Пока идёт дождь (гет)

Примечание к частиЯ поняла, что идей у меня куча, но охватить я это не могу, начиная свои работы и никогда не заканчивая их. Но я исправлюсь. Обещаю.

Хотя, вспомнила, что это зависит не от меня, а от чудика, живущего во мне и съедающего все мои нервы — настроения.Нью-Йорк — город контрастов. Никогда не знаешь, что нового он тебе откроет сегодня и каким будет завтрашний день. Множественная серая масса людей кочует по одному и тому же маршруту каждый божий день от дома до работы, и в суматохе никто из нас не успевает заглянуть в лица прохожих. А может, где-то здесь затаился твой человек.

Вообще, я не верю во всю эту розовую муть с любовью навсегда, с первого взгляда и до самой смерти. Это всё выдумки, навязанные нам с самого детства сказочками да прибаутками. Принц на белом коне формирует стереотипное мышление об идеальном мужчине. Но где его отыскать, скажите мне? Принцесса сидит, в носу ковыряется, ожидая своего ненаглядного. Где это видано? Так и до старости просидеть можно. А кто, скажите на милость, будет вас, мадам, кормить?

Ну, конечно, у них, у королевских особ, всё намного проще и понятней в плане повседневной жизни. Но когда ты живёшь в одном из самых дорогих городов Америки, приходится пахать в три смены, чтобы оплатить жильё и мало-мальски устроить себе нормальный уровень. Хотя нормальность в этом контексте понятие субъективное.

К сожалению, жизнь устроена так, что приходится брать быка за рога. И в общем плане, и в плане более узком — личной жизни. Я в этом вопросе опять же среди аутсайдеров. Ну, что поделать, если ты не принцесса, не красотка с идеальной фигурой, не богачка с влиятельным отцом, а всего лишь тихий человек, один из приспешников сообщества серых уличных масс, живущих на работе. Врождённое чувство смущения не даёт мне права проявить инициативу в вопросе отношений. Да, я считаю, что мужчина должен быть инициатором. И если никто не подошёл, значит никому ты не приглянулась, а раз так, то чего навязываться. Это самое низкое дело, на которое могла бы пойти женщина, если она считает себя достойной. Я из тех, кто будет гордо поднимать нос, делая вид, что мне всё равно, и продолжать жить на пару со своим одиночеством. Да мне и не скучно вовсе, и не печально. Некогда об этом думать.

Покинуть родительский дом в восемнадцать лет — обычная практика для всех типичных американцев. И вполне объяснимая. Пташка вылетает из гнезда навстречу лучшим годам своей жизни… Но никто же не говорит, что эта самая жизнь стоит на пороге и подстерегает с битой в руке, чтобы огреть тебя как следует по башке. Взрослая и независимая, она оказалась не такой весёлой, как мне думалось.

Устроиться на работу первое время было непросто. Кем я только ни была: и официанткой, и уборщицей, бариста в близлежащем Starbucks, барменом в ресторане напротив. Когда за жильё приходится отдавать больше половины зарплаты, нужно как-то выкручиваться.

Год моей независимой жизни ознаменовался прекрасным событием — я нашла более или менее хорошую работу. Не моя мечта, но всё же для девятнадцатилетней девушки вполне неплохо. И платят, конечно, не миллионы, но вполне хватит, чтобы сократить список своих подработок хотя бы вдвое. Надо отдать должное моим родителям: они привели меня в музыкальную школу ещё четырехлётним ребёнком и каждый день заставляли насильно отрабатывать гаммы на старом потёртом пианино. Никогда не думала, что это пригодится. Но да, так оно и вышло. И теперь я играю аккомпанементы на занятиях в балетной школе. И немного ближе к своей мечте.

С самого детства я восхищалась балетными танцами, грацией балерин, лёгкости, плавности… Кажется, что во время танца она не двигается, а лишь порхает, слегка касаясь пальчиками ног пола. И я так хотела. Мечтала парить на сцене, расправить крылья белого лебедя. Но увы… Природная конституция встала наперекор моей мечте. И все мои занятия в балетной школе полетели коту под хвост, когда мне стукнуло пятнадцать.

Подходя к зеркалу, я оглядываю себя с нескрываемым отвращением. Всё ниже шеи ненавистно мне. Многочисленные диеты не дали мне ничего, кроме проблем с пищеварением, и иногда кажется, что я толстею просто от воздуха. И кто придумал, что Ким Кардашьян — эталон женской красоты? Уже давно человечество оставило в прошлом моду на пышек кровь-с-молоком, забыв её на задворках истории. По моему мнению, это не эстетично — трясти складками на животе и сверкать целлюлитом на заднице. Куда приятней видеть тонкий изгиб тела, почти физически ощущать хрупкость изящной фигуры, порхающей и лёгкой. Я бы могла побороться с Кардашьян за звание самой аппетитной женщины мира, но когда вспоминаю, что моя грудь четвёртого размера поставила крест на моей карьере балерины, то самой от себя противно. Вот если бы срезать мне спереди и сзади лишние выпуклости, то и не надо было бы на диете сидеть. Кто-то скажет, что завидует мне, или всегда мечтал о пышных женских формах, но это не про меня. И иногда я дуюсь на своего отца и бабушку, от которых мне и досталась такая богатая афроамериканская конституция тела.

Впрочем, кое-что и от белой матери перепало. Странно иногда видеть среди прохожих светловолосую афроамериканку со слегка голубоватым оттенком глаз. Я бы назвала его поносным, но папа говорит, что это цвет настоящего камня-самородка. И откуда он взял, что этот самый камень именно голубой с примесями светло-коричневого? Я бы не сказала, что сильно выделяюсь из толпы мышиным цветом волос и более светлой, чем у моих родственников, кожей, но эти вьющиеся кудри мне изрядно поднадоели, и порой можно увидеть картину «девочка с вороньим гнездом на голове», передвигающуюся по улицам Нью-Йорка. Да всем, по большому счёту, наплевать, кто идёт рядом, так что можно не париться.

Тётя Бонита уже несколько месяцев жаловалась, что я её не навещаю. Не то чтобы Рокси превратилась в безответственную племянницу, но живёт тётушка в двух часах езды на метро от моего дома. А потом ещё на автобусе минут двадцать добираться. Я вообще удивляюсь, что в тот забытый всеми район ещё заезжает общественный транспорт. Моя воля, так огородила бы колючей проволокой округу и запретила любое передвижение в и за пределы. Да, моя тётя живёт в настоящем гетто, именно в таком, какой можно увидеть в типичных тупых гангстерских боевиках про мелких наркодилеров, сутенёров и ещё по мелочи всяких жуликов. Уже не раз мы настаивали на её переезд в другой район, но живет тётушка в государственном жилье по программе, и другого варианта ей пока не предложили. Да и какой толк — ей уже семьдесят два скоро стукнет, из дома она почти не выходит, воровать у неё нечего, да и соседи, хоть и хулиганят, но всё же старушку не трогают. Она умудряется даже прикармливать их своим фирменным печеньем с глазурью, так что можно назвать её мафиозной бабулькой. Тётушка старший ребёнок в многодетной семье отца, так что ничего удивительного, что у них большая разница в возрасте.

После того, как я получила новую работу и уволилась с парочки других, появилось время навестить дорогую родственницу. Да и повод был отпраздновать мой маленький успех в карьере. Ну а что, всё лучше, чем полы намывать.

Тётушка встретила меня более чем радостно, не скрывая эмоций и визжа во всё горло. Наша семья вообще шумная и бурно выражает все свои чувства. Хотя, пока в своей жизни мне не приходилось встречать спокойного и закрытого от всех афроамериканца. И даже если он и будет казаться таким вначале, то просто включите ему музыку, и увидите такое преображение, что челюсть отвиснет. Танцы — это у нас в крови.

Но в семье, как говорится, не без урода, и видимо, я пошла характером в родню со стороны мамы. Может, поэтому я так легко могу затеряться среди толпы белых американцев.

— Я как раз испекла вкусный пирог. Между прочим, твой отец его очень любил в детстве, — высказав мне все претензии по поводу того, какая я неблагодарная сволочь, раз забыла свою родную тётю, и наконец успокоившись, тётя Бонита достала из духовки своё лакомство.

— Я на диете, ты же знаешь, — ответила я и даже не узнала своего голоса. Находясь сама с собой я обычно молчу, и редко могу кинуть пару фраз на работе среди сотрудников, и слышать свой голос в тишине комнаты без гула толпы, шума музыки или же бурчащих клиентов даже как-то странно.

— Вот опять ты, — поставив руки в боки и страшно выпучив глаза, воскликнула тётя. — Сколько раз тебе говорю: женщина красивая только тогда, когда есть на что посмотреть. Что это за мода сейчас, ходит без лифчика, а под майкой одни соски торчат? — при этих словах тётушка сделала две дули и приставила их к своей пышной груди, а затем обхватила её и слегка сжала. — Вот это я понимаю, добро, так добро. И подержаться есть за что.

— Тётя, — пожурила я её. Ну, правда, всё у них сразу в одно выливается. Знаю я все эти разговоры. А где твой бойфренд, а когда ты найдёшь себе кого-нибудь? А надень-ка юбку покороче, да маечку поглубже. Как будто привлечь больше нечем.

Но мою родственницу было уже не остановить.

— А что? — размахивая руками, воскликнула она. Женщине уже восьмой десяток, а она всё туда же. Не удивлюсь, если у неё до сих пор есть какой-нибудь ухажёр. Признаться честно, свой возраст ей не дашь. Это безусловное преимущество всех темнокожих — они вечно молодые. — Вот посмотри на меня. Какая шикарная женщина! А если бы я была как доска, думаешь, твой дядя Джон посмотрел бы на меня? А он был ещё тот Дон Жуан, все девчонки от него с ума сходили. Он всегда говорил: хорошей женщины должно быть много.

Я только молча закатила глаза. Её всё равно не переспорить, так что нечего и начинать. Из уважения и чтобы не слушать нотации снова, положила себе небольшой кусочек пирога и решила ковырять его весь вечер, чтобы не пришлось принимать добавку. Запах, конечно, был божественный. Печёные яблоки в сочетании терпковатого аромата корицы. И кружочек ванильного мороженого на пока ещё горячий кусочек лакомства. Как подумаю, сколько это калорий, так дурно становится.

Новость о новом месте работы порадовала тётушку — она всегда считала, что я должна заниматься чем-то стоящим, и играть аккомпанементы было лучше, чем варить кофе. По крайней мере, она так думала.

— Буду поближе к своей мечте, — высказалась я, упомянув, что работаю теперь в балетной школе. Тётя только закатила глаза на это.

— Забудь уже про этот балет. Сдался он тебе. Мучить себя, голодом морить. Ради чего? Ради того, чтобы какая-то тётка ходила и говорила, что ты слишком толстая. Никогда не будешь для них хорошей, помяни моё слово!

Да, она всегда была против затеи с балетом, приговаривая, что детей уродуют с самого детства, ломая им ноги. Но в своё время меня это не остановило уговорить родителей отдать меня на занятия. Но у природы был свой план на мой счёт… И когда из всей группы я первая надела лифчик, то наш балетмейстер уже начала коситься недобрым взглядом. А подростком, когда уже было невозможно стягивать перевязками выпирающую грудь, и вовсе выгнала из школы. Мой приговор — слишком упитанная. Тогда тётушка Бонита чуть не начистила ей костлявую рожу, но папа её вовремя остановил.

Теперь, отделившись от родителей, своими силами стараюсь накопить на колледж, что кажется совсем нереальным делом. Хочу взять ссуду в банке, но это не так легко и всё равно необходимо добавить на первый взнос. Так что поэтому и приходится крутиться на нескольких работах.

Моих родителей нельзя назвать богатыми людьми. Простые работяги из пригорода. Раньше мы жили в штате Джорджия, где до сих пор обитают почти все наши родственники, но отца перевели по работе в Нью-Йорк, и это даже лучше для меня. Цены здесь, конечно, конские, первое время было нелегко. Поэтому я решила, что не буду брать денег у родителей (уверена, что накопления у них очень скромные) и всего добьюсь сама. Вот такое у меня пари с судьбой, поэтому я там, где я есть.

— Рокси. — Голос родственницы вывел меня из своих мыслей. Я знаю этот хитрый кошачий тон. И уже не хочу слушать продолжение. — Скажи своей тётушке, ты нашла себе молодого человека?

Опять двадцать пять.

— Нет, — коротко отвечаю я, тоном голоса показывая, что не хочу говорить на эту тему. — Мне некогда об этом думать.

Тётушка расплылась в сладкой улыбке. Знаю, что эта женщина что-то неладное задумала.

— У меня есть один на примете, — заговорщически сказала она. — Высокий умный парень, очень вежливый. Дэвид Джонс.

Ох, знаю я это уже всё. Она пытается втюхать мне это чудо с тех пор, как я переехала ближе к центру и живу одна. Никогда не видела этого Джонса, и вначале не понимала, как он мог затесаться среди местных бандюг, но оказалось, что он — почтальон и обслуживает этот район. Да, здесь работать непросто, почту могут и своровать, и колеса пробить, и в глаз заехать… Поэтому они отдали сложный участок самому рослому работнику, вид которого уже внушает страх.

— Тётя, у меня нет интереса. — Она опять прожгла меня недовольным взглядом.

— Ты ещё его не видела, а уже так говоришь. В следующий раз я вас познакомлю. А между прочим, ты ему понравилась.

От этих слов я аж чаем поперхнулась.

— Мы разве встречались? — Не припомню такого.

— Я показывала ему твою фотографию. Сказала, что ты в колледже учишься на дизайнера. Ты бы видела, как у него глаза загорелись. Я-то знаю такой взгляд. Сразу вспомнила твоего дядю. Он всегда так смотрел на меня, как хищник на свою жертву.

Это уже попахивает чем-то страшным. Встречаться с этим Джонсом у меня не было никакого желания. Но чтобы тётушка отвязалась, натянула улыбку на лицо ради её поощрения. Свой долг навестить старую родственницу я выполнила, теперь осталось осуществить миссию «не попадайся больше ей на глаза».

За окном уже стало темно, а в этом районе города, естественно, автобусы имеют короткое расписание. Попрощавшись с тётушкой и заверив её, что может быть попробую познакомиться с тем парнем, вышла на улицу.

Было прохладно. В Нью-Йорке вовсю царила осень, и в этом году уж слишком дождливая. Закутавшись в свой шарф, мелкими шагами быстро продвигаюсь до остановки. Проверила часы — вроде успеваю. Главная улица на перекрёстке уходит в тупик, и приходится сворачивать на небольшую подъездную к домам дорожку. С фонарями у них явная проблема, на всю улицу один-одинёшенек стоит на том конце. А может, они и сами все лампочки повыбивали, чтобы творить всякие дела…

Жутковато, если честно. Привыкнув к спокойному району Манхеттена, где даже ночью вполне себе можно пробежаться от работы до дома, я уже забыла, что значит опасаться всяких маньяков за углом. Проверила газовый баллончик в кармане на всякий случай. Вроде на месте.

Моя цель уже не так далеко, всего три квартала осталось, но здесь темно как у… впрочем, неважно. На улице так непривычно тихо, что стук ботинок о мокрый асфальт разносится гулким отзвуком по всему району. Не могу контролировать громкость, тороплюсь на автобус. В этом месте чем быстрее топаешь, тем целее будешь.

На пути передо мной возникла рослая фигура, и стало страшновато. Засунула руку в карман и обхватила баллончик. Шёл мужчина не спеша, присвистывая и накручивая на палец какую-то цепочку. И откуда он взялся, непонятно.

Перехожу на другую сторону улицы, чтобы не наткнуться на него, и ускоряю шаг. А он продолжил идти дальше, так же жутко медленно и лениво, будто и не заметил меня, только его ехидный смех резал слух, заставляя моё сердце ускориться под такт шагов.

Я поняла, что зря перешла дорогу только тогда, когда вместо одной фигуры на той стороне появилось три на этой. И они уже не шли мне навстречу, а перегородили путь. Решила не отвечать на провокацию, а свернуть опять с тротуара и перебежать, но откуда не возьмись сбоку тоже выросла фигура мужчины, и за спиной ещё одна. Меня взяли в круг, и я стала пятиться назад, пока не уткнулась спиной в стену. Теперь хотелось крикнуть тому свистящему парню о помощи, но наверняка это было бы бесполезно.

— Кто это у нас здесь? — почти пропел один из толпы, самый мелкий, почти с меня ростом. Сегодня я специально ничего не делала со своими волосами, только собрала их в хвост, чтобы мелкие кудряшки выдавали мою принадлежность к темнокожим, надеясь сойти за местную. А кто знает, может, я кузина главного наркодилера в этом районе? Но думаю, этим парням всё равно кого грабить.

— У меня ничего нет, — пролепетала я, прикладывая свободную руку к груди. В кармане уже сдавила баллончик до такой степени, что он грозился взорваться. Мысленно прикинула, что брызгать в глаза этому мелкому было бы чревато, на остальных газа не хватит, да и схватят они меня быстрее.

— Ну, почему же, — опять заговорил слащавый голосок. — У такой милой девушки наверняка найдётся что-то интересное.

Он подошёл почти вплотную и провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке, вызывая противную дрожь. Я отвернулась — не хотела, чтобы этот чудик прикасался ко мне, но его взгляд уже плавал по моему телу, хотя сегодня я была в свободной куртке, не выдававшей всех «прелестей» моей фигуры. У меня коленки подкосились, и ноги затряслись от страха. Их пятеро, а я одна. И если им не нужен мой кошелёк, то нетрудно догадаться, что они хотят получить. Дыхание стало рваным, и клубы пара, выдыхаемые мной, наполняли воздух тонкой пеленой. Нужно было кричать (хотя здесь это бесполезно), но голос не слушался меня.

Мужская рука нахально опустилась на мою грудь, и я видела даже ночью, как его дьявольские глаза зажглись от восторга. И даже теперь моё тело сыграло злую шутку. Хотя не думаю, что если бы я была более хрупкого телосложения, то они бы меня отпустили, но хотя бы быстрее утратили интерес.

Не выдержала, достала из кармана баллончик и прыснула содержимое ему в лицо. Послышался отборный трёхэтажный мат, мужчина скрутился, прижимая ладонь к глазам, а я рванула со всей дури, что есть сил, и бежала куда глаза глядят. Но была слишком самоуверенна, так как сзади кто-то более сильный и явно выше того чудика схватил меня и потащил в тёмный переулок между домами. Теперь-то я кричала во всё горло и брыкалась, пытаясь заехать ему сумкой, но он один был сильнее меня. А что говорит об остальных.

Мелкий продолжал чертыхаться и поливать меня нецензурной бранью, следуя за всеми. Крупная фигура отпустила меня — всё равно бежать некуда.

— Вы знаете, ему надо промыть глаза, иначе он ослепнет. Это чистая правда, ослепнет навсегда. Поэтому вам лучше поторопиться. — Что я несу? Надеюсь, что они ринутся относить своего друга домой и залечивать его раны? Тем более действие газа стало пропадать, раз чудик разогнулся и перестал прижимать руку к глазам.

— Ты поплатишься у меня за это, тварь, — рыкнул он, выходя вперёд.

По сторонам — стены домов, сзади — свалка мусора, через которую не пробиться. Бросаю быстрый взгляд на контейнеры и нахожу старую биту. Почему-то думаю, что мне повезло, будто это не спортивный инвентарь, а автомат Калашникова. Хватаюсь за биту и выставляю перед собой. В толпе слышится смех.

Мелкий продолжал подходить ближе, и я замахнулась, чтобы ударить, но он увернулся. Ничего, мы с папой часто играли в бейсбол в детстве, так что я знаю пару приёмчиков. Живой я им не дамся. Лучше сразу умереть.

Завожу биту сверху, чтобы он встал в защитную стойку, но бью резко по бедру, и он снова скручивается, матерясь какими-то несусветными словами. Я даже такого лексикона не знаю. Остальные стали подтягиваться, и с ними уже не так легко справиться. Но ты сможешь, Рокси. Выбора нет. Отхожу назад, насколько могу, боюсь нанести удар первой. Эти парни повыше, да и побольше, их не вырубить так легко, тем более сразу двоих. Я замахиваюсь битой, но один из нападающих просто перехватывает её рукой с другого конца и легко отнимает. Чёрт! Дело плохо.

Рисую в голове пути к отступлению. Надо прорываться через них. Можно оббежать с краю, но сзади них ещё двое. Ладно, думать времени нет, придётся импровизировать.

Быстро приближаюсь навстречу двум амбалам и резко ухожу в сторону от тянущихся ко мне рук. Теперь я зажата в кольце. Оцениваю ситуацию. Никак не пробиться к выходу на улицу, парни настроены серьёзно, оккупировали со всех сторон. Но если только попробовать с другого краю юркнуть. Пытаюсь рвануть к образовавшемуся окну между телами, но сзади меня уже хватают за плечи и поднимают от земли.

— Дай ей как следует, чтобы знала, — командует мелкий, и меня бросают в сторону об стену. Столкновение было неприятным, но не таким страшным, как ощупывающие меня сзади руки. Чтоб тебя! Он уже пытается стянуть с меня штаны, и тогда становится реально страшно. Адреналин резко падает, а вместе с ними и моя решимость бороться. Их слишком много, и, к сожалению, я не владею боевыми искусствами, а в кармане у меня не лежит пистолет. Но сдаваться — это не наш метод.

Пытаюсь развернуться, но нет нужды. Мужчина сам разворачивает меня и прижимает к стене. А вот это зря. Моё колено стремительно наносит удар прямо ему между ног, и он скручивается от боли, шипя сквозь сомкнутые зубы. Чтоб у тебя там вообще всё отвалилось!

Ринулась резко в сторону, на фоне всеобщей паники, но меня снова схватили и кинули уже в противоположную стену. Чувствую, как нога спотыкается об какой-то выступ, и я падаю. Чёрт, этого ещё не хватало! Ноющая боль пробивает всё тело, виски словно резко сдавили в тисках, и я тихо завываю, падая на землю и натыкаясь на какой-то штырь. А вот это уже больно! Нереально больно. Кожа по краю бёдра рвётся, и из рваной раны сочится кровь. Руки резко пробивает мелкая дрожь, я даже не могу коснуться ранения. Бежать некуда, я сижу, облокотившись о стену и, пришпиленная к земле, смотрю вверх, думая, что это конец. Лучше мне умереть сразу после всего этого и не помнить ни о чём. В глазах мутнеет, не вижу перед собой ничего. Сознание периодически отключается, видимо, от болевого шока. А может, и к лучшему. Не хочу всё это чувствовать и видеть. Противно.

Сквозь туман в голове слышу приглушённые возгласы толпы, стоны и тупые отзвуки приземлившегося на землю чего-то тяжёлого. Кажется, затеялась драка. Может, не могут поделить, кто первый ко мне подойдёт? Я бы убежала, воспользовавшись моментом, но не могу. Ногу не чувствую, только жар в нижней части тела. Я просто опускаю голову и смиренно жду казни.

Через некоторое время звуки прекращаются. Слышатся удаляющиеся шаги, и я даже не понимаю, что происходит. Пытаюсь приглядеться, но не могу сфокусироваться. Ничего не вижу.

— Ты в порядке? — Чей-то грубый глубокий голос доносится до меня, но я уверена, это не один из толпы. Кто-то вызвал полицию?

— Кажется, я ранена, — тихо отвечаю я, прерывисто дыша. Слышу, как он подходит, но не в силах поднять голову.

— Да, дело дрянь, — провозглашает голос вердикт, и я чувствую, как он ощупывает мою ногу, и острая боль пронзает всё тело, заставляя меня вскрикнуть и схватиться за чужую руку, чтобы остановить. — Лодыжка, кажется, сломана.

Неизвестный что-то приложил к раненому бедру, слегка прижимая ладонью.

— Царапина глубокая, но жить будешь.

— Вы полицейский? — спрашиваю я, так как всё ещё не могу рассмотреть спасителя. Послышался приглушённый смешок.

— Нет. Я волонтёр. Дежурю здесь периодически. — Голос казался глубоким, таким низким, будто и не человеческим. В другой раз мне стало бы страшно, но теперь, когда основная опасность миновала, то голос спасителя казался елеем для моих ушей. Я слабо улыбнулась.

— Мне повезло, что вы были рядом, — в ответ послышалось довольное фырканье. — Спасибо.

Мой спаситель молчал, видимо, думая, как меня транспортировать до ближайшей больницы. Вызывать неотложку очень дорого, проще заплатить за такси. Но совсем неожиданно я потеряла опору под собой и взлетела. У меня уже не было сил открыть глаза, и я опустила голову на плечо неизвестного, пока он нёс меня куда-то. Мне уже было всё равно куда. Его куртка была странной на ощупь, твёрдой на груди, и шершавой, но более мягкой на плечах. Может, мотоциклетная? Я совсем потеряла голову, мне казалось, что я парю. Ветер развевал мои волосы, и появилась мысль, что мой спаситель бежит сломя голову, неся меня на руках. А я ведь совсем не лёгкая. С такими габаритами непросто сохранять вес в сорок пять килограммов. Но и неизвестный мужчина был совсем немаленьким, раз так легко продолжал держать меня на руках и нестись.

Через какое-то время я ощутила под собой холодную скамейку. Меня опустили дожидаться такси, по всей видимости. Послышались удаляющиеся шаги, и я интуитивно схватила спасителя за руку. Мне так показалось. Хотя кожа была холодной и шершавой. Может, перчатки? А ладонь просто огромной. А может, это не ладонь была?

— Как мне вас найти? — Мне хотелось посмотреть в глаза ему и сказать спасибо, после того как окончательно приду в себя. Хотя бы увидеть в лицо этого богатыря-волонтёра.

— Не надо меня искать. — Ответ меня огорчил, и я отпустила чужую руку. — Береги себя.

Больше я ничего не слышала. Только сирены машины, чьи-то возгласы и крики. Кажется, кто-то звал меня, но я не могла отозваться в ответ. И полное отключение от реальности. И только пиканье приборов сквозь мутную пелену оповещало о том, что я ещё жива.Примечание к частиЯ должна сказать, что здесь взята за основу вселенная фильмов 2014-16 годов и на это есть причины.

1. Я считаю, что рост в контексте данной работы имеет значение, и очень неудобно внушать страх в окружающих полутораметровым мутантом.

2. Характер Рафаэля в фильме отличается от привычного стандарта TMNT 2003. Он более сдержан, чем обычно, и менее импульсивен. Это тоже оказалось весьма удобным.

3. Хотя я уже упоминала рост в первом пункте, но всё же внешность Рафа выделила отдельно. Есть в нём какая-то своя харизма, которую хочется подчеркнуть.

Сноски:

Фрэнк Синатра — американский джазовый певец. Славился романтическим стилем исполнения песен и «бархатным» тембром голоса.

Энди Уильямс — американский эстрадный исполнитель и актёр, который отличался мощным голосом и непринуждённой, раскованной манерой исполнения.

Звук пикающих приборов раздражающе давил на виски. И почему они такие громкие? Кто-нибудь, отключите их, пожалуйста! А я ещё немножко посплю…

Голова жутко болела, будто кто-то расколол её топором надвое, и сон как рукой сняло. Глаза ужасно щипало, когда я наконец разомкнула тяжёлые веки. Надо мной нависал серый потолок в мелкую чёрную точку, а неоновая лампа резала зрение, словно кто-то приклеил кусочек солнца прямо над моей головой. Где я? Это что, больница?

Тревожное выражение лица папы испугало меня. Он здесь, значит случилось что-то ужасное. Папа подошёл ближе и взял мою руку, некрепко сжимая.

— Ну как ты? — почему-то шёпотом спросил он, убирая непослушные пряди у меня со лба.

Мои родители живут далеко от Большого Яблока, в маленьком городке Уотертаун почти на границе с Канадой. Путь не близкий — три с половиной часа без пробок по трассе. Мама работает учителем начальных классов, папа выводит новые сорта винограда на местной частной винодельне. Неплохой заработок для маленького уютного городишки. Переехали они туда год назад и уже отлично устроились. Я же осталась в Нью-Йорке, в одиночку покорять его вершины.

Пытаясь вспомнить прошлый вечер, я зажмурила глаза, думая, что так смогу подавить приступ мигрени. Но всё в голове плыло, мысли путались, и последнее, что я помнила — удаляющаяся в темноту парка крупная фигура. А может, это был сон?

— Я не знаю. Я… А где мама?

— Она не смогла приехать, — присаживаясь на кровать, ответил папа. — Её коллега на больничном, не могла подменить. Да и я уговорил остаться дома. Ты же знаешь, какая она впечатлительная.

Да, это верно. Несмотря на то, что чрезмерная эмоциональность в нашей семье больше касается родни со стороны отца, мама, хоть и более сдержана, но всё же очень ранима. О таких людях говорят «человек без кожи». Любой стресс, хмурый взгляд или неправильно подобранное слово может задеть её до глубины души. Я, естественно, пошла не в неё, и хоть поведение тёти Бониты мне чуждо, но в обиду себя не дам и в панику кидаться не буду. Боевой дух у меня от отца.

В смуглой руке папы моя ладонь казалась совсем светлой, и мне стало по-домашнему уютно рядом с ним. Я уже так давно не видела своих родителей. Последний раз, наверное, полгода назад. Всё времени нет с этими бесконечными подработками, да и они стали мне гораздо меньше звонить, чтобы не надоедать своей «самостоятельной» дочери.

Я попыталась приподняться на кровати, но левая нога неприятно заныла, и, прошипев сквозь зубы, я опустилась обратно. Только сейчас заметила на ноге фиксирующий гипс. Бандаж? Как это называется?

— У тебя вывих лодыжки, — ответил папа на мой немой вопрос. — Доктор сказал, что ничего страшного нет. Походишь немного с этой штукой, да перевязки поделаешь, и через пару недель, может, станет лучше. А вот шрам на бедре, скорее всего, останется.

Я коснулась ноги поверх больничной накидки и нащупала шершавую повязку. Ах да, я же, кажется, упала на что-то острое. А почему? Меня толкнули.

— Их было пятеро, — задумчиво сказала я, пытаясь изо всех сил вспомнить тот день. Папа явно оживился от этих слов.

— Ты помнишь хоть что-то? Кто-то напал на тебя? Кто это был? Ты запомнила лица? Они… они успели… они не причинили тебе вред?

— Один такой мелкий был, он всё время был впереди, а остальные почти ничего не говорили. И я… меня схватили. Но кажется… кажется, там ещё кто-то был… Эх, никак не могу вспомнить.

Я ударила себя по лбу, шипя от негодования и резкой боли в затылке, и обессилено опустилась на подушку.

— Ничего, ты отдохни немного, — успокаивающе поглаживал мою руку папа, и его голос навеивал невероятное спокойствие, будто и не было ничего. Будто это всё сон.

Но покой мне только снится. С дикими воплями в палату буквально ворвалась моя любимая тётушка, размахивая руками и с бешеной тревогой выпучив глаза на меня. Надо отметить, что вдовствующая старушка имела свой своеобразный вкус в одежде — от неё веяло забытыми 50-ми. Всегда элегантный сдержанный костюм, маленькая чёрная сумка (почему-то всегда лаковая) и шляпка на голове. Но цвета… В гардеробе у тётушки нет места серым и скучным расцветкам, всё яркое, пёстрое, бросающееся в глаза. Даже сейчас она выглядела так, будто не раненную племянницу пришла навещать, а вышла на парад.

— О, дорогая! — воскликнула Бонита, протягивая ко мне руки. Несмотря на преклонный возраст, двигалась она довольно живенько. Ну, конечно, клуб по танцам «кому за…» каждый четверг, даёт свои плоды, не позволяя этой женщине стареть. — Моя девочка! Я так боялась за тебя! Я ужасно чувствую себя виноватой. Заболтала до ночи и отправила одну до остановки.

— Тётя, не ругайте себя. Это просто случайность. Вы ни в чём не виноваты, к тому же я сама уходить не торопилась.

Я пыталась успокоить разгорячившуюся совесть бедной старушки, но оказалось, что моих слов стало достаточно, чтобы унять её чувство вины. Её глаза хитро блеснули. Ой, не нравится мне это. Видимо, почувствовав то же, что и я, мой дорогой папочка сорвался с места и, тут же придумав внезапно разыгравшуюся жажду выпить крепкого кофе из ближайшего автомата, исчез. Это забавно, но несмотря на то, что мой папа настоящий смелый мужчина, свою старшую сестру он явно побаивается. Хотя и не мудрено: она, если что, и накостылять может, да так, что потом зубов не соберёшь.

— Дорогуша, а ты уже знаешь своего спасителя? — кошачьим тоном спросила тётя.

Я задумалась. Спаситель. Ну конечно, там был ещё один. Тот, который разогнал всех тех мерзких типов. Он, кажется, полицейский… Или нет, нет! Он дежурный. Да, точно! Какой-то невероятной силы мужчина, высокий и крупный в плечах. И куртка такая у него странная на ощупь. Да, я помню. Помню!

— Тётя, а у вас там дежурят по ночам волонтёры? — Старушка приподняла одну бровь, глядя на меня как на сумасшедшую.

— Какие ещё волонтёры? У нас?

— Ну да, тот парень, он сказал, что дежурит периодически там. Что… что он не полицейский. Видимо, следит за порядком, как ночной часовой, или, я не знаю, местный охранник…

— Это он так сказал? — криво улыбнувшись, переспросила Бонита. — А я знаю, кто это.

Я аж чуть не подпрыгнула на кровати от удивления и, видимо, переборщила с эмоциями, раз глаза моей ненаглядной родственницы загорелись, как лампочки на рождественской ёлке.

— Кто он? — непроизвольно схватив её за руку, спросила я.

— Ты скоро сама его увидишь…

Что? Здесь? Сейчас? Я же, наверное, ужасно выгляжу. Кудри в разные стороны торчат, как воронье гнездо, лицо всё помятое, синяки под глазами… Мне до коликов в животе хотелось увидеть своего спасителя, хотелось поблагодарить его за помощь. Ведь неизвестно, что бы сделала со мной та «весёлая» компания и где бы я сейчас была. Хотя, известно, конечно, но думать и фантазировать на эту тему мне не хотелось.

Интересно, какой он? Наверное, внушающей комплекции, высокий и сильный, раз нёс меня на руках и бежал. Теперь я точно помню, что он бежал. Даже слышу до сих пор его сбивчивое дыхание над моей макушкой и бешено стучащее сердце сквозь толстую кожаную куртку. Видимо, уровень адреналина в крови у него подскочил, раз он так легко донёс меня до близлежащей аллеи, где и оставил дожидаться скорой. Мне так показалась. А может, я просто вырубилась и ничего не помню? И половина моих воспоминаний лишь сон? Но уж очень реалистичный.

— Он придёт сюда скоро, — сказала тётушка, выводя меня из своих мыслей.

Я занервничала, даже не знаю почему. Суетливо ощупывала кровать, будто потеряла что-то, а сама думала, как прикрыть эту ужасную больничную накидку, которую не знаю зачем на меня нацепили. Я же не к операции готовлюсь. Зачем это? Попросила тетушку подать мне резинку для волос со столика у окна, но она отказалась.

— Дорогуша, ты и так отлично выглядишь. Если ты залижешь свои волосы в хвост, то будешь похожа на серую мышку, — она взмахнула рукой, словно веером, и игриво приподняла плечо. — Пышные волосы — это гордость любой женщины, а такой гриве, как у тебя, вообще позавидовать можно. Моя девочка должна быть настоящей тигрицей, охотницей. Ох малышка, мне тебя ещё многому надо научить.

Я закатила глаза. Кто о чём, а моя тётушка всё об одном и том же. Да уж, эта бодрая женщина, если бы захотела, могла бы собрать вокруг себя целую свиту из мужчин. Но в память о своём муже, который, надо признать, любил её невероятной безумной любовью Ромео и Отелло в одном флаконе, тетя не позволяла вести себя слишком вульгарно по отношению к другим лицам сильного пола и даже отшивала их крепкими словечками. Но запретный плод, как говорится, сладок, так что на танцах по четвергам у неё нет отбоя от кавалеров.

— Во-первых, прикрой грудь, — ткнув облачённой в чёрную перчатку рукой в меня, приказала тётя. — Это же просто неприлично.

Мне не послышалось, или это сказала сейчас она? Женщина, которая всегда гордилась пышными формами, передаваемые нам по наследству? Которая пытается сбагрить меня уже кому-нибудь, чтобы я глаза ей не мозолила своим статусом «single»? Кто ты и куда дела мою тетю — страстную поклонницу бразильских сериалов и латиноамериканских танцев?

— Разве ты не говорила, что это наша главная гордость? — с усмешкой спросила я, не понимая, что на неё нашло. По телу прошла холодная дрожь от резкого взгляда чёрных глаз.

— Этот парень — приличный молодой человек, — с умным видом заявила Бонита. — И нечего тут непотребства на показ выставлять, — она прокашлялась в кулак и перевела взгляд в сторону. — При первой-то встрече. Вот на пятый раз можно будет и…

— Тётя!

А нет, всё нормально. Тётушка на месте, можно вздохнуть спокойно.

Я посмотрела вниз, оглядывая внешний вид. Тонкая ткань больничного халата свободно висела на груди, нигде не просвечивая и не обтягивая, и даже странно, что моя тетя Бонита увидела в этом что-то срамное. В конце концов, здесь же папа был, он бы не допустил, чтобы я так оконфузилась. Но на всякий случай я последовала совету родственницы и натянула покрывало повыше.

— А что? — выпучив глаза, заявила тетушка. — Девушка должна быть недоступной, скромной, — она выделила это слово интонацией. Эта она сейчас про скромность сказала? — Чтобы ему казалось, что нет больше нигде такой, как ты, понятно? И что такого сокровища не сыщешь. Ну, а потом можно и тяжёлую артиллерию подключить.

О нет! Только не надо начинать курсы «как выйти замуж за первого встречного». Я же просто хочу поблагодарить за спасение и всё. С чего она взяла, что мы вообще друг друга заинтересуем? Может, он женат. Хотя, зная-то тётю… Она наверняка уже давно всё проверила.

— Женщина должна быть желанной, но недоступной, — задрав голову заключила тетушка. — Тогда, уж поверь, никуда он от тебя не денется.

— Он — это кто? — спросила я, не понимая вообще, о чём она говорит. Она что, уже замуж выдать меня хочет? Что за бред. Мне всего девятнадцать. Хотя, это же тётушка. Она была на год младше меня, когда вышла замуж, а между прочим, они с дядей Джоном ещё два года встречались до этого.

На мой вопрос тёте не пришлось отвечать, так как в дверь тихо постучали. Бонита тут же пропела ангельским голосом (впервые слышу от неё такое) разрешение войти, и тихий скрип эхом отразился во мне не хуже дефибриллятора, заставляя сердце забиться с немыслимой скоростью. С больничной койки не было видно вошедшего: между квадратной палатой размером с половину моей квартиры и выходом проходил небольшой коридор.

Из-за угла появился высокий широкоплечий молодой человек в кожаной куртке и с букетом в руках. Это он. Я была уверена на все сто процентов. Да этот парень мог бы с лёгкостью меня поднять. Он что, баскетболист? Я бы не удивилась. Чувствую, как мои щёки предательски покраснели. Я не стесняясь вперила в него взгляд, словно он был новым чудом света, но язык будто онемел.

Надо признать, что внешность моего спасителя была довольно приятной. Моя тётушка заявила бы, что этот горячий мужчина просто Аполлон. И может, в глубине души, я бы даже согласилась с этим. Его белоснежная улыбка, заметно выделяясь на фоне смуглой кожи, смутила меня ещё больше, но, видимо, этот парень тоже был смущён, небрежно проведя рукой по выбритым до тонкого слоя кудрявым волосам.

— Это Дэвид, — представила тётушка молодого человека после долгой (мне казалось, целая вечность прошла, пока кто-то из нас не заговорил) паузы.

Дэвид? Тот самый почтальон, которого так нахваливала моя родственница? Что он делал в такое время в том районе? И вообще, я не знала, что баскетболисты на почте подрабатывают. Хотя его телосложение соответствовало уровню опасности того района — уверена, он мог бы с лёгкостью навалять какому-нибудь любителю тырить чужие письма.

— Ну где там твой отец? — с наигранным недовольством спросила тётя и встала со стула. — Как сквозь землю провалился. Пойду поищу его.

Я хотела попросить её остаться и даже немного потянулась в сторону Бониты, но её уже и след простыл. Как она умудряется передвигаться так быстро в свои семьдесят два года? Мне бы такую выдержку.

Повисла неловкая тишина. Было странно начинать первой, хотя, наверное, я должна была. Букет разноцветных хризантем выглядел довольно весело, но заставил меня покраснеть ещё больше. Не думаю, что он принёс цветы моей тётушке, а мне принимать их было неловко. Надо признать, не каждый день меня одаривают хризантемами. И розами. И даже гвоздиками, на худой конец.

— Эм, привет, — глупо выдавливая из себя улыбку, начала я, так как уже неудобно было молчать.

— Привет. — Его голос абсолютно подходил к внешности. Глубокий и низкий, словно бархатный. Что-то было в нём от Фрэнка Синатры*, что-то от Энди Уильямса*. Ему бы в пору исполнять песни Элвиса Пресли, и я на секунду заслушалась этим коротким скупым «привет». Обволакивающий голос был мне незнаком, и показалось, что тогда он звучал иначе. Хотя я была почти в отключке и плохо соображала. Могла ли я запомнить его?

— Спасибо, — небрежно заправляя кудряшку за ухо, промямлила я. — Спасибо за спасение.

— Да я ничего особенного не сделал, — пожимая плечами, ответил Дэвид. Скромничает. Тут он вспомнил о букете в своих руках и резко протянул его мне, словно пытаясь быстрее избавиться. Он нервничал, это было заметно. Да и я была сама не своя. Коротко поблагодарив, приняла букет и принялась с интересом разглядывать тонкие лепестки, наконец найдя себе отвлекающее занятие.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался парень, присаживаясь на папин стул, чтобы не смотреть на меня с высоты своего немаленького роста.

— Пока сама не знаю. Говорят, что ничего серьёзного, просто вывих, а не перелом. Надеюсь сегодня вернуться домой, не люблю больницы.

Не потому что они навевают ужасное осознание своей беспомощности и слабости, вгоняя в страх перед страшной болезнью или смертью, а потому что дорого. Да, за всё надо платить. В больницах не хуже, чем на курорте: лежишь себе, отдыхаешь от работы, заказываешь из меню блюда, какие хочешь, причём бесплатно (хотя это вопрос спорный), смотришь телек. Но и цена не меньше, чем отдых в шикарной гостинице на Гавайях. Что говорить: сутки в больнице обходятся около двух тысяч долларов, а если меня привезли на скорой, то ещё плюс восемьсот. Вот того и гляди, моя месячная зарплата набежит. Хорошо, что можно частями отдавать, а то денег у родителей брать не хочу и заначку на колледж трогать не буду. Всё-таки не в самое лучшее время я попала в такую переделку.

— Рад, что всё обошлось. — Эта фраза заставила меня смутиться по-настоящему. И я даже не знала, что ответить, просто уткнувшись носом в цветы и закрыв своё уже наверняка красное как помидор лицо. — Ты не сказала, как тебя зовут.

Серьёзно? Зачем?

— Уверена, что моя тётушка уже всё сделала за меня, — как-то неловко отшучиваюсь я. Дэвид улыбается (о мамочки, с такой улыбкой ему только в рекламе Бленд-а-меда сниматься).

— Да, она много про тебя рассказывала, — простодушно ответил парень.

— Действительно? — я представляю, что она могла наговорить, и мне уже стыдно за это. Ненавижу, когда тётя начинает сватать меня незнакомым мне парням, и никогда не могла подумать, что с одним из них мне предстоит встретиться. Вот так. Здесь. Тем более, когда я теперь в долгу у него.

Мой вопрос явно заставил Дэвида засмущаться и нервно отвести взгляд, и мне страшно представить, что могла сказать моя ненаглядная родственница.

— Я не в этом смысле… Ну то есть… Она ничего плохого не говорила, — его речь была невнятной и отрывистой, и мне самой стало неудобно ставить Дэвида в неловкое положение. Я и без него знаю, какого рода разговоры ему приходилось вести с Бонитой. И это мне впору чувствовать вину перед ним.

— Всё нормально, — улыбнулась я, действительно смеясь над этой историей. — Моя тётя может иногда перегнуть палку.

— Нет, нет, — размахивая руками, воскликнул Дэвид. — Миссис Уокер очень милая женщина. Она мне нравится. Ну, то есть не в этом смысле… как человек.

Он казался невероятно милым, когда смущался. Здоровый крепкий парень с (ну что скрывать) притягивающей внешностью, а прячет взгляд как маленький мальчишка. От него веяло теплотой, и даже стало спокойно на душе. Дэвид был славным парнем. Может быть, он даже мне понравился…

Я не сдержала смешок на его невнятные объяснения, в каких тёплых дружеских отношениях они находятся с моей тётей и что ничего криминально-романтического в них нет. Дэвид замолчал и засмеялся следом за мной, понимая всю комичность ситуации. Заворожённая его улыбкой, я снова задумалась о том, что этот парень делает на почте.

— Знаешь, в жизни ты ещё красивее, — вдруг резко сорвался комплимент у Дэвида. Конечно, он же видел мои фото у тётушки. Я опустила взгляд, горя и чувствуя, что в комнате уж слишком жарко и неплохо было бы включить кондиционер, и пробубнила в бутоны короткое «спасибо». Может, следует хоть раз внять совету моей любимой родственницы? Думаю, я уже начинаю сдавать свои позиции, глядя сквозь тонкие зелёные листья на парня напротив и слыша, как тарабанит сердце.

* * *

Уже битый час ни тётушки, ни папы в палате не было, словно Землю захватили пришельцы и взяли их в плен. Ну правда, где же мой драгоценный родитель? Оставил меня одну с неизвестными парнем и ушёл, довольный собой. Думаю, тётя зажала где-нибудь его в углу, связала руки и вставила кляп в рот, чтобы не вякал. Так всегда она ему говорит, если он вдруг скажет что-то против неё. Эта женщина — тиран!

Но я была не против. За это время между нами завязался приятный разговор, и спустя час тяжесть смущения развеялась, словно мы были старыми добрыми друзьями. Дэвид оказался лёгким собеседником, и это даже хорошо, ведь я иду на контакт с людьми не очень активно. Но с ним всё получилось проще.

Оказалось, что работает Дэвид на почте уже три года и все эти три года именно в районе, где живёт тётя. Немудрено — никто не хочет обслуживать бандитское гетто. Да и доплачивают за него больше, так как увеличивается риск получить раннюю инвалидность от местных жителей.

Наш разговор прервался внезапно вошедшим доктором, который принёс мне рецепты на лекарства и хотел убедить остаться в госпитале ещё хотя бы на день, но я напрочь отказалась от этого. Теперь-то с такой ногой мне придётся взять отгулы с нескольких работ, а за больничный мне не платят. А до балетной школы как-то нужно с повязкой и на костылях добираться. Там бегать не надо, а пальцы на руках все целы. Мой арендодатель ждать не будет: не оплачу в срок — полиция явится на следующий же день меня выселять. Так что выбора нет. И ещё две тысячи выбросить на ветер, пролежав в больнице, мне сейчас ни к чему.

Доктор настаивать не стал, показал, как делать перевязку, отдал костыли и ушёл, оставляя нас с Дэвидом снова наедине. Небрежно переведя взгляд по комнате, я заинтересовалась урной, стоящей рядом с кроватью. В ней виднелось что-то красное — какая-то ткань, — и воспоминания стали всплывать в голове неясными картинками. Кажется, это было на моей ноге. Или нет? Дэвид, должно быть, что-то приложил к ране на бедре, чтобы остановить кровь или просто закрыть повреждение.

— Это твоё? — спросила я, указывая на урну. Парень заглянул внутрь и пожал плечами.

— Нет, я вроде ничего не выбрасывал.

— Нет, нет. Это же та вещь, ткань, которую ты повязал мне на ногу.

Дэвид вопросительно нахмурился, не понимая, о чём речь, и это меня напрягло.

— Я ничего не делал, — ответил он, и мне показалось, что в голосе его прозвучали нотки разочарования. Но как это не делал? А кто делал? Не понимаю.

— Но как же? Ты ведь когда разогнал тех бандитов, увидел рану и перевязал, и…

— О чём ты говоришь? — качнув головой, спросил Дэвид, искренне не понимая, что я несу. — Я нашёл тебя сидящей на скамейке в парке и позвонил в скорую. Правда, кто-то уже сделал это до меня. Я не видел никаких бандитов.

И тут меня будто окатило ледяной водой — это был не он. Это не Дэвид спас меня. Это был другой. Но кто?

Я попросила достать из урны кусок ткани, и, поборов свою брезгливость, Дэвид протянул мне испачканную кровью странную вещицу. Пальцами ухватилась за края и растянула, изучая этот лоскут. Рваная в некоторых местах хлопковая алая ткань была вся в тёмных пятнах, и только небольшой иероглиф на краю оставался белоснежно-белым. Это нечто напоминало повязку на лицо, доказательством чего служили две больших дырки, видимо, под глаза. Он что, Зорро? Прячет своё лицо под маской?

Тогда он сказал не искать его. Да, теперь я точно помню. Его голос был совсем другим, грубым и слегка хриплым, не таким, как у Дэвида, о котором я тут же забыла, словно его и не было сейчас со мной рядом. Все мои мысли теперь крутились вокруг таинственного спасителя, и я не могла отделаться от мысли, что мне необходимо его отыскать. Просто чтобы сказать спасибо. Просто чтобы вернуть его вещь. Просто чтобы увидеть…

На улице по вечерам уже довольно холодно: осень в Нью-Йорке в самом разгаре. Красота рыжеющей природы неописуема, и каждый год я жду сентябрь с замиранием сердца. Листья меняют свой цвет от макушки до кроны, красочным омбре сменяясь с ярко-красного до светло-жёлтого. И так приятно вдыхать слегка морозный воздух в этот прекрасный вечер.

Ну, конечно, если ты сейчас прогуливаешься по Манхэттену, а не торчишь в ожидании чуда возле тётушкиного дома. Надеюсь, она не выглянет в окно и не увидит меня. Хотя, даже если и увидит, на сегодня я нашла себе отличное алиби.

Быстро приближающаяся фигура внутренне вызывает тревогу, и сегодня у меня в карманах припасено аж два газовых баллончика. Хотя помнится, что и один не очень-то помог. Увидев знакомый силуэт, я облегчённо выдохнула, радуясь новому другу как никогда прежде.

— Извини, что заставил ждать, — мягко и приятно произнёс бархатный баритон. В такие моменты возникает мысль, что с моим сердцем явные проблемы. Нельзя гипнотизировать людей!

— Ничего, — ответила я, стараясь не выдавать волнения. Дэвид выглядел слегка смущённым и никак не мог найти места своим рукам, то пряча их в карманы, то складывая за спиной. — Пошли?

Получив утвердительный кивок, я, хромая, поравнялась с парнем, и мы неспешно начали свою прогулку. Дэвид постоянно кашлял, вроде как горло прочищал. Наверное, хотел что-то сказать, но слов не находил. Я тоже такое частенько испытываю, поэтому понимаю его как никто другой.

— Спасибо, что согласился пойти, — уже неудобно было просто идти и молчать, и поэтому пришлось заговорить. — Ты мой спаситель. Я как раз должна была сегодня к тёте идти, но теперь у меня есть надёжное прикрытие.

Дэвид как-то потерянно пожал плечами, видимо, так и не поняв основной сути нашей миссии. Когда я позвонила ему и попросила отправиться со мной на поиски моего спасителя, ответ был неоднозначным. Да я и сама не уверена в успехе задуманного, но вдруг мне повезёт? В конце концов, он сказал, что дежурит здесь время от времени, а значит вполне вероятно, что завернёт ещё в этот райончик не раз. Я всё просчитала: напали на меня в четверг примерно между 9:30 и 10 вечера, и с этого дня прошло две недели. Если у ночного Зорро есть график, то вполне вероятно, что сегодня в это время он будет здесь. Но на всякий случай можно заглянуть сюда ещё на следующей неделе и через две — вдруг он всего раз в месяц здесь бывает.

Эти две недели стали для меня сущим адом. Мало того, что мне приходилось скакать на костылях, мучиться от боли и делать перевязки, так ещё и пришлось раскошелиться на такси до работы. Покой мне только снится, и о больничном в первый же рабочий день я могла только мечтать. Да и какой там больничный — отгул за свой счёт, — но и это стало непозволительной роскошью. Особенно когда я получила счёт из госпиталя.

Даже трудно понять, как они так быстро стараются выбить деньги из своих пациентов. Всего неделя прошла, а заветное письмо уже лежало в моём почтовом ящике. Трудно описать словами, что я почувствовала, когда вскрыла конверт, но могу поклясться, что видела пар из своих ушей. Да, в Америке нельзя болеть. Это всего лишь трудовой лагерь с усиленным питанием, и слабые здесь не нужны. С такими долгами можно легко идти на паперть, и совсем неудивительно, что столько бездомных населяют центральные районы всех городов.

Оказалось, что восемьсот долларов за скорую и две тысячи за ночь в госпитале это ещё по-божески. Ещё плюс костыли, лекарства (на которые нужен рецепт врача, а значит, за добавкой опять придётся записываться на приём), перевязки. Но самым дорогим оказался рентген. Тёмно-синий снимок моей лодыжки стоит пятнадцать тысяч долларов! Да на аукционе дорогих картин можно выторговать дешевле за работу современного популярного художника. Было бы неплохо втюхать портрет моей лодыжки за пятнадцать тысяч долларов какому-нибудь миллионеру. Я таких денег никогда в жизни не видела, не представляла и даже помыслить не могла. Хотя, не то чтобы это сумма такая уж огромная, но всё же сложно представить, сколько мне придётся работать, чтобы в один прекрасный день держать в руках тяжёлый пресс наличных. Мне хватило бы этих денег на целый год обучения! А теперь ради того, чтобы убедиться в отсутствии переломов, я должна заплатить пятнадцать тысяч. А это значит, что моё поступление откладывается на целый год.

Я пробовала прикинуть небольшой план в голове, найти ещё одну работу, но пока с такой ногой мне некуда деваться. Придётся переждать до полного выздоровления. Безусловно, такие заоблачные суммы за элементарное обследование кажутся просто невообразимыми, и пока трудно уложить в голове весь масштаб моего банкротства. Придётся просить рассрочку, благо, что это здесь не проблема. Моя нищая страховка, за которую я, на минуточку, каждый месяц плачу по сто пятьдесят кровно заработанных долларов, согласилась оплатить только тридцать процентов. Вот вам и весёлая арифметика — каждый месяц придётся отчислять пятьсот долларов госпиталю, и в течение двух лет я выплачу весь счёт. Вот и съездила Рокси тётю повидать. Одно «ночное рандеву», и прощай колледж.

Зарплата моя, с учётом новой работы, не большая, но, оказывается, и не маленькая. Считается, что три тысячи долларов в Нью-Йорке вполне себе средний прожиточный минимум на одинокого человека. Вот где справедливость? Одинокий должен платить в два раза больше налогов, чем женатый. Видно, государство думает, что нам деньги некуда девать, раз нахлебников нет. Только за маленькую студию в старом доме, который строили ещё первые переселенцы — я уверена в этом, — приходится платить половину моей зарплаты. А ещё коммунальные услуги. А ещё медицинская (бесполезная) страховка. А ещё интернет, телефон и проездной в метро… И кушать тоже хочется. И на колледж отложить надо. Вот так и задумываешься, что советы тётушки Бониты не такие уж и плохие.

Вздыхающий рядом Дэвид вывел меня из своих унылых мыслей. Кажется, он был чем-то расстроен, немного загрустил и всё время молчал. Может, он боится? Здесь ведь действительно небезопасно в такое время суток, и пусть он и внушает своими видом образ сильного мужчины, против пистолета ничего не сделаешь. Тем более местные бандюги всегда орудуют шайками, поодиночке ходят только бомжи и я.

— Почему ты вдруг решила, что мы его найдём? — спросил Дэвид. Как объяснить мужчине понятие «женская интуиция»? Это вообще странный и неведомый зверь, живущий внутри каждой дамочки. Я промолчала, но он и не ждал ответа. — Да и зачем? Он ведь сам сказал тебе его не искать.

— Да, но всё-таки я чувствую себя обязанной. Хотя бы нужно поблагодарить его, а иначе я буду считать себя самым гадким человеком на свете.

На самом деле мне самой были неизвестны мои внутренние мотивы этих поисков. Просто чувствовала, что так правильно. Ну так бывает иногда — ты просто знаешь что-то и всё. К тому же любопытство сыграло не последнюю роль в моём решении. После огорчения от правды, что мой тайный спаситель не Дэвид, пришло какое-то просветление (или помутнение) рассудка. И ты будешь последней бесчестной малодушной девицей, если не найдёшь его, Рокси! Это я себе сказала. А если установка уже дана, то я ни за что не сверну с намеченного пути. Это, по всей видимости, мне от тёти досталось.

— Сидели бы сейчас в Ред Лобстер, а не шлялись по подворотням, — бубнил мой компаньон, натягивая воротник пальто на уши.

— Ред Лобстер? — не скрывая удивления, спросила я. — Милый друг, да ты небось премию на работе получил.

Да уж, такие ресторанчики сильно бьют по карману. Даже забавно стало от такого заявления с его стороны.

— Ну ладно, — всё ещё хмурясь, сказал Дэвид. — Пусть будет Олив Гарден.

Видимо, мой удивлённый взгляд нашёл отражение в его глазах, и пыл его немного поубавился. Я вижу, что с фантазией у парня всё в порядке. Уверена, что зарплата почтальона, пусть и с отличным соц пакетом (в который включена полная страховка, что оказалось очень нужной вещью), с дополнительной премией и увеличенной ставкой за час, всё равно не позволила бы ему оплатить ресторан такого уровня. Если только с кредитки.

— Хэппи Терияки чем не угодили? Это самое лучшее место для ужина, — вспоминая близлежащий китайский ресторанчик возле моего дома, который мне с недавних пор полюбился, спросила я. Дэвид задумался, и выражение его лица стало таким серьёзным, будто он вычислял квадратный корень из множественного числа.

— Не поклонник азиатской кухни, но всё лучше, чем сейчас бродить здесь, — уже улыбаясь, сказал парень, глядя на меня.

— Обещаю, что мы обязательно туда сходим, — у меня не было никаких задних мыслей, просто хотелось отблагодарить друга за помощь. — Чур я угощаю.

— Ловлю на слове.

Дэвид открыто улыбнулся, и от его улыбки веяло чем-то тёплым и домашним, словно мой отец был рядом. С ним было спокойно и уютно, я уже не чувствовала былой скованности и смущения, и, зная себя, могу сказать, что это огромным шаг к сближению с ним. Может быть, он мне действительно нравится, кто знает?

— А ты не думала, что мы можем столкнуться с дурной компанией? — уже серьёзно спросил Дэвид, натягивая кожаную перчатку удобней на руку. — Тебе не страшно возвращаться на то место, где на тебя напали?

— Здесь живёт тётя, хочешь не хочешь, приходится ездить в этот район. Да и к тому же ты рядом — если что, придётся тебе нести меня на руках, унося ноги от бандюг, а то бегать я не могу. И у нас есть четыре газовых баллончика, — последний аргумент был спорный, но я так верила в силу баллончика, будто у меня винтовка на плече, что страх как рукой сняло. Или, может, я знаю, что мой волонтёр где-то рядом?

— Всё-таки я должен признаться, что вести красивую девушку на встречу с другим парнем весьма… неудобно, — Дэвид развёл руки в сторону и выпустил пар изо рта. — Я бы даже сказал, унизительно.

— Да брось, — стукнув его локтём в бок, улыбнулась я. — Это ведь не свидание. Просто хочется увидеть своего спасителя и сказать ему спасибо.

Дэвид покачал головой, будто осуждая меня, но меня это не задело, и дальнейший путь мы продолжили уже молча. Возможно, он и прав — не надо было звать его с собой. Наверное, я ставлю Дэвида в неловкое положение, но сама думаю, что мы не найдём ночного Зорро. Словно моё подсознание поделилось надвое: разум говорит, что всё тщетно, а сердце подсказывает, что шанс есть.

В моей безумной голове как-то не возникает вопрос: «Если вдруг мой Зорро не дежурит сегодня вечером здесь, а мы наткнёмся на очередную «весёлую компанию», как нам быть?» Вдруг в этот раз мы не унесём ноги, как случилось со мной, и уже придётся не больничные счета оплачивать, а заказывать гроб? Я, видимо, головой об стену хорошенько стукнулась тем вечером, и теперь там полный кавардак.

Пройдя улицу до конца и обратно, мы так никого и не нашли. В нескольких местах по углам стояли люди, не очень дружелюбные на вид и даже опасные, но они нас не трогали, только смолили марихуану и пускали дым нам в спину. Возможно, на двоих предпочитают не нападать, или же вид моего друга их отталкивает. А может, они все его знают в лицо, ведь он местный почтальон здесь. Но когда на улице горит только один фонарь, то сложно разглядеть прохожих.

Как бы то ни было, сегодняшняя наша вылазка не принесла своих плодов, и мне даже стало немного грустно, но при Дэвиде я вида не подала, чтобы не обидеть его. В любом случае, провести с ним время было довольно приятно, хотя мои мысли занимал сейчас только ночной дежурный, у которого сегодня выходной. Вполне вероятно, что слово «периодически» указывает на непостоянность графика. Боже, чем больше я думаю об этом, тем сильнее мне кажется, что схожу с ума.

Дэвид любезно предложил подвезти меня до дома на своём автомобиле, и это было как раз кстати, ведь автобусы уже закончили свой рабочий день. Я пообещала, что мы обязательно отведаем китайской кухни вместе, и на хорошей ноте рассталась с парнем, чувствуя невероятную усталость и опустошение за сегодняшний день. Но моя решимость была непоколебима.

* * *

После двух недель поисков ночного Зорро я осталась ни с чем. Поиски ничего не дали, и больше не было сил и времени ездить на район к тёте. Я была там в среду, четверг и пятницу, через неделю и через две. И даже вырвалась на выходных. Хорошо, что Дэвид согласился помочь мне в этом, без него было бы трудно. Но после того, как мы всё же нарвались на подвыпившую компанию местных гопников и мне пришлось бежать, прихрамывая, до машины, я поняла, что пора остановиться.

Глядя на красную повязку, которая моими усилиями была выстирана и зашита в нескольких местах, мне думалось, какой же он всё-таки странный, этот ночной Зорро. Даже самой смешно от такого прозвища. Воспоминания с того злосчастного вечера стали наполняться деталями, и пусть расплывчато, но всё же картинка выстраивалась. Надо признать, что спаситель был невероятно силён — уверена, что он был больше Дэвида, шире в плечах и сильнее физически. И выше. И кожа на ощупь такая грубая, толстая, возможно, от мозолей. Может, он работает на каком-то заводе? Или механиком? Или где ещё можно заработать себе мозоли размером со всю ладонь?

Я пробовала приложить красную бандану себе на лицо, но она оказалась намного больше и даже как-то несуразно смотрелась, хотя моя пышная шевелюра одуванчиком торчала вокруг головы, увеличивая её в размерах. Даже погуглила значение иероглифа на ткани, хотя, может, это не имеет какого-то определённого смысла. Так я заглушила своё стремление отыскать этого парня, довольствуясь маленьким трофеем, оставленным им, который служил напоминанием о том, что мне всё это не причудилось.

Я уже перестала делать перевязки и, как сказал мне врач, занялась лечебной физкультурой, растиранием мышц ноги, постоянными компрессами. Но кажется, это мало помогало, и чем больше приходилось передвигаться, тем сильнее болела нога, пусть и не так критично, как вначале. Но всё же мало приятного. Приходилось принимать айбупрофен, прописанный врачом, но обезболивающие — это зло! От них просто напрочь вырубает голову, а когда приходится работать пять дней в неделю, то сонное состояние ужасно мешает. Ненавижу болеть!

Страшно подумать, если я останусь хромоножкой до конца своих дней. Конечно, у меня и так было мало шансов, но с таким состоянием дорога в балет мне закрыта навсегда. Кому нужна хромающая балерина? Даже если я волшебным образом превращусь в прозрачную Дюймовочку и не буду весить даже сорока килограммов, всё равно не видать мне себя в роли чёрного лебедя. Это удручало даже больше, чем отсутствие результатов поисков Зорро.

Надо бы сходить к врачу, но это накладно, поэтому придётся делать все нужные процедуры и ждать самостоятельного заживления лодыжки. Не верю, что с вывихом первой степени останусь хромать всю жизнь.

Тётушка Бонита прожужжала мне все уши о Дэвиде. Хорошо, что она не знает о наших ночных прогулках у неё под окнами, иначе от её наставлений вообще было бы не укрыться. Так или иначе, я решила положить конец всем поискам и жить обычной жизнью без дополнительных приключений. Да и не хотелось опять просить Дэвида о помощи в этом вопросе — и правда уже неудобно использовать парня в качестве телохранителя, когда безумной Рокси вдруг приспичило найти проблем на пятую точку. Теперь я у него в долгу и наконец-таки смогу угостить друга ужином в Хэппи Терияки. Интересно, а наши прогулки считаются свиданием? Наверное, он так и думал, и может, поэтому так легко соглашался на подобные встречи. А что думаю я? Сама не знаю.

Дэвид славный парень, добрый и открытый. Не зря тётушка выбрала его мне в кавалеры. Может, теперь, после всех этих передряг и всплесков моей воспалённой психики, мы пойдём на настоящее свидание. При мысли об этом внутри всё сжимается от волнения. Мы уже стали достаточно близки как друзья, может, пора сделать следующий шаг?

Я решила сегодня навестить тётю, а то уже столько времени брожу у неё под окнами, а всё никак зайти не могу. Люблю эту безумную женщину. И вполне вероятно, что порой вижу в ней себя. Иногда даже страшно становится от осознания этой схожести, но как бы ни была настойчива Бонита, как бы ни кричала и ни навязывала своё мнение другим, она очень добрый и милосердный человек. И с учётом того, что детей у них с дядей Джоном так и не появилось, то я считаю своим долгом присматривать за пожилой родственницей.

А тётушка опять надумала кормить меня своими пирогами, но я и не сопротивлялась. Всё-таки у меня травма, можно и пожалеть себя немного, побаловать вкусняшками. Правда, двигаться приходится гораздо меньше, а значит, каждая лишняя калория застревает на моих бёдрах. Ладно, с понедельника сяду на диету. Опять.

— А ты виделась с Дэвидом? — спросила тётя, растирая мою лодыжку каким-то специальным согревающим маслом, которое она сделала сама. Я немного растерялась, не зная, что ответить. Если скажу нет, то совру и получу вдогонку целую лекцию о том, как нужно жить. Если скажу да, то тётушка потребует подробностей, а мне рассказать нечего.

— Эм… ну мы договорились встретиться как-нибудь, — неоднозначный ответ вызвал в лице Бониты массу эмоций от сомнения до искреннего счастья. Мама моя, я сейчас заплачу…

Странно, но тётя решила промолчать, вдруг приняв задумчивое выражение. Никогда не видела её такой серьёзной. Даже испугалась, всё ли с ней в порядке.

— Он нравится тебе? — Ух, я и не думала, что Бонита когда-нибудь спросит про это. Как говорится, дают — бери, и дареному коню в зубы не смотрят.

А что мне сказать? Вроде нравится. А вроде и сама не знаю. Честно признаться, я не могу похвастаться опытом серьёзных долгосрочных отношений. Школьные романы — это всё детские игры, а отделившись от родителей и работая круглыми сутками, сложно искать себе кавалера. Да и сил нет. И когда в моей жизни появился Дэвид — милый и добрый парень, — то казалось, что он мне нравится. Ещё не трепещет сердце при мысли о нём, и не видится мир сквозь розовые очки, но может, время не пришло. Мне нужно получше его узнать.

Тётя всё поняла без слов и не требовала ответа, за что я ей очень благодарна. Она осторожно уложила мою ногу на диван и заботливо накрыла меня пледом. Да уж, эта неделя была сущим адом, и во мне уже столько обезболивающего, что впору делать тест на наркотики.

Я даже не заметила, как уснула, а проснулась только через три часа. За окном было темно, и это ужасно. Рядом Дэвида нет. Моя последняя вечерняя прогулка в одиночку закончилась плачевно. Теперь я даже бежать не могу. Но как бы ни пыталась тётушка уговорить меня остаться, я не могла этого сделать, хотя было до коликов в животе страшно выходить на улицу. Завтра мне рано на работу, моя смена начинается в пять утра, а первый автобус выезжает отсюда в четыре. И ещё два часа на метро. Так что выбора нет.

Провожать меня я тётушке тоже запретила, хотя её аргументы были довольно вескими, что её здесь все знают, что не обидят бедную старушку, но кто может быть уверенным, что местные наркоманы, смолящие травку по подворотням, будут в адеквате? А ей ещё до дома обратно одной идти.

— Обязательно позвони мне, как сядешь в автобус. Держи телефон при себе — если что, сразу мне маякуй, я вызову полицию.

Распрощавшись с родственницей, я вышла на улицу. Воздух был холодным и свежим, однако от страха дрожь пробирала до костей. В принципе, ещё не поздно, всего восемь вечера, даже как-то людно на улице — видимо, в этом районе есть и простые рабочие ребята. Это принесло чувство успокоения. В конце концов, нужно просто добраться до остановки.

Я ковыляла, как могла, мысленно моля о том, чтобы ночной Зорро сегодня здесь дежурил. Если не удастся его увидеть, так хоть буду знать, что со мной ничего не случится. Дорога до остановки, как ни странно, заняла меньше времени, чем предполагалось. Видно, масло тётушкино реально хорошо работает и обезболивает не хуже таблеток.

На улице воцарилась странная тишина, и я мысленно отсчитывала секунды и проверяла часы, словно так могла заставить время ускориться. Автобус здесь ходит каждые полчаса, и предыдущий ушёл минут десять назад, что весьма прискорбно. Но есть надежда, что следующий придёт пораньше. Самообман сейчас самое верное лекарство от нервозности.

Где-то в ночной темноте послышались чьи-то голоса: вроде ругались. По звукам было очевидно, что затеялась драка, и я вся скукожилась, как будто могла так стать невидимкой. А вдруг в темноте мое чёрное пальто никто и не заметит?

Ругательства прекратились, на смену им пришёл душераздирающий крик. Неужели кого-то убили? Я обернулась, вглядываясь в пустоту переулков, и спустя мгновение из-за угла выскочили несколько мужчин и с такой скоростью умчались дальше в глубину улицы, что мне стало не по себе. Укокошили кого-то и сбежали? Страшно. Очень. Руки задрожали, и стало безумно холодно. Не смотри туда больше, отвернись, Рокси. Притворись слепой и глухой.

А может, кому-то нужна помощь? Следует позвонить в полицию. Вдруг тот человек ещё жив, и если я помедлю, то он умрёт. Это ужасно, но в такие моменты моя совесть начинает работать, как кролик Энерджайзер. Если я вытащу телефон, то ярким экраном засвечу себя. Но другого выбора нет. Спрятав трусость куда подальше, я всё-таки набрала 911, и приятный голос диспетчера сообщил, что полиция приедет в течение пяти минут. Ой, сомневаюсь. В таких райончиках постоянно что-то происходит, но полицейские мигалки не часто слышно. Видимо, местные офицеры уже и не заморачиваются по этому поводу.

Я решила поверить голосу из телефона, и не знаю, на кой-чёрт, но полезла в тот переулок, чтобы убедиться самой, жив ли пострадавший. Так или иначе, если он мёртв, то я буду свидетелем, если ранен, то окажу первую медицинскую помощь. А если те придурки вернутся, то полиция будет здесь через пять минут. Главное, продержаться до этого времени.

Как же хрустел асфальт под моими ботинками! Кажется, это был самый громкий асфальт в моей жизни. Скрипучие мелкие камни отдавались звонким отзвуком в стенах переулка, пугая даже пробегающих мимо крыс. Мерзкие существа. Не понимаю людей, которые заводят их себе в качестве домашних животных.

Никаких раненых или убитых пока видно не было, хотя я отчётливо чувствовала чьё-то присутствие. Кто-то шумно дышал, выпуская клубы дыма, которые вихрились в тусклом свете соседних окон озорными узорами.

— Кто-нибудь здесь есть? — мой голос звучал так тихо и неуверенно, что непонятно, зачем я вообще заговорила. Послышался шум шагов, но приближаться ко мне никто не стал. Если на ногах, то явно не ранен. А вдруг он расчленённый труп по пакетам сортировал, а я его прервала? А теперь как бы мне не быть похороненной в куче мусора…

— Ты что здесь забыла? — глубокий хриплый бас вернул мне ясность мысли, и страх как рукой сняло. Ой, мама, неужели это он? Точно он. Теперь этот голос я узнаю из множества других. Голос надежды и безопасности. Меня словно электрическим разрядом прошибло, и даже колени задрожали от волнения. Неужели я его нашла? А теперь даже не знаю, с чего и начать... Что сказать ему?

— Вы, наверное, меня не помните, — теперь я говорила уверенней, хотя внутренне вся трепетала. — Но где-то месяц назад вы спасли мне жизнь.

Зорро фыркнул. Кажется, даже в темноте я могла почувствовать его недовольство. Наверное, он меня не помнит.

— Я искала вас всё это время. Просто хотела…

— Искала? — искренне удивился незнакомец. — Зачем?

— Ну, хотела сказать спасибо. Вы спасли мне жизнь и, можно сказать, защитили мою честь. Поэтому хотела отблагодарить вас. Я даже торт испекла, хотя не знаю, любите ли вы сладкое, но, правда, сейчас его уже нет, но…

Боже, что я несу? Бредятина полнейшая. Будто тебе больше нечего сказать, Рокси! Хотя про тортик была чистая правда. А вдруг он тоже оказался бы сладкоежкой. Сладкую выпечку из магазина есть невозможно, а домашнюю не так легко достать. Так что мой тортик мог прийти по душе Зорро... Хотя о чём я вообще сейчас думаю?

— Я же сказал не искать меня, — голос показался строгим, даже устрашающим, но было в нём что-то такое, что заставило меня усомниться в его решимости отвергнуть мою благодарность. К тому же его слова означали, что он всё же помнит меня. Почему-то стало приятно от такой мысли.

— Да, это так, но я сама не знаю, почему так поступила. Просто хотелось отблагодарить своего спасителя. И увидеть его. Тогда я почти без сознания была, поэтому толком ничего не помню, так что…

— Хочешь посмотреть на меня? — вопрос прозвучал словно вызов и усмешка. — Зря ты это задумала.

А что? Неужели всё так плохо? Может, у него лицо всё в шрамах? Или же ему давно за пятьдесят? По голосу казалось, что так и есть. Но это же не грех — быть старым. А может, ему просто нет до меня дела и он хочет избавиться поскорее от такой занозы, как я? Это было похоже на правду.

— Эй, он там! — послышался голос из-за угла, а затем звук затвора. Мы как-то ходили с папой в тир, так что я понимала, что эти парни явно вооружены. Против лома нет приёма. Неудачно я оказалась между двух огней. Ну и где же хвалёная полиция?

Шаги приближались, и их было много. Видать, те убегающие мужички ринулись за подмогой, чтобы наказать ночного Зорро, мешающего им жить.

— Вот чёрт, — выругался незнакомец. — Невовремя ты пришла со своей благодарностью.

Мужчина недовольно вздохнул, а я вскрикнула, когда он одной рукой схватил меня и уложил на плечо, как мешок картошки.

— Теперь придётся валить отсюда, — бубнил Зорро. — Всё веселье испортила.

А что весёлого противостоять шайке вооружённых бандюг? Да сейчас надо шкуру свою спасать, а не на рожон лезть.

Огромная рука нахально легла мне на задницу, но протестовать я не стала, особенно когда земля стала удаляться от меня. Ухватилась за что-то твёрдое на его спине, создавая для себя мнимую иллюзию безопасности. Он что, щит с собой носит? Так он не Зорро, а Капитан Америка! Странное дело. Особенно, когда висишь на плече здорового мужика, который как орангутан ловко взбирается по стене, перепрыгивая с одной пожарной лестницы на другую, причём совершенно бесшумно.

Он отпустил меня только на крыше и стало немного не по себе. Моя голова кружилась от такого аттракциона «Весёлые Джунгли» с Тарзаном в главной роли. Я отошла на несколько шагов, прикладывая руку ко лбу, другой хватаясь за его ладонь, пытаясь уравновесить себя. И тут же отдёрнула её. Какая странная у него рука. Какая странная кожа. Твёрдая и пупырчатая. И просто огромная ладонь.

Здесь было уже не так темно, хотя опять же трудно чётко разглядеть пространство. Но подняв взгляд и оглядев крупную двухметровую фигуру передо мной, меня словно пронзило насквозь тонкой иглой от макушки до пяток, болезненно отдаваясь ударами в затылке и бешеным ритмом в груди. Хриплый загробный голос. Нечеловеческая сила. Кожа на ощупь как у крокодила. И твёрдый каменный щит на спине, теперь уже напоминающий по ощущениям панцирь. Истина озарила меня в ту же секунду, будто на голову мне вылили ушат ледяной воды, что даже колени задрожали. И несмотря на полное безумие происходящего, дикая, выходящая за любые рамки обыденности мысль бешено тарабанила в виски. Это был не человек.

Такое маленькое и убогое существо, как человек, всегда боится неизвестного. Очень часто люди не готовы мириться с переменами, с открытиями, с правдой жизни. Мы стараемся, чтобы наша повседневность входила в рамки «нормальности», и любые «несогласованные с правительством» обстоятельства или причины зайти за пределы установленной границы выбивают из колеи. А когда эти причины становятся из ряда вон выходящими, совершенно неестественными и абсолютно фантастическими, волшебными, граничащими с помутнением рассудка, то задаёшься вопросом: ты в своём уме? Новизна всегда кажется чем-то страшным, и того, кто решится сделать первый шаг, провозгласят либо героем, либо сумасшедшим.

Ну, герой из меня, ясное дело, никудышный, но вот в своей адекватности я уже не так уверена, стоя напротив… Эм… мужика (пока так его назовём), просто огромного в размерах и с панцирем на спине. Я теперь была точно уверена, что это вряд ли щит такой.

В окнах соседних домов ещё горел свет, и поэтому силуэт мужика вырисовывался довольно чётко. Трудно было разглядеть детали, но в общих чертах даже просматривалось его лицо. Хотя, может, у меня уже галлюцинации. Порой мозг играет злые шутки с нашим восприятием и подсознанием, выбрасывая всякие фокусы, типа живого лысого Халка с маской Зорро. И тут я задумалась: неужели он считает, что если наденет повязку, его так никто не узнает?.. Хотя, о чём это я вообще?

Я стояла не шевелясь минуты две, и даже, как мне кажется, не дышала. Всё думала, сон это или реальность? Или просто действительно глюки такие? Что за мазь мне тётушка сунула? Не у соседних ли гангстеров случайно купила? А что, травка же реально снимает боль…

Из моего открытого рта (о боже, я, наверное, была похожа на полную идиотку) вышел какой-то хриплый сдавленный писк. Видимо, реакцией мозга на супергероя напротив был крик, но выдавить моё бедное израненное и уставшее тело смогло только кряхтение.

В голове все мысли перемешались. Рассудок пытался не потеряться, хватаясь за малоубедительные объяснения происходящего. Если рассуждать логически, чего я никогда не умела делать, супергерои — выдумка. Халка не существует, ведь тогда где его Чёрная Вдова и Железный Человек? Да и вообще, что за чушь верить в то, что какой-то безумный учёный вколол химическую хренотень и создал зелёного чудика из самого себя? Это самая нелепая и глупая мысль, которая могла бы прийти в голову более или менее здоровому человеку, коим я не являюсь, кстати говоря.

А что же он тогда такое? Может, неудачная операция? Или же сверхсекретные разработки правительства по созданию суперсолдата? Ну, это уже может быть похоже на правду, хотя, опять же, совсем не клеится в голове. А может, он инопланетянин? Почему-то эта идея тоже казалась вполне себе адекватной. Я никогда не верила в нечто подобное, а может, просто не задумывалась над этим, но всё же, почему бы и нет? Может, его корабль потерпел крушение, и теперь он вынужден скитаться по Земле, прятаться от людей, чтобы его не распотрошили на части, и творить добро в благодарность за возможность жить здесь… Вспомнилось, как в детстве я смотрела старый добрый сериал «Альф» с похожим сюжетом, про чудика с другой планеты, и сейчас мне показалось это вполне себе реальным.

Кажется, гуманоид презрительно фыркнул, видимо, смеясь над моей реакцией. Так, надо взять себя в руки. Ты же взрослая сильная женщина, Рокси! Не в твоих правилах впадать в панику. Но я просто не могла даже вообразить, осознать сейчас, что напротив меня стоит настоящий пришелец. Это просто… просто… страшно.

Да, это реально страшно. Я же не знаю, что у него на уме, к тому же он раза в два (если не больше) крупнее меня. Может, он совсем дикий, как индеец на’ви? Или собирает людей для своей коллекции? Или выкачивает из них кровь, как в Войне Миров? Меня передёрнуло от этой мысли. Бежать-то некуда. Теперь я окончательно поняла, насколько плачевно моё положение, стоя на крыше с больной ногой и до чёртиков боясь высоты. Даже если исключить наличие гуманоида-великана, мне самостоятельно всё равно не спуститься отсюда.

— Что, теперь уже не так хочется глазеть на меня? — усмехнулся НЛОшник.

Его голос меня будто оживил, и в голове сразу всплыли воспоминания о том злополучном вечере, когда он спас меня. Действительно, он же спас меня. Значит не желает мне зла. Тем более сейчас ему пришлось сбежать оттуда из-за меня и лишить очередных бандюг своей порции справедливости. В любом случае, я знаю, что он настроен неагрессивно. По крайней мере, пытаюсь внушить себе это.

Даже не знаю, что ему сказать. Может, изобразить из себя Спока и поприветствовать пришельца вулканским салютом? А вдруг он на своей планете какой-нибудь принц или генерал, и мне вообще следовало бы опуститься перед ним на колени или отплясывать реверансы? Ну это уже слишком, Рокси! Не впадай в крайности. Мы сейчас находимся на Земле, в Соединённых Штатах Америки, где царит демократия и толерантность. И нет здесь никаких царей, принцев и полководцев. Так что, следуя установленному порядку, я не собираюсь вешать на пришельца генеральские погоны, и в то же время обязана проявить должное уважение и гостеприимство. Ну он же типа беженец…

Никак не могла собрать себя в кучу. Хотелось сбежать, моё подсознание так и кричало об этом. Требовало найти безопасное место, а здесь мне некомфортно, небезопасно и очень страшно. Это даже уже больше не страх получить дыру в груди от лазерного пистолета (или что там у них?) или быть разорванной в клочья, а просто страх перед неизведанным. Какое-то внутреннее волнение и трепет. Очень странные чувства, которые мне не приходилось испытывать до этого. Может, если бы я была каким-нибудь безумным учёным, то визжала бы от восторга и благоговения перед существом иного происхождения, но как обычного среднестатистического землянина, меня окутывал только страх.

— Я… я просто… — прокашлялась в кулак. Что-то горло резко охрипло.

— Не ожидала такое увидеть? — насмешливо фыркнул пришелец.

Он слегка качнулся в мою сторону, и я инстинктивно отшатнулась от него, неуклюже сделав шаг назад больной ногой и переместив вес тела на неё. Лодыжка сразу заныла, и, не удержавшись на ногах, я упала прямо на пятую точку, но не проронила ни звука, словно подо мной оказался мягкий матрас, и всё время глядела на пришельца. Я просто онемела.

— Так и думал, — фыркнул здоровяк, и мне почему-то стало неудобно — его слова меня как будто пристыдили. В конце концов, это существо с другой планеты, возможно, выше нас по разуму и развитию, а я как дикарка пытаюсь выдавить из себя хриплый вопль о помощи, хотя получить мне её неоткуда. К тому же в последний раз это он спас меня.

Я упёрлась ладонями в шершавую поверхность крыши и выпучила глаза, глядя на здоровяка снизу вверх. Ситуация патовая. Бежать некуда, кричать нет смысла, да и место пришелец выбрал неподходящее. В детстве упала со спасательной вышки на пляже, и теперь не выношу высоту. Вот такая фобия. Поэтому мне тяжело жить на последнем этаже десятиэтажного здания, так как меня укачивает, когда смотрю в окно. В общем, если этот парень решил меня съесть, взять в плен, препарировать с целью изучения или же просто придушить, чтобы вдруг не растрепала другим о вторжении инопланетной расы на Землю, то ничего не поделаешь.

Гуманоид сделал шаг ко мне, заставляя меня нервно вздохнуть, и протянул руку. Хочет помочь мне встать или же предлагает сдаться самостоятельно и смиренно проследовать за ним на его летающую тарелку? Интеллигентный пришелец или межгалактический маньяк? Да, именно такие мысли сейчас меня мучили.

Я с опаской взглянула на его ладонь и, мама родная, увидела там всего три пальца! Он точно НЛОшник. В этом уже не может быть сомнений. Лысый, сильный и трёхпалый. В его ладони с лёгкостью поместилась бы моя пятка 38-го размера и ещё бы место осталось. А может, он ещё что умеет? Ну, мысли читать или стрелять лазерными лучами из глаз?.. Ладно, надо взять себя в руки и состроить вид приличной вменяемой землянки.

Это было странно, но я всё же решила протянуть руку ему в ответ. Мои пальцы судорожно дрожали, как ни пыталась я унять эту дрожь. Сначала с опаской слегка коснулась кончиками пальцев его кожи, но меня будто электричеством пробило, и я тут же отдёрнула руку. Пришелец усмехнулся, но продолжил терпеливо ждать, застыв в одной позе. Кажется, он просто забавлялся, глядя на дрожащую как осиновый лист землянку. Возможно, ему душу грело явное превосходство надо мной (ну, по крайней мере, физическое точно) или же что мой первобытный страх не удаётся скрыть и именно он причина этого страха. Я вновь, наберя побольше воздуха, вложила свою ладонь в его, уже более смело. Была не была!

Толстые пальцы несильно обхватили мою руку — видимо, он рассчитал свою силу, чтобы не раздавить кости хрупкого человечишки. Ну хоть для кого-то я стала Дюймовочкой. От этой мысли стало смешно, и я не смогла сдержать улыбки. Да, Рокси, ты худышка только для двухметровых пришельцев.

Попыталась встать, но больная нога снова неприятно жгла и уже трудно было опереться на неё. Видимо, своим неудачным падением я её вновь повредила.

— Болит? — задал неожиданный вопрос пришелец, кивая в сторону моей ноги. Значит, всё-таки прекрасно помнит тот день. А может, его разновидность (или как это назвать?) отличается необычайной памятью? Помнит все моменты своей жизни. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Да, — ответила я и не узнала свой голос. Охрипший и слишком низкий. Опять прокашлялась. — Вроде ничего серьёзного, но пока восстанавливаюсь.

Вот и начался наш «непринуждённый» разговор. Посмотрите на меня, я веду светскую беседу с гуманоидом. Ну кто бы мог подумать? И поверить?..

Он помог мне подняться на здоровую ногу. На больной я стоять не могла и просто упёрлась носком кроссовка в крышу. Несмотря на то, что трудно было сохранять равновесие, я всё же выпустила его холодную руку, приносящую мне дискомфорт, но постаралась сделать это более-менее тактично.

— Надеюсь, ты не собираешься кричать? — голос моего нового знакомого звучал весьма угрожающе. — И тем более болтать обо мне. Иначе…

Многозначительное молчание было красноречивее любых слов, и я нервно сглотнула. Ну кому я могу об этом сказать? В психушку не собираюсь и знаю наверняка, что мне никто не поверит. Единственное, чего я теперь опасалась, так это того, что гуманоид посчитает меня занозой у себя в заднице и на всякий случай захочет прикончить мелкую букашку Рокси, которая встала у него на пути и узнала о страшной тайне Вселенной.

— Да я не собиралась болтать. — Может, удастся внушить ему доверие своим «красноречием»? — Вы спасли мне жизнь, и я теперь у вас в долгу, так что ваш секрет унесу с собой в могилу. — Блин, вырвалось как-то невпопад. Хоть бы он не рассчитал мои слова призывом к действию. — Да и вряд ли мне кто-то поверит…

— Это точно, — довольно согласился пришелец. Надеюсь, я была достаточно убедительна, чтобы сохранить себе жизнь. Я испытывала невероятный внутренний трепет перед этим существом, и это даже не то чувство, когда перед глазами дуло пистолета и ты понимаешь, что нужно быть тихой и покорной, чтобы пуля не прилетела тебе в лоб. Это было нечто другое. Любопытство вперемешку с инстинктом самосохранения. Когда адреналин в крови начал снижаться, ко мне вернулась способность мыслить здраво. В голове уже набрасывался список вопросов к пришельцу, но первый из них волновал больше всего: он не радиоактивный? А то вдруг в нём кишат межпланетные вирусы и бактерии, от которых у нас нет иммунитета. И теперь я тоже в риске заражения. Но с другой стороны, уже ничего не поделаешь. Если вирус поселился во мне, то его уже никак оттуда не изъять.

Теперь я разглядывала его совершенно по-иному. Когда страх не застилал глаза, то мир казался более спокойным. И даже гуманоид напротив меня.

Кожа у существа грубая и твёрдая, совсем не похожа на человеческую. Больше смахивает на крокодилью, хотя мне никогда не приходилось трогать крокодила. Тыльная сторона ладони была гладкой и даже приятной на ощупь, хоть и холодной. Видимо, кровеносная система у них отличается от нашей. Наверное, на их планете холоднее, чем на Земле. Сложно было рассмотреть при отсутствии хорошего источника света, но кажется, на нём надеты только штаны. Это логично, ведь как натянуть футболку на такую каменную горбатую спину? На нём снова была повязка — концы развевались на ветру при сильных порывах. И зачем она ему? Это вместо боевого окраса?

Пришелец не шевелился и ничего не говорил, но я кожей чувствовала его усмехающийся взгляд. Видимо, ему самому интересно посмотреть на реакцию других людей на него. Хотя я не думаю, что являюсь единственным человеком, который его видел. В конце концов, он же тут наводит общественный порядок, наказывает преступников. Они должны были его видеть. Но уверена, что все как один убегали в страхе от невиданного существа, а потом убеждали себя в том, что всё это привиделось и надо уменьшать количество скуренных косячков. А вдруг я первая землянка, заговорившая с ним? Первый контакт с инопланетной расой. Где репортёры? Где журналисты? Это моя минута славы!

Ох, видать, всё-таки поехала у меня крыша от таких серьёзных стрессов.

Пришелец сделал шаг вперёд, и я нервно дёрнулась от неожиданности.

— Боишься? — весёлым голосом спросил он. Скучно, видимо, ему в одиночестве (хотя теорию о неудачном приземлении космолёта с одним пришельцем я сама придумала и стала в неё свято верить). Может, поэтому он такой весёлый сейчас? Хотя я сужу о нём с человеческой точки зрения. Очевидно, что пришелец совершенно иной культуры, и то, что считается вежливым у нас, может расцениваться весьма грубо у них.

Я выпрямилась и прочистила горло. Рокси, сейчас ты представляешь всё человечество в своём лице, так что не упади в грязь перед этим чудиком. В любом случае, технологии у них получше наших, раз он прилетел сюда. Мы до луны-то еле добрались, не то чтобы уже искать братьев по разуму. А значит, их цивилизация превосходит земную. А где прогресс, там должны быть разум и логика, а не дикий инстинкт.

— Нет, — соврала я. — Просто… хм… Мне впервые приходится встречаться с представителем… эм… иной расы.

Или слово «раса» ему не подходит? Я в биологии не сильна, говорю, что в голову приходит. А с другой стороны, он не чёрный, не белый, не азиат. Так что «иная раса» в самый раз.

Послышался сдавленный смешок. Если я ещё жива, а этот парень ещё здесь, то либо я продлеваю себе жизнь своим наигранным бесстрашием, либо он действительно не собирался ничего со мной делать даже после того, как я узнала, кто он есть, и просто пытается избавиться от скуки, немного издеваясь над моими нервами. Да и вполне вероятно, что ему самому интересно говорить со мной и следить за моей реакцией. Наверняка он не общался с людьми слишком много и слишком долго. И что, мне теперь его другом назваться?

— А ты чего шатаешься по этому району в такое время? Мало было того раза? Или экстрима не хватает?

Логичный вопрос. Ну, а что мне ответить? Рокси — это Рокси. Она вся в этом непостоянстве и нелогичности. И жизнь её — полный сумбур.

— Здесь моя тётя живет, — надеюсь, он не отправится на её поиски, чтобы окончательно следы замести, — поэтому приходится периодически сюда заглядывать.

Я слышала, как шумно он дышал, словно дракон, выпуская воздух крупными короткими выдохами и набирая обратно полной грудью. Наша милая беседа закончилась, и что будет дальше, оставалось большой загадкой для меня. Мне было, безусловно, интересно узнать, кто он такой и с какой планеты, но я не стала спрашивать. Почему-то подумала, что такие вопросы могут его разозлить. Единственное, чего мне хотелось — это смыться отсюда как можно скорее и как можно дальше. Сесть на поезд и укатить в свой тихий райончик, где нет наркоторговцев за углом и где не скачут гуманоиды по крышам. Но для этого нужно спуститься вниз…

— Кажется, те парни уже ушли. — Должны были, хотя я потеряла счёт времени здесь. — Может, спустимся вниз?..

Я старалась говорить смиренно и мягко, прося пришельца вернуть меня туда, откуда взял. Самой-то мне отсюда не выбраться. Странно, но, кажется, он пожал плечами.

— Последний автобус уже ушёл. — Ах да, я наверняка уже его пропустила. Дело плохо. — Как ты до дома доберёшься? Нечего было геройствовать по ночам.

Странно, вроде ему действительно было интересно узнать ответ, а вроде он упрекнул меня. Или же это стёб такой? Да, определённо странный парень. Сочувствует и ругает одновременно. Но с другой сторон, я размышляю по-человечески. А сейчас это вообще не в тему.

— Попробую заказать такси до станции метро, — зачем я ему это объясняю?

— Думаешь, сюда ездят такси? — Этот парень явно насмехается надо мной, тоном голоса подчёркивая всю глупость моего высказывания. Видимо, решил поиздеваться. Считает себя выше меня. Хотя, в чём-то он прав — меня сгубило любопытство, а ведь если бы я осталась дожидаться автобуса, то не встретила бы его. И может, даже к лучшему. Сейчас и не знаю, что лучше: оставаться в неведении или же утолять своё любопытство любыми путями, и неважно, каким будет исход.

