Сборник драбблов (джен)

1. "Арабелла"

Корабли не умирают...

— Если мы не сможем победить де Ривароля, то я потоплю свои корабли в

канале и не дам ему возможности уйти из Порт-Ройяла...

Лунный свет, не в силах пробиться сквозь толщу воды, сюда почти не проникает, но Блад хорошо видит остов большого корабля: «Арабелла» лежит, накренившись на левый борт, носовая часть занесена песком, тем не менее, еще угадываются очертания огромной пробоины. Фок-мачта рухнула, две другие лишились реев; борта обросли ракушками, а во мраке трюмов нашли себе приют разноцветные рыбки и прочие морские твари. Лениво шевеля плавниками, проплывает рифовая акула. Хищница сыта и не обращает внимания на возможную добычу.

Внезапно стайки рыбок бросаются прочь. На квартердеке клубятся тени, в их глубине возникает мужская фигура. Мужчина ступает на палубу, и «Арабелла» содрогается, дрожь бежит по песку. Корабль, будто мифический титан, пробуждается от зачарованного сна. Его нос медленно приподнимается, и вот уже киль оторвался от песка, и «Арабелла» устремляется вверх — к залитой лунным светом поверхности моря. На юте, скрестив руки на груди, стоит капитан. И прежде, чем вырваться из тягостного кошмара, Блад успевает увидеть его лицо — и узнать себя...

…Питер Блад, губернатор Ямайки, глубоко вздохнул и открыл глаза. Как же душно. Он осторожно поднялся, стараясь не разбудить Арабеллу, и подошел к окну. В приоткрытую створку тянуло пряными цветочными ароматами. Окна губернаторской спальни выходили в сад, а не на залив, и Бладу захотелось к морю: уснуть все равно больше не удастся, к тому же через пару часов рассветет.

«...Я потоплю свои корабли в канале...»

Перейти Рубикон, сжечь мосты... Тогда это казалась так просто, почему же сейчас глухо щемит в груди? Да еще сны. Впервые затонувшая «Арабелла» привиделась ему где-то через месяц после боя. Счастливый супруг и обремененный многими заботами губернатор, он не придавал этим снам особого значения. Однако до сих пор ему не доводилось встречаться с самим собой.

Его логический ум отметал зловещие морские суеверия. Жара приводит к сгущению крови и вызывает дурные сновидения — только и всего. А небольшая прогулка поможет ему привести мысли в порядок. Бесшумно одевшись, Блад спустился в сад, затем пересек двор форта и подошел к воротам.

Сержант охраны и двое рядовых вытянулись при виде губернатора:

— Ваше превосходительство?

— Откройте калитку, сержант.

— Прикажете выделить охрану? — спросил тот, делая знак солдатам.

— В этом нет необходимости.

Сержант невозмутимо кивнул: многолетняя служба давно отучила его удивляться прихотям начальства.

Скрежетнул засов, и калитка открылась. Через минуту Блад был уже на молу.

«Зачем я здесь? Чтобы убедиться в бессмысленности моих снов?» — спросил Блад себя, разглядывая пустынное море.

Тьма уступала место предрассветным сумеркам. Огромная луна стояла совсем низко, и лунная дорожка пролегала как раз там, где его «Арабелла» ушла под воду.

«А ведь сегодня ровно год...»

Блад горько усмехнулся и уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг замер, краем глаза уловив движение. Он медленно оглянулся: в лунном сиянии проступал призрачный силуэт корабля. Блад бросил взгляд на форт, чтобы понять, заметили ли призрак и там, но нет, часовые прохаживались по стене, как ни в чем ни бывало.

С каждым мгновением корабль становился все отчетливее. Чувствуя, как на лбу выступает испарина, Блад, не отрываясь, смотрел на него. В душном тяжелом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, однако прорванные ядрами паруса пузырились. Уже можно было разглядеть взбирающихся по вантам матросов. Но что это были за матросы! До предела обострившимся зрением Блад видел и испанцев — в проржавевших кирасах, разрубленных шлемах — и корсаров. Их одежда истлела, и из прорех торчали кости, а черепа скалились вечной усмешкой. Ему даже казалось, что он узнает тех, кто был когда-то в его команде: по характерным движениям, по болтающимся на обнажившихся шейных позвонках амулетам — непременно чудодейственным, но так и не принесшим удачи своим владельцам...

