Перерождение (гет)

Зыбкая темнота, накрывающая своими вязкими волнами, позволяет сделать только редкий судорожный вдох. Следующий после которого дается с большим трудом. От усилия вдохнуть еще глоток воздуха становится горячо груди — ее заливает чем-то теплым, но тут же остывающим в складках ткани его мантии. Кажется, это его собственная кровь вытекает из тела, словно вино из дырявого бочонка. Два ярких зеленых пятна медленно плывут перед глазами. Поттер... Он что, до сих пор здесь? Нет, не может быть, уже нескончаемо много времени прошло, как за детьми захлопнулась дверь. Как от этого звука слабо дрогнул под его ладонями деревянный пол Визжащей Хижины.

Северус пытается ухватиться сознанием за это шершавое ощущение грубо выструганных досок. Пальцы лишь бессильно скользят по такой же теплой вязкой луже на полу. Мелькает равнодушная мысль, точно сухое констатирование факта при проведении очередного лабораторного опыта — он в самом деле истекает кровью, толчками выплескивающейся из разорванного Нагайной горла. 

"Какого Мерлина я еще не сдох?" — лишенный всяких эмоций вопрос проносится по пустеющему сознанию, как Пивз по ночному коридору Хогвартса. Два пятна перед глазами сливаются в одно. С трудом сфокусировав взгляд, Северус различает, что это отблеск на стеклянном флаконе прямо перед его носом. Тут же в подтверждение этого логичного вывода холодное стекло оказывается прижато к пересохшим губам Снейпа, между зубов льется по языку, по горящему огнем горлу неимоверно гадкая на вкус жидкость. Тот, кто зачем-то поит его отвратительно сваренным кровоостанавливающим, к тому же, явно не имеет никаких навыков врачевания, медленно проползает следующая мысль. Потому что лекарство вместо пищевода проникает в легкие, заставляя Северуса тратить тающие силы на непроизвольный надрывный кашель.

Однако у Северуса не возникает никакого желания помочь себе и своему спасителю. Надо всего лишь слегка приподнять голову, но тягучая апатия сковывает его. Рассерженное шипение, обильно сдобренное нецензурной бранью, подсказывает Снейпу, что рядом с ним отнюдь не ученик и не преподаватель. Вялое любопытство заставляет слегка повернуться — темная фигура с накинутым на голову, помятым, когда-то остроконечным капюшоном — адовые гиппогрифы! Кто это из Пожирателей пришел домучить своего союзника со столь изощренным садизмом?

В том, что его пришли мучительно добить, Снейп убеждается снова, когда человек рядом с ним трясущейся рукой пытается влить ему в рот новое зелье. Торопится, проливает на пол изрядную часть содержимого склянки. В какой-то момент он склоняется ближе — и ноздри Северуса улавливают насыщенный запах огневиски. Сдавленно выругавшись, Снейп неимоверным усилием поднимает руку, скользкой от крови ладонью пытаясь схватить неведомого врачевателя за складки мантии. Однако все, что ему удается — сдернуть с лица неизвестного капюшон, но никак не увернуться от насильно вливаемого в рот зелья.

— Эйвери... Мерлин тебя разрази, какого черта ты делаешь? — голос прерывается булькающими звуками из-за попавшего в горло воздуха. — Где... Лорд?

Глаза Эйвери выпучены в диком ужасе, почти вылезают из орбит. Что придает беспощадному когда-то Пожирателю жалкий вид абсолютно невменяемого, его губы мелко дрожат.

— Лорда... больше нет! Поттер убил его! — голос Эйвери срывается на истерический хриплый визг. — Все кончено, Снейп, все кончено! Авроры отовсюду целыми отрядами прибывают в Хогвартс, выискивая, кто из нас уцелел!

— И ты бросился искать себе компанию, чтобы тебе не было скучно... в Азкабане? Поэтому ты не даешь мне подохнуть? — разум Северуса мутится, мысли мучительно ускользают. И без того слабый свет, проникающий в окна Визжащей Хижины, на несколько мгновений меркнет перед глазами, слова даются с большим трудом.

— Снейп, заткнись! — снова взвизгивает Эйвери, пытаясь откупорить очередную склянку, скользящую в трясущихся пальцах. Он тоже весь перемазался разлитой по полу кровью. — Ты же видел, я не сам исполнял все приказы Лорда! Я... Я был под Империусом! Ты же все видел своими глазами! Покажи это всем...!

Северус еле-еле фокусирует расплывающийся взгляд на протягиваемом Эйвери флаконе — тот пуст, в отличие от предыдущих.

— Вот что тебе нужно... — слабая ухмылка трогает губы Северуса, тут же по подбородку стекает тонкая пузырящаяся струйка крови. — Воспоминания... Пошел вон!

Снейп последним усилием выталкивает из себя слова, выпускает мантию Эйвери из слабеющих пальцев. Тяжело, со стоном, валится обратно на пол.

— Гребаный учителишка! — истошно вопит Эйвери, пытаясь нащупать на полу откатившуюся в сторону палочку. — Хочешь, чтобы я испытал Империус на твоей уже попорченной Лордом шкуре? Ощущения будут не из приятных... Станешь безвольной марионеткой в моих руках!

* * *

Ощущения. Нереальности, невозможности происходящего вокруг неотрывно преследуют Гермиону. Сначала, в пылу битвы, когда заклятия — защитные, атакующие — посылались четко и автоматически, мозг отключил эмоции для точно выверенных действий. Теперь же с каждым мгновением сдерживаемые отчаяние, страх за друзей и сокурсников захлестывают сознание. Грейнджер в который раз окидывает растерянным взглядом Большой Зал. Сейчас он напоминает разворошенный муравейник, надрывно жужжащий на одной тревожной, сводящей с ума ноте. Иногда звук перемежается оглушающим грохотом, скрежетом. Ученики, преподаватели, прибывающие сотрудники министерства магии пытаются расчистить пространство Зала от огромных обломков стен, лестниц и колонн — вдруг там, в завалах, остаются раненые.

Гермиона с горечью поднимает взгляд вверх — вместо прекрасного волшебного потолка с ночным, сияющим звездами, небосводом — обычное небо, серое от висящего над замком дыма. Стены Хогвартса, защищенные магией от огня, не уберегли от пламени часть внутреннего убранства замка, когда Пожиратели с огненными факелами ворвались внутрь. Сердце девушки болезненно сжимается при воспоминании вида разоренной, наполовину сожженной хогвартской библиотеки. Но это всего лишь книги, пусть даже и чрезвычайно ценные и редкие. Куда больнее видеть неподвижные тела друзей и всех тех, кто защищал Хогвартс. Куда страшнее застывшее побелевшее лицо Рона — так, что яркие веснушки словно погасли, исчезли бесследно.

Кто-то настойчиво тянет Грейнджер в сторону от семейства Уизли, в скорби обступающего рыдающую Молли, Фреда на полу с застывшим навсегда удивленным взглядом.

— Гарри? — Гермиона непонимающе смотрит на своего друга, только что обнимавшего плачущую Джинни. — Нам, наверное, надо быть с ними? Им сейчас очень тяжело.

— Нас зовут. Наша помощь нужна министерству. Не трогают только тех, у кого погибли близкие родственники, — Гарри находит в себе силы лишь неопределенно мотнуть головой в направлении центрального входа в Зал. — Кингсли Бруствер, исполняющий обязанности министра, хочет, чтобы мы помогли в поисках выживших Пожирателей. Я ему рассказал о том, что передал мне Снейп в Визжащей Хижине перед тем как... Кингсли приказал отвести его туда, к месту событий.

— Снейп же умер у нас на глазах, Гарри... — со вздохом произносит Гермиона, тем не менее направляясь вслед за Гарри к выходу из замка. Ее глубоко поразила истина о Принце Полукровке, услышанная вкратце из уст друга. Но печаль, сожаление в настоящий момент смешиваются в одну всеобщую и многоликую скорбь. К тому же девушка искренне недоумевает, зачем спасать погибших, когда стольким живым нужна помощь.

* * *

Истеричные выкрики Эйвери переходят в яростное бормотание, когда Пожиратель, наконец, нашаривает на полу волшебную палочку. Но произнести заклятие ему не удается — громкий треск прерывает слова. В двери Визжащей Хижины одна за другой вваливаются высокие фигуры в аврорской форме, заполняя собой все и без того небольшое пространство. Но тут же расступаются, пропуская вперед невысокого, перепачканного пылью, в изорванной маггловской одежде паренька, крепко и решительно сжимающего в кулаке волшебную палочку.

— Поттер! — снова взвизгивает Эйвери, пытается отползти как можно дальше в угол от окружающих его кольцом авроров. — Я не виноват! Я не настоящий Пожиратель! Меня заставляли, слышишь!

— Суд будет определять, кто из вас в чем виноват, мистер Эйвери, — рядом с Гарри огромной грозной скалой нависает фигура Кингсли Бруствера, он тоже направляет свою палочку на подвывающего Пожирателя. — А пока будет идти разбирательство, Вам придется отправиться в Азкабан.

Официозная напыщенная речь исполняющего обязанности министра магии прерывается весьма бесцеремонно. За плечом Гарри показывается Гермиона Грейнджер, ее встревоженный взгляд направлен в сторону лежащего Снейпа. Она дергает Кингсли за рукав министерской мантии, привлекая его внимание.

— Мистер Снейп... Он жив! Он нуждается в срочной помощи! — Грейнджер напрочь забывает о всяких правилах субординации, привлекая всеобщее внимание к неподвижно лежащему директору Хогвартса. И странным образом все, включая двухметрового Кингсли, слушаются хрупкую взволнованную ученицу, тут же из ниоткуда возникают мягкие удобные носилки, на которые осторожно левитируют Снейпа.

— Очнется, допросите его получше! — ополоумевший Эйвери бьется в руках связывающих его авроров. — Я не виновен, не виновен!

— В медицинском крыле Хогвартса оборудован лазарет для раненых в битве, — Кингсли морщится от воплей Эйвери. Чуть отходит в сторону, пропуская носилки с профессором, ровно и медленно плывущие к выходу, и следующих за ними Гарри и Гермиону. — Мисс Грейнджер, вам министерское поручение — присматривать за мистером Снейпом как особо важным свидетелем. Моим людям предстоит еще долгая зачистка. Вашему другу мистеру Уизли пока лучше оставаться с семьей. А Гарри сейчас все будут дергать и отвлекать. С ним многие захотят поговорить, поздравить, он главный герой сегодняшней битвы. Ему даже при всем желании будет не под силу выполнить это поручение.

— Да, господин министр, я все сделаю, — кивает Грейнджер, уголки ее сжатых губ перечеркивают твердые решительные складки, а посеревшее от пыли лицо выражает полную сосредоточенность. Пожалуй, бурная деятельность, оказание помощи — как раз то, что сейчас нужно, чтобы отвлечься от подступающего нового приступа отчаяния.

Выставив вперед палочку, Гермиона перехватывает у отошедшего в сторону аврора носилки со Снейпом своим заклятием левитации. Гарри движется впереди, прокладывая дорогу по полю битвы к Хогвартсу. Если раньше путь от Визжащей Хижины до замка занимал от силы одну перемену между уроками, то теперь, как ни старается Гермиона двигаться быстрее, через полчаса они только на половине пути. Весь школьный двор усыпан огромными обломками стен, вывернутыми с корнями деревьями. Пару раз приходится перешагивать через скрюченные трупы — один из них жутко скалится бурыми от чьей-то крови клыками оборотня.

Гермиона щурится от лучей заходящего солнца, — слишком много неба теперь открыто взгляду вместо нависающей раньше громады замка. Практически все башни Хогвартса задеты разрушениями. Меньше досталось Северной, всего лишь несколько вываленных камней от отлетевших заклятий. Видимо, апартаменты Сибиллы Трелони мало интересовали захватчиков. Западная Башня, практически лишенная крыши, окружена облаком ухающих, кричащих сов из разворошенной совятни. Больше всего пострадала Гриффиндорская — тут Пожиратели отрывались на полную, круша и громя все на своем пути. Башня почти до основания разбита, зияя сквозь дыры в стенах покореженной лестницей.

Гермиона с Гарри уже почти добираются до входа, когда путь им преграждают четверо райвенкловцев с выпускного курса. Они, так же как и все вокруг, в пыли и в копоти, у одного из них огромная свежая ссадина поперек лба.

— Кто там у вас? Нашли еще кого-то под завалами? Мы возле входа разобрали почти все обломки — нашлась только пара раздавленных упавшей колонной егерей, — парень устало утирает пот со лба закатанным до локтя рукавом изорванной мантии. Его прерывает возглас сокурсника, который, наконец, рассмотрел, кого именно левитирует на носилках Гермиона.

— Что!? Зачем сюда этого упыря? За ворота его в канаву, пусть там сдохнет! Либо сгниет в Азкабане!!! — в голосе райвенкловца звенит решимость и желание восстановить справедливость. — Он нас целый год тут терроризировал! Он впустил Пожирателей в Хогвартс!

Палочки учеников, как по команде, оказываются направлены на носилки, однако Гарри моментально встает перед ними, закрывая собой Снейпа.

— Нет. Вы слышите, не трогайте его! Иначе вам придется разобраться со мной, потом уже — с профессором! — Гарри не кричит, однако интонация его голоса заставляет райвенкловцев растерянно отступить. Гермиона, палочка которой по прежнему удерживает носилки, инстинктивно дергается. Она пытается помочь Гарри, отчего носилки совершают резкий рывок к полу, затем так же резко возвращаются в исходное положение. С них раздается тихий хриплый стон, на каменный пол с промокшей ткани носилок падают темные капли крови.

— Профессор Снейп еще жив, но нам нужно быстрее в больничное крыло, — взволнованно шепчет Грейнджер, пытаясь одновременно встать рядом с другом для защиты и удержать в воздухе носилки. В который раз уже она жалеет о том, что волшебникам нельзя пользоваться двумя палочками одновременно.

— Идем, Гермиона, идем. Нам никто не помешает. Никому, слышите, на вставать сейчас у меня на пути! — голос Гарри Поттера, набирая обороты, зазвенев, мечется меж разбитых стен Большого Зала. Они осторожно поднимаются по лестнице в больничное крыло, заставляя расступаться перед собой учеников, преподавателей, авроров. На лицах бойцов за Хогвартс читаются столь противоречивые эмоции — от удивления, недоумения до откровенного презрения и отвращения, что Гермиона непроизвольно сильнее сжимает палочку. Мысленно она проклинает Кингсли с его приказом о неразглашении информации о Северусе Снейпе.

Больничное крыло Хогвартса раньше всегда казалось Гермионе большим и слишком просторным для пары-тройки учеников, попадающих сюда в основном из-за шалостей с волшебством либо с травмами, полученными в квиддиче. Теперь помещение оказывается тесным и забитым до отказа. Раненые лежат даже на полу — местами негде ступить. Несколько девушек, выпускниц Хогвартса, в белых халатах снуют между ними. Гораций Слизнорт без своей роскошной мантии, в простой сорочке, кажется осунувшимся и постаревшим. Он второпях усердно что-то смешивает в парящих пробирках. Мадам Помфри хлопочет рядом с кем-то невидимым за широкой белой ширмой. Ее короткие тихие фразы слышны Гарри и Гермионе, непроизвольно застывшим на входе.

Первой их замечает одна из девушек-помощниц и подходит ближе к новоприбывшим. Гермиона по-прежнему в оцепенении держит перед собой палочку, поддерживая заклятие, когда к ним спешит мадам Помфри, пока ищут место для нового раненого. Однако из ступора Грейнджер выводит возглас медсестры.

— Это Пожиратель, это один из них, зачем он здесь? — бледная, та отшатывается от носилок.

— Особое распоряжение министра, мадам Помфри, — негромко сообщает Гарри, глядя на скептически поджимающую губы Поппи. — Профессора Снейпа необходимо спасти. Укус змеи Волдеморта, в шею.

Еще больше поджав губы и ничего не говоря, Поппи принимается осматривать директора Хогвартса, осторожно расстегивая пропитанную кровью мантию на его груди. Сразу же творит несколькими взмахами палочки диагностирующие чары. Посторонившись, Гермиона наблюдает, как тело Снейпа окружает светящаяся зеленым аура, полыхая в районе укуса багрово-красным.

— Ему давали какие то зелья? Что-либо пытались предпринять? — Поппи водит палочкой вдоль тела Северуса, пытается прощупать пульс на запястье.

— Когда его нашли, рядом с ним находился... Эйвери, — Гермиона, было нашедшая в себе силы заговорить, тут же запинается. Кажется, такая подробность не прибавит мадам Помфри желания излечить раненого. — Он пытался что-то вливать мистеру Снейпу в рот. Там на полу валялись два пустых флакона из под зелий.

— Что бы там ни было, кровопотеря просто огромна, — Поппи качает головой, продолжая осмотр, — Гораций, крововосполняющего двойную порцию. Мистера Снейпа в операционную — сейчас прибудут на помощь лекари из Мунго, нужно наложить зашивающие заклятия! А мне необходимо вернуться к мисс Браун, которая пострадала от оборотня.

Четкие, отрывистые указания Поппи немного успокаивают Гермиону. Она устало прислоняется к стене, позволяя себе наконец ослабить хватку пальцев на волшебной палочке. Рядом также измученно вздыхает Гарри — события прошедшего дня забирают последние силы у Героя битвы.

Гермиона обхватывает обеими руками горячую чашку с ароматным травяным настоем. Неимоверно хочется спать, кажется, еще немного, и она совсем перестанет чувствовать свои конечности. Но спать нельзя, нет. Гарри рядом, правда, порывается сразу уйти. Ведь там, в Большом Зале, нужна его помощь. Но мадам Помфри надежно перекрывает собой выход из больничного крыла, как вратарь на кольцах в решающем матче.

— Гарри Поттер! Вы никуда отсюда не выйдете, пока я сама лично не буду убеждена в том, что ваши силы хотя бы немного восстановлены! — упертые в бока руки добавляют обычно доброй и спокойной Поппи еще больше воинственности. — Я не собираюсь лечить еще и вас, когда вы упадете от нервного истощения! Мне, как вы можете убедиться, и так вполне достаточно пациентов!

Странным образом, полнейший беспорядок внутри почти наполовину разрушенного замка никак не сказывается на деятельности домовых эльфов. А ведь они наравне с другими обитателями Хогвартса принимали участие в сражении. Гермиона сама в пылу битвы мельком заметила, как группа эльфов опрокинула чан с кипящим маслом на пару оборотней. И вот сейчас, перед ними, на наспех накрытом столе огромный заварочный чайник с горячим бодрящим напитком и гора аппетитных, с пылу с жару, плюшек. Наверняка и тех, кто находится в Большом Зале, уставших, измученных защитников, в этот момент кормят сытным ужином.

— Гермиона, а ты хотела лишить их работы в Хогвартсе. Что бы мы без них делали? — Гарри пытается говорить с набитым ртом, но получается весьма невнятно. Он второпях дожевывает булочку, запивает ее остатками чая. Ответа Гермионы, начавшей было оправдываться, он уже не слышит, торопливо вскакивая со стула.

— Мадам Помфри! Я совсем забыл! У меня для вас есть еще одно поручение от Бруствера. Министр понимает, что Вы невероятно загружены, и все же. Необходимо составить список пострадавших, находящихся в лазарете. Там, за воротами Хогвартса, собираются родители и родственники всех кто защищал замок. Но строгое указание — никого не пускать. Аврорам необходимо зачистить территорию, потому что может быть много укрывшихся Пожирателей, вдоль периметра замка выставлено оцепление. И нам нужно хоть как-то успокоить прибывших людей.

Лицо Поппи, еще мгновение назад заботливо потчевавшей их плюшками, тут же хмурится от возмущения, ее губы сжимаются в тонкую нить.

— Да они изверги! Это ваше министерство и этот ваш Кингсли! — целительница негодующе хватает стопку историй болезни со своего стола. — И я сейчас не о бумажной работе, с этим у меня всегда все в порядке! А если бы здесь были его родные? Да я уверена, что он бы тут уже все перевернул вверх дном, чтобы их найти! Бессердечный бюрократ!

— Мадам, но вы же понимаете, что иначе толпа родственников будут и здесь, в лазарете. И не дадут вам спокойно выходить раненых, — Гарри умолкает и поправляет очки, наблюдая, как из чернильницы на столе мадам Помфри вылетает самопишущее перо и начинает размашисто бегать по чистому развернувшемуся под ним свитку.

— Гарри, дорогой мой Гарри, я все понимаю. Но не всегда стоит слишком строго придерживаться буквы закона, иногда выше надо ставить людей, — уже тише, но все еще сердито произносит Поппи. Ее на полуслове прерывает громкий треск и вырвавшийся из камина в центре больничного крыла клуб золы и пепла.

— Мерлин побери, Поппи, вы не могли бы хоть немного вычистить камин? — прибывший, в форме целителя из Мунго, пытается отряхнуться, тут же съеживаясь от грозного взгляда мадам Помфри.

— Если вы, Гарбриэль, еще не заметили, тут есть дела куда важнее чистки каминов! И почему вы так долго? Каминная сеть была открыта от защиты час назад! Специально для вас и ваших людей. А если бы еще кто-то воспользовался этим? — главная целительница Хогвартса, кажется, сейчас испепелит взглядом бедного лекаря. Тот в смущенном молчании отходит в сторону, пропуская в помещение своих прибывающих коллег. — Срочно, направляйтесь в операционную! Там тяжелораненый, нам не справиться своими силами. К тому же, пострадавший укушен Нагайной, вы уже сталкивались с подобным, когда спасали Артура Уизли.

— Исполняющий обязанности министра мистер Бруствер уже известил нас срочной совой, — целитель коротко кивает и направляется в отгороженную часть больничного крыла, где еще полчаса назад разместили Снейпа, на ходу закатывает рукава и открывает чемоданчик с зельями и инструментами.

— Мистер Поттер, список для Кингсли Бруствера готов, не забудьте его, когда пойдете, — мадам Помфри скрывается следом за Габриэлем за белой занавеской операционной. Пергамент со стола, вырвавшись из-под затихшего пера, сворачивается трубкой и прыгает прямо в руки юноши — попробуй тут забыть.

— Гарри, когда спустишься в Большой Зал — извести меня каким-либо способом, что там происходит. Я волнуюсь, как там Рон. Как Молли и Артур, может быть им нужно что-то из лекарств, — Гермиона снова сжимает в руках пустую стеклянную чашку, которую уже дважды наполняла горячим настоем. А вот плюшки, в отличие от Гарри, не полезли ей в горло.

— Да, может быть удастся отловить одну из сов, не вечно же они будут кружить над разрушенной совятней. Или пришлю кого-то из привидений. Там, внизу, я видел Безголового Ника, — Гарри поверх очков смотрит на снующих между больничными койками целителями, прибывшими из Мунго. Сразу несколько остановились возле Лаванды Браун, тревожно и громко обсуждая состояние девушки. — Ты уверена, что ты сможешь продежурить в лазарете всю ночь?

— Но ты же слышал министерский приказ, — Грейнджер вскидывает взгляд на друга, полный упорства. — Я справлюсь. И даже не потому что это приказ. Во многом благодаря именно профессору Снейпу мы победили. Жаль, что этого многие долго не поймут. Иди, Гарри. И передай пожалуйста, Рону, что мысленно я постоянно с ним.

Гермиона провожает Гарри взглядом до двери, тут же вскакивает на ноги. Короткая передышка возвращает силы, уже нет дрожи в коленях от усталости. На какое-то время ей становится стыдно — мадам Помфри так ни разу и не присела, девушки-медсестры, такие же уставшие, бегают без передышки между ранеными, количество которых все прибывает и прибывает, причем все с более тяжелыми последствиями, ведь их находят только сейчас, без сознания, почти умирающих. А она, Грейнджер, сидит и распивает чаи, преисполненная важности от задания самого министра. Несмотря на то, что мистер Снейп сейчас в куда более опытных и надежных руках, чем ее, и помощи ему окажут гораздо больше, нежели она своим сидением рядом.

Быстро перевязав непослушную копну волос наколдованной лентой, Гермиона очищающим заклятием проходится по своему лицу, одежде, и особенно тщательно по рукам, хватает с вешалки белый халат. Грейнджер полностью готова к работе, но мысль о том, что все-таки нужно узнать, как там дела у мистера Снейпа, не дает ей покоя. В конце концов, у нее поручение, и потому она имеет полное право быть в курсе событий и во всем убедиться своими глазами. Решительно вздернув подбородок, Гермиона направляется к отгороженному отсеку и заходит за занавеску. Целитель из Мунго удостаивает ее лишь коротким недовольным взглядом. Мадам Помфри же чуть отходит в сторону, позволяя девушке взглянуть на порученного подопечного.

— Профессору сейчас дали снотворное, а перед этим регенерирующее зелье. Процесс восстановления тканей такой же болезненный, как и применение костероста при сращивании костей. Поэтому лучше в это время спать, — Поппи говорит тихо, но отчетливо, чтобы девушка все поняла, не отвлекая при этом главного целителя Мунго от работы. — Габриэль сейчас накладывает швы на самые глубокие раны, туда, где действия зелья не хватит для того, чтобы края сошлись. Змея в буквальном смысле вырвала кусок из его шеи. В случае с Артуром Уизли такого не требовалось. Тогда был только отпечаток зубов и небольшое воздействие яда. Именно из крови Артура сделано сейчас противоядие, можно сказать, что мистеру Снейпу повезло — что до него был человек, укушенный Нагайной.

