Пустая (джен)

Апрель 1974 года, город Блэкпул, графство Ланкашир.

Мэгги Сэмьюэлс не плачет, стоя у гроба, в котором лежит ее любимый отец. Она хочет стать такой же хорошей волшебницей, каким был он, работать, как и он, в Отделе Тайн. И она уже предприняла первые шаги в этом направлении — поступила учиться в Райвенкло. Руку ее сжимает Кэтти, ее лучшая подружка по школе. Их обеих отпустили с уроков, чтобы они могли побывать сегодня здесь — на кладбище.

— Плохие новости, — шепчет Кэтти.

Куда уж хуже, думает Мэгги. Подружка ее немного раздражает; она всегда и везде собирает сплетни, успевает все услышать и увидеть, как будто у нее есть дополнительные глаза и уши, которые могут перемещаться отдельно от тела. Никак иначе Мэгги не может объяснить то, что Кэтти известны все школьные сплетни: она знает, кто из старшекурсников в кого влюблен, а кто — о, ужас — уже помолвлены. Она знает, что это ее — Мэгги — брат, Кристиан, подлил в сливочное пиво своего сокурсника из Слизерина яду, чтобы отомстить за то, что тот обозвал их мать поганой магглой. Этого не знали даже преподаватели, а Кэтти вот — знает.

— Говори, — Мэгги смотрит лишь на отца.

Она не может поверить в то, что никогда больше не услышит его голос утром, когда он перед работой заварит себе крепкий кофе, раскроет газету — сначала «Ежедневный пророк», затем «Таймс» — и скажет: «Так, ну что тут у нас сегодня?».

— Твоя тетушка, Констанция Сэмьюэлс, только что говорила с какой-то женщиной. Тетушка хочет забрать тебя и Кристиана у матери.

— Зачем? — испуганно поворачивается к подруге Мэгги.

— Говорит, что не дело, если ее племянников будет воспитывать маггла, — вздыхает Кэтти.

У чистокровной Кэтрин Блишвик нет никаких дурацких предрассудков, как у некоторых. Ей все равно, каков статус крови тех, с кем она общается. Поэтому они и дружат — Кэтти, полукровка Мэгги и магглорожденная Лаура Джонс.

Тетушку Констанцию Мэгги не любит. У них разница с отцом — двадцать шесть лет. На столько лет Констанция была старше своего брата, и Мэгги кажется, что между ними целая вечность. Тетушка ей в бабушки годится, да у нее бабушка по материнской линии даже младше! Но неприятна она Мэгги не возрастом, а чем-то иным. Что и описать-то толком не выходит.

— Как будто она самая чистокровная из чистокровных, — презрительно фыркает Мэгги.

Сэмьюэлсов нет ни в каких списках чистокровных. Нет у них и никаких сейфов с драконами, как у Блэков или Малфоев. И Патрик Сэмьюэлс, прадед Констанции и ее отца, был магглорожденным, ей это точно известно! А супруга его — была иностранкой, прибывшей из Польши. Констанция всегда заявляла, что та была чистокровной, но достоверно это никому не было известно.

— И как она собирается забрать нас у матери?

Кэтти только вздыхает. Да и самой Мэгги понятно, что для волшебника задурить голову магглу — делов на один взмах палочки. Ну вот зачем отец умер так рано? Ему ведь было еще жить да жить. Лучше бы это тетушка Констанция умерла, думает Мэгги.

* * *

Июнь 1974 года, графство Сассекс, дом Констанции Сэмьюэлс.

— Что на тебе надето? — возмущается тетушка, когда Мэгги спускается к обеду.

— Одежда, — непонимающе отвечает Мэгги.

— Брюки! Как маггла, ей богу! — заявляет Констанция.

Сама она выглядит как разукрашенная курица — ярко-розовая перламутровая помада, вычурная блузка, да юбка в пол — как будто монахиня, решившая одеться по-светски, только вот сильно отставшая от моды и правил приличия в одежде.

Да и дом ее — такой же вычурный, как ее блузка. Шторочки все эти с оборками, подушки с рюшами, цветные одеяла. И все в ее доме шевелится, щетки с вениками по дому туда-сюда шастают. Магия-шмагия, а двери скрипят так, будто петли простого маггловского масла требуют!

— Как чучело вырядилась! — все причитает тетушка.

— Но ведь в брюках удобнее! — пытается поспорить Мэгги.

— А мне в ночной сорочке удобнее, но это же не значит, что я в ней выйду на улицу!

Кристиан молчит и никак не заступается за сестру. Хотя он же старший, он должен, так их мама с папой учили! Только Мэгги теперь знает, что он — предатель. Он сказал, что это правильно, что они уходят от мамы. Ну конечно же! Ему ведь с тетушкой Констанцией не жить долгие годы — он в этом году идет на седьмой, последний курс, он уже совершеннолетний и совсем взрослый. А ей еще шесть лет учиться!

* * *

Июль 1975 года, город Блэкпул, графство Ланкашир.

