Love me tender, love me sweet (гет)

Перси Уизли проснулся рано.

Он всегда просыпался первым — приучил себя к этому ещё в детстве. Что поделать, если у тебя два старших брата, трое младших, а ещё родители и сестра — но всего один туалет, одна ванная и ограниченный объём горячей воды. Возможность спокойно заняться утренним туалетом стоила каких-то полутора часов сна.

Перси аккуратно заправил кровать, распахнул окно, впуская прохладный утренний воздух, и, потянувшись, отправился в душ. Он тщательно намылился, привычно напевая себе под нос, а затем так же тщательно смыл густую, пахнущую хвоей пену тёплой водой — он всегда соблюдал заведённые в семье правила и горячую воду с утра экономил. Неприятно, если она кончится в какой-нибудь неподходящий момент, а мама ещё не проснулась.

Потом, по заведённому уже ритуалу, три с половиной минуты вдумчиво чистил зубы — круговыми движениями. Прополоскав рот, он придирчиво изучил своё лицо в запотевшем зеркале и перешёл к бритью. Закончив, Перси сполоснул очки и высушил их заклинанием.

Водрузив роговую оправу на нос, он отошёл на пару шагов и, взглянув на своё отражение, втянул живот и мужественно выпятил тощую грудь, покрытую редкими рыжими волосам. С затаённым трепетом он уже предвкушал ожидающее его вскорости то самое, особенное свидание с Пенни. Интересно, что именно она скажет, когда увидит его без всего?

— Перси, ну ты опять?! Вылезай! — услышал он заспанный голос Джинни, когда запертая дверь нетерпеливо дёрнулась. — Я же слышу, что вода не течёт. Сколько можно там вообще сидеть?! Папе же на работу, а ты снова на себя любуешься как девчонка! Мне уже по утрам кажется, что ты — моя сестра!

— Прекрати стучать, — вздохнул Перси, завязывая халат. — Сейчас выйду, — он аккуратно сложил пижаму и отпер дверь.

Впереди Перси ожидал очередной бесцельный день — жаркий, полный бессмысленного шума и суеты. И ведь его теперь не оставят в покое! Скорее всего, придётся опять заниматься садом — уж лучше бы он поскорей устроился на работу. Но результаты ТРИТОН ещё не прислали, а экзамен по аппарации назначили на начало августа.

Перси нарочито неспешно оделся и, причесав влажные волосы, убедился, что на его голове их за ночь не стало меньше — к сожалению, шевелюрой он пошёл в отца, и уже начинал беспокоиться по поводу ранних залысин, грозивших ему, если верить статистике, с вероятностью, до отвращенья высокой.

Повздыхав, он покормил Гермеса и, уничтожив взмахом палочки оставшиеся крошки, принялся заново раскладывать перья на своём идеально чистом столе.

Снизу уже раздавались шум и голоса, шумела вода, скрипели половицы и лестница, а по всему дому разносился запах жареного бекона, яичницы и аромат кофе. Перси вздохнул ещё раз, покидая комнату, и спустился к завтраку ещё до того, как мама всех позвала.

Близнецы уже были здесь и болтали с отцом, обсуждая предстоящий матч Шотландия-Люксембург, мама спорила с Джинни, а Ронни, как всегда, кажется, всё проспал — словом, всё шло как обычно, и Перси уже убрал за собой тарелку и допивал кофе, дочитывая финансовую колонку в «Пророке», когда в кухню влетела хорошо знакомая ему рыженькая сова. Фред, (или это был Джордж, если они опять поменялись одеждой) попытался было перехватить её, но тут же получил по рукам от мамы полотенцем, а Перси, вскочив, схватил недовольно заверещавшую птицу и унёс её в свою комнату под дружный смех и громкий зевок стоящего в дверях сонного Рона.

Перепрыгивая через ступеньку, Перси добежал до своей комнаты, тщательно запер дверь, и даже на всякий случай закрыл окно, а затем, отвязав от лапы совы записку, начал читать, бледнея и покрываясь пятнами.

Содержимое письма совершенно деморализовало его: «Привет. Наши планы слегка изменились: оказалось, что родители уезжают в эту, а не в следующую субботу. Так что жду тебя в полдень. Целую, твоя П.»

В полдень! А сейчас? Сейчас без двадцати десять! У него оставалось чуть меньше двух с половиной часов. Кошмар! Торопливо написав: «Жди меня. Я буду. Твой П.» и отправив записку с той же совой, Перси впал в лёгкий ступор, а затем заметался по комнате. От спешки у него из головы вылетело всё, о чём он думал, готовясь к этому важнейшему дню в его… в их — поправил он себя — с Пенелопой жизни.