— Ладно, — не дожидаясь моего ответа, снова заговорил здоровяк. — Здесь до станции недалеко.

Не спрашивая моего разрешения, он быстро подошёл и снова схватил меня и перекинул через плечо. Я и оглянуться не успела, как крыша перед глазами замелькала, как от сильных быстрых прыжков приходилось биться о твёрдый панцирь, как под его ногами не оказалось опоры… Я видела под нами землю — так далеко, — плохо освещённый тротуар и жёлтые окна домов. Перед глазами всё поплыло. Мне стало плохо, воздуха не хватало, хотя ветер задул с такой силой, что в ушах звенело. Я чувствовала, что падаю, несмотря на то, что огромные руки пришельца обхватили моё слабое тело, как тиски. Нет, я падала. Прямо туда, на сырой асфальт, цепляясь за выступы оконных рам, за провода между столбами. Я падала туда и разбивалась… И опять под нами крыша, опора. И опять встряска. А мне даже не удаётся ухватиться за его скользкий круглый панцирь. Слишком большой, не обхватить. И снова дыра между нами и землёй. И я уже не выдержала — закричала во всё горло. Я видела, видела, как падаю, видела перед глазами бетонный бордюр и чувствовала, как сила гравитации тянет меня вниз и я соскальзываю из его рук, и я лечу… Картинка переворачивалась в голове, жёлтые окна превратились в единую гирлянду света. Кто может знать, что такое страх, если никогда не страдал фобиями? Когда твоё тело не задыхалось от нехватки воздуха, в то время как его было предостаточно? Когда не билось в конвульсиях, не дрожали конечности, не холодело внутри? Когда нет ничего, кроме страха? Он теперь — всё, и ты есть он.

Меня почти вырвало, но на моё удивление, здоровяк остановился и резко скинул меня с плеча, морщась, будто я была тараканом, а я почти упала, но упёрлась спиной в дымовую кирпичную трубу.

— Ты чего так разоралась? — гаркнул он. — Я чуть не оглох!

Мне было плохо, голова кругом. Слишком много встрясок за этот день. Встреча с инопланетянином, который меня отчитывает сейчас, полёты над землёй, а здесь падать не близко. Нога ныла от боли, ко всему прочему. Желудок скрутило, и меня вывернуло. Хорошо, что успела отвернуться от гуманоида, а то как-то неудобно. Хотя, мне уже было всё равно, я просто хотела покоя, чтобы он исчез, чтобы все исчезли. А потом проснуться наутро и принять всё за странный сон.

Я слышала, как он подошёл ко мне и как-то неловко переминался. Да уж, зрелище не самое приятное — смотреть, как кого-то тошнит.

— Тебе плохо? — голос казался более сдавленным и приглушённым, словно ему неудобно было спрашивать. Но мне было плевать. Я была злая, была на грани срыва, я летала на высоте пятиэтажного здания, и я терплю насмешки этого, мать его, космического крокодила! Меня встряхнуло, меня вывернуло и у меня преждевременный ПМС!

— Как видишь, — рявкнула я, и плевать хотела на всю эту хренотень с земным гостеприимством. Пусть валит на свой Юпитер, нечего людей пугать! Заводиться с полоборота — это у меня от тетушки, но я уже так давно не выходила из себя, что даже самой страшно стало. Зато хороший выплеск всего негатива и стресса. Ой, зря этот гуманоид со мной встретился. Теперь он будет думать, что все мы чокнутые. — Благодаря тебе.

— Что я сделал? — по тону голоса было слышно, что он искренне не понимал, в чём дело. — Хотел оказать услугу, вот и всего. Ты вообще меня благодарить должна.

— Услугу? Да я чуть не разбилась! Почти вылетела у тебя из рук. А если я действительно соскользнула бы? Вот тогда и была бы тебе благодарность, самая настоящая — соскребать мои мозги с асфальта. Ты даже не спросил разрешения! Нельзя хватать человека, укладывать себе на плечо и тащить его непонятно куда! И тем более летать с ним по городу. Здесь так не принято, ясно тебе? Или на твоей Альфе-Центавре не учили хорошим манерам?

Пришелец опять усмехнулся. Он явно издевается надо мной. А мне уже стало плевать, если я ошиблась на его счёт и меня ждёт долгая и мучительная смерть. Я бы врезала ему, да вот только сил нет. Опять адреналин в крови подскочил. Надо успокоиться, Рокси. Ты же знаешь, что после таких взрывов тебе становится стыдно. В конце концов, он тебя спас, причём уже дважды, и сейчас не хотел зла. Просто надо успокоиться, просто сосчитай до десяти.

Раз. Моя голова готова расколоться на части от гнева. Это парень сорвал чеку, и теперь его ждёт взрыв.

Два. Кровь закипает в венах. Пришлось сжать кулаки так, что ногти царапали кожу. Наверное, я смотрюсь очень смешно сейчас, хотя теперь пришелец выглядит более потерянно.

Три. Глубокий вдох и выдох. Это бывает. Это просто приступ страха из-за высоты. Стало воздуха не хватать, трудно сделать вдох, но это всё потому что…

Четыре. Истерика. Только не это. Не сейчас. Иначе это будет совсем странно. А перед глазами всё ещё мелькают высокие промежутки домов и далёкий фонарь на углу.

Пять. Вздох облегчения. Кажется, мой гнев вышел с первой слезой, скатившейся по щеке. Надеюсь, гуманоид этого не заметил. Я не плакса, это просто гормональный сбой.

Шесть. Не надо было на него так срываться. Вот теперь, Рокси, тебе стыдно. Перед человек… эм… этим инопланетянином, который вовсе и не злобным оказался.

Семь. Голова кружится. Кажется, мне плохо опять. Тело обмякло, я почти падаю, но сильные руки хватают меня, уберегая от падения.

На восьмой счёт меня снова вырвало, и я обессиленно повисла на руке пришельца. Умом я понимала, что нужно встать и не стоит вообще приближаться к нему так близко, но ничего не могла поделать. Моё тело меня не слушалось, словно из него вышли все силы, и теперь я стала тряпичной куклой. Как кролик Энерджайзер, из которого батарейки вытащили. Если он задумал что-то, то сейчас самое время. Я не буду сопротивляться. Я слишком слаба. Но почему-то было спокойно, совершенно никакой тревоги. Я чувствовала себя в безопасности. А может, просто забила на всё, нет сил предпринимать какие-либо действия. И моё тело стало невесомым, плывущим куда-то далеко отсюда, порхающим в воздухе. Луна яркой точкой выглянула из-за туч, бросая на меня холодный свет, и я закрыла глаза. И провалилась в небытие.

Людишки такие жалкие и мелочные существа. Живут себе в своих многомиллионных «муравейниках» и не видят дальше своего носа ровным счётом ничего. Мы уже не способны восхищаться красотой ночного неба — его и не видно над большими городами. Мы не заглядываем в далёкое будущее, не мечтаем преодолеть земную орбиту и покорить космос. Мы живём одним днём, и там, где были мы, остаётся лишь выжженная земля. Отсталые и жалкие. Никчёмный народ, засоряющий Вселенную одним своим существованием.

Я никогда не думала, что смогу летать. Что когда-нибудь у меня вырастут крылья или же моё тело перестанет подчиняться законам физики и, вопреки гравитации, вспорхнёт над домами. Вокруг мелькают крыши домов, светящиеся окна превратились в разноцветный калейдоскоп красок на фоне темноты ночи. И я кружу вокруг них и не чувствую страха. Только умиротворение и спокойствие. Слышу напряжённое дыхание где-то рядом, рваное и отрывистое. Слишком быстрое. И ветер укутывает меня своими вихрами, играясь и путаясь в прядях волос. Я больше не боюсь…

Писклявый звук будильника прогремел на всю квартиру, настойчиво требуя проснуться и отключить его. Я вскочила на кровати чисто автоматически, как робот, выполняющий одну и ту же задачу каждое утро. Моя привычная утренняя рутина, даже количество шагов от спальни до ванной отсчитано.

Отключила будильник и рухнула обратно на подушки. Расслабляться нельзя, иначе есть риск вновь провалиться в сонную негу, а мне нужно быть на работе через сорок минут. Кофейня открывается в пять — час пик для буднего дня. Так что нужно как следует подготовиться ко всё сметающей на своём пути толпе. Но я не могла пошевелиться — всё тело ужасно ныло и болело, словно я вчера вагоны разгружала. Особенно пекло в районе пресса, и руки, как плети, совершенно потеряли силу. Каким-то чудом я заставила себя подняться и на полусогнутых ногах прошуршать до ванной комнаты.

Отражение в зеркале меня пугает: тёмные круги под глазами, волосы как воронье гнездо, какой-то жёлтый цвет лица. Неприятный привкус во рту — меня рвало? Ладно, времени не много, нужно быстрее приниматься за дело. Чисто на автомате тянусь за зубной щёткой и пастой и с закрытыми глазами чищу зубы. Голова так болела, что была готова взорваться и забрызгать мозгами белый кафель. Трудно вдохнуть, будто кто-то положил мне гирю на грудь, в висках пульсировало. Вроде я вчера не пила…

А что вообще вчера было? Даже не помню, как добралась до дома, — видимо, так устала, что всё забыла. Ещё, плюс, во мне столько обезболивающих таблеток, что тест на наркотики мне точно не пройти. От такой лошадиной дозы меня и вштырило не по-детски, а ещё и тетя мазь какую-то вчера мне втирала. Это народная медицина нас точно со свету сживёт.

Но какой же странный сон мне снился. Полёты над городом. Даже смешно. Я вроде уже не маленькая девочка, мой рост остановился ещё в пятнадцать лет, а до сих пор во сне летаю. И чудики какие-то инопланетные бегали, такие малюсенькие, лысенькие. Ох Рокси, ты сошла с ума.

Набираю в ладони воду, чтобы умыться, и вижу на них красные ссадины. Странно, вроде вчера не падала, откуда это? Стало ужасно стыдно. Я почему-то подумала, что от лекарств настолько потеряла рассудок, что даже не помню, где упала. А вдруг взаправду. Я как после запоя, хоть ты тресни, но вспомнить не могу. Да и некогда сейчас, надо бежать.

Лодыжка сегодня ныла нещадно, будто я вчера лебединое озеро всю ночь отплясывала. Такая резкая боль, хотя мне казалось, что я иду на поправку. Придётся доставать мой фиксирующий сапог, иначе с такой ногой на работе долго не протянешь. Привычная доза таблеток дала облегчение и опять ввергла меня в полукоматозное состояние. Главное продержаться до обеда, а там новая смена, а в балетной школе хоть передохнуть можно. И как хорошо, что я повредила ногу, а не руку.

Излюбленное место для раннего завтрака как всегда наполнено людьми, ожидающими свою порцию ежедневного наркотика — кофе. Без него нельзя продержаться, если хочешь быть продуктивным и энергичным. Это наш допинг, стимулятор для поддержания внутреннего аккумулятора. Пока батарея не сдохла, шестерёнка всемирной системы отлаженно работает, а чтобы так продолжалось как можно дольше, подпитывает себя энергетиком изнутри. Мой жизненный минимум — две кружки в день, без сливок и сахара (я же вроде как на диете). Иначе мне неоткуда черпать силы.

Рабочее время пролетело быстро, благодаря лекарствам боль утихла, а мой фиксирующий сапог помогал сохранять равновесие. На одну чашку кофе даётся ровно две минуты — время работы кофемашины и плюс если клиент предпочитает латте или, ещё хуже, карамельное макиато. И вопрос дня: сколько я сварила чашек кофе, если с пяти до одиннадцати утра ни разу не присела?

Занятия в балетной школе уже начались, но проходя испытательный срок, я работаю там только со второй половины дня. Поэтому у меня есть время на обед и даже на короткий сон. Удобно, что кофейня находится недалеко от моего дома, всего десять минут ходьбы, и пусть я ковыляю, как пират с деревянной ногой, но могу сэкономить на проезде.

Когда я немного отдышалась от насыщенного утра, у меня наконец появилась возможность принять свою дозу кофеина. Рабочая суета не дала возможности обдумать мой вчерашний путь домой и задуматься хоть над чем-то кроме кофеварения. Усевшись за столик в уже полупустом кафе, с нескрываемым удовольствием вдыхаю терпкий насыщенный аромат, и словно сама жизнь входит в мои лёгкие, даруя временное облегчение и возможность закрыться от насущного мира.

Когда мысли понемногу стали приходить в норму, я вдруг вспомнила, что не позвонила тёте и не сообщила, что благополучно добралась до дома. В принципе, я вообще не помню, как добралась, и это безусловно пугало. С таблетками явно нужно заканчивать, но как странно — нога не проходит, а напротив, болит с каждым днём всё сильнее. И не помогают уже массажи и процедуры, и к врачу мне пока что не попасть на приём — не хочу прибавлять к своему огромному счёту лишние суммы.

Я усиленно массировала виски, заставляя вникнуть в события прошлого вечера. Помню, что пошла до остановки и, кажется, вызвала полицию. Чем глубже я погружалась, тем сильнее болела голова. Я боялась засветить себя телефоном. Телефон. Позвонить тёте. Ох, она меня убьёт за это.

Быстро порыскав по карманам, я поняла, что телефона при мне не было. Главный аксессуар современного поколения исчез, и эта ситуация вгоняла меня в стресс. Неужели потеряла? Когда же? Вчера на остановке? Может, дома забыла? Да, верно. Скорее всего, засуетилась утром и полусонная даже не проверила. Только странно, что вчера тётя сама мне не звонила. Или же меня настолько вырубило, что я даже не слышала звонка?

Добравшись до дома так быстро, как только позволяло моё состояние, я начала искать в каждом углу свой мобильник, но его нигде не было. Неудачи и огорчения в последнее время преследуют меня, выстроившись в линию и поочередно ударяя по моей бедной больной голове. Какая-то чёрная полоса. Сначала нападение, травма ноги, счёт из больницы. А теперь ещё и потеря телефона. Ты абсолютная неудачница, Рокси, уже надо это понять и принять.

Будучи целеустремлённым человеком, я ставлю перед собой грандиозный план выживания в этом мире, словно хочу сорвать звезду с неба. Но эти цели настолько для меня нереальны, настолько высоки, что осознавая это, хочется выть от собственной никчемности. Сначала мои грёзы о балете… Но кого я обманывала? И до сих пор обманываю. Мне никогда не осилить это. С каждым годом я становлюсь всё старше, а бёдра всё шире. Пытаюсь загнать себя бесконечными диетами, в глубине душе лелея надежду об идеальной фигуре и обхвату груди в девяносто сантиметров, но всё это пустое. Лишняя трата моего времени и сил. Мне не покорить эту вершину никогда.

Видимо, где-то в подсознании я понимала всю тщетность своих стараний, раз всё-таки решила поступать в колледж. Казалось, что это более достижимая цель, и так бы оно и было, если поднапрячься как следует. Но когда на плечи лёг долг в виде медицинского счета, то и здесь мои надежды пусть и не рухнули, но пошатнулись. Теперь мне год работать в холостую, без откладывания денег, чтобы только оплатить суточное пребывание в больнице. И ещё неизвестно, что вообще выйдет с моей травмой. Чует моё сердце, что всё будет плохо.

Теперь я и без телефона осталась. Кажется, это было последней каплей в переполненной чаше моего терпения, и, откинувшись на кровати, я захныкала в голос, как малое дитя. Мне плохо, мне больно, мне страшно смотреть в будущее и я просто дико устала. Наверное, эту ношу мне не вынести…

Нащупав руками лоскут ткани на покрывале, я приняла его за платок (хотя откуда он здесь?) и высморкалась в него. Жизнь — боль, и нет никакого желания существовать в этой вечной борьбе. В конце концов, я слабая ранимая женщина, а не ломовая лошадь!

Немного успокоившись и перестав уже заливать одеяло крокодильими слезами, я открыла глаза. В руках у меня оказался не платок, а повязка. Повязка ночного Зорро. Уже выстиранная (и мною же только что испачканная), зашитая в некоторых местах. И вглядываясь в две больших дыры под глаза, я словно видела сквозь них два пытливо смотрящих на меня глаза, в которых мелькают искорки усмешки. Я будто видела его…

От накатившего волнения резко поднялась на кровати. Вчерашние события калейдоскопом проносились в голове. Полёты над городом — не сон. Моя ноющая лодыжка — не сон. Там на крыше был огромный здоровый пришелец. Я помню его. Тогда он ещё смеялся надо мной. О боже, боже! Это невозможно уместить в голове. У меня задрожали колени, и пришлось насильно прижимать их руками. Я видела пришельца. Настоящего пришельца! Из космоса. С другой планеты. Трёхпалого, горбатого и слегка грубоватого.

Нет-нет, Рокси. О чём ты вообще говоришь? Это же бред. Разве пришельцы существуют? Ты же никогда в это не верила. Это просто был сон. Или же галлюцинации от тётушкиной мази. Или я просто схожу с ума?

Но это кажется реальным. Настолько реальным, что я будто до сих пор слышу усмешку в свой адрес, чувствую его холодные руки, его странную на ощупь кожу… Это невозможно уместить в голове, и моё подсознание закрывает это событие, пытается логически объяснить ситуацию, накидывая более здравые аргументы. Да о каких аргументах может идти речь? Я же видела его. Пришельца с другой планеты. От только что прошедшей истерики по поводу своего бренного существования и от попыток принять факт того, что вчера со мной произошло, на меня накатил истерический смех. Я в последнее время всё чаще стала смахивать на сумасшедшую. То реву, то смеюсь, — хотя прежде была уравновешенным человеком, — то вижу всяких чудиков…

Мои безумные размышления прервал громкий стук в дверь. Кто-то слишком настырный решил наведаться ко мне — стены дрожали от такой напористости. Очень редко у меня гостили люди, иногда забегали подружки, тётя и родители были несколько раз. Неожиданный приход гостя меня насторожил, и на всякий случай я достала из чулана биту. Видимо, у меня уже паранойя.

— Кто там?

— Это полиция, — раздался уверенный громкий голос за дверью. Я посмотрела в глазок и увидела двух мужчин в форме, но открывать всё равно побоялась. Я никого не вызывала, вряд ли это сделали соседи. Ну если только никого в доме не убили или не обокрали.

— Что вы хотели? — не спешу открывать и не обязана это делать. Если хотят что-то спросить, то могут поговорить со мной и через закрытую дверь.

— Мисс Роксана Уокер? — поинтересовался один из офицеров, приближаясь к глазку, видимо, чтобы я могла его лучше разглядеть. Но если вдруг это бандиты, то отвечать на такой вопрос не стоит. Что-то у меня какая-то мания преследования в последнее время.

— Рокси! — прогремел душераздирающий писк по всему коридору. Внаглую растолкав двух бравых полицейских, во всей красе на первом плане появилась моя драгоценная тётушка. О нет…

Скрип двери утонул в диких воплях моей ненаглядной родственницы, которая тут же схватила меня в свои объятья, чуть ли не рыдая на моей груди. Но я знала, что прилив нежности у неё кратковременный, и спустя минуту истерики и оханий меня испепелял лютой злобой острый взгляд чёрных глаз. Неужели она подняла на уши всю полицию? Заставила офицеров привезти её сюда, используя их как такси… Ох, на это способна только тётя Бонита.

Я невольно попятилась назад, следуя своему инстинкту самосохранения, и даже двое здоровых полицейских испуганно отшатнулись, когда моя тётя начала буквально орать на меня, чуть ли не замахиваясь сумкой. Эмоции шли через край. В эту минуту стало страшно — в гневе эта женщина само воплощение войны. Но с другой стороны, мне было стыдно из-за того, что заставила бедную пожилую родственницу так страдать.

— У меня чуть сердце не остановилось! — Бонита схватилась за свой жёлтый пиджак на груди и сжала его, словно пыталась тем самым вырвать своё сердце из тела и продемонстрировать его мне.

— Я всё могу объяснить, тётя, — мои попытки её успокоить были тщетными. Это всё равно что тушить пожар, черпая воду ложкой. — Я просто потеряла телефон, поэтому не могла позвонить.

— Да я чуть не померла за эту ночь! Думала, что ты забыла, что хоть утром позвонишь. А ты даже трубку не брала! Со свету решила меня сжить? Как это называется?

Видимо, мои жалкие попытки объяснить причину были пропущены мимо ушей. И всё-таки она замахнулась и дала мне своей маленькой сумкой пару раз по заднице. Было больно, когда железная пряжка хлёстко ударила по моему больному телу.

— Тётя, успокойся! — отбивалась я как могла. — Это уже рукоприкладство. Ты забыла, что я ранена?

— Ранена она, — ставя руки в боки и выпячивая грудь, передразнила Бонита. — Думаешь, это помешает мне выбить из тебя всю дурь? Чтобы знала в следующий раз.

Я жалобно взглянула на полицейских, намекая, что их помощь не помешала бы. Двое офицеров переглянулись. Уверена, что Бонита заставила их переться из другого конца города, вместо того, чтобы сообщить своим коллегам, патрулировавшим этот район. Кажется, им даже было забавно от всей этой ситуации — на лицах читалась ирония. Моя тётя обладает таким даром убеждения, что ей бы баллотироваться в президенты.

— Прошу вас, успокойтесь, — наконец заговорил один из офицеров, пройдя вглубь квартиры. — С вашей племянницей всё в порядке, как видите.

— Скажите, мисс Уокер, — обратился второй. — Вчера вечером где вы были?

Я задумалась. Где же я была? Скакала по крышам в обнимку с инопланетным существом. Мой разум отчаялся вытеснять эту мысль из головы, и когда я окончательно убедилась в правдивости своих видений, то невольно вздрогнула от ужаса. Интересно, а кому-то кроме меня известно о вторжении пришельца на нашу территорию? Но проверять лучше не стоит, иначе меня упекут в психушку.

— Вчера вы звонили в полицию, — пояснил свой предыдущий вопрос офицер, видя, что я замешкалась с ответом.

— Да, я видела несколько людей, пока ждала автобус. Кажется, они убегали. И я подумала, что вдруг они напали на кого-то, — с каждым произнесённым мной словом тётя нервно охала.

— И что было дальше?

Что дальше? Встреча, которая поделила мою жизнь на две части, открыла какие-то неведомые доселе истины о том, что мы не одни. Учёные задаются этим вопросом уже множество лет, по сантиметрам изучая Вселенную, а я нашла ответ вчера, в тёмном вонючем переулке рядом с мусорными контейнерами. Но могу ли я заявить об этом? Едва ли. Хотя, если уж мне удалось встретиться с ним, то вполне вероятно, что и другие смогут, если зададутся целью. Но стоит ли? Что сделают с представителем иной расы люди, которые так долго этого искали? Изучат его интеллект, заставят отвечать на глупые вопросы, потребуют выложить всё про свой родной дом. А он не будет отвечать. Я уверена, что нет. Его эмоциональность слишком агрессивна. Люди боятся нового, люди не в силах принять это. Усыпят и расчленят для изучения внутреннего строения, а затем сделают чучело. Вот и всё. Вот и всё…

К тому же он угрожал мне. Ну я же не самоубийца, чтобы идти наперекор его просьбе.

— Мисс? — мужской голос вытащил меня из моих раздумий, намекая, что моё молчание уж слишком затянулось и это становится подозрительным.

— А, эм… Я хотела дождаться полиции, но мой автобус уже приехал. Он был последний по расписанию. — Полицейский скептически прищурил глаза. Я никогда не умела врать в лицо.

— Что у вас с ногой? — спросил другой коп и получил недовольный взгляд от тёти.

— Я же всю дорогу вам твердила, что на неё напали месяц назад, — качая головой, ответила за меня Бонита. — И это называется полицейские! Не слушали показания главного свидетеля.

Копы снова переглянулись, недовольно поджав губы, но говорить ничего не стали. Они будто чувствовали, что от этого станет только хуже для них же самих. То, что с моей тётей спорить бесполезно, и так ясно. Но вот ещё одна причина им заткнуться — они оба белые. Любой косой взгляд в нашу сторону или же неловкое слово приведёт их прямиком в суд. По статье о дискриминации не то что с нынешней работы вылетишь, а больше нигде работать не сможешь, кроме как жарить картошку в Макдональсе или же промывать канализационные трубы. А с тётей Бонитой шутки плохи. Кроме всех её «обаятельных» качеств и яркого темперамента она ещё и ко всему большая сказочница и любитель всё преувеличить. Я сама её жутко боюсь иной раз…

— Где ваш телефон? — снова обратился ко мне коп.

— Я не знаю. Наверное, потеряла. Только сегодня обнаружила пропажу, после работы.

Честно говоря, я не совсем понимала, для чего все эти вопросы. Я не собиралась подавать заявление о краже, так как была уверена, что выронила телефон, пока летала с крыши на крышу. Да и все убедились уже, что со мной всё хорошо, а значит, нет повода для таких допросов.

— Зачем вы спрашиваете? — поинтересовалась я, неловко переминаясь со здоровой ноги на больную.

— Вчера действительно было совершено преступление, — ответил второй. — Но пострадавший утверждает, что грабителей спугнул огромный двухметровый монстр, который намеревался убить их.

У меня кровь в жилах застыла от этих слов. После нашего недолгого знакомства я уже поняла, что никаких дурных мыслей пришелец не имеет против людей. И даже не знаю, в чём причина моей реакции: или я поверила словам очевидца и сама висела на волосок от смерти, или же мне стало страшно за гуманоида, которому я обязана своей жизнью и который вынужден скрываться от людей. И это совершенно не удивляет. Я бы и сама спряталась от них куда подальше. Ничего кроме негатива от людей не исходит.

— Вам что-то известно об этом? — спросил другой, видя моё напряжение и изменение поведения. Я чувствовала себя словно под микроскопом, словно тысячи глаз сейчас были устремлены только на меня. Никак не могла избавиться от желания тереть ладони, чувствуя, как лицо заливается краской.

Заливистый смех тёти разрядил напряжение. Она даже нагнулась и пару раз шлёпнула себя по коленке, театрально закатываясь в истерике.

— Вы серьёзно ему поверили? — задыхаясь от смеха, говорила Бонита. — Монстр. Ой, я не могу! Да в нашем районе травка продаётся на каждом углу, — она с трудом подавила новый прилив веселья и демонстративно ткнула пальцем в сторону полицейских. — И вот на кого ушли мои налоги. Вы что, по «Полицейской Академии»* обучение проходили?

— Мэм, следите за словами, — осмелился сделать замечание один из копов, и получил бы в ответ ещё пару ласковых, если бы я вовремя не остановила тётю.

— Я ничего такого не видела, — не думаю, что они ждали другого ответа. После выступления Бониты у них явно не было желания продолжать беседу, и мне полегчало от этого. Полицейских вполне удовлетворил мой ответ, или может, они не хотели вникать в это, понимая, что все это и так походе на бред и допрос всего лишь формальность.

После короткого прощания копы поспешили удалиться, оставляя нас с тётей наедине.

— Вот, держи пока это, — засунув мне в карман свой старенький мобильник, сказала Бонита. — Будешь звонить мне на домашний. Да, и родителям позвони, а то они уже собираются сюда ехать.

— Тётя, ты что, уже им сообщила? — я просто была в шоке и в ужасе. Зная, как чувствительна мама к подобным ситуациям, мне было страшно даже подумать, что им пришлось там пережить. Да ещё и с учётом того, что информация поступила именно от этой безумной женщины.

Но ответа я так и не дождалась, так как моя родственница побежала догонять тех копов, требуя отвезти её обратно домой. Закрыв дверь, я села на кровать и судорожно набрала номер родителей, надеясь, что они ещё не ринулись на мои поиски. Час от часу не легче.

В комнате было неуютно холодно (или, может, это от нервов?), и я подошла к балконной двери, чтобы закрыть её, удивляясь, почему она вообще открыта. В телефонной трубке были слышны одни гудки, раздражающие и слишком долгие. Я захлопнула раздвижную балконную дверь, но щелчка не услышала, и это показалось странным. Взявшись за ручку, повторила действие и обнаружила, что защёлка была сломана. Будто кто-то насильно вырвал её, открывая дверь. И тут я вспомнила, как отрубилась после того, как меня стошнило прямо на гуманоида. Неужели он принёс меня домой?.. И сломал мою дверь.

— Алло, Рокси! — послышался тревожный голос мамы на том конце провода.

* * *

Вернувшись с работы, я была сама не своя. После отыгранных всех нужных партий на автомате, мне не было смысла задерживаться там. Каждая минута, проведённая в окружении этих спичек-танцовщиц, убивала меня. Я устроилась на эту работу по нескольким причинам. Во-первых, хорошо платят. Во-вторых, не нужно напрягаться физически. А в-третьих, (что я считала самым главным) это приближение к моей мечте. Но чем больше времени я там провожу, тем сильнее осознаю всю безнадёжность моей ситуации.

Жизнь закрутилась вокруг меня, заиграла каким-то неведомыми доселе красками. Я тону в этом безумном вихре событий, и нет никого, кто мог протянуть мне руку помощи.

Но сейчас меня занимал только один вопрос: увижу ли его снова? Мне было жутко интересно узнать, кто он такой, откуда и сколько ещё таких неизведанных нами миров существует. Как ему живётся здесь? Как давно он прибыл на Землю? Одиноко ли ему?.. Наверняка одиноко. И не с кем поговорить. Излить душу. И зачем он решил бороться с преступностью? И почему не оставил меня на той крыше, а решился открыться? Странный он, этот пришелец.

Тёмная полупустая квартира освещалась тусклым светом луны. Как ни странно, сегодня выдалась на редкость безоблачная погода, хотя всю неделю обещали дождь. Из-за всех прошедших событий на меня накатила ужасная усталость, и я села, положив голову на стол, закрыла глаза, снова представляя пришельца перед собой. Интересно, увижу ли я тебя снова? Где мне тебя отыскать?..

Из полудремы меня вывела раздражающая вибрация телефона, но, проверив в руке тётушкин мобильник, я поняла, что это звонил не он. А к галлюцинациям быстро привыкаешь... Оглядевшись вокруг, я увидела горящий экран телефона, лежавший на подоконнике рядом с приоткрытым окном. Подойдя ближе, полностью убедилась: мой потерянный смартфон волшебным образом оказался в моей квартире. А значит, волшебник ходит где-то рядом…

С какой-то необъяснимой надеждой я вглядывалась в тёмные переулки улицы, в крышу соседнего дома, уже давно замороженного строителями и оставленного недостроенным. И в этой тьме не разглядеть даже силуэта. Окно запотело от моего неровного горячего дыхания, ладони соприкоснулись с холодным стеклом, будто могли пройти сквозь и оказаться по ту сторону.

Ты здесь. Я знаю, что здесь.

Луны уже не было видно, всё окутал сумрак, нависая над городом тяжёлыми тучами. Молния резкой вспышкой осветила небосклон, касаясь ярким светом силуэты домов. Он стоял напротив и смотрел на меня, промокший от внезапного ливня, а я словно онемела, с каким-то внутренним благоговением наблюдая за блеском влажной кожи в молниеносном световом потоке. Я никому ничего про тебя не сказала, как обещала.

Раскат грома, ожидаемый, но в то же время неожиданный, заставил меня резко вздрогнуть и на секунду взглянуть на небо, орошающее город крупными каплями дождя. Совсем скоро новая яркая линия очертила небо, но на той стороне было уже пусто. Он принёс мою потерю и исчез. Неужели это наша последняя встреча? А я ведь так и не сказала толком ему спасибо.Примечание к части* здесь имеется ввиду художественный фильм

Как приятно после тяжёлого трудового дня расслабиться в горячей ванне. Ароматное миндальное масло успокаивает, и на короткое время все тревоги уходят. Хочется остановить время и навсегда застыть в этом моменте блаженства. Даже моя больная нога меня не беспокоит. Запрокинув голову и удобней пристроившись, я закрыла глаза, и напряжение ненадолго спало. Главное не уснуть здесь.

Такие моменты тем и ценны, что недолговременны, и как только вода в ванной остыла, пришлось вылезать наружу. Быстро сполоснувшись и промыв свою копну волос (что является для меня сущим испытанием), я завернулась в широкое полотенце и соорудила на голове из другого поменьше что-то вроде тюрбана.

В комнате было неуютно холодно на контрасте с высокой температурой ванной комнаты, откуда сразу повалил пар. Кожа покрылась мурашками, и хотелось быстрее завернуться в одеяло, но вдруг зазвонил телефон. Это была мама.

— Привет, доченька, — приятный родной голос действовал похлеще любого успокоительного и одновременно навевал грусть. Меня съедала ужасная тоска по семье и дому, и в последнее время она стала всё больше прогрессировать. Пока что от самостоятельной жизни я не получила ничего хорошего.

Я старалась отвечать стандартно. У меня всё нормально. Я в порядке. Всё хорошо. Стандартный набор для всех моих собеседников. Зачем кому-то чужие проблемы? Нужно решать их самостоятельно, без посторонней помощи. Да и к тому же не хочется расстраивать маму.

— Рокси, детка, может, тебе лучше вернуться домой? Ты бы могла закончить колледж и здесь. Мы с папой помогли бы тебе. Я же знаю, что ты не до конца откровенна со мной. Возвращайся. Я очень скучаю.

Полотенце сползло вниз с груди, и холодный воздух комнаты неприятно щипал кожу. Меня пробила мелкая дрожь. Я молчала. Не могла побороть эмоции. Я еле держалась, чтобы не схватить сумку из шкафа и не поехать обратно домой, послав Нью-Йорку воздушный прощальный поцелуй. Боже мой, как же я хочу этого! Но я не должна поддаваться эмоциям. Я должна идти вперёд. Уже столько всего было сделано, столько сил потрачено, и ради чего? Чтобы вернуться с огромным долгом? Нет-нет. Этого не будет.

Быстро смахнув слёзы с щёк, я набрала побольше воздуха в лёгкие и в шутливой форме ответила маме опять что-то стандартное. Пообещала вскоре навестить их. Я так долго не выезжала из города, что уже сама с нетерпением ждала этого отпуска.

Попрощавшись с мамой, кинула телефон подальше на другой конец, а сама откинулась на кровати, рухнув как мешок с картошкой. В последнее время приходится быть слишком скрытной. Мне даже кажется, что я стала нелюдимой и слегка чокнутой, варясь только внутри своих мыслей. Но я не хочу тревожить близких. Я должна пройти этот путь сама.

Однако глядя на высокий потрескавшийся потолок и находясь в полном одиночестве в этой полупустой квартире, мне становится так дурно, что хочется волком выть. Иной раз слёзы душат, но я не позволяю ни одной из них выкатиться из глаз. Хочется домой. Очень.

Уже стало невыносимо холодно, и я заставила себя подняться с кровати. Слегка просушив волосы полотенцем, пошла к комоду в поисках своей любимой тёплой пижамы. Погода в последнее время не радует, и разгуливать голышом в сырой квартире более чем неприятно.

Натягивая штаны, я вспомнила, что забыла обработать ещё не до конца заживший шрам на бедре. Рана оказалась довольно глубокой, и на полное восстановление уходило больше времени, чем я думала. Наличие шрама на коже меня никак не угнетало. Пусть я и не мужчина, но всё-таки такие «изъяны» на теле мне даже нравились. Моё боевое ранение. Повод гордиться этим. Я прошла, я жива и стала ещё сильнее. Ну, типа того…

Теперь воспоминания об этом дне заставляют меня улыбаться, ведь с этого начался самый странный этап моей жизни. До того безумный, что я до сих пор не верю в это. Интересно, где он сейчас?..

Трель оповещения о новом сообщении меня испугала, и я невольно вздрогнула. Дэвид. Я и забыла совсем про него. Так странно, ведь действительно не вспоминала о нём уже долгое время. И конечно, совсем вылетело из головы, что в субботу мы должны встретиться с ним в китайском ресторанчике в двух кварталах отсюда. Скоро выходной. Будет возможность развеяться.

«Ты не забыла?» — высветилось на ярком экране.

— Нет. Я буду вовремя.

* * *

Ливень уныло стучит по окну мокрыми всплесками дождя, заливая тонкое стекло водяной шторкой. Уже несколько дней подряд погода не радует нас ничем хорошим — глубокая осень в самом разгаре. Дальше нас ждут первые заморозки, вот уже и листья почти полностью облетели с деревьев. Чёрный винил асфальта разбавился озёрцами луж, в которых разноцветными бензиновыми пятнами растеклись следы от машин.

Кап-кап-кап. Одна капля создаёт бунтарский всплеск, нарушая мирную гладь воды. Ещё одна и ещё… Тысячами они нападают на бедную лужицу, будоража настоящий ураган в ней и расширяя водяные границы. Я хотела бы стать такой каплей. Раствориться внутри подводного океана и испариться под знойным солнцем или замерзнуть навсегда в морозную стужу. Моя жизнь идёт однотипно и серо, и с трудом удаётся вынырнуть из моря проблем и захватить желанный глоток воздуха, чтобы вновь окунуться в этот бушующий поток.

Так оно было всегда, до тех пор, пока в моей жизни не появился этот чудик с другой планеты. Я вижу его повсюду: в крупной фигуре впереди меня, закутанной в шарф и длинный плащ, в тёмном переулке, когда размытые тени скользят в тусклом свете фонарей, на крыше соседнего дома, много лет пустующего и заброшенного. Я просто чувствую его рядом. Слышу его тихие шаги, вижу его нахальную улыбку. Он преследует меня или это паранойя?

— Рокси, — донеслось до моих ушей, и я даже вздрогнула от неожиданности. Дэвид, сидящий напротив меня, недоумевающе смотрел мне в глаза. Кажется, он что-то говорил до этого, а я и не слушала. Если подумать, это наше первое официальное свидание. Раньше я бы обрадовалась этому, но теперь не могу думать ни о чём, кроме пришельца. Интересно, где он сейчас? А может, это его фигура мелькнула за тем столбом? Очень похоже на него. Стоило бы выйти и проверить — не думаю, что он бы убежал от меня теперь. Но было неудобно перед Дэвидом.

— Тебе скучно со мной? — спросил он, чем совершенно меня добил. Молодец, Рокси, ты превращаешься в абсолютно неприличную особу, грубую и нелюдимую. Посмотрев на стол, я заметила, что мой кавалер почти расправился со своей порцией кимчи-супа, а я продолжала ковырять свой сухой рис.

— Нет, что ты, — неловкая улыбка заставила парня смутиться. Не хочется расстраивать его, но и сама я ещё не знаю, стоит ли всё начинать. Я и до этого сомневалась, хотя Дэвид мне был симпатичен, да и сейчас тоже, но моё сердце и голова не может вместить такую бурю ярких эмоций. Поэтому мои мысли заняты другим. — Просто, знаешь, навалилось всё как-то в кучу: новая работа, нападение, больница… — (встреча с пришельцем). — Теперь придётся откладывать поступление ещё на год.

Не люблю оправдываться и наваливать на людей свои проблемы, но сейчас это стало неплохим вариантом для объяснения моей лёгкой апатии. И сочувствие в глазах Дэвида послужило мне знаком, что это сработало.

— Понимаю, нелегко тебе. Кстати, как твоя нога? Уже зажила?

Нет, и мне кажется, что становится всё хуже и хуже с каждым днём. Обезболивающие вместе с болью нейтрализуют и всю мою энергию, снижая работоспособность чуть ли не до нуля. И поэтому иной раз приходится отказываться от очередной дозы и терпеть. Казалось бы, я должна отдать просто немыслимую сумму денег и отказаться от учёбы ради распухающей больной лодыжки. И где справедливость, скажите мне?

Иногда кажется, что я загнана в угол, и куда бы ни сунулась, нет выхода. Если только кто-то упадёт с неба и унесёт меня далеко отсюда, от этой реальности, чтобы про всё забыть и не вспоминать. Волшебник, способный взлететь высоко-высоко. Почему-то в этой роли я вижу только пришельца, о котором никогда и никому не смогу рассказать.

— Всё в порядке, — стандартно отвечаю я. — Ещё хромаю, но уже намного лучше.

Если не считать, что с операции прошло больше месяца, а нога ноет, будто её вчера исполосовали.

Дэвид заплатил за счёт, хотя я настаивала разделить, ведь мы ещё не в тех отношениях. Несмотря на то, что всё это смахивало на свидание, я не воспринимала нашу посиделку как нечто романтическое. Настроение, по крайней мере, у меня было совсем не такое.

Выйдя из ресторана, мы окунулись в прохладу вечера. Дождь уже перестал лить, лишь изредка покрапывая несколькими каплями по лужам. До моего дома было совсем недалеко, Дэвид оставил машину там, и мы шли пешком, наслаждаясь свежестью воздуха. Ну как шли — я ковыляла, как курица-наседка, чем портила нашу «романтическую» прогулку. Принятые заранее обезболивающие не давали мне вспомнить о ноющей боли, но хромота присутствовала.

На мокром зеркале асфальта, освещаемом только что появившейся луной, мелькнула тень. Или мне так показалось. Я резко посмотрела наверх, но никого не разглядела. Мне чудится это везде. Всё больше моё внимание походит на паранойю. В конце концов, он мог бы благополучно обо мне забыть и дальше себе вершить правосудие в тётушкином квартале, а я как дура высматриваю его в каждому крупногабаритном прохожем, в каждом глухом переулке… Это уже мания какая-то. Охотница за пришельцами.

— Всё в порядке? — поинтересовался Дэвид, видя мою обеспокоенность. — Этот район безопасный.

Зачем он это сказал? Будто я сама не знаю, где живу. Видимо, я точно похожа на нервную истеричку. Да и кто бы мог равнодушно принять встречу с пришельцем?

Остановившись у моего подъезда, мы замолчали. Я и до этого была не сильно разговорчивой, но сейчас молчание стало неловким. Хотя вечер мы провели довольно мило, мне хотелось скорее укрыться в своей квартире. Я всё больше превращаюсь в нелюдимого человека. Дэвид улыбался и что-то спрашивал, а в ответ получал короткие однотипные фразы, которые нужно было сказать. Меня не покидало странное ощущение, что мы не одни, словно тысячи невидимых глаз устремлены на меня и следят за каждым движением.

В следующую секунду Дэвид сделал неожиданный для меня ход: приблизился почти вплотную, и я даже не успела вовремя восстановить прежнее расстояние между нами. Я чувствовала его тёплое дыхание на своей коже, и от замешательства стала дышать быстро и неспокойно. Клубы пара создавали вокруг нас лёгкую дымку, словно мы выдыхали сигаретный дым. Я даже ощущала этот едкий ядовитый запах.

Дэвид вновь улыбнулся, видимо, смеясь над моим смятением, и опустился ниже, почти вплотную ко мне, но застыл. Не трудно догадаться, что будет дальше, и, должно быть, любая девчонка на моём месте прыгала бы от счастья закадрить такого красавчика, но меня не покидало желание оттолкнуть его. Всё внутри перемешалось, я не могла сосредоточиться. Я была не готова. Он всё ещё был моим другом, но не более того.

Однако моё тело остолбенело. Это не тот случай, где я лихо отбивалась от уличных маньяков. Это было другое. Рефлекторно я отстранилась от него и пошатнулась, чуть не рухнув на асфальт, и его крепкие руки обхватили меня за талию. Теперь я в капкане. А может, не всё так плохо? Он хороший парень, мы уже не первый раз выбираемся куда-то вместе, пусть и поначалу наши встречи проходили в поисках пришельца. Наверное, он ждёт и от меня ответных действий. Может, стоит смириться и пусть всё идёт своим чередом?..

Я закрыла глаза и положила руки ему на плечи, чтобы уж совсем не упасть. В конце концов, иногда всё-таки стоит послушать свою тётушку, она прожила долгую счастливую жизнь. Может, напротив меня сейчас стоит моя вторая половинка, с которой предначертано мне прожить всю жизнь? Ну, в этот бред я перестала верить ещё со школы. Хотя, кто его знает…

Ладно, Рокси, расслабься и получай удовольствие. Пора уже отключить свои размышления и иной раз послушать сердце. Но и сердце в этот раз молчит. Его тёплое дыхание с лёгким ароматом чеснока и кимчи становилось всё горячее и ближе, а мне хотелось засмеяться. А на что можно рассчитывать после китайского ресторана? Это не сопливый любовный роман, где каждый поцелуй сладок, как мёд. Реальная жизнь встречает тебя остротой чесночного запаха. Вот ирония.

В соседнем закоулке послышался резкий звон металла от упавшего мусорного бака, и бездомная кошка с диким воплем побежала на другой конец улицы. Я резко обернулась, так и не позволив нашим губам соприкоснуться.

— Это просто бродячий кот, — сказал Дэвид прямо мне на ухо и поцеловал в мочку. Меня неприятно передёрнуло от этой «нежности» с его стороны, и я отстранилась от парня, выбираясь из крепких объятьев.

Что-то мне подсказывало, что не просто так эта бедная кошка как угорелая мчалась отсюда подальше, и, сгорая от любопытства найти источник шума, я стала продвигаться к тёмному закоулку, оставив Дэвида в недоумении. Там было темно, только одинокий потухающий фонарь точечно светил вниз на мусорные баки, один из которых был опрокинут. Еле уловимые звуки соприкосновения ног о металлическую лестницу донеслись до меня, заставляя посмотреть вверх. Крупная фигура резво передвигалась к крыше, желая стремительно скрыться от любопытных глаз, и меня словно окатили холодной водой — это был он. Значит я не ошиблась, значит он был здесь и до этого. Следил за мной. И это чувство преследования было вполне обоснованным.

— Что там? — я уже и забыла о своём кавалере и, обернувшись, вздрогнула, увидев его позади себя.

— Ничего, — быстро вылетело у меня. — Ты знаешь, мне пора. Я обязательно перезвоню тебе, хорошо?

— Что?..

Дэвид остался в одиночестве, когда я захлопнула за собой дверь в здание прямо перед его носом. Надеюсь, он не рассчитывал, что я приглашу его к себе? Если так, то это просто смешно. Получилось, конечно, не совсем красиво с моей стороны, просто оставить его там одного, но сейчас я думала совершенно о другом, и мне было, честно говоря, плевать. Я даже радовалась, что появилась причина ускользнуть от него. Хотя, он-то об этой причине не знает…

Я вбежала в квартиру и прислонилась спиной к двери. Быстро дышала — волнение накатило на меня внезапно, и это был вовсе не страх. Пришелец рядом со мной, здесь, может, ещё на крыше моего дома, если не сбежал. Всё-таки он решил прийти ко мне ещё раз, а значит, как я и думала, он страдает от одиночества. Или любопытства. С другой стороны, я же не знаю, сколько ему пришлось уже здесь прожить. Может, он совсем новенький, а может, уже знает, что значит связываться с людьми, поэтому и прячется от них. Надеюсь, не получится, как в Войне Миров, где пришельцев убили наши земные микробы. Он вроде неагрессивно настроен.

Я тихонько подошла к окну, будто боялась быть застуканной, и открыла его, впуская холодный воздух в и без того нетеплую квартиру. Здание уже совсем старое; в те далёкие времена потолки строили довольно высокие, и сейчас это для меня минус, так как чтобы прогреть мою студию, нужно не меньше ста долларов каждый месяц за свет выкладывать. А это не выгодно, тем более в моём положении.

Кое-как выбралась из квартиры на пожарную лестницу. Так как мой этаж был последним, лестница на крышу становилась плоской и неудобной. Особенно с моей-то ногой.

— Эй, — громким шёпотом обратилась я в тишину. — Ты здесь? Я видела тебя. Э-эй… Ты уже ушёл?

Мне не терпелось снова его увидеть, теперь я это отчётливо понимала. Да и опять приходилось быть перед ним в долгу, ведь он доставил меня до самого дома и ещё нашёл мой телефон. Уверенность в том, что этот пришелец — хороший парень, росла с каждым днём. И меня съедало любопытство расспросить у него подробности его жизни здесь. В любом случае, его появление стало для меня самым ярким событием за последнее время, а может, и за всю жизнь.

Никаких шорохов шагов и других любых передвижений. Только шум проезжающих мимо машин и громкий голос из телевизора пожилой соседки. Эх, жалко. Всё-таки он ушёл. Вот если бы не Дэвид со своими приставаниями, то я бы обязательно его встретила. Мне хотелось так думать.

Я залезла обратно в квартиру и включила настольную лампу. Было обидно упустить возможность снова повидать нового знакомого, от которого у меня осталась лишь дырявая повязка, свисающая с края корзины для грязного белья. Часы пробили одиннадцать, а спать совсем не хотелось. Хотелось выпить кофе со сливками и сахаром. Плевать уже на диету, балета мне не видать, как своих ушей, пора бы смириться с этим, а Дэвид меня и такую полюбит. А если нет, то пусть катится к чертям собачьим.

Нога снова заныла, и приходилось шаркать по полу, чтобы часто её не нагружать. И опять накатила усталость. От этого стресса у меня все нервы накалены до предела и вот-вот лопнут от напряжения. И любая негативная эмоция превращается в сорванную с гранаты чеку.

Открыв банку с кофе, я жадно втянула терпкий аромат. Это мой опиум. Засыпав содержимое в фильтр, заправила кофеварку и только собиралась нажать на кнопку, как услышала еле уловимое скольжение по перилам. Я застыла. Боялась повернуться. Может, мне показалось?.. Но что-то мне подсказывало, что нет. Шестое чувство, открывшееся мне после нападения. Я превращаюсь в Вангу.

Обернулась и слегка пошатнулась на месте. Вроде ждала и надеялась, но всё же была обескуражена. Там, за стеклом, стоял он, чуть ссутуленный, и переминался с ноги на ногу, словно сомневался в своих действиях. Сомневался, что стоит опять приходить сюда, что, возможно, мне нельзя доверять. Но всё же он здесь. Стоял напротив меня там, за окном, и вроде как ждал приглашения войти внутрь. Я же и сама его позвала…

— Ты пришёл? — странный вопрос. Это всё, что ты можешь сказать инопланетному пришельцу, который дважды спас тебя, Рокси? Ни ума, ни фантазии.

— Пришёл, — пожимая плечами, ответил здоровяк, и мне показалось, что он смущён всей этой нестандартной ситуацией в целом. Да и я тоже.

— Тогда заходи…Примечание к частиПосмотрите какой милый арт — Рокси полуголенька))

https://pp.userapi.com/c845522/v845522741/1c0f20/jUAnMZ56haM.jpg

За окном снова лил дождь под искрящуюся цветомузыку молнии, заставляя вздрагивать при каждом гулком раскате. Когда твои нервы напряжены до предела, то каждый лишний шорох пугает, как пушечный выстрел, пролетевший над ухом.

Он стоял за окном и чего-то ждал. Его кожа блестела от проливного дождя, но это, по всей видимости, мало его заботило. Я пригласила его войти, хотя при виде двухметрового пришельца снова трясусь как осиновый лист. Знаю, он не причинит вреда, просто испытываю какое-то волнение. Будто каждый такой эпизод — это лишь мой фантастический сон.

Гуманоид касается рукой старой рамы, и кажется, что он сейчас наклонится и войдёт в открытое окно, но он резко разворачивается и исчезает. Неужели я его напугала? Или он просто боится, что я сдам его властям или вызову копов?

Нет, нет, нет! Не уходи. Куда ты? Я ведь столько хотела спросить у тебя.

Уокеры, как любит говорить моя тётя, никогда не сдаются. Эта настырность в нашей крови. Нас трудно укокошить, мы прорубим себе путь через любые джунгли проблем и испытаний. Никогда не сдаваться! Вот наш девиз.

Поэтому я быстро ковыляю до окна и опять выхожу на пожарную лестницу. Мне даже стало искренне жаль этого беднягу. Если подумать, то, скорее всего, он хотел вступить в контакт с людьми, когда приземлился на нашу планету. Это логично. Но если он так усиленно скрывается от нас, значит, ему пришлось натерпеться всякого. Мы такие жалкие. Даже не сомневаюсь, что из страха перед этим существом люди могли и покушаться на его жизнь. И теперь он боится даже такой беспомощной землянки, как я. Конечно, пришелец мог бы влёгкую мне накостылять если что, но думаю, что при любом раскладе этот здоровяк не дойдёт до такого. Он просто боится довериться кому-либо. Эх, бедняга!

Женщины всегда всех жалеют. Нам постоянно нужно о ком-то заботиться, благодаря вложенному в нас материнскому инстинкту. И если он спит, то когда подвернётся какой-то непредвиденный случай, вроде бедного потерявшегося пришельца на крыше дома, то «мамочка» внутри просыпается. Нужно накормить, обогреть, пожалеть… Я ведь не изверг, чтобы натравить на него копов. А что они сделают? Препарируют его, как лягушку, вот и всё.

— Эй! Подожди! Не уходи!

Ну, была не была! Лестница наверх скользкая от дождя, от которого я вся промокла до нитки. Вода заливала глаза, сложно было смотреть наверх. Я почти не чувствовала левую ногу, и было непросто опереться на неё, поэтому приходилось крепче цепляться руками. Но какой из меня спортсмен? Мышцы уже ослабели — балет я забросила ещё в пятнадцать, а это уже почти пять лет назад. Всю мышечную массу сожгли бесконечные диеты. Но я всё равно упорно продолжала двигаться вперёд, периодически мыча от напряжения. Признаться, карабкаться по скользкой металлической лестнице с больной ногой — это не просто.

Хоть бы он не ушёл. А то я чувствую себя виноватой в этом. Будто я теперь в ответе за весь человеческий мир, который загнал этого бедолагу в тёмные переулки и запрещает выходить на свет.

Неудачно переставленная нога соскользнула с перекладины, и упор пришёлся на левую, больную. Было тяжело удерживать свой вес на ней, боль разрасталась всё больше, и я рефлекторно сняла левую ногу со ступени и повисла на руках. Было страшно. Если повезёт, то упаду прямо на пожарный выступ, но даже так это может не закончиться хорошо. Не могу вдохнуть от напряжения, сложно в таком положении. Не знаю, какой чёрт меня дёрнул посмотреть вниз, но сквозь металлические решётки я отчётливо видела землю. С десятого этажа. В проливной дождь. В кромешной темноте. На это способен только человек с боязнью высоты. И зачем я за ним полезла?

Не выдержала и закричала. Но зря, так как мои соскальзывающие руки подхватили холодные трёхпалые. Он не ушёл. Какое облегчение! Я запрокинула голову и посмотрела на пришельца, который с лёгкостью поднял меня на крышу, словно во мне не больше двадцати килограммов.

— Ты зачем полезла наверх? — пробасил гуманоид строгим голосом, отойдя на несколько шагов от меня. — Опять в обморок хочешь упасть?

— Я просто боялась, что ты уйдёшь, — моё тело дрожало от озноба и резкого скачка адреналина в крови. Пришелец снова замолчал, фыркая то ли от недовольства, то ли от волнения. Ему ведь тоже приходится пересиливать себя и рушить свой устоявшийся склад жизни. Хотя я надеялась, что ему всё-таки было бы приятно завести новое знакомство. Жизнь в одиночку тоже не сахар. Отчасти я могла его понять.

— Вот дура. Тебе стоило держаться от меня подальше, а не по крышам скакать.

Перешёл на оскорбления. Ну ничего. Помнится, в последний раз я тоже сорвалась на него. Но в конце концов, это же он караулил меня за углом, он следил за мной, он несколько минут назад спустился на мой балкон. С чего бы ему начинать разговор типичного плохого парня: «держись подальше»? Тоже мне, мачомэн нашёлся.

Но я промолчала. Мне было искренне жаль этого беднягу. Тем более я же не знала, как принято вести себя в его культуре. Да от такой жизни можно и одичать совсем.

Меня уже всю трясло. Дождь не переставал лить, и кажется, усиливался с каждой минутой. На Нью-Йорк обрушился настоящий потоп. Мокрый свитер неприятно прилипал к телу, и я уже чувствовала, что промокло даже нижнее белье. И как ему не холодно в одних штанах?

Пришелец недовольно фыркнул и сделал шаг ко мне, но я отступила, с тревогой глядя на огромные напряжённые мышцы рук.

— Ты чего это? — вдруг он надумал преподать мне урок и выбить из меня всю дурь? Это могло быть опасно.

Пришелец усмехнулся. Видимо, ему доставляло удовольствие смотреть на испуганную землянку. И я вскрикнула, когда он подхватил меня на руки, но хотя бы уже не перекидывал через плечо.

— Хватит горлопанить, — с наигранным раздражением кинул гуманоид и в ту же секунду спрыгнул с крыши прямо на мой балкон. Я зажала себе рот, чтобы не закричать, и спокойно выдохнула, когда он опустил меня.

Быстро скользнув в квартиру через окно, я потопала к шкафу за полотенцем для себя и для пришельца, ища самое большое из моих запасов. Не помню, откуда оно у меня, наверное, кто-то на новоселье подарил, но в такой огромный лоскут ткани я могла обернуться от шеи до колен раза два. Это с моими-то габаритами. Как раз то что надо. Но, обернувшись, я поняла, что гуманоид не вошёл следом за мной, а всё ещё стоял с той стороны.

Я подошла, осторожно, не спеша, чтобы не пугать его (самой смешно). Его огромное тело освещалось приглушённым светом ночника из моего окна, и сейчас стали видны небольшие детали его строения. Он походил на огромного Халка с панцирем за спиной, лысого и трёхпалого. Одинокого, как мне показалось.

— Почему ты не заходишь? — поинтересовалась я, кладя руку на подоконник. — Боишься чего-то?

Пришелец недовольно оскалился и нахмурился. Ноздри на плоском носу расширялись при каждом нервном вдохе.

— Ещё чего. Кого мне здесь бояться, тебя, что ли? — раздражённо кинул гуманоид, скрестив огромные руки на груди.

— Тогда проходи внутрь, — я качнула головой, как бы зазывая его сюда. Мне уже не было страшно. От его смятения мне стало даже забавно наблюдать за этим существом. Пришелец повернул голову в сторону и крепко сомкнул челюсть. — На улице дождь хлещет, надо бы обсохнуть, а то заболеешь.

Он вопросительно изогнул бровь, и уголок его рта приподнялся в полуулыбке. Интересно, зимой он тоже голышом по улицам рассекает? Видимо, ему вообще не холодно.

— Мне здесь не пролезть, — буркнул гуманоид. — Окно маленькое.

О, точно, а я и не подумала. С его огромным ростом и широким панцирем ему здесь точно не протиснуться без поломки моего окна. Я прошла дальше в комнату к балконной двери и открыла её. Хотя с того раза, как он сломал мне замок, она не запирается.

Я открыла и стала ждать. Ждала долгих полминуты. Не смотрела на него, чтобы не смущать. Может, он и ушёл, не стал поддаваться моим уговорам. Пришелец осторожничал со мной, это естественно. Я бы на его месте вообще дёру дала. Доверять людям нельзя. Даже мы друг другу не доверяем, не то что бы пришельцы.

Но вопреки моим ожиданиям, его грузное тело почти бесшумно (и как он это делает?) опустилось напротив меня. Мне пришлось поднять голову вверх, чтобы посмотреть на него. Так близко рассматривать его ещё не приходилось, и я нервно сглотнула, чувствуя себя мелкой букашкой под строгим взглядом прищуренных глаз.

— Привет, — почему-то вырвалось у меня, и дрожь в голосе выдала волнение. Однако пришелец усмехнулся, искривляя рот в хитрой улыбке.

— Ну привет.

Я стала потихоньку пятиться назад, отступая и освобождая проход для пришельца. Колеблясь, он всё-таки вошёл и, двигаясь так же осторожно, вышел на свет. И остановился, выжидающе глядя на меня.

Я впервые видела его полностью, не скрытым темнотой ночи, и еле сдержала вырывающийся изо рта вздох. На меня снова накатило волнение. Это было нечто новое, необъяснимое. Странное. Мои руки предательски дрожали, и я с силой сжимала их, впиваясь ногтями в кожу ладоней до крови.

Его блестящая от дождя зелёная кожа была ещё одним доказательством того, что это существо явно с другой планеты. В целом, именно такими мне и представлялись пришельцы: лысые, с трёхпалыми руками, зелёные. Только вот в моём воображении они были поменьше телосложением, с огромной каплевидной головой и чёрными глазами на пол-лица. Чего, конечно, не скажешь о моём новом знакомом.

Я забыла все правила приличия и внаглую обсматривала его с головы до ног. Размеры, конечно, внушающие. Это не пришелец, а настоящая скала, можно сказать, танк, с таким-то панцирем на спине. Да у него одна рука шире в обхвате, чем моя нога. Мышцы груди и пресса имели что-то похожее на защиту, выглядели явно твёрже, чем остальной кожный покров, и в целом походили на окаменевшие мозоли.

Я опустила голову ниже. О боже! У него верблюжьи ноги! Два огромных зелёных пальца на огромной ступне. Могу предложить, что его планета по большей степени песчаная, и такое строение ног позволяет удобнее передвигаться по ней. Почему-то я подумала, что он с Марса. Настоящий марсианин у меня в спальне! А этот панцирь, может, и не панцирь вовсе, а просто горб для сохранения энергетических запасов, хорошо спрятанный под защитным слоем? Тоже может быть.

Я пришла в себя только тогда, когда марсианин скрестил руки на груди и недовольно уставился на меня. Мне стало неловко, а глупая улыбка на моём лице, кажется, лишь усугубила напряжение.

— Эм, ну вот полотенце, ванная комната прямо за кухней. Лучше сразу принять горячий душ, чтобы не простудиться.

Я протянула ему полотенце, но больше не смотрела в глаза. Мне было стыдно. И может, чуточку страшно. Этот марсианин совершенно непредсказуемый.

— Я никогда не болею, — уже более, как мне показалось, мягко, почти снисходительно ответил пришелец, но полотенце забрал.

— Да, у тебя, наверное, сильный иммунитет, — я не сдержала нервного смеха. Я чокнутая! — Но всё равно, твои брюки промокли. Их лучше просушить. А то неприятно в мокрой одежде ходить.

Я старалась на него не смотреть прямо, но краем глаза видела, что он уже вовсю вытирался моим полотенцем.

— Может, ты и права, — наконец-то согласился марсианин и стал без стеснения расстёгивать ремень на потёртых штанах.

— Нет! — воскликнула я, резко отворачиваясь в сторону и закрывая ладонями лицо, как ширмой. Он что собрался прямо здесь раздеваться? — Извини, ты не мог бы пройти в ванную? Знаешь, у нас как бы не принято при посторонних обнажаться.

Пришелец застыл. Видимо, ему тоже стало неудобно. Но эта мысль была развеяна его смешливым вздохом в мою сторону, однако он послушно проследовал внутрь квартиры, направляясь в ванную комнату.

— Где тут свет включается? — донёсся голос марсианина.

— Там внутри, справа.

Дверь захлопнулась, и я облегчённо вздохнула, будто он и вовсе ушёл. Последнее время такие яркие события в моей жизни очень пагубно на меня влияют, и теперь я превратилась в пустую тряпичную куклу, обессиленную и безвольную. Ладно, надо взять себя в руки. Рокси, у тебя в ванной находится настоящий инопланетянин из космоса, и теперь ты должна держать марку добропорядочного землянина, который пришёл с миром. Хотя, это же он пришёл, а не я. А он с миром или нет? У меня уже шарики за ролики заехали.

Помнится, я обещала ему настоящий домашний торт, и действительно его сделала, но уже давным-давно съела. Надо бы его чем-то накормить, ведь если он голодный, то наверняка злой. Это первое правило гостеприимства — поставить на стол самое лучшее, что есть в доме в угоду гостю.

А что есть в доме? В холодильнике мышь повесилась. Есть ещё несваренный кофе и сливки. Но такому здоровяку этого явно будет мало. Тогда есть проверенное средство на случай непредвиденных ситуаций — пицца.

Быстро переодевшись, пока гуманоид был в ванной, я набрала номер ближайшей пиццерии и сделала заказ на одну большую сырную с ветчиной. Надеюсь, он не веган. С такими габаритами точно не должен быть. На одном салатике таких мышц не нарастить.

Быстрый взгляд в зеркало меня просто убил: такое страшилище могло бы испугать даже марсианина. Тушь растеклась чёрными разводами под глазами, волосы превратились в мокрую мочалку, а взгляд затравленный, как у бешеной оленихи, убегающей от хищника. Хорошо хоть салфетки для снятия макияжа были на месте, и я быстро принялась приводить себя в хоть какое-то подобие человека разумного, как из ванной послышались звуки бьющегося стекла и падающих предметов под отборные маты. Плохому быстро учишься. Видимо, именно это пришелец усвоил первым делом.

— Всё в порядке? — спросила я, подойдя к двери, за которой слышались только недовольное шипение и треск от стеклянных обломков. Прощай косметика, прощай новый гель для душа, и, по всей видимости, зеркало тоже прощай.

— Какой косорукий это строил? — недовольно бурчал гуманоид. — Здесь вообще не развернуться!

Да, ванная комната была не очень большая. Хотя это ещё мягко сказано. Ну, всю мою квартиру можно пройти за пять шагов по периметру, так что это не удивительно. А для такого здорового лба, как это марсианин, моя ванная вообще больше напоминает гроб.

Дверь открылась, и из комнаты вышел пришелец с полотенцем на бёдрах и мокрыми штанами в руках. А за ним остались одни развалины. Даже плитка в некоторых местах потрескалась. Один неуклюжий поворот этого существа, и всё, ванна разгромлена в пух и прах. Зеркало — вдребезги, как и разбитые духи от Шанель, подаренные папой. Их даже больше жалко.

— Это ничего, — махнула я рукой. — Всё нормально. Я потом уберу. Давай сюда свои брюки.

По его выражению лица было видно, что чувства вины он явно не испытывал. Даже напротив — казалось, что с меня причитается за нанесённый моральный ущерб инопланетной расе.

Он вытащил ремень, и только сейчас я заметила, что в руке он держит длинные клинки, напоминающие трезубцы. Никогда не видела ничего подобного раньше. Это их боевое оружие на Марсе? Забавно.

Закинув явно потрёпанные жизнью штаны в сушку, принялась заваривать кофе, чтобы быстрее согреться. Дома было холодно. Мне, по крайней мере, точно. Что же касается пришельца, то он явно от холода не страдал.

— Располагайся, пожалуйста, где тебе удобно. Скоро кофе будет готово. Извини, у меня в холодильнике пусто, поэтому я пиццу заказала. Ты же ешь человеческую еду?

Он так зыркнул на меня, словно этим вопросом я его оскорбила. Рокси, ты совсем без мозгов! Он же жил тут как-то и до встречи с тобой. Чем ему ещё питаться, как не человеческой едой?

— Извини, я просто… извини.

— Я не голоден, могла бы не напрягаться, — буркнул пришелец, усаживаясь на стул. Удивлена, что эта рухлядь его выдержала. Может, это с виду он кажется таким большим, а на самом деле намного легче? Ну там же на Марсе меньше гравитация. Или тогда, наоборот, он должен весить больше? А не тяжело ему тут по Земле ходить? Судя по тому, как он лихо скачет по крышам, то вполне себе хорошо.

— Всё же я хочу проявить гостеприимство, как могу.

Да уж, не каждый же день тебя навещают всякие межгалактические гуманоиды. Я стояла спиной к нему, ждала, пока сварится кофе. Две кружки, сахарница и пакетик со сливками уже были наготове. Повисла неудобная тишина. У меня было столько вопросов, но судя по настроению пришельца, он был явно не в духе отвечать на них. А о чём тогда с ним говорить? Как дела на дежурстве? Много сегодня преступников поймал? Или всё стоял за углом и меня караулил?..

— Спасибо, — неожиданно сказал марсианин, и я обернулась, удивлённо хлопая ресницами.

— За что?

Он промолчал, только слегка искривил губы в улыбке, и этот жест как по волшебству снял напряжение между нами.

— Это мне нужно тебя благодарить. За всё.

Я чувствовала, как мои щёки предательски наливаются румянцем, и поэтому опустила голову, уставившись в пол и теребя край длинной кофты. Я ведь действительно обязана ему своей жизнью, со мной вечно какие-то лишние хлопоты.

— Как тебя зовут? — мне с самого начала было любопытно узнать. Даже трудно представить, какие имена дают своим детям существа на других планетах. На ум пришли только Стич и доктор Зойдберг.

Поставив поднос с кофе на стол, я села напротив пришельца и подала ему кружку, которую он, к моему удивлению, охотно принял.

— А пива нет? — этот вопрос меня удивил. Марсиане пьют пиво?

— Нет.

На мой ответ пришелец только приподнял лысую бровь и, засыпав в кружку себе четыре ложки сахара, стал громко размешивать, гремя ложкой о стенки. Мой первый вопрос он, видимо, решил проигнорировать. А может, его правда Зойдберг зовут?..

— Кхм, — что-то в горле запершило. — Меня зовут Роксана.

Надо же уже с чего-то начать наше знакомство. Не первый раз встречаемся. Меня всю передёрнуло от мысли, что напротив меня совсем близко сидит настоящий инопланетянин и спокойно пьёт сваренный мной кофе. От этого просто обалдеть можно!

— Я знаю, — нахально улыбнувшись, ответил пришелец. Если он уже и адрес мой знает, то… а, кстати, и правда.

— Откуда ты узнал, где я живу?

— Порылся у тебя в сумочке, пока ты была в отключке, — видимо, тогда и имя моё запомнил. Да уж, с такими приключениями этого уже не забудешь. Такой придурковатой землянки он, наверное, ещё не встречал.

В дверь позвонили, и пришелец нахмурил брови и резко обернулся, настороженно вглядываясь в темноту прихожей. У него что, зрение-рентген? Он может видеть сквозь стены? Это круто!

Видя, как сжались кулаки моего гостя, я чисто автоматически поспешила его заверить, что всё в порядке:

— Это доставка приехала. Я открою.

На пороге стоял весёлый молодой человек, отдавший мне огромную коробку, и, вручив пять баксов чаевых (сегодня расщедрилась), я защёлкнула приоткрытую дверь и провернула замок.

Божественный аромат свежеприготовленной пиццы сводил с ума. Расплавленный сыр, поджарившийся до корочки, так и манил к себе, а копчёный аромат бекона вызывал в желудке целый ураган. Как же давно я не ела этой жутко калорийной и мега углеводной пищи!

У пришельца тоже загорелись глаза, и хотя он уверял, что не голоден, всё-таки потянулся за горячим кусочком. Вслед за аппетитным треугольником тянулись тонкие нити сыра, в котором утопали хрустящие ломтики бекона и ветчины. Марсианин поймал расплавленную ниточку языком и откусил хороший кусок от своей части, довольно чавкая. Я ревниво сглотнула и сделала глоток кофе. Так, Рокси, держи себя в руках! Может, балета тебе и не видать, но совсем пускаться во все тяжкие не стоит.

— А ты что не ешь? — маленькие глаза гуманоида блестели от любопытства. Видать, все мои муки отразились на лице.

— Да я вообще-то на диете. — Ещё один глоток кофе должен меня спасти от разыгравшегося аппетита.

— Зачем? — спросил пришелец, недоумевающе изогнув бровь, смотря на меня как на умалишённую.

— Хочу похудеть.

Пришелец залился искренним громким смехом, и я даже не знала, как реагировать на такую выходку. Смеяться или плакать? Это я не в адеквате, или с ним что-то не так?

— Занятно, — всё ещё хихикая, но уже более сдержанно сказал гуманоид. — И как? Получается?

— Ты решил поговорить о моём весе? — злобно гаркнула я. Действительно, этот НЛОшник уже совсем берега попутал, касаясь очень деликатной для меня темы. Как будто других нет.

— Просто мне кажется, что единственный голодный человек в этой комнате — это ты.

Единственный человек в комнате — это я. Гуманоиды людьми не считаются. Я злобно зыркнула на него, не сдержалась. Он топил в своей ехидной улыбке остатки воспитанного землянина, коим я хотела казаться, отбеляя в его глазах всё человечество. Но с таким скверным характером и неудивительно, что ему не удалось найти общий язык с нами.

— Люди вечно придумывают себе ненужные проблемы, — хмыкнув, с видом знатока, пялящегося глубокомысленным взглядом во второй кусок пиццы, высказался гуманоид.

Хотя, может, он прав. Мы такие мелочные и узколобые. Никогда не углубляемся в смысл более важных вещей, зато паримся насчёт цвета волос или формы бровей. Я бы хотела научиться смотреть на вещи со стороны, вдумываться в сложные, важные вопросы. А всё-таки, так же как и все, зацикливаюсь на всякой мелочи.

Вся это масса философских заключений на пару с голодом подавили напрочь во мне всю силу воли, и я таки взяла этот ещё горячий кусок и вдохнула аромат. Мамочки, даже голова закружилась. Мягкий сливочный вкус пармезана с копчёными нотками как наркотик заставляли откусывать всё снова и снова. Этим невозможно было насытиться. Это рай.

Я покраснела от того, как насмешливо пялился на меня этот пришелец. Он улыбался уже открыто, видя, как от удовольствия я закрыла глаза и за один раз чуть ли не весь кусок умяла. Мне и самой стало смешно. Может, я и нервная такая, потому что голодная?

— Я уже тысячу лет пиццу не ела, — улыбнулась набитым ртом.

— Кажется, что эту тысячу лет ты вообще ничего не ела, — пришелец не стесняясь хихикал надо мной, но мне не было обидно. Даже хотелось рассмеяться вместе с ним, ведь он был прав.

— А сколько тебе лет? — проигнорировав предыдущее высказывание, спросила я. Мне действительно было интересно узнать, ведь, скорее всего, инопланетяне живут дольше нас, раз им приходится путешествовать по Вселенной. Хотя, тут от Марса до Земли не так далеко. Возможно, это был их первый неудачный эксперимент с межпланетными полётами. Кто его знает.

На вид ему меньше сорока не дашь, с его-то строгой физиономией, носогубными складками и почти никогда не расходящейся морщинкой между бровей. Хотя кто я такая, чтобы судить о возрасте гуманоидов. Вдруг он ужасный долгожитель, или же наоборот, для своей расы очень молодой.

— Двадцать пять, — сразу ответил пришелец, введя меня в ступор.

Двадцать пять чего? Сотен? Тысяч лет? У них на Марсе своё летоисчисление? А может, возраст надо световыми годами измерять? А это сколько по-нашему будет? Но уточнять я не стала, мне показалось это лишним. Да и не хотелось выглядеть абсолютной невеждой.

— А где ты живёшь? — вряд ли он мог бы припарковать свою тарелку где-нибудь в пригороде Нью-Йорка, чтобы оставаться незамеченным. Скорее всего, летающий внеземной корабль нужно было скрыть, но как и куда?

— Под городом, в канализации, — допивая остатки кофе, спокойно ответил марсианин.

Как это — в канализации? Неужели она такая большая, что может вместить в себе такого великана, как этот пришелец? Да и там, наверное, ужасно воняет, темно и крысы шастают. Мне стало искренне жаль его. Неужели мы, люди Земли, заставили этого космического путешественника скрываться в самом гадком месте? Заставили этого великана бояться себя, мелких и мелочных? Это так гадко и низко… Он же как Супермен свалился к нам на голову. Хотя, если подумать, Супермен тоже скрывал своё происхождение вначале. Но ему хоть повезло, что он на человека был похож, а не на помесь чужого с пандоровцем. Эх, такие чудеса под носом происходят, а мы как самые натуральные придурки не можем этого увидеть и принять!

На плече у гуманоида что-то запикало, что-то, похожее на передатчик. Мне подумалось, что он расставил датчики в разных районах города, чтобы разыскивать преступников. Или подключился к полицейской волне.

— Мне пора идти, — резко нахмурившись и взглянув на красную мигающую лампочку, сказал пришелец, и я тут же подскочила и пошла доставать его штаны из сушки.

— Спасибо, — уже второй раз за этот вечер поблагодарил меня он, и я улыбнулась в ответ. Всё-таки этот парень не лишён хороших манер, хотя и грубоват местами.

Он отошёл в комнату, чтобы не смущать меня снова, а я, облокотившись о столешницу, с замиранием сердца переваривала происходящее. Пришелец оказался славным парнем, пусть и не знаешь, чего от него ожидать, он явно не держал камня за пазухой. Это что-то невероятное со мной происходит!

— Ты так и не сказал, как тебя зовут, — из кухни крикнула я.

— Рафаэль.

Рафаэль? Я ожидала услышать всё, кроме этого. В таком случае ему не хватает белого парика с буклями и изящно завязанного английского галстука на шее. Это имя вообще никак не ассоциировалось с этой зелёной громадой мышц. Я не сдержала смеха. Может, это нервное?

Из комнаты выглянула озадаченная морда марсианина, и я примирительно выставила руки вперёд, поспешив объясниться:

— Извини, я не хотела тебя задеть. Просто, знаешь…

— Что? — его голос уже не казался таким грубым, как ожидалось.

— Я думала услышать что-то наподобие Безумный Макс или Рокки Бальбоа…

Да уж, с таким именем как Рафаэль (я, конечно, ничего не имею против, но) ему только балет танцевать. Но вдруг там на Марсе это крутое брутальное имя. Рафаэль — гроза улиц Нью-Йорка.

К моему удивлению, марсианин тоже засмеялся, искренне и от души. Видно, ему такое имя было тоже не по душе, либо же лучше узнав нашу культуру и историю, он понял, как это звучит сейчас, в двадцать первом веке.

— Ладно, мне пора, — мы оба прошли к балконной двери. — Ты когда в следующий раз к своей тётке собираешься?

— К тёте Боните? А, наверное, в четверг на следующей неделе. А что?

— Чтобы быть уверенным наверняка, что ты не найдёшь опять приключений на свою… голову.

Мне стало приятно от мысли, что теперь у меня обзавёлся личный охранник в тётушкином районе и что можно без опаски прогуливаться по тёмным закоулкам. Находясь под присмотром этого парня, теперь я ничего не боялась.

— Спасибо, — ковыряя нитки из старого свитера, пролепетала я. Гуманоид самодовольно хмыкнул.

Он отвернулся, чтобы открыть балконную дверь, и я подумала, как неудобно, наверное, было вытирать полотенцем такой огромный панцирь. А что это на нём? Иероглиф? Что-то типа тату? И как он сам себе смог нарисовать это? Или это что-то типа наскальных рисунков марсиан? Японских наскальных рисунков… Мда.

Я не удержалась и коснулась твёрдой каменной поверхности, холодной и приятно бугристой. И в ту же секунду марсианин резко обернулся и вопросительно взглянул на меня. Он что, почувствовал моё прикосновение? Этот каменный участок тела тоже чувствительный? Невероятно. Хлопая ресницами от смятения, я отдёрнула руку и прижала её к груди.

— Извини, — неудобно как-то вышло. Но, к моему облегчению, пришелец снова искривил свои губы в полуулыбке и вышел на балкон. Ливень уже прекратился, хотя дождик всё ещё покрапывал, но это было уже не так страшно, тем более для такого бугая, как Рафаэль. Всё-таки странное имя…

— Кстати, — уже уперевшись руками о перила, сказал пришелец, — в следующий раз, когда будешь перевязывать рану на бедре, зашторь занавески.

Я не сразу поняла, о чём он говорит, но когда до меня дошло, то мне показалось, что даже мизинцы на ногах покраснели. Никогда мне не нужно было закрывать окна шторами, напротив всё

равно нет жилых зданий, а только заброшенная стройка, и моя квартира находится на последнем десятом этаже. Вспомнила, как совсем недавно я расхаживала по дому в чём мать родила, и меня накрыло ужасное негодование!

— Ах ты, марсианский извращенец! — мой крик распугал всех бездомных кошек в округе, жалобно мяукающих от испуга. От злости мне хотелось толкнуть его за пределы балкона, и как только я сделала шаг вперёд, выйдя из квартиры, он тут же спрыгнул на пожарную лестницу, нахально смеясь. — Вот вонючка межгалактическая! Маньяк!

Последнее слово я выкрикнула ему вслед, и его смех всё ещё звучал у меня в ушах. Чтоб ты провалился! А я к нему со всей душой, так сказать, жалость проявляю, а он…

Хотя, может, я зря ругаюсь. Вполне вероятно, что такого чудика вряд ли привлекают особи моего вида. Ему бы больше Фиона в два метра ростом подошла. А мы-то что? Ручки тонкие, мышцы слабые, нам даже не сдвинуть этого громилу с места. Кожа мягкая, уязвимая. Он с лёгкостью может поднять меня одной рукой. Какая же я для него женщина?..

Но всё равно. На безрыбье и рак рыба, как говорится, так что расслабляться не стоит. Неизвестно, что у этого маньяка на уме.

Зайдя обратно в квартиру, я выключила свет и рухнула на кровать. Боже, неужели это всё со мной происходит? Неужели пять минут назад в моей крохотной кухне сидел настоящий марсианин? Может, мы даже подружимся… Эх, Рокси, всё-таки не так уж и скучно существовать в этом мире.Примечание к частиСумбурный текст воспалённой фантазии, мысли, перемешанные в кучку неадекватности.

Смятый осенним ветром ржавый лист безмятежно скользил по воздуху, покидая родную ветку и навсегда утопая в объятьях своих собратьев, таких же сброшенных и ненужных. Но даже в пучине этой красно-рыжей массы он бесконечно одинок и печален. Его путь завершён, и никто не станет пускать слезу по усопшему бедному листочку, который ещё каких-то пару месяцев назад был полон жизни. Всё приходит к своему апогею. Круговорот жизни для него завершён.

Сочувствуя этому бедному скорчившемуся листику, я видела в нём себя. Как же заурядна и обыкновенна моя жизнь, такая же, как, я думаю, у большинства из нас. Всё это кажется таким смешным и мелким в масштабах целой Вселенной. Да кому есть дело до финансовых отчётов и налоговых деклараций, когда каждую ночь над твоей головой раскрывается целый океан искрящейся звёздной пыли, расписанной в красочные узоры созвездий. Хотя и это мы можем лишь вообразить, ведь нью-йоркское небо — девственно чистое полотно.

Меня распирало от любопытства расспросить моего нового знакомого побольше, разузнать информацию о том, ином мире, далёком и таинственном. У меня сердце замирало от мысли, что никому на белом свете неизвестно то, что смогу узнать я. Узнать о тех мирах, куда никогда не смогу попасть, о той жизни на далёких ярких планетах. Эх, как бы мне хотелось хоть одним глазком увидеть их мир.

А его, должно быть, мучает ностальгия по родному дому, семье, друзьям, по горячему (или холодному?) марсианскому воздуху и зыбучим красным пескам под ногами. Так же как и меня. Порой с такой тоской вспоминаю родную обитель, наш старенький небольшой домик, мою детскую кроватку, маму, порхающую по кухне и напевающую себе под нос старый добрый джаз. Она — мой идеал. Лёгкая, словно пушинка, словно вот-вот она упорхнёт, изящно провернув подол своего шифонового платья, как крыльями. Тонкая и такая хрупкая, хрустальная статуэтка, с белокурыми локонами и ясными голубыми глазами, в которых застыли маленькие осколки снежинок.

А мне досталась «богатая» наследственность. Я же больше смахиваю на матрёшку — круглая и несуразная снаружи, но внутри — маленькая и лёгкая. Как балеринка. Мне хочется так думать.

Из потока моих бессвязных мыслей меня вырвала тётушка, усевшись рядом со мной на диван и положив мою больную ногу на свои колени. Опять она за старое — очередная «целебная» мазь. Да ладно, как выяснилось, ничего наркотического в них нет, а все мои глюки — правдивая реальность.

— Ну и как там Дэвид? — хитро прищурившись, спросила Бонита, ласково растирая припухшую ногу.

Ох, Дэвид. Я ведь не звонила ему с того самого вечера, от него — около пяти пропущенных и несколько сообщении. Неудобно, конечно, превращаться в холодную злючку, да и мой резкий уход можно воспринять как отвержение его чувств, но внутри я ровным счётом не чувствовала ничего, кроме пустоты по отношению к этому парню. Да, мы хорошие друзья и он выручал меня пару раз, становясь прикрытием в поисках пришельца, но всё же ему нужно нечто большее. И он ждёт, может, даже требует. А я молчу. Не хочу. Не могу. Лишь вчера чиркнула ему пару строк — отмазки по поводу молчания и короткие извинения за внезапный уход.

— Что ты хочешь узнать? — мне ведь и рассказать нечего.

— Почему у тебя так голос хрипит? — резко нахмурившись, сменила тему тётя. Может, и к лучшему. Я откашлялась. Что-то и правда горло першит. — Вон дождина какой льёт уже неделю, а ты в своей кофточке тонюсенькой бегаешь. Всё форсишь, дорогуша. Вот и заболела.

— Ещё не заболела, — пожала плечами я.

— Ну так что… — о нет. Все мои надежды на то, что тётушка забыла свой первый вопрос, рухнули в бездну. — Дэвид ведь душка, правда? Такой высокий, статный, — она выпрямила спину, выпячивая грудь вперёд и руками пытаясь обрисовать фигуру парня. — А какие плечи широкие… Эх, будь я твоего возраста, я бы ух…

Знаю я эти «ух». И лично для меня ничего хорошего они не сулили. На мгновение тётушка приняла загадочно-мечтательный вид, видимо, представляя себя на моём месте. Я бы была не против, если бы она и в жизни меня подменила.

— Мы сходили в кафе один разок, — пришлось ответить хоть что-то, иначе меня посадят на электрический стул или станут иголки под ногти загонять, как в фильмах про шпионов. Это Бонита легко может устроить, и за пояс любого Джеймса Бонда заткнёт. Видя яркие искорки в глазах тётушки, поспешила вернуть её с небес на землю. — И это всё.

— Как это — всё? — с явным недоверием буквально промурлыкала тётя, намекая, что у меня есть пикантные подробности продолжения.

Хотя конечно они есть. И от таких подробностей меня бы в психушку отправили, поэтому вселенскую тайну придётся уносить с собой в могилу. Ну как же это немыслимо, невообразимо, просто за гранью. Пришелец, я — самая обыкновенная, стандартная, абсолютно заурядная, — и такое чудо. Кто бы мог подумать, что однажды мне придётся стать героиней фантастического сюжета? Теперь мне просто грех жаловаться на свою однообразную и скучную жизнь, когда за окном ходит такой чудик. Да что там, когда он ел пиццу в моей квартире и требовал пива. А сегодня он, наверное, будет здесь, раз спрашивал меня. Интересно, получится с ним увидеться?

А он смешной парень, пусть и грозный с виду, но совсем не страшный. Теперь уже точно. Добрый, пусть и ведёт себя нагловато, видимо, считая приземлённый человеческий разум ниже собственного. Хотя я не почувствовала от него какого-то пренебрежения. Напротив, мне кажется, что ему тоже было интересно поближе пообщаться с человеком. Ведь не зря же он вокруг моего дома шастал…

Я и не заметила, как опять погрузилась в свои мысли, и только загадочная ухмылка тётушки вернула меня обратно в реальность. У неё был такой вид, словно она уже вообразила целый эротический фильм со мной и Дэвидом в главной роли, и почему-то мне от этого хитрого взгляда хотелось провалиться сквозь землю. Так, пора сматываться отсюда, пока я вся от стыда не сгорела за мысли моей фантазирующей родственницы.

Закутавшись в свою плотную толстовку, я окунулась в прохладу осеннего вечера. Ветер размашистыми рывками поднимал с земли листву, уводя её хороводами далеко ввысь. Действительно, погода с каждым днём становилась всё холоднее — тучи заволокли небо и держали его в туманной клетке уже достаточно долго, ни на миг не допуская хоть малейшего разрыва этой дымки и не пропуская ни единого лучика солнца. Будто Нью-Йорк превратился в вечно плачущий сумрачный Сиэтл.

Как ни странно, но от растираний мне стало намного лучше. Походка выровнялась, хотя была далека от той, что была до травмы, и ноющая боль слегка унялась. Я бы теперь и дёру легко могла дать, если нужно. Но знаю, что уже не нужно.

Всматриваясь в темноту улиц, я всё глядела, нет ли его там, за этим столбом, или там, за мусорным ящиком, или здесь, на пожарной лестнице. А может, на крыше? Но я кожей чувствовала пристальный взгляд его маленьких глаз, слышала, как бесшумно касаются его огромные ноги асфальта, ощущала напряжённость стальных мышц. Или же мне всё это причудилось? В любом случае, было спокойно, как никогда прежде.

Еле уловимые шаги позади меня заставили улыбнуться. Лёгкой походкой он следовал за мной, глубоко, но спокойно дыша. В этой части улицы совсем нет освещения, а окна домов плотно зашторены, закрывая жильцов от ночной жизни района, словно так они могли уберечь себя от лишних проблем. Может и правда, ведь свидетелей никто не любит.

— Не боишься, что тебя увидят? — спросила я, не оборачиваясь, но по знакомой усмешке было ясно, что не прогадала.

— Ты разве не слышала местную легенду об огромном монстре, обитающем здесь по ночам? — его голос был приглушённым, почти утробным, и от этого казался ещё более жутким. — Нужно иной раз подбрасывать дрова в костёр, чтобы не расслаблялись.

— Да, что-то знакомое. Но всё это лишь бред воспалённого наркотиками и алкоголем рассудка. Разве нет? — на этих словах я слегка обернулась, заглядывая себе через плечо. Пришелец лишь посмеялся, однако продолжал идти сзади.

— Значит, своему воспалённому рассудку ты тоже не доверяешь?

Уже давно, с того судьбоносного вечера, когда вместе с моей лодыжкой полетела ещё и вменяемость. Но его вопрос так и остался риторическим.

— На выходных хочу испечь торт. Придёшь на чашку чая?

Он уже шёл рядом, плечом к плечу равняясь со мной, и до того это было странно — зелёный монстр и я, — и до того просто и обыденно, что улыбка самопроизвольно появилась на моём лице.

— Вот так просто приглашаешь к себе такого уродца, как я, едва зная его? — его скепсис был рассчитан на моё негодование, но сегодня был слишком хороший день, чтобы впускать в него негативные эмоции. А с самокритикой у него всё в порядке, хотя про уродца он преувеличил. Всё-таки кто мы такие, чтобы судить о чужой наружности, если она не входит в рамки общепринятого? Я вот тоже не вхожу в эти рамки. А то, что он пришелец, не значит, что он урод.

— Это ты про того, кто подсматривает за обнажёнными девушками, заглядывая к ним в окна? — готова поклясться, что он покраснел… То есть если бы был человеком, то покраснел бы точно.

— Только за одной, — пробубнил он себе под нос.

— Что? — мне показалось или он действительно это произнёс? Шутка такая, что ли?

— Ничего.

Этот парень очень странный, и он явно смущён. А такие эмоции как стыд, оказывается, пришельцам не чужды. Может, он не из корыстных целей или личного интереса это делал, и на Марсе это вполне нормально и приемлемо. И даже не аморально и безнравственно и не является стимулом к похотливым фантазиям. Пришельцы могут воспринимать это иначе, не вызывая в себе никаких плотских чувств по поводу чужой наготы.

— Так ты придёшь? — заканчивая пристыжать марсианина, я вернулась к предыдущему вопросу. — Мне уже не впервой принимать такого гостя, как ты, — мы повернули за угол, и пришелец слегка замедлил ход. С такой скоростью я на автобус опоздаю, это ему должно быть известно. Пытается потянуть время? Всё-таки жизнь в одиночку сложная штука. — Тем более мне кажется, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— За две встречи? — снова скепсис, но теперь уже с долей юмора.

— За три, — было темно, но я видела на его лице недоумение даже не поворачивая головы. — В первую встречу ты спас мне жизнь, забыл?

— Ну, это не считается. Ты почти в отключке была.

— Но всё же… — тут он сделал резкий шаг вперёд и встал передо мной, загораживая путь. Это, признаться, меня напугало. Такие резкие выпады, да ещё и когда сопровождающий — пришелец, тёмная улица, ночь, криминальный район. — Что? Что такое?

Пришелец слегка покачал головой, будто о чём-то рассуждал сам с собой, взглянул на часы, хотя у меня большие сомнения, что он мог что-то там увидеть, и спустя минуту вернулся на своё первоначальное место рядом со мной и продолжил путь, как ни в чём не бывало.

— Так ты не боишься меня, значит?

Я не успела ничего ответить — он исчез. Какой же странный этот тип. Испарился в ближайшем переулке между домами, а через мгновение навстречу мне вышло трое до боли знакомых мужчин. О нет! Меня всю передёрнуло, когда коротышка, тот самый, с ужасно скрипучим голосом и слишком приторным одеколоном, искривился в ядовитой улыбке при виде меня. Неужели жизнь ничему не научила? В прошлый раз им нехило досталось, раз еле ноги унесли, но по их настрою было очевидно, что и теперь им не терпится наверстать упущенное. Таких не проймёшь. Мелкая собачонка, а кусается похлеще благородной овчарки.

— Не бойся, — послышался голос из тёмной глубины. — Если снова будут лезть на рожон, то беги сюда. Придётся преподать им новый урок.

Эти слова придали мне сил, словно наделили суперспособностями. По нахальным рожам этих парней было видно, что мимо проходить они не собираются. Даже напротив, стали двигаться быстрее, особенно коротышка, игриво то открывая, то пряча лезвие своего небольшого ножика. В этот раз изнасилованием дело не обошлось бы — моё бездыханное тело нашли бы в одном из мусорных баков.

— Кого я вижу, — этот противный голос снится мне в кошмарах. — Вот это встреча. Решила снова поискать приключений?

Это он мне говорит? В прошлый раз не меня по стенке размазали — хотя мне тоже досталось, но всё же. Неужели им не страшно? За что они приняли такую расправу? За галлюцинацию после очередной дозы? Или же всё забыли, очухавшись в ближайшем закоулке с сильнейшим абстинентным синдромом?

Не теряя ни секунды — тем более с больной ногой, — я под возгласы «хватай эту дрянь», ринулась к своему пришельцу, скрываясь между домами, и с разбегу стукнулась о «марсианскую» стену, чуть не упав на грязный вонючий асфальт. Рафаэль вовремя подхватил за плечи. Огромные ладони почти закрывали лопатки, я ощущала этот холод и силу в крепких руках марсианина. Можно только представить, какой силы удар способен нанести такой кулачище.

— Бежим? — не стесняясь (оставим на потом, ситуация ведь экстренная) цепляюсь Рафаэлю за запястья, но он не двигается. Сейчас вот не время тупить, а пора уже быстренько на крышу вскарабкаться. Пришелец лишь насмешливо ухмыляется.

— Зачем? — он подталкивает меня в глубину, пряча за своей спиной. — Опять хочешь лишить меня веселья?

Чего? Веселья? Обхохочешься тут просто. А он казался мне милым парнем. Нет, Рафаэль, конечно, молодец, что борется с преступностью, расчищает улицы города от всякой нечисти, но всё же его склонность к насилию очень сильно пугает. Всё из добрых намерений, безусловно. Но всё-таки когда перед тобой двухметровый марсианин, это уже страшно, а когда он жаждет чей-то крови — страшнее десятикратно.

