Мир, несущийся мимо (джен)

В первый раз мой старший брат Джон посадил меня у окна, когда мне было восемь.

Джону было десять, но он, будучи сам ещё ребёнком, вёл себя со мной, как Самый Настоящий Старший Брат: всюду таскал, везде садил, помогал куда-то забраться и что-то достать. И никогда, ни разу в жизни, он не сделал ничего, чтобы обидеть меня. Да, я обижалась на него, но теперь, спустя долгое время, память подсказывает мне, что Джон в любом возрасте очень ответственно подходил ко всему, что касалось моего удобства и моей безопасности.

Так вот, я помню тот день, когда мы с ним вместе ранним утром на одном из первых автобусов поехали к родителям, которые работали в парке. И Джон усадил меня возле стеклянного окна, попой — прямо на жёлтые солнечные лучи, лежащие на коричневом сиденье. Автобус пах кожей, бензином и утром: да, я убеждена, что у утра есть особый запах, и автобусы до сих пор обладают им в полной мере. И как только я хорошенько устроилась на том сиденье, я почувствовала себя так хорошо и так здорово… что расплакалась. Ненадолго: расплатившись за проезд, Джон меня кое-как успокоил. Но вспугнула я тогда наших попутчиков, это точно.

А когда мы поехали… Не представляешь, что со мной творилось. Вернее, со мной-то ничего особенного, а вот снаружи… Мне казалось, что как только водитель нажал рычаг вперёд, как только мотор зарычал, и как только двери с противным шипением закрылись, — сам мир вокруг меня пришёл в движение. Выйти в магазинчик тёти Хэлен за углом было для меня тогда долгим и взрослым путешествием — а эта огромная железная коробка везла меня, ни дать, ни взять, на другую планету, в другую часть чёртовой карты. И рядом со мной преспокойно ехал мой брат Джон, которому не впервой было кататься на автобусах. Хотя он тоже тогда смотрел в окно.

Думаешь, спустя минут двадцать мне надоело глазеть на мир, крутящийся снаружи? Ты ошибаешься, мне не надоело за двадцать лет. И даже в более сознательном возрасте я совершенно не понимаю, что здесь такого магического и волшебного: сидеть и смотреть, как мир едет куда-то назад. Мимо тебя. Дама с массой собачек движется куда-то назад, огромный хот-дог на тонких загорелых ножках рекламирует местный магазинчик и шагает задом наперёд… А никто этого не видит, никто не замечает! Только ты, сидящий около окна. Так тогда мне казалось.

Это чувство небывалого, чудесного места настолько сильно въелось в меня, что, когда мы с родителями ехали обратно, я закатила папе с Джоном истерику по поводу того, что они заняли сиденья возле окон. Прислушавшись к моему мнению, папа взял меня и усадил на коленки. Не сказать, что они были удобнее кожаного кресла, но вот папины большие руки были куда надёжнее и приятнее всяких холодных ремней безопасности…

Кстати, на том обратном пути я нашла себе развлечение. К окну, где мы сидели, где-то на уровне моих глаз с противоположной стороны припечаталась какая-то грязь, похожая на человечка с растопыренными ножками. Если я наклоняла голову или, наоборот, вытягивала шею, мне казалось, что человечек перепрыгивает через едущие мимо машины, или вскакивает на крышу, или бежит по забору, или прыгает через какого-то человека… Я так дёргала головой всю дорогу, и никто так толком не мог понять, что со мной.

Резкий скачок сюжета: напилась я впервые в пятнадцать, в компании моей подруги Сандерс. Поздно вечером мне нужно было проехать семнадцать чёртовых остановок на автобусе — а потом добраться до метро и проехать ещё четыре. Я точно помню. Такие были числа. Короче, на вечеринке у Сандерс я мало того, что напилась, так ещё и чем-то закинулась… А может быть, и нет, не в этом суть. А в том, что я — по какой-то причине в одиночку — пьяная, растрёпанная, шатающаяся — завалилась в последний на сегодня автобус, который был почти пуст, но там было так зверски накурено, что я это почувствовала, даже когда была совсем в хламину. Видимо, водила решил, что, раз последний рейс, то салон можно задымить по полной. Ещё и духота царила, не дай боже. А лампочки светили через одну, и плохо, как в хорроре.

И в этот хоррор-авто заваливаюсь я. Оля Венсдэй, прошу любить и жаловать. Сажусь на одно из последних сидений возле окна… и тут меня будто бы припечатывает. То есть, не как обычно, припечатывает, что пошевелиться не можешь, нет: меня по-хорошему накрыло. Мне стало так хорошо, что я сижу на этом месте, что мне в один момент показалось, что я мелкая, и что рядом мой брат Джон, и мы едем с родителями в парк… А Джон умер от пневмонии, когда мне было четырнадцать. Врачи не спасли. И тогда в автобусе, возле окна я разрыдалась втихую. Не помню, почему.

Но мне казалось, что рядом со мной сидит Джон, и слушает меня внимательно. И я начала болтать своим заплетающимся языком, что родители, блин, по нему вообще-то очень скучают, а я этим летом поступаю в колледж, и как вообще он мог, зараза такая, взять и умереть от какой-то чёртовой пневмонии?! И когда автобус поехал, я смотрела в окно, на плывущий мимо город, и огни светили так ярко и красиво — я уж не знаю, взаправду это или из-за моего припадка — но я смотрела во все глаза, и говорила, потому что мне упорно казалось, что Джон был рядом со мной, но мне нельзя оборачиваться, потому что я испугаюсь и Джон исчезнет, а я не хочу, чтобы он исчезал… И я болтала с ним, и каждый раз, когда я переводила дух, и мне никто не отвечал, у меня ком вставал в горле, и я говорила дальше, просто чтобы убедить себя, что он всё ещё тут…

И тогда, в окне автобуса, я впервые увидела настоящий звездопад. Разноцветные звёзды сыпались на землю, разлетаясь искрами, одна даже рухнула возле автобуса, но этого никто не видел. Кроме меня. И их было так много, что я даже блеванула на пол… но для этого мне пришлось оторвать взгляд и я увидела, что никого рядом со мной нет, и вообще автобус никуда не едет. Забегая вперёд, скажу, что это был вообще не мой автобус. Он ехал куда-то в глухомань, где я не была ни разу. Но разве это меня волновало? Я ведь только что видела звездопад…

— Оль. Там не было никакого звездопада. Ты же сама сказала, что была пьяная.

— Мне лучше знать, ясно?! И какая разница, был он или не был… Главное, что я его видела, значит, для меня он был. Короче, теперь ты понимаешь?!

— Понимаю что?

— Пусти меня на это чёртово место возле окна. Оно слишком много для меня значит, чтобы я разбазаривала его на людей, которых называю бойфрендами!

— «Людей»? — удивился Дэн, отодвигаясь в сторону с сумкой на коленях, и уступая Оле место. — Так у тебя их было несколько?

Оля недовольно бухнулась возле окна и подпёрла щёку ладонью.

— Не о тех вещах ты думаешь.

И спустя несколько секунд молчания добавила:

— Мудила.

2019