А ведь он продумал всё: и во что одеться, что ей сказать, какие преподнести ей конфеты… и цветы, конечно, цветы! Но какие уж тут теперь цветы — он же вообще ничего не успевает! Разве что под окном нарвать — впрочем, Перси отбросил эту идею тут же: лучше уж с пустыми руками явиться, чем с букетом, явно только что собранным на собственном заднем дворе. Ну уж нет, подобным образом позориться он не станет, лучше уж подарит ей цветы в другой раз. Мерлин, если бы у них в саду росли розы — по ним же не поймёшь, где их срезали — но у них разве что три одичавших куста шиповника! Или, может быть, нарвать, всё же, полевых? Нет, определённо, нужно непременно добыть красных роз! Тем более и деньги у него отложены.

Так-так-так, что же он ещё должен сделать?

Метнувшись к столу, Перси выдвинул нижний ящик и достал рекламную брошюру департамента Международного Магического Сотрудничества, в которой хранил свой секретный список, снял с неё чары, собираясь его достать — и растерянно замер. Внутри было пусто, если не считать мистера Крауча, сурово взиравшего на него с колдофото.

Перси словно окатило ледяной водой. Мысль о том, что его список мог пропасть, или, что намного страшнее, попал близнецам в руки, на мгновенье парализовала его — но потом он, всё-таки, сообразил, что, случись что-то подобное, уж они бы молчать не стали. Может, он забыл, куда спрятал его в последний раз? В любом случае, времени на поиски у него не было, и Перси, снова заперев ящик, принялся вспоминать, что в нём было.

Вымыться — особенно уши! Мерлин, он не помнил, мыл ли он их утром? — почистить зубы… Хотя их он точно чистил… всё равно — лучше ещё раз, он же ел! Подстричь ногти — да, и на ногах! — а ещё носки… трусы новые… точно, у него же есть тёмно-синие боксеры — да где они? Он ведь покупал их специально для этого случая! И одеколон не забыть! Потом одеться — белая рубашка и мантия… Или выйдет слишком уж официально? Нет, никакой мантии! Отец Пенни маггл, и они живут радом с магглами. И рубашка нужна самая обыкновенная… И галстук. Перси понял вдруг, что совсем забыл обдумать это, когда представлял себе это их особое свидание — и как следует ещё раз вычистить ботинки… Мерлин, сколько же всего! Перси было жарко. И холодно. Жарко — в голове и в животе, словно он проглотил саламандру, — а ладони и ноги в тапочках похолодели. И ещё хотелось пить — он трансфигурировал медную линейку в стакан, налил воды, выпил, потом налил ещё и снова выпил и, вернув линейке прежний вид, нервно хрустнул пальцами и рысью побежал в ванную.

Лихорадочно растирая тело под холодными струями — остатки горячей воды явно достались Рону, а мама заново согреет котёл, только когда дело дойдёт до мытья посуды — Перси, стуча зубами, вспоминал столь тщательно составленный список, который он читал столько раз, что, похоже, знал его на память до последней запятой, но теперь почему-то мог припомнить лишь урывками. Так, сперва побриться ещё раз — нет, не лицо, а остальное! Закончив с подмышками, Перси спустился ниже. Мысль о том, как его волосы будут путаться у Пенни в зубах — или, не дай Мерлин, застрянут! — заставила его содрогнуться. Ну уж нет, ни за что!

Быстро, но старательно избавляясь от клочковатой поросли, Перси подумал вдруг, а что будет, если Пенни не решится на подобное? Или может, вовсе не захочет? Они никогда не обсуждали ничего такого — как-то в голову не приходило. Осознав это, Перси расстроился. Вот он так и знал, что забудет что-то важное! Сколько раз он представлял себе их близость — во всех деталях! А уточнить такую важную вещь забыл!

Вернувшись в комнату, он неожиданно выяснил, что исчез не только секретный список. Открыв шкаф, Перси обнаружил, что у него нет ни единой свежей выглаженной рубашки. Впрочем, не глаженных тоже не было — похоже, как раз накануне они все отправились в стирку. Что за мордредово невезение?!

— Ма-ам! — Перси вбежал на кухню — раскрасневшийся, в халате, с брюками на плече и болтающимся на шее галстуке в голубую полоску. Старательно игнорируя дружный гогот близнецов и недоумевающий взгляд Рона, ковыряющегося в тарелке, выпалил практически скороговоркой:

— Мама, мне нужна срочно рубашка, помнишь, та белая. Можешь мне погладить, пожалуйста?

— Дорогой, настолько срочно? — без особенного удовольствия спросила его мама. — Мы завтракаем, и…

— Мам, мне надо прямо сейчас! — вероятно, в его голосе прозвучало достаточно отчаяния, чтобы Молли сжалилась и, хоть и ворча, поднялась из-за стола.

— Понимаешь, мы встречаемся сегодня с другом, — кажется, не слишком убедительно соврал Перси, чувствуя, как уши его горят, — с которым планируем вместе устраиваться в министерство — это он сегодня прислал сову — и…

— О, мы знаем, о каком друге речь, братец Фордж? — хитро протянул Фред.

