Маленький чертёнок (джен)

— Лили, бери Гарри и беги! Это он! — выпалил в страхе Джеймс. — Бегите скорее наверх!

Они не были готовы к нападению, поэтому Лили схватила сына и побежала наверх, даже не взяв палочку. Хотя что бы ей, недавно перешагнувшей порог двадцатилетия маглорожденной девчонке, дала ее палочка против взрослого тёмного мага? Ничего. Она не была великой светлой волшебницей, как Дамблдор, она не была чистокровной девушкой с поддержкой родового источника, она даже не была аврором, как Алиса или Джеймс — она была просто мамой маленького мальчика, которому очень не повезло родиться в конце седьмого месяца.

В это время Тёмный Лорд уже преодолел защиту дома и начал приближаться к двери. Джеймса Поттера же обуяли страх и растерянность. Палочку свою он не нашел, да и не искал почти, так, пошарил рукой по дивану, на котором сидел до срабатывания оповещающих чар. Как же аврор, трижды бросавший вызов Тёмному Лорду, мог потерять свою палочку? Это не было никому известно, включая самого неудачливого горе-аврора, однако факт — палочка, которая могла бы облегчить судьбу главы семейства Потеров и дать шанс его жене и сыну спастись, мирно лежала под шкафчиком на кухне и ждала своего хозяина, который никогда ее больше не возьмет в руки.

Двери резко, будто от пинка, распахнулись, и зелёная вспышка засверкала в узеньком коридорчике, осветив небольшой, но миленький диванчик и журнальный столик. Джеймс Поттер рухнул, даже не защищаясь, а комната снова погрузилась в ту кромешную тьму, которая навсегда запомнит этот зелёный луч Авады. Да-да, именно запомнит. Лили была очень перспективной волшебницей и хотела получить звание мастера чар, а ее дипломной работой было заклинание, заставляющее обыкновенный дом наполняться памятью самых ярких моментов в жизни семьи. А это, несомненно, был очень яркий момент жизни семьи Поттеров.

Тёмный Лорд, он же Лорд Волдеморт, он же Том Марволо Риддл

Сразу после того, как Поттер-старший упал замертво, сверху донёсся едва различимый всхлип. Как бы ни была хороша в маскировке юная Лили, её с головой выдавал маленький ребёнок — моя сегодняшняя цель визита в этот дом. Хоть он и не плакал, но всё же тяжело не заметить хныканья, особенно если у тебя идеальный слух, а вокруг гнетущая тишина. Лили была в ловушке в этой маленькой комнатушке наверху, и бежать ей оттуда было некуда. Это давало призрачную надежду на то, что она, если не совсем дура, отдаст мне ребёнка, а себе потом ещё родит. Хотя... оставлять в живых грязнокровку? Наплодит же таких же. Я скривился. От всех этих мыслей голова у меня пошла кругом, и желание убить Лили становилось сильнее: как будто я просто обязан был это сделать, или произойдет нечто непоправимое. Но зачем? Зачем убивать совсем молодую и глупую девчонку, которая ничем не может помешать? Да и к тому же я её собирался Снейпу подарить на Хэллоуин. Эх, да что же такое? В голове снова зазвучал церковный набат. Я схватился за голову, прислонился к стене в коридоре в попытке прийти в себя. Выходило откровенно неважно: в теле ощущалась непривычная слабость, в горле пересохло, голова просто разрывалась, а ноги будто стали свинцовыми. Но не уходить же назад?

Превозмогая боль и еле оторвавшись от стены, я, слегка встряхнувшись, легким взмахом палочки распахнул дверь в комнату, откуда совсем недавно раздавался всхлип, а плавным движением другой руки откинул все препятствия, которые глупая девчонка уже успела накидать в попытках защититься от меня. Смешная такая; думала, что для меня это станет помехой? Глупенькая маленькая девочка, которую нужно не убивать, а учить. И эта мысль снова привела к невероятной головной боли, от которой просто не было никакого спасения.

Лили стояла посередине комнаты, держа ребёнка на руках и пытаясь его успокоить, хотя тот даже не капризничал — просто печально смотрел куда-то в пустоту. Странная она: почему не аппарировала, не позвала на помощь? Я как-то и не думал, что она будет вот так стоять и ничего не делать. Да и порт-ключ могла бы хоть активировать для приличия. Вон же, под шкафом один, а за книгами другой. Я снова осмотрел комнату, пока она стояла в оцепенении. И опять в голове зазвучала барабанная дробь и нахлынула новая волна боли, из-за которой я уже не видел ничего, кроме двух размытых пятен — одно побольше и рыжее, а другое поменьше и темное.

Когда же она наконец пришла в себя, то быстро опустила ребёнка в детскую кроватку. А потом встала точно между мной и колыбелью, загородив её собой и раскинув руки, как будто это могло ей помочь. Я с презрением посмотрел на неё рубиновыми глазами, отмечая что рыжее пятно в виде креста мне еще не доводилось видеть.

— Отойди от него, девчонка! Мне нужен только твой ребёнок! — сказал я не своим голосом, отчаянно понимая, что мне нужно поскорее закончить здесь, вернуться домой и выпить зелье от головной боли, иначе она меня в могилу и сведет.

— Нет! Только не Гарри! — выкрикнула глупая девчонка, доказывая мне, что рациональности ее не научили ни маглы, ни Гриффиндор, ни лично Дамблдор. Вот где рациональность выше всего остального, так точно у последнего.

— Отойди от него — и будешь жить! — подкинул я ей идею, хотя понимал, что именно из-за того, что я ее жалел, голова у меня и раскалывалась.

— Никогда! Пожалуйста, только не Гарри! — со слезами на глазах просила она, но я ничего не мог поделать — этого ребенка в живых я не оставил бы. Просто не мог. Не имел права.

— В последний раз говорю — отойди! — держать себя в руках становилось практически невозможно, и я неосознанно поднял палочку, нацеливаясь прямо в грудь такой молодой и такой глупой девушки.

— Нет! Ни за что! — закричала она, с силой жмуря глаза. Чего она ждала — непонятно. Неужели думала, что великий тёмный маг не сможет убить очередную грязнокровку и уйдет ни с чем? Глупо.

— Сама виновата, что не воспользовалась моей добротой, пока могла! Avada Kedavra!

