Неоновое надгробие (джен)

«На каждом этаже есть некто, подходящий только для этого этажа.

По правилам, он не имеет право покидать свой собственный этаж.

Если вы не хотите быть убитым им, у вас нет выбора кроме как идти наверх»

Холод пронизывал до костей. Создавалось ощущение, что я сижу в морозильной камере, только инея не хватает, и пара, от моего дыхания. Плечо, руки и ногу обжигало болью. И вроде бы болит, и вроде страшно чешется. Одним словом, неприятно до жути. Руки так и чешутся разодрать все раны, содрать кожу. Перед глазами все плывет, к горлу подкатил ком. Дышать чертовки тяжело. Мое собственное тело будто и не мое вовсе. Оттебе и крупный и долгий всплеск адреналина. Нет, адреналин, это, конечно, хорошо. Обалденное чувство, разливающееся по венам, заполняющее мышцы, тело напрягается как пружина и готово бежать со скоростью гепарда и переворачивать горы, но вот потом, когда все заканчивается, когда хочешь только вздохнуть спокойно, перевести дыхание начинаются последствия.

Тело будто ватное, ощущение, будто провисела вниз головой часов девять, не меньше, и полная опустошенность. Как физическая, так и моральная. Хочется лечь вот прямо здесь, закрыть глаза и больше никогда не открывать, никогда больше не чувствовать это тошнотворное ощущение выжатости, не чувствовать, как немеют руки и горят раны. Как горячая кровь струйками стекает по коже, застывая толстой коркой, которая ломается, рвется при каждом движении, делая все существование отвратительным. Кожа около ран онемела и абсолютно не чувствительна. Зато вот раны, тонкие, ровные, будто острейшим тонким скальпелем опытного хирурга сделанные.

Меня нарезали как кусок мяса перед отправкой в печь. Нет. Я сама себя нарезала, когда пыталась спастись. И для чего, собственно, так яростно боролась? Чтобы сидеть, сетовать на свое жалкое существо, бесится от неприятных ощущений, когда кровь стекает по коже? От озноба из-за потери крови? От боли? Может, стоило дать себя быстро убить, чтобы не мучится? Чтобы не боятся следующего преступника, который может сделать чего поизащренней, чем просто кромсание?

Черт, и это называется смертью? Сначала страдаешь, потом забиваешься, тресешься от боли и холода, и страха, от непривычных ощущений, когда твое тело будто не твое. И вот так все закончится? На полу кабины лифта, с жалким поскуливаением, в луже собственной крови, истерзанной куклой, которую будто в мясорубку положили? Не-ет, если я и умру, то точно только тогда, когда буду бороться за свою жалкую, но все-таки МОЮ жизнь, а не когда буду медленно угасать от последствий борьбы за спасение. Я умру на свободе, где меня найдут. А не в каком-то покинутом Богом месте, где мое тело будет долго разлагаться, превратится в труху и будет лежать на видном месте в назидание другим.

B5, значит. Не хочу-у.

Кабина лифта перестает движение. Двери медленно открываются. Перед глазами стоит холл, наверняка, какой-нибудь клиники или больницы. Запах хлорки выдает предназначение места с потрохами. Я не удивляюсь больнице на одном этаже. После переулка под землей меня ничем не удивить. А может, так и должно быть? Что-то типа перерыва на отдых и лечение после маньяка с косой? С чертовски острой косой, хочу заметить. Даже самые лучшие японские катаны, наверное, не так сильно заточены, как эта коса. Я резала себя едва ее касаясь.

В коридоре послышались шаги. Черт. А я даже пошевелиться не могу.

Передо мной появился силуэт. Невысокий, светлый. Черт, уйди.

Перед глазами все расплывается, голова просто кругом идет. Нет, сознание, постой, не уплывай.

— Ох, бедняжка. Что с тобой сделал это варвар… — обладатель силуэта склонился надо мной. Молодой парень, растрёпанные густые русые волосы, очки в тонкой оправе, добродушное выражение лица. Добрый парень абсолютно не вписывался в общую картину этого места, поэтому был отмечен мной как ну очень подозрительный тип. Аккуратно взяв меня под локоть более-менее целой руки, он помог мне подняться на ноги. Меня сильно шатало и очень хотелось обратно на пол в свою лужу теплой крови и пролежать так часика три.

— Кто вы? — мой слабый хриплый шёпот испугал даже меня. Как у мертвеца, что воскрес из самый темных уголков ада.

— Меня зовут Даниэль Диккенс. Можно просто Дэнни,— он усадил меня на один из четырех белых диванчиков в этом холле. Стало как-то неудобно. Белая мягкая обивка дивана моментально впитала в себя кровь, что стекала с меня уже не так активно, как в лифте. Наверное, во мне и крови-то уже не осталось.

— А ты как здесь оказался, «просто Дэнни»? — яд из меня рекой сочился, некрасиво, но ничего с собой поделать не могу. Сам парень залетел в один из кабинетов, что находился в пяти-шести метрах от лифта.