— Мы догадываемся, — подтвердил Джордж — а едва мама вышла, продолжил: — А ещё мы думаем, что… — он сделал паузу, — у кого-то тут свидание!

— Вероятно, это одна милая староста, — продолжил Фред. — Или нет? Как думаешь? — спросил он.

— Сложно так сказать, братец Дред, — Джордж окинул Перси долгим и оценивающим взглядом. — Я бы сказал «да», потому что не могу представить, кто ещё согласится с ним встречаться.

— Дорогой, передавай от нас привет Пенни, — сказала мама, входя на кухню с выглаженной рубашкой. — Она такая милая девушка.

Рон и Джинни фыркнули, уже не сдерживая рвущийся смех, и Перси, схватив выглаженную и ещё горячую рубашку, бросился к себе в комнату.

Так, что там ещё было? Да, точно! Одеколон.

Он же его должен был купить на этой неделе! И что ему теперь делать?! Так, спокойно, Перси. Отцовский, разумеется, не подойдёт... чем там пользуются близнецы, даже и представлять не стоит… Что же делать?!

Перси перерыл все шкафчики в ванной комнате, когда в последнем возле стенки натолкнулся на флакон из толстого под чешую стекла. «Драконий рык» — было написано на этикетке, и Перси предположил, что его, скорее всего, оставил Чарли, когда был дома на Рождество. Вот оно! Да, идеально! «Сильный и стойкий запах дикого зверя, выделяющий вас из толпы» — поблёскивали тёмным золотом буквы. То, что надо! Перси радостно вытащил тугую пробку и, сложив ладонь лодочкой, щедро плеснул в неё янтарную жидкость «с ароматом дикого зверя», растёр её между ладонями и похлопал себя по щекам. Подумав, растёр одеколон и по непривычно голым подмышкам, а затем плеснул на ладонь ещё. Да, так было определённо лучше подумал Перси, старательно игнорируя, как его нещадно щиплет в паху.

Из дома Перси выскочил, когда на часах было двадцать две минуты двенадцатого, и только у самой калитки хлопнул себя по лбу ладонью, сообразив, что снова забыл про цветы. И тут его осенило — он ворвался в дом и под очередной взрыв хохота метнулся к камину.

Розы он купил в лавке, приткнувшейся рядом с «Дырявым Котлом», а затем, чинно прошествовав через грязный бар, уже на маггловской улице вызвал «Ночного Рыцаря». В Ричмонд его домчали минут за двадцать, и он, пошатываясь, вывалился из автобуса, крепко вцепившись в букет, в переулке за пару домов от особняка Клиуотеров.

Просторный, в два этажа, с роскошной мраморной лестницей, он всегда производил на Перси неизгладимое впечатление — так же, впрочем, как и все соседние маггловские дома за кованными оградами. Сразу было видно, что люди здесь живут солидные и основательные. Внутри он никогда не бывал — только провожал Пенни так, чтобы не попасться на глаза её родителями и соседям.

Перси здесь, вообще-то, нравилось, и в своих мечтах, в которых он видел себя сотрудником Министерства, он предполагал жить именно в таком доме, вежливо здороваться с такими же, как он, успешными и респектабельными людьми, но сейчас, пока он шёл по залитой солнцем улице, ему казалось, что каждый встречный смотрит на него с подозрением. Будто бы вот этот толстый мальчишка с мороженным уже догадывается, какие неловкие мысли крутятся в его голове, та бегущая мимо дама в обтягивающем трико точно знает, почему и для чего он появился здесь, а пара старушек, прогуливающихся под ручку, прямо сейчас начнёт стыдить его посреди улицы.

Перси никак не мог понять, что его выдаёт, но надеялся по крайне мере, что магглы со всеми их странными штуками действительно не научились пока читать мыслей. Единственной же его защитой и оправданием был немного растрепавшийся букет, который Перси нёс перед собой так, словно у него в руках меч Годрика Гриффиндора, которым он готов был разить врагов.

Помогало не слишком.

Чем ближе он подходил — тем сильнее краснел, и тем противней к спине прилипала рубашка. И когда он, наконец, прошмыгнул за калитку, руки его дрожали, будто он влез за яблоками в чужой сад.

Быстрым шагом он преодолел дорожку, засыпанную мелким гравием, взлетел по мраморной лестнице и с полуденным боем часов постучал в дверь.

Та распахнулась — однако на пороге никого не было. Перси огляделся по сторонам, тщательно вытер ноги и, пригладив волосы, вошёл внутрь — и потрясённо замер.

В маггловских домах ему ещё не доводилось бывать, и назначение половины вещей, которые он видел впервые в жизни, было для него столь же загадочными, как все те удивительные приспособления в кабинете директора.

