У сфинкса женские глаза (джен)

Сколько раз начинаешь плясать от печки —

Две трети жизни — это сплошной простой.

И если глазами женщины на тебя смотрит вечность,

Ты понимаешь, какой ты маленький и пустой.

Люди ходят, любуются древними видами —

От умиленья прольётся порой слеза.

Но приглядитесь, у сфинкса под пирамидами

Совсем не кошачьи, а женские, с поволокой, глаза.

© Залман Шмейлин

На часах почти восемь, участок стоит на ушах, а терпение Драко закончилось ещё в полдень. Миссис Браун в двадцатый раз клянётся, что не имеет никакого отношения к убийству своего мужа. Трое соседей сообщили, что видели, как она ударила его по голове миксером, ещё двое уверены, что это была сковорода. Сам мистер Браун, понятное дело, уже не помощник; сложно давать показания с проломанным об угол стола черепом.

— Я просто замахнулась полотенцем, я была так зла на него, ну вы же знаете, как это бывает!

Драко медленно выдыхает. Нет, миссис Браун. Он понятия не имеет, как это бывает. Он каждый день на кого-то злится, но на его счету нет ни одного размозженного черепа. Инцидент трёхлетней давности не в счёт — это была самооборона. Драко первый год в роли инспектора, и, видит бог, год выдался непростой.

— Раньше вы не упоминали, что замахивались на своего мужа полотенцем. Почему?

Она хлопает ресницами.

— Но ведь вы бы решили, что это я его убила! А это не я! Он просто поскользнулся, это же ненамеренно, он ведь... — миссис Браун заходится рыданиями.

Глаза капитана Симмонса наливаются кровью, а это плохой знак — у капитана терпение заканчивается прямо с утра, ещё до того, как он приходит на работу, и Драко не хочет попасть под горячую руку.

— Капитан, на пару слов.

В коридоре шумно и пахнет дешёвым кофе. Драко хочет курить, но он бросил и не собирается начинать заново — не теперь, когда снова стал похож на человека.

— Мы ничего от неё не добьёмся. Уверен, все эти якобы свидетели не видели ничего определённого. Склочная соседка, скандал с мужем, шум, крик, полиция. Вспомните хотя бы миссис Олбани.

— Рыжую?

— Нет, седую.

— Которая с собаками?

— С кошками.

— Точно. У неё ещё муж поскользнулся на шпинате.

Драко кивает. Мистер Олбани поскользнулся на латуке, но это детали.

— Сейчас мы не можем ничего доказать. Если всё прошло, как она рассказывает, это несчастный случай. Если она действительно на него... напала, надо выяснить, что это было — миксер или сковорода. Посмотрим, что скажут эксперты.

— Ладно. Я разберусь. Зайди завтра к Джонсам, спроси ещё раз, о чём была ссора.

— Будет сделано.

Капитан ухмыляется.

— Иди домой. Твой рабочий день окончен.

— Бумаги по Сандерсу...

— Ты оглох?

— Всего доброго, капитан.

Симмонс неопределённо взмахивает рукой. Драко снова вздыхает (если бы ему давали десять центов за каждый страдальческий вздох, он бы знатно обогатился).

— Твой поклонник ждёт, — сообщает ему Грин, не отрывая взгляда от монитора. — Он сегодня не в духе.

— Я просил его не приходить.

Грин фыркает.

— Я знаю, Малфой. Но, похоже, он очень настойчивый.

— А ещё у тебя к нему слабость.

Вот теперь Драко удаётся завладеть её вниманием.

— У тебя на столе лежат его любимые конфеты. Как не стыдно, Грин.

— Ребёнок не виноват, что его родители — медики. Он на своём обычном месте. Учится составлять отчёты.

— Ему восемь.

— Скажи спасибо, что я криминалист, а не патологоанатом. Отчёты — меньшее зло, поверь. А теперь кыш отсюда, у меня много работы.

Драко качает головой и отправляется на поиски своего поклонника. Тот, кстати, верен себе: сидит в захламлённой комнатушке в глубине участка и сосредоточенно марает что-то на листке бумаги. Перед ним лежит один из старых отчётов Симмонса — кажется, составленный в далёкие светлые времена, когда капитан был простым офицером (Драко подозревает, что Грин имеет к этому отчету самое непосредственное отношение — у нее просто талант выкапывать из недр архива бумаги, о которых ей и знать не положено). Стол усеян обрывками бумаги и конфетными фантиками.

— Инспектор Малфой! — мальчишка вскакивает и таращится на Драко тёмными глазищами. — Я учусь составлять отчёты. Что значит «в состоянии аффекта»? Тут написано...

Драко резво выхватывает листок у него из-под носа и мысленно делает заметку устроить Грин разнос. Развела тут демократию.

— Уильям, мы договаривались, что ты не будешь приходить в участок.

Тот ухмыляется.

— Мы не договаривались. Вы сказали мне не приходить, а я сказал, что мне скучно, а у вас тут интересно, и капитан Симмонс не против, а у Глории всегда есть что-нибудь сладкое, а потом вам позвонили, и вы отвезли меня домой. Это было три дня назад, — сердито заканчивает он. — И вовсе не означает, что мы пришли к соглашению.

Драко начисляет себе ещё десять центов. Для восьмилетки Уильям на редкость здраво соображает. Жаль, что сам он таким не был.

— Собирайся, — говорит он. — Ты наверняка не ужинал.

Уильям возмущённо открывает рот, но Драко его опережает:

— Сладости не в счёт.

— Ладно, — признаёт тот. — Но я ел в школе. Это считается, — он натягивает куртку под пристальным взглядом Драко. — Правда, инспектор.

Они выходят на улицу, садятся в потёртый «Форд» и едут в сторону Мюррей-стрит. Времена, когда Драко мог позволить себе всё что угодно, прошли, но он в состоянии сводить ребёнка, которому отчаянно не хватает внимания (и нездоровой пищи), в крошечное бистро.

Уильям — хороший парень. Драко впервые наткнулся на него, возвращаясь однажды в участок. Трое крупных мальчишек поколачивали четвёртого, а тот отчаянно сопротивлялся. Драко вмешался, отконвоировал хулиганов к родителям, а потом отвёз домой их жертву. Жертва вопила, что её вовсе не обязательно было спасать, сверкала глазами, светила фингалом, а потом надулась и затихла. Драко выслушал благодарности немолодой матери чада, неловко отказался от чая и сбежал, как только представилась возможность. Он, возможно, никогда не любил размахивать кулаками, но ведь у него была палочка, чтобы повеселиться на славу. До этого дня ему казалось, что удушающий стыд за прошлое удалось оставить позади, но не тут-то было. В тот вечер он напился — дёшево и сердито, а на следующее утро об этом пожалел. Мучаясь страшным похмельем и ещё более страшной неудовлетворённостью самим собой, Драко уверовал, что у него начались галлюцинации: давешний мальчишка (разумеется, он не запомнил имя!) явился в участок — пробормотал невнятные извинения, а потом на полном серьёзе потребовал, чтобы Драко научил его драться.

Уильям был слишком умным для своих лет, слишком заносчивым для своего окружения и слишком гордым, чтобы хоть кому-то уступить. Вопреки голосу здравого смысла, Драко был очарован.

Строго говоря, он не собирался — действительно не собирался! — во всё это ввязываться, но выяснилось, что Уильям, которому тогда было шесть, в тот день сбежал из школы, чтобы его найти, и отступать было некуда. По совету Драко родители определили мальчика в какую-то секцию борьбы (разумеется, он не запомнил название!). Уильяма хватило ровно на три месяца — научившись прицельно давать обидчикам в нос, он тут же бросил занятия и стал периодически заявляться к Драко на работу, очаровывая женщин-офицеров и шумно восхищаясь стареющими детективами.

