Меня боялась даже матушка Ро (джен)

В конце концов, я, конечно же, знал… в какую бы узкую щель ни залез и как глубоко бы ни забился, эти пятнадцать не оставят меня в покое, и ничто не спасет: ни счет в банке, ни негритянка жена, которая окончательно обрыдла с годами и заставляла сожалеть о своем существовании, едва открывала рот. Нет, лучше бы я не учил её говорить! Только жизнь не надоела! Я хотел и хочу жить, поэтому и пишу это — единственное доказательство того, что всё ещё существую.

Они, эти пятнадцать… тянули ко мне склизкие руки и заглядывали в глаза каждую ночь… Нет, и при жизни отчаянно хотелось плюнуть в их мерзкие рожи, независимо от того, трезвы они или пьяны, но теперь, когда они, мёртвые, приходили едва ли не наяву и не слушали слов…

— Давай уже сюда, не тяни…

Я протягивал руку, чтобы забрать это… Чёртов клочок измазанной углём или просто подгоревшей бумаги… Нет, просто подумать о том, в каком огне она горела, было страшно… А они отвечали мне смехом, скалили свои морды, дырявя разлагающуюся восковую кожу, обнажая гнилые зубы и почерневшие кости, оставляли осклизлый след на моей руке…

— Рому, дрянь! — хрипел я, просыпаясь в холодном поту, смотря в обрюзгшее лицо этой женщины — она насмехалась надо мной, а я со страхом ждал следующей ночи в этом деревянном гробу: даже выглянуть на улицу не мог, опасаясь, что они найдут меня… И зачем только я потащил её с собой? Просто надо было кому-то подавать мне еду и ром. Нет, не сквайра и доктора я боялся, не осведомлённых о моих преступлениях — перед ними Джим Хопкинс был мне надёжным заступником, — я опасался только тех пятнадцать… Опасался и знал, что святому Петру не встретить меня у врат, а значит, скоро я окажусь в полной их власти.

Единожды поселившись во мне, этот страх не отступал: мертвецы ложились мне на грудь и душили, поднимались в воздух и летали надо мной, я обливался их нечистотами, а они становились сильнее с каждой ночью и рвали меня на части… Теперь я знаю, что следует единожды уступить страху, и он завладеет тобой, но тогда я сдался…

* * *

Я лежал в деревянном плохо сбитом гробу и чувствовал, как земля просачивается внутрь, а тело, моё старое никуда не годное тело, бьётся в конвульсиях… нет, не от немощи… от страха… Я не хотел, чтобы черти забавлялись с тем, что от меня останется, я хотел жить, если бы только это было возможно — вечно и хорошо. И только это желание заставило меня усмирить дрожь.

Я открыл глаза. Ящик оказался шире, чем казалось вначале: не ящик, а погреб… Погреб! Здесь было темно, но мои привыкшие к темноте глаза различали окружающие меня каменные стены… Каменные! Я попытался прикоснуться, но тело отказалось слушаться меня.

— Левикорпус… Левикорпус… Левикорпус… — эти странные слова слетали с моего языка. Моё тело подбросило, и оно зависло вверх тормашками, а единственная нога отчаянно лупила в не прогибаемую твердь. Я повалился на дно погреба и взвыл. Нет, я не настолько отчаялся, чтобы издавать такие звуки: для ада это место было слишком холодным и тёмным; черти не торопились заняться мной или шлялись где-то по более важным делам — это меня вполне устраивало, я мог быть даже доволен своим положением, если бы мне дали хоть глоток воды.

— Воды… Во-о-о-ды-ы, — хрипел я, сдирая сухим языком кожу с нёба. Глупо с моей стороны — черти вспомнили обо мне и откинули крышку ящика, в котором я был похоронен. Я видел разных людей: безносых, безухих, обожжённых, изуродованных войной, — но та образина, что смотрела на меня, значительно опередила их уродство. Чёрт был страшен: единственный глаз заплыл кровью, второй, видимо искусственный, был навыкате и вращался, рябая кожа на шее побагровела и вспухла. Я собирался закричать в ужасе, но рот не послушался меня и принялся исторгать ругательства на незнакомом наречии: — Соплохвоста тебе в печень!

Чёрт скривился, протянул ко мне руку, и я почувствовал, как моё непослушное тело взлетает из могилы, будучи не в силах пошевелить повисшими на невидимых нитях ногами и руками.