— Нагайна после приказа Лорда набросилась на профессора, будто ей подали ужин, — шепчет Гермиона, перед ее глазами вновь проносится страшная сцена в Визжащей Хижине.

— Странно, что он так обошелся со своим слугой и сторонником, — задумчиво произносит мадам Помфри и отходит, чтобы помочь Габриэлю убрать ворох окровавленных лохмотьев, когда-то бывших величественной профессорской мантией, грозно развевавшейся по коридорам Хогвартса. Грейнджер бросает взгляд на Снейпа. Переодетый в светлую больничную одежду, он ровно и размеренно дышит, без своих черных одеяний непохожий сам на себя, непривычный, совсем-совсем другой...

Гермиона, осторожно, стараясь не шуметь, выходит обратно в общее помещение больничного крыла. Как раз вовремя — пара авроров вносит раненного. Уже едва стоящая на ногах медсестра кидается было к нему, но Гермиона ее останавливает, показывает, что сама берется за лечение, за что получает благодарный смущенный кивок.

Молодой человек в выцветшей потертой мантии, житель Хогсмида, один из тех, кого привел на защиту замка Аберфорт Дамблдор. С правой стороны по всей мантии расплывается красное кровавое пятно, смешанное с прилипшей каменной крошкой — паренька вытащили из-под обрушившейся лестницы. Физическая травма, никак не связанная с магией — глубоко рассеченная кожа на всем правом боку, перелом пары ребер. Гермиона тщательно очищает рану, осторожно извлекает видимые осколки камня, впившиеся в кожу. Одновременно вливает раненому малыми дозами обезболивающее и кровоостанавливающее.

Таких, как этот молодой человек, приносят друг за другом еще несколько людей. А затем, как выразилась подошедшая мадам Помфри, Гермионе достается сложный случай. Какое-то неизвестное заклятие, видимо, брошенное егерем-самоучкой — на теле девушки-семикурсницы самопроизвольно возникают рваные раны, будто кто-то кромсает ее невидимым ножом. Раны сразу же затягиваются, открываются в другом месте, иногда выпуская тугой фонтан крови. Магию применять нельзя — неизвестно, какое требуется контрзаклятие. Потому Гермиона уже несколько часов сидит рядом и отжимает в воду бинты, пропитанные кровью. Минует полночь и мадам Помфри взмахом палочки приглушает освещение в лазарете. В полутьме кровь, растекающаяся по воде в тазу, кажется девушке причудливым живым существом с растущими багрово-черными щупальцами, зловеще извивающимися.

То ли действие неведомого заклятия сходит на нет, то ли помогает на страх и риск сваренное Слизнортом экспериментальное зелье — иначе раненая просто умерла бы от кровопотери — но вскоре выхоженная Гермионой девушка спокойно засыпает. Новые раны перестают возникать на ее измученном теле. Гермиона устало утирает со лба пот, взмахом палочки удаляет содержимое тазика и убирает обрывки бинтов. Вот уже полчаса, как не приносят новых раненых. Искореженный, опаленный битвой замок словно забывается коротким тяжелым сном в этот предрассветный час. Грейнджер неслышно пересекает больничное крыло. В углу у окна находится свободная маленькая кушетка, где можно только сидеть, наверное поэтому на ней никого не разместили. Как раз за ее спиной оказывается не закрытый занавеской участок операционной — обернувшись, Гермиона несколько минут наблюдает за спящим профессором. У изголовья его кровати мадам Помфри оставила маленький заколдованный светильник. Едва Снейп шевелится во сне, тот разгорается ярче, когда же тот затихает — освещение снова приглушается.

Убедившись, что с подопечным все в порядке, и волшебный огонек горит ровным тихим светом, Гермиона поворачивается к окну, кладет руки на подоконник и упирается в них подбородком. Сон не идет, только усталое оцепенение сковывает все тело. Она неподвижно наблюдает разгорающуюся алую полосу рассвета на горизонте, первые лучи солнца уже начинают золотить макушки высоких деревьев Запретного леса вдалеке. Но внизу, во дворе замка, еще клубится ночная тьма, кое-где иногда вспыхивающая маленькими светлячками — люмосами авроров, несущих охрану вдоль границы Хогвартса.

Мысли в голове Гермионы носятся, как стая пикси, не находя ответов и успокоения. Как там Рон, смог ли уснуть и ненадолго забыться? Взлохмаченные рыжие вихры, широко распахнутые глаза — непонимание, неверие, отчаяние в них, когда он увидел Фреда, сейчас так отчетливо вспоминаются ей. Потерянный, в мгновение осиротевший Джордж, растерянная плачущая Джинни. Гарри, уставший, с запавшими глазами, едва держащийся на ногах, но упрямо и уперто старающийся всем помочь, всех подбодрить и поддержать. Как он там сейчас справляется?

Нет, просто невыносимо сидеть на месте без дела и гадать! Гермиона вскакивает с кушетки и осторожно, стараясь не шуметь, пробирается между больничными койками к выходу. Так же тихо затворяет за собой дверь, и, развернувшись, нос к носу сталкивается с аврором, охраняющим двери больничного крыла. Тот было выставляет палочку перед собой, но, разглядев, кто перед ним, с коротким кивком отступает в сторону, пропускает девушку к лестнице. Пару пролетов Гермиона буквально летит, не идет по ступенькам, а за следующим поворотом чуть не сбивает с ног кого-то, так же быстро поднимающегося навстречу.

— Рон?! Что случилось, кому-то стало плохо и нужна мадам Помфри?

— Тише, тише, Гермиона. Нет, ничего не случилось, — Рон устало усаживается на ступеньку, тянет Гермиону за руку, чтобы та села рядом. Раньше всегда улыбчивый и смешливый, постоянно норовящий ляпнуть какую-нибудь глупость Рон, сейчас, кажется, стал взрослее сразу лет на десять. — Я просто шел повидаться с тобой. Так и знал, что не спишь.

— Куда уж там спать. С профессором Снейпом пока все нормально, но много других, кому нужна помощь, — Гермиона с тревогой смотрит на друга. — Как там мама с папой? Как все наши?

— Родители держатся, Джордж и Джинни с ними. Перси хвостом бегает за Кингсли, Чарльз и Билл с Флер прибудут утром, — голос Рона будто лишился всякой окраски, говорит он глухо, то и дело вороша пятерней и без того спутанные рыжие вихры. — Гарри хотел остаться с Джинни, но эти из Министерства куда-то забрали его.

Гермиона молча кладет ладонь поверх ладони Рона. Все слова, что хотелось сказать, в этот момент кажутся ненужными и неуклюжими.

— Знаешь, мне сейчас вспоминаются Фред с Джорджем в детстве. Фред попытался заколдовать мамины кастрюли, чтобы они из любого блюда в итоге варили только его любимые макароны с грибами. У него получилось лишь сделать все кастрюли дырявыми. Джордж попытался исправить ситуацию, но в итоге вся посуда превратилась в решето. Мама тогда их обоих оставила без вкусной еды на месяц, они питались только овсянкой с отварной курицей, — Рон говорит и говорит, его словно прорывает, как наболевшую, набухшую рану вскрывает острый скальпель целителя. Молодые люди целый час так проводят на каменных ступенях, пока Гермиона мягко, но настойчиво не отправляет друга обратно вниз, взяв с него обещание поспать пару часов.

Девушка возвращается на свое место у окна, яркие звезды в небе постепенно начинают бледнеть, темнота ночи полностью сменяется предрассветными сумерками. Вот и утренний туман, поднимающийся над озером, начинает переливаться алыми отблесками рассвета. Гермиона почти засыпает, полусидя у подоконника, когда ее внимание привлекает нечто странное внизу, во дворе. Магические огоньки — их становится все больше и больше, они словно стекаются маленькими ручейками со всех сторон за воротами замка. Соединяются в воротах в один большой, плавно текущий по двору ко входу в замок. Девушка встряхивает головой, пытаясь прогнать сонное наваждение — как те разводы крови в воде, померещившиеся фантастическим существом, — однако оно не исчезает.

Гермиона садится на подоконник, приоткрывает окно и выглядывает наружу. Свежий утренний воздух легким ветерком сдувает на глаза пряди волос, она торопливо откидывает их назад, продолжая пристально вглядываться вниз, и облегченно вздыхает. Родственники. Это авроры впустили в ворота родителей и родственников тех, кто был в замке. Многие из прибывших сами стремились попасть на битву, чтобы подобно семейству Уизли сразиться всем вместе плечом к плечу. Но не успели, не смогли, всю эту ночь сходя с ума от неизвестности, страха за родных и близких, сражавшихся на хогвартских баррикадах.

Входные двери распахиваются, оттуда первыми выбегают старшекурсники — навстречу родителям. Зовут, с надеждой ищут в толпе своих, находят — радостные возгласы слышны даже Гермионе наверху. Но вот на каменные ступени садится семейная пара — мужчина старается утешить рыдающую жену, гладя ее по волосам трясущейся рукой, крепко прижав к себе. Их сын или дочь — став героем вчерашней Великой Битвы, уже никогда не выйдет навстречу.

Гермиона закрывает окно, с трудом задвигая большой чугунный шпингалет на деревянной раме. Ее брови хмуро сдвигаются на переносице, руки сжимаются в кулаки. Они справились с самым страшным, они одолели Волдеморта, слишком дорогой ценой, но они победили. И теперь все наладится, все обязательно должно наладиться — и жизнь в замке снова потечет своим неспешным чередом.

Девушка снова присаживается на кушетку, намереваясь еще немного подремать до утреннего обхода, но тут громкий звук разбивающегося о пол стекла раздается за спиной. Гермиона в ужасе оборачивается к кровати с профессором. Светильник, оставленный мадам Помфри, теперь рассыпан по полу тысячами мелких осколков. Магический огонек угас, но и в слабом утреннем свете, что проникает из окна, перед глазами Гермионы разворачивается жуткое зрелище.

Густая непроглядная тьма — такая же, в какую Снейп провалился после ухода Поттера с друзьями из Визжащей Хижины, снова заполняет все вокруг. Весь мир стал тьмой, густой, как кисель, без единой искры света. Если это и есть сама смерть, то Мерлин подери, почему он может думать? Разве это не полное небытие? Неужели даже здесь нет покоя от своей собственной головы, от мыслей, что зачастую раздирают сознание как смертельные когти гиппогрифа?

Северус пытается пошевелиться, издать какой-либо звук — о, чудо — спеленавшая его темнота поддается, колыхается тяжелой тягучей массой. Он чувствует себя словно гусеница внутри кокона. Что это? Новое рождение, очередной жизненный цикл? Выругавшись, Снейп извивается как червяк, пытаясь освободиться и вырваться — хотя бы на какую-нибудь волю. Вдалеке брезжит серый тусклый свет, постепенно приближаясь, заполняет собой кокон, сдавливает грудную клетку — странный, осязаемый и весомый свет. Северус в последнем усилии вытягивается струной, крича во всю глотку от обжигающего мертвенного прикосновения этого света — и его кокон лопается с громким оглушительным хлопком, как большой мыльный пузырь.

Теперь вокруг не тьма, все сплошь серое, грязное, покрытое пылью и копотью. Улица, кривая и узкая, теряется все в том же сером тумане; обшарпанные дома по обеим ее сторонам таращатся слепыми и зловещими глазницами пустых окон. Почему-то он знает, в каком направлении идти, ему кажется знакомым каждый истертый временем булыжник под ногами. Северус в недоумении озирает свой внешний вид — стоптанные, просящие каши разбитые ботинки, на пару размеров больше, чем нужно; короткие брюки, открывающие холодному воздуху улицы его костлявые щиколотки. Он поднимает взгляд выше и чуть не орет снова на всю улицу от ужаса — на нем рубашка с рюшами, так ненавидимая в детстве и которую так часто заставляла носить мать. Почему-то ей казалось, что хотя бы такой одеждой на ребенке можно показать его принадлежность к старинному роду аристократов.

Что за непонятная чертовщина, что за бред? Северус щупает пальцами изгаженную корявыми надписями стену стоящего у самой дороги дома — шершавая, впивающаяся острыми крошками в кожу глиняная кладка, холодный камень. Ощущения весьма реалистичны, но что случилось с его руками? Северус подносит ближе к глазам кисти рук — нет, в отличие от одежды, это не руки ребенка. Узловатые, костистые, покрытые шрамами руки взрослого мужчины, побывавшего во многих передрягах. Только пальцы неестественно длинные, зрительно кажется, что они стали длиннее на целую фалангу. Снейп мрачно усмехается про себя — будь у него такие пальцы на самом деле, можно было бы без щеток мыть пробирки в лаборатории. Или тогда бы его точно не пустили в Хогвартс, отправив учиться на пианиста, дабы снискать мировую славу.

Глухой скрежет заставляет Северуса оторвать взгляд от своих пальцев и поднять голову — первый услышанный им здесь звук неприятный и зловещий. Но источник шума оказывается довольно прозаичным. На стене, возле которой он стоит, поржавевшая от времени, наполовину стершаяся табличка, которая держится на одном, таком же ржавом болте, издавая мерзкие звуки при порывах ветра. Однако буквы на ней разбираются довольно четко, может быть, от того, что они жутко знакомы и вызывают оторопь своим смыслом — "Паучий Тупик"...

Снейп проходит еще несколько шагов в абсолютно непрозрачном сером тумане. Хочется идти быстрее, выяснить, наконец, почему он попал сюда, в свое мрачное детство. Но к ногам будто прикованы тяжелые стальные кандалы, разве что цепи не грохочут по вымощенной булыжником старой мостовой. Каждый шаг длится нескончаемо долго, в голове тяжело и ритмично пульсирует кровь, ударяя в виски, как будто кто-то повесил внутри черепа отсчитывающий секунды хронометр. Из тумана, спустя еще пару гулких ударов внутри его головы, подпирая темное от свинцовых туч небо, показывается фабричная труба. Дорога упирается в стену из выщербленного потемневшего кирпича. В этот момент прямо над Северусом раздаются громовые раскаты, заглушающие шум в голове — спустя секунды из клубящихся мрачных туч на грязно-серый мир выливаются потоки мощного ливня. Однако это нисколько не счищает с него пыль и затхлость — на быстро темнеющих стенах домов отчетливее проступают черная сажа и копоть.

Северус загребает своими дырявыми отцовскими ботинками воду в пузырящихся под ногами лужах, одежда моментально промокает насквозь, ледяным компрессом облепляя его тело. Рюши на детской рубашке — как ни странно ставшей ему впору, — повисли жалкими лохмотьями, с них тоже ручьем льется вода. Снейп уже почти пришел — это стена его дома, но из-за треклятого ливня ничего не видно. Тяжелые капли бьют по лицу, попадая в глаза, в рот, в нос, заставляют матерясь на чем свет стоит, отплевываться от грязной дождевой воды. Массивная дубовая дверь, покрытое ржавчиной кольцо с молоточком — все знакомое до мельчайших царапин, но изъеденное коррозией времени, покрытое пылью десятилетий, укутанное в этот странный абстрактный туман, не исчезнувший под ливнем. Северус решительно толкает дверь перед собой, вяло удивляется, когда та легко поддается. Делает шаг вперед с порога, пытаясь что-либо рассмотреть в кромешной тьме. Но нога не нащупывает твердого пола и он летит, летит куда-то в бесконечную звенящую пустоту.

* * *

Пальцы Гермионы до побелевших костяшек впиваются в спинку больничной кровати профессора, она не может себя заставить двинуться дальше. Тело Снейпа в светло-серой больничной пижаме извивается, порой выгибаясь под немыслимыми углами, будто в сильнейшем приступе эпилепсии. Одеяло, простыни под ним в беспорядке сбиваются, повязка на шее съезжает и белоснежный бинт алеет свежими пятнами выступающей крови. Рот Северуса разинут в безмолвном жутком крике, судороги волнами скручивают мышцы, выворачивая конечности. Грейнджер подходит ближе, в панике наощупь перебирает флаконы на прикроватной тумбочке, не в силах заставить себя оторвать взгляд от Снейпа. Глаза того, мгновение назад закрытые, распахиваются, сверкая бельмами, зрачки закатились под веки.

— Профессор Снейп! Очнитесь, профессор! Мадам Помфри! — крик Гермионы громким эхом носится под потолком больничного крыла, обрывается на полуслове и сменяется возгласом удивления. Девушка медленно пятится от тумбочки — флаконы, стоящие на ней, разом поднимаются в воздух. Осколки светильника с пола тоже затевают хоровод на уровне ее коленей, испуская радужные зайчики от первых лучей солнца, заглянувших в окно. Снейп снова с силой дергается, словно тряпичную куклу резко потянули за привязанные к ней нити, подлетает над кроватью и остается висеть в воздухе в нескольких дюймах от нее, безмятежно и спокойно.

— Что... Что это такое? Профессор! Вам... Вам нужно лежать! — в растерянности выкрикивает Гермиона, бросаясь к Северусу. Руками пытается потянуть того вниз за полы пижамы, но он продолжает парить над своей больничной кроватью. Грейнджер ладонями изо всех сил упирается в грудь Снейпа, пытается усилием уложить его на место. С удивлением отдергивает руки — на ее ладонях вода, вся его одежда такая мокрая и холодная, будто он только что прямо в пижаме вылез из-под ледяного душа.

— Что тут происходит? — за занавеску операционной врывается сонный взлохмаченный Габриэль, тут же останавливается как вкопанный с округляющимися от удивления глазами. Сразу же в его спину врезается мадам Помфри, не ожидавшая от коллеги такой нерасторопности, выглядывает из-за него и тоже замирает от увиденного. — Мерлин всемилостивый... Мисс Грейнджер, что вы делаете?

— Я пытаюсь уложить профессора Снейпа обратно на кровать... А он... Он взлетел сам! — испуг постепенно отступает, освобождая место четким продуманным действиям. Гермиона продолжает тщетные попытки вернуть Северуса в исходное положение на кровать. — Я не думаю, что здесь можно пользоваться заклятиями. И еще, он отчего-то весь в воде. Плюс поднятые в воздух предметы — будто кто-то воспользовался заклинанием Левиоса, но кроме меня и профессора здесь никого не было.

— Верно, обычными заклинаниями в таком случае кидаться нельзя, — Габриэль, приподняв очки на лоб, озадаченно трет пальцами переносицу. — Но и прикасаться к больному было неразумно с вашей стороны, мисс Грейнджер. Вы не подумали о том, что это может быть какое-либо проклятие? Вполне возможно, что Волдеморт бросил его в Северуса, помимо того, что натравил свою змею.

— Однако вчерашняя диагностика не показала никаких следов магического воздействия, — мадам Помфри обходит кровать с подвешенным над ней Снейпом с другой стороны, внимательно осматривая пациента. — Кажется, пик неизвестного приступа уже прошел, это положение мистера Снейпа — остаточное явление. Но, Габриэль, его нельзя оставлять здесь. В лазарете много детей, а кто знает, как проявятся еще такие припадки, может быть, в следующий раз все вокруг вспыхнет огнем?

— Вы весьма правы, Поппи. Мистера Снейпа надо переправить в Мунго, там есть специальные палаты для таких опасных пациентов. Но, скажите на милость, как мы этого сделаем? Я бы не рискнул пользоваться каминной сетью в таком состоянии больного, — Габриэль в задумчивости проходится взад-вперед по операционной, под его каблуками хрустят осколки стекла. Гермиона оглядывается вокруг — пока они обсуждают произошедшее, поднятые в воздух предметы постепенно опустились. Да и сам Снейп уже почти касается своей кровати.

— Аппарацией пользоваться я бы тоже не рекомендовала, но не на метлах и не на маггловском транспорте же его перевозить! — восклицает Поппи. Пружины кровати тихо скрипят — Снейп окончательно возвращается на место, его глаза закрыты, лицо спокойно, дыхание тихое и ровное. Целительница осторожно снимает пропитавшиеся кровью сбитые бинты, и взгляду Гермионы открываются шея и ключица Снейпа, уже без страшной рваной раны. Кожа затянулась уродливым багровым шрамом, сейчас кое-где сочащимся кровью. Мадам Помфри достает из кармана своего накрахмаленного фартука баночку с мазью и наносит ее на шрам.

— Я знаю! Я знаю, на чем мы доставим профессора! — осеняет Гермиону, пока ловкие пальцы целительницы врачуют Северуса. Габриэль вскидывает голову, вопросительно глядя на девушку. — Кареты, запряженные фестралами! На них доставляют учеников к замку от Хогвартс-экспресса в начале учебного года!

Мадам Помфри и главный целитель Мунго переглядываются, Габриэль вновь в раздумьях замирает перед кроватью Снейпа.

— Идея гениальная в своей простоте, мисс Грейнджер, и, должен признать, смысл в ней имеет место быть, — медленно кивает он, подавая мадам Помфри чистый бинт для перевязки. — Кто заведует в Хогвартсе этим транспортом?

— Скорее всего, Хагрид, по крайней мере, стоящие кареты я видела на заднем дворе его дома, — Гермиона уже не чувствует усталости от бессонной ночи, перед ними сейчас стоит трудная задача, но хотя бы путь ее решения уже намечен. — Декан Гриффиндора, Минерва МакГонагалл, в данный момент исполняет обязанности директора Хогвартса. Я поговорю с ней!

Грейнджер вихрем срывается с места, на ходу снимая врачебный халат и повязку с волос, тут же рассыпающихся по плечам. В мгновение ока она преодолевает больничное крыло, несколько лестничных пролетов — и немного в растерянности замирает у двери в кабинет директора. Каменная горгулья равнодушно косится на нее блеклым глазом. Мерлин побери, она абсолютно забыла о пароле. Весь последний год, пока в Хогвартсе директорствовал Снейп, наверняка его не знал никто. Вряд ли он его сообщал даже преподавателям. Интересно, как МакГонагалл попала внутрь?

— Увы, увы, мисс Грейнджер, попасть внутрь директорских апартаментов я пока и не смогла. Эта, с позволения сказать, птица, — подошедшая Минерва немного нервным кивком головы указывает на неподвижно застывшую и невозмутимо молчащую горгулью, — железно стоит на своем, утверждая, что прежний директор все еще находится в своих правах и никакие министерские указы ее не касаются. Поэтому пройдемте в столь привычные нам стены гриффиндоского деканата, моя дорогая.

— Профессор МакГонагалл! У нас нет времени вести разговоры в кабинете. Вы... ведь в курсе о том, кто находится в больничном крыле? — Гермиона в нетерпении пытается подобрать слова, чтобы как можно быстрее объяснить декану что именно ей нужно и зачем.

— Действующий директор, да, — Минерва сухо поджимает губы. — И все еще действующий Пожиратель Смерти, приведший в Хогвартс своих пособников. И никакие убеждения в том, что он еще и действующий член Ордена Феникса, не застят меня переменить свое мнение! Но идти против распоряжений Министерства я не могу, потому внимательно вас слушаю.

— Я думаю, моя новость, а вернее, просьба, вас не огорчит в таком случае, профессор Макгонагалл. На врачебном совете сейчас было решено переправить дирек... профессора Снейпа в больницу святого Мунго, — Гермиона решает не вдаваться в подробности, что врачебный совет состоял всего из трех человек, и главным инициатором идеи о способе перемещения была она сама. — И поскольку состояние профессора внушает опасения, транспортировать его возможно только на карете, запряженной фестралом. А как вы знаете, прирученных фестралов нет у министерства, они есть лишь в распоряжении Хогвартса...

— Вы правы, мисс Грейнджер. И более того, согласно официальной статистике, Хагрид единственный в Англии и Шотландии, кому удалось их приручить, — складки губ декана едва заметно разглаживаются, в голосе сквозит гордость за своего коллегу. — До этого приручение фестралов удавалось лишь знаменитому автору учебников о магических животных Ньюту Скамандеру.

* * *

— Перевезти профессора Снейпа на фестралах? — бас Хагрида, запустившего пятерню в свою и без того всклокоченную шевелюру и в недоумении чешущего затылок, на удивление действует на Гермиону как успокоительное. Словно посреди полуразрушенного замка, разбитого вдребезги старого размеренного школьного образа жизни, вдруг обнаруживается целый и нетронутый островок прежних времен. Полувеликан переводит взгляд с МакГонагалл на Гермиону и обратно. — Там у них в министерстве тыквы вместо голов? Ну а как же этот их указ? Что посредь бела дня на фестралах то летать не положено?

— Кингсли Бруствер собственной персоной двадцать минут назад подтвердил мне лично особое разрешение министерства на этот перелет. Свиток, заверенный печатью, для отчетности, он передаст нам позднее, — МакГонагалл кивает и поворачивается к Гермионе. — Мисс Грейнджер будет помогать вам, Рубеус, в как можно более быстрой организации этого перелета. Мне необходимо вернуться к делам в замке. И да, если вам нужны будут материалы или инструменты для восстановления своего сгоревшего дома, пришлите мне сову со списком.

— Да чего там помогать-то, — благодушно бурчит себе в бороду Хагрид вслед уходящему декану. — Делов там — покормить лошадок да надеть упряжь. Гермиона, ты как вообще? На тебе лица нет, и такие синяки под глазами, будто ты не спала неделю!

— Да ладно тебе, Хагрид, неделю. Всего-то одну ночь не поспала, — Грейнджер пытается отвечать бодрым голосом и не отставать от лесничего, широким шагом направляющегося в самый дальний угол двора, мимо пепелища и большой кучи разворошенных бревен на месте своей хижины. — Ты и сам, я больше чем уверена, тоже глаз не сомкнул этой ночью.

