Колодец (гет)

Лливеллину насилу удалось успокоить встревоженных воинов, которые перед его возвращением уже успели повздорить из-за того, что двое из них требовали отправиться на выручку задержавшемуся командиру, в то время как оставшиеся (в том числе, к удивлению Лливеллина, и Лаэрт) твердо решили выполнить приказ и оставаться на месте. Он тут же отдал команду возвращаться в сид и обратный путь проделал в полном молчании, делая вид, что не обращает внимания на обеспокоенные взгляды. В казармах Лливеллину передали частную просьбу Морольта явиться как можно скорее. Он внутренне содрогнулся: неужто кто-то еще видел, что произошло, и Морольт уже в курсе происшествия? Впрочем, поразмыслив, Лливеллин счел свои опасения лишенными оснований. Узнай Морольт о его поступке, за ним бы отправили стражников.

Раздав указания воинам, Лливеллин поспешил к себе: не стоило заставлять правителя ждать слишком долго, да и последствия слишком близкого общения с отродьем Темных давали о себе знать. Потеря силы была ощутимой, хотя не шла ни в какое сравнение с тем, что приходилось иной раз испытывать после столкновений с отрядами Мордреда. По коже пробегали волны неприятного озноба, словно ветер из-за туманов касался ее стылым дыханием, а внутри тела, напротив, разливался болезненный жар. Полузабытое лихорадочно-едкое ощущение магического голода давило, стягивало пока еще слабыми судорогами мышцы, жгло позорным напоминанием о собственной глупости. Лливеллин проклинал маленькую замарашку, Лаэрта и самого себя, не в силах смириться с тем, что оказался наивным, словно простак, только что вышедший из Дома-на-Перекрестке. К гневу и стыду примешивался страх: если обыкновенная девчонка так легко обвела его вокруг пальца, как он мог быть уверен, что земли Морольта в безопасности, и происки Неблагих не ускользают от его внимания?

Лливеллин с женой занимали обширные покои на верхних ярусах цитадели. Прежде они принадлежали Руэри и его семье, а после случившейся с ними трагедии были пожалованы Лливеллину и полностью переделаны под его вкусы: вместо золотистого и древесного цвета зеленый, вместо многочисленных изящных и совершенно неудобных предметов мебели — добротные и простые. Уна, дочь одного из советников Морольта, которую Лливелин взял в жены через пару лет после своего назначения на новый пост, в своем нынешнем жилище ничего не прибавляла и не убавляла. Она была, с точки зрения Лливеллина, да и всех, кто был с ней знаком, живым воплощением идеала доброй супруги: разумная, немногословная, никогда и ни в чем не выходившая из воли мужа. Впрочем, Лливеллин не позволял себе пользоваться этой молчаливой покорностью ей в ущерб, ни в чем не ущемляя ее и ничем не оскорбляя. Семейные узы, как и воинскую клятву, он почитал нерушимыми и уважал столь же глубоко, сколь и Милостивую Матерь и Дом-на-Перекрестке.

Уна, как это было у нее в обычае, сидела у очага и вышивала очередную праздничную скатерть — подарок то ли на чью-то помолвку, то ли на очередную годовщину со дня свадьбы. Увидев супруга, она сейчас же отложила работу, встала, произнесла короткое приветствие и вышла, чтобы отдать приказания служанкам. Лливеллин ушел к себе в спальню, разделся, сердито дергая завязки, бросил выпачканные в грязи одежды на пол. Ему казалось, что ткань все еще хранит запах леса и чужого дыхания, лихорадочно-горячего от постоянного голода.

Через несколько минут Лливеллин уже лежал в заботливо приготовленной купальне, вдыхая аромат курившихся целебных трав и верескового меда, который Уна понемногу добавляла в кипевший на огне котелок.

— Не стоило тебе так утруждаться, — проговорил он, подавляя зевок. Уна склонила голову, отсветы пламени заколыхались на золотистых волосах.

— Разве заботиться о тебе — не мой долг?

— Попросила бы служанку.

— Ты вернулся крайне истощенным, — спокойно сказала она, переливая горячее питье из котелка в кубок. — Я добавила к воде вербену, чтобы скорее восстановить магию и предотвратить возможные последствия.

Уна никогда и ни о чем не спрашивала напрямую, лишь коротко выражала свои мысли, давая возможность Лливеллину согласиться или оспорить сказанное. Он промолчал: никогда не имел привычки тревожить ее разговорами о своей службе. Теперь же к желанию уберечь жену от ненужных волнений примешивались жгучий стыд и свербящая тревога. Осушив кубок в несколько глотков, Лливеллин с неохотой выбрался из успокаивающих объятий воды.

— Не жди меня.

Уна молча кивнула и пошла к двери, но он продолжал, смущенный собственной резкостью:

— Правитель Морольт вызвал меня, а потом я хочу спуститься к воинам.

Уна насторожилась — тонкие пальцы крепко сжались на деревянной резной ручке.

— Приказать, чтобы тебе приготовили парадную одежду?

Лливеллин покачал головой.

— Нет, вызов частный. Ничего, что стоило бы твоего беспокойства.