— Старый чёрт, — нет, этот чёрт мог обратиться так к кому угодно, только не ко мне. Он поднёс к моему лицу свою скрюченную руку и вцепился мне в волосы. Я закричал от боли — нет, я собирался закричать, — но моё тело этому желанию не подчинилось: оно стиснуло зубы и угрожающе зарычало. Моё тело не боялось чертей, а я их до смерти боялся. Моё сердце отчаянно билось, будто собиралось выскочить из груди, а этот урод приближал свою рожу к моему лицу всё ближе и ближе, будто змея, приготовившая к броску. Теперь я мог разглядеть его во всех подробностях: пузырящуюся, будто кипящую кожу, гнилые зубы, острый узкий наполовину высунувшийся изо рта язык, с жадностью облизнувший губы, — это было больше, чем я мог выдержать. В свободной руке чёрта появились ножницы, он поднёс их к моей голове и срезал прядь. Я потерял сознание от ужаса, должно быть, на несколько мгновений, а, очнувшись, обнаружил себя смотрящим на другое тело: тело измождённого одноногого, одноглазого старика — его седые волосы были неаккуратно отстрижены, а провал глазницы, не имевший век, дырой чернел в черепе. Мысль о том, что это моё тело, причинила мне почти физическую боль, но в следующую секунду я осознал, что смотрю на это тело глазами чёрта. Я был в теле чёрта! Чёрт! Чё-о-о-орт!

До сих пор не могу сдержать крик, вспоминая то ощущение, тот день, или то была ночь…

Я никогда не забуду того чёрта. Сейчас, обдумывая всё случившееся со мной, удивляюсь, почему мысль о том, что в аду лучше быть чёртом, чем грешником, не пришла мне в голову. Тогда я думал о другом. Тогда я хотел вырваться.

Я отчаянно забился, но тело чёрта не ответило на мои усилия. Я закричал:

— Отпусти меня! Кто ты? Ты-ы-ы…

Я уверен, что не произнёс ни слова вслух, но чёрт, к моему удивлению, отошёл от ящика, в котором я только что был заперт, и опустился на колени.

— Это вы, мой господин? Я слушаю, говорите со мной, — нет, даже тогда мысль о том, что я не так плохо устроился, не посетила меня. Я испуганно затих. — Неужели показалось? — проговорил чёрт. — Я был уверен, что Лорд говорит со мной, — чёрт подошёл к котлу, помешал вязкое варево, наполнил им фляжку, а потом добавил туда волосы старика. — Пора!

Нет, я никак не ожидал, что этот урод сделает глоток, это дерьмо на вид было отвратным, да и на вкус ничем не напоминало ром. Я совсем не хотел, чтобы эта мерзость попала в моё горло. Чёрт какое-то время боролся с рвотными позывами, но всё же проглотил — мои внутренности (впрочем, это были внутренности чёрта) ожгло огнём, и я испытал адские муки. Не знаю, чувствовал ли чёрт то же, что и я, но через несколько мгновений он убрал фляжку в карман и направился к двери.

Пока чёрт преодолевал этот короткий путь, я с удивлением осознавал, что подземный мир мало отличается от поверхностного: я находился в получердачном помещении с низким сводчатым потолком и единственным окном, вид из которого абсолютно не соответствовал тому, как я представлял себе ад. Впрочем, пространство, открывшееся моему взгляду за дверями, удивило меня ещё больше — это были коридоры старинного замка. Я спустился по витой лестнице мимо высоких, стрельчатых, в кованых переплётах окон и увешанных картинами стен, миновал очередные, на этот раз в два человеческих роста, двери и вошёл в большую комнату с постаментом и множеством столов. Нет, мне в голову не могло прийти, что именно так выглядят пыточные!

Чёрт поднялся на постамент, встал рядом со столом и обратил своё изуродованное лицо к сидящим в помещении… Я с трудом сдержал крик — это были дети! Нет, не те ангелочки, которых рисуют под куполами костёлов, это были молодые люди едва ли младше Джима, но даже в этом уже не нежном возрасте они едва ли успели нагрешить так, чтобы попасть сюда.

Чёрт оглядывал ребятню, выбирая жертву, — дети испуганно притихли. Он вызывал их одного за другим и мучил. Я вздрагивал каждый раз, когда узловатая палка в руках чёрта указывала на новое лицо. Наконец, изверг остановил взгляд на черноволосом ершистом парнишке с яркими, спрятанными под стёклами круглых очков, зелёными глазами. Я замер: очки, худоба, живое неравнодушное лицо, — этот хороший мальчик напомнил мне Джима и показался родной душой. Я всеми силами потянулся к ребёнку, а чёрт испытывал, глядя на него, какой-то нездоровый интерес и мрачное удовлетворение. Я чувствовал, как внутри меня… рядом со мной зреет бранное слово… нет, проклятие!

— Империо! — воскликнул чёрт, направив узловатую палку в лицо паренька.

Тот вздрогнул, его лицо потеряло осознанное выражение, а ноги внезапно подогнулись… Паренёк стоял, покачиваясь, пока не повалился на пол — я привык к звуку ломающихся костей, не раз слышал его в драках и попойках, но на этот раз с трудом сдержал крик. Паренёк ударился головой и сломал обе коленные чашечки.

— Прекрати! — я попытался вырваться из тела чёрта и отчаянно забился, но чёрт не слышал моих слов, он раз за разом направлял на несчастного паренька свою палку и повторял наказание. Через несколько минут отчаянных попыток докричаться до чёрта я окончательно ослаб и только, осторожно дыша, наблюдал за тем, как этот изверг издевается над детьми. Неужели Господь уготовил мне именно такую пытку за грехи? Да, я убивал, пытал и мучил людей, но я не тронул ни одного ребёнка, ни одного невинного, не способного постоять за себя. Я убивал только тех, кто мог навредить мне. А теперь Господь заставил меня смотреть на страдания невинных, которые моими руками творил этот чёрт.

