Искра (гет)

Примечания:

Итак. Почти два года. У меня нет слов. Это глава для всех, кто ждал и все-таки дождался.

Ее глаза быстро скользили по строчкам, выхватывая ужасающие заголовки, и в голове откладывалась та информация, которую она пропустила, самозабвенно погрязнув в своих проблемах. Только сейчас Гермиона начала понимать, насколько сильно она отрешилась от мира. Она осознавала, что давно никак с ним почти не контактирует, но детская мания быть во всем сведущей, заставила ее сейчас вчитываться в никогда не выцветающие магические строчки газет последних лет. И то, что она узнавала о Малфое, заставляло ее сердце иррационально сочувственно сжиматься.

«Амикус и Алекто Кэрроу, Люциус Малфой и Антонин Долохов поцелуются с дементором»

«Удастся ли Драко Малфою избежать Азкабана?»

«Фамильный особняк Малфоев во власти мальчишки, стоящего одной ногой в Азкабане»

«Драко Малфой несчастная жертва или убийца?»

«Гарри Поттер: «Нарцисса Малфой спасла мне жизнь»

«Драко Малфой — четыре месяца в Азкабане»

«Слушания по Нарциссе Малфой продолжаются»

«Срыв: Нарцисса Малфой устроила публичную истерику»

«Драко Малфой вновь на свободе. Чего ожидать магическому сообществу?»

«Смерть в доме Малфоев: Нарцисса Малфой не дождалась принятого Визенгамотом решения»

Последняя газета выскользнула из ослабевших пальцев Гермионы. Отец — бездушная игрушка дементоров, мать покончила с жизнью, не выдержав давления общества, потери мужа и заключения сына в Азкабане, а сам он — презираемый и ненавидимый всеми, кто только встречался на его пути. Где-то защемило.

Следующие заметки о семье Малфоев не были такими громкими, но Гермиона поняла, что Драко все это время жил в своем особняке и на людях вообще не появлялся. Будто у Мэнора появилось свое личное живое привидение.

«Что же тогда случилось?» — спрашивала себя Гермиона.

* * *

Прежде, чем Гермиона решилась поговорить с Драко обо всем произошедшем, прошло ещё шесть дней. Каждый раз, когда она собиралась это сделать, в последний момент робко сжималась и проходила мимо палаты, уверяя себя, что поговорит с ним на обратном пути после всех остальных пациентов. Естественно она знала, что в то время Малфой уже будет спать, и это ей ничем не грозит. Но на этот раз Гермиона была настроена решительно.

Ворвавшись без стука в палату, Гермиона опешила, замерев на пороге: Малфой сидел. Откровенно сидел на стульчике у окошка, почти уткнувшись носом в стоящий на подоконнике кактус и разглядывая внутренний дворик больницы. Дверь бесшумно закрылась за ней, и Гермиона какое-то время молча стояла, не в силах вымолвить и слова. Вся ее решимость потихоньку начала сдуваться, морщась и скукоживаясь, как воздушный шарик, который потягали в разные стороны в момент, когда из него выпускали гелий.

— О, а я думал ты уволилась, — неожиданно тепло улыбнулся Малфой, медленно поворачиваясь к ней.

Проигнорировав колкость, Гермиона ошалело спросила:

— Ты почему здесь, а не в кровати?

— Посмотреть в окошко захотелось, — пожал плечами Драко, словно в этом не было ничего из ряда вон выходящего, но тут же подозрительно прищурился: — А что, это разве плохо?

Гермиона не ответила, только подошла ближе, оглядывая его с головы до ног. Дыхание у него было тяжёлое, вены на руках и висках вспухли. Малфой явно потратил слишком много сил, чтобы добраться до стула, который несомненно ещё и двигал потом через большую часть палаты. Скорее всего, он даже если и хотел, то просто не мог уже встать, и Гермиона решила пока не трогать его, а просто дать ему время, чтобы набрался сил.

— Сколько я уже здесь? — неожиданно спросил Драко, прицельно попав вопросом в волнующую Гермиону тему.

Нервно заламывая руки от волнения, жаром прокатившегося от затылка до копчика, она подошла ближе, остановившись ровно у Драко за спиной. Зная, что так он ее не сможет увидеть — попросту сил повернуться не хватит.

— Две недели.

— Это закрытая больница?

— В каком смысле? — не поняла Гермиона, разглядывая светлую макушку и подавляя желание подойти ещё ближе.

