Руины Тиррэн Рина. От смерти до смерти (джен)

46 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный Мир

— Ну, здравствуй… отец.

Изар вскочил на ноги так быстро и пружиняще, словно бы не сидел секунду назад в кресле, закрывая лицо дрожащими руками, словно бы не выпил уже вина. Вскочил, развернулся резко, взметнулось вверх с его ладоней золотистое пламя, обратилось пылающей сетью — но до пришельца не долетело. Тот выскочил из тени, прокатился по полу, вновь перемещаясь Магистру за спину, однако момент был упущен — застигнутый врасплох маг уже пришёл в себя. Изар кинул с разворота новую сеть, всё же зацепившуюся за незнакомца и спеленавшую его в тугой кокон.

Тот зарычал, выгнулся от боли — от какой боли? -, запахло палёной шерстью и заклинание лопнуло, разлетаясь в клочья.

— Какого?.. — прошипел Изар, но выставить щит уже не успел — не человек уже, чёрный волк прыгнул вперёд, опрокинув его на спину и сшибая в сторону кресло.

Раз. Магистр дёрнулся — показательно, не давая зверю и повода усомниться в победе, позволил ему прижать свои руки лапами к полу.

Два. Нарочно рвано вздохнул, изображая испуг, когда звериные клыки клацнули у его шеи.

Три. Запульсировал под кожей обжигающий жар. Ещё секунда, и обжигать он будет уже не его. На удивление полезное заклинание, и всего лишь уровня ионира. Сколько людей так попалось?..

Четыре.

Волк взвыл так, словно только что дотронулся до ещё не остывшего, едва потухшего угля. По сути, конечно, до него он и дотронулся… Раскалённая, едва ли не плавящаяся кожа умела обжигать ничуть не хуже. Жаль только мантии, она была почти новой.

Что же, пора начинать новый отсчёт? Не пришлось — зверь всё же дёрнул лапами, рыкнул болезненно, и Магистру хватило этой короткой заминки. Рвануться вперёд, выбросить руку, впечатывая раскалённую ладонь в мощную волчью грудь, проскочить около самой оскаленной безумной морды и навалиться сверху, на спину.

Короткое: «Элайа эрги», не сказанное даже, обозначенное едва шевелящимися губами, и вокруг шеи зверя обвивается огненная цепь. Оба её конца — в руках Изара.

— Кто ты такой?

Пальцы жжёт ещё едва ощутимо. Маррак, он не выставил защиту от огня… Теряет хватку.

Тело волка под ним крупно дрожит, обдаёт жаром, широкая шерстистая спина поднимается и опадает. Не хищник. Загнанная дичь. Звенья огненной цепи жгутся всё ощутимей, но Изару не привыкать к боли от ожогов. Сколько раз он терпел её ещё ивегардом, когда не знал иного способа защиты, кроме как перчатки? Перчатки, что не только не всегда оказываются под рукой, но и прожигаются любым мало-мальски сильным заклинанием. Дрянные перчатки с дрянного рынка… Когда он заступил на пост Главного Магистра, то едва ли не первым своим указом обязал лэсвэтские академии выдавать ученикам перчатки вместе с формой. Хорошие, из зачарованного аарского шёлка.

— Кто ты такой?

«Я пришёл лишь поговорить. Клянусь кровью вьёла, что течёт в моих венах — я не причиню тебе вреда ни сейчас, ни потом. Лишь поговорить.»

— О, как мы заговорили. Не причинишь вреда? Не ты ли чуть не порвал мне горло, волк?

«Ты напал первым. Я пришёл лишь поговорить. Выслушай, а после делай со мной что хочешь.»

— Какой мне резон слушать тебя?

 

« — Запомни, мальчик. Если ты скажешь всё правильно, то он ничего тебе не сделает. Он всё же не чудовище, поверь мне.

- Откуда тебе знать? Ты не видела его столько лет, всё могло измениться.

- Я знаю.»

 

«Я клялся кровью. Почему ты мне не веришь?»

— Ты мог убить меня.

«Я поклялся.»

— Поклялся на крови… Вьёльей. Что же, ты знаешь, что бывает за нарушение такой клятвы. Говори. Кто ты и зачем пришёл?

«Отпусти меня.»

Изар смерил притихшего зверя оценивающим взглядом. На ладонях и пальцах начинали набухать пузырьки волдырей.

Придётся просить у Эмила мазь.

Цепь с тихим шипением лопнула, и Магистр спрыгнул с задышавшего ровнее волка, отошёл к окну, едва удержавшись от того чтобы остудить ладони о ледяное стекло. Не поможет, да и не время ещё расслабляться. Защита всё же легла на искалеченные пальцы — лучше поздно, чем никогда, а огонь под кожей затих, смиренно ожидая своего часа.

Изар знал о силе кровных клятв, но этот странный вьёл может оказаться и подосланным убийцей-смертником.

Зверь вздрогнул, упал на ковёр — словно не мог дольше стоять. Может, действительно не мог? Огонь колет остро. Слабо замерцала волчья шерсть, пришелец выгнулся с хрустом и через несколько долгих секунд вновь обрёл человеческое обличье. Темноволосый смуглый человек, несмотря на конец элэйнана одетый в одну лишь длинную рубашку, ещё минуту пролежал ничком и тяжело поднялся с пола. Тяжело, но самостоятельно и достаточно ловко для человека, которого только что чуть не сожгли заживо.

Незнакомец поднял голову, вперив в Изара взгляд жёлтых волчьих глаз на смутно знакомом лице.

Даже так…

— Если я правильно помню, ты один из воинов эльфийской делегации, прибывшей ко мне по поводу Светлого Рэттана. Я уже сказал вам вчера, что согласен предоставить десяток своих магов, но не больше. Мы обсуждаем это не первую неделю. Мне казалось, что вы наконец-то примирились именно с таким количеством.

— Я пришёл не из-за Светлого… отец.

Магистр приподнял бровь.

— Я уже решил, что мне послышалось. Ты ошибся, волк. У меня нет и никогда не было детей.

— Меня зовут Сверр. И я не ошибаюсь, — пришелец с силой мотнул головой, словно бы не обращая внимания на багровеющий на его шее ожог. — Ты ведь помнишь…

— Прекрати мне тыкать, мальчик. Твоё панибратство совершенно неуместно. Мне следует напомнить о том, что в любой момент я могу позвать стражу?

Или испепелить тебя самостоятельно.

— Но ты, — упрямо продолжил вьёл, — этого не сделаешь. Тебе ведь интересно, я чувствую.

Изар хмыкнул.

— Действительно, мне очень интересно послушать твою ложь, которой ты попытаешься доказать мне невозможное.

— Тогда я продолжу. Возможно, ты вспомнишь… Ты ведь знал когда-то девушку по имени Фета? Вьёлу из Лакры, небольшой деревеньки на берегу озера Нефита, что рядом с лесом.

— Допустим.

— Ты был там двадцать четыре года назад. Большой срок, особенно для человека…

— Короче, волк.

Пришелец усмехнулся — он видел, что Изар вспоминает то, чего помнить не хотел, и это явно его радовало. Проклятый вьёл…

— Вы с Фетой жили вместе некоторое время — пока ты не уехал обратно в Белозар. Обязательств между вами не было, это верно, но ребёнка через несколько сезонов после твоего отъезда она всё же родила. Ребёнка без отца. Этот ребёнок сейчас стоит перед тобой. Я знаю, что тебе нужны доказательства, потому что без них мои слова — пустой звук. У меня их два.

— Вот как… И чем же ты собираешься доказывать наше родство? — Магистр тонко улыбнулся. Мальчишка действительно мог быть её сыном, он видел схожие черты, но где доказательства того, что он имеет отношение и к нему?

— Зажги свет и увидишь первое, если ещё не обратил на него внимания во время наших встреч по поводу дел Светлейшего, — вьёл (Сверр, всё же поправил себя Изар) прошёлся по кабинету до стола, на котором стоял массивный канделябр, и обернулся, выжидающе глядя на Магистра.

Все свечи в комнате вспыхнули разом по щелку его пальцев, залив её ярким, почти дневным светом. Багрово-чёрные кудри рассыпались по плечам пришельца, когда он показательно мотнул головой, поймали блик света, обращая его в закатный багрянец. Изар знал, что его собственные волосы блестят сейчас точно так же. Он скрипнул зубами.

— Этого мало. Пусть этот цвет и выделяет наш род среди прочих, одним им ты ничего не докажешь. Вряд ли только у Маугов такие волосы.

— Вряд ли, — с улыбкой согласился Сверр, — но ведь это не всё, что я хотел тебе показать. Ты помнишь, что подарил ей на прощание? Вот моё второе доказательство.

Вьёл наклонил голову, снимая с шеи незамеченную Магистром прежде цепочку, и протянул её ему. Изар поймал висящий на ней медальон, обвёл кончиками обожжённых пальцев вырезанный на бронзе цветок и опустил руку.

— Да. Я помню. Но это не значит, что я верю тебе. Если Фета знала, что её сын от меня, то почему не написала? Я оставил ей свой адрес, она могла — должна была — рассказать.

— Всё просто. Ты не был её акаша́ром⁽¹⁾, ты ведь и сам знаешь это — в тебе ведь есть капля вьёльей крови, ты бы почувствовал, будь она твоей ака́шей. Она не хотела иметь с тобой что-то общее кроме того времени, что вы провели вместе, и меня, — Сверр пожал плечами и спрятал медальон обратно под рубашку.

Вот как, Фета? Остаться вместе, поехать вдвоём в Белозар ты не захотела, предпочтя ждать своего «предначертанного», а вот родить ребёнка не от него, а от какого-то чуть ли не проходимца — за милую душу?

— Что же… Похоже на неё. У вас, вьёлов, очень… интересное мышление.

— У нас. В тебе есть наша кровь, ты часть большой Стаи, — пришелец улыбнулся — искренне, широко, как будто не выжег Изар на его коже метки своей магии.

— Её слишком мало, чтобы меня могли считать частью Стаи. Скажи мне, Сверр — это было не зря? Она нашла своего акашара? — не то чтобы по прошествии стольких лет Магистра это действительно волновало… Но когда-то он чуть не бросил ради этой женщины свою юношескую мечту — править.

А может, и стоило бросить.

— Нашла. Мне тогда было два года. Его звали Хелм, он был из вьёлов, и от него мать родила мою сестру, Илву. А потом в Лакре случилась эпидемия волчьей лихорадки и выкосила всех, в ком была вьёлья кровь. Наверняка ты слышал про неё, но не придал большого значения. Это были ещё не твои деревни, — в лице Сверра едва ли что-то поменялось. Разве что ослепительная улыбка поутихла, да голос стал безразличней. Теперь он просто констатировал факты. — Нас тогда спасли лекари из Ведьминого Леса. Тех, кто дожил до их прихода.

— Вот как, — так же безразлично проронил Изар. Так мальчишка — сирота. Что ж, цель его появления всё ясней. — А как же тебя занесло на Элфанис, Сверр?

— Ваша сестра.

— Фредерика? — брови Магистра поползли вверх.

— Да. Она нашла меня. Не знаю, как, но нашла, быстро догадалась о нашем родстве, расспросила мать, когда та ещё была жива, а после забрала нас — меня и сестру — на Элфанис. Там мы остались и после её смерти, сначала — как воспитанники семьи Светлейших, потом — как одни из воинов.

— Милая сказка, — Изар усмехнулся уже неприкрыто. — Ты думаешь, что я в это поверю? Серьёзно?

Сверр поджал губы. Знакомый жест, очень знакомый — так делал и он сам, и Рика, но поверить в такую чушь только из-за его слов, да того, как мальчишка губы поджимает? Бред.

— Я клянусь тебе. Вьёльей кровью клянусь, что не лгу.

— Видно, клятвы на крови уже не действуют как надо, — Магистр улыбнулся, потом постучал пальцами по подоконнику. — Хорошо, я признаю. Ты действительно можешь быть моим сыном, Фредерика действительно могла промолчать о тебе — хотя с чего, ума не приложу. Но зачем ты пришёл ко мне сейчас? Мало эльфийских денег и тряпок, думаешь, что я смогу дать тебе больше? Зря думаешь. У меня денег нет, казна Замка и Совета не моя собственность. Решил спустя столько лет вновь обрести семью? Тоже обратился не по адресу. Ты прекрасно жил без меня — сколько там? Двадцать три года? — так прекрасно проживёшь и дальше. Я не могу дать тебе ни семьи, ни заботы, ни дома, ни своего отеческого тепла и любви. Да, признаться — дети не были мне нужны ни тогда, во времена твоей матери, ни сейчас. Но если двадцать лет назад я ещё мог попытаться стать для кого-то отцом, то теперь не стану точно. И, думаю, это было очевидно с самого начала, Сверр. Зачем же ты пришёл в таком случае?

— Это покажется тебя странным, — пришелец вновь вперил в него испытующий взгляд, — но я просто хотел увидеть своего настоящего отца, того, кто, пусть и невольно, привёл меня в этот мир… Ты ведь знаешь, как мы, вьёлы, помешаны на кровном родстве… Так чему удивляться? Теперь же я знаю, что ты есть, какой ты есть… Перед бедой волки сбиваются в стаи. Не было смысла и дальше откладывать нашу встречу. Завтра может случиться что угодно.

— Это угроза? — хмыкнул Магистр. Смешной мальчишка, смешной, и такой же полоумный как и все остальные вьёлы.

— Лишь данность. Вьёлы не вредят Стае. К тому же, я клялся, клялся уже не единожды — я не причиню тебе зла, — Сверр внезапно оказался совсем рядом, схватил его за ладонь. Золотые глаза завораживали и, наверное, лишь поэтому Изар не отдёрнул тут же руку, выпуская в нежданного отпрыска горстью огненных капель.

— Я не причиню зла, — повторил вьёл и мягко скользнул по его ладони пальцами. Свежие волдыри защипало, а потом по коже, под кожей вдруг потекла мягкая живительная прохлада. Магистр взглянул на своего гостя с недоверием:

— Ты не маг. Как ты это делаешь?

— Не маг, — кивнул Сверр, но на вопрос не ответил — улыбнулся только. — Подумай, стал бы я исцелять тебя, если бы хотел убить?

— Ты вполне мог бы, — ответил усмешкой Изар, — чтобы втереться в доверие, к примеру.

Вьёл покачал головой.

— Думай что хочешь, отец. Теперь я уйду, и мы вряд ли встретимся скоро. Наша делегация отбывает со дня на день, раз уж командир Аэльге согласился с твоими десятью воинами. Я рад, что смог встретиться с тобой. Позволишь мне выйти?..

— Через окно? Вот как ты забрался в мой кабинет, — Магистр шагнул в сторону, наконец-то забирая свою ладонь из чужих пальцев — тоже уже не покрытых следами магического огня. — Не думай, что и в следующий раз сможешь проникнуть сюда так же. Я прикажу натянуть сигнальные сети более высокого уровня.

— Надо полагать, — кивнул вьёл. — Хотя и эти хороши. Только вот ориентируются они в первую очередь на кровь, а во мне твоя есть.

Он вскочил на подоконник, распахнул ставни и соскользнул в ночь — не оглядываясь, не прощаясь, словно не оканчивая их разговор, а лишь временно прерывая. Через несколько секунд сквозь стук всё набирающего обороты дождя до Магистра донёсся скрежет когтей по камням.

Стоило бы применить отслеживающее заклинание и послать людей — чтобы подкараулили мальчишку в какой подворотне, да упекли в подземелья от греха подальше. Это было бы правильно, логично, рационально, но Изар почему-то этого не сделал.

Не иначе вино, да, не иначе вино. И вновь пробудившаяся память.

Саркастичная полуулыбка дрогнула на его губах и исчезла окончательно. Он подошёл к столу, взял недопитый бокал и наполнил его до краёв. Что уж теперь терять… Снова вернулся к открытому окну. Ветер трепал занавески и волосы, косые струи всё яростнее заливали подоконник и пол, текли ручьями, мочили одежду, но Изар всё стоял и глядел в темноту, не будучи, впрочем, в силах что-то в ней разглядеть.

Теперь же я знаю, что ты есть, какой ты есть.

— Знал бы ты это на самом деле, мальчик, не исцелял бы ты мои руки, а свернул мне голову, несмотря на все свои клятвы. Впрочем, может ещё и свернёшь.

Смешок застрял в горле болезненным спазмом, так и не сумевши вырваться наружу, а не выпитый бокал полетел вниз, разбившись и залив пол багрово-алым.

Кровь, кровь, кровь… Кровь маленькой девочки или чудовищной тёмной? Чья она, кровь, что течёт по дрожащей вспоротой спине на грязные камни? Правдивы ли слова этой девочки, что она продолжает шептать и после ударов, настоящие ли у неё слёзы — или всё это лишь искусный грим? Она слабеет, обвисает на цепях, и он смотрит в её лицо, в полузакрытые глаза и видит лишь испуг, лишь боль девчонки, что едва перестала быть ребёнком. Хотелось бы ему, чтобы она и правда оказалась лишь этой девчонкой, пусть тогда он сам окажется ещё большим чудовищем. Пытать детей… До чего ты докатился, куда ты пал?

Цель никогда не оправдывает средства, но он должен, должен был узнать, связана ли она с тёмными! И кто они, Маррак побери весь этот проклятый мир, такие?! Если в заговоре вокруг Лэсвэта приняли участие и они, он должен знать! Лэсвэт — всё, что у него осталось. Его жуткая ноша, его добровольная ноша, и он должен пронести её на себе сквозь этот хаос, даже если придётся идти по колено в чужой крови — детской, взрослой, к Марраку! — даже если он станет окончательно чудовищем. Пусть. Он должен, просто потому что больше никто этого не сделает.

Изар отступил назад, скинул изгаженную мантию, дёрнул за шнур для вызова прислуги. Служанка из ночной смены появилась спустя несколько минут, почтительно согнулась в поклоне.

— Что прикажете, Главный Магистр?

— Убери здесь. Осколки.

— Как прикажете, Главный Магистр.

Она достала из кармашка фартука вытянутый цилиндр зачарованной метлы, шепнула слово-активатор, в два движения закончила работу, не обращая внимания на так и льющий с улицы дождь, и, повинуясь движению руки Магистра, удалилась, не сказав больше ни слова.

Изар, словно не в силах справиться с собой, вновь вернулся к окну. Ледяные капли били по лицу колючими брызгами, затекали в ворот рубашки, морозили кожу, но едва ли он чувствовал холод. Он мог позвать бы сейчас Эмила, и тот пришёл бы, как всегда приходил. Но он не позвал.

---

1) Акашар или акаша — избранник или избранница вьёла/вьёлы. В переводе на человеческие понятия — муж или жена. Однако, в отличие от людских пар, связь между акашарами не столько на уровне чувств, сколько на уровне физиологии. После встречи с акашаром вьёл больше не испытывает влечения к иным существам, хотя до этой встречи может вступать в связь с кем угодно. По сути, акашаров можно назвать соулмейтами.

Связь между акашарами всегда взаимна — в том случае, если оба они вьёлы. Однако были прецеденты, когда акашаром или акашей становился представитель другой расы. В таком случае связь может так и остаться односторонней.

Откуда взялась эта связь на данный момент не выяснили, но легенд существует множество.

Вернуться к тексту

47 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный Мир

Серафима, будучи уже просто не в силах скрывать своё волнение, закусила губу, скрестила руки на груди и принялась барабанить пальцами по плечу. Ожидание затягивалось — может, это было и к лучшему.

Она… боялась. Раньше страх, пусть и был ей свойственен, проявлялся в куда меньшей степени — ей проще было контролировать себя, да и, несмотря на потерю памяти и малознакомое окружение, на ногах она стояла твёрже и больше была уверена в завтрашнем дне. В том, что он настанет и для неё.

Ведь как же — Замок хорошо защищён, война если и есть где-то — то не в Лэсвэте, Сильвестр всегда рядом и всегда защитит, да и Магистры… Да и Магистры. Первым двум на глаза показываться не стоит, третьего она ждёт уже почти полчаса, рискуя скоро сойти с ума.

Так долго находиться вне своей комнаты было почему-то чудовищно неуютно. Конечно, Изар Мауг не выпрыгнет на неё из-за угла со своим хлыстом, но теперь, когда воспоминания вернулись, стало страшно — а вдруг она не сможет всё скрыть и выдаст себя чем-то? Достаточно одного неверного слова и клетка захлопнется, а её упрячут в те же подземелья. Только теперь не будут спрашивать — сразу начнут бить, и… Она не может гарантировать того, что ничего не выбьют.

Хочешь последовать за теми, кто предал Госпожу, хочешь нарушить негласные правила? Тогда, конечно, не гарантируй.

Язвительный голос Лэйер прочно поселился в голове, не желая становиться частью роя обычных для нормальных людей мыслей и внутренних голосов. Дело всё откровеннее пахло безумием, но панику пока удавалось сдерживать. В конце концов, это ведь часть её личности, а не какая-то вторая, так? Нужно просто привыкнуть.

Привыкай уж поскорее, если всё же стремишься вернуться в Совет, а не в замковые подземелья. Или тебе так нравится боль, м? Думаю, Магистр не против попытать свои силы ещё раз.

Спину прошило фантомной болью, и Серафиму передёрнуло. Да, страшно было. Пусть осознание себя как Лэйер и дарило едва ли сгибаемый стержень внутри и чувство причастности и защиты чем-то, что было выше всех человеческих стычек и интриг, одного этого было мало чтобы полностью искоренить свой страх и уверить себя в том, что она со всем справится. Что вытащит и себя, и Мира с Элин, и Веста.

Это там, в полутёмной предрассветной комнате, на границе паники и эйфории от того, что Совет её не отверг, она ощущала себя едва ли не всесильной. Силы этому чувству добавлял ещё и визит Тамерзара… Впрочем, о Тамерзаре можно было подумать и позже, и на то было несколько веских причин.

Вест так и не вернулся со своего поручения. Это ещё не беспокоило — оговоренные две недели истекали лишь сегодня, — но уже заставляло тревогу встать наизготовку. И вновь было страшно — от того, что он может вернуться уже сегодня вечером, и от того, что лишь завтра утром. Серафима боялась не успеть с ним поговорить, но и одна только мысль о разговоре заставляла нервно выламывать пальцы.

Как ей себя вести? Что сказать? «Прости, я знаю о твоих чувствах — они были очевидны для меня ещё с нашей прогулки, — но люблю тебя лишь как друга»? «Извини, но мы не можем быть вместе, потому что ты мне как старший брат. А ещё я темная, и ты вряд ли это оценишь»?

Но как после этого его, ошарашенного, сломленного, отвергнутого, уговорить пойти с собой?

Как вообще продолжать общаться после таких слов?

Нет, хорошо, можно сейчас промолчать и сказать всё постфактум, но как после этого смотреть ему в глаза? Как смотреть на себя? Уже жестоко заставлять его делать выбор между почти что отцом и возлюбленной, а если после выбора в её пользу, она ещё и скажет ему «Нет»?

Ему ведь будет уже ничего не переиграть, некуда вернуться — только оставаться с ней, девушкой, которая его… Предала? Пожалуй, это наиболее верное слово.

Серафима как наяву увидела Веста и его потерянный, беспомощный взгляд. Как у побитой собаки… Нет, она так не сможет, просто не сможет. Его жизнь и так мало похожа на сахар. К тому же… До выбора дело может и не дойти — Сильвестр может банально ей не поверить, даже несмотря на все свои нежные чувства. Как доказать ему, что Пророчество — подделка, если она даже не знает мотивов создавшего его Главного Магистра? Да и вряд ли узнает, если уж на то пошло. Как объяснить, как уверить его в том, что его наставник лжёт им всем? Как, как, как?

Одно бесконечное «как» и десятки вопросов, на которые не найти ответов.

Серафима нервно усмехнулась. Да уж… И она ещё думала, что с возвращением памяти жить станет гораздо легче. Наивно, очень наивно было так полагать. Ничего из того, что мельтешило сейчас в ее голове, не то что не встало на свои места, а напротив — сплелось в такой жуткий клубок, что уже и не распутать, не порвав нескольких нитей. Осталось только понять, какие рвать.

Словно ты не знаешь ответа. Тебе не уйти из Совета — ты ведь и не хочешь, так? Тебе это и не выгодно, чего бы ты не хотела. А раз ты с Советом, то ты не с Магистрами. А твой дорогой Вест…

— Заткнись, — процедила она, сжав виски пальцами. Да, она знала ответ. Но признать не могла.

Пока нет.

…Были в возвращении памяти и некоторые плюсы. Никаких провалов в памяти, никакой болящей головы, отсутствие мучительных попыток разгадать видения от ментального вмешательства. Никакого обмана. Никакой сказки, в которую так хотелось верить раньше.

Никаких вопросов о том, что же она всё-таки обещала Младшему Магистру в обмен на помощь.

За одним из книжных стеллажей послышались быстрые, но вместе с тем лёгкие и негромкие шаги. Если бы Серафима не прислушивалась специально, то вряд ли бы их расслышала. Спустя несколько секунд из-за полки выскользнул Инар Сион — лишённый привычной для Серафимы непринуждённости и доброжелательного выражения на лице. Он был серьёзен, он был сосредоточен — как и в другие свои встречи с Лэйер.

Завидев её, он остановился. Они стояли сейчас в том самом месте, где столкнулись несколько недель назад — у секции с древними сказаниями, у самой границы открытой части библиотеки. Здесь же встречались и до этого.

Младший Магистр мельком огляделся, извлёк из внутреннего кармана мантии пузырёк и щедро плеснул из него в воздух. Удар сердца — и медовые капли зелья сменились золотистыми искрами, салютом рассыпавшимися над их головами и стекшими во все стороны вниз, словно по какому-то невидимому куполу.

— И у книг есть уши, — он убрал пузырёк обратно.

— Вы задержались на полчаса. Я думала, что уже и не придёте, — нервно заметила Серафима. Было странно начинать разговор с одним из Магистров вот так — без вежливых слов, без пожеланий доброго утра, но…

Ты не можешь тратить своё время на все эти положенные по этикету расшаркивания. Ты знаешь, зачем пришла, он знает, зачем пришёл. У вас договор. К Марраку любезности.

— Государственные дела, знаешь ли, — Инара Сиона, похоже, подобное обращение не смутило вовсе. Он прислонился спиной к полкам и зеркально повторил её позу, скрестив руки на груди. — Так зачем ты звала меня, не-Серафима? Мне пришлось переносить важную встречу.

— Как я понимаю, то, что я вам обещала, важно не меньше. Если не больше, — губы шевелились словно сами собой. Серафима будто осталась лишь наблюдателем в своём теле. Это было дело Лэйер, это был её разговор. — Как вы и сказали в прошлое наше свидание, свою часть уговора вы выполнили. А значит, пришло время и мне исполнить свою.

Она намеренно потянула паузу, с некоторым мрачным удовлетворением наблюдая за тем, как становится всё более и более напряжённым взгляд Младшего Магистра. После того, что Серафима вспомнила, он ей не нравился. Это чувство в полной мере разделяла и Лэйер.

— И? — всё же не выдержал он. — Что сказал твой Король?

— Эти вопросы решает не Король. Госпожа сказала, что согласна поговорить с вами и дать своё покровительство. Если не передумаете.

Инар едва заметно усмехнулся. Серафима — Лэйер — вздёрнула бровь:

— Не верите в её существование? Тогда отчего же просили защиты у Чёрного Совета?

— Скажем так… Я не привык верить чему-то на слово. Если мой визит в Совет даст мне чёткие доказательства, то с удовольствием уверую, — Младший Магистр иронично прищурился. Кривая улыбка так и блуждала на его губах. Она словно говорила: «Достаточных доказательств не будет». — А почему я просил защиты именно у него… Наслышан. О многом наслышан. И ваша организация представляется мне довольно выгодным вариантом. Ваш Король силён и влиятелен, у вас явно сохранились знания о магии прошлых столетий — иначе я не могу объяснить тот факт, что ты до сих пор жива. Этих причин тебе достаточно?

Серафиму так и подмывало рассмеяться ему прямо в самодовольное ироничное лицо: «А вы думаете, Магистр, что все эти знания, вся эта сила и власть достанутся вам только из-за того, что вы соизволите вступить в Совет?», но она лишь сдержанно кивнула.

Жива, о да…

Интересно, право слово, как он на одном только скептицизме собирается проходить посвящение.

— Так где я смогу встретиться с твоим Королём? — напомнил Инар, когда молчание слишком затянулось.

— Вы найдёте его в зелёном замке у кровавой реки, окружённой говорящим лесом. На севере змеиной земли.

— Не могла придумать что попроще? — он хмыкнул.

— Вы же не удосужились придумать что попроще для меня, — Серафима отзеркалила его кривую улыбку.

— Я связан клятвой. Я не мог дать тебе точной информации, только намекнуть, — Младший Магистр показательно развёл руками. — К тому же, для тебя не составило труда отгадать мою несложную загадку ни в первый раз, ни во второй.

— Вот и вам не составит труда отгадать мою. Если, конечно, ваши познания в географии не стремятся к нулю.

— Боги, какой яд! Вижу, что не очень-то нравлюсь тебе, девочка, — он продолжал потешаться, и это на удивление сильно выводило из себя.

С чего бы тебе мне нравиться?

— Правильно видите, — не сочла нужным скрывать Серафима. Их уговор исполнен, вряд ли им скоро придётся вновь взаимодействовать, а причинять ей какой-то вред Инару Сиону явно не выгодно. Раз уж ему понадобилось покровительство Совета.

— И почему же? Потому что я предложил тебе такой уговор? — Младший Магистр усмехнулся в ответ на её красноречивый взгляд. — Не вижу причин для неприязни, не-Серафима. Да, ты можешь считать меня предателем, но… Ты ведь тоже предательница. Разве я не прав?

И Серафима хотела бы бросить ему запальчивое: «Не прав, конечно же!», но не могла. Не было больше на это прав. Потому что кто она, как не предательница, если пошла против Белого Совета, Лэсвэта, Главного Магистра? Он ведь приютил её в своё время, дал кров, дал образование…

А ещё именно он отдал приказ убить и тебя, и всю твою семью. Из-за него умерла твоя мать. Из-за него умирала и ты сама. Из-за него умрут все, кого ты знаешь и любишь, если ты не сделаешь хоть что-то.

Да. Всё верно. Но кто она, если не предательница, если согласилась принять покровительство Госпожи Смерти и залезла туда, куда не следовало?

В свое время у неё был выбор — прийти к тёмным или остаться с Белым Советом. И, как итог — узнать всю правду или остаться в неведении. Тогда Серафима даже не задумывалась о том, что принесёт её решение в будущем, а теперь уже было поздно. Впрочем, неизвестно, сложилась бы ситуация лучше лично для неё, пусти она всё на самотёк, останься здесь, в Замке, не пойди тогда за Тамерзаром... Но поздно, поздно думать, поздно о чём-то жалеть.

