Пока идёт дождь (гет)

Примечание к частиЯ поняла, что идей у меня куча, но охватить я это не могу, начиная свои работы и никогда не заканчивая их. Но я исправлюсь. Обещаю.

Хотя, вспомнила, что это зависит не от меня, а от чудика, живущего во мне и съедающего все мои нервы — настроения.Нью-Йорк — город контрастов. Никогда не знаешь, что нового он тебе откроет сегодня и каким будет завтрашний день. Множественная серая масса людей кочует по одному и тому же маршруту каждый божий день от дома до работы, и в суматохе никто из нас не успевает заглянуть в лица прохожих. А может, где-то здесь затаился твой человек.

Вообще, я не верю во всю эту розовую муть с любовью навсегда, с первого взгляда и до самой смерти. Это всё выдумки, навязанные нам с самого детства сказочками да прибаутками. Принц на белом коне формирует стереотипное мышление об идеальном мужчине. Но где его отыскать, скажите мне? Принцесса сидит, в носу ковыряется, ожидая своего ненаглядного. Где это видано? Так и до старости просидеть можно. А кто, скажите на милость, будет вас, мадам, кормить?

Ну, конечно, у них, у королевских особ, всё намного проще и понятней в плане повседневной жизни. Но когда ты живёшь в одном из самых дорогих городов Америки, приходится пахать в три смены, чтобы оплатить жильё и мало-мальски устроить себе нормальный уровень. Хотя нормальность в этом контексте понятие субъективное.

К сожалению, жизнь устроена так, что приходится брать быка за рога. И в общем плане, и в плане более узком — личной жизни. Я в этом вопросе опять же среди аутсайдеров. Ну, что поделать, если ты не принцесса, не красотка с идеальной фигурой, не богачка с влиятельным отцом, а всего лишь тихий человек, один из приспешников сообщества серых уличных масс, живущих на работе. Врождённое чувство смущения не даёт мне права проявить инициативу в вопросе отношений. Да, я считаю, что мужчина должен быть инициатором. И если никто не подошёл, значит никому ты не приглянулась, а раз так, то чего навязываться. Это самое низкое дело, на которое могла бы пойти женщина, если она считает себя достойной. Я из тех, кто будет гордо поднимать нос, делая вид, что мне всё равно, и продолжать жить на пару со своим одиночеством. Да мне и не скучно вовсе, и не печально. Некогда об этом думать.

Покинуть родительский дом в восемнадцать лет — обычная практика для всех типичных американцев. И вполне объяснимая. Пташка вылетает из гнезда навстречу лучшим годам своей жизни… Но никто же не говорит, что эта самая жизнь стоит на пороге и подстерегает с битой в руке, чтобы огреть тебя как следует по башке. Взрослая и независимая, она оказалась не такой весёлой, как мне думалось.

Устроиться на работу первое время было непросто. Кем я только ни была: и официанткой, и уборщицей, бариста в близлежащем Starbucks, барменом в ресторане напротив. Когда за жильё приходится отдавать больше половины зарплаты, нужно как-то выкручиваться.

Год моей независимой жизни ознаменовался прекрасным событием — я нашла более или менее хорошую работу. Не моя мечта, но всё же для девятнадцатилетней девушки вполне неплохо. И платят, конечно, не миллионы, но вполне хватит, чтобы сократить список своих подработок хотя бы вдвое. Надо отдать должное моим родителям: они привели меня в музыкальную школу ещё четырехлётним ребёнком и каждый день заставляли насильно отрабатывать гаммы на старом потёртом пианино. Никогда не думала, что это пригодится. Но да, так оно и вышло. И теперь я играю аккомпанементы на занятиях в балетной школе. И немного ближе к своей мечте.

С самого детства я восхищалась балетными танцами, грацией балерин, лёгкости, плавности… Кажется, что во время танца она не двигается, а лишь порхает, слегка касаясь пальчиками ног пола. И я так хотела. Мечтала парить на сцене, расправить крылья белого лебедя. Но увы… Природная конституция встала наперекор моей мечте. И все мои занятия в балетной школе полетели коту под хвост, когда мне стукнуло пятнадцать.