В проемах окон кормовой каюты мерцало зеленоватое свечение, а на квартердеке застыл высокий человек в черном камзоле. Сердце стиснули безжалостные холодные пальцы, дыхание перехватило. Кто же командует кораблем мертвецов? Дон Диего? Или... он сам? Не явилась ли ему та часть его души, которая отправилась вслед за «Арабеллой» на дно? Блад ждал, что мертвый капитан обернется, как это случилось во сне, но тот продолжал смотреть вперед.

«Арабелла» уходила все дальше и дальше, растворялась в лунных бликах, а с востока уже катился алый рассвет. И лишь за мгновение до того, как корабль исчез, Бладу показалось, что капитан вскинул руку в прощальном жесте.

2. Дневник капитана Блада

...Однажды прогуливаясь по пляжу, Арабелла Блад нашла полузасыпанную песком тетрадь в кожаном переплете. Многие страницы отсутствовали, другие сильно пострадали от морской воды. Нельзя ручаться, что дневник вел именно капитан Блад или что миссис Блад удалось верно расшифровать записи. Кое-кто, в частности Джереми Питт, утверждал, что это подделка или чья-то неудачная шутка. Мнение на этот счет его превосходительства губернатора Блада осталось неизвестным...

«...Я отпустил Бишопа, надеюсь, Арабелле это понравится...»

на полях нарисована девушка: большие глаза, изящная шея, плечи

ниже, к сожалению, расползается чернильная клякса, скрывающая остальную часть рисунка

«Провел чудесный вечер с Джереми, смотрели на звезды.

Узнал разницу между ожерельем Венеры и поясом Ориона».

«...Ночью приснился дон Диего — к чему бы это? Надо было сделать вскрытие, чтобы убедить Эстебана в том, что его отец умер сам. А не от вскрытия»

на следующий день: «Понял, к чему снится дон Диего, — сегодня у Огла заклинило пушку».

«...Мне чертовски идет черное с серебром...»

«Джереми потребовал перо и бумагу. Много бумаги. Сказал — будет вести судовой журнал, и глаза его горели вдохновением. Почему-то меня одолевают сомнения в том, что...»

окончание фразы — неразборчиво

«На меня страстно смотрел Истерлинг и звал на обед при свечах.

Хмм... что об этом могла бы подумать Арабелла?»

«...Обед плавно перетек в ужин. Не стоило волноваться, оказалось, Истерлинга интересовал не я, а мой корабль...»

«На меня страстно смотрел Левассер. Он зря старается, теперь-то я знаю: ему нужен мой корабль, а не я».

«...Заказал мессу за упокой грешной души — не хватало еще, чтобы призрак распутного француза смущал моих пиратов».

«...Мадемуазель д’Ожерон снова предлагала свою руку и сердце. Снова отказался.

Ее папаша в унынии: после всего, что было, кто еще захочет взять ее в жены?»

«...Писал письмо дону Мигелю де Эспиносе. Запамятовал, как по-испански пишется «многоуважаемый». Не слишком ли мало я запросил за сохранность Маракайбо?»

«Каузаку не повезло».

«...Все прекрасно, но что об этом подумает Арабелла?»

на полях — попытка нарисовать сердечко

поверх изображено сердце вида homo sapience

«На днях вытащил из тюрьмы Пуэрто-Рико Волверстона и его парней. Удивительно, испанским губернаторам до сих пор не разослали мои приметы».

«...А Джереми Питт все пишет и пишет. Так называемые судовые журналы уже заполнили рундук. Хотел почитать, что в них написано, но Джереми носит ключ с собой. Велел ему выбросить рундук за борт. Надо бы прописать ему успокоительное, дабы усмирить его фантазию...»