Мэгги находит свой старый дом сама. Едет на поезде, потом на автобусе, разменяв галлеоны, скопленные из карманных денег, на фунты. Она попросила помощи в этом деле у Кэтти. Кэтти, хоть и шебутная, и сплетница, но доверять ей можно, главное — не забыть сказать, что секрет, а что нет. Секреты она не разбалтывает, только не-секреты!

Мэгги улыбается, глядя на серую кирпичную кладку их дома. Улочка такая маггловская — у домов припаркованы машины, и у их дома тоже. Мэгги перестает улыбаться, хмурится, ведь у мамы никогда не было машины. Да и водить она не умела. Даже отец умел, а мама — нет.

Указательным пальцем Мэгги решительно жмет на черную кнопку звонка, предвкушая встречу. И плевать она хотела на тетушкины заморочки по поводу магглов — та и сама чувствует, что от магглов недалеко ускакала, четвертое поколение только. Формально чистокровные, но так, сбоку-припеку! Для таких, как те же Блэки или Малфои, ее родословная — смех один.

Дверь открывает мама. В халате, а поверх надет фартук — наверняка пекла ватрушки. Целый год Мэгги не ела вкусной маминой выпечки. Мэгги улыбается и предвкушает чай с ватрушками. Как же она скучала!

— Здравствуй! Ты что-то хотела? — говорит мама, вежливо улыбаясь.

Улыбка сходит с лица Мэгги. Она еще не до конца поняла, что здесь не так, но уже откуда-то все знает.

— Мама? — то ли зовет, то ли спрашивает она.

— Ты потеряла маму? — удивляется та.

Конечно, есть чему удивляться. Дети теряют родителей в три года, в пять, в семь, в конце концов! А в тринадцать они могут и сами приехать на другой конец страны, разменяв деньги, и не боясь ни поездов, ни автобусов.

— Ой, простите! Дом перепутала, наш на соседней улице, — осторожно говорит Мэгги.

— Кто там, Джули?

— Девочка… домом ошиблась, — мама приглядывается, будто пытаясь припомнить, у кого на соседней улице дети такого возраста.

Или неблагополучные семьи вспоминает. Подумала, что Мэгги пьяная или под какой-нибудь гадостью этой маггловской, наркотиками! В тринадцать лет никто улицы не путает.

Но Мэгги не спешит уходить, она смотрит на мать, прощаясь. Понимает, что больше ей уже на глаза не покажется, а когда за спиной у мамы появляется незнакомый мужчина и приобнимает ее — поворачивается и убегает прочь, чтобы не видеть всего этого кошмара.

* * *

Июль 1975 года, графство Сассекс, дом Констанции Сэмьюэлс.

— Ты знал, что маме память стерли? — спрашивает Мэгги у Кристиана.

Он уже окончил Хогвартс и снял квартиру, подальше от тетушки Констанции. А вот ее — свою сестру родную — забрать из лап этой старухи не спешит, хотя имеет на это законное право.

— Побывала там… — вздыхает Кристиан.

— Я копила деньги! Я добиралась туда девять часов, с пересадками, пришлось соврать тетушке, что я ночую у Кэтти! И ради чего? Чтобы узнать, что родная мать меня не помнит?

— Это правильно, — говорит Кристиан.

— Мэгги, милая моя девочка, — говорит Лора Селвин. Она прижимает Мэгги к себе, гладит по волосам и целует в лоб.

Лора совсем взрослая, она давно уже замужем. Констанция считает, что эта ее племянница вышла замуж уж слишком удачно, за самого Селвина, причем за старшего сына, наследника! Это все потому, что Лора красивая, говорит тетушка. У нее почти рыжие волосы, она высокая, глаза ее яркие, голубые, как будто само небо в ясный день.

— Она ведь не жила нормально, понимаешь? — Кристиан опускается перед Мэгги на корточки. — Муж волшебник, дети волшебники. Мама рядом с нами чувствовала себя… ничтожеством. Разве ты не желаешь ей счастья?

— Она нас любила! — возражает Мэгги.

— Конечно, она вас любила, — подхватывает Лора. — Но она… другая. Она была несчастна с вами, ей было не понять, чем, собственно, занимается ее муж, она не могла похвастаться соседям, что ее сын и дочь выучили новое заклятие. Она была заложницей в мире магов, а мы освободили ее из плена. Если ты любишь свою мать, то должна быть рада, что она нашла того мужчину, маггла. У них будет обычная счастливая маггловская семья, они будут заниматься своими маггловскими делами. Понимаешь?

Мэгги кивает, но с Лорой она не согласна. Она знает от Кэтти, которая даже на этом фронте умудряется собрать свои сплетни, что Селвины поддерживают Того-Кого-Нельзя-Называть. А он — это всем известно! — магглов ненавидит! Мэгги не училась в Слизерине и не считала себя хитрой, она хотела стать работником Отдела тайн, как и ее отец. Но теперь и ей иногда приходится хитрить или недоговаривать. Иначе — тут же заклюют!

* * *

Август 1979 года, графство Дорсет, дом Блишвиков.