— Дык и негде мне! А все это Блэковское отродье, Беллатриса! Спалила опять мой дом, снова строить заново все, эх! Молли молодец, разнесла ее в пух и прах! — Хагрид подходит к амбару и кидает в ведро огромные куски вонючего, наполовину протухшего мяса, наполняя его доверху. — Вот, смотри, Гермиона, самое вкусное лакомство для Пончика и Сахарка.

— Пончика и Сахарка?! — недоуменно восклицает Гермиона, озираясь в поисках очередных питомцев Хагрида с такими милыми забавными кличками. — Хагрид, нам надо быстрее отправить профессора Снейпа в Мунго!

— Так для этого же надоть покормить моих лошадок! Чай, голодные, недалеко то улетят, — Хагрид распахивает шире двери амбара, и взору Гермионы предстаёт чудовищных размеров пара лошадиных скелетов, обтянутых вороной лоснящейся кожей. Бугристые черепа чудищ поворачиваются в их сторону, едва скрипит дверь, на спинах слегка топорщатся сложенные кожистые крылья. — Видишь, какие красавцы! Хорошие мои, папочка принес вам покушать!

— О... Да, теперь вижу... Хагрид, теперь я вижу фестралов! — вскрикивает Гермиона, непроизвольно чуть отходя. И в то же время она не в силах оторвать взгляд от довольно жуткого зрелища — существа массивными клювами с упоением рвут принесенную Хагридом тухлятину.

— Ох, Гермиона. Я не подумал, старый дурень, — лицо обернувшегося к ней Хагрида мрачнеет. — Это оно мне то привычно да обычно...

— Просто... это было слишком неожиданно, даже если учитывать, что именно я предложила этот способ. Я забыла, что смогу их увидеть. Что многие из нас теперь будут их видеть, — девушка делает усилие над собой и снова подходит ближе к одной из огромных лошадей. Осторожно касается пальцами его гладкой кожи — на ощупь как холодный шелк, и такая же тонкая. Никакого намека на мышцы, под кожей фестрала твердый скелет с массивными костями. — Надо же, эээ... Пончику нравится, когда его гладят. Это Пончик?

— Ага, Сахарок тот, дальше. Многие их пугаются то, особливо по первости. Потому и не любят их, уничтожают всячески, — Хагрид ловко накидывает на черепа коней уздечки, и подхватив под удила, выводит тех из стойла. — А они же как дети малые, хоть и внешне страшные. На ласку отзывчивые, игривые. Думаешь, почему их так зовут? Помимо своей звериной еды любят побаловаться сладким, все в папочку, вот так!

При солнечном свете фестралы выглядят еще более устрашающе, резко контрастируя своей траурной окраской с сочной весенней жизнерадостностью окружающего мира. Гермионе становится гораздо труднее представить этих существ милыми и игривыми.

— Хагрид, а еще я читала, что в министерской классификации по опасным животным фестралам присвоен один из самых высоких уровней, — Грейнджер очень хочется помочь Хагриду запрягать крылатых лошадей в карету, но понимает, что она только путается под ногами у лесничего. Потому ограничивается тем, что подсовывает Сахарку последние куски мяса из ведра, получая за это благодарный тычок холодным клювом в свою ладонь. — Почему же их разрешают использовать для перевозки учеников? Почему нельзя всех перевозить на лодках через озеро, как первокурсников?

— Так это Альбус то все попридумал. Мол, возрождение традиций, точно в старину. Во времена Основателей Хогвартса то фестралы считались благородными, вот так! Животными для аристократов, ну таких, как этот, Малфой. Тех, кто мог их видеть, уважали шибко! — Хагрид туже затягивает ремни упряжи, девушка наблюдает, как постепенно разглаживается изборожденное тревожными морщинами лицо лесничего — он будто снова, как прежде на уроке, увлеченно рассказывает детям о волшебных животных. — Альбус, так-то, поручился министрам, что перевозки безопасны. Только для того, чтоб детишки, кто первый раз в Хогвартс попадает, особливо то из семей магглов, да, не пугались — порешали их на лодках то к замку переправлять. Вон ты тож поначалу то поди, напугалась?

— Тогда, в одиннадцать лет, я бы, наверное, не испугалась. Разглядывала бы во все глаза. Мы были такие беспечные... — грустно улыбается Гермиона, усаживаясь в карету.

Через несколько минут они уже у Главного Входа, из дверей появляется целая процессия из лекарей и авроров, сопровождающая плывущие носилки с привязанным к ним Снейпом. Во главе шагает Кингсли, раздающий последние напутствующие указания.

Разноцветные солнечные зайчики пляшут по серым стенам узкого высокого коридора. Синие, изумрудные, алые, оранжевые — как в детском маггловском калейдоскопе, — огромные витражные окна вдоль всего коридора приглушают яркий дневной свет, однако нисколько не портят живописного вида окрестностей Хогвартса.

— Гарри, скорее, мы опоздаем на трансфигурацию! — Гермиона едва удерживает в руке тяжелую сумку, битком набитую книгами — только что побывала в библиотеке, запаслась чтением на несколько вечеров. Рядом Рон, смеется во весь рот, глядя на друга, который переминается с ноги на ногу возле хорошенькой брюнетки и что-то с запинками ей рассказывает, то и дело поправляя очки. — Нет, ну в самом деле! Две минуты до начала урока! Вы, мальчики, как хотите, а я иду!

"Иду! Иду! Иду, иду, иду..." — странное металлическое эхо отлетает от стен, но кажется, его никто не слышит, кроме самой Грейнджер. Звук течет отдельно от пространства и времени, существует сам по себе где-то внутри ее сознания. Гермиона мотает головой, пытается стряхнуть непонятное наваждение. Рассерженно топает ногой на замешкавшихся друзей и разворачивается, чтобы бежать на урок. Однако тут же налетает на нахально ухмыляющегося Драко: тот, как всегда, окружен верной свитой — Креббом и Гойлом. Кребб? Он ведь погиб, сгорел в Адском Пламени в Выручай-комнате. Стоп... Какой еще пожар в Выручай-комнате? Гермиона хмурится, путаясь в своих мыслях.

— Что, твои дружки не слушаются подружку-грязнокровку? — губы Драко еще шире растягиваются в ухмылке, но он тут же умолкает, резво отскакивая в сторону от замахнувшейся на него девушки, прячется за спинами своих однокурсников.

"Грязнокровку, грязнокровку, грязнокровку..." — все тот же бесцветный металлический оттенок эха, уносящегося в глубины коридора и смолкающего вдали. Происходящее вокруг зависает, застывает непонятным стоп-кадром — ее поднятая для пощечины ладонь, искаженное лицо Малфоя-младшего, ничего не выражающие, немигающие и вытаращенные глаза Гойла.

— Ты жалкий и никчемный трус, Драко Малфой! Ты не способен ни на какие поступки, даже на пользу Лорду, перед которым пресмыкается твой папаша! — кто-то, невидимый ей, отпускает кнопку стоп-кадра, действие стремительно несется дальше — голос Гермионы звонким колокольчиком разносится под сводами коридора. — А слово "грязнокровка", кажется, скоро станет единственным, которое ты умеешь произносить!

— Ох, нифига себе... — озадаченно шепчет позади нее Рон и тут же умолкает, с его лица сползает улыбка, глаза округляются в удивлении. Гермиона оглядывается — Гарри по-прежнему увлечен собеседницей, только движения его, энергичная жестикуляция и взмахи руками становятся заторможенными. Вот он замирает с открытым на полуслове ртом в нелепой позе и больше ни одного слова не долетает из их оживленного разговора. Мерлин побери, что происходит? И почему так холодно? Очень холодно и исчезают яркие краски — куда делось солнечное утро и зелень пейзажей за витражами? И звуки, какие-то далекие, и постепенно приближающиеся, доносятся до нее словно сквозь большую толщу воды.

Звук шагов из-за поворота коридора тягуче-медленно достигает ее ушей, зрительное восприятие срабатывает быстрее — появившееся вдали черное пятно стремительно вырастает в размерах. Вот уже можно различить темную высокую фигуру, за которой, будто огромный черный флаг на флагштоке, развевается по коридору такая же черная мантия. Грейнджер пытается сдвинуться с места, что-либо произнести, но вязкий сгустившийся вокруг нее воздух сковывает по рукам и ногам. Так иногда в кошмарах человек пытается как можно скорее сбежать от опасности — и не в силах сдвинуться с места. А зачастую, загипнотизированный, одурманенный, отправляется вперед, прямо в пасть своим неведомым чудовищным страхам.

— Профессор Снейп?... — Гермиона, наконец, дергается с места, вжимается лопатками в стену, силясь понять, что же не так во всем совершающемся действии, отчего профессор так быстро, спустя какие-то мгновения, оказывается рядом с ней. Отчего у нее такое ощущение, что он не стоит рядом, а висит в воздухе и даже поднимается, будто воспаряет выше, нависая над ней? Лицо профессора искажается, расплывается перед глазами Гермионы, он открывает рот — но вместо гневной нотации о запрете устраивать драки в коридорах Хогвартса ее ушей достигает странный цокающий звук, который постепенно нарастает все громче и громче.

Гермиона вздрагивает и тихо ойкает, больно ударяясь головой о полку для багажа под потолком кареты. Кажется, она заснула в самом начале перелета после проведенной без сна ночи. И странный приснившийся сон лишь следствие всех пережитых ею событий. Это всего лишь сон — вот оно, объяснение всему — девушка вздыхает с огромным облегчением, сведенные напряженной судорогой мышцы тела постепенно расслабляются.

— Мисс Грейнджер, может быть, я освобожу сидение и вы приляжете поудобнее? Я расположусь рядом с мистером Коннорсом? — Габриэль, сидящий рядом, вскакивает было со своего места. Напротив них человек в министерской форме с палочкой наизготове, почти весь проход между сидениями занимают носилки с профессором Снейпом. — Нам еще час до Лондона.

— Нет, нет, спасибо, Габриэль! Я вовсе не уверена, что хочу досматривать этот сон... — Гермиона внимательно всматривается в сеть голубоватых тонких нитей, опутывающих носилки. При малейшей встряске или захождении кареты в поворот, при снижении или наборе высоты они разгораются ярче, удерживая носилки в равновесии и покое.

— Это какое-то усовершенствование заклинания Мобиликорпус? Профессор Флитвик нам о таком не рассказывал и в учебниках не встречалось.

— Вы достаточно точно определили коренное заклинание, мисс, — аврор напротив, которого Габриэль назвал мистером Коннорсом, чуть улыбнувшись, кивает девушке. — В аврорском арсенале министерства есть свой набор боевых и не боевых заклятий, который держится в тайне. Например, такие, как улучшенные чары Летучести, которые сейчас позволяют лететь нашей карете. Фестралы лишь направляют ее, везут по небу, как по дороге. Все благодаря работе наших исследователей совместно с мистером Артуром Уизли. Как Вы помните, он начал испытание этих чар на своем маггловском автомобиле. И еще, всех поступающих на службу в аврорат после обучения обязывают приносить Присягу о Неразглашении Тайн. Нарушение Присяги карается наложением заклятия Полного Забвения, этакая видоизмененная версия Непреложного Обета. Кстати, вас и Поттера с Уизли включили в список на поступление в аврорат осенью, мистер Кингсли просил известить вас. Последний пропущенный вами курс обучения в Хогвартсе вы пройдете летом в ускоренном варианте.

— Значит, мы больше не вернемся учиться в Хогвартс... — Гермиона с грустью отворачивается к окну, прижимается лбом к прохладному стеклу. Эта чертова война сделала их взрослыми раньше времени, забрала остатки детства. Сейчас они могли бы сидеть на пригорке у озера, готовиться к экзаменам, поглощая шоколадки из Сладкого Королевства. Но даже став взрослыми, они ничего не могут решать сами — министерство все решило за них, определив в аврорат! Конечно, после всего, через что они прошли, других вариантов не существует. Но хотя бы из уважения можно было и спросить?! При встрече с Кингсли она обязательно это выскажет, возмущаться сейчас нет смысла. Глазами Гермиона молча провожает пейзажи, мелькающие далеко внизу, сейчас, с высоты напоминающие маггловскую географическую карту — ровные квадраты полей, извилины рек, густо-зеленые пятна лесов. Лента шоссе заполнена автомобилями, похожими с высоты на вереницу медленно ползущих жуков. Так странно осознавать, что немагический мир живет привычной размеренной жизнью, даже не ведая, что где-то рядом совсем недавно шла жестокая битва.

— Я думал, вы с радостью воспримете это известие, простите... — Коннорс снимает шляпу, промокая накрахмаленным носовым платком блестящую лысину. — Кстати, мисс Грейнджер, что вам снилось? Через некоторое время, после того как вы уснули, наш пациент пришел в движение. Он все так же был без сознания, но пытался вырваться из связывающих его ремней. Открывал рот, но при этом не издал ни звука. И затих буквально перед тем как вы проснулись.

— Эээ... Я смутно помню свой сон. И ничего не поняла в нем. Мне снилось, что мы все еще учимся в Хогвартсе. Малфой пытается снова задирать меня, обзывает грязнокровкой. Потом... появился профессор, — почему-то Гермиона решает пока умолчать о странном поведении Снейпа в ее сне. Ее заминку в рассказе заполняет все тот же цокающий звук из ее сна, теперь исходящий из-за оконного стекла кареты. Девушка вздрагивает, бросая невольный взгляд на профессора, убеждаясь что он здесь, в больничном одеянии, а не там, за стеклом в своей парящей мантии. Тут же вскрикивает, внимательнее всмотревшись за окно. — К нам пытается попасть сова, мистер Коннорс! Ой... Это же Сычик Рона!

— Подождите, мисс Грейнджер, я сам! — Коннорс придвигается ближе к окну и открывает его. Взъерошенная сова влетает в окно, возмущенно ухая. Сычик уже не такой маленький, каким помнит его Гермиона, но все тот же растрепанный вид, перья, что топорщатся в разные стороны, позволяют девушке безошибочно узнать его. Гермиону охватывает чувство стыда — столь поспешно отправляясь в Лондон, она даже не подумала о том, что нужно найти Рона и Гарри и предупредить их о своей поездке.

— С птицей все в порядке, у нее просто послание для вас, — Коннорс отводит палочку от Сычика, которой провел по его перьям несколько раз в поисках каких-либо угроз. Передает снятую с лапы птицы скрученную в трубочку записку, поспешно отдергивая палец от клюва рассерженной совы, которой явно не понравилась процедура досмотра. — Мистер Кингсли перед отъездом просил передать, что ему необходима личная встреча с вами, мисс Грейнджер. Как раз для обсуждения подготовки к поступлению на службу в аврорат.

— Да, я готова встретиться с ним в любое удобное ему время, — рассеянно кивает Гермиона, нетерпеливо разворачивая записку и успокаивающе поглаживая встопорщенные перья Сычика, вспорхнувшего ей на плечо. Все ее мысли уже с Роном, события странного сна отодвигаются на дальний план.

"Привет, Гермиона! Хотел увидеть тебя перед отъездом и не успел. Я даже не знал, что ты уезжаешь из замка, Кингсли сообщил мне в самый последний момент", — чувство вины снова выпускает в ее душе неприятные острые коготки. — "У нас для тебя новость, здесь, в Хогвартсе уже все в курсе. Я даже не знаю, плохая она или хорошая, но на мой взгляд, все же второе. Фред к нам вернулся! Конечно, не в полном смысле этого слова. Фред стал призраком. Таким же, как Почти Безголовый Ник или Кровавый Барон. Я все-таки надеюсь, что он не будет таким как Кровавый Барон! Как думают профессор МакГонагалл и профессор Флитвик, связь наших близнецов была настолько сильной, что это не позволило Фреду уйти полностью в мир иной. Теперь он поселится в Хогвартсе навечно. Джордж безмерно счастлив, у него уже куча планов на их совместные новые дела. Мама то улыбается, глядя на них, то снова плачет. Я сам еще не знаю, как к этому относиться, не по себе видеть своего брата привидением, но это хотя бы утешило Джорджа. Напиши мне, что ты думаешь обо всем произошедшем. И напиши, как обстоят дела у тебя, если, конечно, это позволяет статус секретности. Твой Рон. P.S.: Больше никто не вернулся, похороны завтра, в двенадцать часов, может быть, ты сможешь присутствовать".

Гермиона, не в силах произнести ни слова, крутит в пальцах кусочек пергамента с письмом. Фред стал Хогвартским привидением — в голове не укладывается! Из нагрудного кармашка мантии достает карандаш, царапая ответ на свободном уголке.

"Рон, отвечу сразу по прибытии. За меня не волнуйся, у меня все хорошо. Я постараюсь быть завтра вместе с вами. Прости, что не нашла тебя перед отъездом".

Вскоре Сычик, накормленный нашедшимся в чемоданчике Габриэля печеньем, вылетает из окна с привязанной обратно к лапе запиской. Грейнджер провожает его взглядом, пока он не превращается в совершенно незаметную точку на горизонте. Спустя несколько минут Гермиона чувствует, как их карета кренится немного вбок, всматривается за окно и в восхищении снова прилипает к стеклу. Закладывающие крутой вираж над северными предместьями Лондона фестралы, словно гигантские кони грядущего Апокалипсиса, мощными взмахами огромных кожистых крыльев затмевают яркое полуденное солнце. На фоне еще нечетких очертаний лондонских небоскребов и взлетающих из аэропорта маггловских пассажирских самолетов зрелище кажется завораживающим.

Внезапно начинающееся снижение заставляет девушку и ее спутников вцепиться в подлокотники диванчиков кареты, а сеть опутывающих носилки заклятий — засветиться нестерпимо ярко. Гермионе кажется, что они на полной скорости летят в пропасть. Но после плавного толчка движение кареты выравнивается, а в окне уже мелькают городские дома, прямо у них под колесами проплывает Тауэрский мост. Еще пара виражей — фестралы огибают высокие зеркальные башни небоскребов, причудливо отражаясь в них, и вот уже карета бежит колесами по булыжной мостовой, подпрыгивая на неровностях. Спустя несколько секунд, их экипаж, надежно защищенный отталкивающими магглов чарами, тормозит возле уже знакомого Гермионе кирпичного облупленного здания заброшенного магазина с покосившейся табличкой на фасаде "Закрыто на ремонт".

Дальнейшее постепенно сливается для Гермионы в нескончаемую вереницу хлопот и действий, выполняемых почти на автопилоте. Усталость, нехватка сна дают о себе знать все больше, чем дальше время идет к вечеру. Первый день их Победы выдается тягостным и рутинным, еще и обрывки воспоминаний о сне в карете причиняют смутную беспокойную тревогу. Их прибытие в Мунго сопровождается бюрократией и нескончаемой бумажной волокитой. Гермиона вместе с Коннорсом, как представители Министерства, ответственные за поступившего больного, подписывают один за другим целый ворох листков пергамента, заполненных мелким текстом: о соблюдении больничных правил, о несении ответственности за сохранность имущества, о неразглашении врачебных тайн... Кажется, перо сейчас прилипнет, прирастет навечно к ее уставшим пальцам.

Носилки с профессором тут же обступает множество целителей, бесцеремонно оттирая Гермиону в сторону, громко обсуждая между собой состояние пациента абсолютно незнакомыми ей терминами.

— Мисс Грейнджер, предлагаю вам пойти пообедать, пока мистера Снейпа разместят в палате. Мистер Коннорс проследит за всем, — Габриэль, немногим меньше Гермионы уставший и помятый, подзывает девушку к себе, заметив как та в растерянности застыла посреди больничного холла.

В столовой Гермиона с трудом заставляет себя проглотить нехитрую больничную еду, тушеные овощи с немного жестким мясом. Допивает едва теплый несладкий чай торопливыми глотками — гнетущее чувство тревоги усиливается, ломящей болью давит в виски. Наконец, Габриэль провожает ее на второй этаж по широкой белой мраморной лестнице, услужливо открывает перед ней дверь палаты.

Естественно, Гермиона уже посещала Мунго, где даже такие пациенты, как родители Невилла, неподдающиеся полному излечению, содержались в обычных палатах, больше похожих на жилые комнаты — с просторными окнами, уютной мебелью, окрашенными в теплые тона стенами. Почему-то ей казалось, что палата профессора, ввиду обстоятельств его ранения и их последствий, будет напоминать скорее камеру в Азкабане. Однако, входя внутрь, девушка убеждается в напрасности своих опасений — большие окна, занавешенные кремовыми шторами, мягкая мебель, резной деревянный столик и даже небольшое зеленое живое деревце в цветочном вазоне в углу. Подходя ближе, Гермиона ощущает его запах, узнавая в нем известный лекарственными и дезинфицирующими свойствами мирт. Может быть, в довоенное время Гермиона и повелась бы на этот пасторальный уют палаты для особенных пациентов. Но сейчас она осторожно проводит палочкой со считывающим заклятием вдоль стен и окон и убеждается, что чуть ли не сам воздух здесь напитан такими мощными защитными чарами, о которых она раньше не слышала даже краем уха.

Взгляд девушки перемещается в сторону больничной кровати профессора, которая большим постаментом высится почти посередине палаты. Сетчатый купол чар над ней, переливаясь яркими искрами, вызывая колебания окружающего воздуха, выпускает в неподвижное тело Снейпа тонкие и пульсирующие лучистые нити, пронизывающие кожу и плоть, становясь единым с ним, странным для взора организмом. Однако, если в больничном крыле Хогвартса диагностирующие чары мадам Помфри алели красным лишь в месте змеиного укуса, то теперь тревожно мигающие красные искры сосредотачиваются еще и вокруг головы профессора, создавая над его бледным лбом своеобразный нимб. И вновь тревога ознобом ползет вдоль позвоночника Гермионы — значит виной нынешнему состоянию профессора не только яд Нагайны...

Из состояния тревожной задумчивости ее выводит звук резко открывшейся двери — Коннорс, без шляпы, в расстегнутом пиджаке, полы которого разлетаются в стороны от его стремительного движения, похожий на большого растрепанного воробья, врывается в палату.

— О, хорошо что вы уже здесь! Я вынужден был отлучиться в нарушение инструкций, нужно было встретить министерскую сову. Вам послание от мистера Кингсли, юная леди, — чиновник, все еще запыхавшийся от быстрого бега по лестнице, протягивает Гермионе слегка смятый свиток и поворачивается к Габриэлю, буравя того вопрошающим взглядом. — Целители могут уже дать нам какую-либо информацию относительно состояния мистера Снейпа?

— Судя по результатам пока предварительной диагностики, по всем своим жизненным показателям мистер Снейп уже должен был очнуться. Но в некоторых участках его мозга происходят странные процессы, которым даже светила магического целительства пока не могут найти объяснения, — голос Габриэля звучит сухо, будто он читает лекцию, заметно, что медик с осторожностью пытается подбирать слова. — Предстоит долгое и кропотливое изучение всех факторов, проведение не одного консилиума медиков, и только потом можно будет проводить какое-либо вмешательство в его состояние.

— Понятно то, что ничего никому непонятно! — в сердцах восклицает Коннорс. — И это сейчас, когда все имеющиеся у нас авроры буквально на разрыв, когда половина пойманных выживших последователей Волдеморта играют в молчанку в Азкабане, а вторая половина прячется неизвестно где!

Гермиона невольно косится на опутанного сетчатым ореолом безмятежно и неподвижно лежащего профессора — кажется, крики Коннорса должны поднять на ноги и мертвого — и взламывает сургучную печать на присланном ей свитке, тут же внимательно пробегая его глазами.

"Мисс Грейнджер, министерство магии спешит известить вас, что в больницу Св. Мунго направляется наряд авроров для охраны особо важного свидетеля. По прибытию наряда вы можете быть свободны от порученной вам обязанности сопровождать пациента. Министерство выражает вам благодарность за добросовестное и успешное выполнение задания".

Размашистая завитушка подписи министра занимает почти половину пергамента, но взгляд Гермионы цепляется за единственные слова — "вы можете быть свободны" — значит, нужно только дождаться смены и можно отправляться... Домой? Где теперь ее дом? Родители отправлены в Австралию, родительский дом сдан в аренду, а обучение в Хогвартсе закончено. Придется пока попроситься на некоторое время к семейству Уизли. А потом, если уж речь зашла о службе в аврорате, уточнить у Кингсли вопрос насчет казенного жилья в Лондоне. Как-то неожиданно, после всех скитаний и упорной борьбы вдруг обнаруживается, что идти ей, по большому счету, абсолютно некуда. Гермиона сворачивает свиток, ошарашенная открывшимся нерадостным фактом.

* * *

Нора встречает Гермиону непривычной тишиной и неярким светом нескольких мерцающих под потолком летучих свечей. Обычно шумный, почти никогда не смолкающий от оживленных разговоров, перепалок, шуток и смеха дом теперь словно стал меньше в размерах, осел и сжался. Только теперь, впервые за все время, пока Гермиона прибывала сюда в гости, девушка замечает старенькие потускневшие обои, покосившуюся мебель и низкий, покрытый сеточкой мелких трещин, потолок. Стрелки часов, раньше указывавших местонахождение всех домочадцев, теперь застыли все в одном положении — "В пути домой". Дом ждал своих хозяев, ждал такими, какими они были раньше.

— Гермиона! Девочка моя, почему ты не предупредила, что возвращаешься? Я бы напекла побольше яблочных оладий! А так Джинни и Рон съели почти все! — Молли появляется в дверях, вытирая руки краешком цветастого залатанного фартука, за ее плечом маячат взлохмаченные вихры Артура Уизли — тот почему-то одет в черный парадный костюм и начищенные до блеска ботинки.

