Самая длинная ночь (джен)

Она родилась в самом сердце леса, когда лес стал достаточно велик, чтобы вместить ее. Там она росла: тело человека, душа дерева; древесный ствол, девичий голос; лёгкие шаги, прочные корни. Она росла, и лес хранил ее в своей тени. А когда ствол ее стал выше человечьего роста, когда она перестала быть ребёнком и стала девой, сама стала хранить лес и всех, кто жил в нем.

Не каждый, кто заходил в лес, знал его хозяйку, но местные знали. Знали дорогу к ней, приходили в праздники, а порой просто так. Приносили гостинцы, шептали корням просьбы, в самую темную ночь года разводили огонь, наряжали ее ветви украшениями своих женщин, игрушками и сладостями, устраивали танцы и игры, чтобы развлечь ее. Порой так бывало весело, что не выдерживала: сама выходила к людям как человек. Тогда люди могли танцевать с ней весь день и всю ночь напролет и не уставали, и уходили от неё счастливые, с улыбками на устах. Тогда удача ещё долго не покидала их: столько дней, сколько она их помнила, а у деревьев хорошая память.

Но однажды, в день перед самой тёмной ночью года, появился новый человек, такой, какого она раньше не видела. Одет он был иначе, и говор у него был иной, и приехал он на повозке, а с ним двое слуг. Прежде люди всегда ходили к ней пешком. Приехал, сказал:

— Здравствуй, хранительница. Я новый правитель этих мест. Явись мне, сделай милость.

И она вышла к нему и спросила, что ему нужно.

— Нынче праздник, — сказал человек, — и я приглашаю тебя на пир в свой дом. Приди туда, уважь меня и моих людей.

— Никто прежде не осмеливался предложить мне такое, — сказала она. Так изумилась, что даже гневаться не стала. — Кто хочет, чтобы я побывала на его празднике, тот приносит свой праздник ко мне. Приходи, новый правитель, приводи свой пир, и я с радостью разделю с тобой эту ночь.

— Мне нет дела до того, как было раньше, — сказал он. — Теперь я здесь хозяин и все будет по-моему. Ещё раз добром прошу тебя: езжай со мной, и тогда я не трону тебя.

— Я не хочу ехать с тобой, но если б и хотела, не смогла бы: здесь моё дерево, моя плоть и кровь, и выйти из леса я не могу.

Тогда он схватил ее, кинул в повозку, а там слуги связали ее и сунули в мешок. Она стала просить, умолять и плакать, но человек не слушал ее, а слуги слушали только господина.

Она не видела, как он достал топор и нанес удар по дереву, но тело ее знало о каждом ударе, ведь каждый был по ней. И пока они не срубили дерево, в лесу стоял ее крик, а после оборвался.

Ее привезли в богатый дом и ввели в зал, и усадили за накрытый стол. То была минута торжества нового правителя этих мест, ведь прежде никто не мог позвать лесную хозяйку в свой дом. Они поставили ее дерево — ещё будто бы живое, но уже мертвое, рядом со столом, украсили ветви драгоценностями и сладостями.

И хозяйка леса сидела за столом, ещё будто бы живая, но уже мертвая, и улыбалась. Она знала, что умрёт до того, как дни станут длиннее, до того, как растает снег. Но знала, что тот, кто убил ее, умрёт ещё раньше.

И когда все пустились в пляс, то уже не смогли остановиться. Они танцевали и танцевали всю самую темную ночь, пока не падали замертво с улыбкой на устах.