Мэгги проходит через камин в гости к Кэтти. В этом году они пойдут на седьмой курс. У Кэтти тоже есть старший брат, он работает в Министерстве. А еще у нее, как у всех нормальных людей, есть мама и папа, которые ее любят. В войне они сохраняют нейтралитет. Только вот Кэтти со своим дедом его не сохраняют.

Мэгги взяла с собой целую корзину еды, и теперь Кэтти перекладывает ее из кастрюль в бумажные пакеты, а жирное — заворачивает в фольгу. В доме ее деда — штаб беженцев. Дом под Фиделиусом и еще с кучей всяких старых и новых чар, и в нем живут те, кому больше некуда пойти. Там проводит каникулы и Лаура Джонс. С ее родителями все в порядке, но она приходила к отцу на работу и впервые в жизни воспользовалась своим преимуществом перед магглами — заставила начальника отправить своего отца в командировку в Канаду. На год. Вместо другого, более подходящего и перспективного сотрудника. Год они точно будут в безопасности, но у Мэгги странное чувство, будто все это — неправильно. Нельзя использовать магию на магглах! Лучше вообще не иметь дел с магглами. Отдалиться, не видеться с ними. Не иметь никаких связей. Так правильнее, так никому не будет больно. С магглами, если они близкие люди, волшебнику рано или поздно придется расстаться — Мэгги раньше, Лауре позже.

В доме деда Кэтти полно народу, не протолкнуться. Особенно много — детей; на каникулы здесь приютили тех, у кого родители магглорожденные или магглы. Сами родители и попросили детей здесь оставить, за свои собственные жизни они меньше страшатся, чем за детей. Полукровок Пожиратели не трогают, Мэгги может не бояться. Да и Лора не позволила бы ей навредить, так она думает. Ей кажется, что Лора вертит своим мужем, как хочет, и что она сама решила, чтобы он стал Пожирателем. Что-то привлекает ее в их идеологии, и Мэгги даже может понять, отчего так вышло. Пятое поколение от магглов, никакого ветвистого семейного дерева!

Мэгги умела от этого отстраниться, а Кристиан и Лора — нет. Мэгги больше интересует магия, а не все эти заморочки. Но сложно не почувствовать, что ты — вообще никто, пустое место, когда твой одноклассник запросто рассказывает, как его предки прибыли в Англию, когда еще и Хогвартса-то не было, как они были первыми учениками у самой Ровены, и что в их доме даже какие-то записи воспоминаний с тех времен сохранились! Как в учебнике по истории, вот этот Эдхарт Боуд вел успешную войну с гоблинами и загнал этих тварей в подчинение волшебникам. И прапрапрадедом твоей одноклассницы является. Многие могли похвастаться родством с людьми из книжек, а Мэгги не могла.

Она раздает еду беженцам. Улыбается детям, а в душе какая-то странная пустота. В дом аппарируют орденовцы, из младших, — Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Они приводят раненую молодую женщину, которую удалось отбить в бою у Пожирателей. Мэгги тут же подходит к ней, стирает кровь со рта — видно, что губу ей распороло заклинанием.

— О, Мерлин! — восклицает Мэгги, вытерев кровь. Масштаб боевых действий ее пугает; она знает нужные целительские заклинания, но боится их применять.

— Это еще ерунда, — говорит Блэк. — Пять минут, и будет как новенькая! Там такое месиво было, не представляешь!

В голосе его азарт, а Мэгги считает этот тон неуместным. У этой женщины, как она узнала, только что убили мужа, а Блэк играет в войнушку. Неправильный Блэк — так назвала его Лора.

Мэгги применяет лечебное заклинание, и разорванная губа срастается, правда, остается шрам. Но тут вам не Мунго; как умеют, так и лечат! Она хочет поскорее уйти и направляется к выходу, но Кэтти догоняет ее.

— Уже уходишь, Мэг?

— Хочу… — Мэгги прячет глаза. Но Кэтти поймет, сплетница Кэтти всех понимает. — Мать навестить хочу.

— Ты там набрось на ее дом какие-нибудь чары, — советует Кэтти. — Про нее-то Пожиратели вряд ли помнят, но…

— Постоянная бдительность! — говорят они в один голос. Эту фразу уже все, кто хоть немного связан с войной, знают. Кэтти и Мэгги смеются этой ненадоедающей шутке.

Мэгги аппарирует к дому своей матери. Она уже взрослая; таким был Кристиан, когда их отсюда забрали. Она уже может аппарировать и применять магию, сколько ей вздумается. Набрасывает на себя чары невидимости и пробирается на задний двор, где мама и ее новый муж устроили барбекю. У них есть дети — близнецы трех лет от роду. Мэгги их уже видела, она иногда следит за ними. Мама набрала воды в небольшой пластиковый бассейн во дворе — для них с Кристианом такого не делали! Мэгги стоит невидимая и плачет. Ее мама и в самом деле счастлива — без нее и Кристиана, без знаний о прошлом. Мэгги вдруг понимает: ведь Лора с Кристианом правы, она сейчас больше счастлива с этим мужчиной, который переворачивает сосиски на углях, чем с их отцом, который эти сосиски поджарил бы за секунду, быстро проглотил и убежал бы на работу, поцеловав жену в обе щеки.

