Нулевое измерение (джен)

* * *

Всё самое интересное в лесу происходит перед рассветом. Когда небо уже начало светлеть, но звёзды ещё не погасли и утренняя заря не коснулась горизонта. В это время в лесу царит полумрак и необыкновенная тишина. Воздух особенно чист — это время наивысшего пика чистоты. Утренние птицы только начинают просыпаться и пробовать свои голоса. Но крики их ещё редки и робки, так, что не нарушают собой всеобщее спокойствие, и от этого ощущение того, что всё вокруг будто напоено волшебством, становится максимальным.

В это время всегда просыпается ведьма. Она лежит на спине, медленно открывает свои огромные зелёные глаза и влюбленно смотрит на звёзды. Потом ведьма начинает улыбаться и довольно щуриться, потому что звёзды в ответ с любовью щекочут её лицо своими лучиками. Закончив обмен приветствиями со звёздами, ведьма легко и весело поднимается со своей мягкой лежанки, свитой на земле из травы. Она сбивает босыми ногами росу, кружится и напевает, подталкивая своим весельем к пробуждению всё пространство. Ведьма идёт по лесу, скидывает с себя широкое платье и ныряет в высокую, покрытую росой, траву. Она с хохотом купается в ней и подбрасывает капельки вверх, а потом бежит к лесному озеру и окунается в него с головой. Там, в воде, она дожидается рассвета, а затем выходит на берег и наблюдает за тем, как переливаются росинки в лучах восходящего солнца.

Теперь наступает время, когда лес наполняется шумом и гомоном птиц, шелестом ветра, жужжанием шмелей, а ведьма затихает. Она погружается во все звуки, ароматы и дуновения ветерка, что окружают её. Наступает время сбора трав. Ведьма не спеша натягивает платье, убирает от лица пряди волос, берёт корзину и шепчет молитву. Ведьма молится травам и духам полей и леса. Ведьма просит их помочь найти то, что ей сегодня нужно, и отдать, наполнив всей силой земли и звёзд. Ведьма медленно ступает по земле, не переставая разговаривать с пространством и ласкать его.

Ведьмина трава сильна. Она лечит все недуги или усыпляет навсегда. Ведьмина трава могущественна и ароматна. Она пробуждает любовь или ослепляет ненавистью. Ведьмина трава пленяет человека или делает его полностью свободным. Ведьма собирает траву в пучки и ждёт лишь приказа, кому и куда её отнести. Она рассыпает сухие травы в домах, кидает их в печи, подмешивает к букетам цветов, что люди покупают в магазинах, продаёт их на базаре в виде специй или ароматных саше. Ведьма угощает чаем или вкладывает засушенный цветок в забытую на пляже книгу... А потом идёт к реке и роняет в неё слёзы — радости или щемящей печали. Ведьма просит прощения у реки за свою боль и печаль и уходит в пустыню, где она может побыть одна и никому не причинить зла какое-то время. И, смыв с себя или переплавив собой всё то, что тяготит её душу, ведьма возвращается в лес, чтобы собрать новые травы.

* * *

Солнце поднималось всё выше, пора было собираться домой. Ведьма полной грудью с наслаждением вдохнула пробуждающиеся ароматы летнего поля, широко улыбнулась и поклонилась, коснувшись рукой земли. Она прощалась с полем и благодарила его за подаренный урожай: корзинка была полна душистыми травами. Поле ответило лёгкой радостной волной, пробежавшей по верхушкам трав. Ведьма ещё раз весело улыбнулась и зашагала по направлению к дороге.

Уже подходя к ней, она ощутила чье-то приближение. Путник? Здесь, в такую рань? Ведьма поспешила выйти на дорогу, чтобы поскорее пересечь её и избежать встречи, но тугой лист осоки запутался в прутьях корзины, та накренилась и всё богатство из неё высыпалось ведьме под ноги.

"Ах!.."

Ведьма опустилась на корточки, подбирая травы, а сама краем глаза смотрела на приближающуюся фигуру. Она знала — дело в ней, их встреча должна состояться, и это будет малоприятно.

Высокий крупный мужчина с недовольно поджатыми губами лениво шагал по грунтовке. Увидев копошащуюся у обочины одинокую молодую девушку, он сменил выражение лица на похотливо-заинтересованное и, усмехнувшись уголком рта, спросил:

— Откуда это ты с корзинкой, ягоды вроде ещё не поспели?

Ведьма подобрала последний пучок трав и поднялась.

— А ты куда путь держишь? Не местный сам, а для работы что-то рано, да и день сегодня выходной, только скупцы работают.

— А ты, что ль, местная? Чего насобирала-то? — незнакомец назойливо потянулся к её корзине.

— Зачем, говорю, пожаловал, скажи, прежде чем ответ чужой спрашивать, — отстранилась от него ведьма и нахмурила брови.

— Вон чего, какая любопытная, — усмехнулся мужчина. — Да сваи будем вам в деревне крутить, заказ получили. Да не знали, что глушь такая, иду вон, разведываю, проедет ли газель.

— Ну, иди, куда шёл, — сказала ведьма и повернула на дорогу в сторону, противоположную деревне.