Подходя к зеркалу, я оглядываю себя с нескрываемым отвращением. Всё ниже шеи ненавистно мне. Многочисленные диеты не дали мне ничего, кроме проблем с пищеварением, и иногда кажется, что я толстею просто от воздуха. И кто придумал, что Ким Кардашьян — эталон женской красоты? Уже давно человечество оставило в прошлом моду на пышек кровь-с-молоком, забыв её на задворках истории. По моему мнению, это не эстетично — трясти складками на животе и сверкать целлюлитом на заднице. Куда приятней видеть тонкий изгиб тела, почти физически ощущать хрупкость изящной фигуры, порхающей и лёгкой. Я бы могла побороться с Кардашьян за звание самой аппетитной женщины мира, но когда вспоминаю, что моя грудь четвёртого размера поставила крест на моей карьере балерины, то самой от себя противно. Вот если бы срезать мне спереди и сзади лишние выпуклости, то и не надо было бы на диете сидеть. Кто-то скажет, что завидует мне, или всегда мечтал о пышных женских формах, но это не про меня. И иногда я дуюсь на своего отца и бабушку, от которых мне и досталась такая богатая афроамериканская конституция тела.

Впрочем, кое-что и от белой матери перепало. Странно иногда видеть среди прохожих светловолосую афроамериканку со слегка голубоватым оттенком глаз. Я бы назвала его поносным, но папа говорит, что это цвет настоящего камня-самородка. И откуда он взял, что этот самый камень именно голубой с примесями светло-коричневого? Я бы не сказала, что сильно выделяюсь из толпы мышиным цветом волос и более светлой, чем у моих родственников, кожей, но эти вьющиеся кудри мне изрядно поднадоели, и порой можно увидеть картину «девочка с вороньим гнездом на голове», передвигающуюся по улицам Нью-Йорка. Да всем, по большому счёту, наплевать, кто идёт рядом, так что можно не париться.

Тётя Бонита уже несколько месяцев жаловалась, что я её не навещаю. Не то чтобы Рокси превратилась в безответственную племянницу, но живёт тётушка в двух часах езды на метро от моего дома. А потом ещё на автобусе минут двадцать добираться. Я вообще удивляюсь, что в тот забытый всеми район ещё заезжает общественный транспорт. Моя воля, так огородила бы колючей проволокой округу и запретила любое передвижение в и за пределы. Да, моя тётя живёт в настоящем гетто, именно в таком, какой можно увидеть в типичных тупых гангстерских боевиках про мелких наркодилеров, сутенёров и ещё по мелочи всяких жуликов. Уже не раз мы настаивали на её переезд в другой район, но живет тётушка в государственном жилье по программе, и другого варианта ей пока не предложили. Да и какой толк — ей уже семьдесят два скоро стукнет, из дома она почти не выходит, воровать у неё нечего, да и соседи, хоть и хулиганят, но всё же старушку не трогают. Она умудряется даже прикармливать их своим фирменным печеньем с глазурью, так что можно назвать её мафиозной бабулькой. Тётушка старший ребёнок в многодетной семье отца, так что ничего удивительного, что у них большая разница в возрасте.

После того, как я получила новую работу и уволилась с парочки других, появилось время навестить дорогую родственницу. Да и повод был отпраздновать мой маленький успех в карьере. Ну а что, всё лучше, чем полы намывать.

Тётушка встретила меня более чем радостно, не скрывая эмоций и визжа во всё горло. Наша семья вообще шумная и бурно выражает все свои чувства. Хотя, пока в своей жизни мне не приходилось встречать спокойного и закрытого от всех афроамериканца. И даже если он и будет казаться таким вначале, то просто включите ему музыку, и увидите такое преображение, что челюсть отвиснет. Танцы — это у нас в крови.