Они не похожи на магглов. Мэгги не смогла бы быть счастливой, если бы у нее отобрали воспоминания и детей. Она больше не хочет работать в Отеле тайн. Она хочет, чтобы ее родные дети всегда были с ней, а память была чистой и ясной.

Мэгги уходит, вытерев слезы рукавом.

* * *

Сириус Блэк флиртует с ней. Она отвечает на его флирт, но не очень-то ей этого и хотелось. Он ей неинтересен; ей вообще мало кто интересен. Блэк ведет себя как придурок, как будто шило в заднице еще играет, он может подхватить ее на руки и закружить, и то, что она визжит, кажется ему веселым, а она попросту боится, что он ее уронит! Он беззаботно смеется, и Мэгги быстро отходит, она уже не сердится и в шутку начинает бить его кулачками.

* * *

Июль 1980 года, графство Норт-Йоркшир, особняк Селвинов.

Она стоит голая напротив огромного зеркала в ванной Селвинов. В доме тетушки Констанции нет ни таких зеркал, ни таких ванных комнат. Она чувствует себя, как будто Золушкой. Ей не место в такой красивой ванной комнате. У нее нет ни пышных форм, ни тонкой талии: Мэгги выглядит угловатой и даже слегка сутулится, хотя ей уже восемнадцать, и она две недели как окончила школу. Что делать дальше, она даже не представляет; мечты об Отделе тайн остались в каком-то совсем другом, как будто бы чужом, прошлом.

— Ты красивая, — в зеркале отражается Лора. Она убирает с грудей Мэгги ее светлые волосы, чтобы в зеркале отражалось все тело, чтобы не было прикрытых мест. Потом рукой собирает у нее на голове высокий хвост. — Расправь плечи.

Мэгги послушно выпрямляет спину.

— Теперь ты похожа на принцессу, — шепчет Лора ей на ухо, глядя в глаза Мэгги через зеркало, — которую заколдовала злая колдунья, чтобы принцесса никогда не улыбалась. И когда появится принц, который полюбит принцессу, и поцелует ее, она растает и улыбнется ему.

— Ты не принц, — говорит Мэгги.

— Но я попробую, — Лора разворачивает Мэгги к себе и целует.

Это первый настоящий поцелуй в жизни Мэгги, и ощущается он обычно. Все в ее жизни обычно, как будто Лора права, и злая колдунья заколдовала ее так, чтобы ничто ее не радовало, чтобы она никогда не улыбалась. Она не понимает, почему другие люди считают ее красивой. Лора, Сириус, даже Барти Крауч-младший, этот мелкий ублюдок. Она смотрит на свое отражение и видит испуганного голубоглазого ребенка вместо молодой красивой девушки.

Лора отстраняется, держит Мэгги за плечи и смотрит ей в глаза. Мэгги улыбается, но лишь потому, что этого хотела бы Лора.

* * *

Август 1980 года, Англия.

— Он так и сказал? — спрашивает Кэтти.

— Да.

— Придурок!

Мэгги полностью согласна. Сириус — полный придурок! Он пришел к ней, обнял ее и — о, ужас, — разрыдался. Говорил, как его бедный Сохатик один остался, без родителей, как эти проклятые Пожиратели убили Поттеров, и как же он им отомстить хотел, всех их поубивать, но Петтигрю его остановил. И как же ему одному с новорожденным ребенком справляться-то? Мэгги пришлось его успокаивать, гладить по волосам и говорить банальности, вроде того, что все будет хорошо. А потом он вдруг посмотрел на Мэгги и говорит: «Выходи за меня».

— Нет, ну если подумать, — хмурится Кэтти. — Человек-то он неплохой. Неглупый, веселый.

— И уже с маленьким ребенком на руках, — добавляет Мэгги.

— Это, конечно, с одной стороны, минус, но с другой, все же бедного малыша действительно жалко. Таких малюток еще не было в нашем убежище… — сочувствует новорожденному Поттеру добрая Кэтти.

Мэгги прощается с ней, понимая, что совета от нее не дождаться. Она аппарирует к Селвинам и рассказывает ту же самую историю про предложение Сириуса Лоре.

— Ну и осел же уродился у Блэков, — говорит Лора.

— И что мне делать? — спрашивает Мэгги.

— Соглашаться, конечно. Мелкий Поттер, конечно, проблема. Хочешь, убей его в кроватке.

— Что за ужасы ты говоришь! — возмущается Мэгги.

— Да шучу я, успокойся, — Лора сидит на диване и курит кальян. Она даже оборудовала под это специальную комнату в восточном стиле, благо, комнат в их доме предостаточно. — Сириус осел, но тем проще им управлять! Вальбурга пыталась как-то наследство Регулусу передать, только ничегошеньки у нее не вышло, потому что он младший сын. А год назад он вообще умер. Сириус единственный наследник Блэков, и, рано или поздно, но Вальбурге придется преподнести ему ключи от сейфа Блэков, перевязанные праздничным бантиком. Главное, тебе надо будет сразу, как замуж выйдешь, наследника зачать.

— Не люблю я его… — пытается возражать Мэгги.