— А ты, что ль, не домой? — потянулся вслед за ней пришелец.

Ведьма остановилась, но не обернулась.

— Да не бойся ты, пойдём, заодно провожу, — снова усмехнулся он.

— Ладно, пойдём, — мрачно согласилась ведьма. Она понимала, что убегать бесполезно, и чему быть, того не миновать. — Расскажешь, чего хотел.

Мужичок приосанился и бодро начал беседу:

— А ты в деревне, что ль, живёшь? Такая молодая, все в городах сейчас.

— Я — не все, — ответила ведьма, глядя вдаль.

— Да поди в отпуск или на каникулы приехала? — продолжал расспросы тот.

— Приехала.

— Вот и я-то деревню люблю, — мечтательно протянул её спутник. — Хорошо тут, тихо, птички поют. Может, ну его всё, переехать?

Ведьма не отвечала. Потом, помолчав, спросила:

— Хотел-то чего?

— Да жену я ищу, чтоб вот так же деревню любила да тишину. Жить тихонечко, мирно, в зелени... — продолжал вещать он.

Тоненькая стройная девушка в простом длинном платье с живописной корзинкой и задумчивым взглядом настраивала на мечтательный лад.

Ведьме было скучно, и она решила ускорить процесс.

— Меня, что ль, выбрал? — спросила она и слегка отшатнулась. За незнакомцем стояла целая череда женщин. Лица одних выражали равнодушие, смешанное с презрением, лица других — злобу. Там же стояли два подростка, и их сердца ныли от загнанной глубоко внутрь тоски. Все они были связаны с ним.

— А то и выбрал! — вдруг пылко ответил мужчина. — Выходи за меня! Не веришь? Я серьёзно! Хочешь, на колено встану? Что там, в этом городе делать? А тут зелень, покой, ты...

Ведьма стояла и молча в упор смотрела на путника.

— Вот не веришь, — продолжал распаляться он. — А пойдем сейчас прямо и распишемся. Увидишь, что не шучу я.

— Нет, отчего же? — спокойно прервала его речь ведьма. — Здесь слов никаких на ветер не отпускают. Как сказал, так значит и будет. Я твоим словам верю.

— Вот и хорошо, вот и молодец, что веришь, — довольно заулыбался мужчина. — Ну, так значит — женимся?

Ведьма не отвечала.

— Вот мы сейчас заказ сделаем, потом ещё один у нас сразу, так мне некогда будет, — начал тараторить он. — Тебе вот телефон мой, запиши свой номер, и ВКонтакте меня найди, просто найдешь, — он достал из кармана мобильник, сунул его ведьме под нос и начал показывать что-то на экране.

— Не суетись, записала я тебе свой номер, — ответила ведьма, возвращая ему телефон. — Как освободишься, так, значит, и звони.

— Позвоню, жди! Как звать-то тебя? — он вгляделся в оставленную ею в телефоне запись. — Инга? Ну, а я Саня. Александр, значит, Медведев. Найдешь меня в городе быстро, меня полгорода знает. Ну, пошёл я, работать надо, Инночка!

Он возбуждённо махнул рукой и направился в сторону ближайшего дома.

Ведьму звали Ингрид. Но, похоже, её новый знакомый не дочитал до конца её имя. Ему было всё равно, звать ли её Ингрид, Ингой или Инной. Что ж, Инна, так Инна. Ведьма проводила его взглядом, развернулась, шагнула с дороги в высокую траву поля и пошла к лесу.

Саня позвонил на следующий день.

— Ну, как ты там, зайчонок, не замёрзла одна? Лапушка. А я вот тут скучаю, тоскливо на душе, — услышала она в трубке его печальный голос.

— Не замёрзла. Ведьмы не мёрзнут, — быстро ответила она. — Ты когда приедешь? Жениться чтоб?

— Ну, что ты так сразу? — разочарованно протянул он. — Мне бы от тебя слово ласковое услышать...

— Женись, так и услышишь. Что мне твои звонки?

— Ну, ты как-то... — недовольно поморщился Саня. — Ласковее надо быть.

— А я ласковая. Очень, — с жаром ответила ведьма. — С тем, кто этого заслуживает. А тем, кто нет — тем несладко приходится.

— Не бойся, я заслуживаю, — самодовольно заявил Саня. — На руках носить буду, не сомневайся. Но и ты обо мне позаботься. Вон, хоть банку земляничного варенья мне свари, с мыслью обо мне ласковой.

У ведьмы перехватило дыхание.

— Ты не знаешь, о чём просишь, — срывающимся голосом проговорила она. — Не проси у ведьмы ласки впрок. Никогда потом за эту ласку не расплатишься, коли даст её ведьма.

— Ой, напугала, — расхохотался Саня.

— Хорошо, я сварю, — ведьма взяла себя в руки и успокоилась. — Жди моё варенье, Саня.

— Ну хоть скажи что-то нежное! Уважь меня! — вновь просительно протянул он.