Я очнулся в кромешной темноте. Нет, вы не видели такой темноты — она была непроглядной, даже тропические ночи не идут в сравнение с ней. Я заворочался и внезапно открыл глаза — лёжа на кровати под деревянным навесом, закрытым тяжёлыми бархатными шторами, сквозь небольшую щель в которых неуверенно сочился свет луны. Было темно, но я видел всё: то ли глаза были привычны к темноте, то ли чёрт сам по себе хорошо видел ночью, то ли тот искусственный глаз… Я попытался пошевелиться и понял, что руки и ноги не подчиняются мне. Я сосредоточился на одном из пальцев и почувствовал, как он приподнялся над покрывалом. Полная сосредоточенность… Вооружившись этим девизом — и с каких это пор я стал придавать значение словам, — я попытался ощутить правую руку: плечо, предплечье, локоть… — я поднял руку и оглядел изуродованную шрамами ладонь и кривые пальцы. Первый успех вскружил мне голову: я твёрдо собирался овладеть этим телом, встать на ноги и попытаться навести порядок в этой преисподней, но из моего рта помимо моей воли вырвался тяжёлый стон «Мама!», а тело чёрта перевернулось на бок. Я не собирался сдаваться. Я попробовал ещё раз, мне удалось спустить ноги на пол и попытаться встать. Должно быть, это и разбудило чёрта — его пробуждение было для меня болезненным, будто удар раскалённой сковородкой по обнажённой коже: забава, которой стала грешить моя негритянка-жена после того, как обвыклась со мной в Лондоне.

— Что это? Что? Кто здесь? — чёрт подобрал ноги и повалился обратно на кровать. — Это вы, мой Лорд? Я спал и не мог вас слышать.

Кого этот чёрт имел в виду — я не знал, а боль застила мне разум, но я попытался прохрипеть:

— Это я, придурок, твоя чёртова совесть.

Чёрт не услышал меня — и в этом не было ничего удивительного, мой голос был слаб. И, пока я был слаб, всё, что мне удавалось, — сидеть у чёрта внутри и наблюдать за страданиями невинных. Нет, тело я считал своим и не мог смириться, как и сейчас не могу, с тем, что моё тело погибло. Следующая неделя прошла в бесполезной борьбе: дни изматывали меня, а ночи… я проводил в разговорах с этим чёртом — мне больше ничего не оставалось, кроме как не давать ему спать.

— Кто разговаривает со мной? Кто здесь? — чёрт боялся голосов в своей голове. — Мой Лорд?

— Какой я тебе Лорд, придурок? Если уж хочешь как-то обращаться ко мне, то зови меня капитаном. Капитан Сильвер… Хотя мне становится тошно от одной мысли, что под моим началом может служить такая образина.

— Отец? Неужели ты пытаешься пролезть мне в голову? Как? У тебя не может быть сил…

— Отец?! — не знаю, почему эти слова так взбесили меня, но это слово я прокричал так, что чёрт меня услышал. В последние годы я подумывал о наследнике, хотя едва ли мог надеяться на такой подарок от моей кобылы… Своего сына я представлял таким, как Джим, таким, как тот мальчик… милым, хорошим ребёнком… я не желал ему адских мук и хотел бы воспитать, в отличие от себя, безгрешным. — Я не назову тебя сыном, даже если ты окажешься единственным, кто может поднести мне воды при похмелье.

— Отец… — не знаю почему, но мои слова утвердили чёрта в том, что я имею какое-то отношение к его рождению, он сперва прошептал это обращение, а потом заорал в исступлении: — Мой Лорд, прогоните его! Прогоните его из моей головы!

— Урод! Придурок! — мой рот исторгал ругательства, каждое слово кровью билось в висках, выматывая меня, но чёрт орал как резаный, слыша мой голос.

— Он мучает меня, мой Лорд, спасите меня!

С каждой ночью я достигал всё больших успехов: чёрт слабел, а вызванный совершаемыми им в дневное время злодеяниями гнев придавал мне сил. Тело черта с каждой ночью становилось всё податливее, а его крики "мой Лорд" по ночам всё громче. Только вот этот Лорд, кем бы он ни был, не приходил. Через неделю мне удалось завладеть телом днём — после еды не выспавшегося чёрта сморило, и я поспешил попросить помощи у парнишки. Малыш Джим с друзьями выходил из дверей Большого зала, в котором им разрешали поесть между пытками.