Но в семье, как говорится, не без урода, и видимо, я пошла характером в родню со стороны мамы. Может, поэтому я так легко могу затеряться среди толпы белых американцев.

— Я как раз испекла вкусный пирог. Между прочим, твой отец его очень любил в детстве, — высказав мне все претензии по поводу того, какая я неблагодарная сволочь, раз забыла свою родную тётю, и наконец успокоившись, тётя Бонита достала из духовки своё лакомство.

— Я на диете, ты же знаешь, — ответила я и даже не узнала своего голоса. Находясь сама с собой я обычно молчу, и редко могу кинуть пару фраз на работе среди сотрудников, и слышать свой голос в тишине комнаты без гула толпы, шума музыки или же бурчащих клиентов даже как-то странно.

— Вот опять ты, — поставив руки в боки и страшно выпучив глаза, воскликнула тётя. — Сколько раз тебе говорю: женщина красивая только тогда, когда есть на что посмотреть. Что это за мода сейчас, ходит без лифчика, а под майкой одни соски торчат? — при этих словах тётушка сделала две дули и приставила их к своей пышной груди, а затем обхватила её и слегка сжала. — Вот это я понимаю, добро, так добро. И подержаться есть за что.

— Тётя, — пожурила я её. Ну, правда, всё у них сразу в одно выливается. Знаю я все эти разговоры. А где твой бойфренд, а когда ты найдёшь себе кого-нибудь? А надень-ка юбку покороче, да маечку поглубже. Как будто привлечь больше нечем.

Но мою родственницу было уже не остановить.

— А что? — размахивая руками, воскликнула она. Женщине уже восьмой десяток, а она всё туда же. Не удивлюсь, если у неё до сих пор есть какой-нибудь ухажёр. Признаться честно, свой возраст ей не дашь. Это безусловное преимущество всех темнокожих — они вечно молодые. — Вот посмотри на меня. Какая шикарная женщина! А если бы я была как доска, думаешь, твой дядя Джон посмотрел бы на меня? А он был ещё тот Дон Жуан, все девчонки от него с ума сходили. Он всегда говорил: хорошей женщины должно быть много.

Я только молча закатила глаза. Её всё равно не переспорить, так что нечего и начинать. Из уважения и чтобы не слушать нотации снова, положила себе небольшой кусочек пирога и решила ковырять его весь вечер, чтобы не пришлось принимать добавку. Запах, конечно, был божественный. Печёные яблоки в сочетании терпковатого аромата корицы. И кружочек ванильного мороженого на пока ещё горячий кусочек лакомства. Как подумаю, сколько это калорий, так дурно становится.

Новость о новом месте работы порадовала тётушку — она всегда считала, что я должна заниматься чем-то стоящим, и играть аккомпанементы было лучше, чем варить кофе. По крайней мере, она так думала.

— Буду поближе к своей мечте, — высказалась я, упомянув, что работаю теперь в балетной школе. Тётя только закатила глаза на это.

— Забудь уже про этот балет. Сдался он тебе. Мучить себя, голодом морить. Ради чего? Ради того, чтобы какая-то тётка ходила и говорила, что ты слишком толстая. Никогда не будешь для них хорошей, помяни моё слово!

Да, она всегда была против затеи с балетом, приговаривая, что детей уродуют с самого детства, ломая им ноги. Но в своё время меня это не остановило уговорить родителей отдать меня на занятия. Но у природы был свой план на мой счёт… И когда из всей группы я первая надела лифчик, то наш балетмейстер уже начала коситься недобрым взглядом. А подростком, когда уже было невозможно стягивать перевязками выпирающую грудь, и вовсе выгнала из школы. Мой приговор — слишком упитанная. Тогда тётушка Бонита чуть не начистила ей костлявую рожу, но папа её вовремя остановил.

Теперь, отделившись от родителей, своими силами стараюсь накопить на колледж, что кажется совсем нереальным делом. Хочу взять ссуду в банке, но это не так легко и всё равно необходимо добавить на первый взнос. Так что поэтому и приходится крутиться на нескольких работах.

