Искра (гет)

Выполнив все распоряжения Корнера касательно лечения, Гермиона аккуратно опустилась на край постели, на которой мирно лежал Малфой. Его лицо наконец перестало быть смертельно-бледным — на щеках появился слабый румянец, а под веками залегли куда более естественные тени. Губы приобрели чуть розоватый цвет, дыхание стало более глубоким и размеренным, да и в целом вид Малфоя принял более безмятежный оттенок легкости и болезненного выздоровления.

Она все еще не могла поверить, что он ее не узнал. Вглядываясь в до боли знакомые черты, Гермиона осознавала, что больше не ощущает от Драко того холода, который испытывала на себе при взгляде на него раньше. Полумертвое лицо вытеснило из головы все предрассудки. Она не хотела, чтобы он умирал. Она хотела, чтобы он узнал. Хотела, чтобы ненавидел. Она хотела хоть ненадолго снова окунуться в ту половинку мира, где все было понятно, у всех были цельные жизни полные планов и мечтаний. Хотела снова почувствовать жизнь, вновь услышать злобные насмешки и самой ощутить, как ее затапливает неконтролируемое раздражение. Гермиона была готова на что угодно, лишь бы заполнить эту пустоту в душе, и Малфой изначально показался ей идеальным вариантом, только вот… он ее не узнал. И весь план по спасению собственной души рухнул.

Непонятная обида и горечь затопили девушку, и она даже не состыковала в своей голове, что и в полубессознательном состоянии, совершенно неузнающий ее Малфой смог пробудить в ней какие-то яркие чувства. Она не была глупа и прекрасно понимала то состояние апатии, в котором находилась уже долгое время. Гермиона давно перестала искать хоть какую-то зацепку, чтобы вытащить себя из этого состояния, все так же апатично полагая: зацепка найдет ее сама. И Грейнджер позволяла себе и дальше расслабленно болтаться по волнам жизни, абсолютно ничего не предпринимая.

И, как она и полагала, нужный крючок сам вонзился в ее душу, несильно разбередив меланхоличное состояние, пусть и спустя несколько лет. Но даже это могло помочь, верила Гермиона, и тут же за него всеми силами ухватилась, вспоминая свою былую силу, надеясь, что Драко Малфой сможет вытащить ее. Своей ненавистью спасти ей жизнь. Возродить ее — Гермиону Грейнджер.

Но он ее не узнал.

В нем больше не было той по-ребячьи лютой ненависти. Сейчас перед ней лежал совершенно другой человек. Абсолютно незнакомый, непонятный ей, непредсказуемый, и Гермиона даже предположить не могла, какой он теперь спустя столько лет.

Совершенно не отдавая отчета своим действиям, она аккуратно коснулась его лба и смахнула белесую прядку, что одиноко свисала и почти доставала хозяину до самых глаз. Вдруг его губы растянула сухая улыбка, ресницы дернулись, — и несколько секунд у нее попросту не было сил оторвать своих от его красновато-больных глаз. Гермиона испуганно отдернула руку, смутившись, и Малфой, не переставая улыбаться, вновь устало сомкнул веки, ничего не сказав.

Стараясь не смотреть на его удивительно самодовольное лицо, Гермиона встала, взяла с тумбочки стакан и дрогнувшим от волнения голосом спросила:

— Пить будешь?

Полупрозрачные, казалось, веки вновь дрогнули и приоткрылись, а взгляд, немного сориентировавшись в пространстве, сфокусировался на полусогнувшейся у кровати девушке. Малфой медленно моргнул, чуть опустив голову, и Гермиона легко в этом движении уловила согласие. Взмахом палочки заставив воду появиться в стакане и капнув туда пару капель мутноватого зелья, она вновь села на край его кровати, поднесла стакан к губам и медленно и аккуратно, чтобы Малфой успевал глотать, напоила. Эта казалось бы простая процедура заняла у них не менее пятнадцати минут, в течение которых Драко между глотками прикрывал глаза, тяжело втягивая воздух, и с тихим хриплым кашлем через некоторое время выталкивал его обратно, вновь приоткрывая губы и позволяя Гермионе снова немного наклонить стакан. Все это время она молчала, с великим терпением, чему научила ее жизнь, следя за малейшим изменением в реакции Драко и тут же подстраиваясь под него.

