My Mad Queen (джен)

Серсея не верит, что Джейме уходит.

Но Квиберн ящеркой извивается у ног, потому что она дает ему эксклюзивную возможность под королевским началом исследовать грани своего безумия. Мёртвый рыцарь стоит подле неё, потому что создан для этого.

Джейме — всё лучшее в ней — уходит, и он проиграет в конце концов свою глупую игру в благородство.

Серсея защищает его, прощает его и любит его. Джейме слабее, он умрет, он наверняка умрет и вынудит умереть и её тоже. Серсея не хочет его убивать. Королеве не пристало смотреть на чью-то спину и надеяться на возвращение, королеве также не пристало падать перед кем-то на колени.

Но Серсея падает, и колени не саднят.

— Это опять ты!

Серсея смотрит на брата, и тот может поклясться, что видит все мыслимые казни в её глазах. Но знакомый приказ она не отдает. Гора стоит неподвижно.

— А ты прекрасней смерти.

Тирион ухмыляется так, как умеет только он — мерзко и очаровательно.

— Джейме каждый раз упивается своей неуязвимостью и даже не знает об этом, но ты-то знаешь, на что я способна, — спокойно предупреждает Серсея и наливает себе вина.

Тирион поправляет воротник и тяжело сглатывает. Смотрит исподлобья. Он всегда смотрит исподлобья, он карлик!

— В этот раз ты не притворяешься вежливой. Почему?

— Я помню, как горела в драконьем огне, а сейчас я сижу здесь и пью вино, и снова говорю с тобой. Ты думаешь, я наслаждаюсь?

— Ты пьешь, — подмечает Тирион и сам в это не совсем верит. — Ты не думаешь о ребенке? И, кстати, я тоже помню, как Гора размозжил мне голову, давай не будем меряться увечьями и пересчитывать конечности.

Серсея щурится.

— Я еще ни разу не дожила до его рождения. Думаю, я уже потеряла надежду.

— Не верю. — Тирион берет бокал. — Яда нет, я полагаю? Тот первый раз был романтичным, совсем как в балладах старика Вилли, но я уже перепробовал все твои яды, добровольно или нет, я хочу верить, что ты не будешь повторяться.

Серсея кивает и демонстративно отпивает из его бокала.

— Хочешь сыграть в шахматы? — внезапно предлагает она.

— Нет, почему? Дейнерис ждет меня, она ждет тебя, она ждет, когда ты солжешь, чтобы еще раз её предать.

— Когда я её не предала, мы все погибли еще раньше.

— Но ты делаешь это не из благородства!

— Ты прав. Сыграем?

— Нет.

— Жаль.

Серсея проводит пальцем по краю бокала. Бездумно. Смотрит куда-то в сторону.

— Я знаю, что ты не убивал Джоффри.

— Раньше ты не говорила. Вот черт, глупо будет, если это именно то, что мы должны были изменить, и следующего раза не будет.

Серсея с силой ставит бокал, вино выплескивается на стол.

— Плохая шутка, признаю. Король Ночи ещё не…

Серсея отмахивается. Тирион рад, что Гора подчиняется словесным и смысловым приказам, а не жестам, как дрессированные псы.

— Джейме ни разу не согласился со мной! — выплевывает она с горечью. — Ни разу. Он все твердит про свои клятвы. Почему он всегда твердит про свои клятвы, почему они важнее меня?

— Он защищает будущее, он защищает тебя.

— Он умирает раньше!

— Не думаю, что это он специально.

— Мы могли бы переждать зиму на островах Грейджоев. Еда там отвратная и люди не лучше, но мы были бы живы.

— Эурон женится на тебе, чтобы править ошметками королевства. А если в живых останутся только люди на островах, это тебе придется выйти замуж, чтобы править. Если захочешь.

— Джейме не может верить, что я еще раз выйду замуж за кого-то другого.

— Он верит.

— Он глуп.

— Возможно, но почему ты думаешь, что Иные не заморозят море?

— До этого они его почему-то не заморозили. Они не обошли Стену по морю. Они не могут это сделать.

