Драконье озеро (джен)

— Я должен вернуть свой трон, — сказал Ланс, принц в изгнании. — По-моему, сейчас самое время. Раньше начну, раньше закончу.

Он въерошил не слишком чистые волосы, на этот раз — красные. Здесь не было нужды скрывать истинный цвет волос, но ему так больше нравилось. Ему пришлось говорить громче, и голоса, стук кружек по столам заглушала песня трактирного менестреля. Песня была о шести героях, вернувшихся из Упыриной чащобы, откуда доселе не удавалось вернуться никому.

Пятеро из них сейчас смотрели на него. (Шестым был Ланс.) Настолько разные, будто бы он собирал их по всем уголкам Девяти Королевств. Впрочем, так оно и было. Если ты сын могущественного колдуна, управляющего страной с помощью магии, способной проникнуть в любой уголок любого королевства, а твой отец изгнал тебя и назначил награду за твою голову, найдется не много желающих выпить с тобой в трактире. Если ты выглядишь, как вылитый свой отец, с этой бледной кожей, которая не загорит, сколько бы ты ни пробыл на солнце, и с этими проклятыми волосами, на которые уходит ведро краски, чтобы перебить настоящий цвет, только очень смелая девушка рискнет послать тебе воздушный поцелуй. А если ты планируешь вернуться в родное королевство и вернуть свое право на трон, количество желающих иметь с тобой дело сокращается примерно до пяти человек.

— У тебя, конечно, есть план? — Айша выразительно положила ладони на рукояти двух изогнутых клинков. Она и не думала расставаться с ними за столом — Айша знала мало вещей, которые были лучше хорошей драки. Только, может быть, звезды. Как и Ланс, Айша была дочерью короля, одной из нескольких десятков детей, рожденных от наложниц. Она видела своего отца несколько раз в жизни, когда он посещал женскую половину, но не слишком скучала по нему в промежутках. И, когда ее мать отправилась, разумеется, к звездам, Айша остригла волосы, которые придворные поэты сравнивали с жидким золотом, переоделась в мужскую одежду и навсегда покинула дворец.

— Но вас я с собой не зову. — добавил Ланс, после того, как вино, обжигая, прокатилось по гортани. То, что называлось лучшей выпивкой в этой дыре, было невыносимо кислым и оставляло оскомину. Когда ты сын могущественного колдуна, назначившего награду за твою голову, это ощутимо влияет на количество заведений, которые ты можешь посетить. И на выбор выпивки в них.

— Вот так ново… Ваше Величество, — первым опомнился Крыс. С деланным испугом он убрал ноги со стола, вскочил и опрокинул стул. — Я только за ковровой дорожкой сгоняю.

Он подхватил со стола кувшин с вином, бережно прижимая его к себе, проскользнул между тесно расставленными столами, небрежно бросил скучающему у входа громиле значок вышибалы и был таков. В любой другой день Ланс отобрал бы у него вино и прочел лекцию о поведении — и, разумеется, встретил бы яростное сопротивление. Крыс ненавидел, когда его опекают и читают мораль — даже тогда, в день их первой встречи на одном из базаров, когда Ланс ощутил, как детские руки потрошат его кошелек.

Это было почти десять лет назад. Почти десять лет назад король-отец дал Лансу меч, старые доспехи, коня и этим же утром велел покинуть замок. Ему следовало завоевать славу и право на трон. Тогда, в шестнадцать лет, Лансу показалось, что это проще простого.

Ланс глотнул вина и ощутил горечь. Должно быть, оно слишком долго простояло в бутылке. Никто до него и не думал переплачивать за выпивку в этой дыре. Пили здесь, чтобы напиться. Мысли путались и он с трудом подбирал слова, будто бы уже стал королем и говорит речь перед толпой подданных.

— Вигго, — Ланс произнес его имя и наемник с копной спутанных волос, перехваченных надо лбом кожаным ремешком, глянул исподлобья. Его светлые глаза будто выгорели на солнце, а кожа задубела от соленого ветра. Он горбился за столом, слишком низким для его роста. Должно быть, на корабле ему было еще хуже. Ланс выкупил его у капитана за все оставшиеся деньги. Было это на исходе первого месяца, когда он уже отчаялся найти желающих рисковать жизнью ради славы. — Ты был со мной с самого начала. Не сосчитать сколько раз ты прикрывал мою задницу и вытаскивал меня из дерьма. Я горжусь, что прошел все это с таким, как ты. Все эти годы я жалел только о том, что мы встретились в таком месте.

