Дверь останется открытой (джен)

1953

— Уолтер, домой!

— Ну папа, мы же ещё не закончили! — возмущенно крикнул щуплый подросток с острыми скулами, закутанный в казённый серый шерстяной шарф.

Снегопад усиливался, мимо проехал тяжёлый военный грузовик, буксуя на нечищенной дороге.

— Я не буду повторять дважды. Темнеет. У нас есть правила, и ты о них помнишь.

Один из мальчишек сочувственно посмотрел на него.

— Лютый папаша. Каждый день в одно и то же время. Хоть бы раз забыл на часы посмотреть.

— Он не забудет, — Уолтер тоскливо бросил взгляд на серые одинаковые казармы, и сплюнул. — Идиотское правило. В этом месте что днём, что ночью ничего не происходит. Можно выйти наружу в любое время суток, и все будет одинаковым.

— Ну, не знаааааю… — протянул его собеседник. — Как по мне, по ночам тут жутковато.

— А как по мне — скучно. — Уолтер развернулся. — Я пошел.

Высокий худой мужчина с поджатыми губами, одетый в форменный китель, стоял у окна с маленькими карманными часами в руке. Окно светилось теплым оранжевым светом. Маленький военный городок постепенно погружался в темноту. День на севере был коротким, а ночи — длинными. Высшее руководство военной базы проживало в отдельных квартирах, и эти оранжевые окна были единственным, что напоминало о домашнем уюте в мире снега и казённых серых шарфов.

Снег двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Времена года отличались между собой только тем, насколько часто шел снег — и ещё тем, насколько рано подступала темнота. Чем раньше темнело, тем меньше Уолтер мог проводить времени снаружи. Этот уговор был странным условием отца — одним из тех его решений, которые он никогда не объяснял. Не объяснял он многого. Например, того, зачем Чарльз Ковач объявился после стольких лет и забрал сына из Штатов, и почему не сделал этого раньше. Почему он не предпринимал никаких попыток общаться с сыном, бросив его на попечение шлюхи Сильвии, готовой отдаться каждому встречному за пару купюр.

В детстве Уолтер фантазировал о том, что его отец — тайный агент. Возможно, работал на правительство. Может быть, даже выполнял секретные миссии и контактировал с инопланетными цивилизациями. Чем дольше он жил с матерью, тем больше разочаровывался, и постепенно фантазии об отце-супергерое перестали быть утешением и рассеялись.

Реальность была скучной, плоской и простой. В ней не было места даже для ненависти к матери, только для презрения и отвращения. Впрочем, десятилетний Уолтер Ковач испытывал отвращение ко всем, включая себя самого. Горящая сигарета, которую он затушил об глаз обидчика в памятной уличной стычке, была ярким подтверждением этого факта (и заодно, на редкость приятным воспоминанием, коих было немного).

Откуда отец узнал о его существовании? Откуда он знал о том, что происходило в его жизни, и почему он увез его, тринадцатилетнего, на эту богом забытую военную базу, так ничего и не объяснив? Следил, или это произошло случайно? Уолтер не верил ни в бога, ни в случайности, потому что бог не верил в него самого. Вопросов без ответа было слишком много, и он решил не искать эти ответы. В конце концов, здесь на севере было не лучше, и не хуже, чем в Америке. За исключением тишины и безлюдности, которая была скорее достоинством этого унылого места. Немногочисленные сверстники, дети других офицеров, были не слишком умны, но помогали несколько разнообразить будни. Большинство из них родилось прямо здесь, кого-то привезли в младенчестве. Они смотрели ему в рот, как на пришельца с огромного континента, и на них было легко влиять. Создавать свои правила и условия игры. Ему это нравилось. Однако основные правила и условия игры задавал отец, и с ними приходилось считаться.

Дома было тепло. Старший Ковач пил чай из железного подстаканника и что-то отмечал на топографических картах. Уолтер с любопытством заглянул через плечо.

— Садись, я ужин приготовил, — рассеянно проговорил отец, не поднимая головы. — Не хочешь мне помочь?

Уолтер хотел. Он взял тарелку с какой-то кашей непонятного происхождения и уставился на карту. Отец протянул ему красный карандаш и линейку.

— Проведи линию вот здесь, вдоль границы. И ещё вот здесь, на пятнадцать миллиметров вправо от моей отметки.

— Что это?

— Ничего особенного. Просто местные военные поселения, вроде нашего. Многие заброшены. Командование решило, что нужно все их переписать, понятия не имею зачем.

— Скучная работа.

— Да, невесёлая. Здесь не так много возможностей развлекаться, ты уж извини.

— Мне без разницы. — Уолтер равнодушно прочертил очередную линию и заметил, что один из населенных пунктов на карте остался без пометки. — Смотри, ты пропустил один.

— Этот заброшен уже лет двадцать. Его нет смысла отмечать, наверняка там остались одни развалины. — Отец устало потер переносицу. — Карты старые. В эту чёртову глухомань даже новые карты завезти не могут.

Уолтер пригляделся. На карте среди множества пересекающихся крестиков и красных линий была ещё пара населённых пунктов без пометок, но оба — дальше на север. Первый был совсем рядом. В заброшенной военной базе не было ровным счётом ничего необычного, однако это было неплохим поводом развлечься. Отец был прав — здесь было слишком скучно.

Если верить карте, расстояние до объекта было не слишком большим — пара часов ходьбы. С поправкой на отсутствие нормальной дороги и снег — три-четыре. Отец научил его читать карты, Уолтер мог без труда определить расстояние и направление, но о состоянии дорог карта не информировала. Самый короткий путь — напрямую через лес — был совершенно непредсказуемым. Что ж, тем интереснее.

Уолтер рассудил, что стоит придержать интересное предложение до весны. Торопиться в этом царстве скуки было некуда, а хранить секреты от казарменных пацанов, для которых он был авторитетом, было приятно.

В конце концов, даже если прогулка окажется скучной, и в итоге они найдут пару полуразрушенных бараков (а наверняка так и будет), это лучше, чем ничего. Знакомые до последнего угла казармы осточертели ему до глубины души.

* * *

— Там рыжий предлагает вылазку в какое-то заброшенное село, — громко заявил один из парней. — Говорит, на отцовских картах видел.

Уолтер резко поднялся и приблизился к говорившему на угрожающе близкое расстояние.

— Ещё раз назовешь меня рыжим…

— Да чего ты взвился? Ларс, не связывайся с ним, он псих ненормальный, — вмешался второй. Микаэл, сын местного связиста. Неплохой, в сущности парень. Пытается урегулировать любой конфликт и всех помирить. Наивный.

Уолтер сидел на бетонном ограждении, прищурившись, похожий на диковатого уличного рыжего кота. Он вернулся на прежнее место так же стремительно, как сорвался с него, и выглядел абсолютно безмятежно. «Ненормальный псих» звучало гораздо уместнее, чем «рыжий». Рыжие волосы он унаследовал от матери и ненавидел этот цвет всем сердцем. Психом прослыл ещё в Америке в комиссии по делам несовершеннолетних, и совершенно не возражал. Стройно, логично. Он спокойно парировал, словно ничего не произошло:

— Это не село. Отец говорит, что в округе немало старых военных городков вроде нашего. Судя по карте, этот стоит в руинах настолько давно, что ни черта никому не нужен.

— А остальные поселки? — полюбопытствовал Ларс. — Зачем им нужны остальные? Земля? Так тут бесхозной земли в округе столько, что хоть ракетную базу строй вместе с космодромом.

— Откуда мне знать? Перепись призраков бывшего населения. Если тебе так интересно, пойди и спроси. Папа считает, что это бюрократические формальности и лишние траты военного бюджета, и в сущности он прав. — Уолтер хмыкнул. — Ну так что, кто со мной?

— Рискованно, — озабоченно поморщился Микаэл. — Путь неблизкий, куда идём — непонятно.

— Куда идти — понятно, расстояние — тоже. Тебе нужно что-то ещё? — перебил Уолтер, лениво перебирая шнурок от куртки, и ухмыльнулся. — Вот долго ли идти — это уже другой вопрос.

— Я иду, — подхватил Ларс. — Мы все здесь однажды умрем со скуки, если хотя бы однажды не получим настоящего нагоняя за самовольное покидание территории базы в неизвестном направлении.

Он повернулся к Микаэлу.

— Что, страшно? Мама заругает?

Уолтер просверлил его тяжёлым взглядом.

— Следи за языком. Иначе потеряешь.