Вспыхнул зелёный свет, и она упала на пол детской. Жаль, хороший был бы подарок, а если научить думать головой — вообще идеальный. Зато хотя бы прошла головная боль. Отшвырнув её ногой, я направился к ребёнку. Он сидел тихо и даже не пискнул. Странно: мама его умерла, а он молчал, хотя когда в его отца попал зеленый луч, он пусть и на мгновение, но всхлипнул. Хотя это могло быть и простое совпадение — мало ли почему может всплакнуть полуторагодовалый малыш?

Я заглянул в кроватку, и на меня сразу уставилось маленькое чудовище с ярко-зелёными глазами. Одной рукой я схватился за спинку детской колыбельки, а другой уже занёс палочку и приготовился произнести убивающее проклятье, как почувствовал, что за мой палец кто-то ухватился. А потом от маленьких рук пошло такое тепло, что мир вокруг меня стал меняться: как будто я вынырнул из-под огромной толщи воды и наконец сделал свой первый за много лет вдох.

Рука так и осталась висеть над мальчишкой, но я забыл всё: и слова проклятия, и движения палочкой, и цель своего визита, и пророчество. Для меня сейчас существовало только это маленькое существо, которое держало меня за руку и, кажется, совершенно не собиралось отпускать. Враз все мысли в голове переменились. Хотелось уже не убивать, а защищать это маленькое чудовище, чтобы никто и никогда не смог отобрать его у меня или причинить вред. Почему же чудовище? А кем ещё мог быть ребёнок? Только чудовищем, уж я по себе знал. Задумавшись в последний раз, я забрал мальчика из кроватки и аппарировал вместе с ним прочь из того дома, где самолично всего пять минут назад сделал этого ребенка круглым сиротой.

Переместился я только на одном только желании поскорее убраться оттуда, ведь я не задумался, куда именно перенестись, потому как в голове были совершенно другие мысли, среди которых было мало ответов и очень-очень много вопросов. Что произошло в Годриковой впадине? Почему я хотел убить этого ребёнка? Разве могло такое произойти из-за глупого пророчества, которое произнесла бездарная идиотка и алкоголичка на собеседовании в баре?

«Да, дожил… Скоро начну верить в зеленых человечков и говорящих моржей, или во что там еще верят магловские сумасшедшие?»

Оглянувшись, я заметил, что желание убраться из дома, где я только что убил двух человек, привело меня и малыша в дом Малфоя, моего верного, но очень верткого сторонника.

«Так, а почему же я аппарировал именно сюда, а не к себе домой? Нет, что-то у меня с головой точно не в порядке!»

Только бы не шизофрения, которой меня так пугали в детстве в приюте. И пусть я давно вырос — само слово «шизофрения» навевало неприятные мысли и плохие ассоциации.

— Мой Лорд? — от голоса верной любимой соратницы меня передёрнуло.

«Мой Лорд? Лорд Волдеморт? Что-то это прозвище вдруг резко стало мне не по душе. И чем я думал, когда себя так называл? Не мозгами уж точно. А отчего, собственно, вдруг такие перемены? Отчего все, что происходило в моей жизни до появления этого малыша, кажется просто невероятно ужасным?»

«Оттого, что оно на самом деле ужасное!» — ответил внутренний голос.

— Белла, прошу, не называй меня так больше! — попросил я ее довольно мягко, отчего ее печальные глаза невольно раскрылись сильнее.

— Хорошо, милорд, — смиренно ответила Беллатриса после секундного удивления.

— Том, зови меня Томом, — сказал я и улыбнулся, а у миссис Лестрейндж, кажется, отпала челюсть — мысленно, разумеется.

Беллатриса Лестрейндж, она же самая ярая сторонница Волдеморта, она же самая сильная волшебница столетия

«Том? С какого времени Тёмный Лорд — Том? И что он здесь делает? И… Он улыбается? А что это у него в руках? Ребёнок?!»

— Белла, подойди ко мне, пожалуйста, — шёпотом, видимо, чтобы не разбудить малыша, попросил он.

«Пожалуйста? Э-э-э, вы точно тот Тёмный лорд, которого я знаю?!»

— Белла, это Генри Мракс, — произнёс он, когда я приблизилась к нему настолько, насколько могла, будучи в таком шоке, как сейчас.

«Мракс? У него есть… сын? И ему, судя по всему, год-полтора? От кого это, интересно?» — мысли в моей голове метались от «Как интересно» до «Кто эта дрянь?» Тёмного Лорда я невероятно любила, и то, что у него ребенок от другой женщины, заставляло меня ревновать до невозможности.

— В-вы имеете в виду, что это ваш ребёнок и будущий наследник? — поинтересовалась я тихим, но медленно срывающимся на истерику голосом.

— Наш, — тихонько сказал Лорд, мягко улыбнувшись. — Ты ведь хотела стать моей женой? То, что твой муж тебя не любит — я знаю. А еще я понимаю, что ты любишь меня, а малышу нужна мама. Возможности развести вас без убийства Рудольфуса я, конечно, пока не вижу, но это не значит, что ее нет.

«Что?!»

* * *

Беллатриса Лестрейндж даже оцепенела от изумления, которое наступило после такого странного, но такого желанного предложения от любимого человека. В голове у нее плясали тысячи идиотских мыслей, в которых, если присмотреться, можно было прочитать: «О, Мерлин, да! Я даже лично прибью Руди», «Я не готова стать мамой!» и «Это точно мой Лорд Волдеморт?»

И безумие; о да, она была безумна. У неё часто случались приступы неконтролируемой агрессии, когда она переживала сильные эмоции, что вкупе с ее отвратительным взрывным Блэковским характером делало её просто прекрасным боевиком, но, как она справедливо догадывалась, сделало бы её просто отвратительной мамой, да и вообще…

Что «вообще», придумать она не успела: малыш успел ухватить её за локон, притянуть к себе и обнять. И произошло с ней всё то же самое, что и с Волдемортом, вернее, уже Томом — и почему ему раньше это имя не нравилось? — она будто вынырнула из глубины и вдохнула крупицу чистого воздуха.