По крайней мере... По крайней мере, теперь у Мира и у Элин есть шанс. И у Веста, если он ей поверит.

…Но, если подумать, то кто тогда сам Главный Магистр, создавший это совершенно неясное лже-Пророчество? Зачем оно ему? Какой ему в нём резон? «Согласно Пророчеству у нас есть шанс выиграть, если на нашей стороне будут свободные драконы». Но что он будет делать с драконами и драконьими магами, если это — ложь? Бесцельно отправит умирать в Иоку, зная, что они могут и не победить? Просто убьёт? Но зачем так ослаблять границы своей же страны?

Очевидным было только то, что ни к чему хорошему этот обман не приведёт — какие бы цели он не преследовал. Да и, учитывая всё, что происходит сейчас вокруг Лэсвэта, неизвестно, успеет ли Изар Мауг этих целей достичь. Но всё же… Всё же она предательница, предающая предателя. Или не предателя? Или…

Прекрати засорять свою голову самокопаниями. У тебя нет на это времени, нет и не будет. Ты знаешь, чего ты хочешь, ты знаешь, что тебе нужно — так делай что-то, хватит распускать сопли!.. Тамерзару бы это не понравилось.

— Вижу, ты молчишь. Не знаешь, что ответить на такое досадное предположение? Так позволь дать тебе один совет, как предатель предательнице, — Инар Сион повернул к ней голову, всмотрелся в её глаза внимательно и сказал нарочито доверительно, — прежде чем клеймить себя таким словом, определись, на чьей ты стороне. Определись раз и навсегда. Смотри на свои действия только через призму этого знания и тогда поймёшь, действительно ли ты кого-то предаёшь или просто делаешь что-то, чтобы не предавать.

Серафима промолчала. Он усмехнулся.

— Путано? Что ж, никогда не умел давать советы.

— Я поняла вас. И что же, исходя из ваших слов, вы не предатель?

— Не предатель по крайней мере в том, в чём ты так явно меня обвиняешь, не-Серафима. Да, Лэсвэт, бесспорно, прекрасное место, и быть одним из тех, кто им управляет, весьма почётно и лестно, но вот в чём подвох... Я с самого начала был не на его стороне. Это, как мне думается, ты знаешь? Ваши шпионские сети весьма обширны, так что не был бы удивлён.

— Знаю, Магистр… Ингма́р.

— Даже так, — он улыбнулся, — от вас ничего не скрыть, да? Мне всё больше нравится идея примкнуть именно к тёмным. А ты знаешь, как вышло так, что именно я попал на пост Младшего Магистра? При всех моих, так сказать, недостатках.

Его голос стал откровенно лукавым.

Серафима скрипнула зубами.

— Нет.

— И, думаю, знать не хочешь. Прости своей Госпожи ради, но ты так забавно злишься, Лэйер. Доводить тебя — одно удовольствие, так что… Не поминай лихом. Я ведь не то чтобы со зла… — Инар тихо рассмеялся. — Думаю, мы пришли к тому, что у тебя нет повода считать меня предателем. Ты ведь не будешь совершать ошибку и судить меня, не зная всех деталей?

— Ошибку я совершила бы, если бы поверила вам.

Потерпи ещё немного. Скоро вернёшь себе клинки и вскроешь ему горло. Ваш уговор выполнен, ты не обязана оставлять его в живых… Госпоже же меньше хлопот.

Серафима побледнела. Навязчивый шёпот всё полз по позвоночнику.

Вскроешь, вскроешь, вскроешь…

Вы ходите по грани, Младший Магистр. И она ходит по грани.

— Тоже верно, хотя мы и почти на одной стороне, — он кивнул, словно не замечая в ней изменений. — Что ж, думаю, что мы обговорили всё что должно и даже чуть больше…

— Постойте, — Серафима еле удержалась от того, чтобы схватить его за рукав. Не из желания удержать, а скорее из внезапной и острой потребности ощутить чужое тепло, понять, что она не сошла ещё с ума, что она здесь, что голос в голове — лишь разыгравшееся воображение. — Раз уж мы заговорили про стороны… Когда Альянс начнёт действовать?

— Откуда мне знать? Я лишь пешка, меня не посвящают во все планы короля. Но, как мне думается, это случится вскоре после ежесезонного собрания. Оттягивать им больше некуда, — Инар пожал плечами. — А зачем тебе? Хочешь вывезти свою семью и этого юного беловолосого мага? Вряд ли у тебя получится. Мауг бдителен. Моего совета ты и в этот раз не спрашивала, конечно, но будь осторожней — не хотелось бы, чтобы твой Король заподозрил меня в причастности к твоей кончине.

— Последний вопрос, — Серафима нервно вздохнула. Руки уже начинали трястись, да и не была она уверена в том, что он дослушает её до конца. — Вернее… просьба.

Младший Магистр вздёрнул брови и расплылся в довольной кошачьей улыбке.

— Что я слышу, вы посмотрите… Мне, право, интересно, что толкнуло тебя на то, чтобы заключить с такой личностью, как я, ещё один договор. Я тебя слушаю.

— У вас осталось ещё зелье, которое вы только что использовали?

Замолчи, идиотка! Ты не можешь опять ввязаться в это, не можешь!

— Умные тёмные девочки всё же не слушают советов каких-то там предателей, да? Осталось. Но что я получу за то, что отдам его тебе? Что ты можешь мне предложить, скажи?

— Сейчас — вряд ли многое. Но я останусь вам должна. Любая просьба, любое желание — что захотите.

Ты хоть понимаешь, как подставляешься?

— Опрометчиво, крайне опрометчиво с твоей стороны, — глаза Инара Сиона блеснули интересом. — Но ты сама это предложила, никто тебя за язык не тянул. Я запомню наш новый уговор. Держи, как использовать — уже знаешь. Тут около трёх-четырёх порций, я не считал, — он вновь запустил пальцы во внутренний карман мантии и извлёк на свет тот самый пузатый пузырёк, заполненный на две трети, вложил в её дрожащие пальцы. Опять поднял бровь, но комментировать не стал — только кивнул на прощание и завернул обратно за стеллаж, скрадывая тишину библиотеки своими неслышными шагами. Золотистые искры снова вспыхнули в воздухе и неспешно осыпались на пол, окончательно исчезая. Серафима неровно вздохнула.

Довольна? Теперь ты вновь ему обязана! Уже второй раз! Ты…

— Замолчи, о Смерть, замолчи… — простонала она и зажала уши руками. Словно это могло помочь от голоса в голове, смешно…

Ноги подгибались, но она не могла больше оставаться в библиотеке. Не было времени. Серафима сунула пузырёк в карман накидки, схватила с полки первую попавшуюся книгу — какие-то очередные драконьи сказания — и, отчаянно молясь Семерым о том, чтобы никто её не видел и эта предосторожность была излишней, направилась к выходу.

Шёпот полз следом.

46 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; окрестности Фирмона, Кара, Странный Мир

Из портала они вывалились на опушке леса.

После перехода голова начала кружиться ещё сильнее, и Мирэд не удержался, упал на четвереньки в грязно-белый от слякоти первый снег. Пальцы свело судорогой, штаны моментально промокли и холодной тряпкой прилипли к ногам. Он с усилием оторвал руки от земли и устало опустился на колени, запрокинул голову, позволяя снежинкам неспешно оседать на лицо.

Перед глазами опять начинало плыть.

Пахло холодом, мокрой древесиной и чем-то морозно-горьким… Так могло пахнуть только в Карском лесу. Только дома. Дома… Рубашка Фирэйна и драный мундир плохо спасали от забирающихся под кожу ледяных касаний, и Мирэд вновь пожалел о том, что не взял тогда с собой в пещеру плащ — он ведь думал, что они ещё вернутся в гостевой дом… Хотя, на деле, не особо-то он и жалел. Он бы многое отдал и там, во время ритуала, и сейчас, чтобы вновь почувствовать, чтобы продолжать чувствовать этот родной, тянущийся от земли и воздуха холод.

Говорят, у Забирающих ледяные змеиные сердца. Потому и не уезжают они из своей промозглой Кары, где даже на самом юге, у экватора, не бывает в тёплые сезоны жары. Потому и остры их взгляды, и остро бьют их мечи, потому внемлют им ядовитые змеи, чуя родную кровь.

Всё же есть капля правды в этих разговорах. Во всяком случае, ледяное сердце Мирэда тянущий от земли холод не страшил. Холод пел ему свою колыбельную, холод старался помочь.

Шевелиться сил не было. Словно сквозь вату Мирэд слышал шаги и голоса своих спутников, но ответить им, поднять голову сил не было тоже. Аин-Зара молчала, хоть и пребывала в сознании, висела на шее тяжёлой ледяной цепью — на шее, где, в противовес ласковому холоду, огненно тлел отпечаток чужих губ. Мирэд словно наяву ощущал руки Элэйн на своих плечах, слышал её смех, который не смог стереть из головы даже портал, видел в бесконечной бело-серой пелене вокруг её горящие глаза… Чьи-то тяжёлые шаги он скорее почувствовал, нежели услышал, и в следующую секунду горячие касания ладоней Пламени сменились грубыми сильными пальцами, что уже не раз трясли его точно так же.

— Эй, змеёнок, ты там жив?.. Эй! Маррак тебя побери, не молчи! — последние слова Вард едва ли не прорычал, но Мирэд всё равно услышал их едва различимым гротескным шёпотом.

— Всё в порядке, — язык едва ворочался во рту, и ему стоило большого труда произнести эти несколько слов. Себя он не слышал совсем, собственные мысли мешались в воспалённом сознании с чужими смешками. Вот ведь… Госпожа, почему вы не даруете избавления от своих божественных братьев и сестёр?..

— В порядке? В порядке, гарргарр та ламарр?! Ты даже стоять не можешь! Про твой трупный цвет я уже просто молчу! — Вард дёрнул его вверх, ставя на ноги и закутывая во что-то шерстяное и наверняка тёплое, но в сравнении с клеймом на шее всего лишь прохладное. Лучше бы в снегу его оставил, право слово, дав холоду земли выморозить его до костей. Может, хоть тогда бы жар прошёл?

— Откуда у тебя плащ? — сознание снова начало куда-то уплывать, и вопрос получился откровенно глупым. Сконцентрироваться на разговоре не получалось.

— От веруда!⁽¹⁾ Просто я не имею обыкновения разбрасываться своими вещами и всё своё ношу с собой! — друг продолжал рычать, заматывая его в плащ, как в кокон. — Фиррэйн, где тебя носит? Он же сейчас подохнет! Ты лекарь или..?

— Для начала прекрати орать. Этим ты ему явно не поможешь, — голос Фирэйна был спокойным, отдавал прохладой и почему-то слышался гораздо лучше. — Хватит трястись над ним, как припадочная истеричка. Если он не умер на ритуале, то вряд ли умрёт сейчас.

— Вряд ли?! — снова взвился Вард.

Лекарь вздохнул и положил Мирэду на лоб действительно тёплую ладонь:

— Как ты себя чувствуешь? Голова кружится, в глазах темнеет, слабость, теряешь сознание? Так?

— Так, — просипел он. Мир перед глазами сделал очередной виток и куда-то накренился. Смех звучал теперь где-то в отдалении и почти не мешал думать, след от поцелуя начал понемногу остывать. Фирэйн придержал его за плечи и сердито цыкнул на Варда.

— Обычные симптомы переутомления после магического ритуала, не кудахтай. Не курица. Жить будет. Идти в ближайшее время — нет… куда ты собираешься поднимать его, арга́рра када́ра?!⁽²⁾ Я не буду лечить твою спину ещё раз! Ради Смерти, Варрд, не выводи меня из себя, я и так достаточно зол сегодня и могу запустить в тебя чем-нибудь опаснее деревянной ложки! Его спокойно понесёт Квэарр, ему ведь не прилетали в спину осколки артефакта. Ты, при всех своих достоинствах, не двужильный, так что дотащи, для начала, хотя бы себя!

— А почему, собственно, я? — эльф заскрипел снегом где-то сзади. — Если Вард — не курица, то я не грузовая лошадь.

— Не лошадь, — покладисто согласился лекарь, — конь. А кто, скажи на милость, если не ты? СэльСатар занят руссой, у Зенора заживает плечо, у Варда вместо спины сплошные язвы. Мне оставить Мирэда на Рэта? Потому что если я потащу его сам, то к тому моменту, как мы доберёмся до трактира, у вас уже не будет лекаря, способного приготовить вам зелья, промыть ваши раны и просидеть над вами полночи! — в голосе Фирэйна сквозил ничем не прикрытый яд. — О, и как я мог забыть! Ведь мне, к тому же, нужно проследить не только за состоянием нашей тёмной компании, но и за нашим так кстати упомянутым эльфийский другом и его подругой из руссов! Пусть её и взял сейчас на себя наш таки двужильный капитан, лечить он вряд ли умеет, а девчонка на таком морозе может простудиться за десять минут! Кто с этим будет разбираться? Ты? Что-то мне подсказывает…

— Я всё понял, возражений нет. Ради Смерти, Фирэйн, не делай такое зверское лицо, тебе совершенно не идёт, — эльф хмыкнул.

Лекарь клацнул зубами и зашагал куда-то в сторону. Уже краем уха Мирэд услышал его вопрос: «Светлое высочество, как твоё самочувствие?».

Рэт, наверное, что-то даже ответил, но Мирэд прекратил свои попытки прислушиваться — в ушах и так стоял звон. Светлый жив — уже хорошо. Они скоро будут в тёплой таверне — ещё лучше. Ему не придётся идти туда самостоятельно — и вовсе прекрасно.

Квэарр незаметно подошёл к нему совсем близко и спросил:

— Сможешь держать меня за шею, головастик? Нет желания тащить твоё бесчувственно тело на руках, ты, всё-таки, не прекрасная дева, а я не храбрый рыцарь.

Головастик? Серьёзно? Лучше уж мелким продолжали бы звать…

— С… смогу.

— Тогда тебе придётся ненадолго открыть глаза, чтобы залезть мне на спину — не на ощупь же ты забираться будешь? Дальше можешь хоть помирать, только руки не разжимай. А то, как понимаешь, если ты ещё и в сугроб свалишься, то наша лимонная душенька раскатает меня по снегу тонким кровавым слоем. Не готов расцвечивать этот тусклый пейзаж ценой своей шкуры.

Мирэд приподнял веки. Вечерний свет был тусклым, пусть и отражался от ещё не тронутого снега, но после многих минут полной темноты ударил по глазам не хуже семихвостой плети. Эльф его попытки узреть окружающий мир заметил, отвернулся и присел. Выглядел сидящий на корточках Квэарр… странно.

— Пошевеливайся, Ползущий во мраке.

Как ни странно, лёгкое подтрунивание Квэарра больше не бесило. Или Мирэд просто слишком вымотался? Да, наверное второе, раз его не заботило даже то, что сейчас его понесут на спине как какую-то девчонку. К Марраку, сегодня он не сделает и шага…

Мирэд осторожно подался вперёд, даже не предпринимая попыток подняться на ноги, а просто проскальзывая и так уже мокрыми штанами по снегу, обхватил шею эльфа руками. Тот сразу же подхватил его под колени, как какого-то ребёнка, и медленно встал. Мир перед глазами сделал очередной кульбит, и Мирэд поспешил вновь зажмуриться. Так было легче, свет не резал глаза, и шум вокруг ощущался не так отчётливо.

Видел бы его сейчас отец… Какой позор, подумать только — дорогой сын и наследник не возвращается с задания с триумфом и победным блеском в глазах, а висит сейчас на чужой спине как куль с картошкой. Мирэд даже нашёл в себе силы усмехнуться, представив ошарашенное… нет, тронутое глубоким изумлением и неверием лицо Э́рлансса к’Сазарена.

— А ты не такой уж и невесомый, каким кажешься на первый взгляд, — Квэарр хмыкнул и бросил куда-то в сторону: — Эй, Фирэйн или кто-нибудь ещё, поправьте на нём плащ, иначе он сейчас съедет в снег. Думаю, никто меня по головке не погладит, если я буду кутать несчастного и болезного в мокрые тряпки.

Плащ поправили. Кто — Мирэд уже не понял. Сознание уплывало, эльф, перекинувшись парой фраз с лекарем, мерно зашагал вперёд. Мирэд висел на эльфийской спине, плащ наконец-то начал греть, а шею теперь холодило лишь дыхание первого мороза, знакомого с детства. В какой-то момент бело-серая пелена перед не до конца закрытыми глазами стала совсем тёмной и он ухнул вниз, в эту темноту, тёплую и вязкую.

 

Первым, что увидел Рэт после перемещения, был снежный лес. Снег был повсюду: грязными лохмотьями слякоти там, где уже прошли тёмные, нетронутой белой сетью — где ещё не прошли, инеем на ветках с последними рыжевато-бурыми листьями, одинокими снежинками на волосах, морозным дыханием на коже, мгновенно пробравшим до мурашек сквозь не рассчитанную на элэйнан Кары одежду. Почему он был уверен в том, что это Кара? А в какое ещё государство мог зашвырнуть их своим переходом Тамерзар, если учесть, что он собирался отправить их в Фирмон.

В своём знании географии Рэт мало сомневался — да, землям Забирающих он уделял не то чтобы много внимания, но за сто двадцать-то лет в его голове отложилось достаточное количество знаний… Да и сложно забыть название города, в котором ты был всего несколько недель назад — пусть и проездом. С этого города ведь и началась история его плена, что никак не хотел осознаваться.

Даже отсутствие магии уже не вселяло безысходность — она, эта магия, была у него, казалось, в прошлой, какой-то более лёгкой и беззаботной жизни.

Подул ветер, и Рэт застучал зубами, поддержал за плечи пошатнувшуюся Белую Медузу, непроизвольно крепче обнял и с тревогой перевёл на неё взгляд. Вот из-за чего — из-за кого — он сейчас действительно волновался. Русса была непривычно бледной, но почему-то не было похоже, что она мёрзла. Возможно, конечно, что она просто всё ещё не оправилась от ритуала, но их разговор с Советником Тёмного Короля…

— Не думаю, что что-то угрожает твоей жизни, но вряд ли Лёд успокоится скоро. Притеснённая гордость в нём взыграла, не иначе. Посоветовал бы тебе ближайшие несколько дней не подходить к воде.

Что же, всё-таки, происходит?

Медуза заметила его беспокойство и тронула за руку прохладными пальцами:

— Я в порядке. Снег — тоже вода, Солнечный Ветер. Вода — хорошо, с вода спокойно, Океан злиться, но не вредить я.

— С вода, быть может, и спокойно, но Тамерзар настоятельно просил тебя к ней не подпускать, — капитан СэльСатар подошёл к ним, недовольно клацнул зубами и стянул с себя накидку, — ты и так не в лучшем состоянии. Подойди.

Рэт хотел было возразить, что он не имеет права ей приказывать, а затем вновь осадил себя тем, что и он, и она — пленники, а значит, приказывать капитан как раз таки может. Всё внутри Рэта противилось этому, но он ничего не мог сделать посреди враждебного ему чужого государства, лишённый магии, денег и даже обычных тёплых вещей. Он не сможет сбежать — ни один, ни, тем более, вдвоём с ослабшей Медузой, что не может сейчас говорить с водой. Единственным вариантом для них обоих оставалось плыть по течению. Вряд ли тёмные убьют их теперь, скорее уж доведут своих пленников до Короля — иначе зачем тащили сквозь портал на другой материк?

Интересно, каков он? Тёмный Король? Похож на Тамерзара в своей язвительной манере разговаривать и сквозящей в каждом слове мощи? На Квэарра, холодного и обозлённого? Прячет лицо, как СэльСатар? Какой он расы? Насколько силён?

Предпочёл бы Рэт никогда этого не узнать.

Медуза осторожно высвободилась из рук застывшего в напряжении Рэта, улыбнулась ему беззаботно — словно они всё ещё были на Миро, а затем подошла к тёмному. Так легко, словно и не понимала, кто он, словно не понимала, что она — пленница, что эти существа в любой момент могут сделать с ними что угодно и будут в своём праве.

СэльСатар ещё раз лязгнул зубами — довольно так, издевательски, — пустив по спине Рэта дрожь отвращения и затаённого страха. Он ведь нарочно это делает, его ведь смешит эта реакция! Подонок… Чёрная накидка тяжело опустилась на плечи руссы, стоявшей до этого среди снега в одних только ракушках и чешуе. Теперь, под покровом матовой тёмной ткани, она стала казаться ещё более болезненной и бледной — словно призрак из детских сказок.

А сказок ли? Теперь Рэт готов был поверить и в них… Хотя бы потому что в сказках добро всегда побеждало зло, потому что в сказках прекрасных дев освобождали из плена чудовищ.

— Ты не будешь возражать против поездки на моих руках, — СэльСатар кинул этот вопрос вопиюще-утвердительно, но Медуза не стала ему перечить, а ответила… приветливо? Воистину, руссы странный народ…

Странный и беззащитный. Как он мог втянуть её в это?

— Я быть рада, если ты меня нести. Я трудно идти. И холод жечь…

— Вот и прекрасно. Ты на диво сговорчива… Не то что некоторые эльфы, — капитан хмыкнул. — Светлый, не замёрз?

— Нет, — тепло Рэту не было, но ответить этому существу «да» он просто не мог. СэльСатар одним своим видом будил в нём дикую и несвойственную прежде ненависть. Он не был таким на Элфанисе, не мог даже представить, что способен на такие чувства… Впрочем, «он элфанисский» мало что мог представить и свойственно ему тоже было мало — разве что постоянное самокопание и безмерная наивность. Сейчас Рэт не понимал, почему вообще решился сбежать и почему не включил тогда свою бедовую, забитую историями о чудесном нижнем мире голову. Он понимал Ллири в её желании сделать как лучше — но ей было всего семнадцать, вряд ли она понимала, во что его втягивает. Почему он тогда сам не рассудил здраво?

Потому что вместо того, чтобы стараться стать опорой для отца и брата, лишь слонялся по Небесной Резиденции безвольной страдающей тенью. Потому что зашёл слишком далеко в своём горе после смерти матери. Потому что был готов даже возненавидеть свою пустую жизнь и дом, но не приспособиться и вспомнить об отведённой ему роли. Жалел ли Рэт сейчас о своём необдуманном побеге? И да, и нет. Злился ли он на себя? Злился неистово.

Но капитан рождал в нём ещё бо́льшую злость.

Смерть Гираса, слёзы Арэ, провал миссии «Вольных небожителей» — всё это было на его совести. Если у такого как он она, конечно, есть.

Если в остальных тёмных Рэт, несмотря на обстоятельства, пытался — отчаянно хотел — видеть человечность, то о капитане в таком ключе не хотел даже думать. Человечность и СэльСатар? Смешно… Он же не человек, он даже не чистокровный — Рэт не сомневался в том, что он один из тех, кого люди потактичней называют полукровками, а погрубее — выродками. Теми, кто был рождён от представителей разных рас и сумел выжить в этом диком коктейле едва ли совместимых генов.

В книге-путеводителе по расам, которую ему довелось найти всё в той же библиотеке родной резиденции, им была уделена отдельная небольшая глава, и Рэт помнил её хорошо. Сложно было забыть. С прилагающихся к тексту рисунках на него до сих пор смотрели по ночам две искорёженные фигуры: горбатый карлик с заплывшим лицом и вывернутыми под неестественным углом ободранными крыльями — плод «любви» оборотня и птицекрылого ванна — и троерукая аара — слепая, с повисшей клочками серой кожей.

Не удивительно, что капитан прячет своё лицо, если природа так его одарила.

Да, не всех детей, рождённых в межрасовых браках, называли выродками. Между вьёлами и людьми или эльфами и людьми союзы не были редкостью и чудовищных мутаций не вызывали. Если подумать, то практически все из полукровок, одним из родителей которых являлся человек, выглядели нормально — Зенор ведь тоже не был похож на монстров из той книги.

— …Эй! Маррак тебя побери, не молчи! — Рэт дёрнулся от громкого голоса Варда, выныривая из своих мыслей, и обернулся. Горный житель огромным косматым медведем навис над Нэссом и тряс его за плечи, пытаясь привести в чувства. Нэсс не отзывался. Стоял только на коленях в снежной слякоти, трясся в руках горного как тряпичная кукла, бледный, как тот проклятый снег, и будто не живой. Глаза на его запрокинутом вверх лице были закрыты, однако Варду он что-то всё же ответил. Тот снова начал рычать, потом к ним бросился лекарь, а затем и Квэарр. Рэт безмолвно наблюдал за тем, как Нэсс залезает на спину бывшему Небесному Стражу, и даже не пытался скрыть тревоги. Думал ли он когда-то, что будет беспокоиться о тёмном… Всё же не стоило Нэссу участвовать в этом странном ритуале. Ему ведь и без того было плохо, он только очнулся после грота!

В голове сами собой всплыли слова на драконьем, что бросил тогда Льду Тамерзар: «Ликтар Дэмьер», «Суд Демиургов». Это название казалось Рэту очень знакомым, он словно уже слышал где-то про такой ритуал и его назначение. Но где? К книгам по ритуалистике допускались только Светлейшие, в прочих же вряд ли упоминалось что-то подобное. Рэт пытался отвлечься и подумать, зачем Советник Тёмного Короля использовал его для добычи скифи, но его мысли каждый раз возвращались к Медузе и Нэссу. Ему не давало покоя то, о чём русса говорила с Тамерзаром и то, почему она согласилась участвовать в опасном ритуале, проводимом даже не её собратьями, а тёмными. Не слышала о слухах, которые ходят о них в народе? Наверное, действительно не слышала, руссы ведь живут отдельно от всех, не обращая внимания на другие расы.

Да, тёмные, взявшие их в плен, и в самом деле не чудовища (или же успешно не чудовищами притворяются), но вряд ли все воины Смерти такие. Вряд ли в Чёрный Совет идут от хорошей жизни…

Рэт понял, что что-то упустил, лишь когда Фирэйн пощёлкал пальцами у него перед носом.

— Светлейшество?.. Очнулся? Прекрасно. У меня к тебе лишь два вопроса. Первый: замёрз ли ты. Второй: можешь ли идти сам?

— Здесь холодно, но я смогу дойти до места назначения, — твёрдо кивнул Рэт. Не хватало ещё, чтобы его кто-то тащил…

— Вот и замечательно, — Фирэин залез рукой в свою сумку и выудил какой-то пузырёк с золотисто-оранжевой вязкой жидкостью. — Согревающее зелье. На твою комплекцию, расу и время нашего пути, как мне думается, хватит четырёх небольших глотков. Предупреждаю сразу — оно горчит.

Рэт послушно сделал положенные глотки отдающего перцем и гвоздикой настоя и вернул склянку лекарю. Тот взболтнул пузырёк, сощурился, рассматривая остатки зелья, и залпом его допил.

— Теперь мы выдвигаемся, если все утеплились и готовы продолжить путь. Лучше нам добраться до города к вечеру, ночью ещё больше похолодает, а у нас ни одежды, ни провизии.

— Возражений у нас нет, — капитан хмыкнул и подхватил Медузу на руки с такой лёгкостью, словно бы она весила не больше пера. Может, она действительно была такой лёгкой… Рэт в который раз проклял себя за то, что не удосужился заниматься своей физической формой в годы жизни на Элфанисе. Если бы он мог не только творить заклинания, более ему недоступные, но и сражаться на мечах, то сейчас это он бы нёс её на руках через зарождающиеся сугробы, и это к нему она бы льнула так неоправданно доверчиво. Рэт неожиданно вновь разозлился и сам удивился такой реакции. Что с ним происходит? Если на секунду забыть о его личной неприязни, то не было удивительного в том, что СэльСатар нёс Медузу — ему было приказано следить за её состоянием и не подпускать её к воде. Он просто выполнял своё задание, а Рэт… а что Рэт? А, к Марраку…

— Эй, Светлейшество, не спи, — Вард толкнул его в спину несильно, но Рэт от такого чуть не упал, поспешно сделав несколько широких шагов вперёд к замыкающему колонну капитану. Горный житель пошёл рядом с ним, сзади плёлся Зенор.

Минут десять Рэт лишь хмуро рассматривал окрестности, кляня себя за невозможность использовать заклинание и сбежать сейчас же. Потом в его голову пришёл один интересный вопрос.

— Скажи, а разве нас с Медузой не должны сковать магией или хотя бы надеть наручники? Мы ведь пленники, это было бы… логично.

Тёмный внезапно расхохотался, вспугнув с ближайшего дерева одинокую чёрную птицу.

— О Смерть, воистину, эльфы с руссами совершенно одинаковы по уровню развития мозгов. Рассуди, зачем нам заковывать вас во что-то, если вы и так лишены магии, а больше никаким оружием не владеете? А ещё и находитесь посреди незнакомой страны вместе с отрядом вооружённых воинов. Бежать сейчас просто не имеет смысла, если вы не горите желанием замёрзнуть в лесу насмерть без еды или быть съеденными какими-нибудь милыми животными. Нет, конечно, если ты удрал из дома ради мечты быть похороненным в Карских снегах — милости прошу. Вот только закапывать твой труп мы будем не в чаще, где природа наиболее живописна, а по-простому, у дороги. Ты понимаешь, что для тебя рискованно отставать от отряда и на десять шагов?

Рэт был вынужден признать, что думали его пленители в ту же сторону, что и он.

— Вы ведь собираетесь вести нас к своему Королю, я правильно понимаю?

— Нет, конечно. Видишь тот дуб? Высокий такой, мощный… И как раз у дороги. Вот там мы и собираемся заколоть тебя с твоей русой ритуальным ножом — в качестве жертвы для Госпожи. Должна же она чем-то питаться… — заметив его непонимающий взгляд, Вард со вздохом пояснил: — Это была шутка, если ты не понял.

— А Смерть действительно питается?..

— Откуда мне знать, я же не Король. К нему мы вас отведём, к нему. И уж если он захочет принести вас в жертву посредством ножика и алтаря — это будет его решение, на которое мы не повлияем. Мы же народ простой, Светлый. Нам приказывают, мы — делаем. Но не переживай ты так, у тебя ещё будет несколько недель на то, чтобы насладиться и природой, и архитектурой, и нашей компанией. До Короля ещё нужно добраться…

Верно, до него ещё нужно добраться. Возможно, за это время Рэт что-нибудь придумает.

Не возможно. Точно. Он обязан, хотя бы ради Медузы.

---

1) Тиррэнринский аналог верблюда. Обитает в пустынях Миро и Зелроя.

Вернуться к тексту

2) Ругательство на сэхэре (язык жителей Эрки).

