Обитель зла (джен)

Дядя Фёдор, хоть и был весьма умным, не по годам развитым и самостоятельным, но всё же мальчиком, то есть ребёнком. А ещё он, как и все мальчики и девочки, очень любил своих маму и папу и скучал по ним сильно-сильно.

Днём ему, конечно, скучать особо было некогда. В деревне прожить и не трудиться — никак нельзя. Будь ты хоть десять раз академик или певец известный, а дрова сами себя не наколют, вода из колодца не прибежит и грядки не прополются. Хорошо ещё, что дядя Фёдор всё по дому умел делать. Ну, а что не умел, так учился и пробовал.

А вот с друзьями его сложнее оказалось. То всё у них ладно, а то — сплошное огорчение. Всё же слишком разное у них было воспитание: Матроскин со своей любовью к морям и приключениям фантазировал много да нос к небу задирал, а простодушный Шарик всё никак в толк взять не мог, зачем в жизни такие сложности. Вот есть у тебя будка и миска с косточкой — и ничего больше не нужно для счастья.

Вот на этой почве пёс с котом часто и ругались. Как вчера, например.

— Неуч ты деревенский, — лениво протянул Матроскин, созерцая с крыльца, как Шарик усердно косит траву для коровы Мурки.

— Это почему это? — привычно подскочил тот, втыкая косу в землю.

— Неправильно ты косишь, некрасиво.

— А ты прямо умеешь красиво, да? Так покажи мне, бестолковому.

— Вот ещё. Не кошачье это дело — на солнышке вкалывать, у меня дела поважнее есть.

— Дела у него. Помню я, какие у тебя дела. Давеча я просил тебя объяснить, как эту… пёс её, банану повязывать, а ты что ответил?

— Что?

— Видите ли, «кот Матроскин подойти к телефону не может. Он очень занят. Он на печи лежит».

— Шарик, поздравляю, ты балбес. Не банану, а бандану. Впрочем, кому я это говорю…

— Ну, бандану, а зачем она мне? Я что, пират?

— Лучше бы ты Пиратом был, в самом деле, а не Шариком. Вот у меня фамилия благозвучная, серьёзная.

— А на печи лежишь!

— Лежал, лежу и буду лежать. У меня режим!

— Режим? Молоко хлебать тебе режим не мешает! Режим… литр выпил, день лежим!

— Опять двадцать пять, — вздыбил шерсть Матроскин. — Мы договаривались: мои дела в хате, твои во дворе?

— Ну, договаривались.

— В доме чисто, обед в печи. Да я ещё Муркой занимаюсь в ущерб собственному отдыху. Да иди ты лучше… к собачьей бабушке.

— А ты зазнайка! Байки только травить горазд; душа у него морская, в полосочку. В хвосте у тебя душа, что ли?

— А ты, а ты… а у тебя блохи!

Слово за слово, и различия в воспитании и поведении быстро стёрлись, и скандал закончился тумаками, клочками летящей шерсти и ведром холодной воды из колодца, вылитой дядей Фёдором на обе горячие головы.

Дядя Фёдор и стыдил их, и мирил, говорил, что на друзей не злятся и не обижаются, но хватало его нотаций ненадолго. Видно всё же, не зря люди говорят: живут, мол, как кошка с собакой.

Поэтому по вечерам, когда заканчивалась программа радиопередач и Шарик с Матроскиным укладывались спать, дядя Фёдор долго не мог заснуть и грустил.

«Почему на свете такая несправедливость? — думал он. — Почему все рано или поздно ссорятся и не могут жить рядом мирно? Потому что не понимают друг друга. Мама не любит животных. Папа часами лежит под своим автомобилем, чтобы не спорить с мамой. Матроскин воображает себя профессором. Шарик до сих пор не научился вытирать лапы у входа… А я… А я сбежал из дома и не подумал о родителях. А они, наверное, там беспокоятся, ищут меня. Нужно будет им сообщить, что у меня всё хорошо».