Когда с питьем было закончено, Малфой вновь устало прикрыл глаза, и лишь лихорадочно раздувающиеся ноздри да набухшие от стиснутых челюстей желваки выдавали, как ему сейчас больно. Корнер предупреждал, что лечение Малфоя будет очень тяжелым. И очень болезненным. И даже если будет казаться, что он уже почти здоров, в любой момент все может обернуться против него, и неизвестно, к чему это все приведет и как закончится. Корнер не соглашался говорить Гермионе, что именно случилось с Малфоем, ни под каким предлогом. Единственное, она поняла, что его состояние — результат какой-то темной магии. Но наслали ее на него, или он сам ошибся — Гермиона не знала. Она никогда прежде не видела магов в таком состоянии, и ей было страшно. Она действительно не имела понятия, как ему помочь, и находилась по максимуму рядом, выполняя все поручения Корнера самолично, хотя многое и было вне ее обязанностей.

Время тянулось очень медленно, и Гермиона было уже решила, что Малфой уснул, как вдруг он открыл глаза и уставился прямо на девушку, изучая ее внимательным взглядом сквозь полуоткрытые веки. Она не шелохнулась, позволяя ему себя разглядывать, мысленно отмечая, что его челюсти разжались — скорее всего подействовало лекарство, и ему стало немного легче.

Криво улыбнувшись, он тяжело произнес, и если бы не смысл сказанного, Гермионе бы стало его еще более жалко — с таким трудом он это говорил:

— А у всех больных дежурят такие симпатичные медсестры, или это только я такой особенный?

Гермиона вспыхнула, не зная, как реагировать, тут же нервно заправив прядь за ухо, но больше внешне никак не выдав своего волнения. Так ей казалось.

Его губы вновь приоткрылись:

— А, нет. Вы не медсестра. И часто вы, мисс… — его взгляд все пытался сфокусироваться на том, что написано на ее бейджике, приколотом к медицинскому халату.

Совершенно растерянная, Гермиона на автомате выдала:

— Грейнджер.

— …мисс Грейнджер, выполняете за медсестер их работу? Или вы всегда за всех выполняете работу? Или, быть может, вам нравится часами сидеть только со мной?

Уязвленная, как в школе, она прищурилась и сухо ответила:

— Молчание и сон — ваши лучшие лекарства, мистер Малфой. Зелье вы выпили, теперь постарайтесь уснуть.

И, развернувшись так, что лимонная ткань проехалась по стандартно-белой на его кровати, направилась к выходу. Остановившись на пороге, она обернулась, стараясь не замечать откровенный смех в глазах Малфоя:

— Если вам что-то понадобится, вы знаете, как меня зовут.

И как бы ни хотелось взбудораженной Гермионе хлопнуть дверью, та лишь мягко прикрылась, заколдованная, чтобы не нарушать покой пациентов. Разозлившись не только на себя, но еще и на дверь, Гермиона глубоко вдохнула и уже куда как более размеренно направилась в кабинет.

Как ни старалась, Гермиона не смогла скрыть своего волнения от мистера Корнера. Он с интересом, подняв взгляд от своих бумаг, наблюдал за тем, как она нервно готовила себе кофе, делая вид, будто все в порядке вещей, хотя сама положила три кубика сахара вместо привычных двух и совсем забыла все это размешать, тут же сделала большой глоток, из-за чего явно обожгла себе язык. Чертыхнувшись, она плюхнулась в свое кресло, махнув кружкой так, что напиток вроде за край и не вылился, но по стенкам снаружи таки пополз, оставив на столе круглый по форме кружки кофейный след.