Голос ведьмы зажурчал, как ручей, с переливами и перекатами:

— Любимый мой, Санечка, не беспокойся ни о чём, милый мой, ласковый! Ложись спокойно спать, а завтра день твой будет светлым и удачным. Удача будет сопутствовать тебе на каждом шагу, и ты самым молодцом будешь. Иди спать спокойно, соколик.

Её голос будто обнял его, окутал теплотой и заботой, покрыл тысячей поцелуев и объятий. Александр буквально расплылся от него, он опустился на кровать, лёг и тут же уснул со сладкой улыбкой на губах. А на следующий день ему и впрямь на каждом шагу сопутствовала удача. Фирма получила несколько выгодных заказов, и сам Саня схватил пару "левых". Деньги текли рекой, оборудование работало идеально, материалы поставлялись без перебоя, подчинённые слушались безоговорочно. Саня чувствовал себя королём. Если так и дальше пойдёт — он крупным дельцом станет. Инге он в тот день не позвонил, не позвонил и на следующий. Впрочем, вскоре дела вернулись на круги своя: подставы заказчиков, нерадивые подчинённые, косяки с материалами. Саня погрустнел. Одно облегчение у него было: летом на набережной всегда можно было познакомиться с приятными девчонками. Слово за слово, шутка за шутку, и вот они уже мило болтают в кафе, а вечером — переписываются ВКонтакте. А кто-то соглашается и на большее. В перерывах между работой и свиданиями Саня, конечно, не забывал и об Инге, периодически звонил ей. То похвалиться удачей, то поплакать в трубку про какую-то свою боль. А Инга была неизменно ласкова. Её голос всё также нежно лился из трубки, обдавал живительной прохладой в жару и согревал пушистым теплом в холод. Инга слушала, всё понимала, сочувствовала, поддерживала, вселяла уверенность, хвалила. А Саня говорил ей, что скоро приедет. Вот только ещё немного заработает денег, вот выполнит ещё несколько заказов, и обязательно вырвется к ней.

— Приезжай, милый. Варенье тебе я уже давно сварила, так и дожидается тебя, — журчал в трубке чудесный голос.

— Приеду, заюшка, приеду, лапушка, — отвечал Саня и бежал вечером на очередное свидание.

Лето клонилось к осени.

Над ведьминым полем висели тучи — тяжёлые свинцовые тучи. И не то дождь, не то смерч выпускали они на землю. Ведьма выходила из своей избушки и разгоняла тучи.

— Негоже полевым травам страдать из-за лжецов и пустобрехов. Негоже лесу наполняться печалью. Пора гнать её отсюда, — однажды сказала она.

Ведьма спустилась в погреб и взяла с полки горшочек тёмного густого варенья. Она собирала для него по капельке любовь, которую так щедро льёт солнце в жаркие июньские дни и превращает в пурпурные ароматные ягоды. Она складывала их с нежностью в корзинку, покрывала каждую поцелуями и пела им песни и молитвы о том, чтобы сердце её любимого открылось этой любви и счастью. Она поднимала корзинку над головой, показывала её солнцу и благодарила его. Она настаивала ягоды на меду и присыпала цветочной пыльцой, что приносили ей трудолюбивые пчёлы. Она окуривала варево душистыми травами и добавляла в него толику родниковой воды, чтобы насытить его её силой и чистотой. Она запечатывала горшочек воском, как пчела запечатывает соту.

— Испробовавший это варенье либо вознесётся на небеса от счастья, либо...

Ведьма не договорила.

— Я уношу это сокровище из леса. В нём стало слишком неспокойно из-за него. Ведьмина любовь слишком сильна, чтобы удерживать её здесь. Её нужно отдать, отдать по назначению. Вздохни свободно, любимый лес, вздохни свободно, милое поле. Пусть вас вновь ласкает нежное солнце и радость царит в ваших просторах.

Ведьма спрятала горшочек в сумку и устремилась прочь из леса. Грозовая туча поползла вслед за ней.

* * *

— Пойдём уже в каком-нибудь кафе спрячемся, того гляди гроза начнётся! — канючила маленькая остроносая брюнетка, вертясь перед Саней и демонстрируя прелести своей фигуры. Вообще-то она тянула у него слишком много денег на всякие подарки и кафе, а ему хотелось просто погулять с ней по набережной, но сегодня, похоже, его желанию опять не суждено было сбыться.

— Поедем ко мне, малыш, — сказал он.

— Хм, — довольно улыбаясь, сощурилась брюнетка. — Тогда вначале пойдём в магазин, и я выберу для этого случая вино, которое захочу! И ещё что-нибудь вкусненькое.

Саня замялся, зная, что это будет за вино и что за вкусненькое. Эта девочка не экономила, и, похоже, ему она была не по карману.

Ингрид отошла от парапета набережной, у которого она стояла в ожидании, и в несколько шагов оказалась рядом с парочкой.

— Ты... ты же обещал жениться на мне, — глухим голосом проговорила она. По её лицу ручьями беззвучно катились слёзы.

— Инга?! Я сейчас всё объясню, — засуетился Саня.

Брюнетка замерла и без слов наблюдала за происходящим.

— Я предупреждала, я ведь предупреждала тебя: не проси ведьминой любви впрок! Ты не послушал! Почему люди так глупы? — срывающимся голосом выкрикнула ведьма.