* * *

Наутро дядя Фёдор сел за стол и начал писать письмо родителям.

«Дорогие родители, мои папа и мама!

Я живу хорошо. Просто замечательно. У меня есть свой дом. Он тёплый. В нём одна комната и кухня. А недавно мы клад нашли и корову купили. И трактор — тр-тр Митю. Трактор хороший, только он бензин не любит, а любит суп.

Мама и папа, я без вас очень скучаю. Особенно по вечерам. Но я вам не скажу, где я живу. А то вы меня заберёте, а Матроскин и Шарик пропадут».

Тут пришёл вредный почтальон Печкин и позвал дядю Фёдора для очень важного секретного разговора. Тот понимал, что разговор этот совсем не важный и не секретный, просто вредному Печкину опять захотелось порасспрашивать его про всех обитателей дома. Дядя Фёдор был вежливый мальчик и не мог отказать взрослому. Он надписал адрес на конверте, встал из-за стола, поручил Матроскину отнести письмо и бросить его в почтовый ящик на столбе в центре деревни и ушёл вместе с Печкиным.

Матроскин повертел в лапах конверт и увидел, что он не заклеен, а на конверте — адрес родителей дяди Фёдора. Почесал репу. Вынул из ящика ещё одну, заранее очищенную, и, чинно глядя вперед себя, съел ее. Не помогло.

Конечно, Матроскин прекрасно знал, что чужие письма читать нельзя, но… Дядя Фёдор же сказал, что они будут жить совсем одни, а теперь родителям пишет. А они, между прочим, его, Матроскина, выгнать хотели. На мороз. Летом, конечно, мороза не было, но всегда же так говорят, когда кого-то выгоняют. А вдруг дяде Фёдору надоело с ними жить? Как бы узнать?

Хотя с другой стороны… Вот когда моряков выбрасывает на необитаемый остров, они пишут письма родным, закупоривают их в бутылки и пускают по воде. А бутылку может выловить кто угодно и прочитать послание, и их за это никто не ругает.

Матроскин огляделся, схватил молочную бутылку, крышку и письмо, тихонько выскочил в окно и припустил по тропинке.

У ручья он отдышался, закупорил письмо в бутылку и осторожно опустил её в воду.

«Отправил», — выдохнул он и вприпрыжку помчался догонять плывущую бутылку.

Ох, как не хотелось Матроскину лезть в воду, как ему было страшно! Но он зажмурился покрепче и прыгнул. Только уцепился за бутылку, как вдруг его понесло течением. Но не успел кот испугаться, как его уже кто-то выловил, схватив за шкирку. Это был бобёр, папа того самого бобрёнка, что не так давно притащил в дом бестолковый Шарик.

— К сдаче ГТО готовишься? — улыбнулся бобёр во все свои четыре зуба.

— Да, что-то вроде, — неопределённо махнул лапкой Матроскин. — Спасибо тебе, бобёр. С меня банка молока, — и побрёл на пригорок — обсыхать.

* * *

Вечером Матроскин вёл себя подозрительно тихо. Не задирал Шарика, молча выдал ему огромный кусок мяса с косточкой и даже слова не сказал, вытирая собачьи следы на полу. Потом сел на лавку и принялся усердно подмигивать Шарику то левым, то правым глазом по очереди.

— Что там у тебя, соринка в глаз попала? — наконец не выдержал тот.

— Да так, ничего, — мурлыкнул тот, делая выразительные глаза, и, оглянувшись на дядю Фёдора, выразительно постучал себя по голове.

— Кто там? — встрепенулся дремлющий на подоконнике Хватайка.

Матроскин в изнеможении прикрыл глаза хвостом.

Когда дядя Фёдор заснул, Матроскин тихо разбудил Шарика и поманил за собой во двор. В коровнике, при свете керосиновой лампы, он предъявил бутылку с письмом, рассказал Шарику всю историю и вскрыл бутылку. Две лохматых головы склонились над слегка помятым листком.