Вернуться к тексту

47 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный Мир

Шёпот в голове наконец-то смолк, и Серафима в нерешительности застыла у ведущей в комнату Мира двери. Занесла руку, но так и не заставила себя постучать. Что ей сказать ему? «Брат, память вернулась ко мне, но в Замке небезопасно, пойдём со мной к тёмным»? Это просто смешно. Ни один человек в здравом уме не пойдёт с одной из тех, кого в народе за глаза называют чудовищами. Но и медлить ведь тоже нельзя — она не может уйти из Замка, зная, что и Элин, и Велимир останутся в нём одни, рядом с Главным Магистром… Да и, сказать по правде, скоро Изар Мауг перестанет быть главной проблемой — стоит лишь начать действовать Финнскому Альянсу. Заставить работать на себя — это лучшее, что они могут сделать с лэсэвтскими драконьими магами. О худшем же лучше не думать.

Она медленно вдохнула и так же медленно выдохнула. Пора было решаться, пора было делать хоть что-нибудь.

Какая здравая мысль. Времени осталось куда меньше, чем ты рассчитывала, ты же понимаешь? Когда Тамерзар…

Дверь внезапно распахнулась, и Серафима едва успела отскочить в сторону, лишь чудом не получив прямо по лицу. Из комнаты вывалился всклокоченный и непривычно бледный Велимир. Он выглядел ещё более растрёпанным, чем обычно, рога уже не просто выглядывали из его волос — вздымались костяными наростами в пол-локтя, хвост хаотично метался, ударяясь о стены и царапая их. Брат заметил её, испустил полузадушенный хрип и буквально вдёрнул в комнату, с грохотом захлопнув за ними дверь.

— Мир, всё в поря…? — Серафима даже не успела задать вопрос. Мир отскочил, совершенно по-драконьи зарычал и швырнул в стену кресло. Оно с шумом врезалось в камень и отлетело куда-то в сторону, стукнувшись об пол и развалившись на несколько частей.

— Мир! — она в мгновение ока оказалась рядом с ним и схватила брата за плечи. Он дёрнулся, взвыл вдруг, точно раненный зверь, а затем бухнулся на пол и вцепился в её ноги, едва ли не прорывая подол платья когтями.

— Смерть побери, Мир, что происходит?! — Серафима в панике вновь схватила его, пытаясь поднять, но так и не смогла — лишь опустилась на ковёр рядом. — Что случилось, Мир? Что с тобой? Что?

Он поднял на неё растерянный взгляд, в котором всё ещё плясали отголоски недавнего безумия, потом вдруг вздрогнул всем телом, вцепился ей в плечи, притягивая ближе и едва ли не роняя на себя, и разрыдался.

— Боги… — тихо выдохнула Серафима, временно прекращая свои расспросы и крепко обнимая дрожащее детское тело. Несколько минут она так и сидела — прижав брата к себе, раскачиваясь, уткнувшись в его волосы и шепча какой-то утешающий бред. Потом подняла глаза на разгромленную комнату. От всплеска гнева юного драконёнка пострадало не только кресло: на стенах и шкафу были глубокие царапины, полог кровати был изрезан и опалён, перина изодрана в клочья вместе с подушкой, стекло в одной из оконных створок лопнуло, камин был полуразрушен — камни, из которых он был сложен прежде, разлетелись теперь по всей комнате.

Что могло произойти? Почему активный, но совсем не взрывной Мир мог всё это устроить?..

Ответ на вопрос раздался тогда, когда Серафима уже перестала его ждать.

— Мне кажется, мой дар пробудился, — голос брата был совсем глухим, охрипшим и каким-то обречённым.

— Но… разве это не хорошо? Ведь ты теперь полноценный маг, — осторожно заметила она, не переставая гладить его по волосам. Мир резко вскинул голову. Его глаза уже утратили драконий огненный блеск и были почти человеческими, но на дне их залегло что-то странное и неестественное. Пугающее, такое, чего не должно быть во взгляде тринадцатилетнего ребёнка. Пусть и не человеческого ребёнка.

— Я не уверен в этом. Мне кажется, что я вижу будущее, — он высвободился из её рук, вскочил, принялся мерить шагами комнату, словно не замечая учинённой разрухи, — а вместе с ним — какие-то моменты прошлого, которые к нему привели. Это началось далеко не сегодня, так что я почти уверен в том, что это и есть мой дар — не думай, что я просто увидел кошмар и сделал необоснованные выводы с перепугу. Первое видение случилось ещё несколько недель назад, на следующий день после моего первого обращения. Я увидел какой-то странный дом… Понимаешь, словно не из нашего мира. Неправильный. Знаешь, есть такие большие прямоугольные коробки, в них ещё служанки хранят всякую мелочь… Дом был похож на такую. Он горел, и там, в огне, была рыжеволосая женщина с зелёными глазами. Она очень похожа на тебя… И на Элин. Потом это видение словно оборвалось, и я увидел… себя? Я рассматривал какую-то книгу с картами, и на одной из них, на триста девятой странице, были восточные регионы Лэсвэта и наш городок тоже. И я смотрел на него и понимал, что что-то не так. Мне казалось, что мы родились вовсе не в Неци́се. Понимаешь?

— Мир…

— Нет, не перебивай меня! Пожалуйста. Я должен закончить, это важно, это очень важно… — Мир до хруста сжал кулаки, и Серафима на краткий миг испугалась, что он просто прорежет себе когтями ладони или бросится на неё. — На следующий день я пошёл в библиотеку и нашёл эту книгу. И эти карты были именно на триста девятой странице, и мне снова казалось, что с Нецисом что-то не так. Тогда я списал всё на случайность, но это повторилось. Мне приснился я маленький, когда впервые пришёл на конюшню, а потом — вы с Сильвестром, ездящие по Белозару. И две недели назад вы ведь действительно туда ездили. За прошедшие недели подобные вещи снились мне далеко не единожды, и каждый раз они случались на самом деле, а сегодня… сегодня я тоже видел один сон.

Замолчи, замолчи, пожалуйста… Ты не должен этого знать, ты просто не можешь! Тебе это не нужно…

— Ты шла по круглому залу. Думаю, где-то в Замке?.. У него были светло-пурпурные стены и мозаичный пол. И в руке у тебя что-то мерцало. Какой-то свиток. Ты подошла к окну, развернула его, прочитала какое-то заклинание, он на секунду перестал светиться и погас, а затем вновь запылал, словно бы ничего не произошло. Не знаю, что это было…А потом в зале появился Главный Магистр и ударил… и выпустил… Огненный шар. И ты… и тебя… там было много крови, только свиток сиял, а Магистр стоял рядом с тобой, а потом опустился на колени. И… он как будто дрожал. А потом видение прервалось, и я увидел Белозар в огне и разрушенный Замок, а потом какого-то черноволосого человека… Он стоял, за его спиной был мальчик, а напротив него седой человек сыпал огненными стрелами, а человек стоял, а они летели прямо в него… Фима, если два последних видения — будущее, то первое — прошлое? Ведь всегда раньше было так, но Магистр… разве он мог тебя убить? Фима, как же?.. Как же так? Я не понимаю, Фима! Это же сон, да? Просто сон?! Я же ошибся, это не одно из видений? Это же не может быть оно, ну как, так ведь не бывает, Фима…

И Мир стоял, и Мир смотрел на неё безумными глазами, и расширенные зрачки затопили в них всю радужку, а он всё стоял, всё смотрел, и…

— Нет, Мир. Это не сон, — Серафима открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но не смогла. Просто не смогла. Вот так вот глупо всё и получилось, вот так он и узнал о том, что с ней и Магистром что-то не так. И что делать теперь, что делать сейчас? Рассказать ему всё? Или не стоит? Сказать лишь часть правды? Но какую, но что? Что, о Смерть?

И как простить себя за то, что он видел это? Что она это допустила. Он не должен был. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Дети не должны видеть, как умирают их старшие сёстры.

— Значит не сон… Я… Я понимаю, ты вряд ли можешь мне сейчас всё рассказать. Не делай такое лицо, пожалуйста, Фим, — брат грустно и совсем по-взрослому улыбнулся. — Но… Надеюсь, ты сможешь ответить хотя бы на несколько моих вопросов?.. Я…

— Конечно. Я… я постараюсь. Только подожди немного, — Серафима нервно вытащила флакон Инара Сиона из кармана. Руки тряслись, как у припадочной. Она плеснула в воздух. Капли, так же как и тогда, ярко вспыхнули и растеклись куполом, но Мир, казалось, этого даже не заметил.

— Он правда тебя… убил? — Мир выдавил вопрос через силу, и Серафима ответила ему так же. Говорить было тяжело, голос не слушался, но не говорить она уже просто не могла. Рано или поздно он всё равно всё бы узнал. Она предпочла бы, чтобы поздно, чтобы не так, но что случилось, то случилось. Быть может, так будет даже лучше.

Зато теперь он точно тебе поверит. Ищи выгоду.

Заткнись.

— Правда.

— Когда это случилось?

— В начале сезона.

— Значит, на самом деле, ты не отправлялась ни к каким драконам?

— Да.

— Ты действительно ничего не помнишь?

— Да, я ничего не помнила до вчерашнего дня.

— Как получилось, что теперь ты жива и всё вспомнила?

— Я тёмная. Всё замешано именно на этом, — признание далось на удивление легко. Серафима ожидала всего — криков, обвинений, проклятий, слёз, но Мир лишь улыбнулся, как-то невыносимо печально и робко, едва дёрнув уголки губ вверх, словно только имитируя эту кривую болезненную улыбку.

— Значит, тёмные всё же бессмертные, и в народе не лгут.

— На самом деле не совсем…

— Я… я, наверное, не хочу пока больше ничего знать. Просто… иди сюда? — он нерешительно развёл руки в стороны. Словно сомневался. Словно не верил в то, что всё ещё может себе это позволить. Серафима медленно встала с пола, так же медленно подошла — не понимая, как он мог принять всё так просто, так легко, так… смиренно. Брат вздрогнул, когда она обняла его, и прижался к ней так крепко, словно она была для него сейчас единственной опорой, словно собственные ноги уже его не держали.

— Мир, чтобы не происходило, помни — я тебе не враг. Пожалуйста, просто помни это. Я не могу поклясться тебе ни в чём, кроме этого. Это не изменится, Мир. Я никогда не пойду против тебя. Я клянусь кровью, я клянусь Смертью, слышишь? Госпожой своей клянусь!

— Фим, не надо… Я знаю. Я знаю. Кому мне верить, если не тебе? Ты же моя сестра, ты не причинишь мне вреда, никогда.

— Никогда. Надо, Мир, надо… Я поклялась тебе всем, что у меня есть. Теперь, чтобы ни случилось… От моей руки ты не пострадаешь.

Откуда ей знать, каким будет следующее задание в Совете? Откуда ей знать, что в её голову снова не влезет какой-нибудь менталист и не заставит нарушить слово? Лучше уж так. Лучше… Лучше действительно умереть, окончательно, чем сделать что-то с ним.

— И… Я пришла к тебе сегодня не просто так. В Замке небезопасно. Я боюсь, что если мы не уйдём отсюда до конца сезона, то можем…

Умереть, да?

— То может случиться… нечто. Нечто страшное, которое мы можем так легко и не пережить.

— Магистр убьёт нас?

Серафима застыла, в панике сжимая детские плечи. Семеро… он не должен задавать таких вопросов, он не должен об этом думать!

Может, хватит так трястись и пытаться сберечь его психику? Ты же видишь — он сам задаёт вопросы. Говори прямо. Велимир не такой уж и ребёнок.

Заткнись. Ты ничего не знаешь.

— Нет. Не он, и не факт, что убьёт. Я… я, правда, не знаю всех тонкостей и обстоятельств, но сейчас нам стоит опасаться не только Главного Магистра. Было бы лучше, если бы вы с Элин и Сильвестром уехали из Замка как можно быстрее, потому что сейчас всем нам грозит опасность. Возможно, что из-за меня Магистр попытается что-то сделать с вами…

— Убить? — Мир поднял на неё пытливый взгляд, в котором уже не было слёз — только серьёзность и готовность если не на всё, то на многое. Откуда это в твоих глазах? Когда ты успел так повзрослеть?

— Не своди всё именно к убийствам. Вряд ли убить, но вытянуть как можно больше информации — точно. Пока что Магистр вновь не считает меня тёмной, но долго это не продлится. Мне нужно будет уйти из Замка… насовсем, понимаешь? И это повлечёт большие последствия. Но я не могу уйти, зная, что вы останетесь здесь совсем одни, без защиты, поэтому… Не знаю как, но я вас вытащу. Как объяснить всё Элин и Сильвестру не знаю тоже, но… я просто не могу вас бросить. Вы — моя семья. И чтобы не говорили в народе про тёмных, мы не те, кем нас считают. Веришь, Мир?

Веришь, веришь, веришь? Мне упасть перед тобой на колени и молить тебя об этом доверии?

Ты думаешь, что я пошла бы к ним, знай, что они беспринципные садисты? Убийцы? Язычники? Кем их ещё называют в народе, не желая наконец успокоиться?

— Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь, но Лэсвэт в огне — это очень убедительно. А я… я ведь считал, что Главный Магистр — друг нам. А он… з-заклял тебя, когда ты взяла тот свиток. Что в нём? В этом ведь дело, да, там какая-то секретная информация? Она нужна была тёмным, и ты решила?..

— Это было Пророчество.

— Пророчество? Тёмным нужно Пророчество? Но зачем? Ведь все и так знали, что в нём написано… Финнский Альянс и Магистр…

— Оно ненастоящее.

Мир замер, потом перевёл на неё совершенно растерянный взгляд.

— Ненастоящее?.. — его голос дрогнул.

— Подделка. Точнее… Не подделка даже, выдумка чистой воды. И потому нет никакой гарантии, что вы вернётесь из Иоки живыми, — Серафима кивнула. В голове вдруг стало совершенно холодно и пусто. Она может сколько угодно просить у брата прощения, ползать перед ним, рыдать — вот только ничего не изменится. Он будет знать. Он уже простил её, простил по-детски просто, но вот ей себя не простить никогда.

Серафима разжала руки, сделала шаг назад. Словно больше не была вправе касаться его.

— Его… Главный Магистр придумал, да? Но… зачем? Если он даже не знает наверняка, что победит с нашей помощью, то зачем ему всё это?.. — Мир под конец едва не сорвался на крик, потом закусил губу, сдерживая подступающую истерику, и глубоко и медленно задышал. Воздух с рваным свистом вырывался из его груди.

— Я не знаю. Я выясню, но сейчас — не знаю. Не уверена, что нам скажет об этом кто-то, кроме самого Магистра…

Если Эмил Курэ, твой дорогой Учитель, не принимал в этом участия. Ты веришь, что он не знает, зачем и почему? Я вот — нет.

— …Да и сейчас это не главная задача для меня.

Если я не вытащу вас, то всё будет бесполезно.

Брат молчал. Смотрел задумчиво в пол, дышал неровно, а потом вдруг спросил:

— А… То заклинание, которым ты проверяла подлинность Пророчества? Откуда ты его взяла?

— Мне показал его один… тёмный, — уклончиво ответила Серафима. Один тёмный… Тамерзар, снова Тамерзар. Неизбежно всё приводит к нему…

Подумаешь о Советнике позже! Закончи сначала со своим братцем, раз так хочешь его спасти… Не тяни.

— А ты не думала о том?..

— О том, что это могло быть иное заклинание? Думала. Потеряла из-за этого слишком много времени, роясь в библиотеке в поисках подходящих книг. Тоже не хотела верить, представь себе. И знаешь… Нашла нечто похожее. Недоработанную за ненадобностью формулу. Всё сошлось… Возможно было создать такое заклинание, что проверило бы подлинность артефакта. Не смогли наши Магистры, но смогли тёмные. Кто знает — может, если бы я поверила сразу, то смогла бы избежать своей смерти… Хоть и не уверена в этом. Может, Магистр следил за мной, а не появился в Башне случайно.

Могла бы избежать смерти… И ты никогда бы её не увидел.

Если бы поверила сразу, то не пострадала бы… Как думаешь, можно ли счесть ту твою смерть за наказание? Как-никак, косвенно ты нарушила двенадцатое негласное правило… За верность тёмным воздастся сполна. За неверность тоже. А ты поставила приказ под сомнение. А между тем третье правило…

— Значит, теперь совсем никакой надежды на то, что Магистр — хороший, — брат вымученно улыбнулся. Пытается шутить…

— «Хороший» — слишком детское слово, Мир. Нет в нашей жизни ничего абсолютно хорошего и абсолютно плохого, всё зависит от точки зрения. Как сказал мне один человек, всё вокруг — лишь игра полутонов. Наверное, он был прав.

— Значит, с какой-то точки зрения хорошим может быть и убийство?

— Нет, — Серафима резко мотнула головой. Не стоило пытаться отвлечь его философскими беседами… — Убийство плохо всегда. Надеюсь, что ты это запомнишь… Да, я солгу, если скажу, что в наше время можно обойтись без них, без убийств, что можно поклясться в том, что никогда не убьёшь… Бывают разные ситуации. Самозащита, защита кого-то близкого. Это не отменяет того факта, что это — зло. То самое, которого, как я сказала минутой ранее, в чистом виде нет… — она тихо рассмеялась, уже не зная, что может ещё сказать. — Я и сама путаюсь в этом, Мир. На некоторые вопросы нельзя дать однозначного ответа. Знаю одно — нельзя убивать во имя добра. Те, кто считают иначе — фанатики.

— Значит, Магистр — фанатик?

— Я не знаю его мотивов. Не мне его судить.

А кому? Кому, если не тебе? Это твою жизнь он искалечил, Серафима! Почему ты его защищаешь?

Не лезь. Не сейчас. Хочешь, чтобы я сорвалась прямо здесь, при брате, который и сам на грани истерики?

Хочу, чтобы ты перестала нести чушь. Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Что ты пытаешься ему внушить? Убивать — плохо, нужно быть добрым, хорошим, терпеливым и оправдывать даже самых отъявленных ублюдков из-за того, что «не знаешь их мотивов»? Ты хочешь, чтобы твой брат выжил или стал священником?

— Не тебе… — Мир снова поднял голову. Он чувствовал висящее в воздухе напряжение и, наверное, то, что больше она ничего не скажет. — Ты… у тебя есть какой-то план или вроде того, чтобы вывести нас из Замка?

Да, да, да, скажи ему это марраково «да», успокой!

— Нет.

— Нет…

— Нет. Но будь уверен в том, что скоро я что-нибудь придумаю. Времени мало, но оно у нас есть… А ты, что же, — Серафима внезапно развеселилась. Или лишь заставила себя это сделать?.. — действительно готов довериться своей сестре-тёмной, которая могла тебе сейчас наврать и тонко подвести свою ложь под твои видения, воспользовавшись ситуацией?

— Да, готов. Именно потому, что не просто тёмная, а сестра, — он улыбнулся немного неуверенно, но уже гораздо твёрже, чем в начале их разговора. — У тебя ведь были причины пойти к ним. И ты не обязана делиться ими со мной, тем более вот так вот сразу…

Причины… Любопытство, грёбаное любопытство и желание самоутвердиться…

— …Хотя мне, конечно же, было бы очень интересно их узнать.

— Мир, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком умный для своих тринадцати лет, м? — Серафима фыркнула.

— Ага. Магистр Умар регулярно меня в этом упрекает, — брат улыбнулся ещё шире и огляделся. — Надо тут прибраться, да? А то у слуг явно будут вопросы… Не знаешь, как складывать камины?..

— Но вот непосредственность у тебя совершенно детская, — она со смешком качнула головой. — Не знаю, что делать с твоим камином. Что делать с комнатой — тоже. Бытовые чары — не то, чему меня учили… Может, скажешь служанке, что тебе приснился дурной сон, и ты в порыве эмоций пустил по комнате, не знаю, волну необузданной магии? А потом, испугавшись таких разрушений, случайно и кровать когтями подрал…

— Противная, — протянул Мир, — не так уж я всё и порушил. Но вариант, конечно, самый оптимальный.

— И где же ты таких слов понабрался, м, оптимальный ты мой? Вызывай служанок. А я попытаюсь поговорить с Элин. Она, конечно, та ещё злюка, но не бросим же мы её здесь? — Серафима подмигнула.

Мир мгновенно напрягся.

— А ты уверена, что она тебе поверит? У вас же отношения не клеятся особо… Давай я пойду с тобой?

— А чем ты мне поможешь, брат мой? Твой дар ведь не убеждение, — она потрепала его по волосам, практически пересиливая себя. Лэйер в голове продолжала шептать, подсказывая и завершение разговора. — Удачи, мой юный и необузданный. Пусть я всё ещё и не понимаю, почему ты поверил мне так… легко.

Можно было обойтись и без последней фразы. Сложно было дослушать меня? Ты теперь застрянешь у него ещё на полчаса!

— Фим, я ведь уже сказал. Два раза, между прочим. Ты — моя сестра. Старшая. Думаю, ты знаешь, что делаешь…

Зря думаешь.

— …и готов доверять тебе безоговорочно. Вот если бы ко мне тёплым элэйнанским деньком заявился какой-нибудь там Магистр Курэ, сообщил бы, что он служит тёмным, и позвал бы с собой под предлогом мнимой опасности — я бы насторожился. Но ты — это ты…

Наивный ребёнок.

— …Иди, Фим. Пока я не решил изменить своему благодушному настроению и не разрыдался у тебя на коленях. Ты этого хочешь, да?

Мир улыбнулся — уже в который раз, словно пытаясь доказать ей, что всё хорошо — и потянулся за шнуром для вызова прислуги. Но всё не было хорошо…

Серафима вышла из комнаты и плотно прикрыла дверь. Не хватало ещё, чтобы кто-то раньше времени увидел царящий там хаос… Улыбка сползла с её лица, и Лэйер в голове опять зашептала что-то о потери хватки.

То, что Мир поверил ей, уже было хорошо, но самое сложное было впереди. Что делать с Элин и Сильвестром Серафима пока плохо представляла… Да ещё и надо было прояснить один момент с Илвой, которая должна была в случае опасности подать ей сигнал, но не подала.

46 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Фирмон, Кара, Странный Мир

Они ввалились в таверну, когда на город опустилась густая, иссиня-чёрная ночь. От воздуха веяло холодом, звёзды белыми льдинками щерились с неба — словно сотни маленьких глаз. Самым большим прищуренным глазом таращилось сверху Сэрэн Мирэ, наполовину скрытое тучами. Оно ловило каждое движение, и взгляд его был остр и внимателен. Мирэд уже не мог спать, и только бездумно смотрел вверх, изредка проваливаясь в зыбкое небытие. Смеха в голове больше не было, поцелуй на шее не тлел, только из снов тянуло чем-то тёплым и манящим. «Пожалуй, я ещё вернусь к тебе. Ты такой забавный». Так ведь ты сказала, Элэйн? Знать бы ещё, чем именно он ей приглянулся…

«А я вссегда тебе говорила, какой ты очаровашшшельный»

«Ты решила проснуться, змейка? Позволь тебя поправить — правильно говорить «очаровательный». Могла бы и научиться за столько лет»

«Ты не только очаровашшельный, Нэсс, ты ещё на редкоссть зсанудный. Дейсствительно, что Владычица Огня в тебе нашласс?..»

«Не шурши. Лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь?»

«Уж всяко лучшше чем ты»

«Это не может меня не радовать»

«Отрадно это слыышшать. Я-то думаласс, что ты ссовссем позсабыл свою бедную зсмейку, и большше не перекинешься со мной и ссловом»

«Мне довольно сложно с тобой говорить, когда вокруг меня столько существ, норовящих мне что-нибудь поведать. Когда это задание закончится, я буду готов говорить с тобой денно и нощно»

«Обещщаешь?»

— Мелкий, если ты уже очнулся и не собираешься падать в обморок, то имей совесть и слезь с моей спины. То, что габариты у тебя как у трепетной девицы, тебя в неё всё же не превращает. По весу, по крайней мере, — Квэарр довольно ощутимо ткнул его в ногу одним из своих металлических пальцев.

«Ну вотсс опять начинаетсся»

«Не бухти»

«Зсануда»

— Если ты присядешь на корточки, то с удовольствием. Поскольку вы укутали меня в плащ так, словно я не девица даже, а фарфоровая ваза Эпохи Магии, то спрыгнуть я с тебя не смогу.

— Вижу, доброе расположение духа к тебе уже вернулось, — Фирэйн хмыкнул и подошёл к тавернщику уже знакомого им «Красного Змия». — Тёмной ночи, морр Нсайсс. Нам нужны две комнаты, да побольше. У вас ещё остались на четыре кровати?..

— Три комнаты. Третью можно на две, — поправил СэльСатар, бесшумно проскользнувший в дверь вслед за ними. Русса на его руках, похоже, спала. Или же просто была без сознания — сложно было понять. Сейчас, со спины Квэарра, Мирэд мог разглядеть только торчащие из-под надвинутого ей на голову капюшона белые волосы, но не лицо.

Эльф, нарочито кряхтя, присел, и Мирэд с трудом с него слез. Ноги и руки затекли от долгого пребывания в неудобной позе, плохо слушались, накатила слабость, но всё же он чувствовал себя намного лучше, чем после портала.

— Не загораживай проход, ты тут не один, — Вард, кряхтя, впихнул в трактир Рэта. Светлый выглядел довольно смешно: растрёпанный, припорошённый снегом, с покрасневшим носом, он не походил не то что на сына Светлейшего, но даже и на наёмника, которым пытался притворяться. Последним в тепло заскочил Зенор, захлопнул за собой дверь и шумно и довольно вздохнул. Его нос, наоборот, посинел, и с эльфёнком они составляли довольно забавный для уставшего Мирэда контраст. Рэт заметил, что на него смотрят и даже улыбнулся — правда, очень неуверенно.

Почему-то странным казалось видеть улыбку на его лице — после всего, что случилось. Улыбался ли он до этого хоть раз? Из-за чего улыбается теперь? Что, рад видеть? И поговорить бы сейчас, и спросить, разобраться в происходящем, но… Морр, высокий и сутулый Забирающий Опасность, опустил в протянутую лекарем ладонь ключи, и тот не преминул погнать отряд вверх по лестнице. Зенор, уже и думать забывший о том, что командир здесь не Фирэйн, взбирался по скрипящим ступеням в первых рядах.

— Так, Вард, Зенор, Мирэд, отправляйтесь в седьмую комнату. Ваш ключ. Я с Квэарром и Светлейшеством расположусь в восьмой. Капитан — ваша девятая.

— Что, сегодня даже без «феечек», «рыбок» и «жрущих растений»? — горный хохотнул.

Фирэйн бросил на него тяжёлый взгляд.

— Аргарра, Вард, ты меня за сегодня уже задрал. На какой рух тебя послать, чтобы ты наконец заткнулся? Я лекарь, а не шут. Знаешь, в чём разница?

— И в чём же? — Вард всё ещё посмеивался, но уже немного нервно.

— В том, что у шута нет нескольких видов яда. Например, — Фирэйн мило улыбнулся. — Но мало того, дорогой мой. Я ведь тёмный лекарь. А знаешь, в чём отличие между обычным лекарем и лекарем-тёмным? Нет? У тёмного лекаря есть грёбаные мечи! И если ты не возьмёшь сейчас свой марраков ключ и не пойдёшь спать, то слово Смерти, я их тебе куда-нибудь воткну!

— Ещё и ядом смочишь, да?.. — хмыкнул Квэарр. Доведённый до ручки лекарь начал медленно поворачиваться.

Решив не дожидаться окончания разговора, Вард цапнул ключ и распахнул дверь в комнату, едва ли не вваливаясь внутрь. Зенор заскочил следом, Мирэд, борясь с желанием разбить лоб об стену от выходок своего друга, скользнул за ними. Он никогда не видел Фирэйна таким взвинченным, и, честно говоря, видеть не хотел — чревато было издеваться над единственным человеком в отряде, что мог бы как-то помочь им в случае ранения или болезни.

Да и яд был хорошим аргументом.

И таким же хорошим был вопрос: что смог сделать Вард, чтобы разозлить настолько миролюбивого человека? Их короткая перепалка явно была последствием чего-то более масштабного.

«Можшет, он ссожшрал его леденцсы?.. Этис, лимонные… У вашего лекарясс от них жше проссто зависсимость…»

 

Комната номер семь мало чем отличалась от той, где они останавливались в прошлый свой визит в «Красного Змия», будучи типичной для таверн Забирающих. То есть небольшой, чистой, аккуратной, с четырьмя узкими кроватями, застеленными тёмными в полумраке покрывалами (но Мирэд почти наверняка мог сказать, что на самом деле они были зелеными или коричневато-серыми), с высоким нешироким окном и деревянной бадьёй, заменяющей ванну, за ширмой в углу. Ещё по стенам располагалось несколько шкафов, что были, впрочем, практически бесполезны сейчас — вещей у тёмных почти не осталось. Солнце Ночи заглядывало своим глазом прямо в комнату, пуская по дощатому полу белёсые полосы тусклого света.

На подоконнике стояло несколько подсвечников, отбрасывающих изогнутые гротескные тени. Зенор подошёл к окну, взял лежащий рядом с ними огнетворец,⁽¹⁾ щёлкнул им, зажигая фитили. Свечи ярко вспыхнули, осветив комнату дрожащим рыжим пламенем. Тени заплясали ещё чернее.

Огонь вызвал вполне однозначные ассоциации, и Мирэду даже на секунду показалось, что клеймо на его шее снова начинает теплеть. Он тут же отвёл взгляд от пламени и присел на самую дальнюю от окна кровать — от греха подальше. Вард с довольным рычанием плюхнулся на облюбованное им лежбище. Доски под ним жалобно скрипнули и прогнулись, но, к счастью, не проломились. Тут же из-за двери показалась голова Фирэйна — всё ещё злого и всё ещё ядовитого:

— Сломаешь — сам будешь оплачивать ремонт! Будь уверен, его вычтут из твоей ежесезонной платы.

Вард фыркнул в подушку и сел:

— От меня сильно не убудет, мне не так уж и много нужно на жизнь. А вот на нормальной кровати я не лежал несколько недель! Это, конечно, тоже не тэйвская лежанка, но всяко лучше, чем голые мокрые камни.

— Как знаешь, как знаешь. Я тебя предупредил, — лекарь закрыл дверь обратно.

Зенор тоже присел на кровать и, нагнувшись, чтобы снять сапоги, спросил:

— А что за тэйвская лежанка такая?

— О, это лучшее, на чём только можно спать. Сначала на камни кладутся лапы горных елей…

— Какие речи из твоих уст, друг мой… Не думал, что ты когда-нибудь назовёшь ветки лапами, — встрял Мирэд, ехидно улыбаясь. Варда бесить — святое дело.