— До этого они и стену преодолеть не могли. Кто знает, что они могут теперь.

— Уж точно не твоя Дени. Ты говорил ей об этом? Ты рассказывал о смертях, об Иных, о том, что она не избранная?

— Я пытался. Она не верит. Она думает, что я спятил.

— Может, тебе её трахнуть, как сделал этот бастард, чтобы она прислушалась?

— Не пори чуши! Она случайно воспитала тройку драконов, да, но вряд ли она случайно сожжет тебя. Мы же знаем, что это происходит вполне закономерно. И даже иронично, если вспомнить о септе Бейлора.

— Все-то ты помнишь.

— О, еще вспомни о матери!

— Я припомню тебе отца! Сколько раз ты умирал от арбалетного выстрела? Может, давай инсценируем — во имя иронии?

— Иди к черту.

— Я уже там, и ты рядом, дорогой братец.

Тирион шумно втягивает вино. Серсея смотрит на него с некоторым презрением.

— Я не сделал это, чтобы тебя позлить.

— Я тебе верю. Хотя и не могу осознать, что действительно признаюсь тебе в этом.

— Я должен чувствовать себя польщенным?

— Думаю, чувствовать себя живым достаточно.

Тирион опрокидывает бокал вина в себя.

— Мне пора. Нужно опять объяснить Дейнерис, как защитить драконьи головы от копий. Поспеши вернуться, дорогая сестра, мы же все должны поверить в твою жажду заключить союз.

— Твоя речь сегодня как никогда убедительна.

— В следующий раз будет еще убедительнее, обещаю.

Серсея улыбается.

— Ты же не думаешь так искупить свою вину? — вкрадчиво спросила Серсея, наблюдая за покачиванием вина в бокале.

— Нет.

Джейме не отводил взгляда от мальчишки на полу.

— И зачем ты его притащил сюда?

— Я хотел помочь. Я решил, что я могу.

— Помочь? Сколько таких бродит по улицам, скольких ты видел за всю свою жизнь, но помочь решил именно этому и именно сейчас? Почему? И почему ты притащил его в Красный Замок?!

— Ты же видишь, он хромает, я решил, что Квиберн осмотрит его ногу.

— Ты дурак, благородный дурак. Ты выбрал одного из тысячи ,и теперь эта тысяча будет его за твой выбор ненавидеть. Он вылечит ногу, но никогда не сможет вернуться к прежней жизни. Он не станет знатью, он не станет даже слугой…

— Я могу взять…

— Ты можешь взять оруженосца, но тебе он не нужен! Черт побери, Джейме!

— Я видел вас, — протянул бездомный, Джейме и Серсея замерли. — Я видел вас в башне. Давно, в самом начале моей первой жизни. Я видел вас там, вы были вместе, хотя не должны были. Сейчас вы тоже вместе, хотя прошло столько времени. Вам повезло.

— Что он несет? — прорычала Серсея, отставив бокал. Джейме опустился на колени рядом с мальчишкой.

— О чем ты говоришь? Ты знаешь нас? Как меня зовут?

— Джейме Ланнистер, белый плащ, Золотой лев, Царе…

— Хорошо! А как тебя зовут?

— Бран.

— Какой еще Бран? — насторожилась Серсея.

— Бран. Роберт. Эйрис. Тайвин. Джоанна. Лианна. Я кто угодно из них. С кем ты хочешь поговорить?

— Что ты несешь? — Джейме отпрянул.

— Я Мэгги Лягушка.

— Замолчи!

— Я Мэгги Лягушка. Я Мэгги Лягушка. Я Джоанна Ланнистер. Я Мэгги Лягушка… — слова мальчишки превратились в бессвязное бормотание, прерываемое волчьими подвываниями.

— Я разрешаю ему остаться в замке. Запри его в комнате для слуг и никому не давай ключ.

* * *

Джейме принес мальчишке похлебку, которую ел, когда был еще оруженосцем, кусок хлеба и кувшин воды. Серсея не отдавала такого приказа.

— Я помню тебя, — сказал мальчишка, когда перестал подвывать. Его светлые глаза казались прозрачными. Джейме сначала думал, что он слепой.