После второго выговора от начальства Драко застал Симмонса, увлечённо растолковывающего Уильяму, как надо собирать улики, пока тот внимал с открытым ртом. После этого выговоры прекратились, а Драко Малфой — чистокровный волшебник и новоявленный детектив-инспектор полиции Перта — оказался нянькой непоседливого маггловского мальчишки. На полставки.

И вот они сидят в бистро. Уильям ест пиццу ножом и вилкой, что примечательно. Ещё он умудряется разговаривать за едой, но не с набитым ртом — искусство, которому Драко учился несколько лет. Ему интересно, учат ли этому Уильяма или он просто повторяет за родителями.

— Как дела в школе? — спрашивает Драко. Он знает, что это не лучший ход, но ему правда интересно.

Уильям одаривает его тяжёлым взглядом.

— Учительница математики сочла мои знания неудовлетворительными, потому что я решил задачу не так, как все.

Сочла. Неудовлетворительными. Интересный выбор слова для восьмилетки.

— И как же ты её решил?

— Я составил уравнение.

— Разве тебе положено знать, как это делается? — Драко давно привык, что Уильям не чета сверстникам. Хорошо бы это поняли его учителя.

— Погуглил. А потом сходил в библиотеку.

— Интернета недостаточно?

— Интернет никогда не заменит хорошую книгу.

Драко против воли улыбается.

— А что с твоим научным проектом?

— Я хотел сделать вулкан, но потом передумал. Решил, что сделаю макет скелета. Я собирался сделать человеческий, но учительница сказала, что, наверное, стоит отложить на пару лет. Чтобы наверняка, а то вдруг я сейчас не успею вовремя? Я хочу успеть, — он задумчиво цедит колу через трубочку. — Наверное, сделаю макет какого-нибудь чудовища. Может, динозавра. Что скажете?

— Динозавры... очень... экзотично, — Драко поздравляет себя с удачным выбором слова. Уильям раздувается от гордости. — Что думают твои родители по этому поводу?

Из мальчишки словно выпускают воздух.

— Что мне надо заняться математикой и меньше пропадать непонятно где. Это глупо! Они знают, что я не пропадаю. Я иду в библиотеку или к вам в участок. У вас интересно. И вообще, я же не маленький.

— Тебе восемь.

— Я и говорю: не маленький, — Уильям вздыхает так, что может дать фору Драко. — А что вы делали эти три дня? Ловили преступников?

— Ты ведь знаешь, что мне запрещено об этом рассказывать?

— Только если дело не закрыто. А если закрыто, то можно. Я читал.

— В вашей библиотеке очень странные книжки, — замечает Драко.

— А, это не библиотека. Я погуглил.

— Тебе стоит меньше сидеть в Интернете.

Уильям вспыхивает как спичка.

— Но я почти не сижу в Интернете! Я только гуглю. Это другое. Это ради знания. Это... способствует самосовершенствованию, — медленно, почти по слогам произносит он.

Драко смотрит на него поверх чашки.

— Кто тебе это сказал?

— Что?

— Про самосовершенствование. Кто-то новый, не родители.

Уильям важно кивает.

— У нас новая учительница. Преподаёт естественные науки в младших классах и химию в старших.

— Она тебе нравится?

Уильям энергично трясёт головой — так, что кудряшки подпрыгивают.

— Она очень умная. И не сюсюкает. И выгнала Рика из класса за то, что он пытался испортить тетрадку Джудит, — добавляет он не без злорадства.

Драко знает и про Рика, и про Джудит. Он вообще много чего знает о жизни Уильяма и порой задаётся вопросом, как так вышло. Почему он, а не родители, расспрашивает этого ребёнка о новой учительнице и конфликтах с одноклассниками.

— А ещё она организовала просмотр фильмов по четвергам, — сообщает Уильям. — Вот вчера мы смотрели кино про рабство.

— Про рабство.

— Ага. Про рабство и дискриминацию. А сегодня его обсуждали.

— И что ты для себя понял? — за что Драко любит парнишку, так это за умение всегда иметь собственное мнение.

— Что все люди равны. Внешность бывает разная, происхождение бывает разное, — он загибает пальцы. — Но это неважно. Потому что на самом деле человека уважают за его достижения и за характер. И главное — быть хорошим человеком. И она просила привести примеры. Я рассказал про вас.

— Что? — Драко застывает.

— Ну... — Уильям пунцовеет. — Вы много работаете. Допоздна, каждый день. И машина у вас проржавела. И вы не женаты. Но вы хороший человек. И хороший полицейский. Это самое главное.

Драко отчаянно мечтает провалиться сквозь землю, но, очевидно, он слишком много грешил за свою недолгую жизнь, потому что Уильям, совершенно не замечая его унижения, радостно заканчивает:

— Мисс Грейнджер меня выслушала и сказала, что я совершенно прав!

— Мисс... Что? Что?!

Вероятно, он повышает голос, потому что семья за соседним столиком неодобрительно косится в их сторону, а пара у окна резко прекращает ворковать.

Тёмные брови Уильяма сходятся на переносице.

— Я же сказал, у нас новая учительница. Инспектор, с вами всё в порядке?

* * *

Когда в далёком девяносто восьмом начались суды над Пожирателями и всеми, кто попал под горячую руку Аврората и Министерства, Нарцисса и Драко получили помилование. Их обоих спасла своевременная ложь. Драко не питал симпатии к Поттеру, не понимал морали Дамблдора и не слишком разбирался в политике, но видел, что обещанное чистокровным светлое будущее летит к чертям. Нарцисса Малфой в принципе мало интересовалась тем, что происходит за стенами Малфой-мэнора, но когда война пришла в этот самый мэнор — к ней в дом, — чаша терпения оказалась переполнена. Так, Драко сделал вид, что не узнал Поттера, которого притащили егеря, а Нарцисса сделала вид, что этот самый Поттер умер, хотя тот вполне себе дышал.

Люциусу повезло меньше, но — ирония судьбы! — его спасло то, что он никуда не стал убегать, а терпеливо дождался, пока авроры сами не заберут его из Большого зала Хогвартса. Учитывая, сколько Пожирателей бросились в бега, Малфой, который не только дал показания, но ещё и предоставил Аврорату значительную долю воспоминаний, оказался на хорошем счету. Он молча подписал сорокадюймовое соглашение, обязуясь не покидать территорию поместья в течение года, позволить аврорам повесить на дом Следящие чары и выплатить значительную компенсацию семьям пострадавших.

Определённо, шанс прожить жизнь без Азкабана дорогого стоил, но Драко не питал иллюзий. Общество — исковерканное, измождённое — поделило всех на победителей, побеждённых и Снейпа. Драко искренне завидовал бывшему декану, который умудрился обвести вокруг пальца всех, кроме, может, Дамблдора, да ещё и помереть со всевозможным геройством. Снейпа посмертно наградили Орденом Мерлина, и в моменты особенно острого отчаяния Драко представлял себе лицо профессора, если бы он об этом узнал. Должно быть, заставил бы министерских чинуш шинковать флоббер-червей. Драко не сомневался: те бы с радостью согласились, особенно после выступлений Поттера в Визенгамоте.

— Тебе стоит начать делать что-то полезное. В глазах общественности, — обронила Нарцисса за завтраком. — Возможно, так тебе будет проще сдать экзамены.

— Какой смысл? Я же не собираюсь возвращаться в школу. Просто сдам П.А.У.К. — официально я посещал занятия в прошлом году, пропустил всего месяц.

— Ты уверен, что тебе это позволят?

Драко медленно кивнул. Он уже думал об этом — возможно, дольше, чем хотелось бы.

— Никому из уцелевших преподавателей не захочется со мной возиться. Они бы ликвидировали весь Слизерин, если бы не Слагхорн. Кажется, он единственный, кому есть до нас дело. Я не доставлял ему хлопот. Думаю, он об этом помнит.