Он был так изумлён, что не сразу заметил, как топчется по розовым лепесткам, из которых была выложена дорожка, ведущая к массивной лестнице из тёмного дерева, а затем наверх, туда, где его, наверное, ждала Пенелопа.

Следуя за путеводными лепестками, он поднялся по деревянным ступенькам, снова перепрыгивая через одну, и, пройдя по застеленному тёмным ковром коридору, остановился у двери, к которой и привела его розовая дорожка. Перси нерешительно взялся за ручку и на секунду застыл. Это был самый важный шаг в их с Пенни жизни. Сегодня он, наконец-то, станет мужчиной, и это будет самый лучший и чудесный день — он готовился к этому дольше, чем к ТРИТОНам, и обязательно этот экзамен сдаст.

Перси толкнул дверь — и, войдя, буквально остолбенел на пороге. Он не знал, что поразило его сейчас сильней — огромная кровать, застеленная ослепительно алым шёлком или парящие — так же, как в Большом зале Хогвартса — свечи. Видимо, чтобы это имело какой-то смысл посреди жаркого июльского полдня, окна были наглухо завешены тёмно-красными тяжёлыми бархатными портьерами. Однако ещё больше его удивило то, что и в этой комнате тоже никого не было.

— Пенни! — нерешительно позвал Перси — и Пенелопа от досады закусила губу.

Она уже буквально извелась под дезиллюмационными чарами, которые наложила на себя в ожидании. Да, конечно, он не опоздал — но она-то приготовила всё заранее! И вообще, когда ждёшь чего-то очень и очень важного, каждая минута тянется словно год.

А теперь Перси застыл на пороге и практически с открытым ртом разглядывает спальню её родителей, которую Пенелопа, после долгих колебаний, выбрала для самого главного свидания в жизни. Свою комнату она решительно забраковала — та, по её мнению, выглядела совсем не романтично: ну что романтичного можно найти в полках с книжками, и кто вообще захочет потерять девственность на узкой кровати, половину которой занимает сиреневый плюшевый бегемот? Кровать, конечно, можно было бы трансфигурировать — но вдруг чары рассеются в самый неподходящий момент? Нет, она не собиралась так рисковать, да и сову пришлось бы куда-то деть, а ещё черепаху и попугайчиков. Нельзя же при них…

Комната же родителей сейчас была свободна, и на кровати, словно сошедшей со страниц романа, могло легко поместиться человек пять. Она даже новое бельё купила заранее — особое, из дорогого атласа, алого, словно кровь. Ткань была прекрасна на ощупь, и, застилая их с Перси ложе любви, Пенелопа пропускала её сквозь пальцы с томительным предвкушением.

И вот когда, наконец, до вожделенного момента осталось всего ничего, Перси вдруг застыл и крутит головой — словно бы в библиотеку попал, а не в самую романтическую на свете спальню! Ох, ну почему же он такой недогадливый, хотя такой милый! Придётся ему подсказать — а то он ведь так и будет стоять на пороге!

Она взмахнула палочкой, и синий в голубую полоску галстук неожиданно обрёл жизнь. Он зашевелился и настойчиво потянул своего хозяина в центр комнаты, затем развязался и упал на ковёр из розовых лепестков. Вслед за ним на рубашке Перси медленно сами собой начали расстёгиваться пуговицы. По одной — сверху вниз.

— Ты хочешь, чтобы я разделся? — наконец догадался Перси — и его правоту подтвердила резво щёлкнувшая на брюках пряжка ремня.

Перси вспыхнул от смущения и покраснел от макушки и до самых пяток. Он всегда краснел, как и все рыжие, легко и ярко, и очень стеснялся этого — хотя Пенни эта его особенность всегда казалась невероятно милой.

Перси, зажав палочку и букет в зубах, начал торопливо раздеваться, пока не остался в одних трусах глубокого синего цвета, не забыв, впрочем, аккуратно сложить одежду — вот только положить или повесить её было некуда. В своих романтических грёзах Пенни обычно не придавала значения этой детали, или, в крайнем случае, представляла, как одежда живописно валяется на полу — однако она слишком хорошо знала Перси, чтобы понимать, что на подобное он никогда не согласится.

И почему всё идёт не так?! Она снова взмахнула палочкой, и рядом с Перси возник широкий бархатный пуфик. Перси сложил свои вещи ровной стопкой, а затем водрузил сверху букет. А потом как-то не слишком уверенно поддёрнул трусы вверх, поправляя слегка сползшую резинку — и… и замер.

Пенелопа заулыбалась, разглядывая его фигуру, а потом ей снова захотелось его поколотить, на сей раз уже всерьёз. Ну вот что он делает? Зачем он всё портит? Она так красиво всё придумала, она всё утро готовила для них это их свидание — а он стоит посреди комнаты, да ещё в носках! — и не знает, куда ему руки деть, словно на уроке у Снейпа!