«Волверстон утопил клад Моргана...»

непереводимая игра слов на латыни, несколько из них вымараны, на полях — рисунок скрещенных берцовых костей, выполненный со знанием дела

«Вчера меня пыталась завлечь одна дама. В итоге выяснилось, что речь шла всего-навсего о покушении. Жаль, дама была весьма недурна собой».

«Каузаку опять не повезло».

ниже — убористым почерком результаты вскрытия трупа, «...мужчины примерно сорока лет, умершего от попадания пули в сердце», а также краткая справка о воздействии на человеческий организм ядовитого растения под названием «Манзанилла»

«Мадам де Кулевэн поняла меня неправильно. Впредь не следует заниматься спасением прекрасных дам (хотя бы попытаться!)». последняя фраза подчеркнута два раза

«Для разнообразия спас штурмана Питта — а то с кем я еще смогу поговорить о звездах. Добрался до забытого им на столе судового журнала и пришел в ужас. В отместку изложил в журнале историю любви Джереми к мадемуазель д’Ожерон».

«На меня страстно смотрел дон Мигель. Но ему-то точно мой корабль без надобности...

...Дона Мигеля пришлось отпустить. Я хороший»

восклицательный знак, зачеркнуто, вопросительный

сбоку торопливо приписано:

«Арабелле это все равно не понравилось!»

следующая страница вырвана

«Уэйда я тоже отпустил. И Бишопа. Это не лечится. Пойду выпью еще».

далее записи крайне неразборчивы, но изображение губернатора Ямайки в поперечном разрезе на одной из страниц поражает анатомической точностью

«...Приходил Нед, звал на Порт-Ройял. Отправил его поднимать клад Моргана...»

«...Приходил месье д’Ожерон. Думал — опять будет сватать Мадлен. Ошибался. Это всего лишь приглашение от де Ривароля...»

несколько зачеркнутых фраз

в дневнике имеются еще две страницы, однако прочитать, что там написано, не представляется возможным

и только в конце последней страницы различим рисунок вельможи в парике и шляпе, рядом нарисован мужской детородный орган, а ниже подпись:

«Барон де Ривароль».

еще ниже — размашистым уверенным почерком выведено:

«Идем на Порт-Ройял!»

3. Перекресток

кроссовер "Хорнблауэра" и ОКБ

Арчи Кэннеди, зная что его рана смертельна, нашел в себе силы явиться на трибунал и спасти друга. И умер. Но со смертью жизнь не заканчивается

Мистическое АУ финала серии "Возмездие".

Арчи Кеннеди не знал, сколько прошло времени. Поначалу он ясно слышал голоса доктора Клайва и Горацио, стоящих над ним, и чувствовал холод, поднимающийся от ног к самому сердцу.

«Это и есть смерть? И почему, если я умер, я всё осознаю?»

Потом он подумал:

«Удалось ли сэру Эдварду спасти Горацио и Уильяма?»

Это продолжало беспокоить Арчи, но мертвящее оцепенение не позволяло ему даже шевельнуться. Мгновения текли одно за другим. Иногда Арчи ощущал присутствие других людей рядом с собой, но их голоса всё глуше доносились до него, и он почти перестал разбирать слова. Он еще различал свет и тьму, но словно начал погружаться в морскую пучину…

В глубине ошеломленного сознания билась одна мысль:

«Но я же жив, жив!»

Из запредельной дали долетел заунывный звон. Колокол? В какой-то момент Арчи узнал склонившихся над ним сэра Пеллью и Хорнблауэра. Потом стало совсем темно… Он встрепенулся. Невыносимый ужас запустил когти в его душу:

«Меня похоронят… Неужели я буду продолжать думать и… после… в земле?!»

Эта мысль пробудила в нем отчаянную ярость, которая выжгла дотла весь наполнявший его страх. Он напряг все силы и волю в попытке пошевелиться, открыть глаза, хотя бы застонать:

«Врёшь! Я не сдамся!»