— …Так вот, — тот скрипнул зубами, но смолчал. Досадно, досадно. — Сначала на камни кладутся еловые лапы — особенно хороши из середины. Они почти такие же широкие, как нижние, но иголок на них больше, никакое зверьё не пожрало… Если веток не хватает, то можно и обычным хворостом доложить, но это уже не совсем то будет. Затем сверху кладётся выделанная шкура какого-нибудь медведя или барса, так, чтобы ворс остался сверху. И вот после этого можно укладываться. После такой лежанки никаких перин не надо! Для спины хорошо, кстати.

— Конечно, никаких перин не надо. Потому что после такой лежанки ты утром уже не встанешь. Честно говоря, я бы предпочёл нормальную кровать. Не вижу ничего прекрасного в сне на ветках, накрытых шкурой, если нет иного варианта, — Мирэд стянул плащ и бросил его на спинку кровати.

— И я даже с тобой соглашусь, — Зенор поёжился и скинул первый сапог.

— Тьфу на вас… Марраковы неженки! Ничего вы не смыслите в традициях и нормальных кроватях, — Вард покачал головой и вновь завалился на спину, не удосужившись даже разуться. Ну да, на тэйвской-то лежанке и так спать можно было…

— Как будто ты ярый приверженец традиций, — Мирэд хмыкнул, — не из-за них ли ты ушёл с Круговых гор?

— Не все традиции одинаково хороши, я тебе про это уже рассказывал и повторять не буду, — горный широко зевнул, — я устал и хочу спать. Про жрать я уж молчу, наш распрекрасный лекарь явно решил уморить нас голодом. Ну-с, хоть яд не подольёт…

— Жрать на ночь, конечно, вредно, но вас, несчастных голодающих, на кухне ждут остатки ужина — хвала пониманию морра Нсайсса. Я бы рекомендовал этим пониманием воспользоваться. Зелье, конечно, будет поддерживать ваш организм до утра как минимум, да и слегка сгладит истощение, но нормальное питание оно не исключает, а скорее предполагает, — Фирэйн вновь появился на пороге.

Вард искоса глянул сначала на него, затем на постель и махнул рукой.

— Не, ну её, эту еду. Спать.

— Я тоже откажусь, — Зенор уже стянул с себя всё, кроме рубахи и залез под одеяло, свернувшись клубочком.

— Присоединяюсь. Нет аппетита.

— Как хотите. Я человек мягкий, настаивать не буду. Но и гастрит потом лечить — тоже. На такую ораву, знаете ли, зельями не запасёшься. Тёмной ночи.

Лекарь снова ушёл — и на этот раз, кажется, ушёл окончательно. В коридоре раздались шаги, потом заскрипела лестница.

— Ну и паразит… Он что, весь разговор подслушивал? Весь день мне плешь проедает… — Вард заворчал и приоткрыл один глаз. — Кто-нибудь знает, что такое «гастрит»?

Мирэд пожал плечами, всё же поленившись спрашивать сейчас о причинах их размолвки:

— Понятия не имею.

«Ссерьёзсно, Нэсс? Ты же читал книгу по лекарсскому делу в Сазсере»

«Возможно. Всё равно я сейчас уже ничего не помню»

«О первый Зсмей, твоя память меня убиваетсс. Это же было всего год назсад…»

«Зсмейка, я устал. Давай ты почитаешь мне нотации завтра»

«Паразссит», — процитировала горного Аин-Зара, однако всё же соизволила замолчать. Мирэд покачал головой, встал с постели и потушил ехидно и жарко мигающие свечи. Затем забрался под приятно прохладное одеяло и почти сразу забылся глубоким, но беспокойным сном.

Он вновь видел Элэйн. Она стояла за границей расползшейся руны и улыбалась лукаво и хитро, склонив набок голову со струящимися огненными кудрями. В её глазах тоже бушевал огонь — зелёный, обжигающий, влекущий. Однажды Мирэд уже видел такое пламя — в детстве, когда отец водил его в лес, и они вместе разжигали костёр. Кажется, это было в одну из Плясок Змей⁽²⁾… Он тогда рассказывал о том, что такой цвет у огня бывает из-за примеси каких-то минералов или чего-то подобного, но Мирэд не мог вспомнить, чего именно. Голова кружилась. Элэйн не нравилось, что он пытался отвлечься и не замечать её.

Мысли уплывали куда-то за край сознания, мир казался размытым и нереальным — словно бы это всё ещё был не сон, но уже и не явь, а что-то среднее. Что-то среднее, где, как в внезапно вскипевшем болоте, захлёбывался вязким огнём Мирэд. Он судорожно глотал ртом воздух и уже не понимал, от чего спёрло дыхание: от жары, от приступа или от опасной близости Огненной Драконицы, которая в какой-то момент шагнула в рунный круг и оказалась слишком близко. Ритуал вновь повторялся, только теперь он был здесь лишь вдвоём с Элэйн, и некому было это прекратить, некому его вытащить. Она снова была везде — её руки, её тело, её волосы, её жар. Она касалась его, настойчиво цеплялась за плечи, говорила что-то — быстро, громко, на драконьем, но он не разбирал слов и не мог прочитать их по движениям её губ. Но Элэйн всё говорила, он чувствовал в её голосе рокот огня, чувствовал силу, что гнула к земле… Наконец она остановилась — словно поняла, что её не слышат, вздохнула и обхватила его лицо обжигающими ладонями. Её пальцы вплавились в кожу раскалённым добела металлом, впитались, он пытался схватить её за руки и оторвать от себя, но вокруг полыхал пожар, а потом Мирэд увидел — лишь на секунду — ступени древнего храма, сложенные из золотисто-алого гладкого камня.

Сон кончился резко и внезапно. Мирэд дёрнулся и рывком сел на постели, запутавшись в одеяле и едва не свалившись на пол. Аин-Зара осталась спокойно лежать на подушке и даже не подумала пошевелиться. Вард тоже спал, громогласно храпя, Зенор калачиком свернулся на кровати, зажав в руке свой медальон. За окном тлело рассветное небо, растекаясь над крышами розово-жёлтым маревом и только где-то сверху оставаясь ещё синевато-тёмным. Мирэд шумно выдохнул и откинул со лба волосы. Раз скоро взойдёт дневное солнце, то нет смысла пытаться заснуть ещё раз.

Сердце всё ещё гулко стучало в горле, ощущение чего-то огненного рядом не отпускало, но тело начинало потихоньку отходить от странного видения. Что оно значило и значило ли что-нибудь вообще? Мирэд понадеялся, что это всё же был бред уставшего мозга. Не хотелось верить в то, что он связан теперь не только со Смертью, которой служит, и со Странником, который создал их расу, а ещё и с Пламенем, руну которой имел неосторожность выбрать на ритуале. Призывно заурчал живот, и Мирэд спрыгнул с кровати, начиная неспешно одеваться и окончательно отбрасывая мысли о недавнем сне. Как там говорил Фирэйн? На кухне есть остатки ужина? Быть может, они пребывают в сохранности и сейчас?

Давно нечёсаные и немытые волосы неприятно лезли в лицо, нитка бус, которой они должны были быть аккуратно собраны, казалось, вросла в них намертво, запутавшись между свалявшимися в колтуны прядями. Расчёска могла бы спасти его в этой тяжёлой ситуации, но была утеряна ещё на Миро. Мирэд предпринял осторожную попытку выпутать бусины из своего несчастного хвоста, но в итоге плюнул и на это, и на свою забирающенскую гордость, порядком пожёванную за эти недели, и спустился вниз. Сначала он поест, а потом уже будет разбираться с внешним видом. К Марраку.

Внизу, в зале, внезапно обнаружился Рэт. Мирэд оглянулся в поисках морра, но обнаружил только его скучающего за стойкой помощника с какой-то потрёпанной книгой.

— Морриш..?

— Моё имя Гнасс, господин, — помощник отложил книгу и поднялся со стула. Рэт обернулся и тихо приветственно кивнул. Мирэд ответил таким же кивком.

— Морриш Гнасс, скажите, осталось ли что-нибудь со вчерашнего ужина? Мои соотрядники упоминали что-то такое.

— Нет, господин. Но завтрак уже готовится. Думаю, его можно будет подавать уже через полчаса… Если вы согласны подождать, как господин Рэттан, то я прикажу подать его сразу же по готовности, — Гнасс замер в ожидании, учтиво отведя взгляд от пребывающего не в самом лучшем виде клиента.

— Да, благодарю. Я подожду его, — Мирэд кивнул и опустился за стол напротив Рэта. Морриш вышел из-за стойки и исчез за неприметной дверью в стене.

Повисло неловкое молчание. Мирэд не ожидал встретить Рэта сейчас и, откровенно говоря, не знал, что может сказать ему. В гроте было проще. Эльфёнку нужно было утешение, а ему — отвлечься. Они просто говорили, и были важны не столько фразы, сколько живой голос и тепло чужого тела где-то рядом. После же началось безумие, бред воспалённого разума, и Мирэд уже не знал, что делает — мог только звать и цепляться за что угодно, за кого угодно, лишь бы не утонуть в собственном взбесившемся сознании. Он чувствовал, что кто-то держит его, но из-за боли ничего не видел, не мог думать, просто плавал в темноте, растворяясь в собственной боли и безысходности. Разум вернулся к нему лишь с Аин-Зарой. Мирэд подозревал, что обязан относительной сохранностью своего тела от камней именно этому эльфу, потому что больше рядом никого не было, но не был в этом уверен. С чего бы Светлому ему помогать?

— Ты… в порядке? — внезапно спросил Рэт.

Мирэд подивился тому, сколько неподдельного участия было в его голосе. Как будто действительно волнуется… Рэт ведь был их пленником. Как-то не верилось, что он может испытывать сочувствие и какие-то положительные эмоции к одному из своих тюремщиков. Всё ещё помнит о том, что Мирэд не убил его, когда мог? Он ведь вполне отдал свой долг в гроте, сначала перевязав, а потом не дав ему раздробить голову о стену. Что же тогда? На полном серьёзе проникся тёплыми чувствами? В это верилось с трудом. Чтобы пленённый эльф, да ещё и из семьи Светлейших…

— Да, вполне. Некоторая слабость после ритуала ещё сохранилась, но это временное явление, — Мирэд замолчал, потом подумал, что хорошо бы спросить у Рэта и о его самочувствии, но эльфёнок вновь его опередил.

— Ты так спокойно говоришь о ритуале, хотя нас могут услышать. Разве это не секретная информация?

— М… На то есть три причины. Во-первых, морриш Гнасс вышел на кухню. Во-вторых, морры и морриши не распространяются о разговорах и секретах своих клиентов, если случайно их слышат. У них тоже есть свои правила поведения, которым они следуют достаточно строго. Не знаю, что там у вас на Элфанисе, но карцы — народ дисциплинированный. И, в-третьих. Ритуалы не являются для Кары чем-то из ряда вон выходящим. Они, конечно, встречаются не на каждом шагу, но на каждых десяти — наверняка. Разве в твоих книгах не было об этом написано? Это ведь не секрет для тех, кто интересуется культурой Забирающих, — Мирэду действительно стало интересно. К тому же, наличие у Забирающих ритуалов на самом деле не было большим секретом. Он же не собирается сейчас рассказывать Рэту о том, что происходит за стенами замков, а поведает лишь о чём-то простейшем. И то, если он спросит. Даже уровни рун и деление ритуалов на красные и белые упоминать не будет. Мирэд, чего уж отрицать, питал к невезучему эльфу некоторую долю симпатии, но за языком следил — помнил, что говорит с пленником.

— В Небесной Резиденции было не так много книг про другие расы, как ты думаешь, — Рэт улыбнулся, но как-то нервно — не то пытаясь что-то скрыть, не то просто опасаясь странного тёмного. — Тем более, Забирающие живут закрыто. Вас редко можно встретить за пределами вашей страны, а ехать в Кару самому — себе дороже. Вы ведь не очень любите чужаков, как мне кажется?

— Лезущих туда, куда их не зовут — действительно недолюбливаем. К остальным же относимся вполне лояльно, — кивнул Мирэд. Эльфёнок что, действительно его опасается? Но при этом всё равно лезет с разговорами и старательно пытается быть дружелюбным. Забавно…

— А если… если я спрошу про ритуалы, то я залезу в не своё дело? — наконец поинтересовался Рэт неловко.

Мирэд не удержался от того, чтобы фыркнуть:

— Я вполне могу рассказать тебе о них в общих чертах. Как я уже говорил, это не секретная информация. Ритуалы в основном используются для того, чтобы заменить нам вещи, доступные обычным магам. Например, с помощью одного ритуала можно создать вокруг дома защитный контур, способный обогревать его в холодное время года без дополнительных затрат на камины, дрова и тому подобное. Или ритуал, проведённый над той же деревянной бадьёй для мытья — думаю, ты уже успел увидеть это… чудо магической мысли. С помощью ритуала на неё накладываются определённые чары, позволяющие ей по сигналу наполняться водой. Вода, конечно, берётся не из воздуха, но это куда проще, чем таскать её в ведрах из какого-нибудь колодца.

— То есть, обычной магией вы не можете пользоваться совсем? Раз идёте на такие ухищрения.

— Как будто одни только Забирающие используют ритуальную систему… — Мирэд хмыкнул. — Можем, но только самой простейшей. Она нам, в общем-то, и не нужна. Для быта есть ритуалы, для всего остального годится и наша расовая магия.

«Нэссс, где тебя носсит?», — раздражённо прошипела в его голове Аин-Зара.

«Я внизу, ожидаю завтрак. Сполза́й ко мне, если хочешь»

«Поччему ты меня не рассбудил?!»

«Решил проявить заботу и дать тебе отдохнуть. Ты ведь ещё полностью не восстановилась?»

«Не делайсс так большше. Я лучшше не выссплюссь, чем опять тебя потеряюс»

— Ты разговариваешь с Аин-Зарой? — вопрос Рэта не дал ему ответить змее, и она опять раздражённо зашипела, сетуя на то, что ей предпочитают каких-то эльфов.

— Да. Это так заметно?

— У тебя глаза изменились. Взгляд стал отсутствующим, а радужка — серебристой. Знаешь, как будто траву снегом припорошило… Вот я и подумал, — он пожал плечами.

— Подумал ты на удивление правильно для существа, мало что знающего о Забирающих.

— Мало, но не совсем ничего. Только вот один вопрос есть… Можно?

— Можно. Не факт, что я отвечу, но можешь попытать счастья, — Мирэд расплылся в довольной змеиной улыбке. Почему-то неловкие эльфийские попытки поддержать разговор (или попросту выведать побольше информации) немало его забавляли.

— А вы понимаете язык змей? Ну, то есть, как вы с ними разговариваете? У змей есть какой-то особенный язык, который вы выучили, или они говорят с вами на языке Забирающих? Как это работает?

— На самом деле, это довольно интересный вопрос, — Мирэд на секунду задумался, — со своими змеями у нас нечто вроде ментальной связи, и мы скорее не говорим, а ловим мысли и чувства друг друга, которые мозг уже обрабатывает и сообщает нам в виде фраз или образов. А вот с чужими змеями ситуация несколько иная. Если змея хочет, чтобы её услышали, то она тоже вступает в определённую ментальную связь. Если не хочет, то мы слышим только неразборчивое шипение.

— А с обычными змеями вы можете таким образом разговаривать?

— С какими обычными? — Мирэд непонимающе нахмурился.

— Ну, с обыкновенными, не... э... Забирающ... щенскими.

— А-а, с этими. Хм, — он потёр переносицу, — на этот вопрос я не могу дать тебе чёткого ответа, поскольку, как ты выразился, обычные змеи у нас почти не встречаются. Но, как полагаю, не можем. Змеи Забирающих ведь не совсем обычные змеи, они скорее созданные магией фамильяры, изначально разительно отличающиеся от обычных животных. Их разум не примитивен. И, если бы у них было подходящее строение ротовой полости, то они наверняка смогли бы говорить с нами на одном языке.

А вот о причинах этой разумности можно было и не упоминать. Не стоит выдавать все слабые места. Хотя, Рэт и так мог дойти до кое-чего, если размышлял над тем, почему Мирэд так остро отреагировал на потерю Аин-Зары.

— А я смогу понять змею Забирающего, если она захочет со мной поговорить?

— Сомневаюсь. Ты ведь эльф. Но, если тебе интересно, мы можем это проверить. Аин-Зара как раз до меня добралась, — Мирэд схватил обвившуюся вокруг его ноги змею и водрузил её на стол.

«Скажи что-нибудь Рэту»

Змея воззрилась на него как на умалишённого: «Ты издевашшьсся, да? Он жше не Зсабирающщий»

«У нас эксперимент»

«Ссерьёзсно? И что мне ему ссказсать? Здравствуй, давай дружшить?»

«К примеру»

Аин-Зара посмотрела на него как на глубоко и безнадёжно больного, а затем со вздохом повернулась к эльфу, едва ли не по слогам прошипев: «Тёмного утра, ушшасстый. Ты зснаешь, что сстрижшенные мечом волоссы ссмотрятся совершшенно убого?».

Рэт ожидаемо не понял ли слова, а потому нисколько не оскорбился — только вздохнул разочаровано. Однако почти мгновенно оживился:

— И ещё вопрос, если позволишь. Зачем вам в принципе нужны змеи?

Мирэд моргнул. Нашла коса на камень… И про ритуалы ему расскажи, и про змей всё поведай — куда это вы так торопитесь, Светлый? Не слишком ли смелы ваши запросы? Можно ответить, чтобы он лез не в своё дело, но тогда велик шанс, что Рэт обидится… А почему, собственно, его это волнует?..

Положение спас морриш Гнасс, вышедший из кухни в сопровождении несшей в руках поднос подавальщицы — миловидной девушки с бледно-зелёной шалью на плечах. Поднапрягшись, Мирэд вспомнил, что сталкивался с ней ещё в прошлый визит тёмных в «Красного Змия» — тогда она тоже подавала им завтрак перед отъездом.

Запахло тёплой молочной кашей, топлёным маслом, свежими яблоками. Мирэд блаженно втянул носом воздух — как давно, как давно, Маррак побери, он не завтракал нормальной, вкусной едой! Рэт, судя по всему, разделял его восторги — во всяком случае, смотрел он только на поднос и вопросы не задавал.

— Завтрак для господ, — подавальщица склонила голову и принялась расставлять тарелки на столе. Две глубокие миски с ароматной кашей, в которой лужицами прозрачного золота таяло масло, два блюдца с нарезанными яблоками и горстками засушенной клюквы, две полные кружки чая с молоком, несколько бутербродов с сыром, густо намазанных сливочным маслом…

— В жизни не видел столько продуктов из молока… — протянул эльф.

— Змеи любят молоко. Благодарю, Анте́сса, — Мирэд улыбнулся.

— Вы помните моё имя, господин Мирэд… Я польщена, — девушка ответно улыбнулась, но глаз не подняла.

— Охо, змеёнок, только очухался и уже заигрываешь с девушками! — Вард соскочил с последней ступеньки лестницы и коротко хохотнул. — Можно и мне порцию этого чудного завтрака, красавица?

— Конечно, господин, — Антесса лица не потеряла, только покраснела до кончиков ушей, закончила накрывать на стол и степенным шагом направилась в сторону кухни.

Мирэд, такой же красный — не от смущения правда, а от раздражения, зашипел.

— Вард, я понимаю, что твоя бестактность неискоренима, но включи свой здравый смысл и посмотри на меня! Я не мылся две недели, о каком заигрывании может идти речь?

— Да брось, будь проще! Твои грязные патлы волнуют только тебя! — горный хлопнул его по плечу. — Ты ей явно нравишься и так. Ты посмотри только, как глазами из-под ресниц стреляет…

— Оставь свои выводы при себе, будь добр, — Мирэд раздражённо фыркнул и принялся за еду. Вожделенная каша уже так не радовала. Если бы друг, как обычно, не влез бы непрошеным в разговор, он бы даже не задумался об том, что Антесса действительно довольно привлекательная девушка.

Захотелось зарычать и побиться головой о стену.

«Что тебя так пугаетсс, Нэсс?»

«И ты туда же?»

Аин-Зара в ответ лишь шипяще хихикнула и уползла под стол. Уже оттуда раздалось почти мурлыкающе:

«А твой отецсс был бы рад внукам… Женитьсся тебе пора, родителей своих порадовать…»

Утро начиналось донельзя прекрасно.

* * *

Дойти до кабинета Младший Магистр не успел — чья-то очень знакомая тень отделилась от стены и направилась к нему неспешным пружинящим шагом, не предвещающим ничего хорошего.

— О, надо же, какая встреча! Ты решил почтить меня своим присутствием? И что же послужило поводом? — он остановился и скрестил руки на груди, словно показывая: «Вот он я, смотри, даже руки убрал, чтобы не запустить в тебя нечаянно заклинанием».

— А ты разве не догадываешься о причине? — голос Среднего Магистра был обманчиво мягким, но Инар знал, что скрывается за этими интонациями на самом деле. Или может скрываться. С магами разума никогда ни в чём нельзя быть уверенным — на то они и владеют человеческим сознанием в пугающем совершенстве. Да, пожалуй, логичнее было бы сказать, что он подозревал об истинном значении того, что пряталось сейчас за иллюзорно дружелюбными словами.

— Не имею ни малейшего представления. Я не нарушал договоров, поэтому не могу даже предположить причину твоего визита.

— Вот как… — Курэ улыбнулся. И эта улыбка — тёплая, добрая, сулила Инару всю марракову бездну. — Тогда спрошу прямо. Что связывает тебя с Серафимой Ларсен?

Этого вопроса Младший Магистр действительно ожидал. Конечно, как великолепный и блистательный менталист мог не заметить нескольких его встреч с милой Лэйер в практически собственном Замке.

— Ничего из того, о чём тебе стоило бы знать. Договоров это никак не касается. У нас всего лишь было несколько дел личного характера, которые уже благополучно разрешились.

— Вот как? — Курэ всё так же опасно неспешно подошёл ближе. — И какие же, интересно, у тебя могли быть «дела личного характера» с девочкой семнадцати лет? Или, быть может, лучше сказать с драконьим магом?

— Ты это серьёзно? Тебе даже лучше моего известно, что хорошего мага из девчонки не выйдет, — Инар хмыкнул.

— Тогда что же? Это связано с её провалами в памяти?

— С её провалами в памяти связан только наш досточтимый Главный Магистр. Да, не один ты много видишь и слышишь, я тоже обладаю некоторыми навыками, — надо отдать Среднему Магистру должное — он даже не вздрогнул. Хотя мог бы… Самообладание — действительно раздражающая черта, особенно у магов разума. Слишком уж сложно вывести их из равновесия и доставить себе удовольствие любоваться их удивлёнными лицами.

Какая жалость.

— Тогда, вероятно, ты слышал, в чём именно мы её подозреваем, — Курэ продолжал неумолимо гнуть свою линию, снова обращая сложившуюся ситуацию в свою пользу. А чего же ещё было от него ожидать?

— Откуда мне знать, правдивы ли ваши подозрения? Наши личные дела к этому не относились, — Инар словно невзначай прислонился к стене. Родные камни огладили спину умиротворяющим теплом, пробравшимся под мантию ненавистного и опостылевшего за годы пурпурного цвета, пустили под кожей дающую силы волну.

— Сдаётся мне, что ты лжёшь… Ингма́р. Ты ведь знаешь, что лгать мне опасно? — Средний Магистр прищурился, Младший прикрыл глаза. Значит, переходишь на личности. Настолько нужна информация, да?

— Зачем бы мне это делать, Эмилье́н? А даже если и лгу — к тебе и твоим делам это никак не относится. У тебя своя задача, у меня — своя.

Вот и не лезь куда не следует, трус бесхребетный. Даже жалко, что прямо сейчас он не читает его мысли — такая подколка наверняка порадовала бы проклятого менталиста. Проклятого пугливого менталиста. Да, Эмильен, он всё помнит, всё…

— Думаю, всё же лжёшь. Стал бы ты иначе избегать зрительного контакта, — сквозь полусомкнутые веки Инар заметил, как Курэ подошёл совсем близко и встал напротив.

— Мне просто категорически не нравится, когда в моих мозгах, не сочти за грубость, кто-то копается. Пусть и так филигранно, как маг твоей ступени.

— Ты прекрасно знаешь, что по договору я не могу применять к тебе ментальное вмешательство.

— Тогда и не пытайся. Я, может, и не менталист, но ступень моя отлична от ивегарда. Волны твоей магии я прекрасно чувствую. И, пожалуйста, помни, из чего состоит пол, по которому ты любишь так неторопливо и помпезно ступать.

Камни радостно оскалились в ответ — со стен, с потолка, с пола, с лестницы в конце коридора.

— Договор распространяется и на тебя… Хотя, как мне кажется, это напоминание будет излишним, — Средний Магистр улыбнулся. В этой улыбке чувствовалось всё — всё, кроме тепла.

— Я помню об этом. Поэтому ты продолжаешь так же неторопливо ступать, — Инар зеркально повторил эту улыбку. Они друг друга поняли, по крайней мере, на этот раз.

— Думаешь, ты смог бы победить меня в поединке?

— Не знаю, Эмильен, не знаю. Но всё может быть. Мы ведь оба магистры, пусть специализации у нас разные. А теперь, если у тебя нет действительно стоящих вопросов, позволь мне пройти. Меня ждут дела, и на этот раз их характер не такой уж и личный.

— Прошу, — Курэ посторонился, пропуская его.

Инар кивнул на прощание и продолжил свой прерванный путь. Спину ощутимо царапал взгляд раздражённого менталиста самой высшей ступени — прямо между лопаток, как под прицелом. Только каменная крошка, крутящаяся змейкой между пальцами, позволяла Инару держать себя в руках. Он бы с радостью проломил сейчас под Курэ пол и обрушил на него замковые своды, но… личные дела всё ещё ожидали его вмешательства. И к договору и не-Эмилу Курэ они имели очень косвенное отношение.

---

1) Огнетворец — магический аналог наших зажигалок

Вернуться к тексту

2) Пляски — празднества, посвящённые Семерым. Проходят сорок девятого числа каждого сезона. Всего их семь: Пляска Воды (Лёд; 49 вэссана), Пляска Воздуха (Ветер, 49 клоэана), Пляска Тумана (Смерть, 49 сэрэана), Пляска Змей (Странник, 49 тэйемана), Пляска Трав (Природа, 49 роэнана), Пляска Огня (Пламя, 49 элэйнана), Пляска Камней (Скала, 49 сэтэвана). Сорок девять для всей культуры веры в Семерых является магическим числом, поскольку являет собой семь в квадрате. Отмечаются Пляски даже в светских государствах — как дань традициям.

Вернуться к тексту

47 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный Мир

До комнаты Элин оставался всего десяток метров по коридору, и Серафима замедлила шаг. Ни к чему было оттягивать неизбежное, но мешанина слов в голове никак не хотела складываться во внятные фразы. Лэйер пыталась что-то подсказать, но скорее мешала, чем помогала. Шаг, ещё шаг… С Миром было проще, с Миром всегда было проще, но ведь она в ответе не только за него. Элин… Наверняка ей тоже тяжёло.

Да, характер у сестрицы совсем не сахарный, но ведь и она не стремилась идти к ней навстречу, предпочитая ограничиваться редкими дежурными фразами вместо нормального общения. Так было и на Земле, так происходит и здесь, но ведь не только они с Миром потеряли мать. Без неё осталась и Элин. И старшей сестры, считай, у неё нет тоже…

Можно ли сказать с твёрдой уверенностью, что в том, что Элька выросла именно такой, нет доли и Серафиминой вины? Нет. А если так… Если так, то вдвойне неправильно откладывать встречу — лучше поговорить сейчас, пока ещё можно что-то исправить, пока ещё можно не только словом, но и делом показать, что ей не всё равно.

Любишь же ты предаваться рефлексии. Ты, обстоятельства, жизнь, умершая матушка или обожающая бабушка — думаешь, ещё есть разница, кто именно виноват? Если ты решила вытаскивать девчонку, то нужно действовать быстрее. Остальное не так уж и важно.

От необходимости отвечать Лэйер и сочинять что-то для сестры Серафиму избавила Илва — вьёла внезапно налетела на неё, вцепилась мёртвой хваткой и утащила в боковой коридор, подальше от глаз случайных слуг.

Серафима напряжённо на неё уставилась. Не вовремя, очень не вовремя.

Илва несколько секунд вглядывалась в её лицо с каким-то нечитаемым выражением в глазах. Потом негромко выдохнула, словно действительно опасаясь, что их могут услышать:

— Где ты была две недели? Ты… нашла что искала?

Ты только посмотри, какая любопытная особа. И что же мы с ней сделаем, м? Конечно, клинков у нас всё ещё нет…

— Не здесь, — Серафима поджала губы и, не оборачиваясь, зашагала в сторону своей комнаты. Она прекрасно знала, что вьёла следует за ней безо всяких просьб — не слышала шаги, но чувствовала её взгляд.

Появление Илвы несколько нарушало её планы. Да, она собиралась с ней поговорить — но не сейчас, когда только решилась на разговор с сестрой. Да и что сказать? Сразу начать с обвинений? А если она действительно права в своих мыслях о том, что именно Илва сдала её Магистру? Уж слишком внезапным было её предложение помощи. Конечно, она клялась, но…

Ты уверена, что нет способа обойти клятвы на крови? Ингмар же как-то смог рассказать тебе о Пророчестве, хотя его тоже сковывала клятва.

Верно, верно… И если Илва действительно в этом замешана, то очень глупо рисковать и говорить с ней сейчас, когда она не успела предупредить Элин… А если она всё же ошибается, и вьёла ни при чём? Какая ей выгода в том, чтобы сдавать её?

Мало ли, какая у неё выгода! Хоть мешок золота! Ты же совсем её не знаешь. Ты знаешь Сверра, но он не может контролировать свою сестру целиком и полностью.

Не может. Но отступить сейчас, предложить поговорить в другой раз у Серафимы уже тоже не было возможности — если Илва действительно причастна, то сразу же что-то заподозрит. Нужно просто быть осторожней, просто быть осторожней…

А ты умеешь быть осторожной? Что-то я не замечала. Осторожные люди так не подставляются. Осторожные люди не рискуют своей шкурой ради…

Серафима зашла в комнату, дождалась, пока вьёла зайдёт следом, захлопнула дверь и уже почти привычно плеснула в воздух зелье. Остаётся надеяться, что в пузырьке всё же было четыре порции. На вопросительный взгляд Илвы она бросила что-то вроде: «Чтобы никто нас не подслушал», затем выдохнула, словно перед прыжком, с секунду понаблюдала за растекающимся над их головами золотистым куполом, и повернулась, встретившись взглядом с такими же золотистыми глазами.

— Почему ты не предупредила меня об опасности? Мы ведь договаривались. Разве нет?

Ты это называешь осторожностью?.. Умница, нечего сказать.

Илва молчала, прикусив губу — словно размышляла над чем-то.

Ставлю золотой на то, что прямо сейчас она пытается придумать наиболее достоверную ложь.