Ей вдруг стало настолько смешно, что пришлось зажать себе рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос — до того нелепым выглядел сейчас Перси. Кусая от смеха губы, Пенни взмахом палочки дёрнула его сперва за носок, а затем и за резинку боксеров. Ну что за балбес?! Всё равно их же снимать придётся!

Покраснев, кажется еще гуще, Перси сперва избавился от носков и, не зная, куда их деть, сунул в карманы брюк, а затем, интуитивно отворачиваясь в сторону от невидимой под чарами Пенни, стянул трусы. Не найдя места и им тоже, он сложил их в тугой комок, и, переложив один из носков к другому, тоже упрятал в карман брюк. И снова замер столбом, смущённо прикрываясь руками, в одной из которых ещё и старался удержать волшебную палочку.

Пенелопа впервые видела Перси полностью обнажённым и тоже была смущена и удивлена, разглядывая его. В этот момент он показался Пенни настолько трогательным, что она едва сдержалась, чтобы не подойти к нему, обнять и погладить по взъерошенным волосам и поправить очки, сползающие ему на нос. Но это окончательно убило бы остатки романтической обстановки — нет, их первое серьёзное свидание пройдёт безо всей этой подростковой глупости!

Так что Пенелопа зачаровала уже алый шёлк: простыня зашевелилась, край её пополз и призывно откинулся. И Перси, к счастью, правильно понял — но всё же переспросил:

— Пенни, хочешь, чтоб я лёг, да?

Пенелопа на него едва не зарычала, и алая простыня хищно дёрнулась. Перси поспешил подчинился: он приподнял шёлковый край простыни и юркнул под неё, попытавшись небрежно откинуться на подушки, но те разъехались под ним, и он неловко провалился, громко стукнувшись макушкой о резное изголовье кровати. Это было неожиданно и очень обидно, но он стиснул зубы и, мужественно задавив желание потереть ушибленное место, постарался устроиться если не поудобнее, то хотя бы поэлегантнее, но локти и всё остальное упрямо скользили по Мордредом драному шёлку.

Пряча палочку в щель между матрасом и спинкой кровати, Перси с некоторой тревогой подумал о том, как же они с Пенни будут здесь… и существует ли для подобных случаев антискользящее заклинание.

В этот самый миг свечи вдруг вспыхнули ярче, и посреди комнаты медленно, словно бы соткавшись из воздуха, возникла Пенелопа, и от её вида Перси забыл и о своей неловкости, и об убегающих из-под спины подушках. Кажется, у него даже запотели очки, а дыхание перехватило.

На Пенни не было ничего, кроме чулок и шёлкового короткого нечто на тонких, едва заметных бретельках, не скрывавшего, кажется, вообще ничего. Перси не мог оторвать взгляд ни от вызывающе натягивающих тонкую ткань сосков, от вида которых у него, кажется, поднялась температура, ни прекрасных, словно изгиб котла, обнажённых бёдер, ни от тёмного треугольника внизу живота, кокетливо прикрытого кружевным краем.

У Перси зашумело в ушах, застучало в висках, а шёлковая простыня, которой он прикрывался, предательски вздыбилась, и он поспешил прикрыться подушкой.

— Привет, — с придыханием произнесла Пенелопа, игриво улыбнувшись и поправляя свои распущенные длинные волосы. — Мой рыцарь смог выбраться. Как тебе здесь? Нравится?

— Очень, — выдохнул он, впрочем, плохо понимая, что говорит.

— А я? — Пенелопа, кокетливо повернулась к нему сначала спиной, потом правым и, наконец, левым боком. — Я тебе нравлюсь?

— Очень! — хрипло повторил он, садясь на кровати и выпуская из рук подушку. Проклятая простыня соскользнула, открывая его тощие, довольно густо поросшие рыжими волосами, ноги. Перси вспыхнул, хотя казалось бы, сильнее покраснеть он уже просто не мог. Ему оставалась лишь радоваться, что окна зашторены, а в свете свечей его румянец, наверное, заметен немного меньше.

— Ты мне тоже мне очень и очень нравишься, — Пенни подошла поближе и, поставив колено на край кровати, наклонилась вперёд, позволяя Перси заглянуть в прикрытое воздушным кружевом декольте, а затем заползла на кровать, словно кошка, и так же по кошачьи медленно стала приближаться к нему.

…Ползти на четвереньках оказалось до ужаса неудобно — край эротичной ночной сорочки (по крайне мере, именно это было написано на ценнике) норовил оказаться у неё под рукой, матрас проминался в самый неожиданный момент, а чулки скользили по шёлковым простыням словно коньки по льду.