Пришелец опять испарился, в одну секунду вскарабкался на ближайший выступ дома и повис на руке, как орангутанг в зоопарке. Решил для пущего эффекта придавить их своим грузным телом? Чтобы мозги по земле размазались, кровища хлынула фонтаном… От таких фантазий у меня закружилась голова.

Наконец-то троица выглянула из-за угла. Кажется, что эти тормоза бежали за мной целую вечность. Оглянувшись в поисках чего-то существенного для самообороны, я ничего не нашла. Только поломанную деревянную куклу и чью-то старую швабру — остальной мусор не применим в качестве оружия. Но на безрыбье и швабра — ружьё.

— Ты мне кое-что задолжала, — коротышка явно обнаглел, вновь выходя вперёд своих дружков. — Вот мне и подарочек.

— Праздник, что ли, какой-то? — в таких ситуациях мой мозг выдаёт просто невыносимо бредовые фразы. Дикий гогот был похож на карканье борющихся за добычу между собой ворон. Кто-нибудь, засуньте уже кляп! Эй ты, обезьяноподобный, долго ещё висеть там будешь?

Словно прочитав мои мысли, на землю с неприсущим для него шумом (видимо, чтобы эффектнее) опустился Рафаэль, щёлкая костяшками пальцев. Боже, да этот кулак способен проделать в человеческой голове дыру, как в неудачном опыте на курином яйце в рекламе зубной пасты. Да, сейчас бы этим ребятам не мешало бы головы Бленд-а-медом натереть.

Коротышка резко отшатнулся, испуганно пятясь назад. Хотя было довольно темно, но я готова поклясться, что рожа у этого недотёпы так искривилась, будто смерть с косой за ним пришла. Ну, может это и правда.

— Я же вам говорил, чтобы вы больше не лезли сюда, — а голос у Рафаэля изменился, стал такой бодрый, громкий. Видимо, ему действительно было весело. Он встряхнул руками, щёлкнул шеей (жуткий звук) и даже сверкнул лезвиями своих странных ножей, но всё это не вызвало у меня ничего, кроме желания закатить глаза — ну к чему такая театральность, у них уже и так штаны мокрые.

Я отошла в сторонку, чтобы и мне не попало случайно, выглядывая из-за могучей спины… панциря Рафаэля и ловя на себя слегка недоумевающий взгляд коротышки. Видимо, он понял, что мне, в отличие от них, не страшно, а значит я ждала выступления марсианина под бурные аплодисменты. Нет, мальчик мой, тебе это не снится. Вот прямо так и хочется залиться злорадным смехом.

Рафаэль схватил коротышку за грудки, и когда тот ловко вытащил ножик из кармана и уже замахнулся вонзить его в бок моего друга, то я даже испугалась. Послышался крик. Это была я? Определённо я. Но это оказалось лишним. Марсианин ловко перехватил двумя пальцами тонкое лезвие прямо в движении и, слегка надавив, отломил. Злобно улыбнулся, что даже мне стало не по себе. Вдруг в такие моменты в него вселяется какой-нибудь внутренний демон, который уже не ведает, что творит?

Коротышка был откинут к мусорным бакам, справа от меня, и, по всей видимости, пребывал в шоке, раз так долго не шевелился. Ну, я надеюсь, что это был только шок…

Двое других оказались смелее, чем я думала, и рьяно вступили в бой, одновременно нанося пришельцу свои удары. Видно, что они были умелыми в этом деле ребятами, раз так активно и чётко размахивали руками и ногами, пытаясь попасть Рафаэлю в лицо. Один из них решил сделать ход конём — зарядить кулаком в солнечное сплетение, — и его тонкий вопль, процеженный сквозь стиснутые зубы, почему-то вызвал у меня смешок. А что он ожидал, ударяя по каменной поверхности на груди пришельца? Я что, тоже кровожадная, раз смеюсь над чужой болью? С другой стороны, они хотели на меня напасть, так что поделом им всем!

Этот раненый снова полетел в мою сторону, приземляясь со смачным звуком на асфальт и проезжая ещё немного по мягкой слизистой луже прямо к моим ногам. Он ещё шевелился, в отличие от коротышки, и, подняв голову, злобно посмотрел на меня. Не знаю, как такое получилось, но эта швабра в моих руках сама замахнулась и ударила парня по голове, после чего он, конечно же, вырубился. Я недоумевающе подняла свой взгляд и встретилась с вопросительной ухмылкой Рафаэля. Виновато пожала плечами — как-то рефлекторно получился этот удар.

Последний здоровый решил последовать примеру своего главаря-лилипута и вытащил ножик, размахивая перед пришельцем, словно лазерным мечом. Рафаэль слегка согнул ноги в коленях и пружинил, следя за лезвием. Он чуть подался вперёд, и противник слегка отпрянул. Здоровяк явно с ним игрался, наслаждаясь этим животным страхом в глазах неумелого бойца напротив. Интересно, а над моими страхами он так же издевался? Наслаждался этим превосходством над глупой слабой землянкой? Определённо да.

Парень резко выставил руку вперёд, пытаясь вонзить свой нож в то место, об которое его товарищ сломал себе руку, но Рафаэлю ничего не стоило перехватить его локоть и завести за спину. Парень кричал, чувствуя, как тянутся мышцы от такого захвата, и я даже на секунду закрыла глаза ладонями, чтобы не смотреть, но всё-таки раздвинула пальцы, любопытствуя, что же будет дальше. Ножик с бряцающим отзвуком упал на землю, а Рафаэль нарочито медленно, с нескрываемым наслаждением, ломал руку бандиту, прислушиваясь к каждой рвущейся жилке, к каждому хрусту… В его глазах замелькали зловещие огоньки, и теперь мне действительно и по-настоящему стало страшно. Вот и ответ на его последний вопрос ко мне.

— Хватит, — я уже не могла на это смотреть. Одно дело, когда ты в порыве гнева или же дабы преподать урок разбрасываешь нарушителей закона в разные стороны, а другое, когда целенаправленно мучаешь и растягиваешь акт возмездия, чтобы услышать вопли и крики этих теперь уже жертв.

Рафаэль недоумевающе оглянулся на меня, но отпустил парня, который тут же рухнул без сознания к его ногам. Пришелец, видимо, действительно не понимал, почему я остановила его, и как бы мне не перепало за очередное прерывание веселья. Но он же не такой. Ты же помнишь, Рокси? Ты же не придумала это для собственного успокоения?

Рафаэль сделал шаг мне навстречу, и я инстинктивно выставила швабру вперёд, хотя понимала, как смешно это смотрится. Он застыл. Недоумение сменилось на замешательство, а затем — разочарование. Его плечи заметно опустились, он обвёл взглядом всех падших злодеев и нахмурился, пытаясь понять, почему я боюсь. Он же спас, он же наказал преступников, он же хотел как лучше. Так почему же ты трясёшься как осиновый лист? Почему так боязливо готовишься к удару? Без слов всё это читалось на его лице.

Он повернул голову в сторону и на мгновение застыл, глубоко и шумно дыша, впрочем, как всегда, и печально скользя взглядом из стороны в сторону по кирпичной стене.

— Извини, я просто, — мне вдруг стало так стыдно, будто я подвела его, будто за всё человечество я подвела его. Испугалась, даже больше, чем при первой встрече. — Извини.

Всего секунда, но её хватило, чтобы коротышка очнулся, успел схватить меня сзади и приставить дуло пистолета к виску.

Щёлкающий звук затвора заставил нас онеметь и забрал возможность дышать. Глаза Рафаэля округлились, хотя он всё ещё не смотрел в нашу сторону. И только когда я выронила своё оружие из рук, марсианин осмелился обернуться.

— Ну что, вонючая тварь, теперь она моя заложница, — буквально выплюнул гангстер-лилипут, давя дулом мне в голову. Это, признаться, парализует похлеще любого обезболивающего. В любую минуту может вылететь пуля, и от неё меня не отделяет ровным счётом ничего. — Что, страшно стало, козлина?

Противный скрипучий смех прямо над моим ухом вызвал желание отвернуться, но грубый рывок гнома-неудачника за мою руку вернул меня в первоначальное положение.

— Что ты за урод такой? Страшный, как атомная война, — брезгливый вопль коротышки выдавал его страх. — Она что, твоя подружка? — снова противный смех, даже слегка истерический. — Вот умора! Ты подружка этого урода?

Он стал указывать пистолетом то на меня, то на Рафаэля, продолжая театрально смеяться. Было нетрудно догадаться, что коротышка под кайфом, иначе он был бы более неадекватным при виде пришельца.

— Ты вечно нам всё портишь, мешаешься под ногами. И что тебе надо, а?

Рафаэль выставил ногу вперёд, и коротышка уже полностью прижимал меня к себе, тыкая пистолетом в лицо.

— Тихо, тихо. Не спеши, урод. А то твоя подружка может остаться без мозгов. Хотя сомневаюсь, что они у неё есть, — дуло больно ударяло об голову, царапая кожу. — Но зато есть кое-что другое, да, урод?

Он схватил меня за грудь и сильно сжал. Было больно, но больше — противно. Ощущать его руки, эти не по-мужски маленькие ладони, неприятное тепло дыхания над ухом. Ну всё, была не была! Лучше умереть с честью, чем терпеть домогательства этого убожества.

Я со всей силы наступила ему на ногу, отчего хватка стала слабее, и это позволило выскользнуть из его рук. Всё произошло мгновенно, в одну секунду, даже сложно было проследить за ходом действий. Вот пистолет выстреливает, и пуля летит навстречу Рафаэлю, но он стоит как вкопанный, даже не шевелится. Тогда коротышка направляет дуло на меня, и я слышу, как палец давит на курок, но в ту же секунду острый марсианский клинок пронизывает его насквозь. Злодей застывает, таращит глаза, из его рта идёт кровь. Он падает безжизненным мешком на землю, а я лишь с ужасом закрываю рот, чтобы не заорать. Передо мной лежит труп, ещё секунду назад он был жив. А теперь — уже ничто. Просто оболочка. Из глаз брызнули слёзы, меня накрыла истерика, хотя я пыталась подавить её со всей силы, осев на асфальт и обхватив колени.

— Живой, — хладнокровно заключил Рафаэль, вытаскивая из тела свой кинжал. С лезвия — багряные капли, кровавое на серебряном. Он вытер его об свои штаны. — Сейчас сюда приедет скорая и полиция, поэтому надо сматываться.

Только когда он подошёл ко мне, то увидел мои немые всхлипы из-под плотно прижатой ко рту ладони. Я не могла содержаться. Что это? Что это всё было сейчас? Какой-то жуткий боевик, так не бывает в жизни. Я просто сплю. Я сплю!

Тяжёлая рука марсианина легла мне на плечо, и сожалеющий взгляд разжёг мою истерику ещё больше.

— Всё нормально, Роксана. Дыши глубже, это просто шок.

Он помог мне подняться, а я и на ногах стоять не могла, в голове всё перемешалось, мысли путались, всё плыло. Я не отключилась, просто не могла ничего увидеть сквозь слёзный водопад. Рафаэль подхватил меня на руки, когда вдалеке послышалась сирена, и опять поднял туда, где никто не будет искать.

Почувствовав под ногами поверхность крыши, я снова осела, обхватывая голову с обеих сторон. Это просто сон, мне нужно проснуться. Вот и всё. Ну просыпайся же, ну давай!

Огромная ладонь снова опустилась на моё плечо, когда Рафаэль, растерянный и смущённый, сел рядом со мной.

— Эй, не реви, — голос был тихим; кажется, он специально старался сделать его мягче, но как-то плохо получалось. — Всё уже закончилось. Эти гады получили по заслугам, так что…

Я не выдержала — зарыдала в голос, опуская голову на его плечо. Меня только что чуть не пристрелили, чуть не вышибли мне мозги. Ну почему мир такой злой? Почему, чтобы выжить самому, нужно вонзить в глотку другого нож? Я не хочу быть здесь. Не хочу.

Рафаэль, видимо, замешкался, не ожидая такой истерики, но вскоре слегка приобнял, успокаивающе поглаживая по спине. Стало действительно спокойней. В его руках казалось, что я под защитой. И эта история в очередной раз показала, что на силу должна быть другая сила, и добро превращается в трансформировавшееся зло. Если бы его сегодня не было здесь?.. Если бы тогда он не зашёл в мою квартиру? Не спросил бы о моем визите к тётушке?.. Что было бы? От ответов на эти вопросы меня снова всю затрясло.

— Ну всё, тихо, тихо, всё закончилось. Они больше не будут тебя доставать. Уже, наверное, никого не будут… — объятия Рафаэля стали значительно сильнее, но так было даже комфортнее. Он на время превратился в моё успокоительное. — Я и не думал, что они выйдут так рано. Должны были появиться на пять минут позже.

До меня донеслись отголоски этих слов, только когда Рафаэля понял, что ляпнул лишнее.

— Что ты сейчас сказал?

Я отстранилась от него, пытаясь заглянуть в его наглые глаза, которые он прятал от меня, смотря куда-то в сторону, как нагадивший в тапки хозяина кот. Я подскочила с места, наматывая длинный ремень сумки на руку и готовясь применить её, если понадобится.

— Так ты знал, что они будут там! — но зачем? Почему не повёл меня другой дорогой, чтобы этого всего не произошло? Почему мы оказались на их пути? От осознания истины меня всю передёрнуло. — Так ты использовал меня как приманку!

— Это не то, что ты думаешь, — оправдывающе разводя руки в стороны и пятясь назад, заявил Рафаэль. Да ну? Лжец!

— Ах ты гадёныш!

Тут меня прорвало. Я подбежала к нему и стала дубасить сумкой по наглой зелёной морде. А я его чуть в ранг святых не возвела! Как хорошо, что он сегодня здесь… А он, засранец эдакий, решил меня использовать.

— Веселье ему значит, да? А если бы он выстрелил в меня, что тогда? Ты, инопланетная вонючка!

— Он бы не выстрелил, — уклоняясь от моих ударов как мог, пыхтел Рафаэль. — Я бы ему не позволил.

— Ты его чуть не убил, — на эти слова он схватил мою сумку и выпрямился, грозно глядя на меня. Этим теперь не проймёшь взбешённую Рокси. Как глазами не зыркай, в гневе я могу и убить.

— Тебе его жалко? Да ты хоть знаешь, что бы он с тобой сделал? — я остервенело пыталась вырвать сумку из его рук, дёргаясь всем телом, но мои попытки были просто смешны.

— Да это вообще всё из-за тебя произошло! Повеселиться, значит, захотелось?!

— Он бы достал тебя, не сегодня, так завтра, — на удивление спокойно сказал марсианин, притягивая меня к себе за ремешок сумки. — А я мог бы не оказаться здесь. Надо было решить вопрос раз и навсегда.

Рафаэль схватил меня за плечи, отпуская ремень, и посмотрел на меня в упор, а мне не хотелось поднимать взгляд. Перед глазами была трещина на его груди — след от пули. Он что, пуленепробиваемый? Интересно, а ему больно? В этот момент мне хотелось, чтобы ему было больно. А если пуля попала бы в голову? Голова у него не такая крепкая… Тогда он бы погиб из-за меня? И что, получается, я во всём виновата? Нет-нет. Ты перегнула палку, Рокси. Хотя, может, и так…

Я уже не знала, что думать, так что просто опустила голову и заревела, выводя вместе со слезами свой стресс. Может, Рафаэль прав, так им всем и надо? Наверняка я не единственная их жертва, и сколько ещё людей пострадало от них — неизвестно. На силу нужно отвечать силой. Никогда не была сторонницей этого, но видимо, мой случай именно такой.

Я стояла прямо перед пришельцем, носки наших ног упирались друг в друга, и мне больше не было страшно.

— Нет.

— Что? — переспросил Рафаэль, и в его голосе звучала тревога. Подумал, что я свихнулась?

— На твой вопрос, не боюсь ли я тебя, — подняла голову, когда слёзы почти унялись. Вблизи он казался ещё более массивным и внушающим трепет. — Нет, я не боюсь.

Рафаэль слегка приподнял брови, отвёл взгляд в сторону и неловко улыбнулся. Огромный пришелец был явно смущён. И так странно было сейчас, так непривычно видеть его таким — другим. И мне от его улыбки стало лучше, спокойнее, будто вся его кровожадность мне лишь причудилась. Всё-таки важны мотивы, и у него они более чем благородные. Таких даже среди людей днём с огнём не сыщешь.

Он резко снял с меня свои руки, словно обжёгся, и сжал кулаки, неровно выдыхая. Рафаэль казался мне одичавшим Маугли, заблудившимся в джунглях Нью-Йорка. Ну тогда я больше подхожу на роль Балу.

— Пора возвращаться домой, нужно спускаться, — нарушила я неловкую тишину.

— Там ещё всё только начинается, вряд ли удастся здесь спуститься, — ответил пришелец, смотря вниз. — Надо спуститься с другой крыши.

Что? С другой крыши? Опять прыгать придётся? Я не могу. Мне хватило уже стресса на сегодня.

— Что с тобой? — спросил Рафаэль, с интересом рассматривая моё ошарашенное лицо.

— Ничего. Давай лучше подождём, когда они уйдут. Я по крышам больше скакать не буду.

— Да ладно, здесь не очень опасно…

— Нет! — я даже сама своего крика испугалась, а пришелец так вообще отшатнулся. — Я… я… просто очень боюсь высоты.

Рафаэль слегка улыбнулся и, приблизившись ко мне, бесцеремонно схватил на руки. Не спрося разрешения, словно я была неживая немая статуя. Я закричала от неожиданности, зная, что сейчас опять будут полёты. Стала вырываться и бить его по плечам, хотя он вряд ли испытывал от этого боль.

— Хватит брыкаться, всё равно выбора нет, — усмехнулся. Этот засранец издевается! Он точно с планеты живодёров. — Просто закрой глаза, и тогда ничего не увидишь. Ты уже прыгала со мной по крышам, пока я тебя до дому нёс, когда ты в отключке была. Так что не впервой.

Он подмигнул, а мне хотелось врезать ему по наглой морде, но не стала. Всё равно ведь прав. Послушно закрыла глаза руками, прижимаясь к твёрдой поверхности груди.

— Только держи покрепче, чтобы я не соскользнула, — сквозь ладони пробубнила я, вжимаясь и скручиваясь от напряжения, но он услышал.

— Не бойся, я крепко держу.

И мы полетели. Ветер шумел в ушах, заглушая звуки города, словно я парила далеко в небе. Мне казалось, что даже сквозь твёрдый защитный слой его кожи, напоминающий затвердевшую резину, я слышу бешено бьющееся сердце. Отважное и доброе. Всё-таки совсем не плохо, что я с ним подружилась. Может, новая страница моей жизни начинается прямо сейчас. Пока я лечу над городом, пока крепкие руки не позволяют мне выскользнуть, внушая чувство защиты. Пока я здесь.

Я открыла для себя новый мир, и уже поздно оглядываться назад. И я лечу, падаю в эту неизвестность, и так приятно от этой лёгкости. Как никогда раньше я чувствую себя живой.Примечание к частиКто-нибудь ещё помнит старую добрую рекламу Бленд-а-меда?)

Гроза простреливает небо насквозь, озаряя вспышками свинцовые облака. Яркие полосы пробегают по тёмной комнате, но долго не задерживаются, лишь мимолётно ослепляя глаза. Эта прекрасная игра природы — демонстрация превосходства и силы — вызывает внутри благовейный трепет. Гипнотизирует, что невозможно оторваться от красоты и величественности, и ввергает в ужас, раскатами рассекая воздух. А затем, словно залечивая раны земли, тяжёлые облака опустошают свои запасы и проливают дождь.

Всё это напоминает мне о Рафаэле. Дождь теперь неразрывно связан с ним, и я погружаюсь в воспоминания недавнего инцидента, и до сих пор не знаю, как реагировать. Такое проявление заботы обо мне вызывало чувство благодарности. Теперь мы — друзья-товарищи, и такая необычная связь нравилась мне. Однако всё же я не была готова снова вернуться к тому, от чего хотела бежать и чего боялась теперь больше всего. До сих пор больная лодыжка напоминает мне о том пресловутом вечере. И, видимо, пришелец хотел подшутить, устроив «встречу с судьбой».

Я не боялась Рафаэля. Несмотря на его кровожадность и любовь к насилию, всё же его мотивы искренни и благородны. И мне радостно, что этот пуленепробиваемый здоровяк стоит на стороне добра. Но торчащее из тела коротышки лезвие всё ещё у меня перед глазами… И я никак не могу отогнать от себя это воспоминание.

Если подумать, мой новый знакомый напоминает мне эту самую молнию. Грозную, величественную, устрашающую… Но приносящую пользу. Я испытывала такое же чувство трепета перед ним. Перед этим необычайным созданием — сильным, смелым и даже не лишённым стыда.

При воспоминании о его улыбке я сама улыбалась. Его показная брутальность и слегка пренебрежительный взгляд — всё это лишь поверхностное. Он по-человечески милый, и очень похож на нас — землян, пусть и сам с Марса (хотя откуда я это взяла?).

Теперь у меня не поворачивается язык заявить о том, как скучно жить на свете. Я устала от однотипности ускользающих дней, недель, месяцев. Потеряла счёт этому всему. И так хотела какой-то вспышки, какого-то события, которое запомнилось бы на всю жизнь, взбодрило бы меня и возродило состояния радости и покоя, что, видимо, мои мысли материализовались во что-то уж слишком изощрённое и поразительное. Ну это же Рокси. Её извращённая фантазия может порождать только такое. Но я даже рада.

Когда думаю, что являюсь хранительницей вселенской тайны, то мурашки идут по коже, а внутри всё трепещет от осознания этой важной миссии. Кто бы мог подумать, что когда-то я заведу знакомство с пришельцем? Кто мог подумать, что они вообще существуют?..

Однако такие приключения не прошли для меня без последствий. Пронизывающий ветер на пару с ледяным дождём сделали своё дело, и теперь на своих законных выходных я должна отлёживаться на кровати с высокой температурой и раздирающей болью в горле. Боже, как же мне плохо!

Перед глазами всё плывёт, трудно сфокусироваться на предметах, и от того ещё тяжелее дышать. Голова гудит от носа к вискам, будто мне через ноздри пустили толстые провода для промывки мозгов. Чувствую, что умираю. В горле — застрявший комок с острыми шипами, царапающими воспалённые ткани. Не могу пошевелиться, любое прикосновение к коже вызывает ноющую боль. Лучше бы мне умереть, чтоб уже не мучиться.

Перед глазами появился коротышка с выпученными шарами. Его злобная ухмылка так и просит, чтоб по ней заехал чей-то кулак. Кажется, его руки на моём теле, везде, трогают, лапают меня, мою больную кожу, и мучительно неприятно от всего этого. Неужели он здоров? Такое ранение ему никак не навредило? Или я сплю? Но почему же тогда чувствую всё это? Уберите от меня эти руки! Уберите…

Образ маньяка-лилипута растворился, словно пустынный мираж, и теперь я видела его — зелёного пришельца. Он услышал мои немые мольбы о помощи и пришёл даже во сне? Теперь от его отсутствия тревожно больше, чем от присутствия… Так чётко и ясно вижу его, что кажется, могу прикоснуться к нему. Мой мозг уже не знает, какие выдавать картинки, как играть со мной, борясь за право быть здоровой. Прохладная ладонь накрыла горячий лоб, и я видела, клянусь, видела, как с шипением поднялся пар от соприкосновения разных температур. Но как же приятно погасить этот жар хотя бы на мгновение. И пусть мне это только снится…

До чего же плохо. Сколько себя помню, никогда не приходилось так болеть. Это всё стресс. Да-да, точно! От него все беды. Сначала бытовой, обыденный, с кучей подработок и долгов, затем космически-фантастический с борьбой пришельца за безопасность нью-йоркских улиц. Слишком много всего. Мой слабый организм просто не в силах этого выдержать.

Влажное и прохладное. Я ощущала это кожей, этот необходимый спасительный компресс. С меня уже десять потов сошло, вся простыня мокрая, но дышать всё равно сложно. Воздух кажется горячим. Всё вокруг горячее. И кисло-сладкий привкус на губах…

Одному болеть очень тяжко. Когда нет никого вокруг, кто мог принести хотя бы стакан воды, когда никто не сварит куриного бульона, не подаст жаропонижающее. А сил встать самостоятельно просто нет. В такие моменты одиночество ощущается всеми фибрами души, и даже хочется реветь от безысходности. Что я и сделала. Захныкала как малое дитя, пока никто не видит, интуитивно обнимая подушку и сворачиваясь калачиком. Могу позволить себе маленькую слабость в такой-то момент.

И снова этот холод. Точечный — по щеке, почти невесомый, но дарующий успокоение. Это напомнило мне Рафаэля, его твёрдую зелёную кожу после леденящего дождя, и, кажется, я даже произнесла его имя вслух, одними губами, сколько сил хватило, чтобы не ранить горло ещё больше этими невидимыми лезвиями. Схватилась за этот холод, схватила его руками, подложила под щёку, чтобы не отпускать от себя, и спокойно выдохнула. Прохлада остужала мою кожу и нервы, понижая градус негативных эмоций и унося меня далеко в небытие, где нет кошмаров, где просто тишина.

* * *

Голова трещала так, словно её раскололи на части топором, и, несмотря на истощённость моего организма, сон как рукой сняло. Нехотя пришлось поднять тяжёлые веки и вновь окунуться в пустоту комнаты. Стало немного легче, видимо, температура спала, но всё равно такое чувство, будто катком проехались. Вот если бы ещё этим катком мои жировые запасы выдавились, то было бы вообще супер. Но с другой стороны, болезнь забирает много сил и калорий тоже, так что даже в этом есть свой плюс.

Свет ночника на кухонном столе хоть и был совсем тусклым, но резал уставшие глаза. Вся постель измята — видимо, боролась в приступе жара с тем коротышкой, который мне только в жутких снах является. И снова Рафаэль пришёл мне на помощь. Странно, даже мысли о нём способны спасти меня от страшных кошмаров. Теперь ассоциация безопасности с пришельцем крепко засела у меня в подсознании.

Сквозь мутную пелену на глазах я видела скользящие по полу тени. Неужели я до сих пор сплю? Или же мне опять галлюцинации мерещатся? Я уже такая уставшая слабая женщина, что нет у меня сил бороться со своим воспалённым рассудком.

Попыталась встать. Кряхтела, будто на смертном одре находилась. Всё тело ломило, жар сменился пронизывающим холодом. Взгляд в сторону — дверь на балкон слегка приоткрыта. Освежающий воздух даровал чувство освобождения от этих жарких липких «лап» болезни. Но пришлось всё-таки укутаться в плед.

Из-за кухни выглянула голова пришельца и до чёртиков меня напугала. Да я чуть в штаны не наделала, когда эта наглая морда выскочила из-за угла — я-то думала, что нахожусь в одиночестве, а тут явление марсианина народу.

Однако что он здесь делает? И когда это припёрся? Хотя да, я же его сама приглашала. Начинаю вспоминать, интенсивно ища ответы в своей одурманенной голове. Болезнь напрочь выбила меня из обычного ритма жизни и к тому же вышибла память.

— Как себя чувствуешь? — первым делом спросил Рафаэль, подходя ко мне с кружкой в руках. Но этот вопрос был нагло мной проигнорирован.

— Когда ты пришёл? — я не узнала свой голос. Хриплый, почти еле слышный. Мне теперь можно фильмы ужасов озвучивать. А вдруг за это неплохо платят? Я даже буду рада болеть почаще, чем каждое утро по кофейне с больной ногой носиться. Из всего надо учиться извлекать выгоду.

— Уже час назад, — ответил пришелец, подтолкнув ногой пуфик к кровати и присев на него. Не перестаю поражаться, насколько крепкая у меня мебель. — Вот, выпей. Станет легче.

Я всё-таки пересилила себя и села, кутаясь в плед. Пришелец подал мне кружку — горячий чай с имбирём. То, что нужно сейчас моему горлу. Такой заботе я невольно улыбнулась. Всё-таки было приятно увидеть его здесь, почувствовать присутствие другого челове… разумного существа рядом в такие грустные моменты. Приятно знать, что есть кто-то, кто может позаботиться о тебе.

— Ты разве не помнишь, как я пришёл? — удивлённо приподняв бровь, спросил Рафаэль. — Час назад ты выпила пачку Колдрекса и отключилась.

Я только хлопала ресницами, не понимая, о чём он говорит. Хотя вот откуда на губах этот привкус лимона и мёда. А мне думалось, что всё это снится, что холодная ладонь — выдумка моего воображения, бурлящего в моём закипающем мозгу. И коротышка тоже, что ли, здесь был? Нет-нет. Это уже перебор, Рокси. Как ни крути, а инцидент два дня назад на галлюцинации не смахнёшь.

Сладостно терпкий привкус чая приятно щипал язык, и тепло, разливающееся по больному горлу, заставляло кровь двигаться быстрее. Приятный имбирный аромат напоминал детство, когда мама с заботой готовила для меня такой же целительный эликсир от всяких простуд. Интересно, откуда он знает, что нужно применять при таких заболеваниях? Он ведь никогда не болеет. Сам говорил об этом.

— Извини, я обещала тортик, а сама… — я не могла говорить долго, по горлу будто тёркой прошли, даже дышать было больно. Пришелец только злобно (с чего бы?) нахмурился, неодобрительно качая головой.

— Ты издеваешься? — почти прошипел он сквозь насмехающуюся, как мне показалось, полуулыбку. — У тебя температура почти до сорока поднялась, а ты про торт думаешь? Что за бред.

Последнее предложение пренебрежительно вылетело из его рта, буквально говоря о том, что я чокнутая истеричка. Да, так оно и есть, я же не спорю. А каким должен быть человек, который два раза наступает на одни и те же грабли, натыкаясь на своих недонасильников, и который заводит дружбу с представителем инопланетной расы?..

Я ничего не стала говорить, не стала противоречить ему или пытаться оправдаться. Тем более защититься. Не в том положении сейчас находилась. К тому же, всё-таки этот парень прав. И при мысли о том, что сейчас, когда моё непроходящее чувство одиночества и никчёмности достигло пика, здесь находится ещё кто-то кроме меня, что здесь находится Рафаэль, в груди приятно жгло и накатывало невероятное успокоение.

Все эти несколько минут я неустанно глядела только себе в кружку, не поднимая глаз, но когда всё-таки взглянула на пришельца, то встретилась со строгим, слегка задумчивым взглядом, но на этот раз он хмурился не из-за меня. Что-то странное мелькнуло в его глазах, когда он смотрел на меня, что-то очень сильно смахивающее на сожаление, несмотря на то, что разглядеть это сквозь маску наигранной злости было не просто. Но ни для кого не секрет, что я ещё та фантазерка, и вижу порой то, на что, возможно, другие не обратят внимания.

Чай в кружке уже почти закончился, и от этого целительного отвара действительно стало лучше. Горло успокоилось. Ко мне почти вернулась возможность говорить нормально, хотя голос осип, но уже не хрипел. Должна признаться, что впервые за такое продолжительное время проживания здесь, моя сырая холодная квартира стала намного уютнее и теплее. Может, потому что около часа назад я буквально умирала, а теперь мне стало значительно лучше. А может, потому что здесь Рафаэль…

— Выпила? — спросил пришелец, и в ответ я только кивнула головой. От такого лекарства и заботы действительно полегчало. Он протянул руку ко мне и забрал кружку, затем поставил её на прикроватный столик и, поднявшись, пошёл к балкону. Вот так просто, молча, ничего не сказав.

— Ты уже уходишь? — Первое, что возникло в моей душе — огорчение. Мне не хотелось вновь оставаться один на один с пустой тёмной квартирой. Я не хотела отпускать Рафаэля. Пусть мои цели были немного эгоистичными, но разве он так же, как и я, не страдает от одиночества? Не нуждается в этот промозглый дождливый вечер в уютном жилище и компании живых людей, а не канализационных крыс? — Не уходи…

Рафаэль слегка обернулся и застыл, положив ладонь на ручку двери. Этот парень был совершенно непредсказуемый, скрывающий свои настоящие эмоции под маской супер брутального НЛОшника. Вся его злость, может, просто привычка такая или последствие долгого пребывания в одного?

— Просто подумала, — прочистив горло от нахлынувшего стыда за свои слова, поспешила добавить я, — вдруг ты мог бы задержаться немножко. А то всё-таки ты мой гость, а я только очнулась.

Неловкая улыбка на моём лице появилась как-то невпопад, и мне пришлось отвернуться от него, чтобы спрятать себя и своё смущение. Дверь с шумом захлопнулась, изолируя нас от городского шума вперемешку со звонкими каплями дождя.

— Я и не собирался пока уходить, — неопределённо пожав плечами, пробубнил Рафаэль, но я заметила, что голос его всё-таки стал мягче.

— Правда?.. — такой неожиданный факт меня немного смутил. Даже приглашая его к себе, я не была до конца уверена, что он придёт. У этого пришельца ветер в голове, да и вполне возможно, что я просто ему мешала, как надоедливая любопытная землянка, вечно крутящаяся под ногами. А ему хочется «веселиться», отрывая конечности у всяких хулиганов. Однако он пришёл, даже нянькался со мной, лечебного чаю заварил, сидел рядом уже целый час. С каждым разом я узнавала о Рафаэле что-то новое, его на первый взгляд скрытые добросердечные стороны проявлялись по отношению ко мне. Это было безумно интересно и приятно — изучать парня с другой планеты.

Дребезжащая трель дверного звонка заставила меня вздрогнуть и чуть ли не подпрыгнуть на месте, однако пришелец даже не шевельнулся, и его выражение лица осталось каменно-строгим. Я никого не ждала, и подумала, что в такую непогоду вряд ли бы моя тётушка приехала сюда. Она редко здесь бывает. И вряд ли родители сделали бы мне такой сюрприз, вырвавшись ко мне на выходные — каникулы ещё не начались, поэтому мама точно не могла быть здесь. В голове возник Дэвид, но он не знает номер моей квартиры. Если только тётя ему не сказала…

Нужно срочно прятать Рафаэля. Куда? Не в шкаф же ведь. Если он разнёс мою ванную комнату, то про шкаф я вообще боюсь думать. Придётся выпроводить его, хотя эта мысль была жутко неприятна. И я уже возненавидела Дэвида за такой внезапный приход.

— Не суетись, — кинул пришелец, и я застыла. Не думает же он достать свои супер-мечи, ища возможности применить их? Нет-нет, это же глупость! Он же не сделает этого… Не сделает же?

Подождав ещё с минуту, Рафаэль пошёл к двери, а я только нервно сжала края пледа, пытаясь непроизвольно задушить его. С моего положения не было видно ничего, так как вход закрывался стенкой кухни, служившей ещё и небольшим коридором между прихожей и основной комнатой, и мне пришлось подняться и выйти вперёд.

На удивление, Рафаэль посмотрел в глазок, а затем открыл дверь, присаживаясь вниз. В его руках оказалась коробка с аккуратно завязанной пластиковой бечевкой. Пришелец захлопнул дверь и, подойдя ко мне, поставил посылку на стол.

— Что это? — с удивлением спросила я, глядя на пришельца, но тот, видимо, вообще забыл о моём существовании, молча двигаясь по квартире и занимаясь своими делами.

Он с лёгкостью (никто и не сомневался) разорвал бечевку, бросая её на пол, и поднял крышку упаковки, открывая вид на её содержимое. Это были пышные глазированные шоколадом эклеры, воздушные и такие ароматные. Я этого не могла почувствовать, но знала наверняка.

Моему удивлению не было предела. Аппетитные вкусняшки стояли прямо передо мной, и я даже подошла поближе, чтобы убедиться в этом.

— Это же эклеры из французской кофейни тут за углом, верно? — я их ни с чем не спутаю — каждый день, проходя мимо красочных витрин по дороге на работу, любовалась разноцветной палитрой сладостей. Но попробовать не решалась, хотя так хотелось… — Наверное, дорогущие…

И правда, а откуда у Рафаэля деньги? Ну не грузчиком же он по ночам работает. Наверное, тырит помаленьку у своих «жертв», вот и всё. Ну, а что, они всё равно на какую-нибудь травку потратятся или же на скачках проиграют. Или что там ещё делают мелкие гангстеры с украденными деньгами? А так хоть польза инопланетному брату по разуму… Что-то типа современного Робин Гуда, только деньги уходят не бедным, а в карман… Не думаю, что пришелец сам воришка, и «веселится» по ночам, чтобы деньги стрясать с народа. Просто для личных нужд тоже нужны финансы. И кушать хочется, и мыться хотя бы изредка надо, и туалетная бумага нужна… Ну или, на крайний случай, он просто опять порылся в моей сумочке и воспользовался моей кредиткой.

Закончив мысленно оправдывать Рафаэля, я решила оставить финансовый вопрос риторическим. В конце концов, это не моё дело, как заблудившийся марсианин зарабатывает на жизнь. Присев на стул, я любовалась на красивые пирожные, от которых просто веяло приятным запахом свежей выпечки. И даже с забитым носом могла чётко ощутить этот аромат, так часто вдыхаемый мной по пути на работу. Сегодня я больной человек, страдающая женщина, поэтому мне можно дать слабину.

Странно всё-таки получилось — я обещала Рафаэлю торт, а в итоге ему пришлось раскошелиться самому. Но так приятно порой болеть, особенно, когда есть тот, кто позаботится о тебе. Можно даже капризной иной раз побыть.

Рафаэль сам хозяйничал на кухне, успев изучить её за этот час. Да и для такого здорового лба она больше казалась игрушечной.

— Наверное, тебе нелегко быть одному, — зачем-то озвучила я мысли вслух. Пришелец снова замер, стоя спиной (или панцирем) ко мне, но даже так я почувствовала его волнение. Видимо, больная тема. Вот ты дурында, Рокси! Нашла о чём поговорить. — Просто… это хорошо, что мы встретились, правда? Теперь мы с тобой друзья-товарищи…

Моего нервозно-весёлого настроения пришелец явно не разделял, кажется, даже фыркнул, но так ничего и не ответил, продолжая терпеливо ждать, пока закипит чайник. Очень трудно порой определить, о чём думает этот зеленокожий, что пытается спрятать за своим грозным видом. В последний раз мне показалось, он был довольно откровенен, весел и расположен к беседе, а теперь ведёт себя так, будто злится на меня за мою же болезнь.

— Скажи, а с какой ты планет… — Я хотела разбавить гнетущую атмосферу непринуждённым разговором о его доме, ведь мысли о родине всегда согревают душу, но мой вопрос был прерван свистом закипающего чайника. Поставив две кружки зелёного чая на стол, Рафаэль сел напротив, молча, будто кол проглотил.

Я уже и забыла о своём вопросе, выжидающе глядя на пришельца, когда же он возьмёт пирожное первым. А он всё размешивал пустой чай ложкой, гремя на всю квартиру, медленно и бесцельно. Кажется, Рафаэль о чём-то размышлял, о чём-то глубоком и серьёзном, судя по выражению лица. Он почти не смотрел на меня, уткнулся взглядом в угол комнаты, словно загипнотизированный. Такой хмурый и, кажется, будто потерянный. Я не видела его таким никогда (хотя видела его всего три раза в своей жизни), и мне отчего-то стало тревожно. Может, он обдумывал план по возвращению домой? Или же я навеваю на него грустные мысли?..

Рафаэль очнулся только через несколько минут и будто удивился, что он здесь не один.

— Ты почему ничего не ешь? — хмуро спросил пришелец, небрежно подталкивая подставку с эклерами. Я улыбнулась, постаравшись вложить в этот жест максимум доброты, пытаясь так его поддержать или хотя бы повеселить, и взяла пирожное.

— О чём ты думал? — решилась всё-таки спросить, но в ответ получила только тишину. Рафаэль слегка дёрнул бровью и прислонился панцирем к стене, переводя взгляд в темноту комнаты. Теперь я видела его только в профиль. Казалось, он слегка нервничал, словно боролся с желанием уйти сию минуту. — Что-то случилось?

— Нет, — коротко и даже резко ответил пришелец, хотя я думала, что он меня не слушает. Почувствовала себя виноватой, словно это я была причиной такого состояния Рафаэля. И чем я могла его расстроить?

— Извини, — после недолгой паузы решила продолжить диалог. Пришелец удивлённо вскинул брови, оборачиваясь ко мне.

— Что за дурная привычка постоянно извиняться без повода? — категорично ответил он, но этим снова вызвал у меня улыбку. По крайней мере, пришелец стал приходить в себя и возвращаться в своё привычное состояние.

— Я подумала, что ты такой хмурый из-за меня…

Рафаэль загадочно молчал, и это мне определённо не нравилось.

— Тебе не за что извиняться, — поразмыслив, ответил он и заметно изменился в поведении. Глаза слегка растерянно искали очередной объект для гипноза, но найти ничего не могли. Рафаэль заёрзал на стуле, будто ему стало неудобно на нём сидеть, а брови ещё сильнее сдвинулись друг к другу, прокладывая глубокую морщинку на повязке. — Больше никогда не извиняйся, понятно?

— А если действительно будет за что? — слегка растерянная его поведением, спросила я.

— Тогда я сам тебе скажу, когда надо извиниться.

Отлично! Теперь мне стали диктовать, что и когда я должна делать. Смешно, ей-богу. Вполне вероятно, на его планете так принято. Действительно, вдруг он и есть настоящий марсианский принц, а я тут, понимаешь ли, крестьянка с замашками королевы, которой не мешало бы корону на голове лопатой поправить. Но манеры у Рафаэля явно не царские. Хотя, кто его знает, какие там правила приличия на красной планете…

Так много хотелось узнать, но, боясь разозлить ещё больше пришельца, напротив, не стала ничего спрашивать. Поднесла дрожащей рукой кружку к губам и отпила глоток от тёплого чая, чувствуя, как он согревает меня изнутри. Рафаэль с нескрываемой тревогой посмотрел на мой тремор, и, опустив кружку обратно, я сжала кулаки, чтобы успокоить дрожь.

— Как ты себя чувствуешь? Опять температура поднялась?

Я только пожала плечами, ведь действительно чувствовала себя плохо. Видимо, действие Колдрекса уже подходило к концу. Голова опять закружилась, и жутко морозило. Рафаэль поднялся со стула и принёс мне градусник с прикроватного столика.

— Тридцать восемь и пять, — огласил свой вердикт космический доктор.

— А на что ещё можно было рассчитывать, скача в такую погоду по крышам? — голос опять охрип и не слушался. Я положила пирожное обратно, откусив только один раз, и закуталась в плед.

— Да уж, не думал, что ты так слаба здоровьем, — казалось, он пытается этими словами ещё больше меня разозлить, в очередной раз делая акцент на том, какие люди слабые существа, и что в целом я сама и виновата в этой простуде. Но тон его голоса был по-странному, необычно для него мягким, даже добрым. Мне хотелось ответить что-то язвительное ему, но не стала. И сил не было, и интонация пришельца меня сбила с толку. — Тебе нужно лечь и поспать.

Он протянул мне руку, чтобы помочь встать, и я без опаски вложила свою ладонь в его. Не так, как было в первую нашу встречу. Теперь он не казался таким уж грозным. Даже немного забавным. Шершавая кожа была холодной, и меня всю передёрнуло от неприятных ощущений. Теперь этот холод был для меня болезненным. Вся кожа заныла, и меня затрясло от озноба.

Аккуратно подхватив меня под локоть, Рафаэль помог дойти до кровати. Накрыл ещё одним одеялом и даже заботливо подоткнул края. Ох, если бы меня так не трясло, то я бы не упустила ни единого момента такого резкого скачка нежности у этого громилы. Но улыбка, вопреки неприятным ощущениям слабости, появилась на моём лице.

— Спасибо, — ослабшим голосом пролепетала я, глядя на присевшего на пол Рафаэля. Теперь он не отворачивался от меня, смотрел прямо в лицо. И взгляд его был необычным в свете ночника — в нём будто загорелись маленькие кусочки янтаря, словно крапинки солнца засверкали в этих зеркалах, превращая всегда строгий взгляд в сопереживающий. Я видела в нём отражение вины. Неужели его мучает совесть из-за того происшествия и теперь моего нынешнего состояния? Ему бы стоило, наверное, извиниться, но он не будет этого делать, я знаю. Мне достаточно и янтарного говорящего взгляда.

— Можно спросить тебя? — всё-таки сейчас он более уязвим, жалобно таращась на меня. Так почему бы не воспользоваться моментом?

— Что ты хочешь спросить? — спокойно и тихо пробасил низкий голос, превращаясь в неживой, загробный.

— А у тебя есть суперспособности?

Рафаэль удивлённо расширил глаза, видимо, не ожидая именно такого вопроса, но затем открыто улыбнулся, оголяя белые зубы. Он почти напоминал человека.

— Боевые искусства считаются? — с юмором ответил он, и я задумчиво качнула головой.

— Почти, — я всегда считала таких людей супер-солдатами, — но кроме этого? Ну лазеры из глаз, или лезвия из рук не выходят? Или, может, ты умеешь замораживать время или читать мысли, — надеюсь, что нет. А то от моих мыслей ему станет дурно.

Рафаэль повёл плечом, не зная, что ответить, и похоже, даже боялся признаться, что никакого особенного дара у него нет, но на его неловкое молчание я лишь снова улыбнулась. Он казался мне по-настоящему милым сейчас. Странным зелёным пришельцем, с шершавой кожей, с лицом без носа и тремя пальцами на руках, с огромным каменным панцирем на спине… Он что, с планеты черепах? Хоть фильм про это снимай.

Но всё равно, этот чудик казался мне добрым и искренним. И это так странно. Так странно…

— Не уходи, — прохрипела я, глядя на застывшего в одной позе и не смеющего пошевелиться Рафаэля. — Хотя бы пока идёт дождь. Я не хочу оставаться одна.

— Хорошо.

И мне стало так тепло на душе и спокойно, будто одно это слово — короткое и простое, — стёрло всё, напоминавшее об одиночестве. Теперь нас здесь двое, теперь мы оба хотя бы на время ощутим присутствие другого существа рядом. Я легко впустила Рафаэля в зону комфорта, словно это было чем-то естественным. И он, со всей своей грубостью и порой жестокостью, прижился здесь рядом с той, кто боится даже таракана тапочком прихлопнуть. И теперь мы оба в этой комнате — больная депрессивная Рокси и потерянный марсианин Рафаэль, — и это так просто и так обыкновенно, что кажется, нет ничего необычного, космически-фантастического. Кажется, что так и было когда-то и будет потом…

Тяжёлые веки закрылись, мой мозг начал отключаться, пытаясь во сне набраться новых сил и наконец восстановиться. Я чувствовала, как просела кровать рядом, и слегка приоткрыла глаза, сквозь ресницы глядя на Рафаэля. Холодная ладонь на моём лбу — температура всё ещё высокая.

— Ты так и не сказал, с какой ты планеты, — уставшим тихим голосом проговорила я, опять закрывая глаза. Шершавые пальцы касались моей щеки, но мне не было неприятно. Даже напротив — это успокаивало. — Ты ведь с Марса, да? Ты похож на марсианина.

Хотя откуда мне знать, как выглядят марсиане… Рафаэль усмехнулся, резко выпуская воздух из лёгких, и это дыхание было слишком близко ко мне.

— Я не с Марса, — ответил тихий бас.

— Тогда откуда же? — я находилась на грани между сном и реальностью, всё ещё пытаясь быть вместе с Рафаэлем, и в то же время проваливаясь в безумное царство сновидений. Но его ответ я отчётливо расслышала прямо у себя над ухом, ощущая приятное дуновение шёпота на коже.

— Я с Земли.Примечание к частиНовый арт (автор: Рин Ге Ко)

https://pp.userapi.com/c844521/v844521211/19644d/FphRa35rPZ0.jpg

https://pp.userapi.com/c849528/v849528211/10f10a/NLi68fhkJKE.jpg

Сырой винил асфальта шуршащим скрежетом хрустел под ногами, нарушая мёртвую тишину. Всё темно. Ночь наполнила город чёрным мрачным сгустком, являясь единственной свидетельницей всего мракобесия, творящегося в эти часы. И почему так холодно? Почему так пусто?

Клубы пара изо рта расходятся прозрачным облаком по направлению ветра, и с каждым шагом страх внутри расползается всё сильнее, цепляясь своими липкими лапами за любую надежду на спокойствие. Он уже заключил в объятья трепещущее сердце, сдавил со всей силы, и больше нельзя было дышать. Совсем.

Вокруг меня — бесконечный лабиринт стен, на котором стройными рядами алгоритма выстроены жёлтые окна. Но никто не выглянет из них, не посмотрит сюда. Они словно неживые, стеклянные, ненастоящие.

Образ знакомого силуэта напротив заставляет остановиться. Этот нахальный размеренный шаг я уже выучила наизусть. Этот саркастический смех, отдающийся болью от накатившей паники. Это снова он.

— Ну что, опять поиграем, детка? — этот скрипучий, не по-мужски насмешливый голос заставляет меня дрожать. Под кожей — невидимые толстые нити, что волнами скользят по телу.

Я бегу обратно, куда-то в неизвестность. В темноту. Но кажется, что чем быстрее я двигаюсь, тем меньшее расстояние прохожу. Дома по бокам не меняют своего вида, и тротуар превращается в беговую дорожку. Я — мышь в колесе.

Один оборот, один мимолётный взгляд назад — он исчез. Какое облегчение. Он не стал бежать за мной, мой источник страха растворился в пустоте улицы. Я оборачиваюсь обратно — и вот, снова он. Возник из ниоткуда, стоит на горизонте и ждёт. Но теперь я вижу его лицо.

Окровавленное и искажённое. Белые глаза вот-вот покинут границы своих орбит, страшная нечеловеческая улыбка, по белым зубам стекает кровь. Он сплевывает её, усмехается и вытаскивает из правого бока клинок. Где же теперь его владелец, когда он так нужен? Из открытой раны хлестнула густая струя. Рука, протянутая ко мне, ожидающее застыла в воздухе.

— Теперь у меня есть нечто интересное для тебя, — сейчас я слышу, что голос совсем другой. Страшный, ненастоящий. — Ну иди же ко мне. Иди ко мне!

Рука тянется в мою сторону…

* * *

С жутким воплем я подскочила на кровати, размахивая руками в разные стороны куда попало. Меня всю трясло, и адреналин подскочил не на шутку. Открываю глаза — щурюсь от яркого солнца. Ни коротышки, ни страшных улиц нет. Я дома. Какое облегчение!

Рухнула обратно на кровать, с наслаждением потягивая конечности. Мне было намного лучше, голова уже так не болела, тело ныло в мышцах, будто я пахала всю ночь, и так приятно было их растянуть. Солнце впервые за долгое время непогоды наконец выглянуло из-за туч и осветила мою серую обитель, наполняя теплом и уютом.

Настроение было отличное, бодрое, даже несмотря на ночной кошмар. А я уже и думать забыла, каково это — ни о чём не переживать. Жизнь прекрасна, и всё остальное устроится. Ведь кто ещё может похвастаться такими приключениями? Знакомством с представителем инопланетной расы? От этой мысли всё сжималось внутри, наполняясь необычайной странной радостью. Рокси — хранительница вселенской тайны. С ума сойти!

С каждым разом, с каждой встречей я всё больше узнавала о Рафаэле. Всё больше сближалась с ним. И это так необычно — изучать кого-то иного, неземного. Он казался мне странным: грубым, упрямым, ходячим раздражением, но его показные эмоции сильно разнились с действиями. Он всё ещё продолжал присматривать за мной, таясь в тёмных закоулках города. Это и неудивительно, потому что я — одна большая неудача. Ко мне всегда прилипают проблемы, как бы я ни старалась от них укрыться. Но теперь, когда я знаю, что где-то рядом двухметровый зелёный пришелец присматривает за мной, становится намного легче.

Быстрый взгляд в сторону кухни — на столе две кружки и коробка с эклерами. Значит, это был не мой бредовый сон? Всё вчера было необычно, мутно сквозь болезненную пелену. И заботливый Рафаэль, чего я совсем не ожидала. И вкусные пирожные. Помнится, он как-то странно себя вёл, очень сдержанно и молчаливо, однако не ушёл, остался здесь. Может, совесть замучила, это ж всё-таки он виноват в той стычке? Этот аргумент мне был по душе, и я невольно улыбнулась.

Кажется, я всё-таки вывела его на откровенный разговор. Или это мне приснилось? Я даже не помню, как он ушёл. И что ответил на вопрос: откуда ты? Ведь не с Марса. Точно помню, что не с Марса. Тогда откуда же?..

Янтарь — яркий и искрящийся — в его глазах золотой каёмкой обрамлял чёрные зрачки, необычно расширенные, будто затмение солнца, когда лучи короной окружают закрывающий их объект. Даже сравнения стали у меня космические.

Я была уверена, что сегодня он придёт снова. Возможно, мне самой этого хотелось. И хотя это парень абсолютно непредсказуем, уверенность в его приходе не оставляла меня. Поэтому я заставила себя подняться и начать уборку в квартире. Временами меня штормило, слабость отдавалась дрожью в руках, но я думала лишь о том, что бы приготовить на ужин, чем накормить Рафаэля. Он и так уже много для меня сделал, надо же хоть как-то выказать свою благодарность. Да и вряд ли он сам себе что-то готовит: где брать продукты, да и где варить? Перебивается, наверное, всякой гадостью, которую можно взять на заказ. Поэтому хотелось его порадовать, подбодрить.

Теперь каждое появление моего таинственного друга внутри отражалось некоторым трепетом. Признаться честно, я ждала его с нетерпением — этого сказочного для меня героя. У меня появилась тайна, которую я обещала унести с собой в могилу, а значит, это было то, что принадлежало только мне. Мой сказочный друг. Забавно. Может, у меня шизофрения?..

Но эклеры на столе были настоящими. Две кружки были настоящими. Заваренный отвар имбиря с мёдом — его забота обо мне — настоящий. И нож в том коротышке тоже был настоящий…

Меня передёрнуло от опять нахлынувших воспоминаний, неоставляющих даже во сне. Интересно, а он реально выжил, или Рафаэль специально так сказал, чтобы меня не шокировать? Я не знала, какого ответа хотела больше. Смерть — это ужасно. Особенно когда это происходит на твоих глазах. Но с другой стороны, этот насильник получил по заслугам. Я стала такой же кровожадной, как Рафаэль?

Заварив себе чаю, я села за стол, осматривая эклеры. Они были такими же красивыми, как и вчера, хотя пролежали здесь всю ночь. Мой недоеденный так и остался скромно лежать вне общей массы. При взгляде на вкусняшки мне хотелось улыбнуться во все тридцать два. Всё-таки этот здоровяк не лишён нежных человеческих чувств. Даже странно, что эта ходячая машина-убийца способна на такое.

Откуда же он, всё-таки? Мне казалось, что вчера у нас зашёл разговор об этом. Или это был сон? Сон, в котором он сказал мне, что не прилетел с Марса. В котором сказал, что он с Земли. Как странно… С Земли. Правда ли это? Если так, то всё запуталось ещё больше. Ещё больше появилось вопросов и недопониманий. Ведь всё было так складно: Рафаэль — пришелец с другой планеты (пусть и не с Марса, но хотя бы с Юпитера), и все его странности, его необычный для человека внешний вид, сила, поведение — всё это объяснялось простым словом «НЛОшник». И не надо было больше задавать вопросов, почему так или так. Всё было предельно ясно. А если он с Земли, то тогда ничего не ясно. Тогда даже загадочно-страшно.

Если подумать, то ведь это я сама придумала для себя, что он инопланетный гость. Так мне показалось проще. С чего-то я решила, что теория о существовании пришельцев будет самая верная и реалистичная. С чего-то я стала свято верить в это. Хотя сам Рафаэль ничего мне об этом не говорил. Может, мне в жизни сказки не хватает, а это ведь так романтично-захватывающе — далёкий космос, звёзды, иные миры…

Но в таком случае, кто же тогда Рафаэль? Если не пришелец, то кто? Осознавать, что на Земле живут такие чудики, как он, довольно странно и, я бы сказала, страшно. Ведь тогда что он такое? Недостающее звено в цепи эволюции? Размороженный антарктический динозавр с вживлённым чипом в мозг? Жертва секретных военных разработок? Или же под нами существует целый мир — живой мир вот таких вот зелёных гигантов?

Ой, что-то меня не туда потянуло. Рокси, не перебарщивай! А то от мыслей уже мозги плавиться начнут. Сегодня я намерена узнать ответы на все волнующие меня вопросы и больше не стесняться их задавать. Ведь мы теперь типа друзья. И если он придёт сегодня ко мне, то это подтвердится.

* * *

Как кстати, что я нашла у себя в закромах банку соуса Альфредо. Идти в магазин не было сил, тем более что после уборки по дому мне стало значительно хуже. Видимо, поторопилась я так резво двигаться. И поэтому как кстати было сварить спагетти и не париться. Значит, сегодня будет итальянская кухня — быстро и вкусно. Как и в прошлый раз, когда мы вдвоём умяли всю пиццу.

Сливочный аромат нежного соуса с нотками чеснока и специй распространялся по моей квартире и наполнял её уютом домашнего очага. Я уже и забыла, когда в последний раз готовила себе настоящий горячий обед. Моим основным продуктом, заполняемым весь холодильник, стала брокколи. И теперь я даже не могу смотреть в её сторону. Как же всё-таки приятно вдыхать этот нежный тонкий запах сливок и грибов, посыпать это всё в крошку натёртым пармезаном. Ох, чувствую, что если Рафаэль не заявится сюда, то слопаю всё в одиночку. На часах половина седьмого, солнце уже почти спряталось за горизонт, а значит ночной житель выходит на улицу. Неспящий в Нью-Йорке.

Я слила спагетти и поставила соус на низкую температуру, чтобы он не остыл. Неизвестно, когда этот чудик заявится. Но мне хотелось верить, что он придёт хотя бы для того, чтобы проверить, не окочурилась ли я. А то вдруг болезнь стала прогрессировать, и моё бездыханное тело валяется на кровати.

Голова закружилась, и я села на стул, подставляя под больную ногу другой. Хотя бы это меня уже не так сильно тревожило. От тётушкиных мазей припухшая лодыжка стала уменьшаться, и боли заметно стихли. Каждый вечер всё ещё приходилось разрабатывать ногу массажами, но теперь это не сопровождалось неприятными ощущениями.

Разглядывая свои ноги, я всё вспоминаю, как когда-то носила на них пуанты, как когда-то мои носки тянулись, как выгибалась пятка. Какие тонкие были у меня лодыжки — кожа обтягивала каждую косточку и жилку. А теперь уже всё не то… Эх, ну и ладно. Ничего не поделаешь. Может, мне приятно находиться рядом с Рафаэлем, потому что контраст между нашим телосложением так велик? Я чувствую себя рядом с ним маленькой незаметной точкой, хрупким и слабым человечишкой. И так приятно иногда ощутить себя такой.

Трель телефона вернула меня в реальность. Дэвид опять звонил. С нашего последнего свидания прошло всего несколько дней, а получила сообщений я от него ворох и маленькую тележку. Порой не хотелось на них отвечать, хотя я понимала, что вроде как виновата перед ним. Поэтому пришлось взять трубку и оправдываться перед ним своей внезапной простудой, отговаривать приезжать и назначать новое свидание. Я не хотела сейчас этого — уж столько всего происходит, что Дэвида вместить в свою жизнь я уже не в силах. Может, чуть позже, мне нужно время.

Голос моего приятеля был слегка унылым. Неужели я действительно так сильно ему понравилась? Видимо, так он думал и обо мне, но к сожалению столкнулся с моим полным безразличием. Даже жалко его стало, и очень неудобно. И поэтому я пообещала ещё раз сходить с ним куда-нибудь. А положив трубку, тысячу раз об этом пожалела. Зачем давать ему какую-то надежду? Вдруг он не так поймёт? Но неужели я готова отшить такого видного кавалера, как Дэвид? Другие девчонки бы пищали от счастья завести отношения с ним, а я… А я чокнутая истеричка!

Настенные часы звонко тикали на всю квартиру, и казалось, что она пуста. А я всё смотрела на белый циферблат и ждала какого-то чуда. Зелёного чуда. И с каждым движением секундной стрелки моя уверенность растворялась в этом периодичном тиканьи.

Я подошла к шкафу и решила переодеться во что-то более приличное вместо растянутой толстовки и потёртых штанов. Собрала растрёпанные волосы наверх, чтобы выглядеть более опрятно, чем обычно. А то воронье гнездо мне уже самой надоело. Поправила на плечах ткань кремового свитера, вглядываясь в своё отражение. Вид мой был всё ещё болезненный, хотя я постаралась скрыть признаки недомогания под лёгким макияжем. Не люблю, когда люди видят меня слабой. Не хочу стать причиной чужих переживаний. Хотя, может, Рафаэль и не переживал.

Отражение, несмотря на весь стресс, операцию и огромную суету на работе, всё ещё оставалось в такой же форме, как и было. Но хоть не увеличивалось, что несомненно радует. Однако таких негативных чувств больше не вызывало. Балет всё равно забыт, в моём будущем его уже точно не будет, и поэтому зачем вообще париться? На всякий случай парня я себе уже нашла — пусть Дэвид и не стал пока любовью всей моей жизни, но кто знает, как там получится. Да и его заинтересованность придавала мне уверенности в себе, а это уже польза. Да и по сравнению с Рафаэлем я вообще худющая малявка.

Повернулась боком, чтобы лучше себя рассмотреть. Всё-таки не смогла сдержать огорчённого вздоха. Как ни крути, а мне хотелось видеть себя тонкой тростинкой не только рядом с двухметровым жителем канализации, но и с обычными людьми. Длинный свитер натянулся на бёдрах, джинсы плотно сели на ноги. Где-то во мне спрятана точёная фигурка балерины, вот только кто бы вытесал её из этого «самородка»?..

Чуть слышное касание ног о металлическую поверхность балкона заставило моё сердце участить удары. Я уже и не ожидала его увидеть, хотя и ждала. Обернулась и действительно увидела Рафаэля, который бесцеремонно открыл дверь (никто так и не починил этот замок), даже не дождавшись приглашения.

— Привет! — я улыбнулась и, как ни странно, получила улыбку в ответ. Слегка натянутую и самодовольную. Окей, функция «я крутой чувак» опять включена.

— Привет, — он скрестил руки на груди и приподнял бровь. — Ты почему не в постели? Вчера от температуры помирала, а сейчас решила дефиле устроить?

Только сейчас увидела, что в одной руке Рафаэль держал небольшой бумажный пакет. Заметив мой интерес, он явно смутился и отвёл взгляд в сторону, чтобы не встретиться с моим.

— Вот, — пришелец резко протянул руку, будто пытаясь избавиться от этого пакета как можно скорее.

— Что это? — принимая «презент» от космического друга, спросила я. Но уже, заглянув внутрь, сама увидела.

— Кое-какие лекарства. Сироп от кашля и жаропонижающие.

Почему-то я засмеялась. Наверное, потому что смутилась и прониклась такой заботой от него. Или же от того, как смешно он выглядел сейчас, выпуская воздух резкими громкими выдохами из носа. Уверена, если бы у него была кожа как у человека, он бы покраснел.

— Спасибо! — всё-таки чертовски приятно, когда-то кто-то переживает о тебе, хотя я этого и не люблю. Я прошла на кухню и решила выпить сироп, ведь горло действительно сильно болело и мокрый кашель мешал мне спокойно существовать. Видя, что пришелец так и застыл в одной позе, не зная, что ему делать — уйти или остаться, — я решила сразу отрезать ему пути к отступлению. — Садись, что стоишь? Я приготовила пасту Альфредо. Ты любишь итальянскую кухню? — он повернулся ко мне слегка раскачивающимися движениями, словно руки у него весили целую тонну и двигать ими было ужасно трудно, но не спешил приближаться. Пришлось состроить недовольную физиономию, давя на жалость и совесть одновременно. — Между прочим, готовила ужин весь вечер, хотя всё ещё плохо себя чувствую.

— Ну и зачем? Заказала бы пиццу.

Однако Рафаэль всё-таки завалился на стул, который тут же жалобно заскрипел под ним, и злобно зыркнул на меня. Я чувствовала это даже затылком.

— У тебя вчера температура выше тридцати девяти была, а ты решила сегодня кашеварить?

— Ага, — я старалась не замечать этого строгого тона голоса и отвечала как ни в чём не бывало. — Хотела тебя накормить домашней едой.

Последовало молчание, на что я лишь улыбнулась, но хорошо, что Рафаэль этого не видел. Вишневый сироп хоть и был до ужаса сладким, но отлично взбодрил, и только после я увидела, что он на спирту. Видимо, чтобы спала крепче. Тепло разливалось по всему телу, и меня передёрнуло от резкого привкуса.

— Так ты любишь спагетти или нет? — доставая тарелки с полки, переспросила я. Соус оставался горячим, и это меня порадовало. Хотелось угостить Рафаэля вкусной едой.

— Я почти всеядный, — не сразу, но всё-таки последовал ответ.

— Отлично! Это гораздо упрощает дело.

Пар из-под открытой крышки наполнил кухню сливочным ароматом сыра и креветок, и мой желудок жалобно заурчал. Это просто восхитительный аромат. Порция Рафаэля была больше, чем моя. Такой здоровяк, наверное, в день тысяч десять калорий употребляет, не меньше. Этот мощный парень, уверена, способен головой стену проломить, или вагон с места сдвинуть. Чего только его спина стоит… Ходячий булыжник.

— Вообще-то я не голоден, — поворачиваясь лицом к тарелке, сказал Рафаэль, видимо давая мне понять, что ест он мою стряпню исключительно ради приличия. Но я видела его довольную мордаху. Интересно, а он когда-нибудь вообще ел домашнюю еду, или питался консервами? По тому, как резво он уплетал накрученные на вилку спагетти, было понятно, что свежеприготовленные блюда ему не часто удаётся отведать.

Я невольно засмотрелась на него: было безумно интересно наблюдать, с каким удовольствием Рафаэль загребал порцию себе в рот, шумно жуя и даже причмокивая. Это было забавно, особенно когда он втягивал длинные верёвочки спагетти губами, пачкаясь, как маленький ребёнок.

— Я хотела спросить тебя, — надо же было когда-то начать расспрашивать его и перестать строить иллюзии у себя в голове, а основывать свои домыслы на фактах. Рафаэль приостановился, уже медленнее разжёвывая пищу, и кажется, мой вопрос его напряг.

— Что? — его строгий тон голоса меня не смутил — я уже начала привыкать.

— Всё-таки откуда ты? — Рафаэль удивлённо приподнял брови и выглядел очень смешно, уставившись на меня своими глазёнками, весь измазанный соусом.

— Ты вчера уже спрашивала это…

Значит, действительно спрашивала? Значит, это мне не приснилось? Значит, он не с Марса, а с… Земли? Но как же это? Ведь он такой огромный, такой зелёный. Ведь у него трёхпалые ладони и верблюжьи ноги. Ведь он такой сильный, такой непохожий на нас. Без носа и, кажется, без ушей тоже. Как же он не может быть пришельцем? Как же он может быть землянином?..

Все чувства смешались, я и не знала, что ощущала в эту минуту. Не было страха, только искреннее удивление, шок, волнение и разочарование. Ведь это означало, что окошко в бескрайний космос для меня закрыто навсегда. Это означало, что вселенские тайны теперь так и остались для меня непостижимыми. Что я не хранительница огромного секрета, не первый человек, вступивший в контакт с инопланетянами. Я хотела улететь к звёздам, хотела познать эту грань неизведанного, а теперь всё, к чему я пришла… Рафаэль — не заблудившийся пришелец, несущий в себе непостижимые знания и мудрость иного народа, а…

— Кто ты тогда?

Рафаэль положил вилку в пустую тарелку и вытер губы бумажной салфеткой. Лицо его стало строгим, и хотя оно всегда казалось таким, теперь эта эмоция была настоящая. Мышцы напряглись. Он явно не хотел касаться этой темы, хотя был со мной честен, ведь теперь, пусть у него нет особого желания, но ему придётся рассказать о том, кто он. А мог бы просто соврать и сделать вид, что моя теория верна. Никто же проверять не будет. Тем более, когда тема происхождения неприятна. Но он был честен, и надо отдать ему должное за это. Но я не знала, что и думать.

— Я — мутант, — коротко ответил он, смотря куда-то в сторону, и его губы непроизвольно дрогнули, будто правда висела над ним, как дамоклов меч.

Но что значит мутант? Это типа… люди Икс? Существа со странным даром, скрывающиеся среди людей? Боже мой! Ну конечно! Конечно, это всё про Рафаэля. Неужели… неужели это может быть правдой? Все эти теории генетической мутации, наделяющей человека суперспособностями… Это всё правда? В голове сразу замелькали яркие картинки комиксов, как разноцветный калейдоскоп, и хотя мои познания в этом были не очень обширными, но всё-таки вспомнился один мутант — синий и волосатый весь, не похожий на человека, как остальные. Кажется, его звали Зверь…

Разве это может быть правдой? Всё это было лишь частью чего-то воображения, частью бурной фантастической фантазии. Всё это не выходило за рамки нарисованных картинок, оставаясь лишь прообразом современной сказки. И это правда?

А вдруг. Вдруг все эти истории — чей-то заказ, стремление подготовить людей к тому, что среди нас могут быть такие мутанты. Что они живут как обычные люди, что за стенкой по соседству может жить женщина-кошка, что твой напарник по работе — Супермен, а продавец в близлежащем супермаркете — Капитан Америка. Чтобы это не стало уж слишком невероятным, а было близко сознанию. Но в это невозможно поверить, ведь столько лет это воспринималось ни что иное как сказка, выдумка. Желаемое настоящее. И это правда?

Так неужели… он мутант? Это ведь очевидно, Рокси! С самого первого дня. Он звероподобный, как тот синий волосатик, пуленепробиваемый как Росомаха. А может, у него и стальные лезвия из рук выходят? Или он может перемещаться в пространстве? Становиться невидимкой? Вчера ведь я спрашивала его об этом, но он не ответил. Побоялся. Но даже его внешний вид уже внушает страх и говорит о многом. А ты про внеземную цивилизацию сразу подумала. Тоже мне, великий ум современности. Ничего оригинальней, Рокси, ты придумать не могла. Никто и не сомневался.

Ну конечно, даже на страницах красочных комиксов мутанты стеснялись и боялись себя, и поэтому скрывались от людей, тем более с такой внешностью, как у Рафаэля. Кто же примет его среди общества? Люди просто посадят его в клетку точно так же, как если бы он был пришельцем. Станут осуществлять на нём опыты, расчленять по кусочкам, чтобы заполучить этот чудо-ген, делающим его таким. Каким бы невероятным ни был сценарий, концовка всегда одинаковая.

Рафаэль наконец взглянул на меня, хотя и с долей опаски, и в его глазах читалось искреннее удивление. Видимо, мой ошарашенный вид сбил его с толку. Я выпучила глаза и раскрыла рот, как умалишённая, не зная, что сказать, и переваривая информацию.

— Это просто невероятно! — от эмоций даже не смогла усидеть на стуле и вскочила, начав расхаживать из стороны в сторону. — Значит ты мутант! Как люди Икс. Профессор Ксавьер, Магнито, Шторм… Значит, это всё правда, да? И вы защищаете город от всяких злодеев. Ну точно! Ты же сам мне сказал, что дежуришь по ночам. Ты же спас меня.

У меня буквально закипала кровь, меня всю трясло от возбуждения. Сейчас, когда я знаю Рафаэля лучше, любая информация о нём воспринимается по-иному, нежели в первый раз. Нет страха. Только невероятное волнение. Мысли все в разные стороны, столько вопросов, что не знаю, с какого начать. Я просто хожу из стороны в сторону и этим даже больше пугаю Рафаэля, судя по его озадаченному виду, чем себя.

— Это невероятно! Просто невероятно! — я обхватила голову, пытаясь унять себя и свои мысли. — Это просто… Я… Ты… сейчас здесь. Это что, сон? Я же сплю, да?

Все эти вопросы летели к мутанту (теперь уже впору забыть о «пришельце»), но он молчал, не зная, как реагировать. Видимо, не это он ожидал увидеть. Даже странно было видеть его таким.

— Ты в порядке? — с некоторой долей опаски спросил Рафаэль, чем заставил меня резко остановиться. Так, нужно опять взять себя в руки, Рокси! А то другие и правда начнут думать, что ты бешеная. Я села обратно на стул, пытаясь унять лёгкую дрожь то ли от болезни, то ли от невероятных событий, крутящихся вокруг меня.

— Значит ты мутант?

— Ну да.

— И был таким с рождения? Это какая-то генетическая… эм… особенность?

Рафаэль недоумевающе глядел на меня, и из нас двоих, как ни странно, я казалась более неадекватной.

— То есть если есть ты, то значит, есть и другие такие люди? — на последнем слове мутант странно приподнял и опустил правую бровь, снова уводя взгляд в сторону. — Значит, все эти истории о супергероях Марвел — это правда?

Я с жадностью вперила взгляд в него, впитывая каждый его жест, мимику, взгляд. Ничего не проходило мимо меня. Я жаждала узнать о нём как можно больше, ведь эта новая грань окружающего нас мира была даже более поглощающей и таинственной, чем далёкий холодный космос. Это всё происходит среди нас, простых смертных. Это всё часть нашей жизни и нашей истории, скрытой и таинственной.

— Не совсем, — опять короткий ответ, но увидев мой заворожённый взгляд, Рафаэль вздохнул, понимая, что теперь не отвертеться. — Если ты хочешь знать о людях Икс, то их не существует. Ну я, по крайней мере, не встречал.

Что он говорит такое? А отражение в зеркале не считается?

— Но ты же…

— Я не был рождён таким, — Рафаэль говорил спокойно, но выглядел напряжённо. Было видно, что эта тема для него непростая, тем более когда приходится делиться этим с другими. Он словно перебарывал себя, отвечая на мои вопросы, но всё же не оставлял моё любопытство неутолённым. — Это просто… просто лабораторный опыт.

Просто опыт? Значит, людей Икс действительно не существует?.. Я почувствовала себя наивной фантазёркой, верящей во всё, что подкидывало моё воображение. И от этого уже голова пухла. Но если подумать, то, что говорит Рафаэль уже ближе к истине, хотя так же непостижимо. Ну конечно! Конечно опыт! Ведь всё, что мы видим в комиксах, это просто приукрашенная реальность. Для красоты и эпичности, чтобы людям было интересно читать. А жизнь — она другая… Ну где можно увидеть чувака в разноцветном костюме, летающего над городом и стреляющего лазерами из глаз? А вот научные опыты уже ближе к нашей реальности. То, что действительно могло произойти.

— Ого. То есть ты был обычным человеком до этого? Но как же ты решился? Ты был безумным учёным? — на него это явно не похоже. — Помощником? Интерном? Это типа как Человек-Паук — тебя укусила… черепаха? Или как Брюс Бенер? Или… — я тараторила, не могла уместить всю массу вопросов. Меня просто распирало!.. или от сиропа так вштырило?..

— Нет, меня никто не кусал, — Рафаэль отвечал задумчиво, уходя в себя. Он выглядел встревоженно и неспокойно, пусть и пытался спрятать это за маской надменного безразличия. Но я видела его насквозь, чувствовала его эмоции, будто невидимая нить пролегла между нами и через неё я впитывала всё. — Мне ввели мутаген и со временем я стал тем, кто есть сейчас.

— Значит как Халк? — из моих глаз вот-вот посыпятся искры чистого любопытства и спалят всё к чертовой матери. — То есть ты был научным сотрудником? Или добровольцем? Или военным?

Рафаэль отвернул голову в сторону. Он стал задумчивым и тихим, совсем непохожим на себя. Его руки были сжаты в кулаки, а челюсти так крепко сомкнуты, что по скулам ходили желваки.

— Ой, извини, — неловко улыбнулась я, немного приходя в себя от услышанного. — Я, наверное, слишком много спрашиваю. Прости, это не моё дело. Просто я никогда не встречала ничего подобного и не думала, что это всё может быть правдой. Это ведь…

— Невероятно, — закончил моим словом Рафаэль, приподнимая уголок губ, чтобы выдавить улыбку.

Мне стало неловко от того, как неадекватно я выражаю накатившие на меня эмоции, заставляя тем самым своего собеседника смущаться. Мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя не в своей тарелке — ему и так от жизни немало досталось. А тут наконец-то появился человек, к которому он хотя бы может заходить в гости, общаться, просто быть, а я заставляю его вновь погружаться в болезненное прошлое.

— Извини, я слишком много болтаю, — удивлённый взгляд Рафаэля застыл на мне. — Просто кажется, словно я попала в какой-то фантастический боевик.

— Я же говорил тебе никогда не извиняться без повода, — строгий голос заставил меня покраснеть ещё больше, и я склонила голову, как нашкодивший котёнок.

— Извини. Ой… — уже не знаю, как себя вести. С Рафаэлем всё с ног на голову перевернулось. Ну, по-другому и быть не могло.

Я виновато посмотрела на Рафаэля и пожала плечами, на что он лишь открыто и искренне улыбнулся, вроде и посмеиваясь надо мной, но не злобно, а по-доброму. Его улыбка не отражала сарказма или его любимого выражения превосходства надо мной — слабой и немощной, — она была полна именно чистой искренности. И для себя я отметила, что улыбаться ему идёт больше, чем хмуриться. Рафаэль покачал головой, вроде как смеясь над всей ситуации в целом, и задумчиво отвёл взгляд.

— Что-то не так? — хотя, что это за вопрос вообще? Тут всё не так! Рокси, на твоей кухне сидит двухметровый мутант — жертва современной науки (звучит как надпись в руках попрошайки), — который не так давно числился в списке пришельцев, а ты спрашиваешь «что-то не так»?

— Просто, — начал он, продолжая улыбаться. — У тебя вообще странные реакции на меня. Обычно люди так себя не ведут, когда имеют дело со мной. Разбегаются в разные стороны или в обморок падают. Хотят меня пристрелить. Один даже пытался демона из меня изгнать — всё распятием передо мной махал. А ты за пришельца приняла, ещё и искать пошла зачем-то, — он усмехнулся, видимо, вспоминая тот момент нашей встречи. — Забавная ты.

Ну я не удивлюсь, если он скажет, что приходит ко мне, только чтобы поржать надо мной. Ему же всё веселья хочется. Однако последнюю фразу он сказал абсолютно без сарказма, немного пожал плечами и задумчиво улыбнулся. И в этой улыбке я видела грусть, глубокую и тяжёлую. Невероятную тоску. И мне стало так больно за него, за все холодные ночи, проведённые в вонючем коллекторе, за все пренебрежительные взгляды, за страх в чужих глазах. За то, что люди испытывают к нему только отвращение. Мне стало больно за него. Ведь каково это — жить отверженным? Прятаться по подворотням и знать, что ты никогда не станешь частью обычного общества? Но ведь он не озлобился. Ходит и спасает всех обиженных и оскорблённых, пытается творить добро, а не напротив, грабить и убивать. Несмотря на всю его любовь к жестокости и кровавым расправам, его душа полна добросердечности. Душа, облачённая в такую отталкивающую на первый взгляд оболочку, так что мало кто смог бы разглядеть её… Мне стало его искренне жаль, настолько, что хотелось зарыдать, наказать всех этих примитивных мерзких людишек за их мелочность и злость. Наказать тех, кто заставил его так мучаться. Моё сердце сжалось, будто кто-то схватил его в кулак и пытается задавить, выпотрошить… Я восхищалась его самообладанием и милосердием — да, именно этому, ведь будучи на его месте, я бы непременно озлобилась, возненавидела весь мир. Я бы стала самой местью. И теперь понимаю, что он лучше меня. Смотрит обречённо в сторону, скрывает себя в хмурости, страдает и мучается…

Поддавшись первому порыву накативших на меня эмоций, я опустила свою ладонь на его. Он невольно вздрогнул от неожиданности, но убирать руку не стал, только замер, глядя мне прямо в глаза, прожигая меня этим солнечном янтарём. А мне было просто больно и обидно за него. Мне хотелось хоть на мгновение отдать частичку тепла, которого он был лишён всё это время. Ведь он действительно хороший. Мне хотелось спросить, где же его семья, где родные, но судя по тому, что живет он в канализации (о боже, какой кошмар!), то места среди людей ему не нашлось. Но за что он должен так страдать? За то, что стал жертвой кого-то безумного учёного? Почему так жестоко с ним обошлись? Все мои заморочки и мнимые проблемы казались просто незаметной мелочью по сравнению с такой трагедией жизни.

Но теперь же он не один. Теперь у него есть я. Хоть какой-никакой, но друг, который не боится его и готов поддержать в любую минуту. Да, я готова ему помочь, если только потребуется. Протестовать против незаконных опытов в сфере генетики. Отвоёвывать у чиновников право на нормальную жизнь. Если надо, оформить инвалидность и денежное пособие… Кажется, у меня снова температура. Но хотя бы быть рядом я могла, поддерживать морально и заботиться. Ведь как представлю, что он спит под землёй в канализации, мне становится дурно. Почему-то ярко представляется, как он лежит на мокрой картонке, скукожившись и подтянув колени к груди, трясётся от холода и даже плачет… От обиды и одиночества.

Я не выдержала, и из моих глаз хлынули слёзы. Ручьём они омывали моё лицо, водопадом летели вниз на свитер. Мои губы дрожали, сердце колотилось. Я ревела навзрыд. И мне впервые не было стыдно показывать свои слёзы при других. Всё, что я чувствовала сейчас, — это боль. Его боль.

Рафаэль ошарашенно округлил глаза и суетливо заёрзал, не зная, что делать.

— Что с тобой? — действительно участливым тоном поспешил поинтересоваться он. Его пальцы крепко обхватили мои, но мне не было больно. Напротив, холод его рук остужал разгоревшееся внутри меня пламя. Он поднялся со стула, всё ещё держа меня за руку, и сел напротив, опускаясь на колени. Даже так мы с Рафаэлем находились почти на одном уровне.

— Эй, — непривычно тихо позвал он, заглядывая в мои заплаканные глаза. — Что случилось? Я же вроде ничего такого не сказал. Если обидел, то извини.

Я отрицательно замотала головой, не сумев внятно ответить, и это лишь больше заставило Рафаэля переживать. Он молча смотрел на меня, ожидая ответа. Янтарные глаза пытливо всматривались в мои, цепляясь за каждый взмах ресниц. Наконец, устало вздохнув и подняв взгляд вверх, чтобы остановить этот беспрерывный поток, я сумела хоть что-то сказать.

— Просто… Это так несправедливо, что ты должен вот так мучиться. Ты не должен жить в канализации. Это же… это просто…

И опять этот солёный водопад вниз, брызгами и с тихим завыванием. Ртом хватала воздух, но грудь словно придавили булыжником, и я задыхалась. Было жарко, ужасно душно, воздух сухой и почти осязаемый. Холодные пальцы собирают солёную влагу с пылающих щёк. Янтарь смотрит в окна моих глазах, тонет в водянистом взгляде, проникает прямо в душу. Ладонь такая холодная... она остужает, успокаивает. И я сама прижимаю её к своей щеке, чтобы потушить огонь внутрь меня. Янтарь вспыхивает, почти исчезает за поглощающей его тьмой зрачков.

— Не плачь, — тихо шепчет мне голос, который навевает невероятное успокоение. В этой безумной суете только с ним мне спокойно. В этом ужасающем мире насилия и ненависти только Рафаэль даёт чувство безопасности. Может, теперь и моя очередь что-то отдать взамен. Своё участие, своё тепло. И мне хотелось, чтобы этот невероятный здоровяк был счастлив. Ведь он заслужил этого. Хотя бы на мгновение, в котором мы оба замерли сейчас. Во мгновении абсолютного спокойствия и мира. Во мгновении тишины.

Я стала приходить в себя, холод кожи Рафаэля отрезвлял. Всхлипы стали всё реже, и уже можно было спокойно вдохнуть. Большим пальцем здоровяк подобрал последние капли на щеке. Шершавая кожа меня совсем не отталкивала, даже напротив, было любопытно чувствовать этот контраст ощущений. Но при случае всё-таки подарю ему увлажняющий крем.

— Успокоилась? — тихим, полным надежды голосом спросил он, и в ответ я кивнула и улыбнулась, чтобы успокоить его тревогу. Он улыбнулся в ответ странной, непривычной для меня улыбкой, робкой и и едва заметной. Лишь краешками губ, слегка вздрогнувшими вверх. И взгляд его был полон затягивающей бездны, глубокой и таинственной, привлекающей к себе. И яркой, солнечной, искрящейся. И я тонула в нем, парила в золоте светящихся лучиков.

— Ты ничего не поела, — сказал Рафаэль, выводя из гипноза. Я будто очнулась, на секунду потерявшись в пространстве. Голова закружилась. Видимо, от стресса мне вновь стало хуже. Сняла его огромную ладонь с моей щеки, но не отпускала, держала двумя руками, будто боялась, что он может вдруг испариться.

— Это ничего, — мне что-то резко расхотелось есть. Кусок в горло не лез, когда я представляла Рафаэля, живущим в канализации и питающимся непонятно чем, коротающим дни в одиночестве.

Рафаэль опустил взгляд вниз, на свою ладонь в моих. Она казалась огромной по сравнению с моими маленькими, мои пальцы не могли даже обхватить её полностью. И так странно было ощущать эту трёхпалую руку в своих. На секунду время замедлило ход, позволяя утонуть в своих эмоциях, без слов ощутить и понять происходящее. Просто чувствовать кожей. Я будто теперь связана с ним тонкими прозрачными нитями — считываю его настроение, мысли, ощущения. И это так странно…

— Мне нужно идти, — с ноткой грусти сказал Рафаэль, но даже не пошевелился. Куда идти? Пусть сегодня нет дождя за окном, но всё же не возвращаться же ему опять под землю. Или же правосудие никогда не спит и требует ежеминутной расправы над новыми злодеями? А может, ему просто нужно разобраться в себе… Сегодня был непростой для него вечер — вечер откровений. Поэтому, не сказав в протест ни единого слова, я лишь кивнула и выпустила его руку.

Рафаэль не шевелил ей, не разогнул пальцы, словно она онемела, ещё секунду смотрел на неё, и выпрямился, разгибая локоть. Я поднялась вслед за ним и проводила до двери.

— Спасибо, — напоследок сказал он, выходя на балкон.

— За ужин? Это мелочи, — неловко улыбнувшись, ответила я, прислоняясь боком к двери.

— И за ужин тоже…

Он отвёл задумчивый взгляд в сторону, положил руки на пояс, проверяя своё оружие (которое оказалось вполне себе человеческим).

— Приходи завтра, — Рафаэль слегка вздёрнул бровь, но не смог скрыть довольной ухмылки. Всё-таки плохо жить одному… — Придёшь?

— Приду.

И я знала, что придёт. Если сказал, значит будет. В лепёшку расшибётся, но будет. Да и к тому же, куда ему спешить?

— Тогда до завтра?

— До завтра…

Глубокая синева неба чистым полотном нависла над землёй. Рыжие, высохшие на кончиках кленовые листы яркими пятнами украшали серый фон города. Осенний пейзаж — самый красочный и нарядный. Такой родной и тёплый, особенно в этот солнечный денёк. Солнце уже покидало границы небосклона, устремляясь скрыться за горизонт, и в последний раз сегодня отдавало своё тепло уже холодеющей земле, пастельными оттенками розового украшая тонкие белые облачка и бросая последние, но самые яркие лучи на зеркальные небоскрёбы. Люблю в такую погоду ехать в поезде — по этому маршруту открывается самый живописный вид.

Под бархатный голос Синатры в моих наушниках, напевающий мне о лунной реке, я погружалась в невероятное спокойствие и вдыхала жизнь с новой силой. В эти моменты мне хотелось превратиться в эту тонкую, хрупкую Одри Хепбёрн, надеть чёрное прямое платье и мечтать, что оно село на мне, как на манекен, без единой складочки и натянутой ткани на самых значительных местах. Мне хотелось, чтобы мою голову украшала высокая гладкая прическа, блестящая, словно шёлк. Хотелось надеть бархатные перчатки, поверх которых лёг бы яркий бриллиантовый браслет. Да и бижутерия тоже подошла бы. Взять бы кофе, круассан и прохладным утром подойти к витрине Тиффани, фантазируя, что когда-нибудь прекрасные украшения по ту сторону стекла украсят и меня. Но этих розовых мыслей мне хватает ровно на время трека, и как только голос Синатры затихает, я возвращаюсь в реальность.

Нью-Йорк очень странный город — притягивающий, дающий множество возможностей и целей, но в то же время поглощающий, сжирающий тебя целиком. В нём можно найти перспективу для будущего, получить огромный долг за счета или же наткнуться на зелёного мутанта под землёй… При мысли о нём мне хотелось улыбаться. Всё-таки какая же я дура была, посчитав его пришельцем! Да ещё и с Марса… Фантазия у меня, конечно, необычная — не знаю, в какие дебри ещё занесёт.

Всё же у меня накопилось ещё много вопросов, ответы на которые я уже не хотела гадать, а должна была узнать из первоисточника, но решила на всё забить. Ведь какая разница, кем он был до этого — безумным гением или же обычным рядовым солдатом (я склонна к последней версии), — главное, что теперь происходит с ним и что он чувствует. По всей видимости, в канализации он оказался уже давно, привык быть изгоем общества и даже слегка одичал. Видимо, поэтому вернулся ко мне следующим вечером после моей истерики, и затем снова, и потом ещё… Наконец нашёлся поклонник моей стряпни, особенно лазаньи, которую он так довольно уплетал за обе щёки, измазавшись томатным соусом. Теперь ощущаю себя армией спасения и организацией по реабилитации жертв современной науки. И должна признаться, что это мне нравится.

От мыслей о Рафаэле меня отвлёк телефонный звонок. Взглянув на экран телефона, снова вздохнула, и первым моим желанием было сбросить вызов, но ради приличия я его подавила.

— Привет, Дэвид, — голос мой радостный, оптимизм прёт из каждого слова. — Как дела?

Однако мой знакомый на том конце телефона был явно подавлен и расстроен, и причиной этому была я. Мне стало ужасно стыдно — я ведь так и не перезвонила ему и не назначила второе свидание. Теперь у меня не было столько времени — каждый мой вечер проходил в ожидании Рафаэля, хотя он и не каждый раз заглядывал. Но этот парень непредсказуем, и никогда не знаешь, придёт ли он сегодня или нет. Поэтому приходится быть готовой, на всякий случай.

— Мы же хотели встретиться, — говорил Дэвид, а я в голове уже прикидывала варианты, как бы мне отмазаться от этой встречи. Следовало бы сказать ему всё напрямую, что мы просто друзья и что я пока не готова к чему-то большему. Но я не знала, как это сделать. И вся ситуация в целом была для меня чем-то новым, поэтому, видимо, так грустно на душе от мыслей о Дэвиде.

— Ты знаешь, я сейчас еду к тёте, поэтому сегодня уж точно никак, — старалась говорить бодро и весело, чтобы не выдавать своего огорчения. — Давай потом созвонимся.

— Мне нужно поговорить с тобой и расставить наконец все точки над i. Ты мне нравишься, Рокси, думаю, ты и так догадываешься об этом, и я хочу разобраться в наших отношениях, чтобы всё было ясно. Хватит убегать от меня. — мне стало не по себе от этих слов, обидно за него и гадко из-за меня. Лучше было бы сказать всё сейчас, но по телефону такое делать нельзя.

— Просто я очень занята в последнее время. Извини.

— Понятно, — последовал после долгой паузы ответ. Прости, Дэвид. — Ладно, тогда созвонимся.

Он не ждал ответа от меня, положил трубку первым, и всё моё приподнятое настроение как ветром сдуло. Было противно от самой себя. Я не разделяла его романтических чувств, воспринимала его как друга, и всё это так стремительно закрутилось, что и не дашь отступного. И с прискорбием должна признать, что мне не хотелось. Я пыталась усидеть на двух стульях — держать Дэвида на расстоянии, но при этом его не отпускать. Когда думаю, что придётся сказать ему нет, мне кажется, что я упускаю нечто важное. Упускаю крупную рыбу. И меня начинают мучить вопрос: а что, если я никого не встречу больше? А что, если это мой шанс? Ведь он действительно привлекательный парень, сильный, смелый, добрый. В нём есть всё, что может пожелать любая девушка. Но я не любая. Я странная. И от того, что не могу быть честной с самой собой, мне становится погано на душе.

И Рафаэль, и Дэвид появились в моей жизни одновременно, и если бы не первый, то я бы уже вовсю крутила роман со вторым. Но вся моя жизнь в эти последние месяцы перевернулась с ног на голову, и меня затягивало в этот фантастический водоворот, так что уже не оставалось места для повседневности. Эти два разных человека, две разные личности, которые связаны со мной отличными друг от друга обстоятельствами и отношениями. Ведь один мне близок как друг, как схожий душой человек, а другой — предполагаемый жених. Даже смешно от этого. Абсолютно два разных мира, в которых я существую одновременно и которые разрывают меня надвое. С такими мыслями я продолжала свой долгий путь до тёти, которая решила сегодня меня добить окончательно.

* * *

Злая и оттого ещё более подавленная, я вылетела из квартиры Бониты, умудряющейся ещё что-то кричать мне вслед. Просто чувствовало моё сердце, что ещё минута рядом с бушующей родственницей, и меня всю разнесёт на всякие колкие словечки. Поэтому, стиснув зубы, я топила свой воспламенившийся гнев внутри себя, пыхтя как паровоз, и, не попрощавшись, хлопнула дверью. Не надо было ей начинать разговор о Дэвиде.

Она всё душит меня, пинает наточенными каблуками в зад, чтобы не было путей к отступлению. А я всё ещё сопротивляюсь. И кто вообще вбил этой женщине в голову, что после окончания школы первым делом нужно искать себе мужа? И что в девятнадцать пора бы лыжи навострить, а то так и останешься одна, ведь если до двадцати пяти замуж не выйти, то всё, пиши пропало. Что за пережитки прошлых столетий? Нормальные люди сейчас не торопятся идти на такой шаг, и я не собираюсь сидеть дома, торчать на кухне и подтирать мужу и детям сопли. По крайней мере, точно не Дэвиду.

Иногда тётя переходит все границы, слишком сильно давя своим железобетонным авторитетом. И уже не знаешь, куда от неё деться. Порой такие моменты отбивают всё желание бывать у неё в гостях.

Взбешённая, я громко топала по тёмной улице знакомым мне маршрутом. Во мне пылал огонь, так что этот район уже не сильно внушал страх в такое время. Тем более я знаю, что с коротышкой мне точно не встретиться, а о других случайных подозрительных прохожих позаботится Рафаэль. Даже сейчас я чувствую на себе его взгляд.