— Ты видел меня вчера, твоя память не поражает.

— Я видел тебя в тронном зале. И в грязи. И в постели сестры. И в яме с медведем.

— Это… уже другое. Сколько тебе лет?

— Тысяча. Этому телу девять.

— Королева захочет с тобой поговорить.

— Да, я с ней поговорю.

* * *

— Ты расскажешь мне о Мэгги Лягушке.

Мальчишка помолчал. Он смотрел куда-то в пространство, но нельзя было с уверенностью сказать, что именно он видел. Грязные волосы падали ему на глаза. Он вполне мог видеть зебру-реальность, испещрённую коричневыми полосами.

— Ты не хотела толкать её в колодец, она поскользнулась, это правда, — сказал он наконец вполне обыденно, как сказал бы «кровь красная».

— Что ты несешь? — Серсея опешила. Джейме слышал о её подруге, упавшей в колодец в далеком детстве, но никогда не смотрел на тот случай под таким углом.

— Джоанна кричала в тот день. Когда вы были зачаты, ваша мать кричала не от удовольствия.

— Я не спрашивала тебя об этом! Что ты несешь!

— Я знаю, что Роберт был трижды глуп, потому что любил женщину, которая не любила его. И не любила принца. Лианна любила только своего брата. Брандона Старка. Старшего брата Нэда.

Джейме казалось, что он на ярмарке случайных фактов, но Серсея не выглядела удивленной. Злой — да, но не удивленной.

— Не жди, что это сохранит тебе жизнь.

— Я был Браном Старком. Я видел вас в башне, — мальчишка смотрел Серсее прямо в глаза. Он не был сгорблен, как должен был бы быть обычный бродяга, он не боялся и не рассчитывал победить или чего-то добиться. Он существовал, не лгал, не заботился о будущем и неловко почесывал колени.

— Ты не похож на него. Ты младше сейчас, чем он был тогда, пять лет назад, и твои глаза практически бесцветны. Ты даже не Талли, не то что Старк. И именно поэтому я тебе поверю. Знаешь же, что это значит, что я тебя убью?

Серсея спрашивала серьёзно. Мальчишка кивнул.

— Я спятил, если рад этому. Ты представить не можешь, как тяжело быть всеми сразу. Знать все обо всех. Никакой интриги. Ни единого повода для волнения.

Его брови были слишком густыми и походили на пушистых гусениц, и он не добавил «ваше высочество». Серсея выглядела довольной. Она уже решила, что вытащит из мальчишки всю возможную информацию, и даже могла рассчитывать, что не придется привлекать Гору, что существенно сократит процесс.

— Что ты знаешь о нашей матери?

— Я знаю всё, но скажу лишь то, что важно. Законный сын Тайвина — Тирион.

Серсея не перебивала, не плевалась ядом «как ты смеешь» и не разбрасывала приказы.

— Тайвин ненавидел его, потому что считал его сыном Эйриса. Он думал, что король изнасиловал Джоанну на том турнире в честь десятилетия своего правления. Мол, поэтому ребенок карлик и с разными глазами. Но Тайвин никогда не спрашивал об этом свою жену. Он просто так решил. И возненавидел ребенка еще до его рождения.

Слушать, как что-то подобное говорит ребенок, было жутко.

— И он был прав, хотя и не во всем. Эйрис желал Джоанну так, что был готов расторгнуть брак. Он предложил ей стать королевой. Но Джоанна не согласилась. Она любила Тайвина. И Эйрис её наказал. Но задолго до того злополучного турнира.

— Но если Тирион сын Тайвина и Эйрис надругался над матерью, то кого же она понесла? — спросил Джейме, потому что Серсея как-то не задумывалась, что так зачатого ребенка можно оставить.

— Она понесла близнецов, и она родила близнецов. Но ты — белый плащ, а твоя сестра — королева. Судьба пошутила над Тайвином, а он даже не понял, что не хочет оставлять Утес единственному законному ребенку.

— Но это значит… — Джейме замолк, не стал договаривать. Его нисколько не тронули разговоры о бесчестии матери, он помнил еще, как трахал сестру рядом с телом отца.