— Да это не так уже важно! А если не замужество, то какие у тебя планы? В Министерство даже я не смогу тебя протащить при нынешней власти, а терпеть твое присутствие наша любимая тетушка будет еще не слишком долго…

Мэгги вздыхает. Никакого Отдела тайн больше нет в ее будущем. Только скучная жизнь жены нелюбимого человека.

* * *

Декабрь 1980 года, графство Норт-Йоркшир, особняк Селвинов.

Вода стекает по ее телу. Она течет по лицу, прохладная, даже почти холодная. Мэгги не боится простудиться и умереть от пневмонии — ведь такое может случиться только с магглами. Но она хотела бы умереть от неизлечимой болезни, чтобы судьба не оставила ей выбора между жизнью и смертью. Белла Лестрейндж говорит всем, что беременна от Сириуса. Она ждет сына, а Мэгги — дочь.

Мэгги вытирается большим белым полотенцем и бросает его на пол, выходя в спальню Лоры голой. Полотенце подберет домовик, тут не тетушкина шумная бытовая магия!

— Ничего страшного, — уверяет ее Лора, проводя пальцами по ее носу, губам, опуская их ниже, к груди. — Тебе даже идет быть беременной. Груди больше стали.

— Как это ничего страшного? Она родит ему сына!

— Ну и что? Мало ли бастардов может быть у мужика! Ты же его законная жена. Главное, чтобы он его не признал, а то тогда ради приличия ему придется приволочь ребенка в свой дом, как только мать закончит кормить его грудью. Лучше скажи, как у вас с финансами?

— У Сириуса есть какие-то деньги, он же купил нам дом.

— Не дом, а жалкую лачугу. У меня ванная комната больше, чем твоя гостиная!

— Мне хорошо в этом доме, Лора. Впервые я не чувствую, что у кого-то в гостях. Потому что Сириус купил этот дом для нас, для семьи, понимаешь?

— Если бы ты жила в доме Блэков, ты тоже не должна была бы чувствовать себя в гостях, — Лора перебирает волосы Мэгги, лежа на животе. Она мотает ногами из стороны в сторону, как капризный ребенок. — Он сам звал тебя замуж. Да еще и заставил заботиться о чужом ребенке! Поражаюсь твоему терпению, моя маленькая принцесса, я бы чужого ребенка уже давно задушила.

Лора улыбается, но Мэгги отчего-то не кажется, что она шутит — как есть, задушила бы! А потом бы расплакалась над трупиком, так что Ричард и все остальные ее еще полдня успокаивали бы, да настоями всякими поили, бедняжку. Лора любит власть. Лора любит деньги. Лора любит управлять жизнями других людей и держит своего мужа под каблуком незаметно для всех окружающих. И по какой-то неизвестной Мэгги причине, Лора любит ее.

* * *

Декабрь 1985 года, Лондон, дом Блэков.

— Да, здесь, конечно, все как будто из страшной сказки — только детей пугать.

— Можно сделать ремонт, — осторожно говорит Мэгги.

Мэгги не хочет жить в доме Блэков, но Лора считает, что она просто обязана уговорить Сириуса переехать в Лондон. Потому что она законная хозяйка всего этого, и пора бы уже наконец возвращать Блэкам былую известность, да начинать как-то выходить в свет. В нормальный свет, а не к Вейнсам, «или за какого там полукровку вышла замуж твоя подружка Кэтти». Общаться с ними — с Селвинами, Малфоями, Лестрейнджами, Ноттами. Вначале Лора, наоборот, говорила так, чтобы скрывать даже их… дружбу. Чтобы не нервировать этого «неправильного Блэка» знакомством с ужасными Пожирателями.

— Нужно сделать ремонт! Обить новым шелком стены, перестелить паркет, снять головы этих уродцев…

— Они приклеены чарами вечного приклеивания, Сириус рассказывал, — вспоминает Мэгги.

Лора трогает стены вокруг, делает несколько взмахов палочкой. Мэгги думает, что Лора как раз очень уместно смотрится в этом доме — статная, уверенная в себе, как будто собственноручно приговорила и казнила этих домовых эльфов, и развесила их головы на стенах у лестниц. А вот она, Мэгги, в этом доме снова будет гостьей. Проклятой полукровкой, как заявила Вальбурга с портрета.

— Ну… — говорит Лора, — вырезать кусок стены вместе с головой, да заново заложить камнем. Делов-то!

— Нужно будет как-нибудь поговорить об этом с Сириусом.

Мэгги постарается отложить этот разговор на неопределенный срок. Ей комфортно в их маленьком доме в Шотландии, купленном специально для нее. «Для Гарри Поттера» — шепчет противный голосок в голове.

* * *

Август 1989 года, графство Норт-Йоркшир, особняк Селвинов.

Мэгги набрасывает на себя халат, перед тем как побежать за Гарри и сыном Беллы Лестрейндж. Она видит, как Лестрейндж, кудрявый ребенок, на лицо — вылитая мамаша, спотыкается об ковер и падает. Лора догоняет его и наставляет палочку.