— Профессор Слагхорн — порядочный человек, — без особого энтузиазма согласилась Нарцисса. — Но я полагала, общение со сверстниками послужит толчком... — она запнулась.

Драко прикусил щёку, чтобы не устроить скандал прямо с утра. Нарцисса Малфой не должна запинаться. Люциус Малфой не должен сидеть в своём кабинете, без толку перебирая бумаги и занимаясь бог знает чем.

— Позволь угадать, — он знал, что граница уже пересечена, но не собирался останавливаться. — Толчком к моему сближению с победившей стороной?

Нарцисса промолчала, и это само по себе было ответом.

Драко встал, не дожидаясь чая.

Профессор Слагхорн встретил его на редкость миролюбиво. Справился о здоровье матушки, сделал вид, что отец Драко никогда не входил в Клуб Слизней и вообще не появлялся в жизни почтенного декана Слизерина. Драко не настаивал: их отношения с отцом уже давно стали натянутыми — вероятно, ещё после того, как Лорд решил, что будет отличной идеей отправиться в Отдел тайн поохотиться на Поттера, а Люциус пошёл следом. Драко, который всегда был убеждён, что у отца есть мозги (у одного из немногих среди знакомых ему взрослых), так и не смог понять, почему было не предпринять что-нибудь уже тогда. В конце концов, Малфои славились своей хитростью! Если бы у Люциуса хватило ума раз в жизни не выпячиваться, всё могло сложиться гораздо лучше. Возможно, сейчас он, Драко, не пришёл бы просить милостыню у Слагхорна, а присматривал стажировку в Министерстве.

— Полагаю, вы прибыли не просто так, мистер Малфой, — предположил Слагхорн, как только с любезностями было покончено.

Ладно. Драко действительно нравился этот старик.

— Профессор Слагхорн, ввиду деликатного положения моей семьи я хотел бы сдать экзамены как можно раньше. Но для этого нужна рекомендация преподавателя Хогвартса, который поручился бы за меня перед директором и комиссией.

Слагхорн слегка поморщился, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Вы уверены?

— В чём?

— В том, что вам не нужно время, мистер Малфой. Время со сверстниками.

Драко представил окружённого ореолом славы Поттера, возмужавшего Лонгботтома с тяжёлым взглядом, дерзкую Уизли и её самодовольного брата. А ведь была ещё Грейнджер — он видел её в день Битвы. Отчаянную, словно переродившуюся.

Была тьма других студентов, которые припомнят ему каждое слово и каждый шаг.

— Абсолютно уверен, профессор.

Слагхорн призвал пергамент, перо и начал писать. Драко разглядывал побрякушки на камине и старался не ёрзать.

— Возьмите. Я сообщу директору МакГонагалл о вашем желании, мистер Малфой. Вам придёт письмо с решением комиссии и расписанием экзаменов. И ещё... — Слагхорн тяжело вздохнул, и Драко подумал, что стоит научиться этому приёму. — Что вы собираетесь делать дальше?

Драко открыл рот — и снова закрыл. У него был план, но поделиться им со Слагхорном значило поделиться с половиной магического мира.

Старик смерил его долгим и каким-то всезнающим взглядом и усмехнулся.

— Понимаю. Что ж, тогда, думаю, вам не помешает немного удачи. Одну минуту. Не уходите.

Через месяц Драко сдал экзамены вместе с горсткой слизеринцев и целой толпой равенкловцев, дождался результатов и официально стал образованным волшебником. В иной ситуации он бы отпраздновал это событие французским вином и крошечными канапе, которые любила мама, но в этот раз он отправился сначала в Гринготтс, а потом — в сомнительный маггловский район.

Ещё через два дня Драко Малфой — облачённый в длинное пальто и с чемоданом в руках — вышел из аэропорта имени Кеннеди. В чемодане лежала книга «Маггловедение. Продвинутый уровень» и початый флакон «Феликс Фелицис», а в кармане — маггловский паспорт. Не то чтобы Драко много знал о магглах, но, что бы о нём ни говорили, он умел учиться и был готов рискнуть, когда видел в этом смысл. Сейчас смысл определённо был.

* * *

Начальная школа Святого Патрика — скромное двухэтажное здание из красного кирпича. Драко и припомнить не может, сколько раз бывал здесь. Уильям плохо привыкал к школе, и в первые два года Драко иногда забирал его на часовой перерыв. Учителя были не в восторге, что маленький мальчик предпочитает общению со сверстниками ланч с полицейским, но потом смирились. Может, помогло то, что родители Уильяма закрывали глаза на странности сына и безукоризненно оплачивали обучение, а может, что Драко всегда привозил его вовремя и заранее предупреждал, если не сможет приехать.

Он и сам не знает, что чувствует по этому поводу. Мальчишке не с кем поговорить. И очень хочется, чтобы его воспринимали всерьёз. Драко слишком хорошо знает, каково это. Он старается не думать, насколько одинок сам, раз компания Уильяма считается сносным вариантом. С другой стороны, кто знает, что взбредёт в эту кудрявую голову, если Драко за ним не присмотрит.

Драко проявляет ответственность — и только. Так он говорит себе, когда снова и снова встречает мальчишку из школы, или наблюдает, как тот делает уроки прямо в участке, или ведёт его поесть бургеров. Так он говорит себе, когда Уильям смотрит на него своими глазищами и вываливает всё, что есть на душе.

В моменты откровения с самим собой Драко повторяет как мантру, что у мальчишки есть отец (который работает больше, чем положено в его возрасте) и мать (которая настолько погружена в благотворительность, что не в состоянии присмотреть за сыном).

Мальчик взрослеет, и моменты откровения случаются всё реже. Драко увязает в рутине и ставит на номер Уильяма жизнерадостную песенку из фильма Тарантино.

И вот эта приятная рутина разрушена. Драко расправляет свой лучший пиджак. Эллен-стрит кажется ему чудовищно широкой.

Если верить расписанию на сайте школы, у него есть шанс застать...

— Инспектор!

Хорошо, шансов у него нет. Возможно, сегодня не его день. Снова.

Драко поворачивается на голос и видит Гермиону Грейнджер.

Грейнджер просто, но хорошо одета, волосы собраны в узел на затылке. Она очень худая и очень взрослая. Смотрит на него с расстояния в несколько метров, щурится от солнца — и совершенно точно не понимает, кто перед ней.

А ещё Грейнджер стремительно приближается, и у Драко шевелятся волосы на загривке.

— Здравствуйте. Я заметила вашу машину и сразу догадалась, кто вы. Уильям о вас много рассказывал, — она улыбается. — Он ещё на занятиях, вы рано. Кстати, я мисс Грейнджер, новый преподаватель естественных наук, — она протягивает руку.

Драко собирается с духом и задирает на лоб очки от солнца. Пару мгновений наслаждается сменой эмоций на знакомом лице.

— Твою мать, — с чувством произносит Гермиона, и Драко смеётся так, как давно не смеялся.

— А я-то думал, что ты мне врежешь или сделаешь вид, что не узнала. Давно преподаватели начальных классов так выражаются?

— Нет. Обычно я так не выражаюсь, и если ты скажешь Уильяму хоть слово, одно из твоих предсказаний точно сбудется.

— Тогда я могила.

Драко натянуто улыбается, Грейнджер таращится на него с подозрением, и, разумеется, в следующую секунду повисает неловкая тишина.

Отлично. Чудесная вышла встреча.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он наконец.

— А ты? Инспектор Малфой, — сарказма в Грейнджер хоть отбавляй.

— Меня устраивает, как это звучит.

«И я рад, что Уильям не упомянул мою фамилию», — думает он, но вслух, разумеется, не произносит.

— Это не объяснение. Малфой, что случилось?