Моих родителей нельзя назвать богатыми людьми. Простые работяги из пригорода. Раньше мы жили в штате Джорджия, где до сих пор обитают почти все наши родственники, но отца перевели по работе в Нью-Йорк, и это даже лучше для меня. Цены здесь, конечно, конские, первое время было нелегко. Поэтому я решила, что не буду брать денег у родителей (уверена, что накопления у них очень скромные) и всего добьюсь сама. Вот такое у меня пари с судьбой, поэтому я там, где я есть.

— Рокси. — Голос родственницы вывел меня из своих мыслей. Я знаю этот хитрый кошачий тон. И уже не хочу слушать продолжение. — Скажи своей тётушке, ты нашла себе молодого человека?

Опять двадцать пять.

— Нет, — коротко отвечаю я, тоном голоса показывая, что не хочу говорить на эту тему. — Мне некогда об этом думать.

Тётушка расплылась в сладкой улыбке. Знаю, что эта женщина что-то неладное задумала.

— У меня есть один на примете, — заговорщически сказала она. — Высокий умный парень, очень вежливый. Дэвид Джонс.

Ох, знаю я это уже всё. Она пытается втюхать мне это чудо с тех пор, как я переехала ближе к центру и живу одна. Никогда не видела этого Джонса, и вначале не понимала, как он мог затесаться среди местных бандюг, но оказалось, что он — почтальон и обслуживает этот район. Да, здесь работать непросто, почту могут и своровать, и колеса пробить, и в глаз заехать… Поэтому они отдали сложный участок самому рослому работнику, вид которого уже внушает страх.

— Тётя, у меня нет интереса. — Она опять прожгла меня недовольным взглядом.

— Ты ещё его не видела, а уже так говоришь. В следующий раз я вас познакомлю. А между прочим, ты ему понравилась.

От этих слов я аж чаем поперхнулась.

— Мы разве встречались? — Не припомню такого.

— Я показывала ему твою фотографию. Сказала, что ты в колледже учишься на дизайнера. Ты бы видела, как у него глаза загорелись. Я-то знаю такой взгляд. Сразу вспомнила твоего дядю. Он всегда так смотрел на меня, как хищник на свою жертву.

Это уже попахивает чем-то страшным. Встречаться с этим Джонсом у меня не было никакого желания. Но чтобы тётушка отвязалась, натянула улыбку на лицо ради её поощрения. Свой долг навестить старую родственницу я выполнила, теперь осталось осуществить миссию «не попадайся больше ей на глаза».

За окном уже стало темно, а в этом районе города, естественно, автобусы имеют короткое расписание. Попрощавшись с тётушкой и заверив её, что может быть попробую познакомиться с тем парнем, вышла на улицу.

Было прохладно. В Нью-Йорке вовсю царила осень, и в этом году уж слишком дождливая. Закутавшись в свой шарф, мелкими шагами быстро продвигаюсь до остановки. Проверила часы — вроде успеваю. Главная улица на перекрёстке уходит в тупик, и приходится сворачивать на небольшую подъездную к домам дорожку. С фонарями у них явная проблема, на всю улицу один-одинёшенек стоит на том конце. А может, они и сами все лампочки повыбивали, чтобы творить всякие дела…

Жутковато, если честно. Привыкнув к спокойному району Манхеттена, где даже ночью вполне себе можно пробежаться от работы до дома, я уже забыла, что значит опасаться всяких маньяков за углом. Проверила газовый баллончик в кармане на всякий случай. Вроде на месте.

Моя цель уже не так далеко, всего три квартала осталось, но здесь темно как у… впрочем, неважно. На улице так непривычно тихо, что стук ботинок о мокрый асфальт разносится гулким отзвуком по всему району. Не могу контролировать громкость, тороплюсь на автобус. В этом месте чем быстрее топаешь, тем целее будешь.

На пути передо мной возникла рослая фигура, и стало страшновато. Засунула руку в карман и обхватила баллончик. Шёл мужчина не спеша, присвистывая и накручивая на палец какую-то цепочку. И откуда он взялся, непонятно.