Уна молча кивнула, по-видимому, вполне удовлетворенная кратким объяснением, и бесшумно удалилась. Лливеллин проводил ее взглядом, позволив себе еще раз полюбоваться тем, как переливаются золотым густые волосы, убранные в затейливую прическу. Уна была красива, грациозна, тиха и разумна — любой из мужей сида почел бы за честь взять ее в свой дом. Лливеллин с мстительным удовольствием сравнил совершенный образ супруги с врезавшимся в память убожеством Неблагой, и эта мелочь слегка облегчила ему сознание пережитого унижения.

У кованых дверей, отделявших от галереи обширные покои Морольта, Лливеллин помедлил, заставляя себя отрешиться от гнетущих мыслей. Честнее и правильнее было рассказать о том, что случилось, потому что дело так или иначе касалось безопасности лена, но Лливеллин не мог решиться на такое признание. Это было бы слишком тяжелым ударом по его гордости, после которого он уже не смог бы доверять себе, потому что Морольт перестал бы доверять ему. Лливеллин позволил себе молчать, успокоив совесть зароком утроить усилия по охране границы.

Морольт ждал в маленькой светлой комнате, стены которой были скрыты за многоярусными книжными шкафами. Здесь, помимо прочего, хранились древние манускрипты и свитки, повествовавшие о прежних временах, и каждый правитель дополнял коллекцию собственноручно заполненными трактатами. Сменялись главы кланов редко — так редко, что новоприбывшего встречало общее собрание правителей всех ленов. Новый правитель торжественно принимался в клан после того, как его предшественник добровольно расставался с жизнью, выпив отвар, погружавший в смертельно глубокий сон. Иногда, если лен слабел, из Дома-на-Перекрестке появлялся новоприбывший, занимавший место соправителя при живом и здоровом главе сида, как это случилось с Мордредом. После того, как он был вынужден заключить крайне невыгодное соглашение, в его сиде появилась еще одна жительница — сестра, которую Мордред прятал не только от Морольта, но и от других правителей, отвечая на их упреки оскорбительным равнодушием. Никто не видел таинственной новоприбывшей и не знал ее имени, равно как не имел понятия и о тех силах, которыми она была наделена. Морольта это изрядно тревожило. Лливеллин старался разузнать хоть что-то о новоприбывшей, но Неблагие, даже попадая на нижние этажи цитадели, хранили тайну, отговариваясь незнанием — дескать, Мордред прячет сестру даже от своего клана и не выпускает из дворца. Впрочем, расстановка сил на землях Морольта и его Неблагого брата никак не изменилась: новоприбывшая была слишком слаба или слишком глупа, чтобы взять власть, либо Мордред специально держал ее не у дел.

Морольт сидел в кресле у очага, в котором тлел торф. Тонкие худые пальцы покачивали кубок с вином, в которое были добавлены ароматные травы. Лливеллин не мог видеть лица Морольта, и это, хоть и было привычно, снова вызвало в нем тяжелую тревогу. Что, если Морольту уже доложили?

— Я явился по вашему зову, как только смог… — начал Лливеллин и тут же оборвал себя. Собственный голос показался ему раздражающе неуверенным, дрожащим, как у провинившегося стража. Мордред нетерпеливо дернул рукой, и вино выплеснулось за край.

— Ты поздно вернулся сегодня. Я ждал тебя еще до заката.

— Небольшое происшествие во время объезда границ. Я сам отправился с караульными, которых мы недавно приняли в число воинов.

— Что-то с Темными? — насторожился Морольт, указывая на стоявшее напротив кресло. Лливеллин сел, расположившись так, чтобы на его лицо легли тени.

— На Пустоши заметили Неблагую. Нарушения границы не было, видимой опасности тоже. Мы припугнули ее и отпустили восвояси.

— В чем тогда была причина твоего долгого отсутствия? — склонив голову набок, поинтересовался Морольт. Он слегка улыбался, так что его красивое лицо приобрело выражение мягкой задумчивости, но в потемневших глазах Лливеллин видел нетерпеливый гнев.

— Караульные нарушили установленный порядок, — начал он. Морольт скривил губы.

— Кто?

— Лаэрт, — ответил Лливеллин, чувствуя себя подлецом.

— Завтра же выстави его вон, пусть кожевникам помогает шкуры дубить, раз не хватает ума на то, чтобы повиноваться приказу.

— Я считаю, что это решение поспешно, — сделал Лливеллин отчаянный шаг. Дело было не только в том, что Лаэрт расплатился за промедление, в котором был виноват командир. Лливеллин опасался, что озлобленный фэйри доложит Морольту о том, что на самом деле случилось на Пустоши.

— Я не собираюсь спорить с тобой об этом, — ответил Морольт спокойно, но твердо, и замолчал. Лливеллин понял, что ему позволено задать вопрос.

— Что-то произошло?

Морольт нервно дернул плечом, откинулся на спинку кресла.

— Мне пришло послание сегодня от Ардала. Си, этот старый негодяй, собрал у себя правителей ближайших ленов, и они отправились на охоту. Ардал спрашивал меня, отчего я не явился и не участвовал в общем веселье.