— Мисс Грейнджер, как профессор Снейп? Он пришел в себя? Все совы в министерстве заняты срочными посланиями аврората, поэтому мы здесь сидим в полном неведении относительно того, что сейчас творится, — Артур, прислонившись к дверному косяку, с надеждой взирает на нее, но Гермиона лишь отрицательно мотает головой, слишком уставшая, чтобы пересказывать события дня в подробностях. — Печально, весьма печально...

— Папа, сними, пожалуйста, пиджак — надо еще немного подогнать рукава! А ботинки как, не жмут? А то я еще немного применю расширяющие чары! — голос Джинни доносится с лестницы, постепенно приближаясь. — Ну что вы там застыли в дверях? Мама, папа?... Ой, Гермиона!

Джинни со всех ног летит навстречу, чуть не сбивая подругу, крепко обнимает ее.

— А Гарри не с тобой, да? Я думала, вы вместе вернетесь из министерства... Он ведь, наверное, уставший и голодный! — Джинни теребит край своего домашнего халатика, в ее голосе звучит обида. — Что они себе позволяют, эти министерские! Не понимают, что ему тоже нужен отдых?

— Доченька, пока у нас здесь только Гермиона, давай хотя бы ей дадим отдохнуть и напоим горячим чаем? — Молли не терпящими возражения подталкиваниями направляет девушек в сторону кухни. — Или, может быть, тебе чего посытнее приготовить? Артур, а ты иди переоденься, только, прошу тебя, повесь все аккуратно на вешалки! А то ведь я тебя знаю, сделаешь из костюма гнездо гриндилоу!

— Нет, нет, спасибо, миссис Уизли, я не голодна! — на сердце девушки становится немного теплее от голоса Молли с привычными заботливо-командными нотками. — А... Где все остальные?

— Джордж остался в Хогвартсе — боится расстаться с братом теперь даже на минуту, — Джинни усаживается за стол, зябко кутаясь в халатик, чайные чашки перед ней отрываются от столешницы, затевая хоровод вокруг заварочного чайника. — Перси тоже в Хогвартсе, пытается там путаться под ногами у Министерства. Билл и Флер у себя дома, Чарльз остановился у них. А Рон уже спит наверху. Знал бы он, что ты заглянешь сегодня — непременно бы дождался.

Чашки с легким мелодичным звоном наконец опускаются на стол, полные горячего, пахнущего имбирем и корицей, чая.

— Я не только заглянуть... — Гермиона вскидывает взгляд на Молли и на появившегося в дверях Артура, уже переодетого в домашнюю одежду. — Можно мне пожить у вас несколько дней, пока я не решу вопрос с домом или квартирой?

— Что?! С каким еще домом или квартирой? — руки Молли возмущенно упираются в бока, глава семейства тоже неодобрительно качает головой. — Живи здесь, и не вздумай больше заводить разговоров ни о каких квартирах! У нас давно освободились комнаты Билла и Чарльза, мы их подготовили для тебя и Гарри.

Точно, Гарри... И ему, так же как и ей самой, совсем некуда деваться! У него, конечно, есть еще дом на площади Гриммо, только вряд ли он захочет вернуться туда после потери крестного. По крайней мере, в ближайшее время.

Почти дойдя до своей комнаты, Гермиона медлит, а затем решительно поднимается по скрипучей деревянной лестнице еще на пару пролетов выше. Осторожно приоткрывает знакомую дверь с покосившейся табличкой "Комната Рональда Уизли". Рон свернулся калачиком так, что на большой кровати еще довольно много сводного места и Гермиона тихо, стараясь не скрипнуть пружинами, усаживается рядышком. Рыжие вихры разметались по смятой подушке, губы парня что-то бормочут, переходят на хриплые приглушенные всхлипы.

— Уже все хорошо, Рон. Уже позади все плохое... — уверена ли она в том что говорит и не к себе ли самой обращается, пытаясь убедить в правдивости слов? Гермиона тяжело вздыхает, кладя руку на плечо Рона и ощущает, как оно мелко вздрагивает. Забирается с ногами на кровать, прижавшись к спине парня, кожей ощущая, как бешено стучит его сердце. — Наверное уже позади...

Спустя несколько минут после того как она тепло и ласково обнимает Рона, дыхание парня выравнивается, плечи перестают трястись, и только мирное посапывание достигает ушей Гермионы.

— Вот так лучше. Спокойной ночи, — тихо шепчет девушка и с улыбкой гладит Рона по голове. Бесшумно встает с кровати, на цыпочках добираясь до двери. Уже через несколько минут она засыпает в бывшей комнате Чарльза, едва ее голова успевает коснуться подушки, пахнущей чем-то уютным, домашним, с примесью свежести летних цветов и трав. На миг Гермионе чудится ее детская комната в родительском доме, настежь открытое окно в теплый июльский вечер.

— Гарри!!! — пронзительный крик Джинни будит весь дом, следом тянется целая какафония непрекращающегося шума, такого привычного в Норе. Хлопанье дверями, звуки шагов, переходящие в дробный бег, возгласы домочадцев и звон посуды на кухне. Гермиона потягивается, с неохотой приоткрывает один глаз, затем второй, ее губы трогает легкая улыбка, когда она представляет сцену, только что разыгравшуюся внизу. Значит, Гарри наконец-то отпустили из министерства, и, если подумать, это вторая их с Джинни встреча после долгих скитаний, а затем битвы в замке.

Под ноги сами подскакивают мягкие пушистые тапочки, едва девушка садится на кровати. Интересно, она бы сама так кричала, если бы столько времени не видела Рона? Гермиона строго смотрит на свое отражение в зеркале ванной комнаты, тщательно водя зубной щеткой во рту. Чушь какая, конечно, она бы не кричала, Джинни просто совсем другая по темпераменту, нежели она сама.

Наглухо застегнутая черная блузка, такого же цвета узкая юбка-карандаш длиной до колена, туфли на невысоком каблуке — Гермиона бросает на себя последний придирчивый взгляд в зеркало и подхватывает со спинки стула аккуратно сложенную мантию. Спасибо Джинни — заботливо поделилась своими вещами и разложила по полочкам шкафа в комнате. Она обнаружила это полчаса назад и быстро подогнала все по размеру несколькими взмахами палочки, когда спохватилась, что удобные в бегах по лесам джинсы не очень подходят для предстоящей церемонии.

— Гермиона! Я уже собирался идти тебя будить! Мама не пустила, — оправдывается Рон, вскакивая с дивана, едва она спускается по лестнице в общую гостиную. Неуклюже обнимает ее, потому что черный строгий фрак сковывает его обычно размашистые движения. Рыжие непослушные вихры, вечно торчащие в разные стороны, теперь гладко причесаны, отчего еще больше топорщатся большие уши. Странная смесь эмоций переполняет девушку — тепло и радость причудливо смешиваются с чувством, будто она оставила одного дома маленького беспомощного ребенка и убежала по своим срочным делам.

— Джинни отлично справилась сегодня с ролью будильника, — Гермиона грустно улыбается, уткнувшись носом сначала в щеку Рона, потом в его плечо. Хвала Мерлину, в отличие от парадного костюма для святочного бала на четвертом курсе, этот не пахнет бабушкиным комодом, наоборот, источает довольно приятный аромат мужского одеколона. — Где они, кстати, Гарри и Джинни?

— Они уже в Хогвартсе, защита замка от трансгрессионных чар до сих пор разрушена. Сейчас дождемся родителей, запечатаем дом и тоже отправимся туда. А пока, может, кофе хочешь? — Рон, чуть отстранившись, кивает на столик с кофейником и вазочкой печенья.

— Нет... — ее ответ прерывает появление Молли и Артура, отчего парень с девушкой в смущении быстро отступают в стороны друг от друга, продолжая, однако, держаться за руки. — А почему к Хогвартсу?

— Возле Хогсмида есть старое кладбище, вчера там был Кингсли чуть ли не со всем министерством. Было решено его расширить и создать Аллею Героев. Посчитали, что так будет справедливо по отношению к погибшим защитникам, и появится памятное место для будущих поколений учеников Хогвартса, — Артур Уизли, достав палочку, накладывает на Нору охранные чары, когда они выходят во двор. — Процессия пройдет от ворот Хогвартса до кладбища. И нам надо поспешить, начало уже через пять минут.

Артур под руку с Молли исчезают в вихре трансгрессии, следом воронка перемещения затягивает и Рона с Гермионой — и они оказываются неподалеку от многолюдной гудящей толпы перед воротами замка. Его искореженные башни скалятся обломками и уцелевшими шпилями цепляют низко нависшие тучи. Природа скорбит вместе с людьми, в печали занавесив яркое майское солнце.

— Да тут, никак, несколько тысяч человек! — удивленно озирает представшую их взору картину Рон. — Почти вся магическая Британия здесь!

— И не только Британия, — Артур Уизли кивком указывает чуть в сторону от центра толпы, где поверх голов остальных рядом с большой косматой фигурой Хагрида маячит силуэт ничуть не уступающий ему по величине, в черном траурном кружеве. — Мадам Максим с коллегами здесь, еще несколько десятков человек прибыли из Америки. Это история, дети. На ваших глазах сейчас пишется великая страница в истории магического мира.

— Я думаю, что история творилась все эти последние несколько лет. История творилась два дня назад... Но только сейчас большинство из собравшихся решили, что пора принять в ней участие! Что можно, наконец, высунуть головы из песка, будто страусы, когда миновала опасность! И все штабные крысы тут как тут, выползли из своих нор! — тихий голос Гермионы звенит от гнева, она лишь чувствует, как крепче сжимает ее руку Рон, как успокаивающе кладет руку на ее плечо Артур, видит, как в полном согласии кивает головой Молли, обводя тяжелым взглядом собравшееся море людей.

Шум голосов постепенно смолкает, над замком нота за нотой начинает виться мелодия, сначала тихая и едва слышная, затем медленно нарастающая, нежная и печальная. Ворота распахиваются, толпа людей расступается, создавая ровно посередине широкий коридор. Вереница из нескольких десятков пепельно-серых гробов, плавно левитируемых друг за другом, показывается из ворот. Каждый гроб обвит плетями из кремовых роз и укрыт флагом факультета погибшего — большинство золотисто-красные, гриффиндорские. Первым за гробами шагает Кингсли, с непокрытой головой, в черной развевающейся по ветру мантии, за ним несколько его заместителей. Гарри за руку с Джинни идет вслед за министерскими, машет рукой, поравнявшись с друзьями — Рона и Гермиону кто-то заталкивает вслед за ними. Молли и Артур, Билл и Флер, Джордж, Перси, Чарльз... По очереди все постепенно присоединяются к медленно идущей по направлению к Хогсмиду колонне.

Не доходя деревеньки, процессия сворачивает с широкой мостовой на узкую проселочную дорогу, лентой вьющуюся между зелеными холмами, темной рекой разливается по ней, постепенно достигая кладбищенской ограды. Гермиона крепко цепляется за согнутую в локте руку Рона, туфли даже на невысоком каблуке напрочь вязнут в мягкой, перемешанной с вытоптанной травой, желто-серой глине. Но вскоре девушка с облегчением вздыхает — процессия сначала замедляет свой ход, а затем и вовсе останавливается. Когда идущие впереди расступаются, взору Гермионы открывается небольшая аллея перед кладбищем с широкой дорожкой посредине, обрамленная ровными рядами недавно высаженных молодых деревьев. Уже подготовленные могилы по обе стороны дорожки чернеют влажными комьями свежевыкопанной земли. Гробы, всю дорогу вереницей плывшие по воздуху, теперь зависают каждый над предназначенным ему местом.

На несколько минут воцаряется тишина, только где-то неподалеку от них, раздаются громкие горестные всхлипы. Повернувшись, Гермиона видит Молли, сгорбленную и словно постаревшую на десяток лет, отчаянно цепляющуюся за плечо Артура. С другой стороны ее поддерживает мадам Помфри, сама с трудом скрывающая рыдания. Однако спустя секунду со всех сторон одна за другой начинают сверкать вспышки колдокамер и ропот возмущения проносится среди пришедших людей.

— Скитер! — сквозь стиснутые зубы выдавливает Рон, Гермиона чувствует, как с силой сжимаются его кулаки. Рядом таким же ненавидящим взглядом Гарри испепеляет прорвавшуюся в первые ряды маленькую изящную блондинку и ее команду репортеров. — Эти стервятники были уже здесь, сидели в засаде!

— На самом деле мировой магической общественности будет нелишним увидеть эти снимки, — Гермиона возмущенно вздергивает подбородок. — Лишь бы эти писаки все не вывернули наизнанку в своей газетенке!

Бывшие начеку авроры быстро восстанавливают порядок, отводя назойливых представителей прессы подальше в сторону. Во вновь установившейся тишине вперед выходят Кингсли Бруствер, Аберфорт Дамблдор и Минерва МакГонагалл — как предводители подразделений, храбро державших оборону Хогвартса. А ведь там должен был сейчас стоять и профессор Снейп! — молнией проносится в голове девушки. В одержанной победе львиная доля его заслуг! Хотя методы и способы их таковы, что большинство собравшихся сейчас бы предпочли, чтобы среди этих гробов плыл еще один, накрытый серебристо-зеленым флагом...

Погрузившись в раздумья, Гермиона пропускает большую часть официальных речей о славе и доблести провожаемых сейчас в последний путь, о вечной памяти и великом почете. Ее внимание вновь привлекает к происходящему Рон, в волнении подталкивающий ее под руку.

— Смотри, сейчас будет заклятие отпускания Патронусов! — Гермиона поднимает взгляд на стоящего впереди всех Кингсли, начавшего читать длинное и сложное заклинание, выводящего палочкой замысловатые пассы под вновь заигравшую неведомо откуда изумительную и грустную музыку. С ее первыми звуками вокруг каждого гроба возникает сначала слабое и прозрачное, затем постепенно становящееся голубовато-белым, пламя. Языки магического огня высоко взметаются к пасмурному небу, ничуть не боясь падающих тяжелых дождевых капель, озаряя пасмурный день теплым серебристым светом. И сразу же, в завораживающем танце пламени возникают призрачные, причудливо изгибающиеся очертания фигур, улетающих в небо — кони, орлы, совы, пантеры... и, — Гермиона так явственно их видит, или так хочет увидеть? — два волка, бегущих рядом, бок о бок. Девушка отчаянно моргает, пытаясь стряхнуть набежавшие слезы, застилающие взор.

Когда стихает белое бушующее пламя, гробов уже нет над могилами, так же исчезают насыпанные рядом холмики земли. Вместо глубоких ям над каждым захоронением тяжелая мраморная плита с выгравированными именами и одинаковой датой смерти. У изголовьев — лампадки с мерцающими огоньками и медленно опадающие на холодный мрамор кремовые лепестки роз, оплетавших гробы.

Кингсли вскидывает вверх руку с палочкой, направленной в небо, вслед за ним — остальные присутствующие, и прощальный салют озаряет низко нависшие темно-серые тучи мириадами ярких искр, которые потом бесконечно долгие секунды летят к темнеющей на горизонте кромке Запретного леса...

На обратном пути к Хогсмиду процессия уже теряет форму ровной колонны, люди разбиваются на группки, разбредаются по сторонам. Кто-то шагает молча, все еще под впечатлением от пережитого, кто-то тихо переговаривается — несмотря на всю скорбность происходящего, похороны часто единственный повод встретиться раз в несколько лет даже для близких родственников.

Главную улицу Хогсмида сегодня можно узнать с трудом — по обе стороны дороги выстроились ряды накрытых столов, защищенных от дождя и ветра легкими парусиновыми навесами. Гермиона, снова пребывающая в состоянии задумчивости, даже не замечает, как они дошли до деревни, и теперь с изумлением взирает на открывшийся вид. Происходящее сейчас напоминает ей совсем, казалось бы, недавнюю свадьбу Билла и Флер, только атмосфера абсолютно иная. Нечто неправильное, нелогичное видится Гермионе в том, что когда во время свадьбы шла война, повсюду грозила опасность, люди веселились от всей души. А сейчас, когда миновали угрозы внезапных нападений Пожирателей, когда они победили Того-Чье-Имя-Боялись-Произносить, их лица омрачены, а глаза блестят от слез...

Рон и Гарри отодвигают стулья из-за длинного стола, усаживая девушек, через несколько минут к ним присоединяются Невилл с Полумной. Гермионе так много надо рассказать друзьям, так о многом расспросить, но тяжелый ком стоит в горле. Их подавленное молчание нарушает громкий голос прямо над ухом Грейнджер, отчего она едва не подпрыгивает на стуле.

— Я бы посоветовал вам не рассчитывать на долгую трапезу и обмен новостями, — материализовавшийся внезапно за их спинами Кингсли Бруствер кладет ладонь на спинку стула Гермионы, — Через час я заберу мистера Поттера, мистера Уизли и мисс Грейнджер на министерское совещание.

— Но... Почему именно сегодня? — Гермиона поднимает на Кингсли раздосадованный взгляд, попутно отмечая, как непривычно он выглядит в черной мантии и такой же феске вместо своих обычных сиреневых.

— Как это ни странно звучит, но наше реальное положение дел сейчас таково, что нам нельзя расслабляться и отдыхать, — Кингсли наклоняется к столу, прихватывая с него несколько бутербродов. — Извиняюсь, молодые люди, ел последний раз вчера и только благодаря угрозам мадам Помфри проклясть все министерство. Через час жду вас у Кабаньей Головы.

— Нас на министерское совещание? — Рон удивленным взглядом провожает спину удаляющегося министра. — Ничего себе!

Гермиона задумчиво крутит в руках вилку, но все-таки решает пока не сообщать никому о том, что поведал ей в карете мистер Коннорс. Может быть, министр собирает сейчас совещание вовсе не по вопросу службы в аврорате. Девушка пытается заставить себя хоть немного поесть, но аппетита нет совсем. Осматривается по сторонам — ее внимание привлекает высокая женщина с черными, как смоль волосами, качающая на руках завернутого в кружевное одеяльце младенца. На какую-то долю секунды, чувствуя как ледяной озноб пробегает вдоль позвоночника, Гермиона замирает, увидев перед собой Беллатрису Лестрейндж. Однако, переведя дыхание и присмотревшись внимательнее, она замечает, что у женщины куда более мягкие черты лица и волосы, обычно ведьминской гривой развевавшиеся у Беллы, уложены в аккуратную строгую прическу.

— Это же Андромеда Тонкс, да? — она толкает локтем в бок сидящего рядом Рона. — Я должна была сама узнать, ведь Сириус показывал нам семейные колдографии. И Тедди Люпин у нее на руках... Совсем еще крошка...

— Эта женщина, наверное, потеряла больше всех остальных, — Рон мрачнеет, отодвигая от себя так и не наполненную тарелку. — Ее мужа убили егеря незадолго до сражения в Хогвартсе, теперь похоронили дочь и зятя, правда, потерю сестры она вряд ли считает большой утратой. И у нее на руках остался осиротевший внук.

— Не будет он круглым сиротой, я обещал Люпину быть его крестным! — Гарри решительно ударяет кулаком по столу, так что дребезжит стоящая на нем посуда. — И я сделаю все для того, чтобы Тедди не чувствовал себя одиноким!

— Да, ему точно не будет одиноко, у него скоро появится компания, — Джинни тихо кладет ладонь поверх сжатого кулака Гарри, успокаивая его. — Билл и Флер ждут ребенка. Бабушка-вейла Флер уже говорит, что будет дочка.

— Наверное, такая же красивая, как и мама! — на минуту оживляется Рон и тут же бросает быстрый испуганный взгляд в сторону Гермионы. Но та лишь хмыкает, вспоминая, как Рон начинал неуклюже заикаться при одном появлении вдалеке хрупкой белокурой француженки из Шармбатона. — Уффф, а я думал, ты вонзишь мне сейчас в ногу каблук.

— За что? Вы все тогда были хороши, француженки вас совсем лишили разума, — лицо Гермионы становится грустным. — А Лаванда Браун умерла, вчера вечером, перед моим отбытием из Мунго в Нору... Ее не смогли спасти, раны, нанесенные Сивым, оказались слишком жестокими. Это я виновата! Я опоздала кинуть заклятие в этого нелюдя!

— Нет, Гермиона, не вини себя! — голос Рона звучит глухо. — Если так думать, то я виноват куда больше — не успел вовремя помочь ни Лаванде, ни тебе, ни Фреду...

— Лаванда... Нет, не может быть! — Полумна, до этого не проронившая ни слова, лишь внимательно слушавшая друзей, смотрит на Грейнджер широко распахнутыми глазами. Она до сих пор выглядит бледной и изможденной — несколько месяцев, проведенных в подвале Малфой-мэнора еще не скоро позволят ей прийти в себя. — А как профессор Снейп?

— С ним... Нет, не все в порядке, но он жив, — Гермиона удивленно смотрит на Полумну, единственную, кто вспомнил сейчас бывшего директора Хогвартса. — Его спасут, обязательно спасут. Я думаю, он еще расскажет всем, что же творилось в рядах Пожирателей на самом деле.

— Знаешь, Гермиона... — Полумна в задумчивости водит пальцем по столу, вычерчивая какие-то замысловатые знаки. — Все его ненавидят, но... он странный, не находишь? Пусть он был Пожирателем. Но сколько раз он нас забирал у Кэрроу, когда те хотели пытать учеников. Говорил, что накажет сам, но всего лишь заставлял переписывать рецепты зелий и чистить котлы. А когда приходилось наказывать в присутствии Пожирателей, посылал в нас ослабленные заклятия.

— Профессор Снейп был еще и членом Ордена Феникса... — Гермиона запинается. Потом, когда все разрешится — со странным состоянием профессора, с судом над Пожирателями, они дадут всю информацию для статьи в Придире, все-все подробно расскажут, ничего не упуская.

— А еще у профессора Снейпа очень странные мозгошмыги. Не такие, как у других Пожирателей. У Аллекто Кэрроу они были похожи на мелких зубастых крыс. А у него... — взгляд Полумны фокусируется над головой Гермионы в какой-то одной ей заметной точке пространства. — Темные, бесформенные сгустки, будто полные тоски. Иногда они становились багровыми и пульсировали, как от сильной боли. Никогда и ни у кого таких не видела.

Гермиона, обычно относившаяся к никому невидимым мозгошмыгам скептически, невольно вспоминает алое свечение диагностирующих чар вокруг головы профессора. Сразу же перед глазами встает кореживший его приступ в больничном крыле Хогвартса, будто тело скручивала невыносимо адская боль. И вновь тревога, отступившая было в этот скорбный день, холодной когтистой лапой сжимает все внутри.

Час, отведенный Кингсли, пролетает молниеносно. Гарри бросает взгляд на часы и вскакивает со стула, торопя Гермиону и Рона, подбадривающе обнимает на прощание Джинни — и вот уже друзья со всех ног бегут к Кабаньей Голове. Совсем недалеко, несколько минут — и они на месте, но даже за это время Гермиона снова успевает проклянуть всеми карами Мерлина свои злополучные каблуки.

— Вы никогда не задавались вопросом, почему трактир, которым заведует сам брат Дамблдора, выглядит, словно воровской притон? — Рон, прищурив глаза, разглядывает кабанью голову над входом и тут же подпрыгивает от сочного добродушного баса, раздающегося над ухом.

— Потому что очень много интересного можно услышать от волшебников, которым больше по нраву воровской притон нежели благопристойные "Три метлы", — Аберфорт неслышным кошачьим шагом подходит к ним, пряча в бороде печальную усмешку. В руках у него початая бутылка огневиски, к которой трактирщик уже крепко приложился. — Помните, красочные декорации играют зачастую куда больше роли, чем талантливые актеры. А пока, прошу вас всех пожаловать к трактирному камину. Господин министр уже отбыл в свое министерство, поручив мне проводить вас следом.

— Извините, мистер Дамблдор, — Гермиона локтем незаметно, но чувствительно пинает Рона под ребра, забирая из рук Аберфорта мешочек с летучим порохом, получает в ответ снисходительный кивок и пронзительный взгляд ярко-синих глаз.

— А еще этот, с ваших слов, притон, служит убежищем от слишком любопытных и непосвященных в... некоторые детали. Ваш хогвартский зельевар, к примеру, часто посещал мое заведение, — Аберфорт на минуту умолкает, прикладываясь к горлышку бутылки и отхлебывая изрядный глоток, а Гермиона вся обращается во внимание. — Мы с ним даже сдружились, перемывая кости Альбусу. До тех пор, пока этот сукин сын не убил моего братца. Ведь, что бы там не говорили, а мой покойный родственник был никем иным, как лицемером и интриганом, ни в грош не ставившим ни учеников, ни подчиненных.

Гарри было в возмущении открывает рот, пытаясь что-то гневно высказать, но Гермиона перебивает его.

— И вы хотите сказать, что профессор Снейп приходил сюда выпить? — недоверчиво вскидывает брови девушка, теребя мешочек с порохом.

— Выпить? — Аберфорт разражается громким хохотом, расплескивая огневиски из бутылки. — Моя умнейшая леди! Да он приходил сюда надираться алкоголем до полной отключки! Каждые выходные, вплоть до возрождения Реддла. Специально для него я даже отвел маленькую комнатушку наверху, чтобы профессор мог отоспаться после жестокой попойки, и чтобы никто из замка не увидел его в довольно непристойном виде.

Мерлин побери, так вот почему временами преподаватель зельеварения был в пресквернейшем настроении! Орал так, что звенели пустые пробирки для зелий, а потом садился за свой стол и обхватив голову руками, изо всех сил тер пальцами виски. Гермиона тогда думала, что его мучают приступы мигрени, а на деле вот оно все как было... Все-таки магия не всесильна, и антипохмельное не снимало головную боль полностью.

