, и что его оставят преподавателем?

— Похоже что так.

— Но отец, гиппогриф — это гиппогриф, урок-то Хагрид проводил. Как животное вообще может быть виновато?

— Слишком агрессивное, или нервное, Комиссия разберется.

— А Хагрид, они даже не уволят его... — Драко чувствовал себя совсем расстроенным.

— Видимо, они посчитали его вполне компетентным. Думаю, ничего подобного на его уроках впредь больше не повторится.— Люциус встал из-за стола. — Я в кабинете.

Драко мало успокоили слова отца, он был так уверен, что Хагрида уволят. Как же так. А гиппогриф, бессмысленно как-то судить птицу. Драко глубоко вздохнул, пытаясь справится с разочарованием.

— Сынок, — Нарцисса вытащила ложечку из чашки и аккуратно положила её на блюдечко, чуть звякнув серебром о фарфор. — Влияние твоего отца на Попечительский совет сильно ослабло, ты знаешь, его исключили из числа его членов. Они не могли проигнорировать столь вопиющий случай, но сделали всё, чтобы самим не рассматривать его. Они не хотят трений с Дамблдором и не хотят, чтобы их можно было заподозрить в поддержке твоего отца.

— Я так хотел, чтобы уволили Хагрида. Я не думаю, что гиппогриф так уж виноват. — Драко осторожно посмотрел на мать. Она улыбнулась:

— Конечно, и ты, и я, и твой отец — все мы этого хотели. Но не всегда получается так, как бы мы хотели, и тогда часто лучше сделать вид, что хотели мы именно то, что в итоге вышло, иначе станет ясно, что мы чего-то не смогли. А это не очень хорошо для дальнейших действий и репутации. Если твой отец сейчас заберет свою жалобу, то это будет странно смотреться — как будто он пытался действовать против Хагрида или Дамблдора, и у него не получилось... а так он хочет добиться наказания виновного в ранении сына, кем бы тот ни был.

— Даже если он не очень и виноват...

— Ну, это решать Комиссии, и потом, если этот гиппогриф дорог Хагриду, то через наказание гиппогрифа будет наказан и он.

— Но это, как-то, не очень...— замялся Драко.

— Довольно эффективно, я думаю, особенно когда ничего другого всё равно не остается.

Драко молчал. Нарцисса попробовала свой кофе и, решив, что он уже слишком остыл, подогрела снова.

— Мама, а всегда следует делать вид что ты получил именно то что хотел?

— Нет, конечно, — Нарцисса улыбнулась, — думаю ты разберешься. И ещё, думаю, тебе есть, чем заняться.

— Конечно, мама.

В апреле гиппогрифа признали виновным и приговорили к обезглавливанию. У Драко приговор вызвал смешанные чувства: с одной стороны, Хагрид был, видимо, сильно расстроен, да и не только он — Поттер с Грейнджер тоже похоже прониклись судьбой птицелошади, так что месть можно было считать совершающейся. С другой стороны, он-то знал, что этот гиппогриф был не опасней других, и когда он видел иногда мельком этих красивых существ, становилось его жаль. Теперь, когда рука прекрасно работала и он вовсю колдовал, убивать гиппогрифа казалось ему слишком большой жестокостью. Он, конечно, никому об этом не говорил, наоборот, напоказ радовался предстоящей казни. Но, Мерлин свидетель, он был по-настоящему рад, когда на следующий день после сдачи экзаменов узнал, что гиппогрифу удалось улететь.