Любовь и прочие неприятности 2. Дети и родители (джен)

Почти сутки корабль находился в системе красного карлика. У звезды не было даже названия, только буквенно-цифровое обозначение. Данное пространство находилось вдали от активных маршрутов, было безжизненно, не имело ни экономической, ни стратегической пользы.

— Сколько нам еще здесь торчать? — спросил Кирк.

Все эти часы он был не в духе. Приказ поступил по линии Службы безопасности, а этих ребят он недолюбливал. Вечно они что-то мутят и недоговаривают. Он искренне не понимал, что понадобилось СБ в этой богом забытой системе.

— Еще четыре часа, капитан.

Кирк искоса посмотрел на представителя СБ, и у него создалось впечатление, что тот сам не знал, почему они здесь. Вопрос Спока подтвердил его догадку:

— Вы обладаете информацией о причинах нашего здесь нахождения?

— Не обладаю я информацией. Меня так же, как и вас, поставили перед фактом. Я отправил запрос, ответ должен был прийти еще полчаса назад.

— И вы молчали?! — копившееся все это время раздражение просилось на выход. — Да вы хоть понимаете, чем чревато держать в неведении экипаж?!

— Капитан, входящее сообщение!

— Что там, Ухура?

— Цитирую: «Не делайте глупостей, вы в безопасности». Все.

— Боевая тревога! — Кирк повернулся к эсбэшнику и неприязненно бросил: — Ваши недомолвки завели нас в ловушку!

— Прямо по курсу неизвестный корабль!

— Откуда он взялся?

— Почему детекторы массы его не обнаружили?

На мостике завороженно наблюдали, как на экранах неоднородная чернота космоса разъедается иссиня-черными пятнами.

— Вот это маскировка! — восхищенно произнес Скотт, главный инженер «Энтерпрайза».

Пятна становились больше, сливаясь друг с другом, и вот во всем великолепии предстала громада боевого корабля. Очень знакомого корабля.

— Цель опознана как дружественная!

На лице капитана появилось понимание и злость:

— Хан!

Включилась видеосвязь, перед офицерами появился совсем другой человек.

— Капитан Джеймс Кирк, приветствую вас и ваш экипаж. Прошу прощения за ваше вынужденное ожидание. Нам необходимо было обеспечить полную конфиденциальность встречи и убедиться в безопасности данного сектора.

Кирк поймал себя на мысли, что манера говорить этого человека, пронзительный взгляд серых глаз, выправка и спокойная уверенность вынуждают его самого вытянуться по стойке смирно и подчиниться требованиям. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Кто вы такой и что вам надо?

— Можете называть меня Командор. Нам не нужны ваши секреты. Нас всего лишь интересует информация четырнадцатилетней давности.

— Вот дерьмо!

Экспрессивно прозвучавшая фраза заставила присутствующих удивленно посмотреть на главного корабельного медика.

— Доктор Маккой, я полагаю?

— Да, — нехотя подтвердил Боунс.

— Вы, видимо, догадываетесь, о чем речь. Должен признать, что вы оказались достаточно неуловимы, — Командор слегка улыбнулся. — Запрет для нас на посещение Земли и ваши дальние экспедиции откладывали нашу встречу на неопределенный срок. Но ближе к делу. Вот имя интересующего нас пациента.

Маккой подтвердил получение электронной подписью и открыл файл. Там были только инициалы и картотечный номер. Шумно выдохнув, он удалил присланное сообщение и спросил:

— Хан с вами?

— Боунс, в чем дело? — вклинился Кирк.

Ему вторил безопасник:

— Доктор, вы не имеете права разглашать какие-либо сведения...

— Так, хватит, — раздраженно перебил доктор, выставив перед собой ладонь, — это частная информация, и у меня есть разрешение пациента, — посмотрел на капитана: — Джим, уверяю тебя, это не несет опасности. Хотя, признаю, ситуация для меня неожиданна.

— Ваш пациент оказался предусмотрительным, — в голосе прозвучала едва скрытая насмешка. — Здравствуйте, доктор.

— Век бы вас не видеть, — скривился Маккой.

— Сволочь, — сплюнул Кирк, увидев ненавистное лицо в правой части главного экрана. В левой все так же отображался Командор, который с любопытством наблюдал за происходящим. Кирк был раздосадован тем, что они видят только этих двоих, тогда как их мостик оказался без проблем открыт для обозрения этим типам с «Возмездия».

— Мне нужны гарантии безопасности для этого человека, — медик был предельно серьезен.

Командор кивнул:

— Даю такую гарантию, более того, готов обеспечить охрану.

— Это не мне решать. Итак, мистер Хан, ваше имя на момент задержания вас командой «Энтерпрайза» в октябре две тысячи двести пятьдесят девятого года?

— Джон Харрисон.

— Все, получай фашист гранату, отправляю файл, — сказал Маккой, а Командор, услышав эту реплику, захохотал. — О господи!

Доктор осознал, что только что произнес, и предупреждающе ответил Кирку, который открыл было рот, явно намереваясь спросить, что это значит:

— Не спрашивай, само прицепилось. Чего только ко мне не прицепилось, — последние слова он пробурчал себе под нос.

— Благодарю за сотрудничество, доктор Маккой, — посмеиваясь, поблагодарил Командор.

Маккой неожиданно сам усмехнулся:

— Хотел бы я посмотреть на твое лицо, Хан, когда ты это увидишь.

Бывший Джон Харрисон не ответил, только пристально посмотрел на доктора и отключился.

Запахи с кухни щекотали нос, и сквозь дрему проникала аппетитная мысль о блинах на завтрак. Почувствовав движение, я скатился с кровати и сделал подсечку, но спросонья реакция была не очень. Брат подпрыгнул и с хохотом вылил на меня стакан воды. Увернуться не получилось. Зато остатки сна мигом испарились. Скорее, смылись!

— Макс, придурок! — я запустил в него подушкой; он перехватил и кинул ее обратно. — Прибью!

— Сначала догони!

Макс кинулся за дверь и хотел захлопнуть ее перед моим носом. Не на того напал! Мы выскочили в коридор, я прыгнул ему на спину, блокируя конечностями левую часть туловища, перекинул его через себя, и мы с грохотом свалились на пол.

— Сам придурок, — застонал Макс, — не мог помягче!

И засмеялся. Я пытался сдерживаться целых две секунды, но не выдержал и засмеялся тоже. Настроение было отличным. Начались каникулы, и у нас были большие планы!

— Мальчики, завтракать!

Нюх меня не подвел. Блинчики!

— Я на вас обиделась, — сказала бабушка, выставляя последнюю порцию блинов на стол, — никто не соизволил сообщить мне, как сдали экзамены и вообще...

— Да нормально все, Ба. И экзамены, и куратор почти не ругался.

Я посмотрел на Макса и пнул его ногой под столом. Ага, понял, что прокололся.

— Почти, значит, — многозначительно произнесла мама. — Надеюсь, вы не забыли свои обещания?

Об этом она могла бы и не спрашивать, не идиоты же мы, в самом деле.

— Ма-а-ам, — протянул брат обиженно.

— Мы не забыли, — поспешно произнес я, желая успокоить маму с бабушкой. — Не умничать и не творить глупости. Главная задача — не привлекать внимания. А попались мы за компанию, нас много было, ерунда, в общем.

— Ну-ну...

Наверное, мама до сих пор не в восторге от того, что год назад мы поступили в военный колледж при академии Звездного флота. Она переживала. Но скрепя сердце вынуждена была согласиться и признать, что другой альтернативы нет. «Чтобы развить ваш потенциал, обычной школы, даже специализированной, недостаточно. Я же вижу, вам там скучно». У нас по этому поводу был целый семейный совет. Очень помог крестный. Он хорошо знал всю эту кухню, касающуюся поступления и учебы, и, что немаловажно, ее медицинскую сторону.

Учиться было интересно. Не сказать, что все давалось без проблем, но особых трудностей не возникало. И чтобы не выделяться, нам приходилось прилагать некоторые усилия. Но знания видимые и реальные — это разные вещи, так ведь? Самообразование никто не отменял. В этом плане военный колледж с его многочисленными факультативами, секциями, обширной информационной и технической базами выгодно отличался от гражданской школы. Если в предметах не выделяться было не трудно, то физподготовка была нелегким делом. Мы были и сильнее, и быстрее. Наблюдательный человек заметил бы наши потуги казаться более слабыми.

Бабушка между тем спросила:

— Куда на этот раз решили поехать? Надеюсь, ничего экстремального?

— Предлагаю недельку на Алтае провести. Сплав по речкам, — мама улыбнулась и повернулась к нам: — Вы как, согласны?

Мы с Максом переглянулись и дружно закивали головой:

— Да!

— Да!

Бабушка закатила глаза и покачала головой.

* * *

Вспоминая прошедшее лето, я думал, что оно, пожалуй, было самым беззаботным и счастливым. Не часто мама могла выбраться с нами куда-нибудь. После Алтая мы прихватили бабушку и рванули на море, побывали в паре небольших экскурсий по историческим местам, а остаток каникул провели спокойно дома. Я пропадал иногда у дяди Стэна, помогая чинить байки, но чаще возился в гараже среди своих конструкторских поделок. Домашние давно привыкли, что могут напороться на какую-нибудь прыгающую или летающую по дому жестянку. Макс же практически безвылазно сидел в подвале в мастерской, сочиняя очередную программу и копаясь в компьютерном железе. Я частенько одалживал у него микросхемы и тестировал усовершенствованные им операционки.

В конце каникул нас посетил крестный. Когда мы были маленькими, думали, что это наш папа. Хоть и видели его редко. Как-то вообще четыре с половиной года он провел в экспедиции, и потом еще три. Нам объяснили, что значит крестный отец. Макс предложил сбежать из дома и найти настоящего, было нам тогда чуть больше четырех. Умотали мы из дома утром, и нашли нас только поздно вечером. Мы к тому времени успели проголодаться и искали ягоды с грибами. В городском парке, ага. Стражи, что нашли нас по наводке поисковых дроидов, нас не ругали, как мы боялись, а, наоборот, тихонько похвалили, что мы хорошо спрятались, но советовали больше так не делать, так как не хотели бы иметь дело еще раз с нашей мамой. А мама после слез и ругани пообещала, когда мы немного подрастем, все-все рассказать. Единственно, сказала, что отец о нас не знает, и показала кристалл с голограммой, с наказом никому не говорить. Все-все мы узнали годам к десяти. Мама постепенно рассказала все, что знала сама, что-то рассказал крестный, часть информации мы нашли сами. И куда делась наша решительность после всего узнанного? Сейчас присутствует лишь опасение с толикой любопытства.

Мама после нашего побега два дня ходила задумчивая, потом решительно сказала, что ей надоело валять дурака и пора что-то делать. Сдала необходимые нормативы и поступила в школу спасателей. Сейчас она является квалифицированным спасателем и может работать не только на Земле, но и на других планетах, и даже в космосе. Про нас тоже не забывала: находила тренеров, репетиторов, поощряла наши увлечения, кроме хулиганских, конечно. Так что иногда нам приходилось каяться и выслушивать лекции о неприкосновенности частной и государственной информации и недопустимости нарушения личной жизни. Было дело: залезли мы как-то раз в директорский комп узнать результаты тестов и случайно выудили пару пикантных снимков. Хорошо, что об этом, кроме мамы, не узнал никто.

Больше всего нам нравилось ходить с мамой на стрельбище. У нее было разрешение, и она при каждом удобном случае брала нас с собой. Бабушка как-то воскликнула: «Оружием убивают. Как это может нравиться?!» Мы ее не понимали. Я не знаю, как описать словами чувство, когда, держа в руках такую мощь, одновременно испытываешь эйфорию, страх, благоговение и, самое главное, защищенность. Мама тогда закрыла лицо руками, а потом расхохоталась и сказала, что становится похожей на Сару Коннор. Мы пристали к ней с расспросами, кто такая эта Сара, в ответ получили увлекательную историю о человеко-роботе и избранном мальчике. Когда же узнали мамину историю, то решили, что наша мама гораздо круче, и никакая Сара Коннор ей в подметки не годится!

— Как вымахали-то!

Обычно жизнерадостный крестный сейчас был задумчивый и напряженный. Почти ничего не рассказывал, больше спрашивал. Кошкой заскребли нехорошие предчувствия. Мама не выдержала:

— Давайте уж говорите, доктор. Их это тоже касается.

Он недовольно посмотрел в ее сторону, потом кивнул:

— Ладно. Вы в курсе, что ваша мама дала разрешение, причем официально оформленное, если возникнет необходимость, на передачу информации о вас определенному лицу?

Конечно же, мы были в курсе, мама такое не скрывала. «Если узнают, — пояснила она, — вряд ли я что изменю, а так, надеюсь, хоть повежливее будут...» Но тогда получается... Как там говорил дядя Стэн: «Песец пришел котенку»?

После его рассказа мы какое-то время сидели молча, переваривая информацию. Потом мама, потирая пальцами виски, спросила:

— Что о них известно?

— Известно о них мало, — Маккой сел поудобнее в кресле и окинул нас взглядом, — а что известно, засекречено. Во флоте их называют суперами...

— Так это про них! — подпрыгнул брат.

Я разделял его чувства, много баек ходило среди кадетов о таинственных и непобедимых суперах.

— Макс, спокойней, — это мама.

— В документах обозначены как аугменты, сами они себя тоже так называют. Все контакты идут через Службу безопасности. Живут изолированно на базе то ли на астероиде, то ли на космической станции. Допускают небольшие группы, которые натаскивают их инструктора. Разведка, диверсия, логистика. Плюс лаборатории. Мозговитые ребята, н-да... Говорят, новая экипировка десанта разработана ими.

— Это которые «черные хамелеоны»? — тут уж не выдержал я.

— Да, Алекс, они самые, — улыбнулся крестный, — и, самое главное, в чем уверены абсолютно все, кто про них знает, это то, что благодаря им была предотвращена полномасштабная война с клингонами. Не успев начаться, скатилась до уровня приграничных конфликтов. Клингоны их ненавидят и, по слухам, даже награду назначили. Это все. Больше могут сказать безопасники или сами аугменты.