— Ты прекрасно знаешь, что случилось, Грейнджер, — он чувствует, как поднимает голову застарелая обида. — Я тысячу лет не видел ни одного волшебника, и меня всё устраивало. Меня тут, знаешь ли, уважают. И повысили. В августе, — он мысленно отвешивает себе затрещину. Теперь он хвастается. Молодец, Малфой, так держать.

Грейнджер молчит, рассматривает его с тем сосредоточенным выражением лица, которое Драко помнит с Хогвартса. Словно решает ей одной известное уравнение.

— Думаю, мне лучше уйти, — она поджимает губы. — Уильям скоро освободится.

— Не глупи. Я приехал встретиться с тобой.

Чудно. Теперь он знает, на кого похожа Грейнджер в замешательстве.

На рыбу.

Предсказуемо.

— У тебя есть полное право ненавидеть меня, причём за дело, — вздыхает он. — А не потому что я Малфой. Или потому что якобы применял Круциатус к малолеткам. Или потому что не применял.

— А ты...

— Конечно, нет. Я, может, и был мелким самовлюблённым засранцем, но не садистом же.

— Да. То есть... Мелким самовлюблённым засранцем? Ты признаёшь это?

Драко одаривает её своим фирменным взглядом «я не повторяю дважды для тех, кто путается в показаниях», и Грейнджер распрямляет плечи.

— Напомню, что ты была страшной занудой и главной подпевалой Поттера, так что мы в расчёте.

Судя по всему, Грейнджер всерьёз обдумывает, справедливое ли это заключение.

— Ладно, — медленно произносит она. — Раз мы оба здесь... возможно, нам стоит поговорить? В смысле, не тут, не посреди улицы?

Драко лихорадочно соображает, как объяснить ей, что ланч он пообещал провести с Уильямом, а вечером у него дежурство и стопка отчётов, а в квартире бардак.

— Отличная идея, — бодро говорит он. И улыбается.

Наверное, улыбка выходит так себе, потому что Грейнджер моргает, а потом спрашивает:

— Я так понимаю, у тебя и телефон есть, инспектор? — Драко в ответ машет перед её носом старенькой раскладушкой. — Запиши мой номер. Завтра вечером я свободна.

Когда Уильям выскакивает из школы и вприпрыжку бросается навстречу Драко, о Грейнджер напоминает лишь новый контакт на симке и подозрительное ощущение, что завтра у Драко Малфоя будет свидание.

Вот же чёрт.

* * *

— Поверить не могу, — произносит Грейнджер. В четвёртый раз за десять минут. — Просто... поверить не могу!

— Да, я понял.

— Нет, ты ничего не понял. Я сижу в маггловском ресторане с Драко Малфоем. В Австралии!

— Представь, я понимаю твои чувства, — бормочет Драко. Видит Мерлин, он действительно понимает.

— Как ты сюда попал?

— Самолётом.

— Малфой.

— Почему я должен выкладывать тебе свою подноготную?

— Потому что я — привет из прошлого. Человек, который так же одинок в этой грёбаной стране, как ты сам.

— Я не... слушай, не то чтобы ты раньше блистала манерами...

— Ни слова, Малфой.

— А что я получу взамен?

— Душещипательную историю о том, как сюда попала я.

— Ты полагаешь, мне это интересно?

— Уверена. Ты будешь обливаться слезами и просить платочек, — издевается она, впрочем, без особого пыла.

Драко пытается представить себе эту картину и не преуспевает. Возможно, просто не стоит заниматься подобным на голодный желудок. А ещё его сбивает с толку Грейнджер. Она по-прежнему дерзкая, но уже не бесится от одного взгляда в его сторону. И не выделывается каждым словом и жестом.

Драко сполна постигает значение выражения «приятные мелочи».

— Ладно. Что тебе уже известно?

— Что ты сдал П.А.У.К. раньше всех и исчез в неизвестном направлении. Нарцисса... миссис Малфой, — поспешно исправляется Гермиона, — сказала, что не знает, где тебя искать. Она была очень...

— Рассержена?

— Расстроена. Ты правда ей не сказал?

— Меня всегда можно найти с помощью совы. Раз в месяц она присылает мне письмо, а я пишу ответ и отправляю с этой же птицей. Моя мать не одобряет ни мой образ жизни, ни решение уйти в мир магглов. Кстати, зачем ты навещала её?

— Вообще-то не её. Мистера Малфоя.

Драко чуть не давится изумительным рыбным филе.

— Зачем?

— Это моя история, для неё понадобится ещё одна бутылка. Суть в том, что о тебе никто ничего не слышал. А потом Луна Лавгуд собралась замуж.

— Избавь меня от подробностей.

— Ты можешь не перебивать? Так вот. Луна собралась замуж за Рольфа Скамандера. Любовь с первого взгляда.

— Должно быть, они идеальная пара, — не может удержаться Драко и тут же прикусывает язык.

К его удивлению, Грейнджер улыбается.

— Да. И конечно, вместе они тошнотворно милые. Вот тогда-то Рольф и сказал, что видел тебя в Америке.

Драко внутренне сжимается.

С Рольфом они встретились случайно. Драко провёл в Америке два года — работал оператором колл-центра в небольшом банке, — а младший Скамандер по какой-то причине не доверял гоблинам и все финансовые вопросы решал через магглов. Рольф выходил из банка с кипой бумаг, а Малфой возвращался с обеденного перерыва. Драко понятия не имел, как выглядит внук знаменитого исследователя, а вот тому хватило одного-единственного взгляда, чтобы понять, кто перед ним. Это было первым сюрпризом. Вторым стало полное равнодушие, с которым Рольф отнёсся и к прошлому Драко, и к его печально известной роли в войне.

Так Драко оказался в переполненном пабе с зачарованным экраном, по которому транслировали квиддичный матч сборная Австралии — сборная Италии. Напротив него сидел Рольф, и они второй час обсуждали маггловские гипермаркеты, а именно всевозможные махинации, которые можно осуществить при наличии мотивации, хитрости и должной наглости. Оба имели весьма смутное представление о том, как всё это можно провернуть, но на отсутствие фантазии не жаловались.

— Почему ты до сих пор здесь работаешь? — лицо Рольфа раскраснелось от Огденского и споров. — Ты явно не создан для того, чтобы улыбаться клиентам и объяснять простейшие операции тридцать раз в день.

— Мои работодатели никогда не слышали о Пожирателях смерти. Это их главный плюс.

— И единственный.

— Не то чтобы у меня был выбор, — сухо отозвался Драко. — Особенно учитывая, что вся моя карьера построена на фальшивом дипломе и парочке удачных Конфундусов.

Вообще-то в основе карьеры лежал ещё тот факт, что Драко не обладал никакими практическими умениями для работы в маггловском мире, но об этом он умолчал.

Рольф шутку не поддержал.

— Тогда, может, стоит попробовать что-нибудь другое? Я собираю экспедицию, и мне пригодится человек, прилично знающий Нумерологию и Чары.

Драко покосился на нового знакомого.

— Ты внезапно забыл, кто я?

— Честно говоря, мне плевать. Ты оказался втянут в эту кашу задолго до того, как стал ходить на своих двоих. Конечно, ты мог бы пойти наперекор семье, но это не так просто, как кажется со стороны.

— Интересное мнение.

Скамандер ухмыльнулся.

— Мне правда всё равно, — неожиданно твёрдо заявил он. — И моё предложение будет в силе ещё пару недель. Потом я съезжу в Британию, навещу стариков. Ты всегда можешь прислать мне сову.

Драко нехотя кивнул, и остаток вечера они просидели в тишине — пили Огденское и смотрели матч. Выиграла Австралия. Драко попрощался с Рольфом и выскользнул за дверь, пока фанаты квиддича не переключили внимание на него.

