Слепой дракон (джен)

Со времени визита деда прошло две недели, а три дня назад закончились зимние каникулы. Эти три дня, однако, прошли не впустую, Гарри и его тётя всю последнюю неделю постоянно бегали по врачам: обследования, профилактики, прививки… и бумаги, бумаги, бумаги. Шлеп, — со смачным звуком стучит печать, подчеркивая собой подпись врачей и их разрешение на выезд из страны.

Гарри собирался уезжать в Германию, в Ганновер, потому что все врачи как сговорились, все они как один прописывали пациенту иппотерапию — так как «мальчику нужно выправить осанку, а лучше лошади это никто не сделает». Таков был вердикт всех докторов.

В Англии, конечно, были оздоровительные иппологические центры-комплексы, но не было свободных мест, а на свободные надо было вставать в очередь и на учет, а на это, увы, уже не было времени. К счастью, нашлось местечко за границей, в Ганновере, административном центре земли Нижняя Саксония Федеративной Республики Германии. В клинике Нордштадт в одноименном городе, в северной его части. Всё это Гарри и Дадли вычитали в географической энциклопедии — надо же узнать, куда он едет! И при упоминании Сафари-парка Серенгети, что расположен между Бременом и Ганновером, у Гарри внутри аж всё задрожало:

— Вау, Дад, представь! Там же жирафы и слоны на свободе ходят! И львы!!! И я же всё это увижу!

Судя по лицу Дадли, тот чуть не умирал от зависти и едва сдерживался от того, чтобы не разреветься с досады, но он мужественно подавил порыв слабости и нарочито небрежно буркнул:

— Везет тебе. В придачу к мантикоре ещё и львов увидишь.

Гарри скривился:

— Фу, зачем напомнил? Я-то, дурак, обрадовался, когда увидел милаху-львёнка, уже предвкушал, как буду его тискать и ласкать, а тут Хагрид ка-а-ак огреет его веточкой и всё… нету львёныша. Вместо него жуткое чудище с крабьими клешнями и скорпионьим жалом на хвосте, да ещё ощетинился иглами, как дикобраз, всё очарование пропало, жалко было прямо до слёз.

Дадли сочувственно покивал:

— Да уж, представляю. Получается, что простые звери лучше магических?

— Да. Вот только единорог… хотел бы я тебе его показать. Он действительно красив…

— Знаешь что, Гарри? Подавись-ка ты своими единорогами!..

Бросив эту неожиданно грубую фразу, Дадли с громким топотом поспешно удалился, а Гарри так и замер на полу перед раскрытой энциклопедией, ошарашенно глядя вслед брату. Сначала он хотел обидеться, но после недолгих размышлений понял, что не стоит, потому что это Дадли на него обиделся.

Как примириться с братом и успокоить его задетое самолюбие, Гарри придумал в тот же день. Прижимая к груди объемистый сверток, он прокрался к двери комнаты Дадли и тихонечко поскребся, наклонил по-собачьи голову и прислушался. Из-за двери донеслось недовольное бурчание:

— Чего тебе?

— Дадли, впусти, пожалуйста, я тебе подарок принес.

— Мне от тебя ничего не нужно!

— Но, Дадли… ты хотя бы посмотри. Тебе понравится…

За дверью словно вздохнул печальный морской слон, потом послышались грузные шаги, и дверь, скрипнув, отворилась, являя взору Гарри сердитого Дадли. Окинув мрачным взглядом приставучего братца, тот нехотя посторонился со словами:

— Чего ты мне можешь подарить? Ни за что не поверю, что у тебя есть что-то, чего нет у меня.

— А вот и неправда! — обрадовался Гарри. — Есть!

И протянул сверток, который в руках Дадли вдруг задрожал и глухо зарычал. Дадли потрясенно замер — неужели?..

— Это мне? — почему-то шепотом спросил он, не веря своим ощущениям в ладонях.

— Тебе! — подтвердил Гарри. — Я же не в Хогвартс уезжаю, так что она мне больше не нужна. И я подумал, что могу отдать её тебе раньше, чем закончу третий курс.

Дадли ошалело кивнул и, подойдя к кровати, принялся разворачивать подарок — клыкастую книгу о чудовищах. Развернул и восхищенно-влюбленно уставился на ядовито-зеленую обложку, на две пары злобных желтых глаз и страшенные безгубые голодесенные челюсти, оснащенные жуткими клыками. Бесстрашно протянул руки и, ловко цапнув за переплет, быстро погладил корочку. Как справляться с кусачей книгой, он уже слышал от Гарри. Грозное рычание сменилось тихим, довольным урчанием, книжка словно бы вздохнула и заметно расслабилась, видимо, почувствовав, что приобрела любящего и постоянного хозяина. Дадли благодарно глянул на Гарри и шепнул:

— Спасибо…

Из Германии по договоренности за Гарри приехал человек, которого наняли в качестве сопровождающего. Звали его Густав Шеллинберг, это был довольно-таки невзрачный человечек, ростом примерно метр с кепкой да с подпрыгом, худенький до прозрачности и с невероятно огромным носом, у него были черные волнистые волосы и хитренькие маленькие глазки и, в общем, имел весьма жуликоватый вид. Отчего тётя Петунья чуть не передумала отпускать племянника, ещё бы, с таким-то типом! Но паспорт и документы герра Шеллинберга оказались в полном порядке, да и дядя Вернон добродушно прогудел в усы, что, дескать, характер и надежность человека не зависит от внешности, а сам он лично уверен в компентентности полковника Шелли. При этом сообщении тётя Пэт едва не подавилась от изумления — ч-чего-о-о??? Этот замухрышка — полковник?! Да уж воистину, внешность — обманчива… Дядя хохотнул, хлопнул хлипкого гостя по плечу, отчего у того ноги подогнулись и уволок в гостиную, угощать английским виски и выспрашивать новости, ну и повспоминать о былых армейских днях. Что называется — встретилась два товарища…

Гарри пока не знал, нравится ли ему мистер Шелли, но втайне надеялся, что они поладят, а в пути, глядишь, и получше друг друга узнают, не зря же дядя именно его пригласил в сопровождающие. Гарри не был идиотом и прекрасно понимал, что абы кому любящие родственники его не доверят. Правда, магам они тоже доверили, но тут, как говорится, не до жиру…

Перелет до Ганновер-Лангенхаген прошел хорошо, а потом прямо оттуда пересели на поезд, благо, что аэровокзал был напрямую связан с железнодорожным. Гарри в самолете слегка укачало, и он периодически ловил на себе обеспокоенные взгляды спутника, это его раздражало — небось, думает теперь, что он, Гарри, какой-то слабак и хлюпик. В поезде, в благоустроенном купе, Густав самолично расстелил постель и уговорил парня прилечь, прямо-таки взмолился:

— Да полежи ты чуток, зеленый же весь…

Гарри не поверил, украдкой глянул в зеркало, висящее под багажной полкой, и приуныл — действительно бледноват. Попытался объясниться:

— Вы не подумайте, просто я сегодня в первый раз в жизни летел на самолете.

Тот хмыкнул:

— Всё в первый раз бывает, салага, — и подмигнул: — Нюхнул воздуху, а?

Гарри засмеялся. Спутник ему определенно начинал нравиться. Густав Шеллинберг оказался очень ответственным человеком, он протащил Гарри по всем инстанциям, ни на секунду не оставляя его в одиночестве у незнакомых людей и в незнакомых местах. И первое время даже пожил вместе с ним в одном номере гостиничного отдела клиники, пока Гарри не освоился и не перестал путать этажи и коридоры. Да и потом он далеко не ушел, так, съездил на сутки в Мюнхен и вернулся оттуда, сопровождая ещё одного подопечного, глухого паренька по имени Лютер. Обязанность у него такая была, у Густава Шеллинберга, и работал он здесь, в Нордштадской клинике.

После положенного карантина и курса профилактик Гарри поселили в общей палате на четырех человек. Компания вышла довольно-таки разношерстной: англичанин, два немца и русский, одного Гарри уже знал — Лютер Мозер, второго звали как-то грозно, Штефан Шмайссер, ну, а русича прозывали банально, простенько так и со вкусом — Ваня Белый. Все мальчики были одного возраста, разве что Ваня чуть постарше, ему через пару месяцев должно было исполниться четырнадцать лет. Пока пареньки присматривались друг к дружке и пытались преодолеть один, но очень существенный языковой барьер, который, впрочем, не мешал им общаться. И тут выяснилась одна весьма любопытная странность. Если имена европейцев выговаривались на всех языках одинаково легко — Гарри, Лютер и Штефан-Стивен, то на имени Вани все спотыкались. Пробовали звать по-русски — не получилось произнести имя правильно, всё время выходило то Вань-я, то Ивенс, а то и вовсе Айвен… ну хоть плачь. На английский же манер его имя звучало как Джон. Ивана эта ситуация забавляла, и он порой отшучивался, дескать русские по-английски лучше разговаривают, и это было правдой, он безошибочно произносил все европейские имена, чисто и без запинки.

А потом были лошади. Зима в Ганновере была мягкая, с легкими морозами по ночам, поэтому на всех пациентах были спортивные костюмы и легонькие лыжные куртки, также обязательны были шапки, шарфы и перчатки-рукавицы. Группа была смешанной, в ней были и девочки от десяти и старше лет, их куратором оказался Густав, чему Гарри был искренне рад. Ребят посадили на автобус и повезли в пони-клуб, носящий оптимистичное название «Веселый скакун». Ребята заранее запаслись нужной амуницией, ещё дома, об этом позаботились их родственники, знающие, куда отправляются дети, так что, прихватив сумки и пакеты, они вышли из автобуса и по подсказке куратора направились в раздевалку, где и переоделись в высокие сапоги, шлемы, специальные кожаные перчатки. В этот самый первый день у них было лишь поверхностное знакомство с лошадьми, их будущими партнерами. Кое-кто в толпе протестующе зароптал, мол, какие-такие партнеры, это что же, на один уровень со скотиной вставать? На что Густав с нажимом пояснил:

— Перво-наперво запомните, лошадь — не скотина! Она очень гордое и поразительно умное животное. Общение с ней — значит проявить уважение к себе.

Густав замолчал, строго оглядел замерших и слегка обалдевших подростков, кивнул, подтверждая свои же слова, и продолжил:

— Как давно стало известно, отношение человека к лошади красит именно человека. Именно на его поведение отвечает взаимностью лошадь. Причем очень честно, правдиво. Хорошего человека лошадь отмечает очень скоро и четко, она отражение человека. Вы понимаете, к чему я клоню?

Подняла руку одна девочка с явными признаками ДЦП и сказала запинающимся, ломким голосом:

— Собака, например, может любить любого хозяина, хоть пьяницу, хоть лентяя… а лошадь на грубость отвечает грубостью, на ласку лаской. Правильно?

— Да, София, почти правильно. Просто от грубого отношения лошадь может сломаться и плохого человека она станет бояться.

В дальнейшем знакомство перешло в рутину, как выяснилось позже, иппотерапия включала в себя не только простое катание верхом, а и тотальную заботу о лошади. Партнером Гарри стал кроткий и спокойный мерин приятного шоколадного цвета, его масть называлась бурой, такой же оказалась и его кличка — Шоколадка. По причине зимнего сезона у него была длинная и густая шерсть, из-под косматой челочки выглядывала симпатичная белая звездочка и печально смотрели на мир два огромных карих глаза. Так вот, в обязанности Гарри стал входить уход за конем: приходя в конюшню, надо угостить лошадку морковкой или сахаром, вывести на развязку, не забыв при этом про недоуздок, привязать его и тщательно почистить, потом долго и терпеливо обматывать лошадиные ноги двумя слоями разных бинтов, и только потом — ногавки. Далее шло взнуздывание и седловка, лошадь надо уговорить и как-то убедить взять в рот трензель, затем следует подогнать к голове круговую уздечку, на спину сперва кладется потник, потом вальтрап и поверх них кладется седло, которое надо пристегнуть к туловищу подпругой. От всех этих премудростей у Гарри порой голова кружилась, ну просто графа на выезд наряжают! А кроме этого… Заседлывая Шоколадку в первый раз, Гарри услышал по соседству странную фразу:

— Ну сдуйся, сдуйся, лапушка, спусти воздух…

Заглянув в соседнюю развязку, Гарри увидел, как София похлопывает свою лошадь по брюху. Оказывается, при застегивании подпруги лошадь надувается, набирает в лёгкие воздух и затаивает дыхание. Кто-то говорит, что лошади так капризничают, хитрят, но лично она, София, считает, что это просто от предвкушения, ожидания того, что вот-вот крепко застегнется подпруга, вот поэтому лошади и затаивают дыхание, как это делает любой человек перед уколом или от дружеского шлепка по спине.

Верховая езда неожиданно понравилась Гарри. Начинали обычно с разогрева в манеже, лошади шли гуськом с интервалом в один корпус друг за другом, внимательно следя за всадниками и четко выполняя указания тренера. Честно говоря, Гарри удивился, заметив ответственное поведение, казалось бы, простого, неразумного животного... Но Шоколадка, правильно воспитанный мерин, действительно наблюдал за своим подопечным. Когда Гарри в первый раз сел на него, то конёк прямо чуть ли не крался, шел буквально на цыпочках, следя в три глаза за тем, чтобы неопытный наездник не упал с его спины. Кроме того, меринок оказался любопытным и игривым, чего Гарри никак не ожидал от спокойных и равнодушных в общем-то лошадей. Вскоре, когда Шоколадка убедился, что Гарри его постоянный клиент в этом сезоне, то стал здороваться с ним, приветливо ржал, едва завидев Гарри по утрам, да и потом в течение дня бурый конёк радостно мотал большой головой, весело блестя глазами. А сам Гарри обнаружил, что тоже радуется своему четвероногому другу. Шоколадка забавно морщил нос, задирал верхнюю губу, показывая крупные желтые зубы и тихонько хрюкал, этот звук тоже оказался изрядным сюрпризом для Гарри, ведь он наивно полагал, что лошади только ржут... но нет, кони могли не только храпеть и ржать, они издавали великое множество разных звуков: хрюканье, рокотание, могли и пискнуть, и взвизгнуть. И мимика у них была очень богатой — одни только прижатые уши вкупе со строгой мордой чего стоили. А уж когда лошадь ставит бровки домиком и собирает лобик в треугольные и ромбические складочки... Здесь Гарри просто сдавался на милость победителя, потому что знающие люди объяснили ему — такое выражение мимики означает, что лошадь переживает, задумывается о каких-либо проблемах.

Езда же верхом это отдельная песня. Сидишь на широкой спине, чувствуешь, как под тобой ходит живая сила, как перекатываются под кожей мощные мышцы и как тебя раскачивает во все стороны в такт лошадиным шагам... ни с чем не сравнимые ощущения!

Позже они выезжали из манежа на улицу и продолжали прогулку по конным тропам и дорожкам.

После прогулки юные всадники отводили лошадей в конюшню, ставили на развязку и, расседлав, принимались чистить и вытирать вспотевших товарищей. Снимали-разматывали бесконечно длинные бинты, отчищали копыта от песка и грязи, меняли уздечки на недоуздки и отводили в денники, за которыми следили конюхи, всё-таки больных детей нельзя заставлять работать по-черному ещё и на конюшне. А забота о лошади нужна для установления контакта, для того, чтобы она знала, кто к ней прикреплен.

В первые дни от верховой езды у Гарри с непривычки болело и ныло всё тело, да так, что он и не знал, как жить, отваливались ноги и спина, особенно то, что ниже, да что там, ему казалось порой, что на месте ягодиц у него один сплошной синяк. Так что, вползая в комнату, четверо парней буквально с ног валились, едва дыша и двигаясь как анемоны, то есть никак, стараясь вообще не двигаться, со стонами переодевались в пижамы и бревнами падали в кровати, слабо жалуясь и переругиваясь что-то на тему:

— Да чтоб я ещё раз сел на эту клячу!..

— Кто-нибудь, убейте меня во сне...

— Ой, мама... и я когда-то просил купить мне пони??? Я передумал, мне его не надо!

Гарри не жаловался, он страдал молча, чувствуя, как растекается по телу приятная истома — наконец-то он лежит, отдыхает и никуда вставать не надо! О-о-о, какое блаженство!.. Потом, с течением времени, с постоянными тренировками боли прошли, окрепли и налились силой мышцы и ребята начали получать истинное удовольствие от верховой езды, искренне посмеиваясь над своей слабостью и жалобами. Подумать только, они когда-то жаловались и не хотели садиться на лошадь. Зато теперь они готовы целыми днями кататься и никакими силами их больше не оттащить от лошадок. Конечно, сейчас, привыкнув и поняв, какое это счастье — оседлать коня и помчаться, догоняя ветер, — они и правда хотели кататься целыми днями, но увы... это им не разрешалось. У коней был свой распорядок дня и свой график. Шоколадка, например, был приставлен к двум пациентам, с утра до обеда он был предоставлен в полное распоряжение Гарри, а после обеда и до ужина на нем ездила девочка с проблемами с позвоночником, её ноги были зафиксированы ортопедическими шинами. Что поделать, больных детей много и лошадей на всех не напасешься, вот и приходилось составлять расписание по часам и по коням. Некоторые лошади вообще трех детей обслуживали.

Чем же заполнялся день Гарри? Ну, с утра подъем, утренние процедуры, туалет, сдача крови на анализ, завтрак, потом долгие сборы лошади и прогулка, на которую едва уходило два часа. Потом разминка, обед и тихий час. После тихого часа обязательный массаж и час работы на тренажере — имитация гребли, "велосипед", беговая дорожка... И уже после ужина в шесть часов — отбой, свободен до отхода ко сну в девять. Ну... разговаривать можно и лежа в постелях, чем мальчики и занимались, всласть чесали языками. Кроме Лютика, как самый глухой он не мог поддерживать разговоры, вместо этого читал книги, пока не погасят свет, и спокойно засыпал в десять-одиннадцать часов, и голоса остальных не мешали ему спать. В один из таких зимних вечеров заговорили о семьях и о том, кто откуда приехал. Начал Штефан:

— Я здешний, в Ганновере живу с родителями. Лютик из Мюнхена, а вы, парни, откуда?

— Я из Англии, — ответил Гарри. — Живу в пригороде Лондона, Литтл Уингинге, с тётей, дядей и кузеном.

— А я из Санкт-Петербурга... не пытайтесь повторить, называйте мой город Сан-Питер... — в обычной своей язвительной манере сообщил Ваня. — Нас в семье восемь человек.

— Вот это да... а кто, если не секрет?

— Да не секрет, я вам что, Джеймс Бонд? Мать с отцом, бабуля с дедом, тётка — мамина сестра, и нас трое, я и мои сестры.

— А зачем ты сюда приехал, Вань-я? — как всегда споткнулся на его имени Штефан. — Ты вроде самый здоровый из нас.

— У меня эпилепсия, обычно она не так заметна, — серьезно ответил Ваня. — Но что есть, то есть, мои со мной совсем замучились, мама каждую минуту ждет, что я свалюсь в припадке. Меня дядя сюда привез, надеется на что-то, но я-то знаю, что эта болячка неизлечима. Правда, мне с лошадьми полегче стало, видать они действительно обладают даром исцеления... Знаете, — тут глаза Вани загадочно блеснули и он перешел на таинственный шепот: — Я одну легенду прочитал, давно ещё, в детстве, что в германских лесах водится волшебный зверь — единорог. Он похож на белоснежного коня, а во лбу его растет длинный витой рог, прямой как шпага... — Ваня помолчал, задумчиво глядя перед собой, потом снова посмотрел на новых друзей: — Можете смеяться, ребята, но я по малолетству наивно мечтал, что однажды я уеду далеко-далеко, в загадочную страну, и где-нибудь в волшебном лесу встречу сказочного единорога. Ведь там, где он ступает, возрождается земля, а там, где он ударит копытом, появляется источник целебной воды, та самая вода, которая исцеляет все болезни.

Штефан и Лютер молча переглянулись и пожали плечами, потом Штефан криво улыбнулся:

— Нам всем не помешал бы волшебный зверь, но, к сожалению, это всего лишь сказки.

— Да, я понимаю, сказки... — печально согласился Ваня. — Тем более что я не для себя бы попросил целебную воду...

— А для кого? — осторожно спросил Штефан.

— Для сестренки моей младшей, Маринки. Она очень серьезно больна, что-то с сердцем, врачи говорят, что это чудо, что она дожила до восьми лет с таким... с такой сердечной недостаточностью. Мне за неё реально страшно, в любой момент может умереть.

Мальчики замолчали, погрузившись в невеселые думы, а Гарри просто обмер весь от ужаса, похолодел от леденящего страха. Для него-то единорог вовсе не был сказкой, а самым что ни на есть настоящим, реальным зверем.

Обреченно закрыл глаза, вызывая в памяти картинку — темноволосая девочка обнимает белоснежного, сверкающего лунным светом единорога. Трейси Дэвис и её дикий лесной друг... Как там она его называла? Серебряный ветер? А потом совершенно непрошено перед глазами встало честное и простое лицо Вани, серо-стальные глаза, светлые волосы, простая славянская внешность, но почему-то эта чистая русская красота привлекает всеобщее внимание, наверное как раз своей простотой. А его сестренка, возможно, похожа на брата, такая же сероглазая и светленькая, а в детской хрупкой груди неровно бьется больное сердечко. Тут сердце Гарри прямо-таки зашлось от жалости к незнакомой маленькой девочке, которая в любую минуту может... Нет! Не думать об этом!!! Вот бы написать Трейси, спросить её, могут ли единороги исцелять врожденные пороки сердца? Вот только как с ней связаться? Мерлин-то дома остался. А что если...

Едва дожив до утра, Гарри после сдачи анализов дорвался-таки до телефона и, лихорадочно вертя диск, набрал международный номер. Ему ответил оператор, и Гарри попросил связать его с Литтл Уингингом в Лондоне. Дождавшись сигнала, Гарри снова завертел диск, набирая на сей раз домашний номер, и чуть не расплакался, услышав родной голос тёти:

— Да? Алло?..

— Мама, это я...

— Гарри! Что случилось?

— Я соскучился, мам. Пришли ко мне Мерлина, мне он нужен. И как там все, папа и Дадли?

— Дадли в "Воннингсе", ты же знаешь, но он тоже скучает по тебе, а папа... — тут голос тёти зазвучал глуше, когда она крикнула в сторону: — Вернон, Вернон! Тут Гарри...

В трубке раздалось пыхтение и густой бас:

— Здравствуй, сын. Слушай, тут всё письмами от твоих друзей завалено, всё спрашивают, куда ты подевался... Ты что, Гарри, не рассказал им, что не вернешься в Хогвартс?

— Э-э-э... — смешался Гарри. — А от кого письма, пап?

— Сейчас гляну... Пэт, принеси-ка, там пачка на камине... Фух, сын, ты ещё здесь?

— Да.

— Слушай: Невилл Долгопупс, П. Лавгуд, Рон Уизли, ещё Ф. и Д. Уизли, ещё один Д. Уизли, чепуха какая-то... Кто ещё... Дин Томас, Ш. Ф. какой-то, Лаванда Браун, это девушка, сынок? Ещё письма от...

— Папа, стой, хватит! — крикнул смущенный Гарри, покрасневший от ехидного вопроса насчет девушки. — Просто пересчитай, сколько там писем.

— Сто семь.

— Чего-чего?

— Я говорю, сто семь писем, вот у меня в руке... фух, толстенная пачка. И все тебя ждут.

Гарри в шоке уставился на телефонный аппарат. Ничего себе... сто семь писем, да он едва ли половину сокурсников знает! Потом опомнился:

— Пап, дай маму.

Получив Петунью, Гарри неуверенно спросил:

— Может, не надо Мерлина? А то ещё увидят, неудобные вопросы начнут задавать... Тут никто не знает о том, кто я.

— В нашем городе тоже никто не знает про тебя, но нашим совам никто не удивляется.

— Да, верно... Мама, скажи, а единороги могут исцелять?

— Сынок, что случилось???

— Да не со мной! Девочка тут одна маленькая с пороком сердца. То есть не совсем здесь, а у мальчика одного сестренка младшая.

— Вот оно что... Вернон, да убери ты стакан... Гарри, насчет единорогов... об их целительской силе ходит много легенд и верований, но в реальности речь идет о роге носорога и о его якобы целительном свойстве.

— Это неправда?

— Ну да, рог носорога это толстый пучок ороговевших волос, и я сомневаюсь, что кератин может принести хоть какую-то пользу. А про волшебных единорогов спрашивай волшебников, они должны всё знать о своих волшебных тварях. Так как, прислать к тебе Мерлина?

— Да, мам, пришли. Я всё-таки спрошу одну волшебницу про единорогов.

Гарри поговорил со своей семьей ещё немного, а потом, повесив трубку, вернулся в комнату. В ней был только Лютер, он сидел на кровати и возился с крошечной штучкой в руках. Гарри присмотрелся и понял — слуховой аппарат. Лютер пытался вставить батарейку, но его непослушные пальцы никак не могли попасть в крошечный паз по причине такой же диспраксии, как у Гарри, только намного хуже из-за ДЦП. Гарри подошел, осторожно забрал аппаратик из рук Лютера и под его внимательным и благодарным взглядом вставил батарейку.

Тётя Петунья всё же решилась вскрыть «чужую» корреспонденцию и прочитать письма, адресованные племяннику, в поисках важных посланий и, отсортировав наиболее нужные, отправила их с Мерлином. Таким образом Гарри получил не только пернатого друга, но и почту. Почему-то школьные и почтовые совы временами не находили его домашний адрес и самого Гарри, а вот собственные совы — Букля и Мерлин — запросто. Находили его всегда и везде. Вот и Мерлин, молодой совин, ухитрился разыскать хозяина в другой стране, за много-много сотен миль от дома.

Странная встреча произошла на верховой прогулке, когда вереница коней неспешно вышагивала по одной из конных троп в благоустроенном парке, в самой глухой и безлюдной его части. Над головами всадников и лошадей беззвучно пролетела белая крылатая тень и с тихим уханьем спикировала прямо на Гарри, тот едва успел подставить левую руку, на которую и сел Мерлин, крепко обхватив лапами предплечье. Шоколадка при этом нервно запрядал ушами и, слегка повернув голову, опасливо скосил на птицу выпученный от страха карий глаз. К чести сказать, это всё, что позволил себе испуганный конь, другие лошади в подобной ситуации ведут себя иначе, они пугаются и несут со всех ног, закусив удила. Но не наши кони! Они были воспитаны в должном ключе и адекватно реагировали на всякие неожиданности вроде птиц, взлетающих из-под ног, рваных пакетов и газетных листов, которые беспорядочно и хаотично из ниоткуда в никуда швыряют игривые ветры. Итак, завидев на руке Гарри большую белую птицу, юные всадники буквально замерли от восторга, восхищенно взирая на посланника небес, взволнованно перешептываясь и тихо восклицая. Большинство из них сову сегодня увидели в первый раз в жизни, а тут не просто сова, а полярная, очень большая и красивая! Так что Гарри зря опасался неудобных вопросов. То есть вопросы были, но не по поводу необычного питомца, а…

— Гарри! Какая красавица! А можно её погладить?

— Гарри, а что она ест?

— Гарри! А можно подержать?

— А как её зовут?

Ну конечно можно! И погладить, и подержать… только дайте письма с лапки сниму. Взбудораженные дети даже не обратили внимания на какие-то письма, им сейчас важней всего была сама птица, которую, оказывается, зовут Мерлин. Необыкновенное, прекрасное и очень-очень знакомое имя… а вы покажите мне хоть одного ребёнка, который бы не знал историю великого волшебника Мерлина, состоящего при дворе короля Артура!

Заметив столпотворение, к ним подъехал куратор, придержал свою соловую кобылу и мягко вопросил, по какому поводу собрание. Дети забеспокоились и приготовились было дружно соврать, что ни по какому и что ничего не случилось… Но Густав уже увидел и узнал птицу, и весело хмыкнул:

— Смотри-ка, Гарри, к тебе сова прилетела. И кто же это? Букля?

— Нет, это Мерлин, — с облегчением ответил Гарри. А Густав, отметив удивленные лица детей, пояснил: — Всё в порядке, тётя и дядя Гарри разводят сов.

Таким образом, пернатый гость, совенок Мерлин, был легализирован. Его поселили в «живом уголке», которые обыкновенно устраивают в маггловских пансионах, школах и больницах, где подолгу живут дети. Здесь же, кстати, была и Люси, которую Гарри уже просто привык таскать с собой повсюду, и сейчас черепашка со всем комфортом была устроена в просторном террариуме с обогревом и водяной баней для увлажнения воздуха — конденсатором. Прочие обитатели «живого уголка» тоже принадлежали детям, которые привезли своих зверей из дома, не в силах с ними расстаться — голландские и ангорские кролики, морские свинки, декоративные пегие и белые крысы, хомячки, ежики… Устроив и накормив усталого почтальона, Гарри прошел в комнату — надо было разобраться с письмами, ведь тётя их зачем-то прислала. Немного нервничая оттого, что в комнате присутствовал Ваня, Гарри уселся на свою кровать и вынул из непромокаемого пакета плотную пачку перевязанных веревочкой пергаментов. Ваня заинтересованно стрельнул глазом в сторону желтых листов, но с кровати не встал, не стал пока навязываться и переборол свое любопытство. Гарри вздохнул и, спиной ощущая чужой и пока немой интерес, погрузился в чтение. Первым выпало письмо Невилла:

«Здравствуй, Гарри!

Надеюсь, ты нормально доехал до Германии? О том, что ты уехал туда, мне рассказала Гермиона. До сих пор переживаю, как ты можешь ездить на маггловских транспортерах, надеюсь, я правильно написал это слово?

Я всё прочитал о Патронусах, это очень сложное заклинание... Чтобы вызвать Патронуса, надо очень сильно сосредоточиться на самом счастливом воспоминании, поднять палочку, взмахнуть ею перед собой и отчетливо произнести магические слова «Экспекто Патронум», и тогда из кончика палочки должен появиться твой защитник Патронус, его ещё называют — антидементор. Я попробовал его вызвать на каникулах, но у меня ничего не получилось. Наверное, потому что у меня не так много самых счастливых воспоминаний. Я никому не говорил об этом, но тебе я хочу рассказать. Мои мама и папа замучены пожирателями смерти, они их запытали до потери рассудка, и с тех пор мои родители находятся в госпитале св. Мунго. Поэтому у меня не получается Патронус. Но у тебя он, наверное, получится, Гарри, так что попробуй. Ах да, ты же в маггловском мире и тебе нельзя колдовать, тогда попробуй сделать вот так, этот способ мне подсказала бабушка: она говорит, что некоторые волшебники, лишенные палочек, во время боя, например, могли вызвать Патронуса и без помощи палочек. Правда, этот способ работает только тогда, если в твоей жизни есть или был очень хороший и надежный друг-защитник, которому ты доверял стопроцентно. И который хотя бы раз в жизни спас тебя от смерти или неприятности. Как-то так.

Я никогда не писал таких длинных писем, надеюсь, оно тебе поможет? Как у тебя дела, приедешь ли ты в Хогвартс на четвертый курс?

Твой друг Невилл»

Отложив письмо Невилла, Гарри удрученно покачал головой — неудивительно, что Невилл никогда не рассказывал о своих родителях, а только о бабушке… Следующие письма были не столь значительны, Лаванда Браун, к примеру, сообщала, что Гермиона оказалась права в том, что её кролик Пушик жив, что это её дурак-братец так по-идиотски пошутил, ну да она ему уж показала, как добывать алмазы с неба. Этот абзац заставил Гарри улыбнуться — поделом тебе, Август Браун!

Среди желтых пергаментов Гарри вдруг обнаружил современный белый конверт-бандероль, без адреса и довольно толстый. Вскрыв его, он достал несколько листов пергамента и бумаги, знакомый почерк ударил в глаза, и Гарри сначала расправил письмо от тёти, вчитался в ровные аккуратные строчки, впервые отметив, что старается писать, как тётя Пэт, подражая её красивому почерку:

«Дорогой Гарри,

Ровно через месяц после твоего отъезда к нам на балкон приземлилась огромная птица, чьи размеры жутко перепугали меня, мне даже показалось сперва, что с неба свалился аэроплан. Но Вернон быстро разобрался и успокоил меня, сказал, что это скопа, южноамериканский орёл-обезьяноед. Мне, знаешь ли, от этого легче не стало…

В общем, гигантская птица принесла письмо из Южной Америки. Вернее, письма. Скажу честно, дорогой Гарри, я долго колебалась, никак не могла решить, отправлять ли их тебе. В первый миг я хотела смалодушничать и сжечь эти треклятые письма, но… рука не поднялась против правды, горькой, ненужной, но правды. В бандероли два письма, одно от Сириуса Блэка — прочти его первым, пожалуйста. А второе… дорогой, милый Гарри, помни, пожалуйста, всегда помни, что мы любим тебя, ты наше солнышко, наше счастье и всегда, всегда будешь нашим дорогим, любимым мальчиком.

С любовью, мама»

Гарри занервничал, письмо от мамы его откровенно напугало, и он сам чуть не смалодушничал, решив было не читать письма от Сириуса и… от кого там ещё? Любопытство, как всегда, пересилило страх перед неопределенностью, всё же интересно, что там, да и мама… Гарри сглотнул, мама тоже хочет, чтобы он прочитал и узнал какую-то правду… Правду о чем? Дрожащими руками взял пергаменты, не замечая, как подобрался на своей кровати напружиненный Ваня. Стараясь не смотреть на второе письмо с надписью «Сириусу Блэку», Гарри развернул послание крестного отца.

«Здравствуй, крестник,

Прости, что безбожно удрал. Но мне в то время было не по себе, да и Реги с Питом рассказали мне, что ты хорошо живешь. Пит это видел лично, когда гостил с Роном у тебя перед третьим курсом (помнишь Коросту?) Так вот, ты живешь в любящей и замечательной семье, и я хотел промолчать — зачем портить твое семейное счастье? Но Регулус слишком уважает одного человека и желает, чтобы у него всё было хорошо. Лично я с ним не согласен, я не люблю этого типа, этого несносного слизеринца, но вместе с тем я люблю своего брата и уважаю его стремления и странные, на мой взгляд, желания. Я не смог устоять перед просьбой Регулуса. И несмотря на то, что правда горькая, я должен сообщить её тебе. Джеймс Поттер был бесплоден, он не мог иметь детей. Кто твой родной отец, расскажет Лили, её письмо я прилагаю.

Это всё, Гарри. Прости»

Оглушенный новостью Гарри растерянно таращился на строчки, машинально перечитывая их снова и снова — бесплоден, родной отец, Лили… Что? Письмо от Лили, от мамы? Гарри лихорадочно отбросил первый пергамент и трепетно взял второй — от мамы, письмо от мамы. Письмо из прошлого, и в нем скрывается тайна, имя его родного отца. Внезапно его охватило страстное желание узнать — кто это. Гарри собрался было развернуть пергамент, но что-то остановило его, и он вдруг заколебался — а может, не надо? Ведь семья-то у него есть, и отличная семья! Любимая мамочка тётя Пэт, строгий и всё равно славный дядюшка Вернон, которого он временами называет папой, а его басовитое «сын»?.. А Дадли? Разве можно отказываться от семьи? Тем более от такой хорошей семьи… Разве ему ещё кто-то нужен? Гарри неуверенно отложил письмо Лили, взял первое. Что-то не давало ему покоя, но что? В глаза бросились строчки: «Но Регулус слишком уважает одного человека и желает, чтобы у него всё было хорошо...»

Гарри задумался — Регулус кого-то очень уважает и желает ему счастья. Этот кто-то жив и очень дорог Регулусу… Это значит, что где-то на белом свете живет его отец, который… хм, от которого он родился вместо законного Джеймса Поттера. Интересно, если у него есть родной отец, то почему же он ни разу не пришел к нему, не навестил, не проведал… а может, он просто бежал от сына-инвалида? Такое ведь тоже бывает — узнал, что ребёнок неполноценный, и навострил лыжи на Аляску. Но есть тут одна закавыка, мама Пэт тоже хочет, чтобы он узнал правду об отце. А плохого она ему никогда не пожелает. Что же делать? Гарри, полный сомнения, снова взял в руки свернутый пергамент, адресованный Сириусу Блэку, и медленно развернул, ему очень не хотелось это читать, очень не хотелось узнавать, чей он сын. Также не хотелось знать, по какой причине удрал Сириус, за что он так не любит «этого слизеринца», так не любит, что бессовестно удрал за океан. Стоп. Слизеринец? Его отец слизеринец? Гарри внутренне застонал — этого ещё не хватало для полного счастья! Эх, ладно, была не была! И он решительно развернул пергамент. С кем там его мама встречалась помимо Джима Поттера?

«Дорогой друг,

Мне больше не к кому обратиться за помощью, а держать это в себе у меня нет никаких сил. Я беременна, но не от Джима. Я в растерянности, Джим так радуется, думает, что исцелился от бесплодия, но это не так, далеко не так. Я не знаю, кто у меня родится, это станет известно через семь с половиной месяцев, а Джеймс уже мечтает, что у него родится сын, долгожданный наследник. Я очень боюсь, а что если малыш окажется похожим на своего настоящего отца? И тогда мой подлый обман откроется и правда разобьет его сердце, ведь я ему изменила, и боюсь, он убьет меня, когда узнает, с кем именно я изменила. А он точно убьет меня, как только поймет, что ребёнок зачат от Северуса Снейпа. Помоги мне, Сириус, придумай что-нибудь. Я не хочу, чтобы двое моих самых любимых мужчин поубивали друг друга… Ты можешь осуждать меня, Сириус, но я действительно люблю обоих — и Северуса, и мужа.

Лили»

После прочтения письма Гарри долго оцепенело сидел, глядя в одну точку, очнулся он оттого, что кто-то энергично тряс его за плечи и громко спрашивал прямо в лицо:

— Гарри? Гарри?! Ради Бога, Гарри, очнись! Что случилось? Плохие вести из дома?

Моргнув, Гарри вышел из ступора, молча и как-то отрешенно передал смятые листки Ване, встал и как сомнамбула вышел из комнаты. Бесчувственные ноги принесли его в ванную, и Гарри осознал, что стоит перед зеркалом и целую минуту бездумно пялится на свое отражение. Снова моргнув, Гарри сфокусировал зрение и сосредоточился на лице. Значит, Северус? Этот носатый мрачный дядька — его родной папа? Хотелось плакать и смеяться сразу, ай да мама! Обоих она любит… и бесплодного мужа, и плодовитого любовника. Гарри безуспешно всматривался в свое лицо, пытаясь уловить хоть какое-то сходство с профессором Снейпом, и не находил, его просто не было. Абсолютно. Гарри целиком и полностью походил на маму, даже волосами, они не черные, как у Снейпа, а темно-каштановые в рыжину.

В зеркале промелькнуло встревоженное лицо Вани, загнанно дыша, тот остановился рядом и, крепко обняв Гарри, сбивчиво проговорил ему в ухо:

— Ты же не того?.. Ты же переживешь? Гарри?!

— Ты о чем? — озадаченно спросил тот.

В ответ Ваня просто повис на нем, обессилев от облегчения, и искренне выдохнул:

— Индийские фильмы отдыхают на Майорке…

Мерлину пришлось долго отдыхать, перелет с Великобританских островов до материка тяжело ему дался. Он отказывался от пищи и воды и внешне как-то усох, пугая своим видом Гарри. Густав только головой качал и бормотал под свой внушительный нос:

— Надо же… такая верная птица, на край света за хозяином рванула. Мне б такого друга…

Лично Гарри такое «объяснение» устраивало. И никого не удивляло, что мальчик безвылазно сидит в «живом уголке» и ухаживает за своим больным питомцем, вызванный орнитолог успокоил персонал клиники, сказал, что у птицы ничего заразного нет, она просто истощена. А Гарри, услышав об этом, забеспокоился, заколебался вдруг, а имеет ли он право посылать Мерлина так далеко с письмом к Трейси? Позвонил домой, рассказал о проблеме и спросил маму, как быть. Петунья посоветовала отправить письмо сперва к ней обычной почтой, а она потом перешлет его Трейси с Буклей. Такой план Гарри понравился, и он с охотой пообещал последовать ему. А пока…

— Гарри, а что ты скажешь насчет… писем из Америки? — осторожно спросила Петунья.

— А что я скажу? В шоке был, конечно… — язвительно сказал Гарри. — Так шокировался, что друг бросился меня спасать, испугался он, подумал, что я того… что-нибудь с собой сделаю. Знаешь, мам, я не думал, что найду ещё друзей где-то помимо Хогвартса и младшей школы в Литтл Уингинге.

— О… рада за тебя, — неуверенно произнесла тётя. Гарри поморщился и попросил:

— Расскажи мне про Снейпа. Хоть что-нибудь, раз он мой… сама знаешь кто.

— Ну я мало что могу сказать… Его отца звали Тобиас Снейп, маму Эйлин, в девичестве Принц… или Принс? Не помню точно. Лили и Северусу было по восемь лет, когда они встретились на детской площадке и познакомились. Мне он тогда не понравился, а может, я просто по-детски ревновала его к Лили… не знаю. Одно скажу, у Северуса было нерадостное детство, пьяница-отец его избивал, по слухам — поколачивал и мать. Ещё у Северуса не было своей одежды, все его рубашки были перешиты из маминых платьев, он ходил вечно голодный, замурзанный, немытый. Помню, наша мама всегда его в ванну загоняла и драила его тощее тельце мочалками — отскребет до скрипа, закутает в простыню и за стол сажает, по две-три порции в него впихивала. Своего-то сына у неё не было, вот и взяла заботу о соседском мальчишке. Лили тоже часами у него пропадала, когда старшего Снейпа дома не было. Говорила, что у Сева комната клевая, вся расписанная красками да углем. Северус в детстве хорошо рисовал, в школе, помнится, много раз выставки устраивали… Гарри, а может, твой талант к рисованию от него передался? Ты, главное, не бросай рисовать, а то Северус бросил, когда вырос. А жаль, такой талантливый мальчик был.

Гарри завороженно слушал тётин монолог и сопоставлял характеристики маленького и большого Северусов, накладывал поступки взрослого на его детство. Припомнил все совместные приключения, поход по туннелю в логово василиска, вечные шуточки Залзана над ним… почему-то он любил профессора пугать. Вспомнил он и помощь профессора в уничтожении крестражей, как тот раздобыл кольцо Мраксов, а потом и чашу Пуффендуя… И фоном всему этому — мрачный, нелюдимый и порой вредный нрав, его вечный колючий сарказм и склочные придирки. Вспоминались и крепкие затрещины и подзатыльники, которые тот щедро отвешивал на уроках зельеварения, причем распускал он руки только над его головой, остальные одноклассники не удостаивались такой чести. Разве что Рону и Невиллу прилетит парочка хороших проклятий за слишком частые ошибки — Рону за лень, а Невиллу за растяпистость и неуклюжесть. Также вспомнилась и та короткая эмоциональная вспышка профессора, когда он увидел прожженный ядовитым клыком василиска дневник. Ох и тряс он его тогда, чуть голову не оторвал!.. И в ушах ещё долго звенело от его воплей.

И Эйлин… Эйлин Принц, он же слышал имя этой девочки! Её с подружкой хотел прикончить Том Реддл, но старшекурсница Миртл прикрыла их от Авады.

Интересно, а Снейп знает про него? Хотя… скорей всего, нет. Он же всё время его с Джеймсом Поттером сравнивает, рычит, что он слишком похож на разгильдяя папашу, такой же лентяй и болван. Гарри хихикнул — знал бы он, что Гарри его сын… если бы Снейп узнал, с кем его сравнивает. Тут Гарри не удержался, захохотал во весь голос, напрочь забыв, что вообще-то по телефону разговаривает. Тётя, понятное дело, всполошилась:

— Гарри! у тебя что, истерика?!

— Что? Ха-ха… а, нет, всё в порядке, мам. Просто профессор Снейп ко мне в школе постоянно придирается, вечно баллы снимает. А я представил — ну вот он узнает, что я его сынок родной… хи-хи… и что он, ха-ха, оказывается, баллы с сына сдирал. Как думаешь, ему не станет стыдно?

В ответ тётя Петунья неуверенно засмеялась, очевидно, тоже представив такую же картину. А потом сменила тему:

— Гарри, послушай, я тут про единорогов прочитала, вернее сказку одну. Турецкую. У одного падишаха долго не было детей, и обратился он за советом к богам, и посоветовали ему боги принести в жертву первого жеребенка аргамака в его лучшем табуне. Падишах так и сделал. В назначенный срок родился сын, но очень слабый и болезненный, и у падишаха появилась новая забота — здоровье сына… Его поиски и скитания я пропущу, Гарри, остановлюсь на том, что он нашел средство, сплел косичку из верблюжьей и единорожьей шерсти, оплел эту косичку вокруг запястья сына и выздоровел он, как по волшебству. И в конце мораль той сказки — только добровольно отданное можно использовать. Рог и кровь не годятся; чтобы получить кровь — надо ранить единорога, чтобы получить целебный порошок из рога — его надо истолочь, то есть опять же приложить усилия, а до этого обездвижить зверя и спилить ему рог. Добровольно отдаются только молоко и волос. Я ничего не знаю про единорожье молоко, а про волосы мы с тобой где-то слышали, кажется в тот день, когда мы тебе палочку покупали.

— Помню. А косичка это что?

— Ну если на руку надевается, то, наверное, фенечка.

После телефонного разговора с тётей Гарри отправился в палату, в которой они сейчас временно жили вдвоем с Ваней, так как Лютера выписали, его профилакторий закончился, а Штефана перевели в другое отделение, его готовили к какой-то нейрохирургической операции. А Ваня… что ж, он действительно оказался настоящим другом. Прочитав брошенные Гарри письма и проникнувшись их содержанием, Ванька припомнил похоронный вид Гарри и перепугался до полусмерти, справедливо решив, что после таких шокирующих новостей об измене мамы дорогому папе эмоционально неустойчивому подростку недолго и в петлю влезть… Додумавшись до такого ужаса, Ваня ужаснулся и бросился его разыскивать, спеша перехватить до того, как он наделает глупостей. Глупостей Гарри делать не собирался, чему Ваня был искренне рад, о чем и сообщил, невольно признавая тем, что Гарри ему дорог. Такова черта русских людей — если уж привязался к кому-то, то это крепко, надежно и навсегда. И Ваня не был исключением, его русская душа была такой же, как и у всех его соплеменников — широкой и необъятной, раскрытой нараспашку. Гарри же, будучи пунктуальным и чопорным англичанином, вначале насторожился и осторожно поинтересовался, не заметил ли Ваня чего подозрительного в письмах. Ваня честно задумался и так же честно доложил:

— Имена странные какие-то, но к ним претензий у меня нет, мало ли кого как назовут… А вот одно слово мне показалось… в общем, не понял я его, Гарри. Что такое «слизеринец»?

Гарри смутился, этого-то он и опасался, что умный Ваня обратит внимание на необычное и странное для маггла слово, но, к счастью, Ваня избавил его от этой проблемы, решив, что это просто такое прозвище Северуса Снейпа.

А однажды утром больничный городок всколыхнуло одно весьма значительное событие. Как обычно приехав на автобусе к конюшням, дети увидели необычайную суматоху — группа конюхов, кураторов и тренеров сгрудились вокруг ночного сторожа, а тот, энергично размахивая руками, о чем-то взбудораженно рассказывал. После взволнованных расспросов стало известно следующее: в конюшне побывал очень неприятный гость, от его визитов обычно сильно страдают лошади, но в этот раз, похоже, пострадал сам гость — хорек.

— Сижу это я, бдю, — соловьем разливался сторож. — И вдруг слышу, кони нервно топчутся, ржут на разные голоса. Ну я проверил, вроде ничего и никого постороннего, вернулся в будочку и дальше бдю. А кони вскоре на стенку полезли, я опять туда, и опять ничего, ну хоть ты тресни! И тут ка-а-ак просвистит мимо моего лица что-то белое да огромное, ну чисто привидение, ей-Богу! Бабушкой клянусь… И ка-а-ак обрушится в вон тот денник, бедный Шоколадка аж до потолка подпрыгнул. А дальше — не поверите! — хорек завизжал, точно говорю, хорек то был! Только он так верещит, когда его такса схватит. Вот только такса-то на сей раз с крылышками была, жаль, не разглядел её, не знаю, как и кого благодарить за спасение Шоколадки…

Густав и Гарри переглянулись и заглянули в денник мерина. Опилки на полу были взбаламучены, и в них отчетливо виднелись следы ночного сражения, а также лежали несколько белоснежных перышек, в которых Гарри сразу признал перья с грудки Мерлина. Позже, вычесывая Шоколадку, Гарри снял с гривы выдернутые хорьком волосы. И невольно засмеялся, зарывшись лицом в коричневую гриву. Ну, Мерлин, ну молодчина, спас коня! Отсмеявшись, Гарри занялся дальнейшей процедурой — специальными ножничками подровнял щетки на бабках, придирчивым взглядом окинул гриву и хвост, а в голове тем временем завертелась мысль-картинка: фенечка, сплетенная из верблюжьей и единорожьей шерсти, и как он, Гарри, плетет из лошадиного волоса… Следуя за этой мыслью, его руки независимо от головы отстригли изрядную прядь конской гривы. Подержав её перед собой, Гарри оглянулся по сторонам, смотал прядку и спрятал в карман.

После прогулки, тихого часа и серии профилактик Гарри наконец-то освободился, полез в шкаф и достал оттуда свой чемодан. Зарывшись в его недра, выкопал на свет божий две коробочки-пенальчика, открыл одну из них и задумчиво уставился на еловую палочку с волосом единорога внутри. Возможно, Трейси и расскажет, как достать молоко единорога или где отыскать источник целебной воды, оставленный в следе волшебного зверя. Но это — неточно, нет полной гарантии того, что встреча с единорогом когда-нибудь произойдет в неопределенном будущем. А Марина живет сейчас, и в любую минуту её сердце может остановиться. Больная девочка может просто не дожить до встречи с единорогом. Сопровождая эти размышления, руки Гарри с негромким треском переломили палочку ровно напополам. Половинки палочки нагрелись. Гарри настороженно замер — что-то не так? Но все обошлось, палочка не протестовала, она просто умерла, отдавая свою последнюю энергию на последнее желание хозяина — спасти жизнь маленькой девочке. И Гарри это понял, почувствовал. С благодарностью пальцами раскрошил обломки палочки и вынул пучок лунно-серебристых волос единорога. И как-то понял — они тоже из гривы, не из хвоста, а именно из гривы. Прибрав обломки и убрав чемодан обратно в шкаф, Гарри стал скручивать конские и единорожьи волосы в жгутики, прикидывая и гадая, как, собственно, фенечки плетут? Пока вспоминалось только одно, из далекого детства, когда ему развивали мелкую моторику рук…

Напряженно морща лоб, с трудом припомнив уроки плетения макраме, Гарри оседлал стул верхом и, используя его горизонтальную перекладину, как фиксатор, привязал рядком четыре скрученные прядочки — две серебристые и две бурые — и принялся плести.

Вошел Ваня, озадаченно поглазев на девчачье занятие Гарри, он прошел к своей кровати, решив не вмешиваться, мало ли какое хобби у человека. Ближе к ночи, когда давно уже погасили свет и Гарри доплетал в темноте, Ваню разбудил тихий голос:

— Уайти, проснись…

Ваня моргнул, просыпаясь, глянул вопросительно. Над ним стоял Гарри и протягивал что-то светящееся лунным серебром. Странный и очень красивый узор тянулся по шерстяной веревочке-фенечке. А Гарри продолжал говорить:

— Это для твоей сестры, для Марины, Уайти. Надень ей на левую руку, поближе к сердцу и пусть носит, не снимая, до тех пор, пока не поправится. Хорошо?

Ваня сел, осторожно взял веревочку, на ощупь это был довольно резкий контраст — грубый конский волос переплетался с нежнейшим кашемиром серебряных нитей. В груди Вани растеклась теплая волна благодарности, а глаза обожгли неожиданно горячие слезы. Трогательная забота Гарри о незнакомой девочке… это дорогого стоит. Бескорыстный поступок настоящего друга.

— Спасибо, Гарри. Я обязательно передам его Марине.

С тех пор как мистер Малфой забрал из сейфа Лестрейнджей чашу-крестраж, необходимость в его тотальной охране отпала. А так как сверхсекретные сейфы охраняются драконами, то после их отставки возникают существенные проблемы. Дракона же не спишешь на пенсию… его либо переводят к другому сейфу, либо отправляют на бойню, где его закалывают, расчленяют на составляющие и продают на рынки в качестве полезных и нужных ингредиентов (печень дракона — семнадцать сиклей за унцию…).

Украинский железнобрюх чувствовал, что дни его сочтены. В течение многих лет он исправно и честно сторожил сейф, который, впрочем, никто так и не попытался ограбить. Ни разу. Да и кому это нужно-то? Постоянно сидя на цепи и не имея возможности расправить крылья, дракон давно сгорбился, позвоночник его сильно деформировался, кожа на крыльях прохудилась и разодралась в нескольких местах, цвет шкуры, когда-то нежно-голубой, теперь стал грязно-белым, приобрел бледный, нездоровый оттенок, а глаза… Вот что было хуже всего, глаза ослепли от вечного мрака подземелий. И вообще, весь внешний вид дракона был весьма отталкивающим, при одном беглом взгляде на него создавалось гнетущее впечатление того, что перед ними глубокий старик — слепой, седой, горбатый…

Но это не так, бедняга был молод и, живи он на воле, был бы полон сил и бодрости. Но он с самого детства был приставлен к банку Гринготтс, сначала его выращивали и откармливали, потом, с подросткового возраста, его начали дрессировать — дразнили и злили, вырабатывая и закрепляя его природную злобу. Затем постоянными ударами по морде, шее и плечам, сопровождая каким-то брякающим звоном, заставили выучить команды, подчиняться этому звону и отходить в сторону. Зачем — дракон не знал, но боль хороший учитель, а у него отличная память, и украинский железнобрюх послушно исполнял странные приказы своих не менее странных хозяев. Так что здоровым он не был, напротив, был сильно покалечен. И для дальнейшей службы был уже непригоден. Но на ингредиенты он ещё годился и поэтому его собирались пустить в расход на ближайшей бойне.

Утилизировать списанного дракона поручили двум гоблинам и одному магу: Крюкохвату, Дрыгу и Чарли Уизли, который для этой цели специально приехал из Румынии, из своего драконьего питомника. Спустившись на грузовой тележке, гоблины Звякалками прижали дракона к стене, и Чарли занялся осмотром. Жалко порыкивая, боязливо вжимаясь в серую гранитную стену, дракон с тревогой ждал — что будет дальше. Маг-драконовод придирчиво оглядел зверя, брезгливо морщась: эк его довели, ничего от него не осталось… так, жалкая тень дракона. Спинной гребень ещё годится для декоративных изделий вроде тростей и рукояток для волшебных палочек, сердечная жила тоже сгодится для тех же палочек. А остальное… хм, слишком он изношен.

— Пусть огонь даст! — скомандовал Чарли. — Надо посмотреть, как он огонь выдыхает.

Дрыг ударил двумя Звякалками друг о друга, давая приказ слепому дракону, тот, подчиняясь грохоту и звону, раззявил пасть и взревел, исторгая из себя хлипкий зеленый огонек. Чарли разочарованно нахмурился — желчный огонь, совсем без яда. Никуда не пригоден, придется его просто пустить на мясо для гиппогрифов — только их луженые желудки способны переварить жесткое драконье мясо, как и хоречье, — а кости останется перемолоть в костную муку. Маг дал отмашку гоблинам, мол, готовьте его к транспортировке. Крюкохват кивнул, снял с тележки здоровенный контейнер с рубленой кониной, напичканной снотворным, и, опрокинув, плюхнул-вывалил в таз. Почуяв мясо, слепой дракон вытянул тощую и кривоватую шею, подцепил кусок, проглотил и, облизнувшись, принялся за трапезу. Последнюю в своей жизни…

Ближайшие бойни располагались, конечно же, на мясокомбинатах, где в огромных количествах забивают свиней и коров, но дракон — не корова и не свинья, его плоть и кровь очень заметно отличаются от настоящего мяса. И где же можно забить дракона, не привлекая внимания магглов, спросите вы. Отвечу — в зоопарке. Где хищников многие недобросовестные владельцы кормят случайным мясом, таким, чтобы было легко и дешево достать — тухлая конина, просроченная говядина, козлятина… С ангорской козы, к примеру, содрали шкуру на пальто, а тушу куда? Правильно, в зверинец… туда же отправляли и тушки новорожденных ягнят-каракулечников, если они, конечно, не в Азии рождены, на востоке ягнят едят сами чабаны. Таким образом, никого не настораживает странного вида кровь, чешуя и ошметки какой-то шерсти. Большинству людей безразлично, чем там аллигаторов, гризли и львов с тиграми кормят. Ещё в конце девятнадцатого века этим вообще многие грешили, скармливали львам случайно пойманных на улицах Тузиков и Пушков, и я не ерничаю, почитайте Льва Толстого «Лев и собачка»… классика, кстати.

А так как пришел срочный заказ из Антверпена, было решено переправить дракона туда. Живьем, потому что мясо под Стазисом невозможно хранить, было что-то необычное в драконьей крови, что на него не действовала магия, даже на мертвого. И только на месте его можно было забить, свежим и сохранившимся. В драконьих питомниках драконов, конечно, тоже забивают, но в английских заповедниках на данный момент не было заказов на ингредиенты из дракона. К тому же, как было сказано выше, украинский железнобрюх годился только на «цыплячье мясо».

Когда он заснул, с него спилили железные ошейники, сняли с лап цепи и погрузили спящего зверя на подогнанную платформу, после чего вывезли из подвалов Гринготтса и перегрузили на площадку-портал. И телепортировали в Европу. Сначала в Антверпен, а оттуда по всем европейским питомникам и заповедникам — где содержат гиппогрифов и грифонов, и прочих тварей, чьи желудки способны переварить драконье мясо. Проснувшись, железнобрюх искренне удивился тому, что ещё жив. Вокруг раздавалось множество звуков и ощущались всякие разнообразные запахи, к ним дракон жадно прислушивался и принюхивался, слепо тыкаясь в решетку клетки. По запаху и шуму он понял, что не один тут, кроме него здесь дожидались своей очереди к смерти ещё много других драконов. Таких же, как он, списанных по старости и болезни и искалеченных тяжелой не-драконьей работой.

* * *

Гарри всё-таки побывал в сафари-парке Серенгети. На пасху приехала тётя и, воспользовавшись родительским днём, забрала племянника на неделю. И эту неделю они провели в свое собственное удовольствие. Плюнув на достопримечательности вроде башен и музеев, они с поразительным согласием рванули смотреть африканских зверей — слонов, жирафов, носорогов… а музейные экспонаты с башнями никуда не денутся, ничего, дождутся, всему свое время.

Парк Серенгети ошеломил Гарри своими прериями и саваннами, всё как настоящее, как в Африке! И по ним на полной свободе вышагивали своими невозможными ходулями пестрые жирафы, обмахивались ушами-одеялами гиганты слоны, а вот чешет о ствол акации свой рог чемоданообразный носорог. На берегах искусственных речек, разинув пасти, лежали крокодилы, а в воде — бегемоты. На «хищной» зоне к автобусам и джипам совсем близко подходили львы и гиены, на леопардов и гепардов приходилось смотреть сквозь бинокли, потому что эти гордые кошки и не думали подходить ближе, откровенно чихая на посетителей-зевак, а леопарды к тому же ещё и прятались в ветвях деревьев. Были здесь и тигры, и медведи всех видов и окрасов, и зубры с бизонами… Это было незабываемое посещение звериного мира. Гарри был очень благодарен тёте за то, что она вырвалась к нему и смогла подарить эти несколько часов счастья. К тому же и к Ване приехали родственники и Гарри видел, как он завязал морским узлом фенечку на тоненькой ручке хрупкой, болезненного вида девочки.

Гостиница «Сафари 2» была благоустроена в лучших традициях, и Гарри с тётей заняли один номер, а так как весна в Германии была очень мягкой, а лето задолго обогнало календарь, то спали они при открытых окнах. И в одну из ночей, кажется на пятую, к ним нагрянул Мерлин. По какой-то своей причине совенок самостоятельно разыскал Гарри и теперь что-то визгливо требовал, щелкал клювом и настойчиво щипался, прямо до крови прихватывая пальцы мальчика. Гарри ойкал, отдергивал руки, пытался погладить и успокоить чем-то взбудораженную птицу. Наблюдающая за всем этим безобразием со стороны и с безопасного расстояния тётя Петунья неуверенно предположила:

— А по-моему, он тебя куда-то зовет. Хочет что-то показать…

— Думаешь? — переспросил Гарри, посасывая искусанные пальцы. Тётя пожала плечами, открыла тумбочку и достала фонарик:

— У нас есть только один способ проверить это.

Гарри кивнул, и они, переодевшись снова в дневную одежду, в спортивные костюмы, вышли на улицу. Мерлин обрадованно ухнул, сорвался с окна и полетел впереди них, похожий на маленькое и крайне симпатичное привидение. Во всяком случае, его было очень хорошо видно в темноте, чисто-белого и крупного. Прошагав с пару миль, Гарри и Петунья всё чаще и чаще оборачивались назад, начиная сомневаться в благоразумности своей неожиданной ночной прогулки. Гарри забухтел:

— Надеюсь, то, что он хочет нам показать, находится не в сорока милях отсюда? Ему-то на крыльях, может, и недалеко…

Прошли ещё восемь миль. Поворачивать назад теперь было просто глупо и бессмысленно, а Мерлин упрямо летел вперед, всё дальше и дальше, в самую глубину рабочей зоны.

По причине своей раздраженности Гарри даже не заметил, что они пересекли границу между мирами. Хотя, на первый взгляд, здешний хозяйственный блок мало чем отличался от маггловского. Те же клетки, те же бараки для рабочих. Вот только звери…

— Гарри… — раздался невероятно робкий голос тёти, и Гарри очнулся, огляделся. И чуть не шарахнулся, поняв, что стоит перед клеткой с драконом. Мутно-серый с зеленым отливом, какой-то ободранный и полудохлый зверь уныло смотрел в одну точку перед собой. С трудом оторвав от него глаза, Гарри глянул вдоль всего ряда клеток — во всех них сидели такие же полуживые, печально-обреченные драконы. Что-то не похоже это место на зоопарк. А где Мерлин?.. Невозможный питомец обнаружился перед клеткой грязно-белого дракона, Гарри подошел поближе и недоуменно посмотрел на совенка и его объект внимания. Такой же дракон, разве что крупнее остальных… да и движения иные, этот зверь весьма активно дергал головой, шумно сопя, до Гарри как-то не сразу дошло, что дракон принюхивается. А когда сообразил, то догадался присмотреться к нему и увидел, как отразился свет полумесяца от белых незрячих глаз дракона.

Подошла тётя Петунья, она была мертвенно-бледной и напуганной. Протянув руку к решетке, она приподняла висевшую на ней пергаментную ленточку и посветила на неё фонариком, Гарри придвинулся ближе, и они вместе прочитали название дракона — Украинский железнобрюх; и завтрашнюю дату — месяц, число и время: 04/27/6:00. Дата чего? Насторожившись, Гарри и Петунья подозрительными взглядами обвели двор и прилегающую территорию. Высмотрели пустую клетку с такой же ленточкой и синхронно шагнули к ней — куча старого навоза, на ленточке помимо даты приписано: «Гебридский черный — утилизирован, забит и расчленен на мясо». Гарри нахмурился, сегодня двадцать шестое, этому дракону, значит, осталось жить всего сутки… Возле другой такой же пустой клетки была прочитана информация о том, что из этой клетки дракон породы Шведский тупорыл был продан на ингредиенты. То есть тоже утилизирован.

Они потрясенно оглядели страшный двор, начиная понимать, что все драконы здесь обречены на заклание. Ну, с виду они и так на ладан дышат, так зачем же Мерлин их сюда привел? Совенок всё так же продолжал сидеть на бетонном бордюре перед клеткой белого дракона, чем-то он был Мерлину интересен — может, мастью? — такой же белый, как и он сам… Гарри вернулся к клетке и тихонько спросил у совенка, хоть и зная, что он не сможет ответить:

— Он тебе нравится, да?

Мерлин тихо угукнул, а дракон приблизил голову к решетке и коснулся её мордой. Гарри нерешительно поднял руку и осторожно потрогал драконий нос, кожа на ощупь оказалась горячей, а ещё… Гарри потянул носом, невольно принюхиваясь к дракону, — от него не воняло, как от остальных, да, по запаху этот дракон был куда чище, чем прочие, воняющие на все лады. Кто-то пах навозом, кто-то и вовсе смердел разложением, а белый дракон издавал чистый запах горячего металла. Этот любопытный факт Гарри, конечно же, отметил и рассказал тёте. Та задумчиво кивнула и серьезно сказала:

— Думаю, он не очень дорого стоит, во всяком случае денег у тебя точно хватит. Как думаешь, они продадут тебе дракона?

Гарри воздел глаза к ночному небу и сдавленно простонал:

— О боже, мама, зачем тебе дракон?

— Как зачем?! Гарри, включи голову, завтра эти чертовы маги убьют молодого дракона! И ты ещё спрашиваешь — зачем???

— Постой, мам… а откуда ты знаешь, что он молодой?

— Из твоего учебника, Гарри. «Фантастические твари и места их обитания», автор Ньют Саламандер, в разделе «Драконы», там всё про них написано. Металлом пахнут молодые и здоровые особи. Ты вообще тот учебник открывал?

Гарри открывал тот учебник и даже читал. Просто про драконов он тогда бегло пролистал и прочитал по диагонали, потому что про них только в сказках интересно пишут, где они похищают принцесс и чахнут над награбленным златом-серебром. А в тех псевдонаучных трактатах, в которых сухо и с хромой анатомией описывались драконы… ну, челюсти можно со скуки вывернуть, читая о том, какими размерами самки отличаются от самцов и сколько дней та же самка высиживает яйца. А уж о том, куда, сколько и в каких пропорциях используются ингредиенты из частей драконов… честно говоря, прочитав про драконью желчь и её совместимость с мандрагоровой выжимкой и синей кровью саламандры, Гарри замутило, и он, поспешно закрыв книгу, бросился в ванную обниматься с фарфоровым другом. Мандрагору он помнил и поэтому прекрасно представил, как из неё выжимают соки… Буээ-э-э…

Так что стоя теперь перед клеткой слепого дракона и оглушенный предложением тёти, Гарри лихорадочно соображал-вспоминал всё, что знал о драконах. Пока вспоминалось только одно — драконы не приручаются! — о чем он робко и доложил. Тётя фыркнула, взяла племянника за плечи, прижалась впалой своей щекой к его щеке и наставительно заговорила, кивая на дракона и сопровождая свои слова жестами:

— Посмотри на шею и лапы, Гарри, видишь на них потертости? Это следы цепей, а на шее у него было как минимум два ошейника, железных, вон как кожа окрасилась… такое бывает, если ржавое железо долго не снимать.

— Так я же говорю… — упрямился Гарри. — Они не приручаются и их все боятся.

— А в чем разница между приручением и усмирением? — строго спросила тётя. Гарри непонимающе посмотрел в ответ, и та вынужденно пояснила:

— Ну хорошо, хорошо, сейчас попробую объяснить. Усмирение заключается в следующем: зверя, любого, кстати — медведя, мустанга, да хоть того же дракона — обездвиживают любыми способами и начинают подчинять своей воле. Методы подчинения у всех людей разные, кто-то сразу берет кнут и избивает зверя до полного его изнеможения, до тех пор, пока он не признает силу и власть хозяина-человека, а кто-то обращается со зверем более гуманно, выискивает в нем какой-нибудь талант и закрепляет его при помощи постоянной дрессировки, пользуясь при этом подручными средствами — шлепок, щелчок пальцами или хлыстиком, или добивается закрепления рефлексов пряником или сахаром. Всё это человек делает для себя, всё в свою пользу. Циркачи, например, заставляют танцевать мишку на задних лапах, зритель смеется и платит деньги, чтобы ещё раз посмотреть и посмеяться. И никому не интересно, что медведю страшно, больно и неудобно стоять на пятках, в дикой природе и по доброй воле косолапый встает лишь на несколько секунд — стволик древесный поскрести, чтобы метку соседу оставить, и проверить горизонты, что там на дальнем конце поля делается. А также они встают на задние лапы во время драк для устрашения противника и опять же — встают на несколько секунд, а не на полчаса цирковой ламбады. А приручение это совсем другое дело, Гарри. Приручить — значит признать право зверя. Равноправие, вот что главное в приручении. Для примера приведу вот такую картинку: раннее утро, по проселочной дороге идут два охотника с собаками, один одет просто, в брезентовые сапоги, сумка-ягдташ, ружье и патронташ, рядом сеттер, веселый и счастливый, сплошная улыбка до хвоста, а второй вооружен до зубов, окромя ружья на нём ещё карабин с винтовкой висят, а собаку, упирающегося забитого пойнтера, он волоком тащит за собой, в наморднике и на цепи. Ну, Гарри, разницу видишь? Какая собака сбежит первая?

— Пойнтер… — тихо сказал Гарри, пораженный тётушкиной мудростью.

Они оба перевели взгляды на клетку и молча уставились на белого дракона, тот тихо лежал, внимательно вслушиваясь в их голоса и осторожно принюхиваясь к их запахам. Лично для него это были первые люди, которые спокойно разговаривали возле него и даже погладили по носу, до сей поры его никто никогда не гладил. Людские и гоблинские руки дотрагивались до него лишь для того, чтобы застегнуть на нем цепи и ошейники, равнодушное похлопывание по боку и шее на ласку никак не походили, это было всего лишь выражение довольства мага собой — хороший дракон, смирный, послушный… Точно так же хвалят ломовую лошадь, только что доставившую тяжелую телегу, груженую до отказа углем.

Вот и снова, кто-то легонечко потрогал его нос, а потом ломкий мальчишечий голос спросил у взрослой женщины:

— А может, его просто выпустить? Ну зачем мне его покупать?

— И куда же он денется? Слепой и беспомощный? — серьезно вопросила та. — Да его первый же человек пристрелит, не говоря уж о том, что его простые люди увидят и плакал тогда ваш Статут о секретности. А так, если ты его купишь, то этим самым ты возьмешь его под свою защиту… ты ж его обижать не будешь, а, Гарри? Ты получишь полное право владения драконом, и никто не посмеет его у тебя забрать, а ты, в свою очередь, можешь делать с ним всё, что захочешь.

Дракон тщетно силился понять, о чем разговаривают эти двое, но, увы, не мог, и ему только и оставалось, что слушать спокойную и плавную речь, ведь рядом с ним никто так не разговаривал. Никто и никогда.

Гарри посмотрел на часы и хмыкнул:

— Полпятого, скоро кто-нибудь придет. Драконов они в шесть забивают.

— Подождем, — философски ответила тётя Петунья.

Тем временем начало рассветать, Мерлин, сидевший на бордюре, недобро сощурился на появившийся над горизонтом краешек солнца, что-то буркнул себе в перья вокруг клювика, отвернулся и спрятал голову под крыло. Ровно в пять появились первые работники всех зоопарков мира — уборщики. Ну, они люди маленькие, вопросы держат при себе и на Гарри с Петуньей лишь бросали любопытные взгляды, и только. Сторожа в этой части промзоны просто не было — а что там охранять-то, полудохлых драконов? Гарри и тётя Петунья внимательно наблюдали за уборщиками и отметили, что убирают они только пустые клетки. К драконам никто из них не сунулся, ни навоз убрать, ни покормить, ни водички налить… Гарри обратился к одному мимо проходящему:

— А что, кормить их не будут?

— Зачем? — равнодушно отмахнулся тот. — Всё равно уже. Да и кормили их перед транспортировкой, неделю-две назад.

— Позовите заведующего, — попросил Гарри. Уборщик пожал плечами и удалился. Очевидно, он всё-таки передал просьбу Гарри, потому что спустя какое-то время к ним подошел невысокий мужичок, суетливо комкающий в руках полотенце и заискивающе заглядывающий в глаза двум ранним и непонятно откуда взявшимся посетителям, и надо отдать должное Петунье Дурсль, которая с ходу и с полувзгляда поняла, как держаться с такими типчиками. Прижав к носу кружевной надушенный платочек, она больным голосом произнесла:

— О Боже, как у меня голова болит! Гарри, ты точно этого выбрал?

Ошарашенный и онемевший от неожиданности Гарри только и смог, что кивнуть. А тётя, морщась, повернулась к мужичку, который подобострастно согнулся перед ней и ждал, развесив уши.

— Мой племянник хочет купить этого дракона, он говорит, что у него самые подходящие костяные шипы на спине, как раз для его… поделок.

Гарри едва удержал на лице невозмутимое выражение и даже ухитрился поддакнуть:

— Да. Очень люблю по кости вырезать.

Мужичок расплылся в алчной улыбочке, только что слюни не потекли.

— О, мадам! Скидка для такого талантливого юноши просто обязана быть. Двадцать процентов, мадам, всего двадцать процентов!

— А сколько он стоит-то? — с отвращением спросила тётя.

Мужичок смерил придирчивым взглядом слепую морду шеститонного железнобрюха и, переборов свою жадность, назвал достаточно приемлемую цену, которая, к счастью, оказалась вполне по карману и тёте Петунье, и Гарри. Хмыкнув, строгая мадам достала из сумочки, с которой никогда не расставалась, даже для ночной прогулки под луной, чековую книжечку и ручку «Паркер» со стальным пером (Гарри так и впился в неё глазами) и коротким росчерком выписала чек на требуемую сумму.

Мужичок с поклоном принял чек, полюбовался на циферки, благоговейно спрятал драгоценную бумажку в кармашек и спросил, преданно заглядывая в глаза замечательной маггле:

— Куда доставить дракона, мадам?

Вот об этом-то они и не договаривались… Пришлось потянуть время.

— А документы на дракона есть?

Озадаченный вопросом мужичок нахмурил лобик и, пробормотав, что сейчас проверит, ушел. Петунья тут же развернулась к Гарри с тем же вопросом:

— Ну и куда его доставить?

Гарри, нежданно-негаданно ставший владельцем целого дракона, только растерянно-глупо мигал. Знал бы, давно бы ангар построил… Вот и где его спрятать? К Хагриду в Запретный лес? В Тайную комнату к Залзану дракон просто не пролезет… Хотя-я-я… если построить загон на поляне в том лесу, то вполне можно устроить дракона там. Гарри припомнил пещеру-грот, ту самую, в которую они с друзьями вошли в поисках Полумны. Конечно, там ход в Тайную комнату, но, думается, Залзан не будет против, если на пороге его жилища поселится дракон. А пока…

Они успели перекинуться парой фраз и обо всем договориться, прежде чем вернулся мужичок с документами. Тётушка ядовито осведомилась у него, есть ли в этом клоповнике свободное место для их приобретения, так как племянник «прям щас» не может заняться драконьей костью, а только через месяц, когда поедет домой, вот тогда он и сможет забрать дракона с собой. И кстати, нельзя ли его откормить? Драконья кость должна выглядеть красиво, элегантно и блестеть перламутром. Ах да, а единороги у вас имеются? Было бы неплохо…

Мужичок, растекшийся масляной лужицей и кивающий на все вопросы о драконьем содержании и питании, при упоминании единорога скорчил печальную рожицу и с сожалением доложил, что единороги в зоопарках не содержатся, потому что неуловимы и в руки никому не даются, а только невинным девам-ведьмам. Слишком волшебные и умные твари…

Ладно, после решения всех проблем, переселения дракона в жилую часть магозоопарка Гарри и тётя Петунья вернулись в гостиницу. Мальчишка, восхищенный невероятной и хитрой тёткой, буквально глаз не сводил с неё. Тётушка растаяла, усыпленная вниманием племянника, раздобрела и, расщедрившись, подарила ему золотой «Паркер».

На ленточке, кстати, появилась надпись: «Продан на костяные изделия», что, впрочем, никого не насторожило, и слава Богу, да? В Хогвартсе некто под инкогнито купил участочек леса между замком и логовом акромантулов. Этот участок со скалой посередке специально нанятые рабочие огородили невысокой символической изгородью (ограничивать свободу передвижения дракона Гарри не собирался, как раз наоборот…), вырыли ямину, которую забетонировали, и провели от Хогвартса трубу для подачи чистой питьевой воды. Этот водоем нужен был лишь для отвода глаз и на первое время, потому что Гарри твердо вознамерился приручить своего дракона и разрешить ему вскорости пользоваться полной свободой. Тётя достаточно подробно объяснила ему разницу между приручением и усмирением.

И надо ли говорить о радостной истерике Хагрида, когда тот узнал, что неведомый владелец купленного участка собирается поселить в загоне (и в лесу!) очень крупного, взрослого дракона? Да Хагрид прямо-таки разрыдался от счастья — почти исполнилась его детская мечта завести дракона! И будет тут дракон — пусть не его, но будет!

