Bleeding hearted blues (гет)

Еще издали заметив неладное, она стремительно пересекла помещение, подходя ближе к знакомым фигурам.

— И держись подальше от нее, ты, слизняк, — услышала она обрывок фразы, которую Урхарт выплюнул в лицо Томасу. — Том, ты сильно пожалеешь, если продолжишь это все. Я тебе не позволю!

— Что ты мне сделаешь, Элфинстон? — Томас видел, как она подошла к ним, но никак не выдал ее появление. — Иди к своей пассии и проводи время с ней. Хватит преследовать меня, этим псевдочистокровным презрением я был сыт по горло еще в Хогвартсе. Отстань от меня, а то сам пожалеешь.

Минерва не понимала, о чем они спорят, и откуда в голосе Урхарта было столько злобы. Она сделала шаг ближе, что заставило ее начальника резко обернуться и застыть, не успев ответить. Их глаза встретились, и Минерва вздрогнула — настолько тяжёлым был его взгляд.

— Элфи, — раздавшийся рядом с ними противный голос Лукреции вызывал раздражение. Минерва вздрогнула, практически готовая ответить легкомысленной коллеге какой-нибудь колкостью, что себе никогда раньше не позволяла, но вовремя сдержалась. — Элфи, тебя все заждались. Ну где ты ходишь?

На лице Томаса мелькнула усмешка, но он промолчал. Урхарт напоследок окинул его презрительным взглядом и пошел навстречу Лукреции.

— Напыщенный индюк, — в голосе Томаса сквозила горечь, — каким был еще в школе, таким и остался. Почему-то считает позволительным приказывать другим.

Минерва посмотрела на него внимательнее. Он явно переживал из-за их встречи, выглядел немного обиженным и точно рассерженным.

— Я мало с ним работала, но, вероятно, ты прав, — она попыталась его поддержать, положив руку поверх его. — Не переживай, он ничего тебе не сделает.

Том странно посмотрел на нее и затем немного внезапно притянул ее ближе.

— Боюсь, он не даст мне покоя. Может, тогда пойдем отсюда?

С трудом сдерживаясь, она боялась, что он прочтет в ее глазах больше, чем она была готова ему поведать, поэтому отвела взгляд, чувствуя отголосок томления внизу живота, ярко вспоминая их с Дугалом ночь.

— А куда нам пойти? — осторожно поинтересовалась она у него, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Может, ко мне? — голос Томаса у самого ее уха звучал обвораживающе, обещая сказочное продолжение. Минерва шумно сглотнула, взвешивая все за и против. Так упорно он обхаживает ее не только для приватного разговора. Сомнений почти не было, зазывая к себе, он пытался ее соблазнить. Рассердившись на саму себя, свою нерешительность и глупые мысли, она уверено кивнула.

— Я не против, — постаравшись избавиться от дрожи в голосе, ответила она.

Не успела она сообразить, что произошло, как Том аппарировал с ней в какую-то гостиницу. Она огляделась по сторонам и увидела довольно скромный номер, все достояние которого было в добротной мебели на широких ножках и в огромном окне, занавешенным тяжелыми портьерами.

— Будешь виски? — хрипло спросил он, ставя на пол ее сумку с бумагами. Минерва мысленно поблагодарила Мерлина, что второпях не забыла документы. На радостях она согласилась на бокал, стараясь не думать, как алкоголь действует на нее сегодня вечером.

— Музыку? — Том указал палочкой на радиолу. Минерва согласно кивнула, приятно удивившись, когда услышала первые ноты своего любимого блюза. Виски был хорош — односолодовый, островной, он уже привычно обволок горло.

— Ты меня хочешь соблазнить? — улыбнувшись, она спросила его, ставя бокал на столик.

— А ты хочешь быть соблазненной? — он склонил голову на бок, пристально вглядываясь в нее, не отводя взгляд даже тогда, когда Минерва достала изящный портсигар и, вынув оттуда тонкую сигаретку, прикурила.

— Думаешь, мне понравится? — она усмехнулась своим же словам. В воздухе словно витал не чуть терпкий аромат табака, а пары Амортенции. Говорить с ним было легко, инцидент с Урхартом казался далеким и несерьезным. Даже мелькнула мысль, что если бы ей кто-то сказал, что Томас ее околдовал, она бы не поверила — ей было, как никогда, спокойно и хорошо. Положа руку на сердце, она понимала, что готова к этому.

— Ты сама не пожалеешь потом, Минерва? — он протянул ее имя, словно пробуя на вкус.

Она сделала затяжку и, переведя взгляд с сигареты на него, просто сказала:

— А ты сделай так, чтобы я не пожалела, — она, чуть прищурившись, скользнула взглядом по линии его шеи в ворот рубашки.

Откуда-то в ней рождались доселе незнакомые чувства.

Том шумно выдохнул и преодолел расстояние между ними. Минерва постаралась сделать вид, что этот маневр не беспокоит ее, не спеша докурив, уничтожила окурок. Но близость Тома волновала. Сердце сделало кульбит, когда он едва ощутимо коснулся кончиками пальцев ее щеки.

— Ты очень мило краснеешь, — прошептал он, — если я поцелую тебя, ты тоже будешь смущаться?

— Давай проверим? — набравшись смелости, ответила она и сама потянулась к его губам.

