Невидимый свет (джен)

Шаг.

Смесь песка и измолотого временем в порошок асфальта, взлетая под стопой и поблёскивая на рассветном солнце, лёгким серо-бежевым облачком окружает бледно-зелёный сапог костюма химзащиты.

Ещё шаг.

Воздух здесь напоён смесью жёсткой радиации и враждебной магии, которую тёмные люди называют Невидимым Светом.

Шаг.

Сотни глаз, видимых и невидимых, следят за идущим. Следят, как его сапоги попирают эту проклятую землю. Видят полы тёмно-зелёного сюрко, подметающие ядовитую пыль, и противогаз, закрывающий лицо, словно забрало рыцарского шлема.

Шаг.

Они здесь не чтобы прятаться. Они здесь чтобы искать и, если понадобится, карать. И он ведёт их.

* * *

Не вызывало сомнений, что наши коллеги-христиане потерпели здесь ужасную неудачу. После того, как брат Родерик сообщил, что экспедиция набрала достаточно образцов, и вызвал вертолёт, радиоканал тут же заполнили звуки выстрелов. Через минуту связь прервалась окончательно.

Так что вместо полупустого вертолёта с двумя пилотами и медиком, пришлось гнать машину с вооружённым отрядом.

Не так уж часто нам приходится заводить старинный американский «Чинук». Каждый раз, когда эта длинная халабуда поднимается в небо, я молю Аллаха, чтобы ничего не сломалось. Да и дизель доставать всё сложнее и сложнее. Кто-то из технического отдела предложил переоборудовать движки для работы на гремучем газе, и до недавнего времени имамы до хрипоты спорили, можно ли рисковать нашим единственным вертолётом.

Пока не была потеряна связь с отрядом отца Мак'Миллана. Удивляло не то, что они погибли в месте, где смерть дышит тебе в затылок; а то, что они погибли от огнестрела. До последнего времени мы считали, что в Багдаде не осталось никого, способного держать оружие.

Кто убил их?

Маги? Вполне возможно, но совершенно не похоже на них. Маги — это вам не рейдеры: они организованы так же хорошо, как и Инквизиция. Для операции в районе Невидимого Солнца послали бы опытный и слаженный отряд, а такой отряд действовал бы тихо и быстро, и уж точно не стал бы начинать перестрелку, когда противник говорит по рации.

Кем бы мы их ни считали: демонопоклонниками, опьянёнными силой идиотами, или просто заблудшими душами; грубая расправа — не их стиль. Это как раз больше похоже на рейдеров: но эти несчастные ублюдки не доберутся даже до границ Багдада — да и не то чтобы им очень уж хотелось.

Когда вертолёт только садился на широком полуразрушенном шоссе возле парка, от грохота винтов разбежалась стая облезлых псевдособак. Трупы наших братьев уже были серьёзно подпорчены их ненасытными зубами, но следы боя всё ещё были вполне различимы. Мы решили подождать с надлежащим погребением, чтобы обследовать поле битвы.

И в целом… битвой это вообще было сложно назвать. В таких случаях принято говорить: «это была не битва — это была резня», но и резнёй здесь не пахло. Прошлой ночью шестеро инквизиторов погибли практически мгновенно. Ни одного пулевого отверстия в асфальте — все пули били точно в цель: в голову или шею. Не только пули, кстати: у троих погибших раны на шее свидетельствовали, что их убили короткими стрелами, которые затем вытащили. Пули, которые мы извлекли, все были разного калибра. Характер ран и положение тел говорили о том, что по ребятам отработал отряд снайперов: стрелки укрылись по обе стороны дороги, ведущей к парку, в развалинах домов, и выстрелили практически одновременно.

Я послал двоих людей на поиски снайперских позиций и продолжил осмотр.