Ларс спохватился и заткнулся. Мать Микаэла уже пару лет практически не выходила из дома — ее выматывала какая-то неизвестная тяжёлая болезнь, и ее давно никто не видел. Иногда в поле зрения попадал его отец — усталый, небритый, вечно спешащий на службу. Микаэл был самым безобидным и неконфликтным из всей компании, и на глупость от Ларса не отреагировал — по крайней мере, сделал вид, что пропустил мимо ушей. Уолтер порой даже сочувствовал ему, чего за ним обычно не водилось — когда мать умирает от тяжёлой болезни, оставаясь матерью, ты способен испытывать эмоции. Когда мать умирает, давясь чистящей жидкостью для унитаза, которой ее щедро напоил недовольный сутенёр, и незадолго до этого сетует на то, что не сделала аборт, эмоции исчезают. «Хорошо», подумал Уолтер, когда ему сообщили о смерти матери. Хорошо. В тот день он живо представил, как она лежит на полу в дешёвом мотеле в луже собственной кровавой рвоты, попытался что-то почувствовать и не смог. Из мутной пелены мыслей и воспоминаний его вырвал раздраженный и нетерпеливый голос Ларса.

— Ковач! Где ты там застрял? Если ты будешь вести нас через лес с такими же стеклянными глазами, богом клянусь, я никуда не пойду.

«Удивительный ты человек, Ларс», — подумал Уолтер. — «Боишься моих глаз вместо того чтобы бояться папашиной оплеухи». Отец Ларса был прямой противоположностью отца Микаэла, молчаливого трудоголика, с трудом сводящего концы с концами. Ларс был сыном высокопоставленного офицера, который редко интересовался его успехами, однако никогда не упускал шанса всыпать наследнику за его нехитрые юношеские грехи. Ларс не слишком заботился о соблюдении военной дисциплины и субординации, поэтому получал свои награды с завидной степенью регулярности. Уолтеру было даже любопытно посмотреть на реакцию господина Хансена, когда он обнаружит, что его драгоценный бунтующий отпрыск отправился в увлекательный поход.

Сложнее всего было спланировать уход так, чтобы никто ничего не заметил. Уолтер прекрасно осознавал, что авантюра была небезопасна. Однако это было по меньшей мере забавно, как стратегически спланированная игра. Он любил игры.

* * *

Было решено выдвигаться на восток в направлении пункта назначения ранним утром, когда весь основной состав уходит на службу. Карты не было, но она и не требовалась — все, что было нужно, он прекрасно помнил наизусть. Весна с подтаивающим серым снегом была отвратительным временем для прогулок, но леса и пролески по-прежнему хранили в себе остатки зимы. Пробираться по сугробам будет значительно приятнее, чем проваливаться в сырые ледяные лужи.

Еда, вода, брезентовые рюкзаки с минимумом необходимых вещей. Сухие носки, аптечка. Уолтер в жёсткой форме потребовал, чтобы все шли налегке.

— У меня нет ни малейшего желания сидеть, стоять или ждать отстающих. Опустошайте рюкзаки до минимума. Идти будем с одной скоростью. Моей, разумеется.

— Понятно, значит будем лететь, — хохотнул Ларс. — Идти со скоростью Ковача невозможно, если ты не Ковач.

— Можешь остаться, я с удовольствием прогуляюсь один. Свежий воздух, знаешь ли, новые впечатления… — Спокойные зелёные глаза уставились на Ларса, не мигая.

— Не нагнетай, — поморщился тот. — Не понимаешь шуток. Пойдем лучше, пока на КПП перекур.

— Мы не пойдем через контрольно-пропускной. Обогнем пищеблок и выйдем с северной стороны через жилые корпуса. Если ты конечно не хочешь, чтобы тебя загребли и отправили к папе на ковер, на торжественное растерзание.

Уолтер подхватил свой рюкзак и натянул на лицо капюшон.

— Двинулись, пока светло.

В лесу действительно все ещё лежал снег. Уолтер шёл молча, вперед всех, проваливаясь по колено в сугробы. Его спутники вполголоса переругивались сзади.

— Нужно было брать с собой чёртовы лыжи, — бормотал Ларс. — Тогда это было бы хотя бы похоже на лыжную прогулку. Чёрт бы тебя побрал, Ковач! Мы идём уже третий час, откуда ты знаешь, что мы вообще идём в нужном направлении?

Уолтер, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Если тебе приятнее думать о том, что мы заблудились, не смею тебе мешать. Лыжи можешь вырезать из ближайшего дерева, их тут сотни. Как раз сможешь дойти на них обратно.

— Очень смешно.

— Жить вообще смешно. Было бы, если бы не было грустно. Но поскольку грустить — слишком большая роскошь, предпочитаю веселиться.

— О, глядите, кажется мы на месте, — раздался голос Микаэла. Он чаще молчал, чем говорил, и в отличие от Уолтера не имел обыкновения сыпать мрачными шутками на грани чёрного сарказма. Его голос звучал настороженно.

Уолтер присмотрелся. По его расчётам здесь действительно должен был находиться искомый заброшенный объект, и его взгляду открывалась ожидаемая картина — полуразрушенные здания, занесённые снегом, остатки ограждений, ржавый остов радиолокационной вышки в отдалении. Этот посёлок отличался от их собственного только тем, что был необитаемым. Судя по тому, что он видел, это место было заброшено не менее двадцати лет назад, как и говорил отец.

Снежное одеяло, накрывшее этот городок, было нетронутым. Город поглотило безвременье, как поглотит рано или поздно любой другой. Однажды эти земли будут полны одинокими, похожими друг на друга как две капли воды посёлками, жизнь в которых остановилась навсегда. Мало чем в сущности отличается от жизни человека.

Трое укутанных в бушлаты парней пробирались сквозь снег по открытому пространству, которое явно когда-то было служебным плацем. Среди удручающих руин виднелись два здания, которые чудом уцелели и были практически нетронутыми — пустые глазницы разбитых окон и потрескавшиеся фасады не в счёт.

— Ого, — присвистнул Микаэл. — Не ожидал, что тут хоть что-то смогло сохраниться.

Они подошли ближе к одному из зданий. Покосившаяся дверь висела на одной петле, слегка поскрипывая при порывах ветра. Вход в подъезд был занесен снегом, лестничная клетка терялась в темноте. Похоже, когда-то это здание было типичным общежитием коридорного типа — два этажа, тесные комнаты по обе стороны длинного коридора, как в купейном вагоне поезда. Точно в таких же домах проживал почти весь состав их собственного поселка. Семья Микаэла проживала как раз в таком общежитии. У офицерского состава было жилье получше — для них выделяли целые квартиры. Квартирами это, правда, можно было назвать с натяжкой, но там была своя ванная, и даже какое-то подобие кухни.

Ларс мгновенно растерял свою небрежную уверенность, когда они зашли в здание. Опасаться здесь было нечего, кроме сугробов и, возможно, прогнивших перекрытий, но пустые холодные коридоры действовали угнетающе.

С потолка свисали хлопья облупленной краски, на стенах висели остатки выцветших инструкций и информационных стендов. Уолтер приблизился к одному из них. Правила безопасности при химической атаке… Порядок действий во время учений… Частями сгнившие и разорванные листы инструктажа. Порядок действий при ядерной атаке. Уолтер хмыкнул. Ему всегда казалось забавными эти своды правил. Мир свихнулся в ожидании конца света, превратив ядерное оружие в какой-то чудовищный фетиш. Больное идолопоклонничество двадцатого века. Радиоактивная угроза давно стала для всех неотъемлемой частью жизни — людям требовался источник священного страха. Что ж, они его создали. Уолтер не мог понять, зачем в таком случае все так заботятся о правилах, если при настоящем ядерном ударе выполнять их будет уже некому. Все эти инструкции были фикцией.

Ларс настороженно толкнул дверь в начале длинного коридора. Там оказалась грязная общая душевая, усыпанная битой плиткой. Он вошёл, покрутил вентили. Разумеется, никакой воды не было, и умывальник ответил тишиной. Дом давил тишиной, и это было неприятно.

Первый этаж не представлял собой ничего особенного. Одинаковые комнаты, окна, двери. Кое-где сохранились железные остовы панцирных кроватей и старые пыльные книги с мятыми страницами.

— Скучно, — вздохнул Микаэл. — Ну, хотя бы прогулялись.

— А ты что ожидал увидеть? Парк аттракционов? — Уолтер иронично взглянул на него и затем решительно направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Второй этаж мало отличался от первого. Те же коридоры, те же двери… Уолтер принюхался. Что-то было не так. Он не мог понять, что именно, но этот этаж неуловимо отличался от предыдущего. Что-то витало в воздухе — возможно, просто нервы. Он был уставший и замёрзший, к тому же испытывал разочарование и раздражение, хоть и не показывал этого, привычно скрывая свои настоящие эмоции. Наверняка нервы.

Впрочем, Уолтера редко подводило природное чутье. Он понимал, что это место действительно было странным, хоть и не мог объяснить, почему. Кажется, это начали замечать и остальные — Микаэл нерешительно остановился на последней ступеньке, вглядываясь в глубины коридоров.

— Дальше пойдем?

— А что, боишься встретить снежного человека? — съязвил Ларс. — Все равно скоро обратно возвращаться.

Микаэл не отреагировал на сарказм и прошел вперёд.