В этот вечер пятницы местные тусовки активизировались как никогда раньше и скучковались стаями по разным углам, то закуривая очередной косячок у местного притона, то активно размахивая руками, споря между собой. Я попала в самое месиво, вечеринка в аду, и, честно, в голове промелькнула мысль, что Рафаэль может и не захотеть палиться так явно, выскакивая на середину улицы ради моего спасения, если вдруг на меня разом накинутся эти хищники. И стало как-то не по себе. Я с опаской шагала дальше, моя злость уже сошла на нет, и страх стал потихоньку подкрадываться. Где-то сзади. Он всегда так делает — появляется исподтишка. Я уткнулась глазами в асфальт, мысленно представляя себя невидимкой, и искренне надеялась, что мои мысли имеют свойство материализоваться. Люди, видя меня, о чём-то странно шушукались, косились в мою сторону, и хотелось испариться в ту же секунду, но затем они стали исчезать в задымлённых вонючих помещениях или резко отворачивались и замолкали. Я даже обернулась на всякий случай — вдруг Рафаэль сзади шагает.

Теперь, когда моя нога почти пришла в норму, я могла ускорить шаг, и чухнула со всей силы за угол, чтобы скрыться наконец от этой «улицы красных фонарей». И заорала, до чёртиков испугавшись внезапно выскочившего зелёного мутанта.

— Ну что за истеричка. Хватит уже шугаться всего.

— У меня скоро инфаркт будет! — Рафаэль только усмехнулся. — Да я заикой стану, если не перестанешь появляться так неожиданно.

— Как будто ты не знала, что я здесь.

Знала. Даже несмотря на то, что мы не договаривались. Но пока проносилась под любопытными взглядами местных наркоманов-гангстеров, уже успела в штаны наделать.

— Ты что-то долго у своей тётки была. Сегодня у общественного транспорта сокращённый день, забыла? — вот зараза! Конечно забыла. Особенно когда в пылу гнева выплёскивала вместе с тётей негативную энергию в виде крика. Увидев мой озадаченный вид, Рафаэль самодовольно улыбнулся. Ему явно нравится ставить меня в неудобное положение. — Ладно, не нервничай по пустякам. Доставим в целости и сохранности.

От этих слов мне стало дурно. В последний раз он меня доставлял до дома, повалив на плечо и перескакивая с крыши на крышу. Это меня совсем не устраивало. Лучше остаться у Бониты ночевать, завтра всё равно выходной. Если бы мы не разругались, то так бы и было. И от воспоминаний о нашей ссоре у меня окончательно пропало желание возвращаться.

— Ты же помнишь, чем закончился наш последний аттракцион прыжков по крышам? — Да, меня тогда пару раз стошнило, один из них — прямо на Рафаэля. Такое вряд ли забудешь… Однако мутант озадаченно посмотрел на меня, то ли делая вид, что ничего такого не помнит, то ли у него реально склероз.

— При чём здесь крыши? Думаешь, у меня есть желание опять отстирывать свои штаны? — значит не забыл… хорошо, что здесь темно, и моего алого лица никто не видит. Ну только если у него нет способности к такому. А то от этих мутантов всё что угодно можно ожидать.

Рафаэль ускорил шаг, выходя вперёд и ведя меня за собой. Через пару кварталов мы оказались в совсем заброшенном глухом закоулке, на котором даже некоторые дома были с заколоченными окнами. Я и не знала, что такое существует в современном Нью-Йорке. Как после апокалипсиса…

Рафаэль прошёл между домами, а я что-то побоялась идти за ним. Там действительно так темно, хоть глаз выколи, да и запах был просто отвратительный. У меня в голову закралась мысль, что местные маньяки сюда трупы своих жертв сбрасывают — настолько отвратительным было смрадное амбре.

Мой сопровождающий не заставил себя долго ждать, и яркий свет фары озарил этот несчастный уголок улицы, делая его ещё более отвратительным. Рафаэль горделиво выкатил крутой наполированный тёмно-бордовый мотоцикл, и у меня даже челюсть отвисла — не ожидала, что у него ещё и транспорт имеется. Да и какой.

— Ого, это твой? — вряд ли он купил его: как бы тогда ему пришлось расплачиваться? Это же не пицца, такой байк вряд ли подгонят к канализационному люку. Единственная возникшая мысль — стырил у какого-то бандюги. Но мне не хотелось так плохо думать о Рафаэле (хотя что плохого в том, чтобы отнимать ворованное у грабителей?), и я предположила, что это чудо техники — кропотливая ручная работа.

— Конечно, чей же ещё? — Рафаэль усмехнулся, гордо оскалившись, и любовно провёл рукой по гладкой отполированной поверхности. — Сам свою ласточку по запчастям перебрал.

Ну хорошо, что не украл. Мне действительно стало легче. А он, оказывается, мастер на все руки. Вот только мой замок на балконной двери до сих пор остаётся сломанным.

Следом за удивлением меня настигло возмущение. Неужели нельзя было раньше сказать, что у него есть мотоцикл? Надо было меня тащить через крыши, чтобы в итоге стошнило. Нельзя было проехать по земле. Вечно у него всё не как у людей.

— Садись, — мутант похлопал по кожаной сидушке, и я несмело подошла к мотоциклу.

— Честно говоря, мне раньше не приходилось кататься на байке, — и зная, каким безбашенным может быть Рафаэль, я сомневалась, что такая поездка будет безопасней прыжков по крышам.

— Боишься? — его насмешливый тон меня раздражал. Ему лишь бы посмеяться надо мной. — Да ладно, я ж рядом. Упасть не дам.

Может дойти до падений? Это меня не радовало. Вообще по жизни я ужасная трусиха — высоты боюсь, тараканов и крыс боюсь, родную тётю боюсь… И поездка на байке по ночному Нью-Йорку с зелёным адреналинозависимым мутантом меня пугала. Но, видимо, настало время бороться со страхами.

Надев сумку через голову, я уселась на мягкое сидение, хотя в самом начале сомневалась, что помещусь полностью. Но подумав, что Рафаэль как-то умудряется оседлать этого стального коня, решила, что это не проблема. А вместе мы здесь поместимся?

Амортизаторы жалобно заскрипели, как только на байк рухнул Рафаэль, и это уже стало опасным. Выдержит ли эта колымага нас? Твёрдая грудь моего приятеля плотно упиралась мне в спину, и этот холодный камень заставлял меня напрячься. Всё-таки Рафаэль слишком тяжёлый для такого транспортного средства, тем более вместе с немаленьким пассажиром. Большие ладони обхватили рукояти руля, прокручивая их и заставляя байк рычать. Я в испуге, что мы уже тронулись, ухватилась за руки Рафаэля — больше не за что было цепляться, — на что услышала сдавленный смешок мне в волосы.

— Не бойся, — приглушённо сказал мой попутчик над ухом и натянул капюшон моей толстовки мне на голову. — Довезу в целости и сохранности, — байк тронулся, и я врезалась ногтями в твёрдую кожу, хотя вряд ли причинила ему этим боль. Рафаэль ехал медленно, видимо, давая мне возможность привыкнуть, но затем наклонился и прямо в ухо сказал: — Только держись крепче.

И тут понеслось. Рычание мотора разогнало всех бродячих кошек в округе, в страхе остервенело разбегающихся кто куда. И перед глазами всё понеслось, полетело, картинка размывалась с каждым движением стрелки на спидометре. Я зажмурила глаза, чтобы не умереть со страха, пока ветер нещадно бил мне прямо в лицо. Неужели так трудно было достать шлем? Это ему может ничего и не будет, а у меня голова не железная!

Я только слышала гул ветра, звуки проезжающих мимо машин, которые мы обгоняли с неимоверной скоростью, и чем сильнее задувало под мой капюшон, тем крепче я вонзала ногти в руки Рафаэля. С ним жизнь превратилась в сплошной экшн, совсем не радующий бедную побитую Рокси. Я мысленно молила, чтобы это всё закончилось как можно быстрее, но сама-то знала, что до моего дома отсюда не ближний свет, даже на таких скоростях. Выдержу ли я ещё хотя бы десять минут в таком напряжении? Ой ли.

— Расслабься, — послышалось у меня над головой, и я даже с закрытыми глазами видела эту нахальную морду, злорадно скалящуюся. Как бы врезала сейчас, да руки не размыкаются — намертво вцепились.

Я открыла глаза. И правда, всё равно этого упрямого чудика не заставить ехать медленнее, да и вряд ли он допустит аварии. Он уже не раз меня вытаскивал из всяких передряг. Правда, в последней сам был виноват, но это уже не важно. Улицы стали светлее, яркие пятна фонарей мелькали один за другим, дружной цепочкой устремляясь нам за спину. Встречный ветер сдул мой капюшон — единственную мою защиту для головы, — и нагло влез в волосы, распушив и без того непослушные кудри. Адреналин просто зашкаливал, но в какой-то момент я подумала, что мне это нравится. Эта скорость давала чувство лёгкости, чувство… полёта. И от того, что земля была рядом, прямо под ногами, эта невероятная невесомость заполняла меня и топила весь скопившийся страх. Эх, если бы я не боялась высоты, то сколько бы смогла увидеть с помощью Рафаэля. Уверена, ему ничего не стоит забраться на какую-нибудь вышку и смотреть на город с высоты птичьего полёта. А впереди только свобода…

В этот момент я осознала, что в какой-то мере Рафаэль свободнее меня и многих простых людей. Что ему доступно то, что для нас закрыто. Получается, хоть какая-то плюшка, чтобы подсластить отсутствие нормальной жизни. Он впустил меня в свой мир, и уже сам не боится, я вижу это. Анализируя наши первые встречи, когда о доверии не могло быть и речи, я поняла, что главной причиной агрессии был страх, как смешно это не казалось со стороны. Всегда страшно впускать кого-то в зону своего комфорта, особенно когда ты черепахоподобный мутант.

Рафаэль проезжал по неизвестным мне улицам, где не было много машин и людей, очевидно, чтобы его не разглядели. Так я думала, пока он не замедлил скорость и не выключил фару.

— Что случилось? — я запрокинула голову, чтобы посмотреть на Рафаэля, и его серьёзное выражение лица меня сильно смутило. Он подкатил байк за угол проспекта и слез с него. То же самое сделала и я.

— Подожди меня здесь, хорошо? — почти шёпотом сказал Рафаэль и строго на меня посмотрел. — Никуда не ходи. Я сейчас.

— Куда ты?..

Мутант целенаправленно зашагал за угол, оставив меня здесь одну в качестве живой сигнализации своего железного коня. Ну отлично! И куда, интересно, он намылился? Неужели приспичило в туалет? Может и такое быть.

Всё же, когда он не вернулся через пять минут, я уже засомневалась, что он пошёл просто облегчиться, и поэтому прошла к краю дома, заглядывая за угол.

На улице тишина, будто она вся вымерла, хотя с виду была более приличной, чем трущобы тёти. Из соседней лавки послышались чьи-то вопли, и я вздрогнула: всё-таки оставаться одной в глуши — это моя судьба! Звук ломающегося стекла резал слух, когда из витрины, круша все аккуратно выставленные стенды, вылетел человек. Сработала сигнализация, замигали красные лампочки. Это было уже реально опасным. Из магазина вышел Рафаэль — он не боялся показаться этому воришке на глаза, а тот затрясся как осиновый лист, что-то шелестя себе под нос. Ну и зрелище! Даже я держалась достойнее при нашей первой встрече с тогда ещё инопланетным гостем. А этот вот-вот штаны обмочит от страха.

Рафаэль схватил паренька за грудки, хотя человек был не очень маленьким, довольно рослым (а плакал как девчонка), и хорошенько встряхнул. Из-за пазухи потрёпанной куртки вывалились наличные, укладываясь на асфальт приличной кучкой. «Вершитель закона» пнул сумку воришки, так что она подлетела в воздух, и схватил её на лету. Он привязал паренька к столбу ремешком этой сумки и высыпал содержимое прямо на колени. Золотые украшения поблёскивали в свете фонарей, красиво преломляющегося в бриллиантах. Боже, этих камней в колье, наверное, было на целый миллион.

Прочитав ему какую-то устрашающую лекцию (как мне показалось по его выражению лица), вальяжной походкой Рафаэль направился обратно, оставляя парня в таком положении. А этот воришка наверняка повредил себе что-то — с такой-то силой вылетел из витрины. Теперь будет знать, как брать чужое.

Как только Рафаэль приблизился ко мне и мы оба скрылись за углом, он тут же схватил меня и усадил на байк, со всей силы выжимая газ.

— Надо быстрее валить отсюда, скоро копы приедут, — колёса скрипуче засвистели, оставляя чёрный след на асфальте, и мы умчались вдаль. Адреналин в крови закипал, превращая её в кипящую лаву. От увиденной расправы над грабителем, от скорости, от всех событий, в которые я окунулась, хотелось кричать. И я закричала, радостно выплёскивая свои эмоции наружу. И нет больше злости или страха, разочарования или обиды. Только свобода. Рафаэль повторил то же самое, испытывая идентичные чувства. Мы как ни в чём не бывало сделали остановку, поймали преступника и поехали дальше. Для этого парня совершать такие ежедневные подвиги является обычной рутиной. И как он заметил того воришку? Он просто невероятный мутант!

Подъехав к моему дому, Рафаэль по привычке загнал байк в тёмное место, слез и подал мне руку, помогая встать на ноги.

— Это было круто! — мои эмоции ещё толком не улеглись, и даже показалось, что добрались мы до дома быстрее, чем должны были. Моё плохое настроение испарилось, я вся была наполнена энтузиазмом вершить правосудие над всеми нарушителями. Ещё разок напроситься с ним на задание? Это было бы здорово. — Как ты того грабителя сделал! Это просто высший класс, — с выбитыми стёклами, с сиреной сигналки. Ну я и не сомневалась, что Рафаэль любит пошуметь.

Он довольно улыбнулся, приподнимая уголок губ и перенося свой вес то на одну ногу, то на другую, будто, раскачиваясь, контролировал равновесие. Ну, с таким панцирем оно и не удивительно.

— Было весело!

— А ты боялась, — хмыкнул мутант, вызывая во мне только ответный смех

— Торжественно обещаю больше так не делать. Я тебе доверяю, так что нечего больше боятся, — я подняла большие пальцы вверх для пущей убедительности. Рафаэль только хмыкнул, скрещивая руки на груди.

— Отрадно это слышать, — от эмоций я не удержалась и стукнула его в плечо, чем явно удивила.

— Мы теперь с тобой друзья, а друзья должны держаться вместе.

— Тем более, когда один из них постоянно разгуливает по опасным районам, — добавил Рафаэль, и я снова засмеялась.

— Да, это точно.

Над нами появился серебряный диск луны, кидающий холодный свет на спящий город. В воздухе пахло дождём — снова непогода, надвигающаяся на нас, — но мне нравилось это ощущение. На душе было спокойно и приятно, несмотря на звонок Дэвида и разборки с тётей. Хорошо, что хотя бы сейчас у меня появился Рафаэль. С ним на время можно забыть о насущном мире со всеми его проблемами и погрузиться в иной, сказочный. Но и сказке приходит конец. — Ладно, мне пора. Увидимся ещё!

Я махнула ему рукой, и он слегка приподнял свою, изобразив подобие ответного жеста. Забавный парень.

— О, и спасибо, что подвёз, — Рафаэль качнул головой.

— Нет проблем, — короткая фраза на прощание, и я спешу скрыться в своём подъезде. Сегодня был безумный вечер.

Добравшись наконец до своей квартиры, я уже собиралась вставить ключ в замочную скважину, как внезапно на моё плечо опустилась чья-то рука. Но, к своему удивлению, я не закричала, а лишь нервно сглотнула, затаив дыхание

— Привет, — реакцией на знакомый голос Дэвида было резкое успокоение — это не очередной маньяк. Я резко обернулась и стукнула парня в грудь от злости.

— Ты зачем так пугаешь?! — у моих знакомых сегодня одинаковая привычка доводить меня до инфаркта. Или я такая пугливая стала?

— Извини, не хотел, — Дэвид вёл себя более чем странно, и вроде стоял на ногах крепко, но от него несло алкоголем. Выпил, значит, и ко мне припёрся. Очень умно. Да и к тому же…

— Откуда ты узнал номер квартиры? — хотя что за вопрос? От моей родственницы-истерички, которая выносила мне мозг весь вечер сегодня. Было нетрудно догадаться. — Зачем пришёл?

— Я же сказал, что хочу поговорить и всё разъяснить.

Да неужели и напился для пущей убедительности? Или для храбрости? Вот дурак. И что мне теперь с этим чудо-юдо делать?

— Слушай, Дэвид, иди домой, уже поздно. Не думала, что ты захочешь поговорить именно в такое время, — но парень явно не собирался уходить. Чтоб его. Он скрестил руки на груди и, прислонившись плечом к стене, странно на меня косился. Я сжала в руке ключ — не хотела показывать его Дэвиду. Меня мучила мысль о том, что он может выхватить его и открыть дверь сам.

— Так и будешь держать меня возле порога или пригласишь войти? — полностью игнорируя мои слова, парень ухмыльнулся, вроде как пытаясь быть дружелюбным, но алкоголь явно дурно на него влиял.

— Уже поздно, давай лучше завтра поговорим, — мне надо было как-то избавиться от него: сейчас Дэвид вызывал большую тревогу. В ответ он лишь засмеялся, кажется, даже искренне.

— Ты что, боишься меня? Да брось, не такой уж я и страшный, — этот вопрос был мне знаком. Он не первый, кто задавал его мне. Однако вот какой парадокс — Рафаэля я боялась лишь внешне, но теперь, зная его, он не внушал мне страх. А вот Дэвида с первого взгляда уродцем не назовёшь, но что сейчас творится в его голове — загадка. Но парень был открыт, чуть затуманенным взглядом глядел на меня искренне и весело, и казалось, действительно камня за пазухой не держал. Всё, что ему нужно было, это крепкий бодрящий кофе, чтобы мозги на место встали.

Я устало вздохнула, но всё-таки открыла дверь и пустила его внутрь. Вести беседы на сложные темы я с ним не собиралась — выяснять отношения сейчас было мне в тягость, поэтому решила напоить кофе и отправить домой.

— Только не пугайся, у меня не убрано, — кровать сегодня так и осталась незаправленной. — Уже поздно, Дэвид. Я напою тебя кофе, и ты поедешь домой.

— Скажи, что с тобой происходит? — неожиданный вопрос выбил меня и колеи. Ох, Дэвид, столько всего происходит, что мне лучше промолчать. А может, стоит всё рассказать? Про пришельца, который оказался мутантом из канализации и которого я подкармливаю горячим ужином по вечерам. Про полёты над городом, про моё волшебное спасение. Про его панцирь за спиной и зелёную кожу…

И тогда Дэвид точно отстанет от меня — кому нужна шизофреничка? Но я обещала Рафаэлю держать в тайне его существование, хотя сам он не стесняется иной раз палиться в открытую всяким бандитам.

— Я думал, что у нас всё налаживается, но ты вдруг стала избегать меня. Ты ведь мне действительно нравишься, Рокси. И это серьёзно.

Мои щёки зарделись от его слов. Я солгу, если скажу, что мне не было приятно слышать от него это, но в моём сердце ничего не ёкнуло, не было желанной эйфории и радости. Даже напротив — тяжесть на душе. Я продолжала заправлять кофемашину, не оборачиваясь к собеседнику, — стыдно смотреть ему в глаза.

— Разве я тебе не нравлюсь? — прозвучало прямо над моим ухом. Дэвид подошёл ко мне со спины, совсем близко, и заставлял меня тревожиться ещё больше. А что мне ответить? Он задал вопрос так, будто сам знал ответ, и этот ответ его явно радовал. Самообман — ужасная штука.

— Ты пытаешься скрыться от меня. Ты боишься серьёзных отношений? Я обещаю быть честным с тобой и не причинять боли.

Алкоголь в Дэвиде явно снял все внутренние барьеры, раз уж так разоткровенничался мой друг. Лучше бы ты вообще ничего этого не затевал. Что теперь прикажешь делать?

Я вздрогнула от его неожиданного прикосновения. Он нарушил моё личное пространство, и это уже меня действительно тревожило. Я постаралась убрать его руку с моего плеча как можно деликатнее, но вопреки моим ожиданиям, Дэвид посчитал это призывом к действию. И теперь мне по-настоящему стало страшно… Это даже не то, когда меня лапал коротышка в тёмном переулке. Сейчас страх перекрыл даже отвращение. Теперь здесь нет Рафаэля — он пошёл гонять других бандитов по городу. Здесь не открытая улица, где мог бы нас увидеть случайный прохожий. Я могла бы закричать, но кто меня услышит? В те далёкие времена, когда возводилось это здание, строили на совесть. Я загнана в свою же клетку.

— Ты такая красивая, — сейчас этот комплимент кажется настолько отвратительным, что меня тянет вырвать. Шёпот по коже не будоражит сознание, не обволакивает рассудок дурманящей пеленой. Напротив, врезается острыми иглами в мой мозг, и мне так обидно, что это именно Дэвид.

— Слушай, ты, видимо, перебрал немного, — я пыталась убрать его руки с моей талии, но он был сильнее меня и никак не хотел поддаваться. — Тебе пора домой.

Хотела говорить как можно веселее, перевести всё в глупую шутку и сделать вид, что ничего не происходит, но Дэвид считал иначе. Он развернул меня к себе, и теперь я в упор смотрела в его чёрные глаза, а в моих наверняка читался страх.

— Неужели я не нравлюсь тебе? — усмехаясь, сказал Дэвид. — Не верю.

А этот парень, как оказалось, страдает нарциссизмом. Я отталкивала его, упираясь ладонями в грудь, но сдвинуть его с места — всё равно что пытаться сдвинуть Рафаэля. Для меня это непосильная задача. Моё сердце с бешеной скоростью тарабанило в груди, когда он буквально навалился на меня всем телом, и теперь уже было не до шуток.

— Что ты делаешь, Дэвид? — мой голос охрип от ужаса, я вся окаменела и не могла пошевелиться, прижатая к кухонному гарнитуру. — Не надо...

— Брось, Рокси. Мы с тобой взрослые люди, к чему нам все эти розовые игры в любовь. Тем более твоё тело говорит мне другое, — о чём может говорить с ним моё тело, было известно только самому Дэвиду. Мои глаза рефлекторно закрылись, когда его губы нежно коснулись шеи, в то время как рука сильно сжимала волосы. Куда делась та Рокси, которая лихо отбивалась от своих насильников в подворотне? Она превратилась в маленькую беззащитную девочку, не ожидающая такого подвоха от человека, которому доверяла. Что с тобой, Дэвид?

Резкий удар балконной двери вернул меня в реальность и подарил новый глоток надежды. Я распахнула глаза и увидела стремительно приближающегося к нам Рафаэля. Я мысленно тянулась у нему, протягивала руки, чтобы он вытащил меня отсюда. И ярость в его глазах находила отражение в моих.

— Отвали от неё, — рыкнул мой зелёный друг и буквально оторвал меня от Дэвида, откидывая нас в разные стороны. Такой резкий яростный выпад не прошёл для меня даром — я подвернула ногу, неудачно приземляясь на неё на пол. Боль была ужасная, кажется, я даже вскрикнула, и прижала ладони к ноющей лодыжке. Неужели опять всё по новой?

Сквозь приступ боли я с ужасом заметила, как Рафаэль с размаху врезал своим кулачищем по буквально обалдевшему Дэвиду, и тот без сознания рухнул на пол. Из его носа потекла тёмно-багровая струйка крови, а у меня перед глазами появился образ коротышки с кинжалом в груди. Меня словно окатило холодной водой. Только не это…

Я подползла к Дэвиду и тем самым, наверное, прикрыла его от очередного удара. Кажется, он не дышал.

— Боже мой, Рафаэль! — воскликнула я, поднимая глаза на мутанта, который всё ещё пылал яростью и готов был всё тут разнести, разорвать Дэвида на кусочки и выбросить в окно. Этот безумный гнев погубил нас обоих прямо сейчас. И зачем я только впустила Дэвида в свою квартиру? У меня непроизвольно потекли слёзы из глаз — что теперь делать? — Кажется, ты убил его…Примечание к частиАвтор задумался, надо ли вводить POV главы от Рафаэля?..Примечание к частиМожет, немного ООС. РомантИк кончиками пальцев. И пусть я застряла в одной картинке; пересмотрев шапку, вы поймёте, что экшн — совсем не эта история. Другой Рафаэль, другая Рокси. Для вас, девчонки.

From Yoon Hae

With love...

ПыСы SoTaчка, люблю тебя :*:D

И арты от главе от Рин Ге Ко

https://pp.userapi.com/c849136/v849136570/142213/pQQDPqC5 — c.jpg

И от Самсоновой Юлии

https://pp.userapi.com/c846021/v846021052/1b5e06/aizKG-Nejvk.jpg

Когда настал тот момент разделения моего мира на две половины, разнящиеся между собой настолько, что порой не можешь понять, какая из них была реальностью, а какая — жестокими играми разума? Когда я потеряла контроль над своей жизнью? Когда попалась в руки мерзкого коротышки? Или когда меня спас Рафаэль? А может, когда я пошла искать его?.. Или пригласила впервые войти в дом? Или позволила ему и себе стать друзьями?

Теперь я склоняюсь над бездыханным телом Дэвида, и единственная мысль, которая мучает меня на этот момент: куда спрятать труп? Если выносить через дверь, соседи увидят. А если через балкон? Рафаэль быстрый и скрытный, он сможет не попасться под взгляды бдящих людей в этом доме. Или, может, лучше расчленить и вынести в мешках? А потом как эту кровищу отмывать от пола? А если копы заявятся, они наверняка что-то вынюхают. И какое у меня алиби? Выставила Дэвида за дверь, а куда он пошёл не знаю? Или же соврать, что вообще не приходил? Не поверят. Наверняка он ошивался здесь долгое время, прежде чем меня дождаться. Кто-то да видел его. Да и если подумать, у меня все ножи в доме тупые, а такого здоровяка столовым прибором не порежешь. Хотя у Рафаэля есть его кинжалы-вилки, ими точно получится…

О боже мой! О чём я думаю? Какой кошмар! Я схожу с ума, я точно схожу с ума… В моей кухне лежит труп Дэвида. Ещё минуту назад он был живой, ещё минуту назад он кипел страстью, а теперь… И что будет с нами? Что станет со мной? Пойду по этапу, научусь курить и нецензурно выражаться в женской колонии. Тётя Бонита будет носить мне передачки, я пропущу её похороны, похороны родителей. Я сгнию в бетонных стенах камеры, до конца дней коря себя за то, что не остановила Рафаэля вовремя. А что будет с ним?..

Мне плохо, нечем дышать, слёзы застилают глаза, ничего не вижу. Больно цепляюсь руками в волосы, пытаюсь вырвать их с корнем, чтобы унять эту непроходимую дрожь, раскачивающую меня из стороны в сторону. Я задыхаюсь, я умираю… Холодные руки обхватывают моё лицо, слышится успокаивающий бас. Я ничего не вижу перед собой — слёзы размывают картинку, — и продолжаю тщетно набирать ртом воздух, и чем сильнее пытаюсь, тем сильнее задыхаюсь.

— Тихо, успокойся, — доносится до меня словно сквозь вакуум. — Не истери. Это просто паника.

Большие пальцы уже как по привычке стирают с моих щёк крокодильи слёзы. Янтарь гипнотизирует меня, я вижу только этот золотистый отблеск, ведущий меня к свету. Рафаэль набирает в грудь воздух, и я повторяю за ним, выдыхает — и я выдыхаю. Поглаживающие движения по плечу не такие противные, как человеческие, не такие, как у Дэвида. Мне не противно. Спокойно.

— Вот так, — приподнимая брови, отчего красная бандана покрывается складками на лбу, говорит Рафаэль. — Успокоилась?

Я только кивнула в ответ — не могла проговорить ни слова. Рафаэль улыбнулся, а мне от этого ещё больше рыдать захотелось. Как можно себя так вести, когда рядом лежит труп моего друга? Пусть и в конце своей жизни он встал на очень опасный путь… Я наконец посмотрела на Дэвида более-менее нормально, не впадая в истерику. Глаза его были закрыты, кровь почти перестала идти, оставшись тонкой дорожкой на губах и паркете.

— Надо проверить его, — сказал Рафаэль, склоняясь над пострадавшим.

— Ты убил его, — прохрипел мой голос, на что мутант никак не отреагировал, будто это вообще его мало волновало.

— Не, живой, — проверяя пульс, ответил здоровяк. Но я ему не верила. То же самое он сказал и про коротышку, а вот теперь я уже как-то не уверена, что это была правда.

— Но он не дышит! Зачем ты его ударил? Посмотри на свои ручищи, да ими же можно голову с корнем оторвать!

— Да ничего с ним не будет. Очухается, — Рафаэль осмотрел голову, но это спокойствие, исходящее от него, меня даже пугало. — И хватит каждый раз вступаться за своих насильников. Что за дурацкая привычка?

Его слова меня отрезвили. Действительно: всё, что делает Рафаэль, во имя справедливости, и все обидчики были наказаны за дело, а я тут со своими истериками. Но ведь Дэвид, он же не такой… Рафаэль развернул его на спину, и обмякшее тело моего друга распласталось по всей кухне. Теперь я видела, как вздымается его грудь от небольших вдохов, и с плеч будто гора свалилась.

— А вдруг у него кровоизлияние в мозг? Тогда надо срочно вызывать скорую! — время в таком случае идёт на секунды…

— Максимум, что мог получить этот бетонноголовый — лёгкое сотрясение мозга, — как можно быть уверенным наверняка? Да Рафаэль мог бы с лёгкостью каменную стену проломить, и я сомневаюсь, что в момент удара он себя контролировал.

— Ну спасибо, профессор-рентген, — Рафаэль посмотрел на меня и закатил глаза, снова увидев слёзы.

— Да успокойся уже! Всё будет нормально. Ну подрехтовали нос ему немного, так хоть на мужика станет похож, а то духами несёт, как от бабы. Сейчас вообще не различишь, кто есть кто.

Что он несёт? Да и Дэвид не похож на женщину — как такой громила может напоминать женщину? А то, что у него правильные черты лица, так этому нечего завидовать. О чём я сама думаю?! У меня уже скоро шарики за ролики заедут… Надо же что-то делать с пострадавшим. А я даже не знаю, как оказывать первую медицинскую помощь.

— Надо перенести его на кровать, пока не очнётся. Он же очнётся? — если он ещё и помрёт в моей кровати, то у меня будет инфаркт!

— Ещё чего, на кровать его класть! Совсем сдурела? — возмущался мутант в своей обычной манере, чем в данную минуту меня удивил. Значит, спокойно рассуждать, умер ли Дэвид — это нормально, а уложить его на кровать — плохо.

— Оставим его здесь, что ли, лежать? Ему надо сделать компресс, или замерить давление, или что там ещё делают при сотрясении? Перебинтовать ему голову? Или может, грелку подложить? — Рафаэль устало вздохнул, слушая мой бред, поднялся с колен и, взяв Дэвида за руку, поволок по полу.

— Что ты делаешь? Зачем так-то?

— А что, прикажешь его на руках понести? — раздражённо фыркнул мутант, явно устав от моих истерик. Но ответа ждать не стал, взял Дэвида под мышки и внёс в комнату. Однако на кровать не положил — небрежно опустил рядом на коврик, как ненужный хлам.

— Осторожно! — ещё не хватало, чтобы он его здесь добил. Я поднялась на здоровую ногу, опираясь руками о столешницу кухни, но на больную встать так и не смогла. Лодыжка ныла, пульсировала мелкими толчками, и чем быстрее понижался уровень адреналина, тем сильнее повышалась боль. Вприпрыжку я приблизилась к Рафу, благо квартирка маленькая, и ухватилась за его руку, неосторожно пошатнувшись на ноге. Он поддержал меня и, кажется, только сейчас заметил, что со мной не всё в порядке, окидывая меня строгим взглядом.

— Что случилось? Опять нога? — я ничего не ответила — и так всё ясно. Опять всё снова начинать, всю эту дурацкую реабилитацию. А ведь моя жизнь только пришла в норму, только что-то стало налаживаться, как опять бум, и по-новой. Мне больше не по карману поход к врачу, моя страховка почти бесполезна, а свои сбережения я потратила на погашения долга. И прибавлять к каждодневной выплате я больше не могу. И в социальную помощь обратиться тоже не могу — в их глазах я слишком много зарабатываю. Остаётся только надеяться, что операция больше не нужна и всё заживёт само собой. Придётся хромать до конца своих дней.

— Возьми подушку с кресла, подложи ему под голову, — Рафаэль округлил глаза от моей просьбы и неодобрительно зацокал. Он только открыл рот, чтобы возмутится, но, зная, что он хочет сказать, я сразу его остановила. — Пожалуйста. Или мне придётся самой это сделать, а мне двигаться больно.

Он резко выдохнул носом, с шумом выпуская воздух из лёгких, негодующе качнул головой и, резко повернувшись, схватил подушку и склонился над раненым. Дэвид всё ещё не шевелился, но по внешнему виду нельзя было сказать, что он истекает кровью или что в черепе вмятина. Синяков не было, только нос заметно искривился и опух. Видимо, действительно сломан. Хотя, может, это и невозможно определить без рентгена. Остаётся только надеяться на чудо. Вообще в последнее время надежда стала моим единственным спутником по жизни. Рафаэль перевернул пострадавшего на бок, пошёл на кухню, достал из морозилки пакет с замороженными овощами и положил его на голову Дэвиду.

— Надо вызвать скорую, вдруг что-то серьёзное, — мне было страшно. Что, если он станет инвалидом? Я в таких делах совсем не разбираюсь, медицина для меня — тёмный лес. Но Рафаэль, судя по его уверенным движениям и взгляду, соображал в этом вопросе. По крайней мере, создавал вид.

— Ничего, сам очухается. Я его не сильно вроде ударил. Это, видимо, он от страха в обморок упал, — что-то с трудом мне верилось в слова Рафаэля, но сейчас из нас двоих уверенностью больше веяло от него, чем от меня, поэтому я решила довериться своему защитнику. В конце концов, он же не допустит, чтобы у меня потом были проблемы из-за этого всего. Хотя в тот момент он, наверное, об этом не думал, в яростном порыве зарядив Дэвиду по его идеально прямому носу.

Я рухнула в кресло, зажмурив глаза от боли. Теперь стало просто невыносимо, хотелось застонать в голос, но я сдержалась. Закусила губу, чтобы не сорваться. Рафаэль сел на пол передо мной и оценивающе осмотрел меня.

— Сильно больно? — необычно приглушённо прозвучал вопрос, но во мне не нашлось сил ответить вслух, и я лишь кивнула, хватаясь за мягкие подлокотники. — Давай посмотрю.

Он осторожно взял мою ногу в свои руки и провёл, едва касаясь, по припухшей лодыжке, надавил чуть сильнее — бархатная ткань мебели исцарапалась от моих ногтей. Рафаэль виновато взглянул на меня, хотя это было трудно разглядеть в темнеющем янтаре, накрыл ладонью пылающую кожу, чтобы остудить её, выполняя функцию холодного компресса. По моей просьбе, он подал мне со столика аптечку — ему стоило лишь протянуть руку, — и я сразу, даже не запив, приняла две таблетки обезболивающего и откинулась на спинку кресла, ожидая, пока подействует. Хорошо, что ещё осталось полупаковки с первого раза, а то точно бы пришлось идти к врачу за рецептом. Через пять минут меня стало отпускать.

Рафаэль взял у меня аптечку и нашёл в ней тётушкину мазь — волшебное средство от местных «целителей», — открыл банку и обмакнул пальцы, начав растирать мою лодыжку, осторожно, боясь лишний раз нажать чуть сильнее. Движения были максимально плавными — я почти не чувствовала касаний.

— Почему со мной это происходит? — открыв глаза и подперев голову рукой, спросила я в никуда. Мой вопрос был риторическим, я не ждала и не хотела ответа. — Всякие маньяки ко мне липнут, — меня передёрнуло от этой действительности.

— Наверное, всё из-за твоей внешности? — высказался Рафаэль, но сразу прикусил язык и уткнулся глазами в мою ногу, монотонно растирая мазь.

— А что с моей внешностью не так? Видимо, у меня на лбу написано, что я доверчивая дурочка…

— Это точно, — хихикнул Рафаэль, чем вызвал моё негодование. — Но я не про это.

А про что? Может, он имеет в виду мою «выдающуюся» фигуру, но я бы посчитала это больше недостатком, чем притягивающим достоинством. Осмотрела себя, вспоминая, в чём была одета в день покушения и на свидании с Дэвидом. Короткие юбки уже давно выбыли из моего гардероба — ещё со времён завершения карьеры балерины, — каблуки запылились на полке, особенно после моего фееричного падения. Да и супермоделью назвать меня было сложно. Обычный серый человек.

— Да я вроде не одеваюсь как-то вызывающе, — вся скукожилась, будто старалась прикрыться, хотя на мне были свободный свитер и джинсы. — Да и не красилась уже давно. Ничего такого… —… что могло бы заинтересовать любопытный мужской взгляд.

— Ты и без этого достаточно привлека… — Рафаэль осёкся и даже скривился в гримасе, словно ругая себя за необдуманные слова, и мне вдруг стало особенно любопытно следить за ним, за шумными выдохами, пускающими холодный ветерок по моей коже, за хмурыми складочками на потёртой повязке. Мои щёки предательски вспыхнули, и его тоже — я была уверена в этом, пусть на толстой зелёной коже этого и не было видно. Его недосказанные слова, отдаваясь эхом в моих ушах, не вызывали чувство разочарования или отвращения, как красочные комплименты Дэвида. Они цеплялись крючком за самое сердце, впуская в него электрические импульсы — разряды, взрывающие кровь в моих венах. Это нечто странное, совсем иное…

— Думаешь, я красивая? — вопрос внаглую. Кажется, что всё смущение — смущение нас обоих, — перешло на Рафаэля, а у меня остались искреннее любопытство и пульсирующий жар в груди. Я никогда бы не осмелилась задать этот вопрос никому другому, даже Дэвиду, пусть он и щедр на приятные слова. Никому, кроме Рафаэля. Он был уже совсем своим, я не стеснялась его, мне не было неловко, я была совсем другой рядом с ним.

Мутант нахмурился ещё больше и стиснул челюсти так, что губы превратились в тонкие линии, а носогубные складки стали ещё глубже. Он на мгновение замер, остановился, отнимая пальцы от больной лодыжки. Видимо, раздумывал, что ответить. Я даже слегка улыбнулась, наблюдая за метаморфозами грозного характера. Вопрос оказался тупиковый: если скажет «да», то спалится, а его суровая натура крутого мужика никогда не даст это сделать. Если скажет «нет», то обидит меня, и кроме того, уверена, нагло соврёт.

— Этот, — кинув неодобрительный взгляд на Дэвида, — видимо, точно так считает, — переводить темы Рафаэль явно не умел, и я даже огорчилась, что он втянул сюда третье лицо. По его словам можно было сделать вывод, что моя внешность может вызывать только самые пошлые побуждения, но видя, как растерянно забегали янтарные глаза, я знала, что Рафаэль просто пытается отмазаться от ответа.

— Знаешь, Дэвид не такой уж плохой. Я знаю его с хорошей стороны. — Мои слова подействовали на Рафаэля, как запал для снаряда. Он всё ещё продолжал держать мою ногу в своих ладонях, но поднял на меня негодующий взгляд. Я даже сглотнула от неожиданности.

— А может, я зря сюда явился? Помешал вам…

— Что ты такое говоришь? — воскликнула я, округляя глаза от возмущения и смятения одновременно. За кого он меня принимает? Он же сам видел, что всё это мне не нравится, что Дэвид силой… Как бы врезала сейчас!

Увидя моё негодование, Рафаэль явно остыл и даже позволил себе улыбнуться. Я обиженно откинулась на кресле и скрестила руки на груди, отвернувшись в сторону. Мазь уже впиталась в кожу, но Рафаэль всё равно почему-то продолжал поглаживать мою больную ногу, и с таким сосредоточенным умным лицом, словно был профессором медицины. Хотя, он же у нас теперь профессор-рентген — определяет повреждения на глаз. Я косилась на него исподлобья, недовольно надув губы, и вдруг меня осенила мысль.

— А как ты оказался здесь? — действительно. Ведь мы же попрощались друг с другом внизу. Значит… — опять подсматривал за мной?

Янтарные глаза округлились, а рот образовал немую букву «о». Вот засранец! Засранец, страдающий вуайеризмом, любитель поглазеть на мои Victoria’s Secret. Тоже мне, герой нашёлся, ничем не лучше того же Дэвида. Всё туда же.

— Просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась до дому, — ну конечно, только и всего. — И как видишь, не зря.

Мне нечего было добавить, ведь он оказался прав. Если бы Рафаэля не было рядом, то неизвестно, как далеко смог бы зайти Дэвид, одурманенный доброй порцией алкоголя. И тут я подумала: ведь Рафаэль больше не является для меня пришельцем. Это когда-то я думала, что простые человеческие женские особи его не привлекают, но теперь… Ведь он был человеком, ему не чужды обычные людские желания и слабости. И я снова покраснела, пряча лицо в глубоком воротнике свитера, вспоминая, как бегала по дому в чём мать родила. Как неудобно… Но с другой стороны, это он виноват. Это ему должно быть стыдно. Нечего было подсматривать.

Со стороны Дэвида послышались звуки. Очухался наконец, значит живой. Я быстро поднялась с кресла, всматриваясь в постанывающего потерпевшего и толкая Рафаэля в плечо. Но он поддаваться не хотел, сидел как вкопанный.

— Быстро уходи через балкон, — громким шёпотом сказала я, продолжая толкать мутанта.

— Ещё чего.

— Я не хочу, чтобы он тебя увидел.

— Он и так уже видел, что теперь?

Но я была настроена более чем серьёзно, указывая рукой на дверь, и через некоторое время Рафаэль всё же сдался, недовольно поморщил нос и вышел из квартиры. Я спустилась на пол к Дэвиду, осматривая его. Потеребила за плечо, на что он только замычал сильнее и, хмурясь, открыл глаза.

— Что? Где я? — недоумевал очухавшийся парень. Меня одолевали странные чувства: с одной стороны было немного жалко его, с другой — хотелось самой врезать ему по роже. Он обхватил пальцами нос и зашипел от боли. — Это ещё что?

Привстал на локоть, кладя ладонь на лоб, и осмотрел комнату, потом меня. Видимо, его хорошенько встряхнуло от мощного удара Рафаэля. Но, может, хоть мозги на место встанут? Я всё ещё сидела молча, с непроницаемым лицом глядя на Дэвида, который, видать, стал приходить в себя, судя по обалдевшему выражению помятой мордахи.

— Где он? — резко сев, испуганно воскликнул парень. Тоже мне, герой-любовник нашёлся. Смелость так и прёт.

— Кто он? — старалась вести себя как ни в чём не бывало.

— Тот зелёный, здоровый такой урод, — от последнего слова меня передёрнуло. Хотя я сама не раз мысленно назвала Рафаэля так, но всё это было в шутку, по-домашнему, по-свойски. Слышать это от Дэвида было настолько же неприятно, как чувствовать его руки на своём теле.

— Ты сильно ударился головой об пол, — мой голос был холодным и строгим. — Здесь не было никого, кроме нас.

— Нет, я же помню, это он мне врезал, — с пеной у рта гнул свою линию парень, но такое поведение можно легко подвести под клинику. Тем более он ещё и выпил. Значит, белая горячка. Всякое привидится.

— Тогда, может, ты помнишь, что было до удара? — Дэвид стал напрягать свои извилины, сдвигая брови друг к другу, и резко выпучил на меня глаза. Вспомнил.

— Я… я… извини, — открыв рот, но произнося звуки через раз, начал блеять парень. — Чёрт, Рокси, прости. Я не знаю, что на меня нашло. Я ведь и правда не хотел. Прости. Я виноват. Я…

Ну, по крайней мере, про Рафаэля он уже забыл. Я видела, что Дэвид действительно сожалел и что алкоголь в его крови уже начал испаряться. Он корил себя, убивался из-за проступка, ведь теперь отдалил меня от себя ещё больше. Неужели он надеялся на что-то после такого домогательства? Дэвид потянул ко мне руку, но я отдёрнула свою, давая понять, что больше не хочу никаких физических контактов.

— В таком случае ты не будешь сильно переживать, что я сломала тебе нос. Если не умеешь пить, то лучше вообще не берись за бутылку.

Дэвид закрыл лицо ладонями, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Господи, Роксана, прости, прости. Я очень виноват перед тобой, — я лишь кивнула в ответ, устав слушать его извинения.

— Тебе пора, — встала с пола, упираясь в кресло рукой, и Дэвид поднялся вслед за мной, пыхтя как паровоз. От его взгляда тоже не ускользнула моя травма.

— Что с тобой? Опять нога? — я заметила, что по вопросам оба мои знакомые всё чаще копируют друг друга.

— Да уж, пришлось постараться, чтобы тебя повалить, — отвернулась от Дэвида — не хотела смотреть на его искривившуюся гримасу сожаления, — и захромала до двери.

— Прости меня, — уже стоя за порогом, повторял парень. — Я сделаю для тебя всё, что ты захочешь. Всё, что нужно. Я не хотел.

Махнув на прощание рукой, я захлопнула дверь и облегчённо выдохнула. Ну хоть теперь он забудет о своей галлюцинации в виде Рафаэля, а предастся глубоким переживаниям из-за меня. Сам виноват, Дэвид, теперь мы с тобой по разные стороны, и даже тётя больше ничего мне не скажет. Ковыляя, я добралась до стула напротив моего старенького синтезатора и села на него, уперевшись локтями в панель инструмента и опустив голову на ладони. Как же я устала! Сегодня был невероятно длинный вечер со злобной тётушкой, экстремальным вождением, поимкой воришки, домогательствами… почти смертью Дэвида и неожиданных откровений от Рафаэля. Голова болела. Спать совершенно не хотелось — даже напротив, боль в висках не давала расслабиться. Но ничто так не успокаивало, как музыка. Я любила играть для себя, когда на меня накатывала печаль и меланхолия, или когда просто хотелось расслабиться. Музыка снимает стресс и действует получше любого тортика.

Коснувшись белых клавиш, мои пальцы интуитивно двигались, перебирая ноту за нотой. Шопен. В нём есть что-то особенное. Тягостная меланхолия звуков, глубокий смысл минорных переливов. Это была не мелодия, это была целая история жизни. Временами тягостная, грустная, временами мимолётная, быстрая, стремительная. Искрящаяся и яркая. И снова грустная. Это была моя жизнь.

Краем глаза увидела большую тень на стене. И когда он вошёл? Я даже не услышала. Рафаэль опустился на пол, прислоняясь к кровати за моей спиной, и ничего не говорил, просто слушал. Может, ему тоже не чуждо чувство прекрасного? Пусть он и живёт в подземелье, пусть и отделён от мира, но всё же в нём есть душа. Я ощущала её, чувствовала невидимые щупальца, тянущиеся ко мне. И пусть он бывает немногословен, а порой и груб, всё-таки я знала, что внутри этот здоровяк другой. Пусть он и позволяет себе подглядывать за мной — всё-таки он мужчина, — но по крайней мере он никогда не переступал черту, не делал никаких намёков, как это делает Дэвид. Да, этот громила был в десятки раз сильнее почтальона-Дон Жуана, но он никогда не применял силу против меня. А ведь если подумать, то я даже не смогла бы написать заявление в полицию на него. Ну кто мне поверил бы? У Рафаэля есть свои принципы, и хотя я считала, что у всех они должны быть, как само собой разумеющееся, теперь, пережив уже столько всего, я стала ценить эту сторону своего зелёного друга ещё больше.

Музыка увлекала в свой загадочный мир, где уже не было ужасающей действительности, а только умиротворение, только вязкое море эмоций, затягивающее и обволакивающее. Закончив свою игру, я обернулась к Рафаэлю и обнаружила, что этот здоровяк спит. Мда, а я тут про чувство прекрасного рассуждаю. С другой стороны, он, наверное, тоже устал за сегодняшний день. На часах половина третьего ночи, а страсти только улеглись.

Я решила не будить Рафаэля, а тихо понаблюдать за ним поближе, пока он спокойно сопит, склонив голову вниз и скрестив руки на груди. Интересно, каким он был до мутации? Наверное, здоровым крепким парнем с широкими скулами и шеей. Почему-то я подумала, что он был блондином. Высокий, широкоплечий, ему бы подошла роль капитана команды по американскому футболу. Скорее всего, морской пехотинец — ну кто бы ещё решился на такой эксперимент? Интересно, а его глаза были такими же? Этот яркий янтарь настоящий?

А каково это — жить в полном одиночестве, отвергнутым и отчуждённым от общества? Без друзей, без семьи… Интересно, а кто-нибудь кроме меня ещё знает о его существовании? И если он стал жертвой науки, то где тот учёный, который создал его таким? Видимо, не всё прошло гладко, раз он вынужден прятаться и скитаться. Как хорошо, что мы нашли друг друга. Сейчас мне кажется это невероятным везением для него и для меня. Если он приходит ко мне, значит всё-таки нуждается в простом человеческом общении, тёплом ужине, просто ощущении рядом другого. А может, я ему нравлюсь?.. От этой мысли меня бросило в жар, хотя я глубоко сомневалась в правдивости своих умозаключений. Нужда в другом человеке ещё не даёт повода для романтических чувств. Это просто дружба, необходимость быть с кем-то. Но с другой стороны, он же живой человек, пусть не внешне, но внутренне. Никому не чужды обычные человеческие потребности в любви. И мне ещё больше жалко, что он вынужден страдать из-за этого.

Я опустилась на пол и села напротив него, внимательно разглядывая умиротворённое лицо Рафаэля. Впервые вижу его таким расслабленным, и так он кажется более милым. Может, потому что в таком состоянии он находится крайне редко. Интересно, а какой он без своей повязки? Мне хотелось увидеть его лицо полностью, представить, каким бы он был в человеческом облике, и я потянулась к нему руками, решив, что смогу тихонечко стянуть с него эту потрёпанную красную ткань. Но ладони Рафаэля так стремительно ухватились за мои запястья, что я даже вскрикнула от неожиданности. Он разомкнул веки и чуть ослабил хватку, отдаляя мои руки от своего лица.

— Я думала, ты спишь, — нервно сглотнула. Вдруг он разозлится от такой моей выходки.

— Просто задумался, — он всё ещё удерживал мои запястья, но я не боялась его. Даже когда он злился не боялась. Попросить его самого снять повязку или это лишнее? Но мне так хотелось это сделать. — А ты что удумала?

— Я просто хотела посмотреть на тебя без этой штуки, — Рафаэль нахмурился, значит не к добру. Он опустил взгляд и немного наклонил голову.

— Не надо, — прозвучал короткий ответ, но мне было непонятно, почему он запрещает. Разве этот кусочек ткани можно назвать серьёзным камуфляжем? Это же не шапка-невидимка. И что такого я увижу без неё? А может, это психологический барьер? Эта маска уже стала частью его самого, раз он так бережно к ней относится, и снять её значит раскрыть себя полностью, стать уязвимым… Моё сердце заколотилось — в этот момент так захотелось, чтобы он стал уязвимым, так сильно хотелось увидеть его таким — необычным, но настоящим.

Рафаэль опустил свои руки на колени, разжимая пальцы на моих запястьях, и мои ладони находились в его, касаясь тыльной стороной грубой кожи. Я с любопытством смотрела на эту разницу между нами, между трёхпалыми зелёными и человеческими маленькими. Перевернула ладонь и коснулась пальцами его руки, ощупывая странную по ощущениям поверхность. Вверх до локтя, очерчивая крупные рельефы мышц. Это было так необычно: твёрдые бугорки перекатывались под пальцами, кожа толстая, неестественно гладкая и натянутая. Так странно — с внутренней стороны руки она казалась мягче, там, где видны толстые вены, где даже цвет кажется светлее. Снова вверх по бицепсу — интересно, откуда у него тату? Отголоски прошлой жизни? Я ощущала, как слегка вздрагивали мышцы от моих прикосновений, как напрягались тонкие рельефы прожилок на крупном плече. Мне было до безумия любопытно рассмотреть его ближе, понять, что за существо передо мной. Твёрдая, почти каменная грудная часть: на ней остались вмятины от пуль, мелкими расщелинами испещрившие толстый слой.

— Тебе было больно? — проводя по пулевым следам, спросила я. В ту ночь меня чуть не застрелили, и если бы не Рафаэль, то всё закончилось бы трагично.

— Нет, — кажется, что его бас стал ещё ниже, превращаясь в приглушённый, грудной звук. Он почти не шевелился, терпеливо следя за моими движениями и, кажется, словно допустил меня до себя настолько близко, что теперь по-настоящему стал беззащитным передо мной. Этот двухметровый мутант перед маленькой Рокси. Уязвимый и смущающийся — это было видно по потемневшему пристальному взгляду, который избегал контакта с моим, — но не останавливающий меня. Под ладонью билось его сердце — я чувствовала удары даже сквозь эту твёрдую защиту. Мне было спокойно рядом с ним, невероятное умиротворение в душе. Такого не было уже долгое время — чувство, когда не нужно ни о чём переживать, когда забываешь обо всех заботах. Даже о повреждённой лодыжке.

Я подсела к нему поближе, прислонилась ухом к груди, чтобы слышать это дребезжащее огромное сердце. Бух, бух, бух! Оно колотилось, нещадно тарабаня в грудь. И может, я позволила себе слишком многое — вольность, которую никогда ранее не позволяла по отношению к другим, — и может, это станет моей ошибкой, но сейчас, когда сильные руки сжали меня в объятьях и притянули ближе к каменному телу, я чувствую себя по-домашнему уютно. Вокруг больше нет Дэвида, противного коротышки и даже назойливой тётушки. Это иной мир моей реальности, в котором хочется задержаться подольше. Запах Рафаэля — это сырость с лёгкими нотками затхлой плесени (неудивительно, учитывая, где он живёт), но это совсем не отталкивало, напротив — теперь так пахнет моё спокойствие. Запахом сырой пожухлой листвы, сброшенной с омертвевших деревьев, вязкого болота, где слышен стрекот цикад, и проливного дождя, свежего и наполненного кислородом… Неровное сердцебиение колыбельной убаюкивало меня в холодных крепких руках, оставляя позади все ужасные события сегодняшнего дня. И сквозь пелену сладкого сна я чувствовала, как жадно вдыхает Рафаэль, зарываясь в колючее облако моих кудрей. И я улыбнулась, расслабляясь в стальных объятьях. Рядом с ним не было тревожно — казалось, Рафаэль был единственным в моей жизни за последнее время, кто не способен причинить мне вреда, пусть его внешние габариты говорят об обратном. Тишина и только ускоряющееся — бух-бух-бух… Я почувствовала невесомость под собой — Рафаэль поднялся со мной на руках и перенёс на кровать.

— Ты уже уходишь? — не открывая глаз, спросила я, крепко цепляясь за его ладонь, чтобы не дать исчезнуть. Он заботливо накрыл меня одеялом, кончиками пальцев снял непослушные кудри с лица. И я уже не слышала даже тиканье настенных часов, шорохи ветра за окном. Но всё ещё ощущала под пальцами пульсирующую крупную вену и холодное прикосновение губ к моей щеке.

Смутно в глубине души мы знаем, кто мы такие. Этим и вызвана скорбь нашей души: мы не те, кем хотели бы быть…

Нью-Йорк — яркий и красочный, дарящий надежды и осуществляющий мечты, — город, один взгляд на который дарует чувство свободы и невероятного вдохновения. Сегодня он снова накрыт пеленой тяжёлых туч, скрыт за занавесом ледяного дождя. Крупные капли непрерывным потоком устремляются вниз, сбивая с деревьев пожухлую листву, ложатся на широкие плечи, омывая толстую кожу до зеркальной глади. Глаза закрыты, лицо подставлено под освежающую небесную воду — тщетная попытка прийти в себя. Сложно оценить ситуацию в призме происходящих теперь событий, а главное, чувств. Когда в душе всё смешалось, перевернулось с ног на голову, то невозможно заставить мысли работать в привычном режиме. И каждый раз, когда ты уводишь их в сторону, они всё равно интуитивно возвращаются только к одному…

Окна дома напротив загораются одно за другим, разноцветной палитрой украшая серый, нуждающийся в реставрации дом. И только одно — со старыми рамами, тускло освещённое изнутри, — притягивает взгляд. Из этого гипноза уже невозможно вырваться, и он даже не понял, когда перестал сопротивляться. На суровом лице появляется искривлённая полуулыбка — она опять не задёрнула занавески. А значит, можно тихо издалека присматривать за ней, хоть на время погрузиться в её мир — обычный, человеческий. Забавно, ведь ранее ему никогда не было это так интересно, общество стояло отдельно от него и его братьев и вызывало чувство раздражения и даже отвращения. Они никогда не примут таких существ, они считают себя выше. При мысли об этом хотелось пренебрежительно фыркнуть, даже несмотря на парочку знакомых среди людей, даже несмотря на Эйприл, но теперь — только теперь — всё стало иным.

О чём думает эта девчонка? В её голове роятся тысячи, миллионы разных мыслей и идей, сумбурных и нелогичных, одновременно заполняющих пространство. От этого она бывает такой забывчивой, от этого её движения порой резкие и неожиданные, но всё равно изящные. Она может задаваться вопросами о тайнах Вселенной и в то же время думать, что лак на её ногтях не подходит под цвет глаз. Может лихо отбиваться от разбойников и спокойно засыпать в руках уродливого мутанта. Вся она — безумный вихрь. Торнадо, закручивающий в свою воронку всех, кто находится рядом. И он оказался не исключением… Эта девчонка полна жизнью, она дышит ей, дарит другим, каждым вдохом, каждым движением. Она — сгусток кипящей энергии с тысячами «почему?». Безумная ходячая трагедия, притягивающая к себе проблемы и неудачи, но сильная и несломленная. Рядом с ней хочется дышать по-новому, видеть то, что видит она, слышать то, что она слышит. Быть там, где она бывает. Вдохнуть бы её — всю полностью, без остатка, — вдохнуть, и не отпускать, чтобы она застряла в лёгких, чтобы она стала частью его самого. Рядом с ним. Внутри него.

Под рёбрами где-то слева — раскалённый метал, пускающий горячую лаву по венам. Никогда его сердце так яростно не напоминало, что ещё живое, так болезненно не давало о себе знать. Когда она успела поджечь фитиль, почему он этого не заметил? Всё слишком сумбурно, скомкано, быстро. Раз — и впервые ты скрываешь от братьев что-то важное. Два — с нетерпением ждёшь нового вечера. Три — хочешь стать одним из них, этих мелочных людишек, чтобы существовать днём, существовать в её жизни. Неприятный комок подкатывает к горлу, заставляет вскочить и раздражённо метаться по крыше заброшенного здания. Ему хотелось стать настоящим пришельцем, быть несчастным солдатом — заложником судьбы. Но всё это не про него, всё это неправда. А может, лучше промолчать? Оставить всё как есть?

Сердце не на месте, когда ложь окутывает этот хрупкий тайный мирок, такой манящий и уже совсем родной. Где изящная фигура Роксаны скользит в мутном окне, суетливо возясь на кухне, и улыбка невольно ложится на строгие губы — его здесь ждут. И когда всё это началось? Этот всеразрушающий ураган событий, затягивающий их обоих. Для неё он стал путешественником с далёкого Марса, бедным страдающим морпехом, коротающим время в одиночестве среди сырых вонючих стен канализации. Её огромное доброе сердце не знает предела милосердию. Она готова простить даже своих недонасильников, готова быть Матерью Терезой для всех убогих и обделённых. Почему она так добра к нему? Почему так ждёт встречи? А может, хоть на одну крохотную частичку, может, хоть на малую часть, всего лишь на грамм, на долю секунды, на миллиметр её большой души, он ей не безразличен… Снова обжигает в боку, скручивает спазмами. И он опять тянется к ней, опять сбегает из-под братского контроля. Бросает все свои вещи — рацию, GPS-маячок, защиту (которую сам не знает, зачем носит), — оставляет всё это на крыше дома в пяти кварталов отсюда и вновь приходит сюда.

Когда-то она казалась ему глупой странной девицей, которой приспичило разгуливать ночью в самом опасном районе города — его любимом месте, где всегда можно было надавать тумаков парочке хулиганов. Это был «конвейер» по производству всякого сброда — весёлое местечко для ночного хранителя города, которому не терпится с кем-нибудь разобраться по понятиям. И было просто верх глупости расхаживать в таком районе после восьми вечера. Но тогда она оказалась приманкой для целой группы обкуренных отморозков — а это уже большая вечеринка в честь справедливости и порядка. На удивление, девчонка была довольно бойкой — отбивалась от своих маньяков как могла, и даже успешно. Он не стал вмешиваться сразу: из любопытства следил за потасовкой и даже подумал, что всё-таки ей удастся сбежать. Пока её не схватили за волосы, не отбросили к стене, пока она не напоролась на торчащий кусок железа из опрокинутого мусорного контейнера. И стало ясно, что ей уже не выбраться.

Тогда он не думал о том, как сильно ей досталось. Тогда он считал себя героем и большой удачей для жертвы. Как ни странно, так считала и она, каждую ночь рыскав по тем же тёмным закоулкам, не боясь опять напороться на неприятности, так сильно желая встретить его. Это было большим удивлением, ещё одним аргументом на чаше весов её неадекватности. Эта девчонка просто сумасшедшая. Напридумывала себе не пойми что, и из страшного кровожадного мутанта он превратился в святого мученика. Ну разве это не сумасшествие? Чарующее, прекрасное сумасшествие.

«Наконец-то хоть кто-то удосужился выдавить из себя благодарность» — думалось тогда. А теперь, следя за хромающей походкой девушки, за её каждодневными процедурами, за усталыми глазами от вечных подработок, чтобы оплатить больничные счета, появилось странное «если». Если бы он не помедлил, если бы он не стал с любопытством ухмыляться над её мнимой храбростью, а просто спустился и навалял бы тем бандюгам сразу же, то она не была бы ранена, не попала бы в больницу, не мучилась сейчас. Ведь в его руках была возможность всё изменить, предотвратить. И вместе с «если» появилось странное «я виноват». Теперь, когда она не стала просто одной из многих спасённых жертв, когда она превратилась в друга, и, скрепя сердце надо признаться, даже больше, уже нельзя обойтись простым «скажи спасибо, что вообще жива». В голове несмолкаемым гонгом звучит «а если бы я шевелился быстрее, то она бы была здорова».

Непроходящее желание укрыть её от внешнего мира, накрыть хрустальным колпаком, чтобы никто больше не смел притронуться, чтобы оградить от всех ненастий, вгрызается в мышцы острыми клыками. Отделить от насущного мира и оставить только себе. Он знал: она и сама устала от такой жизни, от вечных проблем и суеты. И было бы совсем неплохо укрыться где-нибудь вдвоём далеко от этого города, куда-нибудь в тишину, в лес, где ни единой души, где он мог бы существовать днём, а не быть лишь ночной сказкой. Хотя бы на малое время, на короткий промежуток. Ему было страшно от таких мыслей, страшно, что теперь всё меняется. Мир вокруг меняется, душа, сердце — весь он внутри, всё наизнанку. Вывернуто тонкими смуглыми пальцами, читается, как раскрытая книга. Дойдёт ли она до следующей главы? Хватит ли ей смелости?

Сейчас, не находя себе место и суетливо передвигаясь по крыше, он корил себя в одном — как мог так спалиться? Вроде и отследить нельзя было, вроде делал вид, что всё по-прежнему. И когда-то настало бы время открыть карты всем, но не сейчас, когда его личный мир только начал строиться, когда всё так хорошо складывалось. Ещё бы немного, ещё бы совсем чуть-чуть. И он бы сказал, наверняка бы… Так хотелось ещё немного побыть для неё бедным страдающим от одиночества и несправедливости солдатом, поиграть с ней в эту игру подольше. Быть в её глазах человеком…

Но у Леонардо чуйка на всякие тайны. Он всегда всё должен контролировать. Каждый день требует отчёта о вылазках: нашли ли они новое логово клана Фут, поймали ли нарушителей закона? Где, когда, сколько? Вся жизнь была как на ладони. От семьи нет секретов. Не было… А теперь, когда он застукал их, когда вся семья узнала о тайне Рафаэля, всё стало рушиться. Он кончиками пальцев чувствовал, как крошится в песок его собственный мир, где есть только он и Роксана. Где нет у него братьев и отца, где он когда-то был человеком, где он одинок и несчастен. И восторженная, яркая, как вспышка, дарит ему новый глоток жизни, светит ему ярким лучом в кромешной тьме. Всё это рушится…

А может, и к лучшему? Может, стоит уже всё открыть? Невозможно держать всё в тайне, когда-то такое приключение должно закончиться. Когда-то нужно сказать правду. Что она подумает о нём? Как примет эту правду? С другой стороны, он же никогда ей не врал, а не вмешиваться в неправильные умозаключения не значит врать. Рафаэль не хотел прощаться с этой частью своей жизни. С этой частью себя. С раздражающе назойливым, преследующим, вызывающим взрыв внутренностей от одного произношения, помышления именем — Роксана. Он — микроб. Жалкий маленький микроб. Зараза общества, его недостаток, уродство. Он — никто. О нём не вспомнят потомки, не напишут книги. В один прекрасный момент он просто исчезнет, и что останется после него? Воспоминание в её голове. Это оказалось неплохой перспективой, ради этого стоило всё затевать. Ведь если о тебе помнят, значит ты продолжаешь существовать. Значит ты не мифическое существо, а живая душа.

Она была везде, вокруг него, каждый день. Она распространялась, мерещилась в тёмных закоулках коллектора, мельтешила перед глазами, даже когда они были закрыты. Особенно в момент медитации, когда нужно отделиться от внешнего мира, прийти в гармонию с самим собой, забыть о насущном и проникнуть в глубину себя. А там она. Бегающая по комнате в одном полотенце на голове. И от резких движений сидящие рядом братья вздрагивали, и шум ударов по старой избитой груше разносился до самого вечера.

Раздражала. Как же она раздражала. Своим любопытством, заставившим её пойти за ним, искать. И тем самым разрушив его привычную жизнь, перевернув её на сто восемьдесят. Своей добротой, стремящейся накрыть собой всех сирых и убогих. Своей смелостью, временами наигранной, временами настоящей. Голова кругом, всё вокруг меняется. Стремительно, сокрушающе, снося всё и вся. Стирая прошлое, часть омертвевшей для таких чувств души и наращивая новую, живую, хаотичную. Больше нет в жизни никакой логики, нет смысла строить алгоритмы и взаимосвязи причины-следствия. Всё разрушено. Молниеносно, за один раз, размашистым движением хрупкой ладони. Всего лишь одной слезой, одним любопытным взглядом, неосторожным касанием. Закрутило, втянуло так, что выбраться из глубокого болота нельзя. Остаётся только смириться и утонуть, позволить, чтобы вязкая грязь накрыла голову.

Фигура в окне продолжает хромать из стороны в сторону — насколько ещё ей хватит лекарств? Подходит к зеркалу, приминает пушистый пучок волос, стягивает с себя заношенную до дыр футболку… Почему она опять не зашторила окна? Дурацкая привычка или осознанное действие? Резко оборачивается, прикрывает обнажённую грудь одеждой. Вспомнила. Подходит к окну, долго всматривается в ночную темноту, пытаясь найти его. А он уже замер, затих, распластавшись по крыше, но так и не отведя взгляда от неё, пока никто не видит и вокруг нет очумелых моралистов, читающих лекции на тему глубокой нравственности истинных воинов. Будто древним было чуждо чувство прекрасного, будто гейши были всего лишь мифом.

«Будто они не глазели на голых баб…»

Даже сейчас чувствуется тяжёлый взгляд лидера, и Рафаэль оборачивается, смотрит вокруг, чтобы убедиться, что здесь он один. И когда он их застукал? Когда они колесили на байке по городу? Или же когда она уснула у него на руках, опять забыв задёрнуть шторы? Это лидер, он всегда хочет быть в курсе всего. Выставит напоказ то, что хочется скрыть, будет контролировать каждый шаг, чтобы вдруг чей-то поступок, чьё-то желание не стало роковым для всех.

«Параноик!»

И зачем-то рассказал другим… Теперь вся семья в курсе тайных дел Рафаэля. Хотелось придушить Леонардо в ту же секунду, как он открыл рот, как пафосно размахивал руками, с издёвкой выплескивая всю правду остальным. Рафаэль был готов сгореть под удивлёнными взглядами Донателло и Микеланджело, только бы исчезнуть из поля зрения братьев. Это их не должно касаться, это только его, то, что он делить с другими не будет. Но слова старого сенсея, донёсшиеся из темноты закоулков логова, прозвучали как приговор: «Приведи её».

Но как? Как можно было привести? Ведь она ничего о них не знает, ведь ей он тоже… соврал? Нет, это же не враньё, это просто утаивание правды. Действия разные, но цель одна. Что теперь она подумает о нём? У неё и так крыша скоро поедет от таких событий, а теперь… Примет ли она правду? Останется ли всё как есть?..

Рафаэль сел на край крыши, свесив ноги вниз, и долго вглядывался в мокрый асфальт. Хотелось нырнуть туда, лететь и лететь, и не думать ни о чём. И чтобы не было Леонардо с его вечными нотациями, и не было семьи… Боже, как страшно! Как страшно помышлять о таком, но всего на мгновение хотелось стать частью той сказки, которую сочинила для него Роксана.

В окне кухни появился знакомый силуэт — это окно оставалось открытым. Рафаэль оживился: интересно, сколько она уже здесь стоит? Девушка помахала рукой, и рефлекторно трёхпалая махнула в ответ. Он ощущал себя куклой-марионеткой в умелых руках кукловода, и все его действия, все стремления совершались раньше, чем он мог успеть подумать.

Минута, и он уже на её балконе, дверь которого так и осталась сломанной. Открывает без спроса, как обычно, входит внутрь, раздвигая плотную ткань штор. На столе уже стоят две тарелки, Роксана суетится на кухне, доставая из духовки что-то невероятно вкусное. Как же быстро можно привыкнуть к домашней еде. Так быстро, что даже пицца казалась сухим полуфабрикатом.

Он делает шаг вперёд и утыкается пальцами ног в таз с водой, непонятно зачем стоящий здесь.

— Эм, да, — замялась девушка, заметив удивление вошедшего. — Ты не мог бы… Ну… Только не подумай ничего, но просто если бы у тебя были ботинки, то я попросила бы их снять, а так как их нет, то…

Бандана сморщилась на лбу, рисуя на суровом лице удивление, но неловкая улыбка и несколько лёгких взмахов ресниц заставили мутанта поддаться. Недовольно закатив глаза и устало вздохнув больше из-за своей собственной безвольности, он сел на стул рядом и окунул ноги в таз. Вода оказалась тёплая, даже горячая, и было приятно погреть пятки, ступавшие по холодной земле. Рафаэль лишь покачал головой и улыбнулся, слыша тихий смех девушки, следившей за ним. Наверное, выглядит довольно комично: огромный мутант намывает пятки в маленьком тазу посередине комнаты. Вытерев ноги полотенцем, приготовленным специально для него, Рафаэль поднялся и прошёл на кухню.

— Ты как раз вовремя, — сказала Роксана, ставя на стол мясной пирог. Она достала нож и внимательно осмотрела блюдо. — Первый раз готовлю, так что не пугайся, если что. Вот, порежь сам.

Мутант взял из её рук нож и неспешно стал резать пирог на кусочки, полностью погрузившись в работу. Роксана села на стул и, подперев рукой подбородок, внимательно следила за действиями друга.

— Тебя долго не было, — в голосе отдалённо слышалась обида, и опять под рёбрами кольнуло. — А с тобой вообще никак связаться нельзя… Надо с этим что-то делать.

— Зачем? — сорвалось с губ, и девушка нахмурилась на этот вопрос. Не со злостью — с разочарованием. Опустила голову вниз, уставившись в стену. — Меня не было всего три дня.

— Просто подумала, что так было бы лучше, — пожав плечами, ответила Роксана. Рафаэль резко выдохнул, ругая себя за грубое поведение. — Просто я переживала…

— За меня? — эти слова показались мутанту смешными, и он не сдержал улыбки. Действительно, ну кто мог бы угрожать двухметровому мутанту?

— Ну, а вдруг? — выпучив глаза на собеседника, воскликнула девушка. — Вдруг следующая пуля попадёт тебе не в каменную грудь, а в голову. Или у тебя там титановая пластина? А может, ты как Росомаха, весь из железа внутри?

Рафаэль улыбнулся уголками губ, ловя себя на мысли, что с каждым разом теории Роксаны становятся всё более безумными. Пришло время сказать ей правду, а где взять духа для этого?

— Знаешь, — кладя нож на стол, начал мутант, но вдруг замолчал и отошёл к окну, глядя на встревоженное отражение девушки в нем. Он скрестил руки на груди, не говоря больше ни слова ещё с минуту, затем выпрямился, резко развернулся и стал ходить из стороны в сторону, поставив руку на пояс.

— Что-то случилось? — тревожно спросила Роксана, чем заставила Рафаэля остановиться и обернуться к ней.

— Я должен сказать тебе кое-что, — подойдя ближе и протянув руку вперёд, словно тянулся к собеседнице, выпалил мутант. — Ты ведь всегда фантазировала себе что-то в голове насчёт меня, не давала даже возможности ответить…

— Ты не очень был разговорчивый, я думала, тебе не нравятся мои вопросы.

И она была права, на все сто процентов права. Не нравились вопросы. Раздражало любопытство. Сначала от предполагаемой пренебрежительной реакции на правду, потом стало удобно оставить всё так, как есть. А теперь… Теперь страшно. Страшно разрушить одним словом всё, что сейчас с ним происходит.

— В общем, — опустив голову и смирившись со своей участью, начал Рафаэль. — На самом деле я не один такой…

Глаза Роксаны заметно округлились от удивления. Неловкое молчание в ответ долбило молотком по оголённым нервам. Значит, не так уж ему и одиноко холодными вечерами. В светло-карих глазах блеснули страх и разочарование, отдающиеся звонким криком внутри его души. Не надо было говорить. Это ошибка.

— У меня есть три брата и отец, — продолжил Рафаэль, смирившись со своей участью. Раз уж начал, пути назад нет. Он отвернулся, боясь заглядывать в глаза собеседнице, и прикусил щеку до крови с внутренней стороны. Но на удивление, в ответ послышался тихий смешок, и мутант недоумевающе взглянул на девушку, не зная, радоваться такой реакции или наоборот. Да и как она должна была на это отреагировать? Наверное, расстроиться из-за того, что умолчал об этом и ввёл в заблуждение. Или же напротив удивиться, что такой как Рафаэль не один на этом свете. Но девушка продолжала смеяться.

— Извини, — опустив взгляд и ковыряя дизайнерские порезы на джинсах, произнесла Роксана. — Я подумала, ты скажешь, что у тебя есть жена и дети.

Рафаэль удивлённо вскинул брови и помотал головой, но затем рассмеялся вслед за собеседницей, оголяя белоснежную улыбку. Хотя его смех больше походил на нервный всплеск эмоций. Она казалась удивительной даже сейчас, накручивая у себя в голове свои собственные догадки. Какая жена? Какие дети? Кто пойдёт на такое безумие? Снова кольнуло в бок, когда мозг непроизвольно выдал идею, что девушка напротив вполне могла бы решиться на такое — особенно теперь, когда в её неадекватности уже никто не сомневался.

— Почему ты мне не говорил? — вдруг спросила она, поднимая свой взор на мутанта.

— Ты не спрашивала, — и он не соврал. Всё, что построено в их личном пространстве, в их взаимоотношениях было полностью фантазией Роксаны. И поведать ей правду означало взять в руки отбойный молоток и разбомбить всё к чёртовой матери. — Но это не всё.

Снова удивлённый взгляд, магнитом притянутый к его, заглядывающий прямо в душу сквозь глаза, гипнотизирующий своей искренней открытостью.

— Я сказал тебе, что я мутант, — Роксана согласно кивнула. — Но никогда не говорил, как это произошло.

— Я думала, это военные эксперименты над солдатами. Или что-то типа того…

Рафаэль отвернулся и отошёл к стене, негромко вздыхая и не зная, какие слова подобрать, затем обернулся полубоком, открывая только профиль.

— Я никогда не был военным. Я даже не был человеком, — тонкие брови скользнули друг к другу, прокладывая морщинку на лбу. Пальчики небрежно заправили выбившуюся прядку за ухо, словно она мешала слушать, искажала значения слов.

— Но как же… — только и нашлось, что ответить Роксане.

— Я был подопытным животным в лаборатории, где испытывали новое лекарство для людей. Они создали мутаген, и сами не знали, на что он способен. А потом был пожар, и одна девочка, Эйприл, — на секунду Рафаэль остановился, вспоминая свою подругу, почти сестру, которая единственная знала всё. Но она была другой. Она не была Роксаной. — Эйприл вынесла нас и выпустила в канализацию. И со временем мы превратились вот в это, — обернувшись, но не подняв взгляда, Рафаэль развёл руками, показывая себя, как наглядный пример. — Научились говорить и читать, стали разумными существами. Отец обучил нас боевым искусствам. Всё из-за мутагена в нашей крови.

Роксана застыла в одном положении, и каждая клеточка её тела внимала словам черепашки, будто теперь он раскрывает ей страшную тайну Вселенной. Всё стало открыто и честно. Больше нет никаких секретов, нет никаких недомолвок. Признание обнулило его полностью, превратило в оголённый нерв, вздрагивающий при малейшем прикосновении. Теперь осталось только ждать приговора — что скажет Роксана? Молчание затянулось, и каждое движение секундной стрелки разносилось по телу неприятной дрожью. Почему она молчит?

— То есть ты не человек? — облизнув пересохшие губы, наконец спросила девушка, и мутант отрицательно махнул головой. — Но как же… Ты же говоришь, ты же рассуждаешь как человек. Как это возможно? Говорящее животное?

Говорящее животное. Прозвучало как вердикт, на который можно было лишь опустить голову и принять скрепя сердце эту правду. Да, он всего лишь говорящее животное. Что от него можно ждать? Выполнение простых команд, наподобие «фас» и «апорт»? На что ещё может быть способна черепаха-урод? Не человек и уже не животное. Никто. Животное не может жалеть, мечтать, радоваться мерцающей россыпью звёзд над головой. Животное не может любить…

— Извини, — тихо вымолвила Роксана, чувствуя, как поменялось настроение Рафаэля от её слов. — Я не хотела тебя обидеть. Просто теперь не знаю, что и думать. Все мысли смешались. Я…

— Ты вправе требовать от меня больше не приходить сюда. Это нормально. Я не буду больше тебе мешать.

Это было самым верным решением, которое выдавали логика и инстинкт самосохранения. Это было правильным. Зачем ей все эти хлопоты из-за какого-то говорящего животного? Зачем ей пугаться, каждый раз вздрагивая при звуке шагов по пожарной лестнице? Неизвестность устрашает — животное контролировать сложнее, чем человека. В животном есть лишь инстинкт. Оно живёт им, дышит им, во всём руководствуется только чувствами.

— Нет, — как быстро одно слово может возродить в душе желание гореть вновь. Разжечь огонь, да так, чтобы языки пламени поглощали всё тело с ещё большей силой. Как быстро можно возродиться к жизни, слыша озвученную в её словах надежду. — Я не хочу тебя прогонять. Мы же с тобой друзья. Я знаю тебя, и уже не имеет значения пришелец ты или… Для дружбы это неважно.

Дружба. И вроде бы надо радоваться, ликовать в сердце, что всё останется как есть, что никто не прогонит его отсюда, не станет морщиться от отвращения, но горло будто сдавили тисками. Впервые так сильно хотелось не просто дружить, хотелось быть нужным, хотелось, чтобы чужое сердце тянулось к тебе так же, как и твоё. Хотелось быть одним-единственным для неё… А не просто другом. Не существовать лишь по ночам в виде мифического существа, приходящего лишь в чьих-то кошмарах. А в другое время кто будет с ней? Дэвид? Он займёт место рядом с Роксаной? Рафаэль сжал кулаки так, что ногти впивались в кожу до боли. Остаться рядом с ней даже как друг — наилучший исход событий, но этого оказалось очень мало, чтобы унять внутреннюю тревогу.

Роксана чуть заметно улыбнулась, извинительно поджав губы, но скрыть своего поникшего настроения не могла. Это было совсем не так, как когда она фантазировала на тему мутаций человека. Её глаза восхищённо горели, когда она причисляла его к команде Людей Икс, а теперь они лишь задумчиво глядят куда-то сквозь него. И в тот момент так не хотелось открывать ей правду, так хотелось стать Росомахой или Халком для неё, чтобы она гордилась, чтобы снова так восторженно глядела и даже чтобы жалела. Ведь когда на неё находит приступ материнства, то она позволяет себе по отношению к нему больше, чем к кому-либо. Ведь тогда она становится яркой, непредсказуемой, нежной… И нет сил сказать «стоп», остановить пытливые пальчики на своём плече, не вдыхать сочный яблочный аромат её волос, не прижимать к себе…

Роксана неровно вздохнула и потянулась за флаконом с таблетками, вытряхивая из него порцию обезболивающих. Морщась от неприятных ощущений, она лишь поверхностно коснулась кожи на ноге, которая заметно припухла.

— Всё ещё болит? — спросил Рафаэль, оставляя свои раздумья и сосредоточившись на проблеме. Девушка лишь повела плечом, не зная, что ответить. — Слушай, я знаю кое-кого, кто мог бы тебе помочь. Он не профессиональный медик, но мог бы осмотреть травму.

Раз уж всё равно скрывать нечего и так или иначе придётся знакомить её с семьёй (ведь теперь случайная встреча с человеком касается не только одного черепашку), то можно извлечь из этого хоть какую-то выгоду. А так ещё и будет повод организовать встречу с остальными

В светло-карих глазах появилось удивление, но быстро исчезло. Теперь уже не стоит поражаться даже тому, что Рафаэль не такое уж и чудо света для людей, и что не она одна знакома с ним.

— А это удобно? — неожиданно спросила девушка. — Мне бы по-хорошему сходить к врачу, но я предполагаю, что он назначит обследование и анализы, а может, даже операцию. Но это очень дорого.

Рафаэль понимающе кивнул. Для него были далеки все обычные человеческие проблемы, такие как оплата коммунальных услуг или же каждодневная рутинная работа. Но он понимал, что выжить на поверхности бывает сложнее, чем под землёй. И деньги в этой жизни решают очень многое. Мутант прекрасно знал, как много Роксане приходится работать, и даже так ей не хватало на такие элементарные вещи, как поход к врачу.

— Конечно это удобно, — поспешил заверить её Рафаэль. — К тому же бесплатно.

— Правда? — мутант улыбнулся в ответ и кивнул. Роксана обрадовалась такой возможности, и её поникшее настроение сменилось на привычное весёлое. — Это очень хорошо. А то надо уже что-то с этим делать, — девушка нервно теребила рукава свитера и нервно усмехнулась: — О чём это мы? При чём здесь моя нога? Ты мне говоришь такие вещи про свою жизнь, а я тут со своей лодыжкой. Это всё… это так странно. Я не могу пока уложить всё в голове… Пожалуйста, не стой. Садись за стол. Пирог остывает. — Роксана суетливо ёрзала на стуле, схватившись за тарелки и заняв наконец-то руки делом.

— Значит, вас пятеро?

Рафаэль недовольно поджал губы из-за того, что приходится возвращаться к вопросу о семье. Ему казалось, что с каждым ответом становится только хуже.

— Да.

— И много людей о вас знает?

— Не очень — мы стараемся не светиться. Пришлось однажды. Помнишь, как-то к нам корабль инопланетный прилетел? В СМИ тогда сказали, что это были военные учения. — Рафаэль уселся напротив, прислонившись к стене панцирем и раскинув ноги в разные стороны. Роксана задумалась, пытаясь вспомнить такое событие.

— Что-то знакомое. Мне тогда лет десять-одиннадцать было… Неужели это был настоящий пришелец? Значит, они действительно существуют… Это вы его прогнали с Земли? — мутант кивнул, уперевшись локтями в стол, который казался детским для его габаритов.

— Вот тогда пришлось засветиться перед некоторыми копами. Ну, а так из гражданских только трое нас знают. Эйприл, которая нас спасла, её муж и ещё один чувак. Его ещё когда-то «соколом» народ звал. — Рафаэль насмешливо фыркнул, а девушка лишь понимающе покачала головой, ковыряя свой кусок пирога. Неизвестно, какие мысли крутились в её сознании, и это пугало, растягивая секунды времени в бесконечные промежутки. Правда её явно не обрадовала, не зажгла в ней искру любопытства и искреннего восхищения. Значит, он не оправдал её надежд…

— А ты помнишь, как начал… эм… очеловечиваться? Как ты жил до мутации? — интонация больше не отражала того нетерпения узнать ответ, какой был когда-то в каждом вопросе. Ей было интересно, но всё это прочитывалось сквозь пелену разочарования. Он ощущал это так отчётливо, что казалось, даже мог нащупать физически возводящуюся между ними стену.

— Я был ребёнком, когда мне ввели мутаген, поэтому был таким с самого детства. Вырос в канализации, злился на людей и на отца за то, что жизнь несправедлива…

— Трудно было, наверное, — выдохнула Роксана, поднимая сожалеющий взгляд на Рафаэля. «Мамочка» стала просыпаться. — Интересно, а твои братья такие же, как и ты? Похожи на тебя?

Мутант усмехнулся над её вопросом. Похожи ли они? Совершенно нет. Все они абсолютно разные — разные характером, привычками, поведением. Совершенно не похожие, словно чужие, существующие отдельно друг от друга элементы. Или же части одного целого механизма, каждый выполняющий свою функцию, но стремящиеся к единой цели.

— А ты хотела бы их увидеть? — от такого неожиданного для обоих вопроса у Роксаны округлились глаза.

— Что? Я? — удивлённо вылетало из её рта, и Рафаэль не сдержал улыбки.

— Я мог бы показать тебе свой дом. Где мы все живём, — открыто предложил он, но затем осёкся, словно спустился с небес на землю. — Вообще-то я должен привести тебя туда. Это просьба отца.

Роксана нервно и громко сглотнула, хлопая ресницами. Эта идея ей, похоже, не нравилась, хотя какой реакции ещё можно было ожидать? Спуститься в коллектор, чтобы наткнуться не на бездомных попрошаек, а на мутантов-черепах — на такое нелегко решиться.

— Ты знаешь, ты можешь отказать. Я тебя не заставляю. Канализация, конечно, не самое лучшее место для тебя…

Действительно, мало кто хотел бы устроить себе экскурсию в подземелья Нью-Йорка. И Рафаэль с трудом представлял Роксану — всегда ухоженную, чистую, с приятным ароматом волос от яблочного шампуня — в вонючем коллекторе, затхлом тёмном помещении, пусть им и удалось приукрасить своё жилище. Но всё равно, это всё не то. Не там её место. И вряд ли она дала бы согласие.

— Почему? Ведь ты же там живёшь, — Рафаэль поднял глаза на девушку, невольно засмотревшись взмахами чёрных ресниц, и ладонь прижалась к левому боку, чтобы приглушить внезапно возникшее жжение. Неужели она согласится спуститься в канализацию, потому что это его дом, и только он мог бы являться веской причиной для такого шага? — Я понимаю твою семью. Всё-таки вам приходится скрываться от общества и от злобных людишек. Такие знакомства могут быть опасными.

Рафаэль скривил губы в полуулыбке в ответ на то, как схожа Роксана с мыслями Лео, и как даже сейчас прониклась к братьям и отцу сожалением.

— Мои братья, они немного… странные. Особенно Майки, — с момента их встречи уже, наверное, мало что может Роксану удивить. Рафаэль не хотел навязывать ей эту встречу, пусть даже сенсей потребовал привести её. Мутант чётко осознавал, что хочет услышать её отказ, хочет, чтобы она сама не желала туда идти, и в то же время боялся такого ответа. Боялся, что она испугается и больше не захочет встречаться с ним так, как раньше. — Ты уверена, что хочешь увидеть, где я живу? И с кем?..

Стало легче дышать, когда в девичьем взгляде вновь загорелись огоньки искреннего любопытства, разжигая чувство приятного предвкушения. Она хотела пойти с ним. И вдруг Рафаэль понял, что если ставить на чашу весов, то услышать отказ он боялся больше, чем организовать встречу с братьями, и первое зло оказалось сильнее второго. Уголки губ неосознанно поползли вверх, в тонких морщинках век застряла улыбка.

— Да, я хочу, — уверенно заявила Рокси, но затем опустила взгляд в тарелку, бессмысленно ковыряя пирог. — Теперь, когда столько всего открылось, мне хочется получить ответы на все вопросы. Но лучше один раз увидеть…

Звон настенных часов заставил Рафаэля тревожно взглянуть на циферблат. Сверяться со своими часами возможности не было — они мирно покоились в компании с другими гаджетами на крыше одного из соседних домов, но мутант явно спешил, подскочив со стула и прилипнув к окну, словно пытаясь разглядеть кого-то в темноте.

— Мне пора, — не оборачиваясь, сказал мутант, закрывая занавеску на кухонном окне и подходя к двери. Повернувшись, он увидел, как Роксана изучающе рассматривала его, и хотя мутант уже ловил на себе подобный взгляд, сейчас он был другим. Более пристальным, не мечтающим, всё ещё живым, но уже не отражающим былой искры. Хотя, может, это всего лишь кажется, может, это всего лишь выдумки. — Тогда я зайду за тобой завтра. У тебя ведь выходной.

В ответ лишь короткий кивок и скупая улыбка. Слишком много информации для неё сегодня, в этом урагане событий она не успевает бежать за своими фантазиями, и теперь, столкнувшись с правдой, пытается прийти в себя. И в душе зародился сильный страх от того, каким может стать исход момента, когда она всё осознает и придёт в себя. Вдруг больше не захочет быть частью этого ночного мира? Может, нужно было уйти первым?..

Мутант исчез в темноте города так же стремительно, как и появился, взбудоражив сознание и уже поехавшую психику девушки. Это был сон? Ей всё это причудилось? Опыты над животными, превратившие их в говорящих великанов… Такая правда Рафаэля? На мгновение Роксане показалось, что это было лишь частью её разыгравшегося воображения. И только нетронутый кусок пирога на соседней тарелке напоминал о том, что здесь она была не одна.Примечание к частиКороче, как-то так. Не планировала писать со стороны Рафаэля. Вспышка воспалённой фантазии. Сумбурный поток мыслей, неразборчивый и массивный. Я хочу делать одно, а выходит иное. Не бейте рукозадого писаку. Может, он ещё пригодится...

Кстати! Если Вы устали искать из кучи фанфиков годную работу по TMNT, то Вам сюда. Здесь только самое лучшее. :)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

Арт к главе от Самсоновой Юлии

https://pp.userapi.com/c852320/v852320973/d4c68/9H63bURyv90.jpgПримечание к частиВот такая вышла глава — не судите строго. Немного юмора, немного тягостных раздумий, без которых уже никуда. Спешила — хотела успеть к сроку.

SoTaчка, лови! :-* Хотя я говорила, что ещё долго, но благодаря твоим пинкам — вот как-то так.

Приятного прочтения!

И новый арт к главе от Самсоновой Юлии

https://pp.userapi.com/c845417/v845417279/1cd7d7/wkfpkkZFzNw.jpg

И от Бурый Железняк

https://pp.userapi.com/c855728/v855728454/10275/JnIVmPDKIxc.jpg

https://pp.userapi.com/c855728/v855728454/1027f/9PLNtx4K08U.jpg

Девчонки, обожаю вас!!!

ПыСы Ребята, у нас открылся новый проект! Хотите получить качественные отзывы (много отзывов) на свои работы по вселенным ЧН? Отряд Критиков с удовольствием даст рецензию к вашему шедевру. Заходите в группу в вк или пишите мне в личку. Качество гарантирую! Лучше, чем на фестивалях)))

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

Утюжок для волос мигал красным огоньком, предупреждая, что уже достаточно нагрелся до максимальной температуры. От прикосновения горячих пластин к волосам над головой поднималась тонкая прозрачная струйка дыма — испаряющаяся влага покидала прядку, позволяя ей быть более податливой. На часах уже пятнадцать минут пятого, а на такую укладку времени уйдёт где-то часа полтора. И я уже пожалела, что всё это затеяла.

А действительно, для чего я это делаю? Хочу понравиться группке сбежавших из лаборатории черепашек? Оценят ли они это? Да и нужна ли их оценка вообще? Но внутренне мне казалось, что так правильно. Интересно, а Рафаэлю сильно по голове прилетело, когда он рассказал обо мне? Они наверняка скрываются от людей, чтобы те от страху не померли при виде таких здоровяков, да ещё и вооружённых. Кто знает, что в голову придёт очеловеченному животному? Встреча с людьми могла закончиться смертью — и неизвестно, смертью какой из сторон…

Анализируя все произошедшие со мной события и признание Рафаэля, теперь я понимаю многие поступки этого мутанта и его взгляды на некоторые вещи. Равнодушность при виде полумёртвого Дэвида, кровожадность, с которой он ломал руку одному из напавших на меня бандитов. Его резкость и злоба к окружающим. Ведь если ты животное, то тобой управляют инстинкты, а не разум…

Правда расставила всё на свои места. Теперь неизвестное стало ясным, как божий день. И его необычная внешность, и его мировоззрение, поступки, реакции. Я так хотела узнать как можно больше о нём, услышать рассказ о его жизни, но такая истина ударила меня обухом по голове, срывая с лица розовые очки, открывая глаза на многие вещи. И чем больше я осознавала это и приходила в себя, тем сильнее разрасталось ужасное, гложущее меня чувство — разочарование. Но почему? Что изменилось? Он уже давно перестал быть для меня внеземным путешественником, и этому, признаться честно, я даже обрадовалась, так как далёкий космос пугал меня. Что же случилось сейчас? Неужели осознание того, что он не человек, меня так встрепенуло?

Если подумать, ведь он стал говорящим огромным мутантом, умеющим размышлять, рассуждать и строить связную логичную речь. Его поступки мотивированы желанием помочь людям, но он животное. Его действия направлены к определённой цели, они продуманы, но он животное. Его эмоции полностью отражают мои, мы стали словно зеркало друг друга, но он животное… Животное, которое живёт инстинктом, а не разумом. Но я не могу так сказать о Рафаэле, не могу. И когда логика сталкивается с доводами сердца, я бессильна в этой борьбе. Что теперь мне делать?