Очнувшись от переполнявших её чувств, она заметила глаза мальчишки — ярко-зелёные, как сочная весенняя трава, как два маленьких чистых изумруда, только-только добытых из недр земли. И она утонула в этих глазах. Ей уже было неважно, чей это ребёнок: главное, что она сможет стать его мамой и защитить от всего на свете; сможет быть для него той, с кем можно советоваться по любым вопросам и приходить со своими проблемами; той, что будет с ним, что бы он ни сделал.

— Белла, — голос Тома прервал ее размышления, — мне нужна твоя помощь. Аппарируй к любому детскому дому и забери оттуда полуторагодовалого мальчика с зелёными глазами и тёмными волосами. А потом приходи в Годрикову впадину, в дом Поттеров, адрес на этой бумажке, — Том протянул Белле пергамент с адресом дома. — Я буду ждать тебя там. У тебя двадцать минут, не более.

— А Генри? Он что, будет с вами? — обеспокоенно поинтересовалась Белла, которая на самом-то деле безумно хотела детей, но также безумно их боялась. — Нет! Если я теперь его мать, то я знаю, куда его деть. Тинки! — перед ней возник домовой эльф в чисто выстиранной простыне — личная нянька Малфоя-младшего. — Тинки, пожалуйста, проследи за моим сыном, я вернусь через несколько часов.

— Да, госпожа, — пролепетал эльф, принимая ребенка у опешившего Лорда.

— Спасибо, — улыбнулась ему она и тут же аппарировала прочь, а вслед за ней и Тёмный Лорд.

— Надо же, — проскрипел уже довольно старый эльф, — сколько лет прожил в этой семье, а никто ни разу не говорил мне ни спасибо, ни пожалуйста. Сейчас что, мир перевернулся?

И если бы только этот маленький эльф знал, насколько сильно он прав в том, что мир вокруг него изменился…

* * *

Ровно через четверть часа у дома Поттеров в Годриковой впадине появилась женщина с ребёнком. Белла обошла целых три детских дома, пока не нашла того, кого искала: тёмные непослушные кудри, зелёные глаза, пусть и не такие яркие, как у её сына, и рассеянный взгляд, говорящий о том, что ребёнок будет носить очки. Просто идеальная кандидатура на место сына Джеймса Поттера и Лили Эванс.

Тёмный Лорд тоже времени зря не терял: он аппарировал к Дурслям, адрес которых он узнал от Снейпа еще в то время, когда Поттеры прятались не под Фиделиусом в Годриковой впадине, а у различных друзей, и перевёз их вместе с вещами в другой город, а на их место поселил других людей, с закладкой продать этот дом через пару лет и в течение пяти лет еще несколько раз менять места жительства. Пускай старикан развлечётся с поисками. То, что маленького «Поттера» Дамблдор отправит к его магловским родственникам, Том практически не сомневался. Да и если бы тот поступил иначе, вариантов было немного — сам бы он возиться не стал, а никто другой до одиннадцатилетия малыша кровную проверку делать не станет. Так что если все пойдет не так, как Том себе представил, десяти лет вполне хватит на корректировку плана. А может, и не придется ничего корректировать: магия — чем не цена за сохранение жизни после третьего Непростительного?

На свой собственный же вопрос — почему он не убил этих жалких маглов, — ответить Том не решился даже мысленно. Просто не смог, и все. Он честно пытался это сделать. Он даже поднял палочку на женщину, и на кончике его верного оружия замерцал изумрудный огонек, но в последнюю секунду он отвел руку. Не смог. Что-то после встречи с мальчиком, с его будущим сыном, изменило его, и теперь убийства казались жутким кощунством. Да и предыдущее своё поведение он пересмотрел. Это же надо было быть таким идиотом! Но сейчас не об этом.

Практически в полночь в доме Лили и Джеймса Поттеров прогремел взрыв. Среди обломков полуразрушенного здания были найдены два с половиной трупа — недотело Лорда авроры решили записать в своем отчете как половину — и маленький плачущий ребёнок, который уже через час будет лежать под дверью дома номер четыре по Тисовой улице. Ведь горе-директор, его верная кошка и Хагрид даже не соизволили проверить, Дурсли ли это вообще, а письмо, которое Дамблдор написал, резко изменилось, и теперь в нем говорилось только то, что ребёнок — сирота, и о нём нужно позаботиться.

— Люциус, что происходит? — взволнованная жена лорда Малфоя никак не могла найти себе места уже вторые сутки. После объявления в «Ежедневном пророке» о падении Лорда ее муж не появлялся дома, и она полагала, что с ним могло произойти все что угодно: от смерти до вступления в армию Дамблдора.

— Тёмный лорд... он пал... мальчишка... пророчество... мы искали... чёртов Дамблдор… — Малфой-старший просто не мог чётко и ясно изъясняться и говорил урывками, среди которых пусть и прослеживался смысл, но трактовать его можно было по-разному, из-за чего он бесил свою жену ещё больше. Он, по его словам, вполне мог искать Дамблдора после падения Лорда, а это не то чтобы добавляло очков ее мужу в глазах милорда, но тот, похоже, все-таки понял все правильно.

— Я не пал, Люциус, — голос со стороны соседнего кресла заставил хозяина поместья подпрыгнуть от неожиданности и схватиться за свою палочку, которую он так беспечно оставил на столике.

— Мой Лорд? — в страхе пропищал тот, похоже, придя к тому же выводу, что и его супруга минутой ранее.

— Нарцисса, милая, подойдите сюда, — после этих слов к креслу, в которое рухнул Люциус, подошла его жена, миссис Малфой — то есть Нарцисса, в девичестве Блэк, — а к креслу, в котором сидел Том, которого, однако, видно не было из-за падающей тени, подошла высокая, стройная, кучерявая знойная брюнетка, которая при должном изучении черт лица была сильно похожа на сестру Нарциссы — Беллатрису Лестрейндж, в девичестве тоже Блэк.

— Белла? — Люциус очень удивился, когда всё-таки понял, кто перед ним находится. Сестра его жены изменилась кардинально, и причём в очень короткий даже для волшебницы срок: за один день.

— Беллатриса Друэлла Мракс, если быть точнее, — счастливо улыбнулась она, отчего стала совсем не похожа на себя прежнюю.