— Также как и ты. Неизвестно где и неизвестно как,— он вышел из кабинета с белой железной коробкой в руках. Подвинув близ стоящее кресло напротив диванчика на котором растеклась я, он открыл коробку, которая оказалась аптечкой.

Также как и я, значит. Как же ты тогда выбрался без единой царапины, а, Дэнни?

— Зачем ты мне помогаешь? — он потянул мою руку на себя, попутно смачивая ватный тампон. Вздрогнув и зашипев, я рефлекторно попыталась вырвать руку из захвата. А у него крепкая хватка. Даже слишком крепкая для его хиленького телосложения.

Он невозмутимо продолжил экзекуцию над моей конечностью. Возможно, с ним все нормально, и ему просто как-то удалось выбраться с нижнего этажа, просто у меня шок и посттравматический стресс, и мне теперь каждый относительно нормальный человек кажется врагом. А может и нет…

— Мы с тобой в одной лодке, так ведь? Значит, должны доверять друг другу и помогать, верно? — он отвлекся от обрабатывания моих ран и выжидающе уставился в мои глаза. Не нравится мне, как он смотрит. Будто пытается что-то разглядеть в моих глазах.

— Верно,— он улыбнулся, но его глаза… такой взгляд, будто он чего-то ждал. Ждал-ждал, а когда дождался, результат его сильно разочаровал. Что же тебя разочаровало в моих глазах, Дэнни?

— Как тебя зовут? — а разве об этом не объявили всему живому здесь? Если к моему появлению на этаже того жнеца-психопата его уже не было, значит он должен знать. Что-то здесь не то.

— Эстер. Приятно познакомится, Дэнни,— он улыбнулся и снова вернулся к залечиванию моих боевых ран.

Мы просидели в тишине около получаса. Для меня это хороший шанс перевести дух и хоть немного восстановится. И подумать.

Мне кажется, я что-то упускаю. Что-то настолько важное, что от этого может зависеть моя жизнь. Но что же?

Итак, что мы имеем: обессиленная я, которая, в случае чего, не сможет дать достойный отпор — одна штука; мутный доктор, от которого так и прут лучи добра — одна штука; хоть что-нибудь мало-мальски полезное и чем можно отбиться — ноль штук.

Невесело. Даже более того — очень грустно.

Закончив с одной рукой, более поврежденной, он приступил ко второй.

Да, личность он мутная, но, если бы ем хотелось причинить мне вред, или может даже убить, он не стал бы мне помогать, тратить на меня лекарства, которые здесь, наверняка, очень ценны, верно? В ином же случае он мог просто оставить меня валяться в крови в кабине лифта и дальше, сама бы ноги протянула. Нет, либо у меня жесткая паранойя, либо тут есть подводные камни.

— Слушай, Дэнни.

— М-м?

— А ты не видел здесь еще кого-нибудь?

— Например?

— Ну, к примеру, девочку, лет пятнадцати-шестнадцати на вид, с короткими рыжими волосами и усеянным веснушками лицом?

Он поднял на меня взгляд. Прищурившись, он о чем-то задумался, будто, о чем-то важном. Слишком уж серьезно лицо у него было.

— Нет. Никаких пятнадцатилетних рыжих девочек здесь не было. Ты — первая, кого я здесь встретил,— ой не нравится мне его этот голос. Строгий какой-то слишком. Будто тронула что-то запретное,— я сам очнулся недавно, минут за десять до твоего прибытия.

— Помнишь что-нибудь?

— Нет, все как в тумане. Прости, тут я ничем помочь не могу. Я не знаю, что за место, как мы сюда попали и зачем. Не задавай таких вопросов, пожалуйста. Я не люблю, когда у меня что-то спрашивают, а я не знаю, что ответить.

— Понимаю.

Он продолжил сосредоточенно корпеть над моими руками. Я старалась не дергаться, хоть и было больно. Останавливать кровь — это дело далеко не безболезненное.

Помню как-то раз дома пыталась отделить кусок замороженного мяса от тарелки. И так получилось, что нож соскользнул и с силой полоснул меня по пальцу. Первые минуты было абсолютно не больно, даже когда держала руку под струей холодной воды. Видимо это и называют шоком. Крови было много, и она никак не хотела останавливаться. А дома, как на зло, закончилась перекись. Мама тогда сказала, чтобы я остановила кровь йодом. Ну откуда мне было знать, что нужно было просто помазать края раны? А я сдури прижала пропитанную йодом вату прямо на открытое мясо, перед этим хорошенько обработав это мясцо спиртом. Даже тогда это было не очень-то больно. Спокойно можно стерпеть. Простая маленькая ранка. Ничего страшного.

Помню как тогда, прижимая вату к ране и роняя слезы, я как мантру повторяла, что ничего страшного, что это не смертельно, и что в средневековье люди раны прижигали раскаленным железом и ничего, жили же.

Так и сейчас.