Ланс перегнулся через стол и без лишних слов защелкнул на запястье наемника браслет свободного человека, там, где еще остался след от кандалов.

— Не спрашивай меня, где я это взял. Но я знаю, что их носят в твоей стране. Теперь ты можешь вернуться на родину.

Простой металлический браслет с выбитой на нем эмблемой добыть было не просто — жители северного королевства неохотно расстаются с вещью, подтверждающей их свободу. Но этот не был подделкой — Лансу удалось найти здесь одного из переселенцев, нуждающегося в деньгах. Оно того стоило: Вигго взглянул на грубое украшение и улыбнулся, слегка недоверчиво и криво — а его не просто развеселить. Вдруг он поднялся со своего места, прижал руку, охваченную браслетом, к сердцу и поклонился Лансу. Он не произнес ни слова — язык ему отрезали перед продажей в рабство, но его молчаливая благодарность стоила больше любых слов.

Должно быть, у Ланса не получилось скрыть своих чувств. Фиона, тоже без слов, притянула его к себе и взъерошила волосы.

— А с тобой — я не хочу вспоминать, как мы встретились. У меня до сих пор болит задница.

— Да я ведь пощадила тебя, малыш! — бывшая гроза арены расхохоталась. У нее не хватало несколько зубов слева — никто не жалел ее, когда она была такой же, как Ланс тогда — юной и заносчивой. В тот день, когда они победили тролля, точнее — когда Ланс улетел в кусты от мощного удара и отрубился, а Вигго сделал за него большую часть работы, в полутемном трактире с заплеванным полом, как две капли похожем на этот, Ланс пообещал уложить на лопатки любого, кто посмеет сомневаться в его силе. Он до сих пор помнил, как высокая женщина со шрамом на щеке вдруг обернулась к нему и очень тихо попросила: «Повтори». Она гоняла его по двору трактира, как по арене, каких-то несколько минут, а точнее — целую вечность, наполненную позором, и, наконец, повалила на землю и отшлепала плоскостью меча.

— Как видишь, я делаю так, как ты мне наказала — бросаю шляться по дорогам и нарываться на приключения, — впервые после того, как дочитал письмо отца, Ланс улыбнулся. Он никогда не спрашивал, почему она оставила арену ради самонадеянного мальчишки, ищущего славы, которым Ланс был когда-то. Должно быть, причина, все же, в Вигго.

— А я, как видишь, проследила, чтобы твоя голова осталась на плечах. — Фиона еще раз взъерошила его волосы.

— Спасибо. — Ланс распустил шнуровку на вороте и нащупал тонкую серебряную цепочку. Она запуталась в волосах, когда он снимал через голову медальон с королевской эмблемой, — Я знаю, ты пойдешь туда же, куда и Вигго, ну если вдруг ты окажешься в моем королевстве — все трактиры будут открыты для тебя.

Пока еще она не успела возразить или поймать его руку в захват, Ланс сам надел медальон на шею наемницы. Тусклое серебро было чуть светлей ее кольчуги.

Она склонила голову, будто бы принимала высшую королевскую награду, и в этот момент Лансу показалось, что все, что бы он ни дал им, окажется недостаточным. «Когда я висел над пропастью, полной разъяренных гарпий, она протянула мне руку» — вдруг вспомнил он. Но что после этого он может дать ей?

— Люнцзин, — темнокожая женщина, хрупкая, как ребенок, сидела, подогнув под себя ноги. Ее лицо, покрытое узором татуировки, было непроницаемым, как маска. Она мало говорила о себе. Ланс знал, что детство она провела в доме удовольствий, где научилась танцевать, складывать стихи, петь и играть на лютне. И метать ножи — ее первый хозяин умер с остро заточенным ножом для подрезания стеблей в горле. Она никогда не говорила, в чем была его вина, и как ей удалось уйти. Но за эти семь лет, которые бывшая наложница провела в их маленьком отряде, Ланс нашел оба ответа: «потому что он заслужил» и «потому что ей нет равных». — Взгляни, это должно тебе понравиться.