А спасенный дракон сидел в новой, более просторной клетке, отъедался, отсыпался и набирался сил, кротко дожидаясь переезда на новое место. Конечно, он понимал, что у него сменился владелец, который зачем-то заботится о нем, кормит, поит, шкуру кремами мажет… Чужими руками, разумеется, связав и повалив, ну да ничего, потерпим… а там посмотрим. Тем более что глаза ему тоже лечили, заливали какой-то гадостью и плотно завязывали широкой полосой кожи. В один из приездов Гарри хозяин магозоопарка застенчиво спросил у подростка:

— Мистер Поттер, а зачем лечить дракону глаза? Разве зрение влияет на качество кости?

Гарри смерил взглядом щупленького мужичка и вежливо сказал, едва не плюясь от отвращения к самому себе — как же мерзко, когда приходиться врать, пусть и в благих целях:

— Ну что вы, господин Даас, наличие зрения на качество кости не влияет. Просто я хочу из него сделать чучело, а какого цвета стекла на место глаз вставлять — я не знаю. А вы знаете, какого цвета глаза у дракона данной породы?

— О, конечно знаю, мистер Поттер! Они красные.

— Да? А какой оттенок? Рубиновый, топазовый или опаловый?

С грохотом распахнулась дверь, и в комнату влетел взбудораженный Ваня, полубезумным взглядом обвел помещение и впился в Гарри, сидящего на кровати с книгой:

— Гарри! Она поправилась!!!

От вопля Вани Гарри чуть не скатился с кровати. Выронив книгу, он прижал ладони к ушам:

— Уайти… что?..

Ваня подошел и плюхнулся рядом, заговорил сбивчиво, едва не срываясь на крик:

— Марина выздоровела. Мне из дома звонили, говорил папа, а мама и старшая сестра рядом рыдали, я их слышал… Врачи руками разводят, говорят: «Чудо!» и «Воля Божья». Гарри, это ведь твой подарок так подействовал? Это ты спас Марину?

— Ну при чем тут я? — смутился Гарри, опуская голову в попытке спрятать ликование в глазах — сработало, помог волос единорога! Ваня засмеялся и сгреб Гарри в охапку, прижал к своей славянской широкой груди и, благодарно покачивая, проговорил:

— Ой, скромный ты гончар… Спасибо тебе огромное, Гарри!

Было уже начало лета, время с декабря до июня прошло плодотворно. Массажи, занятия на тренажерах, плавание в бассейнах, верховая езда, сбалансированное питание и четкий прием лекарств сделали свое дело. Гарри окреп, раздался в плечах, добавил пару дюймов роста и покрасился… Отросшие волосы стали цвета воронова крыла, а в них ярко выделялись голубые и желтые пряди, кроме того Гарри подводил тенями глаза и носил черный кожаный ошейник, украшенный шипами. И это не считая того, что он красил ногти черным лаком… Волна эмо и готов ударила не только по нему, она охватила своим безумием всех мальчишек и девчонок, достигших четырнадцати и пятнадцати лет.

К тому же имидж обязывал — у него нету байка, но есть дракон, и это повышало самооценку Гарри в его собственных глазах. К слову, о глазах… Гарри сменил очки на линзы и теперь по желанию мог менять цвет глаз. В общей столовой уже как-то попривыкли видеть то синеглазого Поттера, то черноглазого… волшебство без магии, да. Гарри носил черные одежды и черную же кожу и страшно гордился золотым «Паркером», потрясающей ручкой со стальным наконечником, она писала просто замечательно, главное чернила не забывать в неё заливать.

Странноватый внешне, Гарри внутри, однако, оставался собой. Обычным пареньком по имени Гарри, вот только Поттером он себя больше не считал, зная правду о своем родном отце — Северусе Снейпе. Ну что ж, за несколько месяцев он привык к своей новой возможной фамилии «Снейп» в тайной надежде, что Северус не откажется от него.

В то же время он боялся этого. Как-то профессор отреагирует на наличие родного сына? А вдруг он не захочет? Здесь на помощь Гарри приходила философия — не захочет, и не надо, семья у него есть.

Так или иначе, а настало время возвращаться домой, в туманный Альбион. Гарри и Ваня обменялись адресами и телефонами и клятвенно пообещали переписываться и созваниваться — у дружбы нету расстояния. И снова перелет из Германии в Англию, снова Гарри сопровождает Густав Шеллинберг. Он немного нервничает, гадает, не прибьют ли его Дурсли за то, что возвращает им немного измененного племянника? Ну посудите сами, забирал обычного мальчишку, а обратно везет не понятно кого, а вот это вот чудо — лохматое и заросшее нечто, все в коже и заклепках…

Зря волновался. В аэропорту имени Хитроу их встретили все Дурсли. Почти. Сначала полковник Шелли решил, что Дадли они оставили дома, но когда к Гарри кинулось некое гориллоподобное существо, сплошь затянутое в кожу — в облипочку — и с ядовито-зелеными волосами, торчащими короткими иглами, и с голосом Дадли… У Густава едва не случился инфаркт. Дурслей тоже не миновала чаша сия. Почти середина девяностых, чего вы хотите? По всему миру пронеслась эта невразумительная волна хиппи, все подростки были охвачены рок-н-роллом и хэви-металлом… Повсюду в свободной Европе гремели песни о свободной любви, то тут, то там раздавалось вечное: «It`s all in your head… It`s in your head… Sad but it`s true… It`s inside you…» Так стоит ли удивляться общему подростковому безумию? А ведь не только детей подхватило это течение, но и некоторых взрослых.

Гарри и Дадли оценивающе и одобрительно оглядели друг друга, хлопнулись ладонями и, радостно захохотав, крепко обнялись. Дадли из своей школы приехал поездом час назад и дома ещё не был, они все вместе ждали самолет, на котором должен был прилететь из Германии Гарри. От раннего утра у мальчиков немного кружились головы и звенело в ушах, дядя Вернон привез их домой и почти сразу уехал на работу, прихватив с собой Густава. Тётя Петунья занялась готовкой завтрака, а парни, соскучившиеся друг по другу, бродили по дому, сидели во всех комнатах, жадно оглядывая обстановку и отмечая появление неких новых вещей. В спальне Дадли Гарри увидел роскошную гитару и пришел в щенячий восторг, тут же попросил подержать семиструнную подругу. Дадли великодушно разрешил, и Гарри, сев на кровать, пристроил гитару на коленях и неумело забренчал, просто пробуя играть.

Тётя Петунья, взявшись было за выпечку, вдруг обнаружила, что нет пищевой соды, крикнув мальчикам, что она вернется через двадцать минут и чтобы они не закрывали двери, ушла. Купив требуемое, Петунья, полная самых радужных мечт, вернулась домой, поднялась на крыльцо и, ухватившись за дверную ручку, дернула, будучи в наивной уверенности, что сейчас пройдет на кухню и займется булочками… Но что это? Дверь не поддалась. Думая, что её заело, Петунья безуспешно подергала дверь на себя, потрясла, потолкала, всё без толку. Дверь оказалась заперта. Петунья позвонила, потом ещё раз. И ещё. Постучала, сначала кулаками, потом пяткой, подождала, прислушиваясь. Тишина. Оглядела пустынную по причине раннего утра Тисовую улицу. Растерянно побрела вдоль всего дома, заглядывая во все окна и стуча в них. Да где же мальчики? Почему они ей не открывают? Всего-то на двадцать минут ушла!.. Неужели убежали куда-то? Петунья в отчаянии выпотрошила свою сумочку, в робкой надежде, что в каком-нибудь кармашке завалялся ключик… Увы и ах, ключика не было. А в дом надо попасть! Делать нечего, пошла звать соседей, позвонила к Полкиссам и Гордонам, объяснила ситуацию. Встревоженные соседки стали стучаться и звонить, переговариваясь на нервной почве, ещё больше нагнетая и без того напряженную обстановку:

— А они точно дома?

— Может, спят крепко?

— Не открывают…

— А вдруг они того… удушились газом???

— Пэт, ты плиту выключила?..

Пирс и Майкл испуганно переглянулись и, подскочив, начали тормошить своих мам:

— Надо окно разбить.

— И залезть проверить.

— Вроде балкон на втором этаже открыт… — припомнила побледневшая Петунья. Мальчишки снова переглянулись и дружно рванули на задний двор. По стене, а вернее по декоративной решетке, увитой вьющейся розой, полез Майкл Гордон, высокий и сильный парнишка, внизу вслед ему смотрели Пирс, три взволнованные женщины и пёс Синоптик. Петунья невольно прижала руки ко рту — так и знала она, что пригодится решетка, прошлогодний летний урок перед третьим курсом не пропал впустую.

Майкл перебрался через перила и скрылся за стеклянной балконной дверью, у всех стоявших внизу, включая собаку, вырвался дружный вздох облегчения и они тут же заторопились к задней двери. Едва та открылась, тётя Петунья, чуть не сбив Майкла с ног, влетела в дом и… Гарри и Дадли, перемазанные шоколадом, сонно моргая, выглядывали из дверей гостиной — их разбудил взбешенный Майкл Гордон, мол, там все с ума сходят, похоронили уже, а эти два красавца знай себе дрыхнут без задних ног! Как видите, ничего страшного с ними не случилось, просто крепко заснули, вусмерть уставшие с дальней дороги…

Ну что ж, потекли воды времени сквозь знойное лето 1994 года. Снова по улицам с воплями носится босоногая пацанва, та самая, что в прошлом году бегала курьерами и посыльными старших братьев и сестер, шпыняя уже СВОЮ мелкоту. А наши подростки сбивались в небольшие стайки по вечерам, производя первое знакомство с пивом и сигаретками. Ну, у Гарри хватило ума отложить знакомство на потом. Да и сами ребята благоразумно следили за тем, чтобы Поттеру не давали чего лишнего. Инвалиду много ли надо… Так что Гарри просто тусовался в их развеселой компании и всё, что он себе позволил, это вооружиться баллончиком с краской и отводить душу невинной шалостью — размалёвывал все вертикальные поверхности граффити. Таково было его новое увлечение, и надо сказать, люди не ругались, завидя безобразия на стенах, граффити Гарри было нестандартным, то есть никаких похабных словечек и обнажёнок, а красивые и простые рисунки на необычные темы — парусники, несущиеся на всех парусах по крутым волнам, рыжие львы на фоне желтых саванн и прочее. Полицейские тоже, впрочем, смотрели сквозь пальцы на художества, зрение и чувства не оскорбляет и ладно, пусть себе малюет…

В один из дней семейка Дурсль получила письмо от Уизли. Вернон, открыв дверь, так и замер, увидев за ней почтальона — весьма удивленного и озадаченного почтальона. Тот смущенно кашлянул, протянул конверт и робко спросил:

— Простите, мистер Дурсль, я не уверен, но… Хотелось бы убедиться, что это не ошибка или не чья-то дурацкая шутка.

Гарри, услышав голос почтаря, поспешил в прихожую и вместе с дядей недоуменно уставился на конверт, тот был сплошь заклеен марками, кроме единственного квадратного дюйма, где что-то было написано бисерным почерком. Гарри прищурился и умудрился прочитать имя отправителя и обратный адрес:

— Миссис Уизли, Оттери Сент Кечпоул… — и к почтальону: — Всё в порядке, мистер Беркли, это от наших знакомых, простите их, сэр, у них своеобразное чувство юмора.

Дядя Вернон и почтарь вежливо посмеялись, после чего мистер Беркли откланялся, а дядя и Гарри прошли в гостиную изучать странное письмо. В нём оказалось приглашение на чемпионат мира по квиддичу.

— По чему? — переспросил дядя. Гарри, как мог, объяснил про спорт волшебников, дядюшка только фыркнул в свои роскошные усы:

— Делать им больше нечего. Поедешь?

— Нет. Наоборот, приглашу Рона на отборочный турнир чемпионата мира Англия — Голландия. Посмотрю, как он запоет, когда увидит страстный бой за один-единственный мяч, а то надоело слушать, как он хвастается своими «Пушками Педдл», пусть полюбуется на наших болельщиков и сравнит, где жарче.

— Ну что ж, — согласился дядя, — сейчас позвоню в «Энфилд», спрошу, есть там билеты.

Гарри коварно улыбнулся и отправился писать письмо Рону, пусть приобщается к миру магглов, а то и в самом деле всем уши прожужжал, что круче квиддича ничего нет… Нет, значит, по-твоему? Ну-ну, посмотрим… Написав приглашение, вложил его в водонепроницаемый пакет на лапке Букли и отправил её к Рону. Гермионе он позвонил и тоже пригласил в «Энфилд» на чемпионат мира по футболу. Грейнджеры прибыли в срок, а Гермиона покорила сердца мальчишек своим изумительным видом — вся в черном, в каштановых волосах серебристые и розовые пряди, глаза обведены черными и синими тенями, темно-фиолетовые губы довершали образ новой Гермионы. Родители девчонки начали было жаловаться Дурслям на сорванку-дочь, но тётя Петунья мигом успокоила их:

— Да не переживайте вы так, перебесится и всё пройдет, вы ещё смеяться будете, вспоминая эти чудные деньки.

— А как же всплеск самоубийств? — продолжала волноваться Джина Грейнджер. — В новостях то и дело сообщается о подростках, покончивших с собой…

— Это про эмо… — поджала губы Петунья. — у них действительно с головами непорядок. Не-е-ет, наши мальчишки и ваша дочка не состоят в этой субкультуре, они не готы и не эмо — слава Богу! — они просто интересуются новой модой и, как я уже сказала, перебесятся и успокоятся. Это обычно недолго, вот я, к примеру, в юности тоже куда-то ударилась, чуть в сатанисты не записалась — кладбище по ночам посещала, Хэллоуин обожала, пентаграммы всякие чертила… в общем, обычная подростковая дурь, которая вскоре прошла.

— Хех, а я Зорро увлекался, — припомнил Генри. — Маски, шпага, плащ, всё такое…

Рон чуть заикой не сделался, едва увидел Гермиону и Гарри с Дадли. Сначала-то испугался, а потом нет-нет, да и начал прикидывать, как бы покраситься так же… Дурной пример заразителен.

Вот примерно такая картинка... единственное, что я смогла найти.

https://img1.liveinternet.ru/images/attach/b/2/0/95/95127_1157568364_harrypottergoesgoth3zrweb.jpg

Ну что ж, отборочный турнир прошел на ура. Огромный стадион был набит до отказа, а болельщики и фанаты орали так оглушительно, что бедняга Рон несколько раз чуть не научился трансгрессировать раньше времени, когда рядом с ним начинал неистово вопить дюжий фанат, размалеванный в цвета любимой команды и размахивающий флажками. А сражение за единственный мячик действительно было жарким. А столько незнакомых терминов и правил Рон услышал в тот день! А когда белый с черным мяч просвистел через всё поле в противоположные ворота… дружно взревел весь стадион как единый организм, десятки тысяч глоток так слаженно ревели, что, казалось, небо трещинами пошло. А в финале (игра кончилась вничью) накал страстей дошел до драки, пострадали несколько полисменов, были сломаны чьи-то руки и ноги, свернуты челюсти и выбиты зубы…

С лица Рона потом долго не сходила глуповатая и отрешенная улыбка, казалось бы, он, выросший на квиддиче, не должен был ничему удивляться, битвы за квоффлы и снитчи не менее жаркие и страстные, точно так же бесятся фанаты, но… Разница была, и существенная, ведь в футбол играли магглы, те самые презренные и никчемные магглы. А уж когда Гарри показал Рону старые записи по видику, спортивный словарь рыжего пополнился новыми и незнакомыми ему видами спорта — баскетбол, волейбол, поло конное и водное, кегельбан и теннис, бильярд и… сноуборд. Последний вид спорта к мячам и шарикам не имел никакого отношения, но когда Рон увидел, как летит вниз по снежному склону горы стройный красавец с белоснежной голливудской улыбкой на длинной неширокой досочке, то был сражен наповал и покорен до печенок.

Поняв интерес Рона, Гарри до кучи показал ему и лыжный спорт с биатлоном и просто гладкое катание, потом показал конькобежцев и фигурное катание на коньках. Почти прижавшись носом к волшебному экрану, тот буквально пожирал глазами маленькие фигурки спортсменов, временами отдергиваясь назад, когда что-то показывали крупным планом. И поражался. Как же он раньше-то не обращал внимания на магглов? У них столько развлечений, столько всего… вот ящик этот, как он называется-то? Теле-визит? Ну, как-то так, да. Так вот, он же по нему, по этому волшебному ящику сейчас всё смотрит, а снято это на колдо… нет, как-то по-другому, на какую-то камеру. Конечно, фотографии у них не двигаются, но зато по телевизиту видно всё, и не один час, а целый день! Цветное и со звуком. Эх, ну сколько ещё игр можно с мячом придумать?! Он-то думал, что только в квиддич и можно играть.

Гарри подумал и решил добить Рона — показал ему прыжки с парашютами. И Рон заболел, понял, что нет конца человеческой храбрости. Прыгать в бездну в пару-тройку километров, доверив свою жизнь простой тряпочке за спиной… это… это… ну слов нет! И он с такой же жадностью и восхищением смотрел на полеты дельтапланов, парапланов, планеристов и парашютистов, покоренный простыми магглами раз и навсегда. Тем же временем параллельно с просмотром спортивных передач Рону незаметно поменяли внешность, его рыжие лохмы украсились зелеными прядями, в ушах появились серьги, в носу и бровях пирсинг, а вокруг глаз черные тени, кроме того губы накрасили черной же помадой… Увидев себя в зеркало, Рон довольно осклабился и хвастливо изрек:

— Вау, круто! Да Фредди с Джорджем облысеют от зависти, наконец-то я их переплюнул.

* * *

Украинский железнобрюх повернул голову, услышав ставшие привычными шаги полувеликана, он давно жил здесь и терпеливо ждал хозяина. Как всякий нормальный зверь, он прекрасно понимал, что Хагрид просто приставлен к нему, чтобы накормить и убрать в загоне навоз. Сегодня Хагрид принес ему половину коровьей туши, и, смотря, как ест дракон, умиленно бормотал, облокотившись на каменную стенку изгороди:

— Эх, дракончик ты мой ненаглядный, ты кушай-кушай, не обращай внимания на мою болтовню… А всё ж-таки жаль, что ты говорить не умеешь… Я ж тута всех поспрашивал — и никто, слышишь, никтошеньки не знает, кто твой хозяин! А мне ж невтерпеж уже, так хочется поблагодарить твоего чудесного хозяина за твое появление здеся… — тут Хагрид прервался, достал из кармана платок-скатерку и с чувством высморкался. — Ты ж пойми, желтопузик ты мой, с детства о драконах мечтал. Однажды вообще чуть яйцо драконье не выиграл, в Хогсмиде, помнится, в трактире малый один подошел ко мне, да и предложил в картишки перекинуться… и яичко того… на кон поставил. Думаешь, я б отказался? Не-е-ет, нет-нет, не отказался я, сыграл по-честному, но вот странная штука, стал он про Пушка расспрашивать, вызнавать, что да как, да как пройти мимо него… А я и говорю ему, что, мол, незачем проходить-то, убрали Пушка из школы-то. Так он, гад, свернул игру-то, грит, передумал, не хочеца играть… Эх, желтопузик, чуешь, как жаль было уходить ни с чем, яйцо-то у меня почти в руках было… Я ж потом библиотеку усю перерыл, про драконов всё искал, и знаешь что, желтопузик? Яйцо-то норвежского горбатого было, ну хоть плачь, чесс-с-слово… Был бы у меня сейчас Норберт, красивый, ручной, родной… шмыг.

В этом месте Хагрид снова звучно прочистил нос, влюбленно глядя на железнобрюха повлажневшими глазами. А тот, равнодушно слушая чужой голос, вдумчиво вгрызался в коровий бок, отрывая огромные куски свежего мяса и смачно глотая. Он ещё ел, когда говорливый человек наконец-то ушел. Проглотив очередной кусок, железнобрюх замер в неподвижности, приподняв голову и устремив в никуда невидящий взор, и вспоминал теплую мальчишечью руку, гладившую его нос. Рука Хозяина. Пока не ясно, для каких целей он его купил, но хоть пожить дал на свежем воздухе, кормит хорошо, вода есть, пещера даже имеется. Интересно, к какой службе его Хозяин готовит? Или просто откармливает, чтобы мяса побольше было? Додумавшись до этого, дракон нервозно втянул воздух, впитывая в себя ароматы и запахи окружающего мира, вокруг, судя по запахам и шуму ветра в ветвях, был лес. Не взлететь ему здесь, деревья помешают. Хотя... а куда ему бежать? Некуда же, да и незачем вроде, лучше дождаться Хозяина и послужить ему, раз он для чего-то купил дракона…

За многие-многие мили от загона железнобрюха, чуть севернее и ближе к озеру и Хогвартсу, наемная бригада рабочих устанавливала четыре суперпрочные клетки — для трех драконов и одного сфинкса, да-да, ну просто руки опускаются, даже разумного сфинкса эти маги-недотепы предпочитали держать в клетке… А ведь сфинкс, давайте-ка припомним странички одной умной книжки «Мифологический словарь», там ведь как говорится?.. У сфинкса львиное тело и львиные лапы, львиный же хвост, орлиные крылья, женская голова и грудь, ну, насчет груди не знаю, но голова-то, вслушайтесь в это слово — жен-с-ка-я! Другими словами, человеческая, с глазами, носом, ушами и ртом, ещё, возможно, есть волосы, не знаю, вот привезут, посмотрим. И всё-таки если голова человеческая, то с ним что, нельзя договориться? Обязательно сфинкса в клетку пихать, я вас спрашиваю???

Кроме того, возле хижины Хагрида готовили леваду и навес для лошадей, хотя, глядя на их высоту, представлялось, что туда собираются поселить по меньшей мере слонов. В сараюшке позади хагридовой хижины дозревали личинки соплохвостов, которых вывел лесничий для будущих уроков в экспериментальных целях, позже, если опыт удастся, взрослых крабомантикоров возьмут для участия в турнире. Для той же цели дрессировали и парочку молодых акромантулов. В одном из отделов Министерства двое магов спорили до хрипоты, составляя план лабиринта, Джерри Олмос утверждал, что надо сделать его в английском стиле, а Себастиан Дарр противился, предлагая греческий вариант, тот самый, критский, минотаврский… да ещё и гадали, то ли вырастить его, то ли выкопать на манер последнего, в пещерах под землей. В конце концов сошлись на том, чтобы просто вырастить по-английски, но в критском стиле.

Людо Бегмэн срочно учил русалочий язык, ведь вскоре предстояло отправить к подводным жителям делегата-дипломата-посла, заключать договоры с ними и составлять пакт о ненападении, всем же известно, что русалы и тритоны — совершенно дикий народ, могут и сожрать при случае… это вам не безобидные карасики в аквариуме; ну и песню русалочью при случае записать, которую собирались впихнуть в некое подобие музыкальной шкатулки. Кстати, долго придумывали, что преподнести для первого тура, пока кто-то не додумался запереть подсказку в драконье золотое яйцо, которое участники турнира должны будут забрать у драконихи-наседки. Сначала-то хотели, чтобы участники сняли с дракона ленточку, но кое-кто решил, что это слишком банально и почти бессмысленно, а так был оправданный риск — выхватить из-под носа дракона яйцо с русалочьей песенкой-подсказкой. Ну, придумать-то придумали, мечтается быстро, а вот сделать… И понеслись по магмиру к ювелирам да кузнецам заказы-планы, делать золотые яйца, сто вариантов отвергли, пока не остановились на сто первом: трехстворчатое с хрустальной сферой внутри — емкостью для песни. Также учредители турнира ломали головы — а не ввезти ли в страну келпи? К счастью, решили не ввозить. И правильно, между прочим, келпи ещё не хватало для полного комплекта чудовищ. В том же озере устанавливали межконтинентальный портал, совмещенный с таким же порталом в горном озере в Трансильвании, для перемещения дурмстрангского корабля.

И параллельно толпы колдомедиков обследовали старенького директора Дамблдора. Дело в том, что его заместитель Минерва МакГонагалл обнаружила слегка неадекватное поведение Альбуса. Старичок начал заговариваться, ни с того ни с сего вдруг принимался кричать, что вокруг него враги, что его держат в подвале прикованного цепью к батарее. Какие подвалы, какие батареи??? Где и какие батареи в Хогвартсе? Маразм крепчал, короче, стали поговаривать о том, что не пора ли его на пенсию отправить? А что? Заслужил, и давно. Правда, приступ безумия удалось пригасить с помощью зелий и директора более-менее привели в порядок, на всякий случай решили дать ему ещё один год посидеть в директорском кресле, а там видно будет.

Римус Люпин едва вытерпел до конца года и подал в отставку, ну да ученики были немного благодарны ему за то, что он продержался два семестра с недельными перерывами каждый месяц, а точнее, каждое полнолуние. Прошлые-то профессора, Квиррелл да Локонс, только первые семестры и проучили. Дамблдор выдвинул кандидатуру бывшего мракоборца Аластора Грюма, из-за чего директора чуть не упекли в Мунго ещё до утверждения диагноза… Сами посудите, предлагать учительскую должность человеку, который на каждый шорох со спины швыряет Бомбарду и Редукто и только после этого оборачивается назад, чтобы посмотреть — что же там зашуршало. Но Грюм, как ни странно, к службе учителя оказался пригоден, попечители почесали головы, поразмышляли и… утвердили Аластора Грюма на должность преподавателя в Хогвартсе. Правда, пока только на год, так сказать устроили ему испытательный срок, и если он справится и никого не покалечит за этот год, то в дальнейшем может преподавать ещё хоть сто лет.

День рождения Дадли, день рождения Гарри. Август. Министерская сова доставила Гарри очередной список учебников и прочих школьных принадлежностей.

И вот реакция некоторых волшебников, завсегдатаев Косого переулка:

— Ужасть, я та-а-ак испугалася, мурашки по телу так и поскакали… не поверите, целая толпа демонов влетела ко мне в аптеку и ка-а-ак начала потрошить полки с ингредиентами… Все в черном, рожи… ну чисто инферналы — прости Мерлин! — волосья и те протухли, сплошь синие и зеленые…

— Сижу это я, выручку пересчитываю, никому не мешаю, и тут колокольчик над дверью — дзынь! — смотрю, входят какие-то… не то бесы, не то дементоры без плащей… успел даже удивиться — неужели лица дементоров сподобилось увидеть?! А они заговорили нормальными человеческими голосами, оказалось это всего лишь подростки, пришли писчие принадлежности к школе покупать. Но честно говоря, ребята столь страшно выглядели, что я был готов им всю выручку до последнего кната отдать, лишь бы убрались…

— Знаете, а ведь я помню Сириуса Блэка и считала его недоумком за то, что он в кожу наряжается, лет двадцать тому назад это было. Но, похоже, мода на кожу живуча до сих пор, ах, никогда не забуду эти ошейники и браслеты с шипами, изумительные куртки-косухи, все такие в бляшках, шипах, колечках, жеваные черные джинсы, гриндерсы… ну что вы так смотрите?! Это одежда у них так называется…

— Услышал я шум снаружи, выглянул, глядь, а к моему кафе какие-то стрёмные личности приближаются. Приготовил свою верную волшебную палочку и на всякий случай ещё метлой вооружился — мало ли… Подошли, и тут один из них как заржет, говорит остальным — смотрите, мол, у него метла гоночная, только он не кошек собирается гонять, а нас! — и прошли мимо, ко мне не стали заходить. А я потом долго голову ломал: при чем тут гоночная метла? И не гоночная она у меня совсем, а самая обыкновенная!..

В общем, долго ещё народ судачил о странных подростках, готовящихся к четвертому курсу в школе чародейства и волшебства Хогвартс.

Как и в прошлом году, Рона в Косом переулке перехватили родственники. Хм, забавно это выглядело. Молли Уизли, узнав почтенную пару Дурслей, подозрительно оглядев окруживших их стайку подростков весьма экстравагантного вида, зябко передернулась и робко обратилась к Петунье:

— Простите, миссис Дурсль, вы Рона моего не видели?..

Стоявший сбоку от Петуньи буро-зеленый инфернал почему-то охнул и вытаращил глаза, в крайнем изумлении глядя на Молли, и неожиданно знакомым басом прогудел:

— Э-э-э… дожил! Мам, ты меня не узнаешь?!

Молли присмотрелась к нему и опешила — Ронни… это Ронни??? — и схватилась полными руками за объемистую грудь. Близнецы сильно сбледнули, в полнейшем шоке и невольном восхищении взирая на младшего братца, который в кои-то веки переплюнул даже их, признанных асов по части шуток и проделок. Что ни говори, а им даже и в голову не приходило так изощряться над собою, да ещё так, чтоб мать родная не узнала!

Зато Рон тоже был удивлен тем, что среди родни он увидел Билла, своего самого старшего брата. Цапнув его за руку, Рон подтащил его к Гарри и радостно представил их друг другу. Парни с обоюдным интересом принялись изучать внешность, всецело одобряя её, — Билл затянут в драконью кожу, имел высокий рост, конский хвост и серьгу-клык в ухе. Правда, Гарри малость оскорбился по поводу куртки из кожи дракона — о господи, из бедных драконов ещё и куртки шьют? Потом вздохнул и вынужденно смирился, ну что поделать, на нем самом косуха из гяура и гриндерсы из кожи аллигатора…

Первого сентября, как и всегда, дядюшка Вернон доставил племянника на вокзал Кингс Кросс. На этот раз Гарри оставил черепашку дома, потому что Люси наконец-то в своей долгой коробочной жизни узнала комфорт проживания в благоустроенном террариуме — благодаря Ганноверской клинике, и вне аквариума, когда её вынимали оттуда, начинала быстро чахнуть. Так что ради здоровья любимицы Гарри не стал её брать с собой. Букля воспитывала очередной помет птенцов и на время забила на письма и на свои обязанности почтальона. Так что в школу Гарри взял только верного Мерлина, во всех смыслах необыкновенного питомца. А что? Если спасение лошади объясняется тем, что совы именно на конюшнях, в хлевах, зернохранилищах и овощебазах на мышей и крыс охотятся, то спасение слепого дракона ни один учёный не сможет объяснить, будь он хоть трижды доктором наук. Кстати, Рон, пользуясь материнским ступором, выпросил у неё пару галлеонов и купил-таки себе птичку, ту, что подешевле. И теперь временно рыже-зеленый мальчик был счастливым владельцем карликового или воробьиного сычика, которого гордо окрестил Сыч. Правда, уже через час начал бухтеть по поводу его громкости, лупоглазая пичуга оказалась очень голосистой, по малейшему поводу начинала визгливо верещать, звонко комментируя все происходящие вокруг нее действия. Очевидно, получив «крупное» имя, совеныш возомнил себя Очень Важной Птицей и вообще центром вселенной!

В поезде чистокровные волшебники вздрагивали от случайного взгляда, брошенного на странную компанию, и старались побыстрее прошмыгнуть мимо их купе. В том числе и Драко. Гарри, увидев его сквозь стеклянную дверь, тут же выглянул в коридор и окликнул. Драко вернулся по коридору назад и растерянно уставился на приятеля, с трудом узнал и прозаикался почище Квиррелла:

— П-поттер? Эт-то ты?

— Я, Драко, я, заходи.

— М-мерлин… а что это ты с собой сделал? И зачем?

— Да ни зачем, — отмахнулся Гарри. — Бзик просто.

Их услышал Невилл и тоже подошел, посмотрел, повздрагивал, послушал новости из мира магглов о веяниях моды и начал смеяться. А потом сообщил:

— Сейчас вообще не-пойми-что происходит, ни с того ни с сего на всех какая-то лихорадка напала. Бабушка мне по секрету сказала, что кто-то конкретно так с ума сошел, представляете, он дракона купил. Ей МакГонагалл сказала, что в Запретном лесу вот уже четыре месяца чей-то дракон живет.

Гарри при этих словах невольно заерзал, Гермиона заметила, но не поняла, решила, что он из-за дракона нервничает. А Драко вдруг фыркнул:

— Ну конечно, на первом туре драконы будут, вот и купил какой-то фанат себе заранее будущую фетишную игрушку.

— Какой тур? — единогласно спросили Гарри, Рон и Невилл с Гермионой.

Драко удивленно посмотрел на Рона:

— А тебе что, не сказали? У тебя ж брат драконолог…

— Да спрашивал я их! — яростно крикнул Рон. — Молчат, как дементоры, хоть бы кто намекнул, так нет же, только одно и твердят, мол, нескучный год у вас будет… — и, пересилив свою гордость, спросил: — А ты что-то знаешь, Малфой?

— Представь себе, знаю, — снизошел Драко. — Мне папа рассказал, что в этом году открывают Турнир Трех Волшебников. Квиддичистов это, кстати, не обрадует, квиддич на год отменили. Зато нам представится великолепная возможность познакомиться с иностранными волшебниками, правда я пока не знаю, когда и из каких стран приедут гости.

Драко умолк, глянул на Гермиону и подмигнул ей:

— Ты же читала про это, давай, рассказывай.

Гермиона радостно заулыбалась (Невилл непроизвольно вздрогнул, видя её фиолетовую улыбку) и счастливо затараторила:

— Турнир Трех Волшебников был основан семьсот лет назад как товарищеское соревнование между тремя крупнейшими европейскими школами магии и волшебства — Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона соревновались в трех магических испытаниях. Было решено проводить турнир раз в пять лет по очереди в каждой школе. Всем было ясно, что это лучший путь укрепления дружеских связей между молодыми волшебниками разных стран. Турниры созывались много лет. Со временем число жертв среди участников стало быстро расти, — тут Гермиона запнулась и неуверенно закончила: — И в конце концов было принято решение эти турниры прекратить…

Драко кивнул и продолжил, явно повторяя слова отца:

— За минувшие века несколько раз пытались возродить Турнир, но ни одна попытка не увенчалась успехом. И вот недавно наши Департаменты международного магического сотрудничества и магических игр и спорта решили, что пришло время сделать ещё одну попытку… — тут Драко тоже запнулся и, помедлив, продолжил своими словами: — Они всё лето упорно трудились, чтобы в этот раз ни один из участников не подвергался смертельной опасности.

Подумав, он подытожил:

— Значит, к нам приедут из Шармбатона и Дурмстранга. Интересно, когда?

— А в каких странах находятся эти школы? — спросил Гарри.

— Шармбатон во Франции, — припомнила Гермиона, — а Дурмстранг, по-моему, где-то в Карпатах… наверное, в Трансильвании.

— В Южной Румынии? — уточнил Гарри.

— Да, — вместо Гермионы ответил Драко. — Портрет деда папу укорял за то, что он не отправил меня в Дурмстранг, а папа возражал ему, что Румыния далеко и что мне придется учить болгарско-русский язык.

Гарри внезапно рассмеялся, а когда друзья на него вопросительно посмотрели, пояснил:

— Я с одним парнем в Германии познакомился, вместе в санатории жили, он — русский, и его имя никто не мог выговорить. А я его Уайти звал, так его фамилия с русского языка переводится.

Гарри вздохнул и замолчал, затуманившимися глазами уставился в стеганую дерматином стену купе, с грустной ностальгией вспоминая русского товарища. А Невилл встревоженно переспросил у Драко:

— Ты сказал, на первом туре будут драконы?

Драко молча кивнул, а Невилл заволновался:

— Ну и как они собираются не допустить несчастных случаев при наличии свирепых драконов? Да некоторые виды на двадцать футов огнем плюются!

Гермиона шокированно присвистнула:

— Ого, да это настоящий огнемет!

Драко только руками развел, мол, не я это придумал. А мысли Гарри сменили направление и завертелись вокруг одной будущей проблемы, вот только как друзьям об этом сказать? И он решил начать издалека, с нейтральной территории.

— А как драконов зовут? — вопрос в никуда и ни к кому…

— Не знаю… — осторожно ответил Драко. — Их, вообще-то, никак не называют.

— Что, совсем? — деланно удивился Гарри и настойчиво попробовал ещё раз. — А всё-таки, как можно вообще драконов назвать?

— Да никак нельзя! — воскликнул Рон. — Гарри, ты что? Драконам нельзя давать имена.

— А почему? — хором спросили Гарри и Гермиона.

— Ну как почему?.. — даже растерялся Рон. Невилл укоризненно покачал головой и, раздраженно посмотрев на Рона, сказал, обращаясь к Гарри:

— Просто это как-то глупо, как, например, давать кличку овце или свинье из мясного стада. Гораздо проще зарезать барана под номером сорок семь, чем славного и милого барашка по кличке Буби.

Гарри передернулся и вдруг сорвался, не выдержал:

— Да что ж вы так погано к драконам относитесь?! Как… как к свиньям! Мясо туда, печень сюда… Мне прямо страшно от вашего равнодушия!..

Друзья оторопели и испуганно, во все глаза уставились на Гарри, искренне не понимая, что с ним происходит. А тот, надувшись, скрестил руки на груди и отвернулся к окну, но пейзажа за ним он не видел, а смотрел на свое отражение в стекле. Печальное и обиженное отражение… Гермиона робко коснулась его плеча и неуверенно начала тоненьким голоском:

— Гарри, если тебе очень надо, то давай я скажу те имена драконов, про которых я читала в книжках.

Гарри заинтересованно обернулся, и Гермиона начала перечислять:

— Мнемент, Смауг, Дымок, Гралл… ещё есть Грациллоний.

— Смауга я знаю, — одобрительно сказал Гарри. — А остальные… они откуда?

— Мнемент и Гралл из книги «Драконы Перна», а два других я только-что придумала…

— Здорово ты придумала! Мне нравится и Дымок, и Грациллоний, даже не знаю, какое лучше!

Драко и Невилл с интересом слушали их разговор и добродушно улыбались, а вот Рон… он смотрел на них с отвращением — тоже мне, клички драконам давать!

Гермиона, конечно, догадалась о причине интереса Гарри к драконам, о чем и спросила:

— Гарри, а зачем тебе драконьи имена? Это кто-то из твоих знакомых купил дракона и попросил тебя придумать ему имя?

— Почти… — уклончиво ответил Гарри. — Я его встретил в сафари-парке Серенгети, его хотели убить, но… он не дал! — и торопливо и скомканно закончил, почему-то покраснев.

Гермиона закусила губу и задумчиво протянула:

— Я когда-то читала книгу Бернхарда Гржимека «Серенгети не должен умереть». Гарри, а почему бы тебе не назвать дракона так, в честь того места, где вы встретились?

— Серенгети… — мечтательно произнес Гарри, мысленно видя перед собой светло-серую со стальным отливом голову печального дракона, который дожидался его в лесу при Хогвартсе.

Дракон Серенгети. Не успел Гарри додумать-дозвать драконье имя, как в это же самое время за много-много миль от железной дороги, по которой неспешно полз старый поезд, в своем загоне стремительно и резко поднял голову дракон. По его шкуре прошла судорога, и он выпрямился, высоко поднялся на лапах и, запрокинув клиновидную голову, издал громкий и ликующий рев. И словно шалунья-радуга решила подарить ему свои краски, она спустилась и мягко мазнула по его мощному телу, окрашивая в нежнейший перламутр. А уходя, она краешком скользнула по глазам, отдав все спектры. И Серенгети снова восторженно взревел, желая поделиться своим счастьем со всем миром — у него есть имя! Его зовут Серенгети! И это имя ему дал Хозяин-друг!

Старый поезд дополз до платформы Хогсмида, и Гарри вдруг вспомнил, что так и не побывал там, а ведь тётя и дядя в прошлом году подписали разрешение на посещение той деревушки. Досадливо поморщившись, Гарри снял с полки свою объемистую сумку (метлы у него не было, а котел он в прошлом году перед отъездом оставил у Филча, справедливо решив, что незачем таскать его туда-сюда) и обратился к друзьям, вместе с ними покидая купе:

— Кстати, а как там, в Хогсмиде?

Гермиона пожала плечами и нехотя буркнула:

— Да ничего особенного, деревня как деревня. Мало чем отлична от большинства таких же деревень.

— Да, — неуверенно подтвердил Рон. — Ну разве что тем отличается, что там одни маги живут и некоторые магики, вроде полугоблинов и огров.

— Ну надо же! — восхитился Гарри. — Значит не один Флитвик у нас полугоблин. А огры это кто?

— Ну не знаю… похожи на йети — все волосатые, а лица они никому не показывают, носят шерстяные шлемы. Помнится, одна уборщица сунулась было к одному такому в номер, так он ревом её чуть не оглушил, у бедняжки только волосы и платье так и всколыхнулись, как от сильного ветра.*

Слушая Рона, ребята только удивленно хмыкали, проталкиваясь по узкому вагонному коридору к выходу. Вышли на перрон в темноту и под дождь. Гарри забрюзжал:

— Когда ж они освещение-то проведут и навес от дождя сделают, а?

Друзья, зная, что вопрос риторический, стройным хором ответили:

— Никогда!

Гарри насмешило то, что дождь, достигая шей и спин фестралов, стекал вниз, обтекая невидимые мокрые тела и тем самым обрисовывая их контуры, и, забавляясь, он спросил у Гермионы:

— А ну-ка, Гермиона, начинаю эксперимент! — простер руку в направлении карет и провозгласил трагически-театральным тоном: — Ты их видишь?

Гермиона глянула в указанном направлении, сначала ничего не поняла, но, присмотревшись, всё-таки увидела нечто странное — капли дождя словно натыкались на нечто невидимое и стекали как бы по стеклянной лошади…

— Ох, Гарри! Это фестралы?!

— Ага!

Вереница карет, опасно кренясь под ударами бокового ветра, упруго подскакивая на ямах и колдобинах и трясясь и поскрипывая всеми частями и деталями, ехали сквозь какой-то тропический ливень. Хлестало как… как будто весь мир вдруг превратился в Ниагарский водопад.

В вестибюле-холле изрядно промокших студентов атаковал донельзя счастливый Пивз. Гаденько хихикая, он начал забрасывать их водяными бомбами. Мокрые школьники протестующе завопили, бросаясь врассыпную, спасаясь от ещё одной водяной напасти.

Старушка МакГонагалл безуспешно надрывала глотку, пытаясь приструнить вредного полтергейста:

— Пивз! Немедленно прекрати!

— Они всё равно мокрые! — орал счастливый Пивз и, хорошенько прицелившись, запульнул ещё одну бомбочку на очередную группку, которая только что вошла в холл. Поднялись тонкие руки, страшновато блеснули антрацитово-черные ногти на длинных пальцах, сомкнувшихся на краях капюшона уличной мантии. Торжественно-медленно она скользнула вниз на плечи, открывая бледное готическое лицо, обрамленное черными волосами с золотистыми и синими прядями, янтарно-желтые глаза пронзительно сверкнули из черных провалов глазниц-теней и пригвоздили Пивза к месту. А потом раздался властный голос:

— Пивз, ты же полтергейст! Как ты себя ведешь?

В ответ Пивз счастливым штопором ввинтился в потолок и скрылся с глаз, обрызгав всех напоследок водой из лопнувших бомбочек, которые, будучи материальными, не прошли сквозь потолок холла.

МакГонагалл в полнейшем ступоре смотрела на подростков, скидывающих капюшоны плащей и мантий, являя её взору страх и ужас в виде жуткого макияжа, пирсинга и прочих инфернальных прелестей… Постепенно она всё-таки признала в них всех магглорожденных студентов, а их было немало, уж поверьте. Найджел Уолперт, например, Джастин Финч Флетчли, Мейси, Элли и Альфред Кроткотты, Колин Криви, младший, Деннис, ещё не дорос до экспериментов над собой, но пример с брата взял — увешался цепочками и фенечками.

Признав же, попыталась навести порядок и почему-то начала с Поттера, с какого-то перепугу решив, что он самый главный в этой невообразимой шайке. Собралась с мыслями и силами и возмущенно заклокотала:

— Мистер Поттер! Что это за внешний вид. Вы что себе позволяете? Извольте объясниться!

В ответ Гарри смущенно и застенчиво посмотрел на неё, искренне не зная, чего тут объяснять. Все же знают, что такое хиппи, панки и рок-н-ролл. И не его вина, что консервативные волшебники даже в этом отстали.

Вмешался, как ни странно, Джастин. Странно вихляясь и растопырив мизинцы и указательные пальцы на обеих руках, он каким-то речитативом обратился к остолбеневшей преподше:

— Мадам профессор. А вам слабо?

Иль только гордость вам мешает

Дать прикидам нашим добро?

Что к любви и счастью приглашают…

Разумеется, старый добрый рэп все узнали и радостно заулюлюкали, маша руками и вознося славу Джастина до небес. А у Минервы язык отнялся — что такое со всеми происходит??? Куда делся Джастин, скромный и тихий мальчик, наследник и опора почтенного семейства Финч-Флетчли, многократных выпускников Итонского колледжа? Откуда-то подошел Терренс Хиггс и, взяв МакГонагалл под локоточек, осторожненько увлек её в стороночку и ласково зажурчал на ухо:

— Профессор МакГонагалл, не спешите снимать с них баллы, это бесполезно, так как учебный год ещё не начался, первые уроки будут завтра. Да и не нужно, вы их не сможете наказать и что-либо запретить.

— Почему? — ошарашенно спросила та.

— Потому что их миллионы таких красавчиков, во всех школах мира. И наплывы их идут именно что наплывами, волнами. Схлынет эта волна, нахлынет другая, и я не знаю, что принесет нам следующая волна интересов. Это непредсказуемо и всегда неожиданно, как стихия.

— Но… мистер Хиггс, это же… форменное безобразие, я вынуждена…

Хиггс, к вящему её изумлению, перебил:

— Я понимаю, что вы вынуждены, но может, не надо? В одной школе, к примеру, запретили красить волосы, и что же вы думаете, сделали школьницы в знак протеста?

— Что?

— Некоторые девушки оптимистично обрили головы налысо — вы представляете себе лысую девушку? — а вот пессимистки ответили радикально, покончили с собой, повыпрыгивали с мостов и верхних этажей. Вы же не хотите, чтобы Астрономическая башня переименовалась в Башню самоубийц?..

В Большом зале, наскоро обсушившись, посмотрели очередной отбор первоклашек и стали ждать традиционную речь директора, чтобы в пол-уха выслушать его и приняться наконец-то за ужин. Рон голодными глазами сверлил пустые золотые блюда и нетерпеливо постанывал:

— Ох, поскорее бы… я готов целого гиппогрифа съесть!

А дедок-директор тем временем неспешно пел про Турнир Трех Волшебников, про участников соревнований и про какого-то беспристрастного судью, который будет тех участников отбирать для тура. Сообщил о гостях, которые приедут в октябре. А также сообщил о возрастном ограничении, оказывается только те, кому исполнилось семнадцать лет, могут принять участие в турнире. Боже, какой протест тут поднялся! Особенно сильно возмутились близнецы Уизли, взбешенно поорав и отведя душу, они склонили головы друг к другу и начали яростно шептаться, строя планы против этого ограничения. Гарри послушал-послушал, да и прыснул, не удержавшись:

— Фредыджорджы, вы уверены, что справитесь с драконами?

— С какими драконами? — опупели близнецы.

— Ну, с такими… — Гарри помахал руками перед собой. — Огнедышащими, большими и злыми.

И тут же понял, бесполезно отговаривать, два брата-акробата только ещё пуще раззадорились, начали громко вспоминать, какими приемами пользуется их брат-драконолог против огромных огнедышащих тварей.

Директор замолчал было, о чем-то задумался, вспомнил и начал:

— Расскажу-ка я вам анекдот, который я слышал этим летом. Заходят как-то в бар тролль, ведьма и лепрекон…

МакГонагалл поспешно прервала его:

— Директор, вы не о том вспомнили! Позвольте, я продолжу?

— Э-э-э… пожалуй, в другой раз… — Дамблдор почесал кустистую бровь и, устроившись в кресле поудобней, сладко задремал. МакГонагалл откашлялась и обратилась к залу:

— Дорогие ученики, позвольте представить вам нового преподавателя Защиты от Темных Искусств — профессор Грюм.

С дальнего конца стола с кряхтением поднялся со своего стула кряжистый мужик с растрепанной копной русых волос. Его гротескное лицо пересекала черная лента, но не повязка, закрывающая глаз, как это обычно бывает у пиратов, а держатель для искусственного глаза, ярко-синего и беспрестанно вращающегося во все стороны. Второй, правый глаз приветливо сощурился, а рот искривился в натужной улыбке, похоже он не любил или не умел улыбаться… Подняв руку, он нехотя махнул широкой ладонью, затянутую в кожаную митенку.

Рон обреченно застонал и, воздев глаза к потолку, жалобно запричитал:

— Ой, мама Мерлина! Ещё один ненормальный!..

— В чем дело? — спросила Гермиона.

— Он чокнутый, самый настоящий. Мало нам Люпина, Локонса и Квиррелла. Теперь нас будет учить шизофреник.

— А ты откуда знаешь? — удивилась та же Гермиона.

— Папа рассказывал. Грюм бывший мракоборец, уволился из мракоборческого центра сто лет назад, вернее его уволили за чрезмерную жестокость к подчиненным, ну и диагноз поставили до кучи, чтоб не дергался.

— Не похож он на древнего старика, — возразил Гарри, внимательно оглядев предмет обсуждения. — Ему едва ли лет сорок-пятьдесят, это, скорей, последствия его опасной профессии, чем старости…

— И что? Ты это к чему, Гарри? — не понял Рон.

— А к тому, чтобы ты с уважением относился к его шрамам и боевому опыту. И забудь слово «шизофреник», я не допущу, чтобы ты оскорблял старого воина.

Замолчав, Гарри снова посмотрел на стол преподавателей, и сердце его сладко екнуло, когда он бросил взгляд на Северуса Снейпа. Тот сидел на своем обычном месте, наглухо задрапированный в свои черные одежды и погруженный во мрачную меланхолию. Что, впрочем, тоже было его обычным состоянием.

Тут наконец-то подали ужин, Гермиона с интересом оглядела еду, появившуюся из ниоткуда, и спросила:

— Всё забываю спросить, а кто это всё готовит?

— Эльфы-домовики! — ответили хором близнецы.

— Кто? — переспросила Гермиона.

— Гремлины, — перевел Гарри. — Один такой к нам заходил, так мой дядя его как гремлина описал.

— А-а-а… — и Гермиона, успокоившись, принялась за трапезу.

Поев, все начали подниматься из-за столов, чтобы наконец-то отправиться в постели. Завтра начнется новый день нового учебного года.

А в лесной пещере лежал дракон Серенгети и с кроткой благодарностью ждал Хозяина, точно зная, что он здесь и скоро, совсем скоро придет к нему. Он лежал, вытянувшись во всю длину, и слушал шум дождя, слегка помаргивая от особенно громких раскатов грома, всполохи молний, на краткие миги заглядывая в пещеру, освещали жемчужное тело дракона. Он теперь не был ни грязно-белым, ни серо-стальным, а стал жемчужно-голубым, его шкура таинственно мерцала и переливалась тем перламутровым блеском, каким сияют драгоценные жемчужины, привлекая взгляды всех без исключения.

Такова драконья магия, о которой, к сожалению, забыли волшебники за давностью лет... И, читая древние трактаты, плюются и ругаются на историков-переписчиков, которые сочиняли сказочки о дружбе Мерлина и Великого Дракона. Сказки не лгут, господа волшебники, вы их просто забыли или неправильно поняли.

Проснувшись наутро, Гарри с недоумением глянул в окно — чего так темно-то? — перевел взгляд на часы и заскулил, половина пятого… в такую рань даже идиот не встает. Попытался заснуть снова, но сон ушел и возвращаться не желал, и даже более — навевал мысли о том, что как раз фермеры и встают в полпятого и никто при этом их идиотами не считает. Ну я-то не фермер и коров у меня нет, возразил своим мыслям Гарри, желая только одного — сладко поспать.

— А дракон? — вкрадчиво спросил внутренний голос, и Гарри рывком сел на кровати, охваченный неожиданным счастьем: Серенгети! Его же Серенгети ждет! Скатился с кровати и торопливо оделся, впопыхах путаясь в рукавах и штанинах и при этом стараясь не шуметь, чтобы не разбудить товарищей. Подумав, прихватил и мантию-невидимку, на всякий случай, а то вдруг нельзя в такую рань по школе ходить… Где та пещера, Гарри хоть и хорошо запомнил, но поплутать пришлось, потому что в лесу нет указателей, а тропы выглядят однояйцевыми близнецами, как ни присматривайся, всё равно не отличишь одну от другой.

В общем, заблудился Гарри. В поисках нужной тропы забрел куда-то не туда… в какую-то жуткую и темную лощину, деревья здесь были сплошь увиты клочьями старой паутины. Да ещё и туман наполз со всех сторон, обыкновенный утренний туман, который образуется из испарений влажной, охлажденной за ночь земли. Но в этом месте, холодном, темном, туман нагонял жути вкупе с паутиной и здешними обитателями — акромантулами. Ох, как он пожалел, что покинул уютные стены надежного замка. Где-то совсем близко раздался шорох, и Гарри резко развернулся в сторону звука, нервно и крепко сжимая в руке волшебную палочку, на всякий случай приготовив заклинание Щита. Почти сразу он опомнился и, рванув застежку сумки на боку, вытянул из неё мантию-невидимку, которую тут же набросил на себя.

А вот и враг. Огромный, ростом с лошадь, иссиня-черный акромантул вышел из-за деревьев, Гарри почувствовал, как его душа уходит в пятки — монстр был воистину чудовищен. Частокол мохнатых ног, передние, пара хелицер, хищно нацелились в его сторону, жутко лязгнули гигантские челюсти жвал… На грани обморока Гарри шагнул назад, внезапно осознав, что мантия его не спасет, чувствительные волоски на лапах-хелицерах служили пауку лучше всех радаров и сонаров вместе взятых. Ещё один шаг, ещё… и всё, на очередном шаге вслепую, нога угодила в природную ловушку, в узкую щель между корнями. Гарри упал на спину, больно растянув ногу, мантия предательски распахнулась, но пауку не надо было смотреть на жертву, он её прекрасно чуял при помощи тех самых волосков. Гарри отчаянно закричал, при этом прекрасно понимая, что на помощь никто не придет. Некому. Просто крик всегда вырывается в последнюю минуту жизни, как и первый — при рождении, крик ужаса, последнее "прости" бренному миру. Огромные челюсти сомкнулись поперек паука, аккуратно перекусывая его пополам, части паучьего тела с неприятным чавканьем свалились и покатились по земле. Жемчужно-голубой дракон отпихнул их лапой и, повернув голову к Гарри, внимательно посмотрел на него, подслеповато моргая. Серенгети пришел на помощь. Потрясенный Гарри, не веря своему неожиданному спасению, во все глаза смотрел на дракона, и в душе его разгоралось счастье, то самое невообразимое счастье, когда понимаешь, что чудом остался жив. Протянул руку, позвал:

— Серени, ты спас мне жизнь!..

Горячая морда дракона мягко коснулась руки Гарри, а потом Серенгети-Серени тихо зарокотал, здороваясь с Хозяином. Гарри поднялся и, не обращая внимания на подвернутую ногу, обнял дракона за шею, во всяком случае обнял так, как получилось… он был очень огромен, жемчужный дракон. Гарри отстранился и окинул его восхищенным взглядом, и так же обрадованно доложил ему:

— Ух и красивый же ты стал, Серени!

В ответ дракон кивнул на останки паука и состроил укоряющую морду, Гарри понял его и виновато понурил голову:

— Прости, я нечаянно заблудился… Сам не знаю, как прошел мимо твоего загона и забрел так далеко, прости меня, Серенгети. Я больше не буду…

Серенгети вздохнул, покачал головой и, хмыкнув, легонечко толкнул Гарри в плечо, словно говоря — пойдем отсюда. И снова Гарри его понял и согласился с его мнением. И они вместе покинули Паучью лощину. Гарри шел прихрамывая на больную ногу, и дракон как-то подстраивал свои шаги с шагами парня, его голова всё время была над плечом Гарри, и тот, поднимая голову, видел совсем рядом огромный овал глаза цвета светлого топаза, розово-оранжевый. Как-то не сразу до него дошло, что Серенгети видит. Остановившись так, словно налетел на невидимую стену, Гарри в полнейшем шоке уставился на прозревшего друга. Пораженно выдохнул:

— Ты видишь?!

В глазах дракона промелькнуло некое подобие юмора, и он коротко кивнул головой, безмолвно отвечая на вопрос Гарри. Тот невольно отметил данный факт и поставил мысленную зарубку, что драконы вообще-то разумны, раз способны отвечать на несложные вопросы. И тут же его замутило от беспомощного чувства бессильного гнева — эти маги совсем того, что ли? Истребляют разумных существ, совсем не считаясь с их мнением и мировоззрением, истребляют просто как свиней… Гарри грустно посмотрел на дракона и тихо сообщил:

— В Ганновере я познакомился с лошадьми, и если я раньше думал, что они безмозглые и никчемные животные, то после близкого с ними знакомства я перестал так считать. Я был не прав, Серени, лошади очень умные, они ответственные, мудрые и добрые. И красивые. Ты тоже красивый, Серенгети. Так вот, к лошадям до сих пор относятся по-разному, везде их по-всякому пользуют. Конный спорт, например, их калечит и убивает, но вот парадокс, современные лошади живы благодаря именно конному спорту. Благодаря ему лошадей держат миллионы людей, разводят, следят за чистотой крови и породой… И знаешь, Серенгети, я даже не очень расстроился, когда узнал, что из них в Монголии делают татарскую колбасу, и знаешь, почему? Потому что для этого разводят лошадей мясной породы, то есть специально для этих целей селекционировали местных тюркских лошадок. Поэтому мне их не особенно жаль, мне гораздо больше жалко тех лошадок, которых замучили недобросовестные хозяева. А что же делают с вами хозяева-маги? Серени, прости, но я стопроцентно уверен, что ни одному дракону не приходило в голову спасать волшебника, кроме тебя. А ты почему-то пришел… ты, наверное, какой-нибудь особенный? Нет… не сходится, насколько я успел понять, драконы породы украинский железнобрюх довольно распространены и далеко не редки.

Дождавшись конца монолога, Серенгети легонько прикоснулся к его плечу кончиком носа, а когда Гарри положил руку на морду, шумно вздохнул. И тут что-то произошло. Словно кошка ударила током, когда её погладишь в темноте против шерсти… пальцы Гарри слегка кольнуло электричеством, а в его голове раздался голос, мощный и глубокий, и в то же время беззвучный:

— "Ты дал мне имя".

Гарри растерянно поднял голову и вопросительно заглянул в оранжево-розовый глаз, неуверенно спросил:

— Это ты?..

Дракон кивнул, слова здесь были явно лишними. А Гарри задумался, начиная понимать.

— Значит, это потому, что я дал тебе имя? Ты поэтому пришел ко мне на помощь.

Снова короткий кивок. Гарри опять задумался и после недолгих размышлений понял — волшебники совсем не обрадуются такому открытию, скорей наоборот… Как возмущены были спортсмены-лошадники, когда в мире появились люди, сумевшие оседлать «голую» лошадь и начавшие управлять ею, не прибегая к помощи уздечек и шпор, обычных средств принуждения и управления лошадью. Эти люди доказали, что лошадь способна подчиняться человеку по доброй воле и без насилия. И Гарри даже видел яркий пример тому — парализованная женщина, сидящая в инвалидной колясочке. Она приезжала в Ганновер и давала там представление, выступала со своими лошадьми, и эти лошади, страстные и роскошные красавцы фризы, показали настоящие чудеса доверия и мастерства. Они ходили испанским шагом, делали пируэты и пассажи и многое-многое другое, оставаясь при этом на полной и абсолютной свободе, без уздечек и седел, полностью послушные и верные.

Так вот, садисты-спортсмены были готовы удавиться от злости и досады — ну как же так, своенравная скотина, которая с места не стронется ради финиша на скачках и которую только побоями и заставишь скакать, а тут, нате вам, гарцует на пассажах! Тьфу, слов нет. И бабу эту удавить мало… Мир конного спорта был против такого равноправия между человеком и лошадью. И не готов.

И Гарри подозревал, что волшебники тоже не будут готовы к тому, чтобы признать равенство с древними существами, которых они вот уже много столетий, со времен Мерлина, привыкли видеть в качестве полезных ингредиентов. А значит, что? Придется молчать… Об этом Гарри и спросил дракона:

— Серени, это секрет?

Дракон распростер правое крыло, поглазел на радужные переливы на перепонках, поднял глаза к небу, подумал и кивнул:

— "Да, это секрет".

И снова Гарри согласился с ним. Не торопясь, они дошли до загона, Серенгети перелез через изгородь, оглянулся украдкой по сторонам и подмигнул Гарри, после чего скрылся в пещере, изображая немого и печального зверя. Гарри, посмеиваясь, покачал головой и, прихрамывая, пошел к замку, палочкой ставя метки на стволах деревьев, растущих вдоль тропы. Сверкающие крестики одним интересным заклинанием Флагрейт, которое как-то подсказала Гермиона, правда Гарри его усовершенствовал, чтобы метки не исчезали, но оставались в виде заметного следа.

Вернувшись в Гриффиндорскую башню, Гарри, не раздеваясь, рухнул на застеленную кем-то кровать и моментально заснул. Чтобы, однако, проснуться спустя час и пойти вместе со всеми на завтрак, а потом на урок Травологии. Его хромоту заметили, конечно, но в душу не лезли, раз сам Гарри не распространяется о причинах своей хромоты. На уроке профессор Стебль собрала учеников вокруг стола и гордо провозгласила:

— Знакомьтесь, бубонтюберы!

Гарри с интересом принялся рассматривать странноватое растение, похожее на вставшего дыбом толстого червяка цвета сырого мяса. Девочки скривились и жалобно уставились на преподавателя в надежде разжалобить её так, чтобы она отпустила их с урока. Не прокатило, не замечая щенячьих глазок, профессор Стебль жизнерадостно продолжила, как ни в чем не бывало:

— Сегодня мы с вами будем собирать гной!

Ой-ё… Понятно, почему девчонки так хотят отсюда удрать, собирать какой-то гной, брр-р-р...

Слушая лекцию профессорши, Гарри начал осторожно выдавливать и собирать в скляночки зеленоватую густую жидкость, которая почему-то пахла бензином. Одну скляночку Гарри совершенно "случайно" засунул в карман, решив проверить на досуге — не горит ли она. А как же, если она пахнет бензином-керосином, то это следует проверить, может пригодиться для запугивания портретной двери, если вдруг забудешь пароль…

На следующем уроке, у Хагрида, их ждал ещё один тошнотворный сюрприз — соплохвосты. При виде их Малфой едва не ушел, аргументируя свое поведение тем, что не намерен нянчиться с отпрысками огненных крабов и мантикор. Но остался после того, как Гарри сказал:

— Не понимаю, чего страшного в этих сухопутных креветках?

Присмотрелись к этим крабомантикорам и решили, что Гарри прав — и в самом деле креветки. Тем более что Хагрид просил их не расчленять, а просто-напросто придумать, чем их кормить, так как он сам не в курсах.

Крабики есть отказывались: отвергли и муравьиные яйца, и лягушачью печень, и даже куски ужа, над которыми неожиданно разревелась Лаванда, ей стало очень жаль несчастных ужиков.

После обеда ожидался ещё один ужас — Трелони. И Гарри всерьез задумался, а не прогулять ли ему это гребанное и никому не нужное прорицание? Тем более что Трелониха всегда неадекватно себя ведет в его присутствии, начинает жалеть и предсказывать скорую кончину. А у него и так сегодня проблем выше крыши было, а эта старая шарлатанка, не дай бог, ещё почувствует что-нибудь, ещё загордится, мол, ах, я была права, милый мальчик, как же ты так неосторожно? — и слёзки размером с бриллиант в сорок карат... Так что ну её…

К Трелони Гарри так и не пошел, оказалось не зря… Лаванда вернулась после урока чем-то страшно разочарованной и с досадой пожаловалась старшекурсникам:

— А она точно прорицательница? Что-то я не уверена…

— А что случилось? — спросили её. Красавица Лаванда сморщила свой хорошенький носик и затараторила:

— Понимаете, Трелони обнаружила, что Гарри нет на уроке, состроила скорбную мину и трагичным голосом сказала, что она, мол, этого ожидала, что бедный мальчик находится под влиянием Сатурна и тому есть немало подтверждений — темные волосы, слабое телосложение, трагические потери в самом начале жизненного пути… Неудивительно, ведь бедняжка рожден в середине зимы… Ну вот, мы-то уши развесили, ахаем, собрались пожалеть бедного Гарри, но тут со своего места встал Невилл, весь красный, и злым тоном сообщил ей, что она шарлатанка, сама не знает, что говорит… А Гарри, чтоб она знала, родился в июле!

Гермиона фыркнула:

— А ты только сейчас поняла, Лави? Да всем известно, что она шарлатанка и алкоголичка. Пенни Кристалл с Когтеврана несколько раз застукивала эту профессоршу за таким прискорбным занятием — заныкание в потайные чуланчики пустых бутылок из-под хереса.

— Точно! — важно подтвердил Рэсси МакДональд, толстые стекла его очков загадочно сверкнули в свете камина. — Один раз я её сам застукал в таком, м-м-м… виде… Вдоль стеночки ползет, качается, за ней шлейф спиртных ароматов так и струится, и я не выдержал… Знаете, что я сделал?

— Что? — этот животрепещущий вопрос дружно задала вся гостиная, плотно окружив нового префекта. Рэсси озорно хихикнул:

— Оштрафовал я её, ребята. Снял с неё пятнадцать баллов за неподобающий вид — и представляете, сработало, снялись баллы! А я, можно сказать, рекорд поставил, учителя наказал.

Хохот стоял… Фред даже пожалел, что не они старосты, а Перси был слишком занудным. Настолько занудным, что нигде, кроме Министерства, его и не пригласили на работу, сидит теперь, мелкий чиновник при замминистра, бумаги жует…

Так что вместо Трелони Гарри по старой привычке навестил старика завхоза Филча и принес угощение Миссис Норрис — пакетик кошачьего лакомства, нежные подушечки с кремом, которые кошка сквиба никогда не пробовала. Филч строго посмотрел на Гарри и с таким укором покачал головой, что сердце у него прямо рухнуло в пятки — что-то не так? А Филч недовольно забухтел:

— Ай-яй-яй, Гарри, разве можно так народ пугать?

— К-какой народ? — испуганно переспросил Гарри.

— Ты бы слышал, что они говорили, — продолжал бухтеть Филч, тряся брылами. — Целые толпы демонов налетели на Косой переулок, один другого краше. Рожи, что твои инферналы — прости Господи! — волосы и те протухли, сплошь синие и зеленые…

Дальше, понятно, Гарри лежал на столе, ослабев от хохота, и только сдавленно повторял, заикаясь:

— Волосы… ой, не могу-у-ууу… и те протухли… Что, так и говорили?!

— Ага! Так и говорили! — довольно кивал Филч.

Первые уроки у четвертого курса по Защите должны начаться только в четверг, но у шестикурсников он был раньше, так что вполне понятно, что Рон насел на братьев с вопросами, дескать, как там Грюм преподает? На что близнецы скривились и ответили — скучно преподает, без огонька. Почти как Биннс.

Так или иначе, а четверг настал. Сорок учеников вошли в класс и настороженно осмотрелись, не зная, чего ожидать от нового препода. При Люпине класс был заставлен банками и аквариумами с разной клыкастой и склизкой мелочью, а на стенах висели плакаты и гобелены с изображениями той же нечисти, вроде ведьм под Круцио и Оборотным, келпи в стадии превращения и прочая муть. При Локонсе сами помните, что. А при Квиррелле класс был забит-завешан пучками чеснока, а окна наглухо задрапированы тяжелыми шторами. Сейчас же, при новом учителе, класс выглядел… нормально. Что, конечно же, обескураживало, при грюмовой-то репутации параноика и шизофреника. Двадцать парных парт, грифельная доска, стол учительский, стул за ним, всё. Окна не только не занавешены, а и открыты нараспашку по причине теплой погоды. Тихо переговариваясь, ученики сняли мантии, повесили на вешалки и расселись попарно. Рядом с Гарри на этот раз сел Драко. В его белых волосах появились синие прядки, в ухе серьга-кнопочка, а под глазами черно-серебристые тени… Даже в этом течении он старался держаться в рамках своего аристократического воспитания и мировосприятия — всё в меру и ничего лишнего.

Раздались странные звуки шагов, каждый шаг почему-то сопровождался глухим клацаньем и металлическим стуком. Из двери кабинета показался профессор Грюм, немного помедлив, поглазев на класс с высоты, он начал спускаться, а потом, сильно хромая, прошел к столу. Взгляды всех так и приклеились к его железной ноге, вернее когтистому протезу от колена. У Гарри аж дыхание перехватило — вот же бедняга, что ж он пережил?! Невольно вспомнился профессор Кеттлберн, у того тоже не хватало конечностей. Ну, Сильванусу ногу-руку разные опасные твари оттяпали, а Грюму, как мракоборцу, скорей всего на работе при исполнении жарко приходилось. Профессор начал знакомство с классом, зачитывал имена из журнала, коротко кивал на каждого отозвавшегося, на Роне он почему-то задержался, какое-то время рассматривал его обоими глазами, что-то проворчал себе под нос и дальше продолжил чтение-знакомство. Наконец, закончил и вперил в учеников свои жутковатые разные глаза. Помурыжив их своим молчанием и разогрев интерес, глухо заговорил:

— Меня зовут Аластор Грюм, я раньше работал мракоборцем и учителем сроду не был. Так что не взыщите, если что не так… не моя это вина, что профессоров у Министерства раз-два и обчелся. Что нашли, то и дали вам. Как детей учить, я без понятия, я пока что новобранцев учил строй держать да выживать в экстремальной обстановке, а вы не курсанты-новобранцы, вы дети. Стало быть, что? Подход к вам другой должен быть, что ли…

Гермиона и Невилл одновременно подняли руки, профессор, подумав, кивнул Гермионе. Та робко попросила:

— Расскажите нам о домашних эльфах, сэр.

Профессор задумчиво покивал и перевел взгляд на Невилла:

— А у вас какой вопрос?

— Научите нас вызывать Патронусов, сэр.

— Хм, а что? Можно совместить. Патронусов вызывают, чтобы защититься от нападения какого-либо инфернального существа, дементора там или смертофальда. Но в класс этих тварей в качестве учебного пособия не пригласишь… Можно, конечно, использовать боггарта для той же цели, но вот закавыка, не все дементоров боятся, так что вряд ли можно надеяться, что боггарт примет образ именно дементора. А домашний эльф… он же брауни, домовик, гремлин…

При последнем слове Гарри возбужденно подпрыгнул и весь подался вперед — правильно, выходит, его дядя описал! — и стал слушать ещё более внимательно.

— Домашний эльф по сути является магическим паразитом. Волшебники сумели укротить этого вредного духа, поселив в местах силы, которые обеспечивают им пищу. Магическую пищу. Эти места находятся в мэнорах, старых замках вроде Хогвартса, кругах посвящения друидов… я имею в виду Стоунхендж. Ручные домовики исправно несут службу, работают по дому, следят за территорией, за животными, присматривают за детьми, ту же функцию исполняют и дикие брауни в домах простых людей. А вот гремлины, к сожалению, завоевали плохую репутацию, магглы их прозвали «шальной дух механики», потому что там, где появляются гремлины, выходят из строя все механизмы, ломаются машины, лопаются и путаются стальные тросы, отказывают телевизионные антенны и прочие всякие неприятности. Думаю, не надо объяснять почему… Домовики существа магические, и поэтому всё электрическое просто глушится в их присутствии. И любой добропорядочный маггл обязательно хватается за ружье, чтобы пристрелить ушастую мелкую тварь.

Гарри кивнул — угу, и дядя вот тоже пристрелил одного такого. Добби-восемь.

— От дикого голодного гремлина можно защититься любым известным нам способом, от Эванеско до Протего, но можно и Патронусом отгородиться. Причем хороший, полноценный Патронус его не убьет, а, скажем так, заарканит, схватит его, прижмет к земле и под угрозой рассеивания заставит подчиняться хозяину. И тот становится если не ручным, то послушным точно.

Профессор помолчал и обратился в пространство:

— Кто-нибудь из вас знает по имени хоть одного домовика, работающего в Хогвартсе?

После недолгих переглядываний и перепихиваний локтями, кивков друг на друга и на профессора поднялась рука Блейза Забини. Грюм кивнул и коротко буркнул:

— Зови.

Смазливый красавчик Блейз поднялся, стройный и тонкий, посмотрел в пол и позвал:

— Тиги. Приди.

Раздался хлопок, и перед столом преподавателя из ниоткуда появился домовик, серенький, ушастый и лупоглазый, задрапированный в некое подобие греческой тоги с вышивкой-гербом Хогвартса. Быстро огляделся, выпучил светлые желто-карие глазищи на Блейза и скрипнул:

— Тиги пришел.

Блейз вопросительно глянул на профессора Грюма, тот хрипло проговорил:

— Тиги, найди и приведи сюда дикаря.

Как ни странно, но домашний эльф сразу понял, о чем речь идет, потому что без вопросов поклонился и беззвучно исчез. А Грюм обратился к классу:

— Палочки выньте. Взмахните полукругом перед собой, вспомните самое счастливое свое воспоминание и произнесите слова «Экспекто Патронум». Запомнили? Не получится сразу, гоните его Протего.

— Кого? — заполошно пискнула Лаванда, лихорадочно вымахивая палочкой.

Профессор Грюм не ответил, лишь брови приподнял, мол, к чему вопросы-то? Студенты, всё поняв, начали тренироваться, махали палочками, вспоминали свои самые счастливые воспоминания и выкрикивали на разные голоса:

— Экс… Эспекто Патроном.

— Аспекто Патронус… ой, простите, Патронум.

— Экспекто Патронум!

— Экспекто Патронум!

Минут пять тренировки, и все более-менее запомнили, как правильно произносить магические слова заклинания вызова. А там и Тиги вернулся в сопровождении дикого родича. Взрослый дикий гремлин оказался довольно рослым, по пояс среднему мужчине, более крепкая фигура, широкие плечи, узкие бедра, этакий культурист эльфьего рода, такие же уши лопухами. Только харя хищная, нос поросячьим пятачком, маленькие и весьма злобные желтые глаза с вертикальными зрачками и полная пасть иглообразных клыков… в придачу ко всему он был наг, без единой ниточки на голом теле и с довольно-таки внушительным самцовым достоинством. Естественно, его облик вызвал соответствующую реакцию у студентов и в гремлина полетели перепуганные Бомбарды и Редукто… Патронус был забыт. Тут бы ему и конец, но профессор, коротко хмыкнув, перекрыл летящие в гремлина заклинания своим Щитом, вызванным Протего Максима. Когда ученики немного очухались, он приказал им всем успокоиться и сосредоточиться на Патронусе, и нечего мне тут панику на пустом месте разводить, дикого гремлина попробуй поймай, а уж о том, чтобы он добровольно пришел в гости сам… Ребята одумались, устыдились, построжели и принялись снова вспоминать-тренироваться. Дикий гремлин стоял возле стола и ехидно скалился, ловя на себе пугливо-робкие взгляды.

Невилл пыхтел и тужился, по его красному лицу стекал пот, Гарри, искренне жалея друга, придвинулся к нему и шепнул в розовое ухо:

— Расслабься. Вспомни фестрала-пегаса…

Невилл потрясенно моргнул, ахнул, и с кончика его палочки сорвалась спираль серебряного дыма, которая спустя миг сформировалась в великолепную крылатую лошадь. Серебряная тень проскакала-пролетела по классу, совершила полный круг и, вернувшись к хозяину, растворилась в воздухе.

Остальным не так везло, но пример Невилла здорово всех подбодрил, и они очень старались. Кричали «Экспекто Патронум», махали палочками и отчаянно хотели научиться вызывать Патронуса, потому что многие их видели, у многих родители пользовались Патронусами, отправляя с ними всякие-разные послания и предупреждения. И конечно же, дети тоже хотели такого же друга, защитника и гонца. Наконец получилось у Рона, из его палочки выскочил терьер. В отличие от Невилла Рон не растерялся, а сразу натравил Патронуса на гремлина, серебряный терьер, подскочив к нему, крепко цапнул за ногу и, пятясь, поволок того к Рону. Вот тут Рон малость подрастерялся, глупо заморгал, Грюм хохотнул и весело крикнул:

— Имя ему дай! Не тормози, парень!

Секундное замешательство, и Рон оглушительно рявкнул, зовя то ли терьера, то ли гремлина:

— Даффи, ко мне!

Раздался сдавленный вопль, серебряный пёс расползся в такой же серебряный туман, полностью скрыв гремлина, а когда он рассеялся, на месте рослого монстрика лежал новорожденный эльф-домовик. Вот он шевельнулся, сел, поднял голову, расправил ушки-лопушки, посмотрел на Рона прозрачными глазами цвета янтаря и робко квакнул:

— Хозяин звал Даффи?

Это будет отличный подарок для вечно занятой Молли Уизли, вы не находите?

Уроки зельеварения у первых-вторых и четвертых курсов проводились по пятницам. Первые — утром и после обеда, а четвертый должен был пойти на урок во второй половине дня, перед ужином. Таким образом, со вторника по пятницу Северус успел налюбоваться на крашеных подростков и теперь почти даже не вздрагивал при виде их. Хотя, по правде говоря, из всех хогвартских профессоров именно Снейп и не удивлялся экстравагантной внешности ребят. Ну да, ну да… кто бы говорил. Просто никто не видел Северуса в ночном клубе на молодежной дискотеке, лохматого, в коже и ошейнике, танцующего в обнимку с Дженни и гитарой и наяривающего тяжелый рок под грохот барабанов… А может, и к лучшему, что не видели? Не знаю, но детям бы понравилось, если бы они увидели новый маггловский имидж грозного профессора.