Перехожу на другую сторону улицы, чтобы не наткнуться на него, и ускоряю шаг. А он продолжил идти дальше, так же жутко медленно и лениво, будто и не заметил меня, только его ехидный смех резал слух, заставляя моё сердце ускориться под такт шагов.

Я поняла, что зря перешла дорогу только тогда, когда вместо одной фигуры на той стороне появилось три на этой. И они уже не шли мне навстречу, а перегородили путь. Решила не отвечать на провокацию, а свернуть опять с тротуара и перебежать, но откуда не возьмись сбоку тоже выросла фигура мужчины, и за спиной ещё одна. Меня взяли в круг, и я стала пятиться назад, пока не уткнулась спиной в стену. Теперь хотелось крикнуть тому свистящему парню о помощи, но наверняка это было бы бесполезно.

— Кто это у нас здесь? — почти пропел один из толпы, самый мелкий, почти с меня ростом. Сегодня я специально ничего не делала со своими волосами, только собрала их в хвост, чтобы мелкие кудряшки выдавали мою принадлежность к темнокожим, надеясь сойти за местную. А кто знает, может, я кузина главного наркодилера в этом районе? Но думаю, этим парням всё равно кого грабить.

— У меня ничего нет, — пролепетала я, прикладывая свободную руку к груди. В кармане уже сдавила баллончик до такой степени, что он грозился взорваться. Мысленно прикинула, что брызгать в глаза этому мелкому было бы чревато, на остальных газа не хватит, да и схватят они меня быстрее.

— Ну, почему же, — опять заговорил слащавый голосок. — У такой милой девушки наверняка найдётся что-то интересное.

Он подошёл почти вплотную и провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке, вызывая противную дрожь. Я отвернулась — не хотела, чтобы этот чудик прикасался ко мне, но его взгляд уже плавал по моему телу, хотя сегодня я была в свободной куртке, не выдававшей всех «прелестей» моей фигуры. У меня коленки подкосились, и ноги затряслись от страха. Их пятеро, а я одна. И если им не нужен мой кошелёк, то нетрудно догадаться, что они хотят получить. Дыхание стало рваным, и клубы пара, выдыхаемые мной, наполняли воздух тонкой пеленой. Нужно было кричать (хотя здесь это бесполезно), но голос не слушался меня.

Мужская рука нахально опустилась на мою грудь, и я видела даже ночью, как его дьявольские глаза зажглись от восторга. И даже теперь моё тело сыграло злую шутку. Хотя не думаю, что если бы я была более хрупкого телосложения, то они бы меня отпустили, но хотя бы быстрее утратили интерес.

Не выдержала, достала из кармана баллончик и прыснула содержимое ему в лицо. Послышался отборный трёхэтажный мат, мужчина скрутился, прижимая ладонь к глазам, а я рванула со всей дури, что есть сил, и бежала куда глаза глядят. Но была слишком самоуверенна, так как сзади кто-то более сильный и явно выше того чудика схватил меня и потащил в тёмный переулок между домами. Теперь-то я кричала во всё горло и брыкалась, пытаясь заехать ему сумкой, но он один был сильнее меня. А что говорит об остальных.

Мелкий продолжал чертыхаться и поливать меня нецензурной бранью, следуя за всеми. Крупная фигура отпустила меня — всё равно бежать некуда.

— Вы знаете, ему надо промыть глаза, иначе он ослепнет. Это чистая правда, ослепнет навсегда. Поэтому вам лучше поторопиться. — Что я несу? Надеюсь, что они ринутся относить своего друга домой и залечивать его раны? Тем более действие газа стало пропадать, раз чудик разогнулся и перестал прижимать руку к глазам.

— Ты поплатишься у меня за это, тварь, — рыкнул он, выходя вперёд.