— Любой другой на месте Снейпа уже давно бы тронулся умом и был бы заперт в Мунго в палатах для психов, — Аберфорт, зажав под мышкой бутылку и порывшись в кармане, выуживает огромную связку ключей и отпирает дверь трактира. — Прошу вас поторопиться, милейшие. Совещание уже с минуты на минуту начнется и Кингсли мне голову оторвет, если узнает, что я вам тут зубы заговариваю.

Пройдя друг за другом через камин, ребята оказываются в просторном зале Атриума министерства, отряхиваясь от каминной золы. Гарри, пробывший в министерстве весь прошлый день, спокойно направляется к столу дежурного для регистрации, а Рон с Гермионой замирают как вкопанные, с открытыми ртами озираясь по сторонам. В тот последний раз, когда они были здесь, пытаясь выкрасть у Амбридж медальон, оформление Атриума мрачнело цветами старого почерневшего серебра. В центре тогда высилась статуя из черного камня, символизировавшая господство чистокровных волшебников — их троны стояли на телах магглорожденных и полукровок. Теперь в Атриум вернули знаменитый Фонтан Магического Братства, а все вокруг — стены, обрамления арок и оконные рамы — нестерпимо ярко сияло золотом.

— Мне кажется, они перестарались, — морщится Гермиона, доставая палочку для предъявления дежурному. — Я понимаю, конечно, что золото — цвет победы, но... Здесь же нужны затемненные очки!

— Зато выглядит богато и мощно! — ухмыляется Рон, все еще потирая бок после пинка Гермионы. — Все увидевшие это великолепие недобитые враги и недоброжелатели должны будут немедля сдаться и сложить оружие!

— Или ослепнуть, — подытожила девушка. Закончив процедуру регистрации, они направляются к лифту, через некоторое время оказываясь у входа в Зал Заседаний министерства. Внизу, на сцене за трибуной, стоит Кингсли Бруствер, из-за огромного роста которого трибуна кажется игрушечной. В зале заполнены лишь первые несколько рядов, среди них не мелькает ни одного знакомого лица. Однако внимание Гермионы невзначай привлекает странный старичок, бойко юркнувший в Зал Заседаний следом за ними и занявший место неподалеку. Его темно-серая, какого-то мышастого оттенка мантия, может, и не удостоилась бы ничьего пристального внимания, если бы не выглядывающие из-под нее маггловские ярко-красные спортивные штаны с широкими белыми лампасами. Серебристо-седая борода, заплетенная в несколько тонких косичек, перевязанных опять же маггловскими детскими резинками для волос, завершает его несколько необычный вид. Старичок задорно подмигивает девушке, расположившейся через пару сидений и, сложив на груди руки, переводит взгляд на начавшего речь Кингсли.

— Сегодняшнее наше заседание будет коротким и по существу. Поэтому приглашены лишь те, кого непосредственно оно касается, — министр обводит взглядом присутствующих. — Ни для кого не секрет, что сейчас министерству не хватает сотрудников. В особенности — огромная неукомплектованность в оперативном подразделении — аврорате. Поэтому первым вопросом у нас сегодня на повестке — обсуждение и принятие решения по поводу поступления на службу в аврорат троих учеников Хогвартса, не окончивших седьмой курс. Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер, они сегодня здесь присутствуют.

Головы всех собравшихся поворачиваются к ним, Гермиона в смущении опускает глаза в пол, потом косится на Рона — тот ошарашенно смотрит вокруг, в отличие от Гарри, который невозмутим и спокоен. Видимо, его тоже предупредили. Как всегда, Рон остается в стороне — как бы не начал психовать...

— Я считаю, что прошедший год, проведенный ими в условиях постоянного противостояния с Пожирателями Смерти и их приспешниками, позволяет этим выпускникам приступить к службе в аврорате с сентября. Все лето с ними будет проводиться обучение и подготовка. Всех согласных с этим прошу проголосовать, — взметнувшиеся вверх руки со сжатыми палочками показывают, что никто не против такого предложения министерства. — И теперь предлагаю так же распределить будущих авроров по направлениям и закрепить за ними наставников, это второй вопрос нашего совещания.

— Интересно, тут тоже есть Распределяющая Шляпа? — шепотом иронизирует Гарри, заставляя Гермиону улыбнуться и немного унять волнение. Кингсли тем временем разворачивает на трибуне свиток, ставя в нем палочкой какие-то отметки.

— Итак, предлагается. Мистера Поттера и мистера Уизли прикрепить к подразделению немедленного реагирования — команде, которая прибывает непосредственно на место чрезвычайных событий, — пояснения, очевидно, Кингсли приводит как раз для них, будущих авроров, мелькает в голове Гермионы. — Наставником им закрепляется мистер Арнольд Коннорс. Гермиону Грейнджер предлагаю прикрепить к информационному подразделению — занимающемуся сбором и анализом важных сведений. Наставником ей закрепляется мистер Кристофер Олсон, приглашенный норвежский специалист, ведущий ученый по изучению легилименции и окклюменции.

Гермиона, в удивлении тихо сползающая в кресле среди поднятых в знак одобрения рук пытается рассмотреть, кто же такой мистер Олсон и с еще большим изумлением замечает, как ей машет рукой, привлекая к себе внимание, тот самый странный старичок в красных маггловских трениках.

Падение в бездонную черную яму — оно, кажется, не прекратится никогда. Сначала над головой еще брезжит тусклым серым светом проем двери, в которую он так безоглядно шагнул. Но постепенно прямоугольник сужается, уменьшается в размерах и пропадает вовсе, будто над головой завязали плотный темный мешок. Северус тщетно пытается таращиться во тьму, схватиться хотя бы за что-нибудь руками, но кругом только пустота. Нет ничего, только неведомая сила притяжения, влекущая все быстрее и быстрее вниз, в мрачную глубину. Значит, все таки смерть? Но разве мысли у мертвецов, весьма далекие от цензурных, могут метаться в черепной коробке как ополоумевшие болтрушайки?! Разве могут мертвецы чувствовать прилипшую к телу мокрую одежду, от которой становится так холодно, что скоро зубы начнут выбивать дробь?

Драный Мерлин, его пальцы, кажется, что-то нащупали. Нет, не может быть. Все тот же пол визжащей хижины! Падение прекратилось, но по-прежнему мокро и холодно. Неясные очертания комнаты постепенно становятся четче, хотя и плывут перед глазами, словно на волнах. Ему удается поднять голову, а потом и сесть на полу, озираясь вокруг. Тишина и абсолютно никого — ни Эйвери, ни авроров, ни везде сующей свои носы троицы. Странно то как...

"Подумали, что профессор сдох, не иначе," — злая горькая ухмылка трогает губы Северуса. — "Рады однозначно все, одни — что никого не сдаст с потрохами, другие — что не надо возиться с разбирательствами и судами..." Если бы у него было чуть больше сил, он бы изобразил сейчас большой и живописный фак всем и вся. Жаль, но на такую роскошь точно не стоит тратиться — надо делать отсюда ноги, пока не упекли в Азкабан, как идиота Эйвери.

"А ведь, сучонок, не врал, когда кричал, что был под Империо," — Северус зубами рвет выпростанную из под мантии собственную сорочку на лоскуты, крепко прижимая их к ране — кровь уже перестала выплескиваться толчками, но белая ткань все равно быстро пропитывается багровым. — "Сам трусил пытать и убивать, хоть и Лорду услужить хотелось. Только в Азкабане не будут выяснять все подробности — посадят на цепи гнить, и все дела."

Холодный ночной воздух обжигает саднящее огнем порванное горло, натужно работающие легкие. Надо добраться до зелий... До своей лаборатории... Хвала Мерлину, его палочка нашлась целой и невредимой — закатилась в щель между досками. Северуса качает от слабости так, что он больно ударяется плечом о косяк двери. Цепляясь за перила, сползает по лестнице. Прочь, прочь из Хогсмида. Как можно быстрее и дальше. Никого во всей деревне, пустые таверны, темные окна домов... Где все, почему вокруг ни души?!... Хотя... Хорошо, что никого... Сознание снова начинает мутиться, придорожные кусты цепляются колючками за и без того изорванную мантию, деревья вырастают из ниоткуда на его пути, заставляя обходить их... Где-то на грани провала в беспамятство в голове звоном проносятся странные, неизвестно кем произносимые слова "...по всем показателям он уже должен был очнуться. Необходимо исследовать дальше...". Очумело тряхнув головой, последним усилием Северус заставляет себя куда-то трансгрессировать — перед его глазами покачиваются полки с зельями, ингредиенты, засушенные связки растений, слабый шум прибоя доносится из высокого окна под самым потолком... Углы полутемной комнаты густо затянуты паутиной, на всех поверхностях толстым ковром лежит пыль — только содержимое полок в идеальном порядке. Пульсирующая боль лишает разума, заставляет скрипеть зубами, чтобы сдержать крик. Сил хватает лишь на то, чтобы дотянуться до нужного флакона, вылить содержимое в булькающее кровью горло. "Я не понимаю, где я... Главное, что никого нет... Я потом вспомню, что это за место... "

* * *

— Пикси тебя побери, Гарри! Зачем тебе в голову пришла эта идея отправиться в маггловский бар?! — рассерженный шепот Гермионы сопровождается треском рвущейся ткани рубашки Рона и методичным глухим звуком наносимых ударов. — И как теперь увести его отсюда?

— А ты куда предлагаешь нам ходить, в музей?! Или библиотеку?! — не менее рассерженный шепот Гарри доносится ей в ответ. Он одной рукой пытается загородить Джинни, в другой держит палочку наизготове. — Думаешь, я был в курсе, что пьяная драка — обязательный пункт в программе посещения?!

Его прерывает оглушительный звон разбитого стекла — витрина ночного заведения осыпается мелким стеклянным дождем, усеивая пол осколками, переливающимися в тон мигающей цветомузыки. Здоровенный парень в клетчатой толстовке приземляется на асфальте улицы в позе подтаявшей на солнце шоколадной лягушки, а Рон, красный от злости, немного пошатываясь, поправляет закатанные до локтей рукава. Наверняка палочка припрятана там же, хмыкает девушка — не мог же, в самом деле, Рон своими силами одолеть такого амбала?! Правда, ему и самому хорошо досталось — под глазом наливается багровым цветом огромный синяк, из ссадин на костяшках рук сочится кровь.

А ведь все эти два дня, что выделили им в министерстве на отдых, они провели вполне тихо и мирно. Если не считать вчерашней неприятной сцены на Косой Аллее, когда их, отправившихся купить новую одежду и мантии в магазинчик мадам Малкин, окружила толпа странно настроенных людей. В их выкриках "Гарри Поттер — герой!", "Поттер — наш спаситель!" явственно был слышен восторг, но в то же время вели они себя довольно агрессивно. Каждый норовил протиснуться ближе к Гарри, потрогать, а то и ткнуть его изо всех сил, добиваясь вожделенного автографа. Джинни уже собиралась применить свой знаменитый Летучемышиный Сглаз, и Гермионе пришлось спасать ситуацию более щадящим способом. Пока назойливые фанаты корчились от насланных ею веселящих чар, друзьям удалось благополучно скрыться, накинув на головы капюшоны мантий.

— И пусть больше никто не смеет приставать к моей девушке! Всем хорошо слышно? — язык Рона немного заплетается, отчего грозные слова звучат смешно и нелепо, к тому же когда "все" — только в испуге пригнувшийся за стойку бармен да пара ошалевших дружков поверженного соперника.

— Рон, он всего лишь предложил попробовать другой коктейль! Со мной что, никому нельзя ни о чем заговаривать? — возмущению Гермионы нет предела, голос ее звучит все громче. — Что на тебя нашло?!

Девушка с удивлением взирает на друга, тревожно переглядывается с Джинни, вскакивающей из-за соседнего столика. Палочка в руках Джинни оказывается как нельзя вовремя — двинувшиеся было на подмогу приятели парня неподвижно застывают с безумными взглядами.

— Да он пялился на тебя, как кот на сметану! Назвал деткой! А уж как ухмылялся, когда предлагал свое пойло! — сквозь громогласные возмущения Рона, слышно, как вдалеке по улице к ним приближается полицейская сирена. — Никому не позволю так говорить с тобой! И пусть только кто-то посмеет попробовать отнять тебя у меня!

— Рон, очнись, меня никто не пытался отнимать!!! Быстро, наводим порядок, и в Нору! Гарри, держи его крепче! — Гермиона быстрым взмахом палочки восстанавливает витрину, затем нацеливается на бармена и остановившихся в нелепых позах парней заклятием забвения. — Надеюсь, после стольких заклинаний их мозги не превратятся в кашу...

— Пустите, я тоже помогу! — Рон пытается вырваться из хватки Гарри, который, стиснув зубы, изо всех сил удерживает его. Результатом их молчаливого противоборства становятся пара с грохотом опрокинутых столиков. — Я только палочку свою под столом подберу!

Ничего себе, он одолел того верзилу без магии! Гермиона спешно хватает со стула свою сумочку. Она даже не удивляется, когда Джинни, всем своим видом сейчас напоминающая разъяренную Молли, отвешивает брату несколько хлестких пощечин для приведения в чувство.

— Бежим, быстрее! — поторапливает друзей Гарри, уже в дверях они сталкиваются с нарядом полиции. Слава Мерлину, и порванной рубашке Рона, и разломанным столикам удалось вернуть приличный вид — полицейские лишь в удивлении взирают на вполне мирную картину в баре, куда их вызвали на громкий дебош и драку. Едва завернув за угол, все четверо моментально исчезают, оказываясь уже у дверей Норы, и Гермиона облегченно переводит дух.

— Наверное, зря мы вчера разменяли в Гринготтсе маггловкие фунты и затеяли эту прогулку в Лондон, — вздыхает девушка, пытаясь хоть как-то привести в порядок лицо с синяками и взлохмаченные вихры Рона. Для полного "счастья" не хватало еще сейчас возмущений и нотаций миссис Уизли.

— Остается только на необитаемом острове гулять... Гермиона, я так хотел спокойно побыть только с вами, без излишнего постороннего внимания! Я скоро уже начну все время оборотное зелье принимать с внешностью кого-нибудь неприметного! Осточертело все это!!! — Теперь срывается Гарри, хоть и старается не кричать громко, но изо всех сил хлопает входной дверью, так что штукатурка оседает на пол легким белым облачком под дробный стук каблучков Джинни ...

Кажется, сегодня все решили выпустить пар, качает головой Гермиона. Стараясь не шуметь, хотя после хлопка дверью такие предосторожности явно были лишены смысла, они с Роном крадутся по лестнице в свои комнаты. День выдался длинным и муторным, хочется поскорее добраться до подушки и забыться до утра, желательно без тревожных и непонятных сновидений... Но едва Гермиона берется за ручку своей двери, как чувствует прикосновение к своему плечу. Поворачивается с вопросительным взглядом, думая, что Рон что-то хочет сказать, и натыкается на его губы, жадно прильнувшие к ее губам. Надо отдать ему должное, он не позволяет себе ничего лишнего, даже находясь слегка в подпитии, только прижимает к себе так, будто ее сейчас опять будут отнимать. Гермиона больше поражается своим ощущениям — чувствуя себя просто посторонним наблюдателем, какой-то безвольной куклой. Это пройдет, наверное. Она просто устала. Потом все обязательно наладится...

— Извини, я вел себя в баре как дурак, — он пытается оправдываться с виноватым взглядом, снова тянется с поцелуями.

— Спокойной ночи, — ей удается наконец-то мягко вывернуться из объятий Рона, ласково чмокнув его в щеку напоследок, и шмыгнуть за свою дверь, как за спасительную баррикаду. — Не вини себя, мы сейчас все не в своей тарелке. Не забудь завести будильник, завтра в девять вам с Гарри нужно быть в министерстве.

* * *

— Юность, бурная юность! Ах, как она восхитительна в своей непосредственности! — Гермиона украдкой осторожно потирает ноющий висок, пока голос мистера Олсона звонкой тирадой разносится по комнате, напоминающей, впрочем, рабочий кабинет очень и очень отдаленно. Хотя большую его часть и занимают шкафы с книгами, но внушительных размеров музыкальный центр, расположенные по углам мощные колонки, висящие на стене фотографии и колдографии длинноволосых рокеров в кожаных куртках создают весьма причудливый интерьер. — Вы вчера неплохо поработали с заклинанием Обливиэйт. Несколько сильнее, чем следовало бы в данном случае, опытные авроры стараются снизить побочную дезориентацию, насколько это возможно. И вы не учли одного маленького нюанса, мисс. У магглов есть такие интересные штуки, как видеокамеры. Половину ночи небольшой отряд авроров бегал по окрестностям облюбованного вами бара, подправляя записи камер.

— Ох... — только и может выдавить девушка, наблюдая за прячущим в бороде улыбку мистером Олсоном. На этот раз его борода не пестрит яркими детскими резинками, белым одуванчиком обрамляя худое длинное лицо. Пронзительные ярко-голубые глаза лучатся ребяческим задором, но в тоже время тихими хитрыми буравчиками изучают ее.

Сегодня совсем ранним утром ее разбудила министерская сова настойчивым стуком в окно. Деловито протянула сонной девушке лапу с привязанным пергаментом, презрительно отвернувшись от предложенных крошек печенья. Спешно пошарив в карманах брошенных на стуле джинсов, Гермиона вложила в маленький бархатный мешочек на лапке совы несколько серебряных сиклей, только после этого птица, удовлетворенно ухнув, улетела. Изучив содержимое полученной записки, девушка начала быстро собираться. Судя по адресу, ровным почерком выведенном на пергаменте, профессор Олсон, к которому ей было предписано явиться на занятия, обитал в предместье Лондона в домике, арендованном для него министерством. Через полчаса Гермиона уже стояла у небольшого коттеджа, утопающего в сочной майской зелени.

Невольно увлекшись рассматриванием стен необычного кабинета и довольно занятного содержимого шкафов — к примеру, вон там, у окна, целую полку занимает маггловская фантастика Жюль Верна, а чуть ниже — о, Боги! — древнее собрание сочинений по нумерологии, Гермиона тут же мысленно одергивает себя. Мерлин подери, он же профессор легилименции! Читает ее, наверное, сейчас, как раскрытую книгу.

— Я рад, что вы вспомнили то, ради чего мы здесь находимся, — улыбка Олсона растягивается еще шире. Надо же, даже не скрывает, что гуляет у нее в голове, как у себя дома. Если бы можно было сопроводить сейчас свои мысли жестом, Гермиона лишь пожала бы плечами — ей совершенно нечего прятать на замки в своей памяти. — Но радость мою немного омрачает ваш типичный для новичка подход к легилименции. Ваши мысли, да и мысли любого другого человека — не простой и доступный текст в книге. Это скорее некая абстрактная картина, сложенная из ваших мыслеобразов, где фантазия смешана с реальными воспоминаниями. То есть изображение произошедших с вами событий, окрашенное вашим восприятием, вашими чувствами.

Голос профессора, немого дребезжащий, напоминает Гермионе солнечного зайчика, который весело и, на первый взгляд, бесцельно пляшет по стене, но в то же время задерживается на интересных и неприметных поначалу детальках.

— И да, запомните, легилименция — это тяжелое оружие, без которого порой можно обойтись, заменив его более легким и доступным. Это не что иное, как психология. Очень часто психология помогает вообще не применять магию, так что не стоит недооценивать эту маггловскую науку, — улыбка Олсона теперь напоминает улыбку ребенка, которому удался волшебный фокус. — Например, как только вы, Гермиона, появились здесь, я пользовался только ею, и палочка моя мирно покоится в кармане.

Напряжение и настороженность девушки постепенно спадают, как и всегда на занятиях, она вся обращается во внимание. Однако чувствует себя неуютно — без парты, без пергамента с пером, чтобы конспектировать лекцию, отчего непроизвольно озирается по сторонам.

— Вам ничего не нужно записывать, мисс Грейнджер. В этой науке очень мало теории и очень много практики, и результат зависит не от запоминания знаний, а только от упорных многочасовых, многодневных тренировок, — профессор, обойдя кресло с девушкой, бесцеремонно усаживается прямо на свой письменный стол, при этом смешно болтая ногами все в тех же красных спортивных штанах. Только, в отличие от министерского заседания, на нем сейчас вместо мантии вытянутая футболка с выцветшим рисунком. Присмотревшись, Гермиона различает надпись "Kiss" и огромные губы с высунутым языком, отчего едва не прыскает со смеху, с трудом заставляя себя внимательно и серьезно слушать преподавателя дальше. — Всю суть легилименции я вам уже коротко изложил. Вы должны не прочитать — увидеть мысли другого человека и разобраться, где в них истинное, где нафантазированнное. Задача же окклюменции состоит в том, чтобы исказить картинку в своей голове так, чтобы легилимент не смог определить, что же именно является истиной.

— То есть, если я не знакома с человеком и не знаю обстоятельств его жизни, я вообще не смогу узнать его истинные мысли? — Гермиона озадаченно смотрит на Олсона.

— Если только он окклюмент-параноик, постоянно ждущий вторжения в свою голову, — смех щупленького на вид профессора звучит на удивление сочно и звонко. — Обычно же, особенно если искусство легилименции доведено до совершенства, исследуемый объект даже не подозревает, что его мысли рассматривают. Потому достаточно легко определить вымышленные мыслеобразы — сны, фантазии, как правило, нечеткие и расплывчатые. Кстати, мисс Грейнджер, вы завтракали?

— Я... да, спасибо, завтракала, — резкий переход плавной размеренной речи профессора сбивает девушку с толку, невольно заставляя еще раз вспомнить неловкое утро в Норе с обиженным сопением Рона, виноватым взглядом Гарри — когда, когда уже он перестанет себя во всем винить?! — и скептически поджатыми губами миссис Уизли. Олсон тем временем, потянувшись через весь стол, длинными сухими пальцами подтягивает к себе дымящийся кофейник и чашку.

— Как я уже сказал, легилименция не только чисто магическое искусство, но еще и психологическое. Например, резкая смена темы разговора, неожиданный вопрос могут заставить человека показать в своих мыслях то, что он показывать не очень желает, — Олсон с улыбкой вскидывает вверх указательный палец, забавно тряся им. Дует на горячий кофе так, что мелкие брызги пенки оседают на его бороде. — Ох, как я люблю кофе, как люблю, ммм!!!

— Приятного аппетита, — несмотря на свою ребячливость и нарочитую несерьезность, Гермионе все больше и больше начинает нравиться профессор Олсон. В его словах, обильно сдобренных задорным смехом, просматривается глубокий аналитический ум, пытливость и мудрость. Пока преподаватель наслаждается любимым напитком, она украдкой снова бросает взгляд на увешанные плакатами стены. Один из них заставляет ее удивленно распахнуть глаза — известный маггловский рок-исполнитель машет рукой с подвижной волшебной колдографии, взирая на зрителя поверх таких узнаваемых круглых цветных очков.

— Да, да, он никто иной, как магглорожденный волшебник, закончивший Хогвартс, кстати! По окончании учебы вернулся в мир магглов, естественно, соблюдая Статут о Секретности. Иногда заглядывает к нам в гости с концертами, мне даже удалось заполучить автограф!— смешок Олсона прерывает издаваемые им звуки прихлебывания горячего кофе. — Недавно маггловские журналы пестрели заголовками, что Оззи Осборн чуть ли не генетический мутант, который с легкостью переносит свои увлечения алкоголем и наркотиками. А все дело то всего лишь в волшебных зельях!

— А ведь он, наверное, не один такой в мире магглов? — Гермиона, всегда неравнодушная к истории магии, заметно оживляется. К тому же в силу своей неуемной тяги к знаниям и любопытства, девушка попутно изучала и маггловскую историю.

— Конечно! Позже, если вы останетесь работать в отделе аналитики, вы получите доступ к секретным архивам и весьма удивитесь, почитав о влиянии волшебного сообщества на течение многих событий в мире людей, — мистер Олсон снова удобнее устраивается на столешнице, оставляя в сторону пустую чашку и складывая руки на груди. — А пока же продолжим начатый нами сегодня путь к такой интересной, как вы смогли убедиться, цели. Мисс Грейнджер, можете мне сказать, с чего начинается воздействие легилимента на нужный объект исследования?

— Зрительный контакт. Нужно установить зрительный контакт для проникновения в разум, — кивает девушка, надеясь, что хоть сейчас она не допустит оплошности. — А затем произнести заклинание Легилименс — с палочкой или мысленно, невербально.

— Стоп, стоп, стоп. Почти все верно, но остановимся на первой части — зрительном контакте. Не спешите, — профессор хитро щурится, глядя на девушку. — Я говорю "почти", потому что существуют уникальные волшебники с врожденными способностями к легилименции, которым не нужно произносить заклинание. Они видят и слышат мыслеообразы собеседника, только лишь глядя ему в глаза. Наверное, к счастью для остальных, таких волшебников в мире единицы. А для чего необходим зрительный контакт, как вы считаете?

Гермиона только собирается ответить что-то вроде "Глаза — зеркало души", но не успевает и рта раскрыть, как ее прерывает громкий шум в камине у стены.

— О, мистер Бруствер, дня доброго! — профессор Олсон даже и не думает покидать облюбованного места на столе, лишь приветственно машет рукой отряхивающемуся от каминной золы Кингсли и расплывается в добродушной улыбке. — Заглянули нас проведать?