— Это… сложно объяснить, — наконец начала она. — Помнишь, когда мы уже стояли у входа в башню, я сказала тебе, что чую какой-то непонятный запах? Запах не вьёла, но и не человека, что-то среднее? Через несколько минут после того, как ты зашла внутрь, он стал чётче. Словно существо, источающее запах, приблизилось. Я заметила какую-то смазанную тень у стены, а затем меня будто… чем-то по голове приложили?.. Только магически, потому что следов на теле не осталось. Я только утром очнулась, в том же коридоре у двери. Меня какая-то служанка растолкала, даже лекаря вызвать порывалась… Получается, что всю ночь я провалялась без сознания, и именно поэтому тебя не предупредила. Признаю, виновата, но… Ты-то где пропадала столько времени? Я тебя две недели найти пыталась, — речь, поначалу похожая на оправдание, закончилась внезапным упрёком.

Серафима — Лэйер — оставила без внимания последний вопрос и вздёрнула бровь.

— Серьёзно? Не очень-то правдоподобная история. Могла бы придумать что-то реалистичнее.

Илва вздёрнула бровь ответно, даже не пытаясь скрыть лёгкой обиды.

— То есть, ты мне не веришь. Мне ещё раз поклясться тебе на крови? Я ведь уже клялась тогда, что не расскажу никому о твоей вылазке. С какой стати ты меня в чём-то подозреваешь? Да, я нарушила уговор — не по своей вине — и непонятно почему свалилась, но всё же это не повод упрекать меня в подобном.

— Существуют способы обойти кровную клятву. Ты могла как-то намекнуть ему, когда он уже пришёл. А может, вы заранее договорились, и ты лишь указала ему место, где я…

— Погоди-погоди, — вьёла прищурилась. — Ты с такой уверенностью говоришь «он»… Я ведь не говорила, что это мужчина. Я сказала «существо». Ты знаешь, кто это, так?

Серафима едва сдержалась от того, чтобы помянуть Смерть. Так глупо подставиться, не удержав язык за зубами… Следовало сказать более размыто.

— Нет, конечно. Откуда бы? — отрезала она. — Это просто предположение. Поскольку в этом замке довольно мало женщин, логичным было…

Илва неожиданно зарычала и силой впечатала Серафиму в стену, впившись пальцами в её плечи. Купол заискрился, но не рассыпался.

— Врёшь! Я чувствую этот запах лжи! Кто это был, Серафима? Во что ты меня втянула? Ты всё знаешь, я вижу это в твоих глазах!

Она вздрогнула от удара, а затем, зверея, зарычала в ответ. Растревоженные раны на спине ныли, чужие прикосновения рождали панику, злость кипела внутри удушающе-острым ядом, не давая совладать с собой:

— Ты сама влезла в мои дела! Я тебя об этом не просила и не обязана ничего говорить! Я не верю твоим словам, это слишком неправдоподобно! Тебя бы не оставили в живых, случись эта история с тенью на самом деле!

— Сссемеро! Во что ты сама-то влезла?! — Илва продолжала удерживать её, не давая дёргаться, но и не пытаясь вредить. Однако это уже не было важным: паника крепла, плескалась в груди могильным холодом, не давала дышать. В виски билась лишь одна-единственная судорожная фраза: «Отпусти, отпусти, отпусти, я ничего не знаю».

— Не твоё дело! — Серафима не могла поддаться, не могла позволить себе утонуть в этом страхе, изо всех своих жалких сил хрипела, шипела как загнанная в угол змея. Пусть Илва думает что хочет: что она злится, что она истеричка сродни сестре, лишь бы не разглядела это — тёмное и глубинное. Отпусти, отпусти, отпусти… В голове сами собой всплыли слова какого-то простенького заклинания из огненной магии, которое у неё кое-как, но получалось.

Хорошо, что Илва не додумалась схватить её за руки, не сочтя хоть сколько-нибудь сильным магом.

— Ласса! — на ладони, повинуясь короткому жесту пальцами, вспыхнули крошечные искры пламени. Не дав Илве возможности опомниться, Серафима впечатала руку ей в живот. Вьёла зашипела и на секунду отпрянула.

Серафиме хватило — она вывернулась и отскочила на середину комнаты, к самой границе опасно мигнувшего купола, судорожно ища взглядом предмет, которым можно было бы защититься. Сердце колоколом бухало где-то в горле. Она схватила со стола тяжёлый золочёный подсвечник и выставила перед собой. Словно он действительно ей поможет, если Илва обратится…

Были бы здесь её клинки, к ней бы даже не посмели подойти! После использования заклинания накатила слабость, и стоять ровно стало гораздо сложнее. Мир перед глазами начинал плыть, кровь шумела в ушах, сердце даже не думало затихать, ноги дрожали и подгибались. Ничтожество, какое же она ничтожество. Нужно собраться, она не может… Не сейчас…

Илва повернулась. В её глазах полыхала дикая, звериная злость, и на секунду Серафиме показалось, что она видит глаза Изара Мауга. Жёлтые, нечеловеческие глаза… Сумасшествие.

На эльфийской тунике вьёлы темнели прожжённые пятна.

— Я всё понимаю. Правда. Но это уже слишком. Ты говоришь, что меня бы убили, будь история с тенью реальностью? Она была реальностью, а значит, это уже моё дело. Я не хочу, чтобы однажды ночью меня прибила какая-то тень! Говори что знаешь, Серафима, или я не поленюсь действительно поискать способы обхода кровных клятв, о которых ты меня любезно уведомила! А потом поведаю кому-нибудь о нашем маленьком приключении. Сверру, например. Или сразу пойти к Магистрам, в Замке которых ты похозяйничала?!

Вдох, выдох. Вдох, выдох…

Правильно, выровняй дыхание. Ты знаешь, как бить? Этой железкой можно по меньшей мере оглушить, а уж от тела мы избавимся. Ты слышишь меня? Хватит твоих «осторожностей», дело явно нечисто. Но сначала — дыхание. Правильное дыхание — залог успеха…

Зрение вновь обретало чёткость, но вместе с ним обострялась и ситуация. Серафима автоматически взвесила подсвечник в руке.

— Хорошо, — наконец выдохнула она, — только ты должна поклясться.

— Серьёзно? А не многовато ли клятв для тебя одной? — Илва фыркнула, но злости в её глазах поубавилось.

— Хочешь что-то от меня услышать — клянись. Клянись, что никто из верховных Магистров или их помощников не узнает ничего из того, что я расскажу.

— Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить мне какие-то условия. Ты этого не понимаешь? — неожиданно колко отрезала вьёла. — Давай сделаем по-другому. Я не буду искать способы обойти свою первую клятву и, соответственно, никто не узнаёт о твоих делах. Взамен ты рассказываешь мне о том, что это была за тень и где ты была эти две недели. Я даже закрою глаза на то, что ты испортила казённую одежду и подпалила мне шкуру. В противном случае… Я иду к Сверру, а потом, заручившись его поддержкой — думаешь, он будет рад, что ты чуть не угробила его сестру? — и к Магистрам. Хочешь общаться по этому поводу со всеми нами? Или, быть может, ты поговоришь со мной одной? — Илва подняла брови и со смешком упала в Серафимино кресло, закинув ногу на ногу и подперев подбородок кулаком.

Ты что, не понимаешь, что она делает? Она пытается манипулировать, она угрожает! «Ты не в том положении, чтобы ставить какие-то условия»! Ха! Это ты не в том положении, дорогая… Ты ещё не знаешь, с кем связалась…

А с кем она связалась? С кем? Я ничего не могу, я даже не помню, как держать в руках клинки! Да и этих марраковых клинков у меня нет!

Ещё можешь ругаться? Хорошо, значит ситуация не безнадёжна. Я помню. Ты тоже вспомнишь, когда перестанешь бежать.

Я не бегу…

— Ты меня слушаешь? Положи уже свой дурацкий подсвечник, ты всё равно ничего не сможешь сделать.

Не смогу?..

Не смей! Ты не можешь, Лэйер! Не здесь!

Кажется, мы поменялись ролями... Забавно. Я смогу, Серафима. Смогу. В отличие от тебя…

Мир перестал расплываться, налился необъяснимой чёткостью и резкостью, почти не доступной человеческому глазу. Пальцы сами собой твёрдо и уверенно сжались на тяжёлой металлической ручке. Вот только власти над телом у Серафимы больше не было — она наконец-то перешла к Лэйер.

Илва слишком поздно поняла, что что-то не так. Надо отдать её реакции должное — увернуться всё же успела, и удар обрушился на спинку кресла, туда, где ещё секунду назад была её голова. Кресло не выдержало, опрокинулось, они кубарем полетели на пол — и вьёла, и тёмная, — сцепились одним опасным рычащим клубком.

Что ты творишь? А если она обратится? А если ты её убьёшь?!

Меня радует, что ты веришь в моё превосходство, но… помолчи, Маррак тебя задери! Не мешай мне, если хочешь, чтобы мы добились хоть чего-то!

Какие «мы»?! Никаких «нас» нет!

— Серафима, ты сдурела?! Какого Маррака!.. — Илва молниеносно ушла от нового удара, перекатилась и придавила её сверху, выбив из правой руки подсвечник и прижав её к полу. Больше ничего сделать не успела — Лэйер была не намерена разговаривать. Дёрнула левой рукой — обманный и действенный манёвр против ожидающей каких-нибудь огненных искр, а потому мгновенно отреагировавшей вьёлы, — и за долю секунды рванула вперёд, вцепляясь зубами в её шею. Илва взрыкнула, отшатнулась, ослабляя хватку на руках, Лэйер дёрнулась следом. Мгновение — в её ладони подсвечник. Ещё мгновение, ещё поворот, она за спиной противницы и его ручка, длинная, металлическая, прижата к чужому горлу. И вьёла дёргается, хрипит, но Лэйер держит крепко — так, что костяшки на её стиснутых пальцах белеют, бугрятся под натянутой до предела кожей.

Илва прекратила хрипеть внезапно — словно лопнули вдруг у Лэйер барабанные перепонки, погружая весь мир в звенящую больную тишину. Несколько секунд в ней, под бешеный стук сердца в глотке, превратились в медленную пытку.

Ты убила её. Ты убила…

— Я могла бы обратиться сейчас и порвать тебя на четыре, а то и на пять частей, — вьёла вдруг издала сиплый смешок, — но не буду. Мы уважаем силу. Смелость тоже уважаем… Ты так хотела моей клятвы? Что же, прошу: ни Магистры, ни их служители ничего от меня не узнают. Ничего из того, что ты сейчас расскажешь. Клянусь. В том, что не буду искать способов обхода своих клятв, клянусь тоже. А ты?..

— Клянусь, что не причиню тебе вреда ни сейчас, ни в дальнейшем… Если ты выполнишь одну мою просьбу, — голос Лэйер был спокоен и холоден. Словно не она только что чуть не убила человека…

Как ты можешь? Я не понимаю…

Чувствую, выпустить тебя лучше уже после окончания разговора — иначе ты испортишь всё, чего я едва добилась. Могла бы, хотя бы, поблагодарить меня… Тебе ведь не скрыть от меня свои мысли. Я знаю, о чём ты думала. «Они скоро уедут из Замка, вряд ли Магистр задержит отряд ещё на несколько недель! Это единственный шанс!»… Так ведь? Так. Вот и сбагришь ей своё дорогое семейство, как собиралась.

Я…

Не смей меня в чём-то винить. Я — это ты. И не моя вина, что ты так не хочешь это принимать.

— Интересная интерпретация… Впрочем, чего-то подобного я ожидала. Рада, что ты имеешь хоть какое-то представление о вежливости… Может, отпустишь? Мне не слишком удобно говорить с прижатым к горлу, хм, подсвечником.

— Прошу, — Лэйер разжала руки, со звоном роняя подсвечник на пол.

Илва мгновенно вскочила, потёрла шею и почему-то улыбнулась, не спеша выказывать ни грамма недовольства тем, что её только что могли задушить. Хотя могли ли?..

— Вставай, — она протянула Лэйер руку, помогая подняться. — Признаю, я тебя недооценила. Но теперь, думаю, вопрос решён… Так где тебя носило?

— Предварительный встречный вопрос: как ты относишься к культам? Не хотелось бы устраивать ещё одну драку, на этот раз из-за твоих предубеждений, — она ответно улыбнулась, но Серафиме показалось, что тепла в этой улыбке не было.

Почему же? Тоже меня недооцениваешь? Я умею улыбаться весьма мило.

Решила всё же вернуть мне моё тело? Как любезно с твоей стороны.

Не стоит благодарности. Просто не хочу, чтобы ты потом ныла и рыдала в подушку от ощущения собственной никчёмности. Ты и без меня причины найдёшь… К тому же, думаю, дальше ты и сама разберёшься. Но помни, что случится в тот момент, когда ты начнёшь нести чушь или снова проявишь «осторожность».

— К культам? Это ещё и с ними как-то связано? — Илва фыркнула. — Да нормально я к ним отношусь. Даже, я бы сказала, лучше многих — за это братцу спасибо. Он же у меня культист в каком-то роде… С ведьмами общается, в этот их Лес вступил, обучение частично прошёл. Бегает теперь, при любом удобном случае матушке-природе да стихиям поклоняется. Странно, что ты об этом не знаешь… Так ты ведьма, что ли?

— Не совсем, но что-то вроде, — Серафима дёргано кивнула. Тело успело стать непривычным, ушибленные конечности ныли.

Про Сверра она — они — знали. Он упоминал пару раз о своих путешествиях к ведьмам; не говорил, правда, почему именно к ним, но она и не спрашивала, опасаясь наткнуться на ответные вопросы. О том, что она тёмная, Серафима в письмах не упоминала. К Чёрному Совету отношение было далеко не таким дружелюбным, как в Ведьминому Лесу. В основном из-за сирионцев и их проповедей, ещё больше разжигающих старую неприязнь к служителям Смерти.

— Подробнее не скажешь, да? Ну и Маррак с тобой. Давай дальше. Твои секреты меня не шибко интересуют. Если, конечно, пристукнуть меня могут не твои культисты…

— Нет, моим культистам ты совершенно безразлична. Возвращаясь ко мне… Скажем так: один из вышестоящих надо мной… культистов приказал мне кое-что проверить. Одну вещь. Предмет, находящийся в Пурпурной Башне, — медленно начала Серафима, стараясь выбирать максимально обтекаемые формулировки. С каким-то странным весельем она отметила то, что делает это не столько из опасности сболтнуть лишнего, сколько из нежелания вновь отдавать контроль Лэйер. — Мне нужно было попасть туда, не привлекая к себе внимания, поэтому я пошла ночью. Меня засекли — подозреваю, что это был тот же человек, которого ты видела в облике тени, и практически уверена в том, что я знаю, кто это…

Неплохо, неплохо… Хотя слов всё равно многовато.

— …правда, не рискну называть тебе имя даже под куполом. Но этот человек имеет прямое отношение к верхушке Белого Совета.

Илва присвистнула.

— А неплохо ты влипла… То есть, опасность грозит мне пока я в Замке, и хорошо бы убраться отсюда как можно скорее…

Как будто это тебя спасёт, если Мауг о тебе знает.

Если он о ней знает, то напрасны и наши усилия.

Я бы так не говорила… Не факт, что он не будет следить и за остальными членами отряда. Ты можешь поговорить ещё и со Сверром — на него, думаю, будут смотреть меньше…

Сомневаюсь.

Давай решать проблемы по мере поступления. Рада, кстати, что ты сказала «наши усилия».

Да. Твои и мои.

Не буду спорить. Это даже забавно.

— Ты как-то подозрительно замолчала, — вьёла хмыкнула.

— Задумалась, — Серафима поджала губы. — Да, из Замка тебе лучше убираться побыстрее. Всё ещё не понимаю, почему тот человек-тень не убил тебя.

Она всё-таки рискнула присесть на краешек стола. Ноги почти перестали дрожать.

— Понятия не имею, — Илва пожала плечами. — Может, он не хотел проблем со Светлейшим? Ну или с Пресветлым, он же у нас сейчас главный…

— Вряд ли. Его бы это не остановило… Хотя… Нет, всё же думаю, что здесь что-то иное. Знать бы ещё, что именно, — она задумалась. Если предположить, что Илва не врёт — во всяком случае, если верить, что она не искала путей обхода клятв до их разговора — то почему Магистр её отпустил? Какие-то побочные действия от заклинания слития с тенью — тебя никто не видит, но и ты никого не замечаешь? А если он использовал не заклинание? Ведь тени не имеют никакого отношения к магии огня, это, скорее, иллюзии… И иллюзии мага не самой низшей ступени. Это его дар? А какой вообще у Мауга дар? Но это бы хоть что-то объясняло… Если, конечно, той тенью был именно Мауг, а не кто-то ещё.

— Знать это действительно было бы неплохо, — Илва потёрла подбородок, — но ты рассказала мне ещё не всё. Где ты была? Твой мелкий сказал, что этот ваш Главный Магистр отправил тебя на лечение, чтобы ещё раз попытаться восстановить твою память. Как я вижу, оно тебе помогло? Если, конечно, это было лечение. Ты ведь говорила что-то про верхушку Совета…

Серафима непроизвольно сглотнула.

Какая тонкая издевка от судьбы, надо же. Только не поддавайся эмоциям, договорились?

— Поскольку мои дальнейшие приключения тебя никак не касаются, можешь считать, что да — лечение удалось на славу.

На этом Илва, судя по всему, наконец удовлетворила свою жажду знаний — по крайней мере, с вопросами больше не лезла. Несколько минут — а может и больше — они сидели в тишине. В коридоре за дверью не было слышно шагов, ветер едва слышно шумел за окном, купол мерно и тепло мерцал.

Внезапно Серафиме подумалось, что он чем-то похож на лампочку в бабушкиной люстре на один плафон. Скорее из старческой бережливости, нежели из-за действительной нехватки денег (половина пенсии неизменно уходила у Марты Афанасьевны в шкатулку на чёрный день, и открывалась эта шкатулка только чтобы вновь пополниться), лампочки бабушка меняла только тогда, когда они перегорали напрочь — после двухнедельного мигания и трещания. Накатила какая-то странная горечь. Она словно наяву очутилась в той маленькой тесной квартирке со скрипучими полами, на старой железной кровати, укрытой толстым, пахнущим стариной одеялом в кипенно-белом пододеяльнике.

На коленках кряхтя перетаптывается старушка Зося, серая и облезлая, вздрагивает от осторожных поглаживаний, но жмётся к руке скорее благодарно, нежели из желания выждать подходящего момента и укусить. У ног трётся Рыж, ещё молодой, не заставший при жизни хозяйкиной дочки с детьми, прикусывает легонько пальцы, настойчиво требуя внимания. Где-то за спиной, у старого, забитого какими-то тряпками шкафа, шуршит ещё кто-то из котов. Их в квартире десять, если не больше, и опознавать их по разным оттенкам мурчания и фырчания Серафима всё ещё не научилась. С кухни пахнет картошкой — кажется, уже подгоревшей, — бабушка грохочет тарелками и глухо зовёт к столу. Первыми убегают, конечно, коты — для них у Марты Афанасьевны припасено и мясо. Серафима свешивает исцарапанные ноги с кровати. Под светом той самой жёлтой мигающей лампочки они выглядят почти восковыми, худыми болезненно, и она спешит встать, найти босыми ступнями стоптанные тапки и выйти из комнаты, не забыв выключить свет. Забудешь — получишь подзатыльник. Этого совсем не хочется вкупе с постоянной головной болью…

Тогда было проще.

Но этого «тогда» больше нет.

— Ты говорила, что у тебя есть ко мне какая-то просьба? — Илва кашлянула, привлекая её внимание. Она уже успела минимизировать последствия их короткой драки — подняла кресло, поставила на место многострадальный подсвечник и теперь щепетильно поправляла одежду, пытаясь как-то скрыть прожжённые дырки на рубашке.

Серафима дёрнулась, отрываясь от созерцания купола.

— Да. Это касается твоего отряда и отъезда из Замка. Понимаешь… Скоро здесь станет небезопасно не только для тебя, но и для нас всех. Пока этого не случилось, я хочу убрать отсюда Велимира и Элин. Откажешь — я поговорю со Сверром… Впрочем, и так можешь ему передать… Или не стоит. Многие комнаты наверняка прослушиваются…

Со Сверром, конечно, лучше было обсудить это раньше, чем с его сестрой, но что вышло — то вышло. Хотя с ним было бы легче. Не пришлось бы драться, не пришлось бы выпускать Лэйер…

Чем же я тебе так не нравлюсь? Кажется, ничего плохого мы с моей подачи не совершили. Ты боишься меня, да, но зачем?

…Другого варианта нет. Она не сможет вытащить их тем способом, которым будет убираться отсюда сама. Они не тёмные… И лучше бы им тёмными не становиться.

Зачем, Серафима? Почему?

— Погоди-погоди… — вьёла присвистнула, — даже если опустить то, что отказать я не смогу, если хочу сохранить свою шкуру целой — ты ведь весьма интересные условия поставила… Ты действительно хочешь, чтобы я взяла их с собой? Драконьих магов? Прости, конечно, но как ты себе это представляешь? Их даже из Замка не выпустят с такой кричащей внешностью. Были бы людьми — можно было бы попытаться, а так… А ты думаешь, Сверр одобрит? Хотя с чего бы ему отказывать другу…

— С внешностью я что-нибудь придумаю. Скажи мне только одно: если у меня будет план, ты поможешь? Это ведь может оказаться куда более опасным, чем моё нападение с подсвечником… Я готова найти деньги, если нужно, — конечно, сейчас у неё не было и жалкого медяка, но Король ведь платит своим подчинённым за выполнение заданий! Вряд ли, правда, такие суммы, что могли бы в случае чего перебить плату от Магистра, но… Она ведь может попросить Тамерзара. Она что угодно сейчас сделать готова…

— Да на кой мне нужны твои деньги! Как-то ты странно себя ведёшь, на самом деле. То обвиняешь, то нападаешь, то смотришь умирающим взглядом, теперь ещё деньги мне пихаешь… Когда вьёлы начнут брать деньги за помощь друзьям… Хорошо, да, ты не мой друг, а Сверра, но Маррак с этим… Когда вьёлы начнут брать у друзей деньги, мир, считай, обречён. Я постараюсь помочь, хотя понятия не имею, что тут за каша у тебя заварилась… Только план мне свой поведай. И, — Илва фыркнула, — надеюсь, что за эту помощь коридорная тень меня не пристукнет?.. Ясно, можешь не отвечать. Разберёмся по получению плана. Я пока пойду, ладно? Если тебя удовлетворил мой ответ, и кусаться ты больше не собираешься.

— Иди. И… спасибо тебе.

Она могла бы сказать что-то ещё — колкое ли, благодарное, но была выжата как марраков лимон, пирог из которого подавали сегодня на завтрак.

Илва ушла, купол вздрогнул и опал мерцающими искрами. Серафима подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу.

Так почему, Серафима? Почему я так тебя пугаю? Зачем ты меня боишься?

Ты — не я.

Так дело всё же в этом… А кто я? Кто, если не ты?

Я не знаю.

Так узнай! И думай в следующий раз перед тем, как в панике цепляться за юбку Госпожи и с рыданиями просить спасти тебя… Если, конечно, не хочешь, чтобы голосов в твоей голове стало три! Ты ведь не можешь смириться, да? Признать, несмотря на Тамерза…

Замолчи.

Что, это тоже признавать не хочешь? От меня тебе не спрятаться. От себя не спрятаться. Я знаю, как ты на него смотришь, как ты о нём думаешь. Так почему же тогда ты до сих пор боишься тёмных, которые ему подчиняются? Почему ты не хочешь признавать, что ты одна из них?

Я не знаю.

Так узнай, Маррак побери! Узнай, если хочешь наконец-то избавится от меня, если хочешь жить, а не сходить с ума, пожирая себя заживо!

Серафима едва ли слушала. Не могла слушать.

В голове набатом билось издевательское голосом Главного Магистра: «Ну как, помогло тебе лечение? Помогло лечение? Помогло?».

 

47 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Фирмон, Кара, Странный Мир

Мирэд потянулся, с блаженством ощущая кожей свежесть и прохладу воздуха. Две недели! Две марраковы недели он не мог нормально помыться! Не считать же, в самом деле, нормальным мытьём купание у руссов в заливе… Ни шампуня, ни мочалки, тьфу…

Местные шампуни и мочалки тоже, конечно, были не самого высшего качества, но к этому он за несколько лет привыкнуть успел. Сейчас Мирэда не угнетали ни они, ни отвратная ванна-бадья, ни даже неприятная необходимость всё же выстричь клок волос, который никак не желал распутываться, и следующая за этой необходимостью закономерная стрижка почти по плечи. Волос было непривычно мало, хвост получался коротким и каким-то куцым — такого у него не было, наверное, лет с восьми.

Утешало одно — Рэту, чтобы сравнять обрезанные Мирэдовым мечом волосы с остальными, пришлось позволить обкорнать свои когда-то роскошные кудри выше ушей. Самому пленнику ножницы ожидаемо не доверили — стриг его Квэарр под комментарии посмеивающегося Варда, поминающего, мягко говоря, экстравагантную причёску их «чудо-цирюльника». Несчастное Светлейшество краснело, бледнело, шло пятнами и явно жалело о том, что осмелилось попросить у тёмных помощи.

Под конец экзекуции эльфёнок стал похож на что-то среднее между одуванчиком и цыплёнком-переростком — помытые и постриженные волосы сильно пушились и торчали во все стороны золотым пухом. Выглядело это настолько непрезентабельно, что Мирэд не смог не вознести хвалу своим предкам — за хорошую генетику. У него от воды волосы разве что крупно вились, да такими кольцами и высыхали — никакого тебе птичьего пуха…

Он подхватил с края бадьи полотенце и насухо вытерся, затем натянул ещё влажные после стирки штаны, потянулся за рубашкой, мимоходом глянул в висящее на стене зеркало — довольно приличное для не самой лучшей фирмонской таверны, да так и замер. Потом крадучись подошёл ближе, неверяще всматриваясь в своё отражение. Кажется ли?

На шее, там, где ещё перед их путешествием рубцевался шрам — след от потёкшего расплавленного металла, который не смог убрать окончательно Чар, который Мирэд с таким тщанием скрывал, была лишь чистая белая кожа. Он прикоснулся к шее, и зеркальный двойник повторил его жест. От прежней шероховатости не осталось и следа. Словно и не было никогда никакого ожога, словно не опасался он показываться на виду у тёмных без рубашки или, как минимум, Аин-Зары на плечах. Мирэд ведь прекрасно помнил след от металла — розовый, шершавый, мешающий, ноющий при прикосновении ткани. Чар сказал, что его уже ничем не свести. Он явно ошибся, хотя и был в каком-то роде целителем. Но почему? Почему след исчез?

Внезапно Мирэд заметил ещё одну деталь: с задней стороны шеи вперёд выползала какая-то тонкая красная линия, тусклая и почти незаметная, если не присматриваться. Царапина? Он потрогал её пальцем, но ощутил только гладкую кожу. По спине пробежал холодок, причиной которого был совсем не сквозняк.

«Змейка?»

Аин-Зара, видимо, почувствовала что-то в его голосе и появилась удивительно быстро. Привычно обвилась вокруг ноги, переползла на вытянутую руку, устроила на ладони треугольную голову; после обратила на его лицо немигающий взгляд.

«Чтос сслучилоссь, Нэсс?»

«Мне будет нужна твоя помощь. Ты можешь заползти мне на плечи и показать, что у меня с шеей сзади?»

«Конешшно, ссейчасс. Там что-то сстрашшное?»

«Вот и увидим»

Змея с сомнением шикнула, скользнула по руке обратно на плечи, выгнулась и позвала. На секунду перед глазами поплыло, но затем мир стал чётче и острее: Мирэд смотрел глазами змеи. Он видел собственное отражение в зеркале — окаменевшее замершее тело, застывший взгляд глаз от уголка до уголка заполненных плавленым серебром. Потом ракурс сменился — она качнула головой — и Мирэд увидел сначала своё плечо, а затем — шею.

Из его горла против воли вырвалось шипение: красная витая линия оказалась стеблем.

На коже, там, где касались её губы Элэйн, распустился алый нарисованный цветок. Первыми в глаза бросались широкие заострённые лепестки в каких-то пятнах, становящихся ближе к сердцевине сплошными; после — тонкие тычинки с мерцающими искрами на конце и тянущиеся из-под соцветия во все стороны усики-стебельки с мелким резными листами. Три нижних стебля спускались на его спину и касались края лопаток, два верхних уходило в волосы, ещё несколько по краям осторожно наползали на плечи. В центре, на позолоченной сердцевинке, тихо мерцала огнём крошечная женская ладонь.

«О Ссмерть»

Кажется, они с Аин-Зарой выдохнули это одновременно.

«Нэсс, что этосс?», - голос змеи чуть подрагивал, вибрировал взволнованно. Была бы у неё шерсть — встала б дыбом.

«Я не знаю. Сссемеро! Сначала исчез ожог, теперь появилось это»

«Можжет, тебе ссстоит поговорить сс Фирэйном? Он ведь лекарьс. Вряд ли он объясснит происсхождение цветкасс, но возсможно что-то сскажет об ожоге… Нэсс, твоё молчание меня пугаетс, думай бысстрее!»

«Успокойся. Да, пожалуй, ты права… Сейчас и поговорю, вряд ли он куда-то ушёл»

Мирэд осторожно стянул с себя змею и накинул рубашку, непроизвольно застегнув её на все пуговицы. Словно всё ещё скрывал след от металла… Теперь же воротник вряд ли спрячет то, что лучше было бы скрыть. Мирэд не знал, откуда взялась такая уверенность в том, что цветок неизвестного происхождения следует прятать, но решил внять интуиции, натянув сверху уже порядком обтрёпанный и драный мундир. По крайней мере, частично шею он скрывал...

Мирэд сбежал вниз по лестнице и неожиданно нос к носу столкнулся с лекарем. Ничего, однако, спросить не успел.