— Да уж, перспективочка, — вздохнула мама.

— Ты боишься, мам? — Макс опередил мой вопрос буквально на секунду.

— Как ни парадоксально, но их я боюсь меньше, чем нашу земную СБ, — посмотрев на наши недоуменные лица, мама усмехнулась, — можете списать это на мои предчувствия, я могу и ошибаться.

Доктор на это ничего не ответил, лишь пару раз кивнул головой каким-то своим мыслям, потом посмотрел на нас:

— Ребята, если что случится, я постараюсь сделать все возможное, чтобы быть с вами.

— Спасибо, крестный, — Макс кинулся обниматься, я был более сдержан, но полностью с ним солидарен, — с тобой не страшно.

Перед отлетом Маккой замешкался и обратился ко мне:

— Алекс, может, тебе, — он покрутил пальцем над головой, — волосы отрастить или челку отпустить... ты за этот год вытянулся, повзрослел и сейчас сильно стал похож...

— Мне кажется, — хмыкнул я, — что именно сейчас это не имеет никакого значения.

Он согласно кивнул головой:

— Ты прав, пожалуй.

Из нас двоих я был больше похож на отца, более того, почти полная его копия. Макс тоже его напоминал, но в нем проглядывали и черты мамы и, как однажды она весело сказала, «весь в меня — такая же непосредственная простодушность...» С чего она это взяла? Кого-кого, а ее я простодушной не назвал бы...

Визит крестного стал своеобразной отправной точкой к последующим событиям, и наша жизнь, вполне размеренная и понятная, превратилась в бурную и непредсказуемую.

Я был в мастерской, где с разрешения куратора потрошил списанного дроида-уборщика, когда ко мне прибежал взволнованный Макс:

— Мама прислала сообщение.

— Вчера же только разговаривали, было все нормально!

Мне передалось его волнение. Мама сейчас была на Зайре. На этой далекой планете, расположенной у границ Федерации, случился какой-то непредвиденный катаклизм, и мама две недели назад, как раз перед началом нашей учебы, улетела туда в составе спасательной экспедиции.

Мы расположились в закутке среди железного хлама. Макс активировал коммуникатор, кинул мне горошину наушника и включил мамино послание. Это было не совсем послание, всего лишь кусочек записи, сделанной, судя по всему, камерой коммуникатора, да еще с не совсем удобного ракурса. Маму видно не было, мелькала лишь иногда ее рука в кадре, а вот двух ее собеседников видно было неплохо. Один из них был в форме космолетчика и не произвел какого-то особого впечатления, а вот второй, одетый в гражданский костюм, вызвал резкую антипатию. Слишком уж вид у него был добренький. Он-то в основном и вел диалог:

— …это сотрудничество очень важно для Федерации, тревожные времена требуют от нас полной отдачи, и долг каждого сознательного гражданина...

— Ну конечно, — мамин саркастичный голос перебил эту до неприятия пафосную речь, — куда ж без гражданской сознательности. С удовольствием поменялась бы с вами местами, это же так почетно — быть целый год подопытными кроликами неизвестно у кого и неизвестно где. О-очень патриотично.

— Зачем вы так, Светлана. Не стоит переживать. Вы прекрасно знаете, к кому придется отправиться. Наблюдать за обследованиями будут наши специалисты, и вы с мальчиками будете под надежной охраной.

На маму эти слова не произвели никакого впечатления, скорее разозлили:

— То, что один из них — отец моих детей, не значит, что я о них что-то знаю! А ваши так называемые специалисты меня скорее пугают, чем успокаивают, — мама стала раздражаться. — Не морочьте мне голову, говорите конкретно и проваливайте, у нас много пострадавших и полно работы.

Человек в пиджаке хотел что-то ответить, но короткое «выйди» от второго заставили его закрыть рот и подчиниться. Военный подождал, пока пиджак скроется за дверью, потом сказал:

— Нам нужно от вас сотрудничество, а не враждебное отношение. Ваши условия?

— Наконец-то, — устало произнесла мама, — ваш клоун меня порядком утомил...

Затем начался небольшой торг. Мама перечислила несколько имен, среди которых мы с радостью услышали бабушкино, и добавила, что уж этим людям она может доверить присмотр за нашими телами. Ее собеседник согласился почти со всем списком. Споткнулись только на кандидатуре Маккоя. Выяснилось, что он будет прикомандирован только на начальном этапе и иногда в качестве консультанта. Дальше запись прерывалась, но главное мы поняли. Нас отправят к суперам и будут исследовать.

— Что скажешь? — растерянно спросил Макс.

— Не знаю, — я еще не решил, как к этому относиться, — от нас, похоже, и не зависит ничего.

— Это да, но, может быть, не все так страшно?

— Будем надеяться...

Несколько дней прошли в тревожном ожидании. Чувства наши менялись калейдоскопом. Страх сменялся любопытством, любопытство унынием, уныние предвкушением... Как ни крути, попасть на базу суперов и возможность встретить отца будоражили воображение. И когда на пятый день нас вызвали к ректору, наступило какое-то облегчение — наконец-то все решится окончательно.

— Кадеты Алексей и Максим Вольф доставлены, — пробасил наш куратор.

— Спасибо, Томас, можешь быть свободен.

— Это мои кадеты. Я останусь, Артур.

Мне показалось, что нашему куратору, Томасу Йодлю, происходящее не нравилось, и, судя по брошенному недовольному взгляду, не нравился и сидящий в ректорском кабинете человек. Йодля мы уважали, но побаивались, считали его немного жестким. Говорили, что он воевал, будучи космодесантником, но был серьезно ранен и не мог вернуться на службу; в результате оказался наставником у кадетов колледжа. Так что с ним мы чувствовали себя защищенными. Безопасник, а это был именно он, тот самый человек в форме с маминой записи, в свою очередь обратил на нас внимание:

— Твою мать! — воскликнул он, повернулся к ректору. — Вы что, все ослепли? Ладно тот, — он кивнул в сторону Макса, затем бесцеремонно ткнул пальцем в мою сторону, — но этот — на одно лицо! Вы обязаны были сообщить...

— Перестаньте, мистер Джонсон, — прервал его нахмурившийся ректор, — это всего лишь дети, они не совершили ничего предосудительного, учатся не хуже и не лучше других, я не обязан извещать Безопасность о каждом рядовом кадете, даже если он на кого-то похож.

— Обязаны, мистер Мейсон, обязаны, вы все получали в свое время ориентировку на самого разыскиваемого террориста, должны были среагировать, — эсбэшник забарабанил пальцами по столу, покачал головой, — если бы вы раньше... да что уж теперь...

Я, кажется, понял, о чем он. Им было досадно, что они нас проворонили, и суперы успели первыми узнать о нас и договориться. В голове почему-то стали возникать картинки о разных способах препарирования, я внутренне передернулся и порадовался, что нас все это время не трогали.

— Да не так они просты, ваши кадеты. Это в оценках они не блещут, — он насмешливо посмотрел в нашу сторону, — но если учесть количество кружков, секций и проектов, в которых они участвуют... а физподготовка? Что, тяжело было притворяться? — спросил он напрямую.

Я опустил глаза в пол и еле удержался, чтобы не взглянуть на Макса. Да уж, шпионы из нас никакие. Значит, изучали нас все это время. Потом подумал, что теперь без разницы, расправил плечи и прямо посмотрел на Джонсона. Он на это ухмыльнулся, снова обратился к ректору:

— Готовьте документы на перевод. С этого момента вся информация об этих кадетах блокируется, все запросы через Службу безопасности. Да, и отпустите их, пусть собираются.

Мы прибалдели от такого заявления и вопросительно посмотрели на наставника. На наш невысказанный вопрос ответил ректор:

— Вы летите к матери, потом год поживете на одной базе. Согласие вашей родительницы уже получено. Подробности узнаете потом. Идите.

Нас отправили в кампус. Последнее, что мы услышали перед тем, как дверь закрылась, это слова нашего куратора:

— Артур, оформи меня сопровождающим...

Отойдя немного по коридору, мы остановились.

— Бли-и-ин, — потянул Макс, — я перепугался, если честно.

— Мне тоже не по себе. Но с другой стороны... — я приблизился к брату, изобразил загадочный вид, тонким голоском выдал: — Давай спросим у того дяденьки, он, наверное, знает про нашего папу.

— Ах ты! Я был маленький, и ты тоже со мной убежал!

Возмущенный Макс попытался ткнуть меня в печень, потом прямым в корпус, затем достать коленом. Я, смеясь, отбивался. Воспитывать его и воспитывать, до сих пор ведется на подначки.

— Так. Почему вы еще здесь?

Мы подскочили и виновато опустили головы под грозным взором Йодля.

— Устроили тут! Вылет через два часа.

Мы потрясенно уставились друг на друга:

— Два часа?!

— Так мало?!

Даже попрощаться ни с кем не успеем. Йодль как будто прочитал наши мысли:

— Никаких прощаний. По дороге отправите короткие сообщения. А теперь живо в кампус! Бегом!

Что поделать, мы побежали.

* * *

В кабинете сидели трое. Один из них вид имел отстраненный, создавалось впечатление, что ему все равно, о чем пойдет разговор. Двое других проявляли гораздо больше эмоций.

— Первый раз чувствую себя таким кретином. Всего-то хотели выяснить, что к чему, и закрыть вопрос. Закрыли, называется. Что скажешь, Док?

— Что скажу, что скажу, а ничего не скажу. Данных мало. Маккой умница, но он действовал наобум, больше полагаясь на свое чутье, ему не от чего было отталкиваться. Чудо, что он вообще смог вытянуть до конца всю беременность. Поэтому от меня никакой конкретики, не исключено, что мы столкнулись с генетической аномалией.

— Ты сам-то в это веришь?

— В том-то и дело, что не верю. Нас подвела наша самоуверенность. Столько лет потеряно! Кто бы мог подумать, что зародыш выживет, да не один! Эх, ну что тебе стоило утянуть девчонку с собой, — обратился он к до сих пор молчащему третьему участнику разговора, но, напоровшись на убийственный взгляд, махнул рукой, — ладно-ладно, глупость сказал.

— Что по детям?

— Тоже ничего конкретного. Если бы я не знал, от кого они, — Док искоса взглянул на продолжавшего молчать Хана, — то мог бы принять за обычных землян с примесью вулканской крови, например. Маккой проводил некоторые тесты, но полноценных исследований не было. Вероятно, не хотел привлекать внимание. Так что теперь мы сами. Я уже набросал примерный план обследований.

— Ты полегче, не угробь пацанов.

— Что я тебе, монстр какой, что ли, — проворчал Док, — вы женщину, главное, привезите, — взгляд его стал мечтательным, — это какие же перспективы могут открыться. Одного нашего эмбриона вырастить, сколько ресурсов нужно, воссоздать оборудование в наших условиях нереально, да и не дадут. А тут...

— Хорошо, я тебя понял. Близнецов должны были отправить на «Энтерпрайз». По договоренности с флотом мы обязаны передать новые образцы «хамелеонов». Сопровождающие груз, в количестве не более двух, потом также переходят на «Энтерпрайз» в качестве охраны детей. Затем Зайра и на базу.

— При чем тут Зайра?

— Женщина там, она спасатель.

— Погоди-погоди, может, ее сначала забрать? Сектор, конечно, спокойный, но граница есть граница, всякое может быть.

— Весь маршрут согласован с земной СБ, лишнее внимание никому не нужно, но негласную охрану они там оставили. Время подгадано как раз к отбытию спасателей обратно на Землю. Поэтому менять ничего не будем.

— Я лечу, — подал наконец голос Хан.

— Исключено, ты там нежелательная персона, не стоит нагнетать обстановку.

— Это не обсуждается, — Хан сложил руки на груди и с вызовом посмотрел на Командора.

— Черт с тобой, бери Рика напарником. Морду свою не свети только, как телохранитель имеешь право не снимать броню, хоть спи в ней, но на конфликт не нарывайся.

— Как скажешь, — бесстрастным голосом произнес Хан и вышел.

— А Хан-то наш неравнодушен к этой истории, — посмотрел вслед ушедшему Док. На что Командор ответил:

— Любой из нас не остался бы равнодушным...

Я недоумевал, для чего такие сложности. Мы находились в Восточной Европе, и логично было бы отправить нас на корабль с берлинского космопорта. Зачем понадобился перелет через половину земного шара и какой смысл в нашем нахождении в Штабе флота в Сан-Франциско, мне было непонятно. Йодль на мой вопрос только буркнул: «Так надо», с чего я сделал вывод, что он тоже не в курсе. Кто был доволен, так это Макс. Ему понравился сам перелет, он вертел головой, постоянно что-то спрашивал, а на месте поражался высоте зданий и обширности комплекса, принадлежащего флоту. Я на это пожимал плечами. Полет как полет, здания как здания. Я бы на их месте скорее вглубь закопался для безопасности, чем выставлялся на высоте для обозрения. Хотя не исключено, что я просто чего-то не понимал.

Чтобы не привлекать лишнего внимания, нам пришлось одеть форму космофлотцев, на которой не было знаков различия, и прикрыть голову форменным кепи. Скрыли нас неплохо. По комплексу передвигались в закрытом автокаре, потом нас оставили в какой-то комнате отдыха под присмотром Томаса и еще двоих флотских, где мы несколько часов изнывали от скуки. Единственным развлечением оказался поход в служебную столовую для перекуса. Там я второй раз столкнулся с реакцией на свою неординарную внешность.

Перед тем как сесть за стол, я стянул с головы кепку и, по примеру некоторых, просовывал ее под погон на левом плече, когда почувствовал чей-то взгляд. Подняв голову, увидел, что какой-то офицер с непонятной болезненной гримасой удивленно разглядывал меня, затем его взгляд окинул всю нашу компанию, задержался на Максе, вновь вернулся ко мне, потом он скривился, развернулся и стремительным шагом вышел из столовой.

Да уж, оставил наш папаня о себе память, — подумалось мне, — даже спустя столько времени забыть его не могут.