— В общем, Рольф сказал, что ты ему понравился и он вообще не понимает, отчего тебя так... э-э-э... недолюбливают, — Грейнджер неопределённо взмахивает рукой.

— Ненавидят, ты хотела сказать.

— В общем, да.

— Спасибо за честность.

— Не придирайся. Кстати, ты бы видел лица всех, кто присутствовал на этой встрече, — она ухмыляется. — Знаешь, всё прозвучало примерно так: я тут встретил Драко Малфоя, он отличный парень...

— ...душа компании... — подхватывает Драко.

— ...располагает к себе...

— ...не способен на убийство... — слова умирают у него на губах. — Чёрт. Прости, я не хотел этого говорить.

Грейнджер смотрит на него и слегка щурится.

— Ты уже можешь говорить об этом?

— О чём?

— О Дамблдоре.

— Понятия не имею.

— То есть?

— Господи, Грейнджер, с кем я, по-твоему, мог об этом поговорить? Меня перестали мучать кошмары, но только потому, что я почти не сплю, а когда сплю, вырубаюсь, как убитый.

— Сейчас ты говоришь об этом со мной, — замечает она.

— Не уверен, что мне хочется продолжать.

Гермиона медлит.

— Расскажи мне, как ты оказался в Австралии.

Из двух зол Драко выбирает меньшее.

— Через полгода после встречи со Скамандером я узнал, что в Нью-Йорке ищут опасного преступника. Фотографии мелькали везде — в газетах, в сети, по телевизору. Кэрроу, я его сразу узнал. Магглы считали, что бесчинствует какой-то маньяк, безумец, но, думаю, власти знали правду. Его долго не могли поймать, — он прикрывает глаза. Оказывается, говорить об этом ещё сложнее, чем просто прокручивать воспоминания в голове. — Я пошёл в МАКУСА и предложил им сделку.

Всё вновь становится отчётливым до рези — звон Охранных чар на входе, перешёптывания секретарей, возмущённый ропот сидящих в очереди волшебников, мимо которых он прошёл в сопровождении двух авроров. Удивление. Ожидание.

— Ты пошёл в МАКУСА?

— То есть то, что я, Пожиратель, потребовал сделку у американского правительства, тебя не удивляет?

Грейнджер пожимает плечами.

— Сделка подразумевает использование хитрости, ловкости и мозгов. Не то чтобы тебе не хватало чего-то из вышеперечисленного.

На мгновение Драко замирает.

— Это что... комплимент?

— Это факт, Малфой. Равно как и то, что тебе всегда недоставало стиля и чувства меры, но это к делу не относится. Что произошло в МАКУСА?

— Они устроили ловушку. Пустили слух, что Алекто Кэрроу сбежала из Азкабана, а британское Министерство боится разглашать эту информацию, — Драко ждёт, что Грейнджер возмутится, но та молча разглядывает его через стол, и он продолжает: — Разумеется, такие сплетни распространяют быстрее всего. Англичане облажались! — он замечает весёлый взгляд Грейнджер и ругает себя последними словами. Надо меньше общаться со стажёрами. — А потом сова принесла Амикусу записку с местом и временем встречи.

— И он явился?

— Конечно.

— Но это же глупо!

— Кэрроу никогда не был умён. Он узнал почерк сестры и отправился прямиком в лапы авроров.

— Почерк... О. Это имеет какое-то отношение к тем слухам, что распространял про тебя Забини?

Драко кривится. О том, что он может подделать почти любой почерк, знал весь Слизерин, но, очевидно, только у Забини хватило ума вынести это за пределы гостиной.

— Ладно. Ты написал письмо. А потом?

— Всё пошло не по плану. Я собирался стрясти с МАКУСА приличную сумму за поимку преступника и, возможно, скромную должность в их многочисленных структурах. В их планы это не входило, и информация о моём участии в поимке Кэрроу стала распространяться с рекордной скоростью. Мне, конечно, заплатили, но в качестве бонуса прилагалась пожизненная угроза в лице оставшихся на свободе Пожирателей.

Гермиона хмурится.

— И ты уехал в Австралию?

— А куда ещё мне было деваться?

— Ты мог просто уехать в другой штат.

— Грейнджер, ты знаешь законы аппарации? В пределах страны ты можешь аппарировать на любые расстояния, замечательно. Но с тем же успехом кто угодно может на тебя наткнуться и уцепиться за мантию. Не смотри на меня так, я знаю, что случилось, когда вы бежали из Министерства, а Яксли сел вам на хвост. Тот же Кэрроу так долго скрывался, потому что в Нью-Йорке высокая концентрация магов, а он перемещался, в основном, на своих двоих и нигде не задерживался надолго. Я так не смог бы.

— Но Австралия?

— В Интернете сказано, что тут самый низкий уровень преступности. И тепло. Экономия на зимнем пальто, до океана недалеко. И самый низкий процент магического населения в мире!

— Это тебе тоже Интернет сказал?

— Нет, архив МАКУСА. Хорошая у них библиотека, тебе бы понравилась.

— А полиция?

— Что с ней?

— Прекрати, — Грейнджер складывает руки на груди. — Ты работал в банке. А потом внезапно стал полицейским? Да ещё и в новой стране?

— Ты ужасно любопытная. Не лучшее качество.

— Нормальное качество.

Драко страдальчески вздыхает.

— Я вроде как оказался в нужное время в нужном месте.

Ему вовсе не улыбается рассказывать о том, как он остановил машину пьяного водителя невербальной магией — особенно учитывая, что это единственный раз, когда ему удалось сделать что-то полезное молча. Кроме того, Драко — полный ноль в невербальных заклинаниях, но Грейнджер об этом знать не обязательно.

В итоге он всё равно рассказывает. И о том, что спасённый из-под колёс человек оказался офицером полиции (а кроме того — сквибом), и о том, как он пристроил Драко в Академию, а потом — в участок. О том, как расследовал первое преступление — на редкость жестокое по маггловским меркам и довольно терпимое по магическим. О том, как Грин водила его на показы старых фильмов, а их патологоанатом приносил затёртые диски с маггловским роком. О том, как он познакомился с Уильямом.

Грейнджер, что удивительно, не перебивает. Просто слушает. Пару раз смеётся, когда он рассказывает что-то смешное.

...и не раздражает.

Позже, возвращаясь домой, Драко прокручивает вечер в голове и осознаёт две вещи: во-первых, Грейнджер так и не рассказала ничего о себе, потому что они откровенно засиделись, а во-вторых, он понятия не имеет, зачем ей сдался.

Человек, который так же одинок в этой грёбаной стране, как ты сам.

Драко предпочитает не развивать эту мысль.

* * *

— Поздравляю, Малфой! — Симмонс хлопает его по плечу огромной ручищей. — Теперь я могу умереть спокойно.

Драко только что с очередного места преступления. Ограбление ювелирного, разбитые камеры — кроме одной, о которой преступник не знал. Он прикидывает, куда послать запросы со списком украденных вещиц и не замешан ли в этом зять владельца, так что не сразу соображает, о чём говорит Симмонс.

— Сэр?

— Она только пришла, — Симмонс салютует ему стаканчиком с кофе и отчаливает.

С нехорошим предчувствием Драко проходит через участок. Коллеги одаривают его понимающими ухмылками, Грин открыто скалится.

За его столом сидит Гермиона Грейнджер.

— Привет.

— Привет, — он осторожно подходит ближе. — Мне стоит волноваться, раз ты здесь?

— Возможно. Мы можем поговорить там, где нас не будут пожирать взглядами твои сослуживцы?

— Ты могла бы просто позвонить, а не приходить сюда, — выходит резче, чем он планировал.

Грейнджер хмурится.

— Твой телефон не отвечал.

— Ограбление. Я только вернулся. Что ты хотела?

