Большие перемены (джен)

Еще одна проблема настигла их неожиданно, как срочный вызов Лорда посреди приятной беседы.

— А как ты собираешься искать в Азкабане нужную камеру? — язвительно поинтересовался Снейп.

— У меня хороший нюх, — смутился Эйвери. Об этом он как-то не подумал. Да, Долохов был прав — хуже Эйвери в боевых операциях не было никого. В спасательных, как только что выяснилось, тоже.

— То есть ты планируешь просто обойти все камеры? — с сомнением спросил Снейп. — Я не просижу там столько времени, даже если возьму их всех под Империо. Нет, я думаю, нам нужно что-то, что тебе поможет найти нужные. Что-то, ищущее метку, полагаю. Есть идеи?

— Метку? — задумался Эйвери. — Северус, а я ведь тогда пытался её изучить, когда мы только её заполучили. Даже опыты над ней проводил...

— Расскажи! — выдохнул Снейп, подавшись к нему всем телом.

— У меня не всё получилось, — Эйвери судорожно вздохнул. — Лорд... он же гений, Северус, понимаешь? Злой гений, как в маггловских легендах. Я так и не сумел разобраться в механизме действия Метки, понял только, что Лорд как-то замкнул её на себя. Но сумел сделать что-то вроде компаса, указывающего на носителя Метки — и только тому, кто сам был отмечен.

— Ты тоже гений, — безапелляционно заявил Снейп. — Только очень скромный — что, бесспорно, ненормально. Бери его с собой... Только как ты будешь пользоваться им в анимагической форме?

— Буду на лестнице перекидываться, — ответил Эйвери, — и проверять сначала этажи. А уже на этаже камеры найти будет легче. Та же крепость в форме замкнутой треугольной призмы, значит, каждый этаж — три крыла.

— Отлично. Ну вот — гений, я же говорю, — Северус даже улыбнулся. — Тогда отдыхаем и готовимся. И молимся кому-нибудь, чтобы обошлось.

— Кому можно молиться? — грустно спросил Эйвери, думая о том, что Мерлин точно не был таким дураком, чтобы браться за почти безнадёжное дело. — Маггловскому богу?

— Молиться кому угодно можно, — наставительно проговорил Снейп. — Вопрос в результате. Маггловскому тоже можно, он как раз для тех случаев, когда никто больше не поможет.

— Я сейчас! — Эйвери торопливо вышел из дома и аппарировал к одному из своих любимых соборов, набросив дезиллюминационные чары.

Он вошел внутрь и подошел к тому месту, где свет, проникая через круглое большое окно над входом, падал на пол сотнями ярких бликов.

— Помогите нам, пожалуйста, — тихо попросил он, — мы хотим спасти друга от того, что может стать страшнее смерти. От потери души.

И беззвучно заплакал, закрыв глаза.

* * *

Субботний день, намеченный для полета в Азкабан, выдался ветреным и дождливым.

— Славная погода, — прокомментировал эту мерзость Снейп. И на невысказанное удивление Эйвери ответил: — Чем хуже погода — тем хуже выглядит тот, кто пролетел на метле пару часов. И тем менее удивительны странности в его поведении. Ну что, — он поглядел на часы, — пора, я думаю.

— Только сначала преврати меня в камешек, — смущённо попросил Эйвери, — а то укачивать будет.

— Непременно в камешек? — саркастически уточнил Снейп. — В тряпочку нельзя? Или в деревяшечку?

— Хоть в кольцо с неогранённым алмазом, — одними губами улыбнулся страшно нервничающий Эйвери.

— Кольцо так кольцо, — кивнул Снейп. — Всё, пора.

Он взмахнул палочкой, превратил Эйвери в означенный предмет, надел его себе на палец и аппарировал.

* * *

Снейп, прилетев в Азкабан и попав внутрь, первым делом снял кольцо с пальца и положил его на пол.

— Надеюсь, тебе повезёт, — пробормотал он, — хомяк-организатор побега из Азкабана. Я уже чувствую себя Трэверсом, — и добавил: — Финита.

Все листы Снейп перетасовал заранее. Лёгкий, едва ощутимый Конфундус, — и они с дежурным охранником дружно в них уставились с одинаково недоумённым выражением.

— Хм-м, — проговорил, наконец, первый. — Очень странно. Тут точно всё как нужно?

— А мне откуда знать? — неприветливо поинтересовался Снейп-аврор. — Что мне дали — то привёз.

— Давайте разбираться, — вздохнул дежурный.