— Я... П-послушай... — Саня заикался и совершенно не знал, что говорить.

Ингрид стояла и молча смотрела на него в упор.

— Кто это, Саня? Почему она говорит, что ты обещал жениться на ней? — подала голос брюнетка.

— Ну, это всё было, было, но Инга, ты же не думаешь, что я общаюсь только с тобой одной? — стал объясняться Саня, и повернулся к своей спутнице: — Малыш, не переживай, мы с Ингой встречались когда-то давно, задолго до тебя.

— Мне нет дела до того, с кем ты встречался, мне нет дела до того, что ты кому говорил, — выкрикнула Ингрид. — Но ты давал обещание мне, и ты попросил моей любви! Ты, Александр Медведев, ты не готов выполнить своё обещание и принять мою любовь?

— О чём ты говоришь, котёнок, мы же поиграли, и всё, — растянул Саня губы в невинной улыбке.

Ведьма задохнулась, а нависшая над набережной туча полыхнула молнией и оглушающе протрещала сухим раскатом грома.

— Не-е-ет, — покачала головой она. — Люди играют, ведьмы — нет. Я не играла, Саша, я принимаю каждое слово таким, какое оно есть. Так ты станешь или нет выполнять своё обещание?

— Ну, да, конечно... — опустив глаза, замялся Саня.

— Ты уверен? — ведьма вперила в него взгляд.

— Котёнок, давай созвонимся вечером, мне сейчас нужно уйти, — попытался соскочить он.

— Постой, — голос ведьмы вновь обрёл спокойствие. — Вот, возьми. Это варенье, которое я тебе сварила.

— Как мило, спасибо! — растрогано проговорил Саня и нежно добавил: — Котик, не плачь, пожалуйста, я обязательно сделаю всё, что обещал.

— Конечно, ты сделаешь, — чуть слышно проговорила ведьма, утвердительно кивнув.

Саня и брюнетка стали удаляться. Ведьма продолжала стоять на набережной и смотреть им вслед. Туча потихоньку выпускала стрелы молний всё реже, а раскаты грома слабли и, наконец, она совсем растворилась в небе. Ведьма подошла к парапету и стала смотреть на волны, катящиеся по поверхности реки.

— Прости меня, — сказала она воде. — Я не могла не исполнить его просьбы, он был слишком настойчив. Я не хотела трогать его. Теперь пострадают все.

* * *

— Не обращай внимания, малыш, она девочка, всего лишь глупая девочка, нафантазировала себе бог знает чего, — сказал Саня брюнетке.

Та недовольно морщилась.

— Какая прелесть. Втрескалась в тебя так, что ли? — нарочито рассмеялась она.

— Не знаю, больше напридумывала. Ну, пойдём уже, Ленусь.

Вечер с вином и морепродуктами буквально выгреб остатки Саниных финансов. То ли расстройство этим фактом, то ли перепады погоды сказались на его организме, и орудие отказалось идти в бой. Вечер окончился в миноре, и Лена уехала недовольная, говоря, что он её не любит и всё дело в той рыжей дурочке с набережной. Саня остался один.

От чёртовых любимых Леной креветок его подташнивало. Хотелось съесть чего-то нормального, набить брюхо и накатить ещё как следует. Но как назло в холодильнике маячила только початая банка маминых маринованных кабачков и Ингино варенье.

Саня вздохнул, достал его, нацедил себе чаю и открыл горшочек.

Комната вмиг наполнилась ароматами леса. Сладостный аромат земляничной поляны разлился по ней. Ему показалось, что в комнате даже стало светлее и послышалось жужжание пчёл. Он зачерпнул густую переливающуюся массу ложечкой и поднёс ко рту. Внезапно раздался треск, дом тряхнуло, ложечка выпала из рук Сани. Он тяжело задышал и вцепился в стул.

— Что за чёрт?!

Всё на минуту затихло, но потом пол начал едва слышно вибрировать, постепенно увеличивая силу толчков. И вот Саня уже подскакивал на нём вместе со своим стулом. Из глубин памяти всплыл школьный плакат, где говорилось о том, что при землетрясении нужно встать в дверной проем. Саня скатился со стула на пол и шатаясь пополз на четвереньках к двери. Там он вцепился в косяк и так и остался сидеть, не в силах подняться.

— Бегите! — слышались крики и визги с улицы. Саня понимал, что нужно выбираться. Однако дом накренился, и пробраться к входной двери не было возможности. Можно было только скатиться к окну, а там... Второй этаж, высота небольшая, главное — удачно приземлиться и поскорее отползти в сторону, чтобы не зашибло ненароком.

Нет, нет, слишком страшно. Но неужели? Неужели он заслужил погибнуть вот так, под обломками? Быть раздавленным, задохнуться. Саня простонал, отпустил косяк и покатился к окну. На автомате вышиб стекло, не замечая, как оно врезается в руки и ноги, и сиганул вниз. Двор был полон визжащих и мечущихся людей.

— Спасите, бабушку нашу спасите, ей не выйти! — кто-то хватал и трепал Саню за руки.