Нашим сопровождающим это не понравилось, один из них отошел в сторону и что-то сказал в коммуникатор. Я вздохнул. Этот инцидент не добавил мне ни настроения, ни аппетита, лишь возникли нехорошие предчувствия. И полтора часа спустя я смог убедиться, что своим предчувствиям вполне могу доверять.

Все-таки Макс большой романтик, ему нравилось все, что связано с космосом. Я снисходительно и с некоторой долей зависти слушал его восхищенные возгласы во время полета и удивлялся, насколько мы разные. В тех же кораблях на орбите он сначала видел красоту и находил образные сравнения, а я прежде всего думал о функциональности и невольно сличал характеристики. Наконец такой длинный и выматывающий для нас день закончился, мы добрались до цели. Вот он, космический бродяга, легендарный «Энтерпрайз». У брата еще хватало сил на разглядывание корабля и команды, мне же отчего-то стало неуютно, захотелось побыстрее оказаться в каюте и завалиться в постель. Но сначала нас отправили знакомиться с капитаном. И нашу небольшую команду, состоящую из четырех человек — меня, Макса, нашего наставника Томаса Йодля и Джонсона — проводили на мостик. Оказавшись среди главных офицеров, я осознал, что смутное беспокойство, которое возникло у меня на корабле и которое я списал на интерес к новым лицам, имело и другую причину. Я прямо кожей ощущал, как любопытство находящихся на мостике людей сменилось на безмерное удивление и глубокую неприязнь. А ненавидящий взгляд капитана в мою сторону что-то сдвинул в сознании, и я едва не сорвался.

Никогда раньше я не чувствовал ничего подобного. Весь мир разом потерял краски и стал черно-белым. Я четко видел сжатые кулаки Кирка, непроизвольно дернувшуюся к оружию на поясе ладонь Спока; сидящего в кресле и напрягшегося, как перед прыжком, первого пилота; еще не понравилась смуглая женщина с высоким хвостом волос на голове, отступившая чуть в сторону, как бы уходя с траектории моего возможного броска. Мозг, отодвинув сознательную часть, заработал в каком-то особом режиме, определяя наиболее опасных противников и способы противодействия...

В реальность меня вернула крепкая до боли хватка в предплечье.

— Л-лекс, усп-покойся...

Бледный заикающийся Макс с прилипшей к потному лбу челкой смотрел на меня покрасневшими глазами, а под носом набухала капля крови. Я несколько раз моргнул и тряхнул головой. Тут нас загородила широкая спина Йодля, и куратор со злостью, которую мы никогда от него не слышали, произнес:

— Насмотрелись? Может, теперь покажете детям, — выделил он последнее слово, — каюты, у них был тяжелый день, и они устали.

Томас понял или знал то, о чем я мог и сам додуматься. На подобных кораблях, подолгу пропадающих в экспедициях, очень важна психологическая совместимость и притертость людей друг к другу, поэтому экипажи не меняются годами. «Энтерпрайз» не исключение, его костяк почти тот же, что и тогда. Неужели это был какой-то эксперимент? Кого хотели проверить? Посмотреть на Джонсона я в тот момент не догадался. После слов Йодля офицеры, как мне показалось, стыдливо опустили головы, а я их в этот момент возненавидел. И себя тоже. Потому что самым пострадавшим оказался Макс. Он ведь никому ничего плохого не сделал! Макс у нас особенный, с проявляющейся иногда необычной чувствительностью. Если бы он знал, какой прием нас ждет, то настроился, и был бы готов. Но он был так очарован кораблем, о котором столько раз слышал от крестного, и полон восхищения, что не почувствовал подвоха; в результате пропустил такой вот своеобразный ментальный удар. Но больше всего добавил я, меня он мог чуять, как никто другой. Макс запрокинул голову, шмыгнул носом и прижал к нему пальцы, выдохнул через рот. Я виновато прошептал:

— Прости, сам не понял, что случилось.

— Ничего. Не подумал просто, что так может быть, — прогнусавил он. — Хреново только что-то, голова болит. Прилечь бы.

— Что с ним? — спросил капитан. — Отведите его в медсекцию.

Меня насторожил взгляд Спока, он наклонил голову и пристально с интересом вглядывался в Макса, как будто силился что-то вспомнить. Йодль подхватил брата и, окинув хмурым взглядом окружающих, покинул мостик. Я последовал за ним. В какой-то миг мне показалось, что меня хотят задержать и о чем-то спросить. Хорошо, что не задержали, вряд ли я смог бы вести адекватный диалог. Идя за Томасом, я думал, как же это хорошо, когда рядом неравнодушный взрослый! Узнать бы еще, куда пропал наш крестный.

Макс от медиков отказался. Я его понимал, сам не хотел никого видеть. Йодль хотел настоять на медсекции, но, видя нашу решимость и поняв, что мы знаем причину недомогания, отступил. Нам с Максом выделили двухместную каюту, где мы почти сразу уснули.

* * *

Кирк в раздражении обратился к Джонсону:

— Что, черт вас побери, происходит? Почему один из пассажиров — клон Хана?!

Джонсон, готовый начать разговор, в последний момент передумал, озадаченно посмотрел на капитана, потом, слегка улыбаясь, произнес:

— Хм... клон? Любопытная версия. Но вы ошибаетесь, это не клон.

— Смею предположить, — вклинился Спок, — что оба ребенка имеют самое непосредственное отношение к небезызвестному мистеру Хану, более того, связаны с ним и между собой самыми близкими родственными связями.

— Ваши формулировки как всегда точны, а выводы исчерпывающе достоверны, мистер Спок, — усмехнулся Джонсон, затем обратился к одному из офицеров: — Проводите меня до каюты, коллега, мне надо обсудить с вами пару вопросов.

Кирку осталось только скрежетать зубами — безопасник ни подтвердил, ни опроверг слова первого помощника — и он, скривившись, сказал Споку:

— Мог бы просто сказать, что это его дети.

— Второй мальчик выглядел больным, это не опасно? — подала голос Ухура.

— Медики разберутся, — буркнул Кирк.

Спок промолчал, у него насчет «болезни» были свои догадки.

Крестного мы увидели сразу после пробуждения. Оказывается, он просто не успел к нашему прилету, мы опередили его всего на час с небольшим. С Максом все было нормально, док просканировал его спящего сразу, как только прибыл и узнал от Томаса о его состоянии. Но этот кратковременный всплеск кровяного давления и резкая слабость ему все равно очень не понравились:

— Наставника бы тебе хорошего, — сокрушался он, — чтобы научил контролю. Да где его взять? Отработанные методики только у вулканцев, а к этим ребятам не подступишься лишний раз. Эх! Не препаратами же глушить твою способность.

— Справлюсь, может, там научат, — легкомысленно ответил брат.

Макс чувствовал себя отлично, был в приподнятом настроении и лучился оптимизмом. Я был настроен более скептически. От крестного мы получили самую полную информацию о нашем ближайшем будущем и узнали, что буквально через несколько часов на борт «Энтерпрайза» ступят два супера, чтобы сопроводить нас до конечной точки. Вроде как охрана наша. Разговор с крестным прервал Йодль. Он принес поднос с едой и сказал, что пока не прибудут наши бодигарды, лучше лишний раз из каюты нам свой нос не высовывать. Мы согласились и активно принялись за еду.

Интересно, это по инструкции так полагается или прихоть капитана? Нас опять привели на мостик, чтобы встреча с нашим новым сопровождением прошла под бдительным оком Кирка. Еще не отошедший от неудачной первой встречи, всю дорогу до рубки я шел и ворчал:

— Вот зачем мы там понадобились? У капитана развлечений, что ли, мало, решил посмотреть на эпическую встречу возможных родственников? Можно и у шлюза постоять, или они телепортом прибывают? Тогда у телепортационной площадки. Что ржешь? — я недовольно зыркнул на хихикающего Макса. — Не смешно. А может, мы вообще в сговоре, а тут шикарная возможность, — продолжал я занудствовать, — целая рубка и куча старших офицеров, диверсию устроить — раз плюнуть. Шпион этот еще вулканский опять взглядом сверлить будет...

Мы как раз заходили на мостик, и так получилось, что мои последние слова стали достоянием общественности, потому что несколько пар офицерских глаз готовы были уже во мне просверлить хорошенькую дырку. Я заткнулся, мысленно костеря себя за невнимательность и длинный язык. Макс еле сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос, но кое-как взял себя в руки и успокоился. Однако через несколько минут я про все забыл, ибо открывшаяся картина на обзорном экране ввела меня в щенячий восторг.

— Позеры, — бросил кто-то из команды.

Посмотреть было на что. От соседствующего рядом крейсера, класса боевой «миранды»⁽¹⁾, выполняя невероятные кульбиты, словно играя друг с другом, неслись в нашу сторону две крылатые машины.

— На птиц похожи, — сказал брат.

Я согласно кивнул, сам не заметил, как начал шептать:

— Это же «вархауки»… истребители... охренительная маневренность в космосе и атмосфере планет, идеальная аэродинамика, двойной контур защитного пояса, модифицированный компенсатор перегрузок, увеличенный форсаж...

Меня чувствительно ткнули в бок. Я непонимающе посмотрел на Макса, мыслями я был там, на летной палубе «Энтерпрайза» и изнывал от желания если не прикоснуться к этим совершенным творениям, то хотя бы посмотреть поближе. Братишка сделал «страшные» глаза. Оглядевшись, я смутился и покраснел. Томас с добродушной ухмылкой смотрел на меня и покачивал головой, еще несколько офицеров также, криво улыбаясь, косились в мою сторону.

Провалиться мне сквозь палубу и оказаться... в ангаре с истребителями!

Аугменты зашли в рубку в сопровождении какого-то офицера, встали рядом с нами.

Двое в черной закрытой броне с затемненными забралами стояли и переговаривались с капитаном. Мне было до одного места, о чем они спорили, я не прислушивался, я просто сегодня сошел с ума. Один из них стоял совсем близко. У меня подрагивали и чесались руки — так хотелось ковырнуть сочленение на локте его костюма... или на плече; на поясе интересное уплотнение, наверное, там аптечка; на запястье, если не ошибаюсь, встроенный парализатор... Слегка повернувшаяся голова показала, что мой интерес оказался замечен.

— Можешь потрогать, — негромко с хмыканьем произнес через динамик шлема броненосный человек, даже развернулся и чуть протянул запакованную ладонь в мою сторону.

Я опять смутился, спрятал руки за спину и брякнул:

— Если только изнутри.

— Позже. Обязательно.

Все! Он купил меня окончательно и бесповоротно со всеми моими потрохами! Нет, что-то не так с капитанским мостиком «Энтерпрайза», какое-то излучение виновато. Иначе как объяснить, что именно здесь у меня каждый раз что-то перемыкает в мозгах?

* * *

— Эти... суперы, — обозлился Кирк, — сослались на пункт Устава об охране особо важных лиц, отказались разоружиться и снять экипировку! Как вы могли позволить разгуливать по кораблю двум вооруженным маньякам? Или я опять чего-то не должен знать? В какие игры вы играете, Джонсон?

— Смею заметить, — решил поддержать капитана Спок, — что данный пункт касается охраны персон, имеющих официальный государственный статус или выполняющих посольские функции опять же государственного уровня с заранее заключенными договоренностями.

— Как всегда точны, мистер шпион, — отчего-то развеселился Джонсон, — но вы забыли об одном маленьком уточнении.

— За годы своей службы, должен сказать, мои действия не давали повода...

— Ну что вы, мистер Спок, — перебил сдвинувшего нахмуренные брови первого помощника безопасник и поднял руку в примиряющем жесте, — не обижайтесь, это была шутка. Занятно, к каким умозаключениям приходит иногда детское сознание. Уверен, вам самому интересно узнать причину таких неоднозначных выводов, — затем он переключил внимание: — Кстати, капитан, а слова мальчика о безопасности не лишены логики.

— Не уходите в сторону от разговора, — поморщился Кирк.

— Ах да, маленькое уточнение к Уставу. Поправочка касается охраны лиц, имеющих особое значение для обеспечения обороны и безопасности Федерации, их статус в данном случае не важен.

— Такое ощущение, что эта «поправочка» сделана специально для нашего случая.

Джонсон на слова капитана лишь безмятежно улыбнулся. Обстановку попыталась разрядить Ухура:

— Вы заметили, как быстро наши гости нашли общий язык?

— Подобное к подобному, — усмехнулся Сулу, первый пилот.

— Полноте вам, много ли надо, чтобы увлечь мальчишку. Как досадно, — безопасник покачал головой, — что они с таким же восторгом не смотрели на вас, а ведь были все предпосылки для этого. Увы, вы предпочли иную линию поведения.

Джонсон сделал вид, что дальнейшая дискуссия не имеет смысла, да и офицеры после последней реплики сами не горели желанием продолжать разговор. Кирк в очередной раз убедился, что последнее слово опять осталось за новым представителем СБ, который оказался гораздо более подкованным, чем его младший коллега. А еще понял, что после искренних детских восторгов сложно ненавидеть подростка, по какой-то прихоти природы имеющего такие ненавистные черты.

* * *

— Твой отпрыск готов был съесть меня глазами, вернее, мой костюм. Увидеть вживую — совсем другое, чем на голо. Как же похож, стервец. Второй тоже интересный. У самого как впечатления?

— Необычные.

— И все?

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Возможно, проявление родительской любви или что-то в этом роде.

— Я наблюдал их четырнадцать минут. Небольшой промежуток, чтобы делать какие-либо выводы.

— Твою бронебойную шкуру ничем не прошибешь...

1) Здесь и далее названия космических кораблей, учитывая их характеристики, взято с http://www.startreker.su/korabli_i_kosmicheskie_stancii.html

Вернуться к тексту

— Как думаешь, нас на Зайру пустят?

— Что тут думать, можно спросить...