Эйвери, в анимагической форме попытавшийся подняться по лестнице, сразу понял, что хомячок — существо хоть и героическое, но очень маленькое. А лестницы в Азкабане совершенно точно на него не рассчитаны! Тогда он принял свой обычный вид и пошёл вперед, следя за стрелкой «меткоуказателя».

К счастью, прилетели они днём, и дементоры ему пока не попадались. А стрелка всё указывала вниз, и он всё спускался и спускался — и через несчётное количество пролётов она, наконец-то, указала вправо.

Лестниц больше не было — и он на всякий случай снова принял свою анимагическую форму. Маленький серый хомячок торопливо посеменил по коридору, с каждым футом чувствуя, что буквально задыхается от жуткой смеси запахов сырости, плесени и грязных человеческих тел.

Он оказался в коридоре, по обеим сторонам которого были камеры. В них сидели люди — и он знал их. Точно знал.

— Крыса! — завизжала Беллатрикс, и в Эйвери тотчас полетел клок гнилой соломы. — Пошла прочь!

— Жратва, — мечтательно протянул Долохов и поманил его пальцем: — Цып-цып-цып!

Эйвери в ужасе шарахнулся от него подальше.

Видимо, испугался он настолько сильно, что почти не заметил, как сбросил с себя чары, и, превратившись, остался сидеть на грязном ледяном полу, в ужасе глядя на Долохова... Или, вернее, то существо, которое когда-то было им.

— Тьфу, — с отвращением сказал Долохов, глядя на Эйвери, — вот уже и глюки пошли.

— Ты тоже это видишь? — жадно спросил Рабастан. — А что именно? Что ты видишь, что?

— Если под глюками вы имели в виду мистера Эйвери, — равнодушно сказал Руквуд, — то смею вас уверить, Антонин, что он вполне реален.

— В смысле «реален»? — переспросил Родольфус, подходя к решётке, закрывающей вход в камеру, и пугая своим видом Эйвери ещё сильнее. — Этого не может быть. Его здесь не может быть.

— Отчего не может быть? — в голосе Руквуда послышалась тень удивления, — по своим физическим параметрам мистер Эйвери вполне способен оказаться в Азкабане.

— Ойген! — позвал Эйвери, — Ойген! Ты жив?

В коридоре повисла тишина, тяжёлая и вязкая. Эйвери теперь всей кожей ощущал направленное на него внимание, которое никак нельзя было назвать благожелательным или добрым.

— Это правда ты? — спросил Рабастан, тоже подходя к своей решётке. — Эйв... м-м... Маркус? Это ты? Да?

— Это правда я, — Эйвери сглотнул, — Басти, скажи мне, что с Ойгеном? Он... он жив?

— Ты как сюда попал вообще? — к решётке подошел Роули — высокий, заросший и худой, как скелет. — Тебя тоже посадили? А почему ты тогда не в арестантском рубище?

— Ты-ы, — протянул Рабастан, кажется, вообще не слыша его вопроса. — Но как? Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?

— Офигеть, — пробормотал Долохов и добавил что-то ещё по-русски.

— Ты пришёл показать нам Смерть? — хихикнул Трэверс. — Спасибо, мы давно знакомы с этой леди.

Эйвери, поняв, что время уходит, а цель всё так же далека, пошёл между камерами, напряжённо всматриваясь в узников.

Беллатрикс, Долохов, Руквуд, Родольфус, Рабастан, Роули, Трэверс...

Обитатель очередной камеры на него никакого внимания не обратил — лежал себе на койке лицом к стене, завернувшись в одеяло, и не шевелился.

— Ойген, — неуверенно позвал Эйвери, — это ты?

— Джагсон это, — лающе рассмеялся узник следующей камеры, — твой дружок в конце коридора.

Эйвери почти что побежал туда, в конец, и остановился перед последней в ряду камерой... пустой. Никого там не было, и койка даже не была застелена. Так, значит...

— Да не там! — то ли расхохотался, то ли прокашлял всё тот же голос. — Ближе! Вот же придурок...

— Зачем ты пришёл? — спросил Рабастан настырно. — Маркус, что ты тут делаешь?

— Нет, ну нормально? — возмутился Роули. — Мы тут, значит, подыхаем, а этот слизняк на свободе!

— Если громко закричать, — заметил Трэверс, — это переменится...

— Не вздумай! — крикнул Рабастан. — Торфинн, нет!

— Сам-то не ори, — на удивление разумно заметил Долохов. — Эйвери, а действительно — ты как тут оказался?

— Я пришел за Ойгеном, — честно сказал Эйвери, — и за всеми вами.

— Ты нас вытащишь? — возбуждённо проговорил Рабастан. — Правда вытащишь? Всех? А как?