Пара царапин. Покровит, пощипит и перестанет. Нечего из этого драму разворачивать. Все в жизни когда-нибудь заканчивается и проходит, и эта боль тоже пройдет.

Я сидела, и внимательно наблюдала за действиями парня. Я всегда так делаю. Даже когда уколы делают, я смотрела, как медсестра набирает лекарство, простукивает, избавляясь от лишних пузырьков воздуха, как протирает спиртом место для инъекции и прокалывает кожу. Мне всегда говорили, мол, отвернись, не надо смотреть и тому подобное. А не могу. Мне нужно видеть, мне нужно знать, когда будет больно. Не люблю неожиданности.

Закончив с моими руками, он перевел взгляд на рану на ноге. Чтобы не причинять лишней боли и дискомфорта, мы решили обработать рану и перевязать не снимая штанов. Ничего страшного, так даже удобно, и смотрится нормально. Прямо будто солдат на поле боя, под вражеским обстрелом, и нет времени на подобные мелочи. Остановил кровь, перевязал и все, автомат в зубы и вперед за Родину.

Он помог мне принять лежачее положение и упорхнул куда-то. А я ловила момент и отдыхала. Здесь еще хрен знает сколько всяких психопатов на этажах, так что если я хочу выжить, силы мне понадобятся. Вернувшись обратно, он протянул мне три белые таблеточки. Да, меня мама учила, что нельзя ничего брать из рук незнакомых дяденек, и тем более брать в рот. Но, выбора-то у меня нет особо.

— Проглоти это, тебе станет легче. Только не жуй, на вкус они отвратительны,— он сел в кресло, что стояло за столом у стены,— расскажешь, кто так разукрасил тебя? — эвоно как. Значит, тебя на том этаже все-таки не было, а, Дэнни?

Делать нечего, пришлось рассказать. За все время рассказа, он не отрывал от меня взгляда. И знаете, это не такой взгляд, которым обычно парни пожирают девушек, нет. В этом взгляде было что-то совсем иное. Что же ты скрываешь, а? Я же не дура, Дэнни. Чтобы ты не говорил, как бы себя не вел и чтобы не делал, моя дедукция будет идти впереди твоего актерского мастерства.

Мой рассказ занял полчаса времени. Хватит, и я так позволила себе лишнего. Я предложила осмотреть тут все. Он согласился. Мы пошли по единственному коридору, который тут был. Длинный, освещенный, и везде воняет хлоркой. И ни единой двери. За поворотом ждал джек-пот: целых две двери, стеклянная стена и еще один поворот. Проигнорировав наличие дверей, я подошла к стене из стекла. Гладкое, без единого пятнышка или царапины. И наверняка очень толстое. Что в том коридоре такого, что его стеклом перекрыли? Может там… выход?

— Похоже, мы оказались в ловушке,— он как-то странно улыбнулся,— Все будет хорошо. Если не будем спешить, может что-то и случится.

— Что, например?

— Что-то хорошее,— он быстро исправился, но эта резкая смена его тона слишком подозрительна,— хорошее для нас обоих.

— Хорошее для нас обоих? Типа письма из Хогвартса?

— Еще лучше,— он отвернулся и направился к ближайшей двери,— проверим, что за этой дверью.

— Что может быть лучше письма из Хогвартса? — он лишь по-доброму улыбнулся и рассмеялся. Хах, а он оказывается, может иногда быть нормальным человеком, с нормальным взглядом и нормальным голосом.

Помещение удивило. Решетчатая стена с железной сеткой делила комнату на неравные части. Сквозь сетку была видна чистая заправленная кровать, а вокруг нее ограждение.

— Это, наверное, для особо буйных пациентов,— сделав акцепт на слове «буйных», доктор продолжил тихо шептать мне на ухо,— не хочется нарушать тишину этой палаты. Ты согласна со мной?

Кивнув, я вышла из палаты.

Следующая комната оказалась четырехместной палатой. Мне показалось очень подозрительным, что док решил любезно меня поторопить, мол, ничего интересного здесь нет, шевели булками. Но я успела заметить какую-то размазанную надпись около одной из кроватей. Что ж, придется идти на хитрость и как-то умудриться вернуться сюда без него.

— Как жаль, здесь нет ничего полезного,— мне не понравился тон его голоса. Слишком наигранный. Нет, актер из него, определенно никакой.

— Там еще один коридор есть, может там…

— Нет там ничего! — резкая перемена в его поведении заставила непроизвольно отшатнуться от него,— то есть… я хотел сказать, что уже был там и там только запертая дверь.

— А выбить её не пробовали? — хотя, куда уж ему,— впрочем, неважно.

Я зашагала к стеклянной стене.

Могу предположить, что это не цельный пласт стекла, а скрепленные между собой более тонкие, которые слоями ложатся друг на друга. Ну что же, попытка не пытка.