— Мы — Таргариены, — договорила Сереся. Глаза её сверкали довольством и предвкушением. — Мы — бастарды безумного короля, но кого волнует законность в этой войне. Ты понимаешь, что это значит, Джейме?

— Ты хочешь дракона.

— Да, я хочу дракона.

— Мать боялась, что в нас взыграет кровь, которую она отрицала. Тогда, когда переселила меня подальше от тебя.

— И была права, — Серсея стала целовать горло Джейме.

— Мальчишка…

— Он все уже видел, и он скоро умрет.

— Выйди! — рявкнул Джейме на мальчонку, и тот повиновался.

Мальчишка стоял под дверью и слушал. Он не стал убегать. Он хотел умереть.

* * *

Мальчишке, который перед казнью все же назвал себя Браном Старком, отрубили голову. Перед этим он был отравлен и знал это. Яд должен был облегчить боль и сделать его еще более полоумным, но яд не оказал на него должного влияния. Мальчишка был в сознании, вполне возможно, он был в сознании и палача тоже. Серсея подарила ему безболезненную смерть в обмен на информацию. О Таргариенах и драконах. Джейме не думал, что мальчишке действительно нужно было не чувствовать боль, скорее, он просто не хотел знать, как все закончится.

* * *

Дейенерис опоздала, зато прилетела на драконе. На самом большом, судя по тому, как она к нему обращалась. Дрогон. Имя дотракийского кхала наверняка покажется Серсее грязным, и она захочет его переименовать. Она же не назовет дракона в честь отца?

Джейме размышлял так, будто она уже его приручила. Джейме было практически все равно. Если бы что-то пошло не так, он встал бы между Серсеей и драконом, и даже если бы это не спасло никого из них, они умерли бы вместе. Зажарились, истошно вопя, но вместе.

* * *

Серсея смотрела на рычащего дракона, на его клыки, шипы, когти.

Серсея обернулась к стоящему позади Джейме:

— Давай улетим. Как ты предлагал очень-очень давно. Давай улетим, я возьму этого дракона, ты возьмешь второго. И даже если не получится у кого-то, одного дракона нам вполне хватит. Давай улетим, давай завоюем какой-нибудь остров и назовемся королями. Какой-нибудь остров, где нет драконов. Мы станем началом новой династии.

Серсея нервно улыбнулась, и Джейме беспокойно подумал, что она забыла о драконе.

Серсея бредила. Она уже не верила в то, что говорит, но ни за что не признала бы свою слабость.

Джейме сделал несколько шагов вперед. Размахивать мечом было бессмысленно, но указать на намерение было нужно.

Дракон выдохнул пламя.

Кажется, несколько жизней назад Серсея называла волчонка голубкой, а та заглядывала ей в рот и пугалась слов, что должны были защитить. Прахом рассыпалось множество чужих жизней, а вышивка, что Санса подарила королеве, еще не выцвела и валяется где-то в глубине ящиков стола, в который Квиберн не заглядывает.

— Я хотела увидеть вас, ваше величество, — говорит Санса и даже обращается уважительно.

Так, будто Серсея не пленница в доме Старков, хоть и не закована в кандалы, а только в границы комнаты. Едва ли кто-то еще станет её так когда-нибудь называть. Знать называет её Безумной Королевой, народ, по сути, так же, но матернее. А Джейме… Серсея не видела его несколько недель.

— Правда? Почему? — спрашивает она язвительно. Санса, даже если и догадывается о чем-то, молчит.

Серсея не может придумать ни одной причины, но может заметить, что пелена сказок позолотой упала с глаз северянки. Её даже немного жаль.

— Я выжила благодаря вам.

— Мне? Но разве не богам ты молилась?

Санса улыбается слишком знакомо. Так, как улыбнулась бы Серсея. Хорошенькая северная принцесса не умела улыбаться так. Её мягкие губы произносили слова почтения, молитвы. Она могла читать вслух сказки и петь песни. Она не должна носить лицо, что носила юная Серсея после первой брачной ночи.