— Хороший вопрос, — согласился с ним Долохов. — Ты как сюда попал?

— Вытащу, — ответил Эйвери, — только вместе с Ойгеном.

— Блэк, полай, — громко заржал Роули, — может, Мальсибер хоть тебе отзовется? А то он на нас уже не реагирует!

— Мёртвых убирают, — сообщил Родольфус. — Мальсибера из камеры не выносили — значит, он пока что жив. Как бы собираешься забрать нас? — спросил он у Эйвери. — И как ты вообще сюда попал?

— Где его камера? — Эйвери пошёл обратно и наконец увидел друга. Мальсибер сидел, обхватив себя за плечи, и неотрывно смотрел на крошечное, в ладонь, окошко под потолком, откуда пробивался серый дневной свет. Свет осеннего, пасмурного, дождливого дня без солнца.

— Если вы действительно хотите нас освободить, — проговорил Руквуд, — вам стоит поторопиться. Скоро здесь появятся дементоры.

— Да-да, — торопливо сказал Эйвери, — сейчас!

Он достал палочку, открыл дверь камеры Ойгена и превратил того в камень. Солнечно-жёлтый янтарь. А затем, бережно положив кусочек янтаря в нагрудный карман, пошел обратно, открывая остальные камеры и рассовывая по карманам базальт, гранит, габбро, змеевик, чёрный и белый мрамор, грязно-серый кварц...

Он чуть было не забыл о том, что нужно открыть двери камер и оставить в коридоре два трансфигурированных тела, но в последний момент вспомнил и, холодея, вынул из левого кармана две деревяшки и, положив их на пол, вернул им первоначальный вид. Теперь перед ним было два мужских трупа, которым только требовалось придать нужные черты. Хотя бы приблизительно — кто там будет лица сравнивать, дементоры? А охрана сюда, наверное, не заходила...

Завершив всё, Эйвери вернулся к лестнице и начал свой подъём наверх. Вот когда ему пригодились все их тренировки! Впрочем, он всё равно довольно быстро устал, а потом и начал задыхаться — а проклятая лестница всё не кончалась...

Он едва успел подняться по последней лестнице, как почувствовал смертельный холод — и поспешно скользнул в спасительную анимагическую форму.

Медленно и неотвратимо по коридорам Азкабана полетели дементоры.

Надо было торопиться. Очень торопиться! Потому что сейчас они обнаружат побег и... Почему он об этом не подумали? Или, может быть, подумали, а он из-за паники забыл? Всё равно надо спешить.

* * *

— И скажи там, чтобы в другой раз бумажки свои хоть нумеровали, что ли, — напутствовал Снейпа дежурный, — я тут не нанимался ихний бардак разгребать!

— Ага, они так и послушали нас с тобой, — буркнул Снейп, — полдня убил на эту хрень!

Краем глаза он увидел движение в углу и, приглядевшись чуть внимательнее, обнаружил, наконец-то, тяжело дышащего хомяка. Наконец-то! Надо было торопиться: если побег обнаружат до его отлёта, у него могут быть проблемы. У них всех.

Он поднялся и широко зевнул, потягиваясь — рука с зажатой в ней палочкой взметнулась, незаметно посылая трансфигурирующее заклятье в замершего хомяка. Оставалось только притянуть кольцо — и можно было улетать.

Он не знал, но чувствовал, что успел едва-едва — и оказался прав. Снейп ещё не успел скрыться из поля зрения провожавшего его дежурного, когда другой буквально вылетел на посадочную площадку Азкабана с истеричным криком о побеге.

* * *

«...Нам веками говорили: Азкабан неприступен, бежать оттуда невозможно, дементоры — лучшие из возможных стражей! Магическая Британия может быть спокойна!

Пожиратели Смерти никогда не выберутся оттуда!

И что мы видим теперь?

В якобы неприступный Азкабан можно проникнуть под личиной любого аврора! Который, кстати, признан невиновным в соучастии, но выгнан с работы — ибо надо же хоть кого-то наказать за этот кошмар? Упивающиеся смертью на свободе — «героические» стражи при побеге убили двоих, Мальсибера и Рабастана Лестрейнджа, но остальные восемь живы. И совсем скоро над нашими домами снова вспыхнет в небе Чёрная Метка, и никто не будет чувствовать себя в безопасности.

Кошмар, казалось бы, закончившийся пять лет назад, возвращается.

Плачь, Британия!

Ибо пришло время скорби.

Или — сражайся, если не хочешь вечно скорбеть!»

Р. Скитер, специальный корреспондент «Пророка».