— Его мать хорошо разбирается в ментальной магии, — напоминает Мэгги.

— А что делать? — просто произносит Лора. — Обливиэйт! Беги за Поттером, что стоишь? Сириус совсем уже головой поехал от выпивки, узнает — убьет еще!

И Мэгги бежит по лестнице на этаж ниже. В коридоре — никого. Она знает, что все гости внизу, но заклинание обнаружения находит на этом этаже трех человек. Двое из них в одной комнате вместе, один — в другой. Она выбирает последнего, представляя, какой кошмар будет, если она не угадала. Сейчас заявится в комнату, куда какая-нибудь пожилая матрона пришла припудрить носик, вот неловко-то будет. Но она угадала, в комнате Поттер. Сидит у огромной кровати, как воробушек. Весь взъерошенный. И в голове мелькает мысль: может, не надо. Глаза у него серьезные, как будто все понимает. Может, попросить его по-человечески никому не рассказывать? Только маленький же он еще, ни черта не поймет! Она сама-то в свои двадцать семь лет ничего не понимает, плывет по течению, куда плывется. А Лора в ее лодке, с компасом, сидит и направляет ее, куда вздумается.

— Обливиэйт! — направляет она палочку на Гарри.

Не впервой, между прочим. Иногда ей кажется, что она — самый ужасный человек на свете. Она тут же вспоминает свою мать, и как кто-то, наверняка сама тетушка Констанция или Лора — столько лет прошло, а Мэгги так и не узнала, кто заставил ее мать забыть своих детей, — накладывает заклинание забвения. Это объясняют тем, что она маггла, и никто из Министерства не вмешивается, дети же с родней, не бесхозные. Гарри Поттер — не маггл. Просто такой же, как маггл, беззащитный, потому что ребенок. Скажи ей одиннадцатилетней кто-нибудь, что она детей обижать будет, как вырастет, — в жизни бы не поверила.

Они стирали Гарри память много раз, что уж поделать, — слишком любопытным ребенком он уродился. То он по ночам подслушивает, то за шторами прячется. А то и Мей с собой прихватит, и они тогда на пару подслушивают, да подглядывают. И сейчас, ну что ему с другими детьми во дворе у фонтана не сиделось? И еще этого выродка безумной Лестрейндж с собой притащил.

В первый раз Мэгги стерла воспоминания Гарри для его же блага. Она не знала, что он из их с Питером разговора понял, но решила, что может что-нибудь понять позже, а лучше бы ему такого не знать. В том разговоре Питер гадал, откуда у Гарри способность к парселтангу могла появиться. И бросил, как будто невзначай, что, мол, может, это сам Волдеморт развлекался. Лили же была женщиной красивой, прямо-таки ведьмой из маггловских сказок — рыжей, зеленоглазой — и за ней, как Мэгги помнила, столько парней в школе увивалось. Подумаешь, кровь маггловская! Ему с ней не дела иметь, и не новый лучший мир строить; поимел, да и заобливиэйтил.

В этот момент Гарри себя и выдал возгласом — мелкий гад, а понял, видимо. Ну, Мэгги, не думая, и отправила в него Обливиэйт. А потом еще у Питера уточняла, правильно ли она сделала. Питер говорил, что — конечно же, правильно. Нечего ребенку психику такими домыслами травмировать!

Второй раз Гарри на той же теме спалился. Только тогда она пыталась Сириуса разговорить, а тот — ни в какую. Говорил: может, это через Лили пошло, может, это ее предки змееустами были. Или это новый дар, как у его племянницы Тонкс, — стоило новую кровь к крови Блэков долить, и сразу девочка с уникальными способностями! А все говорят, чистота крови, чистота крови... Только Мэгги давно уже самой от этой чистой крови тошно. Кровь — она красная. А статус чистокровного — это просто статус. То самое, что ее в школе никак не задевало — что можешь связи иметь только потому, что твой дед был одноклассником нынешнего Министра, да в сейфе твоем лежит награбленное у магглов не тобой, а твоими предками, поэтому за давностью лет уже и преступлением не считается. Ее дочери — Блэки. Могут и сказать при случае, кем их деды да прадеды были. Только все равно кто-нибудь да крикнет это мерзкое: «Полукровка!»

Мэгги спешит вернуться на этаж выше, где оставила свое платье. Одеться нормально. Она очень боится, что кого-нибудь встретит вот так, в халате.

* * *

Ноябрь 1990 года, Лондон, клиника Святого Мунго.

Питер что-то говорит ей, говорит, а оно звучит каким-то сюрреалистичным бредом. Зря он старается красочно смерть Сириуса расписать, все равно смысл слов проходит мимо. Что значит, на родословном дереве нить идет от Ричарда Селвина и от нее? Питер ее совсем за дуру принимает, что ли? Да она в период зачатия три недели с Селвином ни-ни. Какой бы сукой ее ни посчитали другие, если бы узнали о ее странных отношениях с кузиной Лорой, в этом вопросе она была порядочным человеком! Блэки должны быть Блэками! Иногда мелькала в голове страшная мысль: какие гены она детям передает вместе с этим алкоголиком, но чтобы рожать Блэков не от Блэка? Она же не идиотка!