— Собственно, да. А также узнать о самочувствии мисс Грейнджер после вчерашних событий. Добрый день, — Гермиона невольно пытается глубже съежиться в кресле, прекрасно понимая, что под событиями вчерашнего дня Кингсли подразумевает злополучный бар. — Мистер Поттер держится молодцом, а вот мистера Уизли пришлось сегодня отпустить домой после того, как он несколько раз выронил свою палочку в простейших поединках. Такое впечатление, что он забыл весь школьный курс, либо вчерашнее количество выпитого так повлияло на его реакцию.

— Нет, не в этом дело! Господин министр, выслушайте меня! — Гермиона, все утро вяло кивавшая и с трудом подыскивавшая ответы на вопросы профессора Олсона, теперь вскакивает с кресла, голос ее дрожит от негодования. — Неужели вы не понимаете? Неужели никто в министерстве не может понять, что еще слишком рано для обучения? Ладно я, которая учила наизусть книжки и заклинания даже на каникулах! Для меня это удовольствие и отвлечение, но ребятам! Рону нужно побыть с семьей, оправиться от всего произошедшего! Гарри сейчас готов сбежать куда-нибудь подальше, чтобы хоть немного забыться!

— Гермиона... — Кингсли, вопреки ее ожиданиям, отвечает спокойно и тихо, подвигая к себе рядом стоящее свободное кресло и грузно опускаясь в него. Только сейчас девушка замечает его ввалившиеся щеки, красную сетку сосудов, покрывшую белки глаз. Сколько же он спал?.. — В твоих словах сейчас был ответ на твой же вопрос. Отвлечение! Понимаешь, ребята в аврорате будут много заниматься и не только наверстывать пропущенное и обучаться новым заклятиям. Еще будет и физическая подготовка до седьмого пота. У Гарри не будет времени мучить себя мыслями о том, кого он не смог спасти или винить себя за то, что кто-то погиб из-за него. А Рон перестанет слишком зацикливаться на гибели брата.

Краем глаза Гермиона наблюдает, как мистер Олсон неслышно усаживается за свой стол теперь уже вполне надлежащим образом и принимается тихо перебирать лежащие на нем бумаги. Еще не остыв, она хочет что-то пылко возразить, но Кингсли продолжает свою речь.

— Когда тело занято делом и каждая мышца напряжена, печаль оставляет душу. Нет, нет, скорбь останется с ними, но не будет столь острой и мучающей. Поверь мне, Гермиона, пот лучше любой философии излечивает от тягостных дум. Я знаю, о чем говорю. — голос Кингсли осекается, а ей в голову закрадывается мысль, что министерский чин Бруствера отнюдь не награда в одержанной победе, а скорее, самоотверженно исполняемый им долг перед ними.

— Так вот зачем... — слова, теперь негромкие, застревают в горле девушки, но министр кивает, продолжая.

— Не только поэтому. Нам действительно не хватает людей. Людей, которым новое министерство могло бы доверять безусловно. Которым лично я мог бы довериться полностью. И при этом знать, что эти люди в случае опасности смогут за себя постоять и мне не придется винить себя за их доверие и преданность! И именно в целях вашей безопасности вам решили сразу преподавать предметы по специальности, а не только не пройденные вами на седьмом курсе.

Воцарившееся было молчание нарушает негромкое покашливание профессора.

— Пожалуй, господин министр, наше занятие с мисс Грейнджер на сегодня закончено, — Олсон, уперевшись подбородком в сложенные перед собой руки, переводит взгляд на Гермиону. В уголках его глаз собираются лучиками морщинки, отчего кажется, что пространство заполняет уютное тепло. — Жду вас завтра, дорогая, в это же время.

— Мистер Поттер просил разрешения проведать мистера Снейпа. Раз профессор Олсон так любезно предоставил нам время, предлагаю отправиться с визитом в больницу Святого Мунго. Тем более там собирается очередной консилиум лекарей, который я хотел бы посетить, — голос Кингсли возвращается к привычным размеренным интонациям, в то время как мысли Гермионы все еще в полном раздрае и чувство вины за высказанное, кажется, надолго осело на щеках пунцовым румянцем.

В этот раз путь в Мунго — через каминную сеть, занимает куда меньше времени, чем путешествие на фестралах, хотя во многом проигрывает ему по зрелищности. Невольно усмехнувшись собственным мыслям, Гермиона переступает вслед за Кингсли через каминное ограждение, оказываясь в просторном и пустом больничном холле.

— Мистер Коннорс с Гарри вот-вот должны прибыть, — министр бросает быстрый взгляд на свои часы. — Да, кстати, я собирался сказать еще кое-что по поводу ваших вчерашних приключений в городе, Гермиона. Поскольку закон еще не опубликован, то отвечать по всей строгости вам не придется. На недавнем заседании было постановлено ограничить применение заклинания Обливиэйт. Разрешение пользоваться им оставят лишь специально обученным людям, стирателям памяти. Дело в том, что по нашим последним данным, участились случаи неправильного и слишком небрежного использования этих чар. Ты же понимаешь, что это чревато серьёзными повреждениями мозга, а если чары были слишком сильны, то память человека может полностью и необратимо разрушиться. Поэтому теперь волшебник, применивший чары Забвения, не имея на это министерской лицензии, будет отвечать перед Визенгамотом и ему будет определено наказание вплоть до заключения в Азкабан.

— Да, это слишком опасное заклинание, я согласна... — тихо произносит Гермиона, опуская взгляд. Осторожно садится на край скамьи для посетителей. Пытаясь скрыть внезапную дрожь, девушка крепко стискивает кулаки, зажимая их коленями.

— Что-то не так или я о чем-то не знаю? — от взгляда Кингсли не ускользает странное поведение Грейнджер, он в удивлении вскидывает брови и тут же хмурится, усаживаясь рядом с девушкой. — Гермиона?

— Перед тем как скрываться вместе с Гарри и Роном... Зная о том, что Пожиратели преследуют родственников и близких всех членов Ордена Феникса, всех кто противостоял Волдеморту... Я стерла в памяти своих родителей-магглов все воспоминания о себе и отправила их в Австралию. Такой способ на тот момент мне показался самым безопасным. Они до сих пор там, и... не помнят, что у них есть дочь, — девушка поднимает взгляд на Кингсли, надеясь что на глазах не выступят слезы. — И я не знаю, вспомнят ли они теперь меня снова.

— Жестокий способ... — Бруствер озадаченно потирает пальцами переносицу. — И к тому же, очень сложен в исполнении. Целенаправленно стереть отдельные и большие участки памяти, так чтобы при этом человек остался в здравом уме! И при чем, не один человек... Это невероятно! Но... Ты задумывалась, что могла этим нанести им необратимый вред?

— Волдеморт обошелся бы с ними более жестоко, — негромкий голос Гермионы уже не дрожит, она упрямо вскидывает вверх подбородок. — Только теперь я не знаю, как мне вернуть родителей обратно...

— Я постараюсь помочь, Гермиона. Подумаю, что можно сделать и сообщу тебе, — Кингсли ободряюще кладет руку на плечо девушки, а ей вновь становится нестерпимо стыдно за свой недавний выпад. Хотя на этот раз долго терзаться угрызениями совести ей не дают — навстречу им уже спешат от камина Гарри с мистером Коннорсом. Тут же из коридора вместе с группой целителей появляется и Габриэль, торопливо перелистывающий журнал с записями. Выглядит он сейчас намного лучше, нежели когда состоялось их знакомство в бессонную ночь после битвы — без залегших под глазами черных теней от усталости, без бороздящих кожу лба напряженных морщин. В прошлую встречу девушке показалось, что целитель примерно одного возраста с мадам Помфри, сейчас же она с удивлением отмечает, что ему немногим больше тридцати.

— Наш пациент по-прежнему без улучшений? — Кингсли встает со скамьи, коротко приветствуя всех, обращает вопросительный взгляд на Габриэля. — Надеюсь, и без ухудшения?

— Если вы, господин министр, ведете речь о его сознании и личностно-психологической активности, то абсолютно никакой динамики ни в одну из сторон. Мистер Снейп продолжает спать, точнее, его сон больше напоминает состояние глубокого анабиоза. Чисто физические же показатели значительно улучшились. Регенерация поврежденных тканей, кожного покрова идет полным ходом, и... даже более того... — легкая заминка целителя не ускользает от внимания Кингсли, отчего он хмурится, но ждет продолжения, не перебивая. Сопровождающие Габриэля целители о чем-то негромко спорят между собой. — Его скелет, костные ткани... Процессы в них выглядят довольно странно. Создается впечатление, что они начинают расти, при этом утончаясь. Как вы понимаете, кости взрослого человека обычно растут лишь до определенного возраста. Все это происходит с пациентом пока на мельчайшем клеточном уровне, совершенно незаметно взгляду, но фиксируется нашей диагностикой.

В повисшей после слов Габриэля тишине только слышно, как неторопливо отсчитывают секунды большие настенные часы.

— Сегодня утром в больницу прибыли несколько иностранных целителей. Мы уже закончили обследование пациента, и через несколько минут начнется консилиум, — Габриэль кивком головы указывает на своих коллег. — Мистер Бруствер и мистер Коннорс, я думаю, ваше присутствие на нем может быть полезным.

— Именно поэтому мы здесь... — Кингсли, все еще в задумчивости после сообщения целителя, поворачивается к Гарри и Гермионе. — Вы пока можете пойти проведать профессора, охрана у дверей палаты предупреждена о вашем визите.

— Гермиона... Что это такое? Что происходит с профессором Снейпом?! Ты была возле него в ночь после битвы. Почему его так срочно и таким способом решили отправить в Мунго? Было еще что-то странное? — слова Гарри, произносимые сначала шепотом, затем все громче и громче, выдают его волнение, пока они поднимаются по ступеням лестницы, ведущей на этаж для особо сложных больных.

Десятая ступенька. Одиннадцатая ступенька. Двенадцатая ступенька... В голове девушки звеняще пусто, только автоматический отсчет, напоминающий то металлическое эхо из сновидения во время полета в карете. Ее пальцы судорожно цепляются за перила лестницы, она не сразу понимает, о чем ее спрашивает Гарри.

— Аааа... Нет, до этого не было ничего странного, — почему так сложно врать старому другу, даже если это необходимо? А то, что необходимо — она в этом уверена. Гарри и так весь, как на иголках, за всё и всех переживает, а уж чем обернется для Снейпа огласка странных событий, даже и думать не хочется. Для начала нужно разобраться, что же именно все-таки происходит, не опираясь на свои бредовые от усталости сны, на непонятные факты, которые потом, вполне возможно, получат простое и логичное объяснение. И тогда уже можно будет все рассказать... — Я не знаю, Гарри, чем объяснить то, что профессор не приходит в себя. Может быть, просто еще достаточно не окреп? А то, что сказал сейчас Габриэль... Вдруг потом выяснится, что это какая-то ошибка в диагностирующих чарах?

— Я очень надеюсь, что ты права! Тем более, если больше ничего не происходило, — голос Гарри уже более спокоен, когда он осторожно поворачивает ручку двери. Двое авроров проверяют их на входе в палату, проводя по ним палочками от макушки до пят, и пропускают вперед. Девушка невольно зажмуривается от яркого света из открывающейся двери, потоком хлынувшего в слабо освещенный больничный коридор.

Картина, представшая ее глазам, выглядит почти такой же как и пару дней назад, как если бы она совсем не покидала больницу. Все тот же большой постамент-кровать посередине, по-прежнему неподвижное лицо профессора с плотно сомкнутыми веками и сжатыми в тонкую нить губами. Холодные когти страха вновь сжимают внутренности где-то глубоко под ребрами — только теперь Гермиону осеняет, что сейчас не так, как в прошлый раз. Над телом профессора не светится купол из нитей-заклинаний, диагностические чары сняты. Что это, разве так должно быть?! Девушка в растерянности отступает назад, едва не сбивая с ног стоящего за ней Гарри. Нет, нет, все не может закончиться теперь, когда приложено столько усилий!

— Что, Гермиона?! — ничего не понимающий Гарри только переводит недоуменный взгляд с профессора на подругу, которая по бледности лица сейчас сравнялась со Снейпом.

— Ох, нет, кажется, все нормально, — еле слышно шепчет Гермиона, только сейчас замечая слабое вздымание груди пациента и легкое шевеление ноздрей и вздыхая с огромным облегчением. — Мне показалось...

— Надо же, сколько посетителей. То целители тут толкались все утро, теперь вы. Вы кто, практиканты? — Гарри и Гермиона от неожиданности едва не подпрыгивают, когда в дверях палаты раздается дребезжащий голос и следом грохот железной тележки, уставленной лекарствами. — Посторонитесь, молодые люди. Пока сняли диагностику, надо обработать мазью шов на ране. Хотя как по мне, лучше бы этого урода просто добили...

Последнюю фразу медсестра, довольно пожилая женщина с седыми кудрями, выбивающимися из под аккуратно подвязанной косынки, произносит куда тише, но Гарри, разобрав ее слова, с возмущением поворачивается к ней.

— Как вы можете так говорить?! Вы же медик, и желаете смерти больному?!

— О, неужели сам Гарри Поттер? — только теперь, внимательнее взглянув на парня поверх сползших на кончик носа очков, женщина от удивления приостанавливает громыхающую тележку, чуть-чуть не довезя ее до кровати пациента. — Вот и ответь мне, почему ты здесь? Ведь эти нелюди убили столько твоих друзей! Ответь, почему все так носятся с этим оставшимся в живых подонком?!

— Не называйте его так! Вы же ничего не знаете!...

— А что мне нужно знать?! — женщина даже не дает Гарри договорить, продолжая свою гневную речь. — Он — Пожиратель! Меченый проклятым клеймом!!! Даже если очнется, будет вынужден скрываться по темным углам гадкой крысой!!! Потому что везде будет оплеван! И хоть всех авроров министерства к нему приставьте — он все равно не ступит ни шага без риска быть добитым теми, чьих близких он убивал!!!

Примолкшие Гарри с Гермионой не находятся что ответить — у обоих перед глазами их путь с носилками от поля битвы до больничного крыла Хогвартса. Нужно будет очень постараться, чтобы донести всю правду о тайном шпионе Дамблдора — так, чтобы волшебное общество приняло бывшего Пожирателя Северуса Снейпа. Гермиона с горечью качает головой, отстраненным взглядом наблюдая за манипуляциями медсестры у кровати. Но нахмурившись, она замечает, что плечи женщины мелко вздрагивают от тихого плача и пальцы, зачерпывающие мазь, дрожат.

— Мой единственный сын тоже погиб в этой битве. Вы понимаете, что сейчас, на этом месте я предпочла бы видеть его и выхаживать от ран его, а не того, кто был на другой стороне и способствовал его гибели!

Гермиона, не в силах что-либо произнести в ответ, только молча подходит к медсестре, забирая у нее из рук лекарство и успокаивающе поглаживая женщину по плечу.

— Если бы не Северус Снейп, жертв в Хогвартсе и в этой войне было бы намного больше... — Гарри с осторожностью отводит пожилую женщину к стулу у стены, кивнув Гермионе на ее жест, что она сама все доделает. — Примите наши соболезнования...

Гермиона уже не слышит дальнейшего разговора Гарри с медсестрой, она склоняется над профессором. Пальцами осторожно отводит в сторону облепившие его шею волосы, оттягивает ворот белой больничной сорочки. Уродливый, еще незагрубевший и блестящий участками розово-красной кожи шрам пересекает шею Снейпа от мочки левого уха и заканчивается во впадине между ключицами. Что там сказал Габриэль, кости растут? Бред какой-то, просто смертельно раненный человек сильно похудел и осунулся — вот и кости выступают, кажется, что они обтянуты бледной кожей, как тонким пергаментом... Девушка набирает лекарство на кончики пальцев и начинает аккуратно смазывать шрам и кожу рядом с ним. Странно, почему шея профессора такая холодная, что мазь даже не тает на ней? Хотя в палате очень тепло, ощущение такое, что под пальцами обледеневший камень. Она наклоняется ниже, стараясь смотреть внимательнее и не задеть неловким движением еще не совсем зажившие участки, в сосредоточенности даже не замечая, что пряди ее волос выбились из прически и упали на грудь профессору.

— Гермиона, Гарри, мы можем возвращаться в минис... — дверь в палату резко распахивается и в нее вихрем врывается Кингсли Бруствер. Который тут же замирает на полпути с удивленным взглядом и умолкает на полуслове. — Что здесь происходит, можно узнать?..

— Ээээмм.... — только сейчас Гермиона замечает, что склонилась слишком близко к профессору и краснея, выпрямляется. — Я просто решила помочь. Мадам Помфри в Хогвартсе учила нас ухаживать за больными... И... В ночь после битвы я выхаживала раненых...

Девушка пытается еще подобрать объяснения, так же как и пытаются что-то сказать и Кингсли, и Гарри, и медсестра, но нечто странное привлекает внимание Гермионы. Профессор, до этого полностью недвижимый и бесчувственный, будто и впрямь ледяной камень — легким, едва уловимым движением пальцев касается ее руки. Вздрогнув, девушка вскрикивает от неожиданности, в надежде ждет, что он пошевелится снова, пытается позвать его, но все тщетно — бледная рука профессора безвольно и неподвижно свисает с края кровати.

В течение последующего получаса палата напоминает разворошенный и гудящий пчелиный улей. Профессора обступают целители, оттесняя Гермиону в сторону. Над ним снова, сначала неярко, несколькими огоньками, затем в полную силу, загорается купол диагностирующих чар.

— Ничего, никаких изменений, — разводит руками Габриэль, растерянно обводя взглядом Кигнсли, Гарри и Гермиону, в молчаливом ожидании стоящих поодаль. — Если бы купол был задействован в момент движения... Можно было бы что-либо извлечь из этого, а так... Словно и не было ничего.

— Создается впечатление, что мистер Снейп в сознании, он мыслит и даже временами слышит все происходящее вокруг. Но создал вокруг себя, может быть даже неосознанно, такой прочный ментальный блок, что даже сам не в силах его преодолеть. А вероятнее всего, даже не понимает, что ему нужно куда-либо выбираться, — от группы обступивших кольцом кровать профессора целителей, отходит один, довольно молодой, резким контрастом выделяясь на фоне остальных седовласых светил магической медицины еще и высоким ростом. Его форменный лимонный халат смотрится на нем как длинная рубашка, рукава едва закрывают локти худощавых рук с огромными узловатыми кистями. На груди целителя болтается и вовсе непривычная глазу в мире волшебной медицины вещь — маггловский врачебный стетоскоп.

— Ах, да. Мистер Бруствер уже знаком с мистером Сепсисом несколько лет, со времен нападения Пожирателей на Министерство Магии. А вам, Гарри, Гермиона, позвольте представить — мистер Август Сепсис — один из тех, кто принимал участие в спасении Артура Уизли после укуса Нагайны, — Габриэль почтительно кивает в сторону подошедшего к ним. — На тот момент он был стажером у создателя противоядия Гиппократа Сметвика. Теперь Август заведует как раз этим отделением для сложных больных с неустановленными диагнозами. Кстати, мистер Сметвик тоже здесь, как специалист по укусам опасных тварей. Август, это Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер, знакомься.

— Мое почтение, мистер Поттер и мисс Грейнджер. Хочу сказать, что в настоящем случае наши умения и знания в области ядовитых укусов принесут не очень много пользы. Как таковой, змеиный укус, смертельный яд и его последствия у пациента уже купированы, — целитель Сепсис, так же, как и Габриэль за несколько минут до этого, разводит руками. — Я уже говорил на консилиуме и повторю это сейчас — мистеру Снейпу необходим специалист, умеющий проникать в сознание. Целители в Мунго, владеющие легилименцией, уже делали такие попытки, но наткнулись на глухой блок. И убедились, что пробить его ментальную защиту представляется весьма проблематичным, это должен быть такой человек, которого он сам впустит. Кто-то, кому он доверяет. Но судя по вашему красноречивому молчанию, такого человека в природе не существует...

— Я, конечно, не целитель, — где-то в стороне, у самой двери, в ненадолго повисшей молчаливой паузе раздается голос медсестры, о которой все в суматохе успели забыть. — Но больной шевельнулся после того, как услышал голос этой девушки. Она молчала почти все время, пока была в палате, но стоило ей заговорить, и вот вам, пожалуйста...

Взгляды всех присутствующих устремляются на Гермиону, которая только и может, что изобразить на своем лице мимикой фразу "Я и сама абсолютно ничего не понимаю"...

* * *

Кажется, принятые зелья наконец-то подействовали. Северус открывает глаза и недовольно щурится от яркого дневного света, заливающего комнату. Когда он попал сюда, здесь было сумеречно и серо, очертания предметов и мебели расплывались, скрадывались темнотой в углах. Теперь же комнату можно исследовать более детально, да и порядок не помешало бы навести — силы к нему, слава Мерлину, почти вернулись. Кряхтя, он все же с некоторым трудом поднимается с пыльного пола, с хрустом разминая затекшие от неудобного лежания конечности. Осторожно трогает пальцами шею — кровь уже не идет, только ощущается грубая засохшая корка. Сделав несколько шагов по комнате, Северус убеждается, что из нее есть, по-крайней мере, три выхода. Или входа куда-то еще? Отряхнувшись от пыли, он осторожно поворачивает ручку первой двери, держа палочку перед собой наизготове.

Небольшой санузел с полным набором всего необходимого предстает перед его глазами, включая удобную и вместительную ванную, утопленную в полу — так, что в нее нужно спускаться, а не перебираться через бортик. На умывальнике все нужные принадлежности — причем именно для мужчины. Что еще настораживает Северуса, так это новые, даже нераспечатанные тюбики и флаконы, зубная щетка и бритвы в упаковках и нигде нет даже и намека на пыль, которой полно в самой комнате... Вторая дверь оказывается ведущей в маленькую, но уютную кухню — невысокий деревянный стол с одним стулом, мойка, плита и маленький холодильник, над всем этим — шкафчики со всевозможной утварью. Уже не удивляясь новым тарелкам и сковородкам, Северус дергает дверцу холодильника. Надо же, под завязку набит свежими продуктами, даже жареная курица с аппетитной корочкой, как он любит, красуется на средней полке. Чувствуя голодное урчание желудка, он непроизвольно тянет к ней руку, но вовремя останавливается — еще неизвестно в какой стадии заживления находится его изувеченное горло, пожалуй, стоит повременить с обычной пищей. Ограничившись ледяным тыквенным соком, найденным тут же, в графине из темного стекла, Северус подходит к третьей двери из комнаты. На секунду его пронзает мысль — а что, если это какая-нибудь кладовка и выхода из дома нет? Что, если это какая-то... тюрьма?

Однако смутные опасения оказываются напрасными — третья дверь выводит его в густо поросший зеленью дворик с резной деревянной беседкой в углу. Здесь же на большом раскидистом дереве качается на ветру просторный гамак. Надо бы выйти дальше, разузнать, может тут кто-то еще обитает по соседству. Северус толкает перед собой створку наружных ворот и едва уворачивается от сильного порыва ветра, почти задохнувшись насыщенным солью и запахом водорослей воздухом. Побережье? Точно, вчера — или не вчера? или он был в отключке не одни сутки? — он слышал шум прибоя. Он шагает дальше, почти по щиколотку утопая в мокром прибрежном песке, оглядывается по сторонам. Ни единого строения вокруг, насколько хватает взгляда. Пустынное побережье перемежается чахлыми островками растительности и грудами больших черных камней, тишина такая, что закладывает уши — лишь изредка ее нарушает всплеск волны и душераздирающие хриплые крики чаек.

Отлично, никаких знакомств с соседями. Вот только узнать не у кого, что же это все-таки за место... Ночью надо будет выйти на прогулку и попытаться определить свое местоположение по звездам, решает Снейп. Несмотря на обнаруженный пустынный берег и отсутствие каких-либо признаков нахождения здесь людей, он резкими взмахами палочки накладывает на свой дом несколько мощных заклятий невидимости и маскировки — теперь любому мимо проходящему путнику вместо его жилища будет видеться груда камней, одна из многих рассыпанных по побережью. На всякий случай добавляет еще пару охранных чар — теперь он будет в курсе, если к дому приблизится кто-либо, владеющий магией, и плотно запирает за собой ворота и двери дома.

Следующие несколько часов занимает уборка и исследование комнаты, в ходе которых обнаруживается большой и удобный раскладной диван, отгороженный от остального пространства книжным шкафом. Знал бы — дополз бы до этого импровизированного спального уголка, а не валялся бы кулем на пыльном полу — усмехается Северус. Книжный шкаф оказывается забит литературой по зельеварению и защите от темных искусств, также мелькают несколько истертых корешков старинных фолиантов, из тех, что хранились в Запрещенной секции хогвартской библиотеки. Обнаруженный в другом углу комнаты платяной шкаф полон одежды, идеально подходящей ему по размеру. И даже более того — по его вкусу, такое ощущение, что он сам ее подбирал и покупал для себя... Мерлиновы гиппогрифы, что бы это все значило?! Провалами в памяти он не страдал даже после самых жестоких пыток Лорда, как он может не помнить этот дом, явно обустроенный им самим...