Малфой, будто услышав ее мысли, немного сполз на стуле, откинув голову назад и коснувшись ее живота кончиками волос. Глаза его против ожиданий Гермионы выражали не лукавую улыбку, к которой она уже успела привыкнуть, а задумчиво смотрели сквозь нее. Она сделала мало-мальский шаг вперёд, уперевшись животом ему в голову, чуть приподнимая ее, чтобы расслабить его шею. Пальцы сами собой пробежали по скуле Драко и опустились на плечо, ласково поглаживая хлопчатобумажную ткань его футболки.

Он не шевельнулся. Даже взгляд не обрёл осмысленности. Он продолжал видеть то, что никому больше не дано. Гермиона обреченно вздохнула, собираясь с мыслями. Она догадалась, о чем ее спрашивал Драко, но все-таки хотела потянуть время, надеясь, что он передумает или же сам задаст вопрос несколько мягче. Но он молчал, думая о чем-то о своем. Пора.

— Нет, — Гермиона постаралась, чтобы ее голос звучал как можно беззаботнее.

Лицо Драко не дрогнуло, однако он прикрыл глаза, будто и ожидал такого ответа. Веки дрожали, глаза лихорадочно под ними двигались, а рука осторожно потянулась и почти безжизненно коснулась кончиков пальцев Гермионы, останавливая ее движения. Она замерла, стараясь переварить происходящее. Его пальцы были холодными, как лед, но то, как он держался ими, словно утопающий за соломинку, заставляло сердце биться более рвано, чем прежде. Ведь из них двоих последнее время утопающей была она, а сейчас…

— Что со мной произошло?

Гермиона сглотнула.

— Я точно не знаю. Тебя принесли в таком состоянии, что стоял большой вопрос, выживешь ли ты вообще, — Гермиона шумно выдохнула, почувствовав, как его рука на мгновение сжала ее пальцы, после чего упала ему на колени от слабости, так явственно душащей все его тело. Она возобновила поглаживания, делая вид, что ничего не заметила. — Насколько я могу судить, это какая-то черная магия, — ее голос все-таки дрогнул, — но ты, я думаю, и сам чувствуешь, что идешь на поправку.

Она не хотела, чтобы ее голос звучал жалко, но, кажется, Драко и без нее все прекрасно понимал. Он сухо улыбнулся, почти не раскрывая губы, потрескавшиеся от постоянного дыхания через рот.

— У меня есть родственники?

На секунду воздух забыл поступить в лёгкие Гермионы, и она чуть не закашлялась от неожиданности. Сжав на мгновение зубы чуть сильнее того, как разрешали ей в детстве родители, Гермиона сокрушенно выдохнула:

— Ты ничего не помнишь?

Драко нахмурился.

— Ну почему же ничего… — его голос вновь зазвучал как-то отстраненно, будто он заглянул внутрь себя. — Я был в каком-то огромном особняке, когда со мной это случилось. Не помню, что я делал, но все вокруг было в крови. Моей. Но я не боялся, словно знал, что так и надо. Будто сам хотел этого.

Гермиона не дышала. Драко же, замолчав почти на минуту словно театральный актер, знающий цену выдержанным паузам, монотонно продолжил:

— Было что-то темное вокруг. Оно вошло в мою голову с такой силой, будто меня с размаху приложили сильным булыжником. Наверное, я потерял сознание, потому что после помню лишь друга, который кричал на меня так, будто я его предал. Он так сильно на меня тогда ругался, что мне даже стало стыдно, хотя я совершенно не понимал, о чем он говорит. Я ничего не помнил. И его тоже — только знал, что он — друг. Он, видимо, не понимал этого, чертыхался, говорил, что лучше бы я — самовлюблённый засранец — тут и умер, чем… Когда я попытался что-то сказать, и вместо этого из моего рта потекла кровь, он словно очнулся, схватив меня и потащив куда-то, — голос Малфоя во время произнесения последней фразы был таким, будто он думал, что Блейз — идиот, раз не воспользовался палочкой вместо того, чтобы тащить его через половину мэнора. Гермиона почти закатила глаза от такой его привычно-малфоевской интонации, но любопытство и сочувствие слишком сильно сжали ее в своих тисках, полностью обездвижив, чтобы она могла себе позволить подобные действия. В чем-то она была даже с ним согласна: тащить больного волоком не так хорошо, как если бы он просто перенёсся по воздуху без обострения и так явно нехорошего состояния. Но потом она вспомнила, где конкретно они находились. Наверняка Блейзу просто не дали воспользоваться магией против хозяина мэнора древние защитные чары, почуявшие опасность и беду, произошедшую с Малфоем. Ее губы поджались: Драко не мог этого помнить.