Ланс бережно протянул ей тусклое серебряное зеркало. Он искал его почти полгода и потратил на него все свою долю добычи. Только бы сработало — торговец клялся, что оно сгодится даже для женщины с самой темной кожей. Люнцзин взяла зеркало в ладони. Ее бровь слегка дернулась — она ненавидела свою татуировку. Ее сделали, когда Люнцзин исполнилось тринадцать лет, перед тем, как продать ее хозяину.

Вдруг она коснулась щеки, пальцы чуть дрогнули — татуировка бледнела, будто выцветала и становилась незаметней с каждым мгновением. Казалось, Люнцзин перестала дышать, и у Ланса сжалось сердце — с гладкой кожей она была еще красивей. Ее полные губы тронула улыбка, а золотистые глаза наполнились слезами.

Люнцзин отложила зеркало и встала, тонкая и гибкая — каждое ее движение притягивало к себе взгляды. Поднялась на цыпочки и поцеловала Ланса в губы. Наложницы в ее стране знают восемь видов поцелуя, но этот был поцелуем подруги. Однажды они провели ночь, прижавшись друг к другу в каменном саркофаге, пока в склепе бушевал неосторожно разбуженный упырь. Кроме той ужасной ночи, Люнцзин предпочитала спать в одиночестве.

Ланс обнял ее и привлек к себе. Ее макушка едва доставала ему до подбородка. Он ощутил, как дрожат ее плечи, и провел ладонью по ее волосам, заплетенным в мелкие косички. «Я знаю, у тебя получится» — шепнул Ланс одними губами. Он знал, что больше всего на свете Люнцзин хотела жить тихой жизнью где-нибудь в глуши, выращивать цветы и играть на лютне. Она вступила в их отряд, чтобы заработать денег, а потом разыскать и выкупить из рабства свою любовь. Пусть и знала, что у нее не получится этого, пока на ее лице татуировка.

Все еще обнимая Люнцзин, он встретился взглядом с Айшей. Она широко зевнула и потянулась. Ланс знал, торжественные речи и долгие прощания нагоняют на нее сон. Она предпочитала действия. Из гарема своего отца она ушла глубокой ночью, не прощаясь. Обрезала волосы, которые у княжеской дочери были чуть ли не до пят и переоделась в мужскую одежду.

— Помнишь, ты говорила, что хочешь стать звездочетом? — Больше, чем рубить головы врагам и смущать мужчин, Айша любила только звезды. Но в Цитадель, где обучали читать по звездам, не допускали женщин. — Я нашел способ.

— Где ты это взял? — ее глаза округлились, когда она взяла массивное кольцо с алым камнем. — Их же осталось всего десять!

Девять и одно, легендарное, которое до сих пор лежит в одной из драконьих сокровищниц, и, по слухам, способно на невозможное.

— Не спрашивай, а просто надень.

Айше не нужно было давать советов, она продела палец в слишком большое для него кольцо еще до того, как Ланс договорил. Она крепко зажмурилась и сжала пальцы в кулак. Уже через мгновение ее облик неуловимо изменился. А скоро изменения стали заметны с первого взгляда.

Обострились скулы и выросла нижняя челюсть. Задвигались, перестраиваясь, кости. Плечи стали шире, а бедра — наоборот, утратили округлость. Айша со смехом стащила плотную повязку, стягивающую грудь.

— Ну как, девкой краше был? — спросила она, и голос в тот же миг сорвался.

— Ты и сейчас красавчик, — заверил Ланс под общий смех, пока Айша ощупывала только что появившийся кадык.

Превращение завершилось и Ланс увидел перед собой юношу с золотистыми волосами и тонкими аристократическими чертами лица. Мужская одежда, которую предпочитала Айша, сидела на нем ничуть не хуже. А кольцо с алым камнем больше не было слишком массивным для его руки.

— Просто не забывай: иногда его надо снимать, — предупредил Ланс. Это кольцо он снял с лапки ворона, сидевшего на груде заплесневелых фолиантов в башне мага. Его клюв и когти оставили несколько явно лишних шрамов. Но, стоило избавить ворона от кольца, как он с хриплым карканьем вылетел в окно. — Твое тело может запомнить метаморфозу, и ты больше не сможешь вернуть истинный облик.

— Да ну? — Айша хрипло рассмеялась. Она оценивающе пощупала себя между ног. — Значит, я буду первым адептом, перетрахавшим всю Цитадель. Между прочим, мне теперь есть, чем.