Лливеллин вскинул голову и удивленно воззрился на Морольта. Это было чувствительное оскорбление, даже несмотря на то, что Си был из Неблагих и прекрасно знал о вражде Мордреда с Морольтом. Приглашение необходимо было послать, и это правило Си нарушил, не то не желая тратить попусту время, не то боясь, что Морольт явится, и дело закончится очередной стычкой, не то…

— Ты ведь понимаешь, что это может означать?

— Союз Мордреда с кланом Си грозит нам многими неприятностями, хотя у нас хватит сил справиться с ними обоими. Ардал не останется в стороне, его связывает данное вам слово, — проговорил Лливеллин. Они не в первый раз обсуждали возможность объединения ленов Неблагих против их сида, но только теперь угроза стала ощутимо-реальной.

— И все же я не стану ждать, пока эти неприятности обрушатся нам на головы. Если поселения смертных снова придут в запустение, кто станет ковать нам оружие?

— Я не думаю, что опасность так велика. Что вы намерены предпринять?

Морольт поднял взгляд, горевший мрачным весельем.

— Ничего нового, увы, мой друг. Я не рад, что придется прибегнуть к этому снова, но Мордред сам меня вынудил. Он и его приближенные славно повеселились на охоте, и, уж конечно, Си не отказал гостям в том, чтобы они пополнили свои запасы. Значит, мне нет нужды допускать Мордреда и его свиней на свои земли в ближайшие несколько лун.

Лливеллин призадумался, потом, взвесив все за и против, решил возразить.

— Это разгневает Мордреда сверх меры и нанесет ущерб его подданным. Си жаден до силы, как и другие, да и Ардал вряд ли позволил ему делиться с гостями слишком многим — он ведь чуть не больше всех тревожится о том, что колодцы могут иссякнуть. Мордред и его свита сыты, конечно, однако долго это не продлится. А вот клан, должно быть, истощен.

— Говоришь так, будто тебе их жаль, — презрительно бросил Морольт, и Лливеллин одернул себя — неужто и вправду проявил непозволительную мягкость?

— Меня тревожит, что такой шаг приведет к отчаянным попыткам Темных добраться до Колодца. И, возможно, ускорит заключение возможного договора между Си и Мордредом. К тому же не стоит забывать, что наши земли граничат с землями Темных через Пустошь.

— Отчаянные попытки ты, Ллин, должен предотвращать в зародыше, и до сих пор тебе это удавалось более успешно, чем кому бы то ни было. Надеюсь, ты и впредь меня не подведешь. Союз? — Мордред задумчиво прикусил губу. — Союз и без того возможен. Но ты сам сказал, что Ардал контролирует Си. Ему невыгодно усиление соседа, а Си не настолько глуп, чтобы ссориться с Ардалом. По крайней мере, я хочу в это верить. Что касается твоего последнего аргумента, друг, то я понимаю, к чему ты клонишь. Печальной памяти Руэри твердил о том же, словно ворон. Но зверей не видели уже очень давно, эта угроза исчезла много лет назад. Можешь ты назвать хоть один случай их появления за последние три столетия? И знаешь, Ллин, даже если они объявятся, а оборона Темных ослабнет настолько, чтобы быть сломленной, при чем тут мы? Нам хватит сил защитить свои границы, а Мордред пусть просит помощи у общего собрания, если доживет.

— А если Мордред вдруг лишится жизни, что тогда?

Морольт отвернулся и несколько минут смотрел на потухающий огонь.

— Не думаю, что власть в его сиде сменится в ближайшие столетия. Даже если он вернется в Дом-на-Перекрестке, у него есть соправительница. Сестра, о которой мне до сих пор неизвестно ничего, даже имени. Как смел он нарушить правила, которые соблюдаются с начала времен? Ее не приняли в клан, не благословили на общем собрании. Это неправильно. Это… Это не укладывается в голове, Ллин. Разве он имеет право распоряжаться ею, как теми, кто у него под рукой? Я ведь приготовил для нее шкатулку и набор для шитья, как положено, но, видно, не смогу ей вручить дар. А ведь она и моя сестра тоже.

Лливеллин тщетно пытался подобрать подходящие слова, изумленный неожиданной откровенностью Морольта и его, казалось, искренними чувствами, которые он упускал из-под контроля крайне редко. Впрочем, правитель избавил его от затруднения.

— Значит, решено. В назначенный день откажите Мордреду в проходе к Колодцу, пусть знает, что попытки обойти меня не останутся безнаказанными. Обо всех происшествиях пусть сообщают мне напрямую в любое время. Впрочем, я полагаю, тебе хватит сил удержать Завесу, даже если Неблагие вздумают сотворить какую-нибудь глупость.

— На какой срок будет закрыт проход? — уточнил Лливеллин, почувствовав некоторое облегчение. Правитель был уверен в верности своих решений — значит, и ему не должно было сомневаться.

— Неблагим отвечать, что на неопределенный. Посмотрим, что станет делать Мордред.

Лливеллин поклонился и вышел, спеша отдать необходимые приказы.