— Вот те раз, — сказал Шарик, ожесточённо почёсывая лоб. — Скучает, значит, наш дядя Фёдор. А тут ещё и мы его, наверное, огорчаем.

— А я, между прочим… — дёрнулся было Матроскин, но тут же замолчал и виновато засопел.

— Вот возьмёт и уедет, а жители деревни нас из дома выгонят, — проскулил Шарик. — Опять на улицу, воу-у-у.

— Тихо! — Матроскин быстро зажал ему пасть. — Что развылся? Луны-то нет.

— И что теперь нам делать?

— Для начала не ругаться больше. Понял.

— Да понял, понял. А ещё?

— Нужно, чтобы мама и папа дядю Фёдора не нашли. Письма пусть пишут, но не приезжают.

— Кто же им помешает приехать? — удивился Шарик. — Они же взрослые.

— А мы им письмо напишем от имени дяди Фёдора, и они поймут, что он живёт где-то далеко, в страшно секретном месте, до которого им не доехать.

— Здорово! И не летят туда сегодня самолёты, и не едут даже поезда, — немузыкально пропел Шарик, подскакивая, и тут же стукнулся головой о балку.

— Поздравляю, Шарик, ты балбес, — привычно съязвил Матроскин и ойкнул. — Молчу.

— Ты не молчи, ты пиши, сказочник, — проворчал Шарик, поглаживая шишку на затылке.

Письмо заговорщики положили в тот же конверт и отнесли в почтовый ящик. А потом отправились спать.

* * *

Мама Римма вбежала в квартиру, размахивая конвертом.

— Дима, пляши!

Папа Дима неторопливо вылез из-под автомобиля, переложил трубку в другой угол рта и меланхолично заметил:

— Я не пляшу, я танцую. А по какому, собственно, поводу? Тебе опять срочно потребовалось куда-то новое платье выгулять, и мы идём в ресторан?

— Какое платье, какой ресторан? — возмутилась Римма. — Дядя Фёдор письмо прислал.

Папа Дима закатал рукава свитера, подтянул треники и не без изящества исполнил несколько па твиста.

— Читай, — нетерпеливо потёр он руки и даже потушил трубку.

«Дорогие родители, мои папа и мама!

Я живу хорошо. Просто замечательно. У меня есть свой дом. Он тёплый. В нём одна комната и кухня. А недавно мы клад нашли и корову купили. И трактор — тр-тр Митю. Трактор хороший, только он бензин не любит, а любит суп».

Сначала папе с мамой всё нравилось. И то, что у дяди Фёдора дом есть и корова. И что дом у него тёплый, и что он трактор купил. Правда, про суп не поняли. А потом они пугаться начали. Папа прочитал:

«Но я вам не скажу, где я живу. Могу только сообщить, что вокруг этого места глухой лес.

Утром я встаю рано, делаю зарядку и завтракаю. А потом, если погода хорошая, лечу в космос — меня часто в космос отправляют. Как посадят, как скомандуют: «Земля, прощай!» — я и полетел!»

Мама слушала, слушала — и раз, в обморок упала! Папа воды принёс и маму в чувство привёл.

— В космос?.. — дрожащим голосом проговорила мама. — Почему ребёнка в космос посылают?

Папа нервно покрутил ус.

— Лес кругом, нельзя говорить, где это место находится… Похоже на закрытый военный городок. Неужели наш дядя Фёдор в космонавты готовится?

Дальше мама сама читать стала:

«Здоровье у меня… не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается. А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется — хоть в дом не заходи. Зато новая растёт — чистая, шелковистая! Просто каракуль. Да ещё охрип я немножечко, на всех лаять приходится».

Тут грохот в комнате раздался. Это папа в обморок упал. Теперь мама за водой побежала — папу в чувство приводить.

Папа очнулся и простонал:

— Ничего не понимаю. А что, у нашего дяди Фёдора хвост есть? Ты мне об этом не говорила!

