Письмо cо скамейки (джен)

Всем, кто читает это письмо!

Я не знаю, кто вы и каким образом это письмо попало к вам в руки (я просто надеюсь, что у вас именно руки). Прошу вас об одном: дочитайте его до конца и не делайте поспешных суждений (понимаю, что тут я уже прошу вас о втором, но все же, пожалуйста, не делайте). Честно говоря, мои мысли путаются, как мог бы путаться мотылек в своих ногах, если бы у него вдруг выросло столько ножек, сколько у сороконожек.

Во-первых, я очень рад, что это письмо попало к вам в руки (я по-прежнему надеюсь, что у вас руки). В-третьих, я совершенно не понимаю, каким образом это случилось (но продолжаю писать в своей неиссякаемой надежде). Во-вторых, давайте наконец перейдем к сути.

Что есть суть? Суть, как говорят нам толковые словари, есть некая абстракция женского рода. В среде современной молодежи бытует мнение, что не суть важно, какого рода кто-то или что-то; я же, как старомодный учтивый джентльмен, просто обязан поцеловать сути ручку.

К сожалению, в моем мире почти не осталось ни сути, ни ручек с ножками, ни даже карандашей. Можете представить себе этот ужасный бескарандашный мир? Но здесь все обстоит именно так, поэтому вам не стоит удивляться, что это письмо нацарапано моей кровью на первом же попавшемся клочке обоев. Обои, надо сказать, тоже стали редкой птицей. Помню, когда я жил еще в вашем (назову его "карандашном") мире, моему взору попадались целые "Миры обоев"! (Один такой арендовал первый этаж девятиэтажки, в которой располагалась моя квартира). Здесь же не в каждый силок попадется обоина. Да и черт с ними, на самом-то деле: пусть летят и летят себе полотнища: красные, желтые, зеленые, полторы тысячи рублей за рулон и, в особо красивые дни, закрывают своими телесами все небо.

Летите, свободные! Летите, счастливые! Ах, если бы у людей тут были крылья — или хотя бы руки…

Вам может показаться, что я зациклен на руках. Уверяю вас: вам не кажется. Я зациклен, и далеко не только на руках. Моя одержимость простирается куда глубже, в самый космос, и, в особо удачные дни, достигает иных галактик. Просто руки — они свои, родные и близкие. А вот ноги — они уже подальше, да?

Вы, наверное, уже подустали от моего письма, и я почти уверен, что напридумывали себе черт-те что, хотя я в первых же строчках просил этого не делать. Если вы не выполнили вторую мою просьбу, то как я могу надеяться, что вы выполните первую? Но я все же надеюсь. Я как тот оптимист, который всегда наполовину полон и немножечко Пруст.

Так вот: передайте, пожалуйста, Вере Григорьевне из сорок седьмой, что те пятьсот рублей, которые я у нее занимал полгода назад, я оставил у ее квартиры под зеленым ковриком для ног.