В ее глазах плясали бесенята. Под любой маской Айша оставалась той Айшей, какой Ланс ее знал. Он хотел попросить ее быть осторожной. Но разве он сможет ее остановить? «Тот, кто не боится будущего — не боится ничего» — сказала как-то Айша. Это был тот редкий момент, когда она была серьезной. И тогда Ланс собрался с духом и отпустил ее.

— Только напомни им там, как это делается. — сказал он и его слова потонули в дружном смехе.

* * *

Крыс нашелся на конюшне, в темном углу, с полупустым кувшином вина и покрасневшими глазами.

— Ты не должен возвращаться к этому уроду! — сегодня он не пытался дуться и отмалчиваться.

— Это мой отец, — напомнил Ланс. Он подошел и сел на грязный пол, усеянный редкими пучками сена, рядом с корытом овса, куда Крыс забрался с ногами, — И он очень красивый мужчина.

— Да ведь он ненавидит тебя и пытался убить!

— Не все так просто, Крыс, — Ланс потрепал его по макушке, запустил пальцы в короткие белые волосы, которые переходили на шее в пушок, больше похожий на подшерсток. Из белокурой копны выглядывали полукруглые кончики ушей. Крыс дернул головой, сбрасывая его руку. В затянутое бычьим пузырем окно заглядывала полная луна. — Это все — часть нашей семейной традиции. Я должен доказать, что чего-то стою.

— А если нет? — Крыс ощерил два передних зуба.

Ланс пожал плечами и подгреб к нему горсть овса. Он никогда не задумывался над этим. Разумеется, он мог погибнуть во время очередного приключения. Но он был героем, а герои, согласно фундаментальным законам, выведенным из песен и легенд, всегда должны выходить сухими из воды. В конце концов, им же удалось сойтись на оленьей печени с охотником за головами.

— Возьми меня с собой.

Ланс помотал головой.

— "Не все так просто", да? — передразнил его Крыс. Он горбился, а красные глаза светились в полумраке, — Действительно, зачем тебе компаньон, который каждое полнолуние превращается в белую крысу?

— Неправда, Крыс. Ты нужен мне, — как бы объяснить подростку, что голый хвост, отрастающий каждое полнолуние и боязнь открытых пространств ничем не хуже, чем желание поохотиться на соседских цыплят? — Но еще больше ты нужен самому себе. Жизнь при дворе — это совсем не приключение. У тебя впереди твои собственные подвиги и твоя собственная слава. Пойдем в зал?

Ланс тронул плечо Крыса, где в прорези рукава показалась белая шерсть. Тот только мотнул головой и прикрыл поросшими белой щетиной лапами розовый нос.

— Значит, я останусь с тобой, пока это не закончится. Идет?

Крыс провел сложенными лодочкой ладонями по вытянутой морде. Голый мясистый хвост вытянулся сквозь прорезь в штанах. Обращение почти завершилось. Ланс вздохнул. Хорошо бы найти хоть одного оборотня, который объяснит Крысу, что не обязательно впадать в панику и напиваться каждый раз, когда видишь за окном полную луну, и научит всему, что полагается знать подростку, способному превращаться в огромную крысу. Ланс знал об оборотнях только одно — они похожи на людей. По крайней мере, умирают они, как люди.

Крыс умылся голыми розовыми ладонями, сгрыз горсть овса и свернулся под боком. К вину он больше не притрагивался — вторая ипостась отбивала у него охоту пить. Ланс просидел до рассвета, ощущая его тепло и глядя, как светлеет небо за мутными узкими окнами. И когда солнечные лучи продырявили крышу, он поднялся и вложил в ладонь спящего подростка сверкающий радужными гранями самоцвет. Крыс шевельнулся во сне, дрогнули прозрачные ресницы на розовых веках, но не проснулся, только сжал ладонь в кулак. Хвост пропал, а подстилку из сена вокруг него усеял мягкий ковер выпавшей шерсти. Ланс укрыл Крыса плащом. Теперь, и правда, пора уходить.

"И зачем отцу понадобилось звать его назад именно сейчас?" — спросил себя Ланс. Это был неверный вопрос. В действительности его интересовало, зачем вообще он понадобился отцу спустя десять лет.

Тихо, стараясь никого не разбудить, он оседлал коня и выехал за ворота. Молча ехал по тракту и еще долго ощущал спиной оставшийся позади трактир, где спали те, кого он любил больше всего на свете. Небо было ярким, как зеркало, направленное на солнце.