— О, а я как раз тебя искал, — Фирэйн широко улыбнулся. — Что, сослужишь добрую службу своим ужасным соотрядникам? Есть у нас одна общая проблема… Выдвигаемся завтра, как ты помнишь, а ни тёплой одежды, ни еды у нас не осталось. Неплохо было бы закупиться… Думаю, ты понимаешь, к чему я клоню. Не хочешь взять на себя общественно полезное дело? В конце концов, ты единственный Забирающий среди нас, а с иностранцев ваши морры дерут втридорога. Денег же у нас, кхм, змей наплакал…

— Я вообще удивлён, что они хоть у кого-то остались, — то ли буркнул, то ли хмыкнул совершенно нищий на данный момент Мирэд. — А так — схожу, естественно. Хотя не то чтобы я ожидал такого предложения…

— Ну, скажем так: у нас с Квэарром и Вардом сохранились некоторые сбережения — на них, собственно, ты закупаться и будешь. Комнаты нам снимает капитан — он в плен не попадал и в гроте не сидел, так что относительно богат. По крайней мере, мне он заявил, что до Резиденции мы сможем спокойно добраться на ла’шасах⁽¹⁾… Так, держи: это список, средства в мешочке. С тобой в качестве вьючной лошади… Коня, простите, отправляю Квэарра, как самого здорового. Буду очень признателен, если вы распишете, на кого сколько денег в итоге ушло. Мне-то их не очень жалко, жалования на жизнь хватает, но сбережения, всё-таки, не только мои. Да, чтоб не околеть, можешь временно взять мой плащ — Вардов тебе явно длинноват, рубашку же ты у меня стянул ещё на Миро… не забудь вернуть, кстати, как новую купишь. Не то чтобы я очень жадный, друг мой…

— Да, конечно, отдам в целости и сохранности, — Мирэд похвалил себя за то, что, учтя предыдущий опыт, не стал сушить чужое имущество огненной магией, и кивнул, несколько дезориентированный количеством вываленной на него информации. — Тогда я за плащом и Квэарром.

Он принял довольно увесистый мешочек и лист желтоватой бумаги, исписанный быстрым мелким почерком, поднялся обратно на этаж и постучал в комнату, которую занимал лекарь.

Со своей проблемой он может подойти и позже. В конце концов, если он всё ещё жив, то вряд ли умрёт за пару часов блуждания по рынку.

«Болва-а-ансс»

«Не шурши»

Дверь распахнулась резко — Мирэд едва успел отскочить. Что, в общем-то не помогло — появившийся оттуда эльф едва не сбил его с ног броском тяжёлого плаща, судя по характерному запашку лимонных леденцов принадлежавшего Фирэйну. Аин-Зара с отвращением зашипела и сползла на пол — подальше от раздражающего аромата.

— Ты так и будешь стоять? Надевай уже, и идём, времени не так много, как тебе кажется. Темнеет рано, сэтэван почти наступил, — голос Квэарра был привычно холодным и колким.

«А то я не знаю, когда в сэтэван темнеет в моей стране», — буркнул Мирэд едва слышно, но спорить не стал — лишь послушно накинул плащ, потуже затянул тесёмки, надвинул на голову капюшон, сунув в карман деньги и список, а затем уже второй раз за последние десять минут сбежал по лестнице, стараясь не отставать от практически летящего эльфа.

Они вышли на улицу. Ветра не было, снежинки неспешно и плавно опадали на мостовые и крыши, укутывая город шалью белёсого пуха, кружились по воздуху танцем первого снегопада. В лицо дыхнуло холодом, и Мирэд только сейчас понял, как на самом деле соскучился по Каре. По этим извилистым улицам, по высоким домам из тёмного камня от чёрного до багряно-охристого, по снующим между них детям, растрёпанным и не скованным ещё многими правилами и обязательствами, по тому, как замерзают мгновенно руки, стоит высунуть их из-под плаща.

Он глубоко вздохнул, морозный снежный воздух растёкся по горлу до боли знакомой прохладой. Перед глазами тут же встало другое место: замёрзшая река за перилами набережной, скользящие по льду горожане — на коньках, в разномастных шарфах и пальто, высокое, глаз не хватит, небо над ажурными домами. Альмана. Дом. Смерть, как давно он там не был… Успеть бы добраться до следующего задания.

О пропащая Лэйер, не появляйся в Резиденции как можно дольше!

— Что, приступ ностальгии замучил? — в голосе Квэарра явственно слышался сарказм.

— Есть немного. Такое ощущение, что я не был здесь не несколько недель, а несколько лет, — ответил Мирэд на удивление спокойно, но от ответного вопроса всё же не удержался. — А разве тебя не замучила бы ностальгия, если бы ты едва избежал смерти, а потом вернулся на родину? После таких приключений всё чувствуется острее, согласись.

— Может и замучила бы, вот только «родины» у меня нет. В какую сторону нам идти?

— Рынок находится на площади Цветных Монет, это через несколько кварталов. Самый короткий путь — через улицу Чёрных Камней, так что нам направо, — Мирэд развернулся и зашагал в нужном направлении, надеясь, что помнит правильную дорогу. Эльф держался рядом и явно прикладывал большие усилия, чтобы его не обогнать.

Мирэд скосил на спутника глаза: его лицо, на удивление, не выражало особого раздражения. Он решился задать ещё один вопрос.

— Разве Элфанис — не твоя родина, не твой дом?

— Когда-то он был моим домом, но потом перестал, — Квэарр смерил его непонятным взглядом. — Не понимаешь, о чём я говорю, да?

— Понимаю, но не до конца, — нет, Мирэд уловил в его словах какой-то неизвестный ещё смысл, но сегодня эльф был на удивление разговорчив — нельзя было упускать такой шанс. Может, он хоть что-то сможет о нём узнать.

— Тогда постараюсь объяснить. Дом или родина, видишь ли, это не всегда место. В моём понимании, конечно… Можно родиться где-то, жить там всю жизнь, но не чувствовать ничего. Тебе повезло, да — ты любишь свою страну. Я же не могу сказать такого о своей, поэтому для меня понятие что дома, что родины несёт иное значение. Я могу сказать, что родился и жил на Элфанисе, но не могу сказать, что Элфанис — моя родина, дом и прочее, прочее. Дом — это не точка на карте, не место рождения, дом — это существа, рядом с которыми твоё место. Дом — это человек, с которым тебе хорошо. К которому хочется возвращаться, как домой.

— Которого любишь?

Квэарр вдруг запрокинул голову, с секунду поглядел на неторопливый полёт снежинок, а после слабо улыбнулся.

— Именно так, Забирающий. Однажды ты меня поймёшь, и в этот момент, наверное, мне придётся тебя пожалеть.

Мирэд не нашёлся с ответом. Несмотря на то, что вопрос задал он сам, таким странным было слышать из уст этого эльфа о любви. Не то чтобы он отказывал ему в этом чувстве, но любовь и Квэарр казались понятиями несовместимыми. Пусть и помнил он всё ещё их лесную стоянку, мерцающую в полумраке серьгу-каплю, остекленевшие глаза напротив и фразу, до сих пор сидящую где-то на задворках мозга: «Женщина, подарившая мне её, давно мертва». Поэтому Мирэд промолчал, стараясь не думать о том, случайно ли Квэарр сказал именно «человек».

— Ты подозрительно затих. Решил запоздало проявить тактичность? — эльф хмыкнул и неожиданно перевёл всё в шутку, похлопав его по плечу. — Ничего, поживёшь с моё и не до таких мыслей дойдёшь.

— Ну, допустим, с твоё я не поживу, потому что удел Забирающий не больше двухсот лет, а вы живёте и по пятьсот, — отозвался Мирэд.

Потом осторожно осведомился:

— А сколько тебе сейчас?..

— Триста сорок шесть.

Эльф сполна насладился удивлением, отразившимся в его глазах, и добавил:

— Так что у тебя ещё есть шансы дожить до моего возраста, если воспользуешься милостью Госпожи.

— Не думаю, что приму такую её милость, — Мирэд пожал плечами. — Мне вполне достаточно двухсот отпущенных мне лет. Нам ведь не зря выделили именно столько на жизнь, в этом был какой-то изначальный замысел. Так зачем его нарушать? Жить вечно слишком долго и бессмысленно для того, кто изначально рождён смертным.

— Удивительные мысли для девятнадцати лет. Вот только жить вечно тебе в любом случае никто не даст — нет ничего вечного в нашем мире, и даже Семеро рано или поздно исчезнут, — заметив очередной непонимающий взгляд, Квэарр продолжил, — была одна легенда. Не эльфийская. У нас принято верить лишь в Клоис-Клоэ, как ты знаешь… Согласно ей, Семеро раньше были единым демиургом, теперь же — лишь его осколки. Есть разные версии того, почему так получилось, и, если у тебя возникнет желание, я могу рассказать тебе эту легенду на досуге. А сейчас мы, кажется, пришли?

Мирэд кинул взгляд на шумящую сотнями голосов площадь, виднеющуюся сквозь проход между домами, и кивнул:

— Да, это рынок. Держи свои вещи крепче… А предложением я воспользуюсь.

Дальше они практически не разговаривали: площадь гудела, как растревоженный улей троярских пчёл, Забирающие вперемешку с вездесущими иноземными торговцами сновали в разные стороны, спорили, толкались и ругались. В какой-то момент Мирэд даже увидел того торгаша, что две недели назад пытался продать ему ожерелье из аквамаринов по сильно завышенной стоимости. Торгаш, вероятно, тоже его узнал — лицо его побелело столь стремительно, что Мирэд даже призадумался — не хватил ли несчастного мужика инфаркт? Но судя по тому, насколько резво он скрылся в толпе, всё обошлось.

Аин-Зара насмешливо зашипела — тоже помнила, как он удирал от её клыков.

Сначала решено было идти за одеждой: Мирэд смутно помнил, что где-то с южного края рынка была неплохая лавка, где вещи отпускали по весьма приятной цене. Пусть обычно он и располагал весьма приличными суммами — отец никогда не отказывал в снабжении сына необходимыми средствами, — Мирэд предпочитал покупать одежду именно в таких местах. На заданиях вещи часто портились и рвались, а в фирменных заведениях драли втридорога — да и одежда там была не для походов, а для светских раутов или, на худой конец, помпезного расхаживания по родовому замку. Конечно, при желании Мирэд мог бы позволить себе ползать по лесам и в шёлковых рубашках с кружевами, но подобная вещица обошлась бы ему аспидов в семьдесят минимум, тогда как та же крепкая новая рубашка, изготовленная из льна, стоила максимум десять. Разница была на лицо, а потому, чтоб не транжирить понапрасну семейный бюджет, Мирэд обычно делал выбор в пользу последней.

Хозяин лавки, морр Но́месс, узнал его, и даже отправил в помощь одного из своих морришей. Это было весьма кстати: заведение Номесса было известно широтой ассортимента, и среди стеллажей с товарами легко было потеряться.

Мирэд боялся представить, сколько бы им пришлось пробродить здесь, если бы не тот самый морриш, Гис — искомое количество рубашек, курток и плащей нашлось, благодаря ему, без особых трудностей. Однако на этой радостной ноте удача от тёмных отвернулась: вся тёплая одежда вроде свитеров, шапок и перчаток кончилась в лавке ещё прошлым утром, а новая партия пока не поступала.

Весь следующий час Квэарр с Мирэдом потратили на бесплодное блуждание по рынку. Успехом поиски не увенчались: столь нужных шерстных изделий либо не было вовсе, либо были, но по такой цене, что фирменным заведениям и не снилась.

В конце концов уставший и раздражённый больше обычного эльф предложил Мирэду отправиться за провизией, приостановив на время их одёжную кампанию. Тот, тоже порядком рассерженный, с радостью на это согласился.

К тому же следующую цель долго искать не приходилось: буквально из соседнего торгового ряда доносились звучные выкрики какого-то торговца, восхвалявшего свою наивкуснейшую свинину и говядину.

Её они, конечно, брать не стали — везти проблематично, да и готовить особо негде: минимум до Никши́са отряд сможет останавливаться разве что в захудалых трактирах, где, помимо нормальной пищи, отсутствует и возможность запалить походный костерок и приготовить что-нибудь самим. К тому же, если они собираются ехать на ла’шасах, то вряд ли у них хватит денег на что-то приличное…

Вывод напрашивался один и был не самым приятным — единственным лакомством до самой Резиденции становились сухари. И вяленое мясо, если повезёт.

Впрочем, закупаться провизией Мирэд предоставил Квэарру.

Сам он редко подобным занимался — если ему и приходилось работать в команде, то ни за едой, ни за одеждой его не посылали, считая слишком юным и неопытным для того, чтобы выбрать вещи надлежащего качества и такой же надлежащей цены. В целом Мирэд был согласен с этим утверждением, а потому в бытовую жизнь отряда с особым рвением не лез — так, разве что похлёбку при отсутствии лишних рук мог сообразить. Когда путешествовал один, тоже не сильно утруждал себя такими вопросами — денег всегда хватало.

Квэарр же явно придерживался иных принципов и, добившись за пятнадцать минут споров хорошей скидки на пресловутое вяленое мясо, с тщанием выбирал лучшие куски. Морр за прилавком сверлил его красноречивым взглядом, но не препятствовал.

Затем, как Мирэд и предполагал, они двинулись в сторону бакалеи, где эльф так же щепетильно принялся отбирать сухари, а после, внезапно, и сухофрукты. Мирэд уже намеревался спросить, зачем, собственно, они им понадобились, когда его неожиданно окликнули:

— Господин Мирэд?

Он обернулся на смутно знакомый голос.

За спиной неожиданно обнаружилась Антесса. На этот раз шшу⁽²⁾ была одета в длинное однобортное пальто на четырёх пуговицах; нежно-зелёную шаль, которую он уже видел на ней в прошлый раз, она плотно намотала на шею, и теперь из неё любопытно высовывалась треугольная головка такой же нежно-зелёной змеи. «Значит, Забирающая Боль», — подумал Мирэд и приветственно улыбнулся:

— Тёмного дня, Антесса. Тоже выбираешь здесь что-то?

— Не совсем, господин. Я была в лавке овощей. Потом, вот, решила подойти… Я… заметила вас и господина эльфа ещё полчаса назад — вы, кажется, что-то искали? — и решила спросить, не сочтите за дерзость, нужна ли какая-то помощь? Я хорошо знаю город и могу подсказать, где найти нужную вещь, — к концу своей речи она вконец смутилась и опустила глаза, видимо решив, что сказала что-то непозволительное. Наверняка многие из Забирающих-господ действительно сочли бы подобное дерзостью, но Мирэд слишком долго общался с простым народом.

— Возможно, ты действительно можешь нам помочь. Ты знаешь какую-нибудь лавку, в которой продаются вещи вроде свитеров и шарфов на холодное время по хорошей цене? На этом рынке нет ничего дельного, а за его пределами, признаюсь, я плохо ориентируюсь.

Антесса быстро закивала:

— Да, господин, знаю. В районе Алых Теней есть небольшая одёжная лавка, я как раз туда направляюсь за заказом морра Нсайсса… Могу проводить вас.

Мирэд обернулся на Квэарра. Тот явно слышал весь разговор и со странной ухмылкой кивнул головой:

— Отсыпь мне часть оставшихся монет и иди, встретимся в таверне.

Мирэд послушно достал мешочек и принялся отсчитывать наличность. На пятидесяти пяти серебряных аспидах эльф кивнул головой и забрал деньги.

— Столько мне хватит.

Морр за прилавком хмыкнул.

Квэарр растянул губы в милейшей улыбке и ещё раз повторил:

— Хватит. А теперь продолжим, любезный…

Мирэд с усмешкой покачал головой и последовал за шшу к выходу с площади Цветных Монет, поспешив спрятать мгновенно окоченевшие пальцы под плащом. У мундира, к сожалению, карманов не было.

Сквозь толпу они протискивались минут двадцать точно. Заплечный мешок Мирэда два раза чуть не сдёрнули, однако Аин-Зара не стеснялась распускать свои зубы, а потому вся закупленная одежда уцелела. Второй мешок остался у Квэарра — под продукты.

Путь до района Алых Теней обещал быть неблизким, судя по тому, что Мирэд помнил о городе. Однако, если там действительно есть нужные вещи, то почему бы и не сходить? В конце концов, на улице не так уж и холодно.

Антесса шла рядом и молчала, видимо стесняясь вновь начать разговор первой. Мирэд понимал её: всё же их сословная разница была велика; пусть он и пытался смягчить её, обращаясь с девушкой довольно вежливо, неловкостей было не избежать. Хотя она не могла точно знать о его происхождении — он не называл ни своего настоящего имени, ни имени своего рода, да и в нынешнем не особо ухоженном виде едва ли тянул на кого-то из господ, напряжённость в их общении никуда не исчезала.

Вскоре тишина стала давить, и Мирэд попытался хоть как-то разрядить обстановку.

— М… Долго ли нам ещё идти?

Получилось у него плохо, если не сказать отвратительно: шшу чуть ли не подпрыгнула, покраснела до кончиков ушей и пискнула обречённо:

— Ещё полчаса, господин! Простите, господин!

— За что ты извиняешься? Я не собирался тебе выговаривать, просто уточнил, — тут же торопливо пошёл на попятную Мирэд.

С таким он ещё не сталкивался. Впрочем, с шшу он обычно тоже никуда не ходил — во времена жизни в родовом замке он с ними едва ли встречался, а на заданиях редко хватало времени на разговоры с посторонними. Идти было удивительно неловко, и Мирэд предпринял ещё одну попытку:

— Позволишь понести твои сумки?.. Наверное, тяжело?

— Что вы, господин, они вовсе не тяжёлые! Лёгкие, как перья элфанисского колибри! — снова пискнула Антесса и вжала голову в плечи.

Мирэд вздохнул. Ледяной воздух успокаивающе растёкся по горлу.

— Ты реагируешь так, потому что мы из разных сословий? — наконец спросил он. Видя, что подавальщица скосила на него глаза, он продолжил. — Я говорю сейчас не от имени всей аристократии, конечно, но от своего точно: ты можешь общаться со мной нормально, без бесконечных извинений и ужимок, я не собираюсь как-то притеснять тебя. Пусть я и происхожу из не самого бедного рода, большинство моих друзей — обычные существа без каких-либо титулов. Ты можешь спокойно называть меня по имени, по крайней мере, когда мы не в таверне и того не требуют правила.

Он хотел добавить, что подобное общение и раболепие его раздражают, но не стал — понял, что только больше оттолкнёт.

Антесса перевела на него удивлённый, но уже чуть менее смущенный взгляд и послушно шепнула:

— Хорошо, господин… Мирэд.

Мирэд довольно улыбнулся.

— И всё-таки отдай мне свои сумки. Не помочь идущей рядом женщине — бестактность, в независимости от сословной разницы.

Шшу посмотрела на Мирэда так, словно у него выросла не только вторая голова, но и третья рука из спины, как у почтенных представителей расы троеруких, однако сумки послушно отдала.

Ну да, аристократу, пусть и такого странному, противиться чревато…

Покупки Антессы оказались всё же весьма увесистыми, и Мирэд мигом почувствовал себя грузовым волом («Лошадью, лошадью, грузовой лошадью… конём, простите», — тут же отозвался в голове Фирэйн). Однако отступать было поздно — он лишь шире расправил плечи и двинулся дальше по улице, надеясь, что не отморозит себе руки.

* * *

Когда через оговоренные полчаса они всё же добрались до лавки, руки Мирэда не чувствовали ничего уже минут семь. Он, однако, этого старательно не показывал и так же старательно и тепло улыбался уже менее смущённой и напуганной шшу. Говорить с ней стало гораздо проще, и Мирэд довольно легко и быстро узнал о последних новостях, незначительном повышении цен и результате выборов нового альша⁽³⁾. На этот раз пост достался господину Ти́гесу к’Э́ниасу, главе одной из побочных ветвей рода к’Лайена́ров, имеющих место в Змеином Совете.

Мирэд, что не удивительно, даже знал нового фирмонского альша лично — столкнулся на одном из приёмов, устроенном близким другом отца, Ри́ксардом к’Лайенаром, по случаю получения им кресла главы рода и места в Совете. Но вряд ли, конечно, господин Тигес его запомнил — тогда Мирэду было одиннадцать, и его гораздо больше интересовали словесные перепалки с Сарлисом, тогда уже ставшим ему другом, и Эмарьес, которой предстояло стать Сэо только через четыре года, нежели взрослые разговоры.

С того вечера прошло всего восемь лет; Мирэду же казалось, что он был в прошлой жизни. И вечер, и весёлый Сарлис, старше его самого всего на два года, и ехидная язвительная сестрица, тогда ещё с удовольствием ходившая в платьях, а не дорожных мундирах, и торжественный звон высоких хрустальных бокалов, полёт по бальному залу разноцветных силуэтов под пение скрипок.

И друг, и сестра были теперь далеко — Лис в своём замке, а Сэо — на очередном задании. Вряд ли дома, хотя мать и отец предпочли бы видеть там хоть кого-то из своих детей. И хотя Мирэда иногда грыз стыд за эти бесконечные отсутствия, он твёрдо знал — по-другому не сможет. В конце концов, это его жизнь, его молодость, над которой он властвует безраздельно, не скованный ещё ни обязанностями альша, ни долгом главы рода. Он проведёт в Сазэре половину жизни — дай Смерть отцу долгих лет, чтобы эта половина жизни не превратилась в большую часть.

Конечно, желал он отцу долгих лет не только из желания оттянуть момент наследования — Мирэд действительно его любил, но… Право власти, от которого было не отказаться, ярмом давило на плечи. И Мирэд прекрасно понимал, что конец его свободы настанет ещё до смерти Эрлансса к’Сазарена.

Да, в одном ему повезло — отец был молод, особенно по меркам Забирающих. Что такое сорок два года, когда ты живёшь двести лет? Если бы всё сложилось удачней, то главой рода до сих пор был бы дед — а отец, спокойно разменяв наступающее в пятьдесят третье совершеннолетие, лишь неспешно готовился бы к получению титула. Но вышло, что вышло… Мирэд надеялся, что всё же сможет жить спокойно до своих пятидесяти, но был готов ко всему.

В любом случае, в запасе у него было минимум шесть лет — главой он сможет стать только в двадцать пять, и то, если случится нечто непоправимое…

Были бы у родителей другие дети, кроме них с Сэо, можно было бы попытать судьбу, поторговаться, остаться в Чёрном Совете до конца, отрекшись от права власти, но… их не было. Не было этих детей. А сестра не была Забирающей Сталь.

Мирэд не искал власти. Не мог и бежать от неё, прекрасно понимая возложенную на него ответственность, но и тратить все годы на сидение в родовом замке, на подготовку к этому неизбежному «Велорнэсс к’Сазарен, новый глава рода, новый альш Альманы, новый член Змеиного Совета» тоже не мог.

Мирэд попытался шевельнуть пальцами, но так и не понял, получилось у него или нет. Тихо выдохнув, поднял глаза — над входом в лавку раскачивалась простенькая вывеска, на которой излишне узорными буквами, стилизованными то ли под какие-то травы, то ли под змей было выведено: «К’Зарасс: травы и шерсть». По бокам от неё, на стенах дома, висели целые гирлянды из маленьких узеньких дощечек, уточняющих типы товара. Прежде чем зайти внутрь следом за Антессой, Мирэд успел прочитать только несколько из них: «Целебные специи и приправы», «Простые и сложные зелья», «Вязаные изделия из шерсти» и «Аптекарская лавка».

«Многофункциональный Зсабирающий этот к’Ззарасс»

В помещении оказалось тепло и тихо, замёрзшие руки мгновенно закололо. Мирэд огляделся: небольшой зал, по бокам — бесконечные стеллажи с разномастными склянками, напротив двери — дубовый стол с ящичками, позади него — высокий широкий шкаф с закрытыми полками. Едва уловимый запах трав. На стуле за столом обнаружился молодой прилизанный Забирающий, наверное, всё же морриш, а не хозяин заведения. На звон дверного колокольчика он вскинулся и расплылся в удивительно добродушной улыбке.

— О, Антесса, здравствуй! Господин к’Зарасс во втором зале, — потом он, видимо, заметил Мирэда и добавил уже куда чопорней, — добрый день, господин. Вы?..

— Он со мной, Брес, — Антесса кинула на Мирэда нерешительный взгляд — словно спрашивая, может ли позволить себе так говорить. Он едва заметно кивнул.

— О, конечно. Проходите, — морриш расслабился и перестал обращать на них внимание, вернувшись к прерванному занятию — заполнению какого-то журнала.

Шшу же провела Мирэда между двумя стеллажами, в распахнутую дверь. Второй зал оказался чуть меньше первого, а полки в нём были доверху забиты рулонами разнообразной ткани, преимущественно шерстяной, и стопками с одеждой. Прилавок тоже имелся — за ним сидел странно-знакомый Забирающий и что-то вязал деревянными спицами. Они настолько быстро мелькали в его руках, что у Мирэда заболели глаза. Как он это делает…

На звук шагов сидящий поднял голову. Мирэд сразу же его узнал, пусть и видел до этого лишь единожды: господин Сэрасс к’Зарасс, лекарь района Алых Теней. Именно он спас Зенора две недели назад, когда эльфийские наёмники порезали ему в стычке руку.

— Антесса! Господин из тёмных, — он чуть поклонился, но взгляда не отвёл, — что желаете приобрести, господин? Анте, заказ твоего морра в кладовой, можешь забрать.

— Тёмного дня. Мне необходимо вот это, — Мирэд всё ещё плохо гнущимися пальцами извлёк из внутреннего кармана список, которой уже обзавёлся несколькими помарками с указанием цен, и ткнул в нужные пункты.

Господин к’Зарасс кивнул и принялся сноровисто складывать на прилавке одежду, в процессе уточняя особенности вроде ценового диапазона и материала. Стопки со свитерами, перчатками и носками из шерсти арских овец росли с геометрической прогрессией, и Мирэд с тоской думал о том, что ему придётся нести всё это обратно в таверну в одиночку. На пункте о шарфах лекарь внезапно остановился и бросил на Мирэда весёлый взгляд.

— Шарфов стандартных расцветок у меня не осталось, они быстро разошлись. Могу предложить только… экспериментальные, если вас не смутит их… пёстрость. Отдам за полцены, всё равно особой популярности не сыскали. А зря, я считаю…

— Давайте, морр, — Мирэду было уже глубоко плевать, какого цвета у него будет шарф — белый, розовый, да хоть оранжевый в зелёную полосочку. Впоследствии, конечно, его оригинальный цвет может и аукнуться — если им придётся, допустим, сидеть в засаде, но чтобы добраться до Резиденции сойдёт что угодно. Их задание, считай, завершено, так что можно позволить себе некоторые вольности в одежде.

В конце концов, никто не обязывает ни его, ни соотрядников носить эти шарфы на постоянной основе — их спокойно можно будет заменить на что-то более незаметное перед следующим заданием. Совет же выделяет им какую-то одежду… Да и заплатить должны. К тому же (внутренняя жаба довольно квакнула), эти чудесные шарфы отпускают за полцены… А лишние деньги в дороге им точно не помешают.

Однако, признаться честно, к такой… экстравагантности Мирэд готов не был, пусть и думал минутой ранее о белых-розовых-оранжевых шарфах. Безудержно яркие, полосатые, клетчатые, в горошек, с кисточками на концах… он точно был в лаве у Забирающего, а не у аары?

— Простите, господин. Я понимаю, о чём вы сейчас можете подумать, но вязались они для детей… Несколько лет назад такие шарфы раскупались влёт. Помните ту историю с маньяком? Все тогда всполошились…

— С маньяком? В Фирмоне? — удивлённо переспросил Мирэд, непроизвольно напрягшись. — Впервые слышу, если честно.

— Да, делу не дали широкого хода, — к’Зарасс кивнул, — если вы не местный, то неудивительно, что не знаете. Это ещё семь лет назад случилось. Началось ранним элэйнаном и растянулось почти на полтора сезона. Наверное, как вы уже поняли, охотился маньяк на детей… Лискумы⁽⁴⁾ так и не выяснили, зачем ему это было нужно. Нашли его уже в невменяемом состоянии — в газетах писали, что он только бормотал что-то неразборчиво о красных глазах. Впрочем, под л’лро и не такое померещится... У нас из красноглазых только аары, но их тогда в Фирмоне практически не было — только пара какая-то, но у обоих — железное алиби. Так господин к’Арчем дело и прикрыл, сказав, что преступник найден. Хотя сомнительной мне кажется та история…

— К’Арчем? — Мирэд насторожился. Он не знал, что передавший тёмным Артефакт господин имел какое-то отношение к полиции.

— Да, он тогда альшем был. Хотел даже на второй срок заступить, но после этой истории никто за него голосовать не стал, — лекарь снова кивнул. — Не мне одному всё это странным показалось, как видите. А что касается шарфов… Вы же знаете, что в основном наша одежда приглушённых оттенков. Чёрный, серый, тёмно-зелёный… Легко потерять в толпе ребёнка в чёрном пальто; куда сложнее, если на нём будет яркий шарф. Тогда многие скупали у арсцев цветную шерсть. Потом, когда шум улёгся, спрос упал.

— Вот как… А других подробностей о деле неизвестно?

— Известно многое, да только кто разберёт, что из этого правда. Я бы на вашем месте, если вы заинтересовались этим маньяком, сходил в главное фирмонское отделение лискумы. Там наверняка должны были документы сохраниться. Вам, думаю, позволят что-то просмотреть — вы же из аристократии, у вас свои привилегии… Шарфы возьмёте? Конечно, не для воинов они сделаны, но больше мне нечего предложить.

— Да, конечно. Я возьму. И спасибо за совет, — Мирэд досадливо поморщился — дело его действительно заинтересовало, но вот в лискуму он до отъезда никак не успевал. Пока доберётся до «Змия», пока отчитается Фирэйну, пока дойдёт до площади… Для посещения полиция открыта далеко не круглосуточно, а завтра уже будет поздно. Спросить потом, разве что, у отца? Он мог и знать что-то о событиях семилетней давности. Вряд ли никто не докладывал Змеиному Совету о происходящем…

— Я постараюсь отобрать самые нейтральные, — к’Зарасс улыбнулся немного виновато и принялся сноровисто копаться в коробке.

Мирэд отошёл в сторону, задумчиво разглядывая полки. Мысли о фирмонском маньяке скреблись в голове более чем навязчиво, но от лекаря он вряд ли мог узнать что-то ещё. Наконец он наткнулся взглядом на выход в первый зал и задал вопрос:

— Я правильно понимаю, что вы содержите и аптекарскую лавку, и одёжную? Как у вас хватает времени на всё? Вы ведь изготавливаете товар своими руками.

— Да, так уж вышло. Изначально вязание было моим маленьким хобби… Вам, кстати, оставить один шарф и пару перчаток неупакованными? И руки у вас выглядят неважно… Давайте я дам вам крем от обморожения? В счёт заведения. Брес, принеси крем с календулой!.. А, о вязании. Сначала оно было моим маленьким хобби, а потом как-то постепенно и лавка расширилась… Вы не думайте, я ведь не всё сам делаю — основная часть товара приходит с фабрик, а я, как вы могли заметить, большую часть времени работаю по специальности — районным лекарем. В другие же дни меня замещают морриши. Иногда Антесса помогает, — к’Зарасс болтал без умолку, но почему-то не раздражал. Напротив — этот говорливый Забирающий со своими разноцветными шарфами удивительно гармонично вписывался в маленький тёплый зал, забитый тканями, оживляя его, делая ещё теплее.