— Снежный человек тут сдохнет зимой. Внутри холоднее, чем снаружи. Давайте пройдемся, и линяем отсюда.

-Заткнитесь оба, — раздалось из коридора. Уолтер стоял неподвижно поодаль, прислушиваясь к тишине. Что-то было не так… Он понял, что именно. Шаги. Звук шагов был другим. Внизу под ногами скрипели не только половицы, но и многочисленный мусор. Обломки штукатурки, бумага, куски изоляции. Он осторожно сделал несколько шагов после того, как все замолчали.

— Пол чистый.

— И что дальше? Хочешь сделать генеральную уборку? — Ларс подошёл ближе. — Я тебя удивлю, но тут некому мусорить.

— Нет. Пол чистый. Здесь прибрано.

Уолтер стоял, задумавшись, и смотрел под ноги. Полы были тщательно подметены. Ни мусора, ни грязи, ни пыли. Микаэл подошёл ближе и присмотрелся.

— Действительно. Ерунда какая-то. Наверное, здесь просто слишком холодно, и все осталось таким, каким когда-то было.

Ларс нахмурился.

— Ты несешь чушь. Рыжий прав, здесь чисто. На потолке и стенах обвалилась штукатурка, но на полу — ни крошки. Странно.

Вопреки своему обыкновению, Уолтер даже не отреагировал на «рыжего». Место нравилось ему все меньше. Это было абсурдно, но этаж действительно выглядел так, будто кто-то наводил здесь порядок.

— Пойдем, посмотрим, — Уолтер махнул рукой в сторону вереницы квартирных дверей. — И потом назад. Время поджимает.

Он шел впереди, ощущая под собой ровные скрипучие доски. Ему не давало покоя то, что они так и не встретили никакого мусора. Ни камней, ни пыли, ни вездесущих битых стекол.

— Твою мать! — раздался сзади ошарашенный вопль. Уолтер резко развернулся.

— Ты чего орёшь?

— Посмотри сам, — Ларс указал на дверь комнаты, в которую только что хотел войти. — По-моему, это уже слишком.

Он подошёл ближе и заглянул внутрь. У стен стояли четыре панцирных кровати. Аккуратно заправленных кровати. Чисто заправленных, с военной педантичностью. Больше в комнате не было ничего. Никаких следов человеческого пребывания. Впрочем, их не было нигде — снег вокруг здания был нетронутым, это не вызывало никаких сомнений… Какой-то немыслимый бред.

— Может пойдем, а? — Микаэл неуверенно сделал шаг назад. — Мне это не нравится.

— Это никому не нравится, — пробормотал Уолтер. — Подождите здесь, я схожу посмотрю, что в остальных.

Не дожидаясь ответа, он бесшумно зашагал по коридору, мимоходом оглядывая комнаты. Три двери оказались запертыми. В остальных стояли те же самые кровати — где-то заправленные, где-то были одни каркасы, но это не имело значения. Этаж был обитаемым. Можно было проверить штампы на одеялах — по ним всегда было легко определить, какой военной части они принадлежали, но желания он не испытывал. Уолтер вообще не был уверен, что там были штампы. Парни молча следовали за ним — странная обжитая комната в этих забытых богом развалинах не внушала никакого доверия. Это было странно и подозрительно.

Ларс толкнул последнюю дверь, ведущую в общую кухню и санузлы. Стены были выложены новой кафельной плиткой и выглядели дико среди окружающей обстановки. Он провел пальцем по стене. Кафель слегка скрипнул, как свежевымытая посуда. Стены были вымыты, и мыли их совсем недавно. Сверкающие белые умывальники. Тускло поблескивающие смесители. Эти детали бросались в глаза одна за другой, вызывая неприятный озноб. Уолтер наклонился, поднял что-то с пола и удивлённо проговорил:

— А вот и уборка.

Он держал в руках бутылку чистящего средства, пахнущую хлоркой, и внезапно понял, что его насторожило на втором этаже, ещё до того момента, когда он заметил отсутствие мусора. В воздухе витал неуловимый запах дезинфекции. Он осторожно поставил бутылку на место и развернулся.

— Уходим отсюда. Быстро.

В доме не было ни души, но его стоило покинуть — чем быстрее, тем лучше. Здесь творилась какая-то чертовщина, разбираться в которой совсем не хотелось. Они быстро спустились по лестнице, пересекли то, что когда-то было парадной, и сзади раздался растерянный голос Микаэла:

— А где Ларс?

Уолтер остановился и мысленно выругался. Его действительно не было, хотя они выходили втроем. Где его черти носят?

— Жди снаружи, я пойду обратно. Нашел время развлекаться, придурок.

— Дай ему по морде от меня, — мрачно посоветовал Микаэл.

Уолтер криво ухмыльнулся.

— Непременно. Когда уйдем.

Он быстро поднялся наверх, испытывая острое желание выполнить свое обещание прямо здесь. Ларса нигде не было. Уолтер огляделся, заглянул в пару комнат. Пусто.

— Ларс, твою мать! Ты выбрал самое удачное время, чтобы…

Откуда-то со стороны кухни раздался странный лязгающий звук, и слова застряли в горле. Стараясь шагать как можно тише, он добрался до приоткрытой двери в конце коридора и настороженно заглянул внутрь. Ничего не изменилось — все тот же кафель, сверкающий чистотой, все тот же запах хлорки. Бутылки с дезинфицирующим средством не было. Он помнил, где ее оставил, и сомнений быть не могло. Из ближайшего крана капала вода.

Уолтер подошёл к умывальнику и провел рукой по мокрому холодному фаянсу. От Ларса можно было ожидать чего угодно, но только не внезапного желания пойти умыться в такой обстановке. Он двинулся вдоль стен, оглядывая помещение. У дальнего окна валялся рюкзак со срезанной стропой. В здании по-прежнему царила ледяная тишина. Ларса не было, его рюкзак был. Других выходов из помещения не было. История становилась все более отвратительной.

Здесь искать было нечего. В замешательстве Уолтер вышел из кухни, глядя по сторонам, и со стуком споткнулся об порог, едва удержав равновесие. В полной тишине этот стук прозвучал оглушительно, Уолтер сплюнул и как можно быстрее зашагал по коридору, переходя на бег.

На улице никого не было.

— Да что за черт?!

Он отошёл от здания на несколько метров и оглянулся. Дом таращился пустыми оконными проемами. Какой-то абсурд. Внезапно откуда-то с торца выбежал Ларс, проваливаясь в снег, в расстёгнутом бушлате и без шапки.

— Сваливаем отсюда, Ковач! Сваливаем ко всем чертям!

Раздался выстрел, спустя секунду — ещё один. Уолтер смотрел с расширенными зрачками на то, как пули догнали бегущего человека одна за другой, и тот повалился на снег. Оставляя за собой пятна крови, он попытался проползти вперёд, но ещё два контрольных выстрела остановили его окончательно. Последняя пуля попала в затылок, снег окрасился багрово-красным.

Уолтер помчался в сторону леса, стараясь двигаться зигзагами вдоль стен, ощущая спиной летящие пули, но было тихо. Он остановился, чтобы отдышаться, когда руины городка остались далеко позади, и прислонился к шершавому стволу дерева. Это было каким-то безумием. Ларс убит выстрелом в затылок. Микаэл исчез. Все произошло в полной тишине — ни крика, ни звука. Никто не пытался позвать на помощь. Какого черта здесь вообще происходит?!

* * *

Он вернулся в часть на закате, вымотанный и обессиленный после безостановочного бега через лес, и перестал затравленно оглядываться только, когда оказался рядом со служебными корпусами. Там его, сидящего на полу, нашел полковник Сеймур, давний отцовский товарищ.

-Уолтер? Ты что тут делаешь? — он добродушно помахал рукой. — Тебя отец искал, что-то хотел…

Речь подводила, но нужно было что-то делать.

— Ларс Хансен убит. И Микаэл Салливан. Наверное тоже убит. Там кто-то есть, и все мертвы. И только я — нет.

Уолтер сорвался в истерический хохот. Нервы сдали. Сеймур нахмурился.

— Погоди, притормози. Кто убит, где? Что за бред?

Уолтер нервно впивался пальцами с побелевшими костяшками в спутанные рыжие волосы.

— Все убиты. На заброшенной базе в десяти километрах отсюда.

— Здесь нет никакой заброшенной базы, — полковник странно посмотрел на него и добавил:

— Давай-ка, ко мне в кабинет. Ты не в себе. Попьешь чаю, согреешься, заодно составим протокол.

— Отправьте туда людей. В Ларса стреляли. Одно из брошенных зданий — жилое. У отца…

— Я позвоню отцу, когда он освободится. У него совещание в штабе, — перебил его Сеймур. — Я повторяю, здесь нет никакой военной базы. Посиди, отдохни, успокойся, и тогда поговорим.