Войдя в класс, Гарри разложил-приготовил предметы для урока и влюбленно уставился на профессора Снейпа. Ну не мог он с собой ничего поделать, тем более что папа был так близко.

Слегка нервничая от любящего взгляда Гарри, Северус начал урок, ввел короткий инструктаж, взмахом палочки вывел на доске рецепт зелья и велел приступать. Приступили. Ученики начали толочь в ступках змеиные зубы и сушеную крапиву, взвешивать дремоносные бобы и стручки прыгучей фасоли. Снейп внимательно следил, стараясь не обращать внимания на неадекватного Поттера, который то и дело вздыхал и бросал на него теплые взгляды, полные нежности и обожания, — да что с ним такое, уж не гей ли он? Вот не было печали… Отработку ему назначить, что ли, от греха подальше, авось остынет после чистки семнадцатого котла. Остальные пока ничего не замечали, ну, разве что Гермиона да Драко приметили странные взгляды Гарри, которые тот бросал на профессора, но благоразумно помалкивали, мало ли, вдруг каверзу какую-нибудь задумал, а они своим вмешательством провалят план, ещё подведут своего друга.

Конечно, у Гарри было достаточно много времени, чтобы обдумать данную проблему со всех сторон, как подобраться к отцу. Он припомнил все нюансы их общения, совместные приключения, тяжеловатую реакцию Снейпа на скабрезные шуточки Залзана, этого вредного василиска. Но в конце-то концов, они оба прошли испытания на ура, не прокляли и не прибили друг друга. Так вот, Гарри долго ломал голову, долго думал-гадал, как папе сообщить про себя. И не придумал ничего лучшего, кроме как подсунуть ему письма. Ну а что? Сам-то Гарри про отца из писем узнал, так почему бы и Снейпу про сына точно так же не узнать? Осталось только проследить, чтобы профессор эти письма прочел и оценил.

Урок закончился. Рон получил очередную порцию профессорского неудовольствия, Невилл штрафные пять баллов и новое словосочетание «косорукий губошлеп». Сопровождаемые злобным молчанием и неодобрительным, гневным взглядом профессора, ученики спешно собрались и лихорадочно-быстро покинули класс. Гарри, однако, не торопился вслед за ними, он не спеша и миролюбиво собирал свою сумку, тихо намурлыкивая себе под нос какую-то мелодию. Северус вздернул брови — о чем-то поговорить хочет? — и нетерпеливо спросил:

— Что вы хотите мне сказать, мистер Поттер?

Мурлыканье стихло, Гарри закопался в сумку и, вынув пачку пергаментов, выпрямился. Подойдя к столу преподавателя, странно глянул на профессора и протянул их ему со словами:

— Это мне тётя прислала, прочтите сперва вот это, от Сириуса, а потом вот это… от Лили.

Северус поморщился, услышав ненавистное «Сириус», но после слова «Лили» молча протянул руку и взял письма…

Гарри же, убедившись, что профессор действительно читает, тихо смылся, здраво рассудив, что такие открытия из прошлого лучше совершать в одиночку — больше простора для размышления, знаете ли.

Северус не поверил, перечитал про бесплодие оленя Поттера ещё раз, потом ещё раз, и ещё… Строчки не менялись, пришлось поверить, также пришлось поверить и в то, что про родного отца расскажет Лили. Но беря в руки второе письмо, Северус не увидел строчек, перед его внутренним взором встала та картинка из далекого прошлого...

Ноябрь семьдесят девятого года выдался довольно слякотным, снега не было от слова «совсем», и Лили, выросшая на пороге его домика в Паучьем Тупике, была совершенно мокрая, почему-то она забыла про Чары Зонтика… Пришлось отогревать продрогшую подругу, сушить её мокрые волосы и верхнюю одежду и отпаивать горячим чаем с мелиссой. Зачем и почему она пришла, Северус не спрашивал, потому что, как в детстве, Лили могла прийти просто так. И как в детстве, она боялась грозы, а гроза в ту ночь за окном разыгралась нешуточная — грохотал гром, с визгом высверкивали молнии, словно сама погода решила устроить дискотеку с бэк-металлом. Небесные бас-гитаристы с барабанщиками тогда знатно разошлись, грохотало и сверкало так, что самому Северусу было порой не по себе и хотелось спрятаться под одеяло. В итоге, там они вскоре и оказались, под одним одеялом в постели. С объятиями и поцелуями. Секс был жарким, страстным и… пугливым, они оба вздрагивали от особенно громких громовых раскатов. Потом были ещё встречи, заказчиком музыки обычно выступала Лили, именно она решала, когда прийти к любовнику. И она же решила прервать их встречи, просто не пришла однажды, и Северус тогда понял, что между ними всё кончено.

Зато теперь всё стало ясно, Лили забеременела и любовник ей больше был не нужен. Вот те на… Гарри-то мой отпрыск. Олень-то Поттер бесплоден оказался, зато он, любовник… Ох, тухлая печень дракона!.. Вот и что ж ты делать будешь, а? Гарри, мальчишка ты мой… Дыхание перехватило, и Северус запоздало украдкой осмотрелся по сторонам — никого, и длинно всхлипнул, громко и протяжно вздохнул, пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания. Всё-таки осталось у него кое-что от Лили, его любимой женщины, от неё у него остался ребёнок, родная кровиночка. Сын. Ох, что ж так больно-то?..

Гарри, беспокоясь за папашу, временами разворачивал карту Мародеров и украдкой просматривал её. Чернильные следы с пометкой «Северус Снейп» сначала находились в классе на одном месте, там, где Гарри его и оставил. Потом следы хаотично заметались-забегали по кабинету, Гарри настороженно наблюдал за ними, пока они не застыли возле камина, видать профессор сел в кресло. И сел, похоже, надолго, во всяком случае, когда Гарри заглянул в карту после ужина, профессор всё ещё сидел в кресле у камина. Пожав плечами, Гарри свернул карту и занялся эссе по трансфигурации для МакГонагалл. Золотая ручка «Паркер» писала просто потрясающе, и у Гарри больше не было особенных проблем по чистописанию, к тому же сейчас, к четырнадцати годам, руки его стали более крепкими и он наловчился держать ручку каким-то хитрым способом, так, чтобы кисть правой руки лежала на пергаменте, а не на весу, и у пальцев была какая-никакая опора. Правда, от этого сильно изменился почерк, Гарри стал писать с наклоном влево, как левша, но это его не особо расстраивало, наоборот, он считал, что наконец-то нашел свой идеальный и постоянный почерк. Да и МакГонагалл теперь не придиралась к его эссе.

Закончив с эссе, Гарри потер уставшие глаза, фух, два фута это вам не шуточки… Разминая заболевшую руку, кинул взгляд на наручные часы — 22:02, тьфу ты… Спать скоро ложиться надо. Привычно развернул карту, глянул на место у камина и… а где Снейп? Гарри встревоженно зашарил глазами по кабинету, классу, по всему подземелью, но Снейпа нигде не было. Чувствуя, как в душу закрадывается паника, Гарри лихорадочно стал просматривать всю карту в поисках пропавшего профессора. Наконец глаза его выцепили знакомый росчерк имени в компании Аргуса Филча. Запнувшись, Гарри заморгал, озадаченно разглядывая имена Снейпа и Филча в каморке завхоза. Неожиданно стало очень интересно, что такого-эдакого приключилось, что Снейпа на ночь глядя унесло к Филчу… нет, он, конечно, помнит, что они друзья, но всё-таки, что случилось? Гарри заколебался было — а надо ли туда соваться, может Снейп на радостях побежал к Филчу делиться своей новостью о том, что стал папой. Но тревога не отпускала, и Гарри понял, что просто не заснет, пока не убедится, что у них там всё в порядке.

Приняв сие решение, он поднялся в спальню, нашел свою поясную сумку-кошель, вытащил из неё мантию-невидимку, свернул и, зажав под мышкой, спустился обратно в гостиную и вышел в коридор. Рон попытался было увязаться за ним, но Гарри сказал ему, что пробежится до библиотеки, возьмет учебник по рунам и сразу же вернется. Сработало, услышав слова про библиотеку и руны, Рон тут же отстал. В безлюдном участке коридора Гарри накинул на себя мантию и направился на первый этаж, к каморке Филча. Придя туда, он увидел Миссис Норрис, старая кошка одиноко и тоскливо съёжилась под дверью и уныло мурчала, искренне недоумевая, почему хозяин не пускает её домой. Полный сочувствия, Гарри подошел и из солидарности сел на пол рядом с кошкой. Очевидно, у Филча были веские причины выгнать старушку Норри за порог. Из-за дерматиновой двери глухо доносились голоса, Гарри машинально прислушался:

— И что я Дженни скажу? Ик… а Гарри? Д-думаешь, ему понравится?.. — странный, какой-то визгливый голос Снейпа. До Гарри как-то не сразу дошло, что это голос пьяного человека. Голос Филча, напротив, был тверд, хоть и немного выше обычного:

— А почему Гарри должен быть против? Всё ему понравится!

— Ик… правда?

— Ну а как же! Не-е-ет, Северус, вот скажи мне, разве Гарри дурак, отказываться от младшего братишки?

— А Дженни?

— Да что ты заладил! Дженни, Дженни... Нормальная женщина, ещё общего своего заведете, никто лишним не будет… ни Гарри, ни Кеннет.

— Вот именно, Кеннет неродной ребёнок, но мне он… как родной уже. А тут ещё и Гарри… как снег на голову, летом, из ниоткуда.

— Да тьфу на тебя, Северус, мальчики подружатся, не бойся!

Это что он тут слышит? Гарри в изумлении уставился на дверь — чего-то боится Северус Снейп?! — он даже ущипнул себя за лодыжку. Ой! Больно… значит, это не сон. Потирая ногу, Гарри поднялся, решительно толкнул дверь и так же решительно шагнул в каморку.

Филч и Снейп одновременно подняли головы от стола, за которым сидели, и с одинаково пьяным укором воззрились на вошедшего нарушителя их личного суверенного пространства. Понимая, что другого шанса может не представиться, Гарри молча подошел и крепко сгреб отца в объятия, после некоторого замешательства тот тоже обнял Гарри. Обнял и крепко прижал к себе сына. Спустя целую вечность, Гарри тихо шепнул в ухо:

— Ты женат?

— Собираюсь… — виновато сообщил Северус.

— Здорово! А когда?

Северус подозрительно посмотрел в честные глаза Гарри и, не увидев в них фальши, облегченно ответил:

— Зимой. На рождественские праздники мы с Дженни Бреннан собираемся пожениться. У неё есть маленький сын Кеннет, ему шесть лет. Я с ними год назад познакомился… Гарри, ты же не против?

В глубине черных антрацитовых омутов промелькнул затаенный страх, и Гарри почему-то вспомнил своего дракона. Помотал головой:

— Я не против, папа.

В конце-то концов, у него тоже есть тайны и секреты, которые он пока никому не открывал — у него есть огромный радужный дракон, он прячется в лесу и притворяется немым и глупым зверем. У него есть семья, родные тётя и дядя и славный двоюродный брат Дадли. И он их очень любит. Просто от папиной семьи он тоже не будет отказываться, зачем? Папа же не древний старик, он молод и полон сил и собирается жениться, как всякий нормальный и живой человек.

Просто так сложились обстоятельства. После двух бесплодных-бездетных лет законного брака Лили и Джим начали поглядывать на стороны, засомневавшись в репродуктивности друг друга. Успел ли Джим найти любовницу и тем самым изменить супруге, история умалчивает, но скорей всего — нет. Зато Лили искать любовника не пришлось, она знала неравнодушного к ней со студенческих лет человека и без раздумий отправилась к Северусу. И создалась та памятная ночь с небесной дискотекой, та ночь, в которую был зачат Гарри Поттер.

Даффи прищурился, разглядывая дом, в котором ему предстояло работать. Молодой хозяин Рон прислал его сюда с наставлением помочь маме, миссис Уизли. Прозрачно-янтарные глаза дикого новорожденного домовика медленно окинули покосившуюся крышу, хотя… по сути говоря, крыш было несколько, как и множество каминных труб, хаотично торчащих тут и там. Сам дом состоял из нескольких кубов, неровно поставленных один на другой и вокруг основного… здания, скажем так, не будем оскорблять почтенное семейство, обзывая основу дома, э-э-э, свинарником. Может, и было что-то когда-то свинарником, но это было давно и неправда. Все эти кубы и пристройки окружали приземистое и очень прочное строение, сложенное из серого камня прадавних времен, эти камни, возможно, помнили ещё Вильгельма Великого, Юлия Цезаря и Трафальгарскую битву. Из этих древних камней были выложены ещё и стены Камелота, я так думаю… во всяком случае, из тех остатков старых изгородей, которые то и дело встречаются по всей старой Англии, из них до сих пор выколупывают камни хозяйственные фермеры, так вот, эти камни являются современниками тем камням, из которых сложен дом Уизли.

Такова была первая оценка Даффи, оценка жилища в целом, а вот что в частности… тут бывший гремлин мог положиться только на нюх и магию. Что Даффи и проделал, закрыл глаза и принюхался — пахло куриным пометом, кислой капустой, ржавым металлом и… м-м-м, неужели? — Даффи кровожадно облизнулся — пахло упырем. Ну-ка, ну-ка, где он тут, сладенький, тухленький и вкусненький?! На какой-то короткий миг могло показаться, что это не домовик, а хищный и свирепый гремлин, вышедший на охоту — Даффи сгорбился, на полусогнутых конечностях прокрался к стене дома, поднял голову вверх и вперил голодный взор в чердак на самой верхней крыше. Там! Слюни так и полились из ощеренной пасти, смачно облизнувшись, Даффи выпустил когти, вонзил их в стену и полез по ней.

На шум на чердаке чета Уизли не обратила внимания, упырь там всегда шумел, с незапамятных времен, так что шум, создаваемый им, давно стал фоном для общего гвалта. Конечно, когда в доме прорва вечно орущих детей, то как-то не особенно и прислушиваешься к каким-то посторонним звукам. Мало ли кто вопит, может Фред гонится за Роном с требованием вернуть любимую игрушку, а может, Чарли воспитывает очередную молодую виверну, которую держит под кроватью, или Джинни с воем требует у Перси покатать её на плечах. Да мало ли что там может шуметь…

Но сейчас, когда в доме было всего два человека, Молли и Артур, а все дети находились в школе, за исключением старших, которые, впрочем, тоже разъехались кто куда, то шум из сарая всё-таки насторожил супругов. Переглянувшись, Артур и Молли синхронно вынули палочки, кивнули друг другу и, выйдя из дома, направились к сарайчику позади курятника, в сараюшке этом Артур держал всякие-разные маггловские приспособления, включая голубой фордик «Англия». Войдя, супруги Уизли растерянно замерли на пороге, их взглядам предстало изумительное зрелище — весь маггловский хлам был свален в середине сарая живописной кучей, а на вершине вещевого монблана восседал чей-то донельзя счастливый домовик и самозабвенно скручивал вместе здоровенный пук проводов со штепселями. Старательно перепутывал-запутывал проволочные веревочки и тихо напевал какую-то песенку. Молли и Артур непроизвольно прислушались:

Кто счастливей всех на свете?

Это Даффи домовик!

Кто везучей всех на свете?

Это Даффи домовик!

Тру-ля-ля, тра-ля-ля!

Да найдется кошелечек,

На дороге что лежал!

Для хозяев нынешних

Даффи ничего не жа-а-аль!

Тра-та-та, кра-со-та!

Кто на свете всех сильнее?

Это Даффи домовик!

Кто на свете всех милее?

Это Даффи домовик!..

Вот такую счастливую песенку из уст счастливого домовика услышали супруги Уизли. А что? Шальной дух механики только вчера был гремлином и ещё не забыл, кем он был. А тут… такая вкусная находка, ну пальчики же до косточек облизать… жирный упырь на чердаке и полный сарай драгоценного маггловского хлама, которого у волшебников обычно хрен найдешь!

Мистер Уизли опомнился, вскрикнув, бросился на кучу, схватил пучок проводов и попытался отобрать, домовик, перепуганно заверещав, вцепился в свой конец. И какое-то время миссис Уизли наблюдала, как её муж и непонятно откуда взявшийся домовик состязаются в перетягивании проволочного каната.

— Отдай! — рычал Артур Уизли.

— Неть! Моё-ё-ё!!! — протестующе визжал вчерашний гремлин.

У Молли глаза против воли сошлись в кучку, ну не помнила она такого дурдома в своём доме! Даже когда Джинни, долгожданная дочка, родилась и они все на время превратились в счастливых идиотов, и тогда такого бедлама не было.

— Тихо-о-о-ооо!!! — от командирского рёва Молли дрогнули стены сарайчика, куча хлама посередке пугливо осела, а Даффи и Артур, бросив провода, встали «во фрунт». Толстый палец суровой командирши ткнулся в тощенькую грудку, глаза нехорошо сузились, а грозный голос строго спросил:

— Ты кто такой?

— Даффи, мэм… — робко пискнул тот.

— Чей? — столь же строгий и лаконичный вопрос.

— Ваш! — лаконичный же ответ и застенчивая улыбка вдогонку.

У честолюбивой и практичной Молли аж дыхание перехватило — наш?! кальсоны Мерлина! да как же… откуда ж такое счастье свалилось?! — они же столько раз пытались достать домовика, в какие только инстанции не обращались, один раз даже всё бабкино наследство потратили на покупку одного такого на аукционе, но купленный старенький домовичок просто отказался у них жить, всё бухтел и стенал, что не его это, что он-де привык к мэнорам и дворцам… В конце концов его пришлось отдать престарелой тетушке Мюриэль, чему старички только обрадовались и зажили душа в душу. А тут... такое чудо, само пришло… И Молли, опомнившись, задала ещё один вопрос:

— А откуда ты?

— Хозяин Рон прислал… — поколебавшись, Даффи вынул из-за пазухи свернутый пергамент и, держа перед собой, заквакал: — Молодой хозяин Рон просил передать письмо… — быстрый взгляд в пергамент, — маме. Даффи его передаст, но только если Даффи дадут один штепсель навсегда. Взамен за письмо! — закончил мелкий шантажист.

В письме Рона корявым почерком сообщалось, каким образом у них появился свой собственный домовик и что этому счастью они обязаны профессору Грюму с его первым уроком.

* * *

В румынском заповеднике с утра стоял дым коромыслом, драконологи буквально с ног сбились, бегая туда-сюда, — насмерть сцепились две самки драконов, китайский огненный шар и венгерская хвосторога. Как более крупная и сильная, хвосторога победила свою более мелкую, субтильную соперницу, отходив её и в хвост и в гриву, и едва ли живого места на ней оставила, и бедолаги драконоведы похватались за головы — самку китайского огненного шара собирались везти на Турнир, но после неравной схватки она была сильно покалечена и о транспортировке куда-то за границу теперь и речи быть не могло. И перед устроителями турнира встала внезапная и огромная проблема. Ведь давно договорились: каждому чемпиону по одному дракону, а чемпионов сколько? Три! Три чемпиона — три дракона. И что теперь, хвосторогу везти? Но она самая опасная из всех видов драконов.

Взгляды всех драконологов тоскливо шарили по клеткам. Две самки шведского тупорылого и валлийского зеленого кротко и смирно сидели в своих транспортных клетках в ожидании переезда, и к этим двум надо было теперь срочно подобрать третью. Но кого??? На яйцах сейчас сидели только две, покалеченная китайка и хвосторога. То есть сидела одна только венгерка, китайка лежала полумертвая… её яйца придется изъять и как-то спасти их… В инкубатор переправить, например…

Озабоченный этой проблемой Чарли Уизли нахмурился — дементор бы побрал этот их турнир! — тащить куда-то дракониц-наседок в самую пору размножения, хуже напасти и не придумать. А тут ещё и молодая самочка железнобрюха отчудила, по неопытности подавила свои яйца, все шесть штук, просто легла на них во сне, да и всё. Ну да невелика потеря, четыре из них болтунами оказались, а из остальных двух вряд ли вывелись бы здоровые дракошки, племенной-то самец старый совсем, на ладан дышит, может и хорошо, что яйца погибли, а? Может, самочка нарочно их того… Кто их знает, драконов-то, вроде и глупые существа, но какая-то мудрость в них нет-нет, да и проскользнет. Виртуозно прячутся от маггловских вертолетов-самолетов, ни один пилот их за последние десятилетия так и не увидел, и хоть бы одному альпинисту в горах на глаза попались-показались! Не-е-ет, что ни говори, а драконы в этом очень мудры.

А ну-ка… а что если подложить яйца китайки под украинку? Получится ли? Правда, на Турнир придется украинку везти, огромную и неуклюжую шеститонную гору мышц и ярости. Она свирепа и очень сильна. Чарли с сомнением посмотрел на самку украинского железнобрюха, та, поймав на себе пристальный взгляд драконолога, пригнулась к полу и недобро оскалилась, потом на всякий случай рыкнула в его сторону, так, для острастки. Чарли невольно ухмыльнулся — ох и хитрая же ты, тварь, вижу я, всё вижу по твоей наглой морде, что-то знаешь ведь, чертовка. Придется тебе ехать на Турнир, голубушка, ничего не поделаешь. А нам остается надеяться, что тебе достанется достойный противник, сильный и смелый волшебник, способный справиться с тобой…

* * *

В долине Луары, в прекрасном городе Анже, что во Франции, находится Шармбатонская Академия Магии, и в одном из ее помещений сейчас кипели нешуточные страсти. Перед кабинетом директрисы мадам Максим столпились длинноногие блондиночки, претендентки на финальный отбор для Турнира. Синие, серые, голубые и зеленые глаза всех оттенков и в пол-лица, платиновые и золотые блонды волос разной длины и пышности, и одно страстное желание на всех — участие в Турнире Трех Волшебников.

— Ах, я так надеюсь, что меня возьмут на Турнир! — взволнованно произнесла Флер.

— Ростом ты не вышла, мелкая… — презрительно фыркнула Натали.

— На себя посмотри, корова жирная! — осадила Натали Жюли.

— Это я корова?! А ты… а ты… помесь каланчи пожарной и стиральной доски! — не осталась в долгу Натали.

На визг и вопли директрисе пришлось выглянуть из кабинета. Поглазев на сцепившихся девушек с высоты своего трехметрового роста, мадам Максим осторожно кашлянула. Свалка распалась, поцарапанные и потрепанные девушки дружно задрали головы на директрису и изо всех сил заулыбались, строя из себя самых невинных овечек. Высоким контральто директриса осведомилась:

— Что за шум?

Вперед храбро шагнула Натали:

— Мадам Максим, мы хотим знать, кто из нас поедет на Турнир?

Недоуменно вздернулась соболиная бровь, пенсне сползло на самый кончик внушительного орлиного носа, а последовавший ответ убил всех шестнадцать девочек наповал.

— Все едем.

На берегу озера Фантанел, что в Трансильвании, стоит древний замок, скрытый от глаз простых людей, иначе говоря — магглов. Черная неприступная цитадель носит устрашающее и гордое название — Дурмстранг, и в его стенах кипели точно такие же страсти, как и во французской Академии, с той лишь разницей, что парни дрались пожестче и кулаки у них были потяжелее, чем у изнеженных француженок. Да и директор, Игорь Каркаров, обошелся с учениками без церемоний — расшвырял их во все стороны, как щенят, заклинанием и облил сверх того ледяной водой с потолка. Охладив варваров, грозно рявкнул:

— Ещё один лишний звук, и никто не поедет! Всем всё ясно? Р-р-разошлись по местам, кретины!!!

Северуса мучило сильное похмелье, тяжелая и почему-то горячая голова гудела так, как будто на неё одели ведро и кто-то очень вредный колотил по нему половником, а стоило пошевелиться, как к гудению прибавилась ещё и боль… нет, не так — БОЛЬ. Вот. И эта дикая боль всверливалась в голову со всех сторон, и в виски, и в затылок, и в лоб… Особенно больно было в нижней части затылка, аккурат над атлантом, который подозрительно и пугающе скрипнул, когда Северус повернул голову. Испуганно замерев, он прислушался к себе, пытаясь понять, выживет ли он сейчас или лучше отправиться на тот свет?

Кто-то похлопал его по плечу, а перед носом появился… ну, судя по запаху, открытый пузырек с Антипохмельным. Кстати, очень вонючим. А потом раздался виновато-досадливый голос Поттера:

— Да пей же ты! Коньяк и виски не дам.

Почему? Видимо, этот вопрос как-то отразился на его лице, потому что Гарри ответил:

— Потому что твой мини-бар закрыт на какие-то хитромудрые запоры и заклинания, а где ещё достать алкоголь, я не знаю, тем более в школе.

А зелье откуда?

— А зелье стояло на каминной полке, видимо ты сам его заранее приготовил.

Так, я не понял… Поттер что, читает мои мысли?

— Зачем мысли? У тебя на лице всё написано. Читай не хочу. Папа, зелье пить будешь?

Слово «папа» подстегнуло воспоминания и частично протрезвило. Северус заставил себя сесть, трясущейся рукой взял откупоренный флакончик и опрокинул его себе в рот. Жуткая смесь перечной мяты и полыни обожгла язык и наждаком продрала гортань, возвращая ясность и трезвость уму. Нервно передернувшись, Северус, прищурив глаза, глянул на Гарри, стоявшего рядом с диваном, тот с любопытством смотрел в ответ. После недолгого молчания Гарри поинтересовался:

— Давно хотел спросить. Ты плохо видишь?

— Зрение у меня не идеальное, не стопроцентное… — уклончиво ответил Северус. Вздохнул и в свою очередь спросил:

— Ты не сердишься?

— За что? — искренне поразился Гарри. Северус снова вздохнул и неопределенно повел рукой, мол, за это, и вообще, я в первый раз так напился. Гарри понимающе покивал, сел рядом, зарылся под бок и затих. Северус тоже застыл, боясь спугнуть моменты доверия домашнего и ласкового мальчика. Посидели, помолчали. Потом Северус тихо спросил:

— Кто ещё кроме Регулуса и… Сириуса знает об этом?

— Моя тётя знает и один мой друг, Джон Уайт, он маггл и далеко.

— И как нам быть? — против воли вырвалось у Северуса. — Минерва не поймет. Она на стенку залезет, когда узнает.

— А Рона кондрашка хватит! — согласно подхватил Гарри, прекрасно понимая отца.

И снова они надолго замолчали, грустно прикидывая сложившееся положение. Молчать? И как долго они смогут хранить эту тайну ото всех? Да и надо ли держать это в секрете? Не в силах прийти к чему-то одному, они растерянно смотрели друг на друга. Наконец Северус неуверенно спросил:

— А что бы посоветовал мудрый Залзан?

— Он бы посоветовал идти вперед и не заморачиваться, — без раздумий ответил Гарри.

— То есть пустить всё на самотек? — уточнил Северус. Гарри лишь плечами пожал. Отец вздохнул, встал и направился в уборную приводить себя в порядок. Минут двадцать спустя он вышел, вытирая волосы полотенцем и обнаружил Гарри возле шкафа, тот рассматривал корешки книг за стеклянными дверцами.

— Что-то ищешь? — спросил, подойдя.

— Да, про Патронусов. У тебя нету?

— Почему? Есть… — Северус, оставив полотенце на шее, открыл дверцу и достал с верхней полки толстую книгу в черном переплете. — Вот. Здесь есть подробный раздел про Патронусов. А что, профессор Грюм непонятно объясняет?

— Да нет, он-то понятно объясняет, просто мне своего Патронуса спря… э-э-э… скрыть надо. У него форма подозрительная.

— Неужели василиск?! — притворно ужаснулся Северус, театрально хватаясь за грудь. Гарри засмеялся. Отец улыбнулся и, посерьезнев, тихо спросил:

— А кто у тебя? Какая форма у твоего Патронуса?

— Дракон… — виновато шепнул Гарри.

Северус только присвистнул. Да-а-а уж, шикарный Патронус у парня, нечего сказать. И впрямь подозрительная форма.

— Его никто не видел, только я! — зачастил Гарри, нервно глядя на него. — Я его в пустом классе вызвал, поэтому никто и не знает о нем. Папа, ты не знаешь, Патронусов можно сменить?

Северус отметил, что Гарри как-то уж больно привычно зовет его отцом и спросил:

— Ты давно про меня знаешь?

— С конца января. Примерно в то время тётя Петунья получила письма из Южной Америки от Сириуса. Кстати, а я понял, почему он ко мне не особенно рвался, он-то знал, что я не сын Джеймса Поттера. А значит, и как крестник я ему не родной.

— Это его не оправдывает! — гневно возразил Северус. — Крестник не всегда может быть родным, и обязанности крестного он должен был исполнять в любом случае.

— Знаешь, а мне на него плевать! — запальчиво крикнул Гарри, внезапно обидевшийся на Сириуса. Северус, поняв его чувства, сгреб мальчишку в крепкие объятия. Гарри, громко пыхтя, сначала попытался вырваться, но потом затих, успокоенно замер в надежном кольце отцовских рук. Зарылся лицом в распахнутый на груди черный халат и вздохнул. Негромко пробормотал:

— Так что там с Патронусами?

— А ничего. Зачем его прятать? Пусть все видят твоего необыкновенного Патронуса.

— А у тебя он есть?

— Да. Лань. Лили-лань, Патронус твоей матери.

В этот день была суббота, и никто не мешал им быть вместе целый день, правда Гарри всё-таки пришлось сбегать на обед-ужин, перекусить и себя народу показать, мол, здесь я, никуда не делся, не теряйте. Так же прошло воскресенье и все последующие выходные. Гарри теперь регулярно исчезал на все выходные и на все вечера после ужина до отбоя. Гермиона голову не ломала, она училась, посещала все доступные уроки и старательно зубрила домашние задания. Невилл и Драко — аналогично. И только бездельник Рон что-то пытался вызнать — куда и зачем пропадает Гарри? Несколько раз попытался проследить за ним, но это было довольно сложно, ведь у Гарри была мантия-невидимка. Пробовал по звуку определить, но только ещё больше запутался — шаги невидимого Гарри стихали то в направлении каморки Филча, а то и вовсе в направлении выхода из замка. А на улицу Рон не мог выйти. Начиная следить за другом, он как-то забывал накинуть на себя верхнюю одежду, куртку там, шапку. Да и Гарри был постоянно начеку, ловко обдуривал рыжего шпиона. И бегал по своим секретным делам то в подземелья, то в лес, навещая отца и дракона. Свои секретики Гарри очень берег, особенно про последнего, понимал, что тайну разумного дракона нельзя открывать до поры до времени. Волшебный мир не готов к этому, ведь если голая послушная лошадь всего лишь вызвала сенсацию и пару скандалов в определенных кругах в огромном маггловском мире, то один Мерлин ведает, что может произойти, если маленький, ограниченный мирок колдунов и магов узнает страшную правду о драконах.

Бесплодный шпионаж Рона продлился аж до октября, а там стало как-то и не до того — приехали гости, дорогие да заморские. Встречали их всем Хогвартсом. Выстроились почетными шеренгами на ступенях и целых полчаса дрожали и стучали зубами от холода, пока с небес не спустилась огромная синяя карета, которую волокли двенадцать совершенно кошмарных лошадей — ростом со среднего слона, масти паломино, золотисто-желтые с белыми гривами, спину каждой лошади венчала пара громадных крыльев. Они были бы красивыми, если бы не свирепое выражение их морд, оскаленные пасти, выкаченные красные глаза и грозное пыхтение вкупе с клубами пара, вырывающимися из их раздутых ноздрей. Гарри уже разбирался в лошадях и сразу понял, что к этим коням подходить нельзя, они смертельно опасны. Пассажиры синей кареты тоже произвели впечатление, шестнадцать тоненьких блондиночек, мальчик, исполняющий обязанности кучера и грума, и их внушительная, трехметрового роста директриса — мадам Олимпия Максим.

Ещё полчаса дрожи и зубовного стука, и в центре Черного озера возник второй предмет ожидания. Сначала что-то громко забурлило и забулькало, как будто из гигантской ванны вынули затычку. Потом со дна озера всплыли и звонко лопнули большущие пузыри, а вслед за ними показалась грот-мачта с марсовой площадкой, затем гроты и реи, а следом и весь корабль. Он был похож на "Летучего Голландца", такой же жуткий и потусторонний, как и все затонувшие корабли, весь в ракушках, иле и… Гарри с содроганием пригляделся к морским клопам, обильно покрывающим гнилые доски корабля-утопленника. Тьфу ты… эти маги точно без голов, не могли использовать продырявленную свежую лодку? Обязательно надо было поднимать со дна морского затонувший столетия назад старинный парусник? Надеюсь, клопы передохнут в пресной воде озера, а не приживутся-адаптируются к пресной же водичке и в старой бедной Англии не начнется какая-нибудь экологическая катастрофа. Судя по ужасу на лицах, об этом подумали не только магглорожденные, но и чистокровные волшебники сообразили в том ключе, случайные уроки Гермионы не пропали даром.

А пассажиры корабля-призрака сначала заставили всех вздрогнуть: по трапу, переброшенному с корабля на причал, сошла группа каких-то лохматых толстяков. Пока они вперевалочку топали от берега к замку, у многих в головах успели мелькнуть испуганные мысли — что за йети к ним приехали и кто это в Дурмстранге учится? Но вот «йети» достигли освещенного участка, и панические мысли испарились без следа, на пришельцах были всего лишь шубы мехом наружу. Просто привычная кротовая шуба Хагрида была гладкошерстной, если можно так выразиться, глянцево-блестящей, а на гостях из Болгарии были очень лохматые шубы, из меха пушистых зверей, медведя, волка. Лисьи воротники, песцовые и кроличьи шапки. Директор Игорь Каркаров вышагивал как князь, в соболях и серебристой нутрии, такая же шуба из соболя была и на Викторе Краме, чье появление вызвало фурор и радостный ажиотаж среди старшекурсников Хогвартса. Да что там старшие, Рон вот тоже узнал Крама и страшно удивился:

— Эй, а я и не знал, что он ещё ученик!

Большой зал, казалось, стал ещё больше, болгарские гости расселись за столом Слизерина только потому, что там было меньше всего студентов, по той же причине заняли стол Когтеврана и гости из Франции. Мадам Максим уселась по левую руку от Дамблдора, справа, соответственно, сел господин Каркаров, рядом с ними в ожидании ещё кого-то пустовали два кресла. Дамблдор откашлялся и начал вступительную приветственную речь:

— Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости. С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведете у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка! — тут Дамблдор перевел дух и продолжил более деловым тоном: — Официальное открытие Турнира состоится сегодня вечером, сразу же после ужина. Угощайтесь, дорогие друзья, на славу. Ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома!

Директор сел, а столы тут же наполнились едой, среди которой были замечены и заморские блюда вроде французских буйябеса и бланманже, и болгарских гювеч и фаршированных перцев — чушка бюрек. Гарри из любопытства рискнул попробовать последнее, по виду не такое страшное, да и по описанию знакомое, Ваня Уайти рассказывал про фаршированные перчики. Попробовал, понравилось, облизал вилку, подумал и взял добавки.

Пока ели и знакомились с новыми вкусами, пустые кресла обрели хозяев. Рядом с директором Каркаровым сидел полноватый мужик с жуликоватым лицом, а слева от мадам Максим восседал тощий и до отвращения правильный какой-то хлыщ, прилизанный и лощеный. Их представили как Людо Бэгмена и Рекса Бэрримора, они были организаторами Турнира Трех Волшебников.

После ещё одной занудной речи Дамблдора, Филч по его указу наконец-то внес деревянный ларчик, который поставили на табуретку, из его недр вынули и водрузили на крышку ларчика такой же деревянный, грубо отесанный кубок, после чего директор Дамблдор торжественно провозгласил:

— Чемпионов выберет беспристрастный судья — Кубок огня!

Что-то пыхнуло, и вдруг кубок окутался синим пламенем, оно загадочно заплясало, рождая невиданные картинки, на которые способна только фантазия огня. Кубок огня зажегся и был готов начать сортировку.

Взгляды всех так и прикипели к синему огню. Близнецы Уизли алчно заерзали, чуть ли не пуская слюни, в их рыжих глазах разгоралось нездоровое лихорадочное пламя со знаком доллара и Клондайка. Им очень хотелось участвовать и выиграть тыщу золотых галлеонов. А директор Дамблдор начал вещать:

— Инструкции к состязаниям уже проверены мистером Бэрримором и мистером Бэгменом. Для каждого тура всё готово. Туров — три, состязания основаны исключительно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность.

При последних словах зал тревожно замер — опасность? А Дамблдор невозмутимо продолжал:

— В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оценивать по мере прохождения каждого задания. Победителем станет чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов.

Фред и Джордж при этом азартно переглянулись, перемигнулись и кровожадно потерли ручки, заранее ощущая жар золотых монет. А директор неспешно тек дальше:

— Желающие участвовать в конкурсе на звание чемпиона должны разборчиво написать имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок. На размышление дается двадцать четыре часа. Кубок будет стоять в холле до завтрашнего вечера. И завтра вечером выбросит в языках пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебников. Конечно, избраны будут самые достойные. Кубок будет доступен всем, но к участию в Турнире будут допущены только те, кому исполнилось семнадцать лет. А чтобы не было лишнего соблазна, я очерчу вокруг Кубка запретную линию. Эту линию пересекать запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе должны запомнить — для чемпиона обратного хода нет. Чемпион обязан пройти Турнир до конца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить невозможно. Посему хорошенько взвесьте, действительно ли вы хотите участвовать в Турнире. Вот, собственно, и всё. Теперь, друзья, самое время идти спать. Всем, всем доброй ночи.

Гарри с сожалением оторвался от остатков французского десерта — крокенбуша, вкуснющего тортика из профитролей, — и, облизав вымазанные в креме пальцы, вылез из-за стола. Заморские гости направились к выходу из зала. Рон, вытянув шею, жадно высматривал кого-то в толпе болгар, лихорадочно теребя всех поблизости:

— У вас нету пергамента, ну хоть клочка? А перо? Ну хоть карандаш, ну огрызочек!.. Я хочу автограф… А вы не знаете, где они спать будут? А давайте их к себе пригласим…

В дверях случился небольшой затор — Каркаров столкнулся с Грюмом. Оба застыли в боевой стойке, свирепо всматриваясь в лица друг друга, и, казалось, готовы были сцепиться подобно двум питбулям. Вокруг них заискрился-замерцал голубыми электрическими искорками воздух и явственно запахло озоном. Интуитивно Гарри подошел и встал перед Грюмом, Каркаров машинально глянул на мальчика и как осекся, осадил назад, некрасиво отвалив челюсть и выпучив глаза на молниеобразный росчерк на лбу Гарри. Его подопечные с интересом таращились на происходящее, некоторые тихо перешептывались и показывали на них пальцами.

— Да, это Гарри Поттер, — прохрипел за спиной Гарри Грюм. — Что, не ожидал? И если тебе нечего сказать Гарри Поттеру, сделай милость, проходи. И не попадайся мне на глаза.

— Это будет… затруднительно, — прошипел Каркаров.

— А ты постарайся, голубчик, постарайся… — не менее язвительно просипел Грюм. Бессознательно он вцепился в плечи Поттера; поморщившись от боли, Гарри искоса глянул вбок и увидел, как побелели костяшки пальцев на заскорузлых руках Грюма. Болгары ушли, пробка рассосалась, а Грюм продолжал стоять на месте и только сверлил волшебным глазом стену холла. У Гарри создалось жуткое впечатление, что профессор смотрит сквозь толстые стены замка — в том направлении, в котором он смотрел, за стенами было озеро, а на нем корабль.

По субботам ученики старались побольше поспать и к завтраку спускались довольно поздно. Но в этот выходной все встали пораньше. В холле собралось человек двадцать самых нетерпеливых, кто-то на ходу жевал тосты, и все глазели на Кубок огня. Он стоял в центре холла на табуретке, на которую обычно клали Распределяющую Шляпу. Его обегала золотая линия, образуя на полу окружность радиусом шесть с половиной футов.

После бородатого цирка, устроенного близнецами, небольшого парада француженок, когда они покидали свои пергаменты с именами в Кубок с демонстрацией голливудских улыбок, и обсуждения о том, что бросать имена лучше всего ночью, в ходе которого выяснили, что дурмстрангские мальчики свои пергаменты кинули ещё до завтрака, а из Хогвартса только раскачиваются, Гарри, Гермиона и Рон вышли прогуляться. Загон-левада был расположен на пологом берегу озера неподалеку от хижины Хагрида, Гарри заинтересованно поглядел на крылатые силуэты и предложил друзьям подойти поближе, полюбоваться на пегасов. Абраксанские кони мирно паслись, щипля подмороженную и высохшую осеннюю траву. Но ближе к ним всё-таки не стоило подходить, их красные глаза недобро косили в сторону ребят, молчаливо предупреждая, чтобы не совались к ним в загон. Ребята предупреждению вняли, ближе соваться к ним не стали и благоразумно вернулись к дому Хагрида. Понаблюдали за тщетными попытками Хагрида укротить свою буйную шевелюру, обсудили его парфюм и костюм, погадали насчет его возможных отношений с мадам Максим и размеры их будущего ребёнка, если таковой у них родится. Узнали наконец, чем питаются соплохвосты — крабомантикоры оказались те ещё каннибалы, начали жрать друг друга.

И вообще, нет ничего хуже бесцельного ожидания, когда время ползет со скоростью беременного морского ежа — по миллиметру в час. Да ещё и в выходной, тут уж вовсе караул, и так-то заняться нечем… Многие даже пожалели, что заранее переделали все домашние задания. А как же, вчера-то все предвкушали интересные события-знакомства-развлечения, вот и переделали все свои дела, чтобы освободить завтрашний день, вот то-то и оно. Французы отсиживались в своей необъятной карете и щебетали на своем французском. Болгары — аналогично, заныкались на своем кораблике, переговариваясь на русско-болгарском языке. Морские клопы, к слову, оказались иллюзией, как и гнилые доски корабля, на самом деле, он был очень даже новый, буквально вчера сошел со стапелей.

Короче, пришлось англичанам убивать время в своих родных стенах, чтобы кое-как дожить до ужина.

Да и сам ужин, казалось, никак не закончится. Из-за того, что праздник длился уже второй день, Гарри не налегал на новые изысканные блюда, ему, как и остальным, не терпелось узнать, кто будет тремя чемпионами. Но несмотря на неспешность, у времени есть одно замечательное свойство — оно всегда идет вперед и никогда-никогда не останавливается, даже на миг. И даже если каким-то особенно могущественным магам и удается остановить и повернуть время вспять, то это всего лишь желанное наваждение, грубая иллюзия. Им кажется, что удалось вернуться назад во времени на час, два или год, но это не так. Время как текло, так и продолжает течь вперед, потому что как бы не прыгали путешественники во времени, для остального мира и людей время незыблемо. Всё так же рыскают по лесам звери, всё так же цветут и растут растения, всё так же люди встречают рассветы и провожают прекрасные закаты. Солнце и Луна не подвластны времени, у них свои порядки. Законы небесной механики. Вот и сейчас, время подошло к нужной точке бытия — Дамблдор поднялся со своего места и торжественно объявил:

— Кубок огня вот-вот примет решение. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. — Дамблдор указал на дверь позади стола преподавателей. — Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Затем он вынул волшебную палочку и широко ею взмахнул, часть свечей погасла, погружая зал в таинственный полумрак. Кубок огня засиял ярче, пляшущие синие язычки пламени ослепительно и больно били по глазам, но всё равно все неотрывно смотрели на огонь. Затаили дыхание, считая последние секунды, вот-вот, сейчас… ещё секунда и…

Пламя вдруг налилось красным, взметнулся вверх сноп искр, и с коротким «пуф» из Кубка вылетел выброшенный невидимой катапультой обгоревший кусок пергамента. Зал замер. Дамблдор протянул руку и неожиданно ловко для своего возраста подхватил хаотично летящий пергамент, громко, отчетливым голосом прочитал:

— «Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам!»

Аплодисменты, вопли, громче всех орал счастливый Рон:

— Так и должно быть!

Со своего места поднялся чернявый, плотно сбитый крепыш с широченными плечами и гиперборейскими тяжелыми чертами лица — Виктор Крам. Хмуря брови, он двинулся к Дамблдору, повернул направо и, миновав профессорский стол, скрылся в указанной ранее комнате. Взгляды всех снова приковались к синему огню, снова затаили дыхание в ожидании следующего претендента. Синее пламя стало почему-то розовым и с новым коротким фуканьем выплюнуло второй пергамент. С бантиком. Дамблдор кашлянул, зачитывая новое имя:

— «Чемпион Шармбатона — Флер Делакур!»

Девочки из Франции протестующе зарыдали и что-то обиженно кричали, провожая завистливыми взглядами везучую соперницу, стройную, невысокую и практически невесомую девушку с тонкими и прямыми волосами. Рассылая белозубые улыбки направо-налево, мадемуазель Флер Делакур грациозной поступью газели продефилировала в ту же комнату, что и Виктор Крам. В третий и последний раз взгляды обратились на Кубок огня. Ожидался самый последний и самый желанный чемпион. Чемпион Хогвартса, и узнать его имя хотелось больше всего, а как же, родной, свой, хогвартский. И он не заставил себя ждать. Всё повторилось, как и в первый раз. Покраснел огонь. Короткое «пуф», и снова летит по воздуху тлеющий пергамент. Сначала директор прочитал про себя, просиял и процитировал вслух:

— «Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!»

Ликующий рев тысяч глоток заставил вздрогнуть потолок, во всяком случае с него упало несколько свечек, а некоторые звезды переместились, создав новые, неведомые науке созвездия и навсегда сменив на потолке привычный рисунок звезд. Такой вот случайный своеобразный салют третьему Чемпиону… Седрику рады были все, а когда он поднялся, удивленно и застенчиво улыбаясь, все без исключения ощутили огромную гордость за него, высокого и красивого, скромного юношу-пуффендуйца.

Аплодисменты долго не стихали, и Гарри, в общем-то, понимал, он сам не мог остановиться, отчаянно хлопая до боли в ладонях, он вместе со всеми громко вопил, надсаживая глотку и едва не взрываясь от счастья. Седрик! Седрик! Ура! Седрик!!! Чемпион! Наш Чемпион — Седрик Диггори!

Дамблдор стоял и терпеливо ждал, когда страсти хоть немного улягутся, наконец, дождавшись относительной тишины, он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь:

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая учеников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защищать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад вашим школам и приведете к победе своего участника славного Турнира Трех Волшебников, — Дамблдор протянул руку и поманил к себе третьего чемпиона. — Пойдем, Седрик, пора.

И они ушли в ту таинственную комнату за столом преподавателей. А все остальные принялись ждать. На столах, словно в поддержку им, появились напитки, разные соки и пуншы и легонькие закусочки в виде тарталеток и маленьких бутербродиков на шпажках, небольшой фуршетик напоследок, чтоб не так скучно было ждать. У Гарри горели отбитые ладони, и он чувствовал приятную усталость. Ох и длинный же был день… и всё это ради короткого счастья, подумать только, Седрик!.. Седрик стал чемпионом! До чего же здорово! Однако только сейчас Гарри заметил, что не все разделяют общую радость. Рон сидел с кислым видом и недовольно крошил малюсенький хлебец, Гарри вопросительно толкнул его локтем, мол, чего ты? Рон скривился и занудил:

— Ну почему он?! Почему не гриффиндорец?..

Гарри опешил, заморгал и растерянно пробормотал:

— Не понимаю тебя, Рон. Какая разница, с какого факультета наш чемпион, главное-то не в этом, а в том, что Седрик Диггори представляет нашу школу, как и те два иностранных чемпиона. У них же в школах тоже, наверное, разные факультеты и разделы.

Дождавшись конца инструктажа и выхода чемпионов, зал снова зааплодировал, после чего они все разошлись по своим факультетам, кораблям и каретам, громко обсуждая новости от своих друзей, которые не стали ничего скрывать от своих поклонников и тут же рассказали, что первый тур состоится двадцать четвертого ноября и должен выявить находчивость и смекалку участников.

В воскресенье Гарри, едва проснувшись, рванул в подземелья, к отцу. Он помнил, что папа вместе с некоторыми учителями тоже ушел в ту комнату после отбора трех чемпионов. И теперь спешил удовлетворить свое неуемное любопытство. Торопливо оделся, так же торопясь почистил зубы, умылся, прихватил мантию-невидимку и покинул спальню. Добравшись до покоев Снейпа, Гарри шепнул двери пароль и толкнул её ладонью. Тихо вошел, прислушался и вздохнул — рано он пришел, папа спит. Будить его Гарри никогда не решался, интуитивно чувствовал, что тому это не понравится. Северус был явно не из тех людей, которые любят, когда их будят, и спросонок мог и приложить хорошим таким проклятием. Так что Гарри остерегался его спящего трогать, целее будет. Но как же это трудно и так грустно, терпеливо дожидаться, когда папаша Снейп соизволит проснуться.

Но делать нечего, папа спит и беспокоить его сейчас будет просто свинством, и Гарри достал с полки шкафа книгу Майн Рида «Охотники за растениями», забрался в кресло под самым большим канделябром, где было побольше свечей, и погрузился в живописные приключения ботаников-коллекторов. Н-да-а-а, а он даже и не подозревал, что это настолько увлекательно, странствовать по всему миру, от Австралии до Адриатики, от Индии и до Африки, в поисках красивых цветов. Это, оказывается, благодаря им английские сады и палисадники украшают прекрасные лилии и нарциссы, сирени и рододендроны. За чтением время, конечно же, пробежало быстрее, Гарри сам не заметил, как увлекся, и реально вздрогнул от испуга, когда отец энергично потряс его за плечо.

— Ай! Ох… это ты, — Гарри смущено глянул на нависшего над ним отца и робко улыбнулся, закрывая книгу. И сказал, просто чтобы что-то сказать: — Очень интересная книга.

Северус бросил короткий взгляд на обложку и кивнул:

— Знаю. Завтракать будешь?

Позавтракали черничными оладушками, запивая их кофе-какао. Доев и подождав, пока отец доест, Гарри нетерпеливо спросил:

— Ну что там было после отбора?

— Где? — «не понял» Северус, пряча улыбку за газетой.

— Ну папа!.. — заныл Гарри, жалобно глядя на газетную стену.

— А что там было? — проворчал Северус, опуская газету на стол. — Ничего особенного там не было, Бэгмен и Бэрримор поздравили чемпионов, ввели их в курс дела. Рассказали, когда начнутся первые состязания и в чем они заключаются, вот и всё.

— Правда? А кому какой дракон достанется?

— Какой дракон? — растерянно спросил Северус. — Ни о каких драконах они не говорили.

Гарри нахмурился — это что же, чемпионам не объяснили, что на первом туре их ждут драконы? И похоже, не все об этом в курсе, вот папа тоже не знает. Северус продолжал вопросительно смотреть на него, и Гарри вынужденно пояснил:

— Нам Драко Малфой еще в поезде сказал, что в первом туре будут драконы. Ты не знал?

Северус медленно покачал головой и хмуро проговорил:

— Я только слышал, что кто-то купил дракона и поселил его в Запретном лесу. Идиот. Как будто в лесу и без того мало опасных тварей!

Гарри невольно заерзал, чувствуя, как зачесалось в одном месте при слове «идиот». Знал бы папа, кто именно купил дракона… И затосковал-загрустил, не зная, обижаться ли на отца, хотя больше было обидно за дракона, Серенгети же не виноват в том, как волшебники относятся к ним. Северус насторожился, видя погрустневшее лицо сына — что-то не так… И Патронус у него дракон. Но связи Северус не увидел, не смог, да и Гарри вдруг засобирался и как-то слишком поспешно ушел, так что Северус невольно спросил себя — а не было ли это бегством?

Кипя от злости и сдерживаемой обиды, Гарри пулей вылетел во двор. Ноги опять обогнали голову, он вдруг обнаружил, что шагает к загону с крылатыми конями. Хотел остановиться, но увидел маленькую фигурку в опасной близости, она висела на перекладинах и тянула руку к ближайшему коню. Ну и кто это там… настолько безголовый? Встревоженный Гарри ускорил шаг, собираясь обрушить громы и молнии на… кудрявую каштановую головку мальчика-грума из Франции. Разглядев, кто перед ним, Гарри с разгону затолкал обратно в глотку рвущиеся наружу ругательства и сконфуженно остановился. Французик бросил на него любопытный взгляд и заинтересованно оглядел необычную гаррину внешность — от цветных янтарных линз в глазах до черных ногтей и от синих прядок в волосах до гриндерсов на ногах. Оглядел, оценил и решил представиться, протянул руку для рукопожатия:

— Меня зовут Жан Батист Бернар. Для друзей Барри.

Его улыбка была искренней и дружелюбной, и Гарри растаял, ответил на рукопожатие:

— Я Гарри Поттер. Очень рад познакомиться! — и кивнул на коней: — Я правильно понимаю, для своих они безопасны?

— Абсолютно безопасны, — подтвердил Бернар и начал перечислять, показывая на каждого пальцем: — Этот вот Гастон, там Перальто, Фрау, а вон тот, карнаухий — Гонор…

Всех он, впрочем, не стал называть, сумел вовремя остановиться, понимая, что имена лошадей, в принципе, не особенно нужны постороннему человеку, а так быстро надоедать Гарри он не собирался. Но он ошибался, Гарри было интересно, он внимательно выслушал и спросил про самого любимого коня, обрадованный Бернар подозвал любимца. Откуда-то из середины табунка в небо взлетел и, пролетев к изгороди, опустился на землю самый крупный конь. Бернар представил его:

— Познакомься, Гарри, это Танцор. Его полное имя Танцующий С Ветром, но он отзывается и на Танцора. Он ласковый, можешь погладить его.

Гарри осторожно погладил соловую морду гиганта и примерно прикинул его размеры, намного больше шайра и чуть поменьше индийского слона. А так лошадь как лошадь, с крылышками только.

— А девочки есть?

— Конечно. Фрау, Леди Райн, Женевьева и Серенада.

— Какие имена интересные! — восхитился Гарри. Жан Батист рассиялся от удовольствия. А Гарри снова спросил:

— А почему они такие… ну, страшные в упряжке. Я испугался, когда увидел их в первый раз…

— Так они уздечек не любят, их вообще ни одна лошадь не любит, говоря по правде. Уздечки их мучают, причиняют им боль… но что поделать? Ведь это единственный способ управлять лошадью.

Гарри подумал о парализованной немке, которая, сидя в инвалидной колясочке, одним движением мизинца заставляла танцевать целый табун роскошных и мощных широкогрудых фризонов, и полный сомнения покачал головой. Нет, есть способ управлять лошадью без уздечки, просто об этом мало кто знает.

С понедельника начались обычные школьные будни. Креветки Хагрида помимо каннибализма очень сильно изменились внешне, подросли до размеров лабрадоров, покрылись броней и обзавелись жалами и соплами. Студенты теперь едва не орали от ужаса, глядя на этих жутких монстров, никто никогда так и не смог пересчитать их ноги, а также определить, где у них перед, а где зад. Присоски, жала, сопла, бесчисленные усы и щупики, б-бр-р-ррр… Так их ещё и выгуливать теперь надо! Хагрид, может, ты нас милосердно пристрелишь, а? Из арбалета, вон над дверью твоего домика висит… Тугие шлейки странной конструкции плотно охватывали поджарые тела сквозь мешанину ног, сверху к кольцу пристегивался поводок, и за них соплохвосты таскали студентов за собой по всей прогулочной площадке. «Пых» — из сопел вырывается не то пламя, не то горючий газ, подобный тому, которым выстреливает во врагов жук-бомбардир, и некая реактивная сила толкала соплоскорпиона вперед, рывками увлекая следом и студента-проводника.

На этом обыденном фоне как-то прошли мимо такие события, как проверка волшебных палочек и визит журналистов. Несколько раз Гарри видел шныряющую по школе неприятную тётку лет слегка за сорок, при ней всегда летел по воздуху блокнотик с ядовито-зеленым пером. Тётку звали Рита Скитер, поняв, кто она такая, Гарри начал избегать её. На всякий случай. Её статьи он читал и не все они были приятны. Увидев же Олливандера, Гарри вежливо поздоровался с ним. Старый Мастер волшебных палочек с трудом узнал Гарри, а узнав, тут же поинтересовался, как поживают его палочки. Гарри нехотя признался, что одну палочку он сломал. Олливандер задумчиво покивал и пришел к выводу, что мистер Поттер не зря покупал себе две палочки.

В десятых числах ноября прибыли драконы. Их привезли ночью и сонных, усыпленных сильнейшими снотворными препаратами, сгрузили с портальной площадки на огромные тележки, перевезли в лес и пересадили в клетки. В четвертую клетку положили спящего сфинкса, конечно до него очередь ещё не скоро дойдет, но сфинкса надо было адаптировать к местному климату, поэтому ему и предстояло здесь долгое житье, для чего его клетку благоустроили, она была просторной — своего рода вольер, пол в ней был утеплен деревянным настилом, была ещё и будочка для укрытия от ветра, дождя и снега.

И разумеется, о драконах вскоре знали все, даже те, кто не верил рассказам Драко Малфоя и Невилла Долгопупса. Это же школа, господа. Какие такие секреты??? Тропочка в лес, сперва тощенькая, из недолговечных следов в грязи и снегу, вскоре стала широкой проторенной тропой-дорогой. Также была вытоптана и земля вокруг клеток… а вы покажите мне того человека, который добровольно согласиться сидеть в четырех стенах, зная, что совсем рядом, в одной миле отсюда и вглубь леса находятся четыре клетки, а в них сидят живые драконы и сфинкс. Знать об этом и не сходить на них посмотреть?! Уверена, таких идиотов нет.

К Серенгети ходили только Хагрид и Гарри, первый, чтобы покормить дракона и убрать за ним, а второй навещал его тайком, гладил морду и разговаривал с ним по душам. Логово тайного дракона располагалось слишком далеко от замка и слишком близко от Паучьей лощины, гнездилища акромантулов. Правда, сейчас, в преддверии зимы пауки-гиганты залегли в спячку, что, впрочем, не помешало Серенгети сократить их поголовье. Глупые пауки, чуя рядом чужака, тупо стремились поохотиться на него, а дракон, ревностно охраняя свою территорию, методично истреблял нежелательных пришельцев, сжигал и давил их как вредных тараканов.

Ну и конечно же, с некоторых пор участники Турнира потеряли сон и аппетит. Ну, по иностранцам это было не так уж заметно, страхи они скрывали и переживать предпочитали в кругу своих. Но Седрик-то был свой. И вот, во время очередного обеда Гарри в который уже раз отметил, как Седрик уныло ковыряется в жареной картошке. Подумав, Гарри взял свою тарелку с рагу и, подойдя к столу Пуффендуя, уселся рядом с Седриком. Тот кротко покосился на подсевшего Гарри и, обреченно вздохнув, повесил над тарелкой свой длинный тонкий нос. Гарри, высмотрев блюдо с котлетами, подцепил вилкой одну и положил в картошку, под печальный нос Седрика.

— Поешь, старина, и не печалься, найдется выход! — оптимистично подбодрил его Гарри.

— Думаешь? — гру-у-устно-грустно спросил Седрик.

— Конечно найдется! — подтвердил Гарри. А чемпион похоронным голосом заговорил:

— А ты хоть знаешь, в чем заключается задача? Надо подойти к дракону и забрать у него из кладки золотое яйцо. Это задание для самоубийц, Гарри, а я умирать не собираюсь. И ведь я всё перечитал, всё, что смог найти в библиотеке на тему: «Как пройти мимо дракона и остаться в живых».

Гарри прожевал кусок тушеного мяса и поинтересовался:

— Ну и как, нашел?

— Ну… — задумался Седрик. — Пару приемов нашел: ослепить дракона заклинанием Коньюктивитус, это во-первых. Во-вторых, можно отвлечь монстра на какое-то время… Я думаю превратить камень в собаку, и пока он будет её ловить, я заберу яйцо из гнезда. Как думаешь, такой план подойдет?

— Хм… второй более гуманный. Но можно воспользоваться и ещё более гуманным способом. Маггловским.

— Странно, а я и не знал, что магглы тоже с драконами управляться умеют… — искренне удивился Седрик.

Гарри припомнил рыцарей, поражающих драконов копьем и острым словом, и укоризненно покачал головой — простые люди-то посмелей были, чем всемогущие волшебники, маги и колдуны. Понизив голос, он сказал на ухо наклонившему к нему голову Седрику загадочную фразу:

— Драконицы сидят на яйцах, иначе говоря они — девочки. А маггловский способ вот такой: просто дай ей имя, желательно красивое, женщине должно быть приятно…

Седрик крепко озадачился странной фразой Гарри Поттера. Что за нелепый совет — дать имя дракону?! И где это и когда магглы видели драконов, да ещё и так, что усмиряли их с помощью имен? В результате хогвартский чемпион снова зарылся в библиотечные книги, но увы, в магических фолиантах не было той информации, которая могла помочь искателю. Про драконов там говорилось только то, как и в каких пропорциях употреблять ингредиенты из их частей. А жаль, подсказка-то была совсем рядом, на соседней полке стоял томик волшебных сказок некоего Э. Несбита «Чудозавр и другие истории о драконах». Но нет, умный и взрослый студент Седрик Диггори равнодушно скользил взглядом мимо золотых букв томика сказок и смотрел дальше в поисках других материалов, на сказки он не разменивался, считал себя слишком большим и зрелым парнем, чтобы опускаться до детских и наивных сказочек… И он снова и снова вчитывался в полустертые названия, ища среди них слова, начинающиеся со слова «дракон…» и далее — типа «Разведения драконов», «Драконологии», «Драконьих ингредиентов и их свойств» и так далее, и тому подобное. Находил, раскрывал и читал до красных кругов перед глазами. Куча книг, томов и прочих фолиантов непреклонно и неумолимо росла, росла и росла, угрожая вырасти до высокого потолка библиотеки, вскоре книжный монблан опасно зашатался, грозя обрушиться и похоронить под собой незадачливого студента. Мадам Пинс спешила на подмогу и срочно убирала те книги, которые были уже не нужны студенту.

Читал Седрик, читал, а где-то на краю сознания, на задворках ума зрела Умная Мысль, заключалась она в следующем, а именно — Гарри никогда не ошибается. Седрик припомнил лекцию о призраках, которую он услышал на своем пятом курсе от второкурсника Поттера. Вспомнил он и прошлогоднюю встречу в Зале наград, тогда Гарри познакомил их всех со своим другом, василиском по имени Залзан. Седрик завороженно замер, уставился невидящим взором перед собой и вспоминал… Огромное, двадцатифутовое тело, толщиной с греческую колонну, изумрудно-зеленого цвета, благородная клиновидная голова, похожая на голову велоцираптора, украшенная красной роговой короной. И у него есть имя. У древнего короля змей имелось прекрасное имя — Залзан Солан. И теперь Гарри советует дать имя дракону… Но как это ему поможет? Что произойдет, если он как-то назовет огнедышащего гада? А Гарри, похоже, знает, что будет, ведь он так уверенно посоветовал, подумал Седрик. Его серые глаза с недоумением обвели громадную и совершенно бесполезную гору книг, а в глубине души зародилось страшное разочарование — в этих никчемных книжонках нет ни малейшего намека на объяснение того, зачем давать имя дракону.

Кто-то звонко чихнул неподалеку от него, и Седрик невольно оторвался от своих раздумий. Зайдя за стеллаж, он увидел третьекурсницу с Когтеврана Полумну Лавгуд, она терла свой симпатичный носик и щурилась от пыли.

— Привет! — вежливо поздоровался Седрик. — Будь здорова.

— Чхи… спасибо… — Полумна снова чихнула.

Седрик подумал и на всякий случай спросил:

— Ты не знаешь, зачем давать имена драконам? Это мне Гарри посоветовал.

— Ч-чих… знаю. Чтобы вернуть им небо.

— Прости, что? — Седрик от неожиданности даже в правом ухе почесал, уж больно дикий ответ оказался.

Полумна терпеливо пояснила:

— Ну понимаешь, раньше магглы очень часто сталкивались с драконами, это было давно-давно, ещё задолго до изобретения первых самолетов. Мне кажется, их видели Жюль Верн, Леонардо да Винчи и Антуан де Сент-Экзюпери. В их книгах кое-где, намеками, но встречаются упоминания о драконах. Так вот, в те времена драконы были властелинами неба, они умели разговаривать, следили за здоровьем людей и животных… ну, во времена Мерлина — точно. Потом, в эпоху рыцарства, драконы слегка деградировали из-за тотального уничтожения. Каждый уважающий себя рыцарь — от Ланселота до Иоанна-Крестителя — считал честью и долгом сразиться с драконом… но это не та тема и не то время. Просто есть одна легенда, очень-очень старая, она называется «Крылья Радуги», в ней говорится: чтобы вернуть величие и силу больному дракону, надо дать ему имя, и тогда он вспомнит себя, сможет расправить скованные цепью рабства крылья и взлететь в синее небо навстречу свободе. К нему вернутся память, утраченные силы и истинный облик. А после смерти освобожденные драконы могут увидеть Радугу и вернуться на неё. У каждого из них свой собственный цвет, и, умирая, они не исчезают на самом деле, а возвращают цвета небу. Отправляясь в последний полет, они тают, растворяются в воздухе и сливаются воедино с Радугой. Желтый к желтому, синий к синему и так далее…

Полумна замолчала, мечтательно глядя на стеллажи, а Седрик осторожно заметил, боясь обидеть девочку:

— Полумна, но… это же сказки.

Девочка посмотрела на него и загадочно улыбнулась:

— Гарри так красиво назвал своего дракона…

И всё. Почему-то стало ясно, что больше она ничего не скажет. Полумна ушла, оставив ошарашенного пуффендуйца в ещё более тяжких раздумьях. Гарри так красиво назвал своего дракона. У Гарри есть дракон? Или это просто образное выражение? Растерянный Седрик припомнил слухи о чокнутом фанате, купившем себе фетишную игрушку — живого дракона. Этот дракон, опять же по слухам, живет где-то в Запретном лесу. И опять же, это слухи, всего лишь слухи, потому что нереально спрятать в лесу огромного дракона, потому что его появление не осталось бы незамеченным… если бы в лесу поселился дракон, то об этом давно бы все знали. Но над лесом никто не летает, никто не шумит и не рычит, никаких пожаров не видно, деревья ни разу не горели. Ну, хорошо, допустим, владелец держит зверя в клетке и в наморднике и поэтому его не видно и не слышно. Странно как-то, дракона вот уже полгода в лесу держат и его до сих пор никто не видел. Кроме, разве что, Хагрида, тот регулярно уходит в лес с коровьими тушами на плечах, и дураку понятно, что он дракона ходит кормить. Но помилуйте, неужели это Гарри купил дракона?! Седрик почувствовал, как у него шарики за ролики завинтились, пытаясь уложить в голове невозможную информацию: Гарри — дракон.

Охваченный непонятной тревогой, в один из дней перед самым началом тура Седрик отправился по широкой тропе в лес, к тем клеткам, в которых сидели драконы и сфинкс. И возле клетки последнего увидел Гарри, тот стоял и смотрел на сфинкса. Седрик окликнул его:

— Гарри! Привет.

Гарри обернулся и кивнул:

— Привет, Седрик.

Отвернулся и грустно вздохнул, настороженный Седрик подошел поближе, тронул Гарри за плечо.

— В чем дело, Гарри?

В ответ ещё более горестный вздох, а потом Гарри с каким-то отчаянием заговорил:

— Нет, ну ты представь себе, Седрик, посадили невинную девушку в железную клетку и говорят, что так и надо! У меня просто слов нет…

— Какую девушку?! — испугался Седрик, от ужаса перестав соображать.

— Вот эту… — и Гарри печально кивнул на сфинкса в клетке. Седрик озадаченно посмотрел туда же. Сфинкс как сфинкс, рыжее львиное тело, рыже-каштановые волосы на крупной женской голове, золотисто-карие глаза… Где тут Гарри девушку увидел??? Этот вопрос, видимо, отразился на простом и честном лице Седрика Диггори, потому что Гарри и сфинкс одинаково дружно хмыкнули, а потом сфинкс открыл рот и заговорил низким, грудным голосом:

— Да вы не переживайте, мальчики. Меня хорошо выдрессировали, и я прекрасно помню свою задачу — не пропускать без правильного ответа. А в случае неправильного… — тут она села, подняла правую лапу и демонстративно обнажила внушительные львиные когти, после чего лениво закончила: — Порву без сожаления.

Седрик судорожно сглотнул. Ну ещё бы, она никому ничего не должна, ничего личного, как говорится. Посмотрел на Гарри, тот отошел на другой конец поляны, к клеткам с драконами, и теперь стоял возле серо-стального зверя. Ничего не понимающий Седрик подошел и встал позади него, помедлив, обратился к его спине:

— В каком смысле, «дать ей имя», Гарри?

Гарри не ответил, вместо этого он протянул руку и просунул между прутьев. Седрик обмер от моментально накатившей паники — глупый Поттер, что он делает?! — но, к вящему его изумлению, чудовищный дракон плавно и медленно приблизил голову к решетке и мягко коснулся ладони кончиком носа. Гарри этот нос ласково почесал и сказал зверю, что она хорошая девочка.

Стадион был забит до отказа. Стартовая площадка для первого тура была устроена на опушке леса и отгорожена медицинской и проходной палатками. В последней и собрали чемпионов. Людо Бэгмен, маньячно улыбаясь, протянул участникам мешочек из красного шелка и раскрыл горловину, пригласил:

— Мисс Делакур, прошу!

Флер подошла, натужно улыбнулась всем и с содроганием запустила руку в мешок, пошарила и вытащила живую статуэтку, точную копию живого дракона — валлийского зеленого с биркой номер два на шее.

Вторым выбирал Виктор Крам, ему выпал шведский тупорыл с номером три. Седрик сглотнул — ясно, его ждет украинский железнобрюх с номером один. Самый большой и тяжелый. Достал миникопию и с отвращением посмотрел на серо-стальную зверюшку. Глупости Гарри советует, ну как можно дать имя дракону, этой безмозглой и свирепой твари?! Сейчас ему предстоит выйти на поле боя для неравного сражения с шеститонным монстром, один взмах когтистой лапы или один-единственный плевок драконьего пламени, и всё, нет на свете Седрика Диггори. А он… «имя ему дай!», тьфу! Идиот ты, Поттер, ты как Хагрид, в монстрах видишь невинных овечек. Как прекрасную девушку в чудовищной химере. Но в то же время Седрика раздирали жуткие противоречивые сомнения: химера-сфинкс разговаривала с ними по-английски — и сидит в клетке, как опасный зверь. Огромный свирепый дракон кротко тянется за простой человеческой лаской… Зернышко сомнения, посеянное на благодатную почву в глубине души, постепенно разрасталось в большое и уверенное чувство правды.

Скала-гнездо, на яйцах сидит огромная драконица. Она свирепо смотрит на него, но пока спокойна — противник далеко. Седрик внимательно смотрел на жуткую голову, украшенную роговыми шипами на затылке — затылочный рог, вспомнилось ему название, вычитанное из какой-то книги, в общем не так страшен черт, как его малюют… Потом пришло ещё одно воспоминание: голос Полумны Лавгуд — «Надо дать ему имя и тогда он вспомнит себя, сможет расправить скованные крылья и вырваться в небо, вернув себе при этом истинный облик». Неожиданно стало очень интересно — а какой у драконов истинный облик? «Желательно красивое имя, женщине должно быть приятно», вспомнился голос Поттера. Женщина, значит? Седрик более трезво посмотрел на клыкастую пасть, на растопыренные передние лапы, между которыми лежали яйца, подозрительно мелкие для дракона этого вида. В последнее время он так много пролистал иллюстраций в многочисленных книгах, что некоторые картинки буквально впечатались ему в память, и сейчас Седрик с изумлением признал в них яйца китайского огненного шара. Это что же? Дракониха высиживает чужие яйца?! Горло неожиданно перехватило от осознания величайшего чуда, уважения перед героической матерью, которая, несмотря ни на что, продолжает дарить жизнь, даже чужому потомству. Потому что чужих детей не бывает. И драконица, уродливая, злая, сгорбленная, стала прекрасной, удивительной и нежной. Седрик опустил палочку и срывающимся от волнения голосом сказал:

— Мария Мирабелла, я не причиню тебе вреда. Мне только нужно взять золотое яйцо, понимаешь?

Драконица распахнула крылья и издала оглушительный ликующий вопль. И словно радуга спустилась с небес, радужное сияние окутало драконицу. Прошла бесконечно долгая минута, прежде чем сияние померкло, но радуга не ушла, она осталась на шкуре драконицы, подарив ей нежный фиолетовый цвет — лиловый жемчуг. Мария Мирабелла опустила голову к передним лапам, аккуратно ухватила золотое яйцо и, вытянув шею, протянула его Седрику. Ему пришлось подойти, чтобы взять трофей. Со стороны трибун подбежал Гарри и с радостным любопытством спросил у Седрика:

— Как ты её назвал?

— Мария Мирабелла… — ошарашенно ответил Седрик. Гарри кивнул и потянул за цепь, дракониха послушно опустила голову, а Гарри принялся изучать ошейники, явно прикидывая, как их снять. Седрик спохватился:

— Что ты делаешь?!

— Хочу увести её в безопасное место.

— А яйца?

"Яйца ненастоящие", — услышал Седрик чей-то голос в своей голове. — "Зародыши отторгли приемную мать, мой огонь был недостаточно горяч для них. Мне очень жаль, но хозяева не учли, что я другой породы. Я не знаю, что с ними, люди их куда-то унесли…"

Говорила драконица, в её глубоких аметистовых глазах читалось огромное сожаление, и Седрик Диггори окончательно убедился в драконьей правде, без раздумий вскинул волшебную палочку, направил на ошейники и произнес одно короткое слово:

— Релашио!

Ошейники лопнули, и тяжелая цепь со звоном свалилась на землю, после чего все трое покинули арену. И никто не пытался их остановить. Ступор и шок, знаете ли, были слишком глубокими.

Онемевшие зрители оцепенело смотрели с трибун, как уходят Гарри, Седрик и дракон. Никто ничего не понимал, все только видели, как чемпион вышел на площадку и почему-то замер на месте. Потом долго ничего не происходило, Седрик просто стоял и смотрел на дракона, а тот, в свою очередь, глазел на соперника и молча скалился. Все сидели и недоуменно ждали — а что дальше-то? — ну и дождались, на свои головы… Седрик опустил волшебную палочку и что-то сказал дракону. Дальше началось и вовсе нечто непонятное и невероятное: дракон расправил крылья и громко, как-то очень радостно взревел, а потом его окутало радужное сияние. Офигевшие колдографы лихорадочно защелкали своими колдокамерами, напрочь позабыв, что колдофотографии в газетах вообще-то черно-белые. Затем, целую вечность спустя, сияние померкло, но не совсем, каким-то образом дракон сменил цвет шкуры, теперь на скале сидел не серый зверь, а пастельно-фиолетовый с жемчужным отливом. Изменились также и глаза зверя, но пока никто не понял, в чем произошло изменение, народ завороженно ждал, что будет дальше. Конечно, благодаря месту и времени событий, все наивно решили, что всё это представление — лишь часть общей программы, угу… Ну-ну, пусть думают, пусть и дальше смотрят этот свой цирк. Далее на арене происходило вот что: лиловый дракон опустил голову к земле, поднял золотое яйцо и протянул Седрику, тот подошел и взял его из пасти дракона. Всё.

У многих разочарованно вытянулись лица — а где погони, смертельные схватки, огонь из пасти, рёв, кишки и кровь? Где это всё, где экшен, мать вашу?! Мы что, за это денежки платили, чтобы посмотреть, как ручной дракоша подает хозяину апорт?

Когда на арену спустился Гарри, зрители немножко оживились, втайне надеясь, что дракон как-нибудь да отреагирует, ну хотя бы руку смельчаку попытается оттяпать… но увы. Седрик снял с дракона ошейники, после чего они с Гарри увели зверя с арены, вот и всё. Людо Бэгмен опомнился и, выйдя из ступора, дунул в свисток, подавая сигнал второму участнику. Драконоводы приволокли упирающегося зеленого дракона, пристегнули его цепями ко второй скале и ушли. Вышла красавица Флер Делакур, стрельнула голубыми глазками в сторону зрителей, встала в классическую позу певички и запела, одновременно посылая палочкой нежные сердечки и ароматы роз в морду дракона. Ввела его в транс и решила, что пора, пошла за яичком, но, видимо, поторопилась или дракон не очень глубоко впал в транс. Во всяком случае, одно из мыльных сердечек влетело дракону в правую ноздрю, отчего тот оглушительно чихнул. Огонь, визг, рык, дым — всё, как и хотели зрители. Бурными овациями благодарно проводили слегка подкопченную чемпионку с трофеем, зажатым под мышкой золотым яйцом. Зеленого дракона увели, надо сказать, что арену он покидал более охотно, чем шел на неё, драконологи за ним едва поспевали. Ещё один свисток, на арену ведут последнего, пепельно-серого шведа. Пристегнули, дали отмашку чемпиону. Виктор Крам с ходу, даже не притормозив, зафигачил дракону прямо промеж глаз каким-то ударным заклятием, отчего бедняга громко взревел и заметался по скале, передавив свои же яйца. Крам, подобно бездушной машине, хладнокровно подошел и подобрал откатившееся в сторону чуть помятое от удара золотое яйцо. Первый тур был пройден.