— Спасибо за мазь, — Мирэд улыбнулся, забирая у Бреса склянку и начиная осторожно мазать тут же защипавшие пальцы. По воздуху поплыл яркий и пряный запах календулы. — А Антесса… Она ваша дочь?

— Нет, племянница. Но мне за эти годы, конечно, совсем родной стала… Я взял Анте на воспитание, когда её родители от эпидемии умерли. Фирмон она тогда лишь краем зацепила — не иначе как по милости отца-Тэйема, — а Лайс с Мавессой в Кайсе жили… Не спасли их местные лекари, не спасли. Да и сами они слабые здоровьем были — как и я ведь, Забирающие Боль… А цвайшеская лихорадка — страшная вещь, тяжело лечится. Да вы и сами знаете, думаю.

Мирэд знал. В той эпидемии в самом расцвете сил скончался его дед Ге́рисс, оставив своего единственного сына главой рода в неполные тридцать пять. Мирэду тогда было одиннадцать, его не пускали к больному в покои, но он, стоя под дверью и пытаясь сдержать по-детски отчаянный громкий плач, слышал, как тот бредил. Этот хриплый, сорванный от криков голос до сих пор являлся к нему в кошмарах.

Цвайшеская лихорадка — вещь действительно страшная. Всего за неделю она выпила полного сил Забирающего, едва разменявшего второе столетие, досуха, оставив лишь обтянутый кожей скелет. Тогда, восемь лет назад, её эпидемия бушевала во всей центральной Каре и волнами захлестывала и Альману, и Лайсу, и множество близлежащих городов. Болезнь пожрала тысячи жизней, прежде чем её удалось остановить. Города стояли в разрухе. Поговаривали, что лихорадка пришла вместе с арскими купцами на кораблях, была вызвана искусственно, и целью было разорение столицы, Каарама, однако слухи так и не были подтверждены или опровергнуты.

Дед заразился случайно — он был в городе, когда вспышка болезни уже затихала. Его подвели моральные принципы — Герисс к’Сазарен был истинным правителем, и ему, в отличие от многих, плевать на своих подданных не было. Поэтому, когда его конь сбил больную женщину, он помог ей добраться до лекарей. Не один, конечно — с ним была охрана, но из всех пятерых заразился только он. Ту женщину спасли, дед же не выжил.

Многие потом назвали его смерть глупой — говорили, что больную следовало бросить или, по крайней мере, не помогать ей самому, раз были риски заразиться. Мирэд же не знал, что думать. Поступок был спорным, нанёс их роду непоправимый ущерб, но… не поступил бы он сам точно так же? Хотя, кто знает…

Та эпидемия осиротила многих — и бедных, и богатых. К Смерти — или Страннику? — отправился не только Герисс, но и главы двух других родов, входящих в Змеиный Совет — к’Лайенаров и к’Нуменосов.

И тот бал, бал у Риксарда к’Лайенара, был не только праздником в честь получения им главенства в роду и места в Совете. Это был бал в честь победы над болезнью. Бал в честь погибших. Бал в честь того, что жизнь продолжается. Бал для того, чтобы они все не сошли с ума в опустевших городах.

— Ваш заказ, господин. С вас две золотые кобры, двадцать серебряных аспидов и десять бронзовых змей, — к’Зарасс протянул ему набитый доверху заплечный мешок. Мирэд отсчитал положенные деньги, с удовольствием обнаружив, что потратил далеко не всё, черканул пару строк в списке Фирэйна и с трудом взвалил вещи на себя. Потом обернулся к прилавку, на котором лежали оставленные ему перчатки и шарф.

В первых не было ничего необычного — чёрные, мелкой вязки, с обрезанными по вторую фалангу пальцами. Шарф, в целом, тоже ужаса не внушал: видимо, всё наиболее пёстрое ему упаковали с собой. Мирэд даже нашёл его симпатичным — тёмно-красный он всегда любил, пусть обычно и не мог носить (всё-таки этот оттенок считался цветом Забирающих Кровь). Наверное, будь он помладше, пришёл бы от такой вещицы в восторг.

Мирэд намотал на себя шарф, заставив прикорнувшую на плечах Аин-Зару недовольно зашипеть, заправил под плащ и сразу понял, что о теплоте шерсти арских овец лекарь не врал — шея мгновенно взмокла.

Откуда-то сбоку раздались негромкие шаги. Мирэд скосил глаза: Антесса наконец-то вышла из кладовой и неловко переминалась с ноги на ногу, крепко прижав к себе упакованный в холщёвую сумку заказ морра Нсайса.

Мирэд повернулся к ней, улыбнулся, прогоняя ненужные воспоминания:

— Пойдём? Если тебе нужно в «Красного Змия», то я провожу. Уже стемнело.

Шшу в очередной раз по непонятным ему причинам покраснела и кивнула.

---

1) «Ла’шаска» — компания в Каре, занимающаяся сдачей лошадей в аренду. Их филиалы разбросаны по всем крупным городам и работают по следующей схеме: клиент приходит в филиал, выбирает лошадь одной из категорий (для крестьян, среднего класса или аристократии; различаются они, соответственно, по стоимости, внешнему виду и качеству лошадей), платит определённую сумму и едет до нужного ему города. Если в месте, куда он направляется, филиала нет, то он оставляет лошадь в ближайшем к нему филиале. Возможность того, что лошадь не будет возвращена, исключается: над ними были проведены отслеживающие местоположение ритуалы. Название компании перекинулось и на лошадей, поэтому в народе их зовут ла’шасами. Являются незаменимой вещью для не обременённых транспортом путников.

Вернуться к тексту

2) Обращение к обычным рабочим вроде слуг, подавальщиков, дворников, всех тех, кто не ведёт какой-то бизнес (или не помогает его вести, в случаи с морришами).

Вернуться к тексту

3) Иными словами — бургомистр (только на территории Кары), доверенное лицо Змеиного Совета, правящее в городе от его лица. Выбирается народным голосованием из нескольких кандидатов, как правило, Забирающих из знатных родов, на пятилетний срок, в последних числах элэйнана пятого года правления предыдущего альша. За оставшееся до наступление нового года время предыдущий альш постепенно передаёт бразды правления во всех делах своему преемнику, который официально заступает на должность 1 вэссана. В городах, выросших вокруг родовых замков членов Змеиного Совета, бессменным альшем является глава рода, входящий в Совет. Он по своему желанию может как править сам, так и посадить на своё место заместителя, и проверять состояние вверенного ему города лишь раз в полгода. Таких городов с бессменными альшами пять — Саймегард, Лайса, Альмана, Менос и Сэна.

Вернуться к тексту

4) Лискумы — служащие карской полиции (от драконьего «лискума» — «защита»).

Вернуться к тексту

47 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный Мир

Вечером Сильвестр так и не вернулся. После ухода Илвы Серафима, как ни старалась, всё же не нашла в себе сил не то что сходить к Элин, но даже просто выйти из комнаты. Воспоминания накатили удушающей тёмной бурей, она барахталась в них, словно в штормовом море, с трудом выныривая на поверхность, и каждый раз проваливаясь под толщу воды всё глубже и глубже. Пока не захлебнулась.

Лэйер, разбередившая своими вопросами едва начавшие заживать раны, помочь не пыталась.

На самом деле, такого прорыва эмоций Серафима ожидала от себя куда раньше — ещё тогда, когда очнулась в своей комнате, и поняла, что всё помнит. Но тогда пришёл Тамерзар…

О Тамерзаре она тоже старательно не думала, но Лэйер, вездесущая Лэйер добралась и до него, вывернула наизнанку все её чувства. Да, она действительно смотрела на него, думала о нём — так, как никогда не думала о Весте. Но развивать эти мысли, разбираться в себе самой, по сотому разу вспоминая чужие улыбки и взгляды? Увольте. Серафима не была дурой — по крайней мере, не в этом вопросе. Она понимала, на что может рассчитывать, а на что — нет.

Но всё же Советник Тёмного Короля, сумевший стать кем-то большим, нежели просто наставником, приходил к ней во сны, прожигал цепкими, холодными глазами древнего змея, и иногда ей чудилось за этим холодом тепло — слабый огонёк привязанности к неудачливой ученице.

И Серафима слишком уважала Тамерзара, чтобы переносить этот огонёк из снов в действительность. Что она могла дать ему? Только своё уважение — если, конечно, ему, невыносимо древнему и могущественному, не плевать на уважение какой-то девчонки, — свою преданность, свою готовность идти на всё, подчиняться каждому слову — не потому что он правая рука Короля, а потому что это единственно верно. А ещё — провести между ним и собой чёткую, острую черту.

Могла бы только эта черта прогнать сны…

Проблемы были, конечно, не только из-за Тамерзара — Лэйер вновь оказалась права. Серафима боялась, до одури боялась признаться себе в том, кто она на самом деле. Она говорила Миру: «Да, я тёмная». Она рассказывала Ингмару о своей Госпоже, но… Внутри билось что-то неистовое, сильное, кричащее: «Признаешь, что тёмная — порвёшь последнюю связь с Замком. С братом. С сестрой. С Сильвестром. Со своим первым, самым первым учителем… С миром, где прошло твоё детство, где солнечный свет пляшет в лиловых витражах, где вверх вздымаются белые башни и каменные дома с рыжими крышами, где светятся участием синие глаза драконьего мага, где играет зелёными шторами ветер и сверкают золотом лепестки башенных часов. Где ты была счастлива. Где у тебя была семья, был друг, был свет, было будущее».

Казалось, что было. Будущего не было ни у кого из тех, кто находился сейчас в Замке Лиррэ. И не будет, если они останутся здесь.

Так говорила рациональная часть Серафимы. Та взвешенная, твёрдая часть, что была готова идти до конца, что могла идти до конца, что недрогнувшей рукой сжала бы один из драконьих клинков, прежде чем вонзить его в чужое сердце.

Другая же часть…

Не сказать, что Серафима рыдала навзрыд и билась головой о стены, как могла бы сделать та же Элин. Глупо отрицать, что ей не хотелось — забыться, «порыдать в подушку от ощущения собственной никчёмности», как сказала Лэйер. Хотелось. Вот только Серафима прекрасно понимала, что она не одна в этом Замке, что её могут услышать… Не тратить же купол тишины на бесполезные слёзы, от которых не станет легче.

Поэтому… истерика была, но тихая, молчаливая, контролируемая. Почти безопасная.

По крайней мере до того момента, как Серафима забралась прямо в одежде в кровать и накрылась одеялом с головой. Плотная тяжёлая ткань почти не пропускала свет. Она словно вновь лежала в той темноте, полной сырости, холода, тишины, словно снова всё повторялось, снова и снова, и снова некому было её защитить… Хотя, некому защитить её и сейчас. Сильвестра нет рядом, да и подло пользоваться его добротой после всего, что она натворила.

Спасти себя может только она сама. Сильвестра нет, а Тамерзар не добрый волшебник, что вытащит её отсюда по мановению волшебной палочки, закутает в мягкий плед и скажет, что всё будет хорошо. Он вытащит. Но не сейчас и так, как будет нужно ему. Он как никто другой умел извлекать выгоду для Совета даже в таких ситуациях. Глупых, отчаянных, топящих… Её топящих. Ему нет особого дела, будем честны.

Нет, возможно и есть — зачем зря упиваться собственной ненужностью. Он всегда заботится о тёмных, пусть эта забота и выглядит порой чудовищной.

Она не имеет права злиться. Она должна быть благодарной.

Темнота обволакивала, обостряла все чувства, душила, не давая издать не звука. Это было к лучшему, всё, что ни было, было к лучшему. Так говорила мама, пока не сгорела в том пожаре, случившемся из-за Сильвестра. Глупо было винить его в нём, он и так сделал всё, что смог для её семьи, если бы не он, то она не была бы сейчас опять жива. Опять жива. Истерический смешок всё же вырвался изо рта Серафимы, и она поспешила уткнуться лицом в подушку.

Что делать с тобой, Сильвестр? Лучше бы и не спасал ты никого, всем бы было легче. Поверишь ли ты не такой уж светлой девочке, к которой так неосмотрительно привязался или сдашь её своему наставнику?

И, повинуясь воспоминанию, по спине Серафимы пробежали чужие пальцы, а над ухом раздалось негромкое: «Кто такие тёмные? Я буду вынужден принять жёсткие меры…».

Она скинула одеяло и рывком села. Сердце вновь билось где-то в глотке, голова шла кругом, к горлу подкатывал ком. Серафима вылезла из кровати и на ощупь двинулась к ванной. Там она с трудом нащупала на кране гравировку рун, активировавших чары, и, особо не задумываясь, сунула голову под струю. Вода была настолько ледяной, что тело мгновенно покрылось мурашками. Заломило зубы, но темнота и паника начали отступать.

Серафима не знала, сколько так простояла. Она выключила воду, лишь когда перед глазами стали расползаться мутные, дрожащие круги. Безвольно сползла по стене на пол — словно вытащили из неё все кости. Холодные струйки стекали с волос и лица на одежду, морозили и без того продрогшее тело, но обращать на это внимание не хотелось.

В голове было пусто и блаженно-звонко.

В какой-то момент Серафима внезапно задремала и так же внезапно очнулась. Спина ныла от неудобной позы, вода пропитала почти всю одежду, и теперь она склизко липла к телу. Зубы начали стучать. Серафима с трудом поднялась, разгибая затёкшие ноги, и вернулась в комнату.

На улице неожиданно стемнело, последние полосы закатного неба отгорали над лесом, от распахнутого окна несло прохладой. Серафима плотно закрыла его, но не стала задёргивать шторы, чтобы оставить в комнате хоть какой-то свет. Свечи зажигать не хотелось.

На столе стоял поднос с уже остывшим ужином; наверное, его занесла одна из служанок, пока она была в ванной, впрочем… Есть не хотелось тоже. Серафима с трудом стащила мокрую одежду, натянула ночную рубашку и снова забралась в постель, укрывшись одеялом и отвернувшись к стене. Так же неожиданно, как и до этого, провалилась в вязкий сон.

Он стоял напротив, поигрывая хлыстом. Хлыст взлетал невысоко и снова опускался на затянутую перчаткой ладонь с едва различимым стуком.

На этот раз тюремщик сбросил капюшон с головы, но, как и прежде в подземельях, был в маске, сквозь прорези которой смотрели хищные, золотисто-карие глаза.

- Итак… Ты всё ещё не хочешь ничего мне сказать?

Серафима помотала головой. Звякнули цепи.

- Ты ведь знаешь, что стоит тебе всё рассказать, и я тут же тебя отпущу. Я уже не раз упоминал это. Почему же ты упрямишься? Так нравится в моих подземельях?

- Не нравится. Просто вы не отпустите, — она скривилась. Смотреть в глаза напротив не хотелось, но они неизменно притягивали взгляд — яркие, горящие. В них жил огонь.

- Почему же, — тюремщик склонил голову к плечу, и Серафиме показалось, что он улыбается, — отпущу. Прямиком в иной, лучший мир. Тебе ведь уже приходилось бывать там, не так ли, Серафима? Или же не Серафима? Как они тебя называют, тёмные?

- Я ничего не знаю.

- Всё ты знаешь, — он фыркнул, — и ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Но не хочешь мне ничего говорить. Отчего же?

- А смысл? Вы же всё равно убьёте меня. Всегда убиваете, — Серафима бы тоже фыркнула, но в горле пересохло.

- Не отрицаю. Но я ведь всё равно добьюсь правды, понимаешь? Через пытки, но добьюсь. Ты видишь блеск этой звезды, звезды скифи? Ты знаешь, на что она способна.

- Знаю. Но это всё, что мне известно.

- Опять врёшь. Зачем?.. Придётся, кажется, всё же, её применить, — тюремщик последний раз подбросил хлыст, перехватил его правой рукой и обошёл Серафиму по кругу. Она чувствовала взгляд, горящий, прожигающий. Раздался короткий свист, но удара не последовало — Серафима вдруг ухнула куда-то вниз, в ещё более непроглядную темноту, рассыпавшуюся звёздами. Уже не скифьевыми — чужими красными звёздами чужого чёрного мира.

Она вновь лежала головой на коленях Рокуэлла, укрытая его плащом, он вновь перебирал её волосы, цепляясь за растрёпанные пряди красными звёздными перстнями. Пахло пылью и бескрайним ночным полем; воплощение этой бескрайней ночи смотрело на неё с белого нечеловеческого лица.

- Как своевременно, — Серафима всё-таки смогла фыркнуть, преодолевая себя. Стало легче дышать, словно разжалась на горле ледяная рука.

- Тебе не стоило смотреть этот сон дальше, не находишь? — Рокуэлл улыбнулся — улыбнулся располагающе, пусть эта улыбка и не затронула его холодных пугающих глаз. Потом внезапно спросил:

- Хочешь чаю? Готов спорить, тебе ещё не приходилось пробовать этот сорт.

Серафима вздёрнула брови, едва удерживаясь от смешка. Нелепо…

- Серьёзно? Вот уж не думала, что буду пить чай в собственном сне с порождением собственного же бреда.

- Мне казалось, что в прошлый раз мы решили вопрос моей реальности или нереальности. Если ты до сих пор сомневаешься, опровергаю — я настоящий. Даже твой бред не смог бы породить меня, — в руках Рокуэлла появилась изящная фарфоровая чашка удивительно белого для этой бесконечной ночи цвета и такой же белый чайник с красными вензелями, которые Серафима пыталась, но всё никак не могла разобрать. Они расплывались, скользили по светлым бокам алыми нитями.

- Обычно настоящие люди не являются ни к кому во снах, не находишь? — она поднялась с его колен и села рядом на траву. Где-то на грани слышимости застрекотали сверчки. Или не сверчки?..

- Я не человек, и это я тоже уже говорил, — он наклонил чайник. Из его носика в чашку полилась тёмно-коричневая, отдающая красным струя. Конечно… Всё здесь отдаёт красным. Или белым, или чёрным… Контрастный чёткий мир. Лишь она здесь лишняя.

- Тогда кто ты? — Серафима забрала свой чай и сделала осторожный глоток. Вкус был пряным, насыщенным, горьковато-солоноватым, разливался по телу приятным теплом. Пусть и не с барбарисом — весьма недурно.

- Вижу, угощение пришлось тебе по вкусу… Я просто Рокуэлл, довольствуйся этим. Однажды ты сама догадаешься, кто я — ты же умная девочка, — он перевёл взгляд на небо, всё такое же тёмное и далёкое. — А пока что у тебя есть куда более важные вопросы, нежели этот.

- И всё-таки. Почему ты приходишь?

- Потому что тебе это нужно. Допивай свой чай, тебе уже пора.

Серафима проснулась. Комната была залита ярким солнечным светом, на столе вместо вчерашнего ужина стоял ещё тёплый дымящийся завтрак. Она слезла с кровати, с неудовольствием отмечая, что волосы всё ещё влажные, выхватила из шкафа первое попавшееся платье, натянула сверху свою обычную накидку и наскоро перекусила. Часы на Пурпурной башне показывали без двадцати одиннадцать, значит, Элин ещё должна была быть в своей комнате. Она занималась с магистром Умаром после Велимира, который заканчивал около часа дня. Сейчас самое время сходить к ней — она, скорее всего, уже проснулась, но ещё никуда не ушла.

Путь до комнаты сестры много времени не занял. Серафима сначала остановилась, не решаясь, но затем, смело стукнув по двери несколько раз, зашла в комнату. Элин только встала и теперь восседала за столом в изящном, обитом золотистым гобеленом кресле, укутанная в белый шёлковый халат с расшитым краем и попивала кофе из фарфоровой узорной чашечки, являя собой воплощение роскоши и довольства. Сзади неё стояла смиренно молчащая девушка-служанка в форменном платье и расчёсывала её волосы позолоченным гребнем, стараясь не задевать острые рога, которые Элин в принципе не считала нужным убирать.

Серафима еле сдержалась от того, чтобы фыркнуть, не смотря на всю серьёзность своего визита. Да, примерно такую картину она и ожидала застать… Кто, если не Элин, пользовался своим положением с таким упоением? Видя, что сестра не обращает на неё ровным счётом никакого внимания и продолжает поглощать кофе, аристократично отставив мизинец в сторону, она ещё раз постучала по дверному косяку, привлекая её внимание. Элин неохотно вскинула на неё глаза, явно пытаясь прожечь в Серафиме дырку своим драконьим пламенем. Весь её показательно изумлённый и равнодушный вид твердил: «Как смеешь ты, жалкое создание, лишённое магии, прерывать мою утреннюю трапезу своим необоснованным визитом и портить мне аппетит необходимостью лицезреть твоё бесстыжее лицо?».

Нет, сестра не менялась ни капли.

— Мы можем поговорить? Наедине, — Серафима кивнула на замершую служанку.

Элин с глубоким вздохом махнула холёной белоснежной ручкой с острыми коготками, на которой то тут, то там проступали медные чешуйки. Служанка отложила гребень, низко поклонилась и вышла из комнаты; Серафиме даже показалось, что на её бесстрастном лице промелькнуло плохо скрываемое облегчение.

Когда шаги девушки окончательно стихли, Серафима достала из кармана флакон с остатками зелья Младшего Магистра и плеснула в воздух. Купол уже совсем привычно расстелился по воздуху, а на дне склянки осталось миллиметров пять. На последний раз.

На Сильвестра.

— Что это? — сестра вздёрнула тонкие брови.

— Полог тишины, — так же привычно отозвалась Серафима, уже не наблюдая за тем, как превращаются в барьер золотистые капли и убирая склянку обратно.

— И зачем же нам нужен этот твой «полог тишины»? — Элин закинула ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя необычайный интерес к разговору. Увы, «интерес» этот был в кавычках.

— То, о чём я хочу с тобой поговорить, не предназначено для чужих ушей.

— И что же такое секретное ты хочешь мне сказать? — сестра хмыкнула.

— Вам с Миром нужно будет уехать из Замка на некоторое время, — Серафима замолчала на секунду, ожидая реакции.

Элин сморщила острый нос. Да, реакция тоже была совершенно закономерной…

— С чего бы это?

— Здесь вам грозит опасность. Я не могу сказать…

— Опасность? Пфф! Главный Магистр защитит нас, — сестра отвернулась, чтобы налить себе ещё кофе.

— Ты не понимаешь, — Серафима покачала головой, — Магистр не сможет вас защитить, да и вряд ли захочет. Опасность исходит в том числе и от него…

Элин внезапно развеселилась и с улыбкой покачала головой:

— От Магистра опасность может исходить разве что для тебя.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила она, внутренне холодея. Словно уже догадываясь, что услышит.

Лэйер, где же ты, когда так нужна?

— Это ведь ты решила испортить нам жизнь, — Элин обернулась и взглянула на неё с неожиданной злостью, — тебе всегда было мало внимания. Бесишься ведь, что из нас троих самая никчёмная! Сначала это непонятное задание с драконами, потом потеря памяти… — она хмыкнула. — Ты же очень удачно придумала с ней — теперь ты у нас бедная и несчастная, все вокруг тебя носятся, Магистры закапываются в книги, думая как же вернуть тебе воспоминания, Сильвестр вот, оставив все свои дела, бегает за тобой хвостиком. Приехала делегация? Все снова идут к тебе, ведь Миру не терпится показать всем свою любимую сестрёнку. А ты, тем временем, совсем разошлась и решила засунуть свой нос туда, куда не следует! Ты решила залезть в Башню!

— А откуда такая информация? — Серафима притворно спокойно вздёрнула брови. — Ты следишь за мной?

Элин на мгновение запнулась, отвела глаза и этого хватило. Холод пробрался ещё выше, вдруг заныло отчаянно где-то в груди.

— Это ты… — прошептала Серафима. В голове словно щёлкнуло, сложилась картинка: стражи, что всегда стояли у Пурпурной Башни и вдруг исчезли ночью, человек-тень, которого Илва заметила в коридоре, Главный Магистр, появившийся именно в тот момент, когда она открыла хранилище Пророчества. Могла ли Элин услышать что-то и рассказать Маугу?.. Могла.

Сестра вскочила и с силой стукнула ладонями по столу, вспоров когтями белоснежную скатерть.

— Да, я! Ты настолько безмятежна, что прослушать твою комнату не составляет ни малейшего труда! И все эти твои блуждания по Замку — слепой заметит, что ты что-то ищешь! Удивлена, что Магистр до сих пор тебя не приструнил! Толку ноль, зато сколько шуму!

— То есть, ты хочешь мне сказать, что подслушивала мои разговоры, следила за мной, а потом со всей этой информацией пошла к Главному Магистру? — Серафима чувствовала, как леденеет всё внутри, как замерзают остатки тёплых чувств к сестре. Иначе никак, иначе слишком больно. За что? Зачем?

Лэйер проснулась где-то в глубине сознания, подняла голову, лязгнула зубами, сжимая кулаки, принялась нашёптывать резко и колко на ухо. Серафима с трудом подавила желание отвесить сестре оплеуху или сделать что похуже. Она не должна срываться. Они ещё могут поговорить. Они должны поговорить!

Но она не должна тебе поверить.

— Да, именно это я и хочу сказать. Твои действия бросают на меня тень, я обязана была ему рассказать! Как ты вообще могла додуматься до такого? Магистр возвысил нас, вытащил из нищеты, благодаря нему мы достигли всего, что имеем! Мы — Избранные! Хотя тебя это вряд ли касается, — Элин поджала губы. В её взгляде не было тепла — только смешанное с недоумением отвращение.

— Послушай меня, дорогая сестра, — было всё труднее сдерживаться, говорить спокойно, не срываться на больное рычание, — ты совершенно не представляешь, о чём говоришь.

— Я не представляю?! — взвилась Элин.

Конечно, представляешь. Ты ведь самая умная и в свои пятнадцать сполна познала жизнь, безвылазно сидя в Замке и учась вызывать огонь. Конечно.

— Да как ты сме!..

— Да послушай же ты меня хоть раз! Хватит перебивать! — рявкнула Серафима. До боли хотелось вцепиться во что-то, сжать пальцами рукояти клинков. — Пророчество — подделка, а твой обожаемый Главный Магистр водит нас за нос ради каких-то своих целей! Никакие мы не избранные, забудь это глупое слово! Забудь! Пророчества НЕТ, а нас просто собираются использовать! Кто тебе сказал, что мы победим в этой битве, которую все так старательно пророчат?! Кто?!

— Да как ты смеешь?! — всё же взвизгнула сестра. — Как ты смеешь так говорить о Магистре?! Да я тебя сейчас сама убью, курица завистливая!..

Серафима почти физически ощущала, как лопается по швам её терпение. Элин всё продолжала орать, словно не замечая, что ходит по самому краю, и в какой-то момент она вдруг поняла: всё. Сил сдерживаться больше нет. Голос Лэйер на секунду слился с её собственным голосом:

— Ты заткнёшься когда-нибудь?

Выдержки хватило лишь на то, чтобы не закричать.

С секунду Элин оторопело на неё смотрела, замерев от удивления на полуслове. Впервые слышишь грубость в свой адрес, Избранная, великая и неповторимая? Сейчас, растрёпанная, раскрасневшаяся, чуть ли не плюющаяся пеной, сестра выглядела удивительно жалко.

— Ты…

— Послушай, я не собираюсь слушать твои вопли дальше, — Серафима глубоко вздохнула, с силой провела ладонями по вискам, пытаясь убедить себя в том, что сестра просто маленькая и глупая, что не стоит и без того усугублять ситуацию. Что она вряд ли сделала это со зла. — Я понимаю, что тебе нелегко от мысли, что ты не избранная и Пророчества нет, что тебя всё это время обманывали, а Магистр далеко не такой добрый, каким кажется…

Происходящее вдруг ускорилось, слилось в одно сплошное пятно. Элин бросилась вперёд, превращаясь в смазанную тень, а в следующее мгновение с грохотом опрокинула её на ковёр. Спина взорвалась марраковой болью, Серафима зашипела, дёрнулась, пытаясь вывернуться. Чужие когти вонзились совсем рядом с её лицом, пробив и ковёр, и мраморный пол. Осмыслить и как-то ответить Серафима не успела — не успела даже позволить Лэйер вновь занять своё место, чтобы дать какой-то отпор.

Вот над ней нависает Элин с горящими гневом глазами, вот кто-то хлопает дверью, вот лицо сестры искажается в ещё более зверской гримасе боли, вот оно вдруг полностью расслабляется, и она поднимается на ноги, а после послушно садится в кресло и теряет сознание, откинув голову на спинку. Вот шелестят совсем рядом чьи-то шаги.

— Жива, Лэйер?

Серафима вздрогнула и подняла взгляд: на неё, склонившись, смотрел незнакомый темноволосый мужчина с непривычно резкими чертами лица и серыми глазами. Вернее, не совсем серыми — от зрачка к краям радужки расходились золотистые и синеватые лучи, а сам край был словно обведён чем-то тёмным. Похожие глаза были и у Эмила Курэ — вроде бы и тёмно-карие, но покрытые рыжеватыми и красноватыми всполохами. Когда она несколько лет назад с ещё детской бестактностью спросила у него о том, что с его глазами, он ответил, что это проявление магии разума. Глаза — один из главных инструментов менталистов, именно они способны заворожить, не дать оторвать взгляд и проникнуть в голову человека без особого труда, и именно потому природа отметила их странным цветом, привлекающим внимание. Чем больше потенциал — тем ярче этот оттенок, танец магических всполохов на чужой радужке. Присмотрелся к этим всполохам и пропал, потерял контроль, позволил менталисту коснуться твоих мыслей и чувств. Наверное, именно это влияние на Серафиме сейчас и сказывалось: вскакивать и убегать ей не хотелось, хотя этот мужчина назвал её по имени, известном только тёмным. Всколыхнувшиеся гнев и раздражение тоже постепенно сходили на нет, оставляя безликое спокойствие. Лэйер притихла вместе с ними.

Мужчина хмыкнул и протянул ей руку, почему-то левую. Присмотревшись к ней, Серафима окончательно расслабилась — на чужом запястье темнела знакомая метка. Та, что была у неё. Давно она не видела знака Госпожи Смерти… Под татуировкой змеились надписи на знакомом драконьем наречье, но прочитать их не представлялось возможным.

— Каххо, — всё же представился мужчина, — один из Лиловых Соколов⁽¹⁾. Здесь меня знают как А́дела Горса, и, когда мы не наедине, так меня и называй. Полог тишины разрушен, но мы можем говорить спокойно: прослушки в комнате нет, и никто не пройдёт рядом, пока мы не закончим. Можно на «ты», если тебе так будет удобнее.

— Благодарю. Ты — менталист, я правильно понимаю? — Серафима всё же схватилась за его руку, и он помог ей подняться с пола. Спину ломило, голова чуть кружилась, однако инородное внушённое спокойствие отрезало боль, оставляя её где-то на задворках сознания.

— Ты правильно понимаешь. Что за золотистое пятно у тебя на одежде? Явно не кофе, которое распивала твоя сестра.