Грейнджер молчит целую минуту, только двигает челюстью (новая привычка — просто отвратительная). Её точно нервирует и его тон, и вся обстановка, но она никогда бы не пришла просто так. Не после вчерашнего.

А потом все мысли вылетают у Драко из головы, потому что Грейнджер делает шаг вперёд, вторгается в его личное пространство и что-то шепчет ему на ухо, и он чувствует её дыхание, и цветочный аромат духов, и запах травяного чая... И это ведь Грейнджер, просто Грейнджер, которую он помнит с огромными зубами и с нормальными, — и которая знает о нём больше, чем кто бы то ни было, просто Грейнджер, и он так устал, Господи, так устал за все эти годы, и письма матери становятся всё длиннее, а он не знает, как ей отвечать, а вчера на целый вечер забыл об этом...

— Я абсолютно уверена, что Уильям волшебник.

Драко вздрагивает.

— Как я уже сказала, — ровно замечает Грейнджер, слегка отстраняясь, — телефон не отвечал. А тебе стоит узнать эту новость.

— Что произошло? — он подхватывает Грейнджер под локоть и ведёт к выходу, потому что не намерен обсуждать Уильяма и волшебство в участке.

— Он пришёл ко мне задать пару вопросов о своём проекте. Может, ты слышал о его затее со скелетом динозавра. У меня был перерыв, я пила чай, оставила чашку на столе, стала объяснять ему, как лучше сделать макет. И он нечаянно смахнул чашку вместе с блюдцем.

— Дай-ка угадаю. Он так расстроился, что чашка склеилась обратно?

— В точку.

— У меня было так же.

— Тоже чашка?

— Тоже Репаро. Я разбил мамину статуэтку.

— Драко, я не знаю, как поступить.

Сложно сказать, что удивляет больше — что Гермиона Грейнджер не знает, как быть, или что она называет его по имени.

— Что ты ему сказала?

— Правду. Что он волшебник, но об этом никому нельзя говорить.

— Сумасшедшая. Зачем ты это сделала?

— А что я должна была ему сказать?

— Что ты в шоке? Что это чудо, а он станет фокусником? Обливиэйт?

— Малфой!

— Ладно. Он поверил?

— Сомневаюсь. По-моему, он плохо это воспринял. После случившегося не проронил ни слова.

— Он мыслит логически. Магия не вписалась в картину мира! У тебя что — было по-другому? Неважно. Где он сейчас?

— Дома. Я взяла такси, отвезла его к родителям и сказала, что вернусь, как только смогу.

— И поехала за мной.

Грейнджер молча прикусывает губу и становится похожа на школьную версию себя.

— Мне страшно. Я не могу ехать к ним одна, не могу говорить с ними о магии!

Драко пытается понять, в чём причина этой внезапной неуверенности, но паззл в его голове не складывается.

— Рассказывай, — он нетерпеливо взмахивает рукой в ответ на её взгляд. — Есть что-то, что ты не упомянула.

— Уилкинсы — мои родители.

— Что... Грейнджер, я честно не понимаю. Ты можешь объяснить, а не запутывать ещё больше? Ты ведь обожаешь объяснять.

К изумлению Драко, она не спорит — и принимается рассказывать.

* * *

После помпезных и совершенно невыносимых похорон всех, кто пал в Битве за Хогвартс, Гермиона уехала из Британии.

Школе нужны были любые силы, так что студенты, выпускники и учителя разбирали завалы, возводили защитный купол от вездесущей прессы, разбивали лагерь в уцелевших классах и организовали целую бригаду для помощи мадам Помфри. Флитвик и МакГонагалл восстанавливали Большой зал, Теодор Нотт и Астория Гринграсс помогали Помоне Спраут в теплицах, хмурая Панси Паркинсон в компании не менее хмурого Энтони Гольдштейна варила зелья для пострадавших — у обоих был высший балл по предмету. Разбиравшая завалы Чжоу Чанг оказалась в центре событий. С оцарапанными руками и в куртке, порванной в нескольких местах, она посмеивалась над незатейливыми шутками Парвати Патил, пригласила к ним в компанию Чарли Уизли, который не мог найти себе места, а за ним подтянулись и другие выпускники. Трелони командовала армией домовых эльфов. Невилл Лонгботтом руководил восстановлением моста, а команда Хаффлпаффа по квиддичу собрала всех, кто когда-либо играл за факультет, и теперь они трудились на лестнице.

Хогвартс стал похож на муравейник. Каждый суетился и приносил пользу, и очень-очень старался. И всем вдруг стало плевать на происхождение и факультеты. Все резко объединились — во имя общего дела и светлого будущего.

От этого зрелища Гермионе хотелось сбежать куда глаза глядят.

Глаза, понятное дело, глядели на Австралию.

Она потратила два дня на оформление маггловских документов (спасибо, Кингсли!) — законных, а не таких, какие сделала в своё время родителям, а потом почти неделю ждала портключ, потому что, оказывается, абсолютно каждый портключ находился под контролем Министерства. «Врите больше», — мрачно подумала Гермиона, когда заискивающий работник Министерства вручил ей коробку из-под леденцов.

И вот она в Австралии. Гермиона отправила родителей в Брисбен, понадеявшись, что красота природы и потенциал для врачебной практики их не разочаруют. В конце концов, она планировала вернуть семью после войны. Вот только не рассчитывала, что поиски займут столько времени.

Брисбен просто кишел Уилкинсами, и среди них нашлось две сотни стоматологов. Разумеется, вся частная информация была закрыта, так что Гермиона сняла квартирку-клетушку и начала своё расследование.

Расследование двигалось медленно — почти с той же скоростью, что поиск чудовища на втором курсе.

Не имея привычки болтаться без дела, Гермиона решила найти себе занятие. У неё не было денег, чтобы оплатить учёбу в университете, но было острое ощущение собственной бесполезности, которое одних толкает в пропасть, а других — на подвиги. Она отправила Гарри короткое, но довольно отчаянное письмо и через неделю получила диплом об окончании маггловской школы в Шотландии и пергамент с министерской печатью — от Перси Уизли. Вежливые фразы Гермиона прочла по диагонали. Номер счёта запомнила, как запоминала компоненты сложных зелий — раз и навсегда.

Так Гермиона Грейнджер — волшебница и охотник за крестражами — превратилась в мисс Грейнджер — студентку и помощницу продавца в книжном магазине.

Первый год она тратила всё свободное время (а его было неутешительно много) на поиски Моник и Уэнделлов Уилкинсов сначала в Брисбене, а потом во всём Квинсленде, понадеявшись, что хорошо знает своих родителей — или тех, в кого они превратились. Когда стало ясно, что все люди с такими именами, начиная от официантов и заканчивая финансовыми воротилами, не имеют ничего общего с четой Грейнджеров, Гермиона приступила к плану Б. Оставшиеся два года обучения она методично составляла список всех Уилкинсов в Австралии. Иногда ей казалось, что только жёсткое расписание и постоянная переработка какой-то информации не дали ей сойти с ума.

С людьми Гермиона старалась не общаться. Сверстники — шумные, беззаботные, увлечённые своими маленькими простыми жизнями — выводили её из равновесия. Взрослые — любезные, дотошные, норовящие поучить жить — приводили в бешенство.

Она получила степень бакалавра естественных наук и отправилась в Сидней, на открытую конференцию, в программе которой было заявлено выступление доктора Уэнделла Уилкинса. Правда, рассказывать он собирался о проблемах дополнительного медицинского страхования, а не о стоматологии, но как знать.

Так в двадцать три года Гермиона снова увидела своего отца — неожиданно помолодевшего, модно одетого, уверенно вещающего с трибуны. Ничто в нём не выдавало человека, работавшего шесть дней в неделю, отпускавшего неловкие шутки за праздничным столом и обожавшего научную фантастику. Гермиона дождалась, когда он выйдет в коридор, и выскользнула следом. Незаметное движение палочкой — и Уэнделл Уилкинс повернулся.