— Джим! — позвал я, парнишка застыл в дверях под взглядом одного из чертей — не такого гадкого, как тот, в теле которого я оказался: обычная пиратская рожа с козлиной завитой бородкой, если бы не гнилые зубы и выражение лица. Да, выражение лица этого чёрта говорило о том, что он, обнимая, готовится сунуть кинжал под рёбра — я не мог допустить, чтобы мой Джим оказался в такой компании. — Отойди от него, Джим! — мой крик потонул в общем гуле голосов, а парнишке было уже некуда деваться: в проходе, рядом с чёртом, замерла группа чертят в кроваво-красных свободных балахонах. — Джим! — впрочем, парнишку здесь звали по-другому, кажется, Гарри. Да, Гарри Поттер. Я нагнал Гарри, — если ты ничего не хочешь сказать Гарри Поттеру, то проваливай отсюда!

— Это ты? — спросил меня чёрт. Ну, конечно же он должен был узнать своих.

— Да, я! — чёрт внутри меня проснулся и зашёлся криком "Предатель!", но сейчас я был сильнее.

За эти несколько мгновений торжества мне пришлось дорого заплатить — чёрт вышел из себя, сыпал в мой адрес оскорблениями и нёс околесицу.

— Оставь меня в покое! Я ненавижу тебя! Из-за тебя умерла мать, из-за тебя умер я! Забудь про меня! Я никогда не был тебе нужен, вот и сейчас оставь меня в покое!

Этот придурок орал внутри меня, как свинья, которую режут. Я с трудом сдерживал готовые вырваться наружу слова. Я шёл неверным шагом в сторону комнаты, где жил чёрт, руками поддерживая нижнюю челюсть в соединении с верхней — на меня оглядывались, и, добравшись до места, я упал как подкошенный. Нет, покорить чёрта мне не удалось. Тогда я решил с ним договориться. В конце концов, разве не могло у нас найтись общих целей?

— Послушай, тебе обязательно пытать невинных? Ты же можешь сорвать зло на других?

— Оставь меня! — чёрт теперь слышал каждое моё слово, этого я добился.

— Образумься! Тебя же заставляют это делать, тобой же управляют. К чему губить свою душу? — у чёрта не было души, но других слов я не нашёл. — Давай найдём тех, кто дёргает за ниточки, и выберемся отсюда. Наверху лучше, а нам не помешает новое тело.

— Заставляет? Управляет? Кто угодно лучше, чем ты! Что ты дал мне? Чистую кровь. Что ты отнял у меня? Жизнь и всех, кто был мне дорог. Я ничем тебе не обязан! Я перестал быть твоим сыном! Поэтому просто забудь обо мне!

Уж, не знаю, каковы были отношения у чёрта с папашей, но эта околесица мне порядком надоела, и я просто ждал подходящего события, чтобы проявить себя, и копил силы. Я умею ждать. Это умение не раз пригождалось мне, но на этот сыграло со мной злую шутку: отсыпаясь в теле чёрта, я прозевал Джима. В ту ночь чёрт спустился по витой лестнице из своей башни в тот небольшой зал.

— Что ты собираешься делать? Почему не спишь? — чёрт старался больше не разговаривать со мной, мой голос приводил его в ужас, заставлял дрожать, сжимать кривыми пальцами виски, но ночью я был сильнее, и это меня вполне устраивало. — Пока не ответишь, не позволю сделать следующий шаг, — промурлыкал я, и чёрт застыл на середине шага.

— Оставь меня!

— Ну, зачем же орать так громко?! Зачем привлекать внимание? Ты же что-то скрываешь? А что ты скрываешь? — отсутствующая нога сыграла со мной плохую шутку. Приступ боли заставил меня повалиться на пол, а чёрта взвыть. Я тоже застонал. — Ладно-ладно, не ной, поднимайся, — на моём лице появилась ненужная мокрота — чёрт оказался плаксивым. Он не послушал меня и теперь полз к стоящему в центре небольшого зала кубку. — Встань на ноги! — приказал я. — Так неудобно. — Чёрт не послушался и, только удерживаясь за постамент, с трудом поднялся, вытащил из-за пазухи кусок пергамента и потянулся к кубку. — Что это такое? — проговорил я и не позволил чёрту сделать задуманное, перехватил пергамент другой рукой, развернул и поднёс к глазам: "Гарри Поттер". — Почему здесь имя моего Джима? Что это за…

Чёрт схватил меня за руку — конечно же это была его рука — и попытался вырвать из моих пальцев записку. Нет, я не был готов сдаться ему на милость: в моём понимании намалёванное на клочке пергамента имя могло значить только одно — чёрную метку.

— Мой Лорд, помогите мне! Услышьте меня!

— Почему ты издеваешься над мальцом? Что он тебе сделал? Отдай сюда!

Мы катались по полу, отчаянно вопя. Нет, чёрт катался по полу, ухватив одной рукой другую за запястье, и с усилием колотил эту руку об пол: раз, два, три — больно, чёрт побери. Я попытался подняться и убежать, но запнулся и повалился на пол. Мы лежали на полу и, сжав зубы от боли, тянулись в разные стороны: я к двери, он — к кубку, — хрустели от напряжения связки, суставы и сухожилия.

— Что здесь за шум? — уже знакомая мне чертовка в ночном колпаке и широком халате в шотландскую клетку вошла в противоположную дверь и оглядела помещение.