Уже чувствуя, как слабость вновь одолевает его, Северус наполняет ванную горячей водой. С наслаждением вытягивается в ней, ощущая как постепенно расслабляются скрученные напряженные мышцы во всем теле. На несколько минут закрывает глаза — и вдруг в его ушах, нет, даже где-то внутри головы слышится голос — далекий-далекий и такой до одури знакомый, но он никак не может его узнать — "...Я просто решила помочь... И... В ночь после битвы я выхаживала раненых......" Черт возьми, да что же это такое?! Северус пытается дотянуться рукой до полотенца, но новый приступ слабости накрывает его тяжелой волной и рука бессильно падает в воду. Уже засыпая, расслабленный горячей водой, он только успевает уловить свою последнюю мысль — нет, быть того не может! Это же был голос Гермионы Грейнджер...

* * *

— Что?! Вы снова были в Мунго? Зачем вас туда занесло? — Рон отрывается от созерцания стакана с соком в своей руке, переводит удивленный взгляд на только что усевшихся за стол Гарри и Гермиону. — Да что вы носитесь с этим Снейпом? Противный тип был, и останется таким же, даже если все ему поверят! Забыли, как он нас обзывал и все время с довольной рожей сдирал баллы!?

— Плевать, я не хочу сейчас вспоминать об этом! Мы и сами были хороши! Взять хотя бы тот случай, когда мантию ему Гермиона подожгла... — несмотря на возмущение, проголодавшийся Гарри тянется за едой, наполняя доверху свою тарелку. — В то время как он помогал мне не свалиться с той треклятой метлы! Он все время помогал! А меч Гриффиндора чего стоит?! А мы не знали и ненавидели его...

— Ага, помогал! Он же Дамблдора убил! — упрямо не сдается Рон.

— По просьбе самого Дамблдора! — встревает в спор Гермиона. Нора встретила их, вернувшихся из Мунго, уютными и аппетитными запахами горячего ужина и бурчанием недовольного Рона, почти весь день томившегося от безделья без друзей. — Рон, что с тобой?!

— Я не могу забыть, как он нас всех доставал! Ладно, Гарри понятно почему, но тебя за что, Гермиона? Вспомни, как он унижал тебя, как из-за него все слизеринцы смеялись над твоими зубами! — разошедшийся не на шутку Рон даже и не думает успокаиваться. — А Невилла как затюкал! У того даже боггарт был в виде этого урода!

— Наверное, он меня доставал, потому, что я была в компании Гарри? Также как и ты, и Невилл, ммм? — Гермиона с недоумением взирает на Рона, не понимая, какая муха того укусила. — И, потом, зубы у меня были действительно некрасивые. Хорошо, что мадам Помфри помогла это исправить...

— Я вообще не понимаю, почему ты сейчас так спокойно все это говоришь! Гермиона, вспомни сколько раз ты чуть не плакала после его уроков! Пусть теперь министерство с ним возится, вам то это зачем, оставьте его в покое!

— Рон Уизли, а вспомни-ка, сколько раз доводил до слез ты меня! Может, мне тебя тоже оставить в покое?! — не выдерживает Гермиона. Ей так хотелось спокойно провести этот вечер с друзьями, ведь завтра снова на занятия...

— Как бы там ни было, я не собираюсь всю жизнь припоминать Снейпу его гадости! Я совсем не рассчитываю, что он меня теперь горячо полюбит, после того, как очнется — я всегда буду для него ненавистным Поттером, — Гарри поворачивается к подошедшей Джинни, в знак поддержки приобнявшей его за плечи, тепло улыбается ей и вновь смотрит на Рона. — Но я сделаю все, чтобы его вклад в победу был оценён по заслугам!

— Вы с ума все посходили со своим Снейпом, как будто других забот нету!!! — в раздражении Рон пулей вылетает из-за стола и изо всех сил хлопает входной дверью дома. Гермиона только отрешенно качает головой — кажется, эту дверь кто-нибудь из обитателей Норы скоро совсем снесет с петель....

Луч солнца медленно и осторожно перебирается по шелестящей листве, попадает в широкую прореху между ветвями и падает на лицо девушки, заставляя ее закрыться ладонями. И вовремя — рядом с ней взрывается мелкими вонючими брызгами маленький прозрачный камушек.

— Нет, Рон, ну сколько можно! Ты жульничаешь! Нельзя все время выигрывать в плюй-камни! — Гермиона раздосадованно пытается ткнуть парня в плечо, но промахивается под громкий хохот Гарри и Джинни.

— А вот и можно, представь себе! — Рон улыбается во весь рот, подхватывая подругу, чтобы та не упала после неудачной попытки стукнуть его. — Не все решает умная голова. Точный глаз и ловкость рук тоже важны!

— Ты хочешь сказать, что я неуклюжая, да? — прищуривается Гермиона и шарит рукой по земле, ища, чем бы запустить в дразнящего ее Рона.

— Так! Вы тут, пожалуй, разбирайтесь, а мы пойдем прогуляемся в дом, — Джинни вскакивает с земли, на которой разложена доска для игры, тянет за руку Гарри, который сначала вяло сопротивляется — он не прочь сыграть еще несколько партий. — Скоро будет готов обед, поможешь мне принести все сюда! И захватим сливочного пива.

— Если вернетесь и обнаружите бездыханный труп этого рыжего, с точным глазом и ловкими руками, сильно не удивляйтесь! — Гермиона со смешком швыряет в Рона несколько камушков для игры, но тот снова уворачивается. Камни с громким плеском летят в озеро, оставляя после себя расходящиеся по зеркальной глади воды круги.

— О, Мерлин! Меня же Перси убьет, Гермиона! Это его доска и камни! — Рон прекращает хохотать, в недоумении таращась то на озеро, то на девушку, невозмутимо подбрасывающую в руке еще несколько камушков.

Прошло почти два месяца после их последней размолвки из-за посещения Мунго, за это время они, конечно же, помирились, а несколько легких словесных перебранок — не в счёт. Вполне возможно, их могло быть и больше, но министерство на целый месяц отправило Гарри и Рона на аврорские сборы куда-то в Ирландию. Причем, по настоянию самого Кингсли, больше всего внимания на этих сборах уделялось физической подготовке без всякой магии с длительными изнуряющими тренировками. Вернулись ребята довольные и в отличной форме, хотя по началу от них постоянно прилетали совы с возмущениями и жалобами на усталость. Джинни не сводила влюбленного взгляда с подтянувшегося Гарри. Рон стал увлекаться обтягивающими его торс футболками, хвастаясь начавшими приобретать рельефность мышцами, на что Гермиона прыскала со смеху и снова утыкалась в очередную книгу.

Занятия Гермионы с Олсоном шли своим чередом, уже войдя в привычный ритм — девушка тщательно изучила биографии известных легилиментов, огромный ворох рекомендаций и пособий, и в нетерпении просила преподавателя поскорее перейти к практическим занятиям. Выходные они с Джинни проводили, помогая по хозяйству Молли и Артуру, а теперь, когда вернулись парни — отдыхая у небольшого озерка на задворках Норы.

— Сам виноват, не надо было уворачиваться! — Гермиона показывает язык Рону, наконец-то прекратившему подначивать ее, но теперь настает ее черед и время мести. — И, в конце концов, Рон, ты волшебник или кто? Еще нырни на дно озера за камушками!

Размахиваясь посильнее, девушка забрасывает в озеро почти все плюй-камни, исподтишка наблюдая, что же предпримет Рон. Хотя здесь и не требуется особой изобретательности, достаточно обычного Акцио.

— Да что ты творишь, на самом деле! Гермиона, прекрати сейчас же! — вопреки ее ожиданиям, Рон даже не пытается достать камни, со всех ног бросаясь к ней — видимо в надежде не дать забросить оставшиеся. Гермиона, хохоча, пытается убежать, но не успевает преодолеть даже нескольких метров, как оказывается в крепкой хватке рук Рона, прижатая щекой к его клетчатой рубашке на груди. Она вскидывает вверх лицо, недовольно хмурясь, и в тот же момент ее губы оказываются накрытыми в поцелуе губами Рона, все теснее прижимающего ее к себе. Сначала она отвечает ему — как обычно, игривыми, легкими поцелуями, обвив руками шею парня, но постепенно слишком бурный натиск Рона настораживает ее. Джинни еще в прошлые выходные отпускала в их сторону недвусмысленные намеки и шуточки, потому что у них с Гарри, судя по их долгому отсутствию по вечерам и просто светящейся от счастья Джинни, уже все сладилось. Видимо, Рон, воодушевленный их примером, решил тоже пойти в наступление.

— Пусти, пожалуйста! — она старается высвободиться из объятий парня. — Рон, не надо, не сейчас!

— Но почему, ответь? — он поглаживает плечи девушки, как бы успокаивая и спрашивая разрешения и, не встречая явного сопротивления, начинает расстегивать пуговички на блузке, а его настойчивые губы перебираются на шею Гермионы. Но он все ещё чувствует ее напряжение и сомнение, когда она пытается удержать его руки своими.

— Гарри и Джинни скоро вернутся!

— Джинни обещала вернуться только через час! Гермиона, сюда никто не придет! — Рон продолжает с жаром целовать ее плечи и грудь, ему все-таки удается стащить с нее блузку. Он уже намеревается перейти к следующему препятствию для поцелуев — лифчику, но получает чувствительный тычок под ребра.

— Что?! Так ты все это подстроил и даже меня не спросил?! — возмущенная, со взлохмаченными волосами Гермиона становится похожа на разъяренную банши.

— Я подумал, что об этом не нужно спрашивать. Гермиона, милая, мы ведь вместе этого хотели... — Рон вновь пытается крепче обнять девушку, но та с силой отталкивает его.

— Рон, вообще-то нужно учитывать... — что нужно учитывать, Рону так и не удается узнать, потому что совсем неподалеку от них, с берега озера раздается громкий вопль, ругань и всплеск воды.

— Да кого там принесло, дери его Мерлин! — разочарованный Рон нехотя выпускает девушку, кляня не сдержавшую обещания сестру. Однако, выбежав вслед за Гермионой на берег озера, он тут же становится бледным как мел. — Нет, Джордж, неееет!!!

Картина, представшая их взорам, выглядит действительно ужасающе. Видимо, зацепившись ногой за одну из коряг, во множестве торчащих из песка вдоль прибрежной тропинки, Джордж, шедший куда-то от дома, потерял равновесие и со всего размаху приложился головой о выступающий из воды у самого берега огромный валун. Но все было бы не так страшно, если бы он не упал лицом вниз в воду, по которой теперь расплывается в стороны огромное бурое пятно.

— Да что ты стоишь, как истукан, Рон! Помоги же мне! — Гермиона с растрепанными волосами, упавшими ей на лицо, в полурасстегнутой блузке пытается сначала вытащить Джорджа из воды за ноги, потом выхватывает палочку, направляя ее на лежащего без движения парня.

— Мобиликорпус! — девушка осторожными движениями палочки перемещает Джорджа, с которого потоками стекает вода, подальше от кромки озера и укладывает на спину на берег.

— Он... Он жив?! — Рон наконец, отмирает и находит в себе силы выдавить хотя бы пару слов. — Гермиона, скажи, он дышит?

Теперь Рон бестолково и растерянно топчется рядом, к тому же заслоняя солнце, отчего ей никак не удается как следует разглядеть рану Джорджа на лбу, ближе к виску.

— Если бы нас тут не было, все могло бы закончиться плохо. Он потерял сознание и мог захлебнуться. — Гермиона торопливо пытается уменьшить кровотечение. — Но почему у него еще и порезы на ладонях? И... от него несет огневиски. Рон, что все это значит?!

— Разбил бутылку, вот откуда порезы... Позавчера поздно ночью, когда вы уже спали, Аберфорт доставил его из Кабаньей головы вообще в полной отключке... Сегодня, видать, хотел продолжить, — Рон отводит глаза в сторону, стыд и одновременно жалость к брату заставляют его в бессилии сжимать кулаки. — Понимаешь, вначале он обрадовался, что Фред вернулся. Куча идей... Но призрак Фреда не может покидать границ Хогвартса. Да и Фред... Как будто не Фред... Непохож он сам на себя, понимаешь? Жалкое подобие прежнего Фреда.

— Так и есть. Призрак это не полноценная личность, многие качества, черты характера живого человека тускнеют или исчезают вовсе... Рон, я остановила кровотечение, и насколько смогла, стянула края раны. Вулнера санентур — чертовски сложная интонация произношения в этом заклинании! Нужно бы еще наложить шов. — Гермиона сосредоточенно рассматривает результаты своих усилий и недовольно хмурится. — Но в Мунго могут быть проблемы из-за алкогольного опьянения, лишние расспросы.

— Нам бы к мадам Помфри! Она поможет! — оживляется Рон и тут же сникает. — Но как попасть в Хогвартс? Защиту замка уже восстановили.

— Попробуем через камин, предварительно свяжемся с мадам Помфри...

Однако, попасть в Хогвартс у них получается только ближе к вечеру. Сначала, доставив Джорджа в Нору, приходится выслушивать громогласные тирады Молли в адрес что-то невнятно мычащего непутевого сына и ждать, пока Сычик Рона слетает к Поппи и принесет ответ. Правда, от взгляда Гермионы не укрывается, что сначала миссис Уизли сильно бледнеет, но видя, что Джорджу уже не грозит опасность, материнские переживания сменяются на праведный гнев. Не менее гневной тирадой разражается и мадам Помфри — она грозит виновато кивающему Джорджу зашивать его пьяные ранения без какого-либо обезболивающего, если такое еще повторится.

— Ну хотя бы антипохмельное можно? — глаза Джорджа, кажется, полны вселенской печали, обеими руками он держится за забинтованную голову.

— Что?! — в возгласе, вырвавшемся у Поппи, столько возмущения, что может испепелить быстрее огня венгерской хвостороги. — Если ты до сих пор не заметил, это школа, здесь некому похмеляться!

— Прямо таки и некому похмеляться... — бормочет Рон, пока они с Гарри помогают Джорджу сесть на кровати, но встретившись с грозным взглядом мадам Помфри, быстро умолкает.

— Ух, какая интересная компания! И почему я узнаю о том, что вы в Хогвартсе только от доблестного сэра Кэдогана? — все едва не подскакивают от внезапного знакомого голоса. — Ба! Фордж! Что это с тобой?!

— Фред!!! — громкий радостный вопль Джинни опережает другие. У Гермионы от радости встречи возникает желание обнять давнего друга, но она вовремя спохватывается, что обнять призрак невозможно. Вон, даже стенка просвечивается через его серебрящееся тело. Да и без сочно-морковного цвета волос Уизли уже не похож на Уизли...

— Твой братец решил искупаться в озере за домом, — голос Гермионы полон неприкрытого сарказма. — Но неудачно взял разбег, ноги подвели...

— Постой, постой, он что, напился?! — кажется, серебристо-прозрачный облик Фреда на несколько секунд даже потемнел. — По какой из причин — все хорошо, все плохо или нечего делать?!

— Нечего.. — тяжело вздыхает Гарри, подхватывая виновато сопящего, насупившегося Джорджа, норовящего вновь завалиться на кровать. — Фред, а почему бы вам не продолжить заниматься своим магазином Волшебных Вредилок?

— Эх, Гарри... Я не могу никуда выйти за пределы стен этого замка, — Фред по старой привычке пытается нервно пригладить вихры на голове. — А в самом Хогвартсе нам никто не даст разрешения открыть Волшебную лавочку.

— Связь можно наладить! Хотя бы через камин в Гриффиндорской гостиной...

— Я могу помочь в магазине после занятий в Аврорате! — оживляется Рон.

— А я давно мечтала заняться в лавке отделом милых штучек только для девочек! — Джинни вскидывает подбородок, переводя взгляд с одного близнеца на другого. — И тогда мне не придется покупать себе Пушистиков! У меня их будет очень много своих!

— Мне одного прибереги! — смеется Гермиона, с облегчением наблюдая за разрядкой обстановки. Но тут же строго сдвигает брови, копируя тон профессора МакГонагалл. — Как видишь, Джордж, не огневиски решает проблемы!

— Понял, понял, не карай меня, о, грозная и неумолимая фурия! — Джордж виновато улыбается. — Я даже придумал новое название для магазина! "Трещащая башка", вот!... И у входа камень, о который надо удариться головой, чтоб попасть внутрь!

Под громкий хохот друзей, обсуждающих нововведения во "Всевозможных Волшебных Вредилках", Гермиона выскальзывает за дверь, в уютную полутьму коридора, гулким эхом отражающего ее тихие шаги. Пальцами ведет по шершавым стенам, чувствуя тепло вместо обычного холодного камня. Вряд ли замок настолько прогрелся за день под жарким летним солнцем, неужели он так приветствует ее? Гермиона невольно улыбается свои мыслям — они больше подошли бы восторженной наивной девчушке с младших курсов. Она ужасно соскучилась по старому доброму Хогвартсу — подобно надежно уложенным камням в этих вековых стенах, мысли в ее голове понемногу укладываются в таком же правильном порядке, окутанные успокаивающим теплом.

— Гермиона! Ты то мне и нужна! — призрак Фреда просачивается через стену рядом с ней, отчего девушка, как и после первого его внезапного появления, невольно вздрагивает и вскрикивает. — Тише, тише, я и сам еще пугаюсь, иногда оказываясь не там, где только что находился...

— Да уж! Но хождение сквозь стены наверное круче, чем прятки от преподавателей с картой Мародеров... — Гермиона прислоняется к стене, складывая руки на груди. — Как ты здесь вообще, поладил со школьными призраками? С Кровавым Бароном уживаетесь?

— Ай, Барон! Одно название, что Кровавый, — Фред машет рукой. — Пугало для первокурсников! На самом деле он свой в доску, если его разговорить. Знает столько занятных историй! А еще, представляешь, он поэт и романтик! До сих пор пишет поэмы своей прекрасной Серой Даме! Гермиона... Тут такое дело... Как раз с остальными призраками связано...

— Какое дело? Что-то случилось? — Гермиона устремляет посерьезневший взгляд на Фреда.

— Нет, ничего... Точнее, я не знаю. Мы не знаем — все привидения, что обитают в школе, — Фред на минуту умолкает, озадаченно почесывая макушку. — Но те, что более старшие и древние, что-то чувствуют. Бинс говорил что-то о нарушении баланса магического поля... Остальные мало что поняли из его умных речей, но ощущают тревогу и беспокойство. Пивз еще что-то про холод пищал...

— Фред, а вы говорили об этом профессору МакГонагалл или профессору Флитвику? — взгляд Гермионы мрачнеет, смутная тревога привидений словно передается и ей. — И помнят ли старшие такое раньше?

— Бинс собирал преподавателей на совещание. Пытался притащить на него нас всех... Но многие боятся выставить себя глупыми параноиками — это ведь всего лишь незначительные и неясные ощущения... И подобного никто не помнит, — Фред с надеждой смотрит на девушку. — Я когда тебя тут увидел, подумал, а вдруг ты сможешь разобраться. Ты всегда во всем разбиралась, Гермиона... Такие ребусы разгадывала!

— Ох, Фред... — девушка качает головой. — Понять бы еще, в чем именно надо разобраться! Я, конечно, попробую поискать что-то в книгах. Дам тебе знать, если найду объяснение. А вы держите связь с МакГонагалл, сообщайте ей все!

* * *

Кажется, кипучая энергия деятельности наполняет всех обитателей Норы, весь оставшийся вечер только и разговоров о Волшебных Вредилках. Джинни, полная энтузиазма, собирается завтра же затеять в закрытом сейчас магазине генеральную уборку, а Рон фонтанирует идеями о создании волшебных шахмат с неожиданными сюрпризами.

Гермиона старается выйти первой с кухни после ужина — день выдался тяжелым и сумбурным, ей все еще неловко от произошедшего с Роном на озере, но исправлять ситуацию этим же вечером пока выше ее сил... Еще эта неясная просьба Фреда. Надо будет завтра поискать книги о призраках и их мире. Вздыхая, она гасит настольную лампу в своей комнате и обнимает мягкую подушку. Тяжелый сон, как покрывало, укутывает, обволакивает, спутывает мысли, а потом прогоняет их прочь...

* * *

Она снова чувствует дыхание. Сопяще-прерывистое, горячее дыхание Рона на своей щеке. Только они уже не на берегу озера, а в коридоре Хогвартса. Спиной она упирается в каменную стену и снова пытается вырваться, но не может пошевелиться. Не удается даже закричать, руки и ноги, словно налиты свинцом. Спустя мгновение из стены просачивается Фред — нависает над ними в воздухе, призывая остановиться — сейчас появится из-за поворота МакГонагалл и Гриффиндор потеряет кучу баллов. Однако Рон, не замечая ничего вокруг, продолжает ее целовать... Голос Фреда постепенно стихает, растворяется в становящемся вязким воздухе, как и все остальные звуки. Гермиона зажмуривается и внезапно понимает, что вновь может двигаться. Но вместо того, чтобы оттолкнуть Рона, с жаром отвечает на его ласки, все крепче прижимаясь к нему. Поцелуи теперь, словно теплый бархат, касаются ее оголенных плеч, постепенно двигаясь к шее. И с каждым миллиметром, каждой пройденной клеточкой кожи где-то за ребрами растет невыносимое ощущение блаженства. Как-будто душа напилась, напиталась какой-то долгожданной радостью и покоем... Как-будто все на своих местах и все так, как и должно быть. Как тогда... Когда она вернулась домой на каникулы. Ее встретила мама, молча и счастливо обнимая, тут же присоединился папа, обнимая их обеих. Запах пирогов и ароматного чая с кухни... Потом это воспоминание помогало создавать патронус. Теперь, кажется, добавится еще одно... Не в силах сдержаться, она издает стон, все еще не открывая глаз, утопая в ощущениях. К поцелуям добавляются прикосновения ладоней — медленно и чувственно ласкающих ее, вызывая дрожь как от слабого электрического тока, она всем телом вытягивается под ними, словно изголодавшийся по ласке котенок. Сама подставляется этим волшебно сладким пальцам, губам, языку, сначала пытливо изучающим каждую впадинку на ее ключицах, потом — вкушающим ее налившуюся возбуждением грудь как неимоверно желанный плод. Издав еще стон, на этот раз более громкий, она исступленно и жадно прижимается всем телом к кому-то... безумно теплому, тонкая ткань ее майки совсем не мешает чувствовать это... Нет, нет, это не Рон... Девушка изумленно распахивает глаза — и тонет, тонет — в черноте глаз напротив, где ни единого блика света. В прищуре лучиками разбегающихся от век морщинок, в изгибе брови... И... В улыбке. Такой непривычной, незнакомой на этом лице — будто приставили два расколотых зеркала с отражениями разных людей.

— Профессор???... Снейп?! — все смешивается перед глазами в безумный хоровод, она захлебывается противоречивыми эмоциями, лихорадочными поцелуями так, что в легких кончается кислород, а ей жадно и до боли хочется еще и еще... — последнее, что она успевает заметить — подбородок профессора, шея со шрамом покрыты густой черной бородой...

* * *

— С ума сойти! Приснится же такое! — Гермиона садится на кровати, закрывая ладонями пылающие от стыда и смущения щеки. То, что во сне казалось совсем нормальным и даже весьма желанным, теперь, в утренних лучах солнца, уже пробравшихся в ее спальню, видится совершенно диким абсурдом. Надо с кем-то поделиться насчет этих странных снов и видений... Посоветоваться, посмотреть на ситуацию с другой стороны. Но с кем?!

Девушка пытается пригладить перед зеркалом всклокоченную копну волос, да так и замирает с поднятой рукой. Олсон! Конечно, как она раньше не додумалась! Его суждение, как человека далекого от будней Ховартса последних лет, не будет таким предвзятым, как у ее друзей. Гарри же с Джинни хоть и стоят сейчас горой за профессора Снейпа, но слишком много личного примешивается в их отношение к нему. А Рон так вообще воспринимает профессора в штыки — даже и не стоит трогать такой рог взрывопатама. Гермиона с усмешкой мотает головой самой себе в зеркале и короткими и точными взмахами палочки приводит себя в порядок. Кингсли — человек действия. Он бросится сразу все организовывать, что-то предпринимать... Здесь же необходим тщательный и вдумчивый анализ.

Преисполненная решимости, через час девушка уже толкает перед собой калитку во дворик Олсона. До назначенного времени урока еще полчаса, как раз можно успеть поговорить. Ради этого пришлось пожертвовать даже вкуснющими оладьями миссис Уизли и кофе на завтрак... Даже если не уложатся — подольше позаниматься или попросить побольше домашних заданий на вечер.

— О, Гермиона, ты уже здесь? — веселый голос Олсона слышится из-за двери, пока он отпирает замок. — Значит, сова к тебе прилетела раньше, чем ко мне.

— К..какая сова? — недоумевает девушка, еще больше удивляясь виду распахнувшего перед ней дверь Олсона. Она уже успела привыкнуть к некоторой экстравагантности его гардероба, но сегодня преподаватель, кажется, превзошел самого себя. Яркие спортивные штаны сменили джинсы, обильно усыпанные металлическими заклепками, высокие шнурованные ботинки на толстой подошве достают почти до колен, на плечах Олсона вместо мантии теплая, местами изрядно потертая, кожаная куртка.

— А ты почему налегке? Тебя не успели предупредить? Ай-яй-яй, — Олсон пропускает девушку в дом, где царит полнейший бардак из-за торопливых сборов. — В этом весь Кингсли! Сам словно метеор, все решает, везде договаривается и другим не дает сидеть на месте, эх. У меня на сегодня были планы совершенно, абсолютно другие! Но с одеждой для тебя мы обязательно что-нибудь придумаем!

— Мы что, куда-то собираемся? — Гермиона озадаченно хмурится, едва не спотыкаясь о раскиданные по полу вещи.