Полковник подтолкнул Уолтера к креслу, поставил перед ним большую жестяную кружку с чаем, бросил пару кубиков сахара и вышел, показав напоследок большой палец. В кабинете было тепло, и он начал приходить в себя. Все, что произошло на объекте, казалось страшным сном. Возможно, он и правда сошел с ума и видел галлюцинации, а парни сейчас слоняются где-то здесь и ерничают над «ненормальным психом». Но где-то внутри царапалась мерзкая и тоскливая мысль о том, что никакими галлюцинациями он не страдал. Тогда оставался главный вопрос — почему Джозеф Сеймур, помешанный на дисциплине и порядке, не воспринял его всерьез, и почему он так убежден в том, что поселка не существует. И кроме того, какой к чертям протокол?.. Что в него собрались вносить без очевидцев, улик и осмотра места преступления? Уолтеру было четырнадцать, но он не был идиотом. Пожалуй, наоборот. Даже слишком наоборот. Понятного становилось все меньше. Он со стуком поставил на стол кружку, мимоходом обратил внимание на незнакомую пиктограмму на толстой папке, лежащей на столе, и решительно вышел наружу. Никакой протокол Уолтер составлять не собирался, потому что его не могло быть. Нужно было найти и дождаться отца.

* * *

— Ты несешь какую-то чушь. Мне звонил Джозеф. Говорит, что ты был почти в истерике и твердил про убийства в каком-то поселке. Что за бред, мой дорогой сын?

— Бред?! — Уолтер взорвался. — Ларса застрелили у меня на глазах, а ты говоришь, что я свихнулся? Спроси у Хансена, спроси у Салливана — они вернулись домой?

Отец протер очки краем носового платка.

— Понятия не имею. Если бы кто-то исчез, здесь бы уже давно подняли тревогу. Я ничего не слышал.

Уолтер почувствовал, как начинает сходить с ума.

— Я говорил Сеймуру, что туда нужно отправить людей. Какого черта никто меня не слышит?

— Уолтер, — осторожно проговорил отец, глядя из-под очков. — Куда отправить? Здесь нет никаких поселений.

Это уже не лезло ни в какие ворота. Похоже, что это не он, а все остальные здесь сошли с ума. Все отрицали очевидное и упорно игнорировали его слова, проявляя чудовищное спокойствие. Весь поселок был неестественно спокойным, словно никто не заметил пропажи двух подростков. И если Салливан ещё мог какое-то время быть незаметным, то молчание офицера Хансена было немыслимым.

— Пап. Я ничего не понимаю. Что значит «нету»? Ты мне сам показывал карту, сам говорил про эту базу. Ты сам, черт возьми, говорил о том, что на ней не нужно ставить отметку, потому что она заброшена. Что происходит?

Чарльз Ковач вздохнул и поднялся.

— Уолтер, ты что-то путаешь. Сейчас я принесу эту карту, подожди пару минут.

Какие-то игры больного разума. Отец ушел в свой символический кабинет в маленькой каморке, которая была отделена от общей комнаты перегородкой. Уолтер бывал там редко — это было отцовское рабочее место, по-армейски простое. Стул, стол, стопки каких-то документов и папок, карты на стенах. Отец, как и обещал, вернулся быстро и одним движением развернул на обеденном столе большую пожелтевшую топографическую карту.

— Вот тебе та самая карта. Смотри.

Карта действительно была та самая — Уолтер без труда узнал крестики и линии, которые они чертили когда-то за ужином. Он хотел указать на нужное поселение, но внезапно понял, что на карте действительно было пустое место. Поселка словно не существовало.

— Он был здесь, — Уолтер тупо уставился на пересечения пунктирных линий. — Это невозможно. Ты сам говорил об этом месте.

Отец начал раздражаться.

— Уолтер, мне это надоело. Ты взрослый человек. У меня непочатый край работы, у нас новые приказы сверху, командование выдвигает непомерные требования. Мне некогда заниматься твоей теорией заговора, несуществующими базами и якобы загадочными убийствами. Здесь ничего и никого нет, иначе бы все давно об этом знали. Это все. Я больше не хочу ничего об этом слышать. — Он достал из кармана портсигар. — Я пошел курить, ложись спать.

Уолтер остался в кухне один. Отец дал понять, что разговор окончен, и продолжать его он явно не собирался. Он вновь склонился над картой, с каждой минутой все сильнее ощущая что-то неладное. Так же, как в том здании, он не понимал, что его смущает, пока не заметил, что цвет линий и их расположение отличаются от прежних. Возможно, кто-то другой бы этого никогда не заметил, но не он. Уолтер помнил эту карту так, будто носил с собой фотографию — у него была безупречная память. Он вглядывался в старый желтоватый картон, испещренный значками, расшифровками и пометками ещё несколько минут, пока не удостоверился в главном. Карту скопировали. Отец принес ему очень качественную, мастерски изготовленную копию. Старое полотно карты было неотличимо от предыдущего, и это не было удивительным — дубликаты наверняка хранились в штабе, и все они были одинаково старыми. Но все остальное было изменено. «Папа, папа..», печально подумал Уолтер. «Ты умен и внимателен, но мое внимание ты недооценил».

Ему стало тоскливо. К этому моменту стало очевидно, что никаких галлюцинаций у него не было, и что все произошедшее в лесу было правдой. Гораздо больше вопросов вызывало то, что происходило здесь. Похоже, весь руководящий состав прекрасно знал о заброшенном поселке и все эти люди имели к нему прямое отношение, включая его собственного отца.

Уолтер медленно свернул тонкий картон и направился в кабинет. Карта легла на стол, и он уже собрался выходить, как зацепился взглядом за смутно знакомую пиктограмму, нанесённую на какие-то бумаги, исписанные мелким почерком. Тот же самый символ он видел несколько часов назад на столе Сеймура. Символ напоминал куб, собранный из тонких пересекающихся линий. На Уолтера навалилась невероятная усталость. Ему не хотелось разбираться в хитросплетениях местных военных тайн. Отец, который казался надёжным, перестал вызывать доверие. Ирония жизни. Мир уже достаточно дал понять, что доверие — удивительная глупость, иллюзия, придуманная людьми, которые прячут свои прогнившие внутренности под маской дружелюбия. Уолтер Ковач и доверие к людям. Горячий снег. Холодное солнце. Любой абсурд звучит правдоподобнее.

Где-то в прихожей раздался хлопок двери. Старший офицер Ковач оглядел пустую комнату и заглянул в кабинет. Уолтер молча сидел на стуле.

— Что ты здесь делаешь? Мне казалось, мы договорились…

— Папа, не надо врать. Зачем? — голос Уолтера звучал утомлённо и бесцветно. — Вы пытаетесь пудрить мне мозги, ты зачем-то потратил время на копирование карты — кстати, копия и правда хороша, надо отдать ей должное. Зачем столько усилий?

Лицо отца ожесточилось.

— Иди, отдохни. Это уже слишком. Ты…

Уолтер решительно перебил:

— Что это за куб? Я видел его в кабинете у Сеймура. Сейчас вижу его на твоем столе.

— Это не твое дело, — раздосадованно ответил Чарльз, слегка повысив голос. — Отдохни. Успокойся. И не лезь в то, что тебя не касается.

— Кажется, меня в этом месте уже ничего не касается. — Уолтер впервые был готов поссориться с отцом. — Я хочу объяснений.

Чарльз стукнул кулаком по столу.

— Это военный проект с закрытым доступом. Ты доволен? Теперь сделай одолжение и выйди отсюда. Это мое рабочее место, а не проходной двор.

— Нет, недоволен, — бросил Уолтер через плечо, уходя, и повторил сам себе: — Недоволен.

Враньё. Везде враньё. Возможно, отец сказал правду, и они действительно работают над каким-то закрытым проектом, но его ответ был обычной подачкой, вроде благосклонной милостыни. «Я ответил. Ты доволен. Теперь отстань от меня». Молодец, папа, это лучшее, что ты мог сказать.

Не заботясь о реакции отца, он хлопнул дверью и вышел на улицу. Его встретил ледяной ветер с мокрой снежной крошкой. Северная весна — такое же абсурдное время года, как и все, что здесь творилось. Только снаружи Уолтер понял, что забыл шарф и шапку, но возвращаться за ними не собирался. Он понятия не имел, зачем вышел на улицу, но дома находиться было невозможно. Нужно было передохнуть.

Вдалеке замаячила женская фигура. Оставляя глубокие следы на подтаявшем снегу, из пищеблока возвращалась Анна — продовольственный распорядитель. Анна была из гражданских, в военные дела не лезла, но зато часто из-под полы угощала немногочисленных местных детей деликатесами, привезенными для старших офицеров. Иногда перепадали даже шоколадные конфеты. Анну любили. Все любят людей, которые отвечают за еду. Еда, размножение, сон, борьба за выживание. Если ободрать человека от скорлупы правил и моральных устоев, останется только это.

Но Анна была действительно неплохим человеком, и по крайней мере она была не опасна.

