Слепой дракон (джен)

Верховая езда неожиданно понравилась Гарри. Начинали обычно с разогрева в манеже, лошади шли гуськом с интервалом в один корпус друг за другом, внимательно следя за всадниками и четко выполняя указания тренера. Честно говоря, Гарри удивился, заметив ответственное поведение, казалось бы, простого, неразумного животного... Но Шоколадка, правильно воспитанный мерин, действительно наблюдал за своим подопечным. Когда Гарри в первый раз сел на него, то конёк прямо чуть ли не крался, шел буквально на цыпочках, следя в три глаза за тем, чтобы неопытный наездник не упал с его спины. Кроме того, меринок оказался любопытным и игривым, чего Гарри никак не ожидал от спокойных и равнодушных в общем-то лошадей. Вскоре, когда Шоколадка убедился, что Гарри его постоянный клиент в этом сезоне, то стал здороваться с ним, приветливо ржал, едва завидев Гарри по утрам, да и потом в течение дня бурый конёк радостно мотал большой головой, весело блестя глазами. А сам Гарри обнаружил, что тоже радуется своему четвероногому другу. Шоколадка забавно морщил нос, задирал верхнюю губу, показывая крупные желтые зубы и тихонько хрюкал, этот звук тоже оказался изрядным сюрпризом для Гарри, ведь он наивно полагал, что лошади только ржут... но нет, кони могли не только храпеть и ржать, они издавали великое множество разных звуков: хрюканье, рокотание, могли и пискнуть, и взвизгнуть. И мимика у них была очень богатой — одни только прижатые уши вкупе со строгой мордой чего стоили. А уж когда лошадь ставит бровки домиком и собирает лобик в треугольные и ромбические складочки... Здесь Гарри просто сдавался на милость победителя, потому что знающие люди объяснили ему — такое выражение мимики означает, что лошадь переживает, задумывается о каких-либо проблемах.

Езда же верхом это отдельная песня. Сидишь на широкой спине, чувствуешь, как под тобой ходит живая сила, как перекатываются под кожей мощные мышцы и как тебя раскачивает во все стороны в такт лошадиным шагам... ни с чем не сравнимые ощущения!

Позже они выезжали из манежа на улицу и продолжали прогулку по конным тропам и дорожкам.

После прогулки юные всадники отводили лошадей в конюшню, ставили на развязку и, расседлав, принимались чистить и вытирать вспотевших товарищей. Снимали-разматывали бесконечно длинные бинты, отчищали копыта от песка и грязи, меняли уздечки на недоуздки и отводили в денники, за которыми следили конюхи, всё-таки больных детей нельзя заставлять работать по-черному ещё и на конюшне. А забота о лошади нужна для установления контакта, для того, чтобы она знала, кто к ней прикреплен.

В первые дни от верховой езды у Гарри с непривычки болело и ныло всё тело, да так, что он и не знал, как жить, отваливались ноги и спина, особенно то, что ниже, да что там, ему казалось порой, что на месте ягодиц у него один сплошной синяк. Так что, вползая в комнату, четверо парней буквально с ног валились, едва дыша и двигаясь как анемоны, то есть никак, стараясь вообще не двигаться, со стонами переодевались в пижамы и бревнами падали в кровати, слабо жалуясь и переругиваясь что-то на тему:

— Да чтоб я ещё раз сел на эту клячу!..

— Кто-нибудь, убейте меня во сне...

— Ой, мама... и я когда-то просил купить мне пони??? Я передумал, мне его не надо!

Гарри не жаловался, он страдал молча, чувствуя, как растекается по телу приятная истома — наконец-то он лежит, отдыхает и никуда вставать не надо! О-о-о, какое блаженство!.. Потом, с течением времени, с постоянными тренировками боли прошли, окрепли и налились силой мышцы и ребята начали получать истинное удовольствие от верховой езды, искренне посмеиваясь над своей слабостью и жалобами. Подумать только, они когда-то жаловались и не хотели садиться на лошадь. Зато теперь они готовы целыми днями кататься и никакими силами их больше не оттащить от лошадок. Конечно, сейчас, привыкнув и поняв, какое это счастье — оседлать коня и помчаться, догоняя ветер, — они и правда хотели кататься целыми днями, но увы... это им не разрешалось. У коней был свой распорядок дня и свой график. Шоколадка, например, был приставлен к двум пациентам, с утра до обеда он был предоставлен в полное распоряжение Гарри, а после обеда и до ужина на нем ездила девочка с проблемами с позвоночником, её ноги были зафиксированы ортопедическими шинами. Что поделать, больных детей много и лошадей на всех не напасешься, вот и приходилось составлять расписание по часам и по коням. Некоторые лошади вообще трех детей обслуживали.