Гарри и Седрик шли всё дальше и дальше, уводя дракона от арены и от трибун, на опушке леса к ним присоединились ещё трое — Северус, Невилл и Гермиона. Они покинули стадион сразу же, как только Гарри спустился на арену. Пятеро человек и дракон молча шли по лесу. Вел их Гарри, а остальные шли за ним, понимая, что сейчас им откроется нечто очень важное.

Звонко скрипел снег под ногами, тихо шуршали деревья, и беззвучно падал пушистый снежок. Невысокая каменная изгородь, сбоку круглый водоем с теплой и незамерзающей водой, в дальнем конце лужка пологая скала-грот. Гермиона и Невилл огляделись, явно узнавая это место. Сюда их когда-то привел фестрал в поисках похищенной Полумны Лавгуд. Северус тоже узнал и вспомнил — здесь один из проходов в Тайную комнату Салли Слизерина, в ней живет василиск. Гарри прошел к перелазу, поднялся-спустился в загон и позвал:

— Серенгети! Серени, выходи.

Горло Седрика перехватило. "Гарри так красиво назвал своего дракона…" — голос Полумны снова прозвучал в его ушах. А из пещеры выглянула голова жемчужно-голубого дракона, подслеповато щурясь, он посмотрел на гостей, глянул на драконицу и вытянулся-выполз наружу целиком. Гарри радостно похлопал его по шее и оглянулся на спутников, улыбнулся и сказал:

— Седрик, вот пара для твоей Марии Мирабеллы!

— Моей? — смущенно переспросил Седрик.

— Ну да, она твоя. Ты же дал ей имя!

— Но я же… я дал ей имя, чтобы завладеть… — замямлил Седрик, неуверенно вертя в руках яйцо. Гарри перестал улыбаться и напряженно проговорил:

— Только не вздумай от неё отказываться. Это будет предательством, Седрик.

— А ты меня не предупредил! — запальчиво возразил взбудораженный Седрик. — Ты только сказал, чтобы я дал ей имя, а о том, что она станет моей… — запнувшись, решительно закончил: — Мы об этом не договаривались!

Серенгети легонечко толкнул Гарри в плечо:

"Это была твоя идея?"

— Да, моя… — озадаченно подтвердил Гарри. Голубой дракон высоко поднял голову, и его голос услышали все:

"Безымянного и свободного дракона нельзя предать. Она никому не принадлежит, а значит, и предавать её нечем и некому".

— Она… не Мария Мирабелла? — с тревогой спросил Гарри, покосившись на лиловую драконицу. Серенгети покачал головой и посмотрел на Седрика:

"Этот юноша позвал Марию Мирабеллу с уважением в сердце, но без желания владеть ею. Он может отпустить её в небо или передать кому-то другому".

Все взгляды тут же обратились на Седрика — вопрошающие, ждущие. Тот невольно поежился и попытался объясниться:

— Ну простите меня… ну не могу я дракона завести. Мой дедушка Элди помер от драконьей оспы, умирал долго и страшно на глазах у маленького Амоса Диггори — моего отца.

— А… вот почему он… это твой папа головой всё время дергает, то есть дергал, там, в зрительской ложе? — спросила у Седрика Гермиона.

— Да, у него с тех пор нервный тик начинается, как дракона увидит.

А Гарри смотрел на Невилла, тот влюбленно глядел на обоих драконов и томно вздыхал, явно мечтая о чем-то запредельном и недостижимом. Шагнул к другу и тихо шепнул-спросил на ухо:

— Возьмешь её себе?

Невилл улыбнулся и честно ответил:

— Если она согласится пойти ко мне…

Гарри уважительно склонил голову перед ним — вот так совершенно случайно нашелся ещё один человек, готовый признать равенство животного, не кичась своим высшим «венцовым» происхождением. И Мария Мирабелла, чувствуя своим драконьим сердцем особое к себе отношение Невилла, подползла и ткнулась носом в его ладонь. Седрик облегченно перевел дух — ну слава Мерлину! — вот всё и разрешилось. Ему на самом деле было неудобно обижать драконицу, которая так доверчиво отозвалась на его мимолетный призыв ради обладания яйцом. Да и освободил-то он её лишь потому, что Гарри захотел увести её в безопасное место, ну не знал он, что случайно мог стать владельцем дракона. Хорошо, что нашелся такой вот Невилл, согласный взять зверя себе.

Северус наблюдал за всем этим молча и со стороны. Вот так сыночек! Дракона за каким-то ладом купил… правда, и драконы какие-то странные, не похожие на свирепых и злобных тварей, без разбору плюющихся огнем во всё, что движется. Он припомнил тот короткий миг, когда с дракона сошло радужное сияние и он сменил цвет шкуры, тогда же, помнится, что-то произошло и с глазами… вернее, изменилось их выражение. Кроваво-красные безумные, дикие глаза дракона со злобным хладнокровием следили за противником, в глубине их разорался бешеный огонь ярости, готовый вырваться, испепелить ничтожного человечка, извечного врага всех драконов. А когда ушла Радуга, Северус увидел, как исчезает из глаз кровавое безумие, как на смену красному бешенству приходит лиловое спокойствие, теплый аметистовый свет загорелся в глубине глаз возрожденного дракона. В отличие от Седрика, Северус читал сказки, хотя бы маленькому Кеннету — таково свойство всех детей, рано или поздно они заставляют взрослых снова взяться за детские книги сказок. И Северус один из немногих понял, что в глазах дракона засветился разум. У него появилось имя, он стал личностью и перестал быть безымянной неразумной тварью. Не зря же во всех старых сказках и легендах так часто встречаются драконьи имена — Смауг, Верритоэль, Мнемент, Рамота, Ороти, Нидхёгг, Орм Эмбар и многие-многие другие… И почти во всех сказках драконы разговаривают, что, собственно, оказалось правдой, они все слышали голос Серенгети. Интересно, а как Гарри умудрился купить дракона? Ой, ну вслух-то зачем думать?! Вопрос Северуса все услышали и попросили Гарри рассказать об этом. Гарри дурашливо развел руками и весело сообщил:

— А это не я! Это моя тётя его купила. Эта история началась в сафари-парке Серенгети. Однажды темной и душной ночью прилетел к нам Мерлин… это сова моя, если что, и уговорил нас следовать за ним. Он очень убедительно уговаривал, кстати, все пальцы мне до косточек обглодал. Привел нас с тётей в промзону магозоопарка и познакомил нас со слепым драконом. Их там много было, драконов тех, и все они были обречены на заклание. Их готовили к утилизации, — Гарри помолчал, собирая дальнейшие воспоминания, и вздохнул. — Именно тётя поняла, что этот дракон — молодой, и убедила меня спасти его от смерти. Вот так и появился здесь Серени… — он посмотрел на Гермиону и улыбнулся ей: — Это ты подсказала мне, как его назвать, помнишь, в поезде?

— Да, — засмеялась девочка, — помню!

Северус только хмыкнул. Ну и Пэт, кто бы знал… Но с другой стороны, удивляться как раз и нечему, Петунья Эванс приходилась старшей сестрой Лили Эванс. Их отец, Гарри Эванс, воспитывал дочек как мальчишек, раз уж сыновей Господь им с Розой не дал. Вот и выросли девочки сорванцами. Кстати, а Гарри, получается, в честь дедушки назвали… что ж, Лили любила отца, они с Петуньей были поздними детьми, старшие Эвансы умерли глубокими стариками, задолго до рождения внуков.

Седрик рассеянно вертел в руках золотое яйцо, водил пальцами вдоль трех желобков, колупал шишечку сверху, на остром конце яйца. Поймав себя на этом — присмотрелся и понял, застежка это, а не шишечка, и если её повернуть… Коротко рявкнул Серенгети, Седрик вздрогнул, поднял голову, Гарри торопливо протараторил ему:

— Не открывай на воздухе! Серени говорит, что яйцо надо в воде открывать. Там подсказка какая-то, её только под водой можно услышать.

Седрик кивнул и оставил застежку в покое. В воде так в воде, тем более что купаться он и так собирался.

Вернулись в замок, оставив драконью пару в обществе друг друга. Ещё на подходе к замку они услышали странные звуки — адскую смесь скрипа пенопласта, собачьего воя и непрерывного ора мартовских котов, всё это сопровождалось визгом бензопилы, которой пытаются распилить металлическую трубу. Эти чудные звуки доносились из двух источников: из синей кареты шармбатонцев и с борта дурмстрангского корабля, и если на корабле нервы у парней были покрепче и они быстренько захлопнули орущее яйцо, то француженки с паническими воплями повыскакивали из кареты и разбежались во все стороны, зажимая ладошками свои нежные ушки. Северус и остальные с трепетом посмотрели на закрытое яйцо в руках Седрика и вознесли молчаливую хвалу дракону Серенгети за своевременное предупреждение.

Сходив к организаторам, Северус узнал, когда должен начаться второй тур. До него почти три месяца, он состоится двадцать четвёртого февраля, о чем и сообщил Гарри, ну а тот, разумеется, разыскал Седрика и передал ему информацию.

Хм, второй тур не скоро, можно заняться приготовлениями к свадьбе, к зимним каникулам и познакомить наконец-то Гарри со своей будущей семьей. В ближайшие выходные Северус предупредил сына, что должен отлучиться по делам и трансгрессировал с территории Хогвартса. Придя домой, он тут же попал в горячие объятия Дженни и Кеннета — они по нему ужасно соскучились. Много позже, уложив Кеннета спать, Северус и Дженни отправились к себе. Уже лежа в постели, Северус решил начать разговор:

— Дженни?

— М-м-м?

— Помнишь про моего ученика с диспраксией — Гарри?

— Помню, милый.

— Это мой сын.

— Оу… он живет с матерью?

— Нет, с тётей и дядей. Я никогда не был женат. Так сложилось…

— Понятно… Ты хочешь нас познакомить?

— Да, Дженни, на Рождество Гарри приедет к нам.

— Хорошо, милый, мы с Кеннетом будем рады с ним познакомиться.

Начало декабря принесло сырую и унылую погоду с дождем и снегом.

Заморские гости всё чаще стали тусоваться в стенах старого замка, чем не преминул воспользоваться Пивз. Жюли Дельфи, идя в библиотеку, внезапно обратила внимание на то, что её тень какая-то странная — она передвигалась непонятными рывками. Жюли остановилась, тень на стене тоже замерла, вроде всё в порядке... Но стоило ей двинуться дальше, как её тень, пьяно качаясь, двинулась следом. Жюли подняла руку, её тень повторила движение, но как-то заторможенно, девушка опасливо огляделась по сторонам — вроде она не пьяна, но всё-таки нежелательно, чтобы кто-то увидел её в таком непотребном виде… Студенты-старожилы немало позабавились, глядя, как француженка осторожно крадется вдоль стены, изо всех сил стараясь не совершать лишних движений. Что ж, снимем шляпы, господа, Пивз превзошел сам себя, он внушил совершенно трезвому человеку твердую мысль, что тот пьян…

Болгар он тоже не обошел стороной. Вольдемар Поляков спешил на свидание с Кэти Белл, рассчитывая пощупать все её прелести, а если получится, то и завалить гриффиндорскую красотку где-нибудь на парте в пустующем классе и насладиться… м-м-ммм, сладкой и горячей девочкой. Мечтая об этом и заранее пуская похотливые слюни, Вольдемар как-то не сразу обратил внимание на то, что его тень изменилась… Зато обратили другие. Ромильда Вейн и Демельза Роббинс истерично завизжали, показывая на него пальцами. Оглушенный девичьим визгом, Поляков чисто машинально прикрыл ладошками причинное место, потом сообразив, что вообще-то одет, лихорадочно ощупал себя. Девочки продолжали визжать, глядя то на него, то на стену позади, нервно обернувшись, он увидел свою безголовую тень… сердце рухнуло в пятки, ну, было отчего — из обрубка шеи толчками фонтанировала кровь. От ужаса он даже почувствовал её тяжелый металлический запах. Забыв обо всём на свете, Поляков ударился в паническое бегство, реально потеряв голову. Ромильда и Демельза перестали визжать, проводив взглядами убежавшего дурмстрангца, они коварно переглянулись и одобрительно хлопнулись ладошками, после чего подмигнули злорадно хихикающему Пивзу и показали ему пальцами знак «Виктория». Здесь мы встанем и похлопаем потрясающему полтергейсту за спасение чести невинной девы.

Соплохвосты Хагрида, видимо, решили определиться с видовой принадлежностью, потому что за два неполных месяца они резко выросли, вымахав до трех метров в длину и покрывшись стальной броней. Их осталось всего десять, и Хагрид, пытаясь сохранить уцелевших, наивно посадил было в деревянные ящики, обитые изнутри пуховыми одеялами и выложенные пуховыми же подушками. Но крабомантикоры не оценили доброй заботы Хагрида, выломав мощными лапами боковые стенки ящиков и выбив приколоченные гвоздями крышки, они с шипением выскочили из них, подняв за собой целую тучу пуха и перьев из распоротых подушек и одеял, и погнались за студентами. Студенты, за неимением лучшего, кинулись спасаться в хижине Хагрида, битком набились в неё и из окон, с безопасного места наблюдали за чудищами, хаотично снующим по двору.

— Креветки, да, Гарри? — истерично спросил Малфой, прижатый к Гарри с трех сторон Гойлом, Панси Паркинсон и Дином Томасом.

— М-м-м… нет, — с сомнением выдавил Гарри, также сдавленный телами однокурсников. — Скорее, они похожи на инсектоидов с Марса.

Жуткие любимцы Хагрида наконец-то сориентировались и дружно удрали в лес, а лесничего отвлекла Рита Скитер, забросав его каверзными вопросами.

На Рождество планировался Святочный бал, извечный атрибут Турнира Трех Волшебников. О чем и сообщили деканы своим факультетам в один прекрасный день. Правда, Снейп своим сказал, что на балу его не будет — у него отпуск по семейным делам, а Гарри отпросился у МакГонагалл домой. Сперва деканша не хотела его отпускать, мотивируя это тем, что-де все остаются в этом году в школе, так что нечего выпендриваться и ставить себя выше других. На что Гарри хамовато возразил, что это у них твердо устоявшаяся семейная традиция — отмечать Рождественские праздники вместе, и нарушать ее он не намеревается. МакГонагалл не согласилась, презрительно фыркнув, чопорно заявила, что один раз в жизни семейную традицию можно и нарушить, не развалится мир из-за этого. Тогда Гарри полез в поясную сумку, достал запечатанный в пластик медицинскую карточку и со скорбным видом протянул профессорше. Той пришлось прочитать строгое уведомление лондонского главврача о том, чтобы мистер Поттер неукоснительно явился на профилактические обследования двадцать первого декабря в пятнадцать часов ноль-ноль минут в триста семнадцатый кабинет. Прочитав сие, Минерва была вынуждена вспомнить, что Гарри не обычный ученик, а состоящий на учете и под наблюдением врачей инвалид-нейролептик. Скрепя сердце и шотландское упрямство, профессор МакГонагалл отпустила Поттера домой.

После походов по врачам Гарри и семейство Дурслей, включая Мардж с бульдогами, поехали в Коукворт на тихую и скромную свадьбу Северуса Снейпа и Дженнифер Бреннан. После расписки со всех сторон — свидетелем со стороны жениха выступил дядя Вернон, а его сестра со стороны невесты — Гарри преподнес молодоженам корзиночку, увитую ленточками и цветочками, открыв которую, новоиспеченная чета Снейп обнаружила внутри прелестного и очень милого щеночка, беленького бульдожку с коричневым пятнышком на одном глазу. Этому свадебному подарку особенно сильно обрадовался Кеннет, он был так счастлив, что у Северуса не достало духу воспротивиться четвероногому сюрпризу. Его молодая жена, невысокая шатеночка с короткой кудрявой стрижкой, понравилась всем, а сама Дженни с трепетом погладывала на Гарри. Имея перед собой более чем наглядный пример, она теперь могла воочию представить, каким будет её Кеннет через десять лет, и надо сказать, данный пример её очень утешил — Гарри был нормален, славный и веселый парнишка, умный, начитанный и, главное, без комплексов. Ради свадьбы и хорошего впечатления Гарри снял с себя все лишнее — ошейник, линзы, переоделся в нормальную одежду и даже постригся, и являл собой просто образец идеального мальчика. У Дадли дурь тоже прошла, только крашеные волосы выдавали их недавнее увлечение.

Два подростка и маленький мальчик в окружении двух пожилых бульдогов расположились на пушистом ковре на полу гостиной и самозабвенно играли с щеночком, которого Кеннет окрестил Санта Лапусом. Когда удивленная мама спросила сынишку о причине такого необычного имени, Кеннет не менее удивленно ответил:

— Но как же, мама! Я Санта Клаусу обещал, если он в этом году подарит мне брата и щенка, то я назову щеночка Санта Лапусом.

— Вот как, а брату имя не нужно? — спросила Дженни, едва сдерживая смех. Кеннет в свою очередь поразил всех непрошибаемой детской логикой:

— А братья, мама, с именами приходят! — и лукаво стрельнул синими глазами в подростков. — Правильно я говорю, Гарри, Дадли?

В ответ Гарри и Дадли дружно обняли Кеннета с двух сторон и заверили удивительного ребёнка, что он стопроцентно прав!

К свадьбе, по обыкновению, прилагается медовый месяц, это, собственно говоря, весьма условное понятие и довольно растяжимое. У кого-то он тянется годами и до конца жизни, когда супруги любят и обожают друг друга и каждый божий день устраивают что-нибудь романтическое, а кому-то хватает и пары недель, чтобы очухаться от свадебного безумия и погрузиться в каждодневную рутину. А у нас помимо свадьбы — праздники и каникулы. Начали в Коукворте, продолжили в Литтл Уингинге. Если в начале декабря погода никого не обрадовала слякотью, то к концу того же декабря погода выправилась и, словно спохватившись, буквально завалила снегом всю Англию. Ну, насчет больших городов вроде Лондона, Бирмингема, Ливерпуля и прочих не могу сказать, чтобы там было здорово, из-за машин и смога улицы были серые и унылые. Зато маленькие городки, такие, как Данди или Норидж, радовали глаз белизной и пушистостью. Так же и Литтл Уингинг...

Гарри, Дадли и Кеннет целыми днями пропадали на улицах, затерявшись в ребячьей компании, и только по собакам можно было понять, где именно находятся наши мальчишки. Так что когда приходило время обеда или чая, умудренная опытом тётя Петунья прежде всего высматривала псов, а уж потом — мальчиков. Мерлина высматривать было бесполезно, попробуйте найти белую полярную сову на белом снегу. Зато двух приземистых бульдогов и ярко-рыжего ларчера было видно издалека.

Свою спальню Мардж уступила молодоженам, сама она временно ютилась в гостиной на раскладном диване, а Кеннету в комнату Гарри поставили кресло-трансформер, оно умело раскладываться в кушетку. Правда, оно не очень-то и пригодилось. В первое же утро Дженни вошла в комнату, чтобы разбудить своего сына и подготовить к утренним процедурам и завтраку, но на кушетке она его не нашла. После недолгого и тихого поиска Кеннет обнаружился в постели Гарри — новоявленные братья, тесненько и тепло обнявшись, сладко спали, глубоко закопавшись в пуховые перину и подушку… Дженни так и застыла на месте, умиленно рассматривая спящих мальчиков. Ах, Гарри, Гарри… напрасно она боялась, что мальчики столь разного возраста не поладят между собой, как же она ошибалась — ребята прекрасно поладили. Историю Гарри Дженни уже знала, Пэт ей рассказала трагедию семьи Поттеров, а также о том, каким образом Гарри оказался сыном Северуса.

Потом, оставив Кеннета у Дурслей, Северус и Дженни уехали в солнечную Италию на десять дней, чтобы хоть какое-то время побыть вместе, без детей, собак и прочих родственников. Зато к Дурслям в кои-то веки приехал из Америки легендарный Бенджамин Дурсль, младший брат Вернона и Мардж. С дочкой. Прыщавая и долговязая Ада никому не понравилась, вредная и склочная девчонка сразу взяла мальчишек в ежовые рукавицы, раскритиковала всё и вся, выселила Гарри из его комнаты, забив её своими вещами. Гарри и Кеннету пришлось перебираться в комнату Дадли, вместе с креслом-метаморфом. После споров и ругательств, Дадли уступил свою кровать Гарри и Кеннету, а сам устроился в кресле, успокоив себя тем, что это ненадолго, что каникулы скоро закончатся и противная Аделаида Дурсль уедет в свою дикую Америку. Мелочи жизни, ничего не поделаешь. Зато они наконец-то познакомились с дядей Беном, который с самого рождения радовал их чудесными подарками. К слову о подарках… Среди традиционных и обязательных американских сувениров обнаружился и живой, необычный подарок. Непонятно, с какого такого перепугу, но дядя Бен решил одарить английских родственников экзотическим животным. Тётя Петунья громко ойкнула, когда Бен вынул из большого петбокса нечто длинное и пушистое и гордо объявил, вытягивая на руках, как гармошку, под грудь и живот здоровенного серого кота:

— Знакомьтесь, котенок мейн-куна!

— Котенок?! — слабым голосом, близким к истерике, переспросила Петунья. Гарри её понимал, сам был в шоке от размеров «котенка».

А дядя Бен развернул зверя мордой к себе и заговорщицки подмигнул ему, спуская на пол со словами:

— Ну, Сим, выбирай себе хозяина.

Все замерли на своих местах в робкой надежде, что кошак из Америки никого не выберет. Кот сначала вылизал потрепанную шубку, потом прошелся по гостиной, обнюхивая и осматривая мебель. И уже после этого обратил внимание на людей. Все снова замерли, причем Гарри отметил по мордочке и тощему тельцу, что перед ними действительно молодое животное — котенок-подросток. Пройдя вдоль ног, котейка уселся перед Гарри, задрал мордаху и уставился на него большими, круглыми и ярко-зелеными глазищами.

— Отлично! — хлопнул в ладоши американский дядя. — Симон выбрал Гарри!

Гарри только обреченно вздохнул. Вот так и обрастают дети зверушками просто потому, что любящим родственникам приходит в голову осчастливить какую-либо семейку животинкой. Черепашка Люси в аквариуме, бульдоги тётушки Мардж, совы Мерлин, Букля и Беринг, теперь вот кот… куда уж больше-то? А ведь, помнится, ещё попугай ара был, но Дадли, к счастью, захотелось ружье, а хитрый Дэннис Джейсон предложил обменять ружье на попугая. Говорят, Капитан Флинт до сих пор живет и здравствует и по-прежнему треплет всем нервы своими похабными песенками, которым научил его первый хозяин, матрос с Ямайки, у которого купила его тётя Мардж. По той самой причине она, кстати, и спихнула попугая племяннику, надеясь, что Дадли как-нибудь перевоспитает птицу, но, как мы уже знаем, Дадли поступил по-своему.

В общем, ещё одни интересные каникулы выдались у Гарри и Дадли… Ну да они и не возражали, каникулы и должны быть интересными.

Американские Дурсли уехали задолго до конца каникул. История дяди Бена была до банальности проста: он встретил в колледже американку Линду Ньюмен, влюбился и, закончив колледж, уехал в Америку на поиски своей студенческой любви, нашел, и после недолгих притирок они поженились. Линда оказалась железной леди с принципами и покидать свою родину не пожелала, равно как и бросать отцовское ранчо, на котором Ньюмены с самого открытия Америки разводили лошадей моргановской породы. Вот и пришлось английскому джентльмену прописаться в Вайоминге, со временем переехать в Южную Каролину, обосноваться в Джексонвилле и радоваться рождению дочери. Но об Англии Бен не забывал и регулярно посылал подарки племянникам.

Из Италии вернулись Северус и Дженни, загорелые до черноты, завалили Дурслей подарками, забрали Гарри и Кеннета и поехали в Коукворт. Дом Северуса, большой и старый, вместил в себя всех. И у мальчиков были свои отдельные комнаты. Четвероногие дети тоже нашли себе место по душе. Щенок Санта Лапус облюбовал себе коврик у камина, а котенок Симон пристроился на верхней крышке пианино, заняв собой почти всю щербатую поверхность.

Северус сперва только брови поднял, увидев здоровущего кота, и начал было бухтеть, что, мол, книззлов ему для полного счастья не хватало. Но Гарри и тётя Петунья ему быстро объяснили, что это обычный кот американской породы и что он — подарок. Ну что ж, подарок так подарок. Пришлось смириться. Тем более что Симон вскоре проявил привязанность к ещё одному маленькому члену семьи — к Кеннету. Их часто стали видеть вместе, маленького мальчика и большого пушистого кота. Лично Гарри это порадовало, не придется тащить Симона в Хогвартс, ему же для компании вполне хватало Мерлина.

Но вот и остатки каникул закончились и пришло время возвращаться в школу. Собирая чемодан, Гарри обратился к отцу:

— Папа, а как мы поедем в Хогвартс?

— Хм… я туда обычно трансгрессирую.

— А что это такое? — удивился Гарри.

— Слова «телепортация» тебе достаточно для объяснения?

— Э-э-э… наверно. А я как до школы доберусь?

— С моей помощью, Гарри, не переживай, я тебя не забуду.

— То есть ты меня телепортируешь?

— Да. Такой способ перемещения называется «парная трансгрессия».

— Что-то мне не нравится это слово…

Но Северус отмахнулся от сомнений Гарри, решив, что мальчишка просто боится нового и неизведанного. Ничего страшного, привыкнет. Наутро, после завтрака, Северус велел Гарри одеваться потеплей, пора было отправляться. Но Гарри вдруг заартачился, набычился и угрюмо сказал:

— Ты лучше скажи мне номер поезда или электрички, который до Хогсмида следует. Я сам доберусь.

Северус раздраженно глянул на часы:

— Гарри, сейчас не время для капризов. Собирайся.

— Не пойду! — в подтверждении своих слов Гарри крепко вцепился в край стола и добавил: — Не хочу расщепляться на атомы!

— На какие атомы?! — поразился Северус.

— На те самые. На которые распадается органика при телепортации.

— Гарри… ты, наверное, ужасов по телевизору пересмотрел?

— Это оборотней по телевизору показывали. А про телепорт я читал, и мне не понравилось то, что я узнал из книг.

— И что же ты узнал? — в голосе Северуса явственно прозвучало тихое бешенство. Гарри сглотнул и храбро заявил:

— А ты сначала покажи мне, что это такое ваша транс… телепорт, короче. И вообще, я тебе не подопытный кролик, не имеешь права телепортировать меня туда-сюда.

У Северуса в буквальном смысле зачесались руки надрать задницу паршивцу — и так-то опаздывают, а тут он ещё что-то там вякает! Но он сдержался, коротко развернулся на пятках и исчез, чтобы через секунду появиться в конце коридора. Недобро глянул на Гарри и приподнял левую бровь, доволен, мол? Но умный сынок не впечатлился, придирчиво спросил:

— Ну а ощущения какие? Что ты чувствуешь при тр… телепортации?

— Р-р-ррррр…

Гарри поднял руки и стратегически отступил в угол кухни, рычание отца его очень сильно впечатлило, в отличие от демонстрации перемещения. Северус наклонил голову и, поддевая рукава дорожной мантии, направился к нему, намереваясь просто сграбастать сыночка в охапку и силком переправить его туда, куда и нужно было — в Хогвартс. Однако не успел он руки протянуть, как Гарри вжался в угол и, зажмурившись, отчаянно заорал. Наверху что-то с грохотом упало, потом с громким топотом по лестнице скатилась в коридор и влетела на кухню взлохмаченная Дженни, сжимая в руках бронзовую статуэтку египетской кошки. Она держала кошку за тонкую длинную шею, постаментом вверх, а её синие глаза метали молнии. С полувзгляда оценив положение, она опустила импровизированную дубинку и строго осведомилась:

— Из-за чего у вас разногласия?

Почуяв защитницу, Гарри тут же юркнул к ней за спину и торопливо сказал:

— Просто папа не хочет, чтобы я добирался до школы поездом и отказывается дать мне денег.

Дженни удивленно посмотрела на мужа и недоуменно произнесла:

— Северус, не вижу проблем. А на чем же ещё хотите добираться до пансиона?

Северус открыл было рот, но, покосившись на тяжелую бронзовую статуэтку, тут же захлопнул, передумав говорить. Гарри из-за спины Дженни мрачно доложил:

— А он спешит, хочет купить билеты на самолет, говорит, что так быстрее. Но меня в самолете укачивает, — тут Гарри посмотрел на отца поверх плеча мачехи и упрямо повторил: — Поэтому я настаиваю, чтобы мы поехали в школу поездом.

Этот тонкий намек отрезвил Северуса и заставил вспомнить, что Гарри вообще-то инвалид, человек с физическими недостатками. И если здоровому магу трансгрессия и безвредна, то больному мальчику с ограниченными возможностями та же трансгрессия может серьезно повредить… На какой-то миг ему стало страшно — неужели он собирался навредить Гарри?! Вот почему он так сопротивляется, отказывается против незнакомого и, возможно, опасного для него способа транспортировки. С трудом собрав развалившегося себя в единое целое, Северус сдавленно сказал:

— Хорошо, Гарри, хорошо… поедем на поезде.

В результате они прибыли в Хогвартс не рано утром, а вечером. На станции Хогсмида их дожидалась одна-единственная карета с запряженным в неё фестралом. Гарри погладил шелковистую шею и задумчиво спросил:

— Они, наверное, очень умные, да?

— Почему ты так решил? — хмуро буркнул Северус.

— Ну… сам посуди. Его запрягли и отправили за нами, видишь, он один, без кучера. Сам пришел и сам же отвезет нас.

Северус дернул плечом и молча забрался в карету, не желая разговаривать. Гарри вздохнул и полез следом. Уселись на разные сиденья, друг напротив друга. Умный фестрал развернул карету и неспешной рысью покатил её по дороге. После недолгой молчаливой дорожной тряски, Гарри виновато обратился к отцу:

— Пап, ну прости…

Северус грустно посмотрел на него и покачал головой:

— Это ты меня прости, Гарри. Я не имел права применять к тебе силу. Ты был прав, а я… чуть не совершил ошибку.

Гарри облегченно улыбнулся и пересел к отцу, зарылся под бок, и дальше они ехали молча в полном согласии и гармонии друг с другом.

В Хогвартсе на них обрушился целый ворох новостей. Красочно живописали парадный зал, Рождественский пир, сам Святочный бал. Рассказали о нарядах и о том, кто с кем был на балу. Гермиону — представляете? — пригласил Виктор Крам, Флер была с Роджером Дэвисом, а Седрик привел на бал свою девушку Чжоу Чанг. Невилл был с Джинни, а Полумну Лавгуд пригласил какой-то Барри Бернар. Кроме того, Рон по секрету шепнул Гарри на ухо, что Хагрид, оказывается, полувеликан. И что мадам Максим на него из-за этого рассердилась, они с ним расплевались и разбежались, причем мадам Максим громко уверяла Хагрида, что она «просто широка в кости».

Другие тоже на ушко Гарри нашептали, что Рон и Гермиона прямо на балу разругались в пух и прах из-за Виктора Крама. А профессор Грюм на одном уроке превратил Драко Малфоя в белого хорька. Гарри ужаснулся:

— Господи, зачем?!

А Драко сам виноват! Отказал Джинни Уизли на её приглашение, причем в грубой форме, сказал, что рыжие девчонки не в его вкусе. Рон полез заступаться и… слово за слово, дошло до дуэли, Малфой увернулся от проклятия Рона и послал в него Фурункулюс, но промахнулся и попал по деревянной ноге хромающего между парт профессора Грюма. А тот решил, что напали на него и запульнул с разворота в Малфоя каким-то проклятием, отчего Драко ненадолго превратился в хорька-альбиноса. На этом месте Гарри уже хохотал вовсю, даже не пытаясь сдерживаться или хоть как-то проявить сочувствие к Драко.

Невилл взволнованно доложил Гарри, что драконологи искали Марию Мирабеллу, чтобы забрать её в заповедник, но, к счастью, он успел написать бабушке, и Железная Леди Августа отстояла право на обладание драконицей. Когда владелец румынского заповедника встал на дыбы и потребовал «сей же час» вернуть украденное имущество, бабуля Долгопупс поджала сухонькие губки, вынула из ридикюльчика свою коротенькую волшебную палочку и приложила драконовладельца неслабым таким проклятием, от которого он сразу образумился и понял, что не следовало обзывать потомка древнего рода вором. Потом она из того же ридикюльчика достала чековую книжку и стальное перо и быстрым росчерком выписала некую сумму, при виде которой хозяин заповедника чуть не захлебнулся слюной, согласился со всем и вся, простил всё и удалился. Вот так бабушка купила Невиллу дракона.

Марию Мирабеллу не стали никуда забирать, оставили в загоне Серенгети. Успокоенные драконы, поняв, что их не собираются разлучать, залегли в неглубокую спячку до весны, прекрасно уместившись в пещерке.

Седрик на следующий день отловил Гарри и передал кусок пергамента, на котором скрупулезно и дотошно записал прослушанную под водой песенку-подсказку для второго тура. Гарри с нетерпением развернул и прочитал:

Ищи, где наши голоса звучать могли бы,

Но не на суше — тут мы немы, словно рыбы.

Ищи и знай, что мы сумели то забрать,

О чем ты будешь очень сильно горевать.

Ищи быстрей — лишь час тебе на розыск дали

И возвращение того, что мы украли.

Ищи и помни, отправляясь в этот путь, —

Есть только час, потом пропажи не вернуть.

Гарри непонимающе посмотрел на Седрика:

— Что это за бред?

— Согласен… — угрюмо кивнул тот. — Ради исполнения этого бреда мне придется в течении часа плавать в озере в поисках… короче, того, что украдут неведомые похитители… Скорей всего, в их роли выступят русалки, живущие в нашем Черном озере.

— И что? — продолжал не понимать Гарри.

Седрик в отчаянии запустил руку в свои короткие волосы и попытался за них подергать — не получилось, слишком короткая стрижка у него была. Оставив волосы в покое, юноша выкрикнул:

— Целый час плавания в ледяной воде в феврале-месяце?! Гарри, я — не самоубийца! Я ещё пожить хочу и, желательно, без пневмонии…

— Упс! Где голова у магов?! В который раз я уже спрашиваю. Если туры проводятся с интервалом в три месяца, то лабиринт… дай-ка подумать… будет… будет в мае?

— Нет, в июне…

— Один и тот же лысый брауни. Нет чтоб поменять подводное плавание и лабиринт местами. По лабиринту можно и в мороз прогуляться, а к русалочкам в гости можно сплавать и летом, в теплой, прогретой солнышком водичке.

— Ты прав, Гарри. Теперь я сам задаюсь вопросом — где голова у организаторов Турнира и чем они вообще думают?

На фоне этого как-то стороной прошли скандальные статьи Риты Скитер, в которых она обляпала вонючей грязью беднягу Хагрида, написав правду о его матери-великанше. С горя Хагрид напился и забил на уроки. Так что никого особо не удивила замена в лице пожилой ведьмы с квадратным подбородком и прокуренным голосом. Свой урок профессор Граббли-Дёрг начала с единорога, которого она каким-то чудом поймала и привязала к дереву на опушке. К зверю профессорша подпустила только девочек, мальчикам пришлось любоваться единорогом издалека.

Несколько раз Гарри натыкался на парочку, заходя в заброшенные классы, увидев же, старался побыстрее смыться, не желая попадаться под горячую руку Гермионы или Виктора. Уж больно страстно они целовались…

На этой почве, имея яркий и наглядный пример, его собственные гормоны пускались во все тяжкие, играя кровью и рисуя в голове самые… кхм… эротичные картинки. Пубертат Гарри был в самом разгаре, ему снились влажные сны, в которых он жарко и горячо занимался любовью с Памелой Андерсон и с Хизер Локлир, сногсшибательными и весьма сисястыми женщинами. Правда, просыпаясь на мокрых простынях, Гарри со смущением понимал, что перед пробуждением Пэм и Хиззи превращались либо в Гермиону, либо в Мэгги Мэдисон, девочку из маггловской школы. Он лежал на смятых простынях и растерянно таращился в изнанку полога, на котором продолжали вырисовываться Пэм с лицом Мэгги и Хизер с лицом Гермионы. Куда-то не туда его гормоны поскакали… Встав с постели, Гарри прошел в факультетскую душевую, где наскоро ополоснулся под душем и, подойдя к зеркалу, тоскливо уставился на свое лицо, очень стараясь не вздрогнуть при виде россыпи прыщей, которые густо усыпали его лоб и щеки, шею, плечи и грудь, а ещё они… Гарри сглотнул и опустил глаза на член, чтобы окончательно убедиться в том, что руки его не обманывают — да, прыщики были и там. Ну просто караул…

Сосредоточенно кусая губы, Гарри попытался вспомнить, нет ли в Хогвартсе кабинета сексолога-психолога или, на худой конец, дерматолога. После долгих размышлений и прикидок решил, что нет, иначе он бы давно знал от старшекурсников. Ну и к кому обратиться с… этой проблемой? К мадам Помфри? Гарри аж покраснел при этом — показывать свою писю женщине?! — ну уж нет, легче умереть… Завернувшись в полотенце и вернувшись в спальню, он зарылся в чемодан, нашел пару самых мягких трусов и с сомнением натянул их, попрыгал, пошагал на месте, проверяя, не трет ли. Вроде ходить можно, но чем-то их надо смазать. Гарри, припомнив о серной мази, кинулся было её искать, но тут же остановился, сообразив, что для столь деликатного места врач-дерматолог наверняка выписал бы нечто другое, более интимное. Тьфу…

Так ничего и не придумав, Гарри отправился на завтрак. Вяло глотая овсянку и не ощущая вкуса, Гарри лениво скользил взглядом по залу, краем сознания отмечая малые события: вот Рон, яростно вгрызаясь в куриный окорочок, злобными глазами сверлит Виктора Крама, сидящего напротив рядом с Гермионой, хм-м-м, а он не курочку грызет, а горло врага… ревнует, что ли? На Невилле повисли три девушки, Лаванда, Парвати и Падма, с чего-то он стал популярным, вон девчонки прямо в рот ему заглядывают. А-а-а, вот они чего, Невилла от Джинни оттирают, угу, понятно, тоже гормоны взыграли, хочется им красивого самца, а что? Невилл-то вон красавцем вырос, уже сейчас видно — крупная кость, высокий рост, синеглазый брюнет. Поня-я-я-ятно, увидели его на балу с Джинни и пропали, проснулся в них дух соперничества — как же так, такой красавец и с этой рыжей куклой??? Ещё чего, надо срочно отбить парня у девки, пока не поздно. Взгляд Гарри скользнул дальше, обежал слизеринский стол и зацепился за Драко — что-то не так — на щеках Драко блестят неровные красные пятна, глаза опущены в тарелку, а руки комкают салфетку. Почуяв на себе чей-то взгляд, Драко поднял голову, встретившись глазами с Гарри, замер. Гарри мотнул головой в сторону выхода из зала, Драко согласно кивнул. Не доев кашу — всё равно аппетита нету! — Гарри вышел в коридор, где спустя минуту к нему присоединился Драко. Не сговариваясь, они молча прошли по коридорам в самый дальний заброшенный класс, где и устроились, Драко на парте, а Гарри у стены с кусочком мела в руке. Начав рисовать, Гарри нарочито-небрежно спросил:

— У тебя всё в порядке, Драко?

Наблюдая за меловыми линиями, складывающимися в рисунок — изображение собаки, Драко неохотно ответил:

— У меня… руки дрожат.

Собака была забыта... Перестав рисовать, Гарри развернулся от стены и с тревогой оглядел друга. Быстро переспросил:

— Что случилось?

— Да я не знаю… — Драко нервно обнял себя за плечи и ссутулился на парте. — Просто после того, как Грюм превратил меня в… з-зверюшку, у меня с тех пор и началось. К-как судороги. М-мерлин… никогда в жизни не забуду эту дикую боль.

Искренне испугавшись, Гарри торопливо подошел, сел рядом и встревоженно взял Драко за плечи, слегка сдавил, покачивая.

— Какую боль? Драко, расскажи…

— Ну… — Драко расслабленно прислонился к груди Поттера и попытался сформулировать ощущения в слова. — Прилетело мне проклятие, сперва как будто лошадь лягнула, а потом я на полу очутился, маленький-маленький… все кости сдавило как… как… ну вот как будто меня великан в ладонях смял и в маленькую баночку утрамбовал. Хорёк же, он мелкий, понимаешь, Гарри? А я высокий, и меня упихнули в эту маленькую тушку чуть побольше крысиной. Не понимаю, как у меня голова не лопнула? Все кости так сдавило, что казалось, глаза из глазниц выдавятся и мозги следом вытекут…

Гарри потрясенно сжал друга в объятиях, безотчетно зарываясь лицом ему в макушку и впервые ощущая шелковистость волос и запах корицы. А Драко продолжал жаловаться:

— А руки! Представляешь, что с моими руками стало? Сначала их укоротило, ну от неожиданности я не понял, что произошло, но потом… когда меня обратно превратили, мне показалось, что их заново ломают и вытягивают из тела. А потом я обнаружил, что они дрожат. Не всегда, конечно, но приступы случаются в самый неподходящий момент. И мне страшно, а вдруг это на уроке произойдет…

Не зная, как успокоить друга, Гарри только крепче его обнял, продолжая нежно укачивать пострадавшего бедного Дракушку. И начиная тихо ненавидеть параноика Грюма, вот же… сволочь колченогая, покалечил ребёнка. Тремор рук, в его-то возрасте! Э-э-э, тремор?.. Волна слепящего ужаса накрыла Гарри с головой. Не отдавая себе отчета, он рывком спихнул Драко с парты, поставил его прямо и принялся лихорадочно ощупывать спину, пытаясь нащупать позвоночник сквозь мантию, свитер и что там ещё у него надето… Озадаченный Драко покорно дал себя раздеть до пояса и вертеть свою бренную тушку во все стороны под пристальным «докторским» взглядом Поттера.

— Спина не болит? — тоном врача спросил Гарри, продолжая пальпировать спину, плечи, ребра, руки. С той же покорностью Драко помотал головой.

— Нет, доктор Поттер, спина не болит. А должна?

— Ну, если только не сместились диски, то не должна… но руки-то с чего трясутся? Тремор-то у тебя откуда? От страха? Не, я, конечно, читал про это, но с тобой не тот случай.

— А может, от страха? — с надеждой спросил Драко. — Я же тогда и вправду испугался…

— Что бы это не было, но врачу тебя показать надо! — твердо решил Гарри. — Одевайся, пошли.

— Куда? Не хочу к мадам Помфри… — запротестовал Драко, начиная одеваться, в классе было всё-таки прохладно.

— Не-не, к Снейпу пойдем, — утешил его Гарри.

Спустились в подземелья, дошли до покоев Снейпа, Гарри поскребся в дверь, та почти сразу открылась, и на пороге вырос неприступный и вечно грозный профессор Снейп. Драко, как обычно в его присутствии, проглотил язык и превратился в голубоглазую куклу. Почему-то в моменты испуга серые глаза Драко становились другого цвета, видимо оттого, что зрачки расширялись и темнели радужки, и глаза из серо-стальных делались голубыми. Увидев, кто к нему пришел, Северус вздернул бровь и молча, о-о-очень нехотя посторонился. Гарри втащил Малфоя в комнату и, встав «во фрунт» перед профессором, зачастил:

— Сэр, у Малфоя проблемы, профессор Грюм подверг его принудительной транс… фигурации, уф, ну и слово… превратил его в… маленького зверька, сэр. И с тех пор у него руки трясутся, я спину проверил, говорит — не болит, но тут рентген нужен, вот.

Черные тоннели вонзились в Малфоя, а холодный голос властно произнес одно-единственное слово:

— Раздевайся.

Оробевший Драко не посмел ослушаться любимого и страшного декана и покорно обнажился до пояса во второй раз. Палочка профессора осветила тело диагностирующими чарами, и в какой-то мере Драко был просвечен насквозь неким подобием того самого рентгена. Во всяком случае, он почувствовал, как этот свет щекочет его где-то внутри под кожей, весьма странное ощущение. А ещё страннее было то, что гриффиндорец Поттер приволок его к декану Слизерина, н-да уж, неисповедимы пути Мерлина. И разговаривает с ним вот так запросто, запанибрата. Северус закончил медосмотр, перевел на Гарри нечитаемый взор и глухо рыкнул:

— Грюм?

Гарри закивал. Рычание стало на октаву ниже:

— В кого?

Прежде чем ответить, Гарри бросил на Драко извиняющийся взгляд:

— В хорька, сэр. В беленького…

Взмах руки, и к мальчикам сзади подъехали два стула, толкнули под зад, парни вынужденно плюхнулись на них, провожая взглядами край мантии, исчезающей за дверью.

— Это он куда? — ошарашенно спросил Драко, нагибаясь со стула за одеждой.

— Надеюсь, не убивать… — флегматично ответил Гарри, наблюдая, как тот одевается. Вопрос соскочил с языка неожиданно даже для него самого: — Ты с девчонками целовался?

— Ч-чего?.. — Драко замер с поднятой рукой, продетой в рукав, и растерянно вытаращился на Гарри поверх толстой пушистой горловины свитера. Но тут же сориентировался, оделся и сел обратно на стул. — Да, целовался.

— И как… оно? — с затаенным любопытством поинтересовался Гарри.

— Ну… вкусно, вообще-то, но это только если девочка нравится. А с той, которая не нравится, целоваться противно.

Гарри шумно сглотнул, его рот внезапно наполнился слюной, а перед внутренним взором возникла Гермиона с грудями Хизер… Да лысый брауни, что за мутотень в голову лезет! Драко сочувственно наблюдал за сменой эмоций на лице Поттера, понимая, что Гарри тоже дорос, вон прыщей целый табун, от переизбытка гормонов, не иначе. Он полез в карман мантии и достал круглую баночку, её горлышко закрывала вощеная бумажка, туго перетянутая бечевкой, и протянул Гарри.

— Вот, возьми, мазь на основе гноя бубонтюбера. От прыщей. Мне здорово помогает, — в доказательство Драко пальцем показал на свое чистое и гладкое лицо. Гарри взял мазь и непроизвольно глянул в низ своего живота. Драко правильно понял, какие мысли сопровождают глаза, и подтверждающе кивнул:

— Там тоже мажь. Везде мажь, она не щиплется.

Гарри благодарно улыбнулся и спрятал баночку в карман.

Грюм нашелся в учительской, Снейп с порога и с разгона, даже не притормозив, запульнул в него заковыристым проклятием. Фиолетовая вспышка, дым, грохот... Испуганно завизжала Минерва, вскочила было, но Северус и на неё палочку нацелил и недобро прошипел:

— Даже не вздумай мне помешать, Минерва, и тебя превращу, только дай мне повод.

— А что случилось, Северус? — слабым голосом вопросила мадам Стебль, со страхом глядя на броненосца, лежащего в кресле на месте Грюма, рядом, на полу, валялись деревянная нога и стеклянный глаз. На них, как на чужеродное тело, проклятие не подействовало.

— Он подверг моего ученика принудительной трансформации, превратил его в маленького зверька. Вы представляете, какой это стресс для четверокурсника? К тому же, это очень больно. Вот пусть и он испытает на собственной шкуре, каково это, принудительно обратиться в зверушку. Не вздумайте его расколдовывать, Минерва, Помона, Филиус. Вы меня поняли?

Флитвик робко поднял короткую ручку и пискнул:

— А он долго будет… таким?

— Сутки! — выплюнул Северус, с отвращением смотря на броненосца-Грюма. Скривился. — Жаль, недолго. Нельзя в детей проклятиями швыряться, будь ты хоть трижды мракоборец. Так что наслаждайся сломанными косточками, Аластор. Мое почтение, дамы, господин.

Кивнув напоследок, Северус резко развернулся к двери и покинул кабинет. Взгляды же оставшихся обратились на Грюма, и это были очень недобрые взгляды.

— Значит, сломанные косточки? — глубокомысленно произнесла Помона Стебль, любовно поглаживая свою палочку. Минерва злобно прищурилась. Флитвик задумчиво кашлянул:

— Четверокурсника, значит…

Броненосец Грюм обреченно сжался, жалобно моргая влажным правым глазиком, на месте левого была пустая аккуратная впадинка, также у него не было задней лапки. Но даже такое трогательное увечное существо не разжалобило черствые сердца троих возмущенных мстителей, и вскоре Грюм покрылся гнойными бородавками, свиной щетиной и чесоточным лишаем. Для пущего эффекта и более ясного понимания ситуации в целом, так сказать.

Февраль подкрался незаметно и как-то очень коварно, исподтишка. Вот только что был мягкий и снежный пушистый январь, девятого его числа справили день рождения Северуса, проводили каникулы, вернулись в Хогвартс, окунулись в школьные будни, а тут бац — и февраль. Коридоры превратились в ледяные туннели, на окна было страшно смотреть, казалось, они сейчас лопнут под тяжестью налипшего инея толщиной с месячный слой в морозильной камере бытового холодильника. И никакие согревающие чары не помогали, мороз и природа были сильнее. Поэтому пачками жгли свечи всех видов и в огромных количествах, по всему замку горели все камины и печи. Опушка Запретного леса была безжалостно вырублена Хагридом, ожидаемо возрос спрос на дрова.

Закутанные в сто шарфиков и десять шуб-пальто-курток младшекурсники и кое-кто постарше с неистощимым интересом наблюдали за самоубийственными экзерсисами Виктора Крама. Раздетый до пояса, в обтягивающих трусах-боксерах он раз за разом нырял в прорубь, пытаясь продержаться в ледяной февральской воде хотя бы пять минут. Не удавалось. Синий Виктор выныривал и выпрыгивал из воды пингвином через несколько секунд — какие пять минут, тут бы минуту прожить и не помереть! На подледные плавания способны только моржи двух видов — морж обыкновенный ластоногий и моржующий человек закаленный. Профессионал, иными словами. Но Виктор был упрям, как нюхлер, дорвавшийся до золота, упорные тренировки изо дня в день привели к нужному результату, невольный пловец закалился настолько, что смог продержаться в воде целых полчаса!!!

Что касается Флер Делакур, то нежная француженка без дрожи даже смотреть не могла на скованную льдом поверхность озера, не говоря уж о том, чтобы окунуть хотя бы пальчик.

Седрик на всё это лишь ехидно ухмылялся, лежал в холодной ванне старост, неспешно и мерно закаляя свой организм, и терпеливо ждал КОНЦА ФЕВРАЛЯ. Да-да, я не опечаталась, именно конца февраля и начала марта. Насколько он помнил, в феврале температура в Шотландии едва ли выше пяти градусов по Цельсию, ну а ближе к марту вообще теплынь начинается, так что было бы из-за чего париться… то есть, простите, морозиться.

Гермиона к Виктору охладела через две недели встреч. Против новых соперников Виктор оказался бессилен, ага, попробуйте набить морду книге… А свой подростковый интерес Гермиона удовлетворила, с парнем познакомилась-поцеловалась-пообнималась, ну и дальше по накатанной колее отправилась в мир изучения магии. Более серьезных и глубоких отношений Гермиона не планировала пока, да и куда ей, в пятнадцать-то неполных лет? Доучиться сперва надо, потом карьеру сделать, а там можно и о замужестве подумать, лет эдак через -надцать. Так что пришлось Виктору закатать губу обратно.

И вот, сидит Гермиона в библиотеке, штудирует очередной талмуд по исторической инквизиции, как подкатились к ней два брата-акробата, нависли с двух сторон и начали:

— Грейнджер, позвольте вас…

— Проводить к профессору МакГонагалл…

— Под белы рученьки.

Гермиона сдула со лба фиолетовую челку и, окинув близнецов подозрительным взглядом поверх книги, лаконично спросила:

— Зачем?

— Не можем знать, о госпожа.

— Нам она не докладывала.

— Просто велела привести тебя.

Из-за стеллажей высунулся любопытный Поттер и просто нагло увязался за ними, надо сказать, что никто не возражал против его присутствия. Зато возражала МакГонагалл, увидев лишнего, она поджала губки и недовольно изрекла:

— Мистер Поттер, вы здесь не нужны! Покиньте кабинет.

Но Гермиона, успевшая рассмотреть, что кроме нее здесь находятся Чжоу Чанг с Когтеврана и незнакомая малышка лет восьми, моментально сложила в голове два и два и, получив пять, запаниковала. Лихорадочно вцепилась в Гарри, ухватила Фреда и Джорджа за рукава мантий и зачастила:

— Нет-нет, пожалуйста! Пусть мальчики останутся, они меня обратно в нашу башню проводят, я так боюсь идти одна ночью по коридорам…

— Мисс Грейнджер, не переживайте, вам сегодня не придется возвращаться в башню Гриффиндора… — неосмотрительно сказала МакГонагалл.

— Почему? — тоненько пискнула Гермиона, ещё крепче цепляясь за Гарри и одновременно пытаясь спрятаться за широкоплечих близнецов. Братья с Гарри переглянулись и сами вцепились в Гермиону. На всякий случай.

МакГонагалл сухо кашлянула и, полагаясь на гриффиндорскую храбрость, миролюбиво начала просвещать студентов.

— Кхм-кхм… Видите ли, вам троим — мисс Чанг, мисс Грейнджер и мисс Делакур — предстоит благородная миссия стать трофеями для чемпионов. Вас погрузят в глубокий сон и отправят на дно озера, ненадолго, всего на один час. За этот час чемпионы должны найти вас и вернуть на поверхность озера.

По мере речи профессорши глаза у всех делались всё круглее и круглее, даже у китаянки Чанг — они стали таки-и-ие круглые, что классическому аниме и не снилось. Минерва замолчала, но криков восторга почему-то не последовало, напротив, настала такая гробовая тишина, что стало слышно, как растут волосы. А потом маленькая девочка по имени Габриэль громко зарыдала и начала биться в дикой истерике, из её воплей вскоре стало понятно следующее — у неё предрасположенность к бронхиту и пневмонии от малейшего дуновения холодного ветерка и купаться в ледяной воде целый час она не станет, и вообще, хочу-у-у к ма-а-а-мочке! Чжоу твердо заявила, что она плавать не умеет и не пошли бы вы?.. Гермиона нервно вопросила, чем она так не угодила учителям, что они всем педсоставом решили скормить её хищным русалам и тритонам? Разве я плохо учусь? Профессор, пощади-и-ите!..

Вся эта массовая истерика привела к тому, что у несгибаемой шотландки начался тик — задергался левый глаз. Экстремальное положение, как ни странно, спас умничка Гарри.

— Профессор МакГонагалл, простите, пожалуйста, но к чему такие жертвы? Нельзя ли обойтись любимыми вещичками избранниц чемпионов? Например, у Гермионы можно «украсть» золотую цепочку с кулончиком, у Чжоу… — быстрый оценивающий взгляд на китаянку, — бриллиантовую брошку с мантии, а у девочки — не знаю, как её зовут — можно стащить куклу.

Девочка вздрогнула и чисто машинально спрятала куклу за спину. Но после коротких размышлений вдруг согласно закивала и доверчиво протянула игрушечную подругу профессорше, сопроводив свои действия словами:

— Она фарфоровая, мэм, постарайтесь её не разбить.

Но МакГонагалл не оценила детскую самоотверженность, она вообще не согласилась с Гарри, о чем и заявила:

— Мистер Поттер, риск — благородное дело. Будет глупо, если чемпионам придется нырять за безделушками и игрушками. Мы давно всё решили, и завтра на рассвете трофеи должны будут переданы озерному народу, тем более что они полгода как подписали пакт о ненападении.

— Кто подписал?! — в голосе Гермионы прозвучала истерика. — Дикие и неграмотные русалки?

— Профессор МакГонагалл, — снова встрял Гарри. — По-моему, благородный риск не стоит здоровья и жизни живых людей, а вдруг произойдет несчастный случай? Они все умрут от переохлаждения, их скушает проголодавшийся, э-э-э, скажем, гриндилоу… может случиться сбой в магии, спящий человек бессознательно может сопротивляться враждебной среде — а ледяная вода ею, вне всякого сомнения, является — и как только спадут защитные чары, тогда тело спящего охватят ледяные тиски убийственного мороза и тут же наступит смерть от гиповолемического шока, вот. Или термального? Не суть.

— Ну нельзя мне в ледяную воду!.. — чуть не плача, проскулила китаяночка, сообразившая, что на этом можно сыграть. — У меня же эти… женские дни начались!

Гарри не понял, какие такие женские дни, но на всякий случай покивал с умным видом. МакГонагалл утомленно прикрыла глаза, очень стараясь сдержаться, не взбеситься и не начать всех тут проклинать, кто бы знал, что этих подростков окажется трудно уговорить. Тут безымянная Габриэль подергала МакГонагалл за тартановую юбку, привлекая к себе внимание, а когда та посмотрела вниз на малявку, радостно заявила:

— А можно манекены сделать, похожих на нас! И утопить их в озере, и пускай чемпионы ныряют за ними.

Точно! Гениальный ребёнок! И все с надеждой воззрились на деканшу. Тонкие ноздри гневно раздулись — ну как они не понимают! — и она яростно проговорила:

— Чемпионам будет крайне обидно нырять за куклами. А также за побрякушками.

Близнецы тем временем шушукались за спинами Гарри и Гермионы и, видимо, пришли к какому-то решению, потому что, отодвинув их в стороны, вышли вперед и сказали почти хором:

— Дурмстранговцы все совершеннолетние, профессор, пусть они примут оборотное зелье с волосами…

— Или с ногтями трофеев…

— И поспят в воде вместо них!

На том и порешили. Всё-таки сумели они уломать распорядителей, так что за час до второго тура трое высоких парней с разрешения министерства приняли часовую дозу оборотного. И надо сказать, дурмстрангские мальчики были очень рады принять участие в этом деле — всё-таки не зря приехали! Для чего-то и они сгодились.

По сигналу гонга трое чемпионов с низкого трамплина попрыгали в воду. Виктор превратился в неполную акулу, и зачем, спрашивается, закалялся?.. Ведь для акулы холодная вода не помеха. Седрик применил заклинание воздушного пузыря, мерзлячка Флер последовала его примеру. И уплыли. Зрители замерли на трибунах, глядя на бликующую поверхность озера, начиная понимать, что в течении целого часа им так и придется таращиться на воду. Из-под лавок вылезли Гермиона, Чжоу и Габриэль, пробрались к Гарри и сели на занятые им для них места. Прошло полчаса, на зеркальной глади вспучились пузыри и вынырнули Седрик с Чжоу-2, которая, впрочем, тут же под воздействием воздуха превратилась в Горана Димитрова. Хохотнув в ответ на удивленный вид Седрика, Горан весело подмигнул ему и мощно погреб к берегу. Всё понявший Седрик с облегчением поплыл следом, слава Мерлину, хоть до этого додумались, не стали замораживать бедолаг.

Шесть минут спустя вынырнул Крам с Гермионой номер два. И яростно выругался, когда она превратилась в Вольдемара Полякова.

— Проклятье, Володька, и тут ты?!

Вольдемар со смехом окунул Виктора под воду и крикнул:

— Стыдись, рыцарь, или ты бы предпочел отморозить девушке нежную киску?

— Похабник ты, Вовка, убью!

Дружески переругиваясь и обмениваясь тычками, веселые мальчики доплыли до берега и выбрались из воды. Взгляды всех сместились на часы, потом снова на озеро. У Флер осталось двадцать минут. До конца срока было всего четыре минуты, когда наконец-то вынырнула Флер, окровавленная и смертельно напуганная. Её отчаянный вопль с середины озера был слышен всем.

— Помогите!!! Я не могу найти Габ`гиэль! На меня напали!..

— Флери! — вскочила на лавку маленькая Габриэль, замахала тонкими ручками. — Я здесь!!!

Рыдая и захлебываясь от пережитого ужаса, Флер было поплыла, но… Страх ведь такая штука, да? Из-за судорог Флер начала тонуть. Виктор, Горан и Вольдемар переглянулись, дружно скинули с себя пледы и солдатиками прыгнули в воду. Вольдемар подхватил Флер и побуксировал к берегу, а Виктор и Горан, нырнув, отправились на поиски третьего «трофея», Сергея Митенько.

Гарри осторожно покосился на МакГонагалл, та сидела неестественно прямо, бледная, как свежий пергамент, и практически не дыша, прижав к груди стиснутые руки. Что ж, она тоже человек и тоже может ошибиться, она такого точно не ожидала.

И облегченно разрыдалась, закрыв лицо ладонями, когда над поверхностью взбаламученной воды показались три головы. Витя и Горан спасли Серёжку.

Взволнованные зрители испустили единодушный вздох облегчения, а поклонники сайгаками попрыгали вниз по сиденьям, спеша к чемпионам. Они окружили плотным кольцом Седрика, Виктора и всех прочих мокрых ребят, что-то одобрительно выкрикивая, хлопая по спинам и ероша волосы. Над Флер и Сергеем хлопотала мадам Помфри, к сестре протолкалась-пробилась маленькая Габриэль и с плачем обняла, не обращая внимания на царапины и влажные, жиденькие сосульки волос. Флер, трясясь в ознобе, выпростала руки из-под пледа, сгребла младшенькую сестрёнку и прозаикалась:

— О ужасть… Габ`гиэль, я тумала… тумала, что не найду теб`я…

Прозрачно-голубые глаза прекрасной Флер, полные слёз, обратились на учредителей тура и прямо-таки приморозили их к месту. Мадам Максим монументальной башней нависла сзади, и те почувствовали себя крайне неуютно, а голос французской директрисы тем временем загудел над их головами, и его гул был куда страшнее, чем атакующие «мессершмитты» над Лондоном времен Второй Мировой…

— Безопр-р-разие. П`щему никто не доложил, что будет такой… — как это по-английски? — а-а-армстронг! Я буду, как это… жалиться Министру!

Мадам Помфри неожиданно поддержала директрису, сердито затараторила, мелко-мелко кивая головой:

— Точно-точно! Полный беспредел этот ваш турнир. Драконы, сфинксы… Хорошо хоть василиска в этом чемпионате нет. А то слышала я, в прошлом как-то участники василиска ловили, а тот возьми, да и встань на дыбы, содрал с морды повязку и испепелил всех к мордредовой бабушке.

— А Министр не поможет, — встрял в разговор Игорь Каркаров, окидывая всех ехидным взглядом. — Это ж министерские подписали все бумажки, дали добро на ввоз драконов, сфинксов и прочих. Вы ещё скажите спасибо за то, что папа Миши Гальченко запретил ввозить в Британию келпи.

Так как многие не поняли, то пришлось спросить:

— Что такое келпи?

— Почему папа Миши Гальченко запретил?

— И кто он такой? Ну, Гальченко…

Каркаров оглянулся — со всех сторон его окружали любопытные лица, понял — деваться некуда, придется рассказать.

— Келпи это зловредный речной монстр, заманивает жертву прекрасным образом серого коня, как только добыча оказывается на его спине, он увозит её в реку, туда, где поглубже, и там убивает, как именно — неизвестно. Ещё никто не вырывался живым из пасти келпи, чтобы рассказать об этом. Папа Миши… Станислав Гальченко, признанный охотник за келпи, двадцать лет стажа, семь тысяч истребленных им келпи, тысячи спасенных жизней. Его, как специалиста и знатока, хотели попросить поймать келпи для турнира, но Стас только пальцем у виска покрутил и сказал — засуньте руку в аквариум с пираньями и постойте терпеливо, пока чудные рыбки не обглодают всё мясо с костей. Это было достаточно убедительно для того, чтобы образумить организаторов.

Игорь обвел взглядом внимательные лица детей и взрослых и, серьезно кивнув, продолжил:

— Келпи страшен. И страшен вдвойне — притягательностью и предательством. Вот представьте себе… идет человек по берегу речки, любуется на текучую воду, а потом видит на водопое лошадку, серенькую с косматой белой гривкой. Конёк невысокий, толстый и славный, так и хочется его погладить, как правило соблазн столь велик, что человек не удерживается, подходит к нему и гладит, ласкает, а конёк, кроме того, ещё и игривым оказывается, тычется в ладони своим нежным храпиком, в плечо толкает и лиловым глазом лукаво так косит, мол, садись, прокачу! И человек доверяется ему, садится на спину… несколько минут неспешной рыси, и всадник полностью расслабляется, видя, что конь послушен и кроток. И он совершенно не готов к тому, что происходит в дальнейшем: милое непарнокопытное вдруг разворачивается и, закусив удила, несется прямо в реку, в самую её стремнину. Он специально выбирает такие опасные места, чтобы побыстрее утопить свою жертву. А при попытках вырваться… точно не знаю, что именно происходит в такие моменты, но Стас рассказал как-то раз. Один человек выгуливал на берегу собаку породы терьер Джека Рассела, маленького, беленького, с коричневыми ушками. Повстречался им келпи — серый в яблоко конь. Ну и понятно, заманил жертву к себе на спину, да и понес в речку, рассчитывая сладко поужинать. А пёсик возьми, да и окажись крапом. Трансгрессировал к хозяину, аккурат на холочку коню-келпи, и давай грызть и царапать ему шейку. Келпи завизжал, чары гламура с него спали, мужик пришел в себя и тут же без раздумий вытащил из кобуры верный наган и шмальнул лошади в затылок. Келпи так и брыкнулся с копыт. Это был, пожалуй, единственный экземпляр, пойманный обычным человеком, но огласке то дело так и не подверглось. Обливиэйторы, прибыв на место происшествия, в первую очередь стерли магглу память, собаку… к сожалению, изъяли, ради сохранения секретного статута. Да только нет границ собачьей преданности, сбежал крапик из приюта и к хозяину вернулся.

— Вот это да! А как у маггла оказалась волшебная собака? — спросило сразу несколько голосов. Игорь обезоруживающе развел руками и улыбнулся:

— А он собачий сквиб оказался, родился с одним хвостиком вместо положенных двух, заводчику бы радоваться, купировать не надо, но он не оценил щедрости матушки-природы. Равнодушно избавился от нестандартного щенка, сдал его в маггловский приют, где его и нашел Тибор Пашти, венгерский полицейский. Вот так волшебный крап стал собакой простого человека.

— А как выглядел пойманный келпи? — снова нестройный хор голосов.

— Труп келпи выглядел жутко, — задумчиво припомнил Игорь. — Щучья голова с раззявленной пастью, полной иглообразных зубов, тело как у морского конька, только с четырьмя когтистыми лапами, и весь… в шипах, щупальцах, роговых колючих наростах и, главное, тухлой рыбой развонялся во все стороны и на многие мили вокруг.

Он снова замолчал и сурово оглядел всех:

— Надеюсь, вы понимаете, почему Стас Гальченко запретил ввозить этого смертельно опасного зверя? Келпи нельзя приручить, как невозможно взять на поводок акулу. Правда, вы можете возразить, мол, акула хотя бы дрессировке поддается, она реагирует на удары палкой по носу, что ж, будете правы, но келпи — нет, его ничем не образумишь, он эту палку проглотит и не заметит.

Крам хмуро буркнул:

— А я гриндилоу видел у русалок, на цепях у дома сидят, как ручные.

— Я тоже видел, — подтвердил Седрик.

— А на мен`я они напали… — продрожала-простучала зубами Флер, зябко кутаясь в плед.

Её дрож-ж-жащий голосок заставил всех опомниться и направиться, наконец-то, в замок.

А на галечном берегу озера остался вяло копошиться полураздавленный глянцево-зеленый жук, которого с головы Володи снял и безжалостно сплющил пальцами практичный Виктор. Ну не могла Рита знать, что Вова Поляков страдает инсектофобией и до смерти боится всяких жуков и тараканов… Зеленый жук ме-е-едленно пополз к ближайшим кустикам с печальной скоростью, по полдюйма в час. Дополз. Полежал, дохленько шевеля сломанными усиками-антеннчиками, с трудом ловя и слушая эфир. Наконец, где-то через час Рита рискнула превратиться в человека. И потрясенно ахнула, поняв, что у нее сломан… позвоночник! Заткните уши, дети, не слушайте этот трехэтажный мат-перемат. Парализованную ведьму нашел добрый лесничий Хагрид. Гермиона прямо-таки просияла, когда за ужином к столу преподавателей подлетел Патронус-кабан и голосом Хагрида пробухтел:

— Директор, тут эта… как её… Скитер лежит, пришибленная чем-то…

Разумеется, зал моментально опустел, все дружным табуном ринулись наружу, смотреть на пришибленную Скитер. МакГонагалл вызвала колдомедиков из больницы имени св. Мунго. Прибывшие колдоврачи диагностировали у Скитер перелом нижнего шейного отдела, перелом ребер и ног и обширный паралич тела ниже плеч. Безуспешно пытались вызнать у Риты, как она так пострадала? Складывалось такое впечатление, словно её великан помял. Ну, собственно, так оно и было, если учесть размеры человеческих пальцев и жука. Рита подозрительно молчала, наотрез отказываясь говорить на эту тему. Переломанную и полностью парализованную журналистку увезли на вызванном автобусе «Ночной рыцарь» в больничку, помашем ей вслед и посочувствуем всё-таки бедняжке — её карьере пришел конец… А вот не надо было садиться на голову человеку-энтомофобу, окруженному верными друзьями, знающими о его страхах и защищающими больного товарища от проблем.

Долго ещё обсуждали это странное событие, строили догадки, одну круче другой, выстраивали различные гипотезы того, как могла покалечиться журналистка. Ведь великанов-то окрест Хогвартса не было, кто ж мог её так сплющить? Непонятно… Дракон? Но драконы спят.

Были, правда, двое полувеликанов, мадам Максим и Рубеус Хагрид, но даже их комплекции не хватило бы на то, чтоб полноценно раздавить и переломать в щебенку человека. Эту тайну знала только Рита, что ж, поправится чуток, тогда и допросим. С Веритасерумом. Надо же следствию узнать, кто такой-сякой напал на суверенную гражданку Соединенного Королевства и нанес ей такие жуткие увечья, не с самолета же её без парашюта сбросили!..

Учебный год продолжился, все снова зарылись в учебники и обложились пергаментами. Бедный оклеветанный Хагрид малость приободрился, чувствуя, что это не иначе как сама Судьба вмешалась или Рок, наказав журналистку таким радикальным образом. На волне мстительной радости он решил вернуться к работе, для чего отловил в лесу двух маленьких золотых единорожиков и привел к школе на урок. Собрал учеников и запел-залился соловьем:

— Юных единорожиков порой трудно отличить от простых лошадиных жеребяток, вот гляньте, у них рожек нет, они вырастают только к четырем годам. А вот масть у них меняется в два года, они становятся серебристыми…

Над головами четверокурсников взметнулась рука Гермионы:

— Профессор Хагрид, я правильно понимаю, единороги взрослеют дольше лошадей?

— Да, Гермиона! — одобрил Хагрид.

— А когда они маму перестают сосать? — не унималась Гермиона, кося глазом на опушку леса.

— Э-э-э… в год-полтора, а что?

— Да ничего, профессор, просто, по-моему, за ними мамы пришли… — тут Гермиона развернулась и целеустремленным кроссом рванула к хижине Хагрида. Остальные сперва ничего не поняли, но, глянув на опушку, сразу же помчались следом — в кустах стояли два лунно-белых единорога, из ноздрей их валил пар, глаза метали бешеные молнии, а точеные ножки с очень острыми копытцами яростно рыли снег. Сверкающие жаждой мести длинные тонкие рога были нацелены аккурат в грудь похитителя жеребят. Ой-ей… Пунцово-красное лицо великана сменило колер на цвет сметаны — с мамами шутки плохи. О-о-очень робко Хагрид подошел к загончику и, осторожненько сдвинув защелку, открыл калиточку. Единорожики с тоненьким, едва слышным жеребячьим ржанием обрадованно поскакали к мамам. Хагрид с сожалением проводил их взглядом, и с чего он решил, что нашел в лесу сироток? Может, их мамки на свидания бегали, а жеребяток оставили под присмотром какой-нибудь престарелой глухой тётушки, которая задремала где-нибудь под кустиком…

Повернулся к своему домику, посмотрел на учеников, сгрудившихся на крыльце и около, и, чтобы хоть как-то закончить урок, смущенно прогудел:

— А взрослеют они к семи годам…

В ответ студенты дружно зааплодировали, приветствуя его возвращение на пост учителя. Почему сейчас, а не перед началом урока? Да просто потому, что, увидев очаровашек-единорожиков, все сгоряча решили, что Хагрид переменился и наконец-то привел на урок безопасных зверей. И расслабились, ага… Но появление разгневанных мамочек расставило всё по своим местам и убедило всех, что Хагрид как был, так и остался прежним, то есть хоть что-то, да осталось незыблемым, твердой устоявшейся константой. Такой же непоколебимой и точной, как маятник Фуко.

* * *

Дженни, тихо мурлыкая под нос мелодию, неспешно готовила ужин. Кеннет с громким топотом носился по дому наперегонки с Санта Лапусом и Симоном и звонко кричал во всё горло. Грохот и стеклянный звон заставили Дженни оставить суп и подняться на второй этаж. Войдя в спальню, она подозрительно оглядела чем-то напуганного Кеннета, потом комнату, ничего страшного не найдя, обратилась к сыну:

— Где-то что-то разбилось?

— Н-нет, мамочка… ничего не разбилось, честно-честно.

А глазами непроизвольно стрельнул в сторону вазы на тумбочке. Мама проследила за его взглядом — ваза как ваза, целая, красивая…

— Странно… я точно слышала, что что-то упало и разбилось. Кеннет, ты меня не обманываешь?

К её ужасу, ребёнок заревел в голос:

— Прости, мамочка-а-а, я не хоте-е-ел… Оно само-о-о!!!

Из сбивчивых объяснений Кеннета Дженни кое-как поняла следующее: вазу он уронил случайно, когда ударился о тумбочку, а та покачнулась. Увидев осколки разбитой папиной вазы, он страшно перепугался и от испуга пожелал, чтобы ваза склеилась обратно, и, к его изумлению, так и случилось — осколки вдруг засветились голубым сиянием, потом зашевелились и поползли друг к другу, соединились и ваза снова стала целой. Расстроенная Дженни только головой покачала, отвела сына в ванную, умыла ему зареванную мордашку, накормила супом и отправила в детскую. Сама прошла в гостиную, села на диван и тоскливо уставилась на телефон. Нет, так жить больше нельзя… Повздыхав и погрустив, Дженни сняла трубку и завертела диск. Дождалась сигнала.

— Алло, Петунья?

— Дженни? Здравствуйте!

— Ага, здравствуйте. Скажите, вот у вас два сына и вы имеете большой опыт в воспитании мальчиков, так?

— Ну, допустим.

— Я спросить хочу… А когда они врать начинают?

— В каком смысле? Дженни, что случилось?

— Даже не знаю, как начать… Кеннет что-то разбил, а что — не говорит, напротив, врет изо всех сил, сочинил совершенно фантастическую историю, что якобы вазу разбил, а потом желанием склеил. Маленький лжец, вот уложу его спать и займусь поисками того, что он разбил… А то, не дай бог, забудет, где спрятал, и порежется об осколки.

— Дженни, а вы не будете против, если я к вам приеду? Поговорим.

— Я не против, Петунья, конечно приезжайте!

— Через два часа буду. Ждите.

* * *

Соплохвосты Хагрида доставляли всё больше хлопот и проблем. Достигнув размера лошади, они стали по-настоящему страшными. Их нигде нельзя было удержать, негде запереть, приковать и сковать. Клетки они прогрызали железными челюстями-жвалами, цепи, даже якорные, растворяли кислотой, выделяемой огнем из сопел. Их теперь боялись не только дети, но и взрослые… Они просто обмирали от ужаса при виде кошмарных мутантов. Встал вопрос об удалении опасных монстров с территории школы, пока с ними ещё справлялся Хагрид, и нельзя было ждать, когда они вырастут ещё больше.

Дело в том, что Гермиона предположила во всеуслышание во время одного из ужинов — а что если соплохвосты как рептилии, растут вечно, и они, как магические твари, будут расти бесконечно и без ограничений? Это заставило всех задуматься, представить и напугаться. И вот, в одно из воскресений, когда дети разъехались на Пасху, в школу Хогвартс прибыл отряд мракоборцев. Хагрид вооружился хлыстом и, звонко щелкая им, погнал крабомантикоров в сторону устроенной для них ловушки — глубокую забетонированную яму, где на дне лежало мясо, напичканное снотворным. Шестеро бежали впереди и кучно, поэтому они вместе и свалились в яму, а вот остальные четверо, услышав звуки падения и почуяв неприятности, притормозили на краю ямы, настороженно шевеля двухметровыми усиками.