— Привет, Уолтер! — крикнула она, приближаясь к общежитиям. — Ой, ты почему раздетый? С ума сошел?

— Да нет, нормально все, — он даже попытался улыбнуться, и соврал. — Дома никого нет, а ключи забыл.

— Так пойдем со мной, подождешь, пока отец не вернётся, — предложила она. — У меня дома варенье есть. Все лучше, чем мёрзнуть.

Уолтер согласился. Варенье — это лучше, чем мёрзнуть. К тому же, сейчас варенье было единственной хорошей новостью. Спасибо, Анна. Пара часов на нейтральной территории — и возможно, в голову придет хоть какое-то решение. Впрочем, излишней надежды он не питал. Все они были заперты на этой базе, просто не все знали, зачем.

Варенье оказалось клубничным. Роскошь для северного гарнизона. Наверняка прислали с большой земли элитным пайком. Анна подтвердила догадку, не дожидаясь вопроса:

— Завезли для штаба месяц назад. Банкой больше, банкой меньше… Ты ешь давай, дома такого точно не найдешь, — она хитро подмигнула, вытерла руки полотенцем и добавила: — Пойду посмотрю, у меня кажется ещё и печенье где-то завалялось.

Уолтер прикрыл глаза. Все это так выматывало, что он почти провалился в сон, сидя в продавленном кресле. Из полузабытья его вырвал негромкий голос из прихожей.

— Да, Чарли, он у меня. Нет, нет, ещё не хватало, он и так уже много знает. Умный у тебя парень растёт… Что? Нет, не в курсе. Сидит здесь. Приезжай, забирай.

Раздался тихий щелчок телефонной трубки. Разговор был окончен. Выйти отсюда мимо Анны можно было только в окно, и ему оставалось только сделать вид, словно он ничего не слышал. Уму непостижимо. Даже здесь он был в ловушке. Возможно, Анна на самом деле не была гражданским лицом. Возможно, она даже не была Анной. Люди не те, кем кажутся… Кем был он сам, Уолтер не знал. Тем временем, она вернулась и с преувеличенным дружелюбием спросила:

— Ну что, согрелся? Сиди сколько хочешь, мне не жалко. Только предупреди, когда пойдешь домой.

Неужто отпустит просто так? Нет, вряд ли. Они все учли. Уйти или остаться — это ничего не изменит. Уолтер поразмыслил пару секунд, и решил остаться. Хотят играть в эту игру — отлично, он начал понимать правила. Давай сыграем, папа. Твоя партия.

— Не-а, я пойду лучше позвоню отцу. Если вернулся, пойду домой.

Анна заметно расслабилась. Для человека, посвященного в секретные военные разработки, она слишком неудачно маскировалась. Отец прятался гораздо лучше. Уолтер снял трубку. Нужно попросить отца прийти, захватить с собой шапку и перчатки, ведь он ушёл без них, а возвращаться холодно… Отец обрадовался. Феноменально. Достаточно было принять правила игры, чтобы притупить его бдительность. Один-ноль — и не в папину пользу.

Отцовская широкая улыбка могла растопить сердце не только Анне, но и снежной королеве.

— Энни, дорогая, спасибо, что приютила путешественника! Переходный возраст, сама понимаешь. Слегка повздорили сегодня.

— Ой, брось, — она весело махнула рукой. — Было бы за что благодарить. Неужели отец с сыном не договорятся? Заходите еще в гости, я всегда вам рада.

Они так старались играть свои роли, что Уолтер с трудом сдерживал смех. Чем больше он видел, тем более заметна была искусственность. Вся эта база, весь посёлок — все было бутафорской декорацией, в том числе и этот спектакль, который перед ним разыгрывали. Осталось понять, для чего строили сцену. Главная постановка пока оставалась неизвестной.

* * *

Какое-то время игра даже приносила удовольствие. Пропавших Ларса и Микаэла никто не искал, весь посёлок как будто забыл об их существовании. Ничего не изменилось — даже Сеймур ни разу не напомнил о несуществующем протоколе. Посёлок вернулся к обычной жизни, но… Уолтер прекрасно понимал, что никакой обычной жизни, к которой можно вернуться, здесь не было никогда. Все это было очень увлекательно, но фарс пора было заканчивать.

* * *

Загадочная пиктограмма попадалась на глаза все чаще. Уолтер научился смотреть в нужном направлении, и внимание его не подводило. Знак встречался на документах, картах, подшивках каких-то старых дел, даже на старом металлическом жетоне, который давно лежал в отцовской корзине для бумаг и не привлекал внимания. Эти мелочи становились все заметнее, и ему с каждым днём все больше надоедало делать вид, будто ничего не происходит. Игра затянулась, и нужно было вернуться туда, где все началось. Отец пропадал на службе все чаще, возвращался нередко затемно. Уолтер проводил вечера в одиночестве, и можно было молча уйти, даже без записки — вероятно, он бы просто исчез из памяти городка так же, как исчезли остальные, но ему хотелось напоследок поговорить с отцом.

* * *

Жетон с пиктограммой полетел офицеру в лицо.

Уолтер мысленно хихикнул. Такого лица у отца он не видел никогда — смесь растерянности, удивления, ярости, негодования и (это было особенно отрадно) неумело скрываемого страха. Кажется, его застали врасплох. Уолтеру действительно удалось сыграть свою роль как никому другому. Что ж, они ввели в заблуждение его, а он — их. Ничья. Теперь, когда счёт сравнялся, можно было выйти из игры.

Наконец офицер Ковач обрёл дар речи.

— Что. Это. Такое?

— Вообще-то, это ты должен был давно ответить мне на этот вопрос, — безмятежно проговорил Уолтер, помахивая сумкой на длинном холщовом ремне. — Теперь, правда, уже поздно.

— Ты… — отец огляделся, увидел открытую дверь в кабинет, и угрожающе качнулся вперёд. — Что ты делал в моём кабинете? Где ты это взял?

— Там же, где оригинал старой карты, и твои бумаги, и ещё парочку интересных вещей, и пистолет — кстати, почему он не входит в твоё табельное оружие? Не маркирован… Но хороший. Я даже зарядил. — Уолтер наслаждался ответной реакцией. Выражение лица перед его глазами… Бесценно.

Отец шагнул вперед и резким движением попытался вырвать у сына из рук сумку. Тот ловко увернулся и все так же невозмутимо бросил:

— Руки коротки.

Ковач сжал челюсти и встал в дверях. Видимо по-хорошему он расставаться не хотел. Раздался щелчок предохранителя.

— Ты что творишь?! — отец дернулся было вперёд, но вовремя понял, что отобрать у сына оружие не сможет. Уолтер не выглядел паникующим отчаявшимся подростком. Он просто стоял посреди прихожей и с каменным спокойствием направлял на отца пистолет. Оружие действительно было незарегистрированным. Личная собственность офицера. Для особых случаев. Ирония заключалась в том, что именно сейчас был такой особый случай — только не в его пользу.

— Ну так что, я пошёл?

Чарльз предупредительно вытянул руку вперёд.

— Уолтер, не стоит. Послушай меня. Остановись.

Тот расхохотался. Предложение, от которого невозможно отказаться — послушать того, кто столько времени врал. Хватит, наслушался. Отец сдвинулся с места, дуло пистолета незамедлительно последовало за ним.

— Отойди, папа. Я могу выстрелить, но честное слово, меня это расстроит…

— Ты пожалеешь, — растерянно бормотал отец, пятясь назад. — Не делай этого, не лезь в дела, о которых не имеешь представления. Не нужно. Уолтер, чёрт возьми! Уолтер!

Он вышел из дома, не оглядываясь, на ходу возвращая на место предохранитель. Уолтер был рад, что не пришлось стрелять.

Он шел, не останавливаясь, и не оглядываясь назад. По пустынным улицам военного городка время от времени проезжали редкие грузовики, разбрызгивая подтаявшую грязь. Позади оставалась вся его привычная жизнь последних лет — отцовский дом, одинаковые безликие казармы, штаб, общежития, маленькая одноэтажная школа. Никаких знаний она не давала — все, что он знал, Уолтер почерпнул из книг, прочитанных в Америке, и впоследствии найденных на севере. Вместе с провизией, лекарствами и необходимыми вещами вертолеты привозили на базу книги. Авиагруз всегда ждали с нетерпением, но Уолтер ждал особенно. Отец лично начал заказывать для него книги с большой земли после того, как сын перечитал всю его нехитрую библиотеку.

Он неожиданно улыбнулся. Это были воспоминания о прошлой жизни, ушедшей безвозвратно.

«Если я не попрошу их привезти тебе нового чтива, ты чего доброго, доберешься до документов повышенной секретности», смеялся отец, не подозревая, насколько был близок к правде. Всего два года назад. Ему казалось, будто с тех пор прошла целая вечность.