Так и не достигнув желанной цели, Пенелопа застыла где-то на середине пути. А ведь она столько раз представляла, как легко толкнув Перси в грудь, заставит его откинуться, а сама, томно зависнув над ним, приблизит свои губы к его губам, а затем поцелует так горячо, как никогда прежде!

Теперь же она боялась лишний раз шевельнуться, чтобы неловко не растянуться прямо на простынях. И почему же она не додумалась проверить, как это всё будет на практике! С другой стороны, она ведь может раздеться… Она подтянула сорочку повыше и снова двинулась вперёд, получая удовольствие уже от того, как у Перси смотрит на неё потемневшими расшившимися глазами, и как подрагивают его губы…

Пенни оказалась уже так близко, её руки были на уровни его талии, когда за окном вдруг раздался резкий хлопок и возмущённые голоса — и Перси заледенел от мысли, что это вернулись родители Пенелопы, и отшатнулся назад, снова ударившись о деревянное изголовье.

— Опять соседи, — поморщилась Пенелопа, и, досадуя, что не сделала этого раньше, наложила на окно заглушающее и требовательно шепнула: — Не отвлекайся!

Непреклонность, написанная на её лице, вдруг живо напомнила Перси выражение лица его мамы в моменты, когда она решительно врывалась в комнату близнецов или отправляла Рона бороться с садовыми гномами.

Перси вдруг осознал, что до этого момента они с Пенни никогда не видели друг друга голыми: целоваться они, конечно же, целовались, и обнимались тоже немало, и, разумеется, их руки оказывались под одеждой друг друга не раз и не два, но вот так, раздеться полностью им было просто негде. Не в ванной же старост, пароль от которой при желании может легко узнать любой старшекурсник! Так что теперь они впервые оказались наедине в полностью пустом доме, который был в их распоряжении на весь уик-энд.

Пенелопа размышляла в схожем ключе — и они какое-то время сидели и с затаённым любопытством рассматривали друг друга, а потом, не сговариваясь, одновременно прыснули со смеху — и стало легче. Пенни, улыбнувшись смущённо, придвинулась ближе к Перси и спустила с плеча сперва правую бретельку, а затем и левую. Белый шёлк соскользнул вниз, оставив её обнажённой до пояса, и взору Перси открылась её аккуратная грудь с крупными розовыми сосками.

Как заворожённый, Перси несмело прикоснулся к ней пальцами, а затем положил ладонь и слегка сжал. Пенелопа как-то рвано выдохнула, а затем, стремительно обняв Перси за шею, припала губами к его губам.

Поцелуй вышел томящим, сладким и долгим. Когда они оторвались друг от друга, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, Пенелопа, отстранившись, стянула ставшую уже ненужной сорочку через голову и отправила её куда-то за пределы кровати. И теперь уже Перси поцеловал её первым — и тут в их поцелуе появилось нечто неожиданное и новое.

Прекрасные золотистые волосы Пенелопы наэлектризовались и, распушившись подобно шапке гигантского одуванчика, теперь всюду лезли и ужасно путались. Перси вынул длинный волос у себя изо рта, невероятно смутив этим Пенни, однако им и в голову не пришло остановиться и вспомнить нужное заклинание. Они продолжали целоваться, прижимаясь к друг другу сильней и касаясь намного жарче и откровеннее, чем когда-либо прежде, и теперь уже никакие волосы и даже очки не могли помешать возбуждению, охватившему их обоих.

Однако делать это на шёлковом белье оказалось на удивление неудобно: охваченные страстью тела то скользили по нему, то прилипали, оставляя темнеть на алом атласе влажные пятна. Волосы продолжали мешать, а простыня, которой Перси и Пенни смущённо укрылись, и которая по закону жанра просто обязана была бы в решающий момент соскользнуть на пол, путалась где-то в ногах…

Перси отчаянно хотелось послать весь этот вычурный шёлк к Морганиной бабушке и переместиться хотя бы на пол, но покрывающий его густой ковёр из розовых лепестков казался ему ещё менее привлекательным. Можно было бы трансфигурировать шёлк во что-то более подходящее, но тогда Пенни наверняка бы обиделась, тем более, Перси пришлось бы остановиться, а затем и вовсе выпустить Пенни из рук, а на это у него, определённо, воли не хватило бы.

В тот самый момент, когда они неожиданно ловко всё-таки поменялись местами, и теперь уже Перси нависал над распростёршейся на скользких простынях возлюбленной, когда его рука уже практически прикоснулась к самой манящей и неизведанной области Пенелопы, она внезапно жестом заправского фокусника вытащила, кажется, из-под подушки небольшой блестящий квадратик.

— Что это? — задыхаясь, удивлённо пробормотал Перси.