После боя лагерь обыскали. Пропали съестные припасы, медикаменты, патроны и всё оружие, что было у братьев, включая ножи. Счётчики Гейгера, бронежилеты, костюмы РХБЗ и даже рясы тоже пропали. Все данные, записи и образцы остались на месте.

Зайдя в обчищенный шатёр снова, я заметил на полу клочок бумаги. Вряд ли это был просто мусор. Я поднял и развернул бумажку:

«Бальшой Люди! Твая плахой люди! Сюда хади нету — прападай нету! Хади атсюда!!!». Что в переводе на человеческий язык, скорее всего, значило: «Ах вы сволочи эдакие, а ну проваливайте — целее будете!».

Даже полуграмотный фермер написал бы лучше. Ну как лучше… иначе. Возможно, он допустил бы больше грамматических ошибок, но построение фразы было бы другим. А это словно писал кто-то, не привыкший говорить ни на арабском, ни на сорани, ни даже на английском.

День разгорался. В химзащите становилось всё жарче. Мы вернулись в тень оставленного шатра. Разведчики, посланные искать позиции, доложили, что кое-где у окон пыль как будто убрана, а затем — насыпана заново. Гильз они не обнаружили.

Стрелки замели следы и забрали гильзы с собой. Нет, это точно были не рейдеры, а настоящие мастера городской герильи.

Впрочем недалеко от лагеря разведчики всё же нашли одну гильзу — но она не подходила ни к одной из обнаруженных пуль. Вывод — стрелял наш. От места падения гильзы тянулся тонкий кровавый след, который привёл разведчиков к запёкшемуся кровавому пятну у одного из бордюров. Крупные зелёно-жёлтые мушки почти слопали всю сукровицу, но, согнав их, ещё можно было увидеть очертания пятна. Кровь инквизиторов, напротив, выглядела более свежей.

Я вспомнил, что три дня назад, ночью, брат Родерик связался со штабом и сообщил о столкновении с мелким демоном. Но демоны не кровоточат — пули их вообще не берут. Это чисто магические создания, которых можно победить только магией или молитвой.

Мы посовещались, сложили всю добытую информацию. Картина боя представилась такой:

Дня два или три назад инквизиторы столкнулись с каким-то представителем местной фауны. Судя по докладу, существо было человекоподобным, поскольку его приняли за демона. Толком не разобравшись, братья открыли огонь и ранили существо, но ему удалось скрыться. Странно то, что оно отбежало не очень далеко, за бордюр, пробыло там некоторое время, а потом — снова ушло. Что бы это ни было, его труп так и не нашли.

Прошло несколько дней. Ночью, когда отряд собрался в лагере, его моментально перебили хорошо подготовленные снайперы. Они обобрали погибших и оставили записку с предупреждением.

Как будто магов нам здесь не хватало!

Последняя серьёзная война в истории человечества велась с помощью магии и «грязных» атомных бомб. Сердце нашей родины — Багдад — превратился в ад на земле. Христиане считают, что ад имеет кольцевую структуру: то, что осталось от города, вполне походит на Круг Первый или даже Второй. Радиационный фон здесь ужасен, в нормальных условиях это место должно было бы оставаться мёртвым. Таким оно и кажется: потрескавшиеся асфальтовые дороги — песок и время потихоньку стачивают их до зеркального блеска, и солнце отражается в них, не оставляя глазам ничего, кроме боли; сухой воздух напоён ядовитой пылью; Тигр почти обмелел; здания, если ещё не обрушились, грозят рухнуть в любую минуту; и на каждом углу: ржавеющие остовы автомобилей, брошенные чемоданы и сумки, осколки стекла, обгоревшие каркасы детских колясок с маленькими скелетикам, свисающими между обгорелых жердей.

И над всем этим царствует нестерпимо горячее и яркое солнце Иракской Пустоши: словно постовой на вышке, оно сканирует расплющенный жарой город, высматривает любого, кто осмелится попасться под его хищные лучи; оно иссушает и обжигает дороги, здания и любого, кто рискнёт заглянуть сюда.