— Да, и очень далеко! — громкий смех Олсона из соседней комнаты сменяется грохотом чего-то тяжелого, упавшего с высоты. — Мы отправляемся в Австралию! А в южном полушарии сейчас кстати самый разгар зимы. Не норвежские морозы, конечно, климат там намного мягче.

— В Австралию?! — как громом пораженная девушка замирает посреди комнаты. — Мои мама и папа... Мистер Бруствер их нашел?!

— Да, да! И договорился с австралийским министерством магии о нашем визите. Местный аврорат уже установил дежурство у дома твоих родителей, — Олсон пятится задом из комнаты в коридор, таща что-то за собой. — Фух! Вот, в этом чемодане найдется то, что тебе нужно! Это вещи моей дочери, которая изредка заявляется проведать своего папашу.

Ничего себе, у мистера Олсона есть дочь! Хотя, почему бы ей и не быть... Гермиона со странным смешанным чувством разглядывает себя в зеркале. Жаль, но применять к чужим вещам трансфигурацию неудобно, тем более по размеру все более-менее подходит. Но если бы ее сейчас увидели Гарри и Рон, то покатились бы со смеху. А вот Полумне точно бы понравился этот ярко-лиловый цвет короткой курточки с капюшоном, украшенным смешными ушками, напоминающими не то лисьи, не то заячьи. Мерлин, хоть бы в Австралии было отделение Гринготтса! Тогда можно будет снять со своего счета галеоны и одеться нормально...

— Министерство так же любезно предоставило нам портал для перемещения. Лично я предпочел бы маггловский самолет — интереснее, и без гадких ощущений при перемещении на столь дальнее расстояние. Но, увы, начальству виднее, — Олсон подхватывает с пола небольшой клетчатый саквояж, вероятнее всего вместивший в себя куда больше, чем кажется снаружи. — Так что, Гермиона, надеюсь, ты готова? Нам уже пора в путь!

— Да будет покусан акромантулом тот, кто придумал эти дурацкие порталы! — лицо мистера Олсона бледно-серым цветом сравнивается с его растрепавшейся на ветру бородой. — О, нас уже встречают!

Гермиона поворачивается в сторону его кивка и видит направляющуюся к ним группу людей в официальных черных мантиях. Хвала Мерлину, австралийскому министерству точно не свойственна размеренность и медлительность британцев! Несмотря на теплую зиму этого маленького континента, предместье Сиднея — небольшой грузопорт с доками для катеров, — встретило их пронизывающим ветром, солеными холодными брызгами со стороны яростно штормящего океана. К тому же, никогда раньше не перемещавшаяся на такие дальние расстояния Гермиона невольно потеряла равновесие при выбросе из воронки портала и со всей силой приложилась коленкой о мелкую прибрежную гальку. Если бы Олсон не схватил ее за капюшон пронзительно-лиловой курточки, она бы и вовсе покатилась кувырком.

— Мистер Олсон, мисс Грейнджер, приветствуем вас в Австралии! — выступивший вперед аврор приветственно улыбается, его английский немного режет слух своим непривычным произношением. Церемония встречи тоже поражает Гермиону своей краткостью и лаконичностью — спустя полчаса они с мистером Олсоном уже пьют горячий чай в теплом министерском кабинете и изучают довольно пухлую папку с отчетом о наблюдении за магглами Уилкинсонами.

— Судя по документам, твои родители ведут частную практику. Это же великолепный повод! Запишусь-ка я к ним на прием, — Олсон задумчиво крутит в руках кружку, медленно провожая взглядом поднимающийся от горячего напитка пар. — Единственная незадача — плотная запись пациентов на пару недель вперед.

— Я думаю, будет несложно наколдовать в журнале записей визит на нужную нам дату... — Гермиона растерянно перебирает страницы отчета, быстро пробегая глазами по мелким витиеватым строчкам, то и дело задерживая взгляд на небольших колдографиях, прикреплённых к нему. — Только, мистер Олсон... Лечение зубов без магии — это довольно болезненно! Неужели вы согласны такое терпеть?

— Мерлин, нет, нет! Как-то я наблюдал маггловскую бормашину в работе! Это пыточное орудие, которое необходимо запретить! — вскрикивает Олсон с деланным испугом, однако в его глазах пляшут смеющиеся чертики. — Нет, конечно же, никакого лечения. Заклятие Легилименс в сочетании с Петрификус Тоталус в самом начале сеанса, и мы с тобой включаемся в работу.

— И все произойдет вот так, сразу? Мне кажется, нужно подготовиться... — Гермиона вскидывает взгляд на Олсона и тут же виновато отводит его в сторону. — Ведь... То, что мы сейчас исправляем, я делала почти без подготовки. Мои знания были чисто теоретическими. Я осознавала, что это неправильно, но... что мне было делать?

— Подготовка, безусловно, нужна. Да вот хотя бы попасть на приём и изучить в каком состоянии находится память твоих родителей на сегодняшний день. Нам необходимо выяснить, нет ли у них псевдореминисценций ⁽¹⁾ и других нарушений памяти. А главное, насколько устойчивы конфабуляции ⁽²⁾ у мистера и миссис... Как ты там, говорила, переделала их документы? Так что с завтрашнего дня и начнем! Печально, что отправились сюда утром, а здесь уже вечер... — Олсон качает головой. — Какое из зол меньше — снотворное зелье или бессонная ночь?

— Уилкинсоны... По документам они сейчас Уилкинсоны, — девушка со вздохом смотрит на последнюю колдографию, подшитую к отчету наблюдения — мама с папой, смеясь, что-то обсуждают и прогуливаются в каком-то парке. — Мне кажется, полезнее будет снотворное...

— Почему все полезное такое скучное? А как же знакомство с городом, а как же покорение здешних пабов? — смеется Олсон, ставя на стол пустую кружку. — В Сиднее много интересных местечек! А зелье можно и потом принять — бодрящее!

— Мистер Олсон... Я хотела с вами поговорить еще об одном... деле. Посоветоваться, — собравшись с духом выпаливает Гермиона, закрывая папку с документами. — Я ведь из-за этого пришла к вам сегодня раньше и разминулась с министерской совой.

— Да? Тогда сейчас, в отличие от утра, у нас много времени, чтобы все обсудить, — Олсон устраивается в кресле поудобнее, вытягивая перед собой ноги. Чайник на столе по взмаху его палочки снова наполняется горячим, изумительно пахнущим незнакомыми травами чаем.

— Это касается профессора Снейпа, нашего хогвартского преподавателя по зельеварению... — Гермиона, в отличие от принявшего расслабленную позу Олсона, чувствует себя сжатой донельзя пружиной, пытаясь собрать воедино всю картину событий. — Он был ранен в ходе битвы...

— Я посвящен в эту историю, мисс Грейнджер. Даже скажу больше, целитель Август Сепсис обращался ко мне за советами по поводу возможностей проникновения в сознание пациента, — мягко прерывает девушку мистер Олсон, не давая ей углубляться в подробные объяснения.

— О, даже так! — Гермиона облегченно выдыхает. — Тогда я перейду к сути. Дело в том, что после спасения профессора начали происходить странные события и... мне стали сниться странные сны. Связанные именно с ним. Я не понимаю, почему это происходит. Знаете, я всегда относилась с уважением ко всем нашим учителям. В том числе и к нему! Несмотря на все его придирки! Несмотря на то, что он всегда давал повод видеть подвох в своих действиях. Долгое время я... мы считали, что он целенаправленно старается навредить Гарри. Я даже мантию ему как-то подожгла!

— Хотел бы я посмотреть на такое зрелище! — краешком губ улыбается Олсон, тем не менее продолжая внимательно слушать девушку. — Сны частые? И в чем их суть?

— Нет, не так уж чтобы частые, — Гермиона задумчиво мотает головой. — Первый сон был практически сразу же после так никем и необъясненного происшествия в больничном крыле Хогвартса. Когда находясь без сознания, профессор в буквальном смысле повис в воздухе... Потом он висел в моем сне... Только при этом он передвигался... Ко мне. Пытался что-то сказать. Но его речь была непонятной... Нечеловеческой, я бы сказала.

— Нечеловеческой? — лоб Олсона собирается в складки от приподнятых в удивлении бровей.

— Это было какое-то цоканье, клекот, издаваемый широко раскрытым ртом. И... Это было жутко, — Гермиона тянется к горячей кружке чая, ее пальцы почему-то заледенели при воспоминании старого кошмара. — О следующем странном событии, произошедшем в Мунго, вы, наверное, знаете.

— Когда он пошевелился и дотронулся до твоей руки? Да, Август рассказал все подробности. — Олсон ерзает в кресле, устраиваясь удобнее. — Я составил примерную картину произошедшего, но... Не могу никак понять, чего в ней не хватает. А чего-то не хватает! Я пока не могу уловить. Было что-то еще?

— Вчера мы были в Хогвартсе... Может быть, это как-то повлияло? И ночью снова приснился сон, — Гермиона невольно закрывает руками щеки, чувствуя, что они начинают пылать. — И вот этот сон вообще ни в какие ворота! Я никогда ни о чем подобном не думала!

— Эммм... Что же это такое? — недоумевающим взглядом Олсон провожает в волнении вскочившую с места Гермиону.

— Это... был интимный сон. И в нем присутствовал профессор Снейп, — шепотом выдавливает девушка, растерянно глядя на Олсона, отчего кажется похожей на испуганную маленькую девочку. — Я знаю, молодым людям часто снятся такие сны, но... Почему именно профессор?

— Я бы задал вопрос с другой стороны — почему именно ты? Почему именно тебе снятся эти сны и именно с тобой происходят эти события! — нисколько не смущенный откровенными признаниями, Олсон в задумчивости потирает переносицу, запрокидывая голову и устремляя взгляд в потолок. — Твои друзья не рассказывали ничего подобного? Вы ведь втроем нашли раненного профессора Снейпа?

— Нет, ребята ничего подобного не рассказывали. Вряд ли они стали бы утаивать что-то. И мы не втроем были в Визжащей хижине... Еще целый отряд авроров во главе с Кингсли, — Гермиона недоуменно хмурится, не понимая, почему Олсон спрашивает именно это. — И еще пожиратель там был, Эйвери...

— Хм. Значит отправная точка событий где-то еще. Надо ее найти. И тогда мы многое поймем. И возможно... — Олсон вскидывает вверх указательный палец. — Возможно, при этом мы найдем и способ вернуть профессора!

* * *

А что, вполне даже недурно выглядит! Придирчиво прищуриваясь, Северус изучает свое отражение в зеркале. Это ж надо было так обрадоваться неожиданному затворничеству, чтобы не бриться... Сколько там прошло времени? Неделя, две? Кажется, больше. Болван, надо было вести календарь! Хотя бы полоски на стене рисовать и зачеркивать!

Профессор задумчиво запускает пальцы в довольно густую бороду, почесывая подбородок. До дамблдоровской бороды здесь, ясен Мерлин, еще далеко. Да и не надо. А то каждый обед в суп окунаться будет. А для конспирации вполне сойдет, и уродливый шрам на шее надежно прикрыт. К своему разочарованию он теперь не может носить любимые сюртуки, воротничками подпирающие подбородок и болезненно сдавливающие искалеченную шею. Потому — мягкие рубашки и ненавистные раньше щегольские шейные платки — этак можно начать одеваться в стиле Люциуса! Уж лучше пусть будет борода.

Плотный завтрак из яичницы с беконом и горячий крепкий кофе отлично справляются с поставленной целью — планка настроения резко поднимается вверх, энергия бьет ключом, кажется, что горы свернуть можно. Но поскольку никаких гор на горизонте не наблюдается, ограничимся горами книг, хмыкает Северус. А для начала неплохо бы поплавать — уже которое утро он отправляется на пустынный берег перед своим домом. Единственная странность здесь — он никак не может вспомнить, когда и где научился так хорошо держаться на воде, ведь в детстве он мечтал уметь плавать, но мечта так и не осуществилась, как и многие другие...

Солнце, только взошедшее над горизонтом, золотистой дорожкой отражается на небольших гребнях волн, соленая вода, по-началу так нещадно обжигавшая рану, теперь приятно бодрит все тело леденящей свежестью. В несколько быстрых и широких шагов Северус, оставив всю одежду стопкой на берегу, заходит в воду по пояс и тут же ныряет. Мощными гребками он отплывает довольно далеко от берега, совершенно искренне наслаждаясь всем происходящим. Его наконец-то стало отпускать постоянное напряжение — когда пропала необходимость обдумывать и анализировать каждый шаг и каждое слово, будто ослабили натяжение во взведенной донельзя пружине. Мышцы тела, нервные узлы, раньше постоянно сжатые в тугой, готовый к броску напряженный комок, начали расслабляться. Правда, Северус не спешит отключать окклюментный блок в голове, действующий уже абсолютно рефлекторно, даже когда его мысли некому читать...

Внезапно его размышления и неспешное плавание прерывает странный звук, доносимый ветром с берега. Звук? В этом Мерлином забытом месте только он сам был источником всех звуков! Пытаясь рассмотреть, что же происходит на берегу, Северус вытягивает шею, но тут же его накрывает волна, заставляя с ругательствами отплевываться. В несколько торопливых гребков он подплывает ближе — и увиденное зрелище заставляет его сердце тревожно екнуть. Двое детей лет семи, мальчик и девочка, сидят на корточках перед его разворошенной одеждой, изумленно и с интересом ее разглядывая. То, что дети — магглы он понял, когда заметил, что девчушка пытается ковырять прибрежный песок его волшебной палочкой, а затем ее кончиком выводит на мокром берегу незамысловатые каракули.

Пока Северус в бессильном бешенстве размышляет, какое невербальное беспалочковое заклятие сможет без сильных увечий отпугнуть нахальную детвору, ситуация на берегу меняется — мальчик замечает движение в воде, поднимает голову и смотрит в его сторону. Тут же вскакивает с криком, полным страха и ужаса, хватая за руку свою подружку. Палочку, положи на место мою палочку! — сквозь зубы шипит Снейп, все быстрее приближаясь к берегу. Девчушка, будто услышав, бросает свою недавнюю игрушку возле его полузасыпанной песком мантии, и со всех ног дети бегут прочь. Облегченно выдыхая, Северус выбирается из моря на берег, отряхивая от воды свою длинную шевелюру и бороду, отчего веер брызг разлетается в разные стороны.

Тощий заросший мужик с нездоровой бледностью кожи выглядит, без сомнения, неприятно. Но они были так напуганы, так кричали, будто увидели... чудовище? Он поспешно натягивает брюки прямо на мокрое тело. Проклятье, дети ведь и родителей могут позвать! И еще неизвестно с чем и чем вооруженные они сюда заявятся! Следующий час уходит на то, чтобы оградить свое жилище сильнейшими магглоотталкивающими чарами — ведь в прошлый раз он ставил защиту дома от волшебных заклинаний и невидимость для какого-либо магического поиска...

Уже в доме, стоя перед зеркалом в ванной комнате, Северус пристально всматривается в свое отражение. Запавшие еще глубже глаза с темными кругами под ними, заострившиеся нос и скулы — естественно при восстановлении после такого ранения. Организм расходует силы на заживление, не заботясь о поддержании красоты своего владельца. От которого, впрочем, и в Хогвартсе первокурсники поначалу с непривычки шарахались в угол, усмехается Северус, с остервенением намыливая бороду — от морской соли и песка подбородок под ней неимоверно чешется.

* * *

— Вот это да! — в изумлении Гермиона оглядывается по сторонам, не зная, на чем остановить взгляд — огромный, в несколько этажей, магазин "Сказочные чудеса для детей и взрослых" поражает ее воображение — настоящая, воплощенная в жизнь в самых огромных размерах, мечта Фреда и Джорджа. Уже на входе посещение магазина становится праздником для всех посетителей — им предлагается пройти через волшебную ширму, из-за которой они выходят в случайным образом подобранном карнавальном костюме. Зашедшая перед ней семья через пару минут уже появляется по другую сторону в нарядах персонажей из семейки Адамс под восторженные крики детей — как оказалось, австралийские волшебники очень любят этот маггловский мультик, да и в целом куда больше интересуются маггловской культурой. Надо будет обязательно подать идею с ширмой близнецам по возвращению домой! А пока нужно выбрать подарок Гарри ко дню рождения и сувенирчики всем остальным — через несколько часов через портал будут отправлять министерскую почту. А потом — в клинику, на сеанс. Прошло уже две недели с момента их прибытия в Австралию, все необходимые приготовления для главной цели их визита были закончены. Гермиона уже побывала на "приеме" у своих родителей, во время которого мистер Олсон провёл диагностику. Ее сердце тревожно ёкало, ныло от осознания того, что она сотворила с ними и одновременно радовалось встрече и неудержимо надеялось, что все будет хорошо. Сегодня, именно сегодня все и должно произойти! Может быть, поэтому она и отправилась бродить по городу, не находя себе места от волнения... И набрела на этот магазинчик в Квартале Чародеев, который как и Косая Аллея в Лондоне, спрятан от глаз магглов, но при этом разительно отличается от неё современной архитектурой зданий.

Кажется, Гарри такое понравится. Шутливый шлем для квиддича с сюрпризом — в качестве отвлекающего маневра для соперника выпускает фейерверки, меняет цвет или изображает ирокез, показывает обидные словечки — только лови снитч, пока противник таращится в изумлении. Для Рона подойдет, пожалуй, набор для игры в плюй-камни — хватит ему попрошайничать у Перси. К тому же эти камушки еще и говорящие — хихикают, хнычут и ругаются во время игры. Для Джинни в самый раз волшебные спицы, в мгновение ока вяжущие забавные шарфики с шуточными предсказаниями. Через час нагруженная яркими коробками Гермиона едва протискивается в дверях магазина, уже заранее представляя скептически поджатые губы министерского почтальона, дежурного по порталу. Ну и ладно! Зато сколько приятных эмоций! И даже мистеру Олсону она прихватила забавный подарок — наручные часы, вызывающие у своего хозяина щекотку и смех, если тот куда-то опаздывал.

— Как странно. Раньше мама с папой всегда отправлялись в клинику заблаговременно и начинали прием вовремя, — Гермиона в нетерпении подпрыгивает в удобном кресле у запертой двери кабинета, в соседнем вольготно расположился мистер Олсон, вытянув свои длинные ноги чуть ли не на половину коридора и скрестив на груди руки. — Точность и пунктуальность были их коньком!

— Со временем людям свойственно меняться, Гермиона, — Олсон усаживается в кресле повыше, подтягивая под себя ноги. — Тем более, после такого сильного вмешательства в память, что вполне могло повлиять и на личностные черты.

— Но я же считала, что так будет лучше для них, для меня — для всех!— Гермиона опускает голову и стискивает кулаки на коленях. — Но получается, я распоряжаюсь их жизнями, будто они марионетки в моих руках... Тогда у них была дочь, работа, родственники, друзья! Все это перечеркнулось одним взмахом волшебной палочки. Все что они любили, что доставляло им радость... Сейчас у них наверняка здесь свой новый круг общения, новые друзья. И мы.. я снова собираюсь все разрушить! Смогут ли они меня понять и простить? Смогла бы я сама простить такое?

— Если бы мы всегда поступали исключительно правильно, наверное, наш мир стал бы идеальным. Но в том-то и дело, что самое непростое в жизни — понять, какой мост следует перейти, а какой сжечь, — взгляд Олсона внимательно следит за девушкой, его ладонь накрывает ее стиснутые кулаки. — Твои родители имели представление о волшебниках только из твоих рассказов о школе. И вряд ли понимали, насколько беззащитны могут оказаться перед магией.

— Все так, мистер Олсон... — с губ девушки срывается тихий шепот. — Но что, если они меня не простят и больше не полюбят как дочь? Просто вспомнят события своей жизни, и... память вернётся, а любовь нет!

— Что ты, девочка! Можно стереть память, но родительскую любовь так просто не сотрешь из сердца. Она живет в нем — в неясных образах, в мечтах, надеждах. Нам только нужно разбудить ее ото сна, — добрая улыбка Олсона искорками теряется в его бороде с аккуратно заплетенными косичками, он ободряюще подмигивает Гермионе. За поворотом коридора раздаются шаги и такие до боли знакомые голоса, заставляющие девушку моментально вскочить с места. — О, кажется, тебе не долго осталось бояться!

* * *

Гермиона берется рукой за портал — закопченый, поржавевший от времени чайник, ощущая его магическую вибрацию, — и с тяжелым вздохом оборачивается назад, бросая последний взгляд на Сидней вдалеке, до самого горизонта подпирающий своими высотками небо, окрашенное закатом в холодно-багровый цвет.

Совершенно не так она представляла себе отбытие обратно в Англию — без родителей, опять только с мистером Олсоном. Она виновато шмыгает носом, перед ее глазами снова проносятся первые мгновения после сеанса восстановления — ничего не понимающие родители, удивленные, оглушенные вернувшейся памятью... Ее собственные чувства словно натянутая до предела струна, дрожащий голос, когда она рассказывает им обо всем случившемся, и падающая с плеч огромная тяжесть, когда мама со словами: "Гермиона, доченька!" бросается к ней, чтобы обнять... Недоумение отца, его сдвигающиеся к переносице брови, горькие складки в уголках губ и нежелание слушать доводы Гермионы о том, что она хотела их защитить. Его гневная тирада о любимой дочке, не оставившей им права выбора и превратившей их в жалких сбежавших трусов перед лицом опасности, до сих пор болью отдаётся в ее сердце. И самое тяжелое испытание — мамины слезы, растерянность, сменившие радость узнавания — так много воспоминаний навалилось на неё сразу.

С тяжёлым сердцем она согласилась с доводами мистера Олсона — родителям нужно время на то, чтобы принять случившееся и решить самим, что делать дальше. Главное, им будет оказана психологическая поддержка и реабилитация специалистами больницы Святой Мэри Маккиллоп⁽³⁾ — именно это помогло Гермионе решиться на возвращение в Англию, правда, с намерением вернуться обратно при первой же необходимости.

* * *

— Рон?! Ты как тут оказался? — Гермиона щурится от яркого солнца, пробивающегося сквозь буйную зелень сада. Портал доставил их почти прямиком к дворику дома мистера Олсона — от пустынного холма за перелеском им пришлось пройти совсем чуть-чуть. Открытая калитка и голоса из приоткрытого окна вызвали несказанное удивление у хозяина, но еще большее — у Гермионы, когда в проеме открывшейся двери показались знакомые рыжие вихры.

— Нас Кингсли предупредил, Гермиона! Что вы сегодня возвращаетесь. Гарри и Джинни не смогли вырваться, вечером встретитесь. А я сразу сюда после занятий. Гулял тут пока, ждал тебя, а потом...

— Рональд, Рональд, сейчас твой ход, ты где? — звонкий как колокольчик голос из глубины коридора не дает договорить Рону, что — потом. Тут же их взору является обладательница голоса — из комнаты выбегает девушка со светлыми волосами, стриженными коротко под мальчишку, в клетчатой рубашке, завязанной на узел над короткими джинсовыми шортиками. — Ой, папа!

— Агата?! И давно ты здесь? — мистер Олсон растерянно чешет бороду, уронив посередине коридора чемодан. — Хотя, ты наверняка присылала сову, которая меня не застала... Но ты же собиралась погостить только в конце лета?

— Да, да, я присылала сову! Писала, что прибуду раньше, потому что хочу попасть на концерт "Ведуний"! Я тут уже два дня, твои охранные чары впустили меня, как всегда. Пааапочка! — девушка, смеясь обнимает Олсона, звонко расцеловывая его в обе щеки. — Твоя дочка уже большая — все нашла, со всем справилась и даже навела порядок! А сегодня я хотела испечь пирог и отправилась в магазин! А тут, у калитки, ждал этот юноша! Мы познакомились, разговорились, и оказалось, что мы встречаем одних и тех же людей! Папа, представляешь, это тот самый Рон Уизли!

— Что, Агата, я не ослышался, ты — и решилась испечь пирог?! С каких это пор тебя потянуло в кулинарию? — громкий хохот отошедшего от удивления Олсона наполняет дом, в то время как его дочь не сводит восхищенного взгляда со смущенного, залившегося краской Рона. — Тебя назвали в честь талантливой писательницы, но никак не поварихи, и до сих пор ты оправдывала это! Я помню, как твой однокурсник кукарекал несколько дней после приготовленной тобой яичницы...

— Не бойся, пирог будет съедобным! Я даже разрешаю тебе проверить его заклинаниями! — девушка бросает на отца смеющийся взгляд и снова с восхищением смотрит на Рона. — А еще Рональд потрясающе играет в шахматы, папа! Я наконец-то нашла интересного соперника!

Гермиона, несколько оторопевшая от быстро разворачивающегося диалога и происходящих событий, только переводит взгляд с Агаты на Олсона, наконец останавливаясь на Роне, который только молча и смущенно разводит руками, успевая, однако, отвечать на улыбки Агаты, адресованные ему.

1) Псевдореминисценции. Характеризуется ошибочными воспоминаниями. Устаревшее название — иллюзии памяти. Больной с псевдореминисценциями рассказывает о событиях, которые реально были в его жизни, но в неправильной хронологии.

Вернуться к тексту

2) Конфабуляции. Галлюцинации памяти характеризуются яркими, но ложными воспоминаниями, которые в реальности не происходили. Пациент убежден в их достоверности.

Вернуться к тексту

3) (по аналогии с больницей Святого Мунго) Мария Макки́ллоп — святая Римско-Католической Церкви. Она является первой канонизированной в Католической церкви австралийкой и почитается покровительницей Австралии, известны исцеления от рака по молитвам к ней.

Вернуться к тексту