Я пошла обратно в ту четырехместную палату, стараясь не обращать внимания на эту мутную личность. Пнув дверь с самым недовольным видом, беру тяжелый железный стул, что стоял у стены, и возвращаюсь. Я, хмыкнув, под его немного удивленный взгляд, зажмурилась, чтобы мелкие осколки не попали в глаза, и немного отвернув голову, со всей силы ударила по стеклу. От неожиданности док аж подскочил. За стеклянной стеной наверняка лифт. Здесь больше нечего прятать за такой преградой. Наверное. Я подняла стул и еще раз, прорисовав в воздухе им дугу, шарахнула по прозрачной поверхности. И так еще раза три, пока не закончились силы.

Конечно же, ничего не произошло. Ну, не считая того, что мне удалось его слегка повредить и выбить немного стеклянной крошки. Как я и говорила, это многослойная стена, ибо было видно, что трещины только первых двух слоях.

Я услышала, как док хмыкнул за моей спиной. Ах ты зараза!

— Помочь не хотите,— эх, если бы можно было, я бы ударила этим стулом его,— что-то вы как-то подозрительно не шевелитесь. Понравилось здесь сидеть?

— Ах, прости, Эстер, я не хотел тебя оскорбить. Но, тебе стоит быть аккуратнее с такими вещами,— он кивнув на трещину в стене,— один из мелких осколков может лишить тебя глаза. Тебе стоит их беречь.

— Что, глазки мои так понравились? — я подозрительно прищурилась.

— Твои глаза очень красивые, Эстер. Глубокие, темно-карие, как горький шоколад. Но,— он отвернулся от меня,— они посредственны.

Вот так номер. Мало того, что внешне не очень, еще и глаза у меня, видите ли, посредственны.

— Ну спасибо, вы тоже не красавец.

Не дожидаясь его ответа, я развернулась и пошла в сторону второго коридора. Стоило мне сделать пару шагов, как он схватил меня за руку. Я зашипела от боли, ведь он сдавил в своей хватке истерзанную часть руки. Не ослабляя хватки, он дернул меня на себя, прижимая всем телом к стеклянной стене. Дрыщдрыщем, а все же сильнее меня, зараза.

— Что ты себе позволяешь?! — я попыталась оттолкнуть его. Он лишь сжал руку сильнее.

— Эстер,— такое ощущение, что он испепелит меня взглядом,— не надо. Прошу.

Мои дальнейшие попытки оттолкнуть от себя мутного не успехом похвастаться не могли. Но, то ли ему надоело получать от меня тычки, то ли придумал что-то поизащреннее. Не ослабляя хватки, он потащил меня по коридору. По тому самому, в который так сильно не хотел меня пускать. Что ж, с одной стороны, хорошая возможность. С другой же, вляпалась я по самые помидоры.

В конце коридора была дверь, которую без каких-либо проблем мутный доктор открыл ключом, что держал в кармане халата. Затолкав меня внутрь, он запер дверь, медленно оборачиваясь ко мне.

— Ну вот зачем, а, дорогая Эстер? — он тихо засмеялся. Все ясно. Очередной псих.

— Этажом ниже, на его территории, была надпись: «На каждом этаже есть некто, подходящий только для этого этажа». Значит, это твой этаж,— я медленно пятилась назад, пока не натолкнулась поясницей в какой-то стол,— очередной поехавший маньяк. И что же в твоем стиле, а? Бензопила под столом? Метание скальпелей? Или спиртование заживо?

— От бензопилы много шума и грязи. Скальпели особо не покидаешь, мелкие слишком и легкие. А спиртование заживо… ты почти угадала,— слишком спокойным, каким-то не своим, со стальными нотками, голосом прошептал он, равнодушно осматривая меня. Он медленно наступал, а мне некуда было бежать. Я не хотела поворачиваться к нему спиной. Никогда не поворачивайся спиной к врагу. Никогда.

— У тебя есть мечта? Желание? Чего ты хочешь больше всего на свете? — засунув руки в карманы, он остановился в метре от меня.

— Мечта? Предпочитаю о сокровенном не рассказывать каждому встречному психу,— он склонил голову набок, еле заметно усмехнувшись,— желание? Я бы хотела, чтобы в моей руке сейчас был заряженный «Глок 17»*

— Хм-м,— он внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно, будто изучал,— прости, «Глок» предоставить не могу. Как насчет девятимиллиметрового Хеклера*?

Заведя руку за пояс, он, не спуская с меня глаз, вытащил из-за пояса черный пистолет. Я не могла поверить глазам. Нет, что-то здесь не то. Какой нормальный маньяк сам вложит оружие в руки жертвы? Или это игра такая? Может, он думает, что я буду искать подвох и не возьму его? Или может, думает, что я не смогу выстрелить? Или…

— Ну же, Эстер, исполнение твоего желания в моей ладони. Чего же ты ждешь? — я начала обходить стол, который не дает мне уйти от него подальше. Шаря рукой по поверхности стола, я нащупала что-то волосатое. Застыв, я начала на ощупь гадать, что же такое волосатое может быть на столе поехавшего врача. Догадки были не радужными.

Не отдавая себе отчета о своих действиях, я с визгом отскочила от стола. На мое удивление, док просто поймал меня за плечи.