Солнце ненавидит нас.

Город-призрак, город-труп. Но, если бы дело ограничилось только ядерным ударом, это был бы стерильный труп: иссушенная солнцем мумия, а то и вовсе горстка пепла. Но магия воскресила древний Багдад, точнее — не дала ему умереть до конца. И теперь город гниёт заживо, и это гниение не закончится никогда. В этом трупе полно червей — полуживых гротескных пародий на довоенную флору и фауну. Они пожирают и труп города, и друг друга, но это всего лишь одна из деталей общей картины.

Я бывал и в Сапфире, и в Агате, и во множестве деревень — там тоже есть чего опасаться. Но только здесь, в трупе Багдада, можно, например, открыть входную дверь какого-нибудь магазинчика и через неё выйти в окно десятого этажа дома на другом конце города. Только здесь можно зайти в один из многочисленных узких переулочков и напрочь потерять обратную дорогу, оставшись навеки ходить кругами.

Древние военные заклинания всё ещё держатся здесь. Эти следы городских боёв стократ опаснее любого минного поля. Оказаться не там, где ожидаешь, войдя в очередную дверь, ещё не самое страшное: здесь можно сделать шаг и оказаться в нескольких местах одновременно. По частям.

Но самый страшный след Войны находится на северном берегу Тигра: Разлом. Неизвестно, было ли его возникновение случайностью или безответственным стратегическим решением какого-то отчаявшегося мага. Неизвестна точная природа Разлома и где конкретно он локализован: мы знаем, что он в Багдаде, на северной стороне Тигра — точнее сказать не получается.

Что нам известно наверняка, так это то, что Разлом иногда открывается. Только в эти периоды его можно заметить. Он излучает во всех спектрах: светится, словно второе солнце, нагревает окружающее пространство, заглушает радиоэфир на всех частотах и бьёт, словно из пушки, заоблачными количествами радиации. Но страшнее всего то, что Разлом — не просто излучающая аномалия. Разлом — это проход куда-то ещё. Куда именно, никто не знает, а я даже боюсь представить: факт в том, что оттуда, с другой стороны, приходят Демоны.

Задача Инквизиции в этом регионе проста: охранять окружающий мир от того, что лезет из Разлома, а в перспективе — найти способ и закрыть его. К несчастью кое-кто имеет на Разлом другие планы. Как я и сказал, Магов нам за глаза хватает: мне бы очень не хотелось, чтобы в игру вступал кто-то третий.

Я встал.

— Господа. Мне неприятно это признавать, но похоже в Пустоши появилась ещё одна группировка. Возможно, она уже существовала какое-то время, но активизировалась только сейчас. Судя по тому, что нам удалось обнаружить, члены группировки не располагают серьёзным запасом оружия, и пользуются всем, что есть. Тем не менее они удивительно хорошо подготовлены, их навыки скрытного проникновения и городского боя — выше всяких похвал. У них, очевидно, очень много защитного снаряжения, препаратов и возможно даже магических артефактов, поскольку, как мы видим, они закрепились в районе Невидимого Солнца, что без специального снаряжения и фуража невозможно.

Я развернул и перечитал записку вслух.

— Как видите, Стрелки, будем пока называть их так, подделываются под стиль каких-то дикарей. С какой целью это делается, неизвестно.

Я сел.

— Ваши версии.

Надо было устроить мозговой штурм в любом случае. Но я, честно говоря боялся — боялся одной догадки, которая логично проистекала из всего, что мы знали: Стрелки — такие же существа, как и то, что попалось братьям три дня назад. Выжившие после Войны. Мутировавшие. Размножившиеся. И теперь ими двигала месть. Если это так, то мы здесь были в ещё большей опасности, чем думали.

— Может, это действительно Демоны?

— Демоны не имеют тел… ну, тел в нашем понимании этого слова.

— Откуда мы знаем, что они не обзавелись парочкой?