— Да быть такого не может, что за ерунду ты несешь? — осаживает Мэгги Питера.

— Так показывает семейный гобелен! Я вот и пришел тебе первый сообщить, пока Гарри глупостей не наделал. Ему хватило мозгов ко мне прибежать, а не к другим взрослым. К той же подружке твоей, Кэтти. А уж она бы побежала сплетни разносить по всей Британии.

Да что ты знаешь о Кэтти? Она — никогда не предаст, в отличие от всех вас. Мэгги уверена в ней даже больше, чем в Лоре. Хоть Кэтти ее и раздражает своей правильностью. Все у нее так, как нужно. И муж любящий, и дети хорошие, и профессию она получить успела — отучилась год во Франции, да поработать ликвидатором заклятий смогла, еще до замужества. А вот Питер, крыса эта, мог и предать, ему как раз лучше не верить!

* * *

Ноябрь 1990 года, Лондон, дом Блэков.

Мэгги ходит с волшебной палочкой по дому и принюхивается ко всему, как ищейка. Нюхает вокруг дерева этого проклятого родословного, которое и в самом деле показывает ужасную ложь. Да только вот никакой магии не чувствуется, помимо той, что вложена была в само это дерево — жуткой, страшной магии. Иногда ей кажется, что нарисованные портреты, все как один, за ней следят, а посмотришь на них — так и не пошевелятся даже. И следов пребывания кого-то постороннего в ночь смерти Сириуса в доме нет. Да, к гобелену Питер подходил, да, что-то проверял и делал, но это было после того, как Сириус себя убил. Точно, после! А в ночь ее родов тут были только Сириус, Гарри, Меисса да Мира. Ну, и Кричер. Никого постороннего! Право хозяйки дает ей преимущество — она может отследить, кто в доме был, и когда.

И тут ее пробирает дрожь. Как будто карма ее настигла за все, что она сделала. Как будто сбылось то, чего она больше всего боялась — что у нее заберут ее жизнь и сделают так, как будто жизнь ее всегда другой была. Как у ее мамы!

Лора, вышедшая из камина, так и находит ее, сидящей у гобелена с родословным деревом Блэков. Ее лица тут только нет, потому что она чужая. Негодная. Неправильная, настолько, что ее тут даже за человека с именем не считали. Пустая клякса без лица, без подписи. От Лоры Мэгги не ждет ничего хорошего в такой ситуации. Но и бороться ни за что сама она не готова. Думает, вдруг Лора пойдет сейчас в детскую, где уже почти час орет маленький Авиор, — но идти к нему нет ни сил, ни желания, — и задушит его подушкой. Это даже как-то правильно будет в извращенном представлении Мэгги. Лишний ребенок. Ненужный. Бесфамильный.

— Ну что ты, моя маленькая принцесса, — Лора гладит ее по волосам. Целует ее глаза, в которых даже слез уже не осталось. — Скажем Ричарду, что ребенок недоношенный. Дереву Блэков все верят, не даром же они столько веков своей клятой чистой кровью кичились.

— Зачем тебе это? — спрашивает Мэгги.

— Потому что я не хочу, чтобы моя принцесса плакала, — просто отвечает Лора, прижимая Мэгги к себе.

— Это ведь Поттер сделал… Я его убью! — говорит Мэгги со злости.

— Нельзя его теперь убивать, никак нельзя, — Лора не злится, она рассуждает о таких вещах серьезно, — раз Неправильный Блэк ему поручил заботу о твоих девочках. Говорю же, раньше надо было!

* * *

Январь 1992 года, Лондон, дом Блэков.

— Империо! — произносит Мэгги, направляя палочку на Гарри.

Наконец-то! Она может защитить своих детей, она не какая-нибудь маггла, как ее мать!

— Зачем тебе нужно было в дом Питера, Гарри? — спокойно, почти ласково спрашивает Мэгги.

— Мне нужно было достать кассету из видеокамеры, — отвечает ей Гарри отрешенно, как будто даже не своим голосом.

— Зачем?

— Хвост хотел посмотреть последние события, которые на ней записаны.

— Что значит, записаны? — Мэгги не понимает, о чем он говорит. Она чувствует себя какой-то глупой. Она часто себя так чувствует, ведь умные не проживают такие пустые, неинтересные жизни.

— Это маггловское изобретение, оно записывает происходящее. Хвост сказал, что не убивал Лиззи, и хочет узнать, что произошло после того, как он покинул дом, — отвечает Гарри. Мэгги уже толком не помнит этого всего, но в голове проясняется. Видеозапись. Мама ей говорила, как на пленку записывали то, что потом крутили со станции по их черно-белому телевизору.

— И ты не подумал, что можно обсудить это со мной?

— Нет, — отвечает Гарри однозначно.

— Почему? — Мэгги знает ответ на этот вопрос.

— Я не хочу просить у тебя помощи, не хочу никаким образом от тебя зависеть.