— Н-н-не было хвоста, — прошептала мама. — Честное слово, не было. Что там с нашим дядей Фёдором сделали?

Решили они письмо до конца дочитать. Читают и глазам своим не верят:

«Дорогие папа и мама, вы меня теперь просто не узнаете. Хвост у меня крючком, уши торчком, нос холодный и лохматость повысилась. Так что вы за меня не переживайте. Если я на выставку попаду, мне все медали обеспечены. За красоту и сообразительность».

— Что у него повысилось? — с ужасом спросила мама.

— Лохматость у него повысилась. Он теперь может зимой на снегу спать.

— Это, это же… — мама в ужасе прикрыла рот рукой и прошептала: — Биологическое оружие. Из нашего сына мутанта сделали. Поэтому и в космос отправляют, на холодные планеты, зимой на снегу спать.

И родители уже вместе вцепились в злосчастное письмо.

«А недавно у нас новый товарищ появился, по кличке Хватайка. Ужасно вредный тип. Всё время скачет и кричит. Товарищ Печкин говорит, что он, дык, ватный. Нет, не так. Не, дык, ватный, и его надо немедленно в поликлинику сдать, для опытов! Но я не отдал, и мы теперь вместе жить будем. А приехать к нам никак нельзя, вот.

До свиданья. Ваш сын, дядя Фёдор».

Мама Римма и папа Дима переглянулись.

— Неадекватный тип Хватайка? Кличка? Почему наш сын должен жить в одном доме с какими-то уголовниками?

— Потому что кое-кто не хотел, чтобы наш сын жил в одном доме с вполне адекватным и вежливым котом! — не выдержал папа.

— Что же делать? — заплакала мама. — Нужно спасать дядю Фёдора из этой обители зла, пока ещё не поздно.

— Спасём, — бодро сказал папа. — Главное — без паники.

Он внимательно рассмотрел конверт и увидел, что на нём штамп стоит и написан обратный адрес: деревня Простоквашино.

— Что-то странное название для деревни, — протянула мама.

— Так и должно быть. Закрытые военные объекты всегда маскируются под безобидные деревни, — авторитетно заявил папа. В армии он отслужил, и поэтому мама ему поверила.

Они быстро нашли на карте эту деревню и прикинули, как до неё добраться. Потом папа гордо сел за руль своего автомобильчика… и досадливо крякнул.

— А я говорила тебе, что собирать машину в квартире — плохая идея. Она у тебя через дверь не пролезет, — торжествующе заявила мама.

Папе крыть было нечем.

* * *

Без личного транспорта добраться прямо до Простоквашино было затруднительно, так как автобусы в ту сторону ходили редко.

Вот так Дима с Риммой оказались на обочине дороги с двумя огромными рюкзаками. Побольше — его нёс, естественно, папа — с едой, и поменьше — с лекарствами: мама скупила половину аптеки.

И пошли они напрямик — по компасу, выручать дядю Фёдора из лап коварных военных.

Брели лесами тёмными, шли степями широкими, лезли горами высокими… И добрались наконец.

Перед ними раскинулся луг, на котором какие-то люди в защитной форме косили траву.

Папа с мамой переглянулись, опустились в траву и поползли через луг, прячась от них.

— Видишь, мы правильно вышли, — прошептал папа. — Скоро Простоквашино.

— Тише, — зашипела на него мама. — Вдруг эти злодеи нас заметят?

Ну конечно, их заметили. Взвод, заготавливающий сено для подсобного хозяйства соседней части, с интересом наблюдал за двумя весьма странными туристами, переползающими через луг.

— Это что, какой-то новый вид спорта? — восхищённо присвистнул один солдат, опираясь на косу. — А шустро ползут, да ещё с полной выкладкой.

— Не видишь, люди повеселились, культурно отдыхали. Теперь им всё трын-трава, — крикнул другой.