Бойцы начали спорить. Это позволило мне ненадолго уйти в себя. Я был ещё не готов выносить какие-то суждения, но не хотел проявлять нерешительность перед своими людьми.

— В смысле «обзавелись»? Как ты себе это представляешь?

— Н-ну-у-у…

— Капитан, а брат Родерик как-то описал того, кого убил?

Я вынырнул из размышлений:

— Он почти ничего не разглядел. Ростом с пятилетку, очень стройный… с глазами такими странными. А, вспомнил: брат Родерик говорил, морда у него, мол, кошачья была. И он улыбался. И нёс какую-то тарабарщину.

— Мне кажется, это на поверхности. Здесь есть какие-то гуманоиды: не обязательно демоны. Возможно, это потомки выживших: мутировали, одичали…

Этого-то я и боялся. Боялся настолько, что не смел высказать эту мысль вслух. Если это действительно были местные мумбы-юмбы, будь они хоть трижды партизанами — несколько хороших отрядов расправились бы с ними за пару дней. Но, раз они так защищались, значит им было, что защищать. Жилище, семьи, старики, женщины, дети. Мне совсем не улыбалось воевать против мирного населения, даже если это самое мирное население на поверку оказывалось не таким уж и мирным.

Человек должен во что-то верить, должно быть у него что-то высокое, к чему он стремится — то, где дорога его жизни заканчивается, сливаясь с небом. Неверие же ведёт к бессмысленности существования, а существование без смысла — тоскливо и мучительно. В довоенной истории полно случаев неправильного перевода и трактовки фразы «убей в себе неверие». Большие Люди, верящие во власть и деньги — это из-за них «убей неверие» превратилось в «убей неверного»; это из-за них покатились головы, доброе имя мусульман было опорочено, а слова «Аллах Акбар» для всех стали переводится как «Сейчас рванёт!».

Война заставила людей забыть многие вещи, и это — наш шанс восстановить не только этот мир, но и своё доброе имя. Но если мне скажут, что дорога к этой цели пролегает по черепам неверных, то я скажу, что мы заблудились.

* * *

«Третий ангел вострубил, и пала с неба большая звезда, горящая, как светильник, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя звезде сей — полынь, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.»

Как всегда — аллегорично, но очень точно Инджиль описывает последствия Последней Войны. Звезда-полынь действительно пала, да ещё и не одна — отравила и землю, и воздух, и воды, и многие погибли. Коран, в свою очередь, детально описывает признаки наступления Судного Дня. Две огромные армии, исповедующие одну веру, сразились и понесли огромные потери — причём произошло это не раз и не два; лжецы, называющие себя посланниками Аллаха, побежали наживаться на людской тревоге — и было их куда больше тридцати; из-за них и из-за предчувствия конца людская вера слабела; земля затряслась от многочисленных ядерных взрывов. История человечества всё быстрее мчалась к своему концу, тёмный люд бунтовал на улицах, а богачи купались в роскоши и пытались оправдать себя благотворительностью — они сидели в своих высоченных башнях, бессильно наблюдая, как гибнет этот мир; как Невидимое Солнце восходит на Западе, на Востоке, на Севере и на Юге — во всех концах Земли, а живые начинают завидовать мёртвым.

Итак, Киямат наступил. Мир погиб. Но мы почему-то всё ещё здесь. Это точно не рай; это и не ад — хоть и похоже. Где последние пророки? Где те, кто обновит веру и построит новый мир на руинах старого?

Меня часто посещают эти мысли. А потом я вспоминаю, что мы — обычные смертные, слуги Аллаха, и нам завещано хранить покой жителей Междуречья. Нам завещано хранить то, что осталось от этого мира; что бы там ни было написано в Коране — кто-то должен защищать обычных людей.