А разве я должна что-то делать? Ведь ничего сверхъестественного не произошло. Ну и что, что он не марсианин и не супергерой. Он ведь всё равно остаётся моим другом, с которым мне приятно находиться рядом. Но теперь всё во мне — все мысли, чувства, желания, — всё это вызывает сомнения. Размышляет ли он как человек? Возможно, если их разум под действием мутагена стал более развитым — так, что они научились выполнять сложные задачи, такие как читать, писать, строить мысли и речь, — то значит, их склонность к обучению росла. Разумные существа расположены к копированию тех, с кем они живут. Несмотря на то, что они жили под землёй, всё равно человеческое общество сказалось на их воспитании, а значит, они считывали поведение людей и поступали так же. А значит, они всего лишь копируют нас, потому что общество является шаблоном для них. А значит все действия, которые бы ни совершал Рафаэль, всего лишь копия, потому что так правильно, потому что так научились…

Но разве мы делаем не так же? Разве человек не занимается тем, что зачастую копирует шаблон поведения, подстраивается под стандарты общества? Навязанные нам эталоны красоты, мода, еда, стиль жизни. Мы только и занимаемся тем, что копируем друг друга, даже в том, как следует чувствовать и проявлять эти чувства. Рафаэль отличался от стереотипного поведения, однако теперь я не знаю, чем это объяснить: его животной сущностью или же нежеланием подстраиваться под определённые рамки?

Зачем он приходит каждый вечер ко мне, если на самом деле не одинок и даже не несчастен? Зачем следит за мной в те дни, когда я еду к тёте? А может, я его приручила? Любое животное можно приручить. Помнится, я как-то прикормила енота, живущего на заднем дворе нашего дома, и он стал ко мне ласковым и доверчивым, как собачка. Неужели так и с Рафаэлем? Наготовила ему всяких блюд, привадила ужинать здесь, и получила взамен животную преданность. Личного сторожевого пса…

Ну разве я не сошла с ума? Все мои мысли — скомканный бумажный лист. И я не могу теперь понять, как правильно нужно мыслить, не могу определить для себя свои следующие действия. Я опустела и снова наполнилась, но вот только радость сменилась тягостным переживанием. Ещё сутки назад я с плохо скрываемым волнением ожидала Рафаэля у себя в гостях, и эта эйфория была не похоже ни на что другое в моей жизни. Сладкое предвкушение, клокочущая радость внутри. Мне было спокойно рядом с ним, мне было весело, по-домашнему уютно и трепетно от того, что это моя личная тайна. Тайна на нас двоих. И что эти совместные минуты не принадлежали никому, кроме нас. Что-то чарующе запретное и оттого такое желанное. Мне было искренне жаль бедного солдатика, вынужденного стать изгоем. Я ощущала себя особенной рядом с ним, его единственной светлой полосой в жизни (как бы самонадеянно это ни звучало). Но что же я получила? Нет никакого солдата, нет никакого одинокого мутанта. Есть двухметровая говорящая черепаха с семьёй в канализации.

От осознания правды хотелось выть в прямом смысле. Мои домыслы, мои фантазии разбились в пух и прах, и я склонилась над осколками и вижу своё расплывчатое отражение в них. Оно смеётся надо мной, злобно скалится. Но я не хочу, я сопротивляюсь. Не может такого быть. Не может вот так всё кончиться. В конце концов, Рафаэль не изменился. Он такой же, и будет таким же. Эта правда не сделала его иным. Но может, я ушла в свои фантазии слишком далеко? Надумала себе того, чего и не было? Возможно, в самой глубине души я хотела ему понравиться, хотела, чтобы у него была симпатия ко мне. Где-то на подсознании я ловила себя на этой мысли, хотя, впрочем, может это свойственно всем представительницам женского пола. А сейчас? Возможно, он уже не симпатизирующий мне мутант, а прирученное животное… Как же мне понять это?

Последняя прядка была выпрямлена, и моя копна волос уменьшилась в объёме раза в три как минимум. Ну вот хоть на человека стала похожа — ухоженного и причёсанного, — а то всё как гнездонесец ходила, хоть птиц приманивай и яйца собирай. Но от такого долгого издевательства над волосами руки быстро затекают, поэтому балую себя нарядным видом я нечасто. А сейчас просто так чувствовала, просто хотела привести себя в порядок, даже не знаю почему. Ведь это не собеседование, просто встреча с семьёй Рафаэля — остальными мутировавшими лабораторными объектами, — так может, никто и не оценит мой внешний вид. А может, наоборот, будут сканировать меня с головы до ног. Кто их знает, этих черепах?..

После макияжа по всем стандартам нынешней моды пришло время для выбора одежды. В платье не пойдёшь — холодно там, наверное. Как задует под подол, потом опять валяться с простудой. Да и вообще, в чём обычно ходят в канализацию? В спецовке? Может, мне стоит скафандр на себя нацепить с баллоном воздуха, а то там внизу представляю какое благовоние. Такое, что даже после проветривания Рафаэль ещё долго благовоняет. Тогда надеть, что не жалко. А что не жалко? Всё жалко… Спортивный костюм был уж совсем мне ни к макияжу, ни к причёске, дождевик — тем более. Остановилась на джинсах и свитере, который из более-менее свободного превратился в приталенный за последнее время (хватить жрать, Рокси!) — если там реально холодрыга, так хоть не простужусь. Любимые серёжки-кольца, подаренные тётушкой. Она-то думала, что я ими Дэвида охмурять буду, а тут… семейку подземных черепах.

Интересно, а они такие же, как Рафаэль? Большие и суровые парни? Если у них ещё и характер схожий, то вообще труба. Помнится, в первые наши встречи не всё было гладко. Но у меня для таких чудиков одно оружие — тортик. Если уж Рафаэлю нравится моя стряпня, то и им, может, тоже прокатит.

Оглядывая себя в зеркало, я подумала, когда в последний раз так наряжалась? Даже на свиданке с Дэвидом я по поводу внешнего вида сильно не заморачивалась, ну, а про встречи с моим ночным другом вообще молчу. Да и в целом, когда у тебя по три подработки за день, то уже не до наведения парадно-боевого образа. Ну пусть если не родственников Рафаэля порадую, так хоть саму себя.

Как по волшебству, в комнату вваливается зелёный чудик и как обычно без стука. Он не проходит в комнату, а стоит на пороге и подозрительно молчит. Я оборачиваюсь, и в ту же секунду острый взгляд просто пронзает меня своим недовольством. Руки сложены на груди, повязка опять в складочках.

— Привет, — голос дрогнул, но не от грозного вида Рафаэля, а от волнения. Уже пришло время, пора спуститься вниз. А что меня там ждёт? Вдруг там очередные маньяки? Маньяки-черепахи… И сбежать будет некуда. Может, вообще не надо было всё это затевать?

— Что у тебя с волосами? — пройдясь по мне пристальным взглядом, спросил Рафаэль, недоумевающе вертя головой, и я рефлекторно прикоснулась к гладким прядям.

— Просто выпрямила, — пожав плечами, ответила я, накручивая кончик локона на палец. Теперь мало того, что волосы стали менее объёмными, так ещё и удлинились, что не могло меня не радовать.

— А я думал, от страха поредели, — тоже мне, джентльмен. Я недовольно оскалилась, но говорить ничего не стала. Да уж, это тебе не Дэвид, тут дифирамбов не дождёшься.

Я подошла к пуфику, стоящему возле балконной двери, и взяла с него сумочку. Рафаэль внимательно следил за мной, и этот тяжёлый взгляд лёг на меня неподъёмными грузом. Он не шевелился, всё всматривался в меня, особенно когда я подошла к нему ближе.

— Намулевалась, будто на свидание собралась, — презрительно кинул мутант, искривляя линию губ. Ну совсем обнаглел! Он наклонился близко к моему лицу, прищуренно вглядываясь мне в глаза. — А что у тебя с ресницами? Гормональный скачок?

— Что ты несёшь? — не выдержала я, отводя взгляд от этого грубияна. Вот всё желание быть красивой отбил. Может, я и правда переборщила?

— Ничего себе, как давануло их! Глаза так заволосатели, что их почти из-за ресниц не видно…

— Лучше бы вообще молчал! — крикнула я, психанув на Рафаэля, и от злости повернулась к нему спиной и скрестила руки на груди. Тоже мне, ловелас хренов, знающий, что девушке сказать. «Комплименты» так и прут. Я тут, понимаешь ли, стараюсь, хочу быть приятной на вид для его семейки бездомных домашних питомцев, а он ещё и со своими замечаниями. Накладные ресницы ему, видите ли, не нравятся! — Сейчас вообще никуда не пойду, понял?

На удивление, эти слова в ту же секунду смирили Рафаэля, возвращая в него вменяемую личность. Краем глаза я видела, как он протянул руку, но не стал касаться моего плеча, а просто на секунду задержал ладонь надо мной, но затем сжал её в кулак и опустил обратно.

— Ладно, я не хотел обидеть, — его спокойный и действительно сожалеющий тон голоса смягчили меня, и я повернулась боком к нему. А что можно было ожидать от него? Возможно, я слишком по-человечески мыслю, а такие понятия к нему неприменимы? Кажется, что мы вернулись в начало нашей с ним истории, когда он был всего лишь марсианским гражданином.

— Что, правда так страшно? — хотя его мнение я слышать не хотела: не желала расстраиваться ещё больше.

— Не так уж и страшно, — пожимая плечами, ответил Рафаэль, а я была близка к тому, чтобы врезать по наглой морде. — Я никогда не видел тебя такой разодетой. Могла бы и не стараться так для моих братьев. Нашла для кого наряжаться, — пробубнил напоследок мутант, недовольно поморщив нос.

Ладно, будем считать, что так он выдавил из себя подобие комплимента. Стало не по себе — уже пора идти, а мне тревожно. И кажется, Рафаэлю тоже. Интересно, что он чувствует сейчас? Страх (показывать мне ещё несколько таких же чудиков, возможно, неловко)? Или же волнение, что ему придётся показать своё жилище — вдруг там всё слишком печально? Хотя, для меня это не имеет значения. Я же не собираюсь этот кусок канализации приватизировать.

— Готова? — наконец спросил Рафаэль и, получив кивок в ответ, сделал шаг ко мне, уже собираясь наклониться и протянуть руки. Я отшатнулась назад.

— Что ты делаешь? — в янтарном взгляде читалось непонимание, а затем разочарование. Рафаэль быстро опустил руки, сжимая ладони в кулаки, и отшатнулся от меня. Думает, я его боюсь? — Ты же не собираешься меня через балкон… с десятого этажа до низу… я этого не выдержу.

Рафаэль улыбнулся, резко выпуская воздух из носа — неужели я настолько смешна?

— Ладно, спустись на лифте. Я буду ждать тебя за углом.

И он испарился, словно и не было его вовсе. Так, надо собраться с мыслями, забыть о всех своих надуманных тревогах и сосредоточиться. Тортик, аккуратно упакованный, уже в руках, и пора топать вниз. Я ещё раз посмотрела на себя в зеркальном отражении от стен лифта — на удивление, сегодня даже я сама довольна своим видом, и мне плевать на то, что думает об этом Рафаэль. Но я всё ещё думаю, что он человек, ловлю себя на мысли, что забываю, кто действительно этот мутант такой. Его повадки, действия, мышление… Я не могу просто убрать из головы фрагмент памяти и вставить туда новый. Мои мысли похожи на крепкие сплетения толстых верёвок, и очень трудно вынуть из такого каната одну тонкую нить и заменить её новой. Всё переплетено и скручено. Рафаэль разумное существо, но не человек, и никогда не был таким. «Эволюционировал» от черепахи к… кому? Черепахе прямоходящей?

Холодный воздух, так жадно вдыхаемый мной, взбодрил мои расшатанные нервы и успокоил разыгравшуюся фантазию, иначе она бы завела меня в такие дебри, что самой мне бы уже не выбраться. Я зашла за угол дома — помнится, отсюда Рафаэль караулил меня и Дэвида. Только зачем? Из любопытства? Вряд ли я стала чем-то новым для него, он ведь сам говорил, что среди людей у них есть знакомые, а значит, я не первая и не единственная. И опять всё не так, как я думала…

— Это ещё что? — пробасил строгий голос из темноты. Чем он опять недоволен?

— Это торт. Решила угостить твою семью, — я протянула его Рафаэлю, но он не стал у меня его забирать. Вот тоже мне. В ответ услышала лишь недовольное цоканье.

— Ладно, идём.

Я последовала за голосом, пытаясь держаться как можно ближе к Рафаэлю. Под ногами — что-то противно-склизкое и вонючее. У меня даже возникла мысль, что придётся кроссовки выбросить, а то мыть их не хватит выдержки. Только бы не упасть в эту чачу, а то с моей ногой такое может влёгкую случиться.

— Ну ты где? — послышался голос уже немного дальше, и я ускорила шаг. Не знала, что за углом моего дома такие непролазные мусорные дебри. Или от страха мне кажется всё уж слишком преувеличенным? Быстрыми шагами приближалась буквально на ощупь, и склизкая масса под моими хромающими ногами стала разрастаться и ползти, а вместе с ней и я. И уцепиться было не за что: в руках торт, вокруг темно, хоть глаз выколи, да и моё неустойчивое положение не позволяло держать равновесие. Я уже была близка к медленному падению, соскальзыванию на грязный асфальт, и потихоньку скатывалась вниз и чувствовала, как от напряжения начинает ныть больная лодыжка, даже несмотря на парочку обезболивающих пилюль. Рафаэль оказался как раз вовремя рядом, подхватив меня под локоть. И как он здесь передвигается? Он хоть что-нибудь видит?

Я непроизвольно зашипела от неприятных ощущений в ноге. Представляю, что если бы не таблетки, то болела бы в разы больше.

— Опять нога? — заинтересованно спросил мутант, но я не могла ничего ответить — просто схватилась за его локоть. — Вот горе луковое!

В ту же секунду я оказалась у него на руках — нам предстояло пролезть через канализационное отверстие в земле, от которого веяло холодом и смрадом.

— Это необязательно, — неловко запротестовала, хотя переть против такого танка бесполезно.

— Ты с такой ногой не пройдёшь. К тому же, вряд ли тебе понравится марать подошвы в таком месте.

Неприятная дрожь пробежалась по моей коже, когда мы склонились над канализационным люком, и я прижала контейнер с тортом как можно ближе к себе, будто он был спасательным кругом. У меня было отторжение от этого места, всеми фибрами своей души я не хотела спускаться туда. Но заставила себя пересилить и пройти этот путь.

— Страшно? — прозвучал тихий вопрос над головой. Кажется, что он спрашивал это не только у меня, но и у самого себя.

— Есть немного, — честно ответила я, и почувствовала, будто ужасно устала. Да так и есть — я очень устала. Рафаэль глубоко вздохнул и спрыгнул вниз.

Под землёй было не так темно, как я думала — даже удивлена, что в канализации есть, пусть и совсем тусклое, но освещение. Не очень часто, но хоть не совсем кромешная тьма. Запах был не такой противный, как я себе представляла, думая об этом месте — видимо, здесь проходит водопровод, а широкие ходы сделаны для обслуживающих компаний. Ну не так уж и страшно, как казалось на первый взгляд.

На каменном полу — влажная грязь. И мне стало не по себе при мысли, что Рафаэль топает босыми ногами. А потом этими ногами топчет мой ковёр… и эта грязь из канализации у меня в квартире… Вот и не зря ему тазик с водой.

— Не размахивай руками, — сказал мутант. — Некоторые проходы очень узкие, можешь пораниться.

Да я вообще не шевелюсь, замерла, скукожилась вся, стараясь втянуться в пределы его объятий. Шея затекла, положила голову на твёрдую грудь — его сердце бухает как подорванное. И моё тоже. Странно, а внешне он кажется абсолютно спокойным.

— Ты мне ничего не рассказал про свою семью, — вдруг вспомнила я. А ведь действительно, совсем ничего. Так вот без подготовки совсем нельзя.

— А что говорить? Сама всё увидишь.

— Ну хоть имена. Как они вообще отреагировали на всё это? Вы же не каждый день с новыми людьми видитесь, правда? Это, наверное, весьма волнительное событие.

Рафаэль молчал какое-то время — видимо, вся ситуация для него ещё сложнее, чем для меня. Интересно, а он сам рассказал им про меня? Пусть я его знаю не много, но насколько могу судить по характеру, вряд ли он бы сдался самостоятельно. Значит застукали… Ему, наверное, нехило попало. Может, никто и не хочет особо меня там видеть? Может, я являюсь опасностью? Хотя, о чём это я? Какая из Роксаны опасность?..

— Нас четверо: Лео, Донни, Майки и я. Лео у нас типа главный. Донни умный, а Майки заноза в заднице… — Рафаэль недовольно фыркнул при упоминании последнего. — Ты только не пугайся, они нормальные ребята. Даже бывают адекватными.

Ладно, будем надеяться, что всё пройдёт хорошо, хотя я даже не могла представить и малую долю того, что меня там ожидало. Я прекрасно устроилась на руках Рафаэля — кажется, что это были не руки, а жёсткое сидение в автобусе. Так легко он держал меня, что даже я сама поверила, что не такая уж и толстая. В его руках я была не я — моя картонная копия, тонкая и лёгкая.

— Тебе не тяжело? — решила спросить, так как не хочется быть в тягость. В принципе, я могу доковылять и сама, только долго будет.

— Что? — кажется, он реально не понял вопроса.

— Ну, я не тяжёлая? — молчание, а затем истерический смех.

— Ты издеваешься? Да у меня гриф от штанги раза в два тяжелее тебя.

Хорошо, что здесь темно и что Рафаэль смотрит вперёд, потому что свою довольную улыбку я сдержать не смогла — ну хоть для кого-то я маленькая, хрупкая девушка. Наверняка покраснела, как переспелый помидор, но ничего не могла поделать. Даже готова была от радости обнять мутанта, но время и место неподходящее, да я и так у него на руках. Хоть в такие моменты можно ощутить себя изящной стройняшкой.

Мы подошли к краю — дальше дорога уходила в разные стороны, и казалось бы, он выберет лево или право, но я и подумать не могла, что мы ринемся в, по-видимому, сливную широкую трубу напротив. Рафаэль опрокинулся на панцирь, придавил меня плотно к груди, следя, чтобы мои конечности не бултыхались где-то за периметром его тела, и мы покатились по воде вниз, так стремительно, что я не сдержалась и закричала. То ли от страха, то ли от ощущения американских горок. Всё сразу навалилось, эмоции уже били через край. И хоть так появилась возможность выпустить пар. Интересно, а вода, которая брызгает мне в лицо, чистая? Или это сточные потоки? Фу, мне было противно об этом думать, поэтому я понадеялась, что Рафаэль достаточно чистоплотен, чтобы не валяться не понять в чём.

Мы выскочили из трубы, и Рафаэль сразу подскочил на ноги, продолжая свой путь так же неспешно, будто не было этого аттракциона. Впереди круглое закрытое отверстие. Мутант поставил меня на ноги и стал крутить колесо на крышке. Кажется, словно попала в фантастический фильм по космос. А я не зря его за пришельца приняла, что-то внегалактическое в этом всём есть.

Люк открыт, рука указывает путь внутрь, по-джентельменски пропускает первой. И я пролезаю внутрь, перелажу через перекладину и оказываюсь в большом просторном помещении. Такое странное чувство, будто попала в страну чудес, куда привёл меня милый кролик Рафаэль. Такой диссонанс коридоров, где мы только что шастали, и этим местом. Откуда здесь такие высокие потолки? Видимо, какой-то стыковочный блок. Я прошла дальше — хромающей походкой сделала пару шагов, и обалдела. Здесь было так ярко, так светло от всех этих гирлянд и разноцветных вывесок. И практически отсутствовал ожидаемый запах — только сырость слегка от прохладного воздуха. Такого я совсем не ожидала увидеть. Даже близко мои мысли не были к этому. Это настоящая огромная квартира — шикарные апартаменты. Даже круче, чем мои собственные. Сбежавшие подопытные черепахи живут лучше среднестатистического нью-йоркца. Даже есть чему позавидовать.

Я сделала шаг вперёд — Рафаэль поравнялся со мной, — как резко из ниоткуда перед нами появился другой мутант — видимо, один из братьев. Его лицо казалось непроницаемым, суровый взгляд тщательно сканировал всю меня с головы до ног, и я клянусь, из этих голубых глаз вылетали острые холодные сосульки прямо в меня, я даже ощутила, как кожа покрывается тонким слоем инея. Это не к добру… Ой как не к добру… Я инстинктивно прижалась к Рафаэлю плечом, и острый взгляд просканировал это, настороженно прищурился, и чем больше въедался в меня, тем сильнее я вжималась в Рафаэля. И чем сильнее вжималась, тем сильнее щурились голубые глаза. За спиной опасно сверкали рукояти мечей, руки сложены на груди в закрытой позе. Я ему явно не нравлюсь…

— Это Лео, — сказал Рафаэль, не смотря на меня, а так же настороженно глядя на брата. Значит, это главарь банды подземных мутантов. Любопытно. И понятно, почему он так всматривается, недоверчиво пробегает по мне взглядом.

— Роксана, — я даже не узнала свой голос. Тихий, глухой, почти потерявший свой естественный тембр. Даже при первой встрече с Рафаэлем я не была такой. Этот Лео будто подчинял одним взглядом, и мне уже не хотелось его лишний раз огорчать и разочаровывать. Откуда во мне проявилась склонность к покорности?.. Этот ледяной взгляд парализовывал, гипнотизировал.

— Пусти меня, я хочу первый… — кричал другой, слегка истерический, но весёлый голос где-то из глубин помещения.

— Майки. Майки! — окрикивал другой, и топот ног шумно разлетелся вокруг нас.

Передо мной оказался ещё один, ростом поменьше, с широченной улыбкой на лице, такой, что казалось, ещё чуть-чуть, и уголки губ сойдутся, а верхняя часть головы отделится от остальной части и улетит. Глаза — тоже лёд, но другой. Пламенный, яркий, сверкающий. Он склонился ко мне, помахал рукой, собирался сказать что-то, как сзади в него врезался бегущий последний мутант, запыхавшийся от быстрого бега.

— Извините, — прикладывая руку к боку то ли от боли, то ли от стремительного появления. — Я пытался сдержать его до последнего.

Возникла секундная тишина — тишина, в которой три пары глаз с нескрываемым любопытством, а некоторые даже с восторгом, вперились в меня, прилипли ко мне. Изучающе сканировали с головы до ног — кто-то с плохо скрываемым холодом внутри, кто-то с лучистой радостью. От такого напора я даже пошатнулась и рефлекторно схватилась за ладонь Рафаэля, словно он был моим спасением от ледяного-янтарного океана, в котором сейчас меня топили. Ледяные радостные — загорелись, вспыхнули восторгом, смотря на сплетение наших с Рафаэлем рук. Ну что же, вот и я. Вы же хотели меня увидеть. И я вас, наверное, тоже.

Я неловко махнула рукой, отцепившись от своего сопроводителя, но продолжая вжиматься в его панцирь сбоку.

— Привет! Тортика не хотите?

— Привет! — певуче протянул мутант в оранжевой повязке, подняв вверх ладонь. — Я — Микеланджело. Но ты можешь называть меня просто Майки, детка.

От такого беззаботно-игривого начала хотелось рассмеяться (а может, это просто нервы), но я сдержалась, лишь чуть заметно улыбнулась.

— Значит, вот кого Раф прятал от нас, — подойдя и наклонившись ближе, мутант стал разглядывать меня, над чем-то хихикая. Наверное, я выгляжу смешно. Прилипла к Рафаэлю, не могу ступить от него и шагу, и он не отстранялся — видимо, понимал моё шоковое состояние. А Майки продолжал излучать нескрываемое любопытное счастье, глядя на нас.

— А это, — выпрямившись, мутант подлетел обратно к братьям, втиснулся между ними и притянул к себе крепкими объятиями, — Донателло и Леонардо.

— Как Ди Каприо? — в стрессовых ситуациях мой мозг выдаёт всякую чушь. Мутант в очках хихикнул в кулак, а Майки залился искренним весёлым смехом.

— Во даёт! Ди Каприо! — он потеребил явно недовольного от моего замечания брата по щеке и начал его поддразнивать. А я уже пожалела о том, что сказала — такого сурового парня лучше вообще не злить. Странно, что я боюсь его больше, чем Рафаэля, хотя на вид мой друг кажется крупнее в габаритах, чем остальные. У них у всех такие забавные имена. Сами выдумали или кто подсказал?

Ну ладно, хватит уже быть трусихой — видно, что, кроме этого, с мечами, все довольно приветливы. Я наконец отошла от Рафаэля, а то, наверное, мы очень странно смотрелись вместе, и сделала шаг вперёд, протягивая торт. Весельчак тут же подскочил ко мне и взял угощение в руки.

— Что это? Это нам? — восторженно спрашивал он, приоткрывая крышку. — Тортик!

Невозможно было сдержать улыбки, видя по-детски радостное лицо этого милого весельчака, вдыхающего аромат сладкого. Краем глаза я заметила, как очкарик облизнул губы, видимо, уже ожидая свою порцию. А они славные ребята! Думаю, с этими мы подружимся.

— Скажи, — приблизившись ко мне и хитро сощурив глаза, протянул Майки. — А ты каждый день такие вкусняшки для нашего Рафи готовишь, а?

Он подмигнул, вызывая у меня лишь смех. Да, ведь это действительно правда. Теперь я понимаю, почему Рафаэль назвал его «занозой в заднице» — представляю, что он ему устроил до моего прихода…

— Майки, отстань от неё, — злобно буркнул мой друг, и я знаю, что так он прятал своё смущение. — Донни, в лабораторию, — скомандовал он брату и слегка подтолкнул меня в плечо, указывая дорогу. — Пошли.

Я поплелась за ним, не понимая, куда он меня ведёт и что значит «лаборатория». Это слово пугало, если честно. Не успела я войти и осмотреться, познакомиться поближе с его братьями, как меня уже тянут в какую-то лабораторию. Серьёзно? А может, они ставят опыты над людьми, чтобы найти способ превратиться в таких как мы? Так, Рокси, не кипишуй, это всё нервы.

— Раф, — строго окликнул суровый парень с катанами, впервые подав свой голос, но Рафаэль даже ухом не повёл, всё так же продолжал целенаправленно двигаться вперёд. Я не стала оборачиваться и смотреть на главаря — боялась опять попасть под гипноз и получить ледяную сосульку прямо в лоб.

Мне хотелось осмотреться, но не было возможности — я изо всех сил ковыляла за быстро ускользающими черепахами. После неудачного скольжения перед прыжком сюда нога ныла сильнее, несмотря на дозу таблеток. У меня уже скоро печень откажет от такого количества обезболивающих. Мы приближались к полукуполу, на котором размещалось множество разноцветных мониторов и установок, раций и звукозаписывающих устройств. Вся это светящаяся арка уводила нас к занавешенному плотной пластиковой шторой проходу. Рафаэль открыл передо мной путь, и я зашла внутрь вслед за его братом.

Это было ещё одно помещение, наполненное всевозможными баночками с жидкостями, соединительными трубками и приборами. Теперь понятно, что такое лаборатория. В таком месте они запросто могли бы проводить всякие зловещие опыты… Из этого небольшого уголка мы вышли в другую комнату, светлую и просторную. Здесь уже находились приборы покрупнее. Посередине стояла какая-то барокамера, больше напоминающая криокапсулу из какого-нибудь фантастического фильма про космос. Они точно не пришельцы? У стены стояла кушетка, рядом висел белый халат. Интересно, зачем он им?

— Садись сюда, — сказал Донателло, указывая мне на кровать. Я послушно приземлилась, даже радуясь, что наконец появилась возможность расслабить ноющую ногу. Мутант пододвинул стул на колёсиках с отломанной спинкой и сел на него напротив меня. Что это он собирается делать? Неужели, когда Рафаэль сказал, что у него есть знакомый, который мог бы меня осмотреть, он имел в виду брата? И без того большие от очков глаза стали ещё больше — видимо, я плохо скрываю свой шок.

— Только не говори, что… — я посмотрела на Рафаэля, который растерянно мялся поодаль от нас, затем снова на Донателло, неловко положившего ладони на колени.

— Донни у нас голова, — наигранно улыбаясь, сказал Рафаэль, пожимая плечами. — Он у нас единственный доктор в семье. Не раз уже ему приходилось нас подлечивать, — неужели он это серьёзно? У меня не было выхода, как обратиться к неквалифицированному врачу, но я и подумать не могла, что он окажется черепахой. — Я доверяю ему больше, чем себе. Тебе нечего бояться.

Донателло опустил слегка смущённый взгляд и улыбнулся от внезапно прилетевшего ему комплимента. Уверенность в голосе Рафаэля придала мне решимости, согнала сомнения, пусть и не полностью, но хотя бы частично.

— Положи ноги на кушетку, пожалуйста, — сказал черепаший врач, видя, что я согласна на осмотр. Впрочем, это я его должна уговаривать, а не он меня. Донателло обернулся к брату, поправляя очки пальцем. — Ты не мог бы?..

Рафаэль поморщил нос и нахмурил брови, но даже не шелохнулся, давая понять, что уходить никуда не собирается. Да и нет смысла — у меня только лодыжка повреждена, а не вся нога. Раздеваться не придётся. Может, он переживал, что я боюсь оставаться здесь без него? Возможно и так, но Донателло казался мне хорошим парнем, от него веяло спокойствием.

— Тебе нужно пойти к сенсею, он ждёт, — Рафаэль огорчённо опустил голову, будто на казнь собирался. — Да и Лео наверняка хотел тебе что-то сказать.

Мой друг закатил недовольно глаза, но развернулся и вышел из лаборатории, оставив нас одних.

— Думал, его отсюда не выгонишь, — хихикнул Донателло и подъехал ко мне ближе. — Я должен предупредить сразу, что я не врач. Хорошо знаком с биологией, с анатомией людей, могу определить повреждение, но если тебе всё-таки потребуется квалифицированная помощь специалиста, то вряд ли я смогу чем-то помочь.

Оно и понятно — тут тебе не операционная и не УЗИ-кабинет. Тут просто черепаха со множеством различных гаджетов, прицепленных где только можно. И зачем он намотал джойстик от приставки на руку? Чтобы не потерять? Или мода такая теперь?..

Я кивнула в ответ, дав понять, что всё осознаю и чуда никакого не жду. Даже и лучше, что он осознает пределы своих возможностей, а то как начал бы мне кости вправлять… Хотя, может у них волшебная слюна — плюнул, и всё зажило само?.. Я подняла левую штанину, показывая, где повреждение, хотя он наверняка сам понял, и Донателло принялся осматривать ногу, однако не спешил ощупывать воспалённый участок.

— Сильно болит? — спросил он.

— Да, после падения. Приходится пить обезболивающие каждый день, чтобы можно было спокойно работать.

— Рафаэль сказал, что ты вывихнула лодыжку и порвала связки, а затем упала на больную ногу ещё раз, — да уж, я прямо-таки катастрофа ходячая. — Подожди секунду. Надо просканировать повреждённый участок.

Он поднялся и стал рыться в шкафу где-то у меня за спиной. Что-то гремело, клацало, падало. Донателло бурчал себе под нос, но что именно, разобрать было сложно. Наконец он подошёл обратно, держа в руках какой-то прибор, больше напоминающий трубку от старого телефона. После включения аппарат замигал синими кнопками, напоминая космический приёмник, и холодный свет с внутренней стороны упал на мою ногу. Свет шёл одной стеной, и кажется, эта штукенция не работала (я вообще сомневалась, что эта штука имеет какое-то важное значение), как вдруг в световой стене появился просвет, двигающийся слева направо. Приборчик снова запикал и перестал светиться. Всё это больше напоминало игру в доктора, и глядя на сосредоточенный вид Донателло, мне хотелось смеяться.

Однако улыбка слетела с моих губ, когда передо мной открылась… Что это? Голограмма? Прозрачный экран? Или просто фонарик налобный заглючил? У последнего варианта не было шанса выжить, когда «доктор» начал нажимать на несуществующие для осязания прозрачные кнопки.

— Так и думал, — с умным видом заявил он, разглядывая совершенно непонятную мне картинку. Это что, мой рентген? — По всей видимости, падение вызвало новый разрыв связок. Ткани воспалены, это может быть серьёзно, если продолжать так свободно передвигаться и опираться на больную ногу. Движение противопоказано. Ноге нужен покой. И опять придётся повторять процедуры, думаю, ты уже знаешь, что нужно делать. И кстати…

У меня от шока нижняя челюсть отвисла, как у шизика под воздействием психотропных. Я уже даже не слышала, что он говорил — его бубнёж казался лишь фоном. Что это было сейчас? Это он повозюкал вот этой телефонной трубкой и сделал рентген? Вывел его на самый крутой компьютер, который я когда-либо видела. Да что там, вообще не думала, что такое существует… Рассматривает снимок моей лодыжки, за который первый раз я отстегнула двадцать тысяч долларов! Что это?

У меня пропал дар речи. Сейчас передо мной сидит черепаха, которая пять минут назад достала из шкафа мини-рентген и у которой из плеча вылетает прозрачный монитор. Эти ребята точно земляне? Откуда у них такие крутые штуки?

— Видимо, изначально был поставлен неверный диагноз, и…

— Что это за штукенция?

— Что? — не сразу понял прерванный мной Донателло, но смекнул, когда увидел, как я пялюсь на пластиковый прямоугольник с кнопками. — А, это. Это портативный сканер. Очень удобная вещь: маленькая и нерадиоактивная. Не такое чёткое изображение, как…

— Вы что, ограбили институт медицинских технологий? — мутант озадаченно посмотрел на меня, но затем усмехнулся, поощрительно глядя в мою сторону.

— Да нет, это я сам собрал. Не идеальный, конечно, прибор, надо бы доработать, да всё времени нет, — он говорил так обыденно, слегка пожимая плечами, будто ему ничего не стоило вот так взять и состряпать какое-нибудь изобретение, которое могло бы уйти за кучу денег. — Ну так о чём это я? Ах да. От повторного падения, по всей видимости, неправильно сросшиеся ткани снова повредились, и поэтому…

— Как это сам собрал? — меня уже мало волновало, что там происходит с моей ногой. Я просто обалдела от того, что видела. С каждым разом становится всё интереснее… Это же просто уникумы, живущие под нашими ногами. Мало того, что огромные говорящие черепахи, так ещё и с невероятным интеллектом! Мутант напротив меня собрал мини-сканер, который валялся у него в куче хлама, как ненужная игрушка. А ты что сделала за свою жизнь, Рокси?

Я вдруг поняла, что очень даже недооценивала этих ребят и была поспешна в своих выводах касательно их животного происхождения. Ну, если с Рафаэлем в силу его буйного характера у меня ещё могли возникнуть вопросы, но этот парень из своей прошлой черепашьей жизни сохранил только внешность.

Огромные глаза удивлённо пялились на меня сквозь толстые линзы очков. Они — тоже янтарь, но не такой, более прозрачный, светлый. В нём есть живой интерес, слегка покрасневшие белки говорили о том, что мозговитый мутант не высыпается. Но этот янтарь не пылает, не разливается жгучей лавой вокруг бездонно чёрного зрачка. Донателло смущённо улыбнулся и опустил взгляд, поправляя пальцем съехавшие очки.

— Ну да. Нашёл кое-что на свалке, решил модернизировать запчасть от старого УЗ-сканера, добавил некоторые опции, хотя от первоначальной версии почти ничего и не осталось… В целом, довольно примитивный вышел прибор, надо бы поработать над ним, — мутант потёр подбородок двумя пальцами, на некоторое время задумавшись. Видимо, его гениальная голова уже набрасывала идеи по обновлению своего творения. А я просто молча пыталась переварить услышанное и смириться с тем фактом, что я тупее черепахи-мутанта. Мне уже страшно подумать, какими талантами обладают два других зелёных чудика.

— Какое обезболивающее ты используешь? — спросил Донателло, и, порывшись в сумке, я достала нужный пузырёк. Он покрутил его в своих толстых пальцах, что-то бубня под нос, хотя, наверное, со мной разговаривал, но я не вслушивалась, просто нагло пялилась на это гениальное чудо. Интересно, а он не похож на Рафаэля. Совсем. Внешне более худой и длинный. Жилистый. Кажется, что из всей семьи он самый интеллигентный — он очень вежлив со мной и с другими, довольно чуткий и молчаливый когда надо. В человеческом мире он добился бы больших успехов с такими-то мозгами… Запатентовал бы свою бандуру и деньги бы собирал. Черепаший доктор не был похож и на двух других. Как мне показалось, они были ближе к Рафаэлю: злой лидер, вечно хмурящий брови, и добрый весельчак, явно больше опирающийся на эмоции. Всё это я видела в Рафаэле. Но Донателло явно выделялся на этом фоне. Хотя, я сужу только поверхностно — я ведь почти не знакома с теми двумя.

— Кажется, я не очень понравилась вашему главарю, — он так строго смотрел на меня, что я чуть не превратилась в ледяную скульптуру. Будто в замок Снежной Королевы попала. Донателло отвёл взгляд с лекарства в сторону, настороженно задумавшись. Видимо, тема серьёзная.

— Ты не переживай. Он просто довольно консервативен, поэтому принимает изменения без особой радости. Да и не любит, когда кто-то из нас хранит от него тайны.

Значит, Рафаэль ничего им не говорил про меня до этого. Интересно, как же тогда они узнали? Этот Леонардо вынюхал — по нему сразу видно, что у него чуйка на такие дела. Досталось же, наверное, Рафаэлю… Хотелось разузнать у своего доктора побольше об этом, но я не стала спрашивать. Лучшие поговорю с Рафаэлем.

— Ты используешь довольно сильное обезболивающее. Большая дозировка. Не перебарщивай с этим, а то по реакциям видно, что в твоей крови его уже слишком много. Могут начаться осложнения, или даже передозировка.

Донателло поднялся со стула и вышел из комнаты в лабораторию, рыская что-то по ящикам, и спустя минуту вернулся, держа под мышкой фиксирующий сапог, а в руках жгуты.

— Я сейчас сделаю тебе перевязку. У меня только жёсткий фиксатор, но это даже лучше, а то, судя по всему, ты не будешь выдерживать сроки реабилитации и держать ногу в покое.

Я только молча кивнула, следя за тем, как Донателло приступает к роли доктора. Он был весьма интересным персонажем во всей этой сказочной истории, даже интересней Рафаэля, хотя его появление в своей жизни я буду помнить в мельчайших подробностях до конца своих дней. Вообще всё, что со мной происходит, не укладывается в среднестатистическом уме, но я и подумать не могла, что среди семейства моего зелёного друга найдутся настоящие гении.

Доктор закашлял в кулак, видимо, желая привлечь внимание и в то же время стесняясь этого. Его движения были аккуратными, но не такими лёгкими, как движения Рафаэля. В них читалось строгое знание своего дела, механические рефлексы. Он ясно понимал, с какой силой нужно было давить, где перехватить, где расслабить, и не боялся этих движений, в отличие от своего брата. В этом проглядывался профессионализм.

— Я хотел спросить, — несмело начал доктор, не глядя на меня. Но замолчал, выдерживая драматическую паузу.

— Наверное, тебе интересно знать, как мы встретились с Рафаэлем? — не трудно догадаться. Судя по тому, как отреагировал их главарь, такие знакомства происходят ой как не часто.

— В целом, да. Рафаэль вряд ли нам расскажет. Но мне больше интересно, что тобой двигало, что ты не побоялась его? И вообще, не обратилась в полицию или… зверинец? Что ты чувст… Как ты воспринимаешь его и теперь уже и нас?

Не побоялась ли я? Ещё как побоялась. Да я чуть в штаны не наделала, когда его первый раз увидела! Что мне ему ответить? Что я безумная женщина, которая приняла его за марсианского императора? А может, что видела в Рафаэле образ пострадавшего солдатика? Или что приняла его за Халка? Теперь, зная всю правду о нём и его семье, было очень неловко за свои безумные теории.

— Рафаэль спас меня от бандитов. Поэтому я должна быть ему благодарна. Но не скрою, я была… ну… крайне удивлена, — очкарику же не обязательно знать все подробности о том, как сумасшедшая Роксана нафантазировала себе невесть что. — Он теперь мой хороший друг. И я рада, что узнала о нём и о вас.

Донателло задумчиво кивнул, монотонно исполняя свои движения. Он на время ушёл в себя, видимо, обдумывая мой ответ. Хотя, что тут думать? И так всё ясно. Последняя застёжка клацнула на фиксирующем сапоге, и «доктор» убрал от меня руки, но так и не поднял взгляда.

— Знаешь, всё не так просто, — начал он. — Я имею в виду… С Рафом. Понимаешь…

Договорить ему не дали вопли, доносившиеся из основной части жилища. Я слышала голос Рафаэля — он с кем-то ругался. Видимо, ему сильно достаётся из-за меня. Но что имел в виду Донателло? У них есть ещё какие-то секреты? Я уже и ничему не удивлюсь. Или же он тоже опасается меня и стоит на одной стороне с их главарём? Просто Донателло более интеллигентный, чем его брат, не показывает своего недоверия и неприятия так открыто.

Мне стало неловко. Несмотря на то, что открывшаяся мне правда о настоящей жизни Рафаэля, его семье и доме привлекала, вызывала искреннее любыпытство и даже восторг, и хотелось изучить это место побольше, у меня появилось желание исчезнуть отсюда. Ведь я понимала, что там, за дверью, он ругается с семьёй из-за меня. Было ужасно осознавать, что ты являешься чьим-то камнем преткновения. Не люблю такие моменты и стараюсь их обходить. Может, спросить у Донателло, нет ли у них чёрного хода не поверхность? Эта идея так ярко зажглась во мне, будто лампочка над головой загорелась, и я с надеждой взглянула на мутанта — он мне поможет, не сомневаюсь в этом, — и кажется, он прочёл всё с одного взгляда, но янтарь его глаз, вспыхнувший тревогой, напомнил мне, почему я здесь. Рафаэль. Мне не хотелось ставить его в неловкое положение, чтобы тот, с катанами, потом попрекал его моим уходом. Вот видишь, она сбежала. Как тогда он будет чувствовать себя? Стало так мерзко на душе. Я должна всё это пережить, ничего, не умру же я от этого. Ну потреплет нервы маленько его строгий братец. Ничего. И не с таким встречались. Я не хочу расстраивать Рафаэля ещё больше. Сейчас я причина его бед, и бросать его было бы подло.

— Я пойду посмотрю, всё ли там нормально. Проверю обстановку, — Донателло даже улыбнулся, пытаясь, видимо, сгладить ситуацию юмором, но так неловко, что ему самому стало неудобно, и он поспешил скрыться за дверью, оставив меня одну.

Через несколько минут крики стихли, и стало так жутко тихо, что мне подумалось, а не поубивали ли они друг друга. Всё может быть — Рафаэль бывает слишком импульсивным. Подождав ещё какое-то время, я решила выйти из своего «укрытия». В огромном зале было тихо, даже странно, куда все подевались. Может, Донателло вколол успокоительное своим братишкам и оттащил их по углам, чтобы смирно спали?

Я стояла посередине просторного помещения, сквозь которое протекала настоящая река — по виду даже чистая. Взгляд вверх — высокие стены пронизаны стрелами труб, больше напоминающими замысловатую паутину. Интересно, как давно они здесь живут? И неужели никто из людей не приходит проверять этот участок? Видимо, заброшенный блок, хотя по виду трубы ещё функционируют.

Это было так необычно, совсем не то, что я думала. В голове не укладывается, что мы находимся сейчас в канализации, что над нашими головами гудит мегаполис, чьё биение доносится досюда лишь тонким отголоском. Обшарпанные стены украшены разноцветными яркими вывесками, граффити (интересно, кто из них такой талантливый художник?), что делает жилище вполне уютным и светлым. По-своему нарядным. Над головой — нити сверкающих гирлянд, и, наверное, невероятно здорово жить в атмосфере праздника изо дня в день.

В круглых огромных отверстиях спрятаны личные местечки жильцов — вижу торчащий угол стойки со штангой, барабанную установку и настоящий сад бонсай. А это уже интересно. Коллекция японских мечей — не трудно догадаться, кому они принадлежат. Весьма уютный кухонный уголок с миловидным торшером над столешницей. Всё это по-домашнему мило и невероятно тепло. Это целый мир — скрытый от нас, жителей поверхности, — целый сказочный уголок. Мерцающий, яркий, живой.

— Осмотрелась немного? — раздался голос Рафаэля над головой, и я обернулась к мутанту. Он был слегка возбуждён — видимо, адреналин после яростного спора ещё не упал в крови, — но старался сохранять спокойствие рядом со мной.

— Это просто… просто невероятно. Я даже и представить не могла, что ты живёшь в таком месте, что канализация может быть таким милым жилищем.

— Ну, мы все постарались сделать логово максимально комфортным.

Странно, а всё-таки черепахам, пусть они и полу… люди? Всё-таки им свойственно стремление к уюту и даже к красоте.

— А кто у вас на клавишах играет? — поинтересовалась я, глядя на торчащий из-за барабанной установки угол синтезатора.

— Это Майки, он нас мучает периодически своей какофонией, — я не сдержала смех на такое замечание. Наверное, ужасно неудобно играть трёхпалыми руками…

— А где твоя комната? — мне было интересно увидеть, как выглядит этот кусочек «дома». Теперь впору посмеяться над моими абсолютно дикими мыслями насчёт мокрой вонючей картонки на ледяном полу вместо кровати. Как мутант черепаха украсил свою комнату? Как Рафаэль это сделал?..

Он качнул головой в сторону, зазывая меня идти вслед за ним, и я, осторожно хромая, шла за Рафаэлем по пятам. Мы прошли за угол, откуда уже не было видно основного помещения. Благо, что всё это находилось на уровне первого этажа, а то смотрю, «качалка» у них на втором — над «комнатами». Ну, таким гигантам лестницы и не нужны, они наверняка с места могут перепрыгнуть расстояние от пола до второго уровня.

Это оказался своеобразный тупик, образующий личный уголок Рафаэля. Стены и потолок аркой выстраивались над нами высоко вверх. Тут метра три, если не больше.

Комната казалась тёмной, сюда почти не проникал свет из зала, и только тусклый ночник слегка вырисовывал очертания предметов. Было довольно просторно. У стены стояла огромная кровать, хотя для Рафаэля она в самый раз. Напротив — полупустые полки. В углу разбросаны гири, блины для штанги. Покосившийся комод — он хранит там свой «богатый» гардероб? Стены украшены постерами, выполняющими роль потрёпанных обоев. В целом довольно скромно и пусто, и я подумала, что он вряд ли проводит здесь много времени. Но как ни странно, очень чисто. Хотя тут не из чего бардак создавать.

Я прошла к середине комнаты, осматривая всё вокруг. Провела рукой по потрескавшейся поверхности комода. Мне казалось, что так я становлюсь частью этой сказки, её настоящим героем, что всё это реально для меня. Мне хотелось осязать, ощущать руками, касаться этого мира. Невероятного мира.

Рафаэль застыл у входа, смотря, как мне показалось, с недоверием. Боялся, что я испугаюсь его скромного жилища? В любом случае, это намного лучше того, что я представляла в своей голове. Наверное, он прибрался перед моим приходом, переживал, что не понравится. Это вызвало у меня улыбку — так забавно было наблюдать за этим суровым парнем в неудобные для него моменты.

Я села на кровать — Донателло запретил мне вообще ходить, — и провела ладонью по мягкому пледу. Интересно, а как они спят? Наверное, только на животе — на спине неудобно. А по бокам торчат края панциря, тоже мало приятного. Хотя матрас достаточно мягкий — вполне, чтобы обогнуть форму их каменной спины. Теперь я попала в мир Рафаэля, стала частью его. И это не так уж и страшно.

— Значит, вас четверо, — мутант двинулся в мою сторону, только когда я заговорила. — Учёный, музыкант, — посмотрела на спортивный инвентарь в углу и улыбнулась, — спортсмен и…

А вот про главаря ничего неизвестно… Не поёт и не танцует — это очевидно. Гаджетами, как Донни, не пользуется. Может, и у него есть талант, но Рафаэль молчал, никак не реагируя на затянувшуюся паузу, значит, и сам не мог ничего путного придумать. Да и видно, что этот Ди Каприо ещё тот любитель поскандалить. Консерватор. Прям так бурно реагирует на всё. Он же не император в конце концов, чтобы все ему беспрекословно подчинялись.

— А вообще, ты замечал, что обычно лидеры всяких супергеройских команд как правило бездарны? — Рафаэль засмеялся в голос, усаживаясь на пол рядом со мной, и я чисто интуитивно положила руку ему на панцирь. Просто хотелось поддержать, просто думала, что так правильно. Ему досталось от братьев — неприятно, когда в семье такие стычки. Рафаэль был расстроен, хотя и пытался казаться весёлым. И моё настроение падало вслед за его.

— Вы поссорились, да?

— Нет, всё нормально, — сухо ответил мой друг и поспешил перевести тему. — Донни сделал? — указывая на фиксирующий сапог, спросил Рафаэль.

— Да, — я вытянула ногу, демонстрируя свою обновку. — Классно, правда? У него есть такая крутая штука — он что-то там натыкал и просканировал мою лодыжку, представляешь? Всего две минуты! А в больнице за такое кучу денег надо отдать.

— Я же говорил, Донни — голова, — улыбнулся Рафаэль, поворачивая голову ко мне. И я снова видела горящий янтарь, переливающийся в свете ночника. Он на секунду задумался, замялся, пыхтел, как паровоз, что-то хотел сказать. Я проводила пальцами по рельефной поверхности панциря, щекотно торчавшим бугоркам. И это явно успокаивало Рафаэля. Неужели он действительно чувствует что-то этой каменной спиной? — Ну, как тебе тут? Вроде не так уж страшно, да?

Я улыбнулась его плохо спрятанному смущению по поводу своего жилища. Действительно, он так сильно переживал за мою реакцию? Я думала, что такому суровому парню будет всё равно, тем более судя по скромной обстановке его комнаты. Каждый раз я вижу Рафаэля с другой стороны, каждый раз в нём открывается что-то новое. И что с нами происходит? Что со мной происходит? Я уж совсем запуталась, я уже совсем не знаю, как правильно воспринимать его. Но сейчас, смущённый и переживающий, он мне кажется абсолютным человеком. Человеком с большой буквы. Возможно, даже более человечным, чем некоторые из нас.

— Здесь очень мило. Мне нравится. А ваш основной зал так совсем. Я даже и представить не могла, что такое может быть здесь. Это просто…

— Невероятно, — усмехнувшись, закончил мою любимую в последнее время фразу Рафаэль, и было видно, что у него будто груз с плеч упал. Ну правда так переживал? Мой индикатор мимишности поднялся до наивысшей отметки — хотелось потрепать его за щёки и сказать «ути-пути, какой ты миленький», но я сдержалась. Такое с Рафаэлем не прокатит.

На прикроватном столике лежало небольшое зеркальце, что меня очень удивило. Я взяла его в руки и покрутила, чтобы рассмотреть, не кажется ли мне всё это.

— Не думала, что ты пользуешься зеркалом, — выражение лица мутанта резко изменилось. Глаза округлились, губы резко поджались.

— Не знаю откуда здесь это, Майки оставил своё барахло опять, — я была искренне удивлена: никогда не видела Рафаэля таким всполошённым и… крайне смущённым? Почти пристыженным, я бы даже сказала. Будто я застукала, как он примеряет труселя в сердечках. Он потянулся за зеркалом, но я отвела руку. Снова потянулся — отвела руку дальше. Рафаэль озадаченно посмотрел на меня, но получил от меня только озорную гримасу, с умным видом демонстрирующую мутанту язык.

— Не дам, — я легко ударила его по руке, и он, улыбаясь, послушно опустил её. — Что, любуешься собой перед сном? Какой ты брутальный, серьёзный парень? — я захихикала, а мой друг только фыркнул и опять потянулся к зеркалу уже с более серьёзными намерениями у меня его отобрать

— Говорю же, это Майки притащил, — настаивал Рафаэль, пытаясь забрать предмет. Ну что он так всполошился? Подумаешь, зеркало. Или брутальные самцы черепах не смотрят на своё отражение? Я отталкивалась как могла, но не сдержала смеха от его мега серьёзного лица. Он даже привстал с пола, лишь бы выдернуть зеркало и прекратить безумный ржач над собой. Мутант схватил меня за руку, поворачивая зеркало на меня... И о ужас! Меня будто током прошибло от увиденного. Мой пронзительный крик заставил Рафаэля отшатнуться от меня, как от прокаженной, и от неожиданности он даже упал на пол на пятую точку.

— Ты чего? — ошарашенно спросил мутант, скукожившись, словно хотел отодвинуться ещё дальше от меня, и прижимая руку к себе, боясь даже дышать в мою сторону. Видимо, подумал, что случайно поранил меня.

— Какой ужас! Ты почему мне не сказал, что у меня тушь растеклась? И волосы в ужасном состоянии!

Конечно, после такого увлекательного спуска в подземелье и не такое можно увидеть. Удивительно, что моя укладка всё ещё стойко держалась на голове — не зря я её полбанкой лака зафиксировала. Достала из сумочки салфетку и быстро подтёрла размазанные чёрные пятна туши под глазами. В таком виде я больше походила на панду… Да мной можно ворон на огороде пугать. И в таком виде я хотела им всем понравиться?.. Эх, Рокси. А Рафаэль громко заржал надо мной, скручиваясь на полу, и я уже хотела подойти и навалять этому невоспитанному засранцу, но поймала себя на мысли, что наконец по-настоящему развеселила его. Таким искренне хохочущем от всей души я его не видела. Как забавно. Но я была горда собой, что смогла хоть как-то его поддержать.

— Эй, вы где? — доносился голос Майки из зала. — Ребята? Рокси? Ты ещё здесь? Ушла уже, что ли? — последнюю фразу он произнёс с такой тоской, что мне аж стало его жалко. Послышался шаги — на выходе появился Микеланджело и, увидев нас, сразу оживился.

— Ой, я вам не помешал? — с наигранно-загадочной интонацией поинтересовался вошедший, сверля нас своим игривым взглядом. Вот же морда довольная. Рафаэль, однако, только фыркнул, нахмурив брови.

— Нет, — я не могла сдержать смешка, глядя в эти любопытные глаза. Что он там себе уже навыдумывал?

— Тогда время для тортика!

* * *

Впервые нахожусь в таком странном положении — хотя всё вокруг меня последнее время не умещается в голове. Я тону в океане синих глаз напротив, которые будто облепили меня всю, заглотили внутрь себя. Они источают добро и радость, и только этот факт успокаивает мою нервозность, находясь на виду у всех.

Тортик мой уходил на ура, особенно у Донателло — кажется, что сейчас ему уже не так было интересно находиться среди нас и разглядывать меня (в отличие от двух других), как поедать свой лакомый кусочек. Но мне было радостно, что он по-настоящему оценил мой «шедевр». Мозгам нужна глюкоза, умная голова должна получать её в нужном количестве. И мысленно я себя похвалила за то, что догадалась притащить сладкое — пусть и неравноценная плата за услугу, но хотя бы задабривание в знак благодарности.

— Значит, ты подружка Рафа, да? А я думаю, что он перед вылазкой так тщательно в ванной намывается. Да ещё и зубы три раза на дню чистит, и ополаскивателем для рта…

— Заткнись, Майки, — буркнул Рафаэль, злобно оскалившись. А я краснела, как помидор, будто в меня впились тысячи невидимых глаз и сканируют каждое моё действие.

— А тут, значит, вот причина повышенной гигиены и возбудимости. И долго у вас эти шуры-муры? — ни на секунду не переставая улыбаться во все тридцать два, растянуто спросил Майки, и этот вопрос меня откровенно смутил. Но я не успела ответить — звонкая оплеуха от Рафаэля меня опередила. — Эй, за что?

— За дурацкие вопросы, — буркнул мой друг, отвернувшись к потёртой старой кухне, чтобы проверить чайник. Теперь я понимаю Рафаэля про «занозу в заднице».

— Лучше расскажите о себе, Роксана, — вдруг заговорил злобный главарь, и я аж вздрогнула от неожиданности. Его голос был не таким низким, как голос Рафаэля, не таким успокаивающим, как у Донателло. И точно не весело-беззаботным. Он был другой. Гипнотизирующий, как и взгляд. Обволакивающий в кокон своей проникновенностью. И я как баран перед жертвенником — вот она Рокси вся, открытая перед ним. Подчинённая, безропотная. Может, это так от страха меня парализовало?

— Да! — с детской радостью воскликнул Майки, чуть ли не хлопая в ладоши. — Расскажи о себе.

Он подпёр подбородок рукой и уткнулся в меня взглядом, ожидая «невероятную» историю моей жизни.

— Да что тут рассказывать? — неловко смеясь, начала я, но понимала, что мне не отвертеться. — Живу на окраине Манхэттена, работаю бариста в Старбакс и аккомпаниатором в балетной школе по вечерам. Родители живут далеко. Есть ещё тетя. Вот и всё…

Как интересно, что всю свою жизнь я уложила в меньше чем тридцать секунд. Мда, очень увлекательно.

— А как ты встретила нашего Рафи? — как забавно он его называет. По-домашнему мило, я бы сказала, но самому «Рафи» это не нравится. Небрутально, видимо. Неудивительно, что этот вопрос волнует всех присутствующих. Где спалился их брат? Как попал в такую заварушку? Сумасшедшая Роксана, появившаяся на его пути, — кто она?

— Да так… — неоднозначно начала я, но Рафаэль не дал мне закончить.

— Какая разница. Я уже вам всё рассказал, — буркнул мутант, хмуря брови. Я в таком настроении видела его в первый раз. Его явно раздражала тема нашего знакомства, вернее, обсуждение её с другими. Вообще при своих братьях он был не таким, как обычно. Молчаливым, бурчащим, злобным. Хотя, если подумать, первое время он был таким, но всё равно, сейчас это иное. Ну хотя, может, в последнее время такое происходит из-за меня. Наболевшая тема для всей семьи — человек узнал о нашем существовании. А в эпицентре скандала Рафаэль.

— Вот именно, что ничего ты нам не рассказывал, — таким же леденящим голосом ответил ему Ди Каприо, даже не изменив тон. Будто он был непробиваемой скалой, отражая раздражённость Рафаэля к нему обратно и тем самым её ещё больше усиливая.

— Это не ваше дело, — сквозь зубы процедил мой друг, и теперь главарь явно загорелся в ответ.

— Мы семья, и у нас нет секретов…

— Опять началось, — закатывая глаза и устало вздыхая, произнёс Майки. Да, из-за меня тут большие перемены, видать.

— Ничего, я могу рассказать, — надо было что-то делать, как-то остановить этот зарождающийся беспредел. И мои слова как по волшебству заставили всех замереть на месте и удивлённо вылупиться на меня. Я даже слегка опешила, но всё-таки нашла в себе силы. Извини, Рафаэль, может, ты и не хотел говорить, но по-другому никак. Это не честно по отношению к братьям, да и вообще, что там скрывать.

— Рафаэль спас меня от одних плохих парней. Ну вот так и познакомились.

— То есть Раф выдал себя? — многозначительно глянув на брата, сказал Леонардо. Ну он смешной, конечно. А как, не выдав себя, можно дубасить бандитов направо и налево? Они-то так или иначе увидят. Донателло в таком случае стоило создать плащ-невидимку, чтобы уж точно никто и никогда…

— Не совсем. Я не знала, кто меня спас, но хотела найти этого челов… эм… парня. И пошла искать его.

— Как это «пошла искать»? — задумчиво спросил Майки.

— Но зачем? — перебив вопрос брата, заговорил Донателло. У меня уже установилась с ним какая-то особая связь, и я даже улыбнулась ему. Правильный вопрос: зачем. Да, Рокси просто безумная женщина, что от такой неадекватной можно ожидать?

— Хотела поблагодарить, всё-таки если бы не Рафаэль, то… — страшно подумать. Странно, но «доктор» кивнул, видимо, понимая, что могло означать моё многозначительное молчание. — В общем, я его искала и в один прекрасный день нашла. Вот и всё.

— Как это всё? — пододвигая стул ближе, воскликнул Майки. — На самом интересном месте! Ну что там? Что там дальше? Ты его нашла и?.. Упала в обморок? — я усмехнулась. — Тогда заорала от страха и не знала, куда бежать? — отрицательно качнула головой. — Кинулась в объятья и расцеловала? — это меня добило окончательно, и я засмеялась в голос. Ну уж этот выдумщик!..

— Сначала не поняла, было темно, а потом… — краем глаза посмотрела на Рафаэля. Он стоял весь напряжённый, и казалось, что клокочущая ярость вот-вот вырвется наружу. Ему эта тема не по душе.

— Ну-ну, — Майки уже всем корпусом тянулся ко мне, заставляя вжиматься в стул. — И что потом?

— А потом я была шокирована, стала вести себя неадекватно, придумывать всякие теории, — от этого «рыжего» не отвертеться. Чую, он вытянет из меня всю информацию, и все будут дружненько надо мной ржать.

— Какие теории? — почти впившись в меня, так близко, что я уже не знала, куда деться от этого любопытного лазурного океана. Но Рафаэль одной рукой вернул его в обратное положение, грозно зыркнув.

— Угомонись уже.

— Только не говорите, что после одной встречи вы стали лучшими друзьями. Как давно это всё продолжается? — главарю явно нужны подробности дальнейших событий. Логично, после первой встречи мы не стали друзьями. Были и другие. Но почему? Как же так получилось? Я и сама призадумалась над этим. Ведь наша вторая встреча состоялась у меня в квартире. Почему? Потому что Рафаэль… шпионил за мной. Караулил из-за угла, подсматривал, как мы с Дэвидом… ну неважно. Он пришёл ко мне снова. Но зачем? Я и сама уже стала задаваться этим вопросом: когда всё началось?

Взглянула на Рафаэля, лицо которого было крайне напряжено, и он посмотрел на меня. Что мне им ответить? Что ты сам ко мне пришёл? Но действительно, зачем? Тайком подглядывал за мной. Караулил. Типа пытался быть незамеченным, как истинный ниндзя, но спалился, когда увидел нас с Дэвидом? Почему? Приревновал? Я мысленно посмеялась над таким умозаключением, но оно засело у меня в голове. И что теперь мне ответить им? Что ты сам ко мне вернулся? Из любопытства посмотреть, что это за безумная неудачница? А может…

Я не хотела выдавать Рафаэля — это явно была для него очень чувствительная тема. Майки от него потом не отстанет. Про главаря вообще лучше промолчать. Но как теперь мне выбраться из неудобного вопроса — вот задачка. Придумать что-то на ходу? Моя фантазия вдруг резко отключилась, заморозилась ледышками, посылаемыми мне от Леонардо.

— Ну хватит уже. Довольно вопросов, — перешёл в наступление Рафаэль, и главарь ответил ему в своей привычной манере. Снова зародилась перепалка — как видно, очень удобный способ избавиться от ненужных вопросов.

Я подсела поближе к Донателло. Мне нужно было срочно сбежать отсюда, иначе, чувствую, скоро взорвусь от напряжения. Лучшим местом переждать и успокоиться была ванная комната, и «доктор» указал мне путь до местной уборной.

— Только подожди, — сказал он, засуетившись. Донателло куда-то убежал, а затем вернулся с чем-то, напоминающим самокат. — Тебе нельзя ходить пока, и так ногу перегрузила. Поэтому вот.

Он поставил его передо мной. Это действительно был детский самокат с приваренной к нему мягкой подставкой под ногу.

— На скорую руку, правда, — почесав затылок, пожал плечами мутант. — Но это на первое время.

— Ого, спасибо! — черепаший гений поражает меня всё снова и снова. Уже столько от него всяких крутых штук получила. И рентген, и теперь удобная подставка на колёсиках вместо костылей. — Это круто!

Донателло смущённо улыбнулся и пожал плечами, мол «да что такого, ничего особенного, привычное дело», а я чисто интуитивно похлопала парня по плечу (чем сильно его удивила) и поспешила укатить подальше от двух ругающихся гигантов. Как и указал мне «доктор», свернула за угол, дальше уходя в тёмный коридор. Не могли лампочку вкрутить, что ли? Всё вокруг казалось мрачным, голоса удалялись от меня, я почти шла по стеночке, чтобы отыскать дверь. Не то чтобы я боюсь темноты, но непроизвольно вздрогнула всем телом, когда мне показалось, что темнота издаёт звуки. Такие странные, шуршащие… Единственная лампочка на потолке тускло загорелась, но затем потухла, стала мигать светом, слышался стрёкот электричества. В темноте снова что-то зашуршало. И в полумраке, с этим мигающим светом, бьющим строго вниз в одну точку, мелькнул, клянусь, кончик хвоста. Я замерла, насторожилась. Мне казалось всё это игрой фантазии на фоне разыгравшегося скандала на кухне. Боже, Рокси, ты сходишь с ума!

Пробежала тень, опять шорох. Я пыталась вглядеться, но могла разглядеть только стремительно проносившийся силуэт.

— Кто там? — шёпотом спросила я, и казалось, что совсем и не хотела, чтобы мой вопрос кто-то услышал. Даже если там кто-то есть.

Шорох усилился, замедлился, разгуливая вокруг светового кружочка на полу. Затем под свет лампы попал хвост — теперь я точно его видела, это не мираж. А потом и усы, тонкие чёрные лапы, скрученные и волосатые, с огромными ногтями. И пустые угольные глаза. Передо мной появилась огромная крыса в халате. Я от ужаса потеряла дар речи, от страха кинула в неё свой самокат, побежала, но так неуклюже упала на холодный бетон. Обернулась — она стояла надо мной, совсем близко. Два зуба торчали из пасти, костлявая рука тянулась ко мне. И мой пронзительный крик развеял тишину коридора, оглушая меня саму, до разрыва связок, до остановки сердца…Примечание к частиЗнаю, знаю. Аффтор опять выдал что-то сумбурно-скомканное, бред фантазии на фоне повышенной температуры и хронических недосыпов. Это мой графоманский выкидыш под названием «многа букав». Аффтор кланяется в пояс всем, кто дошёл до конца)))

Даже у моей безумной фантазии есть пределы. За последний месяц я узнала о тайнах канализации столько, что мне правда с трудом в это верится. В голове крутится мысль, что всё это лишь галлюцинации, что я настоящая шизофреничка, которой надо проткнуть спицей через глаз мозг и встряхнуть лобную долю. Потому что уже зная Рафаэля, я была готова ко многому, хотя и не так, как нужно было бы, потому что его мир всё равно меня поражал. Но никогда, никогда в жизни сумасшедшая Роксана, даже в самых страшных снах, не могла представить огромную противную крысу, передвигающуюся на двух задних лапах. Почему Рафаэль не предупредил, что у них есть такой питомец? Я и так крыс терпеть не могу, а теперь вот эта, в потрёпанном халате, стала ходячим ночным кошмаром для меня.

— Мисс, с вами всё в порядке? — несмотря на отталкивающую внешность, голос казался приятным, но мне до того было страшно, что я как обезумевшая тупо горланила во всю глотку.

Сзади послышался быстрый топот. Табун подземных черепах прискакал к нам, и я буквально отползла от крысы, молниеносно подбежала к первому попавшемуся мутанту. Я уже не различала, кто есть кто. Не знаю, под действием какой магии, но запрыгнула к нему на руки (с моей-то больной ногой), и забралась прямо на плечо. Только подальше от этого противного создания, повыше, чтобы не достал меня. Схватилась за голову черепашки, чтобы закрепиться хорошенько, но, на удивление, он поддержал меня рукой, не стал сбрасывать с себя. И хихикал. Я поняла, что это был Майки. Неудивительно, я бы на других забраться не смогла из-за роста.

— Отец, что случилось? — встревоженно воскликнул Леонардо, подскочив к скрючившейся крысе. Как он только что его назвал? Мне не послышалось?

Я держалась за голову Майки так, что клещами не отдерёшь, прижалась к ней всем телом, будто так могла быть в «домике» и ничто или никто не смог бы меня достать. Донателло ошарашенно пучил глаза, глядя то на крысу, то на Рафаэля. А Рафаэль угрюмо выдохнул, опустив голову. Он с сожалением смотрел на крысу, и я даже поразилась этому. Я чуть со страха не померла, пока блукала в этих катакомбах, а он даже не взглянул на меня. Мог бы хотя бы предупредить, что у них есть... отец? Он серьёзно назвал его отцом, мне же не послышалось?..

— Всё хорошо, сын мой, — поощрительно постучав Леонардо по плечу, сказала крыса. И тут меня пробило. Пробило на дикий гогот. Ну что за умора, гигантская крыса называет гигантскую черепаху сыном! Ну уже, казалось бы, всё, что можно было нафантазировать себе в самых безумных мыслях, уже свершилось со мной, но это явно перебор. Парни уставились на меня, не понимая моей неадекватной, судя по их лицам, реакции. Майки стойко продолжал стоять и держать меня на плече, упираясь головой мне в грудь, и краем глаза я заметила, что его щёки потемнели. Видела такое с Рафаэлем однажды — видимо, так краснеют черепахи-мутанты.

— Ну что за умора, — гоготала я, тыкая пальцем в крысу и главаря. — Он назвал его... Ой не могу... Он что, действительно назвал его отцом?

Рафаэль шумно выдохнул и поджал губы, слегка мотнув головой, будто сожалел о чём-то. А Донни неловко улыбнулся, чуть заметно кивнул и делал мне знаки бровями, пуча свои глаза ещё больше. Это что, правда? Эта говорящая крыса их отец? Мне стало плохо, мозг отказался получать информацию, изображение перед глазами поплыло, закружилось каким-то водоворотом. И я чувствовала, как моё тело обмякает, теряет равновесие и силу. И я соскользнула с плеча Майки в чьи-то крепкие руки...

* * *

Сильная ноющая боль спазмами пульсировала от повреждённой ноги до висков, стучала молотком мне по мозгам, разбрызгивая их внутри черепа, а потом спускалась обратно, и цикл повторялся снова. Где-то на подкорках подсознания я верила, надеялась, молила, что всё это сон, что я открою глаза, а надо мной знакомый белый потолок, напротив — вздрагивающие на сквозняке занавески. Что я у себя дома, на своей кровати. Сейчас мне как никогда хотелось оказаться именно там.

Я заставила себя разомкнуть тяжёлые веки, хотя глаза болели, словно вот-вот лопнут. Всё передо мной мутное, попыталась сфокусироваться — серый бетонный потолок улыбался мне кривой трещиной. Вокруг меня распространялся какой-то дым — тонкие струйки рисовали в воздухе пушистые узоры. Я вдохнула глубже — запах очень приятный. Мягкий, сладковатый, дымчатый. Что-то похожее на корицу и мускатный орех — запахи осени и первых холодов. Тыквенного пирога с кремом, кофе со сливочной пенкой, приправленной специями. Тягучий уютный осенний запах.

Моей открытой ладони коснулась холодная рука, и я повернула голову. Рафаэль склонился надо мной, тревожно разглядывая лицо, но первой моей реакцией была полуулыбка. Если он здесь, значит всё в порядке. Однако его лицо отражало совершенно иные эмоции. И тут я вспомнила почему. Резко села, но это было весьма опрометчивым решением, и я рефлекторно схватилась за руку Рафаэля, ощущая вторую на своей спине.

— Тебе нельзя так резко вставать, — спокойным голосом сказал он. — Ты упала в обморок.

— Где она? — меня интересовало только нахождение огромной крысы. Ведь это мне приснилось? Приснилось же?

Рафаэль на секунду призадумался, что я имею в виду, но когда понял, то стал ещё угрюмее.

— Это он. Это мой отец — сэнсэй Сплинтер. Я должен был сразу тебе сказать, — тяжёлый вздох, — извини... — Отец сэнсэй Сплинтер? Огромная скрюченная крыса? Сюжет для закрученного кошмара. Ну кто придумал заниматься такого рода опытами над крысой? Выращивать из них огромных говорящий тварей? Одно упоминание о них вызывает у меня по телу неприятную дрожь, а Рафаэль всю свою жизнь называл это существо отцом. Не трудно было понять, что он им биологическим родственником не является (хотя что там намутили в этой лаборатории с бедными животными, никому точно неизвестно). Тоже жертва современной науки. Теперь я действительно ощутила себя Алисой в стране чудес, которая выпила уменьшуньку, и теперь разговаривает с огромной черепахой и крысой-отцом. Если в темноте появится улыбка Чеширского кота, то я совершенно не удивлюсь этому. Даже было бы неплохо сейчас спросить у него совета...

Рафаэль поник, стойко терпя моё затянувшееся молчание, наверное, представляя, что я могла подумать. Эта ситуация была крайне неловкая для него. Человеческая подружка швырнула в отца самокат, потому что любящий сынуля не сказал, что за существо его родитель. Интересно, а я попала? Будет очень неудобно, если так.

— Эй, — я положила руку ему на плечо, чтобы приободрить. А то ему и так сегодня достаётся. — Это ничего.

Рафаэль опустил голову и помотал ей из стороны в сторону, выражая негодование, видимо, на самого себя. Ну что так убиваться? Надеюсь, с его отцом всё в порядке. А то вдруг я ему хвост прижала... Наши лица были совсем рядом, я ощущала его сбивчивое дыхание на коже. Мне было искренне жаль этого громилу, и не хотелось злиться — от моих страхов не осталось следа. Я придвинулась ближе и приобняла Рафаэля, кладя голову на его широкое плечо. Хотелось успокоить его, заверить, что со мной всё в порядке и что не злюсь. Но подобрать слов я не могла, и действовала по первому порыву сердца, которое возникает всегда, когда я стремлюсь кого-то пожалеть. Рафаэль не растерялся, однако — обнял в ответ, кладя руку мне на талию. Я слышала, как он шумно вдыхает, утыкаясь носом мне в плечо. Минутная слабость, резкий эмоциональный порыв в стремлении найти утешение и поддержку в такой психологически непростой ситуации.

— Всё будет хорошо, — сказала я, обнимая друга за шею. Его плечо было большим и гладким, хотелось вот так и уснуть на воображаемой подушке. Сил уже не было. Да и помимо психологической атаки, меня изнуряла ноющая боль. Донателло сказал, что больше таблетки пить нельзя, так что придётся терпеть. Этот парень знает толк в таких вопросах — я ему верю.

— А где это мы? — оглядела комнату и поняла, что это не лаборатория и не уголок Рафаэля. Кушетка твёрдая, каменная, подо мной бамбуковый коврик и много дымящих благовонных палочек вокруг. Я отстранила голову от мутанта, чтобы оглядеться, но Рафаэль продолжал держать меня близко к себе.

— Это зал акупунктуры, — необычно низким голосом ответил он. Хотя я не в первый раз слышала эти приглушённые нотки, этот необычайно глубокий тембр, но это не было его привычной манерой. Последний раз что-то похожее проглядывалось в этом голосе, когда мою комнату наполняли мелодии Шопена, и в тот вечер мне хотелось стянуть с Рафаэля его повязку... В моей голове стали выстраиваться тонкие цепочки причинно-следственных связей между определёнными событиями и поведением мутанта. Но это казалось такой глупостью. Ужасной глупостью. Глупостью, которая вспыхивала пунцовой краской на моих щеках, и была настолько смущающей, что я тут же её гнала от себя. Ведь он же не человек. Очень умный, заботливый, смелый, не по животному добросердечный, но всё-таки... Ну не мог же он влюбиться, да?

Меня аж в жар кинуло от такой глупой мысли. Нет-нет, Роксана, это перебор. В конце концов, он вполне себе может мечтать о какой-нибудь симпатичной по меркам рептилий самочке черепахи на лазурном побережье Гавайев, и чтобы с панцирем побольше, с мордой поострее, с соблазнительным хвостиком... Всё-таки как ни крути, но он должен понимать, что представители разных видов, они же не могут... они же разные... да и точно я не могу знать, о чём Рафаэль думает и как воспринимает меня. Возможно, это действительно просто животная привязанность. Более крепкая, чем у людей, на уровне инстинкта. Но каждый раз, когда я смотрю на Рафаэля, то не вижу в нём животного. В его глазах — целый мир, бурлящий, вспыхивающий разноцветным калейдоскопом, живой, настоящий. Он весь, с его безудержной яростью, резкими порывами, эмоциями, с хмурыми от смущения бровями, с его стремлением творить добро — весь он никто иной как человек. Нет, не человек. Он личность, сформированная и цельная. Он лучше, чем человек.

Я отстранилась от Рафаэля, рассматривая помещение. Зал акупунктуры? У них и такое здесь есть? Это любопытно... Комната украшена в восточном стиле — оно и не удивительно, — в уголочке стоит несколько горшков с маленькими деревьями. Как они тут выживают без солнечного света? Наверное, кто-то очень хорошо заботится о них, с любовью. Целый мир под нашими ногами. Таинственный, фантастический, сказочный. Нужно всего лишь ступить в «кроличью нору», как сделала это я. Жалею ли о том, что последовала за «кроликом»-Рафаэлем? Нет, не жалею. Ведь тогда бы я не узнала того, что происходит за пределами нашей обычной жизни и гранью нашей фантазии. Не стала бы хранительницей этой тайны.

Снова посмотрела на Рафаэля — янтарь пылал огненными искрами, вспыхивал, постепенно исчезая за кромкой чёрного зрачка. О чём ты думаешь? Кто же теперь Рафаэль? Не человек, и уже не животное. Застрявший между двумя мирами. И в какую сторону ты смотришь? К чему делаешь шаг? Кого в тебе больше? Хотелось бы мне всё это спросить, но я боялась обидеть ненароком. А может, как-нибудь узнать у Донателло, хотя тот точно уже далеко ускакал от животной сущности, перепрыгнув даже большинство людей своей мозговитостью. Но всё это лишь наука, развитие, изучение. Чистая математика с строгими правилами и законами. А что же касательно чувств и эмоций?..

Штора, закрывающая комнату от основного зала, распахнулась, и к нам вошёл отец Рафаэля. Я сглотнула, сжав кулаки, чтобы прекратить непроизвольную дрожь в пальцах. При виде таких существ у меня возникает непреодолимое чувство отвращения, а когда одно из этих них доходит тебе до плеча, то... накатывает ужас. Рафаэль резко убрал от меня руки, неловко заведя их за спину, и его глаза быстро забегали из стороны в сторону. Застеснялся перед папочкой? Иногда этот громила кажется особенно милым. И в частности сейчас, когда отец так изучающе на нас смотрит.

— Рафаэль, — заговорил сэнсэй Сплинтер мягким поощрительным тоном голоса. — Приготовь, пожалуйста, нашей гостье чаю с ромашкой и мятой. Это поможет ей успокоиться.

Крыса подошёл к нам, опустив ладонь на кушётку, и у меня чуть не вырвался вздох ужаса, когда я увидела его длинные чёрные когти. Выглядит ужасно. И отвратительно...

Рафаэль замялся, не зная, что делать, но отец по-доброму постучал ему по плечу, пытаясь простимулировать его уход. Здоровяк сожалеюще взглянул на меня и поджал губы, увидев мою молчаливую мольбу не покидать, не оставлять меня здесь, иначе безумная Роксана под воздействием эмоций начнёт вести себя более чем неадекватно. Он неловко улыбнулся мне, пожав плечом, мол, «что поделать», и ушёл.

— Всё будет в порядке, — заговорил со мной Сплинтер. — Вам не стоит меня бояться. Знаю, мой вид может внушать страх и отвращение, — он осмотрел рукава потёртой одежды и поправил воротник. — Мне и самому этот халат не нравится. Надо бы обновить гардероб, правда?

Его слова вызвали у меня улыбку. А папочка с юмором, может разрядить обстановку. И хотя я всё ещё пребывала в некотором ступоре, но начинала успокаиваться. Он казался приятным, несмотря на отталкивающую внешность. На чёрные крысиные глаза, на торчащие на острой морде зубы, на длинные лохматые усы. Хорошо, что они не взяли белую крысу для опытов, а то красные глаза смотрелись бы более чем устрашающе.

— Донателло сказал, что вас мучают боли, — он отошёл от меня к столику у стены и подкатил небольшой шкафчик на колёсиках. — Вам лучше прилечь. Я поставлю вам иголки, чтобы снять боль и расслабить мышцы.

Меня передёрнуло от этой новости, но я послушно легла, уставившись в потолок. А может не надо? Сейчас меня будет лечить говорящая крыса. Это ужас, это просто... я уже и не знаю, что это. Каким образом он научился такому виду врачевания? А если он ткнёт не туда? Вдруг у меня будет заражение? Всё-таки такие вещи надо дезинфицировать, а тут же как бы канализация. Хотя, если у них Донни такой умный, то не удивительно, что и папочка его окажется смышлённым.

— Вам не стоит волноваться, все иголки стерильны. Донателло очень тщательно за этим следит, — поспешил успокоить меня Сплинтер, словно прочитав мои мысли, хотя у меня на лице, наверное, всё написано. Ладно, надо успокоиться. Всё-таки не такой уж и страшный их отец. Если закрыть глаза и слышать только голос, так вообще очень даже милый.

— Вы не могли бы разуться и снять носки? — попросил Сплинтер, и я послушно стянула кроссовки, оголяя пятки. А ещё утром задавалась вопросом, зачем я делаю педикюр, если всё равно иду в канализацию? Вот зачем. Как ни крути, женщина должна быть готова к любым ситуациям. Внутреннее ликование от вида накрашенных ногтей меня немного взбодрило — всё-таки мне очень идёт этот тёмно-бордовый лак.

Но я поспешила закрыть глаза, чтобы не видеть, как тёмные скрученные лапы-руки с длиннющими когтями производят врачебные манипуляции надо мной. Он опустил ладони на ногу и поднял штанину джинс вверх, а меня всю в дрожь кинуло от этого. Но Сплинтер продолжал мягко совершать свои действия, перейдя на другую ногу, а затем и на руки. Хорошо, что он не попросил меня раздеться вовсе, а то эти акупунктурные точки по всему телу разбросаны, так что не понятно — лечишь ногу, а иголку надо на задницу ставить или наоборот.

Влажная проспиртованная ватка касалась моего лба, висков, тыльной стороны ладоней. Следом за ней — неприятный укол иголкой. Мутант стал ощупывать мою правую руку, сильно надавливая на неё. В самых болезненных местах он ставил иголку, и будто специально вкручивал её чуть ли не вполовину длины. Жутко неприятно.

— Можно вопрос? — решила нарушить сосредоточенную тишину и хоть как-то отвлечься от процесса.

— Конечно, — голос Сплинтера был приятным, взрослым. Закрытыми глазами он казался добрым дедушкой, и у меня уже не поворачивался язык называть его странной кличкой. От чего у его сыновей такие пафосные имена, а ему досталось Сплинтер?

— А почему Рафаэль назвал вас сэнсэем? — а может, он был привезённой из-за границы лабораторной крысой? Японская мышка... Такая маленькая, не больше пяти сантиметров... Маленькая боевая мышка... В ответ послышался смешок.

— Я обучал моих сыновей боевым искусствам. Искусству быть настоящим благородным воином и творить добро во имя мира. Поэтому они зовут меня так.

Так вот откуда у Рафаэля такие крутые навыки. А мутировавшая крыса ничего — владеет такими приёмами, это же просто круто! Каждый из них настоящий уникум. И даже тот, Ди Каприо. Настоящая дружная семья, в которой каждый заботится друг о друге. Они нравились мне. Определённо нравились. И мне уже трудно было воспринимать их как мутантов-животных.

Я открыла глаза и посмотрела на сэнсэя, сосредоточенно продолжавшего меня врачевать. И мне стало так неловко перед ним за свои страхи и чувство отвращения.

— Простите меня, я не хотела вас задеть, когда... ну, когда швырнула тот самокат. Надеюсь, вы не поранились.

На острой морде появилась добрая улыбка — так странно было наблюдать, как крыса улыбается. Он поставил последнюю иголку и сел рядом со мной на стул.

— Со мной всё в порядке. Всё-таки, несмотря на возраст, я всё ещё в форме, — сэнсэй тихо засмеялся, поправляя полы халата. Он с минуту наблюдал за мной, по-доброму смотрел, и мне не было неловко от этого взгляда. Наоборот, он напомнил мне моего дедушку, всегда улыбающегося, мудрого и весёлого. А главное, любящего.

— У тебя доброе сердце, дитя моё, — неожиданно сказал комплимент мутант. — Теперь я понимаю, почему Рафаэль так к тебе относится.

Сэнсэй опустил взгляд, задумчиво погрузившись в себя, и так многозначительно молчал, что я чувствовала — он что-то говорил мне этим молчанием, что-то очень важное. То, что он не вправе произносить вслух. То, что пытался сказать мне Донателло. То, за что так переживает Леонардо. То, что я должна знать, но никто не говорит об этом напрямую. То, о чём в глубине души, в самых потаённых закоулках своего разума я и сама начинаю догадываться... Но отмахиваюсь, не принимаю, насильно закрываю глаза, чтобы не окунуться в правду.

Удивительно, но процедура меня расслабляла. Выглядела я как дикобраз с торчащими на лбу иголками в разные стороны, но боль в теле и правда стала уменьшаться, напряжение стало спадать, и глаза сами закрылись. Приятно быть в тишине, приятно вдыхать этот осенний аромат. Сэнсэй Сплинтер внушал невероятное спокойствие, словно сам был им. И я так быстро стала ему доверять, что уже и забыла о своей боязни крыс.

— Мне кажется, Леонардо злится на меня, — открыв глаза, взглянула на сэнсэя. Тот мягко посмотрел на меня.

— Он просто переживает. Со временем он свыкнется с появлением нового человека в нашей жизни.

Новый человек в их жизни. Как интересно звучит. Теперь всё, что связывает меня с Рафаэлем, связывает и с его семьёй. Теперь я такая же часть их жизни, как и они моя.

— А вы давно живёте здесь? Рафаэль ничего не рассказывал мне, — да что там говорить, о существовании семьи и происхождении этих мутантов я узнала буквально перед появлением здесь. Сэнсэй задумался над моим вопросом.

— Под землёй мы живём уже очень давно. Мои сыновья были ещё совсем детьми. Это их дом, — неужели они жили здесь с самого рождения? Но как же? Не видели ничего, кроме серых бетонных стен и мусора. А что они ели? Как развивались? Как стали личностями, несущими добро? Не озлобились на несправедливость этой жизни по отношению к ним? У меня что-то перевернулось в голове. Сэнсэй Сплинтер уже не был для меня противной говорящей крысой. Он в одиночку вырастил этих четверых, каким-то образом добывал для них еду и необходимые для жизни вещи, заботился, обучал. Он проделал огромный труд, чтобы братья стали теми, кто они есть сейчас. Чтобы Донателло развивал свои гениальные навыки, чтобы Леонардо стал лидером, заботящимся о благополучии семьи, чтобы Майки оставался весёлым пареньком. И Рафаэль.. С ним наверняка было сложно.

— У нас бывали и непростые времена, но вместе мы справились. Когда в доме четверо мальчишек, нелегко пустить их энергию в нужное русло, — Сплинтер погладил бороду пальцами и посмеялся, погружаясь в принятые воспоминания былых времён. — Рафаэль тогда был очень способным учеником, быстро овладел своим оружием. Я даже думал, что он станет лидером для своих братьев, но он порой очень импульсивный — все чувства, которые он испытывает, гипертрофированно велики и доходят до крайнего предела. Поэтому я не был удивлён, когда узнал о его бунтарской выходке и маленьком секрете, — с этими словами он посмотрел на меня, по-доброму, но слегка сощурив глаза, и очень странно улыбнулся.

Во всём он прав. Рафаэль — это сердце, которое без устали тарабанит что есть мочи, и ещё ускоряется, и ещё ему мало. Бежит куда-то, рвётся ввысь. Все эмоции усилены, все чувства горят. В этом весь Рафаэль.

Сэнсэй взял мою руку и стал давить на болевую точку, да так неожиданно и сильно, что я застонала от боли. И резко отпустил. На меня накатило расслабление, словно наконец-то кто-то вскрыл пульсирующий нарыв, и он успокоился. И я успокоилась. Закрыла глаза и провалилась.

* * *

Когда я очнулась, то надо мной был всё тот же потолок. Из моего тела уже не торчали иголки, и кто-то заботливо укрыл меня одеялом. Как ни странно, голова действительно больше не болела, да и нога стала ныть гораздо меньше. Я взглянула вперёд — Рафаэль сидел, опустив голову на кушётку, и внимательно и сосредоточенно изучал мою ногу, будто в ней было что-то интересное. Стал водить по воздуху, будто пересчитывая мои пальцы, но осторожно, боясь потревожить меня, и кажется, что мой мизинец был ещё меньше в контрасте с его ладонью. Приложил свою руку к моей пятке, с любопытством примеряясь и сравнивая, насколько моя нога меньше. Было забавно наблюдать, как сосредоточенно Рафаэль занят делом, воспользовавшись моментом, пока я сплю. Тут, понимаешь ли, выдалась минутка для живой наглядной анатомии, так почему бы не воспользоваться?.. Только сейчас заметила, что на другой ноге у меня опять перевязка и фиксатор. Интересно, а сколько я продрыхла?

Слегка качнула ногой, и мутант тут же оживился. Удивлённо взглянул на меня, а затем привычно нахмурил брови.

— Проснулась уже? — как старый дед пробухтел мутант, вставая со своего места и подходя ко мне ближе.

— Сколько время? — спросила я в ответ на его риторический вопрос.

— Около двенадцати ночи.

— Я долго спала?

— Нет, полчаса, не больше, — Рафаэль помог мне подняться и сесть на кушетку, подал мне кроссовок, и я спустила ноги на пол. — Как себя чувствуешь?

— Намного лучше, — ответила я, подняв большие пальцы вверх. Не знаю почему, но мне сейчас стало так неловко находиться с Рафаэлем рядом. Я не знала, что сказать, как себя вести. Что-то во мне изменилось, и будто я уже и не я. Странное резко накатившее непонятное чувство. После разговора с сэнсэем, после всех этих недомолвок и непроизвольного составления логической цепочки связей в моей голове. Это было так странно, совсем не похоже на те чувства, что я обычно испытывала рядом с ним. И мне это определённо не нравится.

— Пить хочешь? — спросил мутант.

— Не знаю, — я и сама понять не могла, что сейчас хочу, а чего не хочу.

— Ну ладно, — протянул мутант, пожимая плечами. — Пойдём хоть чай мятный выпьешь. Вроде для нервов полезно.

Рафаэль подал мне злополучный самокат, который, как ни странно, совсем не пострадал — видимо, не так уж и далеко я его швырнула, — и мы прошли на кухню к остальным.

Леонардо заботливо суетился вокруг отца, подливая ему чай в чашу и смотрел на него, как преданная

собачонка. По этому сразу видно — отличник. И всё у него правильно, и всё по полочкам разложено, и если что-то не так, если где-то ошибся, то целая трагедия. Хороший мальчик. Но я со школы терпеть таких не могла... Леонардо зыркнул на меня, видимо, злясь за выходку со швырянием предметов в престарелого родителя, и я могла понять его недовольство. Поэтому не смотрела, прятала от него взгляд. И стыдно, и страшно одновременно.

— Уже проснулась? — воскликнул Майки, подскакивая ко мне. — А я кое-что приготовил для тебя, — он взял меня за руку и потащил в противоположную от кухни сторону. Рафаэль намеревался его остановить, но я махнула ему рукой, что всё в порядке. Да и мне хотелось опять сбежать, не сидеть под гипнозом ледяного взгляда. Здоровяк только недовольно фыркнул, но ничего говорить не стал.

Уголок «дома» Майки был более ярким, чем комната Рафаэля. Все стены залеплены разноцветными плакатами разных супергероев, на кровати валялся скомканный плед с изображённым на нем Бэтменом. Яркие фонарики освещали комнату со всех сторон. И огромное множество стопок разных комиксов. Вообще, больше походило на комнату подростка лет пятнадцати, а не взрослого... парня-черепахи. Как странно звучит... Типа как человек-паук, но... черепаха.

Он открыл шкаф и стал рыться в нём, раскидывая попавшиеся под руку вещи в сторону. На пол летели вешалки, мячи, бейсбольная бита, даже разноцветный цилиндр (они носят головные уборы?). Наконец он достал нужную ему коробку, радуясь как ребёнок, и сдул с неё многовековую пыль.

— У меня для тебя подарок, — заговорческим голосом произнёс он. Это заинтриговало меня. Майки открыл крышку и достал оттуда длинный оранжевый шарф, откинул коробку в сторону и, подойдя ко мне, обмотал его вокруг шеи несколько раз, но всё равно для меня он был слишком длинным. Стало очень приятно от такого внимания с его стороны.

— Это мне? Спасибо, — я потрогала мягкую шерсть ладонью — приятное ощущение. К тому же от стресса меня морозило, и шарфик был очень даже кстати. Майки продолжал смотреть на меня загадочно-весёлым взглядом, и казалось, он сейчас не выдержит своей драматической паузы и взорвётся.

— Угадай, откуда он у меня, — сжимая кулаки, сказал мутант. Я пожала плечами. Хотела высказать предположение, но Майки не дал. Хитро прищурил глаза, демонстративно обернулся, дабы проверить, нет ли кого рядом, наклонился ко мне ближе, к самому уху и громким шепотом произнёс: — Это Рафи связал.

Сказать, что я обалдела, значит ничего не сказать. Сначала я даже подумала, что Майки сочинил это, но по его искренним эмоциям злорадного счастья было ясно, что нет. Рафаэль вяжет? Эта новость настолько поразила меня, что я не сдержала смеха, и Майки меня поддержал. Я даже не могу представить, как этот брутальный суровый парень сидит на диване и сосредоточенно считает петли. Как он управляется с его-то пальцами? Да и вообще, почему рукоделие, да ещё и такое... для бабушек. Пытаясь нарисовать эту картинку в голове, я ещё больше заливалась смехом. Во всей истории, с невероятными инопланетянами-мутантами-черепахами, больше всего меня сразила именно эта сторона Рафаэля.

— Что вы тут так ржёте? — послышался явно раздражённый бас. Я обернулась и встретилась с привычно недовольной мордой моего друга, но махнула в ответ кончиком шарфа, видя, как резко меняется выражение лица Рафаэля со злобно-брутального до испуганно-удивлённого. Я клянусь, он весь побледнел. Глаза округлились, рот приоткрылся, словно он что-то хотел сказать, но вмиг лишился дара речи. И в ту же секунду — резкий взгляд на Майки, зрачки расширились, кулаки сжались. Из носа вот-вот начнёт выпускаться пар. Теперь он походил на разъярённого быка.

— Майки! — раздалось грозное эхо. — Я тебя сейчас прибью!