Серафима опустила взгляд и помянула Смерть — по накидке действительно расползлось золотистое пятно, означающее только одно: флакон разбился, и зелья для создания купола у неё больше нет. Она ещё раз выругалась. Каххо наблюдал за этим с поднятой бровью.

— Остатки от полога? Планировала агитировать на побег кого-то ещё?

— Да и да. Откуда ты знаешь о том, о чём я с ней, — кивок в сторону Элин, — разговаривала, и почему пришёл именно сейчас?

И почему мы раньше ни разу с тобой не пересекались?

Меня тоже это интересует. Я жила в Замке около пяти лет, но не видела его даже мельком. Думаю, я бы запомнила такую личность…

...хотя, он — маг разума, и мог отводить глаза посторонним. Это бы многое объяснило.

— Тамерзар сказал, что тебе нужна помощь и указал место и время. А Тамерзар…

— …всё знает, — продолжила за него Серафима. — Тамерзар всегда всё знает, а если не знает, то узнает в ближайшее время.

Каххо мягко, по-менталистски мягко улыбнулся, когда она окончила предложение за него и озвучила известную всем тёмным аксиому. Улыбку эту Серафима отметила вскользь, опасаясь смотреть в лицо Лилового Сокола — маги разума были завораживающими, даже слишком. И если Эмил Курэ умел это контролировать или, хотя бы, минимизировать, то Каххо нет. Не мог или не хотел — уже не так уж и важно.

— Верно. А не пересекались мы раньше по нескольким причинам. Во-первых, большую часть времени я провожу вне Замка — тебе ведь известна специфика моей основной работы, а во-вторых — до вчерашнего дня я и не подозревал о том, что ты тоже состоишь в Совете. С первого взгляда сложно заподозрить в тебе тёмную… В основном из-за твоего возраста, согласись. Хотя, конечно, тёмными порой становились и более юные создания.

Серафима согласно кивнула, про себя отметив, что Главный Магистр определённо так не считал, и подумала уже громче, но пока без явного недовольства: «Не лезь мне в голову».

— Даже не думал. Ты просто действительно громко думаешь, да и в глазах читается многое.

Несмотря на его слова, Серафима почувствовала, как странное спокойствие её отпускает — видно, он всё же решил внять её просьбе и перестал использовать магию.

Каххо прошёлся по комнате, подошёл к креслу Элин, побарабанил пальцами по его спинке и обернулся:

— Не чувствую в тебе особо большой любви к сестре. Это странно, учитывая, что ты собралась вытаскивать её из-под самого носа Магистров, рискуя попасть к Госпоже куда раньше срока. Ты же знаешь, что тебя ждёт, если попадёшься?

Серафима поджала губы. Воспоминания холодком пробежали по спине.

— У нас действительно напряжённые отношения. Но она всё ещё моя сестра, поэтому я должна была попытаться. Она не хочет — её право, конечно. Стоит ли настаивать на своём, когда тебя пытается… пытается убить родная сестра?

Менталист чуть вздёрнул брови, но уточнять не стал.

— Не знаю, что у вас произошло, но девчонку всё же жалко. Ей основательно промыли мозги, и не столько магией, сколько грамотными убеждениями — если судить по тому, что я видел, когда брал власть над её сознанием. Хотя я чувствую в нём один очень давний блок, который мог сильно на неё повлиять...

— Не трогай.

— Как категорично. Впрочем, я бы вряд ли смог его снять. Магистерский уровень магии и подпитка от мощного артефакта — довольно весомые аргументы, — он ненадолго замолчал, продолжая постукивать пальцами по дереву. — Значит, сестру ты выводить из Замка больше не собираешься?

— Слушай, — вскипела Серафима, — зачем Тамерзар тебя прислал? Чтобы ты мне нотации читал?

Она понимала, что сейчас совершает глупость и ведёт себя недостойно, срываясь на пришедшего помочь ей человека, но гнев, замешанный не столько на злобе, сколько на смятении и ужасе от того, что сделала и что почти сделала Элин, требовал выхода, и она уже едва ли могла его сдержать.

Каххо прищурился. Ощутимо повеяло холодом.

— Не хами. Тамерзар сказал, что я должен помочь тебе, и я готов это сделать. Не стану лукавить — из корыстных соображений, потому что платят за задания весьма неплохо — особенно, когда они внезапны. Но. Это не значит, что я потерплю общение со мной в подобном тоне. Я понимаю, что тебя переполняют эмоции, но соблюдай правила приличия, иначе я применю к тебе магию — не со зла, просто потому что… раздражает. Ты ведь знаешь, сколько неприятностей смогут причинить мои заклинания твоей и так, как я погляжу, шаткой психике? Ты меня поняла?

Получив согласный кивок, он продолжил, всё так же не повышая голоса:

— Тогда спрашиваю ещё раз: что ты собираешься с ней делать? И главное: что мне делать с ней сейчас? Предупреждаю, что я не смогу натворить в её голове многого, потому что где-то в Замке бродит Эмил Курэ, который раскроет все мои заклинания щелчком пальцев. Не рассчитывай, что я мигом переверну всё её сознание и вправлю его на место. Я всего лишь скромный матэр, и магистерская магия для меня не постижима и не достижима.

«Скромный? Ему до магистра две ступени, действительно», — саркастично хмыкнула про себя Серафима — или Лэйер? — и уже вслух ответила, стараясь говорить как можно спокойнее и уважительнее. Несмотря на свой сарказм и кипящий под кожей огонь, ей было неловко.

— Изначально я собиралась вывезти Элин и Велимира с отрядом, который отправляют вместе с эльфами. Не знаю, каким образом мне их маскировать, но другой возможности нет. Да и не будет, потому что в конце сезона состоится Совет Финнского Альянса, после которого… после которого уже будет поздно кого-то спасать. В отряде есть одна девушка, вьёла Илва, которая согласилась мне помочь. Для начала же я хотела поговорить с братом и сестрой и убедить их в том, что им необходимо уехать…

— То есть, как такового плана у тебя нет? — Каххо хмыкнул. — А есть только бессвязные идеи, построенные на страхе.

— Знаешь ли...

— Успокойся, — он внезапно потрепал её по голове, — возможно, я несколько погорячился с угрозами. Всё же сложно ожидать сверхъестественной выдержки и гениальных планов от девчонки семнадцати лет. Неплохо, что ты придумала хоть что-то. От этого уже можно отталкиваться.

У Серафимы нервно дёрнулся глаз.

Менталист словно не заметил этого и продолжил:

— Этот… план можно провернуть. Тебе ведь несказанно повезло — я один из тех десяти магов, которых отправляют с эльфами — я ведь не зря упомянул, что из Лиловых Соколов. На твоих брата и сестру можно наложить иллюзию. У меня есть один знакомый… Денег, конечно, уйдёт немало, но если дело выгорит, то я получу вдвое больше. Убедить командира в том, что с нами едет кто-то ещё, я смогу, — по его губам внезапно проскользнула хищная улыбка. — А теперь несколько последних вопросов. Как ты собираешься убеждать свою сестру и с кем ещё ты хотела поговорить?

— А ты считаешь, что имеет смысл её в чём-то убеждать? Элин свято верит в свою избранность и в правдивость Пророчества, и я не могу с этим ничего поделать. Ты, как понимаю, тоже, а разговоры, как видишь, не действуют. Поговорить я хотела с Сильвестром Фианто, если для тебя это имя что-то значит.

Серафиме действительно было жаль сестру. Ещё час назад она была готова пойти почти на всё, чтобы её спасти — разве что не броситься с признанием к Главному Магистру, но оказалось, что признались уже за неё, в полной уверенности, что делают всё правильно.

Внутри осталась одна пустота. Серафиме было всё равно сейчас — выберется ли Элин из Замка, получит ли её в руки Финнский Альянс. Это было неправильно, это было подло, она понимала, что потом пожалеет и снова бросится на помощь несмотря ни на что, потому что кровь — не вода, и родных людей осталось не так уж и много, но сейчас… Сейчас хотелось сделать сестре так же больно, как она сделала ей. Но даже этого Серафима не могла — не осталось никаких рычагов давления, не осталось никаких связей, не осталось ничего кроме неприязни между ней и Элин.

Серафима не сразу почувствовала пронизывающий её ледяными иголками взгляд Каххо.

— Даже и не думай. Если с ней, — кивок в сторону Элин, — я всё же смогу что-то сделать, то этот ручной дракончик Мауга не только тебе не поверит, но и по стенке размажет, если говорить прямо.

— Откуда такая уверенность? Он меня не размажет, как ты выразился. У меня есть причины так полагать.

— Размажет и бровью не поведёт. Не думай о светлых и возвышенных чувствах, Магистр его воспитал и Сильвестр сдаст тебя ему с потрохами. В этом состязании приоритетов тебе не победить.

— У меня есть причины полагать, что не сдаст, — процедила Серафима, упрямо поджимая губы.

— И что же это за причины? — менталист вздёрнул правую бровь и ехидно усмехнулся. — Мальчишка пылко и страстно влюблён? Это тебя не спасёт, уверяю. В первую очередь он служит Маугу, а уже потом дружит с тобой… или что вы там вместе делаете. Если ему прикажут, он перекусит тебе горло и не подавится. Да, потом он может и будет страдать, убиваться и стучать своей белобрысой головой о стену, но тебе уже будет всё равно. Так что даже не думай говорить с ним, если хочешь вытащить кого-то из Замка.

— Ты ошибаешься, Каххо. Сильвестр ничего мне не сделает.

Он заглянул в её глаза, увидел в них что-то и, скривившись, вернулся к Элин.

— Не буду спорить. На мне-то это никак не отразится, потому что с собой в отряд я не проведу его ни при каких условиях, даже если он внезапно решит принять твою сторону. В этом я тебе не помощник, риски слишком велики. Хочешь себе больше проблем — милости прошу, дерзай, только дай нам уйти, а уже потом подходи к нему своими разговорами.

Что касается твоей сестры — тут есть только один способ, самый верный и надёжный. Дубинкой по голове и в мешок — главное ведь из Замка вывести, не так ли? Методы не слишком важны. А за его пределами я смогу применить и свою магию… Варварство, конечно, зато какое действенное.

— Если хочешь устроить себе больше проблем — то милости прошу, — Серафиму передёрнуло, но ответила она по-прежнему язвительно, копируя его манеру общения.

— За двух драконят и оплата двойная, — Каххо пожал плечами. — Если тебе больше нечего сказать, то задам последний вопрос: когда я смогу встретится с этой твоей… Илвой и братом? Нам нужно обсудить план и порядок действий при его выполнении.

— Этим вечером около семи. Предлагаю комнату Велимира — меньше вероятность, что кто-то к нему придёт или будет подслушивать.

— Прекрасно. Конечно же, никто не станет следить за нами в чьей-то комнате, — менталист хмыкнул. — Лучше приходи в нижний ярус Лиловой Башни, к залам для тренировок. Там ты всегда сможешь оправдаться тем, что твой брат хотел показать тебе, как он творит заклинания. Ты же ничего не помнишь, а ему так хочется тебя удивить.

— Да, ты прав. Договорились. Я приду и приведу с собой и Илву, и Велимира, — Серафима кивнула ему, прощаясь, потом кинула взгляд на сестру, сломанной куклой лежащую в кресле, и всё же спросила:

— Что с Элин? Она придёт в себя?

— Да, как только мы уйдём. Она не будет помнить ничего особенного — ты пришла, попыталась с ней поговорить о, допустим, её успехах в учёбе, она вспылила, потому что ей кажется, что ты излишне её опекаешь и устроила здесь небольшой кавардак… — Каххо прикрыл глаза, но Серафима всё равно успела разглядеть, что цветные нити, прорезающие их радужку, налились пульсирующим светом. С минуту он молчал, лишь беззвучно шевелил губами — творил свои заклинания, — после открыл глаза, уже обычные, снова вздёрнул бровь: мол, почему ты всё ещё здесь?

Серафима ещё раз кивнула и пошла к двери. Уже когда она выходила из комнаты, ей в спину раздалось тихое фырканье:

— Слишком наивна и слишком ранима для тёмной. Просто тебе не будет, Лэйер. В наше время мораль слишком обременительная вещь.

 

48 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Фирмонский тракт

Рэт тяжело покачивался в седле, стараясь не ёрзать. Ла’шаса — из породы сибских «бродяжек», выведенных специально для долгих переходов — размеренно перебирала крепкими буро-пегими ногами и почти не обращала внимания на своего неопытного седока, пытающегося сидеть ровно. Они ехали каких-то два часа, но вся нижняя часть его тела противно ныла. Пусть Рэту и приходилось уже ездить на лошадях вместе с наёмниками, хорошо делать этого он так и не научился. Да и, в отличие от тёмных, сидел сейчас на коне чуть ли не второй раз… Хотя, бесспорно, сейчас ему было легче, чем когда они вместе с «вольными небожителями» во всю конскую прыть скакали в Ламенбер, в надежде догнать тёмных.

«Догнали», мрачно подумал Рэт. Теперь от отряда остались лишь шестеро. Раненные, истерзанные, провалившие задание, с погибшим командиром, да ещё и потерявшие его самого на Миро — где наёмники теперь? Эртар их не пожалеет. А если узнает, что они как-то связаны и с исчезновением его младшего брата, следующего наследника престола, то казнит без лишних церемоний.

Эртар… Едва ли можно сомневаться в том, что он уже снарядил поисковый отряд. Но сможет ли этот отряд его найти? Да, если к наёмникам применят силу, то они наверняка расскажут и о Рэте, и о своём участии в его побеге… И о его смерти. Мнимой, конечно, но откуда им знать?..

По спине внезапно пробежал холодок. Если брат узнает, что он мёртв, то искать его или его тело вряд ли будут. Наёмники ведь видели его недалеко от разбившегося Артефакта, а значит могли… Да не могли — явно так и посчитали, раз не попытались его спасти… Посчитали, что от Рэта не осталось… ничего. Он вспомнил крошево из взорванного мяса и раздробленных костей, в которые превратились Таэрт, Марвас и тёмный Фирэйн.

Рэта передёрнуло, и он непроизвольно кинул взгляд вперёд, туда, где ехал живой и здоровый лекарь, перешучивающийся с Вардом. Сложно было поверить в то, что несколько дней назад этот человек, весёлый и смешливый южноземелец, насквозь пропахший зельями и лимонными леденцами, существовал лишь в виде размазанных по стенам пещеры ошмётков плоти. Рэта чуть не затошнило от воспоминаний. Осознание всего увиденного ужаса пришло, почему-то, только сейчас. Тогда, когда тёмные лишили его магии и вывели наружу, он почти ничего не видел сначала из-за слёз, а потом, наверное, само сознание попыталось сохранить его психику целой. После был грот, освобождение, странный ритуал и чёрный портал, путь через сугробы до Фирмона, и полтора дня, которые он провёл пытаясь понять, что будут делать с ним его пленители и что происходит с Медузой. Теперь же перед глазами, как тогда, встало место случайной стычки наёмников с тёмными. Полуразрушенная пещера вновь обступала его, почти осязаемая, полная тусклым светом и оглушающей могильной тишиной, он снова видел обвалившиеся стены, оседающее в воздухе каменное крошево в блестящих пылинках скифи, и кровь. Слишком много крови. И не только крови…

Ком всё-таки подкатил к горлу, и Рэт зажал рот рукой, выпуская поводья лошади. Она такого самоуправства не заметила, но вот ехавший рядом чаррусс Зенор, настороженно косящийся на него с начала поездки, среагировал сразу:

— Фирэйн, Рэту плохо!

Лекарь гаркнул, останавливая ход отряда, кинул свои поводья подоспевшему Зенору и, спрыгнув в снег, поймал ла’шасу своего неудачливого пленника под уздцы. Флегматичная лошадь послушно остановилась, и Рэт свалился с неё едва ли не мешком, с трудом сумев вспомнить, как правильно слезать. Фирэйн, похоже, сразу понял, что происходит, и оттащил Рэта на обочину, к пожухлым заиндевевшим кустикам. Там его всё-таки вырвало, и он не упал в сугроб только потому, что лекарь его поддержал. Когда приступ кончился, он протянул Рэту открытую флягу.

— Вода. Выпей, полегчает.

Рэт послушно сделал глоток, потом ещё один, и ещё. Действительно стало немного легче, но горло всё ещё саднило. Внезапно ему подумалось, что это уже второй лекарь, который поит его водой. Первым был Мелифф, после схватки на корабле. Интересно, что сейчас с ним? Что с Арэ? Смогли ли они до конца отпустить Гираса? Он вряд ли это когда-нибудь узнает.

— Остановка двадцать минут! — крикнул Фирэин куда-то в сторону. Через минуту оттуда раздались чьи-то шаги и недовольный голос Маэна Эридара… Квэарра, теперь Квэарра, произнёс:

— В чём дело?

— ­А сам ты не видишь? — вопросом же ответил ему лекарь.

— Я вижу лишь то, что наш пленник пытается замедлить ход отряда, а ты этому потворствуешь. Не произошло ничего настолько серьёзного, что оправдало бы остановку.

Фирэйн нехорошо прищурился.

— Ничего серьёзного? Действительно, всё в порядке вещей. Он почти ребёнок, Квэарр. Он впервые так долго находится на холоде, ведь, если ты ещё помнишь, конечно, на Элфанисе всегда тепло. Его организм перестраивается, пытаясь приспособиться к новым условиям, и он, к тому же, теперь лишён поддержки магии. Не мне тебе рассказывать, как её присутствие помогает справляться в подобных ситуациях. Я удивлён, что его только тошнит!

— Он от этого не умрёт, приспособится быстро. Эльфы живучие, не мне тебе рассказывать, — Рэт не мог видеть лица бывшего небесного стража, но голос его был почти таким же холодным как снег, леденящий колени сквозь ткань штанов.

— Не понимаю, чем вызвана подобная агрессия, — голос лекаря был таким же прохладно-спокойным, — неужели только тем, что Рэттан — сын Светлейшего?

Квэарр промолчал, а вот Фирэйн внезапно взорвался и сжал плечи Рэта, за которые прежде мягко его поддерживал, почти до боли:

— Тебе что, совсем крышу сорвало без амулета?! Какого руха ты перекладываешь на него грехи его отца?! Если ты не способен совладать с собой своими силами, то скажи, у меня найдётся для тебя подходящее зелье!

— А какой бездны ты его защищаешь, возишься тут с ним, как с сопливым малолеткой?! Он наш пленник и не более! — эльф тоже повысил голос. Он, не звонкий как семнадцать лет назад, а низкий и каркающий, звучал жуткими хрипами.

— Я — лекарь, и он, в первую очередь, мой пациент, поэтому я обязан ему помочь!

— Ты, в первую очередь, должен следить за нашим здоровьем, раз уж ты наш лекарь!

— Смею напомнить, что мы должны довезти его до Резиденции живым, а не в состоянии обмороженного полутрупа! Поэтому, будь добр, заткнись уже и не мешай мне делать мою марракову работу!

Квэарр издал страшный почти булькающий звук, похожий на рычание, и ушёл к тревожно заржавшим лошадям.

Фирэйн обернулся к Рэту, и тот непроизвольно вздрогнул. Зверское выражение на лице лекаря, впрочем, тут же сменилось вполне дружелюбным:

— Прошу прощения за безобразную сцену. Легче стало?

— Да, намного, — Рэт кивнул. Говорить всё ещё было неприятно. — Меня... не из-за магии. Я просто вспомнил ту пещеру...

— Я понял, не продолжай, — Фирэйн поднялся на ноги и потянул Рэта за собой. Затем неспешно смахнул с плаща снег и потуже затянул свой шарф, ярким золотистым пятном выделяющийся на фоне чёрной одежды.

Целую стопку таких разноцветных шарфов вместе с остальными покупками принёс вчера вечером Нэсс, скупо сообщив, что других в продаже не осталось. Обновка пришлась по душе только им двоим — лекарь оценил лимонный цвет шарфа, гармонирующий с его пристрастием к лимонным же леденцам, а Рэту он внезапно напомнил о прошлом и доме. Шерсть была мягкой, зелёной и полосатой, он смотрел на неё и видел маму с охапкой едва распускающегося шалфея в руках и Элфанис — таким, каким он был семнадцать лет назад и каким уже никогда не будет.

— Рекомендую отряхнуться и пройтись. Тебе пойдёт на пользу, — лекарь залез в сумку, достал какую-то склянку, встряхнул, — глотни, только немного.

Рэт глотнул. Непонятное пойло оказалось гадостным на вкус, с какими-то крупинками, которые ощущались теперь и во рту и в горле. Он передёрнул плечами.

— Скоро тошнота должна окончательно сойти на нет. Ты не прав, говоря, что магия не имеет к ней никого отношения, — Фирэйн убрал остатки зелья обратно и поднял голову. — Пойдём? Я расскажу тебе подробнее.

Они не торопясь зашагали вдоль обочины.

— Что ты знаешь о пятом измерении, магии и сосуде?

— Не слишком много. Пятое измерение… наслаивается? Наверное, самое подходящее слово. Оно наслаивается на другие четыре измерения: время, длину, ширину, высоту и неотделимо от них. Мы не можем увидеть его без специальных ритуалов, но известно, что именно в нём находится неограниченный запас чистой магии, которая притягивается оттуда в сосуды магов. Сосуд — это некоторое пространство, находящееся в маге и ограничивающее количество чистой магии, которая может находиться там единовременно. Объём сосуда называется потенциалом, чем он больше, тем более мощные заклинания может творить маг, потому что чем мощнее заклинание, тем большее количество единовременно находящейся в сосуде чистой магии оно требует…

— Хватит, хватит, — Фирэйн со смешком прервал его, — я понял, что ты прочитал в своё время много познавательных книжек и в теме разбираешься — по крайней мере, поверхностно. Теперь скажи: знаешь ли ты, как магия влияет на производительность организма и чем опасно лишение её?

Рэт покачал головой:

— Такого в доступной мне части библиотеки не было, а если и было — я не обнаружил.

— Не удивлён. Обычно это преподают в лекарских школах, поскольку болезни, с которыми нам приходится работать, зачастую появляются именно что из-за отсутствия магии.

Магия — одна из главных движущих сил нашего мира. Она пронизывает всё, она есть абсолютно везде — в траве, в птицах, даже в слякоти под нашими ногами. Она помогает всему в мире нормально функционировать — ты когда-нибудь замечал, что магические растения, к примеру, гораздо выше, крепче, полезней, чем обычные? Так же и с разумными существами. Магам гораздо проще переносить холод, жару, голод и болезни, регенерация тканей происходит у них примерно в два раза быстрее, чем у не-магов; потому не-маги обычно живут меньше, болеют чаще и в целом более хилые и вялые, не в обиду им будет сказано. Но они приучены жить без магии, и, если взять обычного человека и человека, которому доступ к магии перекрыли, то последний гораздо больше рискует подхватить какую-нибудь заразу. Как думаешь, почему?

— Организм привык к поддержке магии и, внезапно её лишившись, начал работать хуже? — предположил Рэт.

— Правильно. Раньше магия обволакивала организм как вторая кожа, текла внутри вместе с кровью и брала часть нагрузки на себя. Когда же она исчезла, на него мгновенно обрушилась нагрузка в два раза большая, чем раньше, пропал слой, не допускающий к телу вирусы. Телу очень сложно перестроиться и начать вновь работать нормально. Не-маги же испытывают эту увеличенную нагрузку с рождения, поэтому им гораздо проще выживать без магии, чем существу, её лишившемуся. Сейчас ты ощущаешь всё чётче и ярче, потому что магия больше не сглаживает острые углы. Она больше не пытается предохранить твою психику, поэтому ты с лёгкостью вспоминаешь ту же пещеру, и тебе становится плохо — и так ослабленный организм не выдерживает нагрузки. Если бы я мог, то продержал бы тебя в таверне пару недель, пока не придёшь в себя, а уж потом тащил бы на конях по холоду. Одежда, конечно, тёплая, но всё-таки, — Фирэйн покачал головой, повернул обратно к ждущему их отряду и добавил. — Я категорически против лишения магии и ему подобных мер. Достаточно было заковать тебя в сдерживающие магию наручники, организму уже было бы легче. Но их у нас, конечно же, нет, кто бы позаботился нам их предоставить?..

— Почему ты помогаешь мне? Ма… Квэарр ведь сказал правду — я всего лишь ваш пленник. Даже если вы привезёте меня обмороженным и больным, какое вам дело? Ведь мою судьбу будет решать уже ваш король, — Рэт всё же не удержался от вопроса и искоса глянул на Фирэйна. Тот усмехнулся и внезапно потрепал его по остриженным волосам.

— Сказал Квэарру, скажу и тебе. Я в первую очередь не тёмный, а лекарь. Мой долг — помогать всем нуждающимся. Мне тебя чисто по-человечески жалко — нам, людям, свойственно испытывать это не всегда уместное чувство. Однако не думай, что из-за этого я верну тебе магию или помогу сбежать — ведь я не только лекарь, но и тёмный.

— Я и не собирался предлагать такое. Я не могу уйти один, — Рэт кинул взгляд на капитана СэльСатара, который, заметив их приближение, усадил на лошадь Белую Медузу. Он поднял её так легко, словно она ничего не весила, и это неожиданно испугало. Рэта не пускали к Медузе, пока они были в таверне, а после начала поездки он не мог с ней поговорить. Он лишь видел, как в паре метров от него чернильной тенью покачивается в седле ла’шасы капитан, крепко держащий пленницу в седле перед собой. Рэт не видел её лица, лишь склонённую голову в капюшоне, из-под которого ветер выдувал иногда белые пряди волос. Она сидела тихо, не шевелясь в явно неудобной позе, молчала, хотя раньше любила рассказать что-нибудь об Океане на своём ломанном ринском. Прежняя Медуза словно осталась там, на Миро, а эта была лишь куклой, её угасающей оболочкой.

Угасающей.

Рэт вздрогнул. Нет, всё будет хорошо. Надо верить в это и всё обязательно будет хорошо.

— Ты не можешь бросить Белую Медузу? — Фирэйн проследил за его взглядом и спросил. — Она твоя… девушка?

— В каком смысле моя? — выражение было незнакомым, Рэт никогда прежде не слышал его на Элфанисе.

Лекарь сначала посмотрел на него с удивлением, потом улыбнулся:

— Забыл, что у эльфов немного другие порядки. Квэарр-то не особо ваших правил придерживается… Она твоя возлюбленная?

— Что? — Рэт опешил, а потом покраснел, поняв, о чём подумал тёмный. — Нет, конечно, нет… просто…

— Просто? — улыбка стала лукавой.

— Просто в каком-то смысле из-за меня она оказалась здесь, в плену. Если бы я тогда не спросил её…

Фирэйн прервал его.

— Никогда не думай о том, что могло бы быть, поступи ты однажды иначе. Могло быть и лучше, и хуже, а мысли о том, что ты что-то сделал или не сделал, ничего не изменят. Единственное, что в их власти — отравить твою жизнь бесконечными сожалениями, в которых мало смысла. Прошлое нужно оставлять в прошлом. Живи сегодняшним днём, чтобы вновь не сожалеть об ушедшем — это замкнутый круг. Если хочешь путешествовать — путешествуй, если хочешь извиниться — извинись, если хочешь любить — люби, и не загоняй себя в какие-то рамки. Возможно, всё это звучит слишком пафосно или философски, особенно для тебя, ведь ты не просил моих советов, но мне всё же не пятнадцать лет и я знаю, о чём говорю.

— А сколько тебе? — Рэт быстро перевёл тему.

От слов лекаря было немного больно и тянуло горько рассмеяться — вряд ли он что-то знал о том, что значит жить по чётко прописанному плану, по приказам, просто из-за факта своего рождения. Фирэйн свободный, волен делать что хочет, и вряд ли его слова пригодятся Рэту хоть когда-нибудь. Пусть он сейчас и не на Элфанисе, но снова живёт по чужой указке — по указке своих пленителей — и не может ничего сделать сам.

Хотя... Что Рэт знает о лекаре тёмных кроме его имени — и то, не настоящего — и пристрастия к сладкому? Но представить, что когда-то он так же шёл под конвоем в пасть неизвестности — человек без настоящего и будущего, тот, кем Рэт был сейчас, было сложно.

— Поверь мне, достаточно. Уже и старость не за горами, — Фирэйн привычно свёл всё к шутке.

Рэт непроизвольно тихо фыркнул. На вид лекарю можно было дать не больше тридцати, а то и меньше. Впрочем, Рэт никогда не разбирался во внешности людей. Возможно, этот тёмный — сильный маг и ему уже к шестидесяти, а так молодо он выглядит лишь из-за своих зелий. Впрочем, был бы человек в шестьдесят таким бодрым?..

А затем Рэт внезапно даже для самого себя спросил:

— Скажи, а умирать вот так больно? Когда тебя разрывает…

— Врагу не пожелаю. Больнее только ожить после этого во вновь собранном из ошмётков плоти теле. Но это, скорее, уже с моральной точки зрения… Наша Госпожа милосердна в том, что касается физической боли, — лекарь едва заметно поджал губы, подошёл к своему коню, похлопал его по бурой шкуре. — Когда ходишь со Смертью рука об руку, надо быть готовым ко всему. Залезай.

Он отвернулся и крикнул отряду, что стоянка окончена. Лекарь, наверное, был сейчас у тёмных кем-то наподобие командира или, по крайней мере, его помощника. Вёл отряд всё же Квэарр, да и слиток скифи тоже хранился у него. Рэт схватился за переднюю луку седла, подтянулся, перекинув ногу через лошадиный бок и едва не сев на свой плащ. Ла’шаса, повинуясь ему, вновь неторопливо пошла по припорошенной медленно кружащимся снегом грязной дороге. Зенор опять ехал рядом, косясь на него голубым глазом-хамелеоном. Медуза снова едва виднелась из-за спины капитана СэльСатара, слишком неживая в его руках и закутанная в плащ, словно в саван. Её голова лежала на плече тёмного, и Рэт видел прядь спутанных волос, теперь казавшихся не белыми, а седыми, и край осунувшегося лица, бледного и измождённого.

Вард, едущий сзади, приказал Рэту поторапливаться, и он, в который раз за этот день, послушно дал лошади шенкелей, заставляя её ускориться.

Медуза сидела в паре метров от него, безвольно откинувшись на везущего её тёмного, такая близкая и такая далёкая одновременно. Рэт не знал, что ему делать.

---

1) Род лэсвэтских войск. Белые Соколы занимаются охраной Замка Лиррэ и верховных Магистров (также некоторых других магистров, входящих в Белый Совет); Золотые Соколы — стражи в городах; Пурпурные Соколы, самая большая группа, являются действующей армией; Лиловые Соколы — отряды, выполняющие поручения Магистров самых разных видов (от доставки срочного послания в труднодоступное место до маленькой тайной кампании на другой материк, носящей не всегда военный характер).

Вернуться к тексту