Несколько дней «Энтерпрайз» прыгал от системы к системе, подчиняясь какому-то своему, непонятному нам, графику. Мы почти все время проводили в каюте, маясь от безделья, изредка выползая в столовую и редкие прогулки по кораблю. Капитан прямым текстом сказал, что нечего каким-то пассажирам разгуливать по военному судну, и круг доступных помещений был ограничен: столовая, обзорная площадка и один из тренажерных залов. Хоть «Энтерпрайз» и был научно-исследовательским судном, но принадлежал Военно-космическому флоту, поэтому никто и не подумал спорить — Кирк был в своем праве. Куда бы мы ни пошли, нас сопровождал молчаливый запакованный в броню супер. Мы научились их различать и назвали их просто: Первый и Второй. Первый явно был главным и был повыше ростом. Второй был чуть шире в плечах и иногда бросал ехидные замечания. Окружающих они нервировали. Так что настороженные взгляды экипажа заставляли нас засунуть поглубже свое любопытство и желание с кем-нибудь познакомиться. Вот и приходилось терпеть вынужденное затворничество, и возможность вырваться хоть ненадолго воспринималась на ура. Маму тоже хотелось увидеть поскорее. Наверное, это было наивно и по-детски, но казалось, что, стоит ей оказаться рядом, весь негатив исчезнет и все будет, как раньше, просто и понятно.

Да, это свершилось! Нам разрешили покинуть корабль! Не передать словами нашу радость и стремительно ползущее вверх настроение.

Я сгибал руки в локтях, сжимал и разжимал кулаки, приседал и подпрыгивал. И вовсю любовался собой. Потрясающе! Нас обрядили в такие же черные костюмы. Что удивительно, сделанные специально для меня и Макса! Инструктаж вел Второй, назвавшийся Риком, чернявый и черноглазый, со слегка смуглой кожей. Первый оставался пока загадкой.

— Версия облегченная, настроенная исключительно на защиту, поэтому никаких встроенных смертельных сюрпризов здесь нет, только парализатор, но... — он многозначительно посмотрел и вдруг подмигнул, — совсем без оружия, думаю, оставлять вас не стоит. Обращаться умеете?

Он достал два фазерных пистолета. Переглянувшись, мы оскалились в улыбках и согласно покивали головой. Еще бы не уметь, с них и начиналась наша учеба. Конструкция фазера была не совсем обычной, но вполне узнаваемой, должны справиться. Но, прежде чем оружие заняло законное место в креплениях на наших бедрах, пришлось прослушать еще одну лекцию об обращении, возможностях и технике безопасности, после чего мы влюбленными глазами смотрели на Рика — эта модификация фазера по мощности не уступала импульсной винтовке! Разве что после работы в макс-режиме на накопление заряда требовалось больше времени. Интересно, знает ли капитан, что нас снабдили оружием? Хотя мне было все равно. Крестный был недоволен, что нас вооружили, но пререкаться не стал, а Томас одобрительно кивнул головой: «Граница. Не помешает». Сам он не менее любовно оглаживал на себе десантную броню, презентованную ему Джонсоном.

Говорят, Зайра с ее буйной растительностью очень шикарно смотрится из космоса, но оценить ее прелесть нам было не суждено, так как на планету мы спускались в десантном транспорте, судне строго функциональном, не предназначенном для любования панорамными красотами. С нами, не считая двух пилотов, был Томас, Джонсон и Первый, Рик сопровождал транспорт на «вархауке» в качестве прикрытия.

Весь хаос, что приключился позже, я вряд ли бы смог внятно описать, слишком быстро все произошло. В памяти все сохранилось какими-то обрывками...

Судно опустилось на специальную площадку в лагере спасателей. В полусотне метрах от него изгибалась небольшая речушка, уходящая дальше к каким-то строениям, за которыми стояла сплошная стена леса. Еще дальше, над лесным массивом, возвышалась антенна гиперсвязи, даже издалека поражавшая своим размером и высотой. С нее все и началось. Не успели мы сойти на землю, как серия внезапных взрывов ополовинила верхнюю часть антенны, а оставшийся огрызок стал заваливаться. Через мгновение все услышали приглушенный грохот, а потом ощутили дрожь под ногами от падения этого покалеченного монумента. Дальше пошли крики и резкие команды. Сначала наша группа оставалась у транспорта. Затем, после того как над головами пролетел «вархаук», наши провожатые погнали нас в сторону обрывистого берега реки, прочь от временных полуразобранных зданий с их хрупкой защитой; транспорт стал взлетать, чтобы прикрыть лагерь с воздуха, тем самым помогая истребителю, ввязавшемуся в бой сразу с тремя клингонскими разведчиками. Характерные их обводы не оставляли никаких сомнений в их принадлежности.

Поверхность ощутимо ударила по ногам после прыжка вниз, мы оказались под пышными зелеными кустами, в изобилии покрывающми речную насыпь. Мельком увидел маму, кинувшую винтовку какому-то мужчине, заметил супера, который прижал к земле Макса, потом передо мной возник Томас, он швырнул меня к брату и подал знак Джонсону, тот сразу активировал прибор, похожий на небольшой чемоданчик, и нашу группу окружило слегка переливающееся силовое поле. Когда рядом со мной успела оказаться мама и стала обрабатывать мне ссадину на лбу, я и не заметил.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Я даже не успел толком испугаться, хоть и был сильно взбудоражен и мало что соображал. Лагерю спасателей повезло. Медики к нашему прилету свою работу уже завершили, и основная часть персонала была отправлена на госпитальное судно, что висело на орбите, внизу оставались только два дежурных медика да несколько техников, которые занимались демонтажем оборудования и сворачивали временный городок. «Вархаук» также сыграл свою роль, отвлекая внимание противника на себя, так что пострадавших не было. Оказывается, во время нападения была невозможна телепортация и блокировалась связь. Все это я узнал из разговоров взрослых. Сейчас они выясняли, что случилось, и согласовывали дальнейшие действия. Томас и Первый взяли себе по напарнику и разошлись в разные стороны для контроля территории, то же самое делал с воздуха наш истребитель. Транспорт получил какое-то повреждение и находился на земле, рядом исходили горячим маревом обломки добитого им же клингонского судна.

Тут меня запоздало накрыло то самое чувство, что впервые возникло на борту «Энтерпрайза». Макс что-то учуял раньше, начал беспокойно озираться и потянулся к бедру за фазером.

Возможно, виновата была особая экипировка, может, сканер не обнаружил его из-за неостывших тел погибших сородичей или еще горячих обломков, но клингонец каким-то образом появился посреди лагеря и направил на нас свое внушительное оружие.

Невероятно четкий черно-белый мир обрушил на меня информацию, от которой, казалось, моя голова сейчас лопнет, не выдержав напряжения. Никто. Не успевал. Ничего. Сделать. Джонсон неподалеку колдовал над прибором, «вархаук» был далеко, Первый только разворачивался в нашу сторону, его напарника видно не было, как и второй двойки, ушедшей в противоположном направлении. А на пути смертоносного импульса стояла мама...

Время, до этого тягучее, ускорило свой бег. Я сбил маму с ног, но меня самого тут же снесло на несколько метров и впечатало в грунт, выбив весь воздух из легких. Сначала я ничего не понял, но потом буквально задохнулся от накативших ощущений. С меня словно содрали всю кожу и вырвали внутренности. Казалось, каждая клетка тела кричит от боли и бьется в агонии. Я корчился, извивался, загребал землю руками и ногами, а перед глазами стояла багровая пульсирующая пелена. Я готов был кричать во все горло, но получалось только беззвучно хрипеть:

— Мама... — и судорожно вдыхать воздух в горящие легкие, — мама...

Как бы я хотел избавиться от этого кошмара! И падать, падать куда-то в затягивающую черную глубину, что обещала облегчение. Но я не мог, мне надо было увидеть, понять... Я увидел все же... размытыми образами... Макса, остервенело выпускающего из фазерного пистолета импульс за импульсом, маму с медицинским кофром в руках; пригнувшись и спотыкаясь, она бежала в мою сторону. Скорее почувствовал, чем осознал, что все кончилось, что опасности нет, и только тогда позволил измученному сознанию провалиться во тьму...

* * *

— Боевая тревога! Опустить щиты!

— Капитан, входящее сообщение! «Веду бой. Прошу поддержки. Крейсер USS "Хиросима" пять два один три семь, контр-адмирал Амато Фарини. Высылаю данные телеметрии противника». Пакет данных получен.

— Выдвигаемся на помощь. Мистер Сулу, пилотируйте. Ухура, ответь «Хиросиме», подключай командную волну и свяжись с планетой. Мистер Спок, доложите обстановку на орбите.

— Согласно полученным данным, крейсер сопровождения «Хиросима» прикрывает госпитальное судно «Пастырь», госпиталю приказано выйти из зоны боевых действий и уйти в варп. Время активации варп-ядра семь минут.

— Почему так долго?

— Спасательные боты подбирают сбитых пилотов. Бой истребителей сместился в сторону, три единицы противника прорвались к планете.

— Связь с планетой отсутствует, сигнал портативных маячков блокируется.

— Дерьмо! Общая связь по кораблю, потом Фарини.

— Есть.

— Внимание, «Энтерпрайз». Мирная миссия спасателей Федерации подверглась вероломному нападению клингонов. Идем на выручку. Надеюсь на ваше самообладание и поддержку. Надерем им задницы, ребята.

— «Хиросима» на связи.

— Контр-адмирал, как младший по званию перехожу под ваше командование, жду указаний.

— Приветствую, Кирк. Наш противник — «киворт», как ты уже понял. Эта тварь хорошо замаскировалась и чуть не спалила нас своим дизраптором. Готовь установку, как только «Пастырь» уберется отсюда, по команде вдаришь торпедами, щиты этой каналье мы хорошо просадили. Даю указание на курс...

Не сказать, что Макс относился к своей особенности серьезно. Проявлялась эмпатия чаще всего под влиянием сильных эмоций: это могло быть волнение от встречи с чем-то новым, могло быть безудержное веселье от шалости с братом или одногруппниками, а могла быть просто сильная досада от программной ошибки, которую он вовремя не заметил. Специально настраиваться на эмпатию Максу было трудно, зато на удивление легко удавалось закрываться. И толпы он не боялся. В таких случаях Макс просто представлял, что двигает воображаемый регулятор громкости людского эмофона до приемлемой для себя комфортности. Так что ощущение чужих эмоций воспринималось чем-то безусловно полезным, но чаще просто забавным. Приятно же знать, что хмурая бабушка уже не злится и ругается только для вида и в воспитательных целях, или куратор, отчитывая провинившихся кадетов, больше недоволен самим собой, потому что не пресек безобразие вовремя. А как удобно ощущать чужое возбуждение и быть готовым, понимая, что за углом кампуса караулят явно настроенные на драку ученики с параллельного потока!

Так было, пока они не попали на «Энтерпрайз». Тогда у него впервые возникла мысль: так ли это хорошо — знать, что чувствуют другие. Зайра сдвинула планку еще дальше. Появилась злость на себя, что не смог вовремя разобраться в хаосе ощущений и предупредить о нападении выжившего клингонца. Умом-то он понимал, что его вины нет, а есть ответственные за них и тренированные взрослые, но услышанную когда-то и где-то фразу «чем больше дается, тем строже спрос» ощутил на себе, кажется, в полной мере. Когда его захлестнула чужеродная всепоглощающая ненависть и, просто-напросто испугавшись и поддавшись панике, он на рефлексах вскидывал свое оружие и давил на курок... Затем пришел стыд. Сосредоточившись на недобитке, он отсек не свою, скручивающую внутренности боль, и только потом до него дошло, что это была ниточка, связывающая его с братом. Единственного, кого чувствовал лучше всех. И как Макс потом ни настраивался, как ни прислушивался, он натыкался лишь на пустоту в том месте, где был Алекс. Не чувствовать потерявшего сознание брата оказалось страшно.

Алекс выглядел жутко. Большую часть тела словно пожевали и выплюнули: кровавое месиво, в котором проглядывали ребра и вплавились части брони, что приняла на себя удар и спасла своего хозяина, но не смогла до конца противостоять импульсу, способному сбивать шаттлы. Макс боялся сорваться и запретил себе паниковать. Он словно подкрутил свой собственный регулятор, снизив чувства до минимума. И сейчас отстраненно наблюдал, как мать, закусив до крови губу, уверенными движениями заливала тело Алекса медицинской обеззараживающей пеной, а Первый, быстро и аккуратно убрав покореженный шлем, под которым было залитое кровью лицо, зафиксировал дыхательную маску и начал ловко отсоединять сегменты костюма, сейчас ненужного и мешающего оказывать помощь. Больше Макс ничего не видел — подоспевший Джонсон, Томас и другие люди оттеснили его и закрыли обзор. Макс опустился на землю, обхватил колени и опустил голову. Оставалось только ждать...

* * *

— Славно поработали, Кирк. Благодарю за помощь. Твои ребята на планете оказались выше всяких похвал. Впечатлен. Моим птичкам там ничего не досталось. Продублируй сигнатуру атак, отправлю с рапортом в Штаб флота. Не знаю, что здесь забыли клингонские твари и как они просочились сквозь патрули, но, по слухам, они за кем-то охотятся. Сейчас прибудет рейдерская группа из соседнего сектора, а я прощаюсь, моя задача — охранять госпиталь. Удачи, «Энтерпрайз».

— И вам удачи, Фарини. Файлы отправлены. Легкого пути в варпе, «Хиросима».

— Капитан, связь с группой на поверхности установлена. Пострадавших нет. Транспорт получил повреждения, устранение неисправностей в условиях планеты невозможно.

— Убрать щиты, настроить транспортер на ангар летной палубы. Заберем сразу всех.

— Транспортер настроен.

— Капитан! Тревожный сигнал! Группа подверглась нападению, опасность устранена, но есть раненый. Получена просьба на активацию телепортационной площадки в медсекции. Метка одного из «хамелеонов» не фиксируется.

— Не вижу серьезных оснований для отмены предыдущего приказа. Осуществите перенос на летную палубу и пошлите туда медиков.

— Но капитан...

— Выполняйте. Затем опускайте щиты, мы, к сожалению, в небезопасном пространстве.

— Как прикажете, капитан.

— Ухура, выведи изображение палубных камер на главный экран. Посмотрим, что там у них. Неужели хваленые суперы перестали быть неуязвимыми...

