...и ничего! (джен)

Десятки невидимых ножей одновременно проткнули тело, и тёмно-красная пелена закрыла глаза… Ослепительный свет — и в следующее мгновение непроглядная темнота… Боль была нестерпимо сильной, хотя и недолгой: ни великолепие открывшегося перед ним за секунду до смерти вида, ни душевный покой от осознания выполненного долга не облегчили её. Смертный крик, уже беззвучный, — не было горла, которым можно было кричать, — взорвал мозг и разнёс душу в клочья. Если только у этого человека была душа… Сам же он в её существовании очень сомневался.

Он очнулся в пустоте и осознал собственную ущербность: его тело — он твёрдо не был уверен, как правильно называть форму его существования, — было расчленено на тысячи кровоточащих кусков. Он хотел забиться в агонии, но сделать это было невозможно, тогда он проявил самообладание и, двигаясь в пустоте, принялся собирать ошмётки: пальцы, ладони, предплечья, плечи, горло, грудь, живот…

— Я хочу видеть! Где я? — закричал он, наконец.

«У той девочки не было глаз, но она видела лучше тех, у кого они были», — он не понимал, как в его голове возникла эта мысль, но девочку было жалко, очень жалко.

— Она видела, но я так не могу! — прокричал он и нащупал глазные яблоки перед собой.

* * *

Ник Хоупвелл — или то, что от него осталось, — открыл глаза. Он лежал на чёрном холодном камне под необычайно ясным ярко-голубым небом, а мир вокруг был наполнен звуками тихих, сдерживаемых рыданий. Ник огляделся.

— Ты осталась жива? — Ник в один прыжок преодолел расстояние до хнычущей девочки и заключил её в объятия: недаром он думал о ней, они обязательно должны были встретиться. — Не плачь, ты не одна. Ты мёрзнешь? — Дайна вздрагивала, прижимая руки к груди. — Ник потянул её за плечи, но она не подчинилась. — Будешь сидеть неподвижно — замёрзнешь.

— Воды, — прошептала Дайна.

— Ты хочешь пить? — переспросил Ник, и она кивнула в ответ. — Пойдём! — Ник силой поставил её на ноги и встряхнул.

— Бессмысленно. Здесь ничего нет, — прошелестела Дайна еле слышно, и Ник вздрогнул.

— Пойдём! — проговорил он и потянул её за собой.

— Бессмысленно. Я здесь давно.

Ник старался не обращать внимание на слова — реальность пугала больше, чем рассказы о ней: насколько хватало сил разглядеть — слева, справа, спереди и позади — тянулась, не исчезая за горизонт, одна и та же чёрная каменистая поверхность.

Ник отчаянно пытался вспомнить военную науку, муштру, которая должна была подготовить его к выживанию даже нагишом, на голом камне, но в памяти всплывали пытки и насилие — здесь не было ничего подобного. Здесь не было хищников, зыбучих песков, обжигающего жара или невыносимого холода… Ник вспомнил о том, что по инструкции, попав в безвыходную ситуацию, должен остановиться, беречь силы и ждать спасения.

— Я не могу дальше идти, — Ник ничуть не устал от тихих жалоб Дайны — они напоминали о том, что он жив и не одинок, — но на этот раз Ник со злостью отбросил её руку и остановился.

— Как давно ты здесь? — проговорил Ник, решив осмотреть Дайну повнимательнее. Она не сопротивлялась, замерла под его руками, запрокинув голову.

— Давно, — заросшие белыми бельмами мутные глаза сейчас казались ещё страшнее, кожа на лице была высушенной, тонкой, красноватой, губы в нескольких местах полопались.

— Я спрашиваю, как давно?

— Здесь нет солнца, не бывает дня и ночи, как я могу определить время?

— Открой рот! — приказ был выполнен, и Ник разглядел пересохший, покрытый коричневатым налётом язык. — Закрой! Ты ничего не пила?

Ответа не последовало, но Ник и не ждал ответа, он опять потянул Дайну за собой. Его опыт говорил, что, если следовать одному направлению, то рано или поздно… Только здесь не было звёзд, чтобы определить направление, — ни одного ориентира.

Камень глухо отвечал на шаги: ни одной полости, ни единого намёка на возможность обнаружить в этом камне драгоценную жидкость. Если бы у Ника была хоть малейшая надежда, он бы нашёл, чем пробить эту твердь. Даже в пустыне за ночь можно набрать воды, в Сахаре грунтовые воды увлажняют песок… Только здесь не было ничего, даже ветра.

— Прикрывай носик ладошкой, экономь дыхание.

Дайна перестала жаловаться и просить остановиться, потом перестала ныть, а теперь даже не вздыхала, и только звук её шагов за спиной поддерживал Ника, пока её тело с громким стуком не повалилось на камень.

— Что с тобой? — Ник бросился к девочке — её тело судорожно подрагивало, а на лице было написано страдание. — Подташнивает? Колики? Судороги? — скорее всего, и то, и другое. Ник сел на камень, притянул слепую к себе и усадил на колени, пытаясь согреть. Она всхрапнула и потеряла сознание. — Вот так, так лучше.

Ник позволил себе заснуть и проснулся от нестерпимой жажды.

— Проснись! Просыпайся! — Дайна не отреагировала на его усилия, и Ник решил, что это к лучшему. Он поднял её на руки и пошёл вперёд, не думая о том, придерживается ли прежнего направления или возвращается назад. Окружающий пейзаж не менялся, и только спящий на руках ребёнок придавал сил.

Впрочем, и эти силы вскоре закончились: пересохший язык царапал нёбо, дыхание стало затруднённым, а тело болело, словно избитое. Ник уложил свою ношу на камень и попытался разбудить Дайну.

— Проснись! — тело её было холодным. Ник прислушался к дыханию, проверил пульс — она была мертва, но Ник не хотел в это верить. Он взвалил казавшееся ему недавно лёгким тело на спину и пошёл дальше.

Груз показался абсолютно неподъёмным уже через несколько шагов, ноги затряслись, подогнулись, и Ник упал.

— Проснись! — каким-то чудом ему удалось уберечь Дайну от удара о камень. — Проснись, я больше не могу нести тебя! — она не ответила. — Там вода, проснись! — Ник и сам знал, что никакой воды впереди не было, — здесь не было ничего.

Ник решил сделать привал, ему надо было беречь силы, но голод и жажда не позволили ему заснуть.

— Я скоро вернусь! Найду воду и вернусь. Полежи здесь.

* * *

Ник очнулся в кромешной темноте и сперва обрадовался наступлению ночи — поверхность, на которой он лежал, должна была увлажниться к рассвету.

— Дайна, — прохрипел он и не услышал своего голоса. — Дайна!

Он ощупал поверхность и понял, что ни на чём не лежит. Он попытался прикоснуться к своему телу и понял, что его не существует. Нет, он больше не чувствовал ни слабости, ни голода, ни жажды, ни боли, но это отсутствие всяких ощущений было страшнее любой пытки.

— Где я? Кто я? Что я? — Ник зашёлся беззвучным криком.

"Ничего... Ничего. Ничего", — ни единой мысли в голове, кроме этого слова.

— Я хочу жить! Я хочу говорить, слышать, видеть! Я должен мыслить. Я хочу вернуться! — прокричал Ник.

* * *

Ник очнулся. Он лежал на твёрдом камне, над ним было голубое небо… и больше ничего!