— Надеюсь, ты простишь мне мой маленький обман. Твоя очаровательная подружка действительно была здесь. Если бы не её любопытство, я не был бы так жесток с ней. Получилось слишком грязно, но уж слишком сильно она дергалась и кричала. У меня не было выбора,— его шёпот действовал на меня как пылесос на кота. От него хотелось спрятаться, вот только пошевелится не получалось,— Я не поощряю неповиновение и любопытство, Эстер.

Резкая смена на стальные нотки заставила напрячься. Я выхватила пистолет из его рук, отскакивая от него. Держа пистолет дрожащими руками, я сделала то, что обычно не делают персонажи фильмов в таких ситуациях — нажала на рычажок предохранителя. Как бы не тряслись руки, с такого расстояния не промахнусь.

— Эстер, нажав на курок, ты наступишь на ту самую точку невозврата.

— Заткнись! Ты — чертов монстр! Не подходи ко мне! — таких чувств я не испытывала даже на этаже поехавшего головой жнеца,— включи лифт и выпусти меня со своего этажа!

— Эстер…

— Выпусти меня отсюда! — истерика набирала обороты и останавливать я её не собиралась. Надо было еще тогда, в холле, разбить о его голову ту миленькую вазу со стола.

Не знаю, что было в его голове, но он просто спиной зашагал к двери. Все также, руки в карманах, мрачный взгляд из-под прикрытых ресниц. Но вдруг, он остановился.

— Ты станешь частью моего Рая, Эстер. А вот по своей воле, или по принуждению — решать тебе,— я не выдержала и нажала на курок. То, что я увидела, то, что он сделал с Хлоей, просто выбило меня из колеи.

Послышался глухой щелчок. И еще один. И еще три раза.

Я так и знала.

Пистолет был не заряжен.

— Ты разочаровала меня, Эстер. Все твои слова оказались ложью. А ведь у нас была доверенная беседа. Не пойми меня не правильно. Я не блюститель честности, как тот варвар. Но я думал, что такая как ты, не станет идти против своих принципов.

— Откуда ты… Да кто ты вообще такой?!

Он решил не отвечать мне. Просто вышел за дверь. Послышался щелчок замка. Я подбежала к двери и без конца дергала за ручку, била ногами, рукоятью пистолета, кричала. За дверью был слышен лишь звук удаляющихся шагов.

— Да чтоб тебя!

Я обернулась. Стараясь не смотреть на тело на хирургическом столе, я подошла к столу с хирургическими инструментами. Окровавленные скальпели, ватные тампоны, небольшая хирургическая пила, полностью забрызганная кровью и какими-то мелкими ошметками. Взяв все пять скальпелей разных размеров, я вытерла их о более-менее чистое полотенчико и поочередно запихала их в голенища ботинок. На крайний случай засунула пистолет за пояс. Мало ли, вдруг патроны найду.

В комнате была еще одна дверь. Надеюсь, она не закрыта.

Дверь легко поддалась. Комната оказалась каким-то подобием просторной кладовки. Четыре белых шкафа со стеклянными дверцами стояли в ряд. В них были какие-то банки с чем-то мутным. Прямо, как и сам доктор. Мне абсолютно не хотелось знать, что находится в этих баночках. На столе у стены были несколько таких же мутных банок и пустых. В углу стояло какое-то устройство с большим сосудом, с подключенной к ней аппаратурой. Подойдя поближе, я увидела, как в сосуде, в такой же мутной жидкости плавает что-то круглое, причем в немалом количестве. Отшатнувшись от сосуда, я пошла проверять на наличие чего-нибудь полезного шкафчики стола. Я не хочу знать, что там держит этот поехавший докторишка, но ничего не пугающего я не жду. В одном из ящиков я нашла небольшой пинцет. Мало ли, вдруг пригодится. Еще в одном нашла зажигалку и коробок спичек. Содержимое другого ящика едва не заставило меня запищать от радости. В нем было три полных магазина, наверняка, от того самого пистолета. Не раздумывая, я засунула их в голенище одного ботинка, предварительно вытащив из него скальпели. Остальное же добро распихала по карманам. Все. Теперь мне не страшно. Теперь хоть сквозь толпу зомби. Теперь я готова.

Не найдя больше ничего интересного, я вышла из комнаты обратно в страшную операционную. И страшную не потому, что она жуткого вида и залита кровью, а потому, что там творились страшные вещи. Я начала шарить по столам в операционной. Здесь должны быть еще какие-нибудь лекарства и бинты. Было бы неплохо и их прихватить с собой, ибо некоторые раны снова открылись. Не хотела бы я умереть здесь от заражения или потери крови. Не знаю, что там за колеса он мне дал, но мне стало действительно легче.неплохо было бы и их найти.

Хлоя все также лежала на столе, абсолютно не шевелясь. Я не рискнула подходить и проверять, жива она или нет. Я не могла спокойно смотреть на нее. Да, возможно, еще можно спасти ее жизнь, но будет ли это гуманно? Сможет ли она жить дальше, имею такие непоправимые увечья?