И тут же пришло ощущение полёта, впрочем быстро сменившегося падением. Арчи весьма ощутимо приложился спиной, но с безграничной радостью и облегчением понял, что вновь может двигаться.

Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Терзавшая его на протяжении многих дней боль ушла, тело наполняла необычайная легкость; тёплый ветер, напоенный знакомым медовым ароматом, ласково касался лица.

«Вереск цветет… Вереск? Откуда ему взяться на тропической Ямайке?»

Арчи открыл глаза и рывком сел, изумлено озираясь: вокруг и в самом деле были пологие холмы, заросшие цветущим вереском. Место казалось знакомым, будто неведомо как он перенесся на пустоши Йоркшира или Сомерсета…

«Что за чертовщина со мной творится?! Я спятил от страха? Или наконец-то умер и попал в рай? Как я здесь оказался?» — Арчи смотрел на открывающиеся его взгляду красоты, отказываясь верить собственным глазам.

Он встал на ноги и обнаружил, что совсем рядом пролегала узкая тропинка, сливающаяся с десятком других таких же тропок в сотне ярдов от него.

«Перекресток» — неожиданно пришла в голову чёткая, не его мысль.

«Точно, спятил. Еще голосов в голове мне не хватало…»

Несмотря на мирный пейзаж, в нем нарастала тревога. А еще — желание вернуться обратно, пусть даже в тюремный лазарет. По крайне мере, там он был бы уверен в здравости своего рассудка.

«Хочешь вернуться?» — в чужом голосе сквозила насмешка.

«Но как?» — Кеннеди решил-таки вступить с неведомым собеседником в диалог, готовый заключить сделку с самим дьяволом, чтобы выбраться отсюда.

«Видишь тропинки? Выбери одну из них».

«И я вернусь к своим?»

«К своим? А кто такие свои? Те, что хотят вздернуть тебя?»

«Горацио, сэр Пеллью. Мистер Буш…»

«Горацио пока что не знает, как спасти от петли свою шею. Да и мистер Буш…»

«Неправда! — горячо возразил Кеннеди. — Я же взял вину на себя! И сэр Пеллью их не оставит!»

«Храбрец, — продолжал насмехаться некто. — Их, но не тебя. Ты сам подписал себе смертный приговор, как бы патетически это не звучало. Но в смерти нет ничего патетического, вот уж поверь. И поэтому я еще спрошу тебя: значит ли это, что ты хочешь вернуться и к виселице?»

«И к виселице», — упрямо повторил Арчи.

«Пожалуй, уместней назвать тебя упрямцем. Или глупцом».

«Называйте меня, как вам угодно, сэр Насмешник, — начал терять терпение Арчи. — Но я не желаю и далее оставаться в вашей… богадельне!»

«Горяч. Очень. И при этом — какая же жажда жизни! — тихо пробормотал Насмешник, затем добавил уже громче: — Не знаю, куда ты вернешься. Я не могу подсказывать, ты должен выбрать сам».

Арчи сделал несколько шагов по пружинящему цветущему ковру и ступил на тропинку.

«Один совет: на Перекрестке остановись и прислушайся».

«Обойдусь без советов», — строптиво отозвался Арчи.

Но он и в самом деле остановился неподалеку от пересечения тропинок, напряженно прислушиваясь. С одной стороны ему почудился лязг сабель и конское ржание, как будто бы совсем близко неведомые противники рубились в лихой кавалерийской стычке, хотя насколько хватало глаз, он был один на этой вересковой пустоши. С другой донесся высокий женский голос, певший печальную песню на неизвестном языке. Вряд ли эти тропинки приведут его обратно…

Он раздумывал, куда же пойти, как вдруг ветер принес запах моря. Арчи явственно услышал знакомое поскрипывание корабельных снастей. Раздался приглушенный расстоянием пушечный залп, и кто-то, в чьём звучном голосе звенел металл, скомандовал:

— Вперёд, Джереми! Прямо на них, пока они не успели опомниться! Приготовиться к абордажу!

То, что надо! Кеннеди обрадованно засмеялся и шагнул вперед.