Пряча улыбку за своим привычным пожевыванием губ, Корнер вновь опустил глаза, слишком откровенно заинтересовавшись лежащими перед ним бумагами, особенно когда почувствовал на себе тяжелый взгляд Грейнджер.

Невинно подняв на нее глаза, он мягко спросил: «Что-то не так?» — на что получил лишь фырканье в ответ. Невозмутимо поправив чуть съехавшие с носа очки, Корнер вновь уткнулся в отчеты и нахмурился, вчитываясь в очередной документ. Мысли никак не могли собраться, то и дело возвращаясь к сидящей ровно в той же позе, что и десять минут назад, Гермионе. Документы в своих руках она читала с каким-то диким упоением, слишком уж лихорадочно скользя взглядом по строчкам.

Через некоторое время Грейнджер вдруг прыснула и попросту отбросила бумаги от себя, швырнув их на стол. Залпом осушила оставшийся кофе и скривилась, когда добралась до собравшегося и не до конца растаявшего на дне кружки сахара.

Корнер терпеливо ждал. Он знал, что Гермиона не выдержит и скажет все, что ее тревожит, сама. Когда захочет. Главное не давить.

— Что с ним?

— С кем? — будто бы удивленно воззрился на нее мужчина, вопросительно изгибая брови. Знал бы он, как смешно это смотрится в совокупности с его полукруглыми очками, никогда бы так не делал. А оттого Корнер воспринял смешок Гермионы на счет пациента, а не на свой.

— С Малфоем. Почему он не изменился совсем, весь такой же противный, но меня совершенно не помнит? Такую ненависть, какая была между нами в школе, сложно забыть! — это больше походило на крик отчаяния, чем на действительно разумный вопрос, учитывая, что звучал он не впервые.

— Гермиона, — мягко начал Корнер и вновь пожевал губы, размышляя, как бы ее отвлечь от главного вопроса, — а ты не проверяла, помнит ли он остальное? Может, он и маму родную не узнает, а ты тут так переполошилась. Сама же знаешь, что такие моменты можно выведать только вручную, в чем нам обычно помогают родственники, ведь журнал подобного рода проблемы отказывается фиксировать, будучи в силах лишь указать: есть амнезия или нет. А жаль… — искренне вздохнул Корнер и совсем небрежно добавил, ни на что особо не надеясь, — взялась бы ты за это, вдруг что путное бы вышло.

Скептический взгляд Грейнджер Корнер демонстративно проигнорировал, лишь кривовато ей усмехнувшись, задумчиво прокручивая в руках перо. Она действительно была сильнее его по части магии и могла улучшить журнал, оставалось только заставить ее захотеть.

— И все же, надо узнать, почему к Малфою до сих пор не пришел никто из родственников. Как мне помнится, Драко принес его друг, но куда он делся после этого?

Гермиона нахмурилась. Корнер видел, как она озадачилась. Удивительно, что это все не пришло ей в голову раньше, но это помогло: отвлекло ее от правды — от ритуала, что было очень важно. Все же Корнер преследовал сразу двух зайцев в этой игре и готов был пожертвовать одним из них ради спасения другого. И в его планы не входило жертвовать Гермионой.

* * *

Под ее весом постель прогнулась, но Гермиона даже не заметила соскользнувшей из-за этого руки Малфоя, задумчиво вглядываясь в его резкие черты лица. Они становились чуть мягче, когда он спал, но даже сквозь сон прослеживалось, что ему отнюдь не легко. Дыхание было поверхностным, а на лбу безостановочно выступал пот несмотря на то, что Гермиона регулярно поила его лекарствами.