Она жалеет, что применила это заклинание. Впервые в жизни. И получилось же! Но чувствует жертвой себя, как будто даже в такой ситуации этот маленький Поттер, этот ребенок, к которому она пыталась относиться справедливо, как могла, всегда остается в выигрыше. Ей страшно, что она, возможно, воспитывала выродка самого Волдеморта! Лора говорила, что старые Пожиратели, когда собирались у них, вспоминали, каким тот был в школе — умным и вежливым. Мэгги не спрашивала у Гарри табель успеваемости, чтобы он, не дай Мерлин, не подумал, что она интересуется его делами. Но его оценки она знает — все табели прислали в Попечительский совет. Умный и вежливый.

— Поклянись, что больше никогда не причинишь вреда моим детям! — приказывает Мэгги.

Она видит, что Гарри сопротивляется заклятию. Мэгги читала о таком — можно научиться противостоять Империусу, не чувствовать боль от Круциатуса, и только от Авады нет спасения. Но обычно, и Мэгги знает это по рассказам Ричарда, который учился терпеть Круциатус, нужны месяцы, а то и годы тренировок. Гарри протягивает руку вместо ответа и по очереди загибает пальцы. Он показывает ей средний из них, оставляя несогнутым. Мэгги знает, что это значит. Мэгги боится одиннадцатилетнего Гарри Поттера.

— Какая же ты сука, Мэгги! — говорит он, качая головой.

Как же он прав. Мэгги страшно, что он заявит на нее, а ведь за любое Непростительное в отношении человека — пожизненное заключение в Азкабане. Вот и защитила она своих девочек!

— Ты не сможешь заявить в Министерство, ведь я расскажу о Питере, и о твоей попытке отравить мою дочь! — почти выкрикивает Мэгги.

— Он не пытался меня отравить, у него был безоар, — шепотом произносит Мей. А Мэгги-то и забыла, что дочь в комнате.

— И ты ему веришь? — обреченно спрашивает она, повернувшись к Меиссе.

Неужели она не понимает, какой страшный человек этот Гарри Поттер?

— Он смог обмануть всех, забрать себе наследство Блэков, возможно, он даже убил твоего отца, Меисса…

— Но ведь ты на самом деле изменяла папе, почему Бен не мог…

— Потому что я знаю наверняка! — кричит Мэгги.

Она не знает, как объяснить ребенку, что не знать такое можно, лишь разве что ты уже совсем… Мэгги не такая, не совсем.

— Не хочу никого из вас слышать, не хочу, не хочу!

Мей закрывает уши и выбегает из комнаты. Ничего у нее не выходит! Даже желание защитить дочерей оборачивается черт-те чем. Гарри стоит, смотрит снисходительно, как добрый самаритянин. Делает вид, что прощает. Мэгги страшно, до дрожи в коленках страшно. Поттер подходит к ней. Обнимает. Шепчет почти на ухо, маленький змееуст:

— Тш-ш-ш, ты не специально. Ты ведь не хотела применять ко мне Непростительное? Не хотела?

— Не хотела, — едва слышно соглашается Мэгги.

— Я так и думал. Я не виню тебя. Вышло не очень красиво, ты же понимаешь?

Мэгги понимает. Гарри гладит ее по волосам. Почти как Лора. Только Лора ее любит, она это знает. А Гарри Поттер ее ненавидит. И главное, ведь есть, за что! Иногда ей хочется на колени перед ним встать и прощения просить за все плохое, что она ему сделала, а иногда она жалеет, что не послушалась Лориной вроде бы как шутки о том, чтобы задушить его подушкой еще маленьким.

— Да, — соглашается Мэгги искренне.

— И ты ведь понимаешь, что не стоит лишний раз упоминать, что Бен — не сын Ричарда, а то он будет не бастардом Селвинов, а вообще никем?

Гарри резко отстраняется, Мэгги смотрит ему в глаза. Зеленые, как у его матери. Про эти глаза столько всего она слышала, кто только не замечал, какие они неестественно-зеленые, даже профессор Слизнорт, старый этот извращенец, и тот на Лили Эванс заглядывался. Не удивительно, что…

Мерлин, что же она наделала и со своей жизнью, и с жизнью Сириуса, и с жизнью Гарри Поттера? Как будто она везде лишняя, даже для родных дочерей, а уж для сына — так точно лишняя. И заберут его скоро, она даже старалась к нему не привязываться. Только вот что странно во всей этой истории — к Гарри Поттеру она и то больше привязана, а дети ее — это потому, что она должна была рожать Блэков. Как жена Блэка.

Где же та девочка, Маргарет Сэмьюэлс, которая говорила Шляпе, что хочет работать в Отделе тайн, как ее отец? Когда умерла она, и кто убил ее: сама Мэгги, тетушка Констанция, Лора, Сириус, Гарри Поттер, или те, кто родителей его убили? Когда погибла та девчушка, что смеялась, когда отец заставлял ее ботинки летать по дому? Как так вышло, что вместо изобретений и открытий, о которых Мэгги мечтала в детстве, она — мать троих детей, почти тридцатилетняя пленница ненавистного мрачного дома, ей не принадлежащего? И никого она за жизнь свою не любила, и ничего ее толком-то не радовало. Пустая!