Когда они вместе с Лордом оформляли Тома как лорда Мракса, а Гарри как его официального сына и наследника, в банк влетел сумасшедший от радости волшебник и заявил, что братьев Лестрейндж убили в доме авроров Лонгботтомов. Сами авроры, конечно, попали в больницу: ранены они были не смертельно, но достаточно сильно, так что сейчас находились в коме. Расстраиваться ни Лорд, ни новоиспечённая вдова по этому поводу не собирались и воспользовались этой информацией по-своему: быстро заключили брак задним числом, благо за галлеоны гоблины и не то напишут и сделают, и провели давно забытый ритуал усыновления для Генри. Теперь все трое: лорд Мракс, Беллатриса Мракс и их сын Генри Орион — по этому поводу была долгая и жаркая дискуссия двух представительниц рода Блэк против одного представителя рода Мракс, и победили, конечно, дамы — в общем, все Мраксы появились на семейном гобелене Мраксов в доме, куда у всех троих теперь имелся доступ.

— Мракс? Мой Лорд, вы теперь Мракс? И… и Белла ваша жена? — Малфой стал думать, не сошёл он все-таки с ума от всех этих переживаний. Целых двое суток они носились с Пожирателями в поисках хоть какого-то следа хозяина, но нашли только полуобугленный труп и мальчишку. А тут оказывается, что Лорд жив и здоров, принял род и даже женился. Хорошо нынче живут покойники.

— Да, Люци, мой скользкий друг. А так как ты теперь мой родственник, то вполне официально можешь обращаться ко мне по имени — Том, — Лорд улыбнулся, глядя на расширяющиеся с каждым его словом глаза Малфоя. — Знаешь, я много думал и решил, что Волдеморта больше нет и не будет: он умер в том доме в ночь Хэллоуина тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Теперь есть и отныне будут только Томас Марволо Мракс со своей женой и маленьким сыном.

— Сыном?! — Малфою показалось, что он сейчас позорно рухнет в обморок перед Лордом, своей женой и ее сестрой.

— Да, они сейчас с Драко играют в детской под присмотром Тинки, — Малфой побледнел: его сын не любил других детей, часто с ними конфликтовал и обижал, но если он только попробует тронуть сына Лорда и Беллатрисы, ему, собственно, как и его отцу, несдобровать. — Драко, как ни странно, принял Генри хорошо, — Люциус выдохнул, а Том хмыкнул: он прекрасно помнил, как в гости к Люциусу пришёл Нотт со своим сыном, и как Драко кидал в него не пойми откуда взявшиеся яблоки.

Малфой-старший был всё ещё в прострации, а Том в это время поднялся и подошёл к нему. Люциус даже отшатнулся слегка. Перед ним стоял совсем не тот человек, которого он знал как Тёмного Лорда. Тёмные, густые и слегка непослушные волосы были стянуты в тугой хвост, черты лица были мягче, пропали морщины, да и само тело стало подтянутым. Ему никак нельзя было дать больше тридцати. Одет он был в фиолетовую рубашку и джинсы. На пальце красовалось кольцо лорда, а рядом с ним — обручальное.

— Выгляжу неплохо, да? — усмехнулся Том, глядя на то, с каким интересом разглядывает его изменения Малфой.

— Несомненно, — отвел взгляд Люциус и покорно опустил голову.

— Я решил, что крестражи — да, Люциус, у меня были крестражи — всё-таки плохо повлияли на мою жизнь и внешность, и призвал все частички души обратно. Благо для обратного соединения не нужно никого убивать, да и непосредственный контакт с частичками тоже не обязателен. И вот я цел, невредим и хорош собой, — Лорд опять улыбнулся и снова уселся в кресло, только теперь тень ее не скрывала.

— Милорд, вы прекрасны, — Малфой попытался встать на колени, но новоявленный лорд Мракс его остановил.

— Люциус, я хочу, чтобы мы стали друзьями: мы же родственники теперь. Никакого подчинения. Я решил, что хочу добиться всего честным путём — тем более, что я уже умер как Волдеморт и возродился как Мракс. Душа моя чиста, и я хочу начать всё заново. А теперь дай мне свою руку, — Том потянулся к всё ещё неподвижному Люциусу и коснулся своими пальцами метки.

Тот закрыл глаза и приготовился к боли, той же, что была, когда он принимал метку, однако вопреки всему боли он не почувствовал, а открыв глаза, просто ахнул: метки не было. Пусть Том и сказал, что уберет метку, но что мешало ему просто пошутить или решить проверить Малфоя на лояльность?

— Негоже моему родственнику носить метку: скоро будут суды, и я не хочу, чтобы к тебе были претензии, равно как и к Белле.

— Ло… Том, — Малфою было всё ещё неловко называть бывшего хозяина по имени. — Можно попросить ва… — под пристальным взглядом Мракса он тут же исправился. — Тебя об одном человеке? Он очень важен для меня.

— Я не знаю, что тебе сказать, Люциус, — Том на секунду прикрыл глаза, потому как вспоминать о своем поступке ему было крайне неприятно. — Я не так давно обещал одному человеку не убивать другого, но почему-то не сдержал слово. Сейчас шанс, конечно, гораздо выше, но всё же я не могу обещать. И дай я угадаю, — он открыл глаза и немного усмехнулся, — ты ведь про Северуса?

— Да, он крёстный Драко и мой друг, поэтому я очень бы не хотел, чтобы он пострадал, — Малфой понимал, что как только Лорд узнает об обетах, которые дал Дамблдору Северус, не убивать того у Тома будет все меньше и меньше причин.

— Хорошо, поговорим с ним завтра, а сейчас… — не успел Том договорить, как появился домовик, что был нянькой при младших Малфое и Мраксе.

— Хозяин Люциус, там такое… — глаза у бедного домовика были как два маленьких блюдца, уши прижимались к голове, а руки нервно сжимали белоснежную наволочку.

— Что, что-то с детьми? — всполошились родители двух сорванцов, но ответа от домовика ждать они не стали — побежали к детям.

Первой, как ни странно, в детскую кинулась Белла, за ней Нарцисса, а следом и их мужья. Влетев в комнату, Белла сразу кинулась к мальчишкам, но замерла, едва пройдя пару шагов по игровой. В комнате находилось двое мальчишек в возрасте полутора лет, которые были похожи как две капли воды. Несмотря на то, что они после кровного ритуала были только кузенами, любой маг принял бы их за близнецов, потому как даже прически у этих двух ураганчиков были одинаковые. Со своими наполовину тёмненькими, наполовину светленькими прядями, они скорее напоминали маленьких зебр, чем наследников двух древних родов. Увидев сие безобразие, лорд Мракс искренне расхохотался, а лорд Малфой все-таки упал без чувств.