Чем же заполнялся день Гарри? Ну, с утра подъем, утренние процедуры, туалет, сдача крови на анализ, завтрак, потом долгие сборы лошади и прогулка, на которую едва уходило два часа. Потом разминка, обед и тихий час. После тихого часа обязательный массаж и час работы на тренажере — имитация гребли, "велосипед", беговая дорожка... И уже после ужина в шесть часов — отбой, свободен до отхода ко сну в девять. Ну... разговаривать можно и лежа в постелях, чем мальчики и занимались, всласть чесали языками. Кроме Лютика, как самый глухой он не мог поддерживать разговоры, вместо этого читал книги, пока не погасят свет, и спокойно засыпал в десять-одиннадцать часов, и голоса остальных не мешали ему спать. В один из таких зимних вечеров заговорили о семьях и о том, кто откуда приехал. Начал Штефан:

— Я здешний, в Ганновере живу с родителями. Лютик из Мюнхена, а вы, парни, откуда?

— Я из Англии, — ответил Гарри. — Живу в пригороде Лондона, Литтл Уингинге, с тётей, дядей и кузеном.

— А я из Санкт-Петербурга... не пытайтесь повторить, называйте мой город Сан-Питер... — в обычной своей язвительной манере сообщил Ваня. — Нас в семье восемь человек.

— Вот это да... а кто, если не секрет?

— Да не секрет, я вам что, Джеймс Бонд? Мать с отцом, бабуля с дедом, тётка — мамина сестра, и нас трое, я и мои сестры.

— А зачем ты сюда приехал, Вань-я? — как всегда споткнулся на его имени Штефан. — Ты вроде самый здоровый из нас.

— У меня эпилепсия, обычно она не так заметна, — серьезно ответил Ваня. — Но что есть, то есть, мои со мной совсем замучились, мама каждую минуту ждет, что я свалюсь в припадке. Меня дядя сюда привез, надеется на что-то, но я-то знаю, что эта болячка неизлечима. Правда, мне с лошадьми полегче стало, видать они действительно обладают даром исцеления... Знаете, — тут глаза Вани загадочно блеснули и он перешел на таинственный шепот: — Я одну легенду прочитал, давно ещё, в детстве, что в германских лесах водится волшебный зверь — единорог. Он похож на белоснежного коня, а во лбу его растет длинный витой рог, прямой как шпага... — Ваня помолчал, задумчиво глядя перед собой, потом снова посмотрел на новых друзей: — Можете смеяться, ребята, но я по малолетству наивно мечтал, что однажды я уеду далеко-далеко, в загадочную страну, и где-нибудь в волшебном лесу встречу сказочного единорога. Ведь там, где он ступает, возрождается земля, а там, где он ударит копытом, появляется источник целебной воды, та самая вода, которая исцеляет все болезни.

Штефан и Лютер молча переглянулись и пожали плечами, потом Штефан криво улыбнулся:

— Нам всем не помешал бы волшебный зверь, но, к сожалению, это всего лишь сказки.

— Да, я понимаю, сказки... — печально согласился Ваня. — Тем более что я не для себя бы попросил целебную воду...

— А для кого? — осторожно спросил Штефан.

— Для сестренки моей младшей, Маринки. Она очень серьезно больна, что-то с сердцем, врачи говорят, что это чудо, что она дожила до восьми лет с таким... с такой сердечной недостаточностью. Мне за неё реально страшно, в любой момент может умереть.

Мальчики замолчали, погрузившись в невеселые думы, а Гарри просто обмер весь от ужаса, похолодел от леденящего страха. Для него-то единорог вовсе не был сказкой, а самым что ни на есть настоящим, реальным зверем.