— Оглохни! Оглохни! — зашептал чёрт.

— Я здесь, чертовка! — закричал я. — Помоги мне подняться, — она прошла мимо, кажется, даже зацепилась полой халата за деревянную ногу, но ничего не заметила. — Эй! — я попытался позвать её криком и даже свистнул, уверен, что громко. — Почему она нас не слышит? — обратился я к чёрту, и он ответил мне истерическим хохотом.

— Чары… Я наложил чары.

"Чары? Наложил?" — эти слова заставили меня задуматься и отвлечься от происходящего — чёрт воспользовался моим замешательством, подбежал к кубку и бросил туда метку, я узрел адское пламя: оно поднялось над кубком до потолка и заиграло кровавыми отблесками на стенах.

В пламя рукой… пусть даже чужой… я не полез. Что будет с моим Джимом? Только это меня волновало, но все мои попытки выпытать это у чёрта пропали втуне.

— Что ты задумал? Что это за кубок? Что это за чары? — я изо всех сил вбивал в голову чёрта эти вопросы. — Пока не ответишь, не позволю заснуть! — чёрт отвечал мне смехом.

— Ты больше ничего не сможешь сделать и ничем ему не поможешь.

— Ты тоже не порадуешься его страданиям. Что его ждёт?

— Мой Лорд! Мой Лорд! — этот чёрт заходился криком, нет, мои угрозы пугали его, несмотря на браваду. — Услышьте меня! Я следую плану! — я почувствовал какой-то беспричинный ужас, и нас внезапно стало трое. Это никуда не годилось! Нам и вдвоём было тесно!

— Я слышу самого верного из своих слуг и радуюсь твоим успехам. Ты будешь вознаграждён, и в новом мире займёшь место подле моего трона.

— Люцифер? — мой голос ввёл моих собеседников в замешательство.

— Мой Лорд, отец, который держал меня в подчинении под заклятием Империус, нашёл способ проникнуть в моё сознание и мучает меня, не даёт спать. Помогите мне… Я сам не справлюсь.

— Это не твой отец, придурок! Он не может быть твоим отцом.

Резкая смена настроения Люцифера не насторожила меня, просто стало обидно за чёрта, который только казался таким важным.

— Так значит, черти свергли Люцифера, и он ищет способ вернуться. А я-то удивлялся, почему котлы не кипят?! В любом случае, меня здесь многое не устраивает. Как здесь могли оказаться дети?

Ответом на мой вопрос было напряжённое молчание — чёрт зализывал душевную рану, а Люцифер выжидал… Уважаю эту способность, но Люцифер не обладал этим достоинством — его молчание было заторможенным.

— Сдаётся мне, у нас тут презренный маггл…

Не знаю, насколько относились эти слова ко мне, я вообще не понял их смысла, но они мне не понравились.

— Слушайте, черти, кто мне объяснит, что здесь происходит, будет этой ночью спать спокойно.

— Назови своё имя, презренный маггл, и скажи, где находится твоё тело, чтобы я мог его уничтожить.

— Тело где, спрашиваешь? Да, кабы я знал, всё равно не сказал, — мои слова привели Люцифера в бешенство: дьявол начал свою пытку, но я не испугался боли и внезапно перестал её чувствовать. Чёрт заходился криком, как будто ему доставалось вдвойне. Мысль о том, что мне не выбраться отсюда без Джима, заставила меня позабыть всё остальное. — Что ты собираешься сделать мальцу? — закричал я.

Мой крик заставил Люцифера прекратить истязание — чёрт, подвывая, лежал на полу.

— Почему ты не кричишь от боли?

— Что ты собираешься сделать мальцу?

Люцифер умолк, выжидая, кто окажется упрямей, — в этом мне не было равных, и его битва была заранее проиграна.

— Мне нужна его кровь, чтобы возродиться. Кровь врага… — должно быть, Люцифер понял бесполезность своих усилий и ответил мне.

Я недовольно хмыкнул:

— Это ничего не меняет, — мой ответ поставил Люцифера в тупик.

— Чего не меняет?

— У тебя что, больше врагов нет? Бери любого другого, а этого не трогай.

— Мне нужен именно этот, его мать пожертвовала собой, и теперь я не могу к нему прикоснуться. Его кровь разрушит эту защиту.

— А тебе обязательно мальца лапать? Что за содомия у вас, чертей, с пацанятами…

— Он избранный — тот, кому суждено погубить меня… — нет, откровенность Люцифера не подкупила меня, я теперь считал, что он вовсе не Люцифер. — Почему мои чары не действуют на тебя?

— Кто сказал тебе, что он избран?

— Было пророчество…

— Что заставляет тебя верить прорицателю?

— Я должен избавиться от любых возможных помех на пути к величию, и то, что случилось, всё подтверждает. Я попытался убить ребёнка и потерял тело.

Я уже почти потерял интерес к разговору. Это существо не могло быть тем, кого я искал, — оно не дёргало за ниточки, а дёргалось на них, как марионетка в умелых руках кукловода.