— Это презерватив, — Пенелопа смутившись, улыбнулась немного нервно. — Маггловский способ предохранения, — пояснила она. — Я, конечно же, выпила зелье, но оно даёт всего девяносто семь и семь процентов гарантии. Поэтому мы должны позаботиться о дополнительной безопасности... — она вновь смутилась, но заставила себя проявить решительность: — Перси, если мы дорожим друг другом, тебе придётся его надеть.

— На что? — сглотнув, уточнил Перси и потянулся к квадратику из фольги, уже начиная что-то смутно подозревать. Взяв его в руки, он лишь уверился в своих подозрениях: тот был ему смутно знаком. Маленький, плоский, с плотным колечком внутри…

— На… него, — Пенелопа смущённо хихикнула и провела рукой по тому самому месту.

— Как? — потрясённо уточнил Перси, кажется, на несколько секунд выпав из привычной реальности, пока её рука нежно ласкала его там по всей длине. — Но… зачем? Как же тогда... я… мы…

— Магглы всегда так делают — и ничего, — пожала плечами Пенелопа с несколько преувеличенной уверенностью. — Вместе у нас всё получится… я тренировалась, — добавила она, пламенея щеками. Глаза Перси при этих словах стали, кажется, ещё больше, а его рука так резко остановила её ладонь, что Пенелопа поспешила прояснить неловкую ситуацию: — Сначала я пробовала с бананом, а затем трансфигурировала… похожий объект. Это несложно, — заверила она. — Словно натягиваешь перчатку… Только палец всего один, — она покраснела ещё гуще.

— Хорошо, — неуверенно кивнул Перси, Пенелопа же внезапно ощутила лёгкое разочарование от того, что он так легко согласился, а не стал пытаться узнать подробности. Вот Роберт Хиллиард был тогда так впечатлён, когда она привозила их в школу... и девочки… С другой стороны, решила она тут же, пожалуй, Перси лучше об этом не знать. И вообще, не надо отвлекаться — она же так ждала этого дня и так много думала о нём! Что за мысли ей сейчас лезут в голову?!

Чтобы их прогнать, Пенелопа решительно сняла с Перси очки и, наклонившись, буквально впилась в его губы своими. Они целовались, целовались, словно сумасшедшие, но Пенелопа никак не могла окончательно прогнать овладевшую ей досаду на такое вопиющее безразличие к необычным новым вещам, и, чтобы избавиться этого ощущения, она зарылась пальцами в короткие рыжие волосы и снова припала к его губам.

— Слушай… — задыхаясь, пробормотал Перси, когда в самый, как ему показалось, неподходящий момент Пенелопа вновь остановилась и поспешно начала отрывать уголок у своего квадратика, — Пенни, я так не могу… Есть же чары… я их идеально выучил, правда! Все их используют… и нужное зелье ты уже выпила… Давай, может…

— Мы не будем рисковать так! — вспылила Пенелопа, и её голос зазвенел. — Или так — или у нас ничего не получится! Тебе говорить просто — если что, не…

— Хорошо, хорошо, — торопливо перебил её Перси, сейчас готовый согласиться не то что на этот дурацкое маггловское приспособление, а даже на… он не в силах был в такой момент подобрать приемлемое сравнение, так что просто не стал додумывать эту мысль. — Может, мы уже…

— Она не рвётся! — чуть не плача от досады, воскликнула Пенелопа. — Возьми палочку!

— Сейчас, — он сунул было руку под ворох подушек, однако палочки там не оказалось — а ведь он же точно её там оставлял. — Сейчас! — повторил он, лихорадочно шаря руками по скользкой простыне и засовывая пальцы в щель между матрасом и спинкой кровати. Наконец, он, кажется, что-то нащупал — и в этот момент его взгляд совершенно случайно упал на тумбочку, где меж горящих свечей сиротливо стояла неподвижная колдография, с которой на него смотрели родители Пенелопы. И если миссис Клиуотер взирала на него с укоризненной, то мистер Клиуотер… просто смотрел в упор, и его белозубая улыбка явно не сулила Перси ничего хорошего.

Перси быстро зажмурился — и понял, что упустил палочку: пальцы больше не ощущали ничего, кроме дерева в изголовье и ткани матраса, но не мог же он просто сдаться?

— Дай-ка, — Перси выхватил из вспотевших пальцев Пенелопы проклятый квадратик и, зажав зубами уголок, дёрнул. Тонкая, но удивительно прочная фольга порвалась, и в нос ему ударил запах молочного шоколада. — Это что, едят? — спросил он, берясь двумя пальцами за на удивление склизкое резиновое колечко… и тут его озарило. Он с ужасом вспомнил, где именно ему уже доводилось видеть точно такой же предмет, и теперь он упорно старался отогнать навязчивый образ того, как пытался отобрать именно эту штуку у трёхлетней сестры, которая вцепилась в фольгу зубами. Но что было ещё сложней — запретить себе думать о том, как она попали в карман папиной мантии…

— Перси, ну о чем ты! — уже отчаиваясь, помотала головой Пенелопа. — Это просто запах такой… дай сюда!