Кирк был доволен: бой закончился без потерь, Штаб флота извещен, корабли Федерации вскоре возьмут систему под полный контроль, а «Энтерпрайзу» останется сделать последний прыжок, и он избавится наконец от беспокойных пассажиров.

Ни одному капитану не нравятся подобные моменты. Когда для перемещения крупных объектов приходится выделять значительную часть энергии реактора и убирать щиты, делая при этом корабль наиболее уязвимым и наименее маневренным. Кирк видел, как затухают энергетические всполохи телепортации, с помощью которой сначала возник помятый десантный транспорт, следом за ним появились люди; он готов был уже с облегчением вздохнуть, но следующие минуты, как оказалось, стали для него непростым испытанием на выдержку и самоконтроль. Он не ожидал увидеть то, что увидел. У кого-то вырвалось:

— Господи помилуй! Раненый — тот мальчик!

Офицеры были людьми бывалыми, видели и ранения, и смерти, но израненный ребенок вызвал у них тягостные чувства.

Сразу после перемещения окровавленный, облепленный спецпеной парнишка вдруг задергался в судорогах. Медики во главе с Маккоем засуетились, быстро разворачивая переносной футляр реанимационной платформы. Кирк с силой сжал подлокотники кресла и прикрыл глаза, но звучащие слова невольно врезались в сознание и заставляли сопереживать: «...давление падает...», «Остановка сердца!.. Разряд!.. Еще раз!», «Ну же, Алекс, давай!», «...дыши, малыш, дыши... вот и справился, вот и молодец...»

— Капитан, истребитель прибыл на борт, щиты активны.

— Перемещаемся на дальнюю орбиту и ждем флотскую группу. Пока все, выполняйте.

В этот момент Кирка привлек женский возглас, заставивший удивленно взглянуть на экран.

— Твоя кровь, Хан, нужна твоя кровь.

Смутно знакомая светловолосая девушка в костюме спасателя схватила за руку охранника в «хамелеоне». Человек в черной броне резким движением разблокировал шлем, который сложился горбом на спине у основания шеи. И перед изумленными офицерами предстал Хан во всей красе. Он напряженно посмотрел на женщину, кивнул и бросил прибежавшему напарнику:

— Рик, систему.

Рик вытащил из недр своего костюма необычную конструкцию в виде двух браслетов, похожих на наручи, соединенные прозрачными тонкими трубками. Внутри «наручей» прятались гибкие иглы. Браслеты охватили запястья, иглы впились под кожу, проткнули вены, и система начала перекачку крови от донора к пациенту. Маккой скомандовал:

— А теперь срочно в реаниматор! Пока дойдем, думаю, крови перельется достаточно.

Появление Хана его не впечатлило, в отличии от Кирка, в душе которого разбушевалась буря.

Эластичные ремни зафиксировали Алекса на гравиносилках, и небольшая процессия стремительно двинулась в сторону медсекции.

— Капитан, обработка данных завершена, о событиях на планете скомплимирован общий видеофайл.

— Вывести на главный экран, — хрипло произнес Кирк...

* * *

Макс понял, что такое счастье. Счастье — это когда в груди появляется и разрастается теплый комок, потому что у близкого человека есть дыхание и бьется сердце. Счастье — это когда тиски, сжимающие твои внутренности, разжимаются, и ты готов обнять весь мир разом.

Крестный и мама, о чем-то переговариваясь, колдовали у пульта капсулы реаниматора, в которой лежал Алекс. Было ясно, что самое страшное позади, и облегчение, что наполнило медицинский отсек, казалось, можно пощупать руками... пока не появился капитан. Смотрел он при этом только на Хана. Но мать на корню пресекла возможный конфликт между двумя заклятыми врагами. Подлетев разъяренной фурией, она ткнула кулаком в грудь опешившего Кирка:

— Вы! Вы получили сигнал, что у нас раненый! Вы обязаны были активировать площадку бортового госпиталя! Вы чуть не добили моего сына!!!

Зная, что мама только начала распаляться, и неизвестно, к чему это может привести — не исключено, что к чьим-то травмам — Макс решил вмешаться. Вклинившись между ней и Кирком, обхватил ее и быстро заговорил:

— Мам, он живой и ты живая. Нам просто надо отдохнуть. Лекс справится, он сильный. Все будет хорошо.

Из нее как будто весь воздух выпустили, она посмотрела на сына, а затем Макс с ужасом наблюдал, как включается режим «мама-медик»: на виду у всех она стала ощупывать его голову, мять ребра, задавать вопросы, в общем, делать то, что делают врачи при тщательном осмотре на скрытые травмы. Пришлось смириться, уж лучше пусть на него отвлекается.

Кирк так и не ответил, лишь по двигающимся желвакам на скулах можно было судить, что его обуревают какие-то чувства; он ушел, напоследок задержав взгляд на реаниматоре. Хан так же остался молчаливым.

— Мам, как ты поняла, что это Он? — шепотом спросил Макс, на что она, хмыкнув, ответила:

— Передо мной постоянно две его копии маячат, как тут не понять, — и легонько щелкнула его по носу.

В приказном порядке Макс был отправлен отдыхать. Только до каюты дойти у него не получилось. Ноги подкосились почти сразу за пределами медсекции, и он упал на четвереньки. В голове замелькали картинки произошедшего: падающий Алекс, его развороченная броня, заострившееся лицо, побледневшая мама и, хуже всего, пристальный взгляд клингонца, сначала ненавидящий, потом не верящий и потухший. Макса вырвало. Его рвало снова и снова, даже когда в желудке не осталось желчи, он продолжал трястись от спазмов.

— ...применил оружие по назначению, естественная реакция на первого убитого... — донеслись до него чьи-то слова; пустой желудок попытался сделать очередной кульбит, к радости, на этот раз безуспешный.

Сильные руки помогли Максу подняться, обтерли лицо салфеткой; другие руки приподняли подбородок и сделали инъекцию пневмошприцем в вену под челюстью, после которой тело стало расслабляться и настойчиво требовало лечь на что-нибудь мягкое.

— А, это ты, — сфокусировав взгляд на спасителях, слабым голосом сказал Макс; в голове у него зароились всякие разные мысли и просились на заплетающийся язык, — а я тебя искал.

— Любопытно, — произнес Хан и подхватил неустойчивого Макса на руки, — когда и зачем ты меня искал?

— Да маленький был, папу хотел найти, — вяло отмахнулся подросток и уцепился за плечи Хана, испытывая необыкновенное чувство защищенности, тут же пожаловался: — Опять меня на... на руках тащат, этот корабль какой-то неп... неправильный.

Напарники переглянулись, Рик, не сдерживая улыбку, поинтересовался:

— Почему неправильный? Что-то произошло?

Макс подвигал челюстью, пару раз высунул-засунул язык, но своеобразный массаж не помог; губы перестали слушаться, веки сделались неподъемными, безудержно клонило в сон, он кое-как произнес:

— Тут как Лекса увидели... к ору... жию по... тянулись, его пере... клинило на... драку, а мне... по моз... гам вда... рило мен... ментал...

Макс окончательно расслабился, руки соскользнули вниз, он откинул голову и засопел. Хан сбился с шага и пораженно уставился на свою уснувшую ношу. Рик был не менее поражен:

— Охренеть, это же...

— Замолкни.

— Понял, не здесь.

К ним приближался Томас; он только что отделался от Джонсона, который утащил его к себе сразу после переноса, и сейчас спешил в медотсек, чтобы узнать как там его подопечные.

* * *

Маккой уверенно прошел в капитанскую каюту, выставил на стол две стопки и бутылку:

— Чехов себе не изменяет. Его запас спиртного по-прежнему великолепен.

— Ты пришел с обвинениями или просто решил прочитать мне нотации? — исподлобья взглянул на него Кирк, до этого безучастно пялившийся в стену.

— Я пришел с коньяком, с обвинениями и нотациями ты и сам прекрасно справляешься. Поверь, если бы это было не так, я первый встал бы в очередь, чтобы набить тебе морду.

— Даже так, — невесело усмехнулся Кирк и одним махом опрокинул в рот наполненную до краев стопку, даже не поморщившись.

— Джим, за жизнь этих детей я боролся, когда они были еще в утробе матери. Признаю, сначала мной двигал исключительно исследовательский интерес, но со временем они стали значить для меня очень много. Можно сказать, они моя семья.

— Да ты полон сюрпризов, Боунс. И ведь столько времени никому ни слова не сказал...

— И правильно сделал. Сам можешь догадаться, к чему все могло привести, если бы все узнали. Так что мне винить себя не в чем. У них было нормальное детство, жаль, что закончилось.

— Для чего ты здесь, Лео?!

— Ты мой друг, Джим. Хотел убедиться, что у тебя все в порядке, только и всего.

— Я чуть не убил ребенка, со мной не может быть все в порядке! — выкрикнул Кирк. Он привстал и навис над доктором. — Но знаешь, Лео, что самое поганое? Я по-прежнему ненавижу этого ублюдка, сильно ненавижу. Но я больше не хочу его убивать!

— Вот это я и имел в виду, — Маккой вдавил Кирка обратно в кресло. — Выпей еще, хорошее пойло, считай, что как врач советую. Я рад, что ты приходишь в себя и становишься прежним Джеймсом Кирком...

— Привет, — улыбнувшись, склонилась надо мной мама.

Ответить не получилось, из горла вырвался только кашель. Я забеспокоился, мне хотелось спросить, почему я не могу двигаться, целые ли мои конечности и почему я ничего не чувствую. В панике начал воображать, что от моего тела осталась одна только голова.

— Тс-с... успокойся. Все в порядке. Руки, ноги на месте, чувствительность тоже вернется. Приготовься, будет не очень приятно. Потерпи, хорошо? Это ненадолго.

Я облегченно кивнул, вернее, попытался кивнуть.

— Как же ты меня напугал, — она качнула головой, — вы должны были остаться на корабле.

Представив такой вариант, я содрогнулся, костюм спасателя не выдержал бы такого удара, если уж меня разворотило... Я прокашлялся и с хрипом сумел выдавить:

— Хорошо, что я был рядом. Все правильно. Просто по-другому не успевал.

— Дети не должны воевать.

Прозвучало так горестно, что у меня сжалось сердце. Но я чувствовал свою правоту и искренне верил в то, о чем стал говорить дальше:

— Ты рассказывала, что прадед в нашем возрасте по лесам с автоматом партизанил, — говорить было тяжело, хрип постоянно сменялся кашлем и наоборот; тело потихоньку стало покалывать, — и дед тоже...

— Ваш дед был просто военным инженером, мосты наводил да дороги прокладывал, он даже не воевал, — ворчливо перебила мама.

— Все равно, офицерские внуки не должны прятаться, — упрямо продолжил я, — ты у нас одна.

— Вырастила на свою голову, — вздохнула мама, — что один, что второй, оба на рожон под пули лезут.

— Это были не пули, — я попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышла гримаса — покалывание превратилось в тупую нарастающую боль.

— Ладно, героический ты мой, вижу, тебе совсем плохо. И это, как ни странно, хорошо, — она скосила взгляд в сторону и вниз, видимо, на дисплей медкапсулы, в которой я находился. — Значит, все у тебя в порядке. Восстановление идет полным ходом. Прохождение нервных импульсов замечательное. А теперь спи, в следующий раз будет гораздо легче.

Она набрала на пульте какую-то команду, крышка капсулы опустилась, и я начал погружаться в сон.

* * *

— Я хотел бы услышать объяснения, — недовольно начал Джонсон, но быстро успокоился и ровным голосом продолжил: — Согласно договору, вы обязаны были предоставить самую полную информацию об интересующих нас объектах. Разговор, невольными свидетелями которого мы с вами стали, заставляет сомневаться в вашей искренности. Мне казалось, ни одна из сторон не заинтересована в возникновении конфликта.

— Мы знаем не больше вашего, — развел руками Рик. — Услышанное — сюрприз и для нас. В конце концов, наш запрос о семье Вольф шел через вашу организацию. Не бросайтесь голословными обвинениями.

— Допустим, — Джонсон откинулся в кресле. — Я даже готов признать собственную некомпетентность. Мы довольствовались официальными данными и не потрудились тщательней изучить прошлое одинокой сироты. Но зреет у меня убеждение, что вы, — он указал на Хана, — что-то знаете. Вы не показались мне удивленным, скорее озадаченным. Как-никак, у вас было более чем близкое знакомство.

— Наше знакомство, — усмехнулся Хан, — было мимолетным и не предполагало откровенных бесед.

— Зато откровенно предполагало кое-что другое, — не удержался от пошловатой подколки Джонсон.

— Почему вы сами у нее не спросите? — полюбопытствовал Рик.

На что безопасник скривился и неохотно признался:

— У нас с ней был свой договор, я обещал не давить и не лезть в ее прошлое, и предполагал, что это было связано с вами да нежеланием подставлять доктора Маккоя. Наши психологи решили, что, вероятно, имели место какие-то детские травмирующие воспоминания. Теперь понятно, что за этим крылось что-то гораздо большее.

Ответить собеседникам было нечего, и разговор заглох сам собой.

* * *

— Офицерские внуки, надо же. Скажи, этот «молчи-молчи» прав, у тебя действительно есть какие-то догадки?

— Да, есть.

— А дальше?

— Догадки — не факты, не вижу смысла в бездоказательных предположениях.

— Какой ты трудный, Хан...

Джонсон ошибся. Хан не был озадачен, скорее, удовлетворен. При принятии решения присоединиться к миссии по доставке ценных пассажиров им двигало больше жгучее любопытство, давно не посещавшее его пусть и богатую на события, но довольно однообразную и, нет смысла себе врать, бесцельную жизнь; а также чувство ответственности за внезапно возникших и связанных с ним человечков, давших надежду маленькой кучке изгоев, созданных когда-то для службы и защиты, а теперь вынужденных подстраиваться и выживать в новом мире. Родительских чувств не было и в помине. Откуда бы им взяться? Он не знал, что значит быть родителем, его этому не учили. Зато научили пользоваться человеческой слабостью и манипулировать родственными чувствами для своей выгоды. Поразительно, но сейчас осознание родства не сделало его слабым. Наоборот. В нем затлел огонек гордости за хрупкое по возрасту, но сильное по духу существо, по причудливому велению Вселенной состоящее наполовину из его генов. Этой половиной он мог гордиться. И все шло к тому, что другую половину он начинал уважать.