* * *

Наученные горьким опытом наших предшественников, мы заранее подготовились. Я лично связался со штаб-квартирой и обрисовал ситуацию. Я рассказал имамам, что предыдущий отряд пал жертвой либо дикарей, либо кого-то, изображающего их. Под моим командованием, помимо пилотов Чинука и медика, были ещё десять человек. Я приказал им разбиться парами и как можно незаметнее патрулировать местность вокруг лагеря.

Где-то через полчаса Али и Ахмеду удалось ни много ни мало поймать одного из этих существ. В Коране также говорится о нашествии племён Яджудж и Маджудж. Там они описываются как великаны: сильные, зловредные и настолько ушастые, что способны использовать свои уши как плащ. То, что мы видели, никак не соответствовало этому описанию.

Уши существа действительно были немного больше и подвижнее человеческих, да и зловредность была на уровне — но на этом сходство заканчивалось. Ростом и сложением существо напоминало девочку лет десяти-двенадцати: низкое, поджарое, с едва обозначившейся грудью… и раз уж так, то лучше всё-таки говорить «она». Али сидел и тихо ругался: эта вредина оттяпала ему палец, но это всё же не было поводом говорить о ней как он животном. Лицо девушки было очень необычным. Как и докладывали наши коллеги, оно носило «кошачьи» черты: очень большие тёмные раскосые глаза, короткий нос с широкой переносицей; на кистях рук и ступнях был заметен тонкий серебристый мех, хотя брови, ресницы и волосы на её голове были тёмными.

Двое крепких мужчин едва удерживали её — девушка так и норовила выскользнуть у них из рук. Она металась, дёргалась, рычала, клацала маленькими острыми зубками и осыпала нас отборной руганью. Говорила девушка на странной смеси арабского, сорани, английского и русского, так что я мало что понимал, но судя по интонациям это была именно ругань.

Поймав её, мы тут же переместились обратно в вертолёт — судя по большим глазам, эти существа выходят на поверхность в тёмное время суток, а на часах уже было без пяти двенадцать. Её товарищи вполне могли напасть на нас, так что мы серьёзно рассчитывали на броню вертолёта.

Я медленно присел перед девушкой на корточки. Спокойно, не моргая, посмотрел ей в лицо. В моей карьере было несколько подобных случаев. Особо опасный преступник или обезумевший маг — всё едино: если тебе надо с ним побеседовать, нужно показать бесстрашие и спокойствие.

Девушка немного успокоилась. С минуту мы играли в гляделки, а затем она рванулась ко мне, громко зашипев и оскалив зубы. Зрелище, конечно, то ещё, но бывало и хуже. Я только улыбнулся, хоть за противогазом она и не могла это увидеть:

— Я тебя не боюсь.

Девушка, видимо, была не из робких. Она улыбнулась в ответ, снова оскалив зубы:

— Ана ласт хайяфанан, бальшой люди! — дерзко бросила она. По-моему это означало то же самое.

— Меня зовут, — я приложил руку к груди, — Кадир ибн-Мутаз аль-Кальб-Аллессад.

— Инзыскавиздаймондс, — неохотно ответила девушка после небольшой паузы.

Кому вообще могла прийти в голову мысль назвать дочь в честь песни группы Битлз?! Ладно, это к делу не относится. Что было сейчас действительно важно — так это допросить её. Как это сделать, я ещё не знал, но какое-то взаимопонимание у нас с ней уже было.

— Хм… ты не против, если буду звать тебя просто Люси?

Я и не надеялся, что она поймёт. Однако, едва услышав имя Люси, девушка вздрогнула и отшатнулась: впервые за всё время нашего знакомства на её лице появился страх.

— Халь шаман?! Халь стил май исм?!

Я вопросительно взглянул на сослуживцев: они только пожали плечами.