* * *

— Люциус, мой с-скользкий друг, чего такого срочного ты хотел? — из камина Малфой-мэнора вывалился в зюзю пьяный зельевар и чуть не упал на ковёр, предназначенный для стряхивания золы с мантии и туфель. — Люци-и-и, ты дома?

— Северус, в каком ты состоянии? Сколько ты выпил? — Малфой не на шутку перепугался.

Его друг Северус Снейп, самый молодой и способный зельевар Британии, не часто позволял себе выпить и уж точно никогда не доходил до такого состояния, в котором он находился сейчас. Зельевара вообще трудно напоить, но сейчас Люциус понимал, что не невозможно, потому как перед ним сейчас стоял не человек, а нечто насквозь проспиртованное и очень невнятно говорящее. Вернее, нужное он говорил невнятно, а вот ненужное — даже чересчур внятно и понятно.

— Я? Я в норме, — ик, — в отличие от нашего поганого хозяина и этой идиотки, — ик. — Чего ей стоило уехать, а, Люци? Почему она никогда меня не, — ик, — слушала? Почему? Ну почему этот олень рогатый всегда был для нее важнее? И хрена, — ик, — этого бородатого слушала с открытым ртом. Идиотка! Дура! И я дурак! Дурак, каких еще поискать надо! Спасти ее хотел!

— Северус, замолчи сейчас же! — Малфой-старший безумно боялся, что его друг сейчас скажет что-нибудь такое, отчего получит Аваду прямо в свою пустую башку, потому что лорд Мракс сейчас сидел в кресле и слушал всю эту браваду пьяного идиота.

— Люци, вот почему жизнь такая, а? Я ведь любил её, — ик, — любил больше жизни, а она выбрала этого идиота Поттера, — ик. Я ее с детства знал, на руках носить был готов, все что угодно бы делал, капризы бы ее любые исполнял, а она… Да и я полнейший придурок, — Снейп схватился за голову и упал на колени. — Я просил Лорда её не убивать, он пообещал — а я поверил. Я всегда ему верил, а он… Ненавижу! И Дамблдор, тварь, обещал их защитить, а сам… Ненавижу, обоих ненавижу, убил бы сам, да одного метка не позволяла убить, а другого — обеты. — Люциус стоял в прострации и не знал, что делать. Его друг наговорил уже не на одну Аваду, и не для одного себя.

Лорд Мракс же спокойно сидел и слушал тираду Северуса, которая растянулась ещё на пятнадцать минут, а потом резко встал и сказал:

— Ну вот же я, Северус, хотел убить меня — так убей!

Лорд стоял прямо и спокойно смотрел в мутные от выпитого алкоголя глаза Снейпа. Тот, кажется, даже не понимал, сон это все или реальность. А оттого не боялся ничего. Только прищурился, чтобы получше рассмотреть того, кто с ним говорил.

— Ты, — он встал с колен и вскинул руку на бывшего хозяина, при этом ужасно шатаясь из стороны в сторону. — Я ненавижу тебя, слышишь? Ты убил единственного на свете человека, которого я всем сердцем любил, и подставил под удар моего лучшего друга. Тебе хорошо: ты развоплотился и летаешь где-то в лесах, а нам как? Ты хоть понимаешь, что если нас с Люци посадят, то и Нарси, и мой крестник останутся на улице. А сын Лили? Он остался без родителей, а я остался без неё. А я любил её больше жизни. И ты забрал у меня всё. Кому я теперь буду нужен такой? Никому! Я только буду тяготиться жизнью, а Люциус просто будет терпеть меня, и мой ухудшившийся после ее смерти характер. А я не хочу его напрягать, не хочу, чтобы он видел, как я постепенно черствею и грубею. Поэтому прощай, Люци, — он махнул рукой в сторону старого друга, — прощайте, Нарси и Дракончик, — он опрокинул бутылку с огневиски, которая до этого торчала из его кармана, и выпил остаток, — прощайте, Лорд-убийца, к которому я, дурак такой, добровольно пришел.

С этими словами он достал из складок мантии магловский пистолет и приставил к своему виску.

— Чтобы вы знали, милорд, я всегда поддерживал вашу политику, и вы были для меня примером для подражания, но лишь до того момента, когда вы стали убивать ни в чем не повинных людей и пытать соратников.

Палец его уже опустился на курок, и Снейп закрыл глаза. Умирать ему было страшно, но жить с мыслью, что именно ты виноват в смерти любимой женщины и ее идиота мужа, было бы просто невыносимо. Он понимал, что это поступок бесхарактерного человека, который боялся ответственности за совершенное действие. Понимал, что нельзя вот так просто бросать на произвол судьбы лучшего друга с женой и крестником, но знал, что и не хочет тяготить их своим вечно недовольным лицом.

Северус в последний раз посмотрел на своего белого как призрака друга и нажал на курок. Но за секунду до того, как пуля вылетела из пистолета и достигла головы Снейпа, на него прямо из воздуха упал ребёнок, из-за чего снаряд магловского орудия смерти ушел в потолок, с которого посыпалась побелка.

— Къёсный! — щебетал счастливый ребёнок, шевелюра которого напоминала зебру, а глаза были уникального зелёного цвета. — Къёсный, ты пьешол в хости?

Глаза всех троих стали размером с галлеон. Причём пьяный Снейп еще и никак не мог вспомнить, чтобы у Драко глаза были такого ярко-зелёного цвета, какой он видели лишь у одного человека в своей жизни — у Лили. А тем временем на него упал ещё один малыш с полосатой шевелюрой и серебряными глазами, который, как и первый, материализовался прямо из воздуха.

— Севус — это мой къёсный, — малыш обиженно схватил опешившего Снейпа за мантию и обнял, показывая, что только он из них двоих имеет право так поступать, а зеленоглазый зебр, взглянув на лорда Мракса, сказал:

— Мозня, он будет моим къёсным тозе, папа? — при этом глаза у него были такие, что любой кот позавидует.