Женщина и раньше не вызывала равнодушия. Он ее помнил. Помнил как непонятное яркое пятно в окружающей враждебной серой массе, своей неприкрытой и искренней симпатией сумевшее задеть какую-то струну в глубине его циничной и жесткой души да так там и остаться. Все эти годы этот образ не особо его тревожил, лишь иногда появлялся рядом, вызывая на лице чуть изогнутым уголком губ намек на улыбку, когда заходила речь о произошедших событиях прошлого. С некоторым удивлением Хан признал, что ощутил нечто похожее на ревность, когда увидел, как она окружает так похожих на него детенышей нежной и безмерной заботой или бесстрашно бросается на их защиту. Так же спокойно принял то, что сейчас его взгляд вылавливает ее из толпы все чаще, а улыбка становится настоящей и предвкушающей...

Стоило понять, что же так взбудоражило представителя СБ в разговоре, пусть интересном в плане новой информации, но, по сути, мало на что влияющем. Было ли это обычной досадой на непрофессионализм, или же за этим стояло что-то еще?

* * *

Следующее мое пробуждение было там же в медсекции. Но теперь меня не окружали бортики капсулы; я лежал на койке с приподнятым изголовьем.

— Идешь на поправку, — довольно сказал крестный и сунул мне закрытый пластиковый стакан с трубочкой.

Глотнув кисловато-сладковатой жидкости, понял, насколько же я голоден и как жутко у меня пересохло в горле.

— Скоро будешь есть нормальную еду, а пока подкормись-ка новой порцией крови, — схохмил он и кому-то кивнул.

Я проследил за его взглядом и во все глаза уставился на человека, чьей копией, по словам окружающих, я был. И правда копия, через несколько лет нас, наверное, можно будет принять за настоящих близнецов. Он с помощью Маккоя стал подключать систему для переливания крови.

— Твой брат был более разговорчив при встрече, — слегка усмехаясь, глубоким голосом произнес Хан.

Я немного растерялся. Потом, прочистив горло, спросил:

— А что вы хотите от меня услышать?

Рядом хохотнул Рик, которого я сразу не заметил. Рик весело произнес:

— Возможно, что-нибудь о сыновней любви или что-то в этом роде.

Выслушав этот бред, я недоуменно перевел взгляд с Рика на Хана и обратно. Это ведь не серьезно? Я же его совсем не знаю, а то, что знаю, сыновней любви вряд ли может способствовать. И выбрал, как мне показалось, нейтральный ответ:

— Пять минут знакомства маловато... э-э... чтобы сделать какие-то выводы.

— Скройся! — рявкнул Хан заржавшему конем Рику.

— Ухожу-ухожу, родственнички, — смеясь, сказал Рик и выскользнул из помещения.

Телу вдруг стало горячо, я глубоко задышал и разом покрылся потом. Встревоженный крестный посветил мне в глаза, потом лицо его расслабилось, что-то он там сделал, нацепил мне намордник дыхательной маски, и я опять уснул, услышав напоследок:

— Твоя кровь, Хан, творит чудеса.

* * *

— Я хотел спросить... — замялся Макс.

— Эти парни как-то вытащили нас из безнадежной передряги. Мне не за что их ненавидеть. Ты это хотел узнать?

Макс кивнул, а Томас продолжил:

— Что же, пора прощаться.

— Спасибо, сэр, без вас наше путешествие было бы не таким... комфортным.

— Не унывай, Макс. И удачи. Мне кажется, вам всем придется нелегко. Возможно, еще увидимся, — он похлопал своего воспитанника по плечу. — Тебя ждут.

— До свидания! — Макс схватил обеими руками широкую ладонь Йодля и крепко пожал, потом развернулся и поспешил вслед за своими. В горле внезапно образовался комок, и глаза предательски защипало. «Как так? — спрашивал себя Макс, думая о Томасе. — Вроде бы знаешь человека, а потом выясняется, что ничего ты о нем не знаешь».

— Вот это класс! — восхитился Макс.

Я согласился, выглядело действительно потрясающе. Крестный, правда, когда узнал, куда мы отправляемся, высказался по-другому: «Чудовищное убожество, хрустальный шар, который вот-вот треснет прямо в космосе...» Убожеством я это творение человеческого и не только человеческого гения не назвал бы, но на хрустальный шар космическая станция Йорктаун была очень даже похожа. После непростых месяцев на базе аугментов нас отправили на Йорктаун отдохнуть и «проветриться».

На базу я попал в состоянии бессознательном в специально предназначенных для транспортировки пострадавших гравиносилках. Макс потом со смаком, в подробностях рассказывал, как Командор, встретив нашу группу, едва переступившую порог шлюза, прямо на месте начал распекать «двух самонадеянных идиотов, не способных справиться с заданием, чью работу пришлось выполнять сопливым детишкам», не стесняясь в выражениях и игнорируя окружающих. «Два идиота» стоически терпели публичную экзекуцию и недобро смотрели на остальных встречающих товарищей, намекая этим, что если от Командора они готовы выслушивать порицания, то остальные пусть только попробуют... Я так понял, им это долго потом аукалось.

Насчет нападения мало что выяснили. Аналитики флота и сами суперы, исследуя доступные факты и изучая донесения пограничников, сошлись во мнении, что целью клингонов был именно госпиталь спасателей и диверсия на планете. В устрашение, так сказать. Получается, это нам так «повезло».

На поправку я шел достаточно быстро. По словам мамы, любой другой с такими ранениями пролежал и восстанавливался бы раз в пять дольше, и то не факт. Как только я встал на ноги, начались трудовые будни, и первые месяцы нас буквально вымотали. Мы постоянно ходили обвешанные и обклеенные медицинскими датчиками, по несколько раз в день проходили сканирование: до еды, после еды, перед физическими нагрузками и после них, перед сном, после сна, иногда во время сна — спать под сканером оказалось тем еще удовольствием... И тесты, постоянные гребаные тесты на внимательность, память, выносливость, скорость реакции и еще туева куча всего, о чем мы раньше и понятия не имели, зато ощутили сейчас на своей шкуре в полной мере. Да постоянные анализы, куда же без них. Это было ужасно. Мы предполагали, что будет тяжело, но к такому готовы не были. Хотелось выть волком, взбеситься и вытворить какую-нибудь глупость в знак протеста. Останавливало лишь понимание, что это будет выглядеть детской истерикой и все равно ничего не решит. И мама. Становилось гораздо легче, стоило ей нас проведать и потрепать по макушке.

Помимо всего этого, потихоньку не прекращалось и обычное наше школьное обучение. Учителя, конечно, были не простыми, все они носили форму с погонами, выполняли приказ и попали на базу через Службу безопасности, дав подписку о неразглашении, попутно проходя свою собственную, неведомую нам, стажировку.

Любопытство. Вот что чувствовали мы по отношению к себе вне стен лабораторий, особенно первое время. Это смущало. Непривычно было ловить на себе слишком заинтересованные взгляды незнакомых людей и, реагируя на просьбы, рассказывать что-нибудь о своем детстве. Радовало, что такое любопытство было ненавязчивым, не нарушало личных границ и добавляло лишний плюсик к нашему привыканию.

Чей интерес был постоянным, так это отцовский. Часто мы видели его, стоящего неподалеку со сложенными на груди или сцепленными за спиной руками, с всегда идеально ровной спиной, бесстрастно наблюдающего за нами во время тренировок или обследований. Он редко задавал вопросы и вступал в разговор, но без проблем мог объяснить что-либо непонятное. Стоит ли говорить, что самое подробное объяснение я получил на летной палубе, куда выпросил разрешение на посещение при первой же возможности. Там же я получил от него первый кивок одобрения на свои грамотно заданные вопросы и самостоятельные пояснения. Это было неожиданно и, чего уж там, чертовски приятно. Но неловкость с моей стороны все равно была сильная — слишком непонятный он человек. Я не чувствовал от него угрозы в отношении себя, Макса или мамы, но была в нем какая-то мощь, опасная и подавляющая. От аугментов от всех веяло чем-то таким, а от него особенно.

После того, как Док перестал выворачивать нас наизнанку и сбавил обороты, должно было бы стать полегче, но нет — за нас взялись сами суперы. Обучение по их собственным методикам выматывало как бы не хуже, заставляя нас ощущать себя никчемными и слабыми особями и выбивая остатки превосходства, которое мы, хоть и не показывали, но все же иногда испытывали по отношению к сверстникам. Только вот после Зайры роптать даже в мыслях не было. Сцепив зубы, через немогу мы изо всех сил стремились стать лучше. Видимо, выяснив пределы наших возможностей, нас заставляли выкладываться по полной: и морально, и физически, и так, что мозги закипали. Никогда не думал, что за такой короткий срок можно столько всего выучить и неслабо натренироваться.

Как-то раз утром мы с Максом обнаружили, что от усталости не заметили и уснули прямо в одежде в обнимку на одной кровати. Тут же едва не подрались, обвиняя друг друга в онемевших руках и затекших шеях. В другой раз было еще смешнее: осоловев от сытного ужина, вырубились прямо в столовой. Меня тогда разбудил незнакомый аугмент. Он, не обращая внимания на мои слабо-вялые попытки сопротивления, аккуратно закинул меня на свое плечо и отнес в нашу комнату, где уже спал брат, свернувшись калачиком на моей кровати.

Однажды, поддавшись минутной слабости и ничего не сказав Максу, решил найти утешение у мамы или, на крайний случай, у бабушки. И отправился к ним в лабораторию. В кои-то веки они были одни, сидели рядом и разговаривали.

— Ты выглядишь совсем усталой и потерянной.

— Да как-то... — мама неопределенно махнула рукой, — все так странно. Дело даже не постоянных исследованиях. Все эти мужчины и несколько женщин, которые не могут... В общем... Ты еще не в курсе, оказывается, почти все женщины аугментов решились на беременность.

— Ничего себе! Я так понимаю, в ход пойдут твои яйцеклетки? И будут у наших мальчишек братья или сестры.

— Двое уже готовятся, остальные потом, по обстоятельствам.

— Понятно. Но сдается мне, что дело не только в этом. В Нем, да?

— Угу, — мама сникла и уткнулась в плечо Марии, — сама не знаю, что со мной творится. Когда он рядом — не соображаю ничего. Думала, прошло все, а оно еще хуже стало...

Я почувствовал себя законченным эгоистом. Ей самой нелегко, а тут я с глупой жалобой. Кашлянув, решил обозначить свое присутствие. Мама обернулась и забеспокоилась:

— Алекс? Что-то случилось?

Я подошел и обнял ее.

— Да нет, все нормально, просто тебя хотел увидеть...

...Свою долю ласки и утешения я, безусловно, получил. Даже не представляю, что было бы, окажись мы в таких условиях поодиночке, без поддержки родных.

Чуть позже, укладываясь поудобнее в постели, вспоминая услышанный разговор, я задумался. А ведь действительно, мама и наш новоявленный отец по отдельности ведут себя совсем иначе, чем когда находятся поблизости. Стоит им оказаться в одном помещении, мама напрягается и большей частью молчит; у него и так прямая спина становится еще прямее, при этом он постоянно поглядывает на маму. Да таким взглядом, хм... Захотелось подтвердить свои догадки.

— Макс! — позвал я лежащего у противоположной стены брата. — Макс! Макси-имушка-а!

— Чего тебе? Алексеюшка, блин. Я, вообще-то, почти уснул.

— Почти не считается. Как думаешь, между нашими родителями что-нибудь есть?

— Ну-у, я не уверен, конечно, но мне ка-ажется...

— Макс, не тяни кота за яйца!

— Да! Есть что-то такое. Отвали уже.

— Ладно. Надеюсь, ему не позволят ее обидеть.

— Скорее, наоборот...

— Ма-акс!

— Лекс, ты достал! Я спать хочу!

— А у нас скоро братишка появиться, ну или сестренка...

— Чего-о?!

Позабавившись уморительным видом брата, я рассказал, что к чему.

— Что-то я не представляю Илву или Сигрун в роли мамочек, — сказал ошарашенный Макс.

Я тоже не представлял. Из семи женщин аугментов мы познакомились только с двумя. Если честно, мы их побаивались. Миниатюрная рыжая Илва обучала нас стрельбе, своими изящными ручками она с легкостью орудовала здоровенной скорострельной пушкой и крупнокалиберной винтовкой и вообще была фанаткой всего такого смертоносно-большого. Я бы не удивился, если бы узнал, что она и спит в обнимку с «миниганом». Сигрун же, высокая, с азиатскими чертами женщина, почти каждый день гоняла и сворачивала нас узлом, занимаясь рукопашкой. Таких воительниц трудновато представить воркующими с младенцами. Мы их как женщин-то не воспринимали! Интересно, кого выберут на роль папаш? Несколько дней мы развлекались, строя предположения, но потом интенсивный темп взял свое, стало не до этого.

С каждым днем, с каждым месяцем накапливалась усталость и раздражение, что стало сказываться на учебе и самочувствии. Хоть мы и привыкли к новому окружению, но невозможность отвлечься, пообщаться и подурачиться с друзьями в привычной обстановке действовала на нервы. Тем поразительней было узнать, что о нашем психическом здоровье обеспокоились, и после восьми месяцев нашего пребывания на базе отправили на Йорктаун. Йорктаун был выбран не случайно. Он был недалеко, и именно в это время там будет находиться большая группа экскурсантов — кадетов нескольких колледжей, в том числе и нашего бывшего, где для них устраивалась обширная трехнедельная познавательно-развлекательная программа. Вот к ним мы и присоединимся с простой и почти правдивой легендой: переведенные в связи с семейными обстоятельствами в другое учебное заведение.

— Мам, раз ты не летишь, может, и нам остаться? — неуверенно спросил Макс.