— Так ты потерял тело? — такой же грешник, как и я, только, в отличие от меня, он сдался, а я не собирался этого делать.

— Я обрету новое. Это очень сложная магия…

Я не сумел сдержать смех, и чёрт, абсолютно слабый и послушный, подчиняясь мне, хрипло залаял.

— Кто тебе рассказал, как обрести тело? Кто рассказал тебе про кровь врага?

— Это магия древняя, как…

Я отсмеялся и перешёл на крик — абсолютно послушный моей воле чёрт вперил в пространство выпученный взгляд, будто говорил с кем-то невидимым по соседству.

— Кто тебе рассказал про кровь врага?!

— Я нашёл древний манускрипт…

— Кто его тебе подкинул?

— Я встретил женщину… Она была, как ты… Не боялась магии, на неё не действовали заклятия…

— Баба! — я пропустил лишние подробности мимо ушей. — Я посчитал тебя Люцифером, хозяином подземного мира, а ты доверился первой встреченной на дороге бабе, которая даже не назвала своё имя.

— Я попытался убить её! — я заходился хохотом, а "Люцифер" бесился…

— Где ты её встретил? Нет, где она встретила тебя? Её-то мне и надо! — я не мог говорить от душившего меня хохота. — Я так и знал, что дьяволом должна быть баба!

— Будь ты проклят!

— Прошу вас, не гневайтесь, мой Лорд…

— Нет, постой! — чёрт опять взвыл от боли, а я глубоко вдохнул и постарался успокоиться — давно так не смеялся. — Ответь на мой вопрос.

— Я величайший маг!

— Маг? Чего полезного ты сделал, чтобы так называться?

— Полезного? Я…

Я вовремя совладал с собой, голос "мага" сорвался на визг.

— Я признаю тебя величайшим магом, если ты расскажешь мне, как найти ту женщину…

— Несмотря на то, что она была нечувствительна ко всем заклятиям, я всё-таки смог проникнуть ей в голову. Я величайший легилимент…

— И? — я недоверчиво хмыкнул.

— Как ты смеешь, маггл?!

— И?

— Она гостила у подруги Сьюзен в Литтл-Хэнглтоне. Её зовут Робин… Агентство по найму дало ей новое назначение… Она будет секретарём у какого-то детектива… Корморан Страйк…

— Чудные слова говоришь…

— Я говорю то, о чём думала эта ведьма…

— Дьяволица… Как она выглядела?

— Волосы жёлтые, длинные… белая кожа… — нет, никакого толка от этого мага не было, я сжал зубы от злости и прошипел сквозь них:

— Как ты переходишь из одного тела в другое? Как мне оказаться в этом Литтл-Хэнглтоне?

— Я трансгрессирую… Думаю… — если бы у меня было тело, я бы схватил этого гада за грудки и хорошенько потряс его внутренности… так, чтобы он их выплюнул. Моё желание причинить "магу" боль внезапно осуществилось. "Маг" закашлял и застонал:

— Что ты делаешь? Мне больно.

— Говори!

— Мне достаточно подумать… — "маг" отчаянно заверещал.

— Я хочу оказаться в теле этого… Корморана Страйка… Корморан Страйк!

Я торопливо сбегал вниз по гладким, судя по всему, каменным ступеням. Тело — молодое, крепкое — перемахивало пространство, не замечая расстояний и препятствий, огромные ступни в грязных ботинках с невероятной для меня скоростью молотили пол, твёрдое, лишь слегка проглядывающее под рубашкой брюшко мерно приподнималось в такт движению. Я с трудом сдержал крик восторга. Я уже не помнил себя таким молодым и сильным. Нет, я не чувствовал усталости — я мог бежать так бесконечно долго, просто наслаждаясь движением, но меня внезапно остановило твёрдое препятствие: крупная деваха с лошадиным лицом издала пронзительный вопль и закачалась на верхней ступени лестничного марша передо мной, собираясь свалиться вниз. Оглушенный, я, недолго думая, выбросил вперед длинную ручищу и сжал в клешне одежду и мягкую плоть девки: она опять огласила помещение воплем, но я мощным рывком сумел поставить её на ноги.

— Тьфу, зараза! — выкрикнул я, осознав, что сжимаю пятернёй грудь посмевшей преградить мне путь дуры. Только теперь я смог разглядеть её.

Я стоял на вершине лестничного марша, мял женскую грудь — приятное, почти позабытое ощущение — и беззастенчиво разглядывал раскрасневшееся, мокрое от слёз, наполовину закрытое светлыми волосами лицо. Бледная кожа, прямой тонкогубый рот, тонкий прямой нос, почти полное отсутствие бровей и ресниц… Одним словом, скучно. Я ни секунды не сожалел о том, что всем англичанкам предпочел негритянку.

В голове роились мысли, никак не связанные с моим занятием. Человек, в теле которого я оказался, думал о самоубийстве. Никогда не смогу понять таких. Секунду назад он отчаянно спешил, пытался что-то предотвратить, а теперь, столкнувшись с неожиданным препятствием, мгновенно сдался.