— Конечно, можно, милый, — не то чтобы только глаза заставили Мракса согласиться: сердце его растаяло в тот самый миг, когда малыш назвал его папой. И теперь ему было все равно, что у Гарри Поттера крёстный уже был.

Никто и никогда не говорил Тому таких слов, да он и не надеялся услышать их ни от кого, в особенности от этого ребёнка, учитывая то, что он убил его родителей у него на глазах. Всё же что-то в этом мальце постепенно меняло его. Всего пять минут назад он готов был разорвать предателя на месте, потом его речь проникла в подсознание, а уж Генри добил его окончательно. Теперь уже Лорду самому было стыдно за своё поведение. Вы только подумайте! Тёмному Лорду, ужасу магической Британии, Лорду Волдеморту — стыдно! Уму непостижимо, но это было так.

— Люциус, прикажи своим домовикам забрать детей в детскую, а это, к счастью, пока живое тело перенести в одну из гостевых спален в западном крыле. Завтра он очнётся, и мы с ним серьезно поговорим. Я думаю, нам нужно очень многое обсудить и выяснить несколько неприглядных моментов.

— Хорошо, — Люциус вздохнул и, после того, как отдал указания домовикам, снова обратился к своему новоявленному родственнику. — Том, спасибо, что не убил его сразу. Он может быть идиотом, кретином, может совершать необдуманные поступки, но он хороший, и он мой друг. Что бы он ни делал, какие глупости бы ни бродили в его дурной голове — он очень преданный человек, если так же относиться и к нему. А Эванс... Даже после того, как она вышла замуж на Поттера, он продолжал ее оберегать как только мог, но если бы она не отвергла его, то как бы ни повернулась эта ситуация — она осталась бы жива ценой всего, что у него бы было.

— Я ещё не принял решение, Люци. Он проспится, и мы поговорим. Сегодня я услышал много нового. Да и детьми надо заняться, — Том быстро перевёл беседу в другое русло. — Ты видел, что они аппарировали? Оба! Причем прицельно и практически одновременно! И это в полтора-то года и в защищённом от аппарации месте!

Северус Снейп просыпался очень тяжело. Его голова невероятно раскалывалась, а во рту была просто пустыня Сахара. Симптомы похмелья он помнил хорошо, вот только не напивался он так со студенческой скамьи, так что подзабыл, насколько сильно бывает плохо после таких запоев.

«Ох, моя голова! Сколько же я вчера выпил? Одну бутылку я в школе допил, это точно, вторую где-то у маглов, а третью — у Люци».

Глаза всё так же открываться не хотели. Снейп делал попытку разлепить веки несколько раз, но ни одна из них не увенчалась успехом. Единственное, что он понял благодаря своему не вовремя взбрыкнувшему зрительному аппарату, что на улице уже светло, а значит, он точно не у себя в доме и не подземельях Хогвартса, и то, что он попал в Малфой-мэнор, ему не приснилось.

«Ну точно, я в Малфой-мэноре, — решил Северус после того, как услышал крик очередного павлина Люциуса. Который это уже? Шестой? Девятый? Эти пернатые создания очень нравились Люциусу, но отчего-то долго у него не жили. — Так, а что было в последние дни? Школа, где я варил зелья для Хогвартса, потому как Слагхорн заболел, известие о Поттерах, пьянка, камин, Люци, моя тирада, которую никому слышать не нужно было, дети, Лорд… Стоп, Лорд?! Я правда высказал ему всё это? Малфой его что, нашёл-таки? И… Дети?! Почему их было двое? Хотя в моём вчерашнем состоянии двоение в глазах — это ничего, но все-таки их определенно было двое! Да и зеленые глаза второго мальчишки…»

В ужасе Снейпу пришлось все-таки через силу открыть глаза. Комнату он узнал сразу: самая большая гостевая комната в западном крыле Малфой-мэнора. Значит, он и вправду был у своего друга. Тут имелись и камин, и уютное кресло, и стол, и Лорд… Видимо, пьяный мозг ещё не до конца пришел в себя, потому как осознание того, кто перед ним сидел, пришло к Северусу далеко не сразу.

— М-м-милорд? — в ужасе протянул Снейп, когда понял, что Лорд ему не кажется, и вчера, похоже, тоже не казался.

— Выпей зелье, Северус: нам нужно поговорить на ясную голову, — тот обернулся и заметил на столике около кровати антипохмельное зелье, которое он сам когда-то варил для запасов Люциуса.

Откупорив пузырёк, он поднёс его к губам и глотнул содержимое. Холодная жидкость потекла по горлу и продвинулась дальше. Голова сразу пришла в порядок, и на горе-алкоголика свалилось осознание того, что же он вчера совершил, кому он все это сказал и в каких выражениях.

— Скажи, а ты и вправду её так любил, что был готов на всё? Даже умереть? — холодно и беспристрастно спросил Лорд.

— Да, — такое маленькое слово, но оно снова и снова разжигало пожар в груди и раз за разом напоминало, что её больше нет.

— Северус, ты же хороший менталист, — это был не вопрос, скорее, констатация факта, но Снейп все же качнул головой в подтверждение правдивости этих слов, о которых, по идее, не должен был знать никто, а особенно Лорд. — Тогда сам посмотри, что случилось, но перед тем, как снова увидеть то, что я бы предпочел тебе не показывать, выпей зелье, которое стоит рядом.

Снейп обернулся и заметил ещё один пузырёк.

Сomprehensor impact.

Очень редкое и сложное в приготовлении зелье. С его помощью можно легко определить, было ли магическое воздействие на человека, даже по его воспоминаниям, и вполне вероятно было понять, кто именно воздействовал на того, кто был в этом воспоминании. Один такой пузырёк стоил по меньшей мере полторы тысячи галлеонов. И это не потому, что ингредиенты стоили дорого, нет, они-то как раз и не были дорогими. Всё из-за того, что только высшие мастера менталистики и зельеварения могли приготовить такое зелье. Даже Снейп — самый молодой мастер зелий и очень способный в плане менталистики человек — не смог приготовить его для воспоминаний, только для настоящего. Ему пока не хватало для этого силы и опыта.

— Вы хотите, чтобы я выпил его и посмотрел ваши воспоминания о той ночи?