Вот так задачка. Исм у нас значит имя собственное. Шаман — известно кто. Стил и Май — это, скорее всего, английские слова. Та-а-ак, дай Аллах памяти… стил… стил значит… «сталь»? «Всё ещё»? Нет, похоже тут уместнее «красть». А май… а, точно: «мой». И что мы имеем в итоге? Похоже, она решила, что я «шаман», потому что украл её имя. Значит, у этих существ по два имени: одно — официальное, второе — личное. Не знаю, слушают ли эти дикари Битлз, но судя по всему, официальное имя этой девушки — Инзыскайвиздаймондс, а личное — Люси. Официальное она мне назвала, а личное я угадал. Если я правильно понимаю, у них тут что-то типа культа карго, а именам приписываются мистические свойства — знающий твоё личное имя имеет над тобой власть. Поэтому она так испугалась. Логично.

Я кивнул. Её заблуждение могло помочь мне утихомирить пленницу.

— Да, шаман, — я аккуратно, но твёрдо положил руки на её плечи. — Люси, — кивнул бойцам, чтобы они её отпустили.

— Ты уверен?

— Да. Ты же знаешь, я хорошо лажу с буйными.

Бойцы неохотно повиновались: они отпустили руки девушки и отошли.

Люси смотрела мне в глаза и дрожала. Сложно было представить, что сейчас творилось в её голове. Я украл её имя, я имел над ней власть, я был для неё богом — и она ненавидела меня. И теперь в ней боролись страх и ненависть. Нужно было быть с ней поласковее: там, под городом — целые полчища таких же, как она, и дело всё ещё можно решить миром.

— Люси… — повторил я уже с отеческими интонациями, ещё держа руки на её плечах.

Возможно, она участвовала в том побоище и убила одного из наших. Она откусила моему бойцу палец. Я пытался увидеть перед собой врага, преступника — но не мог. Я видел перед собой маленькую испуганную девочку, хоть и не знал, сколько ей лет на самом деле.

Некоторое время мы просто молча глядели друг на друга.

— Мая… — начала она тихо; голос предательски дрогнул, она запнулась и начала сначала, — Мая бойся нету! — выдохнув это, она с шумом втянула воздух сквозь зубы.

— Это хорошо. Всё хорошо… — что бы я ни собирался сказать, всё прозвучало бы лживо. Но я не врал. — Успокойся. Мы не причи…

— Молчи! — Люси стряхнула мои руки. Бойцы резко подняли оружие.

— Не стрелять!

— Молчи! — буря эмоций и почти полное незнание языка заставляли её выплёвывать слова с короткими паузами. — Твая… бальшой. Твая сильный.

— Люси, послушай… — я встал и начал медленно отходить.

— Твая… — Люси тихо зарычала, потирая лоб пальцами — она вспоминала слово. — Твая убийца! Твая плахой люди!

Сзади к Люси начал приближаться один из моих бойцов: он перехватил автомат поудобнее, намереваясь треснуть девушку прикладом. Я жестом остановил его.

— Твая — бог. Мая — маленький. Мая — слабый. Но! — Люси, до сих пор стоявшая пригнувшись, выпрямилась. — Мая — лучше. Мая бойся нету!

И одним резким прыжком она преодолела разделяющее нас пространство. Я упал. Кто-то рванул её за воротник — ещё немного, и она перегрызла бы мне глотку.

Все свалились в кучу.

— Чёрт!

— Держи её!

— Это чья нога?

Клац!

— Ай!

— Где верёвки?!

— Ах ты мелкая…

В конце-концов мы кое-как связали её. Едва бойцы встали, послышались выстрелы. Я выглянул в окно: десятка два этих существ, бежали к вертолёту, стреляя на ходу. Кто-то звал Люси.

— Закрыть люк! — заорал я, — Взлетаем, немедленно!

Ну вот… хотел, как лучше, а получилось — как всегда. Хорошо ещё, что мы успели похоронить братьев и забрать образцы.

Так войны и начинаются: кто-то кого-то не понял, кто-то дал волю эмоциям — и понеслась. Когда мы подлетали к штаб-квартире, уже светало.