— Отставить разговоры! — нахмурился сержант. — Мы что, здесь весь день валандаться будем. Косим траву, рядовой Зайцев, косим!

— А нам всё равно, — буркнул Зайцев себе под нос.

* * *

А в Простоквашино грустили Шарик с Матроскиным. Заболел дядя Фёдор, простудился на речке. Уж и так его лечили, и сяк — ничего не помогает, лежит дядя Фёдор и кашляет. И дождь сильный пошёл, и уже ночь во дворе, врача не позовёшь.

Тут в дверь постучали.

Хватайка спрашивает:

— Кто там?

Из-за двери отвечают:

— Свои.

Матроскин говорит:

— В такую погоду свои дома сидят. Не будем дверь открывать!

Дядя Фёдор с кровати просит:

— Откройте дверь… Это мои папа и мама приехали.

Мама и папа зашли в дом, смотрят — нормальный ребёнок, без хвоста, без каракулевой шерсти. Простуженный только, ну а с кем не бывает. И вокруг никаких бандитов и мутантов не наблюдается.

Мама быстро полезла в рюкзак, достала таблетки да ампулы и принялась лечить дядю Фёдора. А папин рюкзак с сухим пайком и не пригодился: Матроскин и Шарик гостей от души накормили.

Утром дядя Фёдор был уже почти здоров, и родители начали его расспрашивать.

— Что же ты нас так напугал! Что живёшь у военных, что они на тебе опыты проводят? — хлюпнула носом мама.

Дядя Фёдор сильно удивился.

— Ничего такого я не писал. Только то, что не хочу вам адрес говорить, так это потому, что мама против Матроскина была.

— А остальное? — прищурился папа.

— А остальное мы добавили, чтобы вы знали, что мы тут хорошо живём, — вздохнул Шарик.

— Ну вы и фантазёры! Это надо же было такое придумать! — проворчал папа. — Я маму еле успокоил. Или она меня…

— Да мы ничего не придумывали! — возмутился Матроскин. — Обычные трудовые будни деревенского жителя, ничего особенного.

Мама дрожащими руками полезла за письмом.

— Как же, обычные. А вот: «я в космос летаю, земля, прощай…»?

Дядя Фёдор засмеялся.

— Это я в речку по утрам с тарзанки прыгаю и кричу.

— А «лапы болят, хвост отваливается» и про шерсть?

Шарик с достоинством продефилировал от печки к окну.

— Ну, пожаловался я немного, радикулит, знаете ли — не шутка..

— А бандит по кличке Хватайка?

Матроскин зафыркал в усы и принёс с подоконника воронёнка.

— Полюбуйтесь, вот ваш бандит, собственной персоной.

Папа тихо постучал лбом об стену.

— Кто там, — встрепенулся Хватайка. — Кто?

И все засмеялись.

* * *

Утром родители собрали семейный совет.

— Ну вот что, дядя Фёдор, — строго сказала мама. — Свежий воздух, правильное питание, спорт и режим — дело хорошее. Пожалуй, мы тебя можем оставить в Простоквашино до осени, но при одном условии: если ты сразу будешь сообщать, если заболеешь или ещё что-нибудь с вами приключится. Чтобы мы не бегали сломя голову по полям, по лесам да по лугам.

— И не ползали, — тихо прошептал папа. Мама сделала вид, что не расслышала.

— Обещаем, — дружно крикнули дядя Фёдор, Матроскин и Шарик.

— Ну, а когда папа разберёт свой автомобиль дома и соберёт его как положено — в гараже, мы приедем к вам в гости, — добавила мама.

Папа с готовностью кивнул.

Родителей на остановку отправились провожать всей компанией, включая даже корову Мурку. Необычную делегацию провожали взглядами все жители Простоквашино. Но самый обалдевший взгляд при виде говорящих пса и кота был у рядового Зайцева, сбежавшего в простоквашинский магазин в самоволку.

— Чтобы я ещё раз! Отпусти меня, трын-трава, — бормотал он.