По сторонам — стены домов, сзади — свалка мусора, через которую не пробиться. Бросаю быстрый взгляд на контейнеры и нахожу старую биту. Почему-то думаю, что мне повезло, будто это не спортивный инвентарь, а автомат Калашникова. Хватаюсь за биту и выставляю перед собой. В толпе слышится смех.

Мелкий продолжал подходить ближе, и я замахнулась, чтобы ударить, но он увернулся. Ничего, мы с папой часто играли в бейсбол в детстве, так что я знаю пару приёмчиков. Живой я им не дамся. Лучше сразу умереть.

Завожу биту сверху, чтобы он встал в защитную стойку, но бью резко по бедру, и он снова скручивается, матерясь какими-то несусветными словами. Я даже такого лексикона не знаю. Остальные стали подтягиваться, и с ними уже не так легко справиться. Но ты сможешь, Рокси. Выбора нет. Отхожу назад, насколько могу, боюсь нанести удар первой. Эти парни повыше, да и побольше, их не вырубить так легко, тем более сразу двоих. Я замахиваюсь битой, но один из нападающих просто перехватывает её рукой с другого конца и легко отнимает. Чёрт! Дело плохо.

Рисую в голове пути к отступлению. Надо прорываться через них. Можно оббежать с краю, но сзади них ещё двое. Ладно, думать времени нет, придётся импровизировать.

Быстро приближаюсь навстречу двум амбалам и резко ухожу в сторону от тянущихся ко мне рук. Теперь я зажата в кольце. Оцениваю ситуацию. Никак не пробиться к выходу на улицу, парни настроены серьёзно, оккупировали со всех сторон. Но если только попробовать с другого краю юркнуть. Пытаюсь рвануть к образовавшемуся окну между телами, но сзади меня уже хватают за плечи и поднимают от земли.

— Дай ей как следует, чтобы знала, — командует мелкий, и меня бросают в сторону об стену. Столкновение было неприятным, но не таким страшным, как ощупывающие меня сзади руки. Чтоб тебя! Он уже пытается стянуть с меня штаны, и тогда становится реально страшно. Адреналин резко падает, а вместе с ними и моя решимость бороться. Их слишком много, и, к сожалению, я не владею боевыми искусствами, а в кармане у меня не лежит пистолет. Но сдаваться — это не наш метод.

Пытаюсь развернуться, но нет нужды. Мужчина сам разворачивает меня и прижимает к стене. А вот это зря. Моё колено стремительно наносит удар прямо ему между ног, и он скручивается от боли, шипя сквозь сомкнутые зубы. Чтоб у тебя там вообще всё отвалилось!

Ринулась резко в сторону, на фоне всеобщей паники, но меня снова схватили и кинули уже в противоположную стену. Чувствую, как нога спотыкается об какой-то выступ, и я падаю. Чёрт, этого ещё не хватало! Ноющая боль пробивает всё тело, виски словно резко сдавили в тисках, и я тихо завываю, падая на землю и натыкаясь на какой-то штырь. А вот это уже больно! Нереально больно. Кожа по краю бёдра рвётся, и из рваной раны сочится кровь. Руки резко пробивает мелкая дрожь, я даже не могу коснуться ранения. Бежать некуда, я сижу, облокотившись о стену и, пришпиленная к земле, смотрю вверх, думая, что это конец. Лучше мне умереть сразу после всего этого и не помнить ни о чём. В глазах мутнеет, не вижу перед собой ничего. Сознание периодически отключается, видимо, от болевого шока. А может, и к лучшему. Не хочу всё это чувствовать и видеть. Противно.

Сквозь туман в голове слышу приглушённые возгласы толпы, стоны и тупые отзвуки приземлившегося на землю чего-то тяжёлого. Кажется, затеялась драка. Может, не могут поделить, кто первый ко мне подойдёт? Я бы убежала, воспользовавшись моментом, но не могу. Ногу не чувствую, только жар в нижней части тела. Я просто опускаю голову и смиренно жду казни.

Через некоторое время звуки прекращаются. Слышатся удаляющиеся шаги, и я даже не понимаю, что происходит. Пытаюсь приглядеться, но не могу сфокусироваться. Ничего не вижу.