Гермиона замерла.

— А, доктор Латимер! — Уилкинс крепко пожал руку высокому мужчине в светлом костюме. — Как хорошо, что вы меня окликнули.

Гермиона неверяще уставилась на палочку в своей руке. Она же была уверена. Абсолютно уверена.

Заклинание должно было сработать.

Похоже, Снейп был прав, верно, Всезнайка?

Горло саднило так, будто начиналась ангина, но Гермиона была уверена — она совершенно здорова.

Выяснить подноготную доктора Уилкинса, лавируя между гостями, которые уже отдали должное шампанскому, оказалось на удивление легко: он жил вместе со своей супругой в Перте, занимался страховым бизнесом и слыл приятным человеком. Приехал в Австралию из Англии несколько лет назад.

Ещё одна попытка наложить заклинание — на сей раз в аэропорту — ничего не дала.

В ближайшей кассе Гермиона купила билет и вернулась в Британию. Через сутки после встречи с отцом она сидела в кабинете Флитвика. Профессор Чар вздыхал, хмыкал, а потом отправил её к полудюжине специалистов в ментальной магии. Затем настал черёд библиотек. Гермиона побывала в Министерстве, у Слагхорна, у мистера Диггори, у Кингсли, даже у Люциуса Малфоя! Сьюзен Боунс, отводя взгляд, принесла пару книг, доставшихся от тёти.

Она помогла Гарри привести в порядок дом на Гриммо (у Гарри был посттравматический синдром, и он кидался на всех, кроме старых друзей, чьи шаги научился распознавать за несколько метров), за компанию с Джинни сдала П.А.У.К. (по факту, Джинни просто пожаловалась, что ей не хочется снова идти в Хогвартс и тратить свою жизнь на мелочи, а Гермиона в ответ молча призвала старые конспекты) и вечер прорыдала на плече у Рона, который очень хотел сделать хоть что-то, но понятия не имел что.

По всему выходило, что отменить заклинание невозможно. Единственный способ вернуть воспоминания родителей — продемонстрировать им свои собственные.

Гарантии, что это заставит их что-либо вспомнить, никто не давал.

Шансы, что несчастные магглы сойдут с ума от увиденного, оставались весьма приличными.

Стоя на крыльце дома Уилкинсов в Перте, Гермиона переминалась с ноги на ногу и втайне надеялась, что никто не откроет. Она готова была поклясться: если бы Распределяющая Шляпа видела её в этот момент, она бы триста раз подумала, прежде чем что-то там говорить про Гриффиндор.

Дверь открыла миссис Уилкинс — милая, ухоженная беременная женщина.

— Добрый день. Могу я вам помочь? — спросила она. Из глубины дома вышел золотистый спаниель и сел у ног хозяйки. На Гермиону он смотрел с подозрением.

«Интересно, какой месяц, — отстранённо подумала Гермиона. — Наверное, седьмой. А может, восьмой. Мама всегда любила пепперони — теперь ей нельзя, наверное. И кофе тоже».

О беременности она не знала ничего, кроме информации, предоставляемой маггловскими анатомическими энциклопедиями и кинематографом. Вроде тех книг, где органы человека описывают с энтузиазмом, достойным лучшего применения, и фильмов, где хорошенькие актрисы начинают требовать у своих экранных мужей рыбу в глазури.

— Здесь живут Грейнджеры? — неуверенно спросила она. — Я первый раз в Перте...

Миссис Уилкинс нахмурилась — знакомо, как бывало всегда, когда чувствовала, что от её внимания что-то ускользает.

Гермиона ощутила острое желание развернуться на сто восемьдесят градусов и бежать. Бежать, наверное, до самого океана, а потом через океан.

— У нас по соседству нет Грейнджеров, — так же неуверенно откликнулась миссис Уилкинс. — Хотя в сорок второй дом въехала молодая пара. Думаю, вам стоит попытать счастья там.

Она улыбнулась — тепло и немного отстранённо, как делала всегда, когда пыталась кого-то выпроводить. Спаниель заворчал. Гермиона прикусила губу до крови.

«Ты носила эту фамилию половину жизни, — хотела сказать она. — Я твоя дочь, а ты меня не помнишь; я выжила в войне и понятия не имею, ради чего; я волшебница, и волшебство у меня в печёнках. Я люблю тебя. Пожалуйста, вспомни меня. Пожалуйста».

— Да, — выдавила она наконец. — Думаю, я попытаю счастья там.

Дверь захлопнулась с тихим щелчком.

* * *

— Мне жаль, Грейнджер, — произносит Драко. Он, не отрываясь, смотрит на дорогу — возможно, пристальнее, чем требуется.

— Мне тоже.

— Ты так и не решилась рассказать. Потом.

— Нет. Они были счастливы. Уильям рос чудесным мальчиком.

— А ты с упорством истинного мазохиста наблюдала.

Драко мысленно даёт себе пинка. Если рассчитываешь на откровенность, не ёрничай — первое правило полицейского. Как вообще можно его соблюдать при такой профессии, для него всегда оставалось загадкой.

— В любом случае, цены на жильё в Перте ниже, чем в Брисбене, — спокойно сообщает Грейнджер, вместо того чтобы вывалить на него всё, что она думает о безмозглых копах, которых помнит ещё снобами-белоручками. — Да и на работу здесь устроиться проще.

— Ты специально устроилась в школу, где учится Уильям?

— Не совсем. В квартале от дома, где живут мои родители, есть школа. Обычная, без изысков. Я там работала, иногда наблюдала за ними.

— Знаешь, как магглы это называют?

Грейнджер кривится.

— Да. Потом я решила, что быть сталкером — ниже моего достоинства, и стала проведывать их раз в месяц. А недавно меня пригласили в школу Святого Патрика. Я всегда хотела к ним попасть, и вот вакансия освободилась. Тут-то и выяснилось, что в глазах преподавателей Билли Уилкинс — ходячая проблема.

— Он нормальный парень. И ненавидит, когда его имя сокращают.

— Да, только жаль, зубы неровные, — преувеличенно прохладно откликается Гермиона. — Не нашлось на него Драко Малфоя.

— Теперь, может, и найдётся.

Они снова замолкают и молчат до тех пор, пока Драко не паркует машину возле дома Уилкинсов.

Он звонит в дверь, пока Гермиона мнётся рядом.

Драко ждёт неловких объяснений, демонстрации магии и обиды в глазах мальчишки.

Гермиона ждёт встречи с родителями, которые будут смотреть на неё пустым взглядом, разговора с братом, который снова назовёт её «мисс Грейнджер».

Дверь открывается, и оба отшатываются.

— Это невозможно, — бормочет Гермиона. — Что вы здесь делаете?

Ответом ей служит оскорблённое хмыканье.

— Моя дорогая, неужели вы думали, что я оставлю вас совсем без присмотра? Мистер Малфой, — Драко достаётся настороженный кивок, но ему вполне достаточно.

— Профессор.

— Думаю, вам лучше зайти. Есть новости.

Минерва МакГонагалл отступает в полумрак коридора так естественно, словно это её дом, а Драко и Гермиона переглядываются — и идут следом.

В гостиной — безвкусной, но уютной — царит молчание. Низенький стол уставлен чашками с недопитым чаем, чайник и молочник сдвинуты на угол. Посреди стола стоит предмет, который Драко видел только однажды, — Омут памяти. Рядом с ним — ворох бумаг и, кажется, колдографий, хотя издалека трудно понять. В ковре прожжена дыра, пахнет палёным, но кажется, что никому нет до этого дела.