— Самое странное, это то, что произошло с моей памятью, — продолжил он, будто прочитав мысли Гермионы. — Я помню все, чему меня учили, я помню детство, я помню, что я делал, но лишь до момента, пока это не касается других людей, — Драко как-то горько усмехнулся. — Видимо, ребенком я чаще играл один, раз так много воспоминаний осталось именно с того времени.

Гермиона, движимая любопытством, казалось, прижалась к стулу с Малфоем ещё сильнее, будто от близости тел улучшался слух. Она понимала, что сейчас один из важнейших моментов рассказа Драко для понимания того, что произошло. Его речь в целом была очень сбивчивой, но она не хотела помогать ему, сразу отвечая на вопросы, надеясь, что так Драко расскажет больше сам, чем если будет слушать Гермиону. Ее пальцы подобрали под себя его футболку, сжав ткань в кулак, даже не натянув ее на чересчур худом теле.

Драко с трудом полуобернулся на стуле, заставив ткань собраться ещё сильнее. Ничего не изменилось. Он посмотрел Гермионе в глаза:

— Знаешь, я совсем не помню людей. Я знал, что тот, кто меня вытащил тогда, был друг, но даже не знаю, как его зовут, я…

— Блейз, его зовут Блейз, — заполнила Гермиона тугую паузу, которая, казалось, вытравила весь кислород из воздуха, позволив себе, наконец, глубоко вдохнуть.

Ресницы Драко немного затрепетали, но он не отвел взгляда, внимательно рассматривая каждую чёрточку ее лица. Облизнув пересохшие губы, он произнес:

— Тебя я точно знал в прошлой жизни.

Он вглядывался в нее, пытался уловить малейшую реакцию, но Гермиона будто окаменела, не выдав ни мускулом своего состояния. Вот оно. Он ее помнит! Но… что именно он помнит? Что если он сейчас обзовет ее грязнокровкой, и все очарование последних дней разрушится само собой? Хотя, этого же она и хотела: встряски, эмоционального бума, чего-то, что бы окончательно разворошило ее апатичное равновесие, разбило в прах каменную стену отчуждения от мира. Сердце зашлось где-то в районе горла, мешая выдавить малейший звук. Гермиона плотнее сжала зубы, чтобы оно точно уж не выскочило наружу.

Драко изучал. Казалось, он мысленно срисовывает ее портрет — так внимательно он отмечал каждую деталь. Гермиона не шевелилась.

Вдруг его лицо немного посветлело:

— Ты мне явно нравилась в той жизни. Не могла не нравиться. Иначе бы откуда сейчас эти чувства? — он, скорее, задал этот вопрос сам себе, отвернувшись, но по интонации Гермиона почувствовала его лукавую улыбку, совершенно выбившую ее из колеи. Она отпустила его и обошла, прислонившись к подоконнику — так ей было видно Драко. Фраза о прошлой жизни заставила внутри что-то болезненно свернуться. Если все действительно так, то сейчас перед ней другой человек, который… Она осторожно ему улыбнулась. Драко не смотрел.

— Твои родители, они, — Гермиона замялась, не зная, как смягчить удар.

Драко сам ее перебил, не поднимая головы:

— Давно?

— Не то чтобы очень. Я могу принести тебе газетные вырезки, — ее голос почти не дрогнул. — Если хочешь.

Молчание угнетало. Тени под его веками будто стали ещё более отчётливыми, а и так болезненно-бледная кожа стала ещё прозрачнее.

— Пожалуй, да, — Драко вновь поднял на Гермиону полный искренней заинтересованности взгляд. — Что ты скажешь про них?

Гермиона опешила от такого вопроса. Она надеялась, что Драко не заметил паники, которая тут же поселилась в ее глазах.

— Ну, — она порыскала взглядом по палате будто в поисках ответа, и, найдя его где-то на задворках сознания, выпалила, почти не покривив душой: — твоя мама была хорошей женщиной. Она помогла спасти этот мир.

Драко прищурился, но промолчал. Видимо, мимо него не прошло, что Гермиона даже не упомянула его отца, но он не стал спрашивать, за что она была ему очень благодарна. У нее внутри бушевала буря из смешанных эмоций. Она не верила, что разговаривает с человеком так долго и много, и они понимают друг друга с полуслова: им даже не надо заканчивать предложения, даже не надо говорить всего — жесты, интонация, паузы, своеобразный молчаливый такт — и все становится понятно. И дело было не конкретно в том, что это был Малфой. А в целом: Гермиона не ощущала подобного очень давно. Наверное, последний раз ещё тогда в палатке, когда они остались с Гарри вдвоем. Почти накануне битвы за Хогвартс. Тогда, когда она ещё жила. В ушах шумело пульсацией крови.