— Ты в порядке? — Чей-то грубый глубокий голос доносится до меня, но я уверена, это не один из толпы. Кто-то вызвал полицию?

— Кажется, я ранена, — тихо отвечаю я, прерывисто дыша. Слышу, как он подходит, но не в силах поднять голову.

— Да, дело дрянь, — провозглашает голос вердикт, и я чувствую, как он ощупывает мою ногу, и острая боль пронзает всё тело, заставляя меня вскрикнуть и схватиться за чужую руку, чтобы остановить. — Лодыжка, кажется, сломана.

Неизвестный что-то приложил к раненому бедру, слегка прижимая ладонью.

— Царапина глубокая, но жить будешь.

— Вы полицейский? — спрашиваю я, так как всё ещё не могу рассмотреть спасителя. Послышался приглушённый смешок.

— Нет. Я волонтёр. Дежурю здесь периодически. — Голос казался глубоким, таким низким, будто и не человеческим. В другой раз мне стало бы страшно, но теперь, когда основная опасность миновала, то голос спасителя казался елеем для моих ушей. Я слабо улыбнулась.

— Мне повезло, что вы были рядом, — в ответ послышалось довольное фырканье. — Спасибо.

Мой спаситель молчал, видимо, думая, как меня транспортировать до ближайшей больницы. Вызывать неотложку очень дорого, проще заплатить за такси. Но совсем неожиданно я потеряла опору под собой и взлетела. У меня уже не было сил открыть глаза, и я опустила голову на плечо неизвестного, пока он нёс меня куда-то. Мне уже было всё равно куда. Его куртка была странной на ощупь, твёрдой на груди, и шершавой, но более мягкой на плечах. Может, мотоциклетная? Я совсем потеряла голову, мне казалось, что я парю. Ветер развевал мои волосы, и появилась мысль, что мой спаситель бежит сломя голову, неся меня на руках. А я ведь совсем не лёгкая. С такими габаритами непросто сохранять вес в сорок пять килограммов. Но и неизвестный мужчина был совсем немаленьким, раз так легко продолжал держать меня на руках и нестись.

Через какое-то время я ощутила под собой холодную скамейку. Меня опустили дожидаться такси, по всей видимости. Послышались удаляющиеся шаги, и я интуитивно схватила спасителя за руку. Мне так показалось. Хотя кожа была холодной и шершавой. Может, перчатки? А ладонь просто огромной. А может, это не ладонь была?

— Как мне вас найти? — Мне хотелось посмотреть в глаза ему и сказать спасибо, после того как окончательно приду в себя. Хотя бы увидеть в лицо этого богатыря-волонтёра.

— Не надо меня искать. — Ответ меня огорчил, и я отпустила чужую руку. — Береги себя.

Больше я ничего не слышала. Только сирены машины, чьи-то возгласы и крики. Кажется, кто-то звал меня, но я не могла отозваться в ответ. И полное отключение от реальности. И только пиканье приборов сквозь мутную пелену оповещало о том, что я ещё жива.Примечание к частиЯ должна сказать, что здесь взята за основу вселенная фильмов 2014-16 годов и на это есть причины.

1. Я считаю, что рост в контексте данной работы имеет значение, и очень неудобно внушать страх в окружающих полутораметровым мутантом.

2. Характер Рафаэля в фильме отличается от привычного стандарта TMNT 2003. Он более сдержан, чем обычно, и менее импульсивен. Это тоже оказалось весьма удобным.

3. Хотя я уже упоминала рост в первом пункте, но всё же внешность Рафа выделила отдельно. Есть в нём какая-то своя харизма, которую хочется подчеркнуть.

Сноски:

Фрэнк Синатра — американский джазовый певец. Славился романтическим стилем исполнения песен и «бархатным» тембром голоса.

Энди Уильямс — американский эстрадный исполнитель и актёр, который отличался мощным голосом и непринуждённой, раскованной манерой исполнения.