— Где, где бабушка? — спрашивал Саня.

— Там, дома! — тыкал маленький мальчик рукой в направлении накренившейся хрущёвки.

Это был Матвей, Санин сосед с четвёртого этажа. И бабушку его, Алевтину Михайловну, Саня знал. Старушка уже много лет ходила с палочкой и редко выбиралась на улицу. Грузная, неповоротливая, она весила, пожалуй, больше самого Сани.

"Да она, поди, там уж от инфаркта померла", — подумал Саня.

— Вызовите, кто-нибудь, милицию, МЧС! — прокричал он, но его голос растворился в шуме нарастающей вокруг паники.

В этот момент в его кармане что-то завибрировало. Он вновь кинулся на землю, ожидая новых толчков. Но земля была спокойна, вибрировал только его карман. Чёрт, это же мобильник! Он с ним, какая удача! Саня засунул окровавленную руку в карман и вытащил мобильный. "Ингрид..." Саня нажал на отбой, но кнопка не сработала, звонок продолжал поступать.

— Да какого чёрта! —истерически воскликнул Саня и ответил на вызов.

— Теперь слушай внимательно, — услышал он спокойный и до звона в ушах отчётливый голос Инги. Казалось, звук вокруг просто выключили, а говорила только она. — Ты должен подняться обратно в квартиру, взять горшочек с вареньем и закрыть его. Затем выйти на улицу и отнести туда, куда я скажу.

— У нас дом рухнул! — выкрикнул Саня.

— Это только начало. Сила любви велика, она намного сильнее многих атомных бомб вместе взятых. Вначале рухнет ваш дом, потом город, потом... Если ты не остановишь это.

— Что? Ты о чём? — Саша не верил своим ушам.

— Я по капле собрала любовь, я взяла её от солнца и от ветра, от земли и от воды, и... из своего сердца... А это самый сильный ингредиент. Я просила тебя не делать того, что ты хотел, но ты не послушал. Теперь... судьба многих тысяч других людей в твоих руках. Выполни то, что я скажу, и спасёшь их.

— А если нет?

— Мир никогда не был так близок к своему концу.

Саня в замешательстве оглянулся вокруг. Звука всё ещё не было, но вокруг всё также бегали и суетились люди. И вдруг Саня увидел, как другие дома начинают дрожать и складываться, словно карточные домики. Это было словно в кино... Он видел, как весь город тонет в облаках поднявшейся пыли.

— Постой... — сказал он в трубку. — У меня галлюцинации, это шок. Что произошло?

— Ты открыл горшочек, который тебе не следовало открывать. В твоих руках нейтрализовать его силу.

Картинка вокруг вернулась к прежней, все дома, кроме Саниного, стояли на своих местах невредимые. Из них на помощь соседям бежали люди, начали подтягиваться скорые и пожарные.

— Что происходит? — бессильно спросил Саня. — Это взрыв газа, землетрясение, что?

— То, что я тебе показала, начнёт происходить через пятнадцать минут. При следующем толчке. Никто не спасётся. Иди и закрой горшочек.

— Я могу погибнуть!

— Иди и закрой горшочек.

— Это всё чушь!

В трубке повисло молчание, а земля начала пока едва заметно, но всё ощутимее гудеть. Саня широко расставил ноги, его начала накрывать паника.

— Иди в свою квартиру, возьми горшочек и закрой его! — звенел в его ушах голос.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! — кричал Саня. Вибрации всё усиливались. — Ладно, ладно, хорошо!

Он побежал к своему подъезду и, цепляясь за перила, стал карабкаться по трескающейся под ногами лестнице. Первый пролёт, второй, третий... Рядом с ним рухнул какой-то обломок... Саня отшатнулся. Голова звенела — видимо, он всё же приложился ею при падении. Вот его дверь. Чёрт, она же заперта изнутри. Или нет? Он был пьян и расстроен, он не запер её за Леной, какое счастье! Саня сделал последний рывок и, стоя на подкашивающихся ногах, рванул ручку на себя. Дверь открылась. Держась за стены, он вошёл в квартиру. Вот она, комната... Какой, к чёрту, горшок? Тут мебель вдребезги. Его взгляд скользнул к стене. Глиняный горшочек стоял на полу и даже не перевернулся. Саня на карачках подполз к нему и взял в руки. Из него всё также пахло лесом, свежестью и земляничной сладостью. Саня огляделся вокруг и увидел рядом и пропитанную воском тряпицу, которой он был закупорен. Он подобрал его и закрыл этой мудреной крышкой. Гул и вибрации мгновенно утихли.

"Что за чушь?" — подумал Саня. Он потряс головой и осмотрелся по сторонам. Оставаться в доме было опасно. Сигать в окно второй раз совсем не хотелось. Он спрятал горшочек за пазуху и аккуратно двинулся к входной двери.

Выбравшись на улицу, он замер. Кто-то подхватил его под руки и куда-то потащил. Потом, кажется, врач начал его осматривать и задавать какие-то вопросы. В ушах звенело, голова была тяжёлой, а перед глазами прыгали мушки. Ему что-то вкололи, наложили бинты и оставили отдыхать.