Шаг за шагом Уолтер уходил все дальше. На контрольно-пропускном пункте несли вахту скучающие солдаты. Они лениво помахали сыну старшего офицера, не удосуживаясь поинтересоваться, куда он отправился. Иногда семейные связи оказываются полезными — отцовская должность располагала к некоторой вседозволенности. Уолтер никогда не пользовался своим положением, но сейчас не мог не признать — это было на руку. Он рассеянно поднял ладонь в ответ, проходя мимо. Скорее всего, этих людей он видит в последний раз. Трогало ли его это? Наверное, нет.

В прогретом воздухе кружила назойливая мошкара. Скоро станет теплее, и летающей дряни станет еще больше. Уолтер пожалел, что не взял с собой антимоскитную сетку, но потом вспомнил, куда и зачем идет. Мысль о сетке рассмешила. Насекомые, роящиеся в воздухе, не представляли собой никакой проблемы на фоне мыслей о вооруженной охране, которая сначала будет стрелять на поражение, а потом выяснять, кто пытался их навестить. Возможно, никто ничего и не выяснял — обычно такие ребята следуют жестким инструкциям, согласно которым, на объект могут проникать только определенные лица. Если на территории появился кто-то другой… что поделать, это будут его проблемы. Задание выполнено, инструкция соблюдена. Никто не выйдет отсюда живым. Уолтер вышел. Отпустили его намеренно или упустили случайно — вопрос любопытный. Может быть, в скором времени он прояснится, а может быть и нет. Предсказать развитие событий было невозможно.

Остатки снега поскрипывали под ногами, расползаясь в прогалинах в водянистую кашу. Уолтер ругался сквозь зубы — он подвернул ногу, провалившись в талый снег, и шел дальше, прихрамывая. В день треклятого похода лес был совсем другим — спящим и безмолвным. С тех пор прошла почти вся весна, и лес ожил. Мошки, комары, птичьи шорохи, шелест ветвей. Жизнь вокруг пробуждалась с равнодушным предсказуемым напором, как и в прошлом, и позапрошлом году, как и тысячи лет назад. О собственной жизни Уолтер сказать того же самого не мог. Возможно, сегодня ему не повезет, и его убьют — как Ларса, как Салливана. То, что Микаэл тоже мертв, не вызывало никаких сомнений. Не исключено, что он к ним вскоре присоединится, но прежде выяснит правду. Что ему давала эта правда? Уолтер не мог ответить на этот вопрос даже себе самому. Мир, люди вокруг — все было запятнано ложью и двуличностью. Хочешь быть верным самому себе — смотри на их истинное лицо. Никаких компромиссов.

* * *

Пустые улицы заброшенного поселка по-прежнему выглядели так, будто ни один живой человек не появлялся здесь десятки лет. В стенах разрушенных казарм и бытовых корпусов военной части гулял свистящий ветер. Уолтер знал, что эта тишина и запустение — иллюзия, искусные декорации, часть неизвестной ему игры, и не поддавался на обман. Он двигался вдоль стен с подветренной стороны, оставаясь в тени, как бесшумный хищник, в любой момент готовый к броску. По спине пробегал озноб — пуля могла появиться из пустоты в любой момент, и он заранее чувствовал эти невидимые выстрелы. Ощущение было не из приятных.

Впереди показался знакомый дом, обманчиво зияющий пустыми окнами. Подумав, Уолтер решил обойти его стороной. Что бы тут ни происходило, это здание — не единственное место, которое может ответить на вопросы, а идти в одну и ту же ловушку на второй раз… Нет, он был слишком умен и осторожен. Вместо этого он двинулся в противоположную сторону — ко второму общежитию, которое уцелело наряду с первым, но сохранилось чуть хуже и выглядело более неопрятным. Трещины, выпавшие кирпичи, разрушенные оконные рамы. Привычная картина. Дом не был безопасным — в этом месте было смешно говорить о безопасности, однако оно могло ненадолго стать укрытием. Уолтер медленно, стараясь не касаться рассохшихся дверей со скрипучими ржавыми петлями, пробрался внутрь и осмотрелся. Похоже, это здание горело. В отличие от первого, на потолке виднелись следы копоти, а со стен свисали обгоревшие куски обоев и теплоизоляции. Почерневшие проходы вызывали желание выйти на воздух. Выходить было неразумно, и он двинулся вглубь. Подниматься на второй этаж Уолтер не собирался — что бы там ни находилось, это не имело значения. Возможно, ничего. Сейчас важнее было затаиться и наблюдать. Ждать он умел.

Дверь подвала была открыта. Лезть в темный холодный подвал заброшенного обгоревшего здания было сущим безумием, но не большим, чем то, что здесь происходило. Безумием больше, безумием меньше… Уолтер решительно толкнул дверь и начал спускаться вниз, держась за шершавые стены и нащупывая вслепую ступеньки. У него был фонарь, но включать его было равноценно поднятию красного флага с приветственными криками. Лестница вниз обледенела, здесь можно было с легкостью сломать не только ногу, но и шею, и передвигаться приходилось с максимальной осторожностью.

Спуск в пустоту казался бесконечным, и Уолтер вздрогнул, ощутив под ногами ровный пол. В конце концов, чего он ожидал? Спуститься прямиком ко входу в преисподнюю? То, что здесь творилось, судя по всему, не шло ни в какое сравнение с мифическим адом, и оставалось надеяться на то, что он не повстречает местных чертей. Непроницаемая тьма была настолько плотной, что казалось, будто ее можно резать ножом. Уолтер боролся с замешательством — возможно, все же стоило достать фонарь. Слепота не входила в его планы. Смерть тоже, однако он рассудил, что смерть от сломанного позвоночника вряд ли будет приятнее пули в лоб. В конце концов, если ты собрался умирать, лучше делать это, глядя смерти в лицо. Мощный штабной фонарь отца прорезал подвальный коридор резким лучом белого света, вырывая из темноты фрагменты труб, вентиляционных решёток и старых кабелей, пучки которых уходили куда-то вглубь. Кабели не могли сохраниться при пожаре. Уолтер направил луч фонаря прицельно на низкий потолок. Догадки его уже не удивляли — проводка была не новой, но ей точно было не более десятка лет. Ожидаемо, подумал Уолтер. Ожидаемо до такой степени, что даже скучно. Перехватив ремень сумки, он зашагал вперед.

Ориентироваться под землей было сложно, но пространство подвала явно выходило за пределы фундамента и наверняка пересекалось с соседним зданием. Толстые провода огибали углы, змеились по потолку, опоясывали колонны, переплетались между собой и вели в неизвестном направлении. Все, что оставалось — идти по длинным ледяным коридорам, следуя за пляшущими пятнами света от фонаря.

— Говард, ты хоть понимаешь, что у нас в руках? Если хоть что-то пойдет не так, и твой план не сработает, мы потерпим крушение. Это безумная идея, Говард. Ты рискуешь как никогда.

— Весь Щ.И.Т. с самого начала был безумной идеей, и напомню, ты первый согласился с тем, чтобы рискнуть.

— Вынужден признать, твои безумные идеи обычно гениальны, но сейчас… Ладно, о чем тут говорить. Я просто надеюсь, что ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь.

Уолтер остановился как вкопанный. Голоса звучали так громко и отчетливо, словно кто-то стоял позади. Он порывисто огляделся, сжимая в руке тяжелый стальной корпус фонаря. Никого. Странный диалог оборвался так же резко, как и начался. Голоса из пустоты вернулись обратно в пустоту. Уолтер ничего не понимал. Его могли, играючи, заманивать в западню — так же, как крупные хищники иногда резвятся со своими будущими жертвами. Беззащитный зверек может даже не догадываться о том, что скоро он превратится в чей-то обед. Напоследок, прежде чем пообедать, хищник хочет насладиться властью, и поэтому отправляет зверька в лабиринт. Либо Уолтер был такой же игрушкой в чьих-то лапах, либо он начал сходить с ума от голода, холода и давящей тишины. Время для того чтобы свихнуться было неподходящим. Уолтер собрался с силами, убедился в том, что тишина остается тишиной, и двинулся дальше.

 — …Старк, черт бы тебя побрал, если ГИДРА найдет его, все наши усилия пойдут прахом! Ты за этим рисковал жизнью, поднимая эту чертовщину из Северного Ледовитого океана?

— Не найдет. Здесь последнее место, где его станут искать. Его не существует. Никому не придет в голову искать несуществующее, не так ли?