Поцелуй вышел страстным, глубоким. Он совсем не вязался со словами Тома. В груди словно стягивало пружину, отдавая приятной истомой внизу живота. Томление достигло предела, когда он прижал ее к себе, и Минерва почувствовала, как ей в бедро упирается кое-что твердое, распространяющее по ее телу волнительный жар.

Она решила отдаться страсти, просто плыть по течению, позволяя уносить себя дальше и дальше. Не повторять ошибок — наслаждаться происходящим и запомнить каждую минуту этой ночи через острые ощущения, окрашенные невероятно яркими и чувственными оттенками.

Том медленно раздевал ее, выцеловывая каждый участок обнажаемой кожи. Минерве происходящее казалось сном — слишком волшебным было все это. Она никогда не могла себе представить, что минуты единения с ним будут такими. Когда они оказались в постели, Том внезапно остановился, вглядываясь в ее лицо, словно видел впервые. Очерчивая длинными пальцами ее лицо, он провел от линии скул ниже, вычерчивая губы.

— Ты никогда не забудешь меня, — прошептал он, будто погружаясь без легилименции в ее сознание.

Минерва сморгнула наваждение и потянулась сама к его губам. Этот поцелуй затягивал, не оставляя путей для отступления. Пальцы Тома продолжили свой путь, проходясь по груди, чувствительным навершиям, едва ощутимо скользя по животу, спускаясь ниже и достигая ее лона. Она беспомощно всхлипнула, будто окончательно сдаваясь. Том продолжал ласкать самые чувствительные места, почти не отрываясь поцелуями от ее припухших губ. Его было слишком много, точно он собрался коснуться ее везде. Минерва теряла голову от нахлынувших ощущений.

Когда она перестала различать то, что он творил с ее ставшим таким податливым, таким пылающим жаждой телом, она почувствовала, как его член скользнул внутрь, чуть распирая, вызывая необыкновенное чувство наполненности. Минерва застонала. Это было слишком. Ее предыдущий опыт был чём-то абсолютно другим. Сейчас она теряла последние связующие нити с реальностью, фокусируясь только на удовольствии, которое стремительно подступало, готовое вот-вот поглотить ее. Жажда быть погубленной этой стремительно приближающейся волной почти достигла апогея. Движения Тома стали размашистыми, словно и он пытался продлить это обескураживающее ощущение надвигающейся бури. Они тонули вместе, цепляясь друг за друга из последних сил. И когда Минерве показалось, что еще мгновение — и она захлебнётся от переполняющих чувств, ее прошибло острым наслаждением.

Она, потрясённая, застыла, ловя пересохшим ртом так нужный сейчас воздух. Том чуть приподнялся на руках, внимательно глядя на нее, затем шевельнул бедрами, медленно двигаясь внутри. Минерва потрясено взглянула ему в глаза — в бездонной мгле словно что-то шевельнулось, мгновенно исчезая. Он продолжил двигаться: одно движение, затем другое, постепенно наращивая темп. Хотелось вскрикнуть от удивления — еще недавно ей казалось, что она умерла, а сейчас с каждым толчком ощущала расходящиеся импульсами волны удовольствия. Минерва крепче сжала его плечи, позволяя насаживать ее на свой возбужденный член. Том глухо застонал, прикрывая глаза, и, выгибаясь, в последний раз глубоко вошел в нее.

* * *

Том курил у открытого окна, вглядываясь в полумрак подворотни. Минерва смотрела на его профиль, чуть подсвеченный тусклым светом уличных фонарей. Он был по-своему красив какой-то порочной красотой. Что бы ни значила эта ночь для него, Том был прав — она будет помнить о ней.

Минерва встала, перерыв сумочку в поисках палочки. Наконец найдя ее, она применила смесь Очищающих и Контрацептивных и, закутавшись, в простынь, словно в подвенечное платье, подошла к нему. Страсть страстью, но теперь терять голову было чересчур. Сигарета легко выскользнула из длинных пальцев Тома. Она сделала глубокую затяжку, выпуская сизый дым в открытое окно.

— Мне надо уехать, милая, — сказал он глухим голосом, повернувшись к ней лицом и проводя тыльной стороной ладони по ее щеке. — Ты же понимаешь, я должен.

— Понимаю, — задумчиво кивнула она. Она действительно понимала. Несмотря на эту чувственную ночь, Минерва даже не надеялась, что все это может повториться.

Он смотрел на нее, пока она докуривала его сигарету, пытаясь что-то разглядеть в темноте номера. Она пожала плечами:

— У тебя все получится. А потом ты станешь героем, и я буду вспоминать о тебе, Том, и собирать вырезки из газет, — она чуть усмехнулась. — А мне говорили, что Прорицания — не мое.

— Никто не представляет, какая ты, — возразил он.

И хотя Том был сама учтивость, Минерву начинал тяготить разговор. Слишком много всего она пережила сегодня. Она отвернулась и задумчиво добавила:

— Я рада, что ты не такой, как все. Спасибо, Том, — ей было нелегко, но она решила отпустить его. — Можешь идти, если тебе надо. Я понимаю, когда надо спешить.

Он развернул ее, касаясь искусанных в страсти губ легким поцелуем.

— Будь счастлива, мы обязательно еще увидимся, — сказал он, взмахнув палочкой и помогая себе одеться. — Прощай, Минерва, — сказал он, кивнув на прощание. Аппарационная воронка вышла немного смазанной, поэтому никто не услышал ее ответ:

— До свидания, Том.