Очнулся он в палате. Пошевелив руками и ногами, понял, что всё на месте. Что произошло? Может быть, ему всё привиделось? Нет, судя по всему, это был не сон.

— Эй, есть кто живой? — прогудел он.

— Все тут живые, — ответили с соседней койки. — Чего тебе?

— После землетрясения есть кто?

— Да считай четверть больницы наша.

— Что, ещё какие-то дома разрушены?

— Не успели. Думали, и другим каюк, да утихло всё. Как пришло, так и ушло. А вот власти да учёные теперь в затылках чешут, что это было и чего дальше делать. Может, нам всем уж недолго осталось или эвакуироваться пора.

— А чего по телеку говорят?

— Да всё одно: подземный толчок неизвестной природы, один дом разрушен, власти принимают меры по расселению людей, всем, кто может, рекомендуют езжать к родственникам, списки пострадавших публикуются, чтобы люди могли найти своих по больницам. В общем, жить нам негде больше, соседушка.

Саня лежал и пытался осмыслить произошедшее. Голова соображала плохо, постепенно обрывками всплывали воспоминания прошедшего дня.

— А одежда моя где? — внезапно спохватился он.

— Мою жена забрала. Спроси там у сестры.

Саня вскочил и быстро, как только мог, поковылял к посту дежурной сестры. Она выдала ему его имущество.

— Вот пиджак ваш, брюки, мобильник — всё на месте. И даже горшок какой-то. Что у вас там, брильянты, раз вы так в него вцепились?

Саня с опаской посмотрел на верёвку, перетягивающую ткань и удостоверился, что она в целости.

— Да нет. Музейный экспонат. Ценный.

— Надо же. Кто-то родных спасает, а кто-то — горшки, — ухмыльнулась сестра.

— Пусть он у вас пока постоит, в сейфе, не давайте его никому трогать! — Саня забрал мобильник и пошёл в холл.

На мобильном была куча пропущенных от матери, а также от разных подруг, приятелей и начальства. Отзвонившись всем и успокоив, насколько позволяла трещащая голова, он уставился на телефон, будто ожидая чего-то.

На экране вдруг забегал текст: "Порядок. Теперь неси его туда, куда я скажу".

"Погоди, меня ещё из больницы не отпустили", — напечатал Саня.

"Сейчас отпустят".

— Больной Медведев, пройдите к лечащему врачу, — раскатисто прозвучал голос медсестры в холле.

Саня поднялся и на ватных ногах направился к кабинету.

Врач, почти не глядя на Саню, заполнил карточку, выдал ему назначение на перевязку, порекомендовал несколько дней побыть в покое и сказал, что тот может идти, ибо мест в больнице не хватает, и — ну, сами понимаете...

— А как же... — попробовал возразить Саня.

— Идите, идите, долечитесь амбулаторно по месту жительства и соблюдайте постельный режим.

Спустя три четверти часа Саня стоял во дворе своего полуразрушенного дома и смотрел, как на оцепленной территории копошились спасатели. Впрочем, никаких внятных ответов он от них не получил. Проход к дому был запрещён ввиду опасности обрушения, и когда ситуация изменится — никто не знал. Саня нерешительно топтался на месте, совершенно не зная, куда ему теперь идти. Ехать к маме? К подруге? Бывшей жене?

"Выйди на трассу на Южное и голосуй," — высветилось на экране мобильного.

"И до куда мне ехать?" — написал он.

"Как места узнаешь, так и выходи".

Какие он должен узнать места? Съезд на грунтовку, на которой он летом встретил Ингу? Как там деревня называлась? То ли Кочетково, то ли Коптелово...

Пока он дошёл до трассы, ощутил, что коленки его подрагивают от слабости. Он поднял руку — попутка остановилась очень быстро.

Разговора в машине только и было, что о чрезвычайном происшествии в городе. Водитель, узнав, что Саня — пострадавший из того самого дома, денег не взял и только сочувствовал ему всю дорогу. А Саня ещё издали увидел нужную табличку и попросил остановить. Вот оно — всё-таки Кочетково. Теперь десять километров пешком по грунтовке. Тело ломило, перед глазами прыгали мушки, ноги от слабости еле двигались. Саня, пошатываясь как в бреду, шёл, углубляясь в заброшенные поля и перелески. И, казалось, только сжимаемый им за пазухой горшочек с земляничным вареньем охлаждал его разгорячённое тело и придавал сил.

"Теперь сверни направо, в лес", — пришло сообщение. Саня даже не успел понять, прочитал он его на экране или услышал в голове. Он пошёл через высокую траву, не разбирая дороги. Поле закончилось, начался лес.

"Прямо, прямо иди, не плутай, а то так не дойдёшь никогда".

Не плутать? Прямо? Саня посмотрел вверх и сориентировался по солнцу. Чтобы идти прямо, нужно всё время быть к солнцу левым боком. Он пошёл так.

"Теперь чуть правее, ещё правее бери".

Солнце оказалось у Сани за спиной. Лес становился всё глуше и темнее, пробираться по нему было нестерпимо сложно, каждый шаг давался ему мучительно тяжело.