Обрывок очередного диалога, появившийся из небытия, застал Уолтера врасплох и практически пригвоздил к стене. Чем дальше он продвигался, тем больше замечал, что что-то не так. Это не было похоже на сумасшествие — скорее на погружение в чью-то память. Очень тревожную, старую память, которая настигала хаотичными волнами — подобно радиоприемнику, вышедшему из строя. Можно бесконтрольно крутить ручку настройки, и иногда из шума и шороха на поверхность поднимаются обрывочные фразы, сигналы неизвестных радиоволн, которые вспыхивают на пару мгновений, чтобы потом вновь исчезнуть в пучине белого шума. Кто такой Говард, что за Щ.И.Т., о чем шла речь — это было не столь важно. Откуда-то росла необъяснимая уверенность в том, что всех этих людей давно здесь нет, и все, что он сейчас слышит — отголоски прошлого, круги на воде, остатки давно исчезнувших радиосигналов. Эти аберрации пространства были странными, но не таили в себе никакой опасности. Когда Уолтер впервые приехал на базу к отцу, поначалу он часто сидел над радиоприемником, пытаясь поймать какие-то новости с материка и заодно убить время — после шумной Америки закрытый северный поселок обрушился на голову колоссальной массой тишины и скуки. Позже к этой скуке удалось привыкнуть, но в первые месяцы радиоприемник был неплохим утешением.

* * *

Уолтеру десять лет, он сидит на кухне, поджав колени, и поворачивает колесико в поиске каналов. Что-то про Советский союз и ядерную угрозу. Какие-то странные мелодии. Новости на незнакомом языке, исчезающие раньше, чем он мог разобрать. Хаотичные и разрозненные сигналы с большой земли. Сейчас происходило то же самое — за исключением того, что он не знал, где у этого гигантского приемника ручка настройки.

* * *

Оставалось просто идти вперед. Неожиданные фразы, диалоги и возгласы уже не пугали — они появлялись, затухали, звучали то далеко, то близко. Чем дальше он заходил, тем более отчетливыми становились «воспоминания». Теперь из пустоты всплывали не только слова, но и картины, напоминающие кадры из старой кинохроники, с тихим шелестом бегущие один за другим перед единственным зрителем.

* * *

Длинные коридоры, освещенные тусклыми лампами в стальной обрешётке. Наглухо застегнутые военные шинели. Несколько мужчин в безупречно сидящих костюмах, без единого знака отличия.

-…Запущена автономная система слежения… действовать оперативно… в режиме строжайшей секретности, — доносились откуда-то отрывистые приказы.

От группы людей отделился высокий мужчина в светлом костюме, выбежал на середину коридора и замахал руками.

— Нет, не сюда! Двигайтесь правее, ставьте ровно. Вы не знаете слова «ровно»?

— Говард, уймись, — раздался уже знакомый второй голос. — Все будет сделано в лучшем виде. Хранилище уже оборудовано всем необходимым, дело за малым.

Говард Старк, скрестив руки на груди, наблюдал, как группа военных заносит какой-то огромный стальной ящик в небольшое помещение, залитое холодным хирургическим светом.

Обладателем второго голоса был Чарльз Ковач.

* * *

Если изо всех сил зажмуриться, видение уйдет быстрее.

Расплывчатые очертания стен меняли свое расположение каждую секунду, шелестя и поскрипывая, откликаясь на голубоватые вспышки электрических разрядов. Теперь, когда источник напряжения был близок, память пустых коридоров из отрывистых всплесков превратилась в диафильм. Какие-то кадры были утеряны, но все остальное выстраивалось перед глазами Уолтера, заполняя пустоты неизвестности.

Пространство причудливо искажалось, в воздухе ощутимо пахло озоном. Кто бы это ни создал, какие бы цели ни преследовал — эти люди безусловно обладали чувством прекрасного. Микроскопическое северное сияние под низкими потолками почерневшего подвала одновременно пугало и завораживало. «Кинолента» исчезла, остались только редкие фрагменты прошлого, которые хаотично приходили и уходили, не имея большого значения. Подвал действительно оказался колоссальным радиоприемником, который показал Уолтеру все, что ему стоило знать.

Похоже, он недооценил масштаб «засекреченного военного проекта», о котором говорил отец. Тот не просто был в курсе происходящего — судя по картинкам, которые, как в музее, появились перед взором Уолтера в этом гостеприимном месте, отец имел прямое отношение к созданию объекта наравне с неким Говардом Старком. Он не знал, кто это, однако видения ясно давали понять, что сила влияния этого человека практически безгранична. Говард Старк, кем бы он ни был, работал рука об руку с отцом, и в этом несуществующем городе они создали склеп. То, что было захоронено в склепе, интересовало слишком многих — от советской разведки и американского департамента национальной безопасности до загадочной террористической организации ГИДРА, о которой несколько раз упоминали участники призрачных диалогов. Чем больше было желающих расхищать гробницы, тем надёжнее скрывался склеп. Кем ты был, папа, чёрт тебя побери?

Длинный темный коридор уперся в тупик. Уолтер ощупал стену ладонями и наткнулся на глухую железную дверь в половину роста взрослого человека. Из-за двери раздавался тихий монотонный гул. Петли были намертво замурованы в бетон. На гладкой стальной поверхности с хаотичным рисунком сварных швов — ни намека на ручку или замок. Уолтер раздраженно пнул дверь ногой, железо клацнуло об бетонный проем. В этом странном месте, помешанном на секретности — открытый проход, и судя по всему, вел он отнюдь не в заброшенные помещения. Впрочем, куда он вел на самом деле, было неизвестно. В тупик, в мусоропровод, в геенну огненную — Уолтера устраивали все варианты, потому что подвал с его темнотой, галлюцинациями и электрическим сиянием под потолком успел ему изрядно надоесть. Он приоткрыл железную створку, и из узкого темного коридора повеяло свежим воздухом. Мало общего с прохладным весенним ветром, который гулял в лесу, но в сравнении с холодной затхлостью подвала он казался практически кристальным. Уолтер решил, что ему везет. По крайней мере, этот лаз точно не вел в мусоропровод. Он пригнулся, стараясь не удариться об низкий потолок, и пролез внутрь. Взрослому человеку здесь было бы слишком тесно, но худому невысокому подростку коридор был в самый раз, и он пополз вперед на четвереньках, придерживая под мышкой сумку.

Постепенно гул приближался, звучал откуда-то сверху, напоминая шум вертолетного пропеллера, только тише в десятки раз. Оглушительный стрекот огромного пропеллера и ветер, сбивающий с ног — картина, к которой привыкли все жители военного городка. Раз в три месяца с большой земли прилетали продовольственные вертолеты, и их ждали с нетерпением — так же, как ждут любой, даже самой завалящей новости в местах, где ничего не происходит. В городе ничего не происходило — в изоляции дни текли один за другим. Шум вертолета всегда обещал что-то новое, и Уолтер любил наблюдать за приземлением и суетой вокруг нового груза.

Он поднял взгляд в поисках источника шума, но искать не пришлось. Четыре решетки из металлической сетки закрывали лопасти вентиляторов, слаженно гудящих в узких шахтах. Шахты уходили куда-то вверх, теряясь в темноте. Похоже, он проник в технические коридоры вентиляционной системы. Это было неплохо — впереди что-то было, и вряд ли помещение было рядовым, судя по мощности воздуховода. Как и ожидалось, впереди забрезжил свет, и Уолтер расшатал последнюю решетку. Она поддавалась с трудом, и в конце концов с треском выпала, едва не утянув Уолтера за собой. Грохот от падения был бы глупым и бессмысленным фиаско, и он облегченно вздохнул, осторожно опуская решетку на пол.

Просторная комната была погружена красноватый полумрак от ламп резервного освещения. Какая-то конструкция непонятного назначения возвышалась в центре, скрытая за занавесками из матовой пленки. Вдоль стен — металлические шкафы с ящиками, пустой письменный стол, железный табурет. Образцовая чистота, безупречный порядок, которому позавидовала бы любая военная часть. Не хватало только привычного запаха дезинфекции. Тяжелая двустворчатая железная дверь, разумеется, была заперта. Уолтер порадовался, что пробрался сюда с другой стороны — войти сюда с главного входа он бы не смог, к тому же, была немалая вероятность, что он охраняется. Ему везло.

Электрический щиток темнел рядом с входной дверью, ощетинившись десятком тумблеров. Нужен был свет, и Уолтер решил дернуть крайний на свой страх и риск. Шум вентиляции усилился, из дыры в стене ощутимо повеяло свежим воздухом, но на втором рычаге ему повезло. Резервные лампы отключились, и комнату залил слепящий хирургический свет. На несколько мгновений он потерял равновесие — глаза успели привыкнуть к подвальной полутьме. Сфокусировать взгляд и осмотреться удалось только спустя пару минут. Вопреки его опасениям, двери не открылись, и никто не ворвался внутрь с оружием наперевес. Вокруг царила тишина, которую нарушал только ровный гул вентиляторов, и яркий холодный свет.