— Не стоит. Вы отдохните и постарайтесь ни во что не влипнуть. Со мной все нормально будет, — сказала мама и вдруг вспыхнула румянцем. В тот момент я на это почти не обратил внимание. Мама помахала нам рукой, мы махнули в ответ и поспешили к трапу небольшого курьерского корабля, должного доставить нас на космическую станцию. За край сознания зацепилась странноватая деталь: нас также провожал Хан; переговорив с пилотами, он подошел и встал рядом с мамой; очень близко встал. Странность мелькнула и пропала. Все мысли были заняты предстоящим перелетом и встречей с друзьями.

Йорктаун уникален. Он являл собой воплощение самых передовых на данный момент технологий Федерации. Имеющий почти сорок миль в диаметре, способный вместить в себя сотни тысяч граждан, этот прозрачный огромный город-шар имел многочисленные телепортационные кабинки, мощную корабельную верфь и был просто-напросто красив. Здания, утопающие в зелени, просторные площади и много кристально-чистой воды. Это все находилось на рукавах, изгибающихся по всей окружности, нависающих друг над другом и удерживающих свое великолепие с помощью своих собственных гравитационных потоков, исходящих из центрального ядра, что питалось от мощного термоядерного реактора, который обеспечивал энергией и всю остальную станцию.

После ответа на запрос диспетчер Йорктауна дал добро, и наш кораблик влетел в транспортную трубу, чтобы потом пристыковаться к нужному причалу...

* * *

— Это как понимать? Ты что, передумал и решил-таки выжать мальчишек досуха? Какой следующий я увижу отчет? Результаты вскрытия?

— Не делай из меня маньяка! Все по плану. Не спорю, последний месяц был для них особенно тяжелым, но результаты того стоят. Сейчас они отдыхают, в норму придут быстро. Дальше такой нагрузки не будет, это я могу обещать.

— Хан, как они там?

— Нормально. Развлекаются. Постороннего интереса не замечено.

— Рик?

— СБ в курсе. Джонсон обещал присмотреть.

— Хорошо. Ладно, Док, выкладывай свои результаты.

— Подробности уже у тебя. Если коротко, то картина такая: через несколько лет с вероятностью девяносто девять процентов они ничем не будут отличаться от нас. Разве что скорость регенерации будет ниже, примерно процентов на шесть-семь, но это не точно, они еще растут, все может поменяться. Если бы у нас были материалы по выращиванию эмбрионов, было бы, с чем сравнить, а так... Все, что мы знаем — выужено из наших голов, как понимаешь, этого мало. Но в целом картина ясная. Вот их способности ставят в тупик. Удивительно не столько их наличие, а то, с какой легкостью они проявляются.

— Подожди, боевой транс — понятно, он заложен в нас самих изначально. А эмпатия? Все попытки пробудить экстрасенсорные способности были неудачными.

— Чертовы яйцеголовые гении, — Док взлохматил себе волосы. — Мы все проходили проверку. Все, за редким исключением. Ты не задумывался, почему они с маниакальным упорством выискивали хотя бы проблески необычного в каждой партии выращенных солдат?

— Твою ж... Значит, были абсолютно уверены, что это возможно.

— К счастью, — ухмыльнулся Док, — кое-какой материал по примерному развитию способностей сохранился, — он демонстративно постучал пальцем себе по виску, — немного, но спасибо и за это. Поражаюсь их предусмотрительности.

На какое-то время установилась тишина. Потом с оттенком меланхолии подал голос Рик:

— Повезло тебе, Хан. Может, эта Светлана и мне родит хотя бы одного?

Хан был очень быстр. Рик отлетел к стене, несильно приложившись затылком. Сплевывая кровь и потирая челюсть, возмутился:

— Псих! Это была шутка! Не трону я твою женщину!

— Было не смешно, — холодно произнес Хан. На что Рик съязвил:

— Это я уже понял.

— Кулаки будете в другом месте чесать, — недовольно бросил Командор. — Док, твои выводы.

— Я в растерянности. Все в женщину упирается. Обычная землянка. Как и все, прожила бы лет до двухсот-двухсот пятидесяти максимум, благодаря современной медицине. Но наша кровь и беременность сработала как ключ, нарушив всю физиологию и дав доступ к ресурсам, которых нет у обычных землян. Она спокойно проживет лет пятьсот, даже больше, без всякого вмешательства.

— Как и мы.

— Да. Она слабее нас, но она нечто совершеннее. И... кажется мне, геном ее сородичей был использован для нашего создания.

— Звучит фантастически.

— Согласен. Надо узнать, откуда она и есть ли еще ей подобные.

— А вы у Хана спросите, — мстительно заметил Рик, до сих пор потирающий челюсть, — он в курсе.

Док с Командором одновременно повернулись в сторону Хана.

— Пара брошенных фраз не может служить доказательством.

— Ха-ан... — зашипел Док.

Хан не впечатлился, пожав плечами, спокойным голосом произнес:

— Не вижу смысла строить догадки, проще спросить лично, готов взять на себя этот разговор.

— Уж будь любезен, — преувеличенно вежливо ответил Док.

Тут запиликал его коммуникатор, и он пояснил присутствующим:

— Последние анализы, тестов последнее время не было, но девочка стала неважно выглядеть...

Лицо смотрящего на экран Дока внезапно побагровело. Он шумно втянул воздух, затем стремительно сорвался с места, перепрыгнул через круглый стол, за которым они сидели, и попытался свалить Хана в удушающем захвате.

— Гаденыш!!! Ты мне весь эксперимент похерил!

Хан успел вскочить, в последний момент увернулся, поставил блок и намеревался перекинуть Дока через себя, сбросив на пол. Не вышло. Док падать не захотел, перелетая через соперника, извернулся, резво оттолкнулся от стены и сам впечатал Хана в пол, впрочем, ненадолго...

— Командор, — выгнул бровь Рик, — разнять?

Командор страдальчески закатил глаза:

— Устроили балаган.

И приложил обоих парализатором. Немного подождал, пока драчуны очухаются, поинтересовался:

— Док, объясниться не хочешь?

Тот в ответ засмеялся:

— А знаешь, я Хану не завидую, пусть с ним наши дамы теперь разбираются, он их на ближайшие пару лет лишил радости материнства.

Лица Командора и Рика вытянулись от удивления, но и они не смогли удержаться от смеха, глядя на Хана, который тоже понял, в чем дело...

— Такого идиотского выражения лица, Хан, я у тебя еще никогда не видел.

— Если бы не это, — Командор дернул подбородком в сторону голографического экрана с высвечивающимися медицинскими данными, — да результаты расследования взрыва в Карске, то я решил бы, что рассказанное вами — шизофренический бред.

— Понимаю, поэтому знали только самые близкие люди, которые не стали бы болтать об этом направо и налево.

— Все это, конечно, интересно, и кое-что объясняет. Только к разгадке ваша история нас так и не приблизила.

— Признаться, мне самой удивительно, что я теперь долгожитель. С другой стороны... помню, в детстве привлекла меня статья в одном научно-популярном журнале, где считалось доказанным фактом, что взрослый молодой организм на пике своих возможностей как раз имеет тот самый ресурс в пятьсот лет. Но в определенный момент времени срабатывает некая программа, клетки постепенно перестают обновляться, и человек стареет, не доживая и до ста. Сам механизм старения был мало изучен. Экстрасенсорика тоже считалась фактом доказанным. Да что там говорить, какая-то наша родственница, рассказывали, успешно заговорами лечила. Я ее не знала, правда, она умерла раньше, чем я родилась.

— Действительно, к разгадке не приближает, только запутывает, — Док цыкнул с досады.

— Я опасалась, — немного нервно усмехнулась Светлана, — что вы меня на детекторе лжи будете гонять или под сывороткой правды и гипнозом правду выпытывать.

— Это было бы совсем крайностью. Вы нам не враг. Наоборот, очень ценный экземпляр, если вам так спокойней. Что сыворотка, что гипноз в вашем положении противопоказаны, там препараты токсичные.

— Препараты? Токсичные?

— Вы хотите сказать, что вулканской способностью к внушению обладали простые люди и не использовали при этом химию?

— Д-да, так и было, — растерянно произнесла Светлана, — химию использовали спецслужбы, и медики тоже, вроде бы для кодирования алкоголиков. Точно не знаю — девчонкой еще была, не интересовалась таким. Но многие психотерапевты с помощью специальных упражнений могли ввести человека в транс. Господи, целая бродячая нация использовала гипноз, чтобы людей обдуривать!

На лицах собеседников отражались недоверие и скепсис. Она дрожащими руками налила из стоящей на столе бутылки воду в стакан.

— Неужели этот мир настолько отличается? Кажется, только сейчас окончательно дошло.

Док попытался дотронуться до разнервничавшейся женщины, чтобы успокоить:

— Светлана...

Она дернулась, расплескав воду, вскочила со стула.

— Надеюсь, я в не коме и мне это не мерещится!

В дело вступил Хан, будучи до этого молчаливым слушателем. Он схватил ее за запястья, притянул к себе, четко произнес:

— Успокойся. Смотри на меня.

Светлана перестала дрожать, расслабилась, завороженно глядя в глаза мужчины, тихо произнесла:

— Неправда. Все вы о гипнозе знаете.

Хан какое-то время пристально сверлил ее взглядом, потом сморгнул, медленно отпуская ее руки, пробормотал:

— Теперь, кажется, знаю...

Немногим позже, оставшись с Доком вдвоем, Командор хмуро произнес:

— Не ожидал, что будет такая реакция.

— Я должен был ожидать. У нее сейчас гормоны чечетку пляшут. Сами виноваты — насели скопом. Бараны.

— Да уж. И, главное, толку от всего этого — ноль.

— Год к концу подходит. Что делать будем? Обратно их потребуют, на Землю.

— Не вижу проблемы. Зарегистрируем нашей парочке брак по законам Федерации, а где мать — там и дети. Придраться будет не к чему. Да и предложить есть что, поторгуемся.

* * *

С сожалением должен был признать, что нормально общаться, кроме как с Максом, я мог только с Томасом, которого, едва увидев, полез обнимать, не обращая внимания на шокированные лица бывших сокурсников. Прошедшие месяцы сильно нас изменили. Стали неинтересны их детские обиды друг на друга, новости не казались такими уж значимыми, и вообще оказалось, что общего-то у нас и нет ничего.

— Эй, не грусти, они еще не выросли.

Я вздохнул. Все-то ты понимаешь, мой чуткий братец. Произнес иронично:

— Зато мы дофига взрослые.

Так и есть, наверное. Для этого всего-то надо было задеть краешком войну и чуть не погибнуть.

И все же Йорктаун подарил незабываемые дни. Наши небольшие каникулы удались на славу. А теперь в обратную сторону, домой. Да, домой.

В хорошем настроении, предвкушая, как будем делиться впечатлениями и голоснимками, мы направились в сторону маминой комнаты. Тут путь преградили две недовольные женщины. Хотя нет, Илва недовольной не выглядела, по-моему, она наслаждалась представлением. А Сигрун дышала жаждой мести. Сначала я принял это на свой счет и порядком испугался, даже попятился назад. Кто его знает, что в головах у этих бешенных. Но потом понял, что я здесь не при чем.

— Скажи своему папаше, — Сигрун угрожающе нависла надо мной, — скажи этой отрыжке бездны... Нет! Я сама его найду и убью!

Она толкнула меня на Макса и стремительно упорхнула вместе с подружкой. Мы предпочли побыстрее ретироваться, вдруг передумает и начнет убивать кого-нибудь из нас. Что такого он сделал? Надеюсь, с мамой все в порядке. Мы поспешили в сторону жилого сектора.

Мама в комнате была не одна. Напротив нее в кресле сидел очень-очень странный Хан. Странность заключалась в его расслабленном виде и блуждающей на губах... улыбке?!

— Как же я по вам соскучилась! И как же я вас люблю!

Сказала странная мама, потому что не кинулась нас обнимать и заваливать тысячей вопросов о нашем самочувствии. Она тоже улыбалась и была какая-то умиротворенная. Макс сразу примостился в уголке у входа, я же бочком-бочком продвигался к маме, настороженно поглядывая на Хана. Он на это хохотнул, введя меня в еще больший ступор. Я встал у мамы за плечом, наклонился к ее уху, продолжая фиксировать взгляд на Хане, шепотом сказал:

— Мам, тут бегают очень злые охотницы и хотят прибить одного известного тебе человека...

Известный человек на это фыркнул, а мама еще больше улыбнулась.

— ...с тобой как, все хорошо? Стоит ли нам помочь в охоте?

Мама задумчиво потянула:

— Даже не зна-аю…

Я напрягся, Хан прищурился, Макс начал хихикать, а мама решительно закончила:

— Думаю, не стоит, вашей сестренке гораздо нужней живой и здоровый папа!

Наверное, у меня был очень дебильный вид, если даже Хан засмеялся. Пугающее зрелище.

* * *

Свернув экран, Джонсон устало откинулся в кресле. Было о чем подумать.

Судя по предоставленным материалам, аугменты честно выполняли условия договора. Информация по исследованиям была исчерпывающей. Более того, они просили в помощь специалистов-генетиков. Не было причин им отказывать. Эти исследования были полезны и для землян в целом, выявляя такие механизмы, которые позволяли отодвинуть наступление старости еще на сотню лет. Кто же откажется от такого? Здесь все понятно.

Головную боль вызывали другие сведения. Пространственно-временные аномалии уже случались. Наглядный пример — одновременное существование молодого Спока и старого. В ранних архивах Службы безопасности хранились заметки еще о нескольких аномалиях с косвенным подтверждением, что люди, подобные Светлане, появлялись и раньше, и вполне могли оставить потомство. Значит, была вероятность — маленькая, но тем не менее — что земляне в перспективе смогут составить конкуренцию вулканцам.

Джонсон раздосадованно хлопнул ладонью по столу. Вероятность настолько мала, что стоит подумать, надо ли вообще этим заниматься. Стоит ли привлекать огромное количество ресурсов, готовить и запускать программу, чтобы когда-нибудь в отдаленном будущем получить пару-тройку специалистов с уникальными способностями. И решил, что да, стоит. В конце концов, есть еще и вулканские полукровки. Ведь не всем везет, как Споку, родиться в браке, одобренном вулканской верхушкой. Немало и других случаев. А у полукровок тоже рождаются дети.