Снейпа пробил холодный пот. Он, может быть, и хотел бы увидеть Лили еще раз и разобраться во всей этой ситуации, но ему было страшно даже думать о том, как она умерла, не то что смотреть. Он поднял убитый взгляд на Лорда и заметил в глазах того сочувствие и решительность. Как будто он точно знал, что закончится это плохо, но сделать был просто обязан и иного выхода не видел.

— Да, Северус; я точно знаю, что не хотел убивать ни твою драгоценную Лили, ни её мужа. Но не смог остановиться, не смог сдержаться, хотя в ситуации с ней я и старался. Что-то туманило мой разум, и я хочу знать, что, а вернее, кто это был. И ещё: знай, что я прощаю тебя и за то, что предал, и за то, что сказал вчера, но лишь потому, что так захотел мой сын. И да, ещё ты теперь будешь его крёстным. Я не привык отказывать себе… или своему ребёнку.

— Да, мой Лорд.

Том скривился.

— И давай, раз уж мы уже почти родственники, ты будешь называть меня Том. К тому же ты больше не Пожиратель, и метки у тебя нет, так что Дамблдор не сможет на тебя влиять. И кстати, исчезли все обеты, которыми ты был обвешан как новогодняя елка гирляндами — мой сын с тебя вчера их снял, — глаза Снейпа стали как два галеона. — Только все расспросы позже: сейчас — воспоминания.

Северус молча согласился, выпил зелье и погрузился в память Тома.

* * *

«Лили, бери Гарри и беги! Это он! Бегите скорее наверх!» — голос Джеймса. Испуганный, растерянный и какой-то неестественно бодрый. Он стоял без палочки посреди коридора и не шевелился.

«Какого чёрта ты застыл, Олень? Ты аврор или кто? Да ты с оборотнем гулял и столько раз уворачивался, тебя что, переклинило?» — Северус не мог понять, почему тот стоял и ничего не делал, чтобы дать Лили время уйти.

Дверь резко, будто от пинка, распахнулась, зелёная вспышка ударила Джеймса Поттера прямо в грудь, и тот рухнул на пол прямо у ног ночного визитера. Лорд стал подниматься по лестнице, а Северус остался посмотреть на бывшего школьного недруга. Ему было неприятно смотреть на тело поверженного врага, что бы ни говорили другие, это не приносило ему никакого удовольствия. На лице Поттера читался ужас, просто невероятный страх, однако привлекло Северуса совсем не это. От него шли три тоненькие линии голубого цвета — магия подчинения. Он был марионеткой в чьих-то руках. Вот почему была во всей этой сцене странность — все ее участника просто были безвольными марионетками. В чьих именно руках был Поттер, посмотреть Северус не успел, потому как пришлось идти за Лордом. От него тоже шли такие линии, но гораздо крепче, как, собственно, и от Лили. Слава Мерлину, вглядываться в то, что происходило с Лили, ему не пришлось: зелье переместило к тому человеку, который был первоисточником всех этих проблем, а именно — к Дамблдору.

Как оказалось, он специально подчинил обоих Поттеров, чтобы они стали жертвой маньяка, а самого убийцу создал сам из немного жестокого и очень одинокого мальчика, у которого было огромное желание обрести семью. На этом и сыграл директор: он сделал так, чтобы создать семью у Тома не вышло. В тот момент, в который попал Снейп, Дамблдор как раз обговаривал свой план с фениксом, которого такое поведение директора явно не устраивало.

— Так, через полчасика после срабатывания сигналки можно будет отправлять Хагрида за ребёнком. Ну что ты так смотришь, Фоукс? Ради всеобщего блага иногда можно и прибегнуть к хитрости. Ты думаешь, легко мне быть лордом Света, оплотом справедливости и добра? Повезло хоть, что Пророчество истинное. И этот идиот Снейп всё слышал, да и ещё обеты дал. Вот уж удачное приобретение, — старик хитро улыбнулся и начал таять, а через секунду Северус снова очутился в комнате с Лордом.

— Дамблдор, — всё, что смог выдать Снейп перед тем, как рухнуть без памяти.

* * *

— Ну, я, собственно, так и думал, — выдохнул Том, после того, как поведал Люциусу имя первоисточника всех своих проблем. — Этот бородатый хрен просто не мог оставить эту ситуацию без своего драгоценного внимания. Надо будет только узнать у Снейпа, видел ли он еще чего-то.

— Да, Том, я тоже обдумывал нечто такое, но если честно, то только в последние дни, — Малфой-старший уже как-то привык к такому Лорду и мог уже смело называть его по имени: от прошлого психопата не осталось и следа.

— Наш бородатый знакомый так хотел, чтобы я попытался убить ребенка, что я сразу не понял, зачем это ему, пока Белла не показала плетение на кроватке, — протянул Лорд.

— Что-то интересное?

— Оказывается, как только я попытался бы убрать малыша — случился бы локальный бум, и от меня остался бы только пепел. А у Альбуса бы был герой, переживший Аваду. 

— Что же, тем приятнее, что вместо ожидаемого им ручного героя он получит обыкновенного мальчишку-магла, — усмехнулся Люциус.

— О, да, хотел бы я увидеть его лицо в этот момент… — лицо Тома приобрело мечтательное выражение. — И все-таки Генри значительно подпортил все его безумные планы.

— Этот ребёнок еще и не на то способен, и он не только его планы подпортит в будущем, но и вообще планы любого, — усмехнулся Люциус.

— Дядя Юци! — над Люциусом Малфоем материализовался зеленоглазый ребёнок и упал ему на руки. Слава Мерлину, что к тому моменту он как раз поставил свой бокал на столик.

— Дядя Том! — над Томом Мраксом тоже материализовался ребёнок, только сероглазый, и точно так же свалился к нему прямо в руки, вслед за этим обнимая его за шею.

— О Мерлин, как мне не умереть в этом доме, — протянул Люциус, обоснованно предполагая, что пагубная привычка детей аппарировать прямо к ним на руки пройдет не скоро.

* * *

— Генри Орион Мракс и Драко Люциус Малфой! Где вы были? — Нарцисса Малфой не любила, когда дети пропадали из её поля зрения, а сегодня именно это и случилось: детей не было видно больше восьми часов, и она уже успела обегать весь дом, причем вместе с эльфами, которые тоже не смогли найти этих шаловливых маленьких чертят, носящихся непонятно где.