Обреченно закрыл глаза, вызывая в памяти картинку — темноволосая девочка обнимает белоснежного, сверкающего лунным светом единорога. Трейси Дэвис и её дикий лесной друг... Как там она его называла? Серебряный ветер? А потом совершенно непрошено перед глазами встало честное и простое лицо Вани, серо-стальные глаза, светлые волосы, простая славянская внешность, но почему-то эта чистая русская красота привлекает всеобщее внимание, наверное как раз своей простотой. А его сестренка, возможно, похожа на брата, такая же сероглазая и светленькая, а в детской хрупкой груди неровно бьется больное сердечко. Тут сердце Гарри прямо-таки зашлось от жалости к незнакомой маленькой девочке, которая в любую минуту может... Нет! Не думать об этом!!! Вот бы написать Трейси, спросить её, могут ли единороги исцелять врожденные пороки сердца? Вот только как с ней связаться? Мерлин-то дома остался. А что если...

Едва дожив до утра, Гарри после сдачи анализов дорвался-таки до телефона и, лихорадочно вертя диск, набрал международный номер. Ему ответил оператор, и Гарри попросил связать его с Литтл Уингингом в Лондоне. Дождавшись сигнала, Гарри снова завертел диск, набирая на сей раз домашний номер, и чуть не расплакался, услышав родной голос тёти:

— Да? Алло?..

— Мама, это я...

— Гарри! Что случилось?

— Я соскучился, мам. Пришли ко мне Мерлина, мне он нужен. И как там все, папа и Дадли?

— Дадли в "Воннингсе", ты же знаешь, но он тоже скучает по тебе, а папа... — тут голос тёти зазвучал глуше, когда она крикнула в сторону: — Вернон, Вернон! Тут Гарри...

В трубке раздалось пыхтение и густой бас:

— Здравствуй, сын. Слушай, тут всё письмами от твоих друзей завалено, всё спрашивают, куда ты подевался... Ты что, Гарри, не рассказал им, что не вернешься в Хогвартс?

— Э-э-э... — смешался Гарри. — А от кого письма, пап?

— Сейчас гляну... Пэт, принеси-ка, там пачка на камине... Фух, сын, ты ещё здесь?

— Да.

— Слушай: Невилл Долгопупс, П. Лавгуд, Рон Уизли, ещё Ф. и Д. Уизли, ещё один Д. Уизли, чепуха какая-то... Кто ещё... Дин Томас, Ш. Ф. какой-то, Лаванда Браун, это девушка, сынок? Ещё письма от...

— Папа, стой, хватит! — крикнул смущенный Гарри, покрасневший от ехидного вопроса насчет девушки. — Просто пересчитай, сколько там писем.

— Сто семь.

— Чего-чего?

— Я говорю, сто семь писем, вот у меня в руке... фух, толстенная пачка. И все тебя ждут.

Гарри в шоке уставился на телефонный аппарат. Ничего себе... сто семь писем, да он едва ли половину сокурсников знает! Потом опомнился:

— Пап, дай маму.

Получив Петунью, Гарри неуверенно спросил:

— Может, не надо Мерлина? А то ещё увидят, неудобные вопросы начнут задавать... Тут никто не знает о том, кто я.

— В нашем городе тоже никто не знает про тебя, но нашим совам никто не удивляется.

— Да, верно... Мама, скажи, а единороги могут исцелять?

— Сынок, что случилось???

— Да не со мной! Девочка тут одна маленькая с пороком сердца. То есть не совсем здесь, а у мальчика одного сестренка младшая.

— Вот оно что... Вернон, да убери ты стакан... Гарри, насчет единорогов... об их целительской силе ходит много легенд и верований, но в реальности речь идет о роге носорога и о его якобы целительном свойстве.

— Это неправда?

— Ну да, рог носорога это толстый пучок ороговевших волос, и я сомневаюсь, что кератин может принести хоть какую-то пользу. А про волшебных единорогов спрашивай волшебников, они должны всё знать о своих волшебных тварях. Так как, прислать к тебе Мерлина?

— Да, мам, пришли. Я всё-таки спрошу одну волшебницу про единорогов.

Гарри поговорил со своей семьей ещё немного, а потом, повесив трубку, вернулся в комнату. В ней был только Лютер, он сидел на кровати и возился с крошечной штучкой в руках. Гарри присмотрелся и понял — слуховой аппарат. Лютер пытался вставить батарейку, но его непослушные пальцы никак не могли попасть в крошечный паз по причине такой же диспраксии, как у Гарри, только намного хуже из-за ДЦП. Гарри подошел, осторожно забрал аппаратик из рук Лютера и под его внимательным и благодарным взглядом вставил батарейку.