Мракоборцы замерли, крепко сжимая в руках огнеметы, и ждали, когда можно подойти к яме, чтобы этих тварей наконец-то спалить к мордредовой бабушке. Но четверка соплохвостов, застывших на краю, обломала все их планы… гремя жвалами и броней, стуча хелицерами, они сгрудились рядком и как будто переговаривались между собой, обсуждали что-то на своем инсектоидном языке. А потом они приняли жуткое решение — напали на людей. Двигаясь задом наперед, подобно ракам, и боком, как крабы, они подмяли под себя ближайших растерявшихся от неожиданности мракоборцев. Остальные при помощи трансгрессии и левитации убрались подальше и, за неимением лучшего, попытались атаковать их огнем из огнеметов… но увы, что такое огонь против огнедышащих же тварей? Ничто, так, щекотка. Один из монстров достал-таки молодого мракоборца, поддел его за ногу и повалил. Упавший плашмя молодой человек, извернувшись на спину, увидел над собой смерть, гигантские челюсти жвал вот-вот сомкнутся, обрывая молодую жизнь Фергуса Финнигана — прощайте, мама, папа, тётя и Шеймус… Струя драконьего пламени ударила внезапно, тень огромных крыльев легла на поле брани, с турбинным ревом над ними пролетели два дракона. Миг, и горящие соплохвосты превратились в кучку пепла. Пролетая над ямой, драконы и её щедро полили огнем, испепеляя вылезающих из неё обожравшихся чудовищ, снотворное на них, против ожиданий, не подействовало. Сделав доброе дело, драконы, голубой и лиловый, с жемчужным отливом, по широкой спирали вознеслись в небеса, крыло к крылу, в прекрасном, полном таинств брачном полете.

Оцепеневшие люди ошарашенно смотрели вверх, на нежданных спасителей. Да уж, такой помощи никто из них не ожидал. Хагрид, размазывая по щекам слезы, отшвырнул хлыст, пнул ближнюю пепельную кучку и, шаркая ногами, направился к своему домику — а-ааа, будь оно всё неладно, ну какого лысого гурга он согласился на энтот гребенный эксперимент, всё равно ж не вышло ничего, все питомцы погибли и, что хуже всего, чуть не стали причиной гибели хороших людей… Уволиться надо, и к магглам! Всё! Счас он напишет эту… увольнительную и на стол к директору отнесет. Хватит с него, и так уже… маму сто лет не видел, вот. Надо бы развеяться, прогуляться в Швейцарские Альпы, мамашу поискать-проведать, а ты, шкура чиновничья, больше не заставишь меня за опасные эксперименты браться! Ни за что больше не возьмусь, хоть ты тресни, морда жабья, знать бы ещё, как тя звать…

* * *

Приехав домой, Гарри обнял подбежавшего Кеннета, поздоровался с Дженни и немножко удивился, когда она, коротко кивнув ему, странно посмотрела на Северуса. И в голосе её прозвучало напряжение:

— Северус, ты ничего не хочешь мне объяснить?..

— Э-ээ, нет, дорогая… — осторожно ответил растерянный муж. — А что произошло?

— Что произошло, что произошло… — Дженни воздела глаза к потолку. — У Кеннета произошел выброс стихийной детской магии, вот что произошло, Северус. И почему-то мне объяснил не ты, мой законный супруг, а простая женщина по имени Петунья Дурсль. Скажи ей спасибо, Северус, если бы не она, я считала бы своего маленького сына лжецом! И вас с Гарри тоже. Как долго ты собирался скрывать ЭТО от меня?

— У Кеннета что?.. — похоже, Северус только это и расслышал, остальное он пропустил мимо ушей.

Гарри, полный трепета, прижал к себе названого братишку. Ух ты… ещё один маленький маг! Кеннет Бреннан-Снейп.

Немного позже, когда эмоции маленько улеглись, Северус за мытьем посуды обратился к супруге:

— Я не могу вспомнить волшебника по фамилии Бреннан.

— А его и не было. Кеннет — ребёнок из пробирки. Мне сделали ЭКО, надеюсь тебе не надо объяснять, что это такое?

— Экстракорпоральное оплодотворение… Так?

— Да. Я от бесплодия лечилась. Очень сильно хотела ребёночка.

Северус отложил тарелку, выключил воду и хмуро глянул на жену.

— А как же папаша, который сбежал от наследника?

— Но мы же тогда были незнакомы, Северус, что ж ты хотел услышать? Что я мать-одиночка, ни разу не бывшая замужем и родившая ребенка от донорского банка? Что-то я сомневаюсь, что это та тема, на которую согласится впервые встреченный мужчина.

— Понятно… ты права, прости. А кто отец Кеннета?

— На бланке, который мне выдали, стоит только регистрационный номер донора и его группа крови. Понимаешь… я женщина, не состоящая в браке, лечилась от бесплодия много лет и поэтому была согласна на анонимного донора. Правда, один врач мне симпатизировал и по секрету шепнул на ухо, что мне с трудом подобрали подходящего по крови человека, такого, что мой организм смог принять. Сперму предыдущих моя яйцеклетка отторгала раз за разом, едва-едва смогли найти те сперматозоиды, которые оплодотворили мою избирательную и крайне капризную яйцеклетку… Так что прости меня, Северус, я не знаю, кто отец моего ребёнка.

Северус мрачно задумался, вот тебе и на… Дженни тихо вышла с кухни и так же тихо вернулась, протянула ему листок. Северус молча взял и бросил взгляд, гадая, а так ли уж ему надо знать, кто там папа Кеннета?

Так… регистрационный номер, хм, странно-знакомый набор цифр. Как в его маггловском паспорте. Четвертая группа крови, резус… тоже его. Взгляд скользнул на адрес клиники. Лондонский Королевский госпиталь. В глазах потемнело и подкосились ноги, пол взлетел навстречу лицу, откуда-то из далекого далека донесся испуганный крик Дженни.

Спустя секундную вечность в нос ударил запах нашатыря. Приоткрыв глаза, Северус увидел над собой очень знакомое лицо, при виде которого он тут же зажмурился и протестующе застонал:

— Уйди… пожалуйста, уйди…

— Ну вот и очнулся наш молодец! — раздался веселый голос репродуктолога. — Дорогая мамочка, скажите мне, пожалуйста, что же вы такое сказали дорогому папочке, отчего он брякнулся в обморок?

— Это обморок? Но… — растерянный голос Дженни заставил Северуса открыть глаза и приподняться на локтях. Оглядевшись, он понял, что лежит на диване в гостиной, а рядом с ним находятся Дженни, доктор Торренс и Гарри. Подумав, он остановил свой взгляд на докторе, смуглом мужчине с короткой стрижкой черных волос и вечно прищуренными карими глазами. Риго Торренс радостно оскалился. И Северус нехотя буркнул:

— Откуда ты взялся?

— Меня позвала Дженни Бреннан. Неисповедимы пути Господа, я сам чуть не хлопнулся в обморок, когда вошел в гостиную и увидел на диване одну очень знакомую носатую личность, — Риго повернулся к Дженни и сказал уже ей: — Понимаете, мисс Бреннан… то есть, простите, миссис Снейп, Северус какое-то время назад пришел в банк спермы как донор. Его случай, как и ваш, оказался уникальным, был даже миг, когда я готовился поставить ему страшный диагноз — бесплодие.

Он помолчал, что-то обдумывая, и продолжил:

— Но тут произошло чудо, его сперматозоиды таки внедрились в зиготу Дженни Бреннан, ещё одной моей пациентки с почти таким же диагнозом. Таким образом я счастливо избежал позора. Бывают такие люди, которые созданы только друг для друга, и только чудо сводит их пути. Или Божье провидение.

«Или магия», — подумал Северус, вспомнив Лили, вслух же он спросил:

— Это тот самый доктор, который тебе симпатизировал?

Дженни виновато покраснела, Риго Торренс покачал головой:

— А как же, Северус, вы же у меня постоянные пациенты были в течение двух лет. Разве я мог не влюбиться в вас, дорогие вы мои?

Северус кивнул и тихо подытожил главное:

— Кеннет мой сын? — он посмотрел на Дженни и слабо улыбнулся. — Наш…

— Наши, — мягко поправила она, положив руку на плечо Гарри, который стоял тихо, как морская губка, и жадно впитывал события. При прикосновении и словах мачехи он радостно и благодарно заулыбался… Всё ближе и ближе, всё больше и больше, кажется у него назревает полная семья.

И Кеннет родной братишка оказался, до чего же интересные сюрпризы преподносит жизнь!

Северус сел и страдальчески посмотрел на них, почему-то этот взгляд был понятен. Гарри и Дженни сели с двух сторон и обняли папу и мужа, а от двери к ним подбежал и прыгнул в теплые объятия Кеннет, конечно же он подслушивал, как и все нормальные дети. Мальчик он или нет?!

А семейный доктор и друг, португалец Риго Торренс подошел к пианино, сел к нему, откинул крышку и, поддавшись общему настроению, заиграл марш Мендельсона.

* * *

Брачный полет драконов. Что это такое? Это поэзия, песня в чистом виде… Посмотрите на небо, на эту прекрасную синеву, на эти изумительные пышные облака. Именно в небе рождается радуга. Она истинный цвет неба, весь космический спектр. Ведь ночью небо темное, бесцветное, а ещё ночью светят звезды. И к этим звездам улетает душа дракона, когда приходит его срок покинуть бренную землю.

Но Серенгети и Марии Мирабелле незачем пока улетать туда, они живые, сильные, молодые… И парят они в небе среди звезд и радуги космоса. Здесь пахнет малиной и свободой, но там, внизу, их ждут друзья, маленькие хозяева, подарившие им небо. Гарри и Невилл. И их любящие сердца держат драконов крепче якорной цепи. Крыло к крылу Мария и Серени летят над миром, невидимые никому, в своем драконьем портале, летят и видят всё… Что они видят? Ну, например, ящур. Его очаг замечен внезапно, и драконы, не сговариваясь, снижаются и поливают призрачным огнем элитное стадо шортгорнских коров. Невидимый, как сам космос, призрачный драконий огонь сжигает вирус сибирской язвы, просвечивая животных насквозь и при этом не повреждая ни шерстинки…

Драконы вылетели на стражу жизни и здоровья, они получили имена и вспомнили свое настоящее предназначение.

В школу Гарри вернулся Снейпом. Пасхальных каникул как раз хватило, чтобы успеть пробежаться по всем инстанциям и подписать все давно подготовленные бумаги. Северус благодаря практичной Петунье смог официально усыновить обоих мальчиков, были даже составлены (восстановлены) детские метрики, в которых стояло имя настоящего отца Гарри и Кеннета — Северус Снейп. А Дженни Снейп стала законной матерью Гарри. Вот так, совершенно случайно открылась невероятная жизненная тайна, вот так нежданно-негаданно нашелся родной отец Кеннета, а сам Северус оказался счастливым отцом двух мальчиков-волшебников.

Ветреный и холодный апрель неспешно полз по стране, временами радуя всех живых солнечными деньками. В городах и поселках дороги превратились в жидкую кашу, в которой тонули ноги и вязли-буксовали легковые автомобили. Повсюду дымили, похожие на трицератопсов, тракторы-снегоуборщики, трамбуя гусеницами снежную кашу, они отвалами создавали по обочинам дорог непроходимые горы, на которые с восторгом устремлялись мальчишки и девчонки, играя в альпинистов. С крыш с грохотом рушились глыбы льда и сосулек, которые сбивали колами специальные рабочие. Воздух звенел от весенней капели и бесчисленных ручьев. Ручейки веселыми струйками бежали по проталинам, стекаясь в небольшие речки и разливаясь в огромные моря-лужи.

В один из таких апрельских деньков Гарри и его друзья решили выбраться в Хогсмид. Перешагивая через звонкие проталины и оскальзываясь на скользкой каше, ребята шли по центральной улице деревни. Гарри был здесь в первый раз и с интересом вертел головой во все стороны. За ними с крыши на крышу перелетали Мерлин и Сыч, причем последний, как всегда, громко верещал, распевая нехитрую песенку на вечную тему «что вижу, о том и пою!» Магазин «Зонко», кафе мадам Паддифут, трактир «Кабанья голова»… Всё это было интересно для новичков, а кроме Гарри здесь впервые был и Невилл. С боковой улочки в сторону кафе прошла парочка — Седрик и Чжоу. Увидев Гарри, они приветливо помахали ему руками, конечно все знали, что это Гарри и близнецы Уизли уговорили МакГонагалл вмешаться в ход турнирных событий и поменять чемпионские трофеи.

Увидев «Сладкое королевство», дружно рванули туда. Вошли и разбрелись вдоль стеллажей и прилавков, подсчитывая в уме, на что хватит их денег. Рон потянулся к перечным чертикам, Невилл — к шоколадным лягушкам. Купив одну, он прямо тут развернул упаковку, вынул извивающуюся лягуху и невольно застыл, видя странное выражение лица Гарри. Вопросительно глянул:

— Что?

— Они шевелятся… ф-фу, как можно есть живую лягушку?

— Но… они шоколадные, Гарри.

Гермиона ностальгически вздохнула, вытащила из сумочки нечто длинное и яркое, протянула Невиллу:

— Попробуй нашего шоколадного зайца.

Невилл с любопытством посмотрел на неё, отдал лягушку не глядя кому и взял зайца, развернул блестящую тонкую фольгу и пришел в восторг при виде фигурного молочного шоколада.

— Даже жалко его кусать, такой красивый!

Гарри с Гермионой лишь обреченно переглянулись — вот и пойми их… волшебничью логику. Драко, которому Невилл сунул лягушку, втихомолку, по-хомячьи умял её. А так, в общем и целом, кондитерская вызвала у Гарри ассоциацию с адом диабетика, его прямо в дрожь бросило при виде огромных кусков нуги, кокосового грильяжа, толстых медовых ирисок и штабелей всевозможного шоколада. Господи. Гарри передернулся, глядя, как какая-то ведьма берет с полки пять фунтов чистого сахара — щербет с дробленым фундуком, и несет к кассе, сгибаясь под его тяжестью. Заныли зубы, а кровь, видимо, впервые задумалась об инсулине, потому что в груди что-то неприятно сдавило и захотелось убраться отсюда подальше. Что он и сделал вместе с Гермионой. Вышли и встали снаружи, решив подождать друзей здесь.

— Кошмар, сладости в поезде, сладости здесь… Нет чтобы нормальную еду продавать! — забухтела Гермиона. Гарри согласно закивал. С дальнего конца узкой и кривоватой улочки вдруг донесся шум. Гарри и Гермиона вытянули шеи — там начал собираться народ, а над их головами на добрых четыре фута возвышалась узнаваемая издалека монументальная фигура Хагрида. Безотчетно подростки подошли поближе, послушать-посмотреть.

— А я и говорю! Крышка бы нам всем, гр-р-робовая… Всех бы они сожрали и костей не оставили, но нас спасли драконы! — душевно пел молодой паренёк, стоя на телеге и размахивая полупустой бутылкой огневиски. — Ка-а-ак налетят, да ка-а-ак начали поливать огнем этих… как их там, Хагрид?

— Соплохвосты… — хмуро буркнул тот. А юноша с пьяной настойчивостью придрался:

— И защ-щем ты их разводил, а, Хагрид? Неужели ты не знал, щто из них во-от такое вырастет.

— Да не хотел я за них браться! Чё ж я, совсем дурак, что ли?! Мантикора-то и сама по себе опасна, а тут еще и смесь её и огнекраба. Но жаба-то сказала — приказ министерства, во как! Мне и пришлось выводить из личинок экс-пери-ментальный образец для будущего турнира.

— Во, слышали?! — назидательно поднял вверх пальчик пьяный паренёк. — Хто-то в министерстве вознамерился погубить славных чемпионов!

— А драконы тут при чем? — нетерпеливо спросил кто-то из толпы.

— А др-р-раконы тут при том! — важно кивнул паренёк. — Вызвали нас на задание — очистить территорию Хогвартса от засилья мутантов. Ну прибыли мы, смотрим, а та-а-ам… какие-то громамонты многоногие скачут. Стр-р-рашные со всех сторон. Уйма щупиков, шипов, жал, присосок… ну ни к какому виду нельзя их отнести, а они ваще на нас напали. Я аж маме «прости-прощай» успел сказать, как налетели они, наши спасители — драконы… Сколько их было, Хагрид?

— Двое, Финниган, двое.

— Разве? А мне показалось — стая…

— Дак они большие, вот и показалось.

— Так драконы-то при чем? Что они сделали?! — снова донесся из толпы тот же нетерпеливый голос.

— Спасли нас драконы, испепелили в пыль этих тварей. Я, кажись, уже говорил про это.

Гарри с Гермионой неслышно отступили подальше и растерянно посмотрели друг на друга.

— Серени и Мария, — прошептал Гарри. — Значит, пока мы на каникулах были, они тут подвиги совершали.

— Да-да… — рассеянно кивнула Гермиона. — Интересно… А кому это в министерстве понадобилось убивать чемпионов?

— Ну почему сразу убивать?.. — виновато возразил Гарри. — Их, наверное, для последнего тура готовили, может собирались в лабиринт запустить.

— Но они же неуязвимые, Гарри! Я их изучала… издалека, конечно же, не вздрагивай. Так вот, из моих наблюдений вышло вот что: они очень сильные, плотоядные, у них прочнейшая броня, отличное зрение, чутье, слух и осязание, кроме того, они слышат ногами и имеют нечто вроде теплового зрения. А самое главное это их интеллект, со временем они стали бы не просто хищниками, а разумными и хладнокровными убийцами. Их мозг постоянно развивался и усовершенствовался, я это заметила, просто наблюдая за ними, и незаметно ото всех ставила им небольшие тесты.

— Ничего себе… — только и смог сказать ошарашенный Гарри, во все глаза глядя на невозможную Гермиону. Девушка польщенно покраснела. Гарри поймал себя на том, что смотрит на её губы, красивые, с мягкими полукружьями на краях. Нет, стоп, Гермиона — друг, вы куда, гормоны? Совсем спятили?..

Заглянули в паб «Три метлы», где Гарри попробовал сливочное пиво, оно ему, кстати, не понравилось, похожее на простую крем-соду, так что, отпив пару глотков, он скривился и отставил кружку от себя. Ещё немного погуляв, четверокурсники вернулись в школу.

Несколько дней спустя, направляясь на очередной урок к Хагриду, Гарри увидел, что тот стоит перед низким верстаком, а на нем — ряд деревянных ящиков. Сердце тревожно екнуло — о нет, неужели ещё какой-нибудь запрещенный вид? — но подойдя и опасливо заглянув туда, Гарри с облегчением перевел дух. В ящиках сидели черные пушистые зверьки со смешными утиными клювами, из-за чего создавалось полное сходство с утконосами. У них были широкие кротовые передние лапы, сильные и короткие задние и куцые хвостики. Их черные глазки лукаво поблескивали, а носики забавно дергались, когда они стали принюхиваться к ребятам. Хагрид добродушно загудел:

— Это нюхлеры. Живут они больше в шахтах. Любят всякие блестящие штуки… Вот, полюбуйтесь!

Панси Паркинсон, умиленная видом зверьков, не устояла перед их очарованием и потянулась к ним, чтобы погладить милашек, но милый пушистый малыш вдруг резво прыгнул к ней и чуть не вцепился в золотые часики на руке девушки. К счастью, Панси успела отдернуть руку. Хагрид широко улыбнулся и продолжил как ни в чем не бывало:

— Сокровища под землей чуют. У нас сегодня будет веселый урок. Видите, вон там вскопано?

Хагрид показал на свежую пустую грядку.

— Тут зарыты золотые монеты. Чей нюхлер найдет больше монет, тот выиграет и получит приз. Снимите с себя украшения, возьмите каждый одного нюхлера и начали.

А вот здесь произошла заминка, на магглорожденных был переизбыток украшений — цепочки, колечки, сережки. И я уж не говорю о пирсинге, который не так-то легко снять. Так что Гарри даже порадовался, что давно снял эту бижутерию. И он беспрепятственно подошел, склонился над ящиками и запустил руку в пушистую гущу, тепленькие и мягонькие нюхлерчики окружили его ладонь, легонько хватали за кисть лапками и лизали её горячими юркими язычками. Один из них уцепился за рукав и почти забрался на руку, его Гарри и выбрал. Подхватив зверька под пузичко и пристроив на сгибе руки, Гарри присоединился к чистокровкам, оставшимся пришлось смотреть на урок издалека, кусать локти и досадовать на пирсинг в пупках, бровях и губах. А урок и правда оказался веселым, спущенные с рук нюхлеры наперегонки неслись к грядке, быстренько роя кротовыми лапками рыхлую почву и вздымая земляные фонтанчики, как в воду ныряли в выкопанную ямку, выскакивали и со всех ног спешили к хозяевам, чтобы отдать найденную монетку и с тем же рвением вернуться обратно к грядке, искать золото дальше. Бедный Рон, его голубые глаза пожелтели от золотой лихорадки, он завистливо сопел и пыхтел и продолжал стоять на месте, пирсинг в бровях и на губе мешал ему включиться в забаву. Драко смотрел-смотрел на его страдания и не выдержал, «утешил»:

— Да не переживай ты так, ласка. Золото лепреконское, через час-два растает.

— Откуда ты знаешь, хорёк? — не остался в долгу Рон.

Драко полюбовался на свои ногти и только после этого важного дела ответил:

— А настоящее золото нюхлер нипочем не отдаст, костьми ляжет, руку отгрызет, но не отдаст. У него на животике кармашек есть, куда он находки собирает, чтобы потом перепрятать где-нибудь в тайничке. Это очень жадный зверь.

Почти то же самое объяснил ученикам и Хагрид, своими словами и в своей манере. А на вопрос Эрни Макмиллана — можно ли купить одного такого и забрать домой? — ответил:

— Твоя мама ему не обрадуется, нюхлеры подрывают строения. Ну, кажется, они всё уже нашли, я сто монет-то всего и зарыл. Так, давайте посчитаем, у кого сколько…

Больше всего монеток добыли нюхлеры Гарри и Ханны Аббот — целых двадцать штучек для каждого. И Хагрид вручил им призы, большие плитки шоколада из «Сладкого королевства». Урок закончился после небольшой лекции о питании нюхлеров, их образе жизни и среде обитания. Но и потом никто не спешил уходить, было просто жалко расставаться с новыми знакомыми, хотелось гладить их шелковистые шкурки, почесывать им нежные горлышки и заглядывать в хитренькие блестящие глазки. Да-а-а… этот урок, вне всякого сомнения, удался Хагриду лучше всех предыдущих. Но хочешь не хочешь, а расстаться пришлось. Посадив любимчиков обратно в ящики и погладив их напоследок, ученики вернулись в замок.

Апрель вздохнул, задумчиво подышал теплым дыханием на сосульки, чтобы те побыстрее начали таять, и неспешным шагом двинулся на север, чувствуя, как в затылок ему жарко дышит нетерпеливый Май, следующий за ним с юга. Под пятой апрельского следа вспух и влажно лопнул талый наст, из трещинки робко выглянул наружу нежно-зеленый росток и, осмелев, выпрямился, источая медовый аромат. Следом за храбрым первопроходцем выглядывали из земли всё смелее и смелее, всё больше и больше таких же храбрецов, такие же, как он — первые подснежники…

Заросли тиса, кипариса и самшита были посажены очень кучно, да ещё и разбавлены кустиками можжевельника. Кроме того, ветер и птицы нанесли семена папоротника из ближнего леса. Конкуренция в мире растений довольно жестка, если не сказать свирепа. Если кто вылез первым из почвы под солнышко, то это законное место он уже никому не уступит и будет безжалостно давить и душить всё, что растет вокруг него. Тис, самшит и кипарис дружно рвались вверх, к небу и солнцу, жадно впитывая ультрафиолет и углекислоту, которую скрупулезно выщипывали из окружающего воздуха, в свою очередь выбрасывая в атмосферу ненужный для них кислород. Такая вот издевка от природы — мы дышим отходами жизнедеятельности растений…

Можжевельник и папоротник, случайно затесавшиеся в иностранные поросли, тоже сражались за свою жизнь, отвоевывая себе пространство и свет, молча и старательно распихивая соседей.

К чему всё это, с чего эта глава начинается с ботаники? Да с того, что вышеперечисленные растения растут и борются за свое существование на поле для квиддича, стадионе при Хогвартсе. И мало того, что их посадили в определенном порядке и в нужных направлениях, так ещё и ускорили их рост магически. Посеянные осенью прошлого года семена благополучно пережили зиму и дали всходы весной. И теперь все эти тисы, самшиты и иже с ними росли слишком быстрой для их природы скоростью. Ну, магам, понятно, всё равно, им главное, чтобы всё побыстрей выросло, а на Законы природы им глубоко начхать. Фотосинтез — дело невидимое и поэтому таинственное, оно проходит мимо глаз посторонних, но не для самых растений. А если учесть, что тис и самшит ядовиты… мне остается только руками развести. Маги вообще лояльны к ядовитым травкам, всяким там тентакулам, дьявольским силкам и прочим. Так вот, ускоренные магией ядовитые растения развили бешеную деятельность и за какие-то два месяца вымахали до шестнадцати футов, подавив безобидные можжевельники и папоротники. Те, в свою очередь, сражаясь за место под солнцем, как и следовало ожидать, мутивировали, и их, в общем-то, не в чем винить. Это маги недосмотрели. И теперь при виде некоторых растений у любого палеоботаника гарантированно случится инфаркт, особенно при виде папоротника. Безобидный маленький травяной кустик превратился в древовидный папоротник, мощное и раскидистое дерево с пышной папоротниковой кроной. А теперь припомним, что оно когда-то защищалось от динозавров… ей-богу, мне уже жаль чемпионов.

Квиддичное поле расположено неподалеку от замка, на голой каменистой равнине, которую слегка облагородили зеленым газончиком, вокруг замка, как известно, находятся горы, чьи склоны густо поросли вереском и камнеломкой, возле самого Хогвартса лежат озеро и лес, тот самый, Запретный.

Третий тур из-за быстрого роста лабиринта перенесли на месяц ранее. То есть с двадцать четвёртого июня перепланировали на двадцать четвёртое мая. Почему? Да просто у болгар каникулы начинаются в июне и к этому сроку они должны были разъехаться по домам. Ну а раз лабиринт готов, то чего резину тянуть. Это бедные англичане почти до конца июня учатся, и Гарри едва-едва поспевал на каникулах на дни рождения Дадли, которые начинаются каждый год и всегда двадцать третьего июня.

Пронесся май, неся с собой летнюю жару, зеленую траву на лугах, почки на ветвях деревьев, первые робкие цветки и… экзамены. Ох эти экзамены… писать-писать-писать, читать-читать-читать. И заучивать, заучивать, заучивать всё снова и по-новому. Дрожал горячий воздух на горизонте, танцевала в косых лучах мошкара, вертолетиками летали над озером стрекозы, стрекотали в траве цикады, абсолютно не обращая внимания на разбросанные там-сям тела студентов, которые компенсировали свою занятость тем, что внаглую принимали солнечные ванны, замаскировав их занятиями на свежем воздухе. А как ещё можно-то? Правильно, только так, взять учебники-пергаменты, прихватить пару бутылок тыквенного сока и вперед, на солнышко, загорать и учиться. И конечно же, у всех были свои излюбленные места — Гермиона любила сидеть под раскидистым дубом на берегу озера, Драко и Невилл там же, но с другой стороны ствола, в глубокой впадине меж корней. Кребба и Гойла часто видели в опасной близости от Гремучей ивы, любили они пощекотать нервы дереву, сидя и близко, и в то же время в недосягаемости. Дерево дрожало, бесилось, временами тянуло ветви-плети к наглецам и… бессильно оставалось стоять на месте, сожалея о том, что оно не Энт.

И… ах да, не ищите Гарри, его здесь нет. Любимое место Гарри было в загоне Серени и Марии, и сейчас он находился здесь, сидел на лапе дракона, положив на колени учебник по зельеварению. Рядом с Серени вытянулась красавица Мария, перед ними свернулся кольцами старый наш знакомец — василиск Залзан, а на каменной изгороди во всю длину растянулась леди Ума, девушка-химера, она же сфинкс. Прислонившись к груди Серенгети, Гарри заучивает наизусть состав одного рецепта для контрольного урока. Он только начал, и состав его очень удивил:

Толченая крапива — 0,07 гран.

Желчь броненосца — полторы унции.

Волос из хвоста фестрала — 0,88 гран.

Тертый коготь мантикоры…

Тут Гарри прервался и уставился в синее небо, откровенно боясь читать дальше… черт знает, что за снадобье из всего этого варят.

— Коготь мантикоры можно заменить моим… — подала с изгороди голос леди Ума. Гарри с улыбкой глянул на неё и покачал головой:

— Да нет, спасибо. На практике мы будем варить уменьшающее зелье, а там, к счастью, совсем другой состав.

— Ладно… — грудным голосом протянула сфинкс и опустила голову на лапы.

Вы помните, как Седрик ещё перед первым туром нашел Гарри перед клеткой сфинкса? Помните? Так вот, логично предположив, что раз у существа человеческая голова, то и говорить оно должно по-человечески, рассудив так, Гарри и обратился к ней, как человек к человеку. Обратился искренне, по-честному, и девушка-сфинкс так же искренне и честно отозвалась. Зовут её Ума, родом из Египта. И в солнечном Каире она жила на воле. От последнего факта Гарри пришел в ужас и проникся к пленнице всем своим мальчишечьим сердцем. И даже рискнул открыть клетку. С тех пор и началась их странная дружба… Навещая драконов, Гарри по пути заходил за Умой, выпускал её, и дальше они шли по тропинке вместе. И забавна была реакция волшебников, которые присматривали за сфинксом.

— Люди-и-и! Это ужас, конец света-а-а!!!

— Что такое, Арти, успокойся, говори толком…

— Сфинкс сбежал!

Паника, вопросы, неверие. Бегут проверять…

— Тьфу ты, Арти! На месте она, вот, сидит, смотрит. Ты сколько медовухи выпил, Арти?

Неделю спустя снова:

— Народ, а сфинкс-то того, опять сбег…

— Куда сбег, когда? Я её только что кормил.

Спор затягивается надолго и вскоре народ запутывается — то ли он сбежал, то ли он на месте. Опять бегут проверять.

Лабиринт темно-зеленой стеной стоит перед ними, перед тремя чемпионами. У каждого из оружия только волшебная палочка. И немножко опыта за плечами. А ещё у них одна цель на всех — дойти до центра лабиринта и первым прикоснуться к хрустальному кубку, итогу соревнования. Хрустальный кубок Трех Чемпионов и мешок с тысячью галлеонов — их награда и конец Турнира. Свисток судьи, и трое участников хорошим кроссом бегут ко входу. Сначала Седрик, Виктор и Флер рысят по прямой, по центральному зеленому тоннелю до первой развилки трех дорог. Потом их пути расходятся, Виктор бежит прямо, Седрик сворачивает в правый ход, а Флер, соответственно, в левый.

За кем нам последовать? Давайте за девушкой, посмотрим, докуда она добежит. Сперва Флер бежала бодро, высоко и гордо подняв голову, её длинные ноги четко и мерно отбивали ритм — топ-топ, топ-топ… но чем дальше, тем темнее становилось в туннеле. Голова Флер всё ниже и ниже, плечи всё выше и выше, и замедляется шаг. Она идет и нервно глядит по сторонам, у неё сейчас очень робкий вид, она теперь ни в чем не уверена, и ей страшно. Ядовитые испарения курятся и стелются клочьями желтого тумана, в свете Люмоса виднеется ствол жуткого дерева, корявый и толстый великан с куцей и странно-знакомой кроной пугает девушку до полуобморока. Флер завороженно смотрит на него и не может оторвать взгляда. Древовидный монстр из запредельно далекого прошлого, случайно возрожденный не в том месте и не в том времени, не знает о том, что динозавров давно на свете нет. Увы, дереву забыли об этом сообщить. Семенные коробочки на нижней части листа начали приоткрываться, чтобы выстрелить во врага струей спор, парализующих дыхательные пути жертвы. Флер, осторожней!.. Её, как ни странно, спас Дьявольский Силок. Завороженная деревом, подобно кролику удавом, Флер не заметила, что встала рядом с Силками, чем растение и воспользовалось — подкралось и опутало ноги чемпионки. Таким образом, Флер не смогла сделать последний роковой шаг, за предел допустимого к дереву-убийце. Более того, запутавшись в силках, она упала, пришла в себя и испугалась, и с перепугу послала вверх красные искры из волшебной палочки.

Виктор тяжелой рысью топал вперед, на ходу швыряя Ступефаи и Петрификусы в выскакивающих навстречу акромантулов, ловушку-перевертыш он проскочил не глядя, даже не заметив. Ну разве что краем глаза засек, как на миг поменялись местами небо и земля, но только на миг, так что… не стоит оно внимания, да?

У Седрика на пути было два тупика, при первом честный юноша вернулся обратно, в боковую развилку, а второй тупик… Поколебавшись, Седрик робко оглянулся и, надеясь, что это не запрещено правилами турнира, разрушил препятствие заклинанием Редукто. Подождав и послушав — не раздастся ли с трибун вопли о нарушении, и не дождавшись, Седрик побежал дальше.

В середине лабиринта было кольцо, из которого к центру вели три хода, и эти ходы сторожил сфинкс, неспешно перемещаясь по кольцу-кругу. И так уж вышло, что болгарин Виктор, привыкший решать всё на ходу, быстро и силой, с разгону запустил в желтое пятно Петрификусом, не желая разбираться и спеша за наградой. Желтое пятно оказалось сфинксом, увернувшись от проклятия, Ума сделала подсечку лапой, повалив торопыгу Виктора, другой лапой вырвала из руки палочку и небрежно раскрошила её когтями. Отбросив щепочки, Ума уперлась лапами в грудь и наклонила голову к лицу поверженного чемпиона. Виктор обреченно зажмурился, ожидая смерти. Но вместо этого…

— Ну, слушай загадку.

Когда в то же внутреннее кольцо добрался Седрик, Виктор продолжал вырываться из лап монстра, ни в какую не желая слушать всякие бредовины от каких-то говорящих спятивших кошек. При появлении Седрика он обрадованно вытаращился на него, в надежде, что Седрик его сейчас освободит и вытащит из этого идиотского места.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Седрик. Девушка-химера приветливо кивнула и сказала глубоким голосом:

— Раз уж вас здесь двое, то я пропущу только того, кто первым правильно угадает мою загадку. Согласны? И учтите, отгадаете с первого раза — пропущу, не отгадаете — нападу, промолчите и ничего не скажете — пойдете обратно. Начнем?

— Давайте! — сказал Седрик, присаживаясь перед ней на корточки. Виктор угрюмо отвернулся, поняв, что помощи от здешнего чемпиона он хрен дождется.

Химера неторопливо начала:

Вы скажете ему — «не приходи!»

А он всё равно приходит.

Вы скажете ему — «не уходи!»

Но он всё равно уходит.

Вы скажете ему — «подожди!»

А он поспешно убегает.

Вы скажете ему — «поторопись!»

Но он, напротив, ход свой замедляет.

Что это такое? И почему он такой противоречивый?

Выслушав загадку, юноши честно задумались, потом попросили её повторить, химера любезно повторила несколько раз, и в конце концов загадку сфинкса разгадал Седрик, правильно и с первого раза. Ума широко улыбнулась и посторонилась, открывая Седрику дорогу к славе.

Когда трое чемпионов после сигнала судьи скрылись в недрах лабиринта, зрители отрешенно замерли, уныло тараща глаза на колышущуюся зеленую долину и гадая, что происходит там, в тисовой глубине. Какие препятствия сейчас преодолевают участники, какие заклинания применяют, ведь видно-то им было только верхушки изгородей и больше ничего. Колдофотографы, репортеры и прочая журналистская братия сновали по внешнему периметру лабиринта, пытаясь просочиться внутрь, но стражи порядка бдительно следили за тем, чтобы никто посторонний не проник туда.

Наконец, по прошествии двадцати двух минут коротко квакнула сигнальная сирена, а над полем, где-то примерно посередине между центром и краем, показались красные искры. Кто-то звал на помощь! Бригада спасателей-колдомедиков тут же трансгрессировала к источнику сигнала, к красным искоркам. Все зрители на трибунах невольно затаили дыхание и подались вперед, со страхом спрашивая сами себя — что там случилось, кто пострадал и жив ли он?

Всколыхнулись ветви, потом, словно от взрыва, взметнулось желтое облачко ядовитого тумана, затем на краю лабиринта, на трансгрессионной площадке, в подпространственном вихре появились спасатели и пострадавшая Флер. Люди на трибуне дружно ахнули, и было от чего — медики яростно сдирали с себя и с Флер остатки плетей Дьявольских силков. Но самое страшное оказалось не это… Двое спасателей вдруг захрипели и, хватаясь за горло, рухнули наземь. Да и остальные выглядели не лучшим образом — так, словно побывали в парке аттракционов «имитация апокалипсиса» на последних уровнях выживания: чумазые лица, дикие глаза и затравленное выражение ужаса в них. И они беспрестанно повторяли раз за разом одно слово срывающимся от страха голосом:

— Psanorius! Psanorius!.. Это Psanorius!

Гермиона побледнела и повернула к Гарри испуганное лицо:

— Откуда взялся Драконий папоротник?! Он же вымер ещё в палеозойскую эру!

Услышав это, все с ужасом уставились на поле последнего испытания — где-то там в глубине сейчас сражаются за жизнь и, возможно, уже погибают отважные чемпионы Седрик Диггори и Витя Крам… Северус спустился со зрительской ложи и, осмотрев задыхающихся бедолаг, оказал им первую медицинскую помощь, усыпил заклинанием и провел нехитрую маггловскую операцию по вентиляции легких, после чего срочно велел спасателям доставить пострадавших в Мунго. Флер оказалась в полном порядке, только сильно напуганной нападением силков и тем, что слишком близко стояла рядом с деревом-убийцей.

За всеми этими событиями незаметно прошел остаток времени, и на площадке перед судейской ложей в синем вихре портала появился победитель Турнира — Седрик Диггори, держащий за витую ручку хрустальный кубок. А потом из лабиринта вышли Виктор Крам и сфинкс. Вид последнего, мирно идущего рядом с человеком, ошеломил зрителей до полного охренения, выпучились глаза и отвалились челюсти. Остервенело защелкали и застрекотали колдокамеры, захлопали и зачадили вонючим дымом магниевые вспышки, бешено запрыгали по пергаментам, брызгая чернилами во все стороны, Прытко пишущие перья, с трудом поспевая за мыслями своих хозяев-журналистов… И вообще, на памяти людей это был первый турнир, закончившийся благополучно, без единых смертей и несчастных случаев — спасатели же не считаются? — несмотря на наличие опасных тварей вроде драконов, сфинксов и прочих.

А потом и Седрик всех добил. Стоят трое чемпионов на пьедестале почета — спорт-подиуме, Седрик Диггори на самом высоком, первом месте, на втором месте Виктор Крам, а на третьем, самом низеньком — Флер Делакур. На шеях — золотые медали, награда за участие, в руках почетные грамоты, на лицах улыбки, глаза щурятся от бесконечных вспышек колдокамер. Возбужденные журналисты орут и галдят вокруг них, как стая очумевших галок — простите за тавтологию — и тычут, тычут им в лица микрофоны и вопросы, один другого ненормальнее:

— Мистер Диггори, а куда вы направите свои стопы после окончания Хогвартса?

— Мисс Делакур, а у вас есть избранник и как его зовут?

— Мистер Крам, а почему вы не воспользовались метлой для полета над лабиринтом? Вы же профессиональный квиддичист…

— Ещё не решил… — скромный ответ от Диггори.

— Не понимай по-англезки, — Флер невинно хлопает глазками.

— Нельзя!.. — хмуро буркает Крам.

После столь лаконичных ответов вопросы сыплются по новому кругу с удвоенной страстью, но отвечают они только на последний, самый адекватный:

— На что вы потратите свои деньги?

Виктор и Флер вопросительно смотрят на Седрика, которому задан этот вопрос. Тот откашлялся и склонил голову к микрофонам:

— Куплю билет для леди Умы Далии Аканы до Каира, её родины. Ей пора домой.

На автомате присутствующие разразились бурными овациями, правда почти сразу стихли после чьего-то недоуменного вопроса:

— А кто это такая — леди Ума Далия Акана?

Все заозирались, запоздало заинтересовавшись — а правда, кто? Седрик простер правую руку в приглашающем жесте:

— Леди Ума, прошу!

К пьедесталу тяжелой поступью подошла женщина-сфинкс, её львиные лапы мощно вышагивали по земле, раскачивая могучее желтое тело, карие глаза смотрели только на Седрика, не видя и не замечая больше никого. И Седрик возложил к её лапам кожаный мешок с тысячей галлеонов в знак верности и доказательства своих слов.

На сей раз оваций не последовало, напротив, повисло ошеломленное молчание, до всех дошло только одно, Седрик Диггори только что купил свободу опасному существу класса ХХХХ степени. Продажная шкура репортера, как известно, ближе всего к телу. Вот и сейчас вокруг подиума, чемпионов и сфинкса образовалось широкое кольцо голого пространства, писательская братия трусливо разбежалась и теперь комментировала и фотографировала события с безопасного расстояния. Гарри презрительно хмыкнул, вспоминая храбрых журналистов-магглов, ведущих репортажи с горячих точек под свист пуль и грохот взрывов, подошел к пьедесталу, легонько провел рукой по львиной спине, коснулся пальцами щеки четвероногой леди, нагнулся и поднял мешок с деньгами и с уважением обратился к химере:

— Я провожу вас к логову Серени, мадам.

Ума благосклонно склонила крупную голову, повернулась, и они вместе прошли сквозь толпу, которая молча расступалась. И хотя журналисты очень хотели подойти и задать Гарри пару понятно каких вопросов, никто так и не решился это сделать. Всё, что они могли, это беспомощно стоять на месте и с бессильной досадой смотреть вслед странной паре, которая неспешно — вот ирония! — удалялась в закат, к Запретному лесу.

А когда опустело квиддичное поле, разошелся народ и лишь ветер беспрепятственно заиграл в зарослях лабиринта, со стороны западных гор показались два летящих дракона. Пролетев несколько раз над стадионом, Серенгети и Мария Мирабелла щедро полили его огнем, дотла выжигая опасную растительность. И долго стояли обитатели Хогвартса, глядя изо всех окон на далекий пожар, на клубы аспидно-черного дыма, оранжевые языки пламени и золотые искры, взлетающие к ночному небу — мудрые драконы всему поставили окончательный итог.

Потом начались проводы, болгары и французы собрались домой. Провожали их всей школой с более теплыми чувствами, чем встречали, ну ещё бы, встречали-то незнакомцев, а провожали друзей, которых достаточно близко узнали за неполные восемь месяцев совместной учебы и проживания под одной крышей. Обменивались адресами и телефонами, обоюдно клялись в вечной дружбе и обещали никогда-никогда не забывать друг друга. Ушел под воду дурмстранговский корабль, взлетела в небо синяя карета шармбатонцев, влекомая одиннадцатью пегасами. Двенадцатый вынужденно оставался в Хогвартсе, точнее двенадцатая, кобыла по имени Леди Райн в апреле ожеребилась, и теперь у неё под боком стоял кроха-жеребенок, который, конечно же, ещё не умел летать. Леди Уму в Египет вызвался сопроводить Билли Уизли, сказав, что самолично проследит за тем, чтобы девушка-химера благополучно добралась до дома.

Проводив заморских гостей, студенты и преподаватели вернулись в замок, на душе было грустно и в то же время светло и солнечно — они теперь не одиноки в этом мире, где-то далеко-далеко у них есть друзья…

Северус заметил отстраненное состояние Минервы МакГонагалл, пожилая волшебница имела какой-то потерянный вид и беспрестанно комкала в пальцах кружевной платочек. На всякий случай нашарив в кармане флакончик Успокоительного, Северус подошел к ней.

— Минерва? Всё хорошо?..

— Не знаю… — рассеянно отозвалась та. — Вернее… я не понимаю.

— Чего вы не понимаете? — наклонил голову Северус, краем глаза отмечая, как к ним придвинулись поближе Помона Стебль, Филиус Флитвик и Аргус Филч. А Минерва нервно заговорила:

— Не понимаю я, как Поттеру удается заводить друзей среди чудовищ и, что самое главное, он делает их безопасными для окружающих. Драконы спасают людям жизни, сфинксы смирно лежат у ног…

— Верно-верно! — взволнованно пропищал малютка Флитвик. — Мои когтевранцы рассказывали про ещё одного друга Гарри Поттера — про василиска. Вы только вдумайтесь, уважаемые коллеги, в школе живет огромный василиск, который — учтите это! — никого не убивает взглядом.

Филч беззвучно затрясся в немом смехе, взгляды всех обратились на него. Старый завхоз слегка поежился от эдакого непривычного к себе внимания и хрипло забормотал:

— А я что? Я ничего… Просто мальчик с уважением ко всем относится, вот и вся недолга…

— Не понимаю… как можно уважать монстров, да тех же драконов возьмите. Что надо было такого из ряда вон выходящее сделать для того, чтобы эти огнедышащие твари вдруг ни с того ни с сего прониклись глубочайшим человеколюбием к людям, которые веками истребляли их, да настолько, что начали спасать нас. Что?

— Да ничего такого особенного не потребовалось, — фыркнул Снейп. — Просто-напросто надо дать дракону имя, и он весь твой. Правда, на ингредиенты он после этого уже не пригоден…

— Почему? — не поняла мадам Стебль.

— А у вас рука поднимется распотрошить друга, милого дракошу по имени Роберт? — саркастически спросил Снейп, отвечая в своей обычной манере. И снова вопросительно посмотрел на Филча:

— Вы что-то знаете, Аргус?

— Угу… Мальчик, воспитанный по-маггловски, впервые увидев драконов, должно быть, очень расстроился, узнав, что этих огромных и гордых ящеров используют как, простите, соль и перец для вкуса, для усиления каких-то зелий. Тех самых драконов, с которыми имели честь сражаться храбрейшие рыцари всех эпох и народов, их имена до сих пор на слуху: Ланселот из Камелота, Хелот из Лангедока, Георгий Победоносец из далекой сказочной Руси, Нибелунг… да много ещё кто. А тут что? Дракон не дракон, а так, суповой набор для зелий.

С бокового коридора подошел Хагрид, постоял, послушал, о чем речь идет, и решил внести свои пять кнатов:

— А Гарри и Пушок понравился, цербер мой, если кто не помнит… По сию пору умиляюсь, как мальчик пёсика моего гладил, на лапке верхом сидел, пальчиками своими в зубки тыкал… эх, мила-а-ай.

Ой. Лучше бы ты помолчал, Хагрид. Бедная Минерва, как представила она, как маленький первокурсник Гарри сидит на лапе адской трехголовой собаки… так и прилегла в обморок. В глубокий и долгий. Она бы на пол упала, но её бережно подхватил Филч, высокий и крепкий старик. Снейп на помощь не спешил, потому что сам был на грани того же обморока, он стоял и оцепенело смотрел в стену, пытаясь унять свое взбесившееся воображение, которое рисовало дикую картину, как маленький мальчик сует пальцы в пасть церберу. Внезапно зачесались руки, очень сильно — прям до зуда — захотелось взять ремень и хорошенько надрать задницу паршивцу. Цербер ему нравится, видите ли?! А ремня не хочешь??? Ответственный родитель едва-едва припомнил, что это было давно, аж четыре года назад, и только этот факт спас тощую задницу подростка от первого знакомства с ремнем.

Страшных зверей не бывает, есть только отношение к ним. При желании и безобидная блеялка-овца может нехило так укусить своими желтыми и острыми зубищами, теми самими, которыми она в мочало перемалывает грубую пищу — траву, зерно, доски… увы, с голодухи овца и доски жрет. Те же лошади, про которых говорят, что они не кусаются, по мере необходимости способны без усилий оттяпать человеку пол-ладони, а при табунном содержании выбить копытом глаз сородичу или откусить ему ухо — вполне обычное дело. Крыса, загнанная в угол, может загрызть кошку и напугать до инфаркта человека, просто выпрыгнув к нему под ноги из подъезда. Монстры рядом и в то же время их нет, просто посмотрите на них по-другому — и свирепый дракон потянется к вам за лаской, дикая мантикора смирно ляжет к вашим ногам и станет видимым невидимка-фестрал…

В частных школах на великобританских островах, бывает, учебный год заканчивается немного раньше, чего не скажешь об остальных британских общеобразовательных учреждениях. И это было только на руку Гарри, который даже и представить себе не мог День рождения Дадли без своего участия, это чтобы святой праздник прошел без него??? Да ни за что! Так что Гарри был очень благодарен болгарам за то, что у них каникулы начинаются именно в июне, а то бы он так и парился тут лишний месяц и Дадли — подумать только! — бедный Дадли остался бы без подарка.

Наученный горьким опытом, Гарри с вечера запасся нескоропортящейся едой — булками, печеньем, яблоками, залил в термосы клюквенный морс и холодный чай. А на следующее утро за последним завтраком ухитрился сложить в корзину для пикника половину пастушьего пирога и целую кучу куриных окорочков, которые непонятно как и почему появились на столах и которые до этого никто не ел. Да и кто будет есть жирное мясо натощак сразу после сна? Рон глядел-глядел, как Гарри сгребает в корзинку еду, потом стряхнул с себя сонное оцепенение и спросил:

— Гарри, зачем ты берешь столько жира? И куда?..

— В дорогу, Рон, в дорогу. Учти, делиться с тобой я не буду, это мой обед.

Услышав это, четверокурсники огляделись по сторонам и увидели то, на что раньше никогда не обращали внимания — старшекурсники тоже собирали еду в корзины и пакеты. Сообразив, что ехать придется целый день, а в поезде ничего, кроме сластей, не продается, тут же кинулись врассыпную за корзинками, пакетами и коробками… Их примеру последовали и младшие, третьи, вторые и первые курсы, по крайней мере те, кто поумнее были.

И после традиционного парада выпускников и очередного прощания со старшими товарищами, что поделать, каждый год кто-то уходит, закончив школу, но зато и приходят каждый раз новички-первоклашки, чтобы занять место старших, ребята отправились на станцию Хогсмид. И снова трясутся и качаются на ухабистой дороге школьные кареты, Гарри сидел и смотрел в окно, неторопливо размышляя — до каких размеров за два месяца вырастет крылатый жеребёнок и кто присмотрит за лошадьми? — ведь Хагрид, как они слышали, собирался на лето в отпуск. Гермиона, Драко и Невилл, севшие в одну карету с Гарри, всю дорогу до поезда бросали на него странные взгляды. Это нервировало, и он незаметно ощупывал себя и пытался определить и подсмотреть в каждой стеклянной поверхности — нет ли на нем пятен грязи или каких-то особенно пакостных прыщей.

Наконец они все оказались в купе и, раскладывая багаж, Гарри украдкой рассматривал свое лицо в зеркале на двери — но ничего странного он так и не увидел, лицо как лицо, гладкое, чистое… Расселись, выпустили из клеток-переносок птиц-кошек, кроме Невилла, прижимавшего к себе горшок с ласковым кактусом по имени Мимбулус Мимблетония, и Гермиона раздумчиво протянула:

— Чем старше ты делаешься, Гарри, тем больше становишься похожим… на кого-то. А на кого — не могу понять.

Гарри снова уставился в зеркало, теперь он знал, что искать в своей внешности — не прыщи и не грязь, а сходство кое с кем. Хм… Рядом с ним в отражении появилось лицо Драко, тот внимательно вглядывался в каждую черточку Гарри.

— Точно на кого-то похож, на кого-то очень знакомого. И я тоже не могу понять — на кого… Гарри! А сними-ка очки!

Не хотелось ему это делать, но друзья настояли, пришлось снять верные «велосипеды». Невилл поежился и от растерянности выпалил:

— Ой, Гарри, у тебя нос как у профессора Снейпа!

— Ага… — согласилась Гермиона, кончиками пальцев трогая его тонкий нос. — Тут вот такая же горбинка.

— Интересно, почему? — заинтересованно протянул Драко, во все глаза таращась на Гарри. Потом вытянул руки и расправил зачесанные вбок волосы, распуская их наподобие снейповой прически, отодвинулся и придирчиво оглядел результат, присвистнул, одобрительно кивнул:

— И правда похож на профессора. Эй, Гарри, колись!

— Ну чего вы все пристали?! — застонал Гарри, не зная, плакать ему или смеяться. Снова взглянул в зеркало, стараясь не вздрогнуть — распущенные волосы действительно придавали ему очень явное сходство с отцом, а тем временем до друзей дошла абсурдность ситуации. Драко переменился в лице и шокировано воскликнул:

— Ты не Поттер!..

— Поздравляю! — съязвил Гарри, ладонями пытаясь зачесать волосы набок и досадуя на то, что они слишком быстро отрастают, ведь совсем недавно стригся на свадьбу перед Рождеством…

— А как так получилось?.. — очень несмело, очень робко спросила Гермиона. — Ну, то, что твоим папой оказался профессор Снейп?

А вот что отвечать на это, Гарри точно не знал, как-то стремно было признаваться в том, что мама сбегала налево, отчаявшись забеременеть от законного мужа. Его неловкость, видимо, почувствовал тактичный Невилл, потому что он вдруг вступился:

— Ладно, хорош, оставьте человека в покое! Мало ли чем его родители занимались.

Драко и Гермиона опомнились и смутились, оставили друга в покое. И остаток пути прошел в нейтральных занятиях: чтение книг, игра в карты и неторопливые перекусы. По прибытии на перроне Гарри и Гермиона прошли сквозь барьер и попали в объятия своих родных. Гермиона, обнимая родителей, отметила, что Гарри кроме Дурслей встречают ещё и молодая незнакомая женщина с маленьким мальчиком, но гадать, кто это, ей не пришлось. Петунья их познакомила с Грейнджерами — Дженни и Кеннет Снейпы. Чуть позже подошел и Северус, и Гермиона едва удержала упавшую челюсть, привычно-строгий профессор был неузнаваем в черных джинсах и серой рубашке-поло с расстегнутым воротом. Вот таким образом и Гермионе открылась правда — Гарри родной сын Северуса Снейпа и Лили Эванс, старший сводный брат Кеннета, племянник Дурслям и кузен Дадли.

Конечно, все они вместе, вот такой тесной компанией отправились в самый шикарный и дорогой лондонский ресторан, где отметили встречу, новые знакомства и начало летних каникул. После чего разъехались по своим домам-городам, правда Снейпы отправились сперва к Дурслям — скоро День рождения Дадли, да и у Дженни были какие-то дела в Лондоне. Ну, лично Гарри догадывался какие, самые просторные платья уже не могли скрыть располневшую талию Дженни, да и Северус… то и дело обнимая супругу сзади, клал руки на её живот. И, лысый брауни, он прекрасно понимал отца, первых двух сыновей он получил, что называется, в готовом виде, а младенца на руках ему так и не довелось подержать, так что… пусть наслаждается, наблюдает, как ребёнок делается в процессе. Сперва он растет в пузе мамы, а потом вылезет и будет орать и пачкать пеленки. В Коукворте были, конечно, больницы, где Дженни встала на учет, и Гарри не очень хорошо понимал, зачем ей ехать так далеко на женскую консультацию, но, как выяснилось, у Дженни были совсем другие дела. Вокруг Лондона была разбросана целая уйма пригородных зон — «как блох на собаке» — по выражению дяди Вернона, а в них такие же кучи разных учреждений, от общественных столовых, публичных библиотек и до фермерских полей и домов престарелых. Именно в один из таких домов и собиралась Дженни — проведать свою старушку-мать. Северус отбрыкался от визитов, не желая знакомиться с тёщей, так что Дженни пришлось отправиться туда с Гарри и Кеннетом. Кеннет просто соскучился по бабушке, а Гарри захотел познакомиться с этой самой бабушкой, пусть и не родная, но всё равно… Кеннету же она родная.

Вот и поехали они в Эшер, что к северо-востоку от Литтл Уингинга, это был очень зеленый пригород Лондона, невысокие домики буквально утопали в зелени. В очень яркой и пышной зелени, повсюду, куда ни кинь глаз, цвели розы и сирень, шиповник и рододендрон, повсюду виднелись заросли белой смородины и буковые рощицы, и, конечно же, здесь было множество дубов и яблонь. Именно дубы и яблони окружали дом престарелых с поэтичным наименованием «Под сенью дубов», в глубине яблоневого сада прятался маленький прудик, по берегам которого цвели многочисленные и разнообразные цветы, посаженные заботливыми старушками и старичками. Сам дом был похож на мини-замок, двухэтажный и очень красивый. Широкий холл привел их к стойке администратора, где Дженни отметила свое посещение, и по ковровой дорожке, мимо лифтов и лестницы на второй этаж, прошли к арке, ведущей во внутренние жилые помещения. Миссис Бреннан, миниатюрная старушка, сразу же понравилась Гарри — седые кудряшки, хитренькие карие, вечно прищуренные глазки, от уголков которых веером разбегались морщинки, что говорило о веселом и смешливом характере их обладательницы. Даже её голос был похож на птичье щебетанье, и вся она как-то походила на вертлявую птичку, передвигаясь короткими скачущими шажками.

— Ах, Дженни! — прочирикала миссис Бреннан, обнимая и целуя дочь. — Как же ты счастлива, дорогая, крайне удачно вышла замуж. А я то-как счастлива! Дожила до двух внуков, да ещё и третьего скоро увижу!

Гарри поперхнулся воздухом — он не ослышался?! Бабуля действительно считает его внуком? Теплое чувство признательности аж затопило его с головой. Немного погодя, когда бабушка Лора, Дженни и Кеннет увлеклись семейным альбомом Бреннанов, Гарри заскучал, не так уж это интересно, рассматривать фотографии незнакомых тёть и дядь и слушать о каких-то похождениях троюродного племянника двоюродной тетки со стороны третьего брата чьей-то мамы… Уф, сама запуталась, не то что Гарри, так что давайте сбежим отсюда по-тихому. Это ему удалось, уйти никем незамеченным, и, вздохнув посвободнее, Гарри по ровной асфальтовой дорожке направился к прудику, вокруг которого стояли уютные скамеечки, утопающие в цветах. Сев на одну лавочку, Гарри бездумно уставился на воду, где в зарослях водяных лилий копошились красноперые и золотые карпы, ловко перехватывая из-под утиных клювов кусочки хлеба, которые бросали посетители. Утки возмущенно галдели и визгливо крякали, на отшибе в гордом независимом одиночестве проплыла оранжевая мандаринка, важно задрав клювик, мол, дела мне нет до мирских сует! Гарри невольно засмеялся, глядя на птичку-монашку. Мимо него прошаркали два древних деда, с кряхтеньем, оханьем и явственным скрипом реликты опустились на соседнюю лавку и завели свой старческий разговор. А так как оба были туговаты на ухо, то и разговор они вели на повышенных тонах, и таким образом Гарри их поневоле слушал. Судя по всему, один из них был новеньким, потому что сыпал вопросами, а абориген ему отвечал, хотя не исключено, что у первого был банальный склероз…

— Ну хорошо, у окна обычно сидит Мери Джу, это я понял, а в шестом боксе хто живет?

— Френк Данлоп живет.

— Ась?

— Френк Дан-лоп!

— А-а-а… ага-ага, а в коляске хто?

— В которой?

Гарри даже восхитился — в голосе старика прозвучал скрытый сарказм, значит они оба старожилы и у одного из них склероз.

— В синей! — хрипло гаркнул склеротик.

— Джон Доу.

— Чегось? Это не имя, Патрик!

Патрик развел руками и проорал:

— А его имени никто не знает! Как привезли его девять лет назад из зала суда, так и живет тут без имени.

— А чего так?

— Да я не знаю, мутное дело… Его дочка сюда спихнула, в суд подала иск против отца. Что-то там накрутила, и по решению суда его лишили родительских прав и проживания в родном доме. А лично я считаю, Дерек, глухой ты тетерев, что дочка его — подлая тварь, нельзя так с родителем обращаться! Ну подумаешь, инвалидов наплодил, что ж они, не люди, что ли?

— Ну если так… — задумчиво согласился Дерек. — То она как раз по мозгам и есть полный инвалид. Раз так бесчеловечно с отцом обошлась.

— Ну да! — воодушевился Патрик. — Джон же не виноват в том, что является носителем редких генов, он сам уникальный человек — химера, можно сказать! — и не все дети у него инвалидами родились, двое-то здоровые и нормальные, да и остальные двое, кроме чокнутой дочки, тоже людьми оказались — отца исправно навещают, подарки-продукты возят.

— А что у него с генами? — поинтересовался Дерек.

— Да родители у него то ли какой-то странной национальности, то ли… а может, дело в том, что генетически они несопоставимы оказались. Была даже такая версия — близкородственный брак. Бывает же такое, встретились разлученные в детстве брат и сестра, да и поженились, ничего не зная друг о друге. Но эта версия, к счастью, не подтвердилась… что-то другое у них было.

— И с чего девка бесится? За что отца так невзлюбила?

— А она бесплодная, бедняжка… сто лет мучается, кучу мужей поменяла, всё родить не может. Вот и взбесилась, на папу камни катит, узнав, что дело в генетике.

Всласть почесав языками, говорливые дедушки наконец-то уползли на процедуры, а Гарри долго ещё сидел на скамейке и думал об услышанном. Получается, у них с папой и Кеннетом такой же уникальный случай. Ведь родители Северуса тоже генетически несопоставимы, мать — волшебница из старинного угасшего рода, и отец — простой маггл. И сам Северус, выходит, тоже носитель редкого гена.

И началось лето девяносто пятого года. Первое семейное лето Гарри, в котором помимо дяди с тётями и кузеном присутствовали и родной отец с мачехой, и младший славный братик. Восемь человек, три бульдога и кот, довольно-таки большая компания, и для совместного путешествия в Бат семейства Дурслей и Снейпов приобрели напрокат внушительные фургоны, а к ним пару лошадей. Можно было бы съездить к морю и на машине, да хоть на микроавтобусе, но Гарри, Дадли, Гермиона и Кеннет посовещались и решили, что на лошадях всё-таки романтичнее и куда интересней, чем на простом автомобиле. Да и лошади больше эмоций вызывают, чем те же машины…

В конечном итоге, перед домом Дурслей рано поутру выросли два шикарных фургона — красный с синей крышей и желтый с зеленой крышей. Высокие крылечки сзади, спереди панорамное окно-дверь, в неё можно было выйти на козлы и пообщаться с кучером. Внутри тоже было классно — стены обиты бежевой вагонкой, висели четыре подвесные койки, двумя ярусами по две с каждой стороны. А под полом было устроено багажное отделение, кроме того на крышах были установлены баки для сбора дождевой воды.

Любопытные соседи окружили фургоны, оценили, одобрили, пообсуждали и, узнав о планах Дурслей, тут же начали делиться своими опытами и советами. Оказывается, половина Литтл Уингинга успела попутешествовать таким образом, они предлагали лучших лошадей с окрестных ферм, советовали приобрести самых надежных и послушных — шайров, клайсделей и тинкеров, давали лучшие адреса фермеров на всем протяжении пути вплоть до самого Бата. Дурсли слушали, кивали, благодарили, поддакивали, записывали адреса и телефоны и хитро переглядывались. Гарри и Дадли сперва не поняли, но дядя Вернон, видя их озадаченность, пробасил, что в юности они с Пэт, Мардж и ещё парой ребят только и делали, что путешествовали по Англии в брезентовых кибитках, запряженных пони. Мальчики прониклись и, понятное дело, ещё пуще зауважали старших.

В назначенное время, перед самой отправкой, с ближних коневодческих ферм привели двух могучих клайсдельских тяжеловозов, кобылу и жеребца, оба бурой масти, только кобыла посветлее, в рыжину. Широкие белые проточины на головах, белые фризы на всех ногах, причем белизна тянулась по всей длине ног и частично переходила на брюхо, этим, пожалуй, и отличаются клайды от шайров. Ещё у них были простые и незатейливые клички — Дейзи и Большой Дас.

Ехать предстояло долго и далеко, от Лондона до Бата примерно триста тридцать две мили. На машине пара суток, а на поезде и того быстрее, всего несколько часов, но на лошадях… неизвестно, учитывая их среднюю скорость неспешным шагом — от двадцати до тридцати пяти миль в день; пара недель — точно. Ну что ж, поехали. Погрузили багаж, погрузились сами, запрягли Дейзи и Даса и поехали. Пожилые бульдоги пыхтели сзади в сопровождении Синоптика, стройный ларчер честно проводил друзей до окраины города, потом уселся на дороге и долго смотрел вслед удаляющимся фургонам, а когда те исчезли вдали из поля зрения собаки, Синоптик поднялся и грустно потрусил домой. Что ж… этим летом ему придется искать себе другую компанию.

Когда Злыдень и Генерал Плант выдохлись, тётушка Мардж взяла их в фургон. Мерлин, Букля и Беринг сидели на крыше желтого фургона, на крыше другого растянулся во всю длину Симон, размером и внешностью мало чем отличающийся от сибирской рыси, та же густая серая шерсть, те же длинные кисточки на ушах, разве что хвост, длиннющий и пышный, выдавал его происхождение от домашних кошек. В роли кучеров на облучках сидели дядя Вернон и Северус. Их пассажиры — Дженни, Гарри, Кеннет, Дадли, Гермиона, Пэт и Мардж — расположились внутри фургонов. Родители Гермионы отправились в Австралию, их старший сын Гидеон вздумал жениться и пригласил маму-папу на свадьбу, а вот Гермиона отбрыкалась от поездки на край света, невнятный девчоночий каприз, непредсказуемый и внезапный, как сама стихия, возникающая на пустом месте. И пусть ей почти шестнадцать, дома её одну всё-таки не положено оставлять, но на помощь Грейнджерам пришли Дурсли и Снейпы со своими планами на лето и предложили взять Гермиону с собой.

И вот, едут по дороге два ярких деревянных фургона, скрипя рессорами вслед за лошадьми, бегущими легким кентером. Кентер — это очень красивый аллюр, легкий и пластичный бег, при котором конь выносит себя вчистую с зада, отталкиваясь от земли обоими задними ногами, передние ноги находятся в одном положении, одна впереди другой, а если при этом представить и красиво изогнутую шею и приспущенную морду… то станет ясно, насколько завораживающая эта картина — лошадь, бегущая коротким галопом. А если это мохноногий шайр или клайд, то тут всё, неравнодушных не остается совсем. Все хватаются за фотоаппараты, видеокамеры и карандаши, чтобы заснять-зарисовать волшебный бег тяжелых лошадей.

Короткие привалы в рощицах, водопой для лошадей, легкий перекус для людей, псов и кота и снова путь-дорога, снова звонко стучат копыта и шуршат колеса. И так до заката, до остановки на ночь. Останавливались там, где можно было пристроить лошадей — на фермах с выпасами, в частных загородных домах и резиденциях-замках с тем же лугом-выпасом. Пару раз остановились в городах, поставив лошадей в городскую конюшню. Были в пути и кемпинги, где на стоянках стояли исключительно одни фургоны и фуры. В нескольких местах случались и приключения, в одном парке Кеннету на час купили детский трехколесный велосипедик, счастливый мальчишка, энергично крутя педали, покатил по дорожке. Гарри, Дадли и Гермиона шли следом, о чем-то переговариваясь, о чем, Гарри забыл по причине шока — Кеннет разогнался и со всего маху врезался в дога. Немецкий дог масти арлекин и ростом с годовалого телёнка неспешно трусил по параллельной дорожке, которая пересеклась с дорожкой Кеннета. Столкновение было неизбежным, и Гарри в первый миг страшно перепугался, думая, что исполинский дог сейчас сожрет маленького мальчика. Но черно-белый пёс даже не обернулся, только слегка вздрогнул от удара, покосился красным глазом на ребёнка под брюхом и продолжил свой плавный размашистый бег. Он даже не притормозил ни на секунду, не говоря уж о том, чтобы огрызнуться и укусить малыша.

Другая собака в другом месте, в какой-то деревне, повела себя иначе. Гарри послали за хлебом в местный магазинчик, за ним увязался Кеннет. Возвращаясь обратно с купленной деревенской сдобой по тротуару вдоль одноэтажных домиков, братья подверглись акустической атаке — стоя на лавке, их сварливо облаивала некрупная лайка. Услышав гавканье, Кеннет испугался и хотел было побежать, но окрик Гарри заставил его замереть на месте. Подойдя к младшему братику, Гарри взял его за руку, нагнулся и тихо сказал:

— Никогда не убегай от собаки, это может спровоцировать её на погоню. Запомни, это очень важно — собака всегда преследует то, что убегает. А теперь пойдем и не бойся. Потихоньку.

Держа Кеннета за руку, Гарри осторожно и медленно провел его мимо лающей шавки, с отвращением глядя на её оскаленную пасть, желтые притупленные клыки и злобные глазки — судя по шерсти и седине на морде, псина была очень стара и с головой у нее был уже приличный такой непорядок, короче говоря, спятила на старости лет, людей не разбирает.

Бульдогов Тётя Мардж привязывала и запирала в фургонах, если приходилось останавливаться в городах или деревнях, в тех местах нельзя было допустить, чтобы собаки подрались. А вот на фермах и резиденциях псам давали полную свободу — деритесь сколько влезет! После пары трепок, заданных лохматыми овчарками, бульдоги научились вежливости и в дальнейшем вели себя образцово. Питание на ранчо было не просто калорийным, а очень и очень изобильным — на всех завтраках, обедах, файф-о-клоках и ужинах полные и уютные женушки фермеров ставили на стол… Сейчас, погодите, проглочу слюни и начну перечисление, итак: домашняя свинина во всех видах — бекон, сало копченое и соленое, ребрышки, языки, стейки говяжьи, грудинка, ветчина… Колбасы домашнего приготовления, охлажденные в подвале, целые головки сыров, отрезай — не хочу! Творог, сметана, брынза, молоко и только что снятые, наисвежайшие сливки… Маринованные грибы, моченая брусника, клюква, свежая зелень с грядки, молодая картошка, опять же во всех видах, и жареная, и отварная, и печеная… И конечно же, хлеб… нет, не так, Хлеб. Ржаной, пшеничный, кукурузный, в батонах, караваях, лепешках, в общем самый разный, с пылу с жару, с пышущего жаром противня, только-только из печи… Блинчики, оладушки, печенье, пироги с разнообразной начинкой… И каши, каши, каши, на всех фермах всегда и везде подавали каши — овсяные, ячменные, кукурузные, чечевичные и гороховые… Гарри порой и не знал, в чем заключаются основные цели их летнего путешествия, то ли они к морю едут, то ли устроили марафон едоков. Беременной Дженни это, впрочем, нравилось, её внутрипузный житель постоянно был обеспечен обильной пищей, вкусной и полезной.

Рано или поздно, но доехали до Бата. Пристроили Даса и Дейзи в арендованной леваде при местной конюшне, сами въехали в гостиницу и устроились со всем комфортом. Это, наверное, были самые идеальные каникулы в жизни Гарри, Дадли, Гермионы и Кеннета, они посетили Римские термы, именно ими славится Бат — термальными источниками. Побывали в Бристоле, съездили в Редклифф-бей, где оттянулись на морском берегу залива. Посетили все ночные клубы, потусовались на всех возможных дискотеках, на них Гарри, кстати, впервые увидел, как зажигает отец, в коже и заклепках, ошейнике и напульсниках, он прыгал по сцене с черной готской гитарой, мотая вверх-вниз лохматой гривой. Гарри как увидел, так и обалдел. Надолго. Ничего себе папа у него!

Обратный путь описывать бесполезно, он был точно такой же. Те же остановки на ранчо и резиденциях, те же привалы с кострами и комарами, песнями под гитару вокруг огня, палаткой, стреноженными конями рядом, и душные летние ночи с июльскими звездами на бархатном муаре неба. Те же обжираловки на фермах, с тем отличием, что на столах появились свежие овощи, рачительные фермерши срочно и с вполне понятной гордостью спешили поделиться с дорогими гостями первыми урожаями этого щедрого лета.

Пара дементоров уныло кружила по пересечении улиц Магнолий и Тисовой в поисках того, кого приказала припугнуть министерская чиновница. Но сколько они ни летали и ни принюхивались, человека с запахом Гарри Поттера так и не смогли обнаружить… Зато нашли целую стаю полукниззлов и пожилую недоволшебницу, старуху Фигг. Пощупав книззлов и хорошенько разодрав им нервы, раздосадованные дементоры осмотрелись, переглянулись и, пожав плечами, накинулись на сквибиху. Налетая на неё с двух сторон и по очереди, Стражи Азкабана скрупулезно высасывали из перепуганной бабульки всё светлое и теплое, что нашли в её душе, хотя приятного там мало было… Пришедшему к ней на помощь Наземнику Флетчеру дементоры только обрадовались и приняли его с распростертыми объятиями. И на радостях даже чуть не расцеловали. Надо было видеть, как он убегал, в спешке роняя краденые котлы. Не найдя Гарри, но тем не менее хорошенько развлекшиеся за свой счет, довольные и сытые дементоры вернулись на свои посты.

День рождения Гарри выпал в Рединге, неподалеку от Лондона. Выйдя из номера и спустившись в холл гостиницы, юноша удивился, увидев, что холл пуст, здесь абсолютно никого не было. Озадаченный Гарри повернулся к лестнице, пытаясь припомнить, был ли в номере ещё кто-то, кроме него. Память подсказала — не было, тогда… где же все? Или он проспал какое-то важное событие, например — выборы мэра города Рединга?

Кто-то хихикнул, Гарри настороженно замер, встревоженно озираясь. Хлопнула хлопушка, в воздух взлетело облачко ярких конфетти, просвистели в разных направлениях, разматываясь на лету, пестрые ленты серпантина. А из-за кресел и диванов показались родственники, размахивая цветными флажками и бумажными колпаками. И все они дружно скандировали:

— С Днём Рождения тебя! С Днём Рождения, родной! Гарри, будь счастлив и весел всегда!!!

Вот это да! Они устроили ему сюрприз! Гарри радостно и счастливо рассмеялся и бросился в объятия родных.

Так что было ещё только начало августа, когда они вернулись из увлекательного и крайне сытного путешествия, и до конца каникул был ещё целый месяц лета. Даса и Дейзи, прекрасных и верных лошадей, вернули на конеферму, фургоны сдали обратно в прокат и пошли домой, в уютный домик номер четыре по улице Тисовой. Гарри и Дадли тут же окружили друзья-мальчишки и со всех сторон посыпались новости:

— В переулке кто-то разбросал старинные котлы, не походные, а именно старинные, в них ещё средневековые ведьмы всякие ядовитые зелья варили.

— Кошки старухи Фигг разбежались, они, наверное, взбесились…

— Да! Потому что бабка в больницу загремела…

— С каким-то истощением!

— Мы те котлы подобрали, они, наверное, волшебные.

— Да! Всех ворон распугали, мы их в садиках на пугалах приспособили, и все вороны разлетелись, ни одной весь июль не было!

— Да! И смородина с малиной во-о-от такими выросли! И яблоки! В саду Гордонов старые яблони дали невиданный урожай!

— И совы тут чьи-то летали, не ваши, чужие какие-то, серые и бурые…

На заднем дворике своего дома Гарри и Дадли нашли два котелка — друзья-мальчишки честно поделились с ними своими находками. Припомнив разговор, Гарри тут же произвел ревизию ягодных кустов и обнаружил шикарный урожай невероятно крупной малины и шиповника, кроме того, необычайно пышно разрослись тёткины розы. Почему-то остро захотелось приобрести дозиметр и проверить уровень радиации во всех садах, где ребята так неосторожно установили подозрительные котлы. Хотя… а папа на что? Он же взрослый маг, вот пусть и разбирается! Сообразив это, Гарри джейраном поскакал в дом и заорал с середины прихожей:

— Папа-а-а-ааа!!!

Кто-то испуганно вскрикнул, а потом по лестнице со второго этажа с грохотом скатился Северус, дико огляделся по сторонам в поисках возможных врагов и, не найдя, успокоился и вопросительно посмотрел на сына:

— Что?

— Проверь наш садик на предмет радиации или запрещенного волшебства. Пожалуйста, пап, проверь.

Всё поняв, Северус тут же вынул из-за пазухи из внутреннего чехла волшебную палочку и перекатом, совершенно по-полицейски выскользнул за стеклянную дверь оранжереи, а оттуда в садик на заднем дворике. Гарри за ним, на приличном расстоянии. И, затаив дыхание, с увлечением смотрел, как стройный отец скользит по двору от куста к кусту, водит над ними палочкой и внимательно считывает информацию, которую докладывала ему деревянная помощница. Потом точно так же Северус осмотрел-проверил котлы, что-то выяснив, кивнул сам себе и, убрав палочку, подозвал сына. Гарри подошел, и Северус, показав на котлы, сообщил:

— Эти котлы краденые. Кто-то ограбил аптекаря, который варил удобрение для роста растений. Это не радиация и не запрещенное колдовство, а вполне безобидная подкормка для садовых и огородных культур. Ваши розы и прочие кустарники просто впитали магические эманации, что остались в котлах после варки. Ягоды безопасны, их можно есть.

— А вороны почему разлетелись? — не успокаивался недоверчивый Гарри. Северус переспросил, пришлось объяснить — какие вороны и откуда. А вороны просто осторожны и подозрительны ко всем приспособлениям против них, особенно чувствительны они к магии и очень отрицательно реагируют на неё.