Да, мне повезло. Да, это тело подчинилось мне, не сопротивляясь, — слишком слаб был этот человек. Я растянул рот в широкой улыбке и обратился к девке:

— Что привело тебя сюда, дитя моё?

Она, посапывая от боли, подняла на меня полный слёз взгляд и проговорила:

— Мистер Страйк? Не могли бы вы отпустить меня, сэр?

— Страйк? — я не торопился исполнить просьбу, сжимая и разжимая толстые пальцы.

— Отпустите меня, сэр, я уже твёрдо стою на ногах! — воскликнула девка, и я убрал руку. — М-мистер Страйк?

— Страйк… — повторил я, стараясь избегать вопросительных интонаций в голосе и думая о том, как же мне повезло. — Корморан Страйк, детектив… Как тебя зовут, дитя?

— Робин… Меня прислали из компании "Временные решения" на замену… временно… Я ваша новая секретарша…

Я знал, что мне повезло, но не знал, что настолько, а теперь вынужден был признать, что повезло мне ещё больше. Быть может, слово Джима стало для Господа надёжной порукой, и Всевышний позволил мне спуститься в ад и искупить грехи, восстановив там справедливый порядок. Быть может, Бог видел, что я не был злом и, погубив тех людей, совершил благое дело.

— Ро-бин, — повторил я нараспев и приобнял девушку за плечи.

— Мистер Страйк, вы ведёте себя странно.

— Я только что тебе жизнь спас, дитя.

— Я понимаю это, но…

— Здесь не может быть возражений, дитя. Это жизнь.

— Меня назначили к вам секретарём.

— Конечно, — разговор с "магом" был жив в моей памяти, а хозяин тела Корморана Страйка думал о какой-то Шарлотте, разбитом лице и нестираной рубашке. Я позволил себе отдохнуть, пока он машинально довёл девку до места, которое называл "офисом". Корморану Страйку хотелось умыться, и я не стал ему мешать, позволил зайти в небольшую клетушку, которую хозяин тела назвал "ванной". Из зеркала — нет, не из такого зеркала, которые я привык видеть, а из идеально отполированного зеркала — на меня смотрел мужчина двухметрового роста с огромными руками, расцарапанным лицом и заплывшим глазом. Я оказался доволен новым телом и даже самим Кормораном Страйком. Он набрал в раковину воды и собирался нырнуть туда с головой, но я не позволил ему. Осторожно, посапывая, отёр кровь, снял тряпку с шеи, приложил к посиневшему глазу и вернулся к моей гостье.

Девка сидела на стуле, одной рукой опираясь в сидение, будто оно жгло её зад, а другой — тиская свою грудь, и подскочила с места при моём появлении.

— Если вы согласны, то я оставлю вас сейчас и приду завтра к восьми утра, — девка была явно напугана, вот-вот убежит, и, чтобы успокоить её, я позволил Корморану Страйку ненадолго взять верх.

— Ваши обязанности… Просмотрите корреспонденцию, — он махнул в сторону странного вида ящика. — Компьютер, телефон… — Корморан Страйк очень хотел спать, а эти слова как будто причинили ему боль, и я с лёгкостью позволил ему на время погрузиться в желанное для него небытие.

— Так, я пойду…

— Постой, — что-то в моём голосе или обращении заставило девку насторожиться. — Раз уж собираешься служить под моим началом, то расскажи, что умеешь делать, чем ты можешь быть мне полезна?

— Я с отличием закончила…

— Я не верю в силу университетов, детка. Как ты можешь проявить себя?

— Я аккуратно веду дела, владею навыками бухгалтера, маркетолога, пи-ар…

— Говори проще…

— Вы не в настроении, я приду завтра…

— Сядь! — я не смог сдержать крик, Корморан Страйк во мне уснул или умер, теперь это тело принадлежало только мне. Девка рванулась к двери, но я преодолел расстояние до двери за один шаг и преградил ей путь. — Сядь!

— Отпустите меня! Я буду кричать, соседи вызовут полицию…

Я схватил женщину клешнёй под затылком и сжал голову, она тут же замолкла, только по-рыбьи пучила глаза и беззвучно открывала рот.

— Помолчи покуда, — проговорил я и подвёл бабу к стулу. — Сперва я расскажу тебе то, что понял. Ты занимаешь это слабое тело, и, как бы не был силён дьявол внутри тебя, твоё тело не сможет противостоять более сильному, — девка дёрнулась и заныла, а в её глазах появились слёзы. — Я не отличался добродетельностью при жизни и не знаю, почему Господь доверил мне это дело, но я не успокоюсь, пока не выполню его волю. А теперь расскажи мне, как ты это делаешь?

Я слегка ослабил хватку, и девка тут же, воспользовавшись этой возможностью, закричала:

— Помогите!