Глаза слезились. Прищуриваясь, Уолтер подошел к полотнам мутной пленки, свисающей с потолка, сдвинул ее в сторону и увидел куб. Излучая синеватое свечение, он парил в клубах полупрозрачного тумана в большом стеклянном резервуаре с уже знакомой пиктограммой на каркасе. Стальную конструкцию резервуара оплетали какие-то датчики и провода. Он прикоснулся к обжигающе холодному толстому стеклу. Над поверхностью конструкции вспыхивали электрические разряды, воздух искаженно переливался серебристо-голубыми волнами. Обрывки чужих диалогов и лиц мелькали в голове, как каналы сломавшегося телевизора — похоже, именно куб был тем самым радиоприемником, волны которого настигли Уолтера в подвальных коридорах. Сколько секретности, охраны, оборудованный бункер, наверняка, построенный на огромные деньги — и все это ради предмета размером не больше детской игрушки? Уолтер не имел ни малейшего представления о назначении этого странного объекта, но догадывался, что масштабы колоссальны.

Ящики шкафов были заполнены ровными рядами картонных папок и формуляров. Уолтер провел по ним ладонью. Ни пылинки. Целая пачка бумаг легла на стол — он никуда не торопился, а читать всегда любил. Чтение оказалось интересным, и порой даже слишком интересным…

Личное дело отца он нашел почти сразу. Чарльз Ковач. В разводе, детей нет. Уолтер приподнял бровь и заметил новый вкладыш. 1950 год, Уолтер Джозеф Ковач, сын. Мать — Сильвия Ковач, скончалась. Нью-Джерси. Он разозлился. Все это не давало никаких ответов на вопрос, зачем отец забрал его из Америки. Проникся отцовскими чувствами? Поздно сообразил. Страница за страницей, папка рассказывала ему об отце больше, чем он когда-либо знал. Уолтер потерял счет времени и только машинально откладывал в сторону прочитанные листы. Пачка бумаги росла вместе со злостью. Чарльз Ковач покинул Штаты и оставил беременную жену в 1939 году после вербовки в Щ.И.Т Говардом Старком. Старк действительно оказался значительно более влиятельной фигурой, чем казалось в призрачных видениях, вызванных артефактом. Подземное хранилище создавалось при активном содействии и финансировании Stark Industries. За охрану объекта и соблюдение секретности отвечали несколько высших чинов, и отец был одним из них. Уолтер хмыкнул. Папа — хранитель артефакта и участник международной антитеррористической организации. Если бы ему рассказали об этом лет в семь, он был бы в восторге, но время восторгов прошло.

Он продолжал читать. Объект в резервуаре пользовался дурной популярностью — источник абсолютной власти, управляющий временем и пространством. Неудивительно. Артефакт обладал столь колоссальной силой, что его владелец мог с легкостью управлять всем миром. Уолтер присвистнул от удивления. Террористическая организация ГИДРА, о которой мельком говорили в галлюцинациях, во главе с неким Йоганном Шмидтом завладела кубом, однако в противостоянии с агентами Щ.И.Т. потерпела неудачу. Финальная попытка Шмидта захватить куб голыми руками стала фатальной — энергия артефакта уничтожила самолет, террорист телепортировался в неизвестном направлении, а куб был утерян в Атлантическом океане, пока его не нашел Говард Старк. Уолтер перевернул последнюю страницу и закрыл папку. Тессеракт, опаснейшее оружие во вселенной, мирно парил в стеклянном ящике на расстоянии вытянутой руки.

Он решительно поднялся и приблизился к холодному стеклу. Над головой преливалось электрическое сияние — в какой-то иной обстановке его можно было даже назвать красивым… В голове продолжали мелькать отрывочные видения, словно кинохроника, описывающая все, о чем он только что прочитал. Похоже, камень впитывал огромные объемы информации и просто транслировал собственные «воспоминания».

Отец лгал. Все было ложью, театральным фарсом. Ощутив острый укол злости, Уолтер подтянулся на руках и забрался на край широкого стального основания. Теперь он смотрел на тессеракт сверху — куб с сияющим ядром парил в клубах голубоватого тумана. Туман поднимался вверх, сверкая электрическими всполохами. Широкие полосы какой-то белой материи, натянутые над конструкцией, поглощали наэлектризованный дым, и он бесследно исчезал, на время окрашивая ткань в синеватый цвет. Уолтер задержал дыхание и медленно погрузил руки в туман. Если все, что его окружало, было театральной декорацией, самое время разыграть кульминацию спектакля. Собственная судьба его мало волновала — было уже все равно.

Руки обожгло невыносимым холодом. Он приблизил коченеющие ладони к кубу, и тело прошила острая боль, словно от мощного электрошока. Нос и рот заполнились солоноватой кровью с металлическим привкусом. В ушах оглушительно звенело, Уолтер машинально сорвал кусок белой ткани и прижал к лицу, оставляя на материи багровые пятна. Кровь окрашивала белоснежную ткань, впитывалась и исчезала, не оставляя следа, но заметить этого он не успел — комната плыла и растекалась под ногами. Свободной рукой Уолтер обхватил тессеракт. Дверь останется открытой.

* * *

Бесшумная взрывная волна поднялась над лесом огромным шаром ослепительно белого света, снося все на своем пути, расходясь концентрическими кругами, накрывая заброшенный поселок, лес, ненавистный военный городок. Стены заброшенных зданий мгновенно превращались в каменную крошку, с грохотом обрушиваясь на землю в клубах черной пыли. Деревья разлетались в щепки. В считанные секунды взрыв сравнял с землей все живое в радиусе нескольких километров, и все стихло. Теплый весенний ветер обдувал искореженные и оплавленные останки каких-то стальных конструкций.

* * *

Под ухом мяукнул кот, потерся об щеку и равнодушно отошел в сторону. Уолтер открыл глаза. Память подводила — какие-то смутные картины мелькали перед глазами, он не понимал, где находится, и недавние события на севере вспыхивали в мозгу, напоминая хаотичный обстрел. С каждым «выстрелом» картина складывалась четче, однако он не мог быть уверенным, где реальность граничила с больной фантазией.

Он лежал на нагретом солнцем асфальте и смотрел в небо сквозь мутную пелену голубоватого тумана. Редкие облака, паутина проводов, козырьки железных крыш. Кусок ткани, которой он накрывал лицо за секунду до коллапса, все еще был зажат в кулаке. Кот мяукнул еще раз, и Уолтер скосил взгляд. Драный уличный житель грязно-рыжего цвета сидел чуть поодаль и равнодушно сверкал узкими зрачками. Очертания расплывались перед глазами.

— Ты кто? — поинтересовался Уолтер осипшим голосом. Кот, разумеется, не ответил.

Он приподнялся и сел на землю. Вдаль уходили какие-то склады, гаражи и промышленные здания. Обшарпанные кирпичные стены, железные контейнеры, ржавые водосточные трубы. Зрение по-прежнему вело себя странно — серебристо-голубой туман не исчезал, и время от времени полностью ослеплял. Иногда картинка становилась четкой, иногда расплывалась, словно кто-то крутил ручку фокусировки.

Камня нигде не было видно. Похоже, в неизвестность отправлялся только контактер, а значит, тессеракт остался погребенным глубоко под землей где-то на севере. Его это вполне устраивало. Если Говарду Старку будет угодно, пусть откапывает его сам. Сидя на земле, Уолтер непонимающе поднес к лицу кусок ткани, который держал в руке. На белой поверхности проступили темные пятна, медленно перетекающие друг в друга. Пятна меняли форму и почти исчезали, когда он откладывал ткань в сторону. Уолтер в замешательстве разглядывал находку, невольно похищенную из хранилища, поднес ее к глазам и отпрянул от неожиданности. Казалось, будто под воздействием тессеракта вместе с кровью в загадочный материал впиталась его способность видеть и чувствовать. Он видел сквозь белую ткань так, будто она была прозрачной, и зрение возвращалось, однако стоило убрать ее в сторону, и мир вокруг снова начинал расплываться и наполняться клубящейся дымкой.

Какое-то время Уолтер, как загипнотизированный, смотрел на растекающиеся темные кляксы, которые образовывали непонятные узоры и исчезали, появлялись снова, и снова исчезали, и хмыкнул. Это было похоже на тест с чернильными пятнами, который он проходил после уличной стычки в десятилетнем возрасте, еще до переезда на север. Полиция заставила проходить психологическое освидетельствование, и какая-то женщина в очках показывала ему карточки, и он отвечал то, что она хотела услышать. Это было несложно. Кажется, это был тест Роршаха. Что ж… Роршах — так Роршах. Он встал, положил в карман свое новое лицо и помахал коту. Пора идти дальше.

* * *

1971 год, Нью-Йорк

Мир полон фарса. Если ради чего-то и стоит жить, так это ради бескомпромиссной войны с ложью. Безжалостно выжигать вранье и человеческое дерьмо, которое скрывается за фальшивыми декорациями. Я вижу истинное лицо этого города, скрытое под красивыми масками, из-под собственной маски. Таких, как я, не любят. Никто не любит тех, кто видит правду. Уолтер Ковач давно исчез, остался только я. Что вы видите на моем лице, доктор?

* * *

1985 год. Дневник Роршаха.

Сегодня ночью в Нью-Йорке убит Комедиант.