Уильям с ногами сидит в кресле, а Драко достаточно долго знаком с миссис Уилкинс, чтобы понимать: она никогда не позволяет подобного, а при гостях — тем более. Мистер Уилкинс сгорбился на пузатом диванчике. Миссис Уилкинс вскакивает, как только они появляются в дверях.

У неё красные глаза, тушь размазалась, а кожа бледная до синевы. Она хмурится и кусает губы, мнёт платок, не знает, куда себя деть в своём же доме, ей неуютно, но стоит она с прямой спиной — раздражённая, взволнованная, отчаянная.

И есть в позе Моники (миссис Грейнджер!), в её растрепавшейся причёске что-то, из-за чего Драко вмиг чувствует себя первокурсником (и он только второй на курсе!), а через мгновенье — просто подростком (и как же болит скула, и как же стыдно!), а потом — самим собой (ему страшно, от него чего-то ждут, и на плечи давит то ли ответственность, то ли вина, но время пришло, надо решаться).

Драко вздыхает — в который раз за сегодняшний день — и, стараясь не думать, что ему за это будет, берёт Грейнджер за руку и тянет за собой через дверной проём.

Навстречу её матери.

И ещё до того, как Моника Уилкинс (Эмма Грейнджер!) распахивает объятия, Драко понимает — она вспомнила.

Уж он-то всё знает о материнской любви.

Он неслышно отступает в коридор и не замечает, как смотрит на него Минерва МакГонагалл.

* * *

— Инспектор Малфой? — Уильям нагоняет его в дверях. Он тоже немножко зарёванный, но держится молодцом. — Это правда? Что мисс Грейнджер моя сестра, что я волшебник? Вы знали?

— О том, что вы с мисс Грейнджер брат и сестра, я узнал, пока мы ехали сюда, то есть полчаса назад. Но всё это правда. И ты через несколько лет поедешь учиться колдовать.

— С волшебной палочкой? Как у директора МакГонагалл?

А он-то назвал её «профессор».

— Будет тебе палочка. И котёл будет, и мантия.

— Я так и не понял, почему родители ничего не помнили, — смущённо признаёт Уильям. — Вы мне объясните?

— Честно говоря, думаю, этот вопрос ты должен задать им. И мисс Грейнджер.

— А вам не обидно? — выпаливает Уильям. — Ну... что волшебство...

Несколько секунд Драко разрывается между порывом сказать «нет» и, что прискорбно, смехом. К такому его жизнь не готовила.

— Мистер Малфой происходит из уважаемой волшебной семьи, — раздаётся знакомый голос. МакГонагалл смотрит на Уильяма спокойно и строго. Забавно: ещё пара лет, и этот мальчишка станет главным любимчиком директора, а ведь даже не подозревает об этом. — Он вам как-нибудь расскажет, сколько у него поколений чистокровных предков. Правда, мистер Малфой?

Драко смотрит МакГонагалл в глаза. Она постарела, но держится гордо, а передвигается легко, как всегда. С минуту они испепеляют друг друга взглядом.

— Правда, директор. Хотя, полагаю, упоминание предков будет совершенно излишним, — чопорно отвечает он.

Так, разменяв четвёртый десяток, Драко Малфой узнаёт, как выглядит Минерва МакГонагалл, когда удивлена.

О том, что эта женщина всегда оставляет за собой последнее слово, он, разумеется, давно забыл. Они отправляют Уильяма к родителям и новообретённой сестре и выходят на улицу, в царство полутеней и кружащих голову бороний.

— Я давно приглядывала за мисс Грейнджер и её родителями, — без обиняков сообщает МакГонагалл. — И никогда не сомневалась, что сегодняшний день настанет. Имя мальчика значится в книге студентов Хогвартса, поскольку официально, как вы понимаете, Уилкинсы никогда не существовали — это лишь иллюзия, наведённая Гермионой и чудом не рассыпавшаяся за годы. Не буду отрицать, мистер Малфой, ваше знакомство с юным мистером Грейнджером привлекло моё внимание.

Драко отрывисто кивает.

— Не в моих привычках вмешиваться в чужую жизнь. Я не хотела перенимать это ужасное качество у своего предшественника, — чопорно произносит Минерва. — Но раз сегодня я здесь и могу поговорить с вами лично, скажите, мистер Малфой, что держит вас в Австралии?

— Мне кажется, это не ваше дело, мэм.

— Безусловно. Дело в том, что теперь, когда воспоминания мистера и миссис Грейнджер вернулись, а их сын оказался волшебником, они, скорее всего, отправятся в Англию. Это, конечно, моё предположение — не более. Кроме того, профессор Слагхорн уже год требует найти ему замену, поскольку не справляется с нагрузкой, а я каждый год меняю профессоров Маггловедения, потому что предмет теперь обязательный, а они просто идиоты, прости меня Мерлин!

— Проф... директор, я правда не уверен, что понял вас правильно.

— Не волнуйтесь. Вы справитесь. И я дам вам время подумать.

Драко растерянно кивает, и только потом понимает, что ведьма вроде МакГонагалл вполне может счесть это согласием.

Уж он-то всё знает о директорах Хогвартса.

* * *

Послесловие. Из дневника Уильяма Грейнджера

Дорогой дневник!

Отчёт за 1 сентября 2014 года.

Вот. Другое дело.

Не понимаю, из-за чего было столько суматохи. Хогвартс-экспресс обычный поезд, только медленный. Мама называет такие штуки «винтаж» — ну, раньше называла, когда мы жили в Австралии. Сейчас мама говорит «развалюха позапрошлого века». Звучит так себе, зато она улыбается. Маме идёт улыбка.

Шоколадные лягушки — просто отстой. То есть они вкусные, это я давно знал, но никак не научусь их ловить, а гоняться за шоколадом в купе как-то стрёмно неподобающе. Обойдусь чем-нибудь неподвижным, а там посмотрим.

В поезде познакомился с Белиндой Вуд (она ужасно много о себе воображает, зато с ней интересно, у неё мама работает в Министерстве) и Николасом Флинтом (если он ещё раз заикнётся о квиддиче, я приложу его чем-нибудь тяжёлым без всякой магии). Чувствую, с этими двумя будет весело. Ещё заглядывал Фанг Лю — приятный парень, полукровка, мать училась на Равенкло (имя никак не могу вспомнить, слишком много информации).

Лодки классные, но с безопасностью у них, конечно, так себе. Почему не сделать наоборот? Тех, кто постарше, в лодки, тех, кто помладше — по твёрдой земле. Хотя Гермиона предупреждала, что с логикой тут не очень.

Распределение...

Нет, я правда не понимаю, зачем столько суматохи. Прошёл к стулу, надел шляпу. Все глазеют, шляпа что-то зудит тебе в ухо. Если закрыть глаза, похоже, что слушаешь плеер, только качество звука подкачало. Флинт попал на Слизерин. Бедняга, он серьёзно переживал. То есть переживал, будто это экзамен.

Все, кстати, ждали, что я попаду на Гриффиндор. В смысле, все, кроме Гермионы и Драко. Гермиона, похоже, опасалась, что будет Равенкло, хотя я не понял, почему. Жаль, я не видел их лиц, когда Шляпа назвала факультет. Ещё и стол, как назло, в конце зала, пока идёшь, только и видишь, как на тебя все таращатся.

А Белинде Шляпа предлагала Хаффлпафф, но она отказалась, ясное дело. У них тут в волшебном мире вроде как примета — с кем в поезде встретишься, от того не отвертишься.

Ну, поживём — увидим.

Завтра первым уроком Зельеварение, а вторым — Маггловедение. Удобно всё-таки, что и там, и там — профессор Малфой, а то «профессор Грейнджер» — неловко как-то. Главное, по имени их не назвать, а то ведь снимут баллы со Слизерина — нехорошо получится.

Очень важно произвести хорошее первое впечатление.

Но иногда и второе сойдёт. Я-то знаю.