Я ударил её наотмашь, она упала на пол, ударилась головой и замолкла. Нет, я не смею хулить Божий промысел, но неужто у него не было более сведущего слуги: что я знал об изгнании сатаны? Ничего. Библия, распятие, святая вода, зеркала и верёвки… Я с трудом притулил стул напротив зеркала в той отделанной гладким камнем клетушке и привязал к нему потерявшую сознание дьяволицу. Зеркало у меня было, верёвки я сделал… Вода… Я облил дьяволицу обычной холодной водой, надеясь, что это поможет, — девка пришла в себя и тонко заныла.

— Отпустите… отпустите… Что вам от меня надо?

— Расскажи, как ты это делаешь? Расскажи…

— Что? Что я делаю? — дьяволица забилась на стуле и замотала мокрой головой, окатив меня брызгами.

— Не играй со мной! — пытаясь заслониться, я пнул стул по ножкам — он потерял равновесие, завалился и завис, упершись спинкой в стену. Девка, потеряв опору, забилась в истерике. Я схватился за спинку стула, заставив его съехать ещё ниже, и навис над дьяволицей. — Ты подкинула "магу" свиток с заклятием. Он собирается последовать тому, что ты намалевала, и убить Джима.

— Какой маг?! Какое заклятие?!

Попытки дьяволицы разжалобить меня, свести с истинного пути приводили меня в ярость — я схватил женщину за шею и сдавил ей горло. Она открыла рот и захрипела.

— Ты выбрал не то тело, дьявол! Пока ты в этом теле, я могу победить тебя. Мой дух достаточно твёрд.

— Вы сумасшедший! Маньяк! Шизофреник! — если бы я не ждал ответов на свои вопросы, сломал бы шею дьяволице и в остальном положился на Господа.

— Ты была в Литтл-Хэнглтоне? Ты там была?! Гостила у подруги Сьюзен.

— Была… Что вы…

— Ты встретила там своего прислужника и наставляла, как покарать Избранного! — я приблизил своё лицо к изуродованному страхом лицу дьяволицы почти вплотную.

— Я никого не наставляла, — дьяволица напрасно пыталась избегнуть моего взгляда, отворачиваясь, я не позволял ей пошевелиться, удерживая голову за подбородок.

— Лжёшь! Ты дала ему свиток с заклятием, следуя которому, он собирается убить Джима! — отпираться дальше было бесполезно, дьяволица прекратила рыдания и замолкла. — Ты скажешь мне, что нужно сделать, чтобы задуманное тобой не произошло, и впредь ты не смогла творить зло.

— Послушайте… — дьяволица всхлипнула и уставилась полным мольбы взглядом мне в лицо. — Я и вправду была в Литтл-Хэнглтоне в гостях у Сьюзен, и я продавала рукописные свитки, но… Поймите, если в вас осталась хоть капля сострадания, хоть малая доля здравого смысла. Я хорошо пишу и рисую, и мне надо на что-то жить… Я долго не могла найти работу.

Я отпустил спинку стула и отошёл к двери — дьяволица не говорила всей правды, искушала меня состраданием, но на то я и был послан сюда, чтобы в этих лживых словах разглядеть тайный смысл.

— Этот придурок собирается слепо следовать всему, что ты написала, — проговорил я равнодушно.

— Понимаете, — произнесённые спокойно, мои слова заставили девку поверить в скорое избавление, — я пишу сказки о магах, которые живут среди нас. Я придумывала заклинания, обряды, рецепты зелий… Я придумала поезд, который везёт маленьких волшебников в школу, я придумала эту школу, где с ними занимаются, вкусно кормят. Я… Я записываю свои сюжеты красивым почерком, украшаю рисунками и продаю в качестве сувениров. Это мне позволяет хоть как-то выжить. У меня дочь, понимаете. Я воспитываю её одна. Я не виновата, если какой-то псих прочёл и…

— Я был там…

— Отец мой небесный, где?

— В той "школе", в том аду, где черти издеваются над малыми детьми.

— Послушайте, я…

— Всё, что ты записываешь на бумаге, становится явью в преисподней, — я вернулся к стулу, поставил его на ножки, а в следующую секунду уже развязывал верёвки. — Ты не должна записывать свои мысли на бумаге никогда, ты поняла меня?

— Я… поймите меня…

— Назови мне мир, в котором это невозможно. Мир, в котором нет бумаги, и нечем писать на ней.

— Мир Юрского периода? Впрочем, и там…

— Мир Юрского периода… — повторил я.

— Да, фантастические твари, обитающие там, едва ли позволят создать бумагу, а писать на ней будет просто некогда.

— Ты никогда не коснешься бумаги! Я приказываю этому телу и душе оказаться в мире Юрского периода.

Господь не зря наделил меня даром, женщина дёрнулась на полу, отчаянно закричала и в следующий миг исчезла. Я закрыл лицо руками и не сдержал слёз.

Мне осталось лишь вернуться к Джиму и убедиться в том, что его мир станет таким же, как наземный.

Не знаю, доволен ли Господь тем, как я исполнил его волю, но, пока существует в этом мире тело, готовое принять меня, я не позволю мучить невинных и буду защищать Джима, каким бы именем ему не вздумалось назваться.

Да убоятся грешники верного слугу Господа, Джона Сильвера, и мир Фантастических тварей.