Отобрав колечко, она решительно схватила Перси за самое дорогое, сжав рукой так сильно, что он придушенно охнул, и на его глаза навернулись слёзы, но Пенелопа, похоже, даже этого не заметила.

Перси, стараясь не дышать лишний раз, испуганно наблюдал, как Пенни пыталась на практике применить весь свой опыт натягивания перчаток на фрукты, но выходило, насколько он мог судить, не слишком: постепенно превращаясь в вытянутую кишку мутная матовая плёнка морщилась и налезала с трудом. А глупый и неуместный сейчас запах растаявшей шоколадушки только подрывал решительность Перси — а вместе с ней таяли и его размеры.

Он вообще не любил сладкое, а шоколад — особенно, и теперь никак не мог отвлечься. Хотя… хотя, если прямо сейчас крепко обнять и поцеловать Пенни, снова прикоснуться к её груди и затем позволить руке двинуться ниже, то, возможно, он сможет взять себя в руки и вернуть нужную степень… твёрдости.

Эти мысли неожиданно взбодрили его, и Пенни смогла, наконец, закончить надевать на него это жуткое маггловское приспособление и с радостью ответила на поцелуй, обнимая его за плечи. Её руки оказались выпачканы в той же склизкой гадости с запахом шоколада, и Перси теперь старался дышать ртом, потому что дракклов запах жутко его отвлекал. Впрочем, всерьёз отвлечь от Пенни его могло уже мало что — и когда она легла на спину и шепнула жарко:

— Ну же, давай! — для него на свете остался только один запах — запах Пенни.

Он мужественно навис над ней, его руки мгновенно взмокли, а между пальцами на ногах предательски зачесалось. Он отвлёкся всего на миг, но его ладонь неожиданно заскользила по коварно промявшемуся под его весом шёлку, и он больно ударился локтем о рёбра возлюбленной. Пенни вскрикнула и, дёрнувшись, рефлекторно оттолкнула его, заехав своим кулачком ему под дых.

Воздух словно выключили, и мир взорвался снопом слепящих искр — Перси рухнул, перекатившись на спину, и замер, пытаясь дышать ртом, однако у него никак не выходило ни выдохнуть, ни вдохнуть. В глазах начало темнело, а мистер Клиуотер на фотографии кажется, торжествующе улыбнулся.

— Перси, Перси! — Пенелопа сначала испуганно схватила его за плечи, а затем начала колдовать. — Прости меня, пожалуйста… Боже, Перси… больно, да? Что мне сделать? Что ты хочешь?

Что-нибудь членораздельнее чем «у-у-у-ы-ы!» Перси смог выдавить из себя далеко не сразу — но, когда отдышался немного, сумел произнести:

— Н-нич-чего… — и это было самым точным ответом на её последний вопрос. Ему уже ничего не хотелось. Вообще.

Пенелопа отвернулась, закрывая лицо руками, и всхлипнула. Её плечи поникли — и Перси снова стало больно и тяжело, но на этот раз уже совсем не от удара. Он придвинулся ближе — тем более что боль, давно отошла на второй план — обнял свою возлюбленную, и начал гладить её по волосам и плечам, затем поцеловал в нос и сказал со всей нежностью, на которую был способен:

— Ну что ты, Пенни, любимая! Ты же мне писала, что дома никого не будет до завтра. У нас ещё целая куча времени! Попозже, если ты захочешь, попробуем ещё раз? — осторожно спросил он, получив в ответ нерешительную улыбку.

Пенелопа, в последний раз шмыгнув носом, взяла его за руку и спросила:

— Хочешь посмотреть нашу библиотеку?

* * *

Солнечный свет заливал комнату через распахнутые портьеры, и Пенни, отыскав свою сорочку, трансфигурировала её в короткий халатик. Перси же подошёл к делу основательнее, и из его рубашки халат вышел классическим, в пол. И, словно по молчаливому соглашению, оба они получились белыми. Почему-то незадачливым любовникам это показалось забавным и удивительно милым — они обнялись, а затем, взявшись за руки, отправились осматривать дом.

Сперва они, конечно же, направились в библиотеку. А затем запаслись чаем и горячими сэндвичами с помидорами и сыром и удобно устроились на большом диване в гостиной, где, замирая от восторга и удивления, Перси впервые в жизни посмотрел настоящий маггловский фильм. И когда Робин Гуд на экране страстно поцеловал свою леди Марион, Перси сам не заметил, как они с Пенни тоже начали целоваться — а затем обошлись без шёлковых простыней и маггловской шоколадной резинки. Хорошо хоть нужное заклинание удалось вспомнить вовремя — ведь, в конце концов, он ответственный взрослый волшебник, а зелье даёт всего девяносто семь и семь десятых процентов гарантии.