Гермиона всмотрелась в лицо бывшего школьного недруга. Теперь его черты лица, когда он стал кем-то без прошлого, стали мягче. Несмотря на болезненный вид, Малфой выглядел не добрее, но как-то человечнее, и это вызывало небольшой диссонанс в душе Гермионы: она не знала, как себя с ним вести. Он, заметив, что Гермиона наблюдает, улыбнулся, но было видно, что даже такое простое движение даётся ему с трудом. Гермиона вдруг очнулась:

— Ох, Мерлин, тебе же давно уже пора спать! Как ты вообще так долго продержался без сна после лекарства? — Гермиона не то грозно, не то заботливо нависла над ним, как вдруг заметила почти полный стакан у его кровати. Кровь отлила от ее лица. — Ты не пил!

— Я не смог.

Гермиона не понимала, как его тон может быть таким беззаботным. В груди клокотало:

— Я не для того тебя выхаживала несколько дней, чтобы сейчас ты перестал пить лекарства, ухудшив свое состояние!

Она помогла ему подняться, позволив опереться на свои плечи и прильнуть всем телом. Когда они добрались до кровати, Драко дышал так, словно пробежал стометровку, побив все рекорды. Опустив его на кровать, Гермиона низко склонилась над ним, позволяя его рукам соскользнуть со своих плеч. Но Драко не торопился убирать их, переместив на изгиб шеи, после коснувшись ее щеки. Гермиона было дернулась, но испугалась сделать Драко больно, не то настороженно, не то завороженно посмотрев ему в глаза. Они манили. Стальную серость будто закрыла лёгкая шелковая серебристая пелена, делая Драко притягательным. Гермиона осторожно убрала упавшую на лоб белесую прядку, погладив впалую щеку, и, словно очнувшись, потянулась за лекарством. Драко не отпускал ее, держа руку у лица, и когда она взяла стакан со снадобьем, провел большим пальцем по ее губам, заставив Гермиону испуганно замереть.

— Драко, — почему-то шепотом позвала она, пытаясь отодвинуться, но он легонько погладил уже скулу, заставив ворох мурашек пробежаться по затылку и по спине спуститься куда-то в сторону живота. — Тебе надо выпить лекарство.

Гермиона настойчиво отодвинулась, заставив руку Драко упасть на кровать, и, протянув стакан, четко ощутила холод в месте, где до этого он ее касался. Осторожно потирая это место, желая и стереть и сохранить странно-приятное ощущение, Гермиона строго наблюдала за тем, как Драко, давясь, пьет горькую жидкость, которую она и так специально подсластила ванильным сахаром, оставшимся у нее от утреннего кофе.

— Отвратительно, — пожаловался Драко, отдавая ей стакан и устраиваясь поудобнее.

— А ты хотел, чтобы лечиться было приятно? Я и так тебе добавила туда сладкого, чтобы было получше, — немного обиженно проговорила не замечавшая смешинок в глазах Драко Гермиона.

— Ты могла бы ещё подсластить мне послевкусие, — улыбнулся он, внимательно наблюдая за Гермионой, склонившейся, чтобы проверить его состояние перед своим уходом. Она в недоумении уставилась на него, по-маггловски опустив руку на его лоб, чтобы померить температуру. — Поцелуя было бы достаточно.

Гермиона опешила, глядя в наглые глаза своего пациента. Он улыбался, ни на что особо не надеясь, но явно получал несравнимое ни с чем за последние дни удовольствие, глядя на то, как она смущается и теряется. Как нервно заправляет прядь за ухо, не зная, куда себя деть. Драко уже не раз пытался вывести ее из равновесия подобным способом, пока она не перестала приходить. И Гермиона каждый раз попадалась на крючок. Смущалась, быстро выпрямлялась, поправляла и без того не успевший помяться лимонный халат и, бросив напоследок несколько слов о лечении, быстро покидала палату.

Но сейчас Гермиона почувствовала, что хочет, наконец, дать отпор. Не всегда же ей быть развлечением для Драко, который наверняка смотрел на все это, как на цирк. Дождавшись, когда его глаза прикрылись, она, наконец решившись, быстро склонилась и нежно прильнула губами к его губам, внутренне надеясь, что он уже спит.

Драко не спал. Он сначала опешил, но быстро оценил ситуацию правильно и опустил руку Гермионе на затылок, которая своей тяжестью притянула её ещё ближе к нему. Она сначала было дернулась, но потом вдруг расслабилась и обмякла в его руках, прижимаясь ближе и совершенно растворяясь в болезненно-горьковатом, отдающем ванилью поцелуе.