"Теперь влево", — продолжали поступать указания.

"Где я?" — думал Саня. Он понимал, что давно уже сбился с пути и совершенно не знает, где находится. Мобильный почти разрядился, дело двигалось к ночи. Он смутно вспоминал карту этих мест и вдруг понял, что этот лесной массив огромен. Куда завела его Инга? Зачем? На верную смерть? Саню начала накрывать паника.

"Иди!" — услышал он приказ. Из последних сил он продолжал движение, но в конечном итоге сдался, опустился на колени и взмолился: "Я больше не могу. Помоги мне!"

Лес вокруг начал шуметь и волноваться. Саня вскочил.

"Что? Что нужно делать? Ладно, я всё сделаю, только не надо снова!"

"Иди обратно!" — прозвучала в его голове гневная фраза.

"Нет, пожалуйста, не убивай меня, пусть всё будет, как раньше! Я верну горшочек! Я принесу его, куда скажете!" — мысленно молил Саня, сам не понимая, кого.

— Так нельзя, — услышал он голос Инги где-то совсем рядом. Он присмотрелся к сумеречному лесу и увидел её, сидящую на большом замшелом камне. — Энергия, которая выделилась, не может быть возвращена назад. Как нельзя убрать радиацию обратно в реактор. Она сожжёт всё вокруг себя.

— Он что, взорвётся? — посмотрел Саня на горшочек с вареньем.

— Хуже. Он уничтожит мир, — глядя куда-то сквозь него, ответила Ингрид.

— Тогда что с ним можно сделать?

— Ты можешь сам пережечь его, самим собой. Если будешь искренен.

— Пережечь? Я? Как?

— Вспомни, чего ты хотел, когда просил меня о нём?

Саня задумался и медленно проговорил:

— Ты должна была позаботиться обо мне, сделать что-то для меня.

— Почему? — требовательно спросила Ингрид.

— Ну...

Саня замешкался. Это ведь так хорошо, когда о тебе заботятся, делают для тебя что-то вкусное и приятное...

— Почему ты пообещал жениться на мне? — вновь спросила Ингрид.

— Я не знал, прости... — пугливо пожал плечами Саня.

Ведьма молча отвернулась.

— Ну, все хотят этого — домашнего тепла, уюта, нежности, покоя. И я искал! Подумал, а вдруг — это ты? — затараторил Саня. — Такая маленькая нежная девочка из поля с корзинкой трав. Я ведь не знал, что...

— Так я и есть маленькая нежная девочка из поля с корзинкой трав, — голос Ингрид звучал глубоко и нежно. — Ты разве не помнишь тепло моего голоса в наших разговорах? А аромат варенья, что я для тебя сварила? Разве ты в чём-то ошибся?

— Нет, но... — растерянно протянул Саня.

— Что же не так?

— Я не думал, что всё так серьезно. Я не был к этому готов...

— Но ведь я предупреждала тебя — не проси моей ласки! — воскликнула Ингрид. — Зачем ты потребовал?

— Мне хотелось всего лишь каплю нежности... — тихо пробормотал Саня.

— Ты взял её и не смог удержать, — печально вздохнула Ингрид. — Ты пошёл под землю вместе со своим домом.

— Слишком тяжела твоя нежность, слишком губительна, — закивал головой Саня.

— А почему ты считаешь, что нежность ничего не стоит и её легко можно пить, откуда хочешь? — заглянула ему в глаза Ингрид.

— А что в этом такого? — вскинул на неё взгляд Саня и заговорил уверенно: — Почему бы людям не дарить её друг другу бесплатно? Почему женщины дарят её только за дорогое вино, печать в паспорте, квартиру, машину? Вам жалко подарить её просто так? Почему всё в мире должно покупаться и продаваться?

— Пойми, Саня, если всё время брать откуда-то ресурс, то постепенно там образуется вакуум, который рано или поздно схлопнется, забрав с собой всё живое. Ты просишь дать тебе что-то просто так, но сам не думаешь о том, что дашь взамен. Готов ли ты давать ту же любовь и нежность в ответ? Что ты можешь дать, кроме слов? Что ты дал своим брошенным детям? Слышал ли ты боль их одиноких сердец, плачущих без тебя? Где они теперь? И почему сердце твоё мечется от одной женщины к другой и не находит нигде пристанища?

— Потому что все продажные, они все смотрят на меня, как на ходячий кошелек, даже дети! Моя старшая дочь звонит мне только тогда, когда ей нужны деньги. А сын... Сын вообще не хочет со мной разговаривать! Он ненавидит меня, и я боюсь, как бы он в сердцах не загнал мне нож под ребро, этот маленький подонок. Не знаю, в какой компании он вырос, что так общается со взрослыми.

— Вот видишь, ты даже не знаешь... — бессильно бросила ведьма. — Вакуум его сердца схлопнулся, вакуум сердца твоей дочери схлопнулся... И они тоже здесь, в этом горшочке. В человеческих сердцах слишком много пустоты, и она затягивает их под землю.