— Боги меня не слышали.

— Прискорбно.

Санса молчит. И не уходит. Серсея мимолетно думает, считает ли она её жалкой. Теперь на ней нет королевских шелков и золото волос не струится по плечам, впрочем, это и к лучшему, так седина не столь заметна.

— Вам что-нибудь нужно?

Серсея щурится. Её кормят, она в тепле, спит в постели, а не на плитке.

— Приведешь ко мне брата?

— Лорд Тирион отбыл…

— Другого брата! Джейме, мне нужен Джейме. Ты хотела, чтобы я это произнесла?

— Я не хотела понять вас превратно.

И Серсея наконец улавливает, что Санса благодарна ей не за шелка и не за кров и даже не за неловкую попытку уговорить Джоффри не казнить её отца. Нет, Санса уже не смотрит на позолоту. Сансе безразлично, какого цвета на ней платье, и соответствует ли она образу королевы из былин. Санса выросла. Санса благодарит за те несколько фраз, что так шокировали её в детстве.

— Известно, где Джейме сейчас?

— Нет, ваше величество.

Санса отвечает, хотя и не должна. Это чтобы Серсея поверила ей? Неужели у неё есть еще что-то, что может быть отнято, чем хочется завладеть? Неужели девчонка Старк здесь, чтобы разговорить её? У неё может получится. Встреча с ней — это как шаг в прошлую жизнь, где все было иначе, но они были знакомы. Была ли девчонка Старк её единственной подругой? Стала ли теперь, когда выросла?

Когда-то Санса с глупой улыбкой говорила, что молится за всех, что молится и за Серсею — естественно. И Серсее это льстило. Потому что стоило спросить про Джоффри — Санса замирала. Санса заставляла себя солгать, и это занимало время. И это было заметно. Так очевидно, что можно было обмануться и поверить, что девчонка действительно молилась за неё. Серсея понимала, что быть лучше Джоффри не сложно, но ей нравилось нравиться ей. Санса была так безвинна и все же могла испытывать к ней симпатию. Это значило, что у Серсеи получалось. Что именно? Сейчас она сама не может сказать.

— Я хочу вина, — говорит, будто ей не оказывают милость, будто она может на что-то влиять. Иначе не может.

— Я распоряжусь, — Санса понимает и прощает.

И уходит, мягко закрыв за собой дверь. Серсея притворяется, что не слышит, как скрипит засов, задвигаемый стражником.

— Спасибо, — повисает в воздухе.

И принесенное через час вино, конечно же, не отравлено.

Джейме опаляет взглядом. Его брови чуть приподняты, а глаза горят довольством. Он тщательно облизывает губы. Живот Серсеи все еще подрагивает, а пресс напряжен.

— Ты вкусная, — выдыхает Джейме в её губы, а Серсея захватывает его жарким поцелуем, потому что согласна с ним. Она вкусная. Она жалеет, что не может сама ощутить собственный вкус в полной мере. Джейме счастливец, а она может только целовать его, только просить повторить, чтобы она могла снова поцеловать его. Джейме всегда соглашается.

— Я тебя люблю, — говорит, потому что эти слова всегда речитативом где-то на кромке сознания, а сейчас она не может их контролировать, и они вырываются, и звучат, и звучат.

Джейме ухмыляется и целует. Потом целует шею, спускается к вздымающейся груди. Его губы мягкие и влажные, и обхватывают сосок, и кусают.

Серсея выгибает спину и мягко стонет. Ладони сжимают простыни, и все ее естество напрягается.

— Я хочу тебя внутри, — говорит она, но выходит какой-то потусторонний хрип.

— Уже? — удивляется Джейме. — Но я только начал, позволь мне насладиться тоб…

— Сейчас! — рычит она и отталкивает его, опрокидывает на бок, потом толкает на спину, садится ему на живот, проводит руками по груди, смотрит выжидающе.

Джейме молчит.

Серсея целует его крепко, потом чуть приподнимает бедра, сдвигается, и вот он внутри, там, где и должен быть. Джейме стонет.

В этот раз все заканчивается быстро.