Вдруг, одна её ступня слегка дернулась, а голова немного повернулась на бок. О Боже, она еще жива…

Не стоить быть гением, чтобы понимать, что ей чудовищно больно. Невыносимо больно и страшно. У меня сердце разрывалось от боли за нее. Она еще так молода, но на ее жизни можно ставить крест. Тут уже никакой оптимизм и желание жить не поможет. Тут ничего не поможет.

Раздалось приглушенное мычание, медленно переходящее в скулеж. Она приняла сидячее положение и начала лихорадочно мотать головой. Пыталась схватиться ладонями за голову, за лицо. Пыталась закричать.

А я пыталась сдержать истерику.

Слова «чудовище» и «монстр» были слишком легкими для такого, как Дэнни. Я не могу назвать его человек. Язык не поворачивается. Руки буквально чесались пристрелить его. Хотя, это была бы слишком легкая смерть для него.

Девочка пыталась перейти на крик, но не могла. Сшитые губы мешали. Она пыталась рассмотреть хоть что-то, мотала головой так, что казалось еще чуть-чуть, и она слетит с шеи. Глазницы были пусты. Об этом говорили впавшие внутрь сшитые веки. Длинные, накрашенные ресницы торчали во все стороны, размазанная тушь, смешанная с засохшей кровью только добавляла ужаса картине. Кисти рук были безжалостно удалены, и лежали в раковине вместе с остальным мусором, вроде тампонов, каких-то ошметков, пустых баночек из-под спирта. Места среза были аккуратно и профессионально сшиты. Весь стол, пол, стены, даже потолок, были забрызганы кровью. Вот что он имел в виду, когда сказал, что получилось слишком грязно. Чертов ублюдок. Он намного хуже того парня с нижнего этажа. Намного.

Она кричала так громко, как могла. Кричала, мычала, трясла головой и руками. А я в ужасе осела на пол, уже не сдерживая слезы.

Дрожащими руками я взяла со стола один оставшийся скальпель, облила его спиртом, что нашла в коробке на столе, и, шатаясь и дрожа, подошла к девочке.

— Хлоя? Хлоя, это я, Эстер. Не бойся. Я помогу. Н-не… не бойся, х-хорошо? О Боже… — мой хриплый шёпот напугал меня саму. Девочка отшатнулась, едва не падая обратно на спину, и мотала руками, пытаясь отбиться. Отбиться от того, чего не видела. Я перехватила её руки,— Хлоя! Его здесь нет! Он ушел! Ушел, и больше не сделает тебе больно, обещаю. Тебе никто не сделает больно. Никто.

Я не сдержалась. Глотая слезы и судорожно вздыхая, я держала руки девочки, пытаясь успокоить.

Успокоить… какое жалкое слово в такой ситуации. Такое лишнее, такое грубое, такое ненужное. Мне стало тошно от себя самой. Я не могла ей помочь. Ей никто не смог бы помочь. Хотя нет… смог бы.

Она перестала отбиваться.

— Тш-ш-ш, тише, милая. Тише. Потерпи немного ладно, и ты сможешь говорить. Только потерпи, прошу,— я перехватила скальпель поудобнее, медленно, одна за одной, перерезая нити. Хотела бы я также сшить ему все пальцы между собой, так же сшить глаза, рот, отрезать ноги и медленно сдирать кожу тонкими полосками. Хотела бы.

Ненавижу.

Она закричала. Пронзительно. Отчаянно. Болезненно. Люди так не кричат. В этом крике была боль, от которой содрогалась, будто меня резали. Я знаю, она поняла, что с ней. Она знает, что он с ней сделал. Она понимает, что теперь ничего не будет как прежде. Но она еще такая маленькая. Она еще не жила. И больше не будет жить. Маленькая, истерзанная, искалеченная. Неживая.

Я прижала её к себе, успокаивающе поглаживая волосы. Мне казалось еще немного, и она сломает мне кости. Раскрошит их в крошку. Ну и пусть. Мне не будет больно. Мне не будет больно как ей.

Мне казалось, что достань я пистолет и выстрели, я бы спасла ее. Она бы больше не чувствовала боли. Ей бы не пришлось жить во тьме. Ей бы не пришлось быть недееспособной куклой с обрезанными ниточками. А мне бы не пришлось глотать слезы и судорожно прижимать к себе трясущееся, содрогающееся от боли тело. Мне бы не было так больно. Нам не было бы больно.

Вскоре, всхлипы стали редкими, а объятия не такими сильными.

Я решила не дожидаться того чудовища. Мягко отстранив Хлою от себя, я подошла к двери. Стрелять в замочную скважину довольно рискованно — пуля может отрекошетить мне в лоб. Дверь была довольно хилая, так что можно попытать удачу.