— Ты не спрашивал, почему колдуны и ведьмаки изображаются в компании черных воронов? Потому что эти мудрые птицы служат им как индикаторы магических полей, и поэтому каждый уважающий себя маг выращивал воронёнка, как верного помощника и друга на многие годы, порой на столетия — вороны живут долго.

Гарри выслушал, успокоился, покивал. И вдруг выдал невпопад, ни к селу ни к городу…

— Папа, а можно мне лошадку?

И в глаза заглядывает, наивно так, по-детски. Северус растерянно оглядел рослого широкоплечего парня, скоро его ростом догонит, на всякий случай потрогал лоб — не перегрелся ли? И осторожно уточнил:

— А… какую лошадку?

— Большого Даса, пап, мне он так понравился… — в голосе Гарри явственно прозвучали заискивающие нотки, а в глазах… Ой, тухлая печень дракона! Только не вздумай реветь. Вслух же Северус ещё более осторожно сказал:

— Сынок, но зачем тебе лошадь? У тебя же дракон есть.

А вот теперь действительно слёзы капнули и нос разбух. Гарри шмыгнул носом и сипло проговорил:

— А мы разговор подслушали, когда с дядей Верноном Даса на ферму отдавали. Управляющий коня в конюшню повел и сказал ему в ухо, что наконец-то он отправится в угольную шахту, пора ему по-настоящему поработать, и нечего зря небо коптить, — Гарри жалобно всхлипнул, утер нос рукавом и проскулил: — Но, пап, я же читал, как лошади в шахтах работают! Они там слепнут, вдыхают угольную пыль и… и умирают!!! — последнее слово Гарри прокричал, срываясь в подростковую истерику. — А я не хочу, чтобы Дас умер, он же такой хороший, такой умный, такой красивый, добрый, храбрый, такой верный…

Северус терпеливо дождался, пока у Гарри закончатся слова-сравнения, а когда тот окончательно выдохся, ровно и лаконично доложил:

— У нас нет конюшни.

И буквально увидел, как с космической скоростью завертелись шарики в его мозгу, как мысли хаотично заметались туда-сюда, распихивая и расталкивая друг дружку, выдвигая вперед одну идею за другой. И очевидно, нашли какую-то самую умную, потому что Гарри радостно просиял и счастливо затараторил, неосознанно цепляясь за рукав отцовской рубашки:

— Зато есть земля, папа! В загоне Серени, и пещера там же, даже навес не надо строить! Пап, ну пожалуйста!..

Северус задумался — а правда, почему бы и не к Серени? К тому же дракон не агрессивный, лошадь вряд ли обидит. А то и впрямь несправедливо — узнать, что доброго коня ожидает незавидная участь, и не вмешаться в его судьбу?!

— Когда его собираются отправить на шахты?

— Н-не знаю… — в голосе Гарри явственно прозвучала паника, и Северус понял — нельзя медлить ни секунды. Как всякий волшебник, Гарри интуитивно почувствовал, что любимое, симпатичное ему существо попало в беду, и пусть мальчик и не сознает этого в полной мере, магическая составляющая его сути во весь голос истерично орет, что Даса, доброго старого Даса, вот прямо сейчас убивают! Маги всегда в глубине души, подкоркой сознания, всегда-всегда чувствуют, если кто-то родной и близкий оказывается в опасности, и не важно, кто это, ребёнок или любимая кошка. Не зря же в мире магглов с таким почетом относятся к знахарям, ведунам и прочим медиумам-экстрасенсам. Северус уже в вихре трансгрессии вдруг вспомнил, как давал затрещины именно Поттеру, как будто его рука в отличие от него знала, что имеет право на это рукоприкладство… угу, всё правильно, своего ребёнка можно бить, это чужих нельзя — позору и судов не оберешься…

Северус успел буквально за минуты, Большого Даса уже заводили в фургон коневоза. Так, парочка Конфундусов, Обливиэйт… нет, Обливиэйт попозже, сперва расспросим…

— Добрый вечер, господа! А куда вы коня-то увозите, мы ж его час назад вам вернули, он с дороги же не успел отдохнуть.

— Дык… того, на шахту же… — забормотал управляющий ранчо, а глазки его так и забегали, так и забегали… Естественно, Северус не поверил, шагнул поближе, нацелил палочку прямо в центр лба и шепнул:

— Легилименс…

И тут же увидел яркие, сдобренные алчностью и нездоровой страстью картинки — раздутые ноздри, выкаченные покрасневшие глаза, полные ужаса, окровавленные, с разорванными губами рты двух лошадей-тяжеловозов, мокрых насквозь и рвущих жилы, тщетно пытавшихся сдвинуть с места… Северус моргнул, силясь разглядеть, какой-такой запредельный груз пытаются сдвинуть эти лошади, а когда рассмотрел…

— Не понял... Это что? Что это за груз, я спрашиваю?!

И снова зарылся в чужую память. Громоздкий куб на широких полозьях тяжко врылся в грунт, ну ещё бы, под весом-то девяти тонн. Звучно щелкает бич, лошади беспомощно рвутся, бедняги готовы из шкуры выскочить, лишь бы избежать жалящих ударов кнута, под кожей вздуваются жилы и вены, круп и плечи покрыты розовой пеной — потом, смешанной с кровью. Глупая людская забава под названием «соревнования тяжеловозов» в какой-то далекой японской провинции. М-да-а-а… Крестьяне хотя бы не издеваются над лошадьми, они с ними работают, честно и просто, и запредельной тяжестью они не балуются, от одной до трех тонн на прочной и надежной телеге, вот и все, что они себе позволяют. А не эти бессмысленные и жестокие гонки тягловых коней. Ох… одна из лошадей отчаянно рванулась, силясь уйти от хлещущих ударов, прочнейшая упряжь не выдержала напора живой силы, тонко-звонко лопнул какой-то ремешок, и лошадь, споткнувшись от неожиданности, со всего маху рухнула на землю, ломая себе переднюю правую ногу… Ликующе взревели трибуны, битком забитые японцами-зрителями, и чему радуются-то, уроды?! Хлеба и зрелищ, да???

Северус, едва не плюясь от омерзения, вынырнул из памяти управляющего ранчо, подлого поставщика на кровавые арены несчастных лошадей. Прав был Гарри, Дас в большой беде, ни в какую шахту он не едет, его продали на игры, на человеческие забавы конного спорта, где люди играют лошадиными жизнями. Ну уж нет, мерзкий вы человек, не дам бедного коня в обиду! С трудом подавив желание заавадить продажного работника, Северус подкорректировал его память, внушив накрепко, что он продал коня ему и что его сейчас увезут на мясокомбинат. Пришлось подделать и бумаги, чтобы украденного коня ещё и ветконтроль не разыскивал, за Дейзи он не переживал, кобыла жила на другом ранчо в хороших условиях и регулярно сдавалась в прокат. После чего Северус забрался в кабину грузовика и велел водителю отвезти его и коня в Литтл Уингинг по известному адресу. В конце-то концов, он сам в течение четырех недель управлял конем на всем протяжении пути до Бата и обратно и, понятное дело, он привязался к гнедому толстяку, тоже полюбил верного Даса.

Гарри пораженно открыл рот, увидев, как рядом с домом остановился коневоз. Из кабины выпрыгнули Северус и водитель, спустили задний борт и свели по короткому пандусу очень знакомого коня. Вот это да! Уж чего-чего, а такого от отца Гарри никак не ожидал, это ж надо, так быстро исполнить его желание! Теперь понятно, куда папа так внезапно исчез из сада, это он к коню телепортировался! Подбежав, Гарри долгую секунду вглядывался в дорогое, любимое лицо потрясающего папочки и крепко-крепко сдавил в благодарных объятиях, сбивчиво и невпопад шепча слова признательности и любви.

— Ох, папа, спасибо! Спасибо огромное, я не ожидал, пап… спасибо, спасибо… Я люблю тебя.

Северус молча слушал бессвязный бред, прижимал к себе потрясенного его поступком сына и смотрел на кроткую и добрую морду Даса, понимая, что истинную правду спасения коня он вряд ли осмелится рассказать своему мальчику. Нет уж, пусть лучше думает, что Даса ожидала тяжелая и изнурительная работа на шахте.

И конечно, весь жаркий август был посвящен Дасу. Все мальчишки и девчонки всех возрастов с улиц Тисовой и Магнолий каждое утро спешили к дому номер четыре, где на заднем дворе теперь жила настоящая живая лошадь. Окружив коня плотной толпой, дети угощали его принесенными из дома лакомствами, а пока он ел, гладили и игрались с его гривой и хвостом, заплетая в них множество косичек. А потом, дождавшись Гарри, Дадли и Кеннета, вели на речку Уинг-ривер, где всеобщего любимца все вместе купали, брызгая на него водой, ну и друг на дружку, конечно, а как же, плескаться в теплой речке и не обрызгать товарищей? А как все веселились и визжали от невообразимого счастья, когда добродушный конь начинал колотить по воде широким копытом, вздымая веером каскады радужной воды. Все были безмерно рады удивительному семейству Дурслей, которые держали породистых бульдогов, разводили полярных сов, а теперь вот завели целую лошадь! Да ещё какую, шикарного клайда под два метра ростом, толстого и славного, крайне симпатичного, с милейшим характером.

А в конце этого лета произошли два очень значительных события. Первое заключалось в том, что родила Дженни, после неожиданных схваток и срочной доставки роженицы в роддом, после суток изнурительных родов двадцать пятого августа на свет появился Джонатан Сайрус Снейп, здоровый и крепкий мальчик, который оглушительно заорал, громогласно здороваясь с миром. И Северус, держа на руках орущего младенца, почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он отец трех сыновей! Три сына, три потрясающих мальчика! Мерлин, Господи и иже с Вами, за что ж вы меня так осчастливили?! Аве Мария! Аллилуйя!

Гарри и Кеннет, и все Дурсли сидели в приемном покое, кротко дожидаясь конца родов. Наконец появился врач, посмотрел на них и широко улыбнулся:

— Мальчик!

— Ой… слава Богу! — облегченно выдохнула тётушка Мардж. Петунья потрясенно ахнула и счастливо разрыдалась. Дядя Вернон, шумно отдуваясь, постоянно утирал лицо платком. Гарри, Дадли и Кеннет глупо заулыбались, не зная, как вообще на это реагировать.

К роженице их пока не пустили, ну да они и не особенно рвались, успеется, главное, что всё позади и на свете теперь есть Джон Сайрус. И они с облегчением вернулись домой.

А второе событие заключалось вот в чем. Дома Гарри дожидался ещё один сюрприз — из конверта, принесенного школьной совой, ему на ладонь выпал золотой значок, а в письме было уведомление о том, что он, Гарри Поттер, и Гермиона Грейнджер назначаются на почетную должность старост факультета Гриффиндор.

Гарри растерянно таращился на золотой значок, поблескивающий на его ладони. Это кто там в Хогвартсе настолько вумный, что назначил старостой факультета его — инвалида, который сам нуждается в помощи и опеке со стороны окружающих? Да, как ни прискорбно это признавать, но за Гарри действительно ненавязчиво присматривали друзья. В Литтл Уингинге старшие ребята много лет бдительно следили за тем, чтобы малолетке Поттеру не давали ничего лишнего, что могло бы повредить его и так хлипкому здоровью. Играя в «ножички», обязательно страховали Гарри, при необходимости направляли его руку, чтобы он мог правильно кинуть ножик в песок. С мячами то же самое, всегда помогали при затруднениях.

В школе же нередко можно было наблюдать, как друзья подбирают с пола и подают Поттеру выроненные им мелкие предметы — ручки, карандаши, ластики… Незаметная и якобы случайная помощь.

В Хогвартсе в роль нянек постепенно втянулись однокурсники, сначала Гарри опекала маленькая и ответственная Гермиона, было довольно уморительно смотреть, как крошечная девчушка, высунув от усердия кончик языка, старательно и очень-очень трогательно застегивает пуговки на школьной рубашке такого же маленького Гарри. Дин Томас, Джастин Финч-Флетчли, Рэсси МакДональд и многие, многие магглорожденные дети и полукровки, не понаслышке знающие об инвалидах и зачастую имеющие таких же родственников, тоже начали незаметно опекать Гарри. Помогали встать, если он упал, подавали далеко стоящие блюда, стоило только ему взглянуть на них, и не успевал он руку протянуть к приглянувшейся булочке, так ему тут же подвигали поближе целую корзину тех булочек. Ну и всякую разную всестороннюю помощь он получал от других ребят с разных факультетов, наверное многие помнят, как Драко трансфигурировал веревочную лесенку в деревянную, чтобы Гарри смог подняться в класс Прорицаний на третьем курсе.

И вот теперь кто-то возжелал поставить его во главе всех на всем факультете — старостой. Гарри положил значок на столик и взял письмо, решив по почерку определить, кто это такой… неумный. Что ж, почерк честно доложил, что сия неумная мысль пришла в шотландскую упертую голову МакГонагалл. А может, не ей? Она ведь всего лишь заместитель директора, а тот давно сидит в глубоком маразме. Так, папа в роддоме с женой и новорожденным сыном, дядя к Хогвартсу никаким боком не относится, значит остается тётя-мама Пэт, старшая сестра ведьмы Лили. И Гарри отправился к ней. Придя на кухню, сунул ей под нос значок и письмо, тётя подняла аккуратные подщипанные брови, полюбовалась значком и внимательно прочитала письмо. Спросила:

— И что?..

Гарри тем временем втихую хомячил маленькие пышные оладушки и, естественно, поперхнулся, услышав вопрос, и возмущенно взвился:

— Как это «что»? Я же не могу быть старостой с таким… с такими… — запнувшись, Гарри потряс перед собой руками, пытаясь без слов донести до тёти смысл сказанного и абсурдность положения. Однако тётя не прониклась, с тем же твердокаменным выражением лица она спокойно сказала:

— Не вижу проблем, Гарри, ты самый нормальный человек на свете и со своими обязанностями ты прекрасно справишься.

— Ладно… — обиженно насупился Гарри. — Просто меня никто не спросил, а хочу ли я быть старостой?

— Что ж, ты прав. Обычно старост выбирают посредством голосования, а не вот так, назначением без ведома со стороны студента. Точно не хочешь?

— Точно не хочу, вот ещё… только этого счастья мне не хватало.

— В таком случае у тебя есть два способа отказаться от почетной должности. Первая — написать заявление-отказ и передать значок более достойному и компетентному товарищу, и вторая — выбрать себе помощника и после небольшого испытательного срока передать значок ему уже на своих условиях.

— А так можно? — с сомнением спросил Гарри.

— Оба способа вполне законны. Во всяком случае, Лили мне рассказывала, что кто-то очень глупый и недалекий назначил старостой Римуса Люпина, так ему пришлось себе заместителя искать, чтобы тот заменял его каждый месяц на неделю… Правда, не совсем понятно, зачем, он что, каждый месяц уезжал проведать больную бабушку?

Гарри поморщился, да-а-а уж, директор не просто давно, он уже лет двадцать в маразме сидит — назначать старостой оборотня… ну слов нет.

Северус приехал тем же вечером, рассеянно-пьяный от счастья, он, как укуренный наркотиками, сомнамбулически бродил из комнаты в комнату, поправлял подушки на всех кроватях, переставлял мелкие предметы с места на место, а оказываясь в детской, забывал обо всем на свете, влюбленно пялясь на люльку, в которой скоро появится маленький человечек. Кеннет и Гарри тщетно пытались привлечь внимание отца, тормошили, расспрашивали, всё без толку, для Северуса они временно перестали существовать.

Через сутки приехали Дженни и Джон Сайрус, и дом Дурслей заполнился хлопотами вокруг младенца. Ну да ладно, и без вас обойдемся. Дадли, высоченный и очень здоровый лоб, был уже достаточно самостоятелен и как сопровождающий для Гарри был вполне пригоден. Да и сам Гарри уже не беспомощный малолетка, так что поход в Косой переулок без участия взрослых прошел довольно успешно. К тому же, пользуясь свободой, парни ещё и оттянулись хорошенько, посидели в кафе-мороженом Фортескью, от души налегая на волшебные мороженки и кремовые пироженки, всласть побродили по всему переулку. На краю Лютного встретили Драко, Винса, Грега и Панси, снова погуляли, уже в большой компании. Заглянули в маггловское кафе, куда запросился Драко, ни разу не бывавший в мире магглов, отметили и отпраздновали свои назначения — старостами Слизерина оказались назначены Драко и Панси. Накупили школьных принадлежностей и разъехались по своим мирам.

Этим летом у Гарри был и первый сексуальный опыт. Гуляя с братьями и собаками по знойному вечернему городу, Гарри встретил Мэгги Мэдисон, она была на целый год старше его и выглядела на все свои семнадцать. Стройная и округлившаяся в нужных местах девушка давно привлекала внимание парней, и Гарри в том числе. Сейчас на ней было синее платье в тон её васильковым глазам, пушистые темные ресницы бросали загадочные тени на круглые розовые щеки, длинная коса, кокетливо перекинутая со спины на правое плечо, довершала образ местной амазонки. Гарри, понятное дело, залип. Дадли понимающе хохотнул, взял Кеннета за руку, свистнул бульдогам и ушел с ними домой, а Гарри был уволочен на сеновал, причем шел он сам, послушно и кротко, как телёнок на веревочке. Мэгги его поцеловала, Гарри не распробовал, попросил ещё… влажные и теплые девичьи губы пахли вишней и сводили с ума. Вскоре внутри у Гарри всё дрожало и ныло, внизу о-о-очень приятно тянуло. Мэгги умело и сноровисто раздела парня и восхищенно провела руками по широкой и гладкой груди юноши. Снова стала целовать. Целовала она всё, от губ и кадыка и грудь вплоть до пупка, Гарри периодически улетал куда-то в поднебесье. А потом он почувствовал её руки там, на своем члене. Стыдливо дернулся было, но тут же понял, что всё в порядке, что всё идет правильно, так и должно быть по законам природы. Да и фразы…

— Г-гарри, ты такой горячий…

— Левее сдвинься, так неудобно… ага… ага, вот так.

— И не бойся, пролезешь… ну, давай…

И… ну, в общем, самый первый раз был замечательным, девушка была опытной и умело направляла его, а паренёк был хорошим учеником и послушно следовал её указаниям. И оба они получили обоюдное удовольствие. Также оказалось здорово и просто лежать потом на колючем сене и ласкать друг друга. Наивный Гарри с трепетом проводил руками по всем изгибам девичьего тела, наблюдая при этом интересную реакцию. Мэгги извивалась под его ладонями, перекатывалась, упиралась пятками глубоко в сено и тихо-тихо выстанывала что-то в полубреду. Нежные маленькие грудки и твердые темные сосочки, горячее тело, округлые бедра и влажное, теплое нечто… Повторили ещё раз, после чего Гарри непонятно как вырубился, просто уснул и всё, провалился в сонную бездну.

Проснулся Гарри мужчиной, гордым и твердо уверенным в себе. Мэгги рядом не было, как не было и её одежды, истинная английская леди ушла по-английски. Гарри стряхнул с себя прилипшие соломинки, прочесал пальцами волосы от веточек и травинок, собрал одежду и, неторопливо одевшись, покинул сеновал.

Как ни странно, но его никто не спрашивал, где он пропадал целую ночь до рассвета. Оказалось, его выручил Дадли, сказав домочадцам, что Гарри ночует у Джека Доусона, ну, почти правда, да? Сеновал-то Доусонам принадлежит.

Улучив удобный момент, Гарри поблагодарил Дадли за прикрытие и поинтересовался, а с кем у него был первый раз.

— С Лизой Барней.

Гарри оглядел гориллоподобного Дадли и одобрительно покивал, вспоминая полноватую и веселую хохотушку Лизу, симпатичную блондиночку.

Медленно и словно нехотя уползали за горизонт последние деньки солнечного августа, жаркими лучами огрызаясь на хлещущие дождливые удары сентября. По всему югу Англии люди с интересом наблюдали за битвой двух стихий, гадая, когда, кто и кого победит. Победило лето, оно ещё долго собиралось согревать землю, но, несмотря на это, на календаре встала печальная цифра — тридцать первое августа. Всё. Лето хоть и осталось на дворе, но календарно оно прошло и закончились каникулы у детей, завтра сорвется последний листок и откроется первое сентября.

Дядя Вернон привычно доставил Гарри на вокзал Кингс Кросс, перегрузил сумку и переноску с котом на вокзальную тележку, кое-как укрепил и передал племяннику, недоуменно ворча что-то насчет кошачьих капризов. Дело в том, что в этом году в школу с Гарри внезапно попросился Симон, причем довольно убедительно, и Гарри пришлось взять его с собой. Поздоровались с Грейнджерами, которые привезли свою дочь, потом взрослые попрощались с ребятами и Гарри с Гермионой дружно шагнули в стену разделительного барьера. Оказавшись на своей территории, Гермиона с интересом глянула на Гарри:

— Ты всё ещё у Дурслей живешь, не у папы?

— Это папина жена к моим переехала, пока мы с ним в школе будем.

— А что, и правильно, одной ей тяжело будет… кстати, а когда она родит?

— А тебе не говорили? Ну тогда поздравь меня, Гермиона, двадцать пятого августа у нас с Кеннетом родился младший брат Джон Сайрус Снейп!

— Ой, правда?! — восторженно взвизгнув, Гермиона кинулась обнимать Гарри. — Поздравляю! Гарри, поздравляю! Здорово!

Тонкие руки жарко обвили его шею, девичьи губы совсем рядом, напротив его губ… смеющиеся карие глаза сощурились от смеха, Гермиона, красивая, родная, так давно и так близко… и Гарри решается, решительно целует её в губы. И Гермиона не отталкивает его, наоборот, ещё крепче обнимает и целует сама.

Мимо течет народ, их толкают, словно не видя молодую парочку. Но это не так, все их видят. Заливается слезами и с рыданиями убегает расстроенная Джинни. Свистят и улюлюкают рыжие близнецы. Удивленно поднимают брови и переглядываются Драко и Невилл. Но все они поторопились расстраиваться и удивляться. Оторвавшись от губ, Гермиона задумчиво заглянула в глаза:

— Уверен?

— М-м-м… нет. Как будто сестру чмокнул.

— У меня тоже такое же ощущение, словно брата обнимаю. Значит, остаемся друзьями?

— Да. Давай останемся друзьями.

И они, как и всегда, как ни в чем не бывало двинулись вдоль поезда в поисках вагона для старост. Поняв, куда они идут, их догнал Драко и провел в нужный вагон. Устроились, распихали по полкам багаж, поздоровались с остальными старостами, Энтони Голдстейном и Падмой Патил из Когтеврана и Эрни Макмилланом и Ханной Аббот из Пуффендуя. Вспомнив о своем назначении, Гарри поинтересовался у старых-новых друзей:

— А нельзя ли как-то отказаться от должности старосты? Тётя мне, конечно, объяснила, что я могу написать заявление-отказ или передать значок помощнику, но мне хотелось бы уточнить, это не помешает правилам Хогвартса?

— Да не помешает, — протянул Драко. — Просто… а почему ты не хочешь, Гарри? Мы же тебе все вместе поможем, если что.

— Я знаю, что вы мне поможете, но я время от времени покидаю школу, езжу на прием к врачу и всё такое. Надо, чтобы у факультета Гриффиндор был постоянный староста, который до конца года никуда не уедет.

— Мы тебя поняли, Гарри, ты прав. А кого бы ты поставил на эту должность вместо себя?

— Невилла. По-моему, он самый надежный и толковый из всех гриффиндорцев, кого я знаю.

Драко кивнул, встал, отодвинул купейную дверь и, высунувшись в коридор, обратился к кому-то пробегающему мимо с вежливой просьбой:

— Долгопупса знаешь?

— Да.

— Сгоняй за ним, скажи, что его ждут в вагоне для старост. И позови Рэсси МакДональда, он тоже нужен.

Невилл в этот раз сидел в купе почти в полном одиночестве, компанию ему составляли верный кактус Мимзи, как он окрестил его для краткости, и вечно удирающий от него неверный Тревор, любящий свободу и влажные места. Мимзи стояла в горшочке на коротенькой и узенькой полочке-подоконнике, осторожно шевелила пухлыми веточками и тихо-тихо что-то намурлыкивала, Невилл невольно вслушивался в нехитрую мелодию и в его сознании непроизвольным образом создавались картинки, навеянные поющим кактусом. В общей интерпретации это выглядело так:

Ах, мой милый мангустин…

Всё прекрасно, всё чудесно!

Не тужи, мой господин.

В грусти всё на свете

Станет тесным…

Ты поверь мне, паладин,

Нету места для печали.

Ты один и я один —

Вот и двое нас

На свете стало.

Невилл моргнул, он, наверное, задремал, раз ему снится песенка, сочиненная кактусом. Ну да, под стук колес чего только не послышится. Отодвинулась дверь купе, и к нему просунулась голова третьекурсника со Слизерина:

— Эй, Пупс, тебя в вагоне старост дожидаются.

— Зачем? — недоверчиво спросил Невилл, на всякий случай прижимая к себе Мимзи. Над первой головой в проеме двери появилась вторая — гриффиндорца Рэсси.

— Пошли, Невилл, меня тоже позвали.

Старосте школы Невилл поверил. Прихватив Тревора и по-прежнему прижимая к себе цветок, он направился по коридорам в вагон для старост. Зайдя внутрь, Невилл от неожиданности опешил, и было отчего, вместо ожидаемых купе-коридоров он увидел просторную длинную комнату, подобно гостиной заставленную диванами, креслами и столиками, последних было пять — для старост факультетов и перфекта школы. На длинных панорамных окнах висели симпатичные занавесочки нейтральных цветов — беленькие с милой вышивкой. Невилл даже зажмурился и энергично потряс головой, когда он рассмотрел то, что было вышито на них — стилизованные оленики с косуликами среди кудрявых дубков, ну, по крайней мере, вышитые отдельно дубовые листики и жёлуди подчеркивали это. Гарри приглашающе хлопнул по дивану рядом с собой:

— Невилл, садись сюда, нам проблему решить надо.

Невилл поставил Мимзи на столик и робко присел на краешек дивана, держа у груди Тревора. Смущенно поглядел по сторонам, на него смотрели знакомые лица пятикурсников: Энтони, Эрни, Драко, Ханна, Падма и Гермиона с Панси. Сам Гарри. И перфект-семикурсник Рэсси МакДональд. Все тут старосты и у всех к нему какое-то дело, стало немножко страшновато, ну не привык Невилл к такому вниманию к своей скромной персоне. Стараясь не заикаться от приступов стеснительности, Невилл с трудом выговорил:

— А к-какие проблемы, Г-гарри?

Гарри не стал тянуть-растягивать жвачку, а сразу ухватил черного проблемного буйвола за рога.

— Мы хотим, чтобы ты стал старостой вместо меня.

И протянул на ладони золотой значок с выгравированной на нем буквой «С». Невилл растерянно посмотрел на него, потом на Гарри и почему-то виновато спросил:

— А почему я?

— Потому что ты самый достойный человек и лучше всех подходишь для столь ответственного дела. Но если ты не согласишься, то я попробую уговорить Дина или Шеймуса.

— Так может быть их… а, Гарри? Ну почему я-то?

— У тебя есть дракон, как и у меня, и ты тоже видишь фестралов как пегасов, значит, ты достойный.

— Но, Гарри… — продолжал сопротивляться Невилл. — Это тебе прислали значок, это там решили, — тычок пальцем вверх, — назначить тебя старостой.

— А там все идиоты сидят! — рявкнул вдруг Драко. — Замшелые развалины, ничего не видящие дальше пенсне и посыпающие за собой дорожки песком. Каждому из них тысяча лет в обед и у них тухлые мозги, покрытые плесенью за ненадобностью. И я готов отдать правую руку на отруб и поклясться в том, что эти древние реликты не знают слова «инвалид».

Ох… какая изумительная тишина настала — все завороженные витиеватой речью аристократа прямо маслились, растеклись лужицами умиления, так бы и слушали, так бы и слушали, вечно и всегда… Впечатлился даже Невилл, покосился на значок и застенчиво заметил:

— Надеюсь, твой папа не среди них?

Упс… После секундного замешательства все так и рухнули от хохота, включая Драко. Отсмеявшись и отведя душу, Рэсси звучно хлопнул ладонями по своим коленям и призвал всех к вниманию:

— Ну что, начнем? Гарри, Невилл, встаньте здесь и возьмитесь за руки, ага, вот так, за запястья… Гарри, повторяй за мной. Сперва имя своё скажи…

— Я, Гарри Эванс Снейп…

— Кто? Хм… ладно, дальше!

— Слагаю с себя обязанности старосты факультета Гриффиндор и передаю более достойному и надежному товарищу, Невиллу Долгопупсу!

— Прекрасно! Передавай значок… так. Теперь ты, Невилл, начинай!

— Э-ээ… кхе, я, Невилл Долгопупс, принимаю пост старосты, переданный мне добровольно от Гарри… Эванса Снейпа.

— Отлично, ребята! — Рэсси оглушительно хлопнул в ладоши и вдруг рассмеялся. Сдавленно проговорил, кого-то передразнивая: — Ой, не могу… а Поттера-то и нет! Не прикопаются там, ничего не смогут сделать… хи-хи. «Какой Долгопупс? Старостой Поттер назначен! Какой-такой Поттер? Нету никакого Поттера!» А Долгопупс вот он, пожалуйста! — и Рэсси снова захохотал.

Невилл улыбнулся и посмотрел на кактус, вспоминая его пророческую песенку, подышал на значок, любовно обтер его и приколол к обшлагу мантии. А потом спросил в пространство:

— И что входит в обязанности старосты?

— Я тебе всё расскажу… — с маниакальным блеском в глазах к нему придвинулась Гермиона.

Гарри с облегчением покинул купе-вагон старост, придерживая на плече сумку, а на груди огромную переноску, пошел по коридорам, заглядывая в стеклянные двери в поисках подходящей компании. Мимо купе Уизли он прошел равнодушно, а вот заметив краем глаза серебристую голову Полумны, заинтересованно притормозил. Подумав, постучал в стекло костяшками пальцев. Белокурая красавица подняла голову от книги и рассеянно глянула на Гарри, узнала и кивком пригласила войти. Гарри внес багаж и первым делом открыл сетчатую дверцу, выпуская из плена Симона. Здоровенный мейн-кун вытянулся-вытек из тесной коробки, уселся перед девушкой высокой статуэткой, грациозно обернув лапы хвостом. Полумна восхищенно оглядела роскошного зверя и выдала совершенно потрясающую фразу:

— Так вот какое у тебя оружие против Министерства!

Гарри подавился воздухом и долго кашлял, пытаясь отдышаться. Что она имела в виду, он не решился спросить, во избежание, так сказать… А то она порой такое скажет, что и не поймешь — а дружите ли вы со своей головой? Вместо этого охрипшим голосом выдавил:

— Спасибо, Полумнушка, кхе… его зовут Симон.

— Он тако-оой ми-илый, иди сюда, киса…

Хрупкая, тоненькая девушка попыталась поднять кошака. Ну, скажем так, ей это удалось, почти. Когда она выпрямилась, прижимая верхнюю часть кота к груди, нижняя так и осталась на полу… есть такая странная особенность у мейнов — растягиваться на невообразимую длину.

Писалось-читалось долго, а ехалось быстро. Вот и наш старый поезд домчался до станции Хогсмид и издал облегченный вопль-гудок, с шипением выпуская огромные клубы белого пара. Студенты высыпали на перрон, здесь было странно, непривычно светло, припомним-ка, что лето решило задержаться и не спешило сдавать свои позиции осени, поэтому и было сейчас по-летнему жарко, светло и солнечно. Ещё одна странная необычность выбивалась из старой привычной канвы: вместо зычного рева Хагрида над станцией разнеслось прокуренное контральто профессора Граббли-Дерг.

— Первокурсники, прошу построиться здесь! Первокурсники, все ко мне!

От поезда отделилась толпа малышей и потопала на голос, а старшие, удивленно переглядываясь и переговариваясь, направились к каретам. Гарри недоуменно пожал плечами — наверное, Хагрид ещё не вернулся из отпуска — потащил тяжелую переноску к ближней, а вернее, к самой последней карете. Он бы не справился, честно говоря, но на помощь к нему, как всегда, поспешили друзья. Драко и Невилл с двух сторон подхватили белый петбокс и с усилием подняли в экипаж, при этом Драко вгляделся в сетчатый полумрак и озадаченно выдохнул:

— Мерлин, Гарри, у тебя там что, леопард?! Тяжелый же!..

— Почти… — нехотя буркнул Гарри, забираясь вслед за Симоном. Следом молча юркнула Полумна, Драко хмыкнул и отошел к другому транспорту. Что ж, маленькую черепашку Люси заменил какой-то новый зверь, надо будет познакомиться с ним как-нибудь попозже.

Когда уехали кареты, из кабины машиниста соскочил на землю коренастый человек, попрыгал, разминая ноги, смачно сплюнул и, пройдя мимо тендера с углем, стукнул палочкой по двери одного из трех багажных вагонов. Щелкнули задвижки, и дверь со скрипом отъехала, потом, также подчиняясь магии, выдвинулся и опустился одним краем на доски перрона широкий пандус. После этого мужчина убрал палочку и поднялся в вагон, чтобы вывести оттуда гнедого клайда. Поставил рядом с вагоном, задумчиво оглядел коня со всех сторон, потом глянул в сторону дороги, пожал плечами и обратился к нему:

— Слышь, приятель, тебя тут вообще встречать собираются?

Конь не ответил, он настороженно прядал ушами и тревожно вглядывался в дальние предметы — в здание вокзала, сам поезд, лес на краю перрона. Потом повернул голову к дороге и прислушался, кто-то, пыхтя, торопился сюда. Наконец, из-за поворота показалась высокая кособокая фигура, и к помощнику машиниста суетливо подошел Филч. Отдышался и прохрипел:

— Здравствуйте, мистер Маршалл, меня прислал профессор Снейп, велел забрать и доставить к школе… — тут Филч прервался, бросил взгляд в бумажку. — Большого Даса. Что это за груз?

Вернон Маршалл кивнул на коня:

— Вот он, ваш Большой Дас, получите и распишитесь.

Старый завхоз на автомате расписался в бланке, вернул планшет и ручку и растерянно принял конец повода. Северус велел забрать коня? Вот этого? Он, совершенно офигевший, оглядел белую морду, кроткие карие глаза, с печальной философией даосского монаха смотрящие из-под длинной темной челки. И вздохнул. Сперва тайно привезли слепого дракона и спрятали далеко в лесу, теперь вот, доставьте к школе маггловского коня… Интересно, он хоть замок-то увидит? Или будет спотыкаться об развалины?

— Ну, пойдем, что ли, мистер Большой Дас.

Филч робко потянул за повод, конь спокойно принял и мерно зашагал по дороге позади старика.

Гарри вместе со всеми привычно вошел в Большой зал и сел за свой гриффиндорский стол. Внимательно смотрел, как заходят первокурсники, как они выстраиваются перед табуреткой с Распределяющей Шляпой, послушал очередную её песенку о факультетах и невольно посочувствовал новичкам — некоторые дети испуганно дрожали, а кое-кто и вовсе всхлипывал. Он помнил, как сам отчаянно не хотел сюда ехать, как боялся и болел. Вот у этой малышки явно температура, вон как сонно моргает…

Началось распределение, МакГонагалл привычно зачитывает список:

— Аберкромби, Юан.

Из шеренги вышел дрожащий мальчик, и Гарри поразился — какой же он крошечный! Неужели он сам когда-то был таким же маленьким и перепуганным?

— Гриффиндор! — гаркнула Шляпа.

Гарри захлопал вместе со всеми, всё-таки поприветствовать надо. Минерва читает дальше:

— Пэрриш, Александр.

— Слизерин!

— Мармадьюк, Элли.

— Когтевран!

— Целлер, Роза.

— Пуффендуй!

После окончания церемонии МакГонагалл унесла табуретку и Шляпу. Гарри перевел взгляд на стол преподавателей. Директор поднялся и произнес традиционную фразу приветствия, а после пира сообщил о новом составе преподавателей:

— Теперь, когда вы все насытились и мечтаете о постелях, дожидающихся вас в ваших теплых спальнях, я всё-таки попрошу вашего внимания к тому, что Уход за магическими существами в этом году начнет профессор Граббли-Дерг. Я также с удовольствием представляю вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя Защиты от Темных искусств.

Со своего места поднялась невысокая полноватая женщина довольно неприметной внешности, похожая на чью-то вечно незамужнюю тётушку. Поправила складки учительской мантии, смахнула невидимую пылинку с рукава пушистой розовой кофточки и жеманно прощебетала высоким, каким-то девчоночьим голоском:

— Благодарю вас, директор, за добрые слова приветствия! — и к залу: — Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! И увидеть столько обращенных ко мне маленьких счастливых лиц!

Гарри осторожно покосился на Гермиону, как и следовало ожидать, у той возмущенно отвалилась челюсть — чего это тётка обращается к ним, как к пятилеткам?! А Амбридж продолжала чирикать дальше:

— Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями!

Школьники начали переглядываться, некоторые с трудом сдерживали смех.

— Я согласна с ней дружить только до тех пор, пока мне не придется одолжить у неё кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и подружки ехидно захихикали. Гарри нахмурился, профессор Грюм ещё тогда говорил, что он пришел ровно на год и что по профессии он — не учитель. Интересно, а она-то хоть педагог? Ну-ка, послушаем…

— Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания.

Вот это да! Гарри с восторгом смотрел на неё, влюбляясь в каждое её слово — вот это речь! Речь настоящего учителя.

— Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение.

Всё верно, потрясающе! Дальше…

— Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует…

Что? А почему?..

— Ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается.

А-а-а… вот оно что.

— Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством, потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением времени выявляют свою ненужность. Точно так же некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех из них, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру — в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, искореняя то, чему нет места в нашей жизни.

Она села. Дамблдор вежливо похлопал ей. Ну а Гарри хлопал от всей души, искренне и радостно — наконец-то он слышит речь истинного учителя! Услышав аплодисменты, Рон сонно встрепенулся:

— А? Что, закончилось уже? Уф, самая занудная речь из всех, что я слышал…

— Да? — почему-то озверела Гермиона. — А ничего, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса?! Рон, ты вообще слушал?

— Неа-а-а… — Рон сладко зевнул. — Ничего я не слушал, и вообще, пошел я спа-а-ать.

Гермиона раздраженно посмотрела на рыжего лентяя, с трудом удержавшись от того, чтобы не прибить его прямо здесь и сию минуту, отвернулась и властно рявкнула:

— Первокурсники! Сюда, пожалуйста!

Пять мальчиков и четыре девочки робко обошли стол и с опаской приблизились к Гермионе. Гарри удрученно покачал головой и сказал ей на ухо:

— Сбавь обороты, Гермиона, на малышах-то не срывайся.

Но та только недовольно фыркнула. Гарри пожал плечами и сам повел ребят, потому что Невилл всё ещё не определился с собой и сам робел при виде малышей. Отведя первоклашек в башню Гриффиндора и показав им комнаты, Гарри прошел к себе и увидел, как его однокашники сгрудились у стеночки и со страхом смотрят в сторону его кровати. Переведя взгляд туда же, он обреченно вздохнул — на постели нагло растянулся во всю свою длину серый кот, заняв собой почти всё пространство двуспальной кровати. Полосатый нахал довольно щурил зеленые глаза и громко, басисто мурлыкал, так громко, что казалось — рядом работает трансформаторная будка.

— Гарри, — опасливо шепнул Дин. — Это кто? И откуда он взялся?

— Это Симон, а взялся… — Гарри снова вздохнул, белый петбокс выглядел неправдоподобно маленьким, и такой гигантский кот, занимающий половину кровати, должен очень сильно сложиться и скомкаться, чтобы уместиться в этой небольшой пластиковой коробочке. Невилл с уважением прошептал:

— Он больше книззла… Гарри, а кто он?

— Кот. Обыкновенный американской енотовый кот породы мейн-кун.

На следующее утро, едва проснувшись, Гарри торопливо совершил необходимые процедуры, оделся и выскользнул из спальни — надо было проведать Серенгети, которого он уже два месяца не видел. Парадные двери были, как всегда, закрыты, и Гарри привычно воспользовался тайным ходом в боковой стене, тот, что за зеркалом на плюс-третьем этаже. Близнецы Уизли считали, что он обвалился, и всех предупреждали об этом, но Залзан отмел эти заверения и авторитетно прошипел, что завал — иллюзорный, и если на него пошипеть, то он рассеется и откроется проход. Что Гарри и проделал сейчас, скользнул за зеркало, дошел до завала, шепнул по-змеиному «откройся» и, не останавливаясь, прошел к лестнице, ведущей по спирали к потайной калиточке в стене замка, далеко-далеко от главного входа. Вот и улица! Раннее и холодное утро тут же набросилось на него с мокрыми объятиями тумана и росы. Гарри глубоко вдохнул свежий утренний воздух и пошагал вниз по склону к домику Хагрида, чтобы обогнуть его и выйти на тропу, ведущую к лесу. Деревянная изгородь левады возникла внезапно, как это обычно бывает, когда идешь в густом тумане. Гарри пристально всмотрелся в расплывчатые силуэты трех лошадей — Леди Райн он узнал сразу, её сильно подросшего жеребёнка тоже, а третья лошадь… А третья лошадь вдруг подошла к нему, и Гарри ахнул, узнав Даса. Радостно рассмеялся и с восторгом принялся гладить гнедого друга, ласково приговаривая:

— Даси, Дасик, хороший мой, ты уже здесь! А я и не знал! Ах ты мой хороший…

Соловая абраксанская кобыла с удивлением слушала голос человека и смотрела, как ласкаются они друг к другу, человек гладил коня, а тот в ответ нежно терся храпом о ладони и щеки. Что за странности, разве человек может быть бескорыстно ласков с животным? Сколько она себя помнила, люди всегда что-то требовали от неё, за хорошую работу — хвалили, за плохую и неправильную всегда наказывали. И никто, никто никогда не гладил её вот так, ни за что и просто так. Её пятимесячная любопытная дочь, вконец заинтригованная, не удержалась и поскакала к изгороди, растопырив для равновесия маленькие крылышки. Гарри и её погладил, легонечко потрепывая за бархатное ушко. А кобыла-мать всерьез задумалась — что не так с этим миром?

Мы её поймем, если узнаем немножко фактов из истории породы. Абраксанские кони, они же пегасы, очень большие и сильные животные, и волшебники-заводчики обычно смолоду ставят жесткие рамки — никакой нежности и ласки, всегда твердый голос и твердая рука. Узда — самая строгая, дрессировка тоже, чистый кнут без пряника. За хорошую работу — похвалить и больше ни-че-го! Никакого панибратства. Угу… иначе раздухарившийся жеребец-слон играючи как приложит копытом, что мама не горюй и прости… Но это сугубо ошибка человека, лошадь играет по-честному, по-лошадиному, и не её вина, если хрупкий человечек моментально оказывается на больничной койке с переломами рук и ног после попыток поиграться с лошадью. Просто он забыл объяснить скотине разницу между своим и её видами. И честная, простая лошадь, играя в табуне со своими товарищами, со всей дури лягая сородича, точно знает, что не причинит ему вреда. И разницы между собой и человеком она не делает, просто не задумывается об этом. А вот если человек сумеет объяснить лошади эту разницу, то… результат будет ошеломительным, понятая и понимающая лошадь будет беречь своего друга-человека пуще глаза, даже дышать будет осторожнее в его присутствии, ходить на цыпочках и вести себя тише воды и ниже травы.

Всё это знал Гарри, и когда разыгравшаяся малышка попыталась взгромоздить ему на плечи свои копытца, юноша тут же пресек это и дал ей понять, что это неприемлемо. Мягко и аккуратно пояснил крылатой девочке, что с человеком так играть не положено. Малышка не обиделась, с веселым ржанием ускакала к маме, а Гарри пошел в лес, на встречу с драконами. Придя туда, он увидел Невилла, тот сидел на лапе Марии и что-то проникновенно говорил ей, потому что она, низко опустив голову, внимательно слушала. К Гарри из-за скалы тут же вышел Серенгети и, обхватив его огромной лапой, легонечко прижал к своей морде. Соскучился. Ну что ж, Гарри тоже соскучился, несмотря на очень насыщенное лето.

Первым предметом сегодня был урок истории, и поэтому парни не особенно торопились возвращаться в замок на неинтересный урок, решив его вообще прогулять, ну кому интересно начинать учебный год с занудного бубнежа препода-призрака? Правда, вскоре их животы напомнили, что помимо уроков им требуется ещё и завтрак, но это перестало быть проблемой, Серени и Мария, услышав голодное урчание мальчишечьих организмов, дружно подняли головы и издали тихое, мелодичное рокотание. И тут же со всех сторон налетели птицы и прискакали-прибежали мелкие зверушки — белки, зайцы и горностаи. И не с пустыми лапами-клювами, птички принесли веточки с ягодами, а зверьки орешки и корешки. Удивленные Гарри и Невилл посмотрели на приличную кучку лесной снеди и перевели ошарашенные взгляды на драконов, пораженные ещё одной их способностью — повелевать лесными жителями, — и припомнили, что когда-то именно драконы были королями мира. Истинными властелинами неба. Подкрепились — не обижать же маленьких дарителей! — и пошли обратно в замок. Идут и разговаривают:

— Невилл, а как ты из замка вышел?

— Э-э-ээ, ну… через кухню, там в подвале пандус для ската бочек, вот я по нему и съехал, как с горки. А ты как?

— А я через потайной ход за зеркалом в коридоре на плюс-третьем этаже.

Посмотрели друг на друга и засмеялись.

Следующим после истории магии был урок зельеварения, и Невилл заметно сник, он никогда не мог угодить профессору Снейпу, тот всегда находил, к чему придраться и за что снять баллы. И как всегда, бедняга заморозился при виде грозного профессора.

— Успокаиваемся, — произнес тот, хотя в том и не было необходимости, абсолютная тишина и так наступала при его появлении. Кивнув, профессор начал говорить:

— Прежде чем начать сегодняшний урок, я бы счел уместным напомнить вам, что в июне вы будете держать серьезный экзамен, который покажет, насколько хорошо вы усвоили науку зельеварения. По итогам экзамена станет видно, кто пролетит, а кто продолжит учиться у меня в дальнейшем. Разумеется, я принимаю только лучших из лучших, остальным же придется со мной распрощаться. А теперь приступим непосредственно к уроку. Сегодня мы будем готовить зелье, которое часто входит в экзаменационные задания для пятикурсников. Это Умиротворяющий бальзам, он помогает бороться с тревогой и снимать беспокойство. Но осторожно: если переусердствовать с ингредиентами, пациент может погрузиться в глубочайший, а то и необратимый сон, поэтому пристально следите за тем, что делаете. Ингредиенты и способ приготовления — на доске. Всё, что вам необходимо, находится в шкафу. В вашем распоряжении полтора часа… Приступайте.

Приступили. Приготовили ножи, ступки с пестиками, разделочные досочки, развели под котлами огонь в горелках. Сходили к шкафам за ингредиентами и начали. Толкли сушеную полынь, тонко шинковали корни валерианы, взвешивали на сверхточных весах сколько-то гран и унций. Высыпали в кипящую воду в строгой последовательности, помешивали в том же строгом порядке в нужном направлении и с определенной скоростью. Вспотели все, от жары и напряжения, и от страха ошибиться, как-никак, а зелье дорогое, нужное. Экзаменационное.

— От вашего зелья должен сейчас идти легкий серебристый пар, — негромко сказал профессор, когда до конца урока оставалось десять минут.

Гарри поднял голову и огляделся, вытирая со лба пот. В полумраке подземного помещения было хорошо видно результаты… То тут, то там над котлами вихрились разные степени умения и лености учеников, котел Рона, например, плевался зелеными искрами, над котлом Невилла курился слабенький серый дымок, а вот над зельем Гермионы стоял мерцающий серебристый туман. Гарри печально посмотрел на свое зелье, испускающее темно-серый пар и вздохнул, не очень оно хорошо у него получилось. Не везет им с Невиллом…

Следующий урок прорицаний Гарри едва высидел, чокнутая Трелониха познакомила их с экземплярами «Оракула снов» Иниго Имаго и рассказала что-то про толкование сновидений. Получив же задание завести дневник для записи снов, Гарри с трудом подавил желание запустить учебником в глупую стрекозиную морду — так раздражала его эта училка…

Скатившись вниз по деревянной лесенке, которую каждый раз переделывал для него Драко из веревочной, Гарри начал спускаться по винтовой лестнице с башни под унылый бубнеж Рона:

— Это же надо, сколько всего назадавали! Биннс — письменную работу в полтора фута длиной о войнах с великанами, Снейп — фут об использовании лунного камня, а теперь ещё Трелони — месячный дневник сновидений! Значит, правду сказали Фред и Джордж про СОВ. Если ещё теперь эта Амбридж что-нибудь задаст…

— Что там про великанов? — вяло поинтересовался Гарри, счастливо прогулявший урок истории.

— Не помню, я спал… — кисло признался Рон.

— Честно говоря, в устах другого учителя истории про великанов были бы куда интересней, чем монотонное бурчание профессора Биннса, — серьезно вставила Гермиона.

— Про великанов мало что толковое рассказывают, — сообщил Драко, шагая рядом с ними. — Чаще всего напирают на их тупость и жестокость. Говорят, что великаны настолько глупы и агрессивны, что давным-давно перебили друг друга и в Англии их совсем не осталось.

— Но это не так? — понятливо уточнил Гарри.

— А я не знаю… — безмятежно улыбнулся Драко. — Никогда с ними не встречался. А те, кто имел несчастье встретиться с великанами, как правило, рассказать об этом не способны, потому что становятся либо заиками с энурезом, либо выжившими из ума идиотами, сидящими в инвалидных колясочках и пускающими слюни изо рта…

— Ух ты! Великаны настолько страшны?! — впечатлился Гарри.

— А как ты думаешь? Представь себе человека высотой в двадцать футов, вряд ли ты обрадуешься такой встрече.

Гарри даже остановился и задрал голову к потолку, пытаясь представить себе гиганта, подпирающего плечами небо. Ну что сказать, в этом ему помог новый сериал, который как раз вышел на экраны летом в этом году — «Удивительные странствия Геракла», там чуть ли не в каждой серии мелькали такие вот великаны, всякие Кроносы, Тифоны, Антеи… а уж кентавры там, закачаться, умереть и не встать… Друзья, окружившие Поттера-Эванса, с интересом наблюдали, как на его лице появляется мечтательное выражение и какая-то сладкая, сиропно-масленая улыбка, как у кота, который случайно обнаружил на столе открытый горшочек со сметаной. Что ж, зная его необыкновенную способность находить общий язык с любой опасной тварью, друзья почти не сомневались, что Гарри и с великаном как-нибудь сумеет договориться.

Ну, так или иначе, но они дошли наконец-то до класса Защиты от Темных искусств. Войдя и осмотревшись, ребята увидели, что профессор Амбридж уже дожидается их. Она сидела за учительским столом, и на ней была та же, что и вчера вечером, пушистая розовая кофточка, а макушку украшал маленький черный бантик. Стараясь не шуметь, студенты сноровисто разбрелись по местам. Дождавшись, когда все рассядутся, новая профессорша негромко сказала:

— Здравствуйте!

Несколько человек пробормотали в ответ:

— Здравствуйте…

— Нет-нет-нет. Стоп! — недовольно перебила профессор Амбридж. — Ну нет, друзья мои, это никуда не годится. Я бы попросила вас отвечать так: «Здравствуйте, профессор Амбридж». Ещё раз, пожалуйста. Здравствуйте, учащиеся!

— Здравствуйте, профессор Амбридж! — послушно проскандировал класс. Гарри же, помимо этого, ещё и встал в струнку, едва не лопаясь от счастья — настоящая учительница же!!! Господи ты боже мой! Именно так и обращаются учителя к ученикам в простой маггловской школе! Гермиона, очевидно, тоже вспомнила, что до Хогвартса она ходила в начальную младшую школу, так как последовала примеру Гарри.

— Вот и хорошо, — просияла профессор Амбридж. — Ведь совсем нетрудно, правда? Волшебные палочки уберем, перья вынем.

Услышав это, многие сникли. Ни разу ещё интересный урок не начинался с приказа убрать волшебные палочки. Впрочем, Гарри свою ещё и не доставал из сумки, так что он с чистой совестью вынул ручку «Паркер» и пергамент. Профессор Амбридж, напротив, достала свою палочку и постучала по классной доске, на которой тут же возникла надпись:

Защита от Темных искусств

Возвращение к основополагающим принципам

— Отмечу для начала, что до сих пор ваше обучение этому предмету было довольно-таки отрывочным. Не правда ли? — сказала профессор Амбридж, повернувшись к классу лицом и аккуратно сложив руки на животе. — Постоянно менялись учителя, и не все они считали нужным следовать какой-либо одобренной Министерством программе. Результатом, к сожалению, явилось то, что вы находитесь гораздо ниже уровня, которого мы вправе ожидать от вас в год, предшествующий сдаче СОВ. Вам, однако, приятно будет узнать, что эти недостатки мы теперь исправим. В нынешнем учебном году вы будете изучать защитную магию по специальной методике, одобренной Министерством. Запишите, пожалуйста, цели курса.

Она снова постучала палочкой по доске, и ниже первой появилась новая надпись:

ЦЕЛИ КУРСА

1. Уяснение принципов, лежащих в основе защитной магии.

2. Умение распознавать ситуации, в которых применение защитной магии допустимо и не противоречит закону.

3. Включение защитной магии в общую систему представлений для практического использования.

Всё это Гарри старательно записал, хотя и не очень хорошо понял, что к чему. Дождавшись, когда все всё запишут, профессор спросила:

— У всех ли есть экземпляры «Теории защитной магии» Уилберта Слинкхарда?

Только два голоса прозвучали стройным хором на фоне общего бормотания:

— Да, профессор Амбридж!

Профессор поморщилась, потерла виски толстыми пальцами и недовольно проговорила:

— Почему бы вам всем не встать и не ответить по всем правилам, так же, как мисс Грейнджер и мистер Поттер?

Гарри снова возвел хвалу богу — Амбридж, как настоящая учительница, с первого взгляда запомнила, кто где сидит. После новой репетиции — а как ещё назвать сиё действие? — учительница велела открыть учебник на пятой странице и прочесть первую главу «Основы для начинающих», и желательно без разговоров. Гарри честно начал читать — это несложное задание, к тому же он всегда любил читать. Вот только Рон…

Сперва он долго таращился на доску, безмолвно шевеля губами, потом, придя к какому-то итогу, покачал головой и поднял руку.

— Да, мистер Уизли? — тут же отозвалась профессор.

— Мне неясны цели вашего курса. Там ничего не говорится об использовании защитных заклинаний. Я правильно понял, у нас совсем не будет практических занятий?

— Мистер Уизли, практические занятия у нас будут, но не в классе и не сегодня. А теперь, будьте добры, откройте учебник на пятой странице и прочтите первую главу. И воздержитесь от разговоров.

Получив более чем исчерпывающий ответ, рыжий лентяй покорно открыл книжку на указанной странице и неохотно погрузился в чтение. Амбридж довольно оглядела затихший класс, кивнула сама себе, вытянула из-под стола плетеную корзинку, выпустила из неё на пол пушистый клубок голубеньких ниток, достала следом начатое вязание и заработала спицами, молча считая петли.

Где-то с полчаса в классе стояла уютная тишина, тихо шуршали переворачиваемые листы, поскрипывали перья, когда кто-то делал выписку из книги себе на память, тихонечко звенели вязальные спицы и бесшумно катался по полу туда-сюда игривый клубок. Закончилась глава, и постепенно ученики один за другим закрывали книги — читали-то все с разной скоростью — и вопросительно смотрели на профессоршу. Но та терпеливо дождалась, пока не дочитает и не закроет книгу последний ученик, и только после этого отложила почти довязанный носок.

— Вопросы есть?

Поднял руку Гарри и робко поинтересовался:

— Что происходит при встрече с великанами? Почему люди сходят с ума? Как избежать встречи и что делать, если она всё же состоялась?

— Хм… вопрос не совсем в тему, но… отвечу по порядку, если получится. Говорят, что великанов в Англии не осталось, но это не так, кое-где в горах Сноудена и Аппенинах ещё встречаются остатки былых великаньих общин. Чаще их можно встретить в Швейцарских и Французских Альпах. Кстати, это весьма странно, но в Америке великанов нет и никогда не было… повезло стране. Прежде всего, должна отметить, что великанов встречается несколько видов — Каменные, Земляные и Антропоморфные, последние могут сойтись с магами и даже иметь от человека потомство, среди магглов они известны как нифилимы. Они выглядят как очень большие и высокие люди. А вот Каменные… у них ничего общего с человеком нет. И как вы думаете, какой должна быть реакция бедного маггла-альпиниста, когда гора, на которую он карабкается, предварительно истыкав её колышками и киркой-ледорубом, вдруг встает и с грохотом начинает куда-то шагать?

Ой. Потрясенные Гарри и все студенты просто ахнули, ярко-ярко представив себе, как поднимается огромная гора и с гулом камнепадов уходит с насиженного места, унося на себе офигевшего альпиниста. Вопрос о сумасшествии отпал сам собой. И как избежать встречи, тоже стало понятно — просто-напросто не суйтесь в горы, вот и всё!

Поднял руку Невилл:

— Профессор Амбридж, а кто такие земляные великаны?

— Это вешники, они спят под землей, иногда не очень глубоко, и частично вылезают на поверхность, придавая порой интересные формы и очертания холмам. Магглы им дают поэтичные названия — Грудь Деяниры, Холмы Пака, Головная сопка и прочие разные наименования, что подскажет им фантазия. Один такой вешник известен в России — Голова богатыря Святогора, и есть даже легенда, «Руслан и Людмила».

Гарри завороженно слушал и снова, как и вчера, влюблялся в каждое сказанное слово — речь истинного мудрого учителя, знающего всё на свете. А вумный и ленивый Рон всё не успокаивался, снова поднял руку и капризно проныл:

— Профессор, а когда у нас будут практические занятия? И какие?

На него зашикали со всех сторон, опасаясь, что он своим нытьем выведет профессора из себя, не дай Мерлин, разозлится она и как-нибудь накажет. Дин Томас, желая как-то отвлечь рыжего болвана, вскочил с места и поспешно спросил первое, что пришло ему в голову, а учитывая недавний турнир…

— Профессор! А как убивает келпи?

— Келпи? — профессор Амбридж аж зажмурилась от удовольствия. И потекла неторопливой речью: — Келпи — это речной царь, заманивает жертву обликом прекрасного коня. Жаль, но немногие знают, что этого зверя тоже можно победить и даже избежать с ним контакта, к сожалению, никому в голову не приходит простая идея — обнюхать лошадь. На всякий случай запомните, это может спасти вам жизнь… если встретите где-нибудь на берегу реки серую или белую лошадь — понюхайте её. Если она пахнет рыбой, ни в коем случае не прикасайтесь к ней и сразу уходите — это келпи. Это первый и самый важный признак, запах рыбы, и первый способ избежать опасности. Во-вторых… если речному монстру всё же удалось заманить вас на свою спину, запомните следующий пункт: не прикасайтесь к поводьям и, если есть возможность, постарайтесь обрубить их ножом или заклинанием Секо. А чтобы вы поняли, к чему я клоню, поясняю — это не поводья, а усы келпи. Оказавшись во влажной среде, то есть в воде, прекрасный серый скакун преображается, лошадиная голова становится головой хищной рыбы, щуки или сома, поводья становятся усами-щупальцами, которыми монстр крепко охватывает руки жертвы, то же самое проделывают и стремена с ногами горе-всадника. У него нет ни малейшего шанса спастись от смерти. За всю историю магии только один человек смог вырваться из пасти келпи — анимаг, умеющий превращаться в выдру.

Все были настолько заворожены рассказом, что не сразу поняли, почему замолчала учительница, а когда поняли, смутились. Просто никто не слышал, как прозвенел звонок с урока…

После невероятного урока профессора Амбридж Гарри ощущал просто небывалый прилив сил и бодрости — вот это был урок, такой урок, это… это просто вау! Радостный и счастливый сверх меры мальчишка прямо летел по коридору, спеша вместе со всеми на обед в Большой зал, как ни крути, а день с утра был насыщенным, эмоций через край, и понятное дело, что у него здоровый аппетит нагулялся. К тому же, пропущенный завтрак давал о себе знать, лесные орешки и ягодки — разве это серьезная еда для полноценного питания крепкого молодого и растущего организма? Так что изголодавшийся до боли в животе Гарри приналег на еду, старательно наворачивая за обе щеки. Такой же голодный Невилл от него не отставал. Прожевав и проглотив кусок, он поинтересовался:

— Тебе понравилась Амбридж?

— Ой, она классная! — простонал Гарри. — Настоящая учительница! И человек настоящий, не то что ходячий труп Квиррелл, вурдалак-пустозвон Локонс и оборотень Люпин. Про Грюма я лучше промолчу, учитель не должен бросаться проклятиями в детей. Правда, про мисс Моррисон я так сказать не могу, она каждого из нас посылала далеко и надолго. Едва закончится урок, так она тут же с улыбочкой нам вслед шипит — «да чтоб вас всех автобус задавил, спиногрызы мелкотравчатые…»

— Это ты про кого? — озадачился Невилл.

— Про училку свою, в маггловской начальной школе преподавала. Жуткая тетка, мы, маленькие тогда, её так боялись… Но так или иначе, а под автобус в конце концов попала она сама, тётя Петунья говорила, что так ей и надо, старой деве, нечего, мол, детей проклинать. Плохое слово, оно, знаешь ли, материально, и не надо желать другому того, чего себе не пожелаешь.

— Правильно! — одобрил Невилл и тут же спросил: — А за что она вас проклинала?

— Да ни за что, просто вредная была. Помню, пришел священник вместо неё преподавать и говорит — «Бог шельму метит, ибо кто с намерениями дурными к нам приходит, тот дурное и получит, и получит по заслугам!» Вот так-то, Невилл, — и Гарри с новым воодушевлением накинулся на еду.

— А мне она не понравилась, — недовольно пробубнил Рон, сидящий напротив. — Разве это урок, читать скучные учебники и слушать занудные лекции?

Гарри перестал жевать, потом, спохватившись, проглотил и быстро спросил:

— А ты что, не слушал, о чем она… «лекцию нудила»?

— Что-то про великанов, но мне их на уроке истории хватило, так что…

Повисла така-а-ая тишина… Все пятикурсники в полнейшем изумлении уставились на Рона, все, со всех четырех столов. И глаза у всех стали такие круглые — прослушать и пропустить мимо ушей интересный урок про келпи, это надо уметь.

Совершенно не аристократически заржал Драко, за ним Забини, Панси и Гойл. Ничего не понимающий Рон покраснел от ярости. Что смеются над ним, это он прекрасно понял, вот только почему?

— Н-да… Уизли, по тупости ты переплюнул даже самого тупого тролля… — рыдая от смеха, еле выговорил Драко.

— Да что полезного в этих лекциях?! — обиженно взвился Рон.

— Рональд, а чем ты таким занимался, пока мы слушали интересную лекцию про келпи? — вкрадчиво спросила Парвати.

— Разрабатывал шахматные ходы, изобретал новые стратегии! — важно задрав нос, ответил вумный лентяй.

— А ход конем поможет тебе избежать встречи с келпи? Ты догадаешься понюхать серую лошадку, пасущуюся на берегу реки? Ах да, ты же не слушал, ты же был так занят… мне жаль тебя, Рон, но ты пропустил по-настоящему важный урок.

— Больно надо мне нюхать какую-то клячу, мне они не интересны. Я, если хотите знать, вообще к лошади не подойду, не говоря уж о том, чтобы на неё верхом садиться. Я на них никогда не ездил и вряд ли когда-то научусь.

— А келпи тебя и не спросит, хочешь ты на нем кататься или нет, он тебя заставит, и ты сядешь на него, как миленький! — заявила Гермиона и вытащила из сумки исписанный листок пергамента, и когда только успела? — Вот что я в библиотечной книге нашла:

«Он выходит в ясную лунную ночь, в то время, когда прогуливаются по берегу реки молодые пары и мечтательные поэты. И никто не может устоять перед обаянием прекрасного серого коня, который гарцует с тихим мелодичным ржанием, оседланный и взнузданный. Он так и манит, приглашает сесть ему на спину и помчать вперед, навстречу скорости и ветру.

Всадник удивляется, когда послушный его руке скакун вдруг сворачивает и несет в бурные воды реки…

И долго потом не стихают плеск и крики о помощи».

— А в какой книге ты это нашла, Гермиона? — спросило сразу несколько голосов со всех столов. — Мы тоже искали, но не нашли.

— А кто сказал, что я нашла это в библиотеке Хогвартса? — сварливо осведомилась Гермиона, покраснев от злости. — Я нашла это в Лондонской публичной библиотеке, и давно, ещё на каникулах.

— Опять?! — с досадой крикнул Невилл. — То про фестралов-гиппоронов правдиво пишут только у магглов, то про келпи вот… Почему у нас так не пишут?

— Да у вас писателей по пальцам одной руки пересчитать можно, и то пара пальцев в запасе останется! — съязвила Гермиона. — Писать-то и некому.

— Совершенно верно, — поддакнула Полумна от стола Когтеврана. — В библиотеке Хогвартса я нашла всего три томика сказок: «Сказки барда Биддля», «Чудозавр» и, извините, «История Хогвартса», там больше легенд, чем фактов. Интересно, а в Запретной секции их нет?

— Нет, — отозвался Рэсси. — Там в некотором роде архив, кучи старого пергамента, учебники для самых старших курсов, рефераты разные и ценные, очень старые книги, которые нельзя выносить даже за пределы той самой секции, если очень надо, то читай прямо там.

Младшие курсы при этом облегченно вздохнули — ну слава Мерлину и Богу, не надо больше туда рваться, ничего там интересного нет…

От стола преподавателей к ним подошла Минерва МакГонагалл, сухо кашлянула и строго осведомилась:

— Мистер Долгопупс, могу ли я узнать, на каких правах вы носите значок старосты факультета? Вас, мистер Поттер, я хочу спросить о том же — где ваш значок?

Отвечать ей поднялся Рэсси МакДональд, склонившись над ней (!), он чопорно произнес:

— Профессор МакГонагалл, а вам не приходило в голову, что назначать на столь ответственную должность инвалида несколько нецелесообразно? Мистеру Поттеру время от времени приходится покидать школу для отчета у врачей, и что ж ему, каждый раз искать себе замену на время отсутствия? Но мистер Поттер нашел выход, он передал почетную должность достойному человеку, Невиллу Долгопупсу, а вас, профессор, я бы попросил написать его бабушке, леди Долгопупс, пусть старушка порадуется за внука и в кои-то веки погордится им.

У МакГонагалл хватило ума не спорить со старостой школы и хватило силы воли подавить свою взбунтовавшуюся шотландскую гордость. А Гарри и Невилл с облегчением переглянулись и улыбнулись друг другу — всё в порядке, всё улажено и больше не о чем беспокоиться.

В один из дней на уроке Граббли-Дерг учеников ждало знакомство с лечурками. Подошли к столам-верстакам и с любопытством посмотрели на кучу хвороста, хаотично наваленную там. Куча шевелилась и потрескивала, и в ней среди веток что-то юрко сквозило.

— Знакомьтесь, лукотрусы! — браво гаркнула прокуренная насквозь Граббли-Дерг, скаля желтые зубы и смачно дымя закопченной и вонючей трубкой. — Кто может сказать, что это такое?

Сначала Гермиона посмотрела по сторонам и, видя, что никто не собирается отвечать, подняла руку.

— Это лесные сторожа, живут обычно на тех деревьях, чья древесина идет на волшебные палочки.

— Верно, пять баллов Гриффиндору! Кто-нибудь знает, чем они питаются?

Гермиона снова покосилась по сторонам в надежде, что хоть кто-то удосужится ответить, но желающих отчего-то не оказалось, и ей снова пришлось отдуваться за всех.

— Мокрицами. А ещё яйцами фей-светляков, если могут их раздобыть.

— Снова верно, ещё пять баллов Гриффиндору! — как-то натужно похвалила Гермиону профессор, видимо ей тоже поднадоело, что на всем курсе только одна умная ученица. — Итак, если вам нужна древесина или листва дерева, на котором обитает лечурка, следует запастись порцией мокриц, чтобы отвлечь или успокоить его. На вид они безобидны, но, если их разозлить, могут здорово навредить обидчику, выколоть ему глаза или укусить. Их острые пальцы крайне опасны для глазных яблок, а зубы хоть и мелкие, но кусают довольно чувствительно — как будто множество иголочек сразу впиваются в кожу. А теперь подходите ближе, берите мокриц и лукотрусов — одного на троих — и изучайте их подробнее. До конца урока каждый из вас должен зарисовать лукотруса и пометить на рисунке все части тела.

Ребята с опаской подошли к столу и робко глянули на кучу хвороста, среди мешанины веток высверкивали крошечные глазки-бусинки и раздавалось тихое чириканье. Ну и как к ним подступиться? Все почему-то поглядывали на Гарри, именно от него ожидая каких-то действий, угу, понятно, привыкли видеть в нем эксперта по части магических зверушек. Гарри это польстило, и он, приободрившись, протянул руку. Из кучи веток сначала показалась пара бледно-зеленых листиков, за ними бурая головка с двумя блестящими пуговками глазок, потом некое подобие рук с неравномерным количеством пальцев — четыре на левой лапке, два на правой — и наконец вылез весь лечурка с грацией богомола. Ног у него оказалось три штуки.

Слегка прифигевший от странного вида существа, Гарри ещё ближе придвинул руку, и крошечный, не больше восьми дюймов, лечурка осторожно забрался ему на ладонь. Бережно придерживая его у груди, Гарри отошел от стола, за ним молча двинулись Драко и Гермиона, последняя не забыла прихватить горсть мокриц. Выбрав место неподалеку, уселись полукругом, и Гарри спустил лукотруса на усохшую осеннюю траву. Гермиона тут же высыпала перед ним мокриц и поспешно отряхнула руки, отчего-то передернувшись. Гарри присмотрелся и понял причину её брезгливости — мокрицы оказались мелкими насекомыми, не то жучками, похожими на блошек или клопов, не то сколопендры какие… б-бр-р-ррр… Лечурка их, впрочем, есть не стал, видимо он был сыт, он сидел прямо, подогнув под себя свои три ноги и вытянувшись в струнку, почему-то не сводил с Гарри глаз. Смотрел на него и все, просто смотрел, как фанат на любимого актера, которого он неожиданно встретил на улице вживую, а не на привычном экране телевизора. Гарри это смущало, и он никак не мог сосредоточиться на рисунке, жаркий взгляд карих глаз-бусинок сбивал с толку и отвлекал. Но скрип угольного карандаша по пергаменту вскоре успокоил его, и Гарри целиком погрузился в кропотливую работу, тщательно и внимательно зарисовал все детали, стараясь ничего не упустить. Лечурка, к слову, вел себя идеально — сидел неподвижно, а когда Гарри поднимал его лапку, послушно замирал в заданном положении с поднятой лапкой и растопыренными пальцами. Всё это, конечно же, не прошло мимо восприятия Гарри, он прекрасно заметил и отметил это более чем разумное поведение маленького создания. А когда урок подошел к концу и он отправил Гермиону передать профессору его рисунок, то, улучив момент, когда и Драко на что-то отвлечется, приподнял клапан своей поясной сумки. Лечурке подсказывать ничего не пришлось, он тут же молниеносно юркнул в кожаную тьму. На стол Гарри отнес простую веточку, да-да, вот так, внаглую, и вы думаете, к нему кто-нибудь присматривался? Ха!

Воровать волшебных существ Гарри не впервой, ещё на втором курсе он свистнул у Дамблдора целого феникса, задружился с «ничейным» василиском, спас от смерти дракона, списанного в утиль, и угнал с турнира другого... Ах да, ещё сфинксу свободу купил с помощью Седрика… так что кража крошечного лукотруса вряд ли повлечет за собой скандал мирового масштаба. Да и любопытно, чего лечурке от него надо? Придя в свою спальню, Гарри сунулся в сумку, пошарил, успел встревожиться — неужели потерял? — и нашарил вдруг незнакомый предмет. Осторожно вытащил и осмотрел, зелено-бурый лечурка плотно прижался к его волшебной палочке и… — Гарри поднес их поближе к лицу и присмотрелся — плакал. Гарри осторожно погладил его по спинке и виновато спросил:

— Ну ты чего, маленький? Не плачь…

В ответ взрыв эмоций и яркие картинки в голове — стройный раскидистый куст, вечнозеленая листва, те же листики, охваченные морозом, припорошенные снегом ярко-красные ягоды-костянки, в то же время пришло понимание, дерево зовется падуб остролистный. А потом вдруг стремительно и коротко сверкнул топор. Гарри вздрогнул и отпрянул, в страхе отбрасывая палочку вместе с лечуркой. Почти сразу опомнился, подошел, подобрал их и прижал к груди. Теперь понятно, почему малыш так прикипел к нему, случайно встретить владельца палочки из родной древесины погибшего дерева… это более чем удача, здесь везения, что называется, один шанс из тысячи.

— Хорошо, малыш, я тебя понял и не обижу, оставайся у меня, вот только… звать тебя как?

Ответ пришел немедленно — образ ягод-костянок. И Гарри вздохнул — Косточка так Косточка, не возражаю…

Для своего благоустройства Косточка попросил простую жердочку с полочкой где-нибудь в уголочке. Подумав, Гарри раздобыл в лесу приличную корягу, пролевитировал по всей школе до спальни и установил в углу за своей кроватью возле окна. Причем так, что ветви коряги прочно уперлись в стену, в пол, а одна из косых ветвей уперлась прямо в раму. Ну и понятно, что эту конструкцию одобрил не только Косточка, но и Симон, кот и лечурка могли вылезать на широкий карниз за окно и греться на всё ещё теплом солнышке, лето, напомню, решило задержаться в этом году.

Остальные ребята, соседи по комнате, ничего особенного не заметили — ну приволок Гарри дерево для кота, что тут такого? А лечурка виртуозно прятался от посторонних глаз, и даже более того, желая стать ручным, он переборол свои природные инстинкты и перешел на подножный корм, то есть стал кушать то, что дадут. Но и Гарри не забывал о нем и время от времени тишком утаскивал горсть-другую свежих мокриц, кроме того, Косточка охотился и на простых насекомых — комаров, мух, жужелиц, разорял гнезда докси и поедал их яйца.

А так Косточка очень полюбил сидеть в сумке Гарри, ведь там всегда лежала его волшебная палочка, то единственное, что осталось в жизни осиротевшего лечурки — его дерево, падуб остролистный, срубили магглы на дрова из-за того, что оно было расщеплено молнией и стало портить вид благородного английского парка. Так что, доставая теперь палочку, Гарри был вынужден помнить о том, что к ней прижимался маленький лечурка, и старался не оцарапаться об него, а Косточка, почувствовав руку друга, на время отпускал палочку и терпеливо дожидался её возвращения, чтобы снова обнять и прижаться. Гарри ему очень сочувствовал, понимал тоску маленького существа, ставшего сиротой в огромном мире и чудом нашедшего единственного «родственника» — волшебную палочку из остролиста.

И, сопереживая его горю, Гарри решился на ещё один эксперимент. Навещая Серенгети и Марию, он по пути к ним не раз находил на ветвях кустарников лунно-белые волосы из гривы и хвоста единорогов, эти находки Гарри аккуратно снимал-распутывал с веток, сворачивал, складывал в платок и клал в ту же сумку. Пару раз он нашел и волосы фестрала, бесцветные и бурые на первый взгляд, они, тем не менее, имели цвет, преломляясь в лучах солнца, бликуя и сверкая всеми оттенками вороного, от красно-коричневого до иссиня-черного. Помимо этого Гарри находил и простые конские волосы, которые сбивали его с толку, насколько он знал, в леваде возле хижины Хагрида паслись гнедой Дас и две соловые кобылы. А волосы в лесу принадлежали вороным, рыжим и серым коням, во всяком случае именно такого цвета были найденные волосы… ну да ладно.

И Гарри, отмахнувшись от этих мыслей, занялся делом. Со спины Серени с его полного разрешения Гарри спилил один из шипов, длиной двенадцать дюймов. Набор инструментов у него, как у всякого нормального мальчишки, всегда был с собой — сверла, пилка-лобзик, пассатижи, кусачки и прочие милые мелочи, правда проблему с тисками пришлось решать. Для этой цели Гарри выпросил у папы чугунный котел и с его же помощью трансфигурировал в слесарные тиски, они получились просто отличные, с ушастой гайкой, с широкими зажимными губами-призмой и крепежом, просто прелесть! Выпросив у папани и лабораторию на пару часов, Гарри занялся рогом. Длинный и тонкий, чуть потолще карандаша, он сиял голубым перламутровым блеском и был просто красив, прямой и элегантный. Зажав его в тисках, Гарри принялся высверливать в центре отверстие ручным сверлом.

Северус несколько раз заглядывал в лабораторию, но всякий раз, видя, что сынуля страшно занят, так и не решался прервать его занятие напоминанием о завтраке-обеде. Так всю первую половину субботы Гарри и проторчал в мастерской, сверля, шлифуя, вырезая… И жуя между делом бутерброды, которые отец незаметно подсовывал ему.