— Почему ты хочешь сделать меня виноватым? — взвился Саня. — Я не имею к этому отношения. Моих детей воспитывали их матери, с них и спрос. Почему ты им не отдаёшь свой горшочек?

Лес вновь зашумел.

— Ты дурак, Саня! — сверкнула глазами ведьма. — У тебя ещё есть шанс многое спасти, если ты сможешь пойти на самоотдачу, но если нет — я даже представить не могу, какими будут последствия.

Сердце Сани сжалось от страха, и он затараторил:

— Ну хорошо, хорошо! Что я должен сделать?

— Ты должен открыть горшочек и принять ту любовь, что заключена в нём, — заговорила ведьма. — Там любовь твоих детей и твоей матери, любовь всех женщин, которые любили тебя. Там и моя любовь, которую ты так просил у меня. Моё сердце вмещает всё. Там вся жалость к тебе и всё сочувствие, которых ты ото всех требовал, там пролитые за тебя слёзы. Открой его и прими их. Они либо раздавят тебя и уничтожат, либо ты сможешь выдержать их и ответить тем же — сочувствием, заботой, нежностью, благодарностью, любовью.

Ведьмины слова лились в Санины уши и проникали в сердце, и от них оно оживало.

— Я должен полюбить и обласкать своих детей? И всех женщин, которых я?.. — робко проговорил он.

— Ну, ты готов сделать это? — в нетерпении выкрикнула ведьма. — Времени больше нет, пора!

— Я не знаю, но у меня нет выбора... — неуверенно промямлил Саня.

— Открой его или будет взрыв, — ведьма едва сдерживалась от переполняющей её тревоги.

Саня дрожащими руками достал из-за пазухи горшочек. Тот был словно живым, из него рвался жар и густой аромат земляники. Горшочек вибрировал, и сила вибрации увеличивалась.

Любовь... Такая нежная и всеохватывающая... Согревающая и сладостная... Та любовь, которой Сане всю жизнь не хватало, и он искал её повсюду... Теперь она была в его руках, она дрожала и обдавала его жаром... Она готова была поглотить его. Неужели сейчас он напитается ею? Ведь это прекрасно, принять любовь! Почему же не быть к этому готовым? Он готов, готов раствориться её объятьях!

Саня медленно снял пропитанную воском ткань.

... Неимоверная тоска обрушилась на него. Было ощущение, что внутри него осталась лишь одна гудящая пустота, которая норовила... схлопнуться? Ингрид говорила про этот вакуум? Когда он возникает? Когда взрослый отворачивается от ребёнка и говорит, что он не нужен? Когда любовь верит и хочет обнять, а над ней смеются и предают её? Когда равнодушие и эгоизм уводят человека прочь от любящих его?

Сейчас настал момент, когда Сане нужно было понять всё это, осознать и... Но его поглотил ужас перед той беспросветной чёрной дырой, которая разверзлась в нём. Он чувствовал, что пропадает, исчезает, что не может справиться с этой тоской.

— Ты всё ещё можешь спастись, — печально проговорила ведьма, глядя на него.

— Во мне нет любви, чтобы заглушить эту пустоту! — выкрикнул Саня. — Я сам пустота, мне нечем ответить ей!

Ведьма поднялась с камня и встала подле Сани. Сейчас в нём не было страха или желания спорить и бороться. Он ощущал, как растворяется в той пустоте, которой он являлся, и он понимал, что это неизбежность, естественная неизбежность, которая вела лишь ко всему наилучшему для него.

— Я умираю, прости, я не смог вынести твоей любви... — затухающим голосом проговорил он.

Из глаз ведьмы полились слёзы.

— Ты станешь кирпичиком, маленьким атомом или молекулой, тем удобрением, которое послужит питанием мирозданию, — принялась объяснять она. — На той почве, которой ты станешь, вырастут новые деревья и цветы. Так ты заполнишь вакуум.

— Да... Я ухожу... — эхом отозвался Саня или то, что им ещё недавно было.

В следующее мгновение фантом его развеялся, а на траве осталась лежать щепотка чёрной лесной земли и пустой глиняный горшочек. Ведьма подняла эту землю, которая ещё мгновения назад была телом и душой человека, и рассеяла вокруг. Всё, больше нет души. Если путь не пройден за множество попыток и эоны лет, она возвращается в нулевое измерение, в точку отсчёта, прекращая своё существование как душа. Больше не будет ни ада, ни рая, ни путешествий по Вселенной, ни перерождений. Будет только щепотка земли, в которую упадут семена цветов и трав, чтобы прорасти в ней к своей новой жизни. Вечная земля, служащая питанием тем, кто тянется к солнцу. Есть ли что-то более трагичное в этом мире, чем полное разрушение души человека?

Горшочек, выполнивший свою уничтожающую работу, ведьма оставила лежать в траве. Слишком тяжело было ей брать его в руки. Ещё долго ей придётся выжигать из сердца боль произошедшего. Она с яростью ударила ногой по горшку, он треснул и рассыпался на осколки.

Ведьма развернулась и пошла прочь из леса. Трава увядала, сезон сбора был закончен. Скоро лес закуёт в свои ледяные кандалы холод, и ведьма сольётся с ним до следующей весны.