— Мама, мама, ты не поверишь! — Драко был настолько возбужден, что Нарцисса заподозрила очередной кошмар.

— Да, тётушка Нарцисса, это просто бомба! — вторил ему не менее возбужденный Генри.

— Шедевр…

— Магия…

— Да что же произошло, вы можете сказать? — не выдержала она.

— Мы магические партнёры! — хором ответили Генри и Драко.

— Что? — единственное, что смогла сказать Нарцисса Малфой до того, как свалилась в спасительный обморок.

— Что случилось? — главы семейств как раз зашли в комнату, когда бедная леди ничком распласталась на полу около дивана.

— Отец, дядя Том, ну кто же знал, что мама такая впечатлительная! — Драко виновато опустил голову, пока Люциус переносил Нарциссу с пола на близстоящий диван.

— Да, папа, дядя Люц, мы не хотели, — Генри тоже потупил голову и вздохнул.

— Нарцисса в глубоком обмороке, — сказал Тому Люциус после небольшой диагностики жены.

— Что же вы ей такое сказали, чертята? — прищурился Том, глядя на сына и племянника.

— Ничего особенного, просто передали ей слова дедушки Салазара, — тихонько ответил Драко.

— Дедушки Салазара? — удивился лорд Малфой. Всех своих родственников он знал прекрасно, собственно, как и родственников своей жены, и волшебников с таким именем среди них не было. Из этого следовал вывод, что Салазар — родственник Тома, поэтому в поисках ответов он уставился именно на него.

— Слизерина? — уточнил оный у детей, которые, судя по всему, умудрились найти портрет Основателя. Причем Том уже искал в Мракс-мэноре этот портрет, потому как в зале предков была лишь пустая рама, и не нашел, а эти справились довольно быстро.

— Да, дедушка Салазар сказал нам, что мы магические партнёры, — ответил Драко.

На этот раз откачивать необходимо было уже Люциуса. Том оказался не таким впечатлительным, как чета Малфоев, но тоже был в откровенном шоке от услышанных новостей.

— Драко, да что же у тебя родители такие впечатлительные! — не выдержал Генри.

* * *

— Что значит «магические партнёры»? Драко, это не смешно! — вскричал Люциус после того, как он пришёл в себя оттого, что Том, используя Агуаменти, вылил на него галлон воды.

— Не верите нам, спросите у него сами! — только и сказали обиженные таким проявлением недоверия от родителей дети до того, как сбежать восвояси.

— Нет, ну это просто кошмар какой-то, — только и сказал Малфой-старший.

— И не говори, — поддержал его Том.

Как только оба родителя подошли к портрету великого Основателя в зале предков, он тут же оказался на месте.

— Уважаемый предок, во-первых, здравствуйте. Во-вторых, зачем вы прятались? Ну и в-третьих, наши дети поведали нам, что вы сказали им, будто они магические партнёры. Это правда? — разговор начал Том: всё-таки это был его родственник.

— Здравствуйте, господа. Я не прятался, а просто наблюдал за вами и вашими детьми, поэтому на этой картине меня постоянно не было. Ну и на третий ваш вопрос: да, можете гордиться своими детьми, это явление происходит довольно редко, — широко улыбнулся Салазар, — и я горд, что это снова случилось с нашим родом.

— Гордиться? Да вы понимаете, что они одного пола? Вы понимаете, что они единственные наследники нескольких родов? — не выдержал Люциус.

— Ах да, я же забыл, что в ваше время многие термины были ужасно опошлены. Магические партнёры, чтобы вы знали, это не любовники, а те, у кого магия работает сообща. Вы же не могли не заметить, что ваши дети невероятно похожи, хотя они только кузены, да и волосы у ваших детей одинаковые, хотя я уверен, что до момента их знакомства Драко был блондином, а Генри — брюнетом.

— Ну и что? — Люциус никак не мог найти связь между волосами и магическим партнёрством.

— А то, что магия Генри тёмная, а Драко — светлая, и они, как магические партнёры, могут использовать резерв друг друга. В тот момент, когда волосы у них изменили цвет, их магические ядра переплелись и стали единым целым. Такими же партнёрами были и мы с Годриком. Я был тёмной половинкой, а он — светлой. Наш огромный магический потенциал оттого и был огромен, что был общим. Таким партнёрам легко даются как светлые чары, так и тёмные. Нам повезло найти таких же магических партнёров — Хельгу и Ровену, причем тёмной из них двоих была именно Хельга, хотя многие думали наоборот. Вместе мы стали великой четвёркой, потому как мало того, что мы были магическими партнерами, так еще и ритуал побратимства все вчетвером провели. Одними из последних магических партнёров, кстати, были Альбус Дамблдор и Геллерт Гриндевальд. Дамблдор до сих пор пользуется светлой магией Геллерта, хотя тот из-за пребывания в Нурменгарде не мог пользоваться ни своей, ни его магией.

— А почему сейчас таких нет? — сразу спросил Том.

— Дамблдор тёмный? — снова не удержался Люциус.

— Магия признает партнёров только в их детстве. Да и достойных сейчас практически не осталось: у детей уже при первом знакомстве должен быть огромный, просто невероятный для теперешних магов магический потенциал, к тому же дети должны иметь раскрытые дары. У Генри есть раскрытый дар: он невероятно сильный ментальный маг. Одним своим касанием он сможет снимать запутаннейшие закладки и убирать любые последствия от магических воздействий, вплоть до выведения из магической комы или возвращения души и разума после поцелуя дементора, если только этот самый дементор найдется. Он даже сможет рассматривать мысли и память людей даже после их смерти, ну а у живых он будет бродить по мозгам так ловко, что никто не почувствует вообще ничего, каким бы сильным он не был. А Драко — сильнейший пространственник: он сможет попасть в любую точку мира по своему желанию и не истратит ни капли своего резерва. Для него нет препятствий в виде антиаппарационного купола или сокрытого места. А когда он войдет в полную силу, даже сможет путешествовать во времени без всяких маховиков, просто повелевая пространством. Вам же нужно заняться развитием этих даров. И да, — Салазар перевёл взгляд на Малфоя, — Альбус — тёмный.