Он ринулся к брату так стремительно, что я еле успела прижаться к стене, чтобы не получить от здоровяка ненароком. А то тогда мне прямая дорога в реанимацию. Майки испуганно прошмыгнул в сторону, прыгнул на кровать, затем молниеносно сделал сальто (я обалдела от такой выходки), уклоняясь от сокрушительного удара Рафаэля. Спальное место обрушилось под напором такой силы, ножки надломились и рухнули. Следом в сторону Майки полетела настольная лампа с прикроватного столика, но этот хитрец успел увернуться, и от стены полетели мелкие частички стекла. Рафаэль был настолько разъярён, что даже я испугалась, и уже обдумывала пути отступления, но поняла, что рисковать не надо, когда злой брат всё-таки настиг Майки и повалил его на пол.

— Ай, Раф, пусти! Больно! — как малое дитя захныкал мутант, пытаясь вырваться из захвата Рафаэля. Но даже я понимала, что это бесполезно. И в эту секунду мне реально стало страшно за Майки — уж слишком злым казался его брат сейчас. Ну подумаешь, узнала я о его секретном хобби. Ну что такого. Это же так мило...

В комнату ввалились остальные братья и кинулись разнимать дерущихся. Казалось, что ещё чуть-чуть, и Рафаэль сломал бы Майки руку. Здоровяк ещё сопротивлялся из-за неуспокоившейся ярости, а «рыжий» потирал больное плечо, и мне даже показалось, от обиды слегка надул губы.

— Что ты творишь? — отпуская Рафаэля, спросил главарь. — Что на тебя нашло?

Он кинул взгляд на меня, предполагая, что я являюсь причиной такого приступа, и, видимо, сам всё понял, глядя на шарф. Неодобрительно покачал головой, то ли негодуя от детского сада, который устроили тут ребята, то ли раздражаясь из-за меня, как причины перепалки. Рафаэль дёрнул плечами, отряхнул руки и, не смотря на меня, кивнул в сторону.

— Нам пора. Идём.

И я послушно катилась на своём самокате за ним, напоследок остановившись возле Майки и погладив его по плечу.

— Ты в порядке? — мутант оживился от моего вопроса и сочувственного тона голоса. Выпрямился и снова вернулся в свой привычный образ заигрывающего балагура.

— Детка, если Рафаэль надоест тебе своими выходками, то знай — я здесь, весь твой, — он раскинул руки в стороны, демонстрируя всего себя на показ, и я поняла, что этого парня ничто не проймёт. Получив щелбан от Донателло, Майки ещё хотел повозмущаться, но не стал, когда я ласково потрепала его по щеке. Его взгляд смягчился, улыбка поплыла до самых ушей. Он хороший парень, хотя и правда «заноза в заднице», но добрый и весёлый. Невероятно милый. Перед такой харизмой кто сможет устоять? Зная, что раздражение ожидающего меня Рафаэля растёт с каждой минутой всё больше, я поспешила покинуть ребят.

— Приятно было познакомиться с вами, — сказала я напоследок, и неожиданно даже главарь кивнул мне в ответ. Видела это краем глаза — боялась смотреть на него. — Хорошего вечера, и, — посмотрела на Донателло, разглядывающего меня поверх своих очков, — спасибо за всё.

Младшие ребята махнули мне рукой, и я вышла к Рафаэлю, который ждал меня у выхода, скрестив руки на груди.

— Ну где ты там ходишь? — раздражённо кинул он мне и, схватив за локоть, потащил быстрее из логова.

— Подожди, я ещё с сэнсэем Сплинтером не попрощалась, — но мутант меня уже не слышал (или нагло игнорировал), выхватил самокат, снова закинул себе на плечо, как мешок картошки, и вынырнул из волшебной страны подземелья, пропуская мимо ушей все мои возмущения.

* * *

Меня уже укачало на его плече, пока мы дошли до выхода. Я упёрлась локтями в его панцирь, подперев ладонями подбородок, потому что уже не могла висеть как тряпка. Говорят, нельзя находиться в таком положении долго — кровь к голове приливает. Хотя что это значит, для меня загадка. Рафаэль шагал быстрее, чем обычно, обхватив мои бёдра одной рукой. Слышала, как он шумно пыхтел, видимо, всё ещё негодуя на брата и на меня.

— Рафаэль, меня уже скоро вырвет, — заныла я, чувствуя, как при каждом подбрасывании на плече меня мутит всё сильнее.

— Терпи, — буркнул он мне в ответ. Ну что за личность такая. Ещё и злится на меня. За что?

Один прыжок наверх — и мы уже оказались на знакомой мне улице. Однако Рафаэль не отпускал меня, шёл дальше. Ну он же не собирается... опять меня тащить на высоту? Я стала брыкаться и сопротивляться. Если это месть, то лучше пусть пристрелит меня здесь и сразу. Мутант резко подпрыгнул, и меня изрядно встряхнуло от такой «качки». Торт нагло просился наружу.

— Пожалуйста, Рафаэль, — захныкала я, и, как ни странно, мои вопли подействовали. Он стянул меня вниз, но не отпускал, просто дал возможность поравняться с ним лицом и наконец выпрямить спину. Даже в почти ничего не освещающем рассеянном свете я видела, что Рафаэль был смущён. При чем намного сильнее обычного. Ну ладно, что уж так убиваться? Крутой здоровый парень вяжет на досуге шарфики для братьев. Ну что такого?

— Закрой глаза, а то опять орать будешь, — приказным тоном сказал Рафаэль, и я не посмела ему больше перечить. Обняла за шею, уткнулась лицом в плечо и крепко зажмурила глаза. Я была уверена — он не даст мне упасть, но смотреть на удаляющуюся от нас землю не было никакого желания. Ветер дул так сильно, что почти лишал возможности нормально слышать. Я даже не замечала, как его ноги касались железной лестницы, лишь изредка подпрыгивала в огромных руках при больших прыжках.

— Всё, мы дома, — оповестил мутант. Я открыла глаза и даже удивилась, увидев свою привычную обстановку здесь. Будто не было ничего этого со мной, будто всё мне причудилось.

Рафаэль опустил меня на пол вместе с моим самокатом. С ним было страшно заговаривать — в гневе этот парень сущий дьявол. Так накинулся на брата, поколотил его. Я снова коснулась своего шарфа и не сдержала улыбку, думая, как Рафаэль его вязал.

— Тебе смешно? — возмутился мутант, искривляя верхнюю губу, будто я самого короля оскорбила. С другой стороны, у него тоже стресс — все сегодня на него нападают. И главарь (тот-то весь мозг вынесет), и Майки со своими шуточками.

— Нет, — ответила я, кладя руку на его предплечье — желание успокоить и вернуть всё на свои места. Рафаэль ещё попыхтел, но видно, что начал успокаиваться, и даже сам еле заметно, но всё же посмеялся над собой и над этой ситуацией. Я заглянула снизу вверх в его янтарные глаза, пытаясь встретиться взглядами. — Ты больше не дуешься?

Рафаэль хмыкнул, нахмурил брови, но не смог сдержать улыбки, что даже было очень на него не похоже. Так странно и по-новому. Но это почему-то завораживало. Я улыбнулась в ответ.

— Ладно, тебе надо отдыхать, — сказал мутант, но не сделал ни малейшего движения к выходу. — Как ты вообще после всего этого? — он замялся, глаза снова забегали, руки-кувалды — туда-сюда.

— У тебя очень милый дом. И хорошая семья. Они мне нравятся, — хлопая мутанта по плечу ответила я. — Ну кроме этого Ди Каприо, он меня немного пугает. А так все очень милые. Особенно твой отец.

Рафаэль одобрительно кивнул головой при упоминании о сэнсэе, а я не сдержала зевоты — несмотря на периодическую отключку в канализации, меня всё равно клонило в сон.

— Иди спать, — мягко сказал Рафаэль, проведя ладонью по моей руке от плеча вниз.

— Придёшь завтра? — спросила я, медленно закрывая и открывая глаза. Неожиданно для меня (и для себя, наверное, тоже) Рафаэль наклонился и поцеловал меня в макушку. И мне не было неприятно. Даже напротив...

— Приду.Примечание к части*аффтор полил все бензином и уже чиркает спичкой*

Вот такие радости заставляют меня продолжать что-то из себя выдавливать:

https://pp.userapi.com/c845221/v845221191/1d64f9/Njm6iao7R4w.jpg

https://pp.userapi.com/c854128/v854128789/1e5f5/uSEKmDTyQEI.jpg

https://pp.userapi.com/c856036/v856036062/1e0ab/5I2Q9fgEukk.jpg

Спасибо Юлечке Самсоновой))

https://pp.userapi.com/c845217/v845217987/1e6e75/ks23KD1v8LQ.jpg

Посмотрите, какое чудо!

Anamitson Z, спасибо тебе!:)

Минутка рекламы:

Так как фестивали отзывов закрыли, то мы решили открыть свой, но исключительно по ЧН. Вот только не совсем фестиваль, а целый штаб критиков, который напишет полноценные рецензии на вашу работу, и вам не надо будет оставлять отзывы взамен. Пришлите ссылку на свою работу мне в личку, если хотите поучаствовать и получить качественные отзывы на свой шедевр. Все работы будут добавляться в группу в ВК, где мы собираем лучшее из лучших.

Сон. Такой сладкий, затягивающий и бесконечный в своих пределах. Как же хочется утонуть в этой блаженной неге, отдать свой разум этому туманному миру грёз, где нет ни правды, ни лжи, где разноцветными мазками рисуется необъятное море сновидений, таких ярких, таких красочных… Немного дымчатых, туманных, ускользающих. И там я свободна, открыта всему миру, лечу навстречу солнцу, согревающему холодную кожу своим теплом. Россыпь мурашек растворяется под тонким покрывалом, подаренным дневным светилом. А рядом, на этом ультрамариновом полотне, загорается луна — огромный серебряный шар, усеянный кратерами, как шрамами. Она холодна и одинока. Она живёт на другой стороне суток, на тёмном небе, накрывающим людской мир сладкой полудрёмой. И как бы луна ни тянулась к солнцу, как бы сильно она ни гналась за ним, ей никогда не догнать его. Они мчатся по кругу, и эта бесконечная карусель обречена быть навеки несчастной попыткой сблизиться друг с другом. И отчего-то так плохо на сердце, так щемит в груди… Ведь только здесь, в моём добром и уютном сне они могут быть вместе. Крошечные солёные водяные искорки разделялись на множество одинаковых капель, распространяясь прозрачным бисером по небосводу. Но я продолжала плакать… Яркий свет озаряет пространство, обжигает пышущее пламя — это холод прикоснулся к теплу. Это луна дотянулась до солнца. И тысячи осколков разлетелись в один миг, крошечных, кристаллических. Я парю среди них, затаив дыхание, и в каждом из этих фрагментов вижу своё отражение. Луна сошла со своей орбиты, округлый край сколот, и мелкие частички застыли в полёте, отделяясь от холодного спутника. Она рассыпана, она повержена. Теперь не так хороша, теперь утратила своё истинное предназначение. Стоило ей только прикоснуться к солнцу…

Лёгкие поглаживания по моей руке чувствовались сквозь плотную пелену сна. Они силой хватали меня за шкирку и тащили сквозь густой тяжёлый туман. Я цеплялась за осколки, взывала к луне и солнцу, чтобы они не позволили меня отдалить от себя, но их силуэты уже исчезали там, за гранью. Они снова разлетались по разные стороны, как это было всегда, исчезая из моего сна навеки.

Нехотя я разлепила тяжёлые веки, но это далось мне с большим трудом. В комнате всё ещё темно, а значит не время вставать. Можно поспать немного. Ну ещё чуть-чуть. Обнять свою прохладную мягкую подушку, закутаться в тёплое пуховое одеялко. Как приятно понежиться в его объятьях ранним утром, радуясь мысли, что ещё не скоро вставать.

— Эй, — послышался осторожный шёпот, и я снова попыталась открыть глаза. Сквозь сонную завесу неожиданно для себя разглядела крупный силуэт, склонившийся надо мной. Поморгала, сгоняя дремоту, со стоном потянулась, расправляя затёкшие в одном положении мышцы.

— Привет, — мой хриплый голос ещё не проснулся, но я и не хотела его будить. Ещё бы немного подремать.

— Привет, — тихо ответил мне Рафаэль, вызывая у меня улыбку. В такую рань я его ещё тут не видела. Чисто инстинктивно сжала его ладонь, которая уже держала мою, и снова закрыла глаза.

— Просыпайся, — тёплое дыхание защекотало моё ухо, и не получилось подавить накатившую дрожь, приведшую за собой табун мурашек по всему телу.

— Зачем? — сквозь сон пробубнила я, уже снова мчась навстречу Морфею, чтобы окунуться в его ласковые объятья.

— Я хотел тебе кое-что показать, — звал меня голос, заставляя остановить бег в царство снов. Опять разлепляю глаза насильно.

— Что? Что-то показать? Зачем? — выхватила руку из его ладони и подложила под щёку. Холодненькая. От приятных ощущений довольно улыбнулась. — А можно попозже? Я могу и до вечера подождать… И вообще… до завтра… или до после-послезавтра…

— Нельзя. Потом не получится, — настойчиво звал меня голос, которому уже нельзя было сопротивляться. Всё равно бесполезно.

Я открыла глаза, недовольно хмурясь и всё ещё надеясь, что Рафаэль пошутил или что он мне снится, и не надо вставать. Но он уже отошёл к шкафу, достал оттуда мою тёплую куртку и меховые сапожки и вернулся обратно ко мне. Я села на кровати, слегка покачиваясь и дуя губы от очередной несправедливости этой жизни. Упёрлась лбом в панцирь и протестующе замычала, на что услышала только смех.

— Нам что, надо на улицу выходить? — спросила я, слыша, как Рафаэль поставил на пол мои сапожки. — Ну давай лучше поспим. Ведь это так хорошо. Спать…

— Сегодня выходной, выспишься, когда придёшь, — усмехнулся мутант, поворачивая голову и пытаясь заглянуть назад, чтобы разглядеть меня.

— Вот именно. Единственный день, чтобы отоспаться, — ладно, всё равно толку нет ныть. Может, что-то действительно важное этот здоровяк приготовил. Я опустила ноги на пол, садясь рядом с Рафаэлем, громко зевнула и потянулась. Как же приятно расслабить мышцы после сна… Мягкий мех нежно щекотал ноги, создавая ощущение комфорта. Я посмотрела на Рафаэля — он молча наблюдал за сонной тетерей, но больше не смеялся. Просто молчал. Резко встал, я от неожиданности даже подпрыгнула на месте. Так же молча подал мне куртку.

— Я хотела спросить кое-что, — под горло застегнула куртку, чтобы не замерзнуть, и стала походить на неподвижного пингвина. Рафаэль натянул мне на голову капюшон, и пушистый мех закрыл мне весь обзор. — Скажи, а ты где вязать научился?

Послышалось рычание и скрежет зубов. Эта тема была раздражающей для него, но меня это почему-то веселило.

— Какая разница? — злобно кинул мутант, затягивая верёвочки на капюшоне, чтобы я вообще не видела, не слышала и в конце концов заткнулась. А до меня только сейчас начало доходить, что происходит. И я уже забыла об интересующем меня вопросе, разглядывая свою тёплую куртку и сапоги, которые послушно только что надела.

— Подожди-подожди. Мы что, реально собираемся на улицу? Надеюсь, не через балкон опять?

Складки на красной повязке изогнулись в хитрой дуге, уголок губ поднялся вверх. Это не к добру. Чую я, что ждёт меня очередной аттракцион невиданных полётов над городом.

— Да, нам придётся забраться на крышу одного здания, так что…

— Нет! — я сама ужаснулась от такого кричащего истеричного тона моего голоса, но это был крик души.

— Да тут нечего бояться. Солнце ещё не встало, никто не увидит. Вниз смотреть не будешь.

Всё у него так просто. Раз, два и никаких проблем. Конечно, такому бугаю наверняка неведом страх высоты. Он, наверное, если и грохнется с высотки, то не умрёт. Один панцирь вон чего только стоит… Извините, я на такое не подписывалась. Я вот лучше пойду свой сон досматривать, там уже второй акт пошёл о неразделённой любви луны и солнца. Вот сейчас космическая тематика мне ближе, чем полёты над городом. Мне вот такого экшена не нужно. Скоро седой стану, я и так уже вся дёрганая и нервная.

Рафаэль сделал шаг мне навстречу, но я инстинктивно отошла назад. Он опять попытался приблизиться, но Рокси тоже упрямая, как баран. Мутант закатил глаза и пожал плечами.

— Ну хватит уже трястись, как осиновый лист. Я тебя ещё ни разу не уронил.

— Ты издеваешься, да? — от таких фразочек у меня вообще отбилась охота куда-либо с ним идти. Ни разу не ронял. Ага! Одного раза достаточно для похоронного марша и венков на могиле. Мне такого счастья не надо.

— Нет, — спокойно ответил Рафаэль, и я удивилась, как быстро он перешёл от шутливого тона к серьёзному. — Я обещаю, что всё будет хорошо. Ты мне веришь?

Это запрещённый приём, который ставит в тупик. Если отвечу «нет», то он обидится. К тому же это будет ложь. Скажу «да» — придётся подтверждать слова действиями. Это нечестно! Моя больная голова со скрипом принялась за активную работу по поиску хорошей отмазки, но ничего пока придумать не смогла. Что может слабая девушка против такого бугая? Делать нечего, придётся довериться Рафаэлю и получить свою щедрую порцию адреналина. Такими темпами я скоро стану от него зависима. От адреналина, я имею в виду.

— Ну ладно, — скрестила руки на груди. — Только у меня есть условие, — Рафаэль удивлённо вылупился на меня и даже усмехнулся, но ничего против не сказал. — Ты всё-таки расскажешь, где научился вязать.

Мутант раздражённо фыркнул закатывая в очередной раз глаза. И молчал какое-то время. А я надеялась, что он откажет мне и никуда идти не придётся. Так или иначе, я потом порасспрашиваю его про это. И если ответа не дождусь, то хотя бы подразню его маленько. Ну чуть-чуть, по-дружески.

— Всё ей неймётся, — пробубнил Рафаэль себе под нос, отводя от меня взгляд. — Ладно.

Странно, но от этого ответа на меня накатила радость, а не разочарование. Может, потому что Рафаэль показался мне таким покладистым сейчас, даже несмотря на его хмурый вид. Но ликование от маленькой победы было недолгим — в ту же секунду я уже оказалась подхваченной им на руки, а через две мы стояли на балконе. Ничего не оставалось, кроме как уцепиться ему в шею, и мне кажется, что такой хваткой я даже могла его задушить. Ветер завывал, ещё тёмное небо тяжёлыми тучами нависало над нами. Уткнулась лбом в плечо Рафаэля, чтоб закрыться и не слышать уличного шума, не знать, что я парю над землёй. Быстрое сердцебиение, пульсирующее даже сквозь толстый пластрон и отдающее ударами мне в грудь, заглушало внешние звуки, словно меня закутали в кокон в обнимку с его сердцем.

— Закрой глаза, — прозвучал над ухом совсем близко низкий хрипловатый бас, и я послушно сомкнула веки.

Над нами пустота. Лёгкость и ветер. Я лечу, я парю над городом, слушая где-то вдалеке его ночную тишину. Раннее утро воскресенья — казалось бы, этот город никогда не спит, но сегодня невероятно тихо. Словно всё вокруг замерло в ожидании чего-то особенного. Или это у меня одной сердце колотится на износ? Хотя нет — у моего зелёного монстрика оно пашет ещё хлеще. Пока глаза закрыты, пока я ощущаю крепкую руку, прижимающую меня к каменному телу, буквально вдавливающую в него, мне кажется, что я летаю во сне. Слышно, как Рафаэль прикасается свободной рукой к перилам соседних балконов, как ноги пружинисто приземляются на крыши, как он шумно и быстро дышит, но уверенно ступает в пустоту, подлетая к очередному зданию. Его движения чёткие и отработанные. В них нет и намёка на сомнение. Но мне всё ещё страшно открывать глаза, и я сильнее сжимаю руки в кольцо, чувствуя щекой неровный глубокий шрам на крепком плече.

Чем дольше мы мчались куда-то, тем холоднее становилось. Ветер усиливался, его порывы были всё более непредсказуемыми и шумными. Иногда казалось, что они могу унести меня из рук Рафаэля и организовать незапланированную встречу с асфальтом. И уровень страха неуклонно стремился вверх. Чувствую, как руки замерзают, как леденеют мои конечности, и не знаю, отчего это — от нарастающего ужаса или просто действительно становится холоднее.

Внезапно сквозь тонкие щёлки между капюшоном и панцирем мутанта просочился свет. Неужели солнце уже взошло? И тучи так быстро рассеялись. Рафаэль остановился — больше мы не поднимались. Не дёргались в прыжке, не сбивали дыхание друг друга.

— Можешь открыть глаза, мы на месте, — совсем близко прозвучал знакомый голос, и я его не узнала из-за невероятного умиротворённого спокойствия и какой-то совсем не присущей мягкости. Набрала в лёгкие побольше воздуха — он обжёг меня изнутри холодом, — и медленно открыла глаза. Просто разомкнула веки, но боялась повернуть голову — уставилась в зелёную кожу мутанта и не могла найти в себе достаточно мужества. Резкий порыв ветра почти сдул с моей головы капюшон, но я не хотела убирать руки от Рафаэля.

— Эй, не бойся, — сказал он, наклоняясь к моему уху почти впритык. — Отсюда не видно земли.

Я подняла глаза на него — янтарь засверкал миллионами искрящихся точек, переливаясь под естественным источником света. Странно, а я ведь никогда не видела Рафаэля днём. Обернулась — медленно, внутренне содрогаясь от страха, — и моё дыхание сбилось, а сердце заколотилось в такт сердцебиению мутанта.

Весь мир в одно мгновение застыл, замер в своём величии и красоте. Солнце, яркой полосой золота озарившее горизонт, медленно являло себя миру, обрисовывая кромки пушистых облаков, будто кто-то мастихином нанёс яркое жёлто-оранжевое масло, неуклюжими мазками играясь с цветом и акварельными тонкими пятнами оставляя след на молочной нежной пенке дальше от горизонта, грядочками проходившими от нас к далёкому краю. Эти облака — мягкая перина, лёгкое одеяло, такое невесомое, — и, казалось, я могла бы утонуть в них, могла бы закутаться и остаться здесь навсегда. Подо мной уже не было земли, только бесконечное море облаков, закрывающих меня от города. Будто здесь совсем иной мир — величественный, неизменный, вечный…

Он заворожил, подчинил гипнозом, и несмотря на завывающий на такой высоте ветер, здесь царит спокойствие. Эта невероятная картина вызвала трепет в душе, а щемящая радость вперемешку с адреналином и восторгом от открывшейся мне картины заставляла глаза щипать. И я не хотела плакать, и не было во мне излишней сентиментальности, но это чувство настолько непередаваемо, настолько наполняло меня, что не было сил сдержаться. Если бы не Рафаэль, я бы никогда не увидела такую красоту. Не возвысилась бы над облаками, над людьми, не парила бы в небесах. Так бы и просидела всю жизнь в своей каморке и знала бы дорогу от дома до работы. Сколько всего нового я узнала благодаря встрече с этим невероятным существом. А мы ведь, к слову, даже не стоим на крыше ногами — Рафаэль крепко зацепился рукой за пику Крайслер-билдинг, гордо возвышающуюся поверх облаков в окружении торчащих по соседству верхушек других небоскрёбов, в данный момент абсолютно оправдывающих своё название. И мне не страшно. Кажется, будто и нет ничего там, под нами, будто это другой небесный город со своими маленькими домиками, возведёнными прямо на облаках.

Рядом со мной над головой навис небольшой кусочек облака — воздушная сахарная вата, — и мне так захотелось потрогать его, что я потянулась за ним, уверенная в том, что на ощупь оно окажется мягче ваты. Вытянула руку вверх — уже не боялась упасть, — ощутила, как Рафаэль ещё крепче сжал меня, чтобы не соскользнула. Но дотянуться я так и не смогла, лишь на мгновение ощутив исходящий от облака холод — мне так показалось. Но я была так близка к этому. Ещё бы немножко, буквально миллиметр.

В одну секунду Рафаэль припечатал меня обратно к себе, неловко хихикая надо мной. Боялся, что упаду? Даже я уже не боялась этого. Впервые в жизни, и находясь в самом высоком месте, где я когда-либо бывала. Вновь окинула взором гордую красоту просыпающегося солнца, которое становилось всё ярче с каждой секундой.

— Это просто…

— Невероятно, — закончил мою фразу Рафаэль. Я посмотрела на него — взгляд устремлён в горизонт, такой мягкий, такой тихий, умиротворённый. При таком ярком свете, причём солнечном, я видела его впервые. И янтарь в глазах горел ярким огнём, всполохами блестел на утреннем солнце. Странно, почему я никогда не замечала эти мелкие тонкие шрамы на его лице? Он чуть заметно улыбался, наслаждаясь созерцанием природной красоты. А я всего лишь на мгновение засмотрелась на него, замечая, что кожа на лице имеет светлые салатовые прожилки, в отличие от тёмной кожи тела. Этот суровый парень уже не казался таким уж суровым. Я и подумать не могла, что Рафаэль окажется ценителем прекрасных пейзажей. Я ещё очень многого о нём не знаю…

— Так ты мне расскажешь про своё хобби? — вдруг вспомнила я. И не то, чтобы хотела портить такой эпичный момент, но просто отчего-то так неловко себя почувствовала, что выпалила первую попавшуюся мысль. Рафаэль вопросительно изогнул бровь, переводя взгляд на меня. А я старалась казаться расслабленной, чтобы щёки не покраснели ещё больше.

— Мы с тобой висим на одном из самых высоких зданий города, а ты спрашиваешь именно это? — он хотел воззвать к моему страху высоты, уводя тему разговора в другое русло, но это не сработало. Я положила голову ему на плечо, чтобы спрятать взгляд от его янтаря, сейчас действительно прожигающего меня до самых потаённых уголков моей души. И это было настолько естественно — гореть под его взглядом, — настолько просто проникнуть в мой мир, в саму меня, что я даже не заметила этого. И мне трудно объяснить то, что происходит со мной, что происходит с ним. И мне становится страшно…

— Угу, — промычала я на его вопрос, не сумев подобрать более красноречивого ответа. Рафаэль фыркнул и тяжело вздохнул, крепче сжал ладонь, обхватывающую мои ноги.

— Когда я был ребёнком, отец придумал это как наказание для меня — решил, что такое занятие должно помочь мне концентрироваться лучше, — уверена, он был трудным подростком. Если сейчас он с трудом удерживает свои эмоции, то раньше наверняка было ещё хуже.

— Он и теперь использует это в качестве наказания. Знает, как я ненавижу вязать.

— Но у тебя неплохо получается, — Рафаэль недовольно выдохнул, вызывая мой смех. — Неужели ты смог пересилить себя? Это непростое занятие для такого… эээ… эксцентричного парня.

— Когда твои братья совершенствуются в боевых искусствах в то время, как ты должен заниматься бабским делом и довязывать Майки шарф, то ещё и не тому научишься.

Я снова засмеялась. Отсутствие драк в жизни Рафаэля стало лучшим мотиватором для него. Забавно. Всё-таки сэнсэй Сплинтер тонкий психолог в вопросах воспитания своих нестандартных сыновей. Ведь они такие разные, абсолютно не похожие друг на друга. Но все они одно целое, неделимое. Борящиеся за добро в этом злом мире, хотя сам мир не хочет принимать их своей неотъемлемой частью. А зря.

— А ты свяжешь мне что-нибудь? — спросила я, укутываясь в свою куртку. Всё-таки холодно тут наверху.

— У тебя уже есть шарф, — безэмоционально ответил Рафаэль.

— Это не то. Это вещь Майки, сделанная для Майки. А для меня ты что-нибудь свяжешь? — мутант фыркнул, усмехаясь одними губами на мои слова.

— Ну только если отец опять меня накажет.

Как же мило, что они до сих пор, будучи уже взрослыми парнями, так покорно слушаются своего родителя, так трепетно относятся к семейным отношениям. Хотя такой здоровый бугай кажется ещё больше рядом с худой, сутулой от старости крысой.

— Нам пора, — повернувшись ко мне, сказал Рафаэль прямо в волосы, и я натянула капюшон обратно, ухватилась покрепче за его шею и закрыла глаза.

— Спасибо, — тихий шёпот едва коснулся зелёной кожи, и я не знаю, услышал ли меня Рафаэль или нет.

Мы снова летели, приземлялись на крыши домов, вздрагивали, прыгали, мчались. Быстрое дыхание мутанта стало совсем неровным, отрывистым, словно он устал. Я ведь не маленькая девочка… Хотя он всегда смеялся надо мной, когда я упоминала свой вес. Может, просто хотел казаться мощным, всесильным парнем?

Ветер резко сдёрнул с меня капюшон, и мои лохмы взъерошились ещё сильнее. Всего лишь на секунду, на одно мгновение, ведомая каким-то странным порывом смелости (будь я проклята) я приоткрыла глаза. Всё вокруг плыло: зеркальные стёкла небоскрёбов мелькали, переливались и сливались воедино бесконечным холодным серебром. Здесь всё ещё темно — тяжёлые тучи закрывают собой солнце. Я не видела земли, но всё кружилось в диком танце, закручивая мой мозг в спираль, будто на американских горках. Сердце заколотилось изо всех сил, на какое-то время мне даже стало страшно. Ногтями буквально впилась в кожу мутанта, но вряд ли я могла причинить этим ему боль. Видела, как лихо Рафаэль преодолевал расстояние, как спрыгивал с одной крыши на другую, как цеплялся одной рукой за выступы домов. Ему наверняка тяжело передвигаться таким образом, с грузом на руках. Мне снова стало страшно: это будто приступ, клокочущий где-то внутри меня, сжимающий мой живот. И я опять закрыла глаза — зажмурила со всей силы — и вцепилась крепко-крепко в бедного Рафаэля. Ещё несколько секунд, и шум стих, ветер унялся, а вокруг меня образовался вакуум. Тишина.

Я застыла — мне почему-то было страшно открывать глаза. Будто это лишь временная передышка и как только я разомкну веки, всё опять будет нестись. Голова кружилась, трудно было дышать. По рукам, в коленях, по всему телу прошла дрожь. Не было желания выбираться из своего кокона.

Я ощутила, как вторая рука легла мне на спину и несильно прижала меня к телу. Знаю — здесь я в сохранности. Здесь со мной ничего не случится. И надо бы успокоиться, но всё почему-то иначе. Там, внутри него — молоток, — бьёт меня изо всех сил, разносясь ударами по моему телу. Отчего-то и тревожно, и волнительно…

Рафаэль стал ослаблять объятья, и я медленно поползла вниз, но он не дал мне коснуться ногами пола — лишь носочками правой ноги я упиралась в ковёр. Почти невесомо. Вплотную прижата к нему — по комнате всё ещё расползается сумеречная темнота, но я вижу очертания его лица. И я могу только лишь чувствовать. Стать одной эмоцией, стать сгустком противоречивых мыслей. Ощутить губами горячее дыхание — меня бросает в дрожь, волнительную и сладкую. Крепкая мужская рука вжимает меня всё сильнее — я почти лишаюсь возможности свободно вдыхать воздух, — и только сейчас мне становится ясно, что до этого момента я даже на малую долю не могла постичь всей его силы. Уверена, что и в данную минуту это не всё, на что способен Рафаэль — это лишь минутная слабина, забывчивость о том, что я слишком хрупкая для него. Он мог бы с лёгкостью сломать мне позвоночник, достаточно всего лишь нажать чуть сильнее. И кажется, что я схожу с ума… схожу с ума… и он сходит.

Чувствую дрожь его губ на своих, и надо бы оттолкнуть, упереться руками в грудь или выразить хоть какую-то протестующую эмоцию, но этого нет во мне. И так странно всё это… и мне не противно, не больно, не страшно. И даже не так, как с Дэвидом. И даже не хочется отвернуться, отстраниться от него. Всего на мгновение — бесконечное, уносящееся куда-то в даль, обратно в небесное царство, — я закрыла глаза. Совершенно рефлекторно. Моё тело меня не слушалось, не подчинялось уже смолкающим отголоскам рассудка. И в течение этого мгновения мне казалось, что он не мутант, что он не черепаха, не животное, не отвергнутый обществом изгой — что он самый обыкновенный парень, простой, свой, родной. Сердце так странно трепещет, заходится прямо под горло. Я онемела, превратилась в восковую статую, норовящую вот-вот растаять. Тиски сжимались всё сильнее, молоток внутри — всё быстрее. До сломанных рёбер. До остановки дыхания. Это всё странно. Сейчас я — это не я. Это кто-то другой, живущий во мне. Не осталось Роксаны, и Рафаэля не осталось. Это всё не мы. Непохожие на себя, делающие несвойственные нам вещи, сходящие с ума. Я сумасшедшая. Безумная импульсивная Рокси — очнись, это всего лишь твой сон.

Не знаю, сколько прошло времени — я потеряла ему счёт. Не знаю, как долго продолжалось наше безумие. Но почему так не хочется возвращаться в реальность? Так не хочется размыкать веки даже когда больше нет этого сладкого давления на губах? Осторожного, но нетерпеливого. Я всё ещё ощущаю горячее дыхание на коже лица совсем близко. А мне хочется вернуть это мгновение назад, прокрутить стрелку часов в обратном направлении всего лишь на долю секунды и застрять в ней. Какая глупость! Глупость, которая никогда до этого меня не посещала. Это какой-то другой вид, странная версия безумия.

Он прикоснулся щекой к моей щеке, вдохнул полной грудью, жадно, отрывисто. А я всё ещё отказывалась открывать глаза, отказывалась пробуждаться ото сна. Я всё ещё ощущала тяжёлую ладонь, невесомо зарывающуюся мне в волосы, и другую — прижимающую меня до боли в пояснице. И всё это казалось бесконечно долгим, словно ты застрял в этом моменте. И всё это было мгновенно быстрым, словно вспышка, режущая глаза, ослепляющая искра.

Всё это было, пока дневной свет не стал проникать в мою комнату, пока небо не начало белеть. И снова подо мной пол, и чужой руки на мне больше нет. Я всё ещё чувствую лёгкое дыхание на своих волосах. Я открываю глаза, возвращаюсь в реальность.

— Мне пора, — произносит хриплый бас, и этот тягучий глубокий голос где-то из недр самой души заставляет меня задрожать. Но совсем не от страха. И в ответ я не смею вымолвить и слова — я не знаю, что сказать. Короткий поцелуй в макушку и резкий порыв, обрисовывающий уже пустоту передо мной. Будто ничего и не было. Будто я всё ещё спала…Примечание к частиДорогие мои девчули! Спасибо за помощь, за поддержку, за арты... Вы — мои главные вдохновители в этой истории! Очень вас люблю и каждого ценю!

А ещё на сайте опять появляется ошибка, поэтому будьте осторожны, если пишите отзыв — копируйте прежде, чем отправлять, — не хочу, чтобы ваши старания были напрасны. Очень вас люблю, и каждый отзыв для меня важен и приятен. Спасибо!

Гляньте на эту красоту! Горячоооо)))

Спасибо Юлечке Самсоновой!

https://pp.userapi.com/c855124/v855124570/27359/GRZNHz63_0E.jpg

So if you love me, let me go.

And run away before I know.

My heart is just too dark to care.

I can't destroy what isn't there.

Slipknot — Snuff

Вокруг меня пустота — глубокая, мрачная и пугающая. Я не чувствую гравитации, я невесома в этом пространстве. И кажется, будто я в воде — весьма легко рассечь воздух ладонями, оттолкнуться от невидимой и неощутимой толщи. Я плыву в сердце космоса.

Меня озаряет свет, такой насыщенный и ослепительный, что невозможно взглянуть и увидеть источник. Солнце загорелось особенно ярко, языки пламени игриво раскачивались на шарообразной поверхности, порой выбрасывая россыпь золотой пыли тонкими шлейфом в тёмную даль. И казалось, что это не солнце, а огромное пылающее сердце. Оно билось, размеренно и спокойно, тарабаня в такт моим движениям.

Я не знала, куда плыла, но солнце стремительно уменьшалось, и свет с трудом доходил до этой части космоса. Меня поглощала тьма, закутывала в своё звёздное полотно. Здесь только пустота и холод.

Впереди меня что-то появилось. Более крупное и внушительное. Ещё несколько движений, и я на месте. Огромный, некогда серебристый шар померк, потух, превратился в тусклую глыбу. Неровную — округлый край сколот, вокруг образовавшейся плоскости шрамами расходятся трещины и кратеры. Потерянные части полосой растянулись от космического тела, без возможности соединиться обратно в одно целое, но и не смеющие покинуть «раненую». Над луной повисли тёмной тучей боль и отчаяние. Вот что происходит, когда луна дотягивается до солнца…

Глубокая впадина от сколотого «ранения» начала расползаться всё глубже, простреливая космический объект насквозь, со скрежетом, с оглушающим треском. Застыла, остановилась, и эта секундная тишина пугала, как затишье перед бурей. Мгновение — и цельная, потухшая, серебряная раскалывается на части, крупные и мелкие, разбрасывающиеся в стороны, но замирающие в полёте. И это так сокрушительно красиво. И так невероятно ужасно. Я тянусь к ней, словно мои жалкие попытки могут собрать луну воедино. И одно касание обжигает руку, но у меня нет сил оторваться. В самом центре расколотых частей спиралью закручивается чёрная дыра, расширяясь и захватывая пространство вместе с парящими в нём объектами. Я пытаюсь вырваться, но луна держит меня, не даёт отнять руку и уплыть прочь. Я вижу, как растущие отростки поглощают мою ладонь, мою руку. Всю меня. И я кричу, но совершенно беззвучно, выпуская свой последний вздох в тёмное пространство.

* * *

Резкий скачок адреналина в крови заставил меня сесть на кровати. Дыхание глубокое, отрывистое, я всё ещё не могу понять, где нахожусь, выдавливая остатки сна, сплетающиеся с реальностью. На часах половина двенадцатого дня, но из-за хмурого неба кажется, что над городом нависли вечные сумерки. Погода продолжала печалить, поливая нас дождём, и вместе с опускавшимся всё ниже небом опускалось и моё давление. Поэтому вялость, поэтому ураган в голове…

Интересно, а прыжки по крышам небоскрёбов тоже были сном? Утренняя заря, холодный воздух, небесный город… Это тоже мне причудилось? И Рафаэль не приходил сегодня с утра, не удерживал меня одной рукой над облачным морем и не… целовал?

Меня бросило в жар, я с ужасом ударила себя по щекам, чувствуя, как они превращаются в горящий уголь. Нет-нет-нет. Это наверняка был только сон. Ведь этого же не может быть взаправду, да? Ведь я же… и он же…

Резкий подъём на ноги вызвал головокружение и боль в лодыжке. Вечно я про неё забываю! От неприятных ощущений приземлилась обратно на кровать, но эта боль не чувствовалась так, как раньше. Она была где-то там, позади меня, а передо мной — моя совесть. Сморщенная и уродливая. Где же ты была раньше, стыдливая моя?

Мне всё ещё не хотелось верить во всё это. Я ведь всё время спала, и этот красочный рассвет всего лишь моё воображение, и эти верхушки высоток над разукрашенными солнцем тучами — это всё красивый яркий сон. Нет, ну разве я могла так легко зависать над землёй, так бесстрашно глазеть на облака с обратной стороны? Это же бред! Сумасшедший бред! Бред, в который я погружена с первой встречи с Рафаэлем. Бред, который является правдой.

Так! Только без паники! Надо прийти в чувство, и всё встанет на свои места. Лучше умыться и выпить кофе, а то я слышу, как скрипят извилины у меня в голове. Натянула на себя лежащую рядом толстовку и тёплые штаны — температура на улице всё ниже, а в квартире она не повышается, иначе я разорюсь на счетах за свет. Ноги в тёплые тапочки с кроличьими ушками. Они напомнили мне кролика Рафаэля. Забавно. Рядом — мои меховые мягкие сапожки. Взгляд вперёд — на стуле возле кровати висит куртка. Значит и правда было?

Сердце колотилось так, что грозило выпрыгнуть прямо из горла. Чувствую, как снова становлюсь ярко-алого цвета, даже мельком касаясь воспоминания о сегодняшнем утре. Не могу задерживаться на нём долго — голова кругом идёт и накатывает такой ужасный стыд, что мне хочется превратиться в крота и зарыться под землю. Не смотрите на меня, не смотрите. Уберите от меня эти сотни пар глаз.

Так, выдохни, Рокси. Надо двигать в ванную комнату, иначе ты вспыхнешь и сгоришь синим пламенем, рассыпавшись горсткой пепла у кровати. Подскочила на ноги и понеслась, хромая на одну ногу, в уборную, будто там таилось моё спасение. Ладонями набираю струи, жадно окунаю туда лицо, и на долю секунды желаю захлебнуться в этом хлорированном стакане воды. С закрытыми глазами чищу зубы — страшно смотреть в зеркало. Стыдно глядеть на себя по ту сторону стекла. Что ты ей скажешь, Рокси? Что чокнутая извращенка или что вконец обезумевшая шизофреничка? Мне подходят оба варианта.

Всё-таки, закончив минутку гигиены, я краем глаза смотрю на своё отражение — веки опухли от недосыпа, на голове воронье гнездо и щёки неприлично красного цвета. От такого вида самой себя снова становится стыдно. Пальцами стираю с губ остатки пасты, на секунду задерживаю на них взгляд — воспоминания яркой вспышкой всплывают в моей голове, оставляя реальность снова за гранью. И это ощущение давления на губах такое приятное и сладкое. И чужое дыхание по коже. Я не видела воспоминание картинкой недавних событий — я вся стала нервным комком чувств, обуявших меня тогда. И трепет от его силы, и странное томление в груди, и разрыв моего бедного сердца… Как странно, его губы оказались такими мягкими, а я думала, они твёрдые как и кожа.

Боже, Рокси, о чём ты думаешь? Ты что, серьёзно фантазировала насчёт его губ? Ну, если честно, не то чтобы, но… Ой, всё. Больше не могу. Прямо сейчас умру от смущения, и пусть меня Кондратий хватит — может, и к лучшему.

Надела капюшон на голову и до упора натянула верёвочки, превращая своё лицо в волосатый пучок из-за торчащих в стороны волос. Ну и что, лишь бы они скрыли меня от света, от самой себя, от стыда.

— Дура! — раздражённо кидаю я отражению напротив и топаю на кухню за чашкой кофе.

Все привычные мне вещи стали другими. Я тону в этом вязком осознании своего стыда, и мне хочется превратиться в микроб и исчезнуть, стать крошечным существом, чтобы никто меня не видел. Что это было сегодня утром? Я даже не поняла, как это произошло. Так скомкано, быстро, стремительно. И что на меня нашло? А на него?..

На меня снова накатывает смущение, но уже не за вольность, которую я допустила, а от осознания того, какая же я…

— Дура!

Но это всё не так. Это можно списать на… на… Ну, допустим, на слишком нестабильное эмоциональное состояние. Я вчера зависла над городом на высоте одного из самых больших небоскрёбов города, он рассказал мне о своём детстве, поделился сентиментальными и смущающими фрагментами. Всё это на нас так повлияло, и поэтому мы получили то, что получили. Тем более с утра я обычно плохо соображаю. А этот парень вообще по ночам не спит — тоже график так себе. Вот сейчас, если бы мы стояли друг напротив друга, то разве бы такое совершилось?..

Меня опять кинуло в жар. Лучше мне Рафаэля сейчас не представлять рядом со мной, иначе я вовсе сгорю. Так неловко… Разве он это намеренно? Разве хотел?..

Горячий кофе обжигал язык, и вместе с уровнем кофеина во мне поднимался уровень адекватности. И мне становилось дурно оттого, какая я…

— Дура!

Ведь это то, о чём намекали мне Донателло и сэнсэй Сплинтер. Они ведь пытались мне сказать. Хотя что там, разве ты сама, Рокси, не догадывалась? Догадывалась. Просто в призме всех откровений и правды сложно было расценить наши взаимоотношения как нечто большее, чем дружбу. Даже с его стороны. Ведь как НЛОшник, мне казалось, он должен был быть равнодушным ко мне, и как черепаха-мутант — я не знала, что думать, мне трудно было накладывать на него человеческий шаблон отношений. Да и вообще, мы же друзья. Мы же были друзьями. Ну я так думала…

Так ли думала? Скрепя сердце приходится быть честной с самой собой и признать, что в глубине души всё прекрасно понимала. Ну пусть не понимала, но точно чувствовала. Чувствовала, как тонкие нити его души сплетаются с моей, тянутся ко мне, ищут меня. И тогда мне казалось, что причина в его одиночестве и несправедливости жизни к бедному мутанту, а потом я напрочь отвергла такую теорию, ибо узнала всю правду. Но сейчас пришло время признать, что всё это действительно так, что всё это не часть моего больного воображения, женская сентиментальность и мамочка внутри. Ведь он и правда стремился ко мне, и если подумать, открылся почти незнакомой девушке. Хотя это запрещено в их семье…

Может ли черепаха-мутант влюбиться в человеческую женщину? Это чувство присуще им, или же вся их сущность — инстинкт? А любовь не больше, чем привязанность… Ведь я считала Рафаэля прирученным, прикормленным. И пусть он всё ещё пытается убедить меня и окружающих в своей брутальности, всё равно он стал податливым в моих руках. Это не животная ли преданность?

Несмотря на эти странные и логичные одновременно домыслы, для меня Рафаэль больше человек. Его мысли и чувства — человеческие. Его мотивы помогать другим даже более человечны. Я уже молчу об его братьях, особенно о Донателло — таких гениев поискать надо. Эти лабораторные опыты сделали из него разумное существо, а стереотипы общества так или иначе должны были наложить свой отпечаток на поведении.

Но разве это правильно? Правильно ли поступать так, как мы поступили? Правильно ли давать ему надежду? Мнимая ли она?.. У меня не было ответа ни на один из этих вопросов. Я уверена, сегодня ночью он придёт снова, а как мне себя вести? Сделать вид, что ничего не случилось? Или же сказать: «Прости, бро. Что-то нашло на нас сегодня. Это больше не повторится». Думает ли он так же об этой ситуации? Вряд ли. Даже сейчас сквозь расстояние я ощущаю, как его наполняет безмятежное счастье, и мне горько от этого. Очень горько. Что будет с нами дальше?..

Чёрт, Рокси, что ты наделала? Зачем поддалась? Не проще ли было отмазаться ещё утром, сделать вид, что ничего не происходит, и при этом ускользнуть от него? Тебе же всегда удавалось провернуть такое с Дэвидом. Но Рафаэль не Дэвид. И в ту минуту мне показалось, что я и сама этого хотела. И что же теперь делать? Что мне ему сказать? Извини, бес попутал нас обоих? Я ничего такого не имела в виду, просто из любопытства. Рафаэль такого не простит и не поймёт. Ведь для него же это всё более чем серьёзно. Ведь для него это огромная перемена в жизни. И для меня… Он многим рисковал, чтобы быть рядом со мной, врал братьям и отцу. Пропускал свои дежурства по ночам — «веселье», как он любит это называть.

Кофе в кружке остыло, звон оповестил, что уже три часа дня. Так быстро! А я не выпила даже половины кофе. Отставляю кружку на стол и притягиваю колено здоровой ноги к себе, чтобы соорудить своеобразный кокон. Мне страшно от мысли, что Рафаэль влюблён. Но разве ты не догадывалась?.. Приятно и грустно одновременно. Потому что всё это так странно, всё это выходит за рамки обычных отношений и обычной жизни. Кто мы друг другу? Мне искренне жаль Рафаэля за его тяжёлую судьбу, хотя он никогда не жаловался на то, что он лишён обычных человеческих благ и счастья. И все они лишены. Может, это моя миссия — стать сладкой пилюлей в этой тяжёлой повседневности? Но смогу ли я?

Не смогу. Как бы сильно ни любила я Рафаэля в дружеском плане, я не смогу играть. Это будет слишком заметно. Рафаэль сразу учует мою неискренность. А может, и не надо играть?.. Мне кажется, что наши судьбы сплелись в единое целое и уже ничто не сможет это разделить. А если и сможет, то в нас обоих останется зияющая дыра до конца дней. Иногда кажется, что вот такие наши встречи по ночам, редкие прогулки по тётушкиному району будут всегда. Я не вижу будущее уже так ясно, как видела его до нашей встречи. Что нас ждёт дальше? Мы ведь совсем разные, из абсолютно разных миров, существующих в разное время суток. Мы как Луна и Солнце…

Я так и просидела до самого вечера, раздумывая над тем, что делать дальше. И не знала точного ответа. Мне стыдно смотреть в глаза Рафаэлю. Что ему сказать? Не разобьют ли мои обескураженность и равнодушие его сердце? Я не хочу смотреть на него, не хочу гореть под янтарём, не хочу видеть выражение его лица. Я не могу. Я ужасная злая трусиха, которая ставит своё удобство выше чувств Рафаэля. Но я просто не могу…

В комнате темно, не зажигаю свет. Занавески плотно закрыты. Я поставила специальный стопор на дверь (замок-то так и не работает), мне выдали эту палку, ещё когда я заселялась сюда, на случай, если кто-то захочет залезть ко мне в квартиру по пожарной лестнице. Упёрла её концом в стену и другим в край дверь, так что она не могла открываться в сторону. Задёрнула шторы, сползла на пол. Мне кажется, я слышу его шаги, громкие прыжки с крыши на крышу. Вижу его улыбку, его приподнятое настроение отражается в душе горечью. Как глупо я поступаю! Но если мы остановимся сейчас, не будет ли это правильным? Этот поцелуй дал нам два пути: остаться вместе, но уже не в качестве друзей, или разойтись. Другого варианта нет. Думаю, если скажу ему это в лицо, если я скажу «нет», он и так не придёт больше ко мне. Даже как друг. И мне так плохо от этой мысли. Слёзы хлещут из глаз, боль ноющим комком вырывается наружу. Я задыхаюсь. Я прячусь, как самый настоящий трус. Но не могу произнести этого вслух. Я не могу.

Ноги касаются балкона почти бесшумно — его сердце стучит громче. Сбитое дыхание сильное, как порывы ветра. И я замираю, не могу пошевелиться. Перестаю дышать. Зажимаю рот ладонями, чтобы не было слышно моих всхлипов. Ноги за дверью переминаются из стороны в сторону. Тихий стук по стеклу — первый раз он просит разрешения войти. Так неловко и так робко… Я сползаю на пол, ложусь на старый ковролин, захлёбываясь в слезах. Мне так больно, будто я уже ощущаю его боль. Мне так противно от самой себя, от собственного малодушия. Ты такая…

«Дура!»

Я слышу, как трёхпалая ладонь ложится на дверь, словно пытаясь дотянуться до меня сквозь стекло, быть ближе ко мне. Наверное, он думает, что я уже сплю, или что меня нет дома… И как долго я буду прятаться? Рано или поздно мне придётся решиться на разговор, мне придётся посмотреть ему в глаза. Но не сейчас… Замок двери несильно клацает — он пытается открыть дверь, но она упирается в палку. И вдруг тишина. Такая резкая, такая звонкая и ужасающая. Казалось, она длилась вечность, пока не развеялась шелестящим звуком — что-то упало. И я слышу, как он отталкивается от балкона и уходит. Уходит от меня.

Прости…

* * *

Трель будильника разносилась на всю квартиру неприятным треском. Нехотя я разлепила опухшие от слез веки — я все ещё лежала на полу возле балконной двери. Так и уснула в истерике. На автомате поднялась, на автомате выполняла все действия. Будто из меня выбили душу, и осталась лишь внешняя оболочка. Мой мозг не цеплялся за события вчерашнего дня и вечера — слишком сильная психологическая атака. Легче притупить боль, забыть о волнующем и не убиваться из-за чувства вины. И оставить лишь физическое тело, выполняющее простейшие команды.

Я не знаю почему, видимо во мне ещё остались отголоски души, но я подошла к двери, несмело коснулась стекла, по ту сторону которого вчера стоял Рафаэль в ожидании меня. Убрала уже ненужную палку, открыла дверь. Свежий утренний воздух ворвался в мою квартиру, навевая воспоминания о нашем полёте. Прошли всего сутки, а кажется, что целая вечность.

На железном решетчатом полу лежала одинокая красная роза в скомканном целлофане. Брошенная и уже не несущая того романтического смысла, который несла ещё вчера. Мои внутренние стопоры сломались — я снова ощутила, что душа ещё жива. Что она бьется во мне, взывает к совести, вознося руки к небесам. Чтобы доломать меня, чтобы утопить в море вины.

Я опускаюсь на колени, дрожащими руками подношу цветок к себе. Стебель обломан, лепестки повреждены. Но она все так же прекрасна. Алая одинокая роза.

Прости...Примечание к частиГруппа, где собраны самые лучшие работы по ЧН

https://m.vk.com/club178490631#wall

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

И ещё один крутой лайфхак от умного дяди. Он научил меня обходить дурацкую систему отзывов со звёздами (спасибо, аджосси). И я научу вас :) Подробности смотрите ниже.Примечание к частиПростите, ребята. Ну вы должны простить аффтора, ибо никто не заверял вас в его вменяемости. Настроение на момент написания — неадекват. Так уж вышло... ООС как он есть.

Мотив главы:

https://m.youtube.com/watch?v=LXEKuttVRIo

https://m.youtube.com/watch?v=7Lawn-O1Kno

She is everything to me

The unrequited dream

A song that no one sings

The unattainable…

Slipknot — Vermillion Pt. 2

Тишина широкого помещения канализации развеялась чьим-то глубоким громким зевком. Шуршащей походкой черепашки вышли из комнаты, потягиваясь всем телом после недолгого сна. Кости хрустели, хотелось спать. Но будильник лидера никогда не отстаёт, и вся дружная компания с утра уже на ногах.

— Не понимаю, почему мы должны так рано вставать? — заныл шагающий на кухню Микеланджело. — Мы же домой вернулись только четыре часа назад.

— Утренняя тренировка, — ответил уже сидевший за столом и попивающий кофе Донателло. — Ты же сам знаешь.

— Ну ничего же не случится, если начнём её на пару часов позже. Тоже мне, спортивный режим…

Бодрыми шагами Леонардо приблизился к братьям, буквально влетая на кухню. Он выглядел слегка обескураженным, и даже Майки мог разглядеть в ледяных глазах брата недовольство.

— Никто не видел Рафа? — спросил Леонардо у присутствующих, но те лишь отрицательно покачали головой, на что лидер только недовольно выдохнул.

— Он же сказал, что вернётся в логово сам, — снова зевая, вяло ответил Майки, потянувшись за кружкой к верхней полке. — Может, он ещё спит? Завидую ему сейчас…

— Я проверял, его нет в комнате, — негодующе качая головой, сказал Леонардо, и хотел снова обойти логово, чтобы проверить, нет ли где брата, но треск бьющейся посуды его задержал. Микеланджело упал на колени над разбитой кружкой и обхватил ладонями лицо, в ужасе округляя глаза.

— Ой-ё-ёй, — завопил черепашка, качаясь из стороны в сторону.

— Что случилось? — спросил Леонардо, подойдя к брату. Встревоженный Донателло приподнялся со своего места, чтобы узнать, в чём причина паники. И увидев эту причину, оба старших брата испуганно переглянулись.

— Я разбил любимую кружку Рафа! Он меня убьёт!..

Микеланджело жалобно взглянул на братьев, будто уже заранее умолял о защите. Донателло с умным видом поправил очки, пожимая плечами, а Леонардо состроил сожалеющую гримасу. За спиной послышались бодрые шаги и весёлый свист.

Рафаэль прошёл мимо братьев, оживлённо подёргивая плечами во время ходьбы, и казалось, словно он пританцовывает. Черепашка будто и не заметил своих родственников, направляясь к себе в комнату, а Микеланджело тем временем истерично загребал руками осколки, чтобы замести следы.

— Раф, — окликнул старшего брата спокойным тоном голоса, и тот резко развернулся на сто восемьдесят, удивлённо приподнимая брови.

— Уже проснулись, что ли? — казалось бы, в своей привычной манере буркнул Рафаэль, но скрыть приподнятого настроения не мог. Он поднялся к остальным в кухню.

— Ты где был? — Леонардо скрестил руки на груди, ожидая ответа, на что Раф только фыркнул. — Солнце уже давно взошло, а ты ходишь где-то. А если…

— Оставь нотации, Лео. Не порть настроение. Я знаю правила, никто меня не видел, так что остынь, бро.

Леонардо скептически сощурил глаза, ожидая немного иную реакцию на свою очередную лекцию о безопасности. Майки всё так же продолжал собирать осколки, но уже более осторожно и тихо, моля, чтобы Рафаэль не застукал его за этим делом.

— А это чё у вас? — головой кивнул вошедший в сторону младшего брата и сделал к нему несколько шагов. Микеланджело бросил осколки обратно на пол и отскочил от них, закрываясь рукой.

— Только не бей, только не бей, — залепетал он, пятясь назад. Рафаэль озадаченно посмотрел на пол и спросил:

— С чего бы?

— Ну, я разбил кружку, — сглотнув, сказал Майки и поднялся на ноги, ожидая ответной реакции.

— Не поранился? — неожиданный вопрос от Рафаэля заставил младшего округлить глаза до такой степени, что они чуть не вылезли из орбит. С чего бы Раф спрашивал о таком? В ответ черепашка только отрицательно покачал головой, быстро моргая. Рафаэль стукнул брата по плечу, одобрительно улыбаясь. — Вот и хорошо.

— Но… — продолжил Майки, хотя понимал, что любое лишнее слово может в корне изменить ситуацию. Но почему-то ему хотелось подчеркнуть важную деталь, будто резко взыграла совесть. — Это была твоя любимая кружка…

Микеланджело раскрыл ладони и развёл их в стороны, застыв в непонимающем жесте. Рафаэль искренне усмехнулся в ответ.

— Это просто посуда, Майки, — снисходительно подметил старший брат, указывая, что стоит выше этого. — Ты что, так боялся из-за разбитой кружки?

Микеланджело неоднозначно пожал плечами, не зная, что ответить.

— Да ничего я не боялся! Просто…

— Да ладно, — засмеялся Раф. — А ну-ка, иди сюда, — он схватил Майки за шею и зажал голову рукой, кулаком сильно потирая его макушку. Черепашка стал сопротивляться, пытаясь выбраться из стальной хватки брата, протестующе на него крича.

Донателло и Леонардо, молча наблюдающие за потасовкой братьев, переглянулись, мигая глазами. Донни повёл плечами и хитро улыбнулся.

— Теперь не трудно догадаться, где он был, — усаживаясь обратно на стул, сказал черепашка в очках, разглядывая содержимое кружки. Леонардо устало вздохнул, подходя ближе к брату, и неодобрительно покачал головой.

— Это меня и беспокоит…

— Что? — Донателло нахмурился, пытаясь понять Лео. — Тебя смущает, что у Рафа появилась подружка, которая не боится и принимает такое… уродство? Это попахивает завистью.

— О чём ты говоришь? — фыркнул Леонардо, сев рядом на стул. — Я думаю о том, что будет дальше. К чему это приведёт? Думаешь, что они поженятся, нарожают детей и будут жить до самой старости, чтобы умереть в один день? Мы не из её мира, мы другие. И никогда не станем такими, как люди. Я вижу, как она влияет на Рафа. И как бы потом не стало хуже.

— И как же она на меня влияет, а? — вдруг возникший сзади голос заставил Донни подпрыгнуть от неожиданности. — Ты вечно любишь диктовать свои условия. Сделай одолжение: избавь меня от своих нравоучений и нотаций на этот раз.

— А ты сам не видишь? — подскочил Лео, повысив тон голоса. — Что стал другим, что всё не как прежде…

— Да, и уже не будет прежним. И тебя пора с этим смириться, Лео! — сорвался Рафаэль. — Твоя власть над нами не вечная. Мы и сами можем принимать решения. Я могу. Ты просто бесишься, что не можешь контролировать всё.

— При чём здесь… я забочусь о благополучии семьи, и о твоём в том числе. Ты не думал, что будет дальше, Раф? Ты приведёшь её сюда? А может, поднимешься и будешь жить среди людей? Думаю, они будут бескрайне рады видеть рядом с собой огромную говорящую черепаху! Рано или поздно ей надоест это, да и любой человек хочет завести семью. Думаешь, она захочет быть с тобой до конца жизни, а? И что тогда?

Рафаэль недоброжелательно оскалился, но ничего не сказал, не найдя ответа на весь этот словесный поток. Он лишь фыркнул, выпустил резко воздух из ноздрей и, намеренно задев плечом Лео, тяжёлыми шагами пошёл к себе в комнату.

— Отлично! — разводя руками, сказал лидер. — Вот и поговорили по душам…

* * *

Ночной воздух Нью-Йорка уже обжигал лёгкие холодом. Всё вокруг погрузилось в уныние, готовясь к зимней спячке. Деревья почти потеряли свою золотую листву, корявыми пиками устремляясь в небо, которое вновь пряталось за шалью серых туч. Но осенняя атмосфера природы резко диссонировала с внутренним состоянием Рафаэля, который навис над цветочной лавкой одного китайца, занимаясь более чем предосудительным делом — воровством. Внутренне черепашка усмехнулся: если бы это увидел Лео, то снял бы скальп за такие проделки. А ведь они те, кто борются с преступностью.

«Да ладно! Никто не умрёт, если я позаимствую всего один цветок. Этот старик даже не заметит».

Дождавшись, пока пожилой китаец отвернётся, Рафаэль протянул руку к стопке с запакованными в шуршащую обёртку розами и, схватив одну, быстро забрался на крышу. Цветок был свежий, хотя тонкий и хрупкий. Он сразу напомнил ему Роксану, и опять в боку обожгло, да так сильно, будто кто-то приложил раскалённый уголь к коже. И с чего возникла идея притащить ей цветок? Просто родилась по дороге, вспыхнула яркой лампочкой над головой.

«Им же вроде нравится такая ерунда», — подумал мутант, вспоминая, как горели глаза Эйприл, когда Кейси притащил драный веник из пожухлых ромашек. А тут целая роза. Алая, в цвет его повязки.

Рафаэль довольно фыркнул, представляя такой же горящий взгляд Роксаны при виде неожиданного подарка. Непреодолимое желание видеть её как можно чаще, как можно дольше, плавило внутренности, растекалось ядовитой ртутью, до боли жгло, когда он отсиживался в логове, и жгло ещё больше, когда находился с ней. Это «дурацкое» чувство не отпускало его, и он уже почти свыкся существовать вот так. Леонардо был прав — Раф изменился. И ему уже самому это нравилось. Казалось, Роксана насквозь пропитала его, застряла где-то между лёгкими. Обхватила руками сердце и сжимает его всё сильнее и сильнее. Оно уже не принадлежит ему.

Внутренняя лёгкость поднималась из живота в грудь, разгоняла сердцебиение до предельных скоростей. И вот уже знакомая крыша, знакомые окна, в которых нет света. И кажется, что там пустота. Но где же она в такой поздний час? Рафаэль знал, что сегодня Роксана не должна была уйти к тёте — она навещает её по четвергам, — и вряд ли в такое время решилась бы пойти в магазин. Но шторы плотно занавешены — а обычно она никогда их не закрывает, даже когда бегает по дому голышом. Может, она уже спит?

Рафаэль решил немного последить — вдруг она просто ушла в ванную комнату. Мутант сел на крышу здания напротив, неустанно глядя в знакомое окно. Внутри поднималось странное томление, щекотало в груди, заставляя волноваться. Ему казалось абсолютной глупостью притащить этот цветок ей, но почему-то он не оставил эту мысль — несмотря на внутреннее неудобство, ему нетерпелось увидеть её реакцию.

Плотные занавески заметно колыхнулись — кто-то коснулся ткани, иначе простой сквозняк не смог бы нарушить их покой. Рафаэль довольно фыркнул — Роксана дома. Прячется от него по ту сторону штор, уже наученная тем, что нужно закрываться от своего ночного друга в такой час. Иногда Рафаэль корил себя за то, что вообще заикнулся посоветовать ей зашторить занавески. Ведь теперь, кроме разноцветного рисунка на ткани, ему не видно ровным счётом ничего.

Он дал ей ещё пять минут форы и опустился на знакомый балкон. Дверь всё так же закрыта, внутри всё так же темно. И тихо. Уже спит? Не может быть, она ведь знает, что он придёт сегодня. Он всегда приходит. И она всегда его ждёт. Закралось сомнение — это всё не похоже на Роксану. Что-то не так…

Рафаэль решил постучать, чтобы не пугать подругу внезапным появлением, хотя каждый раз так и делал и каждый раз сваливался как снег на голову, то пугая, то заставляя её злиться. Но и на стук в этот раз никто не ответил.

А вдруг что-то случилось? Ей стало плохо или Дэвид опять заявился? Хотя во втором варианте мутант и сам сомневался — этот парень не из тех, кто будет наступать на одни и те же грабли дважды. Рафаэль решил всё-таки войти. Взялся за ручку, потянул её в сторону, но дверь не слушалась. Ему ничего не стоило снова сломать замок — он всё равно рассчитан на честных воров. Однако дверь не поддавалась. Черепашка опустил взгляд, чтобы найти причину, и увидел за стеклом дополнительную палку, в которую упиралась дверь. Раньше её здесь не было. Он понял: она появилась здесь не случайно. Вряд ли Роксана стала бы закрываться от грабителей — она этого не делала даже со сломанным замком. Но девушка явно не хотела впускать к себе посторонних. И очевидно, что этим посторонним являлся Рафаэль.

Мутант нахмурился, одновременно не понимая, в чём дело, и начиная осознавать горькую правду. Она закрылась от него. Ему стало не по себе. Обидно и противно — резко накатившая волна разочарования и злости. Он почувствовал себя отвергнутым и ненужным — таким, каким был всегда для мира людей. Но это было тогда, до Роксаны, а теперь всё иначе… Казалось иначе. Мутант непроизвольно сжал ладонь, ломая сквозь шуршащую обёртку тонкий стебель, и уже через минуту снова оказался на крыше.

Ему хотелось уйти, убежать, но что-то останавливало. Может, это всё ему только показалось? Она ведь и вправду могла выйти, например, в магазин за продуктами. Хотя в душе уже разливалось неприятное чувство отверженности, мутант решил ещё немного подождать. Надежда, что он ошибается, не отпускала.

Тяжёлые шаги заставляли поверхность крыши громко вибрировать. Казалось, что потолок этажа ниже вот-вот развалится под натиском таких ударов, но Рафаэлю не сиделось на месте. Такой неприятной тревоги ему ещё не приходилось испытывать. Он рефлекторно потёр руками лицо, будто умывался невидимой водой, выдохнул, прокрутил между пальцами свои саи. Сел, встал, снова стал ходить, временами заглядывая в окно.

Может, следует прошерстить район? Если она ушла в ближайший продуктовый, то должна быть где-то рядом. И если с ней — с этой ходячей катастрофой — что-то случилось, то он ещё успеет прийти на помощь. Хотя, это вряд ли возможно — этот район города довольно спокоен. Не больше одного преступления в год (хотя неудивительно, если Роксана окажется тем самым «счастливым» случаем). В отличие от района её тети… Нет, она вряд ли могла туда пойти. Не сегодня. Иначе он не успеет к ней. Но она скорее всего дала бы знать, что собирается навестить свою родственницу снова. Если только та не попала в больницу… Так или иначе, предпринимать что-либо уже поздно. Поэтому было решено ждать.

Все теории, выстраиваемые вокруг Роксаны, имели место быть. Появлялись и бурно развивались в голове мутанта, хотя внутренне он чувствовал, что что-то тут не чисто. Неспокойно, странно. Неприятно. Именно так пока можно было описать эту эмоцию. И глупо. Ужасно глупо. Чем больше проходило времени, тем сильнее мутант понимал, в чём дело. И это был не всплеск эмоций, не быстрая реакция, а правда, которую не хотелось признавать. Ведь дверь закрыта неспроста. Она закрыта только для того, кто мог бы в неё войти, и это только Рафаэль.

Она не хочет быть с ним. Она закрывается. Мутант подскочил, снова суетливо забегал. Ударил себя по лбу ладонью.

«Дурак».

Ведь, может, он принял её расположенность ошибочно, может, она не сопротивлялась, потому что просто испугалась его. Не могла вырываться из его стальной хватки. Побоялась сказать нет. Она доверяла ему, как другу, который никогда не посмеет коснуться её, никогда не будет заставлять быть с ним насильно и причинять вред. А что теперь она думает?

«Дурак!»

Рафаэль метался, как зверь в клетке. Не знал, что думать, не знал, что делать. А может, это всё глупые домыслы? Сейчас она зажжёт свет, откроет занавески, достанет из духовки ужин. И это будет так глупо — надумывать всякую чепуху. Но время шло, и ничего не менялось.

Внезапный всплеск эмоций снова накатил на мутанта — он опять опускается на балкон, но уже совсем бесшумно. Желание открыть эту проклятую дверь заглушает все логические цепочки того, что она закрыта неспроста. Он делает шаг вперёд, касается ручки, кидает взгляд на мешающую войти внутрь палку, думая, как избавиться от неё и поможет ли грубая сила? И не убьёт ли его Роксана, когда увидит вырванную с корнем дверь?

Рафаэль застыл — среди плотной ткани штор он увидел щель. Занавеска не до конца закрывала окно. Совсем небольшой участок, позволяющий заглянуть внутрь. И там она. Лежит, скукожившись на полу, всхлипывает, задыхается от удушливых слёз. Они бегут по её щеками — тонкие серебряные дорожки, — бегут по губам, по ладоням. Мутант опустился на колени, разглядывая девушку через это небольшое отверстие. И казалось, кто-то медленно втыкает сотни толстых иголок под левый бок. Они прокалывают плотную кожу, пускают трещины по рёбрам, рвут мясо. Густая кровь медленно сочится по внутренностям, горячая, как лава, ядовитая, как ртуть — она плавит органы, плавит его изнутри… Роксана шумно выдыхает, неровно выпуская воздух, закрывает глаза, хотя продолжает рыдать. Она знала, что он должен прийти, она слышала его тихий стук в стекло. Она больше его не пустит.

Ещё мгновение, и Рафаэль бежит по крышам, не видя дороги, неизвестно куда. Лишь бы подальше отсюда. На что он мог рассчитывать? Как глупо было надеяться, что они так далеко зашли. Карточный домик, выстроенный из его личных мыслей и чувств, рассыпался на мелкие детали, не выдержав и лёгкого дуновения ветра. Всё рушилось, всё вокруг менялось. Будто тучи стали ещё гуще, будто пространство наполнялось чёрным туманом. Ему было стыдно — он напугал её, заставил трястись от страха, стал на одну линию с её недонасильникам. Нет, хуже. Ведь он не человек — мутант, сила которого превышает силу обычного мужчины. Она ведь доверяла ему, видела в нём друга. Она бы никогда не разглядела в нём кого-то другого.

Резкий прыжок — нога ровно опускается на крышу соседнего дома. Ярость наполняет мозг, сердце, лёгкие. Он ненавидит себя, ненавидит её, ненавидит Леонардо, который в очередной раз оказался прав. Им не место среди людей, это не их жизнь. Как глупо было думать, что человеческая женщина может принять такого, как он. Тем более Роксана. Яркая, красивая вспышка. Она может найти сотни, тысячи вариантов, и все они — даже худший из них, — будут лучше канализационного мутанта.

Ещё один прыжок — мимо. Рафаэль успевает зацепиться пальцами одной руки за бетонный выступ, но не хватает сил подтянуться, и он соскальзывает. Цепляется за всё, что можно, пока летит. Отталкивается от стены, делает сальто в воздухе и опускается на небольшой козырёк, который с шумом сминается под весом мутанта. Рафаэль делает ещё один прыжок, цепляется руками за перила пожарной лестницы и через секунду приземляется пятками на асфальт. Переулок сверху освещается неоновым светом фонаря. Мутант опускает голову, смотрит в своё отражение в разноцветной от бензина луже. Оно размывается, расползается от вибрации земли после удара, искажая изображение. Утробное рычание — вода из лужи летит в разные стороны. Он ненавидит себя и своё отражение. Он снова стал изгоем общества. Он в один миг стал никем.

Смотрит на свои руки, разглядывает трёхпалые ладони — трясёт ими, будто может стряхнуть с себя это уродство. Сбрасывает с себя повязку, хватается за голову, проводя пальцами по лицу. Ему противно от самого себя. Противно от этой мутации, от грубой зелёной кожи, от каменного панциря за спиной, с которым не развернуться, от нечеловеческой силы. Противно быть никем — ни человеком, ни животным. Впервые чувство отвращения накатывает на него так сильно и так болезненно. Заводит в глубокие лабиринты рассудка, сжигая обратную дорогу. Какие глупости он себе придумал! Он и Роксана? Даже она не смогла принять его — добрая и наивная душа. Даже она отвергла…

Холодные капли пролились на землю, с каждой минутой разгоняясь всё сильнее и быстрее. Ливень плотной стеной обрушился на Нью-Йорк. Обрушился на Рафаэля. Мутант прислонился спиной к стене, запрокинул голову назад — крупные капли тарабанили по лицу. Почему-то у дождя привкус соли…

Теперь всё встало на свои места. Теперь он вернётся в обычное русло своей жизни. Будет таким, каким был до неё. Будет таким, каким хочет Леонардо. Внутри пустота, будто вытряхнули все потроха наружу, и в боку больше нет обжигает, молоток затих, не бьётся. Только ноет как-то странно, словно на месте пустоты — зияющая дыра. Кровоточащая язва.

Нью-Йорк гудит, жужжит даже ночью, разносясь по окраинам отзвуками сигналящих машин. И где-то в вонючей подворотне, за зелёным контейнером для мусора сидит исторгнутый этим городом мутант. Отвергнутый одним-единственным человеком. Опустошённый и впервые полностью лишённый сил. Без целей и уже без чувств. И это логично и верно. И так должно было быть.Примечание к частиНастроение

https://m.youtube.com/watch?v=hPC2Fp7IT7o

Для SoTaчки

https://m.youtube.com/watch?v=JGQLSObiTEQ

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

Cause I'm broken when I'm lonesome

And I don't feel right when you're gone away

Seether — Broken

Стрелки настенных часов вибрациями волнуют немой воздух, создавая иллюзию жизни в этой комнате. Тонкие багровые прожилки испещряют шрамами шёлковую поверхность алых лепестков на одинокой розе. Бархатистые края уже начали некрасиво кукожиться, менять свой цвет. Из них выходила жизнь. И никто более не мог вдохнуть её обратно.

Я часами сидела и смотрела на то, как дивный цветок увядает с каждой минутой. Время вокруг меня замедлилось, я перестала ощущать его, жить по нему. Казалось, что с каждым опавшим лепестком из меня самой уходила жизнь. Казалось, что она выходила из Рафаэля…

Мне было плохо. Я не могла спать, не могла есть. Все привычные вещи стали для меня чужими, ненужными. Мне казалось, что я умирала, медленно и мучительно. Меня изводило чувство вины, оно истерзало всю мою душу, растоптало остатки чего-то живого. Я опустела — осталась лишь внешняя оболочка меня, больше напомнившая робота, который на автомате выполняет все положенные ему действия. Меня съедала тоска. Хотелось выть от боли, от безумного поглощающего меня одиночества. Я хотела, чтобы он вернулся.

Рафаэль больше не приходил. Ни следующим вечером, ни через несколько дней, ни через неделю. Его нет со мной, а я всё ещё готовлю для него ужин, накрываю стол на двоих, хотя сама ничего не ем. Порой ловлю себя на мысли, что окликаю его, обращаясь по имени к пустоте. Я схожу с ума.

Вокруг меня одна тишина, и я ничем не хочу её заполнять. Ничем, кроме Рафаэля. Я пыталась его искать. Нашла люк, через который мы прошли к нему домой, но даже не смогла поднять крышку. Да и я совсем не помню дороги — как же мне его там найти? И ещё одна правда, терзающая меня всё сильнее: он не хочет быть найденным.

Больше не чувствую тяжёлый взгляд на себе, хотя перестала задёргивать шторы. Я бы узнала, что он смотрит, я бы поняла. Вокруг меня тишина.

Ветер завывает за окном, дождь разошёлся не на шутку. Уже становится холодно, очень холодно. Холод снаружи и внутри. Внутри меня всё покрылось инеем. Я больше не чувствую, будто превратилась в голое дерево, чью красочную листву унёс порывистый ветер. Мои корявые ветви тянутся в небо, уродливо расходятся по сторонам, устремляются к кому-то, но никогда уже не дотянутся. Я и не думала, что мне будет так плохо без него.

Стараюсь вспомнить, как мне жилось до встречи с Рафаэлем. Чем я дышала, о чём мечтала. Но кажется, что наши жизни сплелись в одну, да так тесно, что когда они оторвались друг от друга, остались только две порванные изуродованные души. И теперь без него пустота, всё стало серым и ужасно скучным. Я сама стала незаметной фигурой в толпе людей, стала частью несущейся в пропасть массы. И никто не разглядит меня, никто не заметит. Только Рафаэль мог.

Снова гроза — она напоминает его. Каково ему было тогда столкнуться с закрытой дверью? Стучать и не получить ответа? Мне больно думать об этом, мозг блокирует такие мысли и чувства, хотя я насильно пытаюсь проникнуться ими. Ощутить всю тяжесть, лёгшую ему на душу, всю пустоту и обиду. Ведь он доверился мне, искренне и открыто. Он стремился ко мне, тянулся, хотел быть рядом с той, которая не побоялась впустить его в свою зону комфорта. Только сейчас я понимаю, что мы были с ним единым целым, созвучными душами, которым и не нужно лишних слов, чтобы понять друг друга. Только сейчас я осознаю, что он по-настоящему и искренне любил…

Хочется биться головой об стену, резать кожу лезвиями, чтобы убрать эту ноющую боль внутри меня. Я потеряла свою родственную душу, и пусть она в таком непривычном для людей обличии, пусть закована в зелёно-панцирной оболочке. Я потеряла. Всё дальше чувство вины уводит меня в глубину сознания. Я даже порой не слышу, что происходит вокруг, где я нахожусь и с кем. Меня нет во внешнем мире. Как быстро всё рухнуло.

— Роксана, — доносится до меня голос тёти, и, оборачиваясь к ней, я понимаю, что она зовёт меня уже не в первый раз. — Что с тобой, девочка моя? — с искренней тревогой спрашивает она, усаживаясь рядом за стол.

— Ничего, — кажется, что мой голос охрип, стал чужим от долгого молчания. Тёплая мягкая рука ложится на мою ладонь.

— Ты сама не своя. Я вижу, что с тобой что-то происходит. Что случилось? Ты можешь мне рассказать, — я тяжело вздыхаю. Что я могу ответить? Тайна, которую храню, умрёт вместе со мной, но чувства свои скрыть не удаётся.

— Дэвид что-то натворил?

Моя неугомонная тётя не знает покоя в любовных вопросах. Любой всплеск эмоций она переводит только на отношения. Хотя, впрочем, в этот раз она права. Это касается отношений. Это касается чувств. И не только дружеских…

— Нет, это не Дэвид, — тётя не смогла сдержать гримасу печали по поводу того, что этот парень не играет в моей жизни никакой роли, что у нас с ним так и не завязались отношения. Но комментировать это она не стала. Просто сжала сильнее мою ладонь.

— Я обидела одного чел… человека. И он ушёл. Теперь я не знаю, как это исправить. Даже не знаю, где его искать.

Мне хотелось отвернуться, чтобы не видеть лицо тёти и её сожалеющий взгляд. Я сдерживала свои эмоции, хотела быть холодной, замороженной, какой обычно и была в последнее время, но тепло от тётушкиной ладони топило во мне толстый слой инея, и конденсат вырывался наружу через глаза. Я быстро заморгала, чтобы не позволить себе плакать. Не сейчас. Но Бонита мягко повернула моё лицо к себе, нежно проводя пальцами по щеке. Всё перед глазами стало расплываться. Я слышала, как тётя тихо засмеялась.

— Вернётся, дорогая, он обязательно вернётся. Кто может уйти от моей Роксаны? Ох, Рокси, дитя моё, — она открыто улыбнулась, стирая слёзы с моих щёк. — Ну что ты плачешь?

— Сама не знаю, — эмоции нахлынули на меня, я уже ничего не могла с этим поделать. Впервые за долгие полмесяца даю волю своим слезам. Начинаю размораживаться. Я в тупике, я ведь нанесла огромную рану Рафаэлю. Он мне больше не будет верить. Он никому не будет верить. Ох, тётя, если бы ты знала всю правду, если бы ты знала, кто он такой, то говорила бы иначе.

— Это ведь тот парень, который спас тебя от бандитов, да? — я была искренне удивлена такому заявлению.

— Откуда ты знаешь? — в ответ получила лишь снисходительный взгляд и усмешку.

— Дэвид говорил, что вы ходили его искать. Только моя безумная племянница могла затеять всё это и в итоге отвергнуть такого красавчика, как Дэвид, и выбрать непонятного типа, шастающего по ночам. И зачем ему это надо? — вдруг задалась вопросом Бонита.

— Он хочет помогать людям. У него доброе сердце, пусть он и кажется иногда хмурым и злым, — я улыбнулась, вспоминая его строгий взгляд, особенно в те моменты, когда он смущался. Это ведь было так очевидно, а он ещё пытался скрыть свои эмоции. — Он не может жить среди людей, они его не принимают.

— С ним что-то не так? — насторожилась тётя, прищуривая глаза.

— Можно и так сказать. У него необычная внешность. Люди пугаются.

Бонита покачала головой, и это жест показался мне неодобрительным, но затем тихо засмеялась, сжимая мою ладонь. Она долго смотрела на меня своим тёплым, обволакивающим нежностью взглядом, и снова провела рукой по моей щеке.

— Я не удивлена. В этом вся Роксана. Дать от ворот поворот видному жениху, чтобы влюбиться в изгоя, — какое правильное слово подобрала Бонита. Изгой. Не такой как все, исключение из правила. Да, это и есть Рафаэль. И не только внешне он такой — с его характером трудно ужиться в обществе. — Ты знаешь, я даже рада, что всё так вышло. Рада, что ты сама нашла человека, который близок тебе. И знаешь, я уверена, что этот парень будет любить тебя в сотни раз сильнее, чем кто-либо другой. Даже чем мой любимчик Дэвид, — её слова удивили меня. Как странно слышать всё это от Бониты. Как странно, что она поддерживает меня сейчас и что в её речах заключена вся истина — истина, которую я не могла разглядеть у себя под носом. Истина, которая была так очевидна, что даже не замечена. Потеряна в будничной суете. А ведь тётя смогла разглядеть самую суть только из нашего короткого диалога, хотя я даже не заикалась о любви. Как же мне хотелось сейчас встретиться с Рафаэлем, сказать ему «прости», просто ощутить его присутствие рядом… Мне снова стало грустно.

— Наверное, я больше его не увижу. Он ушёл. Думаю, он больше не вернётся, — я впервые проговариваю это вслух, и слова так сильно задевают меня, что голос пропадает.

— Нет, малышка, — заправляя прядку мне за ухо, произнесла тётя. — Он ещё вернётся, вот увидишь. Ты встретишь его и очень скоро. Потому что две половинки не могут существовать порознь — они обязательно притянутся друг к другу даже против воли. Поверь мне. Я прожила долгую жизнь. Да и кто может бросить такую красотку? — Бонита стала шутливо тянуть мои щёки, вызывая у меня улыбку сквозь слёзы.

Не думала, что моя тётя такой романтик, верящий в теорию о вторых половинках. Даже я в это не верю. Не верила. Тем более женщина, разменявшая не один десяток лет. Хотя… ведь эту жизнь она прожила с одним любимым ей человеком, ради которого пожертвовала многим, даже возможностью завести детей, ведь это дядя был бесплоден, а не она. Она знает, что такое жизнь. И что такое… любовь?

— Ну всё, хватит плакать, — приказала тётя, вытирая руками мои слёзы, которые я уже не могла контролировать. А у самой глаза были на мокром месте.

— Ты сама ревешь, — всхлипывала я.

— Да, и я реву, — согласилась Бонита, обхватывая моё лицо ладонями. — Потому что моя Роксана влюбилась. По-настоящему. И потому что она напоминает меня в молодости, — тётя засмеялась, и мне почему-то стало теплее на душе, будто сердце накрыли шерстяным пледом. Я впервые видела её такой: тихой, нежной, искренне открытой. Хотя она всегда имела эти качества, но теперь они стали иными. Спокойными и мягкими. Счастливыми. И эта частица тепла передалась мне.

Влюбилась? Разве я влюбилась? Я сама ещё толком не знаю, что чувствую. Всё запуталось, перемешалось. Внутри меня сейчас только пустота и ужасная ноющая боль от неё. Откуда же ей знать, что я чувствую на самом деле? Если сама я этого не знаю.

После выплеска эмоций, накопившихся за эти несколько недель, накатила ужасная усталость. Поэтому вскоре я собралась домой. Тётя поцеловала меня в щёку на прощание, закручивая вокруг моей шеи оранжевый шарф. Я коснулась его пальцами, представляя Рафаэля со спицами в руках. И стало тепло от этой уютной мысли. И холодно от того, что это больше не часть моей жизни.

— Если он частенько захаживает в наш район, то, может, и сегодня тоже здесь? — шепнула мне на ушко Бонита. — Тем более он наверняка знает, когда здесь бываешь ты.

Надежда обжигающей искрой зажглась во мне от слов тёти. Её слова могли быть правдой. Я впервые за это время навестила родственницу, а ведь вполне возможно, что Рафаэль мог быть тут по этим дням. Странное томление снова воспылало внутри: а если он всё ещё присматривает за мной? Если он всё ещё тайком следит, не попала ли я в очередную передрягу? Хотя я не ощущала его присутствия рядом, но может быть, он здесь. Как же хочется надеяться. Мне хотелось увидеть его, поговорить. И, зная его характер, я почему-то думала, что моя надежда на истинность тётушкиных слов просто пустой звук. Ведь я его сильно задела, обидела… Отвергла. Как страшно звучит это слово! Отвергнуть того, кто и так является изгоем… Будет ли он возвращаться ко мне, каждый раз бередя раны? А вдруг… Вдруг теория тёти о примагничивающихся половинках окажется верной. Хотя постой, Роксана! С чего ты взяла, что ты его половинка? Ты же и сама ещё не разобралась…

Всё равно я помчалась вниз на улицу. С каждым днём темнеет всё раньше, и хотя я покинула Бониту не так поздно, как обычно, улицы уже опустели от обычных жителей района и наполнились другими компаниями. Словно ночью мир погрязал в криминале и пороке. Но я уверенно шагала вперёд, чувствуя, как сердце пропускает удары, нервно колотя внутри. Заворачиваю за угол — в конце дома видна «стайка» местных наркоманов и торговцев запрещёнными препаратами. Такие вряд ли будут из серии насильников-маньяков — доза им важнее женщин (или мужчин). Но всё равно ходить беззащитной девушке в одиночку тут не стоило бы, поэтому на меня смотрят, как на дуру, провожая удивлёнными и настороженными взглядами — ну кто знает, может, у меня обрез под курткой.

Кажется, один из толпы набирается смелости, когда я подхожу ближе, и явно хочет со мной завести беседу. Неприятно передёрнуло. Вспомнился тот коротышка, но почему-то воспоминание о сае, вонзённом в его тело, даровало успокоение. Я превратилась в садистку.

— Хэй, детка, ты одна гуляешь в такой час? — вальяжно начал парень, которого я видела только краем глаза, демонстративно игнорируя его. И на кой чёрт я поперлась по этой дороге, зная, что на этой «улице красных фонарей» собирается всякий сброд? Вдруг Рафаэля тут сегодня нет… — Не хочешь присоединиться к нам, а?

Я кинула короткий взгляд на него, и парень мне подмигнул, улыбаясь своим широким ртом. Он сделал несколько шагов, выходя вперёд толпы, но стоящий рядом схватил его за рукав. Народ зашептался. Смельчак прищурился, нахмурился, а люди засуетились и быстро скрылись, чуть ли не убегая от меня. Это было странно. Я обернулась, вглядываясь в переулок противоположных домов — в приглушённом свете единственного фонаря обрисовывалась крупная фигура. И моё сердце остановилось.

Я со всей дури бросилась туда. Мне же не показалось? Это ведь был он. Точно он. Поэтому те наркоманы так испугались. Этот призрачный силуэт казался реальностью и миражом одновременно. Когда я добралась до той стороны улицы, вбежала в тёмный закоулок, наполненный горами мусора, то призрак исчез. Я вглядывалась в темноту, смотрела наверх — только пара противных ворон взметнулась с насиженного места, звонким карканьем разбивая тишину.

— Подожди! — крикнула я, увидев (как мне показалось), как мелькнула тень на пожарной лестнице. — Пожалуйста, не уходи, — но мне в ответ лишь недовольная ворона прокричала, противно голося во всю глотку.

— Не оставляй… — мой голос охрип, перешёл на шёпот, и я не смогла закончить фразу. От ощущения его присутствия рядом меня всю бросало в дрожь. Но я понимала, что он не хочет меня видеть, не хочет больше говорить. Тогда зачем он здесь? Разве не для того, чтобы присматривать за мной? Как глупо. Он просто любит это место. Но разве стал бы кто-то возвращаться туда, где всё болезненно напоминает ему о прошлом? Однако я знала: он не спустится ко мне и больше не захочет стоять напротив.

Мои эмоции были похожи на ядовитый разноцветный сгусток, всё смешалось, закрутилось внутри ураганом. Мои мысли были бесконтрольны, мои чувства больно жгли сердце. Я снова превращаюсь в роботоподобное нечто. На автомате добираюсь до остановки, сажусь на поезд, ковыляю до подъезда. Всё опустело, время бежит где-то мимо меня. Я погружаюсь в себя, утопаю в собственном болоте вины и отвращения от своих поступков. Так низко и подло. Неужели нельзя было поговорить с ним? Неужели так сложно разобраться в себе?

На часах два ночи, а сна ни в одном глазу. Бесцельно переключаю каналы — телевизор пускает холодный свет в комнату, моргая время от времени. Тёплые оттенки закружились на экране, яркие цвета, красивые песни. От Диснеевских мультиков всегда веет детством, теплом родного дома. А может, бросить всё и уехать к родителям? Обратно в нашу тихую обитель. Где все друг друга знают, где можно будет устроиться нянечкой в детский сад, где не будет никаких ночных похождений, ночных друзей… Эта жизнь стала моим прошлым, радостным, таинственным и фантастическим. Всё так хорошо началось и так печально закончилось. Ну его, этот колледж, этот Нью-Йорк. Всё мне здесь уже не мило. Жизнь превращается в сумасшедшую рутину и я уже не знаю, зачем бегу. Без Рафаэля стало тяжело и пусто. Повседневность утратила былой интерес к жизни.

Тонкий голосок Белль пробился сквозь толстый слой моих мыслей. Какая ирония — Красавица и Чудовище. Когда-то это был мой любимый мультик детства, и я подумать не могла, что он воплотится в жизнь. Но жизнь не сказка. Здесь всё другое. И я другая. Я не Белль. Она смогла полюбить своё чудовище, разглядеть в нём искреннюю и светлую душу. А я смогла? Разве нет? Несмотря на всю внешнюю суровость, Рафаэль очень добрый и честный. Всегда говорит то, что думает, не таит ничего внутри. Он искренен, и даже проявления нежности для него не чужды. Совсем не чужды. Белль не побоялась стать с Чудовищем ближе, почувствовав в нём родственную душу. А я? Я почувствовала?

Но всё это лишь сказка, красивая и волшебная. И даже в конце этой истории Чудовище превратилось в принца. Рафаэль никогда не станет «принцем», никогда не станет человеком, не будет жить среди нас. Но ведь и Белль не знала, что её ждёт впереди. Она просто была честна с собой. Она просто полюбила Чудовище.

А я ужасная, противная трусиха. И мне так стыдно за свой поступок, за это малодушие, что хочется вырвать сердце с корнем и выкинуть его в окно, чтобы его растоптали грязные подошвы, чтобы переехали машины, закатывая в асфальт. Чувство абсолютного отчаяния наполнило меня до краёв и уже выплёскивается наружу. Я пытаюсь поймать вытекающую душу ладонями, собрать в неровный комок остатки. Но напротив меня увядшая роза, и кажется, что когда последний лепесток упадёт с неё, то моё «чудовище» умрёт. И так неспокойно, что-то скребётся внутри. Хочется куда-то бежать, хочется его искать. И больше не отпускать…

Я смотрю, как засыхает алый бархат лепестков, как увядают тонкие прожилки, как из прекрасного выходит жизнь. Дни и ночи сменяют друг друга, крутятся вокруг меня каруселью, а я застряла где-то в середине, следя за своей розой. Вырвав из своей жизни Рафаэля, вырвав из его жизни себя, я встала на путь саморазрушения. И почему-то я чувствую, что вместе с собой разрушаю и его.

Сердце заходится, тяжело дышать. Меня окутывает жуткий страх. На месте сложно усидеть, хочется вскочить и ходить бесцельно по комнате от одной стены к другой. Что за странная тревога внутри меня? Что за бредовое предчувствие беды?

Телефон на столе задребезжал, и я как на автомате подняла трубку, даже не посмотрев, от кого звонок.

— Да, — начинаю я, и меня всю трясёт, когда слышу голос по ту сторону.

— Роксана? Это Донателло.

Я иду к окну и открываю форточку, чтобы впустить прохладный воздух в помещение, а то его становится всё меньше внутри моей квартиры. Мне нечем дышать. Резко после того, как я узнала, кому принадлежит голос.

— Донни! — чуть ли не кричу в трубку. У меня появилась хоть какая-то маленькая нить на пути к Рафаэлю. Но с чего бы ему мне звонить?.. — Что-то случилось?

Невнятное мычание в трубке, слышно, как завывает ветер на фоне.

— Нет, ничего пока не случилось. А ты не подскажешь, Раф случайно не у тебя? — говорил черепаший доктор довольно неуверенно, голос слегка дрожал, и ему приходилось делать слишком долгие паузы. Это мне не нравится. На меня накатила паническая атака — свитер стал слишком плотным, было трудно в нём дышать.

— Нет, — с грустью ответила я. — Но почему ты спрашиваешь?

Последовала долгая тишина, затем глубокий вздох и шаги — он явно отходил куда-то подальше от посторонних ушей.

— Маячок Рафа не подаёт сигнал. Обычно такое случалось только когда он был у тебя — он намеренно выключал его. Поэтому я связался с тобой.