Волосы фестрала и единорога Гарри крепко переплел между собой, а потом с помощью шила, спиц и крючьев протащил-протолкал в отверстие рога. Глубоко вздохнул, нацелил палочку на почти готовое изделие и шепнул:

— Репаро…

Концы рога тут же наглухо замуровались, скрыв внутри содержимое. Костяная палочка из рога дракона с волосом фестрала и единорога была готова. Гарри снова вздохнул, отложил остролистовую палочку и, затаив дыхание, с внутренним трепетом взял в руки новую, собственноручно сделанную палочку. К его вящему удивлению, она потеплела и слегка завибрировала в ладонях, страстно и преданно отзываясь на его магию. Неужели получилось? Ну-ка… Люмос… Ой! Из кончика палочки вырвался ослепительно-яркий шар света. Ура, получилось! Да! Да-а-ааа!!! Услышав радостные вопли сына, в лабораторию влетел Северус. Оглядевшись и поняв, что опасности нет, он вопросительно глянул на Гарри.

— Что случилось?

Гарри с воплем подлетел к нему и ткнул под нос голубую палочку:

— У меня получилось, папа, получилось! И такая послушная, с полумысли слушается, представляешь?!

— А что, старая не слушалась? — насторожился Северус.

— Не… она слушалась, но какая-то она… ненастоящая, вкрадчивая, понимаешь? Олливандер говорил, что у неё сестра-близнец была, из тиса, а перо для них дал один феникс. Два пера дал, а ведь обычно так не полагается. Один феникс — одно перо — одна палочка. Правильно, пап?

Северус с уважением посмотрел на сына — да-а-а, задатки артефактолога в столь юном возрасте весьма впечатляли. Весьма и весьма. Взял новорожденную палочку и почувствовал, как она недоверчиво насторожилась в его руках, а потом расслабленно замерла, каким-то образом поняв, что они с Гарри родственники. Хорошая палочка. Очень хорошая волшебная палочка, живая, настоящая. Вернул сыну и спросил:

— А что ты со старой будешь делать, Гарри?

— Ничего, я её Косточке подарю.

— Кому?

Гарри, в который уже раз вздохнув, достал из сумки лечурку и показал ему. Северус удивленно приподнял брови и протянул руку, лечурка покорно перебрался на его ладонь, уселся пряменько и серьезно так, преданно-послушно уставился на него. Как мокрая собака на крыльце под дождем заглядывает в глаза строгому хозяину — не гони меня, ну я же хороший… И, задавая следующий вопрос сыну, Северус именно таким хозяином себя и почувствовал:

— Где ты его взял? — ага, так и хотелось сказать — эту псину…

— На уроке, пап… — Гарри виновато шмыгнул носом и жалобно заныл: — Папа, ну можно мне его оставить? Ему некуда уйти, его дерево срубили… он совсем один остался, только одна родственница у него и нашлась — моя палочка, вот эта, остролистовая… — и палочку старую протягивает, показывает. А у Северуса комок в горле встал, как только он понял, что на руке у него сидит осиротевший лечурка, вот бедняга, как же он выжил-то вообще?! И бережно, очень бережно опустил его в руки Гарри, тем самым без слов говоря всё.

Очередной урок у Амбридж снова начался с чтения, на сей раз со второй главы. Правда, Гермиона сглупила, заявила:

— Профессор, а я всё прочитала. Целиком.

И получила в ответ:

— Ну раз вы прочитали всё, мисс Грейнджер, то посидите в тишине полчаса и подождите, пока все не прочитают вторую главу.

Вот так-то вот. И пришлось бедняжке Гермионе поскучать в тишине целых полчаса. И на что она рассчитывала, спрашивается? Что профессор Амбридж придет в восторг от её скорости и отпустит на все четыре стороны?

После прочтения второй главы ученики с любопытством уставились на Амбридж — что-то она сегодня для них приготовила? Профессор отложила вязание в корзинку, а саму её — под стол (ученики при этом взволнованно и предвкушающе заерзали — неужели сейчас будет практическое занятие?!), коротенько кашлянула, сложила пухлые руки на животе и задала контрольный вопрос:

— О чем говорилось в главе, которую вы только что прочитали?

Гермиона обиженно надулась и наотрез отказалась отвечать, хотя её никто и не собирался спрашивать. Зато Гарри с готовностью ответил:

— Во второй главе говорится о повелителях зверей.

— Правильно, мистер Поттер, а ещё о чем?

Гарри успел забыть и задумался, поэтому на второй вопрос ответил Невилл.

— О Даре, профессор.

— Совершенно верно, дорогие мои! Кто-нибудь что-нибудь понял из прочитанного?

Подростки растерянно помотали головами. И профессор Амбридж начала новый урок.

— Как следует из второй главы, сегодняшний урок будет посвящен Дару, обладателям необычного мастерства — управления животными. Мастера зверей или Повелители существовали издревле и почитались среди правящей элиты — королями, царями, герцогами… Их имена мало кому известны, больше их знают именно как Повелителей и Мастеров зверей. Но пару-тройку исторических имен я всё-таки припомню, это граф Драконошпор, грек Ксенофонт, англичане Рэли Барней, Джон Соломон Рери, а также члены некоего «Лошадиного братства», чьи имена и таинства были, к сожалению, засекречены. Но для нашего урока для примера возьмем наиболее известного человека по имени Дар. Он был братом короля, воином и магом, его во всех странствиях и битвах повсюду сопровождали звери — ястреб, хорьки с горностаями и кто-то из кошачьих, лев, тигр или пантера. Четвероногие друзья всегда и везде помогали ему. Они были его продолжением: ястреб, парящий в поднебесье, служил ему глазами, горностаи с хорьками служили ему ловкостью и хитростью, а львы и тигры — силой. Ещё назову нашего современника, которого вы все прекрасно знаете — это Ньют Саламандер, магозоолог и составитель известного нам учебника «Фантастические твари и места их обитания». Среди вас, возможно, тоже есть люди, обладающие таким даром. Выявить его несложно. У каждого из вас есть животное — кошка, жаба или сова. Попробуем?

— Ух ты… Да!!! — как потолок не рухнул на слаженно орущих студиозусов, непонятно…

Профессор кивнула и велела:

— Встаньте и отойдите к стене.

А когда все выполнили её просьбу, взмахнула своей необычно короткой палочкой, всего восемь дюймов и приятного кремового цвета. По всему классу распахнулись окна, открылась входная дверь, а парты с лавками превратились в толстые пуфики нежно-розового цвета, числом в сорок штук, по одному на каждого. На них профессор и предложила сесть, некоторые — угадайте, кто? — скорчили брезгливую рожу, усаживаясь на отвратительный розовый пуфик. Сели и навострили уши.

— Чтобы почувствовать связь со своим животным, достаточно просто представить его любимую морду или лицо — у кого кто — и сосредоточиться на его имени. И запомните, зовите только свое животное, а не соседского или друга.

Гарри подумал и решил воздержаться, у него их слишком много — кот, сова, конь, дракон… а последнему профессор вряд ли обрадуется. Хотя… может, всё-таки попробовать дозваться до Мерлина? И Гарри, закрыв глаза, сосредоточился на белом совине с потрясающими разноцветными глазами, правый — солнечно-желтый, а левый синий-синий, как летнее небо над Монтаной. Бежевый клювик и пушистые перышки вокруг него, в которые он так смешно буркает, совсем как дядя Вернон в свои моржовые усы. Гарри улыбнулся и мысленно позвал пернатого друга:

— Мерлин… Мерлин, ты меня слышишь? Лети ко мне, Мерлин, лети ко мне…

Молодой совин мирно дремал в совятне, тесно прижавшись к подружке, пышнотелой и огромной неясыти. Голос Гарри ворвался в его сон, и Мерлин, открыв глаза, проснулся. Недоуменно осмотрелся, пытаясь сообразить — где это его Гарри зовет. Слетев с насеста на окно, он снова прислушался. Голос друга, однако, раздавался не в пространстве, а в голове. Поняв, что это ментальный зов, Мерлин расправил лицевые перья-эхолокаторы и сосредоточился на чувствах. Зов донесся снова, и на сей раз Мерлин проследил магическое поле, настроился на нужную волну и наконец-то определил — зов доносится с четвертого этажа фронтального здания. Расправил широкие крылья и, слетев с карниза, устремился к источнику сигнала.

Гарри радостно засмеялся и едва успел поднять-подставить руку влетевшему в окно Мерлину. К Драко прилетел его филин, к Гермионе притрусил Живоглот, а к Лаванде Браун — Ребекка. К ошарашенному Невиллу, натужно квакая, припрыгал Тревор, покрытый пылью и удивлением… В Рона врезался пернатый верещащий снаряд — Сыч. Потом раздался шорох и в класс ввалился двухметровый темно-серый варан, в ошейнике и обрывком цепи в пасти. Все замерли, в полнейшем шоке взирая на экзотического питомца и подспудно гадая — «чей?». Индонстанский дракон злобно оглядел застывших ребят, выплюнул цепь и прошлепал к Блейзу Забини, очень смущенному Блейзу Забини, который до последнего скрывал своего зверя в подземельях Слизерина и которого позвал просто ради проверки и, ой мама, допроверялся — прибежал Ясон, как миленький прибежал… А в двери и окна влетали-вбегали всё новые и новые питомцы пятикурсников, совы, кошки, жабы. Необычный и редкий дар Повелителя зверей оказался у всех, ну, по крайней мере, у тех, кто держал животное.

В классе, казалось, яблоко некуда было уронить, всё свободное пространство заполонила пушисто-пернатая мелочь, хлопали крылья, орали кошки, скрипели жабы… Амбридж стояла как скала посреди мехового и пухового тайфуна и тихо-тихо посмеивалась, отмахиваясь от пролетающего случайного перышка.

— Отлично! Всем по пять баллов за призыв животного.

А учитывая, что в классе было сорок учеников… помножьте пять на сорок. Сосчитали? Так что двести общих баллов на всех были очень приятным бонусом. Ну, минус два-три, не у всех зверушки были.

Невилл некоторое время ходил как оглушенный, и его можно было понять, впервые в жизни вечно убегающий Тревор прискакал к нему САМ.

На уроке четвёртого курса тоже был всеобщий призыв зверей, и почему-то никого не удивило то, что к Полумне Лавгуд на её зов в окно влетел молодой фестрал, которого удивленная девочка встретила восклицанием:

— Ой, Сервантес, какой ты стал большой!

И разумеется, тема Повелителей зверей долго ещё не стихала, долго потом по школьным коридорам носились совы и кошки, которых то и дело звали владельцы с разных концов замка. И встречные-поперечные лишь молча прижимались к стенам, пропуская спешащих куда-то аллигатора и нунду. Кастрированная и оттого обезвреженная нунда принадлежала третьекурснику с Когтеврана, его имя не скажу, так как не уверена, что нунду разрешено держать в домашних условиях, а мелкий аризонский аллигатор был питомцем Мартина Лири. Вообще-то он звал Ганимеда, но в ажиотаже от урока забыл, что черепахи ползают медленно и едва ли способны вылезти из аквариума… Зато аллигаторша по имени Аризона смогла, ну вот она и пришла на помощь — вылезла из аквариума, прихватила Ганимеда и принесла хозяину в пасти. Баллы сыпались как горох, урок за уроком, трещали по швам часы факультетов, переполненные рубинами, сапфирами, изумрудами и желтыми алмазами. Младшие курсы, от первого до третьего, ходили хвостиками за профессором Амбридж, постоянной шумной стайкой окружая её полную приземистую фигуру.

Рон смирился с тем, что уроки теперь начинаются с чтения одной-двух глав, продолжаются контрольными вопросами и заканчиваются короткой практикой. Тем более что для последнего этапа урока стоило потерпеть первые два. Практические занятия становились всё круче и круче — вызов и управление ветрами, например, или создать небольшой дождик. Как оказалось, они тоже хорошо помогают против нечисти, сильным ветром можно сдуть смертофальда и дементора, мокрый пёс-грим под дождем становится не таким страшным, а направленная молния напугает вообще всех. Короче говоря, милая Долли Амбридж учила детушек стихийной и природной магии. Её авторитет вскоре возрос до предела, хотя тётушка Долли оказалась крайне нетерпима к шарлатанам и халтурщикам. Заведя инспекцию, она до нервной трясучки довела Трелони и МакГонагалл. Это были незабываемые часы. Придя на урок к Трелони, Гарри сотоварищи страшно удивились, увидев Амбридж. Трелони, заметно нервничая, начала свой несуразный урок о сновидениях, зябко кутаясь в бесчисленные шали, принялась ходить между столиками, что-то вещая дрожащим голосом. Первое время Амбридж молча строчила в блокнотике, бросая на Трелони странноватые взгляды. Потом строго спросила:

— Как долго вы занимаете эту должность?

Пугливо звякнули бусы, когда Трелони вздрогнула от неожиданности. Сдавленно икнув, она всё-таки собралась с собой и натужно ответила:

— Почти шестнадцать лет.

— Изрядный срок… — Амбридж сделала пометочку в блокноте и продолжила допрос: — И на работу вас взял профессор Дамблдор?

— Да, — снова икнула Трелони.

— И вы праправнучка знаменитой ясновидящей Кассандры Трелони? — перла бульдозером Амбридж.

— Да! — Трелони горделиво выпрямилась.

Очередная пометка в блокноте.

— Но, по-моему, — поправьте меня, если ошибаюсь, — после Кассандры вы в семье первая, кто наделен ясновидением?

— Это… м-м-м… часто передается через три поколения.

Дальше был цирк. Смертельный номер, потому что детям грозила смерть от удушья, бедняги зажимали себе рты, силясь подавить рвущийся наружу хохот. Долли попросила Трелони погадать ей по руке, та оскорбленно заявила, что внутреннее Око не зрит по приказу. Долли изобразила сомнение в её профпригодности, Трелони испугалась, что её уволят «вот-прям-щас» и попыталась сочинить какую-то страшную опасность на голову Амбридж, так сказать экспромтом. Долли послушала, поахала, картинно подержалась за сердечко, потом выпрямилась, стерла с лица сладкую улыбку и менторским тоном объявила об испытательном сроке, по результатам которого будет принято решение — оставят её в школе или уволят. С чем и покинула класс. Со злости Трелони сорвалась на ребятах, содрала со всех по паре баллов за вранье и лживые гороскопы, за которые она раньше награждала, ну да, ну да, правда глаза режет.

Войдя в класс трансфигурации, ребята уже не особенно удивились, увидев в углу стул с высокой спинкой, а на нем Амбридж с блокнотиком. Стало даже интересно, а на чем можно подловить МакГонагалл? Расселись и зашушукались, строя всякие-разные догадки на данную тему. Профессор МакГонагалл вошла в класс твердым шагом и как будто не заметила присутствия Амбридж.

— Успокаиваемся, — сказала она, и все сразу утихли. — Мистер Финниган, будьте добры подойти и сдать домашнюю работу. Мисс Паркинсон, пожалуйста, возьмите этот ящик с мадагаскарскими тараканами… без глупостей, милая, они вас не съедят… и раздайте всем по одному…

Ну, честно говоря, хотелось бежать без оглядки при виде жутких усачей размером с ладонь дяди Вернона. Черные, глянцево-блестящие, шуршащие… Ужас.

Гарри с трудом усидел на месте, когда бледно-зеленая Панси трясущейся рукой положила перед ним таракана-переростка. Судя по заданию на доске, этих тварей надо будет трансфигурировать в пепельницы, и Гарри подумал, что это был бы самый быстрый способ бросить курить. Тыкаешь окурок в пепешку, а она — бах, и превращается в гигантского таракана-троглодита… тут не то что курить заречешься, но и со светом белым распрощаешься.

— Кхе-кхе… — осторожно кашлянула Амбридж, но профессор МакГонагалл предпочла её не услышать.

— Итак, прошу внимания. Дин Томас, если вы ещё раз поступите так с насекомым, я оставлю вас после уроков…

А что Дин? Да ничего особенного, просто он, поддавшись эмоциям, страху и прочим защитным инстинктам, попытался прихлопнуть таракана учебником…

— Кхе-кхе…

— Да? — профессор раздраженно обернулась, сведя брови в одну линию.

— Я хотела узнать, профессор, получили ли вы мою записку с датой и часом посещения инспекции вашего урока?

— Очевидно, получила — в противном случае спросила бы вас, что вы делаете на моем уроке, — отрезала профессор МакГонагалл и сурово продолжила обращение к классу: — Повторяю, сегодня мы приступим к более сложной трансфигурации — преобразование живого насекомого в неживой предмет…

— Кхе-кхе…

— Интересно, — МакГонагалл с холодной яростью повернулась к профессору Амбридж, — как вы собираетесь ознакомиться с моим методом преподавания, если намерены ежеминутно меня прерывать? Видите ли, я обычно не позволяю разговаривать в классе, когда говорю сама.

Вместо ответа коротышка Амбридж вдруг резко повела своей волшебной палочкой, и по классу словно пролетел огненный вихрь, испепеляя в пыль всех тараканов, после чего она злобно посмотрела на МакГонагалл и гневно рявкнула:

— Минерва, ну вы глаза-то разуйте! Или вы настолько слепы, что в упор не видите детей-инсектофобов?! Мистер Гойл, дышите глубже…

Гарри с тревогой развернулся и зашарил глазами по классу — а вот и Гойл… Боже! Белый как мел, мелко-мелко дрожит и весь покрылся потом. Миллисента Буллстроуд испуганно обмахивала его журналом, Крэбб лихорадочно потрошил сумку Гойла в поисках ингалятора.

В конце концов тот нашелся в кармане мантии, куда задыхающийся Гойл ухитрился показать рукой, ну, найти нашли, а что делать… С перепугу Крэбб забыл, куда нажимать, тут Гарри подхватился, подлетел, взял ингалятор и осторожно пшикнул в раскрытый и перекошенный рот Грегори Гойла.

— Минерва МакГонагалл! — гремела тем временем профессор Амбридж. — Я старалась быть с вами вежливой, но, увы, это у нас не получилось, поэтому заявляю прямо здесь и сейчас — вы некомпетентны! Вы крайне халатно относитесь к своим прямым обязанностям, вы очень редко посещаете своих подопечных, хорошо, если пару раз в год. И не возражать!.. Почему к мадам Помфри приводят простуженных первокурсников только деканы трех факультетов? Мадам Стебль приводит своих барсучков, стоит им только почесаться или шмыгнуть носом, профессор Флитвик пинками гонит двухметровых семикурсников с теми же симптомами, а профессор Снейп тащит двух ребят под мышкой и ещё третьего умудряется левитировать перед собой до самого больничного крыла. И только львят, ваших маленьких львят, Минерва, почему-то не видно на медосмотре. И… не перебивать, я сказала! И почему маленькая мисс Грейнджер оказалась одна в туалете, когда в школу ворвался тролль? Почему? И не сметь мне говорить, что это было давно! Убийство мисс Уоррен было ещё более давным, аж полсотни лет назад, но, как видите, даже это дело выгребли из архивных завалов, когда выяснилась истинная причина её гибели! И я уж постараюсь докопаться — почему и как маленькая мисс Грейнджер оказалась одна и в опасности. Я получила письмо от мистера Грейнджера, он любезно просветил меня, что девочку спас Гарри Поттер, который и сообщил старшему брату, где находится его сестра. И я уж не говорю об остальных случаях.

— Ка-какие ещё случаи? — прозаикалась шокированная МакГонагалл.

Амбридж недобро прищурилась и тихо зашипела:

— Да вот… что-то мне не нравятся подпольные игры, которые устраивает ваш директор. О да, я знаю, что он давно в маразме, но это не предлог для того, чтобы вы, ответственные преподаватели, закрывали глаза на его игрушки: хранить фальшивый философский камень при помощи цербера и дьявольских силков, Зеркало гоблинов в заброшенном классе, одержимый злобным духом профессор Квиррелл… не много ли для первого курса? Странное исчезновение известного писателя Златопуста Локонса так бы и осталось загадкой, но, к счастью, нашелся человек, который просветил меня, что пропавший профессор стоит окаменевший в Тайной комнате Залзана Солана. И вы анимаг, вы в течение восьми лет не замечали, что с мальчиками Уизли постоянно находится анимаг в образе крысы — пять лет с Перси и три года с Роном. Ну, как это понимать? Ещё рассказать? Про оборотня Люпина? Только полному кретину придет в голову дикая идея назначать на место учителя оборотня!

— Но... мистер Люпин вел себя ответственно, принимал лекарство, запирался в кабинете… — попыталась отгавкаться МакГонагалл. Или отмяукаться?

— Для обращенного зверя картонная дверь не помеха. Ну выпил он волчьелычное зелье, и что? Ударился случайно о тумбочку, и всё, все лекарства побоку, ушибленный волк вырывается на свободу, подавляет человеческое сознание, пинком вышибает хлипкую дверь и вуа-ля! — полная школа мяса, ешь не хочу! — безжалостно догрызала минервину совесть Амбридж. И вдруг миролюбиво добавила: — Зато против Аластора ничего не имею, он, конечно, псих, но он человек, а значит, имеет право на ошибки.

— Дамблдор тоже человек! — продолжала упорствовать Минерва.

— Человек-то он человек, но как директор он, по-моему, заигрался. Гарри, мальчик мой, что здесь произошло? Агу-агу! Ах, пришел плохой дядя и сделал бо-бо? Уа-уа! Ах ты, храбрец, отразил проклятие лобиком?! Дорогая Минерва, ну как Авада может оставить физический порез на лбу и шрам на много лет, если она, по идее, не оставляет следов, воздействуя на нервную систему подобно электрошокеру? Питер Петтигрю достаточно подробно рассказал мне о том, как погибли Поттеры, как Том Реддл сражался плечо к плечу с Джеймсом Поттером против страшного вурдалака, которого Питер опознал как Златопуста Локонса, да-да, того самого, что стоит у вас в подвалах, изображая статую. Именно он убил Лили Поттер, швырнув через всю комнату о стену, а вы говорите «Авада»… Да, из палочки в ту ночь действительно вылетели две Авады, но не в Поттеров и не в Гарри, а в вурдалака и в Томаса Марволо Реддла… Вы что же, никогда не спрашивали, почему было всего две Авады, а не три?

— А как же... Чёрная метка? — из последних сил сопротивлялась Минерва. — Он же клеймил своих последователей, как скот...

— А Чёрная метка не что иное как Протеевы чары, нанесенные на кожу Вальпургиевых рыцарей, подобные парным зеркалам или монеткам. Мы, к примеру, пользовались блокнотиками с такими чарами. Но монетку можно потерять, тогда как рука всегда на месте и под... рукой, прошу прощения за каламбур, а татуировка... Ну, у Антона Долохова всегда был своеобразный русский юмор, его идея набить на предплечьях черепушку со змейкой почему-то всем понравилась.

Гарри вскрикнул, подбежал и крепко обнял эту удивительную женщину, прекрасную Долли Амбридж.

Долли удивленно застыла на месте, смотря на Гарри, вернее на ту доступную её глазу часть тела — ухо, дужку очков и темные волосы. Подняв пухлые руки, осторожно и очень робко похлопала парня по спине, ну не привыкла она, чтобы кто-то вот так крепко обнимал её и открыто выражал свои чувства. Минерва же превратилась в постаревшую жену Лота, стояла соляным столбом, выпучив глаза и отвалив челюсть. Гермиона разрыдалась и тоже кинулась обнимать «чудесную тётушку Амбридж». Остальные плотным кольцом окружили инспекторшу и с различными степенями благодарности и обожания смотрели на неё, на удивительную женщину, от которой они наконец-то услышали правду о гибели Поттеров, а не ту сладкую сказочку, рассказанную Дамблдором. Гарри слабо выдохнул:

— Так он… не убивать меня приходил?

— Да нет, конечно. Питер рассказывал, что Том, напротив, защищал вас, — серьезно ответила Амбридж, осторожно выковыриваясь из объятий Гарри. — Вас Локонс хотел убить.

— А зачем? — шмыгнул тот носом, отпуская её из своих тисков.

— Этот прощелыга проник в Отдел Тайн в то время, когда сортировали пророчества, проверяли и прослушивали записи, стирали исполнившиеся и потому уже ненужные, переписывали в новые шарики из старых, треснутых и прохудившихся. Ну и услышал он пророчество про Дитя, что Темного Лорда уничтожит, Дитя, рожденного на исходе седьмого месяца… Под эту печальную категорию подпадали два мальчика, вы, мистер Поттер, и вы, мистер Долгопупс. И вы же знаете, вурдалаки очень мнительные и честолюбивые, очень дотошные в мелочах… Ушлые магглы это знают и порой спасались от нападения живого вампира тем, что рассыпали перед ним крупное зерно, фасоль или горох, а также клали макраме и перепутанную пряжу, и пока вурдалак отвлекался на распутывание плетения и сбор зерна, хитрый человек успевал сбежать. Ну вот и наш вампир решил поживиться чужой славой и отправился к Поттерам. Наши сыщики, несмотря на то, что прибыли позже всех и в доме было сильно натоптано, всё-таки выявили общую картину при помощи нюхача — анимага-бигля. Этот милый пёсик всё там обнюхал-перенюхал и доложил следующее: монстр проник в дом через окно цокольного этажа, Фиделиуса против него не было, защита была поставлена только против магов. Он уже был в детской, когда его застукала мать. Её он, к сожалению, убил сразу, но потом, по словам мистера… Бигля, назовем невыразимца так, хорошо? Из кухни прибежали мистер Поттер и мистер Реддл, который пришел к ним для сбора подписей, далее мистер Бигль прочел по следам, как они вдвоем вбежали в комнату, мистер Поттер кинулся к ребёнку, а мистер Реддл с порога атаковал вурдалака, судя по всему, Авадой, потому что она отразилась от непроницаемой шерсти чудовища и поразила Тома. Потом был какой-то непонятный танец, монстр без внятной причины какое-то время прыгал и кружил на одном месте, после чего вдруг схватил палочку Тома с пола и запустил Аваду в мистера Поттера. Тем временем по коридору промчался Питер Петтигрю, наш агент под прикрытием, на бегу он кинул в монстра Бомбарду, чем и разрушил половину верхнего этажа, это-то и спугнуло вурдалака. Вас, мистер Поттер, он нашел под отцом; будучи в шоке и почти ничего не соображая, занялся было телами, но ему помешали новые гости. По словам мистера Бигля, к дому трансгрессировал мистер Снейп, он, простите, плакал над телом вашей матери… его тоже спугнули, пришли Сириус Блэк и Рубеус Хагрид. Мистер Блэк устремился в погоню за Питером, а мистер Хагрид повез вас в Бристоль, где вас и продержали до ночи понедельника, вас ведь нашли Дурсли во вторник утром, мистер Поттер?

— Да, промороженного насквозь. Два месяца от пневмонии лечили и без документов! Потом я в детском доме жил, пока тётя с дядей документы выправляли… К счастью, я этого уже не помню.

Амбридж расчувствовалась и аккуратно похлопала Гарри по плечу, выражая соболезнование.

— Значит, Темный Лорд не представлял опасности? — робко спросила Гермиона.

— Как живой человек — нет, не представлял, а вот как лич… Вот он уже был опасен для окружающих. Как и всё мертвое, ушедшее за Грань.

— А как же мои родители? — заволновался Невилл. — Они-то с чего пострадали от нападения Пожирателей смерти?

— При чем тут Пожиратели смерти? Ах да… понятно… и здесь мистер Дамблдор подсуетился. Сейчас поясню. В маггловском мире есть такая… м-м-м, не очень красивая должность — вышибалы, они же рейдеры и бойлерщики. Они вышибают долги и трясут должников, не чураясь самых грязных методов. Иглы под ногти, раскаленный утюг на грудь, в крайних случаях отрезанные уши и пальцы, которые получают по почте родственники должников. Маги в этом недалеко ушли от магглов, точно так же трясут и запугивают должников, разве что для пыток пользуют Круцио и Империо, магию, короче говоря. Я не знаю, какой должок пытались стрясти с ваших родителей, мистер Долгопупс, может, ваша бабушка знает? Но как бы там ни было, а ваших родителей запытали знатно, ибо они не желали отдавать то, что у них просили. А может, не могли или не знали, где это что-то. Рыцари Вальбурги обычно деликатно ведут себя с волшебниками, но что-то в те дни даже их достало. А так всё это вместе — всего лишь политика, грязная и страшная, но политика. За убийство члена семьи чиновника, бывало, полстраны вырезали, невинных людей сажали пачками. И я по-прежнему не знаю, зачем Дамблдор сочинил легенду о том, что на Долгопупсов напали из-за смерти Темного Лорда. Сам-то он тоже не белый и пушистый, из-за его связи с Грин-де-Вальдом половина земного шара была охвачена войной, в которой были убиты без малого сорок миллионов магглов.

После почтительной минуты тишины в память погибших магглов Гарри слабым голосом спросил:

— Профессор Амбридж, вы сказали, что Питер был тайным агентом?

— Да, мистер Поттер, как и Сириус Блэк, они вместе состояли в организации «Третья сторона». Благодаря донесениям надежного стукача стало известно о том, что Темный Лорд создал крестраж. Блэка и Петтигрю тайно внедрили в банду Пожирателей, но кто-то их опередил, кто-то украл крестраж по своим причинам и смылся в неизвестном направлении, нам оставалось только надеяться на то, что похититель его всё-таки уничтожит, а не попытается возродить Тома Реддла.

— Профессор, а почему вы нам всё это рассказываете? — недоуменно поинтересовалась Лаванда Браун.

Профессор Амбридж покосилась на Минерву, которая стояла всё там же и не дыша грела уши. Хмыкнув, она сказала:

— Давайте отведем мистера Гойла в больничное крыло.

Высокие и сильные Драко и Винс тут же подняли Грега, повесили его руки себе на плечи и повели из класса. За ними дружной толпой пошли и все остальные. Довели-дотащили, сдали на руки мадам Помфри, объяснили ей, что Гойл пострадал на уроке от огро-о-омного таракана. Во-о-от такущего, честное слово! И руки на целый фут в стороны, ага, сантиметров тридцать… Ну, если с усами мерить, то вполне возможно.

Поппи Помфри размерами таракана не впечатлилась, но Гойла осмотрела, споила ему пузырек Успокоительного и предложила прилечь на коечку. Грег жалобно уставился на друзей, мол, вы же не оставите меня без продолжения истории? Друзья его пожалели и в свою очередь уставились на профессора Амбридж. Та подумала и спросила у Поппи, может ли Гойл полежать на кушетке в приемном покое. Поппи на это только досадливо махнула рукой:

— Да сидите уже здесь, всё равно сейчас в больнице никого нет!

Вот и остались в палате один пациент и сорок посетителей, включая Амбридж. Она села в изножье койки и обвела взглядом обступивших её и Грега ребят. Поднесла ко рту палец и таинственным голосом заговорила:

— У меня тоже в какой-то мере секретная миссия…

Шумный вздох и загоревшиеся жаждой тайны глаза были ей ответом. Она для весомости покивала и продолжила:

— Кто-то в Министерстве тайно вредит школе. Мистеру Хагриду велели вырастить из личинок опасных гибридов мантикор и огнекрабов, которых он назвал соплохвосты, их, к счастью, помогли уничтожить драконы, живущие в Запретном лесу. Во времена того же турнира кто-то пытался внедрить в Черное озеро дикого келпи, чему, опять же, помешал порядочный человек, наотрез отказавшийся брать плату за поимку и транспортировку опасного зверя. А летом этого года кто-то отправил в маггловский городок двух дементоров, чтобы припугнули какого-то волшебника.

При этом она виновато глянула на Поттера, и тот судорожно сглотнул, без труда обо всем догадавшись. Разбросанные по улице краденые котлы, разбежавшиеся книззлы и старуха Фигг, угодившая в больницу с каким-то истощением.

— Меня… — выдохнул Гарри. — Меня хотели припугнуть, — подумал и добавил: — Только я на каникулах далеко ездил, в Бат, вот Гермиона может подтвердить.

Гермиона закивала. А Гарри, презрительно фыркнув, подытожил:

— И тогда дементоры с досады напали на миссис Фигг, разогнали её кошек и у кого-то отобрали краденые котлы. Хе…

— Есть одна проблема, — серьезно продолжила Амбридж. — Этот кто-то хитро вредит, в прошлом году, задолго до Турнира Трех Волшебников, меня по пути на работу оглушили, когда я пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь всё там же, в переулке, возле входа для персонала. Я очень удивилась тому, что со мной ничего не сделали, но чуть позже, на работе, посмотревшись в зеркало, чтобы проверить, не стерлась ли тушь, увидела, что нападавший состриг у меня изрядный клок волос… Как вы думаете, для каких целей можно использовать отстриженные или вырванные волосы?

Гермиона ахнула и прижала руки ко рту:

— Оборотное зелье!..

— Вот именно! — горько усмехнулась Амбридж. — Представляете, как я была поражена, когда моя сотрудница Муфта начала меня укорять за то, что я совсем распустилась, зачем-то посылаю дементоров в маггловские города… Но в том-то и дело, что я никого никуда не посылала. Этот негодяй так нагло пользуется моей внешностью. Или негодяйка? Эх…

— Муфта… — растерянно пролепетал Невилл. — Разве это имя?

— А-а-ай! — широко отмахнулась Амбридж. — Муфалда это, в секторе Борьбы с неправомерными нарушениями работает. Мы с ней ещё со школы прозвища друг дружке дали, она меня «Кукольным гребешком» кличет, а я её — «Муфтой».

Ребята неуверенно засмеялись, не зная, можно ли смеяться в такой ситуации, но Амбридж только лукаво улыбнулась и подмигнула им:

— Так-то я «Горе Обиженное», но Муфта постоянно выделяет из моих имени и фамилии сокращенные варианты.

А Гарри вдруг насторожился, отошел к окну и, достав из сумки карту Мародеров, развернул её на больнице, поискал и облегченно вздохнул — всё в порядке, вот он, значок «Долорес Джейн Амбридж» в окружении всех остальных, и он сам, Гарри, стоит отдельно у окна. Но кто же тогда вредит школе? Зачем и с какой целью? Почему дементоров пытались натравить на него? И вообще… ну хорошо, допустим, дементоры напали на него и сожрали, то кому от этого плохо было бы? Всем, подумал Гарри — папе, Дженни, мне наконец. Но… в Министерстве же об этом не знают, там, напротив, считают его любимчиком Дамблдора. Он вернулся к койке и спросил:

— А если кто-то хочет навредить Дамблдору, у него же есть враги?

— Да пол-Европы спит и видит, как его вешают, четвертуют и жарят в масле! — помрачнела Амбридж. — Ох уж эта политика, докапываются до волка, а страдает невинное стадо баранов. Для этого я и пришла сюда, чтобы выявить и обезвредить потенциального врага. Ну и заодно поучить вас, соколята, вы уж простите, что я вам урок сорвала, но…

— Ну что вы, профессор Амбридж! Вы, наоборот, спасли нас от жутких тараканов.

— Да! Я чуть не описалась, как увидела их…

— А я чуть не убежал!

— Вот-вот, а я про курильщиков подумал, о том, что это был бы самый действенный способ бросить курить.

— Это как?

Ну Гарри и рассказал — как. Про пепельницу, которая превращается в таракана. Друзья представили, оценили и посмеялись.

Профессору МакГонагалл назначили испытательный срок, Трелони уволили. Но дурочка была в таком шоке, что не додумалась уйти тихо и без скандала. В результате вся школа сбежалась на её истеричные и пьяные вопли, когда она с плачем волочилась за чемоданами, которые к выходу тащил Филч. Увидев зрителей, старик-завхоз злорадно ухмыльнулся, бухнул чемоданы на пол холла и отошел в сторонку — уход в отставку ознаменовался массовыми проводами. Трелони, громко рыдая, тут же опустилась на один из чемоданов и закатила новую истерику, уже на публику.

— Ник… ник-куда я не пойду! Вам ещё… ик, замену мне искать придется! Вот!

Тут распахнулись широкие парадные двери и из молочно-белой стены тумана вышагнул Дамблдор, а за ним приближался ещё кто-то, с конским цокотом копыт. Когда в холл вошел кентавр, Гарри снял очки, аккуратно приложил ладонь к лицу во всемирном жесте «рука-лицо» и сдавленно пробормотал:

— Так вот что за неподкованные лошади по лесу шастают и оставляют пряди волос из хвоста на кустиках. А я-то голову сломал, пытаясь сообразить, откуда в Англии и в горной Шотландии взялись мустанги и брамби…

Девчонки словно с ума посходили, только и было слышно повсюду, что их щебетание и томные вздохи — «ах, он красавец, ах, он такой… кентавр…» Тьфу! Лично Гарри при взгляде на кента задавался вопросом — как он ест? И куда отправляется съеденная пища? В человеческий желудок или лошадиное брюхо??? И как оно там… распределяется и переваривается? С кашами, хлебом, овощами и фруктами проблем не было, а вот вино, куриные окорочка, свиные ребрышки… это-то всё куда?! Окончательно сломав голову, Гарри плюнул, написал тёте письмо, в котором задал животрепещущий вопрос года — способны ли лошади переварить мясо и молоко?

Почему не папу? Да просто Гарри чувствовал, что вопрос дурацкий, и не решился лезть к отцу с глупостями.

А девочки продолжали тащиться от кента, вздыхали при его появлении и буквально пожирали маслеными глазами его пегое тело и белокурую гриву. Глаза цвета бледных сапфиров, коричневые брови и темные ресницы, широкие плечи и сильные руки…

— Ах, какой мужчина!.. — мечтательно простонала Лаванда на одном из ужинов.

Гарри не выдержал и с досады буркнул:

— Ну и какой он там… мужчина? С пенисом длиной в два с половиной фута? Ну, для кобылы в самый раз…

Господи! Ка-а-акой хохот поднялся, ржали все за всеми столами. И девушки поневоле спустились с небес на землю, впервые задумавшись о физическом соотношении человека и кентавра. А Лаванда, вскочив, обежала стол, от души треснула Гарри по макушке полотенцем и, сдерживая смех и слёзы, прокричала:

— Гарри, ты негодяй, ты испортил мне образ идеального мужчины, ты растоптал мою платоническую любовь!

Гарри со смехом спрятался под стол:

— Спасите! Лаванда, прости, я не знал, что у тебя платоническая любовь!

Кентавра звали Флоренс Мерримейк, честно говоря, фамилия препода немного смущала учеников, а с именем это было и вовсе красноречивое словосочетание — Лесной Выпивоха. Ну что ж, своей фамилии кент соответствовал, выпить он любил и даже очень. Гарри и на эту тему задумывался — как алкоголь ещё не убил лошадиную печень? Прорицания Флоренс преподавал весьма своеобразно, класс был на первом этаже и оформлен под лесную лужайку, на полу мох, деревья тут-там, полумрак и звезды над головой. Жгли маленькие костерки, сидели вокруг них и слушали голос учителя. Он ходил между группками и что-то говорил про ясновидящих, Гарри не слушал, а глазел на черно-белые ноги и на хвост, со свистом рассекающий воздух — вот странно-то, мух нет, а всё равно хвостом отмахивается. Кстати, те кентавры из сериала тоже хвостами всё время махали, ну, лошадь не спросишь, так, может, кентавра спросить, а вдруг ответит… Пегий кент прошел совсем близко, и Гарри поднял руку:

— Простите, сэр.

— Да, мистер Гарри Поттер?

— А от чего вы хвостом отмахиваетесь? Здесь мух и слепней нет...

Вопрос Гарри заинтересовал всех. Ребята встряхнулись и, очухавшись от полусонного состояния, внимательно уставились на учителя, широко раскрыв глаза. Тот отчего-то смутился, зачем-то опустил белый хвост и поджал задние ноги, подогнав их под корпус. Гарри понял, что вопрос некорректен, и попытался исправиться:

— То есть, простите, сэр, я не про вас спрашиваю, а про лошадей вообще… просто их об этом бесполезно спрашивать, они же всё равно не смогут ответить.

— Вы считаете меня лошадью? — неожиданно оскорбился кентавр. Гарри виновато закусил губу, а Гермиона, в свою очередь, тоже обиделась, обняла Гарри и сварливо заметила:

— Гарри не считает вас лошадью, он просто спросил, имея в виду вашу лошадиную часть тела. Я вот, к примеру, тоже хотела спросить — а не больно ли вам прыгать через препятствия? — но теперь не буду, раз это для вас слишком оскорбительно.

Кентавр недобро сверкнул глазами и сердито проговорил:

— Я сюда пришел преподавать прорицания, а не для того, чтобы меня обсуждали и делали из меня школьное пособие лошадиной анатомии. И в переводчики с лошадиного я не нанимался!

— Прорицания?! — возмущенно зашипела Гермиона. — Да вы же сами говорите, что это самая неточная наука, что не стоит верить всему, что предсказывают звезды, линии на ладонях и прочая чепуха, всё это, по вашим словам, неправильно и недостоверно. Мне лично показалось, что вы совсем не стараетесь нас чему-то научить, скажете что-то и тут же опровергаете свои же слова, — Гермиона помолчала, а потом презрительно бросила: — Ваша гордость зашкаливает, мистер Мерримейк, вас ни человеком, ни конем нельзя назвать, это для вас одинаково оскорбление и обида, стыд и позор. Вы кентавр и точка. С запятой.

— Почему… с запятой? — опешил кент.

— Потому что этим символом представлена низшая природа человека, его звериная натура, соединенная с более высокой природой, человеческими достоинствами и способностью суждения, свирепый и добрый аспекты человеческой природы и конфликт между этими противоположностями. Лошадь олицетворяет мужскую солярную силу и является подножием для поднимающегося духа человека. Это комбинация слепой силы и направляющего духа. Это в общем, а в христианстве кентавр символизирует чувственность, страсти, адюльтер, жестокую силу, человека, разрываемого между добром и злом, животную и духовную натуры, еретика и инкарнацию дьявола. Его атрибуты, лук и стрелы — огненные дротики зла. В Древней Греции кентавр по имени Хирон, воспитавший Ахилла, олицетворял мудрость. Кроме того, кентавры иногда сопровождают свиту Диониса или Вакха. Вот, что о вас пишут в маггловской энциклопедии, так что… вам нечем гордиться, сэр. В словаре пишут, что кентавр — это получеловек-полуконь.

К концу гермиониного монолога лицо кента приобрело цвет и выражение кирпича, а дети сидели ни живы ни мертвы, втянув головы в плечи и дыша через раз. Ой, Гермиона, куда ж ты несешься… жить надоело? Гарри на всякий случай задвинул зарвавшуюся девчонку к себе за спину и вынул волшебную палочку, неторопливо размышляя, какое заклинание применить и куда его направить, когда он нападет. Однако мистер Мерримейк нападать не стал. Он молча посмотрел на то, как мальчик прикрывает собой скандалистку, печально наклонил белокурую голову, отошел к стене и ровным голосом сказал:

— Урок окончен. Домашних заданий не будет. Все свободны.

И всё. С такой скоростью класс ещё не покидали, чудом обошлось без давки в дверях. Удрав подальше и повыше, запыхавшиеся ребята окружили Гермиону и, ошарашенно переглядываясь, потрясенно мотали головами.

— Ну Гермиона, ну ты и даешь!

— Что это на тебя нашло?

— Гормоны, что ли, не в ту сторону поскакали?

— Ты зачем с учителем сцепилась?

Гермиона не отвечала, она грустно смотрела в окно башни на далекий сизый дымок, тонкой струйкой тянувшийся из трубы хижины Хагрида. Все машинально посмотрели туда же.

— Интересно, а когда он вернулся? — спросил Гарри.

— Кажись, две недели назад… — протянул Джастин.

— Две недели? А чего ж его в Большом зале не видно? — удивленно переспросил Гарри.

— Да он и дома-то не часто бывает, так, зайдет на полчаса и обратно в лес уходит. Совсем на уроки забил, — на сей раз ответил Рон. — Я за ним наблюдал, уж больно дикий у него вид…

— Какой вид? — это спросили все.

— Ну, такой… побитый, весь в синяках и шишках ходит, и хромает, хромает…

— Уж не завел ли он кого-то страшного?..

— Ага, — фыркнула Гермиона. — Вон, кентавры уже разбегаются.

Все нервно переглянулись. И высунулись во все окна на этой стороне башни, пытаясь рассмотреть домик Хагрида и опушку леса за ним. Что же там такое-эдакое завелось, что даже гордые кентавры покинули лесные дебри и запросились под защиту замка?! Да-да, кроме Флоренса в окрестностях Хогвартса, в частности на берегу озера, в последнее время часто видели кентавров. Они появились вслед за Флоренсом, но на близкий контакт пока не шли. Притихшие ребята разошлись по своим факультетам, урок хоть и сорвался, а всё же заставил их всех задуматься.

На следующее утро Гарри до завтрака вышел к леваде почистить и приласкать Даса. Угостив его сухариком, юноша принялся водить вдоль тела щеткой, а по той скребницей — вж-жжих по шерсти, ш-шшварк по скребнице, и снова вжих — шварк, вжих — шварк… Занятие очень упоительное, Гарри с головой ушел в него, погрузился по самую нирвану и ничего вокруг уже не замечал. Здесь и сейчас существовали только он и конь. Так что голоса, раздавшиеся поблизости, были для него полной неожиданностью, Гарри замер, поднял голову и невольно прислушался.

— Ну, Флоренс, нашел, кого к Хагриду послать?

— Нет, Гербери, не нашел, в школе нету друзей Хагрида. К нему некого посылать.

— Что, совсем? А директор? Он тоже не друг?

— А директора я даже не видел, — Флоренс стукнул по земле копытом. — Он не показывается в зале.

— Надо было тогда спросить, когда он тебя нанимал.

— Да что ж теперь-то… я думал — найду друзей Хагрида и пошлю их к нему.

Гарри с любопытством высунулся из-за коня и посмотрел на кентов, те стояли на склоне холма, совсем рядом с хижиной и левадой, белый тобиано — Флоренс, а вороной, очевидно, Гербери. Кенты тем временем тоже заметили Гарри и замерли, нерешительно глядя на него. Подумав, Гарри вежливо обратился к ним:

— Доброе утро, сэры, я вас не заметил, простите. А что вы хотите передать Хагриду?

Вороной бородатый дядька переступил ногами, потом шагнул к Гарри и протянул руку для рукопожатия:

— Здравствуйте, молодой человек, меня зовут Гербери Бэйн, и нам нужна ваша помощь.

— Я уже понял, меня зовут Гарри, чем могу помочь? — юноша крепко пожал руку кентавру.

— А вы друг Хагрида? — настойчиво спросил тот.

— Это так важно? — озадаченно уточнил Гарри.

— Да, мистер Гарри, только друг сможет убедить Хагрида в том, что его план не работает.

— Это… такое послание?

— Да.

— Ну… друзьями нас едва ли можно назвать, он наш учитель и всё такое, но, скажем так, я знаю, куда нажать, чтобы в чем-то его… убедить. А ваше послание не может быть поточнее?

— Нет, мистер Гарри, просто передайте Хагриду, что его план не работает.

— Да, — вставил Флоренс. — Лучше ему оставить попытки.

— Оставить попытки? — затупил Гарри.

— Да, потому что его план не работает, — снова повторил Гербери Бэйн. — Мы сами пытались ему втолковать это, но он нас не слушает. Зациклился на своей задаче.

— Но… что Хагрид пытается сделать? — тревожно спросил Гарри.

Оба кента бесстрастно и равнодушно смотрели на него, наконец Флоренс тоном больного лорда произнес:

— Мы уважаем Хагрида за его бескорыстную любовь ко всем живым существам, поэтому не выдадим его тайны. Но Хагрида нужно привести в чувство. Его план не работает. Скажите ему это, мистер Гарри Поттер. Удачи вам.

Сказав это и поставив последнюю точку в разговоре, кенты синхронно развернулись и, задрав хвосты, поскакали к лесу. Проводив их взглядом, Гарри повернулся к коню, взял его за белую морду и заглянул в карие глаза, после чего, поглаживая широкий лоб, недоуменно спросил:

— Ты что-нибудь понял, Дас?

Конь не ответил, но повел ухом в сторону, а потом и голову повернул, косясь на домик Хагрида, Гарри автоматом глянул туда же и увидел, как открылась дверь и на крыльцо вышел хозяин. Сильно хромая и кренясь на бок, он кое-как спустился с крыльца и поковылял вдоль стеночки с очень грустной скоростью, по шагу в минуту. Безотчетно Гарри подошел ближе, силясь рассмотреть его лицо и начиная понимать, что лица-то и нет — был сплошной кровоподтек, синяки, раны и царапины, на месте глаз два вздутия, как у боксера после двенадцатого раунда. А по тому, как он бережно придерживался за бок, было кристально ясно, что у бедняги сломаны ребра. Гарри попятился, понимая сейчас только одно — он не желает знать, что за опасный монстр завелся в лесу, что оказался способен переломать кости полувеликану Хагриду.

На завтраке Гарри рассказал Гермионе и всем, кто слушал, о плачевном состоянии Хагрида, все озадачились, задумались и, как полагается в таких случаях, принялись гадать — что же это за чудище такое агрессивное, что нападает на беднягу и от души поколачивает его?

— А вдруг соплохвост? Ну, уцелел один, да?

— Да не-е-е… вроде всех уничтожили. Драконы точно ни одного не пропустили, всех испепелили.

— А может, он снова… ну, вывел?

— Да зачем?! Хагрид сам рад был от них избавиться, мне брат рассказывал.

— Мантикора?

— Какая мантикора? Ты следы от когтей видел? Там раны… как от боксера в тяжелом весе…

— Так, может, он того… подпольным боксом занимается?

— С кем?! С мадам Максим?..

— А, точно, эх, какая версия была.

Всё это было очень интересно, но, к сожалению, совершенно бесполезно, голову можно ломать как угодно бесконечно долго, можно состроить тысячу и одну версию и всё равно не догадаться. Кто и почему нападает на Хагрида, так никто и не додумался. Придумали только проследить за ним да узнать наконец, но… Да, вечно это «но» выскакивает в самый неподходящий момент. А может, наоборот, оно как раз вовремя приходит, охлаждает горячие головы? На этот раз — но Хагрид уходил в Запретный лес так рано… аж в пять часов, а в это время нормальные люди предпочитают сладко поспать. А студенты себя считали нормальными, правда Рон было вдохновился одной идеей, которую и озвучил:

— Гарри, а почему бы тебе не проследить за Хагридом, раз ты и так рано встаешь.

Но рыжего умника быстро спустили с небес на землю:

— Рональд Уизли! Тебе не стыдно?! Посылать Гарри одного в лес на встречу с неведомым чудовищем!

А послание кентавров Гарри всё-таки честно передал Хагриду.

— Хагрид, я не знаю, что ты задумал, но меня попросили передать тебе, чтобы ты оставил эту затею, твой план не работает, в чем бы он ни заключался.

— Ага, Гарри, ага… знаю, тебя Флоренс прислал. Он славный малый, этот Флоренс, только не знает он, чего говорит. Всё у меня получается, вот оно как!

Гарри с сомнением посмотрел на заплывшие глаза Хагрида, на свежие раны и кровоподтеки и вздохнул. В конце концов, Хагрид — взрослый мужик и сам отвечает за свои поступки, у него своя голова на плечах, правда, безмозглая, но своя, пусть он ею и думает. Нравится ему ходить избитым, так пусть и ходит, ему-то что… и вообще, каждый сходит с ума по-своему! Вот только…

— Хагрид, а оно… э-ээ, твое существо для остальных-то безопасно? Ну, в смысле, на нас не нападет? Учти, если что, ты с работы вылетишь.

— Есть вещи поважней, чем сохранить работу, — явно бравируя, ответил Хагрид, хотя руки его при этом слегка задрожали. — Ты насчет меня того, не волнуйся; иди себе, он парень-то ничего.

Из этой белиберды Гарри уяснил две вещи: во-первых, Хагрид от своего плана не отступится, а во-вторых, он маленько проговорился, сказал «парень», значит существо, которое он где-то прячет — мужского пола.

А за рабочее место Хагрид, похоже, и вправду не цеплялся, так, исполнял обязанности лесничего, убирал навоз крупных животных и помет мелких зверушек, кормил, поил, менял подстилки. Вот и сейчас — забрал из сарайчика помет нарлов и унес к теплицам в компостную кучу, а профессор Граббли-Дерг привлекла внимание остальных к уроку. Сейчас они изучали нарлов, странных зверьков, по виду ничем не отличающихся от обычных ежей, но закатывающих дикую истерику при виде простого молока. Жуткие скандалисты. Профессор дала задание — отличить их от ежей, ну ребята и начали, налили молока в блюдечки, поставили в загончик, забрали из ящиков колючих зверушек и пустили к молоку. Ну, ежики парнишки милые, пофыркивая, деловито потопали к блюдечкам, окунули свои рыльца в белую вкуснятину и давай лакать. Тут бы их ребятам и похватать, пока понятно, кто где, да вот вишь ты какая штука — жалко их стало, молочко же пьют… ну и замешкались, любуются милашками-ежиками, а тут и нарлы подоспели. В отличие от ежа нарл не топает и не фыркает, ходит тихо и без звука. Добрались, значит, они до молока, понюхали. Не поверили, глаза у всех круглые и очень-очень удивленные, недоверчиво переглянулись, понюхали ещё раз. Это же… МОЛОКО, мать вашу!.. И вцепились в ежиков. С визгом и воплями. Что тут началось… Ежики хоть и любят молочко, но являются хищниками, зубки у них очень острые, а челюсти крепкие, сильные, как раз настолько, чтоб гадюку да ужа удержать, задавить и скушать. Так что нарлам тоже досталось. Стояли ребята над загоном и растерянно смотрели на мини-Бородино противоборствующих армий — нарлы против ежей, в воздухе летают клочья шерсти и иголок, песок и брызги молока, послужившего камнем преткновения и яблоком раздора. И понимали — капут уроку, теперь совсем не разобрать, где еж, а где нарл. Профессор Граббли-Дерг, флегматично дымя трубкой, поставила всем самый низкий балл — «тролль».

Примерно в эти же дни Гарри получил письмо от тёти Пэт. Мерлин доставил его во время завтрака, влетел в Большой зал вместе со стаей сов-почтальонов, сел на стол перед Гарри и важно вытянул лапку с привязанным к ней непромокаемым пакетом. Гарри поспешно отложил вилку и отвязал от лапки пакет, потом взял с блюда полоску жареного бекона и угостил Мерлина. Была суббота, так что Гарри после завтрака отправился к себе, сел к окну, распечатал пакет и принялся читать письмо.

«Дорогой Гарри, получила твое письмо. Сообщение о кентаврах нас поразило — неужели они всё-таки существуют?! Но раз ты спрашиваешь о пищеварительной системе лошадей и пытаешься связать её с желудочно-кишечным трактом кентавров, то, значит, они существуют. Теперь, пожалуй, начну с твоего вопроса — едят ли лошади мясо? Ну что сказать, ты меня очень сильно озадачил, пришлось посетить Публичную Лондонскую библиотеку. Все найденные материалы я переписала в тетрадку, теперь переписываю их тебе в письмо, извини, хронологию я не соблюдала, поэтому пишу как есть.

1). У спортивных лошадей очень хрупкий организм, они могут умереть от непроходимой колики, всего лишь съев лишние полкило отборного овса. Цыганский же пони, скушав тонну яблок-паданцев, промучавшись коликами сутки и после промывания желудка с кровопусканием, снова бодро, как ни в чем ни бывало, тащит кибитку.

Из этого следует, что у лошадей всё строго индивидуально. Каждая из них по-своему уникальна и однозначного шаблона их особенностей нет.

2). В рацион ломовых лошадей входит: влажное сено, молоко, овес, отруби, рыбная и кровяная мука (что это такое?), жмых (семена масленичных растений после выделения из них жира прессованием), свежая трава, корнеплоды, жом (измельченные корнеплоды свеклы после получения из них сахара), кормовая патока, зерно, травяная мука люцерны, хвойная мука, горох, морковь, рыбий жир, хвоя, костная мука, дрожжи гидролизированные. Кроме того, лошадям варят кашу из отрубей, пшена, овса. Каша варится на молоке и называется болтушка. У недобросовестных хозяев лошади часто голодают, едят все, что найдут, без особого вреда для своего здоровья грызут двери и стены денника, в буквальном смысле — едят древесину.

3). Мустанги и брамби всю свою жизнь, от рождения до смерти, едят исключительно одну траву. И если американские прерии обеспечивают мустангам постоянный доступ к свежей и сочной траве (зимой дикие кони её выкапывают из-под снега), то австралийские буши этим не могут похвастаться, брамби питаются подножным кормом, что растет, то и едят — листья и ветки эвкалипта, водоросли на побережьях, солому (прошлогодняя подснежная трава). В пустыне Калахари в Южной Африке брошенные во время войны лошади научились есть дуриан — разбивать ногами крупные орехи и каким-то чудом находить посреди пустыни крошечные оазисы с пресной водой и заросли алоэ, крестовика, папируса и терн. В сезон дождей мигрируют вслед за ними и держатся возле скал, где в расселинах подолгу хранится дождевая вода.

4). Монгольские лошади едят пеммикан (сушеное и вяленое мясо), творог, простоквашу, пьют кумыс, вятские и чукотские лохматые лошадки охотятся на мышей-полевок, леммингов, едят ящериц и насекомых. Арабы кормят своих чистокровных скакунов жареной саранчой. А маленькие дети во всех странах мира угощают лошадей мясными котлетами, бутербродами с рыбой и сыром, конфетами, от которых запряженные в фиакры и коляски с телегами кони почему-то не отказываются и едят с удовольствием.

Честное слово, Гарри, от всех этих гастрономических откровений у меня голова кругом пошла. Не переживай за кентавров — настоящие кони едят всё!»

Офигевший Гарри опустил письмо и потряс головой — она у него тоже кругом пошла, ничего себе лошадки кушают!.. Переварил новости и стал дальше читать.

«Северус приходит домой каждые выходные, они с Дженни и Кеннетом все вместе купают Джона Сайруса, малыш такой смешливый, веселый и радостный, хлопает по воде ладошками и смеется, когда Северус пускает из волшебной палочки мыльные пузыри. Маленький такой, всего два месяца, а уже всё понимает. Мы с Верноном очень скучаем по тебе и ждем тебя на Рождество. У Букли и Беринга родился удивительный совенок, девочка, сначала она была как все, покрыта серо-бурым пухом, но недавно совята «переоделись» и одна из них оказалась пестренькой, похожей на далматинчика, видимо гены волшебной и обычной сов сбились с толку и произвели на свет вот такое странное чудо — пятнистую сову. В общем, приедешь и сам всё увидишь. Дадли шлет привет и просит поздравить его — он стал чемпионом по боксу среди юниоров Юга Англии в полутяжелом весе. Вот и все новости, пожалуй на этом я пока закончу, дорогой Гарри.

С любовью, мама»

Гарри снова опустил письмо на колени и глупо заулыбался, глядя куда-то в пространство. Дома всё хорошо, папа молодец, вырывается домой, как только может, проводит всё своё свободное время с семьей. И совенок интересный родился, уже не терпится посмотреть на него. Вот любопытно, какая она, белая с черными пятнышками? Тётя же написала — на далматина похожа… И Дадлик молодец, прорвался в спорте, стал чемпионом.

На кровать с пола заполз Симон (я не опечаталась, не смотрите так), не запрыгнул, а действительно вполз. Сидел-сидел на полу, потом в его странноватую кошачью голову закралась вот такая вот идея — улечься на бок, потянуться во всю свою невообразимую длину, потом уцепиться когтями за край покрывала, подтянуться и вот так, хватаясь за ткань своими крючьями, на боку и вползти к Гарри, пока тот помирал от хохота, наблюдая за чудачествами мейн-куна.

Вообще-то у него было немало причуд, стечь по лестнице, например, и не один раз, а несколько. Поднимется на этаж, ляжет наверху, оттолкнется задними лапами и поехал-потек на боку по ступенькам вниз у самой стенки до конца лестницы, полежит внизу, помурлычет, потом лениво встает и снова поднимается наверх, чтобы ещё и ещё скатиться-съехать-стечь… Ещё Симон обожал лужи и воду вообще — прежде чем начать пить, он в чашку лапу макнет, оближет её и снова макнет, так он развлекался какое-то время, а наигравшись, опускал морду и пил нормально, по-кошачьи. В луже он любил стоять и смотреться в своё отражение, причем, судя по ширине обозрения, он видел не себя, маленького кота, а, по меньшей мере, уссурийского тигра. Обожал играть со струей из-под крана, ловил текучую-бегучую водичку, крутился по раковине со всех сторон, принимал всякие-разные позы, и так «схватит», и эдак, и вверх ногами, и из-под задних лап, и через плечо, и в конце концов сваливался в раковину, прямо под струйку. И засыпал, не обращая внимания на то, что раковина мокрая и что сверху на его пушистый бок льется вода.

Вот такой веселый фантазер и выдумщик был Симон. И надо ли говорить, что он стал всеобщим любимцем? Особенно сильно он понравился Амбридж. На одном из уроков профессор Амбридж обратилась к ученикам со странным вопросом:

— Дорогие мои, кому принадлежит серый кот породы мейн-кун?

А так как она вела урок у шестого курса, то её вопрос остался без ответа, но она терпеливо спрашивала снова и снова курс за курсом, пока не задала этот вопрос пятикурсникам. И конечно же, поднял руку Гарри. Удивленно-обрадованно Долли переспросила:

— Ваш?!

Гарри смущенно кивнул, а профессор хихикнула и попросила:

— Заберите его, пожалуйста, из моего кабинета, когда будете уходить.

После урока Гарри, как и было сказано, зашел в кабинет и… задержался, в общем, стоял возле стола, гладил Симона, который разлегся на шуршащих пергаментах и рассматривал висящие на стене над столом тарелочки с котятами. Милые и пушистые котятки смешно кувыркались, крутились, махали лапками, и Гарри, совершенно очарованный, смотрел и смотрел на них. И смеялся, умиленный их шалостями.

— Кхе-кхе… — донеслось от двери. Гарри обернулся; в дверях стояла профессор Амбридж и выжидательно смотрела на него. Он опомнился и спохватился.

— Да, простите, сейчас я его заберу…

— Вы любите кошек, мистер Поттер?

— Да кто же их не любит…

— А как зовут вашего котика?

— Симон.

"Гарри… Гарри, приди. Гарри, проснись…" Чей-то голос настойчиво звал его, подобно сверлам дяди Вернона вбуравливаясь в спящий мозг. Гарри застонал, протестуя и не желая просыпаться, но голос упорно продолжал дозываться, ныл и зудел, монотонно и сосредоточенно выкапывая его из сна и одеяла. И вот Гарри сидит на постели с закрытыми глазами, втайне надеясь, что голос сейчас заткнется и он снова может поспать. С соседней кровати из-за полога раздалось жалобное хныканье Невилла:

— Мария, отстань, дай поспать…

Мария? А его, стало быть, Серенгети зовет? Сон сдуло ураганным ветром, Гарри так и взвился с постели, схватил брюки, отдернул полог соседней кровати и затряс Невилла за плечо:

— Невилл, немедленно поднимайся, нас зовут драконы! Что-то случилось.

Тот прямо-таки взлетел, как пионер по сигналу горниста. Со скоростью пожарников парни спешно оделись, не заботясь о тишине для остальных. Но разбуженные Рон, Дин и Шеймус только молча смотрели на сборы, а поняв из коротких переговоров, куда и зачем собираются Гарри и Невилл, сами кинулись одеваться — всё-таки не каждый день драконы зовут на помощь…

Скатившись по винтовой лестнице в гостиную факультета, пятикурсники обнаружили в ней полуночников старшекурсников, сгоряча удивились было, но почти тут же выяснилось, что на часах всего одиннадцать, угу, детское время… После торопливых объяснений по коридорам ночного Хогвартса пронеслись не пятеро пятиклашек, а весь состав Хога во главе с деканами. Гарри же не идиот, нестись сломя голову навстречу неведомой опасности, когда на помощь кричат сами драконы. Заспанный Филч спешно распахнул парадные двери, ещё издалека услышав голоса и топот множества ног. Вооруженные Люмосами и Петрификусами преподы ломанулись на выход и…

Сполохи далекого пожара заставили всех похолодеть, над лесом плыли черные облака — клубы дыма. Приглушенный расстоянием, до них донесся слабый, едва слышный рев драконов. Мимо них с грохотом бронепоезда стремительно проскользил Залзан. Что-то прошипев на ходу, василиск устремился к лесу. Гарри крикнул, переводя со змеиного:

— Кто-то убил Хагрида!

Это было подобно отрезвляющей пощечине, все подхватились, передернули затворы на палочках, сменив безобидные Петрификусы на более действенные Секо и Хукеры, предварительно запустив в небеса пару сотен Люмосов Максима, и после этого дружной толпой вошли в лес, просвеченный небесными прожекторами. Первые-вторые и третьи-четвёртые курсы остались в замке под присмотром женщин — Помфри, Стебль, МакГонагалл и прочих. Из мужчин остались только Флитвик, Филч и старик-директор. Северус, Рэсси, Гарри и Невилл шли впереди всех. Навстречу им, спасаясь от огня, выбегали перепуганные животные, а птицы, обрадованные неожиданным освещением, с радостным писком мчались в вышину, к Люмосам, чтобы там, на безопасной высоте, удрать подальше. Там же, в небесах, парили и фестралы с гиппогрифами, но улетать не спешили, а кружили широкими спиралями над местом боя.

Вот и горящие деревья, рев драконов всё ближе и ближе… а вот и они. Серени и Мария, яростно рыча и хлопая крыльями, кого-то теснили к скалам, кого-то очень большого. Как в кошмарном сне, Гарри смотрел, как над верхушками елей и сосен плавно машут гигантские руки и поворачивается из стороны в сторону крупная голова… смотрел и не мог поверить, видя, как отбивается от наседающих драконов огромный и настоящий, живой великан. Маги беспомощно замерли по всему периметру каменистой лужайки, предгорий Кабаньего хребта, опустив бесполезные палочки — против великанов заклинания бессильны. Залзан, улучив момент, выстрелил собой как пружиной и крепко оплел ноги великана. Это его застопорило и отвлекло, он посмотрел вниз — в чем это его ноги запутались? — и этой секундной заминкой воспользовались драконы. Мария лбом ударила великана в живот, а когда тот, крякнув, согнулся, на задние лапы поднялся Серени и с высоты своего роста рухнул на великана всей своей шеститонной мощью. А в следующий миг распростертое тулово великана скрылось под тяжестью трех тел, драконы придавили к земле торс и плечи, василиск прочно зафиксировал ноги от бедра.

Настала тишина, только натужно пыхтел придавленный великан, драконы тихо шипели, успокаивая его, из-за дальних валунов и скал вышли кентавры — женщины, старики и дети. Кентаврята кулачками терли заплаканные чумазые личики, их мамы боязливо выглядывали из-за спин отцов и прижимали к себе совсем крошечных малышей — пухлощеких херувимчиков на тощеньких, тонконогих жеребячьих тельцах. Только сейчас волшебники догадались осмотреться. И поняли — великан напал на становище кентавров, вдали виднелись высокие верстаки, заменяющие им столы, деревянные крыши навесов, изгороди и каменные очаги. Серени поднял голову и включил голос на громкую связь:

"Он не нападал, он просто хотел уйти в горы".

— То есть… он не спускался с гор? — уточнил Северус.

"Нет, его из Швейцарии привел Хагрид. Держал его за Паучьей лощиной, но бедняга Грохот боится пауков, поэтому он отвязался и попытался удрать в горы".

— А почему вы его не отпустили? Пусть бежит себе…

"Нельзя его отпускать. Он — младший брат Хагрида".

Час от часу не легче… то он бежать пытается, то он брат Хагрида, кстати, а сам-то Хагрид где? Этот вопрос задал Рэсси. Серени махнул крылом в сторону леса, дескать, где-то там оглушенный лежит. Живой, значит, хоть это хорошо. А вот что с его братишкой делать? Подошли поближе, ну что сказать о нем? На лицо — мальчик лет восемнадцати, сопливый юнец призывного-рекрутского возраста, вот только ростом футов шестнадцать… примерно высота жирафа, почти пять метров. Глаза зеленые, смотрят грустно, умоляюще. Толстые губы шевельнулись, шепот его был подобно гулу, а слово — непонятно:

— Хаггер…

На запястьях у него корабельные канаты, которыми Хагрид зачем-то связывал своего брата-великана. И вы ещё думаете, что делать?! Надо найти идиота-Хагрида и хорошенько расспросить — что, зачем, куда. С этой целью прочесали лес за и вокруг Паучьей лощины, попутно потушив вялый пожар. Сырая ночь и мох на старых стволах защитили деревья, сгорела только молодая поросль. Огнём драконы пытались отогнать великана обратно в лес, оттесняя от гор и поселения кентавров, но молодой великан с упертостью бульдога пер и пер на камни, стремясь убраться от страшных пауков. Арахнофобы нас поймут; если мы, простые люди, впадаем в ступор при виде невинного паучка-крестовичка, то что говорить о пятиметровом мальчике, который пытается убежать от пауков размером с лошадь? Для нас это всё равно, что встретить паука величиной с сенбернара, а это намного крупнее американского птицееда.

Хагрида нашли под кучей древолома. Взрослые маги при помощи Левиосы разобрали завал, вытащили бессознательного Хагрида, колданули Эннервейтом в бородатую рожу — это заклинание действует на полувеликанов, потому что призвано привести в чувство, а не навредить, как то же Секо или Круцио. Очухался горе-братец, сел, руками по телу водит, глазами лупает… Цел, жив. Огляделся по сторонам — толпа магов вокруг стоит, на него глазеют, сверху, над макушками деревьев, куча разноцветных солнышек светят — фиолетовые, желтые, белые… впору спросить, на какой планете он очнулся-очутился. Но он спросил другое:

— А где Грошик?

С больными не спорят и даже не переспрашивают, кто-то из магглорожденных полез в карман, покопался, чем-то звеня, и достал медный грош, протянул Хагриду:

— Вот.

— Да не этот! — отмахнулся Хагрид. — Другой, великан мой, Грохх.

Маги молча расступились и дружно показали руками в одном направлении, Хагрид с трудом, цепляясь за ветки и стволы, поднялся на ноги, потом, хватаясь за те же деревья, поковылял в указанную сторону. Остальные, храня молчание, двинулись за ним, по небу за ними плыли солнышки-Люмосы. Доковылял Хагрид. Постоял на краю поселка, полюбовался на дивную картину — Грошика, придавленного двумя драконами и одним василиском, — вздохнул, подобрал валяющийся поблизости чурбачок, перенес его к живописной группе, положил на землю и уселся напротив великаньей головы. И задумчиво заговорил, обращаясь к голове:

— Ну нельзя тебе домой, Грошик, нельзя.

— А он не домой рвался, — поправил Гарри Хагрида. — Он от пауков спасался. Акромантулов.

Грохх закивал и пошевелил пальцами из-под дракона. Все уставились на эти пальцы, они шевелились как-то очень знакомо, как паучки — лапками.

— Да не… — не поверил Хагрид. — Ну, ерунда же.

Рэсси МакДональд покачал головой, подобрал крошечный камушек, трансфигурировал его в малю-ю-сенького паучка, показал всем на ладони и глубокомысленно изрек:

— Из-за этой ерунды на моих глазах от инфаркта скончался мой дядя. Он был магглом, очень высоким, под два метра и шириной в шкаф. Веселый и добрый, любил пиво и хоккей. И своих племянников. А ещё он страшно боялся пауков, это болезнь, Хагрид, она называется арахнофобия. Именно вот такой паучок убил моего дядю, капитана второго ранга, первоклассного пилота и просто хорошего человека. Не смейся над своим братом, для него местный акромантул, как для маггла — паук размером с пони.

После недолгой паузы слово взял Снейп:

— Мистер МакДональд прав. Мы здесь видим только два выхода. Первый невыполнимый — уничтожить всех акромантулов, второй более реальный — отпустить великана в горы, пусть найдет себе пещеру и вселяется в неё.

— А третьего выхода никто не видит? — встряла Вильгельмина Граббли-Дерг. — Можно просто отправить великана обратно, на Родину. В Швейцарские Альпы, или откуда он там…

— Не… — возразил Хагрид, — нельзя ему туда. Там его совсем зачморят, травили Грошика из-за роста малого. Остальные-то бугаи все, под двадцать и более футов, дубинками меряются — кто кого круче… А Грошика вот каждый левый дуболом норовит того, разобидеть, а он и пикнуть не смей, враз приложат дубиной железной.

— А что, родителям некогда, что ли, присмотреть за ним? Так заняты производством новых великанчиков? — съехидничала Граббли-Дерг.

— Дык… померли ж они. Сперначала папка на Серые Земли отправился, а потом мамка за ним. Давно уж, а когда — неизвестно, нет у великанов понятия времени. Вчера ещё помнят, живут здесь и сейчас, а про завтра и вовсе не знают, чесслово, каждому восходу солнца удивляются и каждый вечор спрашивают — а куда это солнышко уходит? — как дети малые…

Помолчали, переваривая свежие новости. Драконы тем временем, убедившись, что придавленный ими великан всё осознал и буянить не собирается, осторожно слезли с него. Залзан развернул свои кольца, распутывая ноги. Грохх сел и скромненько поджал свои ножищи, обняв их руками, стараясь стать как можно меньше, ну, насколько это было возможно. Поза, лопоухое лицо, по-детски надутые губы и круглые глаза выдавали в нем ребёнка.

А Гарри думал о том, что великаны не тупы, какими их все считают, они просто недоразвились, как маори и папуасы-аборигены Новой Гвинеи, их ум, как и ум великанов, замер на зачаточном, примитивном уровне. Они не могут воспринимать новое не потому, что глупы и их мозг не способен усвоить информацию, а потому, что им некуда и незачем развиваться. Великаны самобытны и самодостаточны. Как и все истинные дети природы. Да и некому их учить, наставлять на путь, удобный для всех остальных, великаны никому ничего не должны и ничем не обязаны. Они… просто великаны, просто живут, как живут на свете слоны, мудрые и большие исполины животного мира, шагающие по просторам Африки и Азиатским джунглям и не обращающие внимания на суету мелких зверушек под ногами. И это их дело, уворачиваться и поскорее уйти с пути животных-великанов. В прошлом, конечно, великанье племя было более цивилизованным, археологи до сих находят странные строения, где остатки стен и дверных проемов сбивают с толку все ученые умы — двери высотой в семь и более метров, столы и гигантские ложа-кровати, всё это указывает на то, что по земле когда-то ходили исполины-нифилимы и жили среди обычных людей, им поклонялись и почитали как богов. Особенно в Долине Нила, что в Египте. Тут Гарри вспомнил и Некрополь, город мертвых. Египтяне обыкновенно уважали мертвецов и делали всё для последующего их возрождения — мумифицировали тела, вынимали и сохраняли внутренние органы, в то время как в Некрополе наоборот, расчленяли тела животных и людей, клали в каменные саркофаги и заливали битумом, то есть делали всё возможное, чтобы те не возродились. А те останки, найденные в битуме, действительно обескураживали, и ученые всего мира ломали головы — ну что такого страшного в костях быка, лошади и других крупных животных, что их надо было расчленить и смешать с костями человека… Да только это не кости людей и животных! — подумал Гарри, — это кости гибридов: минотавров, кентавров, грифонов, сетов и горов. Уже тогда, тысячелетия назад, они внушали людям ужас и трепет… Неудивительно, что великаны деградировали, а кентавры, гиппогрифы и единороги прячутся в магических заповедниках.

Грохха успокоили, на пальцах кое-как объяснили ему, что он может поселиться в горах, подальше и повыше от поселения кентавров. Молодой великан послушал, покивал, поугукал, после чего повернулся спиной к лесу и пошагал прочь, легко ступая по камням, а на востоке, освещая его широкую спину, показались первые лучи солнца. Начинался новый день.

Вернувшись в замок, усталые спасатели-пожарники были окружены всеми теми, кто оставался их дожидаться. Спать, понятное дело, никто не ложился, переживали за ушедших в лес на помощь драконам. Вопросы так и посыпались на головы путешественникам, буквально не давая им вздохнуть.

— Что там случилось?

— Зачем драконы звали на помощь?

— Кто поджег лес?

— Что с Хагридом?!

— А чо со мной? Со мной ничего, тута я… — озадаченно прогудел в бороду лесничий, подходя сзади.