Она осторожно капнула бальзамом на ссохшиеся губы, надеясь хоть немного облегчить его страдания. В который раз она приходила так к нему за эту неделю, когда заканчивала осмотр всех пациентов, оставляя Малфоя напоследок. Ей хотелось делать все лично. Важно было спасти его своими руками, ведь он, сам того не ведая, возвращал ее потихоньку к жизни. Она ведь действительно занялась проблемным вопросом выявления глубины амнезии журналом, дома с головой зарываясь в книги.

Почти всегда он спал. Гермиона трусила и специально приходила к нему в такое время, потому что ее пугали все изменения, которые произошли в их кратковременном общении, а главное в ее к нему отношении. И она боялась вновь столкнуться с его сравнительно равнодушными глазами, видящими в ней лишь симпатичного лечащего врача, не более.

Вдруг ее коленки что-то коснулось. Гермиона испуганно дернулась, обнаружив, что соскользнувшая ранее рука Малфоя теперь покоится на ее неприкрытом строгой юбкой колене, а в остальном он выглядит точно так же: даже частота дыхания не изменилась. Закусив от вдруг нахлынувших чувств губу, Гермиона сдержалась и осторожно приподняла его руку и переложила ее на кровать, стараясь не потревожить сон Малфоя. Она не была уверена, но выглядел он действительно спящим. Мало ли, может, он и ходит и говорит во сне?

Гермиона вновь задумалась, глядя на его лицо, неосознанно теребя край распахнутого лимонного халата. А она ведь так с ним и не поговорила о его родных, а Корнер отказывался, ссылаясь на то, что Малфой — ее пациент. К нему за эту неделю так никто не пришел, и Гермиону это действительно начало беспокоить: ведь Люциус и Нарцисса так любили сына, всегда кидались к нему на помощь, в чем же сейчас дело? «Надо навести о них справки и поговорить уже, наконец, с Малфоем», — решила она, мысленно пытаясь заставить себя хотя бы начать действовать.

Гермионе вновь показалось, что ему становится после бальзама легче, но она ни за что не могла ручаться — слишком непредсказуемым была болезнь Малфоя, впрочем, как и он сам. Она в этом окончательно убедилась, когда вновь почувствовала его руку на своей ноге, только на этот раз уже выше — на бедре, а на его лице все так же не дрогнул ни единый мускул. Гермиона возмущенно задохнулась, вскакивая с кровати и уже куда более грубо скидывая его руку: «Ну это уже ни в какие рамки, Малфой!».

Драко осоловело захлопал глазами, спросонья не сразу сфокусировав взгляд на раскрасневшейся от возмущения Гермионе. Увидев, в каком она состоянии, он искренне удивился и попытался чуть выше приподняться на подушках, чтобы занять более сидячее положение. Гермиона растерянно наблюдала за его попытками, не веря в то, что он действительно спал и действовал неосознанно. С трудом приподнявшись, Драко, проморгавшись, расправил на коленях одеяло, чинно сложив на нем руки и вопросительно уставился на девушку, приподняв брови. Совсем некстати Гермиона вспомнила Корнера и мысленно отметила контраст этого жеста у обоих мужчин. Одного она делала смешным, второго — надменным.

Тяжело вздохнув и совсем запутавшись в своих мыслях и эмоциях, Гермиона вновь опустилась на край его кровати, пытаясь взять себя в руки и успокоиться, согнувшись и спрятав свое лицо в ладонях, она зарылась кончиками пальцев в волосы.

— Ну и что мне с тобой делать, Малфой? — приглушенно прозвучал в палате ее жалобный голос. Она понимала, пора им было уже поговорить о том, что он помнит, о его родных, о причинах его состояния, и она действительно хотела это сделать, но Малфой вновь выбил ее из колеи. Как, вот как с ним после такого спокойно разговаривать? Он ведь даже не знает, что делал во сне. Да он в жизни бы к ней никогда не прикоснулся раньше…

Нехитро спрятав свое лицо от Малфоя и совершенно погрязнув в своих мыслях, Гермиона даже не заметила, как самодовольно улыбался, глядя на нее, Драко Малфой.