Что же, решено. Работы предстоит немало. Но лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего.

Сан-Франциско. Штаб Звездного флота.

Неприметный кабинет Департамента военной контрразведки СБФ.

— Не ожидал вас увидеть, капитан Кирк. Присаживайтесь. Что привело вас в мою скромную обитель?

— Вопросы, — ответил Кирк, усаживаясь напротив Джонсона.

— Задавайте, — благожелательно кивнул безопасник.

Кирк подал голос не сразу, он как будто бы выбирал из нескольких вопросов нужный и наконец выбрал:

— Аугменты. Почему бы их снова не заморозить и не убрать куда-нибудь подальше?

— Как вы себе это представляете? Это не телята на веревочке, — насмешливо произнес Джонсон. — Даже после всего, что они сделали, вы готовы сунуть их в морозилку, как отработанный материал. Не ожидал от вас такого коварства.

— Эти существа опасны. От них неизвестно чего ждать.

Несмотря на категоричность суждений, уверенности в голосе капитана «Энтерпрайза» не было. Джонсон догадался, что Кирка беспокоит что-то другое. Но пока не стал переключать внимание и сам продолжил начатую тему:

— Хочу показать вам кое-что.

Джонсон достал из сейфа миниатюрный флеш-кристалл, вставил в считыватель, ввел непомерно длинный пароль, дополнительно приложил ладонь на сканер и настроил голографический экран для удобства визитера.

— Адмирал Маркус в свое время часть информации просто уничтожил. Так что нам пришлось хорошо потрудиться. Что-то удалось восстановить, что-то мы нашли сами. Пришлось даже одолжить у шахтеров специальный бульдозер, чтобы добраться до одного древнего бункера. Теперь стало более-менее понятно, почему Маркус был уверен, что сможет держать все под контролем. Читайте.

Через некоторое время Кирк оторвался от экрана и глухо произнес:

— Зачем этот обман?

— Политика. Победитель — безупречен, враг — порочен. Все как всегда. Легче всего прикрыть свои ошибки высокими лозунгами и переложить вину на неугодных исполнителей.

— Но если они не те, что нам внушали, то почему?..

— Они в любом случае не ангелы. Наивно было бы ждать всепрощения от боевых модификантов, — качнул головой Джонсон, немного помолчал, потом продолжил: — Маркус был выдающимся человеком. Современная система безопасности — полностью его заслуга, его детище, созданное практически на пустом месте. Благодаря ему мы оказались готовы к войне с клингонами. Он ошибся в том, что попытался подчинить опасное, как вы выразились, существо с помощью шантажа, переступив тем самым заложенный в сознании аугмента императив, записав врагами себя и заодно весь Звездный флот в придачу. Поступи Маркус иначе — мог получить надежного и преданного союзника. Нельзя играть на чувствах людей, таких особенно, последствия могут быть непредсказуемы. Они опасны, согласен. Но они нужны Федерации. Их уникальные мозги, их способности и знания. Они умеют воевать с холодной головой, в отличие от нас.

— Война когда-нибудь закончится.

— Ох, вам ли не знать, сколько тайн может хранить космос, какие чудовища могут там обитать. Закончится одна война, начнется другая, рано или поздно; не все и не всегда можно решить мирным путем, как бы нам этого ни хотелось.

Джонсон свернул голоэкран, вытащил и убрал кристалл обратно в сейф.

— Им предоставлена одна из дальних кислородных планет фронтира, своего рода форпост в самом малоизученном секторе. «Поработаем казаками», — выразилась Светлана. Не совсем понял это выражение, но после объяснения должен признать, что оно подходит. Формально подчиняясь Федерации, они будут самостоятельной административной единицей, со своей иерархией и законами. Разве что касаемо военного сотрудничества будут определенные правила. Это все. Надеюсь, вам не надо напоминать о молчании?

Кирк кивнул. Джонсон с интересом наблюдал за собеседником и гадал, решится ли Кирк еще что-нибудь спросить или захочет сам чем-то поделиться. Что-то было с ним не то. Капитан «Энтерпрайза» решился. С каким-то обреченным видом выложил уже свою флешку:

— Вот.

Теперь была очередь Джонсона оценивать информацию.

— Что вас так удивило? — спросил он после просмотра небольшого файла.

— Я считал его другом.

— О, будьте уверены, Спок и сейчас считает себя вашим другом. Пойдет за вами в самое пекло и умрет, если нужно.

— Да, но... для чего вулканцам знать, что есть человек... ребенок-землянин, обладающий их способностями, и почему надо было делать это тайно?

— Я вас понял. Вы обижены на первого помощника, потому что он поделился сведениями не с руководством флота, не с вами, как капитаном, и, самое обидное, проигнорировал вашу дружбу, — Джонсон вытащил и вернул флешку капитану. — Удивительно, не правда ли? Подросток оказался проницательнее нас, взрослых. Но самое удивительное в том, что Спок не посчитал это неправильным. Он воспитан вулканцами, он мыслит, как вулканец, и наверняка искренне уверен, что поступил в интересах Федерации, информируя Новый Вулкан о необычном землянине. Ведь только там могут оценить этот факт по-настоящему.

— Вы так говорите, будто мы какие-то дикари.

— Иная культура, иной менталитет. Раса, открытая для сотрудничества, но при этом очень скрытная и бережно хранящая свои особенные секреты. Кто знает, кто мы для них... Возможно, от тотального контроля нас спасает только их малочисленность.

— Все безопасники такие параноики?

Джонсон засмеялся:

— Почти. Работа, знаете ли, обязывает. Но, на мой взгляд, это еще не паранойя, всего лишь здравый смысл и логика.

Кирк невесело хмыкнул:

— Похоже, мой мир перевернулся с ног на голову.

— Добро пожаловать в реальность, капитан Кирк...

* * *

Фронтир. Одна из дальних планет.

Порт военной орбитальной станции среднего класса.

Причальные захваты надежно зафиксировали судно, опустился трап. Через несколько минут, опережая своих спутников, вперед вырвался белокурый маленький вихрь, был подхвачен мной под мышки, с веселым визгом подброшен вверх, потом удобно устроился у меня на руках.

— Алекс! Я немножко успела соскучиться без тебя! Мы столько много всего видели! Я тебе обязательно все расскажу.

Вдруг она нахмурилась, обхватила ладошками мое лицо, стала внимательно разглядывать и удивленно выгнула бровки:

— Бабушка сказала, что ты на папу похож. Ты совсем не похож! У тебя тут родинка, — она ткнула пальчиком мне в левую скулу, — у папы такой нет.

Я засмеялся — обожаю ее непосредственность. Наша с Максом четырехлетняя сестренка Анна, или, как все ее называют, Энни — самое чудесное создание в мире и любимица всей базы. Даже Гас, старше ее на полтора месяца, наш генетический брат и сын Илвы, уж насколько бойкий парнишка, но и он заглядывает Энни в рот и ходит за ней хвостиком. Илва хоть и молчала, но все на базе догадывались, чьим сыном является Гас. С каждым годом в нем все больше проглядывали командорские черты. Пока они были единственными детьми на базе. Возмущения по этому поводу не было, и Сигрун больше не порывалась прибить Хана самым зверским способом. Этому была причина. Док готовил новый проект. Когда стало ясно, что родится девочка, Док чуть ли по потолку не бегал, наблюдая за развитием полноценного женского организма. Иногда он был совершенно невменяемый от восторга, а иногда натуральным образом бился головой о какую-нибудь поверхность, когда чего-то не понимал. И даже мог довести маму до истерики, назначая дополнительные обследования. Приходилось ее успокаивать, приговаривая, что не надо душить Дока, он нам еще пригодится... Док был не один. К нему в исследованиях присоединился Маккой и еще пара специалистов-генетиков. Так что, думаю, скоро у нас тут будет полноценный детский сад.

— Я все знаю. Когда уходите в рейд? — отвлекла меня от воспоминаний подошедшая мама.

— Через десять дней где-то. Сейчас маршрут уточняют.

— Понятно. Ладно, время еще есть, поговорить будет возможность.

Конечно. И бабушку успею навестить. Может, я ее и привезу сюда. Она вместе с Беном, бывшим маминым коллегой с «Энтерпрайза», с которым сошлась еще тогда, четыре года назад, не прочь перебраться к нам на постоянное место жительство: «Мне надоело беспокоиться о вас на расстоянии, лучше буду переживать на месте...» Это хорошо, чем больше нас, тем лучше.

Аугменты не были бы теми, кем были, если бы сидели на одном месте и просто выполняли договоренности. Всегда нужны запасные варианты. Сюда заглядывали иногда патрули Федерации да очень редкие научно-исследовательские корабли, вроде «Энтерпрайза», могли остановиться здесь отдохнуть перед дальней дорогой. И все.

Я был назначен помощником инженера и являлся членом экипажа одного из двух разведчиков, которые должны были уйти в экспедицию примерно на год-полтора. Наша задача заключалась в разведке близлежащих неизведанных секторов с приказом наметить подходящие точки для закладки тайников и развертки баз в будущем. В идеале — найти еще одну подходящую для жизни кислородную планету. Последнее, скорее всего, будет делом следующих, более дальних экспедиций.

Странная у нас семья. Наблюдая за родителями, можно только поражаться насколько они разные сами по себе и как легко могут найти общий язык, не произнося при этом ни слова. Чтобы понять друг друга, им достаточно лишь взглядов, легких жестов и мимики. Энни тоже обладает этой безмолвной магией понимания. Она прекрасно знает, что означает многозначительный отцовский взгляд, особый наклон головы или ухмылка в ответ на ее насупленный вид, поджатые губки или сложенные на груди ручки. Я зачастую не понимал. Макс мог понять, но он особый случай. Сейчас он при Командоре, осваивает искусство дипломатии и допросов и продолжает усиленно развивать свои способности, чтобы быть максимально полезным.

С отцом я не стал близок, да и ему это было не нужно. Нам достаточно было знать, что мы можем положиться друг на друга и прикрыть спину, если возникнет необходимость. Как-то раз возникла такая. Подвела как-то маму ее самоуверенность и продажные стражи порядка на одной криминальной планетке. Приглянулась она одному мафиози. Похитили ее профессионально. Как мы потом узнали, клан занимался киднеппингом и продажей разумных на опыты видианам. Тогда я понял, что Хан ради мамы не будет жертвовать собой. Он без раздумий принесет в жертву других и пойдет по их трупам к намеченной цели. В тот раз он взял меня в напарники и Рика для подстраховки. Я был полон решимости идти на выручку, но все же поинтересовался, почему он не берет Макса. На что он ответил, что Макс свой счет уже открыл, теперь моя очередь начинать список. Позднее до меня дошло, что он просто не хотел рисковать нами обоими сразу, и чтобы у Анны остался хотя бы Макс, если что.

Нашу эпопею я не помнил толком большей частью из-за того, что не хотел ее помнить. Слишком все было кроваво. Пришлось и стрелять, и резать, и бить руками-ногами. Под конец запомнилась сюрреалистическая картина. В какой-то полутемной комнате ругающаяся из-за наручников, которые она никак не могла снять, мама, рядом какой-то зеленый человекоподобный гуманоид, хрипящий из-за того, что был примотан за шею к тонкому столбу плеткой. Это мама до нас его так умудрилась. Плетка заканчивалась рукояткой, торчащей из его рта с обломанными зубами. Хан как увидел эту рукоятку, эту плетку с хвостами... В общем, через какое-то время зеленый был еще живой, почти. Хан сломал наручники голыми руками. Меня тут и накрыло: мы, с ног до головы заляпанные чужой кровью, мама, невозможно влюбленными глазами глядящая на отца, они же целующиеся, на полу валяется этот... я банально грохнулся в обморок. Через несколько минут очнулся, но был уже никакой, пришлось им меня часть пути тащить, пока в себя приходил. Рик, кстати, подружку ушастенькую оттуда привез. Наткнулись мы там на пленников. Столько всяких разумных и не очень разумных было — глаза на лоб полезли. Я и ляпнул: «Фигасе зоопарк!» Из-за чего меня какой-то полулев-полукабан обматерил на всеобщем. Были среди них земная девочка и ее старшая сестра-полувулканка. Тоже примечательная история. Плод случайной связи вулканской десантницы и земного пилота. Мамаша сразу спихнула ее отцу, чтобы не позориться, а тот не отказался, ушел в отставку, женился через несколько лет на обычной землянке, сделал еще дочку, работал пилотом у шахтеров. В общем, не повезло девчонкам: родители погибли, а они чуть к видианам не отправились. Зато Рик с девушкой теперь. И вроде бы у них серьезно все.

От Командора тогда досталось всем, даже мне. Песочил долго и с чувством. Девчонки остались на базе, место всем нашлось. Все равно им некуда идти было: ни дома, ни родни. Мелкая, как видит меня, краснеет. Надеюсь, пройдет это у нее, пока меня не будет. Ей сейчас тринадцать, мне как-то неудобно становится каждый раз.

Несколько дней мне было очень плохо, не хотелось думать о том, скольких я убил. Но Хан меня любезно просветил о количестве и способах. Вот когда он успел посчитать?! Я даже не помнил, что кому-то шею сломал, когда на меня сразу двое насели! Хотя о чем я, запись визора же есть. Хорошо, что пересматривать не заставил. Успокоился немного, когда он дал почитать, чем эти твари занимались. Рик успел в их систему залезть. А отец потом сказал просто: «Произошедшее — для нас неприемлемо, такое повториться не должно, но зато теперь я могу тебя без проблем отпустить». Своеобразная забота — ничего не скажешь.

В общем, покидаю я дом со спокойной душой. Для меня это первый и, надеюсь, не последний поход. Как говорил один известный капитан: «Космос — последний рубеж, наша миссия — исследовать новые миры, смело идти туда, где еще не ступала нога человека...» Это и про нас тоже. Космос таит опасность, но когда знаешь, что есть место, где тебя любят и ждут, когда знаешь, что твои близкие под надежной защитой, гораздо легче смотреть вперед и делать шаг в неизвестность.