Охи, ахи, новые вопросы. Пользуясь тем, что всё внимание переключилось на Хагрида, Гарри цапнул Невилла за руку и тишком уволок к лестницам. Поднялись к себе и, глянув на часы, решили доспать, было дико рано — полпятого. Лежа в постели, Гарри с трепетом вспоминал жуткие приключения: страх от неизвестности, непонимания того, зачем зовут драконы, ужас от догадки, что они столкнулись с чудищем, которое Хагрида мордовало… Спешный спуск в подземелья за папой, торопливое объяснение тому — что, зачем и куда… Бешеная гонка по ночному лесу к далекому пожару и трагическая мысль фоном — умер Хагрид, кто-то его таки прикончил и они найдут в лесу его изуродованный труп…

Потом воспоминания плавно скользнули на великана. Боже ты мой. Северус всего по колено ему ростом... Гарри сглотнул, вспомнив чью-то собачку породы чихуахуа с улицы Магнолий, как она вечно тряслась, когда над ней кто-то нагибался и тянул лопатообразную ручищу, чтобы погладить. Так вот что она чувствовала… Ему самому стало не по себе, когда понял, что едва достает макушкой до середины икр великаньих ног. А тот момент, когда великан встал, чтобы уйти в горы, это… вообще казалось, сама гора поднимается. Пять метров — это много или мало? И почему великан кажется больше жирафа? А потому что жираф тонконогий и длинношеий, его туловище не больше лошадиного и даже короче, он является высоким лишь за счет длинных ног и шеи. А у Грохха всё соразмерно с человеческими пропорциями, и поэтому он действительно больше жирафа, его пальцы толщиной с человеческое туловище, ноги с половину косаток, и он запросто поднимет и прижмет к груди ту же лошадь, легко и просто, так же легко, как человеку поднять лабрадора.

История его странствий была захватывающей. Хагрид, узнав о смерти матери, тут же поинтересовался — есть ли у неё родственники, и каково же было его удивление, когда гург, великаний вождь, сообщил, что у него остался младший брат Грохот. По велению Каркуса нашли и привели сопливца, вот так Хагрид и познакомился с братом. Грохотуля оказался и правда сопливцем, всего сорок лет от роду, что по великаньим меркам соответствовало четырнадцати человечьих. Ага, ребёнок. И, как ребёнок, Грошик ещё рос… то есть ему ещё расти и расти до полноценных семи метров — двадцати великаньих футов. Естественно, встал вопрос о воспитании сиротки, то есть, простите, вопрос-то как раз и снялся, раз уж старший брат объявился. Короче говоря, сиротинушку спихнули Хагриду — брат? Ну так воспитывай! Забирай домой и воспитывай. Сказать легко, а сделать… С помощью порталов, порт-ключей и мадам Максим, Хагрид почти договорился с властями о депортации молодого великана из страны… вот не нравится мне это «почти». Пока тянулась волокита с переселением, печатями, подписями и прочая нудная тягомотина, в становище великанов произошла смена власти, некий Голгомаф своротил Каркусу шею, для верности отчекрыжил ему голову и зафутболил в ближайшее озеро, чтоб неповадно всем было. И устроил тотальную охоту на мелких — «шоб очистить генофонд», как лев, захвативший прайд и убивающий всех львят с той же целью. Мамаши с детьми разбежались, те, кто не успел, оплакивали детишек и готовились к брачной ночи. Грошика пришлось увести тайно, не дожидаясь официального разрешения на выезд из страны.

И начались странствия двух Гераклов… Сначала Грохх не хотел покидать родные горы, шел нехотя и через не могу, Хагрид завлекал его сказками, вкусными бычьими окороками и воздушными шариками, они для дремучего великана казались чудом — яркие, кругленькие и летающие! — пятиметровый ребёнок наивно удивлялся, хлопал бетонными плитами ладоней и тянулся к ним. Хагриду оставалось утягивать шарик за верёвочку и уводить великанёныша дальше, на северо-запад. Выбирал самые-пресамые безлюдные места, стараясь держаться гор и избегать долин и болот, потому что из-за случайной ошибки им пришлось задержаться на одном месте, пока Хагрид не стер два километра следов великаньих ног. Стирал следы два дня, каждую секунду ожидая появления магглов и их вопросов и убив при этом безвозвратно миллионы нервных клеток.

Потом Грохоток приохотился, увлекся узнаванием большого мира, и шагал теперь так, что Хагрид едва поспевал за ним. С вершин гор видно далеко и на все стороны, и Грошуля, приставив ладонь козырьком над глазами, с интересом обозревал окрестности, проявляя любопытство к во-о-он тем огонькам внизу, у подножия горки. Чтобы удовлетворить любопытство великаньего мальчика, пришлось сводить его в городок, кажется, это был Зальцбург... или Инсбрук?.. Пошатались ночью по окраине старого города, и чтобы увести великаныша оттуда, пришлось пообещать найти ему друзей среди людей в Хогвартсе… Диалог примерно вот такой был:

— Гроша, пойдем!

— Ы-ы-ы-ы…

— Пора идти, Грошунь.

— У-у-у…

— Слушай, ну пойдем уже, а? Я тебя с ребятами в Хогвартсе познакомлю. Что скажешь, Грошик?

— А?

— Обещаю! Точно познакомлю. Идем?

— Угу.

Дальше идут. В магмир Хагрид не рисковал соваться, мало ли как там отреагируют на нелегальное переселение великана, а в мире обычном это было безопасно, просто потому, что в них никто не верил. Спрятав Грошика в скалах-лесах и заброшенных шахтах, Хагрид заходил в местные забегаловки, заказывал пару галлонов пива и, потягивая пенистый напиток, вполуха слушал разговоры завсегдатаев:

— Говорю тебе, великан то был, метров десять в вышину, аж облака об него спотыкались.

— Мигель, кончай пить, это уже седьмая кружка пива! Хватит с тебя, уже чушь несешь…

Это было в Тироле, а это во Франции:

— Жан-Марк, слушай, ты это видел?

— Чего?

— Ну, типа, великана.

— Не… ты пьян?

— Э-э-э… да, пожалуй, я пьян…

В Германии:

— Феликс, ты м-меня у-ув-важаешь?

— Штефан, дорогой, я тебя уважаю. Не говори ни-ко-му, а то психушка гарантирована.

— М-могила. Н-никому не скажу. Вот только… к-как забыть?

— А давай… вот, ещё по одной стопочке шнапса и всё забудем.

Бельгия:

— Здесь следы были… Ясмин, я же тебя, корова волоокая, просил их брезентом накрыть, всего-то двадцать минут меня не было, пока за фотоаппаратом бегал, и что? Где следы, я спрашиваю?!

— Ну, Маттео, ну не виноватая я! Здоровяк тот приперся, с розовым зонтиком, брезент откинул и все следы смахнул.

И так далее, по всем побережьям Европы — Германия, Нидерланды, Дания… повсюду эта странная пара оставляла за собой шлейф вопросов, волну вранья и лавину пересудов. В Эсбьорге, в славном местечке Датского королевства пришлось задержаться на две недели, надо было подумать о том, как пересечь Северное море и добраться хотя бы до Абердина. Конечно, проще было бы пересечь пролив Ла-Манш ещё во Франции, но… не получилось у братьев пробраться незамеченными по людным, густонаселенным регионам. Зато два месяца пути как раз хватило на то, чтобы швейцарское правительство успело разрулить ситуацию с убийством гурга Каркуса, устранением захватчика Голгомафа и всерьез обеспокоиться судьбой молодого великана, который спасся и успел пересечь полмира в компании старшего брата и при этом никого не убил по дороге. Так что в королевстве Датском всё было тихо и мирно, наших Гераклов встретили с распростертыми объятиями, предоставили укрытие и организовали портал до Абердина. Ещё пара недель пути и вот — окрестности Хогсмида, замок Хогвартс и Кабаньи горы. В лесу Грошику не понравилось, постоянно ползали страшенные пауки, которых он боялся — и не без оснований! — жуткие и неумные акромантулы неоднократно пытались тупо на него поохотиться, как когда-то на дракона. И если Серенгети их просто давил и сжигал, то Грохоту это было довольно проблематично. Ну, попробуйте пришлепнуть ладонью лабрадора, да, по-моему, и тарантула сложновато будет прибить тапком. А если учесть, что пауки-переростки ещё и кусаются больно…

Грошка отвязывался, убегал. Хагрид его ловил, привязывал обратно. Грошка снова отвязывался, Хагрид снова привязывал, сочиняя новые морские узлы. Пытался понять путаные объяснения:

— Уку-ку-ку…

— Грошик, ну посиди ты спокойно, счас с делами разберусь и познакомлю с ребятками.

— Бука, бу-у-у… — и пальчиками, пальчиками перед носом Хагрида водит, на манер тех самых букашек. Но нет, не понимает Хагрид, отмахивается.

— А-а-а… не пойму я, об чем ты толкуешь.

Грохоток опять поступает по-хорошему — отвязывается и убегает. Хагрид ругается, ловит и опять поступает по-дурному — привязывает непослушного братишку к самым крепким деревьям.

Но никто не железный, вот и у Гроха кончается терпение и противостояние братьев завершается банальной дракой. Раз приложил, второй, и пока Хагрид лежал в отключке, Грошик бродил вверх-вниз по лесистым склонам, надеясь добраться до гор. Тогда-то и начали разбегаться кентавры. И искать послов к Хагриду с тем, что его план не работает.

Всё это Гарри с восхищением вспоминал, лежа в постели и глядя в изнанку полога, нехитрый рассказ Хагрида оставил глубокий след в его юношеском сердце. Серенгети тоже кое-что рассказал. Когда в Запретный лес с юга пришел великан, драконы его уже ждали и незаметно страховали великаньего ребёнка, со стороны наблюдали за противоречием братьев, поражаясь тупости Хагрида, который никак не мог врубиться, что братишка боится пауков. Во время его побегов в горы следили за ним в шесть глаз. А сегодня ночью в противостоянии братьев произошла кульминация: Хагрида достало, что Грохх всё время отвязывается, и приволок цепи от Пушка. Грошка не был идиотом, он сразу просек, что в цепях пауки его точно сожрут, своротил с корнями те два дерева и задал стрекача, в спешке даже не обратив внимания, что обломками стволов он завалил оглушенного Хагрида. Ослепший от обиды и слез — а как же, на цепь хотел посадить! — юный великан пер напролом сперва по лесу, отмахиваясь от плевков драконов, потом пересек поселок кентавров, ломанулся в гору и… едва не рухнул в ущелье, на дне которого топорщились острые-преострые скалы. Обиженного мальчика перехватили драконы, стащили обратно к поселку и всеми силами старались удержать перепуганного и вырывающегося великаныша. А так как не могли достучаться до его оглохшего от страха разума, позвали на помощь. Вот и всё.

Гарри вздохнул, перевернулся на живот, взбил кулаками подушку попышнее и глубоко зарылся в неё, закрыл глаза и заснул. Учитывая бессонную ночь, преподаватели пожалели студентов и дали им выспаться, так что ребята малость удивились, когда продрали глаза и глянули в окно — солнце стояло в полуденном зените, а на часах оказалось одиннадцать. В Большом зале подали не то поздний завтрак, не то ранний обед. Ну а потом, как обычно, начались занятия, между которыми, однако, старшекурсников доставали младшие дети с просьбами рассказать о ночных приключениях. Ну, любопытство не порок, а интерес не иссякает, а напротив, только разгорается со временем, вот и приходилось вспоминать все подробности и рассказывать, рассказывать, рассказывать… ловя на себе восхищенные взгляды девушек. И за этими рассказами Гарри уже и не замечал, что какое-то время прижимает к себе красавицу Полумну Лавгуд, а когда заметил, то, конечно же, не стал отталкивать, а нежно чмокнул в щечку, напрочь и в упор не замечая ревнивого взгляда Джинни. Потом Гарри осмотрелся по сторонам, отмечая ещё несколько парочек. На Роне висела Лаванда, рука Невилла ненавязчиво лежала на талии Гермионы, а Драко в открытую целовался с Трейси Дэвис.

Тихо и неспешно шагало по миру Время. Проходя по Гринвичу, оно недовольно кривилось при виде поблекших лохмотьев и взмахом руки насылало на обнищавших модниц порывы ветров, которые безжалостно сдирали с деревьев последние листья. Взамен же щедрый господин Сезон одевал красавиц в снежные шубки, устилая заодно и землю пуховым одеялом, по которому словно проскакал игривый сказочный олешек, разбрасывая с серебряных копытцев россыпи бриллиантов и алмазов, оседающих на сугробах и ветвях. В Хогвартс и его окрестности пришел декабрь.

А на других концах меридианов крались мокрые сезоны дождей, неся с собой тропическую духоту.

Сириус в распахнутой на груди белой рубахе сидел за столом в своем бунгало и просматривал почту. В основном это были газеты, письма братья Блэк получали редко. Но сегодня на столе перед ним лежало письмо из Англии, от дяди Чарли.

Синие глаза Блэка отрешенно скользили по плетеным стенам, по висящим на них маскам местных индейцев племени пако. Взгляд переехал на потолок, вернее на испод двускатной крыши из пальмовых листьев. Нахмурился. Нет-нет, не из-за убогости жилища, на условия проживания Сириус не жаловался, они были вполне приемлемыми — теплая погода, всегда свежие фрукты, из которых выжимаются превосходные соки, а при помощи блендеров делаются разнообразные смузи и фреши. Не было недостатка и в мясной пище, во дворе и загонах бродили куры, пекари и капибары, местный аналог свиней.

Нет, морщился он из-за новостей из Англии. Карлус Поттер переживал за школу Хогвартс, куда его собирались посадить в директорское кресло. Старика Дамблдора попечители готовились отправить на пенсию после Рождества, его заместительница Минерва МакГонагалл оказалась некомпетентна, старый замок отказался признавать её директором. Кроме того, Хогвартсу угрожал какой-то внешний враг, и практичный дядя приглашал Сириуса и Регулуса в качестве хранителей с просьбой посторожить покой детишек и по возможности выявить тайного неприятеля. В доказательство Карлус приводил последние события — попытки навредить студентам при помощи турнирных состязаний, нападение на чиновницу Министерства, после которого кто-то в её образе рассылал направо-налево дементоров. И Гарри, его дорогой внук Гарри просто чудом не пострадал, мальчик спасся тем, что уехал на каникулы.

Сириус перевел взгляд с потолка на эти строчки и тоскливо пробормотал:

— О, мама Мерлина… ну не внук он тебе, не внук.

— Ну да, а тебе он не крестник, — донесся снаружи голос Регула. А потом в проеме двери появился и он сам, в такой же белой рубашке, с лопатой в мозолистых руках, вместе с ним в бунгало ворвался запах перебродившего навоза, которым он унаваживал огородик. Этот запах раздражал породистый нос Сириуса-баргеста, он скорчил брезгливую гримасу и недовольно буркнул:

— И как же мы туда вернемся? Нелегально-то…

— Феникс вернется к Лавгудам, а новому директору никто не запретит взять с собой в школу дворнягу, — безмятежно всё расставил по местам Регулус.

— А Пит? — с сомнением спросил Сириус.

— Его тайну знает Гарри, так что и с этим проблем нет… — невинно хлопнул ресницами нахал.

* * *

Рождество в этом году было таким же, как и все до этого. С той лишь разницей, что в доме на Тисовой теперь жил четырехмесячный младенец. Джон Сайрус встретил Гарри беззубой улыбкой и вопросительным агуканьем. Наиглупейшая радостная улыбочка сама собой наползла на лицо Гарри, и он, расчувствовавшись, протянул руки и взял братишку. И понеслось…

Подъем с постелей себя и Кеннета, утренние процедуры в ванной, завтрак, выгул бульдога Санта Лапуса. Развивающие игры с младенцем — если он не спал, то его надо было развлекать погремушкой, дать попить, вернуть в ротик выпавшую соску, сменить подгузник, последнее, правда, вменялось в обязанности родителей, Дженни и Северуса, Гарри только смотрел. Обед, потом, если выпадало по расписанию, поход к врачам — профилактика, уколы, массаж по необходимости, комплекс витаминов и подозрительные вопросы докторов, где, дескать, справки из его школы? Приходилось врать, что забыл там, но летом обязательно привезет.

А так зимние каникулы состояли из прогулок с друзьями. На Рождество приехали тётя Мардж и Чарли Поттер. Приезд деда всех удивил и озадачил — похоже, лорд Поттер до сих пор не в курсе, что Гарри не родной его внук. Но обижать старичка было жалко, и поэтому все сделали вид, что безмерно рады ему. В свою очередь, Чарли сообщил, что после Рождества он заступает на пост директора школы Хогвартс, а потом протянул Гарри маленькую клеточку-переноску для грызунов и попросил позаботиться о крысе, прибавив загадочную фразу:

— Он, конечно, отзывается на Пита, но будет не против, если ты дашь ему другое имя.

Гарри с трепетом взял переноску и поспешно отправился к себе, поставил клетушку на кровать и вытянул вверх выдвижную решёточку-дверцу. На покрывало из неё вылез толстый откормленный крыс великолепного золотистого окраса — песочно-желтая шерстка, белые горлышко и пузичко, и никакого сходства с Коростой Рона. Гарри, понятное дело, засомневался:

— Пит?

В ответ крыс поднял левую лапку, Гарри нагнулся и присмотрелся — точно, не хватает одного пальца! — это Питер. И как он перекрасился? Гарри хихикнул, вспомнив те несколько минут, в которые Рон пытался наколдовать крысе красивый цвет «как желтое масло, как солнечный свет», считая, что крыса так будет интереснее смотреться. Пальцами погладил шелковистую шкурку и серьезно сообщил:

— А я знаю, что произошло в ту ночь. Поттеров убил Локонс, таким образом получается, что Залзан всё равно что отомстил за них, превратив его в каменную статую. Ты ведь узнал его тогда?

Питер-крыс кивнул головой и виновато развел лапками. Гарри пожал плечами и возразил:

— Твоя помощь всё равно не понадобилась, но я знаю, что ты бы вмешался, если бы пришлось.

На это Пит снова кивнул. А Гарри смущенно поинтересовался:

— А это не больно, превращаться в такое маленькое животное? А то у нас с Драко Малфоем был печальный опыт насильственного обращения — меня превратили в поросенка, а его в хорька. И нам обоим было очень больно.

К концу его фразы крыс спрыгнул на пол и неуловимо быстро для человеческого глаза превратился. Перед Гарри посреди комнаты встал полный мужчина с выпученными голубыми глазами и жидкими, клочкастыми волосами цвета спелой пшеницы, с приличными такими залысинами надо лбом. Что ж, не всем же быть красавцами, Питер Петтигрю был именно вот таким, некрасивым толстяком тридцати пяти лет, ещё далеко не старый, но сильно сдавший в последнее время. Таковы издержки профессии мракоборца, а если ты по совместительству ещё и тайный агент, то, естественно, ты состаришься раньше положенного, ежели не погибнешь во время опасного задания. Голос у Пита оказался высокий, с присвистом:

— То есть-с, как-с это принудительно-с?! Нельззя же так-с! Кости ломаются, внутренности-с перекручиваются.

— Скажи это Хагриду и Грюму… — уныло ответил Гарри, решив не переходить на официальное «вы».

Взволнованный Пит сел рядом на кровать и засвистел:

— Превращаться в зверя не больно-с. Гораздо-с сложнее упихаться в маленькую тушку, приходится схлопывать остальное пространство-с вокруг своей звериной ипостаси. И наоборот-с, раздвигать, если у тебя-с крупная форма.

— Это как? — заинтересовался Гарри.

— Ну, например… решил человек превратиться, скажем-с, в бизона, вот и представь, маг весит сто четыре фунта, а бизон — две тонны. И во время превращения маг забирает из окружающего воздуха все имеющиеся в нем калории, молекулы и атомы в том количестве, чтобы создать полноценное животное. С мышечной массой, кальцием для костей и равномерным волосяным покровом. А если ты мышь или землеройка, то здесь наоборот, надо отдать лишнюю массу в воздух, в пространственный карман, который постоянно находится при тебе. Я понятно объясняю?

— Да, понятно. А я могу?

— Можешь, но нежелательно-с.

— Почему?

— Убьешься. Из тебя птица неуклюжая получится.

— Вот это да!.. А кто?

— Не знаю, но я вижу крылья. Мелкие, не то ласточка, не то стриж, легкая добыча для ястребов. Лучше не рискуй. Забудь.

— Ладно, — покладисто согласился Гарри. На самом деле у него не было особенно сильного желания превращаться в кого-либо, просто было любопытно — в кого он мог бы перекидываться. Что ж, теперь он знает, так что и не обязательно. Незачем стараться учиться анимагии, зная, что твоя вторая ипостась — мелкая ласточка. Но, будучи честным, он всё-таки спросил для очистки совести:

— А мои друзья? Гермиона, Невилл, Драко, Полумна…

— У Гермионы нет предрасположенности к анимагии-с, Невилл… думаю, из него выйдет-с неплохой медведь. А остальные… не присматривался, потом гляну и скажу тебе, ладно? — Пит вдруг хихикнул. — Хи-хик-с, Перси мог стать зверушкой, но не стал.

— Почему? — слюбопытничал Гарри.

— А он расчеты сделал, выяснил, что черепахой станет, и отказался от анимагии.

Гарри захохотал, представив себе очкастую черепаху-Перси, правильно отказался, ну кому нужна столь медлительная аниформа?

Пит подмигнул ему и превратился в золотистую крысу, забрался в клеточку и свернулся калачиком, насколько позволяло ему толстое пузо. И вовремя, в дверь постучался Дадли и попросил показать ему крысу. Гарри показал, Дадли потетешкал её, потыкал пальцем в пузичко и назвал Светлячком. Кличка одинаково понравилась и Гарри, и Питу.

Тётушка Мардж положила расчетливый глаз на Карлуса Поттера — ну, а что, жених он видный, статный лорд с благородной сединой на висках, подтянутый и совсем ещё не старый. Правда, как невеста Мардж оставляла желать лучшего, ну да с лица воду не пить. Да и сам вдовец был не против потискать пышные формы дамы, благо, подержаться было за что. Забавна была реакция мальчиков, прямо анекдотическая, заходят как-то раз в гостиную Гарри, Дадли и Кеннет, видят, на диване парочка целуется-милуется… так парни единодушно и синхронно закрыли ладонями младшему глаза, сгребли его в охапку, развернулись и ходу, ходу, ходу! И если не считать таких шокирующих моментов, то каникулы вышли отличные, просто замечательные. Было здорово гулять по снежному городку, сидеть в кафешках с молочными коктейлями в хорошей компании знакомых с детства ребят, травить байки и тратить карманные деньги на всякую милую чушь. Вечерами также было здорово собираться всей семьей в гостиной и слушать умные речи Северуса и его будущего директора Чарли Поттера. Разговоры велись ни о чем и обо всем. Все не буду пересказывать, обращу ваше внимание лишь на тот, который состоялся в последний день каникул.

После суматошного дня, полного событий и впечатлений, как это бывает обычно, когда в доме полно детей, родственников и живности, обитатели дома номер четыре по улице Тисовой по устоявшейся привычке собрались в гостиной. Тему начала Мардж, вышивая на пяльцах синие цветочки, прогудела своим глубоким басом:

— Стало быть, ты завтра заступаешь на пост директора, дорогой Чарльз?

— Да, моя сладкая пышечка.

Дадли и Гарри за шахматным столиком в углу переглянулись и тихо прыснули. А «Пышечка» дальше гудит:

— А старый-то что, совсем сдал?

— Ну, как сказать… инспектор Амбридж его… хм, ухайдохала вконец, — маггловское слово Чарли произнес с удовольствием, явно смакуя его интересное звучание. А сколько ещё радостей в жизни чопорного лорда? — Так достала придирками по поводу образования, что бедняга сам на пенсию запросился.

— А тебя не достанет, Чарлик?

— Ну что ты, Марджи... Я же не собираюсь филонить от директорских обязанностей. Это Дамблдор упразднил многие предметы и спустя рукава смотрел, как ученики еле-еле наскребают проходные баллы. А я так не буду, я… — тут Чарли сжал руку в мощный кулак и помахал им вверх-вниз, — за них возьмусь, ох и возьмусь. Они у меня там попляшут! Я собираюсь ввести в школьную программу такие уроки, как фехтование, этикет, Право маггловское и магическое, изобразительное искусство, географию. Сам буду преподавать историю, Биннса давно пора развеять, достаточно он магии насосался из энных поколений учеников, введу, наконец, родительский день посещений, хватит мне жалоб от скучающих мамочек в Попечительский совет… кстати, магглорожденные в эти дни смогут отправляться домой через камины, их тоже надо будет установить в холле, под часами в Часовой башне. Ну и ещё кой-какие планы у меня имеются, тем более что сам Хогвартс предложил мне всё это, когда позвал на пост Директора, и уж будьте уверены, я его не подведу!

И Чарли в довершение своих слов энергично стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Северус уважительно склонил голову перед новым директором, а Гарри и Дадли испуганно переглянулись — сколько? Сколько там новых предметов появится? А разговор тем временем дальше тек.

— Знаете, Карлус, вместо каминов лучше портальные зеркала установить… — подумав, предложил Северус.

— Почему?

— Потому что камины не во всех маггловских домах установлены, тогда как зеркала в пол у всех есть. К тому же нужно учесть и квартиры в многоэтажках, где камины просто не запланированы архитекторами. Проходить будут, конечно же, только волшебники и только по паролю, вот, например, мисс Грейнджер говорит слово-пароль… э-э-э, «книга». Зеркальный портал открывается, она входит в него и выходит, скажем, в прихожей из гардеробного зеркала в своем доме. И обратно так же.

— М-м-м… весьма интересная идея, Северус, надо бы её обдумать…

Прибыв на платформу девять и три четверти, Гарри был атакован восторженной Полумной с ошеломительной новостью — к ней вернулся феникс! Гарри «удивился» и спросил:

— А разве он улетал?

Девушка стушевалась, смущенно пояснила:

— Да, он улетел куда-то полтора года назад, а этой зимой вернулся. Я не говорила, потому что не знала, как сказать тебе и при этом не расстроить. Прости, пожалуйста.

Уже в купе Гарри бросил на птичку неприязненный взгляд и прошипел:

— Ну и как тебе там, в Южной Америке, живется-поживается, скотина ты пернатая?

Регулус опасливо съежился — одно дело, слушать нотации от маленького мальчика, и совсем другое, испытывать терпение пятнадцатилетнего верзилы. А Гарри и правда запросто теперь может свернуть ему тощую шейку, вон как кулаки разминает. Косясь на нервные пальцы, которые то разжимались, то сжимались во внушительные кулачищи, феникс на всякий случай забился за хозяйку и теперь тревожно выглядывал из-за ее плеча, тоскливо-просяще курлыкая, мол, успокойся, парень, не нервничай... Гарри же красноречивым взглядом сообщил ему, что он успокоится, но сначала придушит одного пернатого предателя, отведет душу, и тогда он будет та-а-акой споко-ойный… Папа Римский обзавидуется.

Отъехала купейная дверь, и к ним заглянули Рон, Драко и Трейси. Гарри кивком пригласил входить — пятеро человек ещё могут поместиться в шестиместном купе. Новоприбывшие уселись напротив, Рон так и впился своими зенками в толстую крысу, сидящую на коленях у Гарри. Оценил зверушку и ляпнул:

— Слушай… а подари мне его!

Гарри закашлялся. Драко отвесил Рону крепкий подзатыльник:

— Осади своих гиппогрифов, рыжий бездельник! Крысы вообще-то денег стоят.

Гарри отдышался, пересадил Пита с колен на плечо и возразил:

— Он не мой питомец, меня дедушка попросил за ним присмотреть. Поэтому я не могу его тебе отдать, Рон.

— Какой дедушка? — не понял тот. — Разве у тебя есть дедушка?

Гарри разозлился — ну ни капли такта в этом рыжем обормоте! — смерил Рона уничижительным взглядом и прорычал:

— Есть дедушка, есть. Карлус Поттер.

— А разве он не помер? Я слышал, что все старшие Поттеры от драконьей ос… — договорить он не успел. Разозленный Гарри впечатал свой кулак в веснушчатый нос рыжего кретина и… ох, какое же это облегчение, вмазать в чью-то рожу от всей души! Иначе говоря, Рону не повезло, он просто попал под горячую руку, Гарри же ещё до этого был взвинчен, так и хотелось обо что-нибудь почесать кулаки, но птичку жалко. Так что Рон, можно сказать, удачно подвернулся, начал говорить бестактные гадости… вот и нашелся выход для гнева. Нос был безнадежно сломан, и темная кровь брызнула фонтаном, заливая грудь и руки, которые потрясенный Рон прижал к разбитому лицу. Регулус судорожно сглотнул, ясно отдавая себе отчет в том, что было бы, возьмись Гарри за него. Драко хмыкнул, колданул Анапнео и Экскуро, после чего поднял Рона за шкирку и вытолкал из купе. Что интересно, тот не стал рваться обратно, а благоразумно убрался прочь. Сев на место, Драко проговорил больным голосом:

— Ну никогда этот идиот газет не читает! Иначе бы давно знал о фарфоровом заводе «Поттер, Блэк и ко», недавно открылся ещё один в Аргентине.

При этом Гарри бросил пронзительный взгляд на Регулуса, от которого тот стал ещё меньше и спрятал голову под крыло. Потому что больше некуда, он — не страус и песка в купе нет. Но Гарри, к счастью, уже отвел душу, так что бедолага феникс благополучно доехал до Хогвартса целым и невредимым, не считая нескольких погибших нервных клеточек.

По прибытии студенты как-то не сразу заметили, что в Большом зале произошли кое-какие перемены, проголодавшиеся вусмерть студиозусы сначала хорошенько наелись и только потом соизволили посмотреть по сторонам и запоздало поздороваться с педсоставом и директором. Вот только… Дамблдора-то на месте не оказалось, вместо него на месте директора в середине восседал совершенно незнакомый мужик. Тот, дождавшись внимания к своей персоне, поднялся с массивного дубового стула (а где золотое кресло, вечный атрибут всех директоров Хогвартса?), оперся руками о столешницу, обвел прозрачно-серыми глазами замерший зал и негромко сообщил:

— Здравствуйте, ребята, меня зовут Карлус Поттер. Я ваш новый директор и преподаватель истории. Профессор Биннс будет развеян в ближайшие выходные, прочие призраки, желающие упокоиться, могут присоединиться к ритуалу.

Замолчал и сел. А в зале продолжала висеть ошарашенная тишина, многие даже челюсти потеряли. Ну, их, наверное, можно понять, да? Уезжая на каникулы, они видели привычного до оскомины Дамблдора с его вечной серебряной бородой, приезжают с каникул, а тут такое… куда старый директор делся?

А тут по проходу между факультетскими столами ещё и псина пробежала. Здоровенная черная зверюга, похожая сразу и на ньюфа, и на волкодава, с горящими желтым огнем глазами, тяжелой рысью протрюхала к профессорскому столу, обогнула его и, пройдя к директору, уселась на пол, вывалив алый язык и на целых два фута возвышаясь над столом. Ступор был полнейшим. И внезапно раздавшийся детский рев был полной неожиданностью для всех. Студенты и профессора повскакали с мест и завертели головами в поисках источника детского горя. Оказалось, плакал Юан Аберкромби, его окружили, принялись утешать, вытирать слезы и сопли и спрашивать, спрашивать, спрашивать… Наконец Юан проикался-прорыдался и более-менее смог объясниться:

— Это та самая черная Лэсси. Я к бабушке в Эдинбург ездил и по дороге в Шотландию видел эту собаку… я гостил у бабушки две недели, а когда обратно поехал, та собака всё ещё бежала в том же направлении. Я просил папу купить ей билетик… шмыг… а папа сказал, что он не знает, куда кон-кре… конкретно билет покупать… — тут мальчишка повернулся к Карлусу, шмыгнул мокрым носом и обвинительным тоном высказал ему свои претензии: — Нехорошо, дядя директор, бросать верную собаку и уезжать на другой конец света!

Ох, что это за уморительное зрелище было — стоит на лавке мелкий пацан, трясет пальчиком перед лицом пожилого джентльмена и что-то строгонько выговаривает ему, а тот стоит над ребёнком, внимательно-терпеливо слушает наивную детскую ругань и вытирает платком свое покрасневшее не то от гнева, не то от смеха лицо. А когда Юан исчерпал все свои доводы и выдохся, директор мягко сказал:

— Мистер Аберкромби, на тот момент у Колина не было хозяина. Я встретил его во дворе заброшенного дома в Литтл Хэнглтоне, пёс был ничей и с охотой пошел ко мне жить, когда я его позвал. Я назвал его Колином, так в Шотландии называется черная масть.

Как ни странно, но такое развитие истории железнодорожного бродяги мальчика очень успокоило. Он заулыбался, несмело погладил пса, шепнул ему: «Привет, Колин», и спрыгнул с лавки. Карлус повернулся было к столу, собираясь вернуться на место, но тут подала голос чем-то возмущенная Минерва МакГонагалл:

— Простите, сэр, но я наотрез не понимаю, зачем развеивать почтенного профессора Биннса! Он много лет преподавал у нас Историю и имеет более чем почетный стаж, его послужной список…

Карлус поднял руку, прерывая её гневную речь:

— Пока я здесь директорствую, в моей школе не будет «сосунов», как я называю всех тех призрачных мерзавцев, которые высасывают энергию и силы из живых людей. А здесь не просто люди, здесь дети! И я не допущу, чтобы какие-то дохлые твари вредили малышам.

Минерва злобно посмотрела на него и решила придраться и к собаке:

— А псина тут зачем? Сроду собак в Хогвартсе не было и… и… и не будет!

Гарри даже в ухе почесал и вклинился:

— Простите, а Клык с Пушком не собаки, что ли?

Минерва развернулась к нему:

— А вам, мистер Поттер, я посоветовала бы держать при себе кулаки! Это не дело, устраивать маггловский мордобой и разбивать лицо товарищу.

— Ах, он това-арищ… — скабрезно протянул Драко, шлифуя ногти о воротник мантии. — А я-то думал, кто же он такой наивный, утверждающий, что дедуля Поттер помер от драконьей оспы?..

Минерва покраснела, раздувая ноздри, как взбесившийся бизон, огляделась, нашла в толпе Рона и гневно осведомилась:

— Это правда, мистер Уизли?!

Судя по виду, тот уже мечтал провалиться сквозь пол. М-мерлин, так опозориться! Директор же… блин…

Фехтование преподавать начали только шестому и седьмому курсам, так как юноши к этому возрасту полностью сформировались и могли удержать-сбалансировать тяжелые рапиры. Младшие разобиделись и устроили бунт, который удалось подавить обещанием создать и для них дуэльный клуб, но с одним условием — шпаги у них будут деревянными! Да хоть из веточек, ура!

Учителя фехтования звали странно — Лагун. Не имя, не фамилия, а так, не пойми что… но лягался он знатно, такие антраша и пируэты выделывал, мастера балета и те обзавидуются.

На уроки рисования и географии рванули все, от желающих отбоя не было. Все хотели красиво рисовать и знать страны мира. Рисовальщика звали Скорпиус Хамелеонус, а географию начал преподавать… Квиррелл. Да-да, он самый, подлечился, поправил здоровье и вернулся в Хогвартс. Зная, что он когда-то вел уроки маггловедения, попечители предложили ему пост географа. Что ж, со своей новой задачей Квиррелл вполне успешно справлялся, свой предмет хорошо знал и интересно преподносил. А Драко влюбился в учителя рисования и твердо решил назвать его именем своего сына, когда тот у него родится. А что, звучит! Скорпиус Малфой! Признанными и лучшими художниками на этом потоке оказались Гарри Поттер и Дин Томас. Ещё довольно сносно рисовали сестры Патил, правда в своей, восточной манере, но это такая ерунда…

Уроки этикета вела Гризельда Марчбэнкс, древняя бабка, уже просто рассыхающаяся от старости, но бо-о-одрая… Девочки, как те мышки, плакали, кололись, а воспитательный кактус послушно грызли — запоминали, в какой руке держать ложку-вилку-нож, учились отличать десертную вилочку от рыбной, носили на голове тяжелые книги для выправления правильной осанки. Гарри, припомнив кое-что, предложил задействовать лошадей, в качестве примера и доказательства сводил к загону и показал, как красиво он смотрится верхом на Дасе. Девчонки в него тут же влюбились (в Гарри, а не в коня!) и всем скопом кинулись было писать домой папам-мамам с просьбой прислать в школу лошадей. Напоминаю, в Англии половина населения занимается разведением скаковых лошадей для всяких Дерби, Аскотов и прочих Нью-Маркетов. Гарри покачал головой, окликнул и, остановив их, напомнил торопливым дурам, что лошади, вообще-то, живые, им нужна конюшня и левада, а верховой ездой они могут заняться дома, на каникулах. Девочки скуксились и капризно спросили, а зачем он их соблазнил своей красивой рыцарской осанкой? На это Гарри только рукой махнул и резонно заметил, что летом им теперь будет чем заняться.

Волшебное и маггловское право вел профессор Солсберри, пожилой мужчина с адвокатской внешностью, похожий на Бастера Китона.

Зеркала, появившиеся в Часовой башне, впечатлили всех. Гермиона, узнав, для чего они тут, сразу же и опробовала их. Стукнула по раме палочкой, шепнула свое слово-пароль, а когда стекло затуманилось, смело шагнула в зеркало, правда через пару секунд она с визгом прыгнула обратно в холл. Директор поднял брови:

— Что такое, мисс Грейнджер?

— Там… папа бреется, голый…

— Э-э-э… перед гардеробным зеркалом в прихожей?

— У нас зеркало расположено на стене между дверями в ванную комнату и туалет, сэр.

— Хм, недочет, однако.

— Сэр, а можно сделать так, чтобы было видно ту сторону перед перемещением?

— Хм-м-м… верное решение, сейчас поправим.

Карлус немного поколдовал над зеркалами, усовершенствуя их портальное качество, и кивнул:

— Готово.

На сей раз решил попробовать Колин Криви. Стукнул по раме, шепнул пароль, шагнул и…

— Папа, а кто эта блондинка???

Блондинка оказалась папиной секретаршей, так, по крайней мере, объяснил сыну сконфуженный Криви-старший. Не знаю… бывают ли секретарши у молочников, но это не мое дело. На всякий случай, давайте поверим папе Колина.

Свои обязанности старосты Невилл исполнял исправно. Будил по утрам детей, которые любили понежиться в теплой постельке, раздавал расписания уроков после завтрака. Разнимал драчунов, носился по туалетам в поисках плачущих девчонок. Пришивал оторванные пуговицы и рукава. При помощи Репаро чинил отлетевшие подошвы и сломанные очки и карандаши. Конечно, починка вещей лежит на эльфах-домовиках, но не будешь же каждый раз нестись в подвалы замка и звать-приглашать что-то починить прямо здесь и сейчас? Тем более что разбитые очки и пуговицы от штанов вряд ли можно отложить до утра.

Приходилось Невиллу и штрафовать нарушителей. Пару раз даже старшеклассников, в том числе и печально известных братьев Уизли. Эти клоуны никак не могли оставить идею создать-основать свой собственный магазинчик шуточных приколов. Ну и начали. Ириски «Гиперъязычок», канареечные помадки, икотные леденцы, рвотные пастилки, обморочные орешки и прочие гадости. Все эти гадости они испытывали на малышах-первокурсниках, первой это заметила Гермиона и подняла крик, начала угрожать написать их матери. На шум подтянулись Гарри и Невилл, постояли, посмотрели, послушали, Невилл при этом одобрил угрозу Гермионы, но ушлый Гарри догадался расспросить подопытных кроликов об их ощущениях… Ну крольчата и рассказали — обморок страшный, как будто кто дубиной огрел, а во рту после орешков странный вкус ржавого железа, откуда бы, кстати, они ж его никогда не пробовали… Канареечные перья вообще кошмар, такое чувство, что им изнутри кожу проткнули и оттуда же, из-под неё наружу перья протолкнули, короче это дико больно и неприятно, а после того, как перья исчезают, у них ещё долго всё тело чешется. Гарри и Невилл взбесились, содрали с идиотов по сотне баллов с каждого и, дружно взревев, отправили к Филчу. Как ни странно, но рыжие обормоты, впечатлённые наказанием, послушно отправились на отработку.

А однажды произошла невероятная история. На уроке Амбридж Рон нарвался на отработку, отказавшись читать очередную шестистраничную главу, и тётушка Долли сладким голосом велела ему остаться после урока. В тот день это был последний урок, так что Рона ждали в гостиной факультета. Наконец, в одиннадцатом часу портрет Полной Дамы отъехал в сторону, открывая проход, и в комнату ввалился Рон, держа на весу окровавленную руку. Его тут окружили с испуганными расспросами — что да как? Бледно-зеленый Рон рассказал о страшном Черном пере, которое писало его кровью, ну ни дать ни взять жуткая сказка на ночь! Но на руке Рона после промывки проступила вырезанная, словно скальпелем, надпись — «я не должен лениться». Напуганные девочки переглянулись и заплакали, трогательно вытирая друг дружке слезы. Гарри потрясенно уставился в стену — как-то не вязалось кровавое перо с образом доброй тётушки Долли. Чертовщина какая-то… Вспомнив об Оборотном зелье, на всякий случай проверил карту Мародеров. Та честно доложила, что Долорес Джейн Амбридж — настоящая. Ничего, абсолютно ничего не понятно! Стали выспрашивать у пострадавшего Рона подробности, тот сообщил, что перо не нужно окунать в чернила, оно пишет само по себе, невидимым лезвием вспарывая его руку. Гермиона рассердилась и гневно забухтела, что это не дело и никуда не годится — протаскивать в школу темные кровососущие артефакты.

Стали думать. И переживать.

— Это же Амбридж. Я думала, она добрая…

— А тут перо…

— Кровью пишет!

— Я хочу домой!!!

— Я тоже…

Гермиона ничего умнее не придумала, как проверить, всех ли она так наказывает, внаглую не сделала домашние уроки и, как результат, попала на отработку к Амбридж. Черное перышко и ей исправно искромсало руку, выцарапывая на коже — «я не должна обманывать». Караул, кошмар и ужас. На Амбридж начали коситься, а некоторые личности, особо вумные, написали донос директору. Тот прочитал, грохнул ладонью по столу и послал доносчиков на исправление к Филчу, ибо нечего соваться туда, куда не следует. На директора тоже стали коситься, а как же, поощряет такие-разэдакие злодеяния!

А правда оказалась банальной, и открылась-то она случайно… После ужина Гарри вышел проверить коня на ночь, решив, что на улице прохладно, а ночью, возможно, ударит мороз. Сходил в шорную за теплой попоной, накрыл Даса, застегнул, где положено, а тут крылатой девочке взбрела в голову несвоевременная идейка — пошалить. Налетела на Гарри сзади и ухитрилась-таки взгромоздить свои чертовы копытца ему на плечи. Ну и вот, возраст почти год, весу килограммов двести и спину она Гарри просто чудом не сломала, да и то лишь потому, что Гарри на ногах не устоял, а грохнулся в снег. Лошадёнка испугалась падения и ускакала, задрав куцый хвостик. Гарри, кряхтя и охая, кое-как поднялся, подержался за поясницу, помассировал плечи и поковылял в замок, на все лады проклиная жеребячьи шалости. Постоял у подножия парадной лестницы, повспоминал, сколько пролетов и винтовых подъемов до гриффиндорской башни и передумал подниматься к себе, а тихо и молча поплелся к папе в подземелья со скоростью черепашки Люси.

Встревоженный отец содрал с сына одежду и осмотрел-обнюхал со всех сторон, водя палочкой вдоль свежих синяков. Переломов не обнаружил, только гематомы на плечах и небольшое растяжение мышц спины. Дал выпить Обезболивающего, уложил на диван и вполне профессионально проделал обширный массаж. Нежно растирал, разминал, растягивал одеревеневшие мышцы. Гарри лежал на животе, слушал ровное дыхание, ощущал надежное тепло отцовских рук и потихоньку, совсем незаметно уплыл в глубокий и крепкий сон. Про домашние задания он благополучно забыл. И вспомнил про них уже на следующее утро за завтраком. Времени на списывание-переписывание уже не было от слова «совсем», и на урок к Амбридж Гарри шел, как на гильотину. Все сдали пергаменты с домашним заданием, один только Гарри не смог и теперь тоскливо ждал приговора. Дождался.

— Мистер Поттер, будьте добры явиться ко мне на отработку сегодня вечером в восемь часов и постарайтесь не опоздать.

— Да, мэм.

Профессор Флитвик велел пересдать, мадам Стебль в качестве наказания попросила пересадить ящик мандрагор. Обед, новые уроки-наказания, ужин и, наконец, восемь часов вечера. Ох, как не хотелось идти под скальпель кровавого пера! Но ничего не поделаешь, он провинился, забыл сделать домашние уроки, и теперь за это приходилось расплачиваться. Постучался, дождался приглашения, вошел. Профессор Амбридж, приветливо улыбаясь, пригласила к столу, на котором уже лежали пергамент и черное перо, то самое. Гарри сглотнул, спустил с плеча сумку и тяжело плюхнулся на стул. Во рту резко пересохло, отчаянно захотелось пить, как будто его организм заранее прощался с пинтой-другой крови, которая сейчас прольется на пергамент. Гарри вздохнул, взял жуткое перо и прижал стальной наконечник к листу, провел, спонтанно ожидая боли, но…

Её не было. Совсем. Гарри озадаченно потряс пером, словно это могло помочь, потом сообразил. Ему же не сказали, что писать.

— Профессор, а что мне писать?

Амбридж ответила от своего стола:

— Пишите: «Я не должен бездельничать», мистер Поттер.

Гарри кивнул, опустил голову и снова провел пером по листу. И снова ничего, ни боли, ни крови. Да что за чушь?! Студенты же не врут, он сам видел свежие порезы на руках Гермионы и Рона. Гарри ещё раз потряс перо, как засохшую ручку, провел по пергаменту, пытаясь написать хотя бы букву «я». Ни черта. Гарри, раззадорившись, поколотил пером по столу, стуком он, как и ожидалось, привлек внимание Амбридж, и та удивленно спросила:

— Мистер Поттер, что вы делаете?

— Не пишет… — пробормотал Гарри, продолжая трясти пером.

Мадам Амбридж подошла, с интересом посмотрела, почесала подбородок и осведомилась:

— А почему вы не сделали домашнее задание?

— Забыл.

— Что ж, мистер Поттер, тогда напишите: «Я не должен забывать сделать домашние уроки».

Гарри с опаской провел пером по пергаменту, и снова ничего. Растерянно посмотрел на учительницу и на всякий случай сказал:

— Я его не ломал, честно…

Но к его удивлению, Амбридж отмахнулась и спросила совсем другое:

— А почему вы забыли сделать домашние уроки, мистер Поттер?

— Не помню… ой, нет, вспомнил — мне жеребёнок спину ушиб, так сильно, что я не стал подниматься к себе, а спустился к па… профессору Снейпу. Он мне массаж делал, и я уснул у него на диване.

— Понятно, мистер Поттер. В таком случае, наказывать вас нельзя, вы ни в чем не провинились и лишь стечение обстоятельств помешало вам сделать домашнее задание. Иначе говоря, с вами произошел несчастный случай, и перо это чувствует, потому что не желает наказывать невиновного. Вы свободны, мистер Поттер.

И Амбридж сделала щедрый жест рукой в сторону выхода. Гарри удивленно посмотрел на неё, повертел в пальцах загадочный артефакт и недоуменно спросил:

— А как оно работает?

— Оно впечатывает смысл написанного только тому, кто по-настоящему провинился. Простые строчки писать бессмысленно, вскоре это становится скучной и занудной рутиной. Вот вы сами подумайте, сидит наказанный студент, пишет строчку за строчкой и думает — ох, поскорей бы дописать сто пятую! — а вовсе не о том, за что он наказан, это для него как с гуся вода. Он всего лишь мечтает поскорее закончить нудную нудятину и убраться прочь. А это перо причиняет настоящую и очень сильную боль, которую ни один лентяй не забудет и постарается не совершать такие ошибки в дальнейшем. Вот это — настоящее наказание.

Гарри, всё поняв, радостно попрощался и унесся в коридор, где нос к носу столкнулся с верными поджидающими его друзьями, у Невилла в руках была бутылочка с настойкой растопырника, а Гермиона держала наготове бинт, который она принялась разматывать, едва завидев друга. Гарри это и тронуло, и насмешило, пришлось успокаивать друзей, показать им совершенно целые, ни разу не поцарапанные руки и объяснить, каким образом работает кровавое перо. Гермиона облегченно рассмеялась:

— А! Так вот почему директор так психанул, он-то знает, что это за штука! И вовсе оно не темный артефакт, а простое и действенное средство для вразумления. Спасибо, Гарри, я всё поняла и больше не буду совершать ошибки!

— А я тем более… — бормотнул впечатлённый Невилл.

Разумеется, вести о том, что это за перышко и с чем его кушают, моментально разнеслись по школе и надо было слышать, как горестно взвыли лентяи!..

А что касается игривой лошадки, то здесь свое веское слово вразумления вставил Дас. Когда Гарри в очередной раз пришел к нему почистить-погладить-угостить, конь в три глаза следил за горизонтами, пока хозяин его чистил и, как обычно, ушел в нирвану. И конечно же, бдительный Дас заметил, что крылатая девчонка снова крадется со своими жеребячьими глупостями. Гарри как раз перешел к крупу и теперь начищал его, следовательно, голова Даса была свободна. И не успела малявка отчебучить что-либо, как Дас со всей дури огрел её сжатыми зубами прямо в темечко, да так авторитетно, что мамаша даже не рискнула вмешаться или заступиться за свою малолетнюю хулиганку, вместо этого она равнодушно отвернулась и рассеянно уставилась на замок, мол, ничего не видела и не слышала. А малышка, получив крепкую взбучку, больше не рисковала предлагать человеку свои жеребячьи игры. Вот так верный конь по-своему объяснил неразумному жеребёнку правила поведения. А за шалости её вскоре прозвали Шалунья, эта кличка в будущем, скорее всего, трансформируется в Шалую, или я что-то не понимаю в лошадях…

А однажды в первых числах февраля во время завтрака раздался хохот. Гарри оторвался от овсянки и завертел головой, недоумевая, над чем это все смеются. А так как все показывали пальцами в одну сторону, то ему осталось посмотреть туда же — на широком подоконнике сидели две совы, одна всем известный Мерлин, а вторая… Гарри даже глаза протер, сняв очки, потом поспешно надел их и во все глаза уставился на чудо в перьях — россыпь неравномерных черных и рыжих пятнышек густо покрывали тело вполне обыкновенной совы. Глаза у неё были голубые, клювик и лапки розовые, а всё остальное сбивало с толку, ну не бывает на свете сов с окрасом далматина! Гарри вдруг понял, кто это и тоже захохотал:

— Ребята, познакомьтесь, это Перлина, прошу любить и жаловать! Мерлин привел познакомиться с нами свою младшую сестру.

Это был её первый полет, и вполне естественно, что для пробы крыла Мерлин решил сопроводить сестрёнку до Хогвартса, постоянного и точного адреса всех почтовых сов. Почему-то он не сомневался, что Жемчужина-Перлина тоже будет носить почту. Это имя дала тётя Петунья, справедливо решив, что второй такой совы в мире больше нет, а значит что? Совершенно верно, она единственная драгоценная жемчужина в огромной мировой коллекции птиц.

Аберфорт любил своего старшего брата. Хоть и было между ними всего два года разницы, но четырехлетнему малышу всё равно приходилось равняться на шестилетнего братика. В свои шесть лет Альбус был признанным лидером среди дворовой малышни. А когда у них родилась ещё и сестра Ариана… счастью братьев не было предела. Их дорогая мамочка Кендра Дамблдор всё свое свободное время теперь отдавала вечно орущей и писающей в пелёнки Ари, и до мальчишек ей больше не было дела. Чем братья и воспользовались. Они оценили это со своего шкурного мальчишечьего интереса, сперва после нескольких эгоистичных экспериментов выяснили предел родительского терпения — драки, плач по ночам и даже, прости Мерлин, мокрые простыни.

Так вот, путем этих опытов братишки поняли, что мама никуда не делась и никуда не денется и впредь. Переглянувшись, братья Дамблдор радостно улыбнулись, хлопнулись ладонями и устремили свой горящий жаждой знаний взор за горизонт, навстречу новым открытиям и приключениям. Старые щелястые заборы в зарослях страшной кусачей крапивы, красные яблоки в саду соседей, они почему-то краснее, вкуснее и сочнее, чем в собственном саду, злые гуси которые с гоготом несутся к тебе, чтобы пребольно ущипнуть за пятку. Симпатичные лайки в вольерах, которых просто необходимо срочно выпустить на волю вольную…

Приняв это решение, братцы Дамблдоры, подстраховывая друг друга, крадут из папиного ящика с инструментами пару кусачек и пассатижи, после чего пару вечеров тратят свои силы и энергию на раскурочивание — по-другому и не скажешь! — сетки-рабицы, чтобы освободить несчастную запертую кареглазую лаечку. Их силенок, однако, хватает лишь на перекусывание пары ячеек сетки, не больше. Потом их, как правило, застукивает хозяин лайки. Увидев мелких вандалов, собаковладелец кривит рот в ехидной ухмылке, голой ладонью вырывает толстый стебель колючего репейника и смачно вытягивает им вдоль пацаньих спин. Ужаленные в буквальном смысле пацанята взлетают в воздух и задают испуганного стрекача, забыв в траве и на сетке папкины инструменты с серийным номером и пометкой — «Персиваль Дамблдор» плюс какой-то адрес. Если человек был честным, то он отправлялся по адресу, возвращал забытые кусачки и требовал возмещения ущерба на своем участке, оплату испорченной проволоки. А иные кротко полагали, что оставленные несостоявшимися собакокрадами кусачки и пассатижи достойная плата за покоцанную сетку, и с чистой совестью присваивали найденное себе, дескать, я это у себя в саду нашел, значит мое.

Шло время, сорванцы подрастали, круг их интересов расширялся, и раздвигались горизонты. Теперь у них была помощница — магия, с её помощью братья Ал и Аб открывали любые замки и запоры. И выскакивали на волю дорогие призовые лайки-медалистки и радостно усвистывали в неизвестном направлении, чтобы потом в положенный срок принести беспородное потомство, которое разочарованные хозяева безжалостно топили… Разлетались экзотические цесарки, чтобы пропасть навсегда в ближнем лесу. Наивные мальчики думали, что отпускают птиц на свободу, но на самом деле домашние фазаны попадали в зубы лисам, которых было очень много на окрестных полях и лесах вокруг Годриковой Впадины. К этому времени Дамблдоры жили здесь. Они переехали из Насыпного Нагорья после одного печального случая.

— Эй, Родди, гляди!

— Ух ты… как она это делает?

— Эй, мелкая, покажи-ка ещё раз!

Трое подростков перелезают через забор и окружают маленькую девочку шести лет. Она пугается и делает «это». Всплеск сырой детской магии завораживает мальчиков-магглов, они возбуждаются и требуют ещё, просят странную малышку снова поднять в воздух ветку клена. Но девочка устала, спонтанный выброс магии её утомил, и она просит парней оставить её в покое. Раззадоренные мальчишки, впервые столкнувшиеся с чудом, не соглашаются, просят новых чудес:

— Ну покажи ты, это так клево, как в цирке!

— Да! Просим, просим, покажи!

— Но я устала, пустите…

И тут Родди приходит в голову идея:

— Ребята, а вы видели, как качнулся клен, когда она шуганулась?!

— Точно! Если её напугать…

И трое безголовых подростков, воровато оглянувшись, схватили маленькую ведьму и тишком уволокли к запруде, где и отвели душу, поиграв в экзорцистов и инквизиторов. Пытки всякие-разные; они прикладывали к её рукам жгучую крапиву и колючие стебли шиповника, расцарапывая ноги... Что было дальше, история умалчивает, известно только со слов случайных свидетелей, что разгневанный папа Персиваль ни с того ни с сего накинулся на мальчиков. Его расправа была быстрой и без рассуждений — если могут мучить маленьких детей и котят, значит мерзавцы и подонки и отвечать должны так же, по-взрослому. Круцио за Круцио, серия ударов Секо, Чары кнута… Он просто обезумел при виде маленькой израненной дочери, с окровавленными ножками, заплаканной, с переломанными пальчиками. И чихать на то, что от кровопотери скончался Родерик МакБрайд, а двое других остались идиотами в инвалидных колясках. Зачем напал? Не знаю, не помню, выпимши был.

Стук молотка и вердикт судьи:

— Приговорен к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан.

Маленькая Ариана Дамблдор тоже стала идиоткой. Боялась света, боялась травы, боялась магии. От света пряталась под кроватью, в шкафу и в чулане. Подышать свежим воздухом соглашалась только ночью, при свете полумесяца. На траву старалась не наступать, её детская психика не смогла принять тот факт, что мягкой травой нельзя причинить такую невозможно сильную боль. Она знала точно — можно. Случайный порез об осоку в пруду убедил её в этом постулате окончательно. Магия… вот её она теперь боялась больше всего. Мама ей с детства твердила, что магия всесильна, что она будет могущественной колдуньей, но именно магия ей навредила, и более того — она её не защитила. Не защитила, не спасла, когда напали трое мальчишек. А самое страшное, именно магией любимый папа убил того мальчика. Отцовский рев «Круцио», «Секо» оглушал, кричали мальчишки, извиваясь от боли, а на коже появлялись глубокие раны, нанесенные невидимым ножом. И фоном — свист незримого кнута. Её детский приговор ясен и тверд: магия — это страшно.

После того как отец скончался в тюрьме, Аберфорт понял, что ненавидит судей и магглов.

Кендра осталась одна с тремя детьми: сыновьями-студентами и чокнутой дочкой. Дочкой, которая боялась солнечного света, травы и магии. И если первых двух вещей она более-менее могла избежать: от света спрятаться в темном чулане, а траву, любую, просто обойти стороной; то с магией всё было сложней, она всегда была при ней. Почему она боялась света? Потому что свет — это боль. Обжигающая боль от прикладываемых к её коже крапивы и терна, она ослепляла до белых кругов перед глазами. С тех пор и повелось, ожог — свет — боль. Всё взаимосвязано, как видите. Никто не поймет, как устроено сердце матери, вместо того, чтобы упечь потенциально опасную дочь в клинику св. Мунго, Кендра предпочитала подвергать свою жизнь ежеминутной опасности. И даже более того, сделала попытки приучить сумасшедшую к свету или траве. Ну и вошла однажды к дочке в комнату вечером с букетиком безобидных фиалок, фиолетово-розовых, как цветки шиповника. И только боги с мерлинами ведают, что включилось в голове у дурочки… но так или иначе, а стихийный всплеск дикой магии вышвырнул Кендру вон из комнаты на лестничную площадку… а перила были низкими, второй этаж высоким, а шея — хрупкой.

Похороны папы, похороны мамы, кто следующий? Эта циничная мысль сама собой возникла в голове Аберфорта, и на всякий случай он предположил — я. Потому что его сиятельство Альбус собирался в кругосветное путешествие с дражайшим другом Гелли. Но у Ала хватило совести отказаться от странствий и остаться дома с младшими братом и сестрой. Хотя… лучше бы поехал! Потому что самовлюбленный и эгоистичный Гелли не оценил такого самопожертвования. И вперся к ним качать права и уламывать Ала на кругосветку. Дело было вечером, делать было нечего… привлеченные шумным спором, в гостиную спустились Ариана и Аберфорт. Красавчик Геллерт эмоционально втолковывал равнодушному Альбусу:

— Да пойми ты, Ал, второго такого шанса может не представиться! Мы должны поехать, мы должны стать первыми!

— Не хочу… — лениво буркает Альбус.

— Да почему?! Его идеи уникальны! Мы прославимся!

— Дурак твой Гитлер! — неосторожно восклицает Альбус.

— Ты… охренел?.. — ошарашенно вопрошает Геллерт, затем, взбесившись, выхватывает палочку и наотмашь бьет Альбуса Секо. На правом плече лопается ткань, и брызжет алая кровь.

Отчаянно, на уровне ультразвука визжит Ариана, она буквально воочию видит, как отец при помощи Секо убивает того мальчика-маггла… В доме начинается хаос, со звоном вылетают стекла в окнах и дверях, лопаются фарфоровые вазы и прочие хрустальные вещи. И вырывается подавляемый обскур. Это Ариана, это её дикая магия, которую девочка много лет давила и душила в себе, наконец-то вырывается на свободу. Падает на пол бездыханное тело, а темная древняя сила слепо мечется по комнате, инстинктивно уворачиваясь от трех зеленых лучей Авад, которые посылают в облако тьмы перепуганные братья и Геллерт. Что поделать, в то время они ещё не встречали Мэри Бэрбоун и с обскуром столкнулись впервые.

После похорон младшей сестры, после памятной драки у гроба Аберфорт понял, что ненавидит Альбуса. Высокомерного и равнодушного Альбуса, который вместо того, чтобы помочь брату справиться с горем, уехал в Европу, на поиски Геллерта Грин-де-Вальда, чтобы призвать того к ответу. После досконального изучения обскуров и личного знакомства с Бэрбоунами Альбус Дамблдор почему-то решил, что в смерти Арианы виноват именно Гелли, спровоцировавший тот магический выброс.

Ненависть с годами только растет, становится крепче и ядреней, как то вино. Выдержанное и благородное. Ненависть Аберфорта становится точно такой же, выдержанной и благородной. Брата по человеческим законам нельзя убить, но нигде не сказано и не запрещено ему пакостить. Что Аберфорт и проделал, поселился поближе к "любимому" братику в деревушке Хогсмид, открыл таверну под названием «Кабанья голова» и начал свои маленькие дела-проделки. Сначала по молодости лет и горячего характера устраивал мелкие склочки и драчки. Демонстративно заводил козлов, давал им бородатые клички — Альбус, Брайан, Вульфрик и прочие, и всласть пытал, слушая жалобное блеянье Альбусов. Его штрафовали, конфисковывали бедных козликов, сажали в камеру предвариловки на пару суток. Потом отпускали. Аберфорт гаденько хихикал, потирал ладошки и заводил новых козликов. И снова орали в ночи новые Альбусы и Персивали.

После ареста на месяц Аберфорт притих или, вернее, решил, что травля козлов это всё-таки мелочь и вообще несерьезно. Стал капать направо-налево своим посетителям на мозги, подзуживая, что-де у Альбуса и Грини была любовь-морковь. Люди слушали, плевались, крутили пальцами у виска. И запоминали. А уж когда Дамблдор завел привычку обращаться ко всем «Мальчик мой!», стали от него шарахаться. Пока был учителем трансфигурации, было терпимо для обоих братьев. Но когда Альбус сел в кресло директора, к ненависти прибавилась банальная зависть черного цвета. Вот же гад, он теперь целый директор, а я по-прежнему жалкий трактирщик! И начал гадить по новой — вредил любимчикам Альбуса, сперва Феликсу Гордону, довел его до белого каления, до того, что тот ушел со скандалом, плюнув в бородатую рожу Ала. Потом переключился было на Гарри Поттера, но пацан оказался не настолько близким, а наоборот, очень даже далеким. Тогда… тогда… ладно же, вот поврежу я школе твоей, вот тогда и посмотрим, почем фунт лиха.

Выбрал тётку попроще да подоступнее, и вперед. От её имени приказал вывести модифицированных гибридов крабомантикоров, чтоб те от школы груду камней оставили. Не вышло. Какой-то умник дал драконам имена, и те испепелили соплохвостов. Ладно, а что ты запоешь, когда дементоры кой-кого сожрут? Вот только… на кого их натравить? Поттера? А, ладно, пусть хотя бы Поттера… И дементорам женским голосом дается команда «фас!» Ну до чего удобная штука это Оборотное зелье!

А потом Альбуса списали на пенсию и старик Аберфорт, глядя на это недоразумение в инвалидной коляске, пускающее слюну и бормочущее что-то о всеобщем благе, понял… да нет, с кристальной ясностью осознал, что мстить-то, по сути, и некому, а его самого в ближайшем будущем ожидает одинокая и очень грустная старость.

Так что напрасно шнырял по школе черный пёс, летал туда-сюда яснокрылый феникс и протискивался во все щели толстый крыс — внешнего врага у Хогвартса больше не было.

Эти экзамены действительно были самыми кошмарными в жизни пятикурсников. Все без исключения преподаватели буквально загнали ребят, старательно вбивая в пустые головы Стандарты Обучения Волшебству, а короче говоря — СОВ.

Ну, лично Гарри полагал, что у него голова как раз не пустая, и с чего так учителя решили, непонятно. Его голова напоминала битком набитый чердак, столько всякого-разного хлама было туда понапихано! И из этого хлама Гарри с удивлением вытаскивал порой такие неожиданные вещи, как Флагрейт или заклинание Компаса, весьма полезные и… откуда? Когда успел выучить? Но приходилось признавать, что когда-то успел и выучил.

С остальными было то же самое. Гермиона, к примеру, страшно изумилась, когда ей поставили высший балл за правильный перевод Рун.

— Но как?! Разве я это учила?

— М-да-а… подруга, совсем ты заучилась. Ты же Руны с третьего курса начала посещать.

На неё с сочувствием смотрели со всех сторон, особенно курсы шестые-седьмые, уже прошедшие те экзамены и точно знающие, что конкретно ожидает пятиклашек. Гермиона со страхом обозрела груду конспектов, билетов и прочие кучи пергаментов-учебников и со стоном накрыла голову раскрытым журналом:

— Прав был Чехов, сказавший бессмертную фразу: «Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!»

— Ого, ты что, читала русского писателя?

— Разумеется, читала! — сварливо отозвалась Гермиона. — Да и как не прочитать, если я почти побывала в России.

Её тут же окружили и взбудораженно принялись расспрашивать о загадочной стране. Вопросы, однако, наистандартнейшие посыпались, вроде медведей на улицах, кто такие матрешки и что такое треушки. На это Гермиона растерянно ответила, что она, вообще-то, в Болгарии была, а не в самой России… Тут неожиданно взбесился Рон:

— Чего-о-о?! Ты к Виктору ездила, что ли?

Гермиона отложила журнал, выхватила из кучи тяжеленный талмуд по имени «История Хогвартса» и от всей души огрела Рона по рыжей макушке, грозно рявкнув при этом:

— Это что за намеки, Рональд Уизли? Ты мне не муж, вообще-то, и… и… — тут она вдруг запнулась, ненадолго задумалась, просияла и миролюбиво добавила: — И кстати, теперь я точно знаю, что за тебя замуж я никогда не выйду.

— По-по-почему? — от шока тот аж заикаться начал.

— А потому что я определилась с выбором, у меня есть парень, это во-первых, а во-вторых… ну не хочу я быть Уизли. А тебе, Рон, больше Лаванда подходит, вы с ней так органично смотритесь.

— Ну уж нет, не выйдет. Трелони мне как-то сказала, чтобы я опасалась рыжих, — отбрыкалась Лаванда.

— А чего ж ты тогда на него вешаешься?

— Так я же не замуж за него собираюсь, а так, просто…

Обсуждаемый объект девичьих интересов обиженно пыхтел и с неприязнью поглядывал на подлых девчонок. И после такого на них ещё и женятся?!

Гарри покачал головой, отвернулся от друзей и посмотрел на стеллажи, гадая, есть ли на полках книги о России. Дело в том, что на Рождественских каникулах он сходил на почту, и в отделе «До востребования» получил письмо из Санкт-Петербурга от Вани. А в нем было приглашение. Ваня собирался на лето к тёте на Урал и звал с собой Гарри. Получить столь нежданное приглашение, да ещё из такой запредельной дали… что и говорить, Гарри был просто оглушен. И обрадован, конечно. И тётя Петунья пообещала, что она спишется с родителями Вани и они все вместе придумают, как организовать ему встречу с другом и поездку в Россию. А так как письмо от Вани он получил перед отъездом в школу, то и искал во всех доступных библиотеках книги с какими-либо упоминаниями о России. Он так всегда делал — читал про страну, которую собирался посетить. В одном из проходов он увидел Полумну и решил спросить у неё.

— Привет, Полумна. Не знаешь что-нибудь о русской земле?

— Знаю только, что Наполеону там не понравилось, — безмятежно ответила белокурая умница. — Русские морозы заставили его сдаться. При отступлении солдаты Наполеона резали лошадей, вспарывали им животы, наспех потрошили и целиком залезали внутрь, причем это делали офицеры, прочие хватали ещё горячие кишки и засовывали к себе за пазуху.

— Господи, зачем ты мне это рассказываешь? — спросил слегка побледневший Гарри. Полумна недоуменно пожала плечиками:

— Ты спросил, а я ответила то, что знаю.

— Э-э-э… а это всё, что ты знаешь? — с опаской поинтересовался Гарри.

— Конечно нет! — удивленно приподняла та белесые брови. — Могу пересказать географию, но вряд ли тебе это будет интересно.

Полумна вдруг внимательно и остро посмотрела на него. Гарри невольно поежился от её пристального серебристого взгляда, сейчас, в полумраке меж стеллажей, её синие глаза таинственно мерцали серебром, и он подумал, что будет жалко расстаться с ней на целое лето. Полумна же, словно прочтя его мысли, задумчиво спросила:

— Зачем же ты спрашиваешь, если сам всё увидишь?

И опять, как и всегда, Гарри не нашелся, что на это ответить.

А так экзамены шли своим чередом, и Гарри поражался, как многому он научился! Как приманивать предметы заклинанием Акцио, как потушить небольшой пожар и налить воды в стакан при помощи Агуаменти. Увеличить что-либо Энгоргио. Несколько видов убирающих заклинаний — Тергео, Эванеско, Экскуро, а самым полезным, по мнению Гарри, были Репаро и Релашио, потому что это иногда действительно может стать очень-очень необходимым и важным — починить разбитое-сломанное-порванное и снять оковы при похищении. А двери… двери лучше открывать ключом, даже если ты заперт там. Потому что Алохомора не всегда поможет. Это им доказала Амбридж на экзамене, попросив открыть простой амбарный замок, и ведь не поддавался он заклятиям! Ученики тужатся, пыхтят, из кожи вон лезут, машут палочками и орут — «Алохомора!», и хоть бы хны, висит себе тяжелый замок, ржавый и непоколебимый, и лишь ехидно отсвечивает латунной дужкой. Открылся он только при наличии ключа и под давлением фомки. Что за чудеса? Многие с опасением взирали на странный маггловский замочек, искренне недоумевая, что же в нем такого наворочено, что его всемогущая Алохомора не берет.

На Трансфигурации Гермиона внезапно прикопалась к МакГонагалл, спросила, пристально глядя в потолок:

— Профессор, а почему вы не сказали нам про перо, которым профессор Амбридж наказывает лентяев и бездельников? Я слышала, как старосты трех факультетов — Когтеврана, Слизерина и Пуффендуя — говорили своим подопечным, чтобы те вели себя благоразумно и не нарывались на отработки, а я и Невилл почему-то об этом ничего не знали.

Минерва покраснела, да что там, побурела аж… Гермиона перевела взгляд с потолка на неё, внимательно посмотрела в лицо преподше и вздохнула:

— Понятно. Вы забыли нам сообщить. Или не сочли это нужным.

После изматывающих экзаменов все студенты вареными каракатицами разбрелись по школьной территории и кулями развалились там-сям на зеленой травке под палящими лучами июньского солнца. Неужели всё позади?! И завтра — подумать только, завтра! — алый поезд увезет их домой. От дерева на берегу озера Гарри помахал Рэсси, он в этом году выпускается из школы, как в свое время Гидеон Грейнджер, Седрик Диггори и многие-многие другие. Гарри вздохнул, отвернулся, лег на живот в мягкую траву и разморенно задремал. Спустя какое-то время ему на спину спикировал Мерлин, прошел к правому плечу и нагнулся над щекой, потом взял лапой письмо из клюва и, освободив таким образом рот, громко завопил прямо в ухо. Однако Гарри даже не вздрогнул, а только сонно вздохнул и вяло спросил:

— Что там?

Гермиона, лежавшая поперек Невилла, приподняла голову, приоткрыла один глаз и дохлым голосом сообщила:

— Письмо…

— От кого?..

Гермиона открыла второй глаз, присмотрелась и умудрилась-таки прочесть вверх ногами скомканное в совиной лапе послание.

— От Пита… Пита Грю.

— Не знаю такого… — на автомате начал Гарри и вдруг проснулся. — Грю? В смысле, Питер Петтигрю?

Приподнялся с живота и тряхнул плечами, осторожно спихивая с себя Мерлина. Тот покорно спорхнул на траву и протянул письмо. Гарри уселся по-турецки, развернул конверт, глянул на друзей — те уже ждали — и вчитался в строчки:

Привет, Гарри.

Школу мы проверили, всё в полном порядке. Сам Хогвартс уверил нас, что врагов он больше не чувствует, ему теперь ничего не угрожает. Кстати, твой друг Залзан линяет, не забудь потом забрать выползок из Тайной комнаты, шкура василиска очень важный и ценный ингредиент при зельеварении, твоему отцу это может пригодится.

Что касается анимагических форм твоих друзей, то вот список ниже:

Драко Малфой — серебристая пенелопа, какая-то мелкая птичка, известная своей верностью и вечным ожиданием. Если ему интересно, пусть тренируется превращаться.

Невилл Долгопупс, как я и говорил, медведь, но теперь нужно уточнить, он кадьяк, так что пусть будет осторожен, это самые большие медведи в мире, и сила их немерена.

Рону советую не превращаться, он, к сожалению, кролик, вечно озабоченный, ленивый и трусливый кролик.

Полумна Лавгуд — соловей, или, верней, соловушка, сладкоголосая певчая птичка.

Гермионе Грейнджер не повезло, я уточнил, у неё нету склонности к анимагии, но её Патронус может стать выдрой.

Кстати, ещё одну крупную аниформу я вижу у одного слизеринца, постарайся предупредить парня, чтобы он был поосторожней. А то будет не очень приятно, если где-нибудь в помещении на полу окажется огромная и тяжелая касатка и с перепугу он не сможет превратиться обратно в человека. Зовут его вроде Забини. Больше анимагов на этом потоке я не вижу. И хорошо, наверно, и так уж перебор.

За сим откланиваюсь и отравляюсь в Аргентину в компании двух небезызвестных тебе братьев Блэк.

Не поминай лихом, твой друг Пит»

Гарри опустил письмо на колени и снова посмотрел на друзей. Невилл сидел как обухом шарахнутый и в полной прострации рассматривал свои широченные ладони, очевидно, представляя на их месте лохматые когтистые лапищи гигантского медведя. Гермиона восторженно пожирала уже точно своего парня влюбленными глазами — её Невилл будет таки-и-им ми-и-ишкой!..

Гарри кивнул своим мыслям, да, надо не забыть сказать Блейзу, что он касатка, а то и впрямь неприятности будут. И Драко тоже какая-то мелкая пичуга, ну ничего, летать он любит. А Полумна, значит, любит петь. Он не знал об этом, никогда не слышал, как она поет. А Рон-то, Рон, ха-ха, кролик, ну что ж, учитывая его плодовитую семейку… Да и Джинни вон, парней как перчатки меняет, то с Дином Томасом милуется, то с Майклом Корнером, и всё при этом на Гарри косится, как будто ждет, что он ревновать начнет. Ха… вот дурочка, да пусть хоть весь Хогвартс перецелует, всё равно милее она от этого не станет, на ней и так уже висит клеймо легкодоступной девочки. Что ещё? Ах да… Залзан, надо бы зайти к нему, попрощаться на лето.

Сказано — сделано. В гости к василиску Гарри позвал с собой отца. Прогулялись по лесу к драконьему загону, погладили довольных Серенгети и Марию и вошли в пещеру. На этот раз сквозь глотки-шкуродеры с трудом продирался и сам Гарри, его плечи едва протиснулись в узкий лаз. Дошли до логова Залзана и увидели его среди огромных колец сброшенной шкуры. Узнав о цели визита, Залзан кивнул рогатой головой и великодушно разрешил отрезать от шкуры во-о-от такой кусочек. А на возмущенный возглас-вопрос Северуса: «А что ж так мало?!» скабрезно прошипел, что шкурку он собирается преподнести своей невесте, дабы капризная дама смогла оценить его размеры! После такой новости Гарри и Северус надолго заткнулись, представляя ползающую по школе пару василисков… а с ними выводок маленьких василисочков. Огорошенные и подавленные, они развернулись было к двери, как были остановлены вопросительным шипением. Северус раздраженно повернулся:

— Что?

— Он говорит, шкуру заберите, — перевел Гарри.

— Вот как, а невесте его не надо оценивать достоинства жениха… — чем дальше говорил Северус, тем тише становился его голос. Потому что… потому что уж больно знакомо смотрел Гарри поверх его плеча… но Залзан вот он, перед ними… значит, значит… Северус обреченно обернулся. Прямо позади него находилась гигантская сапфировая змея, поймав его взгляд, самка василиска дружелюбно оскалилась, обнажая частокол сабельных клыков.

Подруга Залзана, оказывается, давно была здесь и тихо веселилась, похоже она тоже любила пошутить. Чертова семейка шутников, если у них и дети будут такими же… Но тревога Северуса, как выяснилось, оказалась напрасной. К Залзану периодически заползали разные самочки, возжелавшие обзавестись здоровым потомством, в этом столетии была Нелли, прибывшая откуда-то с севера. Получив же своё, она уползет восвояси, так что не переживайте, господа маги, никакие змееныши по замку ползать не будут. Маленький и очень ошеломляющий факт, не правда ли?

Даса оставили при школе, Хагрид обещал за ним приглядывать. Что делать с Косточкой, Гарри не знал, но пока он сидел в аквариуме Люси и старательно изображал богомола-палочника, и для окружающих был почти что незаметен.

А перед днем Рождения Дадли приехал Густав Шеллинберг, чтобы доставить Гарри в Санкт-Петербург. Его ожидали новые незабываемые приключения в далекой сказочной России.