Отойдя от нее на два шага, я со всей силы ударила по ней ногой в место около замка. Дверь задрожала, но сдаваться не собиралась. Второй удар аукнулся мне тупой болью в ступне и испуганным визгом девочки. Нет, не быть мне спецназовцем. Я подошла к другой стене, у которой стояли столы со всякой медицинской аппаратурой. Пошарив по столам, я нашла одно огромное «ничего». Сев на колени, я начала искать хоть что-то под столами. Должен же быть какой-нибудь выход. Выход ведь есть всегда, верно?

— Эс… Эст… тер,— её охрипший дрожащий голос для меня был ножом по ушам,— п… помоги… мне.

— Я вытащу нас отсюда, только… — я осеклась. Черт. Если таких этажей еще как минимум четыре штуки, она не сможет. Ей не выбраться отсюда. Жестокая правда, которую я не знаю, как преподнести. А может все-таки…

Я вернулась к своему занятию. Нащупав под третьим столом что-то холодное и железное, я попыталась выпутать это из вороха толстых проводов как можно быстрее. Кто знает, когда вернется этот псих.

Моя находка оказалась простым железным ломом, но, это как раз то, что мне нужно.

Подбежав к двери, я со всей дури ударила тупым концом прямо по замочной скважине. И еще раз. И еще. Била до тех пор, пока не удалось выбить его. Грохоту было хоть отбавляй, но это точно того стоило. Немного ослабив ремень на брюках, я просунула под ним лом, а потом продела через петельку, на которой держится ремень. Так он не должен выпасти. Чувствую себя персонажем в какой-то игре, где в самом начале дают кучу оружия, и это все надо распихать по карманам. Но я, к сожалению, не могу похвастаться оригинальностью и креативностью, как персонажи серии GTA, и впихнуть невпихуемое не могу.

Но что-то было не так. Как-то слишком просто. Этот грохот был слышен, наверное, даже на другом этаже, так что же, фетишист-коллекционер так просто готов отпустить меня? Нет, тут где-то засада. Вытащив пистолет и вставив магазин, я вытянула его перед собой, готовая в любой момент выстрелить. В этот раз колебаться я не буду.

Хлоя как-то подозрительно притихла. Обернувшись, я увидела, как она боком лежит на залитом кровью операционном столе. Вот так вот. Вот такая мученическая смерть. Мне абсолютно не хотелось подходить к ней, проверять, есть пульс или нет. Она все равно не жилец. С такими ранами долго не живут. Да и, если она выживет, что толку? Если без глаз или без кистей рук еще можно жить, то, не имея ни того, ни другого… я не могла себе это представить.

Это будет гуманно. Да, именно гуманно. Я все-таки сделаю это.

…нет. Я не могу. Это выше меня и моих сил.

Резко разворачиваюсь и бегу. Прости, Хлоя. Так будет лучше для нас обеих.

Лучше бы ты погибла этажом ниже. По крайней мере, он бы просто снес тебе голову, а не заставил так страдать.

Вытащив так оригинально закрепленный лом, я крепко обхватила его ладонями, готовясь добивать им стеклянную преграду. Я выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило. Я смогла извернуться из плена острейшей косы, вырвалась от безумно смеющего «жнеца», так что с каким-то дохляком я справлюсь на ура. Тем более, я вооружена чуть ли не до зубов. Прибью, зарежу, расстреляю. Бойтесь меня.

Один удар, и мелкие осколки разлетелись, сопровождаемые стеклянной пылью. Второй, и пара длинных осколков впились в щеку и шею. Третий, и мне почти удалось пробить стену насквозь. Четвертый, и небольшое отверстие на пути к маленькой победе готово. Что ж, главное начать, остальное дело за малым. Коридоры пустовали, и помимо того шума, что создавала я, была тишина. Пробить стену, это только начало. Нужно найти пульт, чтобы включить лифт. Ничего, главное, чтобы докторишка мне не мешал, иначе ему же хуже.

Подняв сиротливо лежащий стул, я решила применить тяжелую артиллерию. Да, будет намного тяжелее, но так будет быстрее.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я нещадно лупила стену. Не знаю, сколько мелких осколков торчало из моей кожи. Я била, пока обессиленно не осела на пол. Я раскрошила как минимум два слоя, так что осталось чуть-чуть.

Я поднялась с пола, и только хотела снова взяться за несчастный стул, как увидела за белой, раскрошенной поверхностью стены силуэт. Высокий, темный. Мне стало плохо.

Нет… Ну нет, черт возьми, нет!!

Я начала пятится назад, пока не уперлась в еще одного дрыща. Я оказалась между двумя дрыщами. Потенциально опасными, между прочим. Один — крошит людей направо и налево. Второй — вырезает им глаза и отрезает конечности, причем на живую. Между молотом и наковальней прямо.

Однако, жнец, в отличии от доктора, ничего не предпринимал.

От неожиданности я отскочила от доктора и врезалась спиной в побитую стену. Я хотела с разворота ударить его ломом, но я не успела.

Видимо, жнецу надоело просто наблюдать, и он решил принять непосредственное участие в игре.