— Ты хочешь сказать, что не можешь найти Рафаэля? — меня будто парализовало, и я буквально рухнула на стул. Время, крутящееся вокруг меня, остановилось, замерло на одной долгой секунде. Рафаэль пропал. В голове стали роиться самые страшные идеи насчёт того, где бы он мог быть. Не исключался даже прыжок с моста из-за неразделённой любви. Если это окажется так, то я просто повешусь.

— Да. Но я не думаю, что всё так серьёзно. Просто я был уверен, что он у тебя…

— Донни, ты где? — послышался грозный голос Ди Каприо, который заставил вздрогнуть даже меня.

— Донни, — заторопилась я, зная, что лидер надаёт по голове за разговор со мной. — Скажи, как давно вы его потеряли? Ты хоть знаешь, где он был в последний раз?

— Я спохватился только полчаса назад. Думал, что он с тобой. Обычно мы выходим друг с другом на связь в определённое время, но Раф молчал. С того момента уже прошло около двух часов. Я… я должен был сразу проверить, я ведь думал… я не знал… —  теперь мне стало по настоящему страшно. Слыша тревожный голос Донни, слыша, как он начинает впадать в шок, накручивать возможные варианты событий, я сама еле сдерживалась. Но сейчас не время. Рафаэль может оказаться где угодно. Может опять гонять бандюг по всему Нью-Йорку или колесить на своём байке по улицам, чтобы развеяться и забыться.

В трубке опять послышался голос Леонардо и приближающиеся шаги.

— Всё, мне пора, — бросил Донни и отключился.

Приходить в себя я стала только спустя несколько минут, всё это время переваривая информацию. Начинаю возвращаться в реальный мир. Который сейчас час? На часах половина третьего ночи. Какой сегодня день? Прошёл ровно месяц с нашей последней встречи. Боже мой, целый месяц! Я заблудилась в страницах календаря, застряла где-то между числами. Сегодня четверг — день навещать тётю. Я не была у неё уже около двух недель, выпала из жизни. Я боялась чувствовать его присутствие рядом и осознавать, что большего мне не светит. Только тяжёлый взгляд пары глаз, неустанно следящих за мной от дома Бониты до остановки.

А если эти гады смогли собрать для него ловушку? Весь район гудит от легенды о зелёном монстре, шастающем по ночам. Хотя, вряд ли их прокуренные мозги могли что-то такое выдумать. Сердце не на месте. С ним что-то случилось. Это не прогулка по ночному городу, не поездка на байке, не долгие часы наедине с собой или же горящий внутри кураж от поимки новых преступников. Нет, он бы не стал привлекать внимание братьев своим внезапным исчезновением. С ним случилась беда.

Хватаю телефон, быстро набираю номер. Раздражённо колочу пальцами по столу, отсчитывая количество гудков.

— Алло, — доносится сонный голос по ту сторону.

— Дэвид? — вскрикнула я, обрадовавшись, что он так быстро ответил. — Просыпайся, мне нужна твоя помощь. Срочно.

— Что? Что случилось?

— Ты же у меня в долгу? Вот как раз и пригодится. Поднимай свою задницу с кровати и дуй ко мне на машине, — во мне кипел адреналин, и такие моменты заторможенной тупости сейчас невероятно раздражали. Дэвид закряхтел: видимо, стал шевелиться, соображая, что делать. — И ещё кое-что: у тебя есть пистолет?

Непривычно тихо в Манхэттене. Улицы не гудят шумом автомобильных шин, не слышен гул толпы, куда-то вечно несущейся. В три часа ночи эта улица будто вымерла. И кажется, что эхо от любого шороха разносится до конца квартала.

— Патроны есть? — тихо спросила я, проверяя магазин. С оружием меня научила обращаться Бонита. Как ни странно, у неё этого добра дома навалом. Хотя, может, и не странно, если учитывать то, в каком районе она живёт. Да и покойный дядя любил такими вещами баловаться. Но я уверена, что большая половина этого оружейного хлама — незарегистрированное оружие. И хотя пару раз она пыталась сунуть мне это для безопасности, но, как законопослушный гражданин, я отказывалась. Если у меня найдут ствол — мне хана.

— Зачем тебе это? — с тревогой спросил Дэвид, послушно кладя ключи мне в ладонь. Я промолчала. Сейчас мне не до объяснений. Мой приятель тяжело вздохнул, чувствуя что-то неладное, прикусил губу, отворачиваясь в сторону. Видимо, думал, стоит ли вообще мне доверять. — У тебя права-то хоть есть?

— Есть, — сразу ответила я. — Мы же в Америке живём.

— В Нью-Йорке, — напомнил парень, намекая, что это, должно быть, единственный город США, где машина не нужна. Я положила пистолет в сумку, обхватила пальцами ключ и подняла глаза на Дэвида, который с опаской глядел на меня. — Знаешь, по району ходит история о зелёном монстре, гоняющем местных нарушителей закона… спасающем жертв от маньяков…

Я строго посмотрела на парня — хотелось насквозь прорезать его лазерами из глаз, да вот жаль, что я не Супермен. Во мне сейчас всё кипело, некогда было стоять и рассуждать, выслушивая намёки Дэвида, что он не псих и что тогда ему реально этот монстр заехал по роже. И что именно он меня спас. И что я сейчас еду к нему на выручку.

— Просто будь осторожна, — добавил Дэвид, видя моё взвинченное состояние. Он был слегка грустный, слегка разочарованный. Тоже нервный. Но не препятствовал мне.

— Спасибо, — ответила я и подошла к водительской двери.

— Надеюсь, — кинул напоследок парень, — он стоит этого.

Я лишь кивнула, давая понять, что стоит. Тысячу раз стоит. И что Дэвид не прогадал, смекнув, что к чему. Я села в машину, вставила ключ в замок зажигания и помчалась с места к своей цели. Видимо, Дэйв понимал, что к чему, но в то же время не хотел в это верить, убеждая себя, что это всего лишь миф и что тогда в моей квартире ему тоже причудилось. Я именно так и думала первое время после встречи с Рафаэлем.

Звук мотора немного успокаивал мои нервы, и чем быстрее я ехала, тем лучше могла концентрироваться. Ох, хоть бы эта колымага выдержала!..

Так, Рокси, надо подумать. Четверг — я должна была идти к тёте. По идее велика вероятность найти его там, но уже довольно поздно. Я пропускаю встречу с родственницей уже второй раз, вряд ли он высматривал бы меня долгое время. Хотя тот район прекрасный рассадник преступности, а для Рафаэля это знак равно с весельем.

Неужели местные «головорезы» смогли его поймать? Заманить в ловушку? Своими прокуренными мозгами они вряд ли бы смогли придумать что-то хитрое. Рафаэль должен был смекнуть что к чему. Хотя он такой неосторожный и самоуверенный!

Педаль газа резко ушла в пол, разгоняя этот пылесос на колёсах быстрее. Кажется, что вот-вот я взлечу на ней — так сильно машина стонала и выла от напора. Как бы колеса не отлетели… Дэвид, наверное, никогда над ней так не издевался. Только, миленькая, прошу, не сдохни по дороге, выдави из себя последние силёнки. Сейчас это жизненно необходимо.

В том, что с Рафаэлем случилась беда, я была уверена на все сто процентов, и не было ни единого шанса заставить меня думать иначе. Хотя, может, он просто решил побыть наедине с собой? Сидит сейчас на мосту, свесив ноги вниз, и размышляет о тяготах жизни. Эта мысль была приятной, но не хотела уживаться в моей голове. Я просто сердцем чувствовала, что с ним что-то не так. Что он один, что он в беде. И ему больно…

На меня накатила дрожь. Было страшно. Не за себя — за него. Из-за неизвестности. Я его найду. Знаю, что найду. Ноги сами приведут меня куда нужно. Иначе я не Роксана Уолкер и моя тётя не самая крутая на районе женщина! Так, ты только не плачь. Сейчас не время распускать сопли и впадать в эмоции.

Вот и знакомая остановка. На общественном транспорте я добираюсь до сюда порядком около двух часов. На развалюхе, которую пригнал мне Дэвид, удалось домчаться всего за полчаса. Удивительно, что мне не встретился ни один полицейский по дороге. И что эта телега ещё жива. Но всё-таки, думаю, это был её последний заезд.

Двигаюсь очень медленно, фары выключены, стрелка спидометра не поднимается выше отметки десять миль в час. Как-то необычайно тихо для этого времени суток на улице. Наркоманы разбежались по углам и вштыренные валяются возле помоек? Вполне вероятно, но не все же сразу. Да и помимо наркодельцов здесь хватает всякой шушеры. А сейчас гробовая тишина.

Завернула за угол и, заглядывая в каждый уголок, всматривалась, вслушивалась. Ну где же ты? Где прячешься? Куда тебя дели? Появилась мысль, что никуда он не делся, а сидит на крыше одного из домов и высматривает меня (или очередного воришку). Я решила выйти из машины. Дело рискованное, но так больше возможностей проверить каждый переулок, куда нельзя заехать на машине. Тем более пистолет у меня с собой, заряженный и снятый с предохранителя…

Ходить в такой тишине по этому району даже страшнее, чем встретить кого-то. Раньше эти улицы не обходились без обитателей, которые как кролики выбегали исключительно ночью. Я прошла дальше, двигалась тихо, на голову натянула капюшон, чтобы быть менее заметной. Хотя это вряд ли мне поможет — всё-таки я единственный человек на улице, — но так мне было спокойней.

Послышался шорох между домами, и, вместо того чтобы остановиться и прислушаться, проверить безопасность того места, я ринулась туда как сумасшедшая. Тихо, вонь вокруг поднимается ужасная. Возле контейнера зашуршал помятый пакет — из него вылетела жирная крыса, махнула трусливо хвостом и умчалась в темноту. Раньше бы я заорала во всё горло, но то ли обстановка не та, то ли мастер Сплинтер так на меня подействовал — отвращение к крысам у меня пропало.

Что-то стало дребезжать, воздух разносил низкие басы колонок. Буквально через минуту я уже чётко могла слышать музыку — агрессивный уличный рэп, звучащий из проезжающей машины. Выходить не стала, решила скрыться пока в темноте среди мусора, а то так мне до Рафаэля не добраться (если я вообще смогу его найти). Мимо проехал чёрный автомобиль с открытыми окнами и широкими блестящими дисками на колёсах. В ней было как минимум двое — густой дым выходил наружу, заклубившись вокруг транспорта. По запаху напоминает дохлого скунса, значит травка. Я подождала, пока машина проедет мимо, и вышла из переулка.

Закралась мысль о том, что тот коротышка жив. Не знаю, почему я его сейчас вспомнила, но вполне вероятно, что он захотел бы отомстить мне и Рафаэлю за всё хорошее. Поймать его, держать как наживку, чтобы приманить меня, а потом поиздеваться над нами обоими. Хотя ему легче было бы сделать наоборот — выхватить меня в качестве наживки. Но эта идея тоже имела место быть.

Я повернула на самую тёмную улицу района — помнится, здесь Рафаэль парковал свой байк. Страшно ступать сюда, тут даже окна на некоторых домах заколочены. Сюда даже местные не суются, судя по обстановке. Шла максимально тихо, хотя старалась двигаться живее. Подошвы еле ступали на безумно шуршащий асфальт — никогда такого громкого асфальта не слышала. Я не имела ни малейшего представления, куда надо идти. Но шла. Знала, вернее чувствовала. И с каждым шагом моё сердцебиение ускорялось всё сильнее.

Послышались голоса, и я замерла. Голоса в тёмном закоулке. Притаилась за углом, чтобы прислушаться. Не похоже по разговору, что это были местные. Говорили очень коротко, без соответствующего акцента, и ни разу не сматерились, что странно. Подкралась по стене к краю и одним глазом глянула. В такой кромешной тьме что можно разглядеть? Хорошо, что сейчас небо ясное, хоть и морозно, но луна светит во всю вместо фонарей. Так даже лучше, пусть и темно, но хоть очертания. Если приглядеться, то можно увидеть и больше.

Пятеро мужчин в чёрном скучковались вместе и что-то обсуждали, то кивали друг другу головами, то ставили руки в боки. Но общая атмосфера беседа была с нотками веселья, дружественная. Кто это и что они здесь забыли?

Вдруг послышался звон железа — один парней в чёрном поднял с земли инструмент, похожий то ли на огромный топор, то ли на кувалду. Блестящая металлическая сторона опасно сверкнула в холодном свете. На всякий случай я достала телефон из куртки и выслала Донателло пустое сообщение — некогда было писать. Не знаю, найдёт ли он меня и вообще стоило ли тревожить его, если мои опасения будут липой. Но так было правильно. Я чувствовала это. Одна из фигур двинулась в сторону, открывая мне картину полностью.

Я видела, как растекается багряная лужа, как сверкает в ней острие сай, как огромная рука безжизненно лежит рядом... И мне стало плохо. Всё внутри похолодело, я не чувствовала своего тела. И ужасный скрипучий шум в голове. Глухота накрыла меня на доли секунды, стреляла в ушах высоким свистом. Всё вокруг замедлилось.

Оружие снова отразило луч луны, возвращая меня в реальность и заставляя действовать быстро, будто воскрешая меня. Всё произошло словно не со мной, кто-то другой вселился в меня и действовал. Кровь разогналась, адреналин на пределе. Я чётко ощущаю своё тело, слышу каждый шорох, замечаю каждое движение. Выставляю пистолет вперёд и стреляю почти не целясь, быстро, пока огромный топор не рассёк Рафаэля пополам. Моя рука не дрогнула. Со свистом пуля вылетает из оружия, грохоча на весь район. Треск соприкасающегося с асфальтом железа неприятно пролетел вокруг нас, застревая эхом за крыши домов, сплетаясь с остатками пулевых отзвуков. Прищуриваюсь, чтобы убедиться, что цель повержена, палец на курке — если вдруг промазала, вторая пуля не заставит себя ждать. Но мужчина в чёрном лежал не шевелясь.

Я стала двигаться вперёд, держа пистолет перед собой. Остальные резко засуетились, похватались за пояса — там, видимо, оружие висит, в темноте не разглядишь толком. Но нападать не стали, видимо, опасаясь отправиться вслед за другом. И что за одежда такая странная на них? Лиц не видно, их закрывает ткань. Это что ещё за маскарад ниндзя посреди ночи? Бред какой.

— А ну-ка быстро отошли от него! — строго приказала я этим ребятам, но те не двинулись с места. — Что, оглохли что ли?

Дуло пистолета опасно уставилось в одного из мужчин, и спустя несколько секунд он примирительно поднял руки и отошёл вместе с рядом стоящим товарищем. Никому не хотелось лежать продырявленным и истекать кровью. А по такой неадекватной, как я, сразу видно, что несколько раз повторять не буду.

— А ты, дрыщ узкоглазый, тоже давай топай к стенке, — крикнула я ниндзя, который стоял ближе всех к Рафаэлю. Тот не торопился слушаться, в руке сверкнуло что-то похожее на маленький нож. Я снова выстрелила, даже не задумываясь. Не в него — предупреждающий в ноги. Парень отскочили от неожиданности и присоединился к своим друзьям.

Подошла к раненому и встала пред ним, не переставая держать всех на мушке. Моя голова была совершенно светлой, адреналин нейтрализовал страх и нерешительность. Если они кинутся на меня все разом, то я успею выстрелить раза два, и то не факт, что попаду. Так или иначе, я в пролёте. Но никто не хочет быть первым, тем козлом отпущения, который кинется на амбразуру и закроет других грудью.

— Роксана, — зашипел Рафаэль сквозь сомкнутые челюсти. Почти невозможно было узнать этот хриплый голос. И мне стало не по себе. — Ухо… ди. Уходи.

— Даже не думай, — спокойно ответила я, продолжая следить за стройным рядом ниндзя. — Ничего-ничего. Сейчас разберёмся. Всё будет в порядке.

Надо что-то делать. Если я начну стрелять, то они кинутся, и вряд ли я одолею всех. Но стоять вот так никто будет — эти ребята не зря притихли и такие послушные. Какая-то подстава со всем этим. Время замедлилось — прошло не больше двух минут, а кажется, что мы уже час тут стоим и играем в игру «кто первый?».

— Эй, ты! — крикнула я крайнему, который спрятал руки за спину. — Швабра в колготках, быстро руки покажи, — тот стоял и даже не торопился выполнять мой приказ. — Я сказала покажи руки!

Сделала шаг к нему с намерением в любую минуту выстрелить. Этот тупизм меня невероятно бесил, настолько сильно, что я готова была выпустить пулю прямо сейчас. Лучше тебе не злить меня, дружок. Во мне живёт тётя Бонита, и если её не слушать, то последствия будут катастрофическими. Я сделала ещё шаг и услышала звук летящего предмета. Всё произошло слишком быстро. Я автоматически обернулась — Рафаэль опёрся рукой об асфальт и метнул в собиравшегося напасть на меня парня металлическим ломом. Тот опустился на колено.

— Осторожно! — успел крикнуть мутант, и я обернулась, но ниндзя уже летел на меня. Снова выстрел. Не поняла, попала или нет, но кто-то из них ударил меня по рукам так сильно, что я выронила пистолет. В ту же секунду мою ногу пронизывает резкая боль. Смотрю вниз — из края сумки торчит какая-то круглая штуковина, прорезавшая мою кожу сквозь ткань джинс. Кровь потекла по ноге — глубоко резанула эта кругляшка. Теперь и вторая нога в бинтах будет. Меня швырнули об стену, я сильно ударилась головой и упала, потеряв на секунды контроль над ситуацией и возможностью здраво мыслить.

— Нет! — донёсся до меня знакомый голос. Как же я давно его не слышала! Как будто я прожила целую жизнь — несчастливую и ужасную. Полную мучений и невероятной пустоты. Всё-таки мне до безумия не хватало его, этого загробного низкого голоса, этого прожигающего меня янтаря… А ещё той лёгкости, которую я ощущала рядом с ним, на его руках.

Как странно: меня сейчас убьют, а я думаю о том, как мало ценила время, проведённое с Рафаэлем. И только сейчас полностью осознаю, чего бы мне хотелось и что творится в моей душе.

Один из нападающих подошёл ко мне и схватил за голову, заставляя смотреть на него. Он смеялся надо мной, так противно, как гиена. Кивнул головой в сторону Рафаэля, намекая своим приспешникам, что моё убийство причинит ему больше боли, чем пытки. Они просто садисты. Я не удивлюсь, если они начнут загонять мне под ногти иголки и заставят Рафаэля на всё это смотреть. Резкий металлический звук — острое лезвие вышло из ножен. Серебряный блеск от отражения луны ударил в глаза, и я ощутила холодное прикосновение оружия к горлу. Рафаэль взвыл, пытался встать, опираясь кулаками об асфальт. Толком не видела откуда, но по его рукам текла кровь. Много крови. Кажется, что на него пролился багровый дождь. И от этого зрелища мне становилось хуже, мне хотелось выть, броситься к нему на выручку. Из меня стали выходить силы, внутри всё похолодело, будто это у меня кровотечение. И я уже не думаю о лезвии возле моего горла, только об алых ручейках, стремящихся вниз по сильным зелёным рукам.

Неожиданно давление на моих волосах исчезает, кинжал падает с треском на землю и ниндзя тоже — рядом со мной, получив в голову удар железной цепью с двумя палками. Всё вокруг вздрогнуло от мощного приземления нашего подкрепления. Я почувствовала облегчение, когда ледяные глаза Леонардо встретились с моими — не думала, что буду так рада его видеть. Сейчас эти айсберги исцеляли меня, заживляли.

— Эй, вы заметили мой приём? — послышался голос Майки, хвастающегося перед парнями, что так ловко вырубил моего палача. — Вот это я понимаю, выход из тени!

Завязалась потасовка. Оставшиеся трое смельчаков не спешили убегать, а решили вступить в бой с тремя громилами. Да, умом эти ряженые в ниндзя явно обделены. Пока вокруг творилась суматоха, я подползла к Рафаэлю, чтобы проверить его. Меня затрясло от того, что я увидела. Шок парализовал всё тело, затуманил мой разум. От этого можно сойти с ума. Вдоль всего панциря образовалась огромная глубокая трещина, из которой сочилась кровь. Кажется, что эта каменная спина разделилась надвое, внутри всё залито багровой субстанцией, но видны мягкие части тела. Словно вскрыли и обнажили внутренности. Еще немного, и они бы его убили — уже практически выпотрошили. Голова кругом шла от бессилия. Собственного бессилия и незнания, как помочь ему сейчас. Руки дрожали, ничего уже не видела сквозь плотную пелену.

— Рафаэль, — окликнула я мутанта охрипшим голосом, прикасаясь к его голове. — Ты слышишь меня? Рафаэль!

Я почувствовала, что он зашевелился — его рука под моей дрогнула. Толстые пальцы обхватили мою ладонь, несильно сжали, сплелись с моими пальцами уже более крепко. Его кожа влажная от крови. И горячая.

— Д-д-д, — шептал он, но я не могла разобрать, подсела впритык и опустилась ухом к его лицу. — Дура, я же говорил бежать, — вымолвил мутант и резко выдохнул. И затих. Замер. Больше не шевелился. Слабая рука уже не сжимала мою.

— Нет-нет! — закричала я. — Нет, не отключайся! Слышишь? Рафаэль. Рафаэль!

Я толкала его в плечо, но это не помогало — он не реагировал. Только не это. Не это. Я не хочу верить, не хочу принимать. Это не считается. Это всё ненастоящее. Очнись же, очнись. Не может вот так всё кончится. Не может вот так он… Нет! Нет. Это неправда. Не хочу верить, не хочу! Не хочу…

Я опустилась рядом, легла напротив него, волосами на грязный асфальт. Приблизилась почти впритык — всё ещё чувствую тепло. Его кровь горячая. Такая же, как и моя. Такая же, как и у всех нас. Шарфом вытираю густые багровые дорожки с лица — дыхания не чувствую. Ладонью накрываю его щёку, будто так могу передать частицу себя, снова заставить его открыть глаза. Будто собираю остатки его души по крупицам, чтобы сложить, собрать снова. Забери мою жизнь. Возьми часть, возьми всю, мне не жалко. Это ведь не должно было так кончиться. Не должно.

Ноздри не шевелились, не втягивали воздух. Над нами — купол. Вакуум. Где-то далеко позади нас — отголоски драки, лязгание металлического оружия, крики. А мы тут. Вдвоём. В тишине. Лбом касаюсь его пропитанной кровью банданы, насильно пытаюсь вдохнуть в него жизнь, согреть похолодевшие губы своим дыханием. Чтобы они снова вздрогнули. И мне так страшно, что они замерли и нет ни малейшего намёка на движение. Я закрыла глаза, чтобы тоже замереть. Чтобы тоже не дышать... Если бы я подоспела раньше. Если бы я не закрыла тогда эту дурацкую дверь, не погрузилась бы в свой эгоизм, растоптавший всё светлое, что уже начало зарождаться в Рафаэле по отношению к людям. Если бы я не разбила вдребезги то хрустальное доверие, которое мы построили. Ах, если бы!

Тяжёлая рука лежала на мне бессильной плетью. Я опустила голову, уткнулась макушкой в его подбородок, скрючившись в кокон. Закрыла глаза и больше не хотела их открывать. Теперь мы вместе, хотя бы так мы вместе. Еле заметным тиком бился пульс, всё медленней, всё реже. Пока не превратился в тонкую полоску. И наступила абсолютная тишина...Примечание к частиГрафоманский выкидыш моей перманентно страдающей от недосыпа музы. Прошу аффтора пока не расчленять, вдруг я ещё прихожусь. :)

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

А тут собраны все самые крутые работы по черепахам (кстати, можно и свою кинуть)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

А ещё я знаю, как обойти дурацкую систему отзывов, которая всех достала. Читайте первый комментарий.Примечание к частиПодходящий мотивчик...

https://youtu.be/JMbVNY-WGLs

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

А тут собраны все самые крутые работы по черепахам (кстати, можно и свою кинуть)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

А ещё я знаю, как обойти дурацкую систему отзывов, которая всех достала. Читайте первый комментарий.

— Уберите её, — голос звучал где-то за пределами нашего вакуума, словно сквозь толстое стекло. Я ощутила на себе холодные руки — чужие. Они обхватили меня за талию и стали тянуть от Рафаэля. Я цеплялась ослабевшими пальцами за него, за кожу, за руки, за ладони. Взвыла от того, что не могла удержаться. Мне казалось, что если я отпущу его сейчас, то больше никогда не смогу быть рядом вновь, что тогда наверняка он потеряет свою жизнь. Не отнимайте у меня его. Не отнимайте эти остатки нашего времени…

Я ничего не видела сквозь ливень моих слёз. Ничего не слышала сквозь неотпускавший меня вакуум. Где-то над ухом кричит Майки, а я смотрю только на бездыханное тело в багряной луже. Донателло опустился на колени — всё как в замедленной съёмке, — его длинный силуэт я узнаю даже когда толком не могу ничего разглядеть. Он щупает пульс, толкает брата, тормошит.

— Пульса нет, — на выдохе произносит он и снова задерживаете дыхание, как будто боится вдохнуть лишнего и забрать этот жизненно важный газ у Рафаэля. Донателло поднялся, развёл руки в стороны, приказывая другим разойтись по сторонам. Достал свой шест — тонкие ярко-неоновые линии молний засверкали на противоположном конце. Он коснулся своим оружием Рафаэля — тело задёргалось, принимая на себя удар током. Я закричала — сама не знаю почему. Мне было страшно смотреть на это, мне было страшно видеть и слышать. Как хотелось бы отключить все органы чувств сейчас. Пытаюсь вырваться, чувствую, как Майки стискивает объятия, прижимает к себе сильнее. Я барахтаюсь, сопротивляюсь. Мне кажется, что они сделают ещё хуже, что они заберут остатки его жизни, висящей на волоске. Я вою от бессилия.

И снова этот звук — треск электрического тока. И снова конвульсии. Донателло опускается, проверяет пульс, снова встаёт, снова пускает по телу брата разряд. Кричу, царапаю лицо Майки — он мужественно терпит, даже пытается рукой поглаживать по спине, чтобы успокоить. Ногу саднит, по ней течёт кровь. Плевать. Меня бьёт истерика, и сама я уже чувствую, как остатки здравого смысла тонут в безумии. У меня едет крыша от всего этого.

Очередной разряд — меня пронзило насквозь. На расстоянии. Я стала чувствовать боль Рафаэля, я стала самим Рафаэлем. Дрожь толчком проходит по коже, как судорога. И я обессиленно висну в руках мутанта.

* * *

В голове туман. Он расплывается, заползает в самые потаённые уголки моего подсознания, обволакивая разум. Я чувствую, будто кто-то касается моей ноги, но не могу понять, кто. Пытаюсь вырваться из этого полубредового сна, но кажется, что все мои дёрганья напрасны — они лишь в моей голове. Ни один мускул не шевелится. Я будто существую отдельно от своей оболочки. Шершавая ладонь накрывает мой лоб — что-то холодное и влажное на коже. Потом снова тишина…

С силой заставив себя разомкнуть веки, я погрузилась в тонкую вуаль ароматного дыма, очень знакомого и приятного. Голова гудела, я не очень хорошо чувствовала конечности, хотя могла ими шевелить. Тело стало чугунным, почти неподвижным, но всё-таки я села. Знакомое место — зал акупунктуры. Вокруг никого нет. Замечаю, что брючина джинс разрезана до бедра, на которое наложена повязка. Опять я подбита, но это не беда, главное где…

— Рафаэль, — выскочило у меня автоматом и, поднявшись на ноги, я, шатаясь, побрела к выходу.

В логове тихо. Даже устрашающе тихо. Нога плохо слушалась — видимо, мне вкололи обезболивающее. Может, я слишком сильно буянила? Реакции замедлялись, эмоции тоже — они как пазлы, разбросанные в разные углы моего рассудка. Если я соберу их вместе, то картина убьёт меня своим содержанием. Точно знаю это.

Двигаюсь инстинктивно — просто знаю, где он. Вот она, заветная арка, испещрённая разноцветными квадратами экранов. Чем ближе я подхожу, тем отчётливей слышу стоны. Всё сильнее и сильнее. Всё страшнее. Сердце заходится, лёгкие отказываются принимать свою порцию кислорода. Я устремляюсь на зов… Из ниоткуда возникает фигура Майки. Он нерешительно смотрит на меня, больше не улыбается.

— Как ты? — голос, некогда весёлый и яркий, странно затих. Из-за двери доносится сильный стон, переключая моё внимание с мутанта рядом. Я снова иду туда. Однако Майки останавливает, рукой заграждая путь: — Извини, туда нельзя. Донателло просил не входить и не впускать тебя.

Я хотела возмутиться, уже собралась выдать бурную протестующую речь (даже поставила руки в боки), хотя сама внутренне понимала, что это правильно. Но жуткий, истеричный крик меня остановил. Заморозил. Этот голос я узнаю в любом виде. Даже в таком — кричащем, стонущем, завывающем. И меня всю трясёт, снова поднимается судорога из внутренностей. Всё выворачивает, выкручивает — и в узел. Первая реакция кинуться на крик — я упираюсь животом в каменную руку Майки. Он хватает меня в охапку, несёт на кухню. Рукой тянусь к заветной двери, за которой мучается он, но больше не сопротивляюсь, лишь сильнее сжимаю ладонью плечо Майки.

Он посадил меня на стул, налил из керамического чайника ароматный напиток в пиалу. Пододвинул чашку ко мне.

— Тебе нужно это выпить.

Мои ноги подскакивали на месте — не могли стоять смирно. Я с усилием давила на них не менее дрожащими руками, но они не слушались, не подчинялись мне. Всё сильнее подскакивали, стучали об пол, друг об друга. Снова крик…

Я подорвалась, ударившись рукой о внутреннюю поверхность стола, но боли не почувствовала. Мне казалось, что всё в моём теле замедлилось, затихло. Даже сердцебиение. Я плохо понимала, что говорил Майки, а он что-то лепетал передо мной. Опять крик. Сильный. Потом ещё и ещё. Всё сильнее. Боже, это невыносимо!

Майки замолчал, уставившись в пол стеклянными глазами, тоже содрогаясь от каждого возгласа брата.

— Я не могу так, — одними губами прошелестела я, сомневаясь, что вообще сказала это вслух. Сделала шаг вперёд — туда. Я должна быть там рядом, держать его за руку, стирать пот со лба, разделить с ним на двоих физическую боль. Можно ли так сделать? Я бы хотела.

Мутант снова меня остановил, подойдя сзади и несильно сдавив мои плечи. Он вроде и не удерживал меня сильно, я могла выскочить из его рук, но мы оба замерли в этой позе, превратившись вдвоём в одно целое, впитывающее каждый звук, каждый маленький шорох, вздрагивающее при каждом ноющем стоне. И вроде так нам было легче пережить эту пытку, когда за стеной воет от боли Рафаэль, когда ты понимаешь, что в любую минуту он может лишиться жизни, которая и так уже норовит покинуть уставшее тело с нервным выдохом. И каждый раз мы невольно задерживали дыхание, когда перерывы между стонами затягивались, гадая со страхом, хорошо это или плохо.

Я закрыла лицо руками — больше не могу это терпеть. Кажется, уже прошла целая ночь, сутки, а звуки всё не умолкают. Пазлы в моей голове стали складываться всё быстрее, разгоняя туман. Не хотела, но зарыдала. Мои нервы уже давно сняты с тормозов, и эта истерика просто необходима.

Майки развернул меня к себе и по-братски обнял. Он тоже холодный, как и Рафаэль, но объятия его мягче и меньше. И он тоже плачет, как и я, старается скрыть, но у него это плохо получается. Нам обоим страшно.

— Я боюсь, — кажется, я сказала это вслух.

— Я тоже, — тихо, совсем не похоже на себя, ответил Майки. — Но Раф, он сильный, он справится. Я верю в него. Он никогда не подводил. Пусть был вечно ворчащим, срывался на меня, но всё равно, он… — обычно весёлый голос мутанта дрожал от волнения. Микеланджело сомкнул губы, стараясь держать эмоции в себе, но слёзы предательски лились из его глаз.

Внезапно крики умолкли. Наступила тишина…

* * *

Обессиленные и все в крови, двое мутантов вышли из лаборатории. Донателло рухнул на кресло, жалобно простонавшее под его весом, стёр тыльной стороной ладони пот со лба. Вид его бы более чем печальным, и от этого становилось страшно. Леонардо снял с себя грязный от крови фартук и смял его в руках.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Майки, подбегая к братьям. — Как он?

Донателло устало мотнул головой, и это движение показалось мне немым приговором для Рафаэля.

— Сейчас без сознания.

— Но он же очнётся? — голубые глаза Микеланджело жалобно заблестели, он словно вымаливал ответ у брата, затаив дыхание и глядя на него. Донни промолчал. Лишь огорчённо вздохнул, стягивая с головы оптические очки вместе с повязкой. Казалось бы, это всего лишь тишина. Пустота, ничего не значащая, а так больно внутри от неё.

Я встретилась глазами с леденящим взглядом Леонардо — он был усталым, но всё ещё отражал некоторую раздражённость в мою сторону. Мне так показалось. Может, он и прав — я испортила жизнь их брату, которого они только что доставали с того света. Но мне сейчас было не до грозного вида лидера. Всё моё нутро, вся я стремлюсь только к одному из живущих здесь.

Из «операционной» вышел мастер Сплинтер — как всегда спокоен, но теперь спокойствие это было иным. Тревожным, печальным, почти смертельным. Как бы противоречиво это ни казалось. Учитель молча подошёл к нам, пряча руки в широких рукавах своей накидки, и взглянул на меня. В этих чёрных бездонных зрачках я хотела найти ответ. Ответы. На все свои вопросы. Я хотела в них найти себя, заблудившуюся в этих лабиринтах собственных мыслей. Найти себя настоящую. Не ту механическую оболочку, запрограммированную выполнять ежедневную рутину. А ту, что скрывалась во мне, таилась в глубине сознания. Которая бы не задавалась бесконечными вопросами. Которая бы просто жила. В этих маленьких крысиных глазах отражалась тревога, но и ещё что-то. Очень тёплое, очень желаемое. Надежда. Я молча заковыляла до лаборатории — никто мне не препятствовал, — и мне показалось, что Майки пошёл за мной, но Сплинтер не позволил ему.

Перед самой дверью меня всю затрясло. Страшно от того, что там может быть. Я замедлилась, зажмурила глаза, думая, готова ли я увидеть… А если он… Рука легонько толкнула дверь, и она со скрипом отворилась. Я зашла внутрь. Шла медленно, боясь ступить босыми ногами на бетонный пол, чтобы не потревожить. Чтобы от эмоций не рухнуть вниз.

Помещение заполнял густой дым — тот же, что окутывал меня не так давно. Тонкий пряный аромат проникал в лёгкие, напоминал о спокойствии. Я ступала дальше, боялась, трусила даже больше, чем когда перемещалась ночью по тётушкиному району. Руки дрожат. Сжимаю сильнее, до белых костяшек, оставляя раны на ладонях от ногтей. Пол ледяной, но ноги онемели, я почти не чувствую этот холод.

Посередине комнаты стоит кушетка, вокруг которой расставлены ароматизированные свечи и благовония. Темно. Только маленькие огоньки вздрагивающими движениями рисуют размытые силуэты на стенах. Он лежит неподвижно на животе. Трудно разглядеть, дышит ли. Свет пламени обволакивает контур тела: вдоль глубокой трещины, проходящей от одного края панциря до другого; поперёк её кривого рисунка — металлические скобы. Они словно ровный шов соединяют разломанные части некогда крепкой брони.

Стул без спинки скрипит подо мной; стараюсь не делать лишних движений, будто боюсь разбудить Рафаэля. Пытаюсь почти не дышать. Огромные руки уложены вдоль тела — когда-то я с нескрываемым трепетом прикасалась к ним. На плече перевязка. Над глазом тонкий шов. Я впервые вижу его без повязки, я ведь так этого хотела… И мне кажется, что без неё он стал другим — беззащитным, уязвимым. Тем, кого нужно уберечь. Уберечь от всех, от всего. От меня… Словно сняв повязку, кто-то вскрыл его грудную клетку — и вот оно, его сердце. Ранимое, чувствительное. И от прикосновения — сжимается, вздрагивает.

Я протянула руку, наклонилась ближе к Рафаэлю, положила ладонь на гладкую голову. Тёплый. Очень. Непривычно ощущать такую температуру его тела. Широкие ноздри зашевелились — теперь я видела, как рвано он набирает воздух. Брови сомкнуты вместе, губы — тонкая плотная полоска. Я осторожно провела по ним пальцами другой руки, чувствуя на кончиках, как слегка вздрагивают уголки. Острые края шрама на верхней губе непривычно щекотали кожу. Крылья носа зашевелились быстрее, вдохи стали резкими и короткими. Он словно принюхивался к знакомому запаху, искал его среди густого ароматного дыма. Морщинка между бровями стала ещё глубже, суровее. Я коснулась окружности носовых отверстий — на ощупь они кажутся мягче, почти как губы. Рафаэль тревожно зашевелился.

— Роксана? — осипший шёпот почти не узнать, он словно не говорил — выдыхал моё имя. Веки слегка приоткрылись, но на глазах пелена — он не видит меня, смотрит куда-то в сторону, словно ослеп. Я резко придвинулась к кушетке — на коленях наверняка останутся синяки, — нависла над ним, как заворожённая смотрела на каждое еле уловимое движение.

— Я здесь, — на выдохе тараторила я. — Здесь. Со мной всё в порядке. Ты слышишь? Слышишь?

Один глубокий долгий вдох — и облегчённый выдох. Морщинка распрямилась, дыхание стало почти ровным. Рафаэль закрыл глаза и провалился в сон. Лекарство в капельнице, подсоединённой к его руке, чуть вздрогнуло. И снова наступила тишина.

Я положила голову напротив его, продолжала поглаживать рукой по гладкой лысине. Как же приятно чувствовать тёплое дыхание на своём лице, осознавать, что он живой, дышит, что он рядом. В этом плотном мускатном мареве я всё ещё ощущаю его запах — сырость, как после дождя. Я всё думала, на что же это похоже. На запах утреннего леса, с толстыми деревьями-долгожителями, на ветвях которых гирляндами повис мох, с пушистыми папоротниками вдоль протоптанных тропинок, с земляной грязью под ногами, со свежими, только что выросшими от проливного дождя грибами. Там, где тишина, которую нарушает лишь щебетание птиц над головой или звонкий ручеёк, бегущий по камням. Там, где спокойствие…

Я закрыла глаза, представляя себя в этом прекрасном месте. Представляя себя там с ним. И мне стало так тепло, будто кто-то укрыл моё сердце пуховым одеялом, накрыл мои плечи своими огромными ладонями, и в них я ощущаю себя защищённой. Мы гуляли по сырым дорожкам, касаясь мокрой листвы. Я впереди и он следом. И вокруг не было никого. Знаю, он тоже это видит, там, в своём сне. И нам уже не хочется просыпаться.

— Я буду здесь, с тобой, слышишь? Ты только вернись…

* * *

Сквозь неглубокий сон я ощутила, как на мои плечи легло что-то тёплое, и, разомкнув веки, увидела стоящего рядом Леонардо. Его присутствие сразу заставило меня выпрямиться, неуклюже делая вид, что уснула я минуту назад. Хотя не знаю, сколько времени прошло. Я чувствовала себя неловко рядом с этим мутантом — от него веяло какой-то строгостью, и это вводило меня в ступор. Прочистила горло, невольно кутаясь в плед — вдруг стала ощущать холод.

— Попросишь меня уйти? — спросила я, не оборачиваясь к нему. Боялась смотреть почему-то.

— Нет, — ответил спокойный голос. Леонардо придвинул ногой ещё один стул с угла комнаты и сел рядом, чем смутил меня ещё больше. В нос ударил приятный аромат кофе — перед глазами возникла кружка с желанным напитком, от которого тонкой струйкой шёл пар. Я аж вздрогнула, представляя, какой он горячий.

— Спасибо, — неловко ответила, принимая кружку из рук мутанта, и сразу же вдохнула этот чарующий запах, такой терпкий и насыщенный. Как раз то, что мне не хватало. И сварен так, как надо, пропорции все в меру. Не хватает чуточки сахара для полного счастья, но и без него довольно неплохо.

В голову пришла мысль: с чего бы этому Ди Каприо быть таким заботливым ко мне? Это даже странно и неожиданно. Мне казалось, что он желает избавиться от меня — таким недружелюбным казался при первой встрече. Не то что его братья. А теперь, когда случилось такое несчастье, когда я так задела Рафаэля, он должен ненавидеть меня.

Я рискнула всё-таки взглянуть на него краем глаза, а то игнорировать его тоже как-то неприлично. Он пристально приглядывался ко мне, будто в его лазурные радужки встроены крошечные сканеры, и застыл как статуя в одном положении. Даже сложно было разглядеть движение тела от вдохов-выдохов — Леонардо превратился в восковую фигуру. Это было довольно пугающе.

— Что-то не так? — неловко заправляя прядку за ухо, спросила я, и, кажется, мутант немного расслабился, слегка приподняв плечо.

— Просто думаю, как быстро всё изменилось…

Да, свалилась я им на голову нежданно-негаданно, нарушила привычный мир подземных обитателей. Испортила одному из них жизнь…

— Знаешь, сначала я обрадовался, что ты исчезла из жизни Рафа. Думал, что всё будет как прежде, — он сделал паузу, глядя на раненого брата, задумчиво поджал губы и перевёл взгляд на меня. — Если ты делаешь это из жалости, то лучше уйди сейчас. Дальше будет только сложнее. Либо ты останешься с ним и испортишь себе жизнь, либо всё-таки в тебе взыграет здравый смысл, и ты оставишь его, но будешь всю жизнь страдать от чувства вины, из-за того что отвергла и без того изгнанного из общества.

Его слова казались мне страшными, но тон, с которым он говорил это, взгляд — всё это отражало совсем другие эмоции. Леонардо был спокоен, даже мягок. Я видела, что он искренне желал мне добра, при этом не желая брату несчастья. И сам не знал, как было бы правильно поступить. А я задумалась: действительно, зачем я это делаю? В чём заключается мой главный посыл? Это не жалость и не чувство вины, хотя и этому есть место. Но это было что-то другое. То, что я не могла объяснить. Просто собранный комок всех чувств одновременно, какой-то сумасшедший вихрь. Это время, проведённое без Рафаэля, было самым тяжёлым в моей жизни. Так плохо мне не было ещё никогда. Казалось, что от меня оторвали кусок мяса и на моих глазах поджарили его на сковороде. А вокруг меня будто чего-то постоянно не хватало. Я искала это, думала, чем заполнить пустоту, но это была не пустота, а чёрная дыра, которая засасывала в себя всё, что я ей подкидывала, не оставляя мне никакой возможности залечить ноющую боль в груди. Это трудно объяснить. Мне даже слов не подобрать. Я пытаюсь поймать ладонями хоть горстку из лавины, чтобы слепить какой-нибудь снежок более-менее понятных мне чувств, но всё тщетно. Это волна накатывает, накрывает, придавливает своей массивностью. Во мне рождается что-то новое, доселе чужое — я становлюсь другой. Будто в голове всё вверх ногами перевернули.

— Я останусь здесь, — Леонардо внимательно посмотрел на меня, молча спрашивая, уверена ли?.. — И это не из-за жалости.

Он всё понял, кажется, по одному моему взгляду, по тем словам, что я так и не сказала, не смогла подобрать даже для себя. Просто сам ощутил частицу той бури, что внутри меня. Слегла улыбнулся — лишь краешком губ, — чуть заметно кивнул. Перевёл взгляд на Рафаэля, ещё несколько мгновений помолчал и поднялся со стула.

— Знаешь, — остановившись у двери, сказал Леонардо. — Я рад, что ты вернулась, — его слова вызвали улыбку. Наверное, первую за это долгое время. — Только, раз уж решила, не сдавайся.

Он вышел. Я долго думала, что он имел в виду. Не сдаваться — значит идти уже до конца по этому пути? Решительно настроиться менять свою жизнь? Не идти на попятную, чтобы снова не разбить сердце Рафаэля? Так я и думала — это казалось логичным. Да, так я и думала. Пока Рафаэль не очнулся…

Пикающий звук приборов раздражающе действовал на нервы, прорываясь сквозь неспокойный сон. Это напоминало мне госпиталь, в который я попала после моего первого инцидента с уличной шпаной. Но сейчас, смотря назад в прошлое, я радуюсь, думая о том дне. Ведь тогда мы впервые встретились с Рафаэлем. Пусть он пронёсся мимолётным видением, оставив после себя свою красную повязку, но с этого всё и началось. Иногда задумываюсь: а что, если я осталась бы тогда у тёти на ночь? Если бы вышла на пару часиков раньше? Да даже на несколько минут. Ведь я бы уже не наткнулась на того коротышку, а значит никогда не повстречала бы Рафаэля. Вопрос, хорошо это или плохо, сам возникает из этих раздумий. Но ответом мне служит неприятная дрожь по спине от одной мысли, что встреча, изменившая всю мою жизнь, никогда бы не состоялась. Из всего сумбурного потока бессвязных слов в голове, однозначно для меня только одно — Рафаэль стал частью моей души. Мы так похожи с ним, хотя кажемся разными на первый взгляд. Но я как зеркало отражаю его, понимаю его как саму себя. Кто же мы друг другу? Родственные души? Мой ответ: да!

Голова гудела, а вместе с ней саднило бедро. Плотная пелена благовонного дыма растворилась. Теперь помещение освещалось неоновой подсветкой по краям стен, а также одной точечной лампой на столе в углу.

— Я разбудил тебя? — спросил Донателло, неожиданно подошедший сзади. — Я установил некоторые приборы, чтобы следить за состоянием Рафа.

— Есть улучшения? — мой охрипший голос почти пропал, от него остался лишь шёпот. Я щурилась, хотя свет был не очень яркий, но уже более насыщенный, чем пламя свечи.

— Пока не могу сказать точно, — пожал плечами Донателло, но по его уже более бодрому тону голоса я поняла, что всё налаживается. Надежда не покидает никого из нас. — Может, ты хочешь поесть? Правда, у нас вряд ли что-то найдётся более-менее съедобное… Я подменю тебя, можешь не переживать за него.

Было совсем непривычно видеть Донни без очков — в них его глаза были просто огромными, а теперь он даже стал казаться взрослее. Мутант доброжелательно улыбнулся мне, и стало тепло от его улыбки.

— Нет, — ответила я, переводя взгляд на больного. — Я хочу здесь побыть. Вдруг он очнётся.

— Не думаю, я вколол ему сильное обезболивающее. Для человека такая доза смертельна, но для мутанта хватит, чтобы отключиться часов на двенадцать. Так что вряд ли он проснётся в ближайшее время. Да и… — Донни замолчал, задумавшись, как выразить мысль. — Честно говоря, тебе бы стоило принять душ. Во-первых, это не очень гигиенично для твоей раны, а во-вторых…

Я ощупала свои скомканные волосы, стряхнула с одежды комочки грязи. Наверное, вид у меня совсем не презентабельный, раз уж интеллигентный Донателло об этом заговорил.

—…ты вся в крови Рафа, — закончил черепаший доктор после паузы. Я обхватила руками лицо — на нём нащупывались мелкие бугорки засохших сгустков. Мне стало не по себе при воспоминании о недавно пережитом. Да я чуть от инфаркта не померла. Такого больше не хочу, никогда и ни за что. Надо бы оберегать Рафаэля от подобных стычек.

— У вас есть душ? — спросила я у мутанта, и тот сразу кивнул. Подошёл к своему рабочему месту, взял со стола стопку свежего белья.

— Тут чистое полотенце и кое-какие вещи. Великоваты будут, но другого нет.

Я взяла одежду и поблагодарила Донателло. Если с Рафаэлем всё будет хорошо, буду каждый день готовить ему сладости! Эта светлая голова заслужила достойной награды за все свои труды.

— Выйди прямо по коридору, и первая дверь направо.

Я вышла из лаборатории — даже не знаю, сколько времени прошло после операции. Леонардо о чём-то говорил с отцом, Майки храпел на диване, обняв подушку и пуская на неё слюни. Этот бедный малый должно быть получил огромный стресс, чуть не потеряв брата. Искренний и славный черепашка больше напоминал ребёнка. Но как раз это и подкупало.

Включив свет в помещении, я осмотрелась. Ванная комната больше напоминала казарменный душ: бетонный пол и стены, с краю — отверстия слива воды, над головой нависает уличным фонарём кран. Хорошо, что вокруг невидимой границы душа полукругом установлена металлическая палка, а на ней — шторка.

Горячая вода смывала с меня весь ужас последнего времени. Будто это было давно, а ведь прошло только несколько часов. Багровые капли смешивались с проточной водой, помутневшими подтеками сползая вниз. Мои волосы имели неприятный запах; я потянулась в сторону полки, вернее, к углублению в стене, где стояло ровно два флакона. Шампунь и гель для душа. Как ни странно, оба средства имели ярко выраженный запах мужского одеколона. Почему странно? Да потому что я не думала, что черепахи-мутанты так за этим следят. Собственно, какая разница, какой марки шампунь и какого он запаха? Все равно кроме друг друга они никого не видят. Не для уличных бандитов же марафет наводить. И другой вопрос: зачем им он вообще нужен? Намыливают лысину и представляют на её месте лошадиную гриву? Или это только для сэнсэя Сплинтера? Интересно, а он шампунем всё тело моет или только голову, а всё остальное гелем? Впрочем, какая разница — эффект всё равно одинаковый.

Скромная, я бы даже сказала военно-полевая обстановка в душе навевала странные идеи. Здесь нет ни щётки с длинной рукоятью, ни каких-либо других подручных средств для сошкрябывания с себя грязи. Ладно, тело можно намылить руками, но как насчёт панциря? Как ни крути, ребятам просто невозможно дотянуться до него — слишком объёмный и широкий. Пусть поверхность его каменная, но ведь это тоже часть тела, которую стоило бы хорошенько отполировать.

Для таких громил такой одной обычной банки геля для душа явно мало. Этого хватит только на один панцирь Рафаэля, а в семье ещё трое пусть не крупнее брата, но тоже не маленьких мутантов. Сколько мыла они должны использовать? Хотя… Почему я об этом вообще думаю?

Мой мозг устал кубатурить каждое событие моей жизни. Чтобы отвлечься от стресса, я начинала вдаваться в подробности ничего не значащих вещей. Кажется, что я уже третий раз намыливаю голову, отвлекаясь от действия к мыслям.

Смыв с себя всю грязь, абсолютно чистая я стала разбирать стопку, которую дал мне Донателло. Из одежды были только огромная футболка, которая легко сойдёт за платье-миди, и тёплые штаны. Но какими бы большими по размеру они ни казались, всё равно были малы для любого из черепашек. Откуда у них такой размер? Да и верхнюю часть одежды они, кажется, не носят. По поношенному виду ткани было ясно, что она старая. Может, это из их запасов — сохранилось со времён юности.

Натянув всё это на себя и соорудив чалму на голове из полотенца, я вышла обратно к остальным. Мне хотелось вернуться в лабораторию как можно скорее, но по пути мне встретился Леонардо. Он сидел на выступающих широких трубах, тщательно натирал свой меч. Лицо было сосредоточенным и даже хмурым — видимо, выполнял он действия не ради наведения блеска, а чтобы занять хоть чем-то себя и не окунуться в тягостные мысли с головой.

— Привет, — потревожила я лидера, подойдя ближе. Тот поднял на меня взгляд, уже не такой холодный как прежде, и слегка улыбнулся. Мне показалось, что он расположен к общению, поэтому я подсела рядом.

— Как ты? — поинтересовался Леонардо, вложив меч в ножны.

— Со мной всё в порядке. Вроде даже не так порез болит, хотя мне грех жаловаться — отделалась небольшими повреждениями. Не так страшно.

— Это хорошо, но я имел в виду другое, — Леонардо посмотрел на меня с осторожностью и, поймав мой недоумевающий взгляд, продолжил: — Ты когда-нибудь стреляла в человека до этого?

Надо же, за всё это время я и не вспомнила об этом инциденте. Все мои мысли вертелись вокруг Рафаэля, и факт того, что я стреляла в человека, и не в одного, и не один раз, выпал из моей головы напрочь.

— Нет, никогда.

Леонардо задумчиво кивнул, смотря куда-то сквозь меня.

— Кем вообще были те парни с чёрными намордниками? Они какие-то странные, я никогда не видела ничего подобного.

Мутант усмехнулся на мои слова, хотя я не совсем понимала почему — серьёзный же вопрос.

— Те парни в намордниках — клан Фут. По новостям, если слышала, говорили про Шреддера и его банду. Мы периодически с ними сталкиваемся, хотя в последнее время они притихли. Я так думал. Но, видимо, это затишье было неспроста.

Его слова меня пугали. Будто сценарий фантастического боевика — и мутанты зелёные под землёй, и ряженые ниндзя на поверхности… Куда я попала? Это всё ещё Нью-Йорк? Это моё измерение?

— Мне, честно говоря, некогда смотреть телевизор. Я даже не знала… Подожди, ты думаешь, они хотят поймать вас? Чтобы… чтобы убить? — они решили выловить их по одиночке, ну точно же. Сначала на Рафаэля напали, потом и до остальных доберутся. Мне стало дурно, жар ударил по щекам. Чувство вины закололо сердце — ведь если бы мы не расстались с Рафаэлем, то может, ему удалось бы избежать всего этого? Может, он не бродил бы по криминальным улицам, а спокойно ел пиццу у меня на кухне? Это ужасно. Ужасно!

— Но разве это возможно? Нет-нет, это невозможно. Их было всего пятеро. Пятеро дохляков на Рафаэля. Это смешно.

— Они опытные воины, хорошо обучены, — ответил Леонардо, и я просто поразилась, как можно быть таким спокойным при такой опасности. — Но ты права: им бы не удалось так легко побороть Рафа. Дони сказал, что в его крови были сильнодействующие транквилизаторы. Он пытается выяснить их составляющую. По всей видимости, это замедлило реакции Рафаэля, и…

Мне было страшно это слушать — в голове мелькала картинка, как огромный топор сверкает над панцирем. Я не смогла усидеть на месте, подскочила, суетливо расхаживая перед Леонардо.

— Теперь все вы в опасности. Надо что-то делать. Это ведь просто… а вдруг они найдут ваше жилище? А если Рафаэлю будет хуже? Что будет дальше с вами? Этих плохих парней надо поймать. Да-да, тоже по одиночке, и… — я сжала кулаки и изобразила, как душу одного их тех типов. Леонардо только смеялся надо мной, пытался не перейти на откровенный ржач, но моё поведение явно веселило его от души. Хотя я не могу понять, что в этом смешного. Недоумевающе смотрю на него — кажется, что смеётся этот парень не так часто, как хотел бы. Но сейчас вот просто действительно не время.

— Тебе не о чем переживать. Сейчас единственное, что нас должно волновать, это состояние Рафа. Это вопрос первостепенной важности.

Да, он прав. Пока что никто не нашёл их логово, так что нужно не распаляться, а сосредоточиться на задаче.

— Тебя тем более не должен волновать клан Фут. Они не доберутся до тебя, я гарантирую.

— А как же те, что напали на Рафаэля? Ты не подумай, я не боюсь, просто… мне кажется, они могли бы использовать меня, чтобы поймать вас. Ну знаешь… что-то типа наживки. Наверное…

— Возможно, — Леонардо сделал вид, что задумался. — Но за тех четверых тебе точно уже не стоит переживать.

Я не стала расспрашивать, что это значит. Пусть это останется за гранью моего понимания. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Почему ты сказал «четыре»? — мутант сделал вид, что удивлён, но актёр из него был никудышный. — Их было пятеро. В одного я стреляла… Он…

Леонардо многозначительно промолчал, растерянно глядя на меня. И так всё ясно — я его пристрелила. Странно, но не было никого чувства вины, даже неприятного жжения в районе груди. Моя реакция была молниеносна и, думаю, правильна. Когда моих родных касается опасность, то я не могу стоять в стороне и просто наблюдать — это было бы куда хуже. Если бы я не нажала на курок, то топор расколол панцирь Рафаэля. До смерти. Вот это страшно.

— Я не знаю, — вдруг решил ответить Леонардо. Видимо, хотел меня подбодрить. — Мы оставили его там, но не думаю, что он тебя видел. Вряд ли в такой темноте он мог бы тебя запомнить.

Вот всё правильно в словах лидера, но только одно не так — он совершенно не умеет врать. Мне и без доказательств понятно, что он там трупиком на свалке лежит. Да и в этом я сомневаюсь — в теле пуля от пистолета, принадлежащего Дэвиду. Вряд ли бы они стали оставлять улики. Если уж я допетрила, то Ди Каприо так точно должен был. Кстати о Дэвиде.

— Ты не окажешь мне услугу? — обратилась я к Леонардо, и тот сразу согласился, прежде чем услышал, что надо сделать. — Сможете отогнать машину моего знакомого к его дому? Я не хочу отходить от Рафаэля далеко, а Дэвид наверняка будет переживать.

— Не беспокойся об этом. Я всё сделаю.

А с этим мутантом всё-таки приятно иметь дело. Характером он совсем не походил на Рафаэля. Спокойный, я бы сказала, временами даже холодный, весь такой правильный, всё у него по полочкам, ко всему относится ответственно. Они точно были от разных мамочек!

— Ключи у меня в сумочке. Спасибо.

Леонардо кивнул в ответ, и я пошла обратно в лабораторию.

Донателло всё колдовал над своими колбами с разноцветными жидкостями, суетливо перебегая от одной к другой и под нос себе шелестя какие-то «заклинания», значение которых мне не понятны от слова «совсем».

— Как твоя нога? — неожиданно спросил он, как бы невзначай между делом, продолжая делать свои записи.

— Вроде нормально, — глядя на раненного Рафаэля, у меня не было никакого права жаловаться.

— Садись, я осмотрю рану, — приказал «доктор». Мои протесты до него явно бы не дошли — таким занятым и слегка рассеянным он кажется, — и поэтому я послушно села на стул возле него. Он прикатил ещё две небольших табуретки, поставив одну мне под ногу, а на другую присев. — Подними штанину.

Донателло достал бутылёк из кармана и обильно побрызгал содержимым на мою рану. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не завопить от такой неожиданной боли. Моя рука как чугунная припечаталась к столешнице, пытаясь задушить её своей хваткой.

— Ты не мог предупредить? — прошипела я, невольно поджимая пальцы на ногах. Лекарство запенилось, разрастаясь маленьким сугробчиком на бедре.

— Извини, — между прочим ответил Донателло. — Думаю, швы накладывать не стоит, вроде не очень глубокая рана. Хорошо, что ты сумку вовремя подставила, иначе пришлось бы сшивать.

Он наложил какое-то лекарство и повязку мне на ногу, крепко перевязывая бинты. Все его движения были механическими, профессиональными. Кажется, что его, в общем-то, совсем и не трогала обнажённая почти до основания бедра девичья нога. От него веяло спокойствием — я доверяла Донателло, будто он был моим терапевтом. Честно говоря, я бы не постеснялась и раздеться при нём, если придётся. Чувствую себя как на приёме у доктора.

— Готово, — объявил мутант, наклеивая последний кусочек пластыря. — Старайся сильно не тревожить рану, меньше двигайся. Напомни мне позже поменять тебе повязку.

— Да я никуда и не буду двигаться. Буду здесь, с Рафаэлем.

Странно, но только на эту фразу Донни отреагировал — улыбнулся, слегка покосил взгляд в сторону, неуклюже поправил пальцем очки. Чуть посидел, задумчиво глядя в пол и неосознанно потирая свои колени.

— Ладно, я тогда пока пойду, сделаю нам с тобой чая, раз уж ты пока будешь здесь, в моей лаборатории.

Я кивнула в ответ, и когда он ушёл, пересела обратно на своё место возле кушетки. Не знаю, сколько времени прошло — здесь трудно его определить. Но я хочу быть здесь и держать его за руку, когда он очнётся…

— Пожалуйста…

Неожиданно для меня Рафаэль стал глубоко и неспокойно дышать, пытаясь шевелить руками, что вызывало у него ужасный дискомфорт. Он словно услышал. Моё сердцебиение участилось — я так надеялась, что он наконец-то очнётся, но не думала, что так скоро. Надеюсь, черепахи-мутанты восстанавливаются быстрее людей. Рафаэль нахмурился от неприятных ощущений, стал постепенно открывать глаза, быстро пытаясь понять, где он находится. Я положила руку на его голову, слегка поглаживая влажную макушку пальцами.

— Привет, — тихо прошептала ему, когда мы встретились взглядом. Он был явно удивлён, несколько раз поморгал, чтобы убедиться, что я не мираж, нахмурился ещё больше.

— Роксана? — недоумевающе спросил мутант. Видимо, не помнил, как в бреду звал меня, искал, даже пытался насильно прийти в сознание. Янтарный взгляд от удивлённого перешёл в тревожный, быстро пробегаясь по мне.

— Со мной всё в порядке, — предвещая вопрос, сказала я. — Просто несколько царапин, ничего особенного.

Лицо снова стало хмурым. Взгляд суровым, даже зловещим. Я рефлекторно убрала от него руку, думая, что это ему неприятно.

— Дура, я же говорил тебе бежать. Захотелось поиграть в супергероя? Футы, они знают теперь про тебя. Они могут… — голос Рафаэля захрипел, он начал кашлять, но сразу зашипел от боли — лишние движения приносили ему дискомфорт.

— Да, Леонардо рассказал мне, кем были те люди. Не стоит переживать об этом, всё в прошлом.

Широкие ноздри мутанта быстро расширялись и сужались. Янтарь продолжал прожигать меня — мою душу, — выворачивал внутренности наизнанку. А я не знаю, что ему сказать. Может, стоит извиниться? Действительно стоит, но с чего начать? Столько всего хотелось сказать ему, пока он был в отключке, а теперь все слова улетучились, растворились, и не осталось даже скромных отголосков. Его глаза притягивали к себе — я уже видела раньше эти яркие искорки внутри золотой радужки. Он рад видеть меня. Я ведь знаю этот взгляд. Внимательный, изучающий, но не так, как Леонардо изучал меня. Скорее любующийся. Надо бы нарушить эту тишину, а в горле комом волнение.

Рафаэль опять сдвинул брови друг к другу, будто очнулся от наваждения и теперь пришёл в себя. Глаза больше не смотрят на меня — нашли другой объект для изучения. Трёхпалая рука — в кулак. Выдох разочарования, даже огорчения, пронёсся по тёмной лаборатории.

— Уходи, — буркнул он, искривляя губы, как будто раздражался на меня и скорее хотел избавиться. В сердце неприятно кольнуло от этого. — Тебе нечего здесь делать.

Я ведь знаю, что он хочет другого. Знаю, что теперь в нём заговорили гордость и обида. Знаю, что хочет, чтобы я осталась. И я этого хочу. Но как упрямый баран Рафаэль упёрся рогами в стену, отталкивая меня от себя. Глупый, уже и так для всех всё очевидно, уже и так понятно, что это не просто жест жалости к пострадавшему. После всего, что случилось, было бы ужасно несправедливо и по-дурацки вот так просто взять и снова отдалиться друг от друга. Я впилась пальцами в сидение стула, намереваясь бороться до конца.

— Нет, — мой уверенный голос даже не дрогнул. Я усилием скрыла свою дрожь от его резкого взгляда. Кажется, он способен пришпилить к стене, даже не используя своё оружие. — Я никуда не уйду, ты понял?

— Возвращайся к себе на поверхность. Не трать время, — от его слов веяло неприязнью, желанием уколоть меня. Но Роксана тоже не простая дамочка. Не на ту напал.

— Я сказала нет! И никто не заставит меня уйти отсюда. Ты понял? Буду сидеть прямо здесь, — я ткнула пальцем вниз, указывая на свой стул, и скрестила руки на груди, демонстрируя свою непреклонность. По наивности душевной мне думалось, что мои слова заставят его замолчать и сдаться, что в своём состоянии он уже неспособен бороться. Да и вдвойне тяжелей бороться против себя самого и своих желаний. Но я Рафаэля явно недооценила.

Ноздри раздулись от демонстративного раздражения, губы — в тонкую полоску — побелели от напряжения. Он согнул руки в локтях, упёрся ладонями в кушетку и пытался подняться. Видимо, чтобы выгнать меня взашей отсюда. Но взвыл, да так неожиданно и громко, что я подпрыгнула на стуле. Рухнул обратно, сквозь дрожащие губы и сомкнутые крепко челюсти выпуская горячий воздух. Рвано, с хриплым придыханием и сдерживаемыми стонами.

— Совсем что ли с ума сошёл?! — выскочило у меня в ответ на такую упрямость. Я соскочила со стула и рухнула на колени — рана под повязкой заныла, — чтобы отчитать его как следует и проверить, нужна ли подмога остальных. Но видя его страдания, его крайне измученный вид, я не могла больше ругать его за неосторожность. Никогда не видела Рафаэля — этого огромного, сильного, как скала, мутанта, — в таком слабом состоянии. Знаю, он сдерживал свою боль внутри: чтобы она не выскочила наружу в виде стонущего крика, сжал челюсти, и эти мучения, которые он испытывает, невозможно представить. Моя ладонь снова опустилась на его макушку. На твёрдой коже проступили горячие капельки пота, а Рафаэль всё ещё продолжал дышать неровно.

— Тшш, — я ничем не могу ему помочь, и от такой безвыходности хочется биться головой об стену. Пытаюсь хотя бы просто его успокоить, просто быть рядом, чтобы он не мучился тут один, чтобы как-то разделить с ним эту боль пополам. Как бы хотелось взять на себя хоть часть… — Скоро пройдёт, слышишь? Потерпи чуть-чуть, — шепчу прямо на ухо, поглаживая влажную макушку. Наклонилась совсем близко, чтобы сквозь болевой приступ он знал, слышал, что я здесь. Мышцы плеч напряжены — весь он напряжён, натянут, как стальная струна. Тело скрутилось в спазме. Неужели ему так не хочется меня видеть, что он готов в таком состоянии подскочить на ноги, лишь бы выгнать меня отсюда? Ты стала ему ненавистна, Роксана. Стала объектом неприязни и отвращения. И я понимаю его — это логично. И теперь предупреждение Леонардо приобрело другой смысл. Но как мне идти до конца, если Рафаэль этого не хочет? Я не хочу быть костью в горле…

Через несколько минут дыхание выровнялось, вдохи стали более медленными и спокойными. Напряжённые губы разомкнулись, лицо расслабилось. Боль стала отпускать его. Я проверила «шов» на панцире, нет ли кровотечения или других повреждений. Вроде всё было так же. Рафаэль снова открыл глаза. Он не смотрел на меня, но и не отталкивал — сил уже не было. Я убрала руку — вдруг это ему неприятно, а сказать не может. Стало ужасно неловко находиться здесь, будто я насильно навязываю своё общество, а у Рафаэля просто нет возможности меня выгнать.

— Если ты не хочешь меня видеть, я уйду. Я всё понимаю. Я… — не могу подобрать нужных слов, поэтому молча встаю, краем глаза замечая, что серая ткань штанов испачкалась моей кровью. — Просто хотела сказать, что я очень рада, что ты очнулся. Не сдавайся и… поправляйся скорее, — мне было неловко, но хотелось ещё немного побыть рядом с Рафаэлем, пусть и таким хмурым — вдруг он больше никогда не захочет меня видеть. Эта мысль насквозь от макушки до пяток пронзила меня острой иглой. Меня всю передёрнуло от осознания, что это реальный факт.

— Я… — комок подкатил к горлу; трудно говорить и держать тон голоса ровным. — Прощай.

Тиканье настенных часов отсчитывало каждую секунду, и так хотелось прикоснуться пальцами к стрелкам и остановить их, остановить время. Что же мне делать теперь со всем этим? Из-за собственной внутренней борьбы я потеряла границу правды и лжи, реальности и своей фантазии. И теперь я сдалась. Казалось бы, как долго я шла к этому, как сильно желала вернуть те славные деньки, когда он был моим ночным гостем, когда мы вдвоём не боясь прогуливались по тётушкиному району или когда встречали рассвет над облаками. Я сдалась. В самый ответственный момент спасовала. Почему? Может, устала. А может, просто боюсь быть отвергнутой. Я уже стала такой. Сложно разобраться в себе.

Я обернулась к выходу, уже медленно сделала шаг — нога саднила всё больше. И в ту же секунду одной искрой во мне вспыхнула надежда — за мгновения уже полыхала ярким пламенем. Выкручивала все внутренности в тугой узел. Всего секунда — жалкая, маленькая, ничего незначащая, — всего одна секунда, и мир переворачивается на сто восемьдесят градусов, и я тону в бездне собственных чаяний, когда трёхпалая ладонь стальным кольцом сомкнулась на моём запястье.Примечание к частиСкомканный сумбур моих мыслей — все, что может выдать уставший мозг... Ругайте меня, пинайте меня...

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

А тут собраны все самые крутые работы по черепахам (кстати, можно и свою кинуть)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

А ещё я знаю, как обойти дурацкую систему отзывов, которая всех достала. Читайте первый комментарий.

Рафаэль продолжал держать меня за руку, но глядел куда-то в сторону, боясь и не желая смотреть на меня. Будто стыдился своей немой просьбы, стыдился признаться в необходимости, чтобы я была здесь. Свободной рукой я коснулась его сомкнутой на запястье ладони — он ослабил хватку, неуверенно взглянул на меня, сомневаясь, стоит ли снова стараться удержать ту, что уже ускользнула от него.

Мне было нестерпимо жаль его — такого грозного и сильного, а сейчас немощного и нуждающегося. Нуждающегося во мне. И в то же время стало так радостно — я готова была взорваться на части от щемящих в груди эмоций, — что пришлось прикусить дрожащие от волнения губы. Рафаэль отпустил меня, свесив руку так, что пальцы почти касались пола. Отвёл взгляд; его решимость резко растворилась в сомнении «стоило ли...».

Я села обратно на своё место — теперь-то мне известно, что вся его упрямость лишь маска, склеенная из обиды и гордости. Он затих, уже не стремился выгнать меня или уколоть словом, но и нельзя сказать, чтобы был расположен. Тяжело оценить его настроение сейчас, думаю, Рафаэль и сам путается в своих ощущениях. Но его инстинкты — уж не знаю, животные или человеческие, — которые заставляют его действовать молниеносно по первому порыву, срабатывают лучше всего. И говорят громче любых слов.

Я внутренне чувствовала, что должна начать разговор, что я должна извиниться. Мне было стыдно за себя, за свою нерешительность, и жалко его. Представляя себя на его месте, мне становится невыносима жизнь. Когда ты везде гонимый, прячешься в канализации, и человек, ставший близким тебе, тот, в ком ты разглядел свет и добро, кто заставил твоё суровое сердце биться чаще, вдруг отворачивается от тебя, боится, не хочет видеть только лишь потому, что ты не такой как другие — для меня это было бы пулей в лоб. Всё уже стало бы иным, восприятие общества, восприятие себя в нём. Но я так не хочу, чтобы Рафаэль менялся. Не хочу, чтобы он разочаровывался.

— Я хотела сказать... — мой охрипший голос пугал даже меня, и пришлось прокашляться. — Я должна сказать, что мне очень жаль...

— Молчи, — резко оборвал меня Рафаэль, хмуро щурясь. — Ничего не говори.

Я как заворожённая уставилась на него и послушно повиновалась приказу. Наверное, он прав, сейчас не время для извинений и выяснения отношений. Ему приходится мучиться от невыносимой боли, и обсуждать что-либо он не в состоянии.

Рафаэль продолжал строго глядеть на меня, линия рта скривилась, и могло казаться, что мутант раздражён. Я застыла под его взглядом как статуя, лишь изредка стыдливо поднимая глаза, но тут же опускала, боясь прогневать его вновь. И особенно переживала, что здравый смысл снова вернётся к нему и мутанту захочется повторить попытку выгнать меня. Но через минуту он закрыл глаза, погружаясь в ощущение боли.

Его порывы временами странные, сумбурные и резкие. Дикие. И вряд ли можно отнести это к его животной сущности. Вовсе нет. Это заложено в его характере. Глядя на других черепашек, видя, насколько они разные, я стала понимать, что в этих эмоциональных выпадах, порой наигранной суровости и жажде к насилию и проявляется настоящий темперамент Рафаэля. Иногда я думала, каким бы он был будучи человеком. Раньше уже задавалась таким вопросом — отчего-то он казался мне рослым блондином. А теперь вне всяких сомнений могу сказать, что он был бы чёрным — это записано в его ДНК и проявляется в этом временами взбалмошном, бунтарском поведении. В его почти звериной привязанности к семье и резких вспышках от молниеносного раздражения до нежных ласк. И тогда я, уверена, непременно влюбилась бы в него с первого взгляда. И захотела бы прожить с ним до самой старости, нарожать кучу детей, завести лабрадора и жить простой скучной жизнью, настолько обыденной, что её сценарий я уже сейчас могу пересказать наперёд. А впрочем, совсем неважно, серые будни или фантастический боевик — если рядом будет твой человек, то всё остальное теряет былую значимость. Есть только он и я, и что там вокруг нас — уже дело десятое.

Это если представить, что Рафаэль — человек. Но исходные данные другие... А имеет ли это первостепенное значение? Порой судьба подбрасывает нам неожиданные подарки, вот только большой вопрос, достойны ли мы их. Я оказалась недостойна. Но надеюсь, что это можно исправить.

Огромная мускулистая рука как гиря свисала с кушетки. Я опустилась на бетонный пол, уперлась подбородком в твёрдую поверхность кровати. Осторожно провела пальцами вдоль руки, вкладывая свою ладонь в его и несильно сжимая. В ту же секунду Рафаэль открыл глаза, но уже не был таким суровым. Смотрел чистым открытым взглядом, словно оторопел, видя меня так близко. И мне так нравится это ощущение искрящейся радости от того, что ещё могу вводить его в такое наивное замешательство. Что всё ещё способна вызывать такие чувства. Моя рука легла на лысую макушку. Приятно касаться его кожи на голове, и это, как видно, его успокаивает.

— Наконец-то я увидела тебя без повязки, — мой шёпот можно услышать, только если приблизиться на минимальное расстояние, но мутант внимательно следил за движениями губ.

Он поднял руку, неуверенно коснулся лица, проверяя, действительно ли здесь нет повязки. И снова опустил её в привычное положение, попутно возвращая мою ладонь в свою.

— Я больше не хочу никуда уходить.

— Тебе лучше вернуться на поверхность и забыть всё...

— Нет! — мои пальцы коснулись его губ, заставляя больше не шевелиться. Наши лица близко, я чувствую горячее ровное дыхание на своей коже, и это приятное ощущение вызывает лёгкую дрожь в теле. — Не хочу даже слышать об этом. И ты о таком думать забудь.

Рафаэль не стал со мной спорить — видимо, сил не было совсем. Продолжал смотреть на меня, а я на него, заглядывая в глаза друг другу. В этих двух осколках янтаря я видела своё отражение — маленький портрет, две крохотные Рокси внутри его зрачков, — и понимала, что эти круглые рамки будут хранить только меня, искать только меня. Только я, и никто другой, застряну в них навсегда. Они мои — эти кусочки солнца — и ничьи больше.

Кончиком носа уткнулась в губной желобок; на меня накатила волна умиротворения. После таких эмоциональных американских горок сил почти не осталось, хотелось просто отключиться от этого мира и снова очутиться в том лесу, где мы гуляли с Рафаэлем. Жалко, что такое бывает только во сне.

Тяжёлая рука легла мне на спину — кажется, это был такой неуклюжий жест, весьма нерешительный, словно так Рафаэль пытался удержать меня, не мог побороть желание прикоснуться, но в то же время его внутренняя обида и гордость не давали расслабиться и окунуться в приятные ощущения. Возрастающий писк приборов, измеряющих пульс, оглушительно давил на уши — его губы были сухими и непривычно горячими; острые края шрама слегка царапали кожу — странно, что в первый раз я этого не заметила. Мне просто хотелось дать ему понять, что мой настрой более чем серьёзный и что ему стоит оттаять, а не упрямо отталкивать. Теперь-то ему глупо было сопротивляться этой силе притяжения. Такое нельзя усмирить и пересилить — тем более с его темпераментом.

Его губы слегка подрагивали (или мои?), воздух сбитым потоком резко выходил из ноздрей. И мне нравилось ощущение временного контроля над этим пусть и ослабевшим, но всё-таки в разы более сильным существом. Хотя кто знает, может, это я марионетка в его руках... Я всё больше в этом удостоверяюсь.

Глаза в глаза — мы снова напротив друга друга. Просто смотрим и молчим. Хочется улыбаться, и это так глупо, тем более сейчас, в таких обстоятельствах. Но щемящие сердце эмоции щекочут изнутри, и порой воздуха невозможно набрать спокойно — лишь резкими обрывками. Я сжимаю его ладонь сильнее — просто не могу удержать в себе это внутреннее давление в груди. Чувствую, что и он крепко стискивает руку, почти до боли. И этот острый, тонкий, быстрый звук зафиксированного на сканерах сердцебиения говорит о том, что внутри он весь трепещет.

Мне больно вспоминать причину нашего расставания — как-то не вовремя накатывает. Давит, глушит искру счастья. Сейчас так хочется просто закрыть глаза и всё забыть, насладиться этим моментом нашей личной тишины, но нестерпимое чувство вины — неподъёмной, буквально чугунной — стискивает ладони у меня на горле.

— Прости... — наконец произношу я нужное слово и жду ответа. А может, и не жду вовсе. Не хочу знать.

— Я же сказал тебе молчать, — пробасил Рафаэль, приблизившись впритык. Тёплые пальцы коснулись костяшками моей щеки почти невесомо — я блаженно закрыла глаза, когда грубая ладонь полностью опустилась на лицо. Прижалась щекой к исцарапанной коже — снова колотящийся писк. Разве я могла подумать, что один из визитов к тётушке приведёт меня к такому исходу? Голова кругом идёт, если вдаваться мыслями в прошлое и анализировать последние месяцы моей скучной доселе жизни.

Хотелось остаться вот так вдвоём, где тишина между нами приносит лишь душевное успокоение, лечит кровоточащие раны — я физически ощущаю эту волну «обезболивания». Но резкий звук открывающейся двери в лабораторию заставил меня подпрыгнуть на месте от неожиданности.

— Майки, — послышался голос Донни. — Туда ещё нельзя. Потом навестишь его. Майки!

— О, нет! — тихо прошептал Рафаэль.

Лавина радости и счастья ввалилась к нам в комнату, проскакала, снося всё на своём пути включая меня, и накрыла Рафаэля с головой. Раненый стиснул зубы от боли, когда Майки опустился на него всем своим весом.

— Я так рад, что с тобой всё в порядке, брат! — эта детская искренность невероятно подкупала, и я уже таяла как пломбир, глядя на проявление нежной братской заботы. Видимо, и Рафаэль не собирался отталкивать Майки, а мужественно терпел боль от сильных объятий неугомонного вихря.

— Я так испугался за тебя! — мутант стал чуть заикаться, голос его дрожал. Послышались всхлипы, плечи неровно вздымались. Донателло не стал его отрывать от раненого брата, лишь снял очки и протер линзы краешком халата, улыбаясь и качая головой.

— Ну, хватит тебе, — бурчал Рафаэль, но по-доброму, в его голосе не было недовольства. — Что сопли распустил?

Майки выпрямился, стал усердно вытирать влажные щёки. Не хмурил брови, его лицо казалось спокойным, даже не жалостливым. Но он продолжал размашистыми движениями собирать слёзы, настырно льющиеся из глаз.

— Прости, — тараторил младший. — Прости меня. Я больше не плачу.

Но несмотря на его сосредоточенное выражение лица, мокрые дорожки не высыхали на щеках, только кожа слегка потемнела от постоянного трения с ладонями. А я готова была разрыдаться вместе с Микеланджело...

— Ладно тебе, — буркнул Рафаэль, притянув брата обратно рукой. — Хватит слёзы лить, плакса.

— Я так боялся, что ты умер, — шелестел Майки, и мне вдруг захотелось оставить их. Сейчас я тут была лишней. Словно подслушиваю что-то сокровенное и личное, что должно остаться только между ними двоими. Между двумя братьями.

Донателло спокойно подошёл к капельнице, ввёл в катетер какое-то лекарство из шприца. Видимо обезболивающее. Потрогал голову Рафаэля, проверил сердцебиение, отсчитывая на часах время.

— Ты наверное голодный! — воскликнул Майки и аж подпрыгнул на месте. — Надо срочно тебя покормить. Ничего так не возвращает силы и бодрость духа, как большой кусочек сырной пиццы, приправленной красным перчиком. — Он поднял указательный палец вверх и стал изображать умное лицо своего брата-гения.

— Никакой пиццы, — строго заявил Донни. — Этого ему сейчас не хватало. Только куриный бульон.

Майки скривился, вздрогнул от отвращения, чем вызвал только смех.

— Это просто гадость. Ты вечно его суёшь нам, когда мы, покалеченные, не способны дойти до кухни. Это нечестно! — младший наклонился к Рафаэлю и заговорщически прошептал: — Не бойся, я тебя в обиду не дам. Голодом морить не позволю.

— Может, лучше я приготовлю? — Рафаэль уже ел мою стряпню, вроде ему даже это нравилось, если он только не через силу в себя это пихал. Двое черепашек взглянули на меня, раненый уже еле держал глаза открытыми — лекарство начало действовать.

— У нас, правда, дома совсем пусто, — развёл руками Донателло, и Майки согласно закивал головой. Тогда я достала ключи из кармана и потрясла ими перед черепашками.

— В таком случае тащите всё, что найдёте у меня в квартире...

* * *

На кухне вовсю была суета. Я разрывалась между приготовлением бульона и выдворением из кухни Майки, который каждые пять минут порывался проверить готовность пиццы.

— Эх, жаль Рафаэлю нельзя попробовать нашу супер-мега-вкуснятскую пиццу. Хэнд-мейд всё-таки, хоум стайл. Когда ещё выдастся случай отведать такого изысканного блюда?

— Не переживай, Майки, — похлопала я по плечу мутанта. — Когда ему станет лучше, сделаем для него особенную пиццу.

Микеланджело расплылся в улыбке, довольно кивая головой. Он снова опустился вниз, чтобы заглянуть в духовку и просто застыл в такой позе, загипнотизированный скворчащим внутри сыром.

— Подай мне чёрный перец, пожалуйста, — попросила я, и мутант в ту же секунду подскочил и вручил мне баночку с приправой. — А теперь лавровый лист... и ещё давай сушёный базилик. Так, ещё немного поварится и можно снимать. О, и соль нужна! Я же не посолила!

Микеланджело продолжал выдавать мне приправы одну за другой из коробок, принесённых из моей квартиры. Я и подумать не могла, что на моей крохотной кухне найдётся столько продуктов: три полных пакета, две коробки и ещё небольшой мешок картошки. Я же вроде как на диете...

— Вот, попробуй, — попросила я мутанта, который помогал мне кашеварить, и поднесла к нему ложку с бульоном. Он поморщился, слегка отодвигаясь от меня, будто я заставляла выпить его лекарство. — Мне нужно знать, достаточно ли соли.

— Ну... ладно, — с натяжкой согласился мутант. — Если тебе очень надо...

С мученическим выражением лица он отхлебнул из ложки содержимое. Хотя я была удивлена — с чего бы такое отвращение к куриному бульону? Это ведь не брокколи. Вполне себе нормальное блюдо, полезное, в меру жирное. Приятный аромат. Ещё и мяско попадается.

Майки сразу проглотил суп, кажется, пытался не дышать. Зажмурился. Посмаковал остатки на языке и резко выпучил глаза в удивлённом выражении.

— Ммм, — продолжая причмокивать, отреагировал мутант. Он выпрямился, схватил у меня ложку и смело зачерпнул из кастрюли. — Ммм! Ничего себе! Что ты с ним сделала?

Голодный черепашка стал стремительно поглощать мой бульон, молниеносно перейдя с ложки на половник.

— Эй, ты чего? — отбирая у него кухонную утварь, воскликнула я, но не ожидала, что он начнёт сопротивляться. Ты — не ты, когда голоден. — Это для Рафаэля! — Я почти упала, когда мне неожиданно удалось вырвать поварёшку у него из рук, но Майки снова вернулся к ложке.

— Это так вкусно! Да тут на всех хватит! — прихлебывая супом, говорил обнаглевший ниндзя. Я толкала его в бок, но эту зелёную гору невозможно было сдвинуть с места. Начала бить его по панцирю поварёшкой, но, возмущаясь и пытаясь одной рукой обороняться, Майки продолжал есть.

— Да скоро пицца будет готова, имей совесть! Ну... кто-нибудь... помогите мне, — пытаясь хотя бы качнуть мутанта, крикнула я. На кухне из ниоткуда явился Лео.

— Майки, хватит объедать Рафа! — спокойно сказал лидер, садясь за стол и даже не пытаясь помочь мне выгнать брата из кухни.

— Да я всего ничего съел! — возмущённо воскликнул Майки и опять потянулся к ложке, но таймер на плите вовремя включил спасительный звонок. — Ура-ура! Пицца «а-ля Итальяно» готова!

Он выхватил полотенце у меня с плеча, распахнул дверцу духовки — в нос ударил аромат плавленного сыра и поджаренной ветчины, притягивая обитателей канализации ближе к кухне — достал пиццу и перенёс её на стол, с вожделением любуясь этой идеальной формой круга с запечёнными краешками теста, на котором ровными симметричными рядами уместились все его любимые ингредиенты. На кухне нас было пятеро — я и не заметила, как Донателло и мастер Сплинтер подтянулись к нам. Майки с серьёзным видом схватил нож для пиццы и осторожно воткнул лезвие ровно по центру. Он орудовал инструментом как хирург скальпелем, ловко и качественно, почти идеально разрезав пиццу на равные доли. Скрестил руки в замок и прижал к себе, театрально моргая глазами.

— Моя любовь, наконец-то мы встретились с тобой. Ох, дорогая, ты даже не представляешь, как я скучал, — чуть не прослезившись, лепетал Микеланджело, взял добрый кусок с подноса — тонкие нити сыра потянулись вслед за ускользающей частью целого, — и, положив на тарелку, подал Мастеру Сплинтеру первому. Все неотрывно следили за пленительным лакомым кусочком — голодные взгляды отражали нескрываемое желание наброситься на пиццу не церемонясь. Но всё-таки воспитание, а может, и присутствие отца, сдерживало их порывы. У Донателло зазвонил телефон, выводя мутанта из гипноза.

— Да, — сделав пару шагов от нас, сказал «доктор». — О, привет! Уже здесь?

Я не слышала тему телефонного разговора, но была удивлена, что кто-то может звонить черепахам из канализации. Судя по тону беседы, это был близкий знакомый. Мне было ужасно интересно узнать, кто же ещё из людей знает черепашью семью. Спустя недолгое время Донни вернулся к нам, через моё

плечо заглядывая на пиццу. Кажется, я даже услышала, как он облизнулся.

— Кто звонил? — поинтересовался Лео, переместив взгляд с пиццы на брата.

— А, — очнулся гений, — это Эйприл. Только вернулась из поездки, скоро придёт к нам.

— Она знает о Рафе? — спросил лидер. А я, отвлекшись от еды, полностью погрузилась в разговор мутантов.

— Да, — кивнул Донни. — Поэтому из аэропорта сразу сюда.

Я переводила взгляд с одного черепашки на другого, пытаясь уловить смысл их слов и уже не слыша восхищенные щебетания Майки, который успел заглотить один добрый кусок пиццы и тянулся за вторым. Мне сейчас было интересно другое: кто такая Эйприл? И самое главное — почему она так яростно стремится увидеть Рафаэля?

Если второй вопрос пока остаётся открытым, то первый развеялся сам собой, когда ровно через десять минут на пороге оказалась она — журналистка с шестого канала.Примечание к частиПосмотрите какая милота! Арт от Самсоновой Юли))

https://pp.userapi.com/c853520/v853520152/5e4cc/QyFpaLYJ5Z8.jpg

Мой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

А тут собраны все самые крутые работы по черепахам (кстати, можно и свою кинуть)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

Как обойти дурацкую систему отзывов, которая всех достала?

Нажмите «ответить» под первым отзывом, удалите содержимое и пишите))Примечание к частиМой паблик

https://m.vk.com/club181206684?from=groups

А тут собраны все самые крутые работы по черепахам (кстати, можно и свою кинуть)

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups

Песенка в тему:

https://youtu.be/MDB8NOLSn3I

Мы оба стороны одной луны,

Мы сразу в состоянии войны,

И понимаем, что обречены.

Девушка, сидевшая напротив, вся заплаканная от недавней встречи с Рафаэлем, который всё ещё находился в отключке, с интересом разглядывала меня, позабыв на короткое время о рамках приличия. Её взгляд отражал искреннее любопытство и интерес, но не наивно-детское, а с явным подтекстом. Помнится, так на меня смотрел Майки, когда я в первый раз тут появилась. Её тонкие пальцы изящно обхватили стакан с водой, поднося его к в меру тонким губам. Для меня губы, не выглядящие как надутый гусиный клюв, являются идеалом женской красоты. И хотя именно на такие «вареники» сейчас мода, я всегда мечтала об изящных, аккуратно очерченных ровной линией губах. Рыжие локоны оттеняли по-аристократически бледную кожу; острые черты лица строго рисовали красивый правильный контур. И всё в ней было идеально: от макушки головы до кончиков пальцев. И всё в ней было совершенно: хрупкий изгиб фигуры под трикотажным плотно севшим платьем, длинные ноги, острые торчащие ключицы. И мне осталось только подавить накативший приступ зависти — напротив меня находилось тело, о котором я мечтала в своих самых радужных мечтах. Но вопреки всему, Эйприл казалась мне весьма милой девушкой.

— Значит, ты новый друг ребят. Это здорово, — кажется, она говорила искренне, хотя с трудом скрывала удивление. — А как вы вообще встретились?

— Ее Рафаэль привёл, — ответил за меня Майки и тут же сощурил глаза, загадочно улыбаясь. Эйприл всматривалась в выражение лица мутанта, пытаясь понять подтекст его молчания, а он игриво дёрнул бровью и улыбнулся ещё шире, наклоняясь ближе к собеседнице и говоря громким шёпотом, как будто так его никто не услышит: — У них тут конкретные шуры-муры…

— Майки, — невольно шикнула я на черепашку, чувствуя, как предательски краснеют щеки. Мне стало так неловко; наверное, у Эйприл сейчас челюсть отвиснет.

Девушка округлила глаза, приподняв брови, но так с ходу верить словам Микеланджело явно не стала, а обернулась и посмотрела на остальных, пытаясь выяснить всё у более адекватных представителей канализационной расы мутантов. Донателло и Леонардо неопределённо пожали плечами, задумчиво отводя взгляды, вроде как и не зная, что ответить, а вроде как предпочитая не раскрывать личные дела брата, тем более не желая смущать меня сейчас. Но это были лишь мои предположения. К моему глубочайшему удивлению, в итоге они оба согласно кивнули головой, подтверждая слова младшего. Я чуть сквозь землю не провалилась. Я чувствовала себя блохой на блестящей лысине.

— Как интересно, — отреагировала Эйприл, но в её словах чувствовался явный скепсис. Взгляд сменился с удивлённого на сканирующий. Наверное, такая новость у меня тоже вызвала бы некоторые сомнения, ведь ясно, что не каждый день черепашки видятся с людьми, и тем более никогда ещё такие встречи не доходили до чего-то большего, чем дружба. Но находиться с другой стороны баррикад хуже некуда…

— Меня не было всего два месяца, а тут такие дела…

Она явно хотела задать мне больше вопросов, но не стала этого делать при остальных ребятах. Хотя не сомневаюсь, что им тоже интересно узнать подробности и вообще покопаться в моём внутреннем мире и ощущениях. Леонардо сменил тему разговора, начав расспрашивать у Эйприл о её поездке в Токио и расследовании о Шреддере — том самом главаре банды, которая покалечила Рафаэля. Видимо, журналистка тоже в теме, а я вообще будто не из этого мира, поэтому решила пойти подготовить бульон.

Кормить Рафаэля с ложки будет крайне неудобно в таком положении, поэтому намного проще было бы перелить суп в высокий стакан, чтобы он пил его с помощью трубочки. Я перелила бульон, чтобы он остыл и раненому было комфортно есть. Несмотря на мою суету, спиной чувствовала следящий за мной взгляд любопытных женских глаз. Она мне не доверяет? Или же в ней проснулось чисто женское чувство конкуренции? Насколько мне было известно из короткого рассказа Донни об Эйприл, она та самая девушка, которая спасла их ещё в детстве. А потом уже всё окончательно прояснилось, когда в разговор вклинился Майки, красочно поведавший мне о встрече с журналисткой. Кажется, и Рафаэль упоминал о ней, но тогда мой мозг не смог как следует обработать эту информацию и сохранить в долговременной памяти.

Неужели никто из этих четверых не положил на неё глаз? Очень сомневаюсь. Ведь она единственная девушка, которая воспринимает их адекватно, которая в некоторой степени любит их. Тем более с такой-то внешностью и не завоевать сердце хоть одного из них — это как-то не укладывается у меня в голове. Ну, Леонардо довольно строг в своих собственных рамках, вряд ли он даже мысленно допустил бы такие вольности по отношению к Эйприл. Она для него друг и спасительница. Да и, думаю, из всех черепашек он лучше всего понимает и принимает свою отчуждённость от общества, а значит и от обычных для людей чувств и отношений. Донателло кроме его изобретений вряд ли что-то интересует. Мне кажется, что и будучи человеком он был бы таким же безумным учёным, поглощённым работой над очередным научным прорывом. А вот Майки — он мог бы себе такое позволить. Да и вообще он довольно эмоциональный парень — кажется, этот малый, если бы была возможность, не пропускал бы ни одной юбки. Вернее, влюблялся бы во всех и сразу. Славный добрячок, от которого веет самой любовью. Но воспринимать его серьёзно просто невозможно. Да он и сам вряд ли воспринимает себя серьёзно.

Но Рафаэль. Рафаэль другой. Эмоциональный, но эмоции его не вразброс, как у Майки. Не для всех. Он более смелый, а быть может, безрассудный, чем остальные. Теперь, зная их всех, я понимаю, почему именно Рафаэль нарушил внутренний регламент своего клана и скрывал наше знакомство долгое время. И мне повезло, что тогда дежурил именно он. Этот бунтарь вполне мог бы втюриться в ходячую рыжую статуэтку. И я живое доказательство тому, что такое могло запросто случиться. А может, так оно и было? Просто он мог быть отвергнутым, несмотря на их нежную (ой, ну осталось только умереть от умиления) дружбу. А тут появилась я — хотя, если подумать, я ведь тоже его условно отвергла… А может, поэтому он тогда не вернулся и не проверил меня снова. Может, поэтому был таким обиженным и так грубо меня отвергал. Ну конечно, одна уже разбила ему сердце, теперь ещё другая. Так вот почему она так неслась сломя голову из аэропорта, чтобы навестить Рафаэля. Нюни тут распустила, глядя на металлический шов сквозь весь панцирь. Вот так значит, ага!