Секунда, и лезвие его косы пробило стекло прямо у моей шеи. Еще пара сантиметров, и он повредил бы мне сонную артерию. А это было бы очень грустно.

Мне было прекрасно слышно, как трещины прорезали гладкое нетронутое стекло. Еще немного, и вся эта красивая, прозрачная радость водопадом опадет прямо на меня. Тогда от меня останется фарш да и только.

Схватив меня за руку, Дэнни откинул меня от стены. Я едва не задела лезвие шеей и благополучно проехалась по гладкому кафелю пола, усыпанному мелкими осколками.

Зачем он это сделал?

Еще несколько ударов и три секунды тишины. Я перевернулась на спину и в этот самый момент стена рассыпалась крупными острыми осколками. Как я и думала, стена не была цельным куском стекла. Множество осколков буквально растеклись по полу. Тишину разрезал безумный смех. Надеюсь, ненормального доктора убьют первым.

— Что же ты не такой счастливый, как обычно, а, Дэнни?! — не переставая смеяться, он спокойно прошелся по стеклу с косой наперевес. Что ж, выглядит устрашающе.

Как по команде, док рассмеялся. Мне казалось, самый, я извиняюсь, ёбнутый смех здесь у парня с косой. Оказалось, нет. Он смеялся, склонив голову в бок. Я не видела выражения его лица, но оно к лучшему.

— Я знал! Знал, что у тебя абсолютно нет мозгов! Но-о, не до такой же степени! Ха-ха-ха-а,— жнец склонил голову набок, явно не понимая веселья пришибленного доктора. Что ж, я его понимаю.

— Я с удовольствием сотру эту улыбку с твоей бесячейрожи,— резкий взмах косы и док летит в объятья пола. И что, все? Все так быстро? Так быстро настал мой черед?...

Я отползала назад так быстро, как могла, однако, по стеклу ползти не так-то легко и приятно.

Он просто кинул на меня взгляд, а у меня уже сердце болезненно пропустило удар. Пара шагов мне навстречу, и я вытаскиваю пистолет. Взглянув на направленное на него оружие, он лишь хмыкнул. Еще пара шагов, и я почти нажала на курок, как тишину прорезал визг сирены.

Продлился он не долго, секунд пять.

— Житель этажа B6 напал на жителя этажа B5. Это — нарушение правил и предатель был выбран жертвой.

Что?...

Чего-о?!

Я перевела взгляд на также обалдевшего с такого поворота событий убийцу. Выругавшись, он метнулся обратно к лифту. Я и слов то таких не знала.

Я поднялась на ноги, отряхивая черную водолазку от стеклянной пыли и крошки. Судя по глухим ударам, лифт не работал. Что же, есть у меня одна мысля.

Развернувшись, я побежала обратно. Там, в холле, была еще одна дверь, возможно, пульт там.

Да, так и есть. От двери, правда, остались лишь петли, но так даже лучше. Помещение внутри было не больше, чем на этаже ниже. В стене был пульт управления лифтом, а также еще одна дверь. Нажав на кнопку, я побежала по коридору, что был за дверью. Прямо по середине коридора была еще одна дверь. Железная, с кодовым замком. Интересно, что же там такое находится?

В конце коридора стоял убийца, а лифт как раз гостеприимно распахнул створки.

Секунда, и запыхавшуюся меня прибило к стенке, у горла было все тоже лезвие. Прямо как тогда, на его этаже. Но, только в этот раз, я была готова.

— Тебе что, совсем жить не хочется? -только сейчас, при хорошем освещении, мне удалось разглядеть названного мною жнеца. Лицо было полностью перебинтовано, как и руки. Оригинально, ничего не скажешь,— это ты включила лифт?

— Это ты раздолбал ту дверь в приемной?

— Ну я и что?

— В той комнате ведь был пульт. Чего же ты сам его не включил?

— А откуда мне было знать, что оно нужно было?

Вот тут-то мне и стало все понятно. Как и, видимо, ему.

— Предлагаю сделку,— пистолетом я попыталась хоть немного отодвинуть от себя лезвие. Видимо, убийца заинтересовался, и немного ослабил давление,— я, как и ты, хочу выбраться отсюда. И не вперед ногами, а живой. Так что, ты — меня не убиваешь и не пытаешься никак посягать на мою жизнь и невредимость, а я — помогаю нам выбраться. С тебя — самоконтроль и сила, с меня — мозги. Без меня тебе не выбраться, а я вряд ли смогу в одиночку выйти живой со всех этажей. Ну как, по рукам?

Он внимательно смотрел на меня. Слишком внимательно. Не люблю я, когда на меня так смотрят. Бесит.

— Окей, по рукам.

Он убрал лезвие. Я убрала пистолет.

Теперь, самое главное, научится сотрудничать и не прибить друг друга на протяжении всего нашего вынужденного мини-путешествия.

Не знаю, что еще предстоит пройти, сколько крови и слез пролить и сколько вынести для себя уроков. Пути назад нет, а путь вперед усеян минами и острой, колючей проволокой.