Меня так бомбило изнутри, что ещё немного и пошёл бы пар из ушей. Что-то неприятно жгло в душе, лавой растекалось по телу. У меня аж руки затряслись от негодования. Хотя, это же было до меня… Но всё равно как-то неприятно находиться на кухне вместе с его «бывшей». Интересно, а сейчас он как относится к Эйприл? Всё так же питает нежные чувства или же ходит перед ней обиженный? Или просто игнорирует? Вот и правильно, нечего реагировать на эту даму.

Но мне казалось, что его чувства ко мне искренние. Не стал бы он развивать что-то ко мне, всё ещё сохраняя любовь к Эйприл. Рафаэль не такой. И если что-то и было между этими двумя, то явно в прошлом. В любом случае, теперь здесь есть я, теперь в его жизни существует Роксана, так что всякие дрыщеватые вешалки пусть топают мимо.

Я порылась в коробках с продуктами, пока остальные обсуждали какую-то Караи, и отыскала пачку любимых конфет. И как им удалось найти её на моей кухне, когда даже я так запрятала это лакомство, что долго не могла найти в своей крохотной квартирке? У Майки невероятная чуйка на такие вещи.

— Вы чаю не хотите? — обернувшись к остальным, спросила я для приличия (а то неудобно было сожрать пачку конфет в одного). Черепашки ещё доедали остатки пиццы, запивая всё сладкой газировкой — чаепитие им вряд ли сейчас пойдёт.

— Спасибо, я на диете, — учтиво ответила Эйприл.

Ну конечно! Она, наверное, с пяти лет на диете. Вот я тоже на диете, а толку-то? Это ужасно несправедливо, когда у кого-то получается сдерживать вес, а тебя прёт по всему периметру, так что грудной и ягодичный рюкзаки становятся всё тяжелее с каждым годом. И казалось бы, от ношения дополнительного груза я уже должна скидывать вес, но на жир, почему-то, эта теория не действует.

Я отделила мясо курицы от бульона, постругав его на тонкие волокна, поставила всё на поднос, взяла под мышку конфеты и пошла к Рафаэлю, не зная, чем ещё себя занять в этой компании частных сыщиков. Когда мой крупногабаритный силуэт исчез из зрительной видимости, послышался приглушённый голос журналистки:

— Что здесь вообще происходит? Как она оказалась среди вас? Кто?.. Как?.. Я… не понимаю…

— Я тоже сначала был шокирован, когда узнал. Но Роксана хороший человек. Не сумасшедшая и вполне адекватная. Ей можно доверять.

— Что значит, они с Рафаэлем вместе? Как такое возможно? Я имею в виду… ты ничего не подумай, но… она ведь человек. Как же она смогла?.. Я имею в виду, прошло так мало времени, меня не было всего ничего, а Рафаэль уже успел завести себе подружку. Это очень… подозрительно.

— Я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь. Но теперь уже… Уже что есть, то есть, и, как выяснилось, по-другому будет только хуже.

Ага! Значит, точно с этими двумя не всё ясно. Что-то между ними было… И что теперь? Она начнёт со мной соперничать? Из чисто женского интереса будет бороться за Рафаэля? Ну это было бы глупо, хотя вполне ожидаемо. И что мне делать? Рафаэль уже однозначно дал мне понять, что хочет, чтобы я была рядом. А значит, у неё не должно быть шансов. Но если он действительно был влюблён в рыжую? Меня обуяло вообще непонятное, никогда не испытываемое мною ранее чувство безвыходности и страха, вперемешку с желанием чётко разграничить тут свою территорию и дать понять, что теперь в логове черепах появилась ещё одна женщина, а в сердце одного из них так вообще одна-единственная. Наверное.

Вся на нервах, я уже не хотела слушать их разговор про меня и зашла в лабораторию, где был Рафаэль. Он всё ещё спал, отрубился, как труп. Я поставила поднос на табуретку рядом с койкой, подстелила себе под задницу висевший на стене халат Донни и вскрыла пачку с конфетами. На меня накатило раздражение, импульсами будоража всю мою нервную систему. С чего бы такой приступ агрессии, Рокси? Какой-то внезапный, неконтролируемый. Вспыхнул, будто я стала спичкой и кто-то чиркнул меня о спичечный коробок. И искры полетели в разные стороны, и между мной и Эйприл за мгновение выросла стена. Так, надо успокоиться. Это просто нервы ни к чёрту, вот и сдают.

Сливочная сладость конфеты позволила на долю секунды отвлечься от темы своих мыслей, но один взгляд на Рафаэля снова вернул меня в прежний поток. Интересно, а Эйприл догадывалась, что Рафаэль был влюблён в неё? Ну конечно догадывалась — так мчалась скорее его увидеть. Ревела тут, как белуга, над спящим раненым мутантом. Ещё и по руке погладила… Интересно, как бы он отреагировал на неё, если бы был в сознании? Смутился бы? Рассердился? Меня выгнать хотел, а ей наверняка был бы рад.

Ну и чёрт с тобой, двухметровая рептилия! Конечно, как же не влюбиться в этот ходячий эталон модельной красоты. Она же живая обложка с журнала, ещё бы на такую глаз не положить. Но всё-таки кое в чём у меня есть преимущество: журналистке уже перевалило за тридцать, а мне ещё нет и двадцати одного. Между нами была огромная пропасть, совершенно ничего общего ни внешне, ни внутренне. У Рафаэля странный разброс во вкусе (хотя о чём это я?). Но если подумать, тридцать лет для женщины далеко не приговор — судя по Эйприл, она еще ого-го. Ну ничего, время работает на нас. Через лет пять-десять начнут появляться первые морщины, а там уже цепной реакцией будет сдавать весь остальной организм. Гормональные скачки, набор веса… А я всё ещё буду молодая. Эта мысль меня почему-то приободрила, хотя моё раздражённое настроение сменилось тоской.

Стоп, Рокси! Кажется, тебя несёт. Откуда столько жёлчи? Аж самой противно так думать. Ты превращаешься непонятно в кого, становишься совершенно невыносимым человеком. Нервы сдали, уровень стресса просто зашкаливает, ещё и бывшая Рафа на голову свалилась. Всё в кучу перемешалось, забурлило и начинает строить новую Роксану.

Стало ужасно мерзко от собственных мыслей и желаний и хотелось провалиться сквозь землю. А Рафаэль мирно сопит в две дырочки и ничего этого не видит. Я склонила голову, разрывая каждую обёртку, одну за другой отправляла конфеты себе в рот, чтобы заглушить приступ агрессии и возникшее на её фоне чувство вины. Я злилась отчего-то. Злилась на всех, на Рафаэля, на Эйприл. На себя из-за этих ужасных мыслей. Сидела и всё это заедала горой сладостей.

— Что ты ешь? — неожиданно раздавшийся голос меня напугал. Я подняла взгляд на мутанта — интересно, давно он подсматривает за тем, как я поглощаю коробку конфет за раз? Опустила голову, интенсивно работая челюстями. Мне не хотелось сейчас говорить, но отвечать пришлось.

— Конфеты, — я будто была на него обижена. И правда обижена. Но только сама не понимаю на что. На то, что он когда-то был влюблён в Эйприл? Хотя это ещё непроверенная информация, но вполне имеет место быть. А может, на то, что журналистка так сильно к нему привязана?

— А как же диета?

Этот вопрос меня просто взбесил. Ну конечно, я же не рыжая швабра, в меня влезет целых полторы Эйприл. Мне же нужно научиться перестать дышать, потому что даже воздух раздувает мои формы, откладываясь лишним жиром на бёдрах. Как забавно — он смеялся надо мной из-за диеты, а сам глаз положил на костлявый ходячий манекен. Какое лицемерие. Фи.

Я злилась, и видимо, это отражалось в полной мере на моём лице в виде глубоких морщин между бровями и поджатыми губами. Конфеты одна за одной исчезали из упаковки, и вокруг меня образовался уже целый горный хребет из обёрток.

— У меня стресс, понятно? — грубо сказала я, желая разозлить его в ответ и вызвать на спор.

— Понятно, — тихо произнёс он, и в его голосе слышался добрый смешок.

Краем глаза взглянула на Рафаэля: он, чуть смеясь, приподнял один уголок губ, и нежно — да, именно нежно, — глядел на меня. Лучики солнца в его радужках согревали, и оказалось, что под этим взглядом можно не только остолбенеть от ужаса, но и растаять, как сливочное мороженое. Он что, мне глазки строит? Вот хитрец! Но я тут же сдалась. Не хотела, да уже и не могла преодолеть глупое желание улыбнуться. Чувствовала себя полной дурой, но сейчас просто невозможно быть серьёзной, если даже самый суровый из квартета зелёных ниндзя смеётся. И я смеюсь вместе с ним. И так хорошо сейчас — слышать его смех, стать причиной внезапно накатившей волны нежности, — что вмиг вся злость и негодование во мне растворились. Что-то странное происходит со мной. То, что пока находится за гранью моего понимания. Я не могу это анализировать, могу только ощущать.

— Хочешь? — спросила я Рафаэля, разрывая очередную обёртку. Тот слегка качнул головой — видимо, голодный. Я поднесла сладкий шарик к его губам, и мутант не спеша принялся пережёвывать сладость.

— Что за конфеты? — спросил Рафаэль, облизнув губы. Я улыбнулась и показала ему белую упаковку.

Гордо продемонстрировала ему название, чем снова вызвала улыбку у мутанта. На белой обёртке красовалось красивое «Рафаэлло».

— Видишь, тут ещё красные ленты нарисованы. Очень символично, правда? А ты помнишь, в рекламе этих конфет танцевала балерина? Я ведь хотела стать балериной, так что это всё про нас. Судьбоносные конфеты. Здорово, правда?

Я походила сейчас на восторженного ребёнка, и от такой резкой смены настроения аж у самой голова закружилась. Рафаэль тихо захихикал в голос, продолжая улавливать каждый мой жест, внимать всему, что я говорю, пусть это и было полным бредом. Все мои негативные чувства испарились, плавясь под этими двумя искрами. Мутант поднял руку и совсем невесомо, игриво ударил меня по кончику носа, сбивая с меня последние остатки недавнего раздражения. И как ему удаётся так превосходно рассчитывать свою силу?

— Есть ещё? — спросил Рафаэль.

— Ты голодный? Сладкое тебе больше есть нельзя — доктор запрещает. Но я принесла тебе куриный бульон…

— Если его Донни готовил, то я пас, — сразу оборвал меня больной. Что-то они всем хором не переваривают стряпню брата. Неужели всё настолько ужасно?

— Нет, я сама приготовила.

— Тогда зачем конфетами меня кормишь? Только аппетит перебиваешь.

Я заметила, что больные люди (мутанты) становятся такими капризными и требовательными. И всё им подай и принеси. Пожалей, обогрей, накорми. Обними, к груди прижми… Но перечить им никто не будет — всё-таки хворает человек, жалко бедного. Да и такие слегка наигранные требовательные изречения создавали домашнюю атмосферу вокруг нас. Неужели всё закончилось? Неужели теперь всё будет хорошо?

Я только улыбнулась, взяла в руки стакан — он был ещё тёплый — и поднесла соломинку к пересохшим губам Рафаэля. Мутант сразу стал жадно опустошать содержимое и чуть не поперхнулся. Бедный, он уже, наверное, давно голодный. Надо было сразу его покормить, может, и силы были бы потерпеть боль и поменьше лекарств от Донни получить. Стакан опустел буквально за считанные секунды, что даже я удивилась. Это был хороший знак — если есть аппетит, значит больной идёт на поправку.

— Ещё есть? — сквозь салфетку, которой я вытирала его жирные от бульона губы, спросил Рафаэль.

— Здесь ещё кусочки мяса.

Я кормила его с вилки, накалывая мелкие волокна курицы на неё. Однако Рафаэль почти не жевал, сразу проглатывал мясные кусочки и требовал новой порции. Организму нужна энергия, нужно больше пищи, иначе бедный Рафаэль совсем истощает. Моя воля, накормила бы его мясным пирогом с картошкой, хорошим куском отбивной или на крайний случай жареной курочкой — да вот только Донни не даст.

— Это всё? — грустно глядя на пустую тарелку, спросил Рафаэль и облизнул губы.

— Если Майки не добрался до кастрюли, то есть ещё. Я сбегаю за добавкой, хочешь? — я уже привстала, собираясь пойти за новой порцией, но мутант остановил меня.

— Потом сходишь.

Я села обратно, подтягиваясь ближе к кровати и вкладывая свою ладонь в большую зелёную, которая тут же сомкнулась в крепкой, но осторожной хватке. Глядя на него — такого расслабленного и довольного, — меня всё ещё мучил вопрос: он действительно любил журналистку? А ведь Рафаэль мог бы влюбиться. Мог бы…

— Эйприл навещала тебя, — закину удочку, посмотрим, клюнет ли?

И клюнул же. Глаза расширились в удивлённом взгляде. Всё его лицо будто засияло, излучая теплоту и радость. Так мило и нежно, что меня аж… затошнило.

— Эйприл? Она же была в Японии в командировке и должна была там пробыть ещё три недели…

Надо же, он и расписание её знает. Заучил, наверное, до дыр календарь затёр. Мне вдруг резко расхотелось держать его за руку, но он не отпускал.

— А вы познакомились? Жаль, что я был в отключке.

Что-то я никогда раньше его таким живым не видела. Реакция явно неоднозначная и яркая. С прискорбием осознаю, что даже на меня он так не реагирует. Ну конечно, я же не 90/60/90 мисс «лучшая улыбка цвета унитаза».

— Она уже ушла?

Кому-то так сильно не терпится увидеть свою подружку? Как интересно… Кажется, Эйприл ещё была здесь, и было глупо врать. Но я просто не могла сдержаться, видя его полные надежды глаза и довольную морду от одного имени этой девушки. Теперь у меня будет аллергия на весну. И хотя это так на меня не похоже, но внутри начала растекаться новая порция раздражения и гнили.

— Она уже ушла, — холодно повторила я, но Рафаэль, видимо, не заметил моего сменившегося тона голоса, и — вот поганец! — не скрывал своего разочарования от моего ответа. А я уже готова взорваться от этого прелестного переживания за рыжую.

— Помнишь, я тебе говорил про девочку, которая нас спасла…

— Да-да, это она. Мне Майки рассказал уже всю история вашей жизни и в подробностях вашу встречу с Эйприл после многолетнего расставания и так далее… — И сколько уже можно всё это пересказывать? Как будто это кому-то интересно слушать.

Не знаю, что на меня нашло, но уже само воспоминание о журналистке выводило меня из себя. Эти черепахи уже готовы чуть ли ни королевой канализации её провозгласить. И это так «мило»…

Мне хотелось уйти, выплеснуть где-нибудь всю скопившуюся во мне негативную энергию, чтобы она перестала наконец выталкивать из меня всю гниль. В другое время мне было бы стыдно за свои мысли и чувства, но вот прямо сейчас меня переполняла злость. С чего бы, интересно? Ну не ревную же я этого самодовольного засранца — ещё чего не хватало!

Рафаэль уловил моё настроение и раздражённый тон голоса. Отпустил ладонь — почему-то появилось разочарование, хотя я сама этого хотела. Но неожиданно для меня он коснулся моего лица, осторожно проводя кончиком пальца по щеке. И сердце неровно дёрнулось…

— Всё в порядке? — спросил Рафаэль, кладя ладонь мне на плечо. И я вздрогнула.

— Да, всё нормально, — мой ответ был сухим и безэмоциональным. Но мутант мне не поверил. Провёл большим пальцем по скуле — и надо было бы убрать его руку от себя (так мне подсказывала моя гордость), но я даже не пошевелилась. Тело будто онемело, улавливая и запоминая этот внезапный приступ нежности от Рафаэля.

— На полу холодно, простынешь.

— Так удобней, — пожала я плечами. Так ведь можно быть на одном уровне с ним, а не глядеть сверху вниз со стула. Рафаэль отрицательно покачал головой, схватился другой рукой за железную спинку кровати и подвинулся в бок, пыхтя от напряжения, отрывая своё тело от матраца.

— Ты с ума сошёл? — воскликнула я. — Тебе нельзя двигаться! Ты что! — я же вижу, что ему больно, но этот упрямец не поддаётся никаким уговорам или приказам. Сам себе на уме.

Я вскрикнула от неожиданности, когда Рафаэль резко дёрнул меня на себя и одной рукой подтянул от пола на кровать к себе. Несмотря на такую критическую ситуацию с его здоровьем, в нём всё равно оставалась богатырская сила. И меня не перестаёт удивлять, с какой лёгкостью он способен поднимать моё немаленькое тело — одной рукой, без особых усилий. Прижал к себе — кровать и так была тесная для нас двоих, — ладонью придерживая меня за спину, то ли чтобы я не упала, то ли чтоб не сбежала. И состроил довольную морду, криво улыбаясь и прищуриваясь, как пёс, отыскавший свою косточку. А я снова онемела, будто меня цементом накачали. Слишком близко. Я упиралась коленом ему под рёбра, пыталась выпрямиться, чтобы выдержать хоть малое расстояние, но здесь не было возможности это сделать. Глядела в его наглючие глаза и не могла сказать ни слова — краснела, будто свеклой щёки намазали. Хлопала ресницами, не понимая, где я и что происходит. И так жарко вдруг стало, будто пар из кастрюли с кипящей водой хлынул на меня.

— Всё действительно в порядке? — говорил Рафаэль. По крайней мере я видела, что он шевелил губами. — Ничего не случилось, пока я был без сознания?

Я внимательно следила за движениями его губ, за острыми краями шрама, за слегка подрагивающими ноздрями, когда мутант вдыхал воздух. И абсолютно ничего не слышала из того, что он говорил.

— Эй, — шепнул Рафаэль, и у меня всё тело мурашками покрылось. Что со мной происходит? Что-то очень странное. И это он со мной заигрывает, что ли? Это точно изолированный от мира мутант, проживший всю сознательную жизнь в замкнутом пространстве с такими же братьями-чудиками? Мне всё больше начинает казаться, что это я марионетка в его руках. Что это он управляет мной и подчиняет. Ещё и в ушах этот пульсирующий писк… Но кажется, это уже не внешние приборы, подключённые к Рафаэлю, а мой собственный пульс.

— Что? — очнулась на секунду я, понимая, что от меня ждут ответа на вопрос, который пролетел мимо ушей. Мутант только улыбнулся, быстро выдыхая.

— Это из-за Эйприл, да? — имя рыжей меня вдруг отрезвило, внутри всё сильнее закипело. Я нахмурилась, не зная, что ответить. Сейчас вспоминать её было очень некстати. Да и вообще. Вспоминать о бывшей в моём присутствии — как так можно? Меня будто окатили ледяной водой — и я вижу, как пар поднялся от соприкосновения холодной жидкости с раскалённой кожей. Или это из моих ушей?

— Ещё чего, — буркнула я. — При чём здесь вообще она?

Рафаэль подозрительно прищурился, решив взять на себя роль Шерлока Холмса, и, по всей видимости, мне не поверил. А мне уже хотелось выбраться из-под его тяжёлой руки, и я осторожно стала просачиваться из его объятий вниз на пол, но одно резкое движение — я снова в капкане, причём ещё сильнее, чем было. Даже дышать трудно стало.

— Вы успели повздорить, пока я тут валялся?

И сколько можно допрашивать! Неужели ему так хочется, чтобы между нами развилась крепкая девичья дружба? Ну что за бред?

— А что ты так этим интересуешься? Тебе какая разница? — чувствую, что нервы начинают сдавать. — Я, может, её вообще больше никогда не увижу. Так что мне всё равно. Нашёл о чём поговорить…

Рафаэль нахмурился на мои слова, а я пыталась отодвинуться от его лица, чтобы не высказывать всё своё резко вырвавшееся негодование, глядя на него впритык. Так он может сразу меня раскусить, заглядывая мне в глаза.

— Она тебе не нравится, да?

— С чего бы она вдруг должна мне нравиться? — И что его это так интересует? Бесит! — Сидела тут, сопли распускала над тобой. Тощими коленями сверкала...

— Ты ревнуешь, что ли?

Моему негодованию не было предела. Какая ревность? Да о чём он вообще говорит? Извините, а как я ещё должна реагировать, когда тут такой восторг по поводу прихода бывшей, причём без зазрения совести?

— Ой, тоже мне, герой-любовник нашёлся, чтобы его ещё и ревновать! — не хотела даже смотреть на него — если бы не лежал тут с рассечённым панцирем, так бы и врезала. Аж руки чешутся. Рафаэль только довольно хмыкнул (засранец!), явно смеясь надо мной.

— Ревнуешь, — уже не спрашивал, а констатировал он. Провидец хренов. — Ну что за глупости? — строя из себя самого благоразумного и стоящего выше всех мирских пороков мутанта, с умным видом заявил Рафаэль, а у самого морда чуть не трескалась от самодовольства. И он снова стал глядеть на меня с ещё большей мягкостью и как будто… с надеждой.

А мне уже хотелось быстрее выбраться из этой хватки и отсесть подальше от него. И нечего корчить из себя довольного кота. Как бы сейчас заехала!.. Я стала брыкаться, руками упиралась ему в бок, чтобы вылезти отсюда, но он только смеялся надо мной. Рукой сильнее прижал к себе, будто корсет на груди затянули.

— Не-а, — улыбался Рафаэль, глядя на мои смешные попытки сбежать и давая понять, что от него мне никуда не деться. От этой нахальной уверенности меня ещё больше стало бомбить, и на полном серьёзе уже я пыталась снять его руку с себя, чтобы хотя бы вдохнуть свободно. Коленом случайно заехала ему в бок — Рафаэль зашипел и слегка согнулся в сторону.

— Ой, извини-извини! Тебе больно? — Я действительно испугалась, что могла усилить болевые ощущения Рафаэля. С этими разборками кто кого ревнует я совсем позабыла о его положении. К нему сейчас нужно относиться как можно деликатнее и осторожней, а безумная женщина размахалась руками и ногами. Мутант шипел сквозь сомкнутые челюсти, корчась от боли и вызывая во мне волну стыда за своё поведение. Неужели ему так больно? Даже в послеоперационный период я не видела на нём такого страдальческого лица. Блин, колени-то у меня тоже немаленькие — зарядила так, что звёзды над головой загорелись.

— Прости, я не хотела. — Застыла, теперь боялась лишнее движение сделать, чтобы не задеть раненого. Он чуть ослабил объятья, и мне удалось вытащить одну руку, но я уже не стремилась уйти. Слегка поглаживала по плечу, щеке, чтобы хоть как-то успокоить и отвлечь от боли. И я почти провалилась от стыда за своё бунтарское поведение под землю, когда Рафаэль открыл глаза, перестал морщиться и стал откровенно хихикать надо мной. А я понять не могла: это боль отпустила или он издевается?

— Ты доверчивая, как ребёнок. Тебя обмануть ничего не стоит, — пробасил Рафаэль и тут же получил от меня щелбан по носу. Вот же хитер, засранец!

— Дурак, — обиженно пробухтела я ему в ответ, но желание уходить у меня пропало. Молча хмурила брови, уставившись в замысловатый узор татуировки на его плече.

Если подумать, то Рафаэлю нехило досталось на личном фронте. С первой любовью у него явно ничего не вышло — возможно, она так и осталась невысказанной, тайной, а может, Эйприл напрямую его отшила. А тут Роксана, которая как будто приручила его к себе, зажгла снова искру, но так же отвергла. И пусть историю про неразделённую любовь журналистки и мутанта моя воспалённая фантазия выдала как неоспоримый факт, но в эту же секунду мне до того стало жаль Рафаэля, что будто это меня отвергли. И чувство невероятной обиды от осознания, что ты не нужен даже самым близким, разорвавшейся гранатой разлетелось в груди и втыкалось в плоть острыми иглами металла. Я прижалась к его плечу, положила на него голову, щекой касаясь бугристой кожи. А может, теперь всё станет по-другому? Может, мы оба нашли то, что искали? То, что люди порой ищут всю свою жизнь, и не всегда находят. Может, я сделаю его жизнь счастливой и светлой? Мне бы хотелось, чтобы он был счастлив.

Я слегка потёрлась щекой о гладкую толстую кожу, неровную и всю испещрённую небольшими кратерами, дорожками, полосочками. Прижалась ближе, обнимая одной рукой его руку, впитывая его запах. Почувствовала тёплое дыхание на своих волосах, лёгкое прикосновение губ к макушке. И мне показалось, что сейчас мы стали неделимым целым, что моё место именно здесь. Что мы две половинки одного пазла, который наконец-то сложился. Я никогда не знала, какая я на самом деле. На что я действительно способна. И что таится в уголках моей души. И может, никогда бы не узнала, если бы не Рафаэль. С ним я стала другой. С ним моя жизнь закрутилась в невероятный вихрь фантастических событий, но чувствую, что именно такой она должна была быть. Именно так всё правильно. Ну и плевать на эту рыжую!

В такие моменты мне чудится, будто понятие времени абсолютно перестаёт иметь какое-либо значение. Мы окутываемся коконом, и никто не может проникнуть в наш маленький мир. Я слышу, чувствую его пульс — он бьётся в моих венах. Мы на двоих вдыхаем один глоток воздуха. И как странно может показаться, что душа, прикипевшая ко мне до болезненного грубого шрама, облачена в такую нестандартную оболочку. А впрочем, какая кому разница, главное, что чувствуем мы.

Счастлив ли он сейчас? Развеивать это невесомое облако абсолютного умиротворения, которое нависло над нами, глупыми словами не имело никакого смысла. И я больше не замечаю, что он мутировавшая черепаха — это неотъемлемая часть его, но такая естественная, что превратилась в нечто обыденное, — кому какое дело, кто мы и что мы? Если мы должны быть здесь, значит так тому и быть.

Я на ощупь протянула руку к его лицу, ощутила горячее дыхание на ладони. Странно видеть этого громилу таким ласковым. Впрочем, я никогда не позволяла ему проявлять к себе подобное. А может, и зря. Точно зря. Возможно, никто кроме меня одной не видел его таким. И от этого всё внутри скручивается, сжимается от пищащего восторга, готового взорваться разноцветным фейерверком в любую секунду. И кажется, мне послышался скрип отворяющейся двери, но это было где-то далеко, может, даже и не здесь. Где-то там, за пределами нашего кокона. И что там, мне теперь совершенно всё равно: что делают остальные братья, где сейчас журналистка и вообще как там на поверхности. Я подставляю лицо нежным, даже аккуратным более, чем нужно, поцелуям, ловлю его губы своими, улыбаюсь, не в силах справиться с извергнувшимся вулканом радости в груди. И всё вокруг теряет своё значение. И всё вокруг наполняется новым смыслом, совсем другим, но очень важным.

* * *

Тяжёлая рука свисала с кровати поверх меня — уже тяжело держать её. Я всё так же нахожусь рядом с моим мутантом, слышу, как он негромко похрапывает. На время и я отключилась, пришибленная эмоциональной лавиной. Возможно, Донни заходил проверить брата и снова дал лекарство, — но мутант всё ещё продолжал крепко прижимать меня к себе. Однако как бы ни хотелось, но мне нужно было выбираться отсюда. Надо позвонить коллегам по работе, попросить о подмене, чтобы не пришлось подниматься на поверхность хотя бы денька два. Судя по Рафаэлю, он уже неплохо выглядит — черепахи быстро восстанавливаются, однако.

Всё-таки немного помучившись, но я смогла вылезти из-под его «чугунной» руки. Взяла телефон и обнаружила несколько звонков от тёти и с десяток от Дэвида. Неужели Лео не туда машину пригнал? Выйдя из лаборатории, я тут же набрала номер своего друга.

— Господи, Рокси, с тобой всё в порядке? Я уже не знал, что подумать. Хотел в полицию звонить! Ты где вообще?

— Тише-тише, — пыталась успокоить Дэвида, но этот парень был уж слишком взволнован. — Со мной всё в порядке. Я тут у… подруги. С машиной всё нормально? Доставлена в целости и сохранности?

Минутная пауза в трубке меня насторожила.

— С тобой точно всё хорошо? Ты ни с кем не связалась?

Связалась… но вряд ли я могу сказать ему об этом.

— Нет, всё нормально. Почему ты спрашиваешь?

— Я тут нашёл свой пистолет в бардачке. И… тут не хватает несколько патронов…

Вот чёрт! А об этом я и не подумала. Надо как-то отмазаться, а в голову ничего не приходит. Кажется, у меня будут проблемы… Тут ещё Эйприл появилась на горизонте. Она что, ещё не ушла отсюда? Всё ходит вокруг да около и стесняется зайти? Она подошла ко мне, и нельзя сказать, что была как прежде приветлива. Более серьёзна, даже пугающе. Моё присутствие здесь ей явно не нравится.

— Мы сможем потом с тобой поговорить? — спросила журналистка, и я только смогла кивнуть головой, ловя строгий взгляд Эйприл и слыша вопли Дэвида в телефонной трубке. Что за день сегодня такой? Я скоро сойду с ума...

Love makes no sense,

Love has no name,

Love drops you in tears and it sets your heart on fire,

Love has no fear, Love has no reason,

So infinitely fast… stop standing on the edge

Take my hand, erase the past forever…

Evanescence «Love exists»Примечание к частиНа этой главе аффтор просто задушил свою «розовую» музу. Так что извиняйте.

Рыжики — я люблю вас! Просто так уж совпало. :))

И я просто без ума от этих артов!!!

От Юлички Самсоновой :)

https://pp.userapi.com/c855616/v855616203/99e5f/JnMNqP0qdbM.jpg

От Бурый Железняк :-*

https://pp.userapi.com/c851528/v851528768/16cd11/G2BXOi5MkqI.jpg

https://pp.userapi.com/c851528/v851528768/16cd1b/cdqX0VMTIB8.jpg

Песни в тему:

https://youtu.be/UHvGpxOMN6U

https://youtu.be/vGJTaP6anOU

Отличный трек!

ПыСы ребята, не присылайте мне в ПБ слово «шоры»)))

ШО́РЫ

1. Твёрдые пластинки у уздечки на уровне глаз, не дающие возможности лошади глядеть по сторонам.

2. ПЕРЕНОСНОЕ ЗНАЧЕНИЕ

То, что мешает кому-н. правильно понимать окружающее, ограниченность.

Take my hand, take my whole life too

For I can't help falling in love with you…

Эйприл стояла напротив меня в мрачном коридоре, подальше от любопытных глаз здешних обитателей. Под старой маленькой лампой я всё ещё могла разглядеть её. Поза закрытая, руки скрещены на груди, выражение лица серьёзное. Ну не начнёт же она теперь права на Рафаэля качать? Смех да и только! Однако по её настрою было видно, что разговор будет вестись серьёзный. А я как дурная пялюсь на её торчащие ключицы. И до чего же острые — кажется, что вот-вот прорежут эту пергаментную кожу. Раздражает.

Интересно, что даже Леонардо не вёл со мной разговоров о Рафаэле. Не промывал мне мозги по поводу вообще моего присутствия в их жизни. Хотя это было бы ожидаемо, видя, как трепетно он относится к выстроенному ими миру — их личному уютному уголку в этом суровом человеческом обществе. Но Эйприл не Лео.

— Ты хотела поговорить? — невольно копируя позу собеседницы в попытке закрыться от неё, напомнила я. Мне было неуютно в её обществе. Острый взгляд стрелял прямо в лоб. Она не так проста, как кажется. Милая Эйприл может молча испепелить не хуже того же Леонардо. И богатый стаж журналистской работы даёт о себе знать.

— Да, — слегка взволнованно ответила рыжая. — Ты сама должна понять. Ты очень милая девушка, но… Я отсутствовала всего ничего, и тут происходит такое, что не происходило никогда, и я думала, что никогда и не случится.

Ага! Значит, всё-таки у них что-то было… Крутила хвостом перед Рафаэлем, потом отшила его, а как появилась другая, так сразу активизировалась. Ух! Собака на сене! Какая коварная оказалась Эйприл. Сразу видно, от рыжей жди беды.

— Ну вот, — разводя руки в стороны, ответила ей. — Как видишь, случилось. И ничего страшного не произошло.

— Мне просто кажется, что ты не до конца понимаешь…

— Что я не понимаю? — чувствую, как во мне возрождается тётя Бонита со словами «I’ll be back» и тянет свои руки к управлению моим контролем.

— Это ведь не игра, Роксана, — как противно звучит моё имя из её уст. — Эти ребята мне очень дороги, и я не хочу, чтобы…

— Чтобы что? Чтобы они имели право на личную жизнь? — рыжая уже явно полезла туда, куда не стоило. Всё-таки решила права на Рафаэля качать. Ну мы ещё посмотрим, хватит ли у этой вешалки силёнок идти против Роксаны Уокер.

— Они не ребята с соседнего двора, ты это уже прекрасно должна понимать. Они никогда не смогут выйти к людям на поверхность. Это уже так долго взращивалось в них — принятие своей сущности и смирение с ней. А тут… Я просто не хочу, чтобы кто-то из них обжёгся.

Эйприл неоднозначно отвела взгляд от моего лица, бегло прошлась по телу и засунула руки в карманы. На что это она намекает? Что я чокнутая извращенка?

— А может, иногда это не так плохо — показываться людям? Как видишь, Рафаэль тоже оказался такого мнения, — надо дать понять этой кикиморе, что мы с ним на одной стороне. А всякие «ходячие кости» пусть топают куда подальше.

— Я не хочу, чтобы кто-то причинил им вред. Тем более Рафаэлю.

А почему это «тем более»? Что это ещё такое! Ух, сразу видно, собственница. Ну, дорогуша, что имеем — не храним, потерявши — плачем. Так что чао, бамбино сеньорита!

— Послушай, для тебя это может быть какая-то… — журналистика взметнула руку вверх, пытаясь нарыть в своём рыжем мозгу подходящее слово. — Может, просто игра.

— Игра? — что за бред она несёт? Я чувствую, ещё немного, и в моей руке окажется клок вырванных рыжих волос.

— Да. Это интересно — узнать о совершенно другом мире и стать частью реальной фантастики. Возможно, ты сама не понимаешь, что, приближаясь к нему, совершаешь ужасную ошибку. Подумай, что будет с ним, когда тебе это надоест?

— Эй, милочка! Не вам решать, что мне надоест, а что нет. И с чего такие выводы? Следи за языком. — По настороженному и даже слегка испуганному лицу Эйприл было очевидно, что Бонита во мне ожила в самом ярком своём проявлении, а ни для кого не секрет, что с чёрными шутки плохи. Нечего свои правила тут устанавливать.

— Неужели ты рассчитываешь прожить с ним до конца ваших дней? Ты думаешь, что вы будете жить как обычная пара? Что поженитесь и нарожаете детей?

А что, завидно? А вот и поженимся! А вот и проживём всю жизнь! Чтобы всякие кикиморы не диктовали нам свои условия. Чувствую, как корни волос зашевелились…

— Пойми, я не хочу тебе зла, но и Рафаэля в обиду не дам. Не хочу, чтобы он страдал из-за тебя…

А вот это было уже больно. Очень больно. Подсознание услужливо напоминало о том, что уже произошло с Рафаэлем по моей вине. Я его ранила, задела чувства. И не хочу больше этого повторять никогда. Но всякие заступницы мне на пути ни к чему. И таких дрыщеватых барышень мне сдвинуть с места ничего не стоит.

— Послушай, милочка, мне кажется, это уже не твоё дело. Не переступай черту, а то не знаешь, что тебя за ней ждёт. И поверь, тебе это не понравится.

Уровень моей агрессии уже близок к рекордным отметкам. Вообще-то я неконфликтный человек и не выхожу из себя быстро. Но данная ситуация меня реально бесит. Уж извините, Эйприл О’Нил, теперь не только вы тут подружка этих чудиков. Теперь тут ещё одна женщина, а спрашивать разрешения присесть рядом я не собираюсь — подвину сама. И тебе-то не усидеть со мной на одном стуле — задница больно плоская.

— Мне очень жаль, что у нас не вышло конструктивного разговора, — Эйприл вздёрнула горделиво подбородок, недовольно поджала губы. — Я всего лишь желаю им счастья и спокойствия. Надеюсь, и ты преследуешь эту цель.

Она кивнула головой и зашагала вглубь тёмного коридора к выходу. Сразу видно, что в покое она нас не оставит. Будет сейчас ходить, глазки Рафаэлю строить и мозги ему промывать. Оставлять одного его пока что нельзя. Я быстро набрала номер телефона на своём мобильном — мне нужно выиграть время.

— Алло, Дженни? Ты не могла бы подменить меня хотя бы на три дня?

* * *

Три дня пролетели молниеносно, но кажется, это были самые лучшие дни за последнее время. Я почти не выходила из логова, суетилась на кухне, ухаживала за Рафаэлем. Он быстро шёл на поправку — даже удивительно, что с таким ранением на третий день он уже смог развернуться на бок и на спину. Донателло постоянно делал компрессы с какой-то жидкостью. Её же он и вкалывал больному в вену. Говорил, что это какие-то биологические соединения из их крови, что-то там про быструю регенерацию за счёт мутагена рассказывал — всё равно я ничего не поняла.

Кажется, Рафаэль больше не обижается на меня, да и вообще забыл о том, что было. Стал чаще улыбаться, и иногда мне кажется, что я всё бы отдала, чтобы видеть эту улыбку как можно чаще на его лице. Может, я смогу это устроить, если мы будем почаще встречаться.

Но всему хорошему приходит конец, и мне нужно было возвращаться обратно домой. Теперь я должна отрабатывать двойную смену в кофейне и бежать вечером в балетную школу. Нет времени даже навестить Рафаэля. Я прибегаю после первой работы домой, быстренько готовлю покушать для черепашек — приходится готовить на всех, потому что я боюсь, что еда просто не будет доходить до бедного Рафаэля, и, кажется, теперь я понимаю, почему он назвал Майки занозой в одном месте, — оставляю кастрюли на столе и убегаю на вечернюю работу. Под страхом смертной казни мне удалось заставить их забирать мою стряпню. Хотя и бушующая Роксана им не страшна — только аргумент «это для Рафаэля всё» оказал на них воздействие. Кто-то из черепашек каждый вечер приходит за ужином, пока меня нет, и возвращает посуду со вчерашнего дня. Идеально чистую, хоть в рекламе моющего средства снимай. По вечерам я звоню Донателло, чтобы узнать о Рафаэле и по возможности поговорить с ним, если тот не в отключке. Но пару раз заставала Донни на дежурстве и услышать голос бедного прикованного к кровати мутанта смогла лишь однажды. И я поняла, что нет ничего приятнее, чем засыпать под убаюкивающий бас этого громилы…

Сегодня был последний день моей каторги. Я отработала смену в кофейне и забежала в магазин за продуктами. Сегодня вечером наконец-то увижусь с Рафаэлем. Впервые за целую неделю. Так странно: прошло не так уж много дней, а такое чувство, что я не видела его уже целую вечность. Внутри приятно сдавливало грудную клетку, живот скручивало неболезненными спазмами, и иногда перехватывало дыхание. Фух, надо бы отдышаться, а то что-то я совсем сама не своя. Моему счастью не было предела — целые выходные впереди.

Я уже и забыла за это время про тётушку Бониту и Дэвида. Хотя он ещё пытался расспросить меня об отсутствующих патронах, но я старалась съехать с темы, отшучиваясь, что практиковала свои навыки стрельбы в тире. Хотя в такой бред вряд ли кто-то мог поверить. Даже я бы не поверила. Но Дэвид делал вид, что удовлетворён моим ответом.

Вся как на иголках я металась по кухне, как бешеная курица, разрываясь между духовкой, нарезкой салата и взбиванием крема для торта. Я уже подумала, что зря затеяла такой пир, потому что еда осталась ещё со вчерашнего дня — уже двое суток никто не забирал приготовленный обед. Видимо, все ищут этого Шреддера (ну и имечко), или опять подсели на сухомятку из дешёвой пиццерии. Ну ничего, за два дня проголодались, всё сметут.

Поставив готовый торт в холодильник, я быстро помчалась приводить себя в порядок. Последний раз желание наряжаться у меня возникло лишь когда состоялась встреча с семьёй Рафаэля. И то, тогда это была вынужденная мера, так сказать, чтобы показать товар лицом и не напугать подземных черепах больше, чем они могли бы напугать меня. Но сейчас во мне снова возродилась естественная потребность в косметичке и утюжке для волос. Хотя… Рафаэлю не нравится, когда я с прямыми волосами. В такие моменты «комплименты» из него так и прут. А хочется быть всё-таки красивой, а не посмешищем для этого чудика.

Быстро пожамкала свои кудри муссом, чтобы придать им ухоженный вид, а не оставлять в гнездоподобном состоянии. Нарисовала острые стрелки, растушевала тени, пудра, румяна, блеск для губ. Ну всё, хоть на обложку журнала выставляй такую писаную красавицу. Заткну за пояс любую Кардашьян! Сама пошутила, сама посмеялась и пошла искать подходящий наряд.

Несмотря на глубокую осень и довольно прохладное помещение логова, мне всё равно захотелось надеть платье. Даже трудно вспомнить, когда в последний раз я надевала его. Простое чёрно-серое платье, со свободным низом и севшим по фигуре верхом выглядело на мне неплохо. Кажется, что благодаря приталенному фасону я даже кажусь стройнее. Сюда бы ещё каблуки… но боюсь, что с моей везучестью сломаются либо они, либо мои ноги. Поэтому я надела кеды — удобно и безопасно.

Как найти тайное логово черепашек, я, конечно, знала — Майки показал короткий путь не через коллектор, — но, естественно, забыла. Да и вряд ли мне удастся дотащить все эти кастрюли, чашки, салатницы. Надо признаться, что свои кулинарные навыки за этот период я значительно подтянула. Хотя эти ребята с удовольствием едят любую домашнюю еду, будь то салат с холодными макаронами и уксусом или же стейк с кровью.

Ещё вчера я написала Донни сообщение, чтобы меня кто-нибудь забрал и помог добраться до логова. Ответа я не получила, и оставалось только смиренно сидеть и ждать, когда кто-то из них соблаговолит уделить мне немного времени. Ну так или иначе, им же лучше — столько вкусностей на подходе.

Часы так раздражающе тикали, хотя ещё пять минут назад мне казалось, что мое настроение ничего не может испортить. Так медленно мои стрелки циферблата ещё никогда не двигались. В моей голове уже поселилось множество странных идей. Обо мне забыли. Донателло отключил свой телефон, чтобы его не отвлекали во время свершения нового открытия. Черепашки выследили Шреддера. Он их поймал. Он их пытал. Они пали смертью храбрых. Он вернулся в логово и добил бедного мастера Сплинтера и раненого Рафаэля. Логово сгорело. Донателло испытывал новую версию атомной мини-бомбы. Логово взорвалось. Создал машину времени. Черепашки исчезли и застряли в другом измерении. И самое безумное: их вообще не существует, а я чокнутая шизофреничка.

Прошёл целый час, пока мои дурные мысли не разъели мне мозг. Отбив все пальцы об деревянную поверхность стола, я не выдержала и набрала Донателло в триста пятьдесят восьмой раз. На моё удивление, после четвёртого гудка сняли трубку.

— Ты что так долго не отвечаешь?! Я думала, что вы там все умерли уже!

В ответ недолгая тишина.

— Что-то случилось, Роксана? — прозвучал настороженный голос Леонардо.

— В смысле «что-то случилось»? — ну всё, Бонита опять ожила. Что-то в последнее время она всё чаще и чаще появляется на людях. — Я уже битый час сижу и жду, пока кто-нибудь из вас меня заберёт. Вы что, забыли?

— Эм… Мы должны были тебя забрать? — неуверенно переспросил Лео. До Ди Каприо сегодня туго доходит.

— Ну конечно! Я вчера написала Донни… — тут ко мне вдруг вернулась адекватность, неприятным холодком проходясь по спине. Что это я так сорвалась? Они же не обязаны быть мне няньками, верно? — Ну… в смысле… я просто хотела увидеть Рафаэля. И для вас много вкусного приготовила, поэтому… — А может, я там лишняя? Может, я смущаю своим присутствием их? Всё-таки я нарушила их привычный уклад жизни, появившись не только в судьбе Рафаэля, но и их тоже. — Ну хотя бы забери ужин, а то он испортится, если всё не съесть. Я не хотела никого тревожить.

— Нет-нет. Вообще-то сейчас было бы очень кстати, если бы ты пришла. Порой стоит напоминать о себе, — я не очень уловила смысл последней фразы, но «я буду через пять минут» оживило меня похлеще энергетика.

В указанное время с точностью до секунды на пороге моей квартиры стоял лидер черепашьего квартета — как и положено, вошёл он с балкона. Огляделся вокруг, изучая обстановку моей квартиры, и я поняла, что здесь Леонардо впервые. Значит, до этого ужин забирал не он.

— Подожди, я сейчас, — не ожидала, что Ди Каприо придёт так скоро. Вернее, пришёл-то он вовремя, вот только я была не до конца готова, хотя и прождала целый час. Быстро побежала в ванную комнату, чтобы вылить на себя полфлакона французских духов и наполнить спёртый воздух канализации приятным ароматом лаванды.

— Ну, что стоишь? Вот, бери все эти чашки и идём на улицу. Живее, а то время уже позднее.

Леонардо снисходительно наблюдал за тем, как я командую, но когда увидел, как из холодильника одна за другой появляются кастрюли и противни с едой, спокойствие сменилось на шокированное удивление. Он молча оценил взглядом все масштабы трагедии, снял с плеча рацию и вышел на связь с остальными.

— Эй, Донни, пригони тачку. Мне всё это не унести…

* * *

— Рокси, я так скучал по твоим кулинарным шедеврам, — протянул Майки, уже накручивая спагетти на вилку, пока двое других таскали посуду из машины. — Тыщу лет не ел этого.

— Только два дня, — улыбнувшись, подметила я, наблюдая, как быстро мутант орудует столовым прибором.

— Донни, как там Рафаэль? Можно к нему сейчас зайти?

Донателло неоднозначно повёл плечами, а приблизившийся к нам Лео добавил:

— Думаю, что сейчас самое время.

Что-то эти ребята какие-то больно загадочные. Пока грелся в духовке ужин, я решила последовать словам Лео и пошла лабораторию. Зашла не постучав — сердце колотилось звонким эхом в ушах. Странно, откуда это волнение? Рафаэль полулёжа сидел на кровати, облокотившись о спинку панцирем, и лениво, даже слегка раздражённо листал какой-то комикс. Чтение и просмотр иллюстраций его явно не занимали, мыслями он был где-то далеко отсюда. И содержание этих мыслей было не самого радужного содержания. Наверняка ему уже не терпится вскочить с кровати и побежать мочить бандитов, ночных ниндзя или ещё каких чудиков, слоняющихся по улицам большого города.

Я осторожно подошла к другому краю кровати и встала напротив него, опустив руку на высокую железную спинку. Кажется, что он даже не заметил моего появления здесь — мне бы в шпионы податься. Тонкая трубка от капельницы всё ещё тянулась к его руке, а значит боль до сих пор не стихла. Хотя на вид мутант выглядит уже намного бодрее.

Было забавно наблюдать за этим громилой со стороны, но насладиться сим процессом я не смогла, так как Рафаэль наконец-то меня застукал.

— Привет, — улыбнувшись, сказала я. Мутант не скрывал своего удивления, и зрачки его заметно расширились. Губы слегка дрогнули, намереваясь уголками устремиться вверх, но увы, Рафаэль сдержал себя, приняв строгий серьёзный вид.

— Что ты тут делаешь? — вдруг прозвучал неожиданный вопрос, но мне казалось, что Рафаэль просто строит из себя крутого мачо. Однако взгляд его потух, в нём появилась печаль — глубокая и страшная. Я знаю такую печаль. Она уже была в моей жизни, сплетала паутину вокруг нас обоих, пытаясь поглотить. Что это с ним?

— Пришла навестить, — я старалась говорить, как ни в чём не бывало, будто и не замечая этого угрюмого настроения. — Сегодня же выходной, забыл?

Рафаэль слегка нахмурился. Его лицо отражало глубокую тревогу, и будто что-то мучило мутанта. Я подошла и села на стул рядом с ним. Хотела прикоснуться к его руке, но почему-то сдержалась.

— Что-то случилось?

Рафаэль всё сидел с опущенным вниз взглядом, громко набирая воздух носом.

— Послушай, — начал он, делая долгие паузы между фразами. — Тебе лучше больше не приходить сюда.

Опа! Что это за новость? И когда он успел снова поймать эту хандру и вникнуть в теорию о невозможности союза человека и мутанта? Что это на него нашло? Меня вдруг осенило, что не сам Рафаэль вернулся к таким мыслям, а кто-то ему помог. И это рыжее кто-то такого леща у меня получит, что потом свои длинные кости не соберёт. Ух, хитрая лиса! Промыла уже мозги.

— С чего это вдруг? — возмущённо спросила я, скрестив руки на груди. Гордая осанка и строгий взгляд свидетельствовали о моём возмущении по данному вопросу. Значит, когда нам плохо, Роксана нужна как воздух, а как от задницы отлегло, так всё, досвидос! Нет, мой милый, в такие игры я не играю. Или всё, или ничего.

— Так будет лучше, — продолжал упрямо гнуть свою линию Рафаэль, выводя меня из себя. Но всё-таки Бониту я попридержала для рыжей, а для него подойдёт другая тактика. — Твоё место наверху, моё здесь.

Казалось бы, я должна была или взорваться от возмущения, или впасть в истерику от несправедливости этой жизни. Но его слова вызвали у меня только улыбку. Всё ведь было ясно, как белый день, что уже продолжать строить из себя тут неприступную стену. Твоё место там, моё тут — какая чушь!

— Просто признайся, что жить без меня не можешь, — как ни в чём не бывало обыденным голосом сказала я, с удовольствием наблюдая за его реакцией. Глаза расширились, от тревоги и мрачности не осталось и следа в одну секунду. Он снова хмурился, но уже от ярого смущения.

— Ещё чего, что за бред? — отведя от меня взгляд, пробурчал Рафаэль куда-то в сторону.

— Не можешь и дня без меня прожить, от этого и бесишься, — я старалась придать своему виду полную непроницаемость и превратиться в роковую женщину, которая с лёгкостью может контролировать свои эмоции в данный момент. Пока получалось неплохо. Рафаэль снова ошарашенно глядел на меня, разомкнув губы, желая что-то сказать в ответ, но не сразу подобрав нужные слова.

— Кто это бесится? Никто не…

— Бесишься, — настаивала я. — Не можешь контролировать своё желание быть рядом со мной. Ну признайся. В этом нет ничего сложного.

Кажется, моя снисходительная улыбка и пытливый взгляд только раззадоривали его возмущение и желание сопротивляться. Он онемел как рыба, только заметно подрагивали губы, закрывались и открывались снова, словно мутант пытался мне что-то сказать, но эмоции были сильнее. И мне не надо слов, чтобы понять его. Реакция свидетельствовала больше и сдавала его с потрохами.

— Разве так трудно сказать, что чувствуешь? Это и так уже для всех очевидно.

Я встала со стула, чтобы пересесть к нему на кровать, и вопреки воли и своим кипящим эмоциям, Рафаэль прошёлся по мне любопытным взглядом, предоставив возможность наблюдать, как расширяются его зрачки. Значит, нравится моё платье? Кажется, такой он видит меня впервые. Ничего, мы ещё подотрём нос этой вешалке.

Вспомнишь, оно и появится… Не успела я сделать шага к Рафаэлю, как в комнату вошла Эйприл и приняла до невозможности наигранный удивлённый вид, увидев нас вместе.

— Извините, я вам помешала? — голос просто струился из её рта тонкими колокольчиками. Ей осталось только запеть фальцетом для полного образа милой принцессы. — Я тогда потом зайду.

— Ничего страшного, — на моё удивление, среагировал Рафаэль. Хочет избежать прямого разговора со мной или же действительно до чёртиков рад видеть рыжую здесь? — Ты нам не помешала.

— Правда? — как будто искренне спросила Эйприл и, глядя на меня, прошла через комнату прямо к Рафаэлю и — что за чёрт? — подсела к нему на кровать! Эй, дамочка, что за дела? Я уже хотела возмутиться — пришла, перебила нас, села на моё место. Я почти его дожала, ещё бы немного, и он согласился бы со мной, если бы не эта… Но меня будто кинули голой в сугроб, когда тонкие пальцы журналистки коснулись крупной ладони мутанта.

— Как ты себя чувствуешь? — интересовалась Эйприл, принимая глубоко заинтересованный вид и чуть ли не плача, глядя на шрам от шва над глазом Рафаэля.

— Мне уже лучше, спасибо, — мило улыбался он ей в ответ, смыкая пальцы на её запястье. Мне до того стало обидно, что я готова была послать их обоих куда подальше. Моему возмущению не было предела, и ещё немного, и моя рука бы схватила рыжую копну с такой силой, что журналистке потребовался бы парик в ближайшие месяцы, но я просто развернулась и буквально выбежала из комнаты, чтобы не видеть и не слышать этого ужаса. На меня накатила волна обиды от задетого самолюбия и гордости. Ну конечно, это же Эйприл. Ей нужно улыбаться и говорить учтиво в присутствии принцессы. Даже меня он так не встречал. Я не получила от него и намёка на улыбку, только грубость и бестактность. И спрашивается, за что? Как же бесит!

Так может, он и правда был влюблён в Эйприл? А может, и до сих пор питает к ней нежные чувства? А теперь, когда он получил поощрение с той стороны, так и зачем нужна толстая несуразная Роксана?

Меня будто за горло схватили — воздуха не набрать. Всю стиснули в невидимых тисках, и я в испуге пытаюсь набрать хоть глоток воздуха, но всё тщетно. Дрожь беспощадно бьёт всё тело, и желание рухнуть на пол овладевает мной. Но я сдерживаюсь. Надо бежать отсюда, бежать куда дальше от этого места. Ну и пусть идёт он к чёрту вместе со своей кикиморой. Живите долго и счастливо и помрите в один день!

Я ринулась к выходу, и даже крики Лео мне вслед и удивлённые взгляды остальных обитателей не смогли меня остановить и хотя бы из чувства уважения попрощаться по-человечески. Я хочу исчезнуть отсюда и больше никогда не иметь дела с ними. Никогда не вспоминать о них. Меня обуяла страшная ярость, и бедный тот, кто попадётся мне на пути. Плевать, что уже почти полночь — я настолько зла, что могу порвать в клочья любого маньяка, попадись он мне на пути.

Только захлопнув дверь своей квартиры, я ощутила небольшое успокоение. Может, и прав Рафаэль — здесь моё место. Не в канализации, не в ночных похождениях с зелёным монстром, не во встречах первых лучей солнца на небоскрёбе. Я просто шестерёнка системы — невзрачная и абсолютно скучная, — и мне надо забыть обо всём и вернуться в настоящую жизнь.

Но меня всё ещё бесило воспоминание о его слащавой улыбочке, когда он смотрел на Эйприл. Ух, моя бы воля, так бы намылила этой наботоксованной красавице лицо, что мало бы не показалось! Ну конечно, у нас же ноги не от ушей растут. Мы же теперь ещё и косолапим из-за травмы ноги. Теперь я больше стала напоминать бройлерную курицу, которую кормят на убой. Бесит!

Платье с треском стянулось с меня и приземлилось в угол комнаты. Вообще сожгу его, чтобы даже и думать забыть! А я как дура вся такая нафуфыренная припёрлась к нему, думала, что обрадуется, а тут на тебе. Ух, ненавижу!

От злости я так топала ногами, что мои соседи, наверное нервно вздрагивали, подумав, что это землетрясение. Но мне было всё равно. Прямиком в душ и смыть с себя всю эту дурь! Я намыливала лицо несколько раз, чтобы смыть даже мельчайшие остатки косметики, вылила половину флакона шампуня, чтобы привести волосы обратно в привычное состояние гнезда. Не хочу больше ни для кого прихорашиваться. Зачем? Всё равно всем нужны длинноногие модели с плоской задницей. Даже этому зелёному монстру. Эйприл конечно же красивее, статнее. Она же не говорит, а напевает. Не пахнет, а благоухает. Не смотрит, а томно прищуривает глаза, хлопая метровыми ресницами. Взметни уже их так, чтобы упорхнуть навсегда — сделай всем одолжение.

Контрастный душ помог мне немного прийти в себя, смывая вместе с косметикой и мою злость. Какая же я дура! Так стыдно вдруг стало за себя. Припёрлась в этом платье в ноябре месяце, рисовала эти стрелки… Для кого всё это? Для мутанта, живущего под землёй всю свою жизнь? Но даже он положил глаз на модель с обложки Плей Боя. Глупо. Как глупо…

Я замотала свои волосы в небольшое полотенце, висевшее рядом, и вышла из ванны, ступая на прохладный кафель. Напротив меня узкое зеркало во весь рост — в нём я не помещаюсь полностью. А Эйприл наверняка бы влезла… Всё во мне раздражающе действовало на мою психику. И откуда я успела наесть эти бока? И кажется, что явно прибавились сантиметры в бёдрах. Но даже так, разве я уж слишком безобразная? Многие бы позавидовали такой пышной груди и широким бёдрам. Но думая об Эйприл, мне представлялось, насколько изящны её прямые линии, гладкий плоский живот, аккуратной формы грудь. И мне сразу стало так стыдно стоять здесь обнажённой. Хотелось прикрыться, закрыть от себя всю эту срамоту и больше никогда не разглядывать себя. И почему в ванной комнате всего одно маленькое полотенце?

Я стремительно выбежала в зал, чтобы быстрее одеться, и, к моему удивлению, увидела тут Рафаэля собственной персоной. Что он тут делает? Ему же категорически нельзя вставать с кровати, а тем более ходить и забираться по пожарным лестницам. И как же он оставил свою ненаглядную принцессу? Он стоял ко мне спиной и на жуткий скрип старой двери обернулся. И вылупился на меня своими шарами, будто это я на него с крыши свалилась, а не наоборот, зелёные щеки значительно потемнели, суетливый взгляд прошёлся по мне с ног до головы, и только тогда до меня дошло, что я тут стою абсолютно ню.

Мой крик разбудил сразу несколько кварталов — децибелы зашкаливали так, что стекла сотрясались на окнах, а свет в лампочке нервно заморгал. Я молниеносно ринулась обратно в ванную и со всей дури захлопнула дверь.

— Ты вообще, что ли, ненормальный — врываться в дом вот так без разрешения? У ну-ка быстро исчез отсюда, маньяк несчастный! — моему возмущению не было предела, а стыду тем более. Нет, этот поганец вообще обнаглел уже. Мало того, что подсматривал за мной до этого, так уже в открытую ворвался и пялился. Это уже совершенно ни в какие ворота не лезет!..

Я металась, как животное в клетке, измеряя шагами пол от двери до края ванны и нелепо пытаясь прикрыть грудь руками. И что ему здесь вообще нужно? Совсем стыд потерял, извращенец!

Стянув с головы полотенце, я, к моему великому огорчению, поняла, что им не то что обернуться нельзя — этот лоскут ткани еле прикрыл мой «выдающийся» бюст, а про пятую точку вообще молчу. И почему здесь нет нормального полотенца? Где мой халат? Куда всё подевалось в нужный момент? Из-за Рафаэля и его дурной привычки подсматривать уже нельзя в собственной квартире до шкафа дойти. Блин, если этот маньяк смылся, то наверняка сидит на крыше здания напротив. Чую, что так и есть. И я опять не зашторила занавески… Подкралась на цыпочках в двери, прислушиваясь к каждому шороху.

— Эй, ты ещё здесь? — ничего не поделать, теперь из-за него придётся его же просить о помощи. Я приоткрыла дверь, оставив маленькую щёлку, в которую пыталась разглядеть, как там обстановка. И в ту же секунду Рафаэль опять оказался передо мной, закрывая собою всё пространство. Невольно вскрикнув, я захлопнула дверь, зажав ею прядь волос.

— Ты совсем страх потерял!

— Сама же звала, — пробубнил Рафаэль, и по громкости голоса было слышно, что он продолжал стоять прямо под дверью.

— Ну… хм. Подай тогда мне пижаму. Там на кровати лежит.

Мне приходилось просить его об одолжении через силу. Я бы с удовольствием сейчас надавала ему тумаков и веником по наглой морде прошлась, но стою тут как Венера Милосская — хоть руки отрывай и в музее показывай, — нелепо пытаясь приложить к себе это микро полотенце. Шаги за дверью удалились и приблизились снова.

— И только попробуй открыть глаза! Я всё сэнсэю Сплинтеру расскажу, понял? — самой мне его бить всё равно, что бегемоту пятки щекотать. А вот мозговправление отца даром не пройдёт… Я приоткрыла дверь — напротив только рука, держащая одежду. Выхватила её и быстро стала натягивать на себя, чтобы поскорее скрыть всю срамоту. Вот если бы можно было ещё и капюшон на голову натянуть, и чтобы он застегивался от воротника до макушки и скрыл моё помидорное лицо, было бы просто прелестно. Так, Роксана, надо взять себя в руки и выйти с гордым видом, будто ничего не случилось. Фух, как жарко стало, аж испарина на лбу выступила.

Рафаэль стоял потерянный посреди комнаты и абсолютно сюда не вписывался — слишком уж огромным казался в этой бетонной коробке. Думаю, он и сам неловко себя чувствовал в таком сковывающем пространстве. Так, надо заморозить лицо, чтобы на нём не было ни капли смущения. И вообще, я обижена на него, так что…

— Тебе же нельзя вставать с постели? Что тебе нужно? — строгий голос получился неплохо, но чтобы от самодовольства не улыбнуться, пришлось прикусить губу изнутри.

— Вот, — как-то неуклюже махнул Рафаэль рукой и пожал плечами. На столе стояла коробка моих любимых конфет (успел ограбить местный ларёк?).

— И что это? Прощальный подарок? — презрительно фыркнула я, скрестив руки на груди. — Можешь это своей рыжей отдать. Я в подачках не нуждаюсь, — краем глаза заметила, как мутант нервно дёрнулся и поморщился. — Ах да! Я совсем забыла, что она у нас одним воздухом питается. Ну конечно, фигуру нужно беречь, а то разнесёт до размеров Роксаны.

— Я просто хотел… сказать, что мне жаль…

— Жаль? С чего бы тебе было жаль? Небось, с разрешения своей рыжей пришёл. Она же у вас там командует, кому и с кем общаться, — Роксану понесло, но Роксана говорит всё правильно.

— Да что с тобой? — будто искренне не понимая меня, спросил Рафаэль. Вот тугодум!

— Что со мной? — теперь мой взгляд был нацелен прямо на мутанта напротив и внутри не было ничего, кроме обиды и раздражения. — Это с тобой что? Зачем пришёл? Ты же сам меня выгнал.

Рафаэль нервно дёрнулся и обречённо выдохнул. Будто сейчас шёл наперекор себе. Будто тогда решение выгнать меня было истинно верным и он переступает через себя, приходя сюда. Меня всю затрясло от накативших негативных эмоций. Обида и гнев смешались в дикий коктейль безумия, и я до кровавых подтёков вонзала ногти в кожу рук, чтобы не сорваться.

— Я не выгонял, — тихо прошелестел Рафаэль.

— А, ну да. Ты же у нас культурная черепаха. Вежливо попросил отвалить.

— Всё не так… — он с трудом подбирал слова, хотя мне абсолютно не нужны были его оправдания. — Ты не так поняла.

— Я всё правильно поняла…

— Нет! — вдруг гаркнул Рафаэль. Хочет показать, кто тут главный, мерясь со мной криком. Ну так это он зря, всё-таки гены играют большую роль. А наша семья — чемпионы мира по выклевыванию мозгов криком. — Ты просто вообще не осознаешь, что происходит.

— По-твоему, я недалёкая дура? — ну это совсем перебор уже.

— Ты когда-нибудь представляла, что будет дальше? Мне кажется, ты не понимаешь сама…

— С чего это ты вдруг в Леонардо превратился?

— Просто мы с тобой разные, понятно? — выпалил Рафаэль и сам вдруг осёкся, понимая, что ляпнул лишнее и явно переборщил с громкостью. Неровно выдохнул и отвёл взгляд. — Этого никак не изменить.

— Тогда зачем сейчас пришёл?

Этот вопрос вогнал его в ступор. Он, видимо, и сам не знал ответа, даже для самого себя. Неоднозначно повёл плечами и многозначительно молчал.

Что это вдруг на него нашло? Как будто до этого я не замечала, что он не похож на человека. И что-то раньше он не задавался такими вопросами, приходил ко мне как к себе домой, познакомил с семьёй. А как же тот раз, когда мы встречали рассвет? А как же поцелуй? В тот момент он не думал об этом, а теперь на тебе!

— Наверное, не стоило…

Кажется, у меня начал закипать мозг…

— Ну и проваливай в канализацию к своей рыжей! Это же она тебе мозги вправляет? Вот и слушай её! А ко мне больше не лезь, понял? Рептилия несчастная, да лучше бы я вообще тебя никогда не встречала, слышишь? Видеть тебя не могу! — словесные извержения из моего рта становились яростнее. Кровь в жилах кипела. Хотелось вылить всю свою злость прямо сейчас. Я вдруг его так сильно возненавидела, что готова была убить словом (да и не только, жаль, что скалки под рукой не было), вытряхнуть всю его душу наизнанку. После последней фразы лицо Рафаэля исказилось — и в нём отразились все те эмоции, которые я испытывала сейчас. Огорчение, удивление, разочарование…

— Больше не увидишь. — Он исчез молниеносно, не сказав больше ни слова. Будто и не было его вовсе.

— И конфеты свои забери, — я швырнула пачку, и, ударившись об стену, она открылась, и всё содержимое рассыпалось по полу.

Ну и гад же он! Значит, бегать ко мне, устраивать утренние романтические свидания, а потом отшить — это нормально. Значит он, святой мученик, наступает себе на горло и идёт поперёк своих принципов, придя сюда ко мне. Значит, я для него порок, ненужное звено, которое необходимо вырезать и выбросить. Гад! Подлец! Зелёная вонючка!

Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу…

Меня всю затрясло от истерики, от настоящей и сильной истерики. Хотелось закричать во всю глотку — так было обидно. За себя, за него. За всё это. Зачем мы выстроили эти странные условности? Зачем определять, кто есть кто и где место каждого? А если мы не знаем своё место, если ошибаемся? Какая разница, кто и что думает? Разве не важно, что думаем мы?.. Чего мы хотим, и что мы чувствуем. Эйприл, Леонардо, общество… Почему мы подстраиваемся под чьи-то стереотипы? Почему просто не можем жить, как чувствуем, не думая об условностях?

Я вдруг поняла, что мне так нравилось в Рафаэле. С ним было легко. Я впервые почувствовала себя свободной. Свободной по-настоящему. Вышла за рамки своей реальности, открыла новый мир для себя, пусть он всё тот же, что и раньше, но Рафаэль будто снял с меня невидимые шоры и теперь я ясно вижу горизонт. И не важно, что там творится в обществе. Я вдруг стала отделённой от него, я стала другой. И мне так не хочется расставаться с этим чувством свободы, признавать, что это был всего лишь мираж. Ведь даже сам Рафаэль подтвердил это. Даже он поддался чужому мнению.

Я рухнула на пол возле рассыпанной кучи конфет. Слёзы всё ещё не переставали затуманивать моё зрение, дрожь продолжала окутывать тело. Холодно вдруг стало. Смертельно холодно. Я собирала конфеты с пола на ощупь — последнее, что осталось от Рафаэля. Доказательство того, что всё это было взаправду. Неужели это конец?

Всхлипы вырывались из меня, уже трудно было дышать, но как я ни пытались сдержаться — всё без толку. И ощутимая, осязаемая пустота образовывалась вокруг, начинала давить на меня, заполнять внутренности. Пока крепкие руки, обнявшие меня сзади, не заставили её испариться, и мои пальцы со всей силы вонзились в его кожу.

Чем сильнее я рыдала, тем сильнее он сжимал объятья. Чем сильнее объятья, тем больше истерика. Мне было хорошо и плохо одновременно. И кажется, что больше сил не осталось. Я вдруг осознала, как плохо, когда он уходит, и как хорошо, когда возвращается. А ещё это значит, что он самый настоящий дурак! Который сам себе не в силах признаться в том, что жить без меня не может, а сам продолжает снова и снова тянуться ко мне.

— Почему ты ушёл? — выдавила я сквозь эмоции. Ну и что, что сама его выгнала, ну и что, что он был с этим согласен. Ему нельзя было уходить, потому что… ну потому что… нельзя и всё тут.

— Прости, — донёсся тихий шёпот, и от этого простого слова стало так легко на душе, так свободно, что я зарыдала с новой силой. А ведь я никогда не плачу при других. Это моё правило — никогда не показывай слабость. Но кажется, я уже столько при Рафаэле выплакала слёз, что он посчитал меня настоящей плаксой. А ведь это не так. Просто мне не стыдно реветь при нём. Просто при нём можно быть слабой.

Рафаэль развернул меня к себе, стёр влагу с моих щёк, и, положив голову ему на плечо, я ощутила полное умиротворение. Так вдруг стало хорошо, что сквозь слёзы я улыбалась. Глупая. И так приятно ощущать успокаивающие поглаживания на спине, что я просто устало вздохнула и закрыла глаза. Он сильно прижимал меня к себе, даже дышать было затруднительно, но это то, что нужно было мне сейчас.

— Больше не плачешь? — тихо спросил Рафаэль. Я смогла только кивнуть головой. Он отстранил меня от себя, чтобы заглянуть в лицо. Сам же отражал полную растерянность и смятение, и почему-то в этот момент я была невероятна горда, что являлась причиной таких явно несвойственных этому громиле чувств. Он заговорил приглушённым, осторожным голосом:

— Ты уверена… что хочешь остаться со мной? Люди никогда…

— Какая разница, что думают люди? — мои руки обвились вокруг его шеи, мягко поглаживая затылок. — Важно, что думаю я, разве нет? А я считаю тебя героем.

Рафаэль слабо улыбнулся.

— Но я ведь монстр.

Сейчас этот здоровяк мне казался таким беззащитным, уязвимым существом. И ранить его могу только я. Словно кто-то вскрыл его грудную клетку, отломал переднюю часть панциря, достал бешено бьющееся сердце и передал мне. Одно моё неловкое движение, и я могу поранить его, уронить.

— Да, это правда, — мутант слегка взметнул бровями вверх, непроизвольно вздрогнула верхняя губа. Я приблизилась к нему, заглядывая прямо в глаза. — Ты — мой личный монстр. И делить тебя ни с кем я не собираюсь, понятно?

На лице Рафаэля читалось полное недоумение, но оно тут же растворилось в поцелуе. Ну и что, что мы настолько разные внешне. Внутренне мы словно одно целое. И я знаю наверняка, что этот монстрик будет моим навсегда. И никакие рыжие мне не будут помехой, пока я сама этого не захочу. Это моя жизнь, и мне решать, как её прожить.

Мы так и сидели не шевелясь на полу, я не отпускала. Боялась, что всё это вдруг может исчезнуть. А этого никак нельзя допустить, никак нельзя…

— Кажется, скоро рассвет… — как быстро пролетела эта ночь, полная обиды и злости, радости и печали. Кажется, что в его мире совсем нет времени, оно исчезает, его власть здесь не безгранична. Мы просто дышим, просто живём. И мне не хочется его отпускать, даже когда первые лучи без разрешения ворвались в мою квартиру. И я сильнее сжимала руки у него на шее, боясь разомкнуть объятья. Было страшно, что как только он уйдёт, эта тонкая вуаль абсолютного счастья над нами испарится. А я намерена вцепиться в него мёртвой хваткой и припаять к себе.

— Пора уходить, — шепнул на ухо Рафаэль, касаясь губами мочки. Я отрицательно крутила головой, всем нутром протестуя против этого.

— Нет, останься, — канючила как малое дитя. — Не уходи.

— Пойдём вместе, — этот ответ удивил меня. В этой фразе заключалось куда больше смысла, чем можно было подумать на первый взгляд. Это не просто приглашение спуститься в логово. Не только туда, но и войти в его жизнь, призыв быть рядом друг с другом.

Я выпрямилась и посмотрела в его лицо — только заметила, что он опять был без своей маски, но теперь свет ярко освещал каждую морщинку, трещинку, впадинку. Шрам над глазом ещё не до конца зажил, и состояние его всё ещё оставляло желать лучшего. Глаза уставшие, красные впали куда-то внутрь, Рафаэль ещё слабо улыбался, ещё крепко держал меня, но весь скрючился, ссутулился. У него совсем не было сил. А я тут как липучка пристала к нему! Ему нужно обратно в лабораторию за новой порцией обезболивающего.

— Эйприл всё ещё там? — мой голос изменился против моей воли, как будто кто-то чужой дублировал меня. Рафаэль усмехнулся, начал тихо хихикать надо мной.

— Что она тебе сделала, что ты так на неё взъелась?

— Нечего мозги промывать и лезть куда не надо, — скрестив руки на груди, заявила я. — А если будешь её защищать, то получишь веником по морде, понял?

— Понял, — уступчиво согласился он, продолжая улыбаться. Рафаэль резко прижал мои бёдра к себе, нагло по-хозяйски подложил ладони мне под задницу и, поднявшись с пола, выскочил в окно так быстро, что я даже не успела запротестовать. Он что, хочет привезти меня обратно в логово в этой розовой пижаме с зайчиком на груди? Какой позор! Но пока я успела очухаться, мы уже стояли у отверстия в коллектор.

— Ну что, готова опять попробовать? — спросил Рафаэль, давая понять, что обратной дороги уже не будет, и я знаю, что даже если вдруг и захочу, он не даст мне отступить. Сейчас я должна была сделать свой выбор, но в моём сердце ни на секунду не было сомнений. Даже наоборот, мне было радостно и трепетно от того, что моя жизнь пойдёт по другой колее, выйдя за рамки скучной серой обыденности. Я сильнее прижалась к Рафаэлю, носом упираясь в изгиб шеи, и услышала, как он довольно хмыкнул.

— Ну смотри, сама виновата, — с этими словами он спрыгнул внутрь, и мы оба скрылись в тёмных лабиринтах его мира.

«Something in my heart

Told me I must have you»

Strangers in the Night

Frank Sinatra

Где мне было бы лучше? Какой выбор был бы правильным: остаться с человеком, выбрав для себя обычную простую жизнь без неожиданностей, которую я уже сейчас могу рассказать на двадцать лет вперёд, или же быть с ним, в его мире, где не знаешь, что будет завтра, где каждый день наполнен фантастикой и невозможно предугадать своё будущее?

Он говорит меньше слов, чем Дэвид, ещё реже — красивые. Но в его молчании я вижу больше глубины, чем в красноречии красавчика-почтальона. Скудные ответы Рафаэля несут больше смысла, чем он сам мог бы представить. Он говорит обо мне только фактами, мол, «Разве сама не знаешь, что красивая? Разве сама не знаешь, что особенная?». Это его истина. Истина, в которую он верит, и смеётся, когда я задаю ему вопросы, будто они настолько глупые, что давать очевидные ответы не имеет смысла. Я особенная — это он воспринимает как факт, то, что не подвергается сомнению, это данность. И когда я спрашиваю считает ли он меня красивой — смеётся, вернее даже насмехается, искренне, словно это самое глупое, что приходилось ему слышать. Всё равно что спросить: а взойдёт ли солнце? И в этом смехе, казалось бы, издевательском, будто выставляющем меня самой большой дурой на свете — в нём для меня таится больше, чем в красивых комплиментах Дэвида. И я тихо шепчу ему «спасибо», а он удивляется, не понимая, почему за эту «насмешку» с его стороны я благодарна. Говорит, что я странная. И мне хочется быть такой всегда — странной недалёкой девчонкой, которая не понимает элементарных вещей. И снова спрашивает, и снова получает смех в ответ, снисходительный взгляд. «Дуреха, совсем ничего не понимаешь, да? Глупости такие спрашивать…». А я только смеюсь, утыкаясь носом в изгиб его шеи, чтобы спрятать раскрасневшееся лицо и не закричать от клокочущей в груди эмоциональной бури. И это искреннее недоумение люблю в нём больше всего.

Его чувства странные, угловатые, неловкие. Но искренние. Очевидные, как голая правда, но если пытаешься подловить его на этом, вывести его на чистую воду — делает суровое лицо, будто не понимает, о чём идёт речь. А сам порой забывается, и украдкой я наблюдаю на себе его очарованный взгляд. И понимаю, что на меня ещё никто так не смотрел, как он. Даже Дэвид.

Я не смотрю на будущее со страхом и отчаянием, не бьюсь головой об стену, коря себя за отказ от многих возможностей ради Рафаэля. Возможно, мне выпала честь стать частью другого мира, расширить горизонты своих представлений о жизни вообще. И, честно говоря, думая о своём будущем без Рафаэля, мне становится страшно. Я не хочу терять то, что у меня есть сейчас. Ведь так трудно, почти невозможно найти таких верных друзей как эти ребята. И ещё труднее найти кого-то как Рафаэль. Ну и пусть он кажется порой черствым и бесчувственным сухарём — я знаю, что он не такой. И знаю, как воздействовать на него, чтобы от наигранно брутального мачомэна не осталось и следа. Даже забавно, что он до сих пор строит из себя «реального пацана» при мне. Порой откровенно переигрывает, но это кажется даже милым.

Рафаэль слегка вздрагивает, когда я провожу рукой по тонкой трещинке, проходящей вдоль всего панциря, — своеобразный шрам от ранения. Страшно вспоминать то время. Я действительно думала, что это конец.

— Ты можешь чувствовать прикосновения панцирем?

— Не так, как кожей, — отвечает Рафаэль, — но могу.

— Удивительно, — улыбаюсь я, перекатываясь на живот и болтая поднятыми вверх ногами. Черепашка, сидящий на полу, повернулся ко мне лицом, криво улыбаясь и интригующе прищуриваясь. Опять пытается со мной флиртовать? Такое чувство, что он смотрит на ютубе ролики «как стать настоящим казановой». Но это, надо признать, ему чертовски идёт, особенно его интригующая полуулыбка — кажется, что я как под гипнозом в такие моменты.

— Тебе не холодно? — спросил Рафаэль, упираясь локтями в матрас.

— Нет, — хотя черепашье логово не самое тёплое место в наступающую зиму, сейчас мне было действительно жарко. Может, это угольки в его глазах подогревают воздух? Каждый раз я заглядываю в них и вижу там себя, зная, что никто больше в них не появится. Эти створки распахнуты только для меня. Даже Эйприл не появится там чаще, чем нужно, хотя я всё ещё с опаской смотрю в её сторону. Но и она отвечает мне тем же.

Порой я ловлю себя на мысли, что абсолютно забываю, кем является Рафаэль. У него просто экзотическая внешность, кажется мне. У меня ведь тоже внешность не совсем стандартная, так что теперь. И я просто восхищаюсь им в глубине души, там, где мои настоящие чувства скрыты от остальных. Даже порой от меня самой. Вижу в нём частичку себя, чувствую каждодневную, ежеминутную потребность быть рядом. И от этого перехватывает дыхание, особенно когда понимаешь, что и он чувствует то же самое.

Рафаэль резко дёргает краешками ноздрей, когда я провожу пальцами по его лицу, невольно вдыхает сильнее, и мои губы расплываются в довольной улыбке. Он никогда не озвучивает вслух, что я для него самая лучшая на свете, самая желанная и красивая. Что теперь так же нужна ему, как и братья, и отец (надеюсь, что больше, чем Эйприл). Но я знаю это по его реакциям, по его делам. По хмурому лицу, когда он смущается. По нежной улыбке, когда застаёт меня врасплох. По искрящемуся взгляду, с которым он всегда смотрит на меня. И мне это нравится. Определённо нравится. И это «нравится» застревает у меня промеж рёбер и горячей лавой плавит мои внутренности.

— Ты сегодня останешься здесь? До утра? — глухим голосом говорит Рафаэль мне над ухом, когда я приближаюсь к его лицу. Он пытается говорить, будто ответ ему неважен, будто он, как истинный мачомэн, откровенно кадрит меня, пытается своим невообразимым обаянием покорить в самое сердце. Но на самом деле в подтексте просматривается плохо скрытая надежда.

— Завтра на работу, — отвечаю я и слышу недовольное фырканье. — Но если хочешь…

— Ты можешь пойти на работу отсюда. Я доставлю до места в целости и сохранности, ты же знаешь, — пожимая плечами, говорит черепашка, вроде искренне желая, чтобы я осталась, но в то же время проявляя нерешительность, чтобы открыто попросить и сказать «я так хочу».

— Завтра вечером я снова иду к тёте, а потом два выходных. Встретишь меня там?

— Как обычно, — криво улыбнулся мутант, и я чмокнула его в губы. Кажется, что это напрочь лишило его всей этой поверхностной наигранности, смахнуло оболочку крутого независимого (от меня) парня и снова открыло мне спрятанного внутри Рафаэля — он смотрел уже более мягко, с явно играющей в глазах надеждой, словно одним незначительным действием я в секунду его обезоружила и поменялась с ним ролями. И так чертовски приятно осознавать, что в нашем дуэте, как ни крути, женская партия является ведущей.

— Ну так что? Ты останешься сегодня?

Как можно устоять под этим взглядом? Моя собственная теория, выстроенная секунду назад, с треском рушилась. И я не знаю, то ли кто-то из нас действительно ведёт, то ли мы в равной степени так воздействуем друг на друга и оба подчиняемся только одному, тому, что мы не можем контролировать. Никто не может… Я обвила одну руку вокруг его шеи и стянула повязку с головы. Не знаю почему, но этот жест мне всегда казался более чем интимным, будто я обнажаю то, что никто не должен видеть, ведь даже находясь дома, все четверо почти не снимают повязок.

— Хорошо, — отвечаю ему прямо в губы, и Рафаэль довольно фыркает. Не знаю, почему он так любит оставлять меня здесь. Нет, мне конечно нравится его семья, и общение с остальными черепашками, а особенно с учителем, приносит мне массу удовольствия, но обычно тут редко бывает возможность побыть один на один друг с другом. Всегда кто-то норовит прервать наше скромное уединение. Как, например, сейчас, когда Майки со всей дури ворвался в комнату, даже не удосужившись хотя бы перед порогом объявить о своём приходе. Кажется, мы смутили его своими проявлениями нежности, и из весёлого урагана он резко превратился в тихого и смущённого мальчишку.

— Ой, я просто хотел сказать, что учитель зовёт Роксану, — почесав затылок, произнёс Майки, стараясь не встречаться с недовольным братом взглядами. — Там сериал начался.

— Как, уже? — испуганный истеричный крик заставил моего мутанта так же испуганно отшатнуться. Я вскочила на ноги, сшибая Рафаэля в сторону, и помчалась на всех парах в общий зал. Любовь любовью, но пропускать новую серию полюбившегося нам с сэнсэем бразильского сериала «Земля надежды» просто немыслимо!

— Ты что уселся? Давай быстрее, — скомандовала я Рафаэлю, и тот, недовольно поморщившись, поднялся с места.

* * *

Майки неловко потёр рукой противоположное плечо, выйдя из комнаты брата. Он чувствовал себя крайне неудобно, застукав его с Роксаной, и всё время забывал, что с момента её присутствия в их жизни требуется стучаться, прежде чем войти к Рафаэлю, хотя до этого они свободно передвигались по всему логову. Он прошёл на кухню, откуда так же хорошо открывался вид на телевизор, и сел за стол, лениво ковыряя пачку чипсов. На него напала апатия и какая-то труднообъяснимая грусть.

Роксана примчалась на всех парах в зал, выхватив попутно пару мандаринов с кофейного столика, и села на противоположный от сэнсэя край дивана. На экране уже загорелась знакомая заставка, и девушка едва могла скрыть свой восторг от нетерпения посмотреть новую серию. Сплинтер же ограничился лишь довольной улыбкой, свидетельствовавшей о том, что эмоции его схожи с эмоциями Роксаны. Рафаэль пришёл следом и с грохотом уселся на пол, прислоняясь панцирем к дивану, на что получил неодобрительное шипение со стороны других.

— Ничего себе, — воскликнула девушка, — Хулио оказался убийцей третьего мужа Эмилии.

— Я всегда предполагал, что за этим персонажем кроется нечто страшное. Это было видно по его взгляду, — ответил на реплику Сплинтер.

— Правда? А я бы никогда не догадалась, он казался таким милым…

— О, вы ещё слишком юны и неопытны, дорогая моя, — ответил учитель, прищуривая глаза и поглаживая бородку. — Советую начать набираться опыта с просто замечательной картины «Анна Мария — дочь кофейного барона».

Роксана многозначительно закивала головой, думая, какой же сэнсэй всё-таки мудрый. И не обделён тонким вкусом в кинематографе.

— Вы серьёзно? — с удивлением глядя на отца, спросил Рафаэль у обоих любителей сериалов.

— Не мешай смотреть, — шикнула на него Роксана.

— Я не перестаю удивляться, Рафаэль, что, в отличие от всех навыков и умений, переданных мною вам, вы совершенно не переняли деликатного отношения к культуре и стали абсолютно неразборчивы, — наставлял Сплинтер сына. — В таком случае самое лучшее, что ты можешь сделать, это молчать и не мешать другим наслаждаться прекрасной картиной.

Рафаэль послушно замолчал, и строгий тон сэнсэя его даже пристыдил. Мутант принялся вникать в суть сюжета, не мешая остальным ценителям своим бубнежом. И он действительно старался. И действительно терпел. Но когда беременная Лучия призналась Сантьяго, что носит под сердцем не его ребёнка, а бедный парень от горя бросился с моста, оставляя сыновей своей любовницы Марии сиротами, а та в свою очередь со словами «любимый, мне не жить без тебя» кинулась в пучину вслед за ним, черепашка не выдержал, устало вздохнул и закатил глаза, не в силах выдержать такой безжалостной атаки на его мозг. И тут же получил от отца тростью по голове.

— Ауч!

— Хватит демонстрировать всем своим видом абсолютное невежество. Если не в силах культурно развиваться, то, будь так добр, не мешай другим.

Рафаэль ошарашенно глянул на Сплинтера, который говорил совершенно серьёзно, и не мог понять, каким образом бразильские выносители мозга смогли зазомбировать бедного старичка. Роксана тихо посмеялась над мутантом и мягко провела ладонью по месту удара, на что черепашка тут же отреагировал.

— Хочешь мандаринку? — спросила она, подставляя Рафаэлю очищенный фрукт. Мутант потянулся губами к угощению и съел его целиком прямо из её руки, ненароком облизывая внутреннюю поверхность ладони. Девушка засмеялась, погладив Рафаэля по щеке, и он досматривал сериал в уже более весёлом настроении.

А тем временем Майки, подперев голову рукой, с тоской наблюдал за братом и его подружкой, думая, как так получилось, что Рафаэль урвал лакомый кусок. Он, безусловно, был рад за него, но почему-то наблюдаемая картина вызывала в нём только печаль и немножко зависть. Лео, поймавший угрюмое настроение брата по ясно какой причине, решил, что уже пора выйти на поверхность и заняться привычным делом, чтобы не было времени забивать голову всякой ерундой.

Рафаэль поднялся с пола и поцеловал Рокси в макушку на прощание, и девушка тихо шепнула ему: «Только без глупостей. Тебе ещё завтра меня от тёти забирать, так что ты пока нужен мне живым».

Мутант улыбнулся и проследовал за братьями, оставляя Роксану под присмотром отца, который уже проверял свою коллекцию любимых сериалов в поиске подходящего на этот вечер.

* * *

Майки сидел на крыше и любовался видом мерцающего миллионами огней города, словно усыпанного мелкими блёстками и как зеркало отражавшего небесную красоту. Вернее, даже впитавшего её, полностью затмив своим светом свечение звёзд. На черепашку накатила гнетущая тоска. Он всё никак не мог взять в толк, как получилось, что Рафаэль — этот грубый и всегда скептически настроенный бугай, — первым привёл в дом девушку. И как так вышло, что она в него влюбилась. Ведь с самого детства сэнсэй предостерегал их от общения с людьми, скрывал от всего мира. Да и уже во взрослом возрасте реакция других была ужасающей. Монстры — так их называли. Те, кому суждено вечно прятаться в тени.

И тут как снег на голову свалилась Роксана. Девушка, которая дала надежду не только Рафаэлю, но и остальным. И если двое старших братьев эту надежду могли проигнорировать, то для Майки она загорелась как северное сияние над головой.

— Ну если уж Рафаэль нашёл себе подружку, то ходячая харизма Майки уж точно должен быть популярен среди девчонок!

В голове уже зрел план. Мысленно проходясь по событиям встречи Рокси и Рафаэля, информации о которой было крайне мало, черепашка отметил для себя важные моменты: нужно найти девушку, гуляющую по тёмным и опасным закоулкам, подождать пока кто-то нападёт на неё, свалиться с неба (с крыши), словно ангел-хранитель, спасти бедняжку от негодяев и под восторженные вопли «мой герой» принять от спасённой заслуженный поцелуй. Представляя эту картину, Майки невольно вытянул губы вперёд, воплощая в жизнь момент славы. Затем, очнувшись от своих мечтаний, подскочил на ноги и во всеоружии ринулся искать самый страшный уголок района. К счастью, уже буквально через полчаса черепашка набрёл на ночной клуб, из открытых дверей которого звучала оглушающая музыка и то и дело вываливались изрядно подвыпившие люди.

— Вот и она, — заворожённо произнёс Майки, глядя на слегка пошатывающуюся девушку на высоких шпильках и в коротком платье, но гордо сохраняющую свою осанку прямой. Она шла от клуба в направлении центра, спотыкаясь через раз, и вдруг решила, что пора бы сократить путь через тёмные коридоры между домами. Её мысль уловили двое идущих сзади мужчин, один подтолкнул другого под бок, и оба они завернули вслед за девицей.

Супер ниндзя черепашка Майки не заставил себя долго ждать. Преодолев расстояние между домами, он лихо спустился по пожарной лестнице вниз, в то время как один из преследователей закрывал кричащей девушке рот.

— Вас разве не учили, как нужно обращаться с дамами? — намеренно понижая голос, пародируя Супермэна из любимого мультсериала, сказал мутант. Насильники обернулись, пытаясь вглядеться в тень и найти того, кто им помешал. Один из них вынул из кармана раскладной нож и выставил его вперёд. Девушка испуганно вперила взгляд в оружие в руке мужчины.

«Ничего, детка, теперь тебе нечего бояться. Ведь твой спаситель уже здесь».

Микеланджело разбежался и, оттолкнувшись от мусорного бака, припечатал нунчаком по спине вооружённого бандита. Тот заныл и рухнул на землю, не сумев удержаться на ногах. Теперь Майки не прятался, как привык это делать прежде, а гордо возвышался каменной зелёной стеной над преступниками, которые уже вжимались в асфальт и корчились от страха.

— Бу, — спугнул их мутант, наклоняясь вперёд, и оба мужчины сорвались с места, крича от страха. Майки, довольный сам собой, улыбнулся, глядя на трусливых людишек. Он подошёл к девушке, которая замерла и не могла сказать ни слова, и протянул ей руку.

— Мэм, с вами всё в порядке?

Девушка отшатнулась, раскрыла рот, из которого начали выходить то ли стоны, то ли мычание, становившееся всё громче и страшнее. Она впечаталась в мусорный зловонный пакет, быстро встала на ноги, ломая свои невероятной длины шпильки, и ринулась вслед за своими насильниками со словами: «караул, мусорный монстр!»

Черепашка так и остался стоять с протянутой рукой, глядя, как ковыляющая фигура девушки стремительно удаляется от него. Он огорчённо вздохнул, опуская голову, от злости пнул пару мусорных пакетов так, что они отлетели к стене и разорвались, извергая из себя всё содержимое. Майки не верил, что его люди воспринимают как монстра, а с Рафаэлем хотя бы начали с пришельца. И где же ему найти такую Роксану, когда абсолютно все — и спасённые, и нападающие — разбегаются кто куда при виде мутанта?

Микеланджело с разбега пнул очередной мешок, выплескивая всю свою злость, и тот приземлился рядом с крыльцом заднего выхода клуба, дверь которого была настежь открыта, и тусклый свет старой лампы подсобки ровной полосой пролёг от стены до стены. И на этой дорожке вырисовывался силуэт.

Черепашка сглотнул, когда увидел девушку в грязном фартуке, с пакетами в обеих руках, так и застывшую от увиденного. Майки даже показалось, что это не настоящий человек, а просто картонная вывеска во весь рост, пока вывеска не моргнула.

— Ой, — испуганно вылетело из него. Он сглотнул, примирительно вытянув руки перед собой. — Это не то, что вы могли бы подумать. Это просто костюм, да. Ещё с Хэллоуина не снимал, вот. Ну что вы так застыли. И не дышите. Или дышите? Моргните один раз, если да, и два, если нет. А может, вы не слышите вообще? Хорошо-хорошо. Если это из-за мусора, то я всё уберу, обещаю. Вы только не кричите, хорошо?

С каждым словом глаза девушки округлялись всё больше, норовя выскочить из орбит, и Майки на самом деле испугался, что такое может произойти. Он нервно подпрыгнул, когда пакеты с грохотом выпали из рук девушки и та уже устремилась вслед за ними встретиться с асфальтом лицом к лицу, но мутант успел её подхватить. Она откинула руку в сторону, безвольно свесившись головой вниз, и Майки смог рассмотреть её ближе. В свете старой лампочки она казалась довольно милой блондинкой, немного уставшей, с растрёпанными, не первой свежести волосами и розоватыми щёчками. Майки заворожённо глядел на чудо, свалившееся ему прямо в руки, и в ту же секунду понял:

— Это моя судьба…

Поднялся с ней на руках, осторожно, будто нёс настоящее сокровище, и поскакал навстречу новым приключениям в неведомую даль.

~~~~~~~

Продолжение следует…Примечание к частиНу вот и конец)) Но это не означает, что история Рафаэля и Роксаны закончилась. В ближайшее время я планирую написать сборник рассказов и новых историй про эту парочку. А вот уже один, который в сборник не вошёл, так как писался в соавторстве:

https://ficbook.net/readfic/8488212/21649547

Не пропустите выход новой работы на тему «Пока идёт дождь» ;)

Спасибо, что были со мной и оставляли своё мнение. Очень жду Ваших завершающих отзывов. Люблю Вас безмерно, мои дорогие!) Ваши слова всегда трогают меня и греют душу))

Группа, где вы можете найти много годных работ.

https://m.vk.com/fanficmania?from=groups