Я найду тебя (гет)

Тик-так…

Как громко тикают часы в пустом доме!

Он не находит себе места. Дом пуст, пуст, хотя все и всё на своих местах: и сын, и собаки, что они с женой завели после войны взамен куда-то подевавшихся белых павлинов, и эльф. Все здесь — не хватает только её, но без неё его дом пуст, так же, как и его сердце.

Лучше бы они забрали его.

Они должны были забрать его! У них нет к ней претензий — она просто средство. Способ. Как когда-то были для него все остальные.

Маленький грязноватый клочок пергамента лежит на его столе. «Мы свяжемся с вами позже. И не глупите». Он не глупит — он не пошёл в аврорат, он даже ничего не сказал сыну и тем более друзьям. Если у него ещё есть такие, в чём он очень сомневается, говоря откровенно.

Она исчезла просто и буднично, и в этом тоже была безысходная жуть: одно дело — найти расчленённый окровавленный труп, здесь, по крайней мере, всё ясно. Это боль и трагедия, это преступление, у него есть виновные, и их можно искать, ненавидеть, карать… с ними ясно, что делать. А тут… Она просто вышла — и не вернулась. В то утро — он с тех пор столько раз вспоминал его, смотрел в Омуте Памяти, что мог бы расписать по секундам, кто и что делал — они позавтракали, как обычно. Потом она ушла в сад — она много времени проводила там с тех пор, как они восстановили дом, — а он сидел в кабинете и занимался какими-то бумагами. В то утро он даже не вспомнил о ней больше.

Обедать он отказался: не хотел прерываться, да и голода не чувствовал. Попросил принести сэндвичи в кабинет — она прислала их с эльфом и с ним же передала, что собирается сходить к Фортескью за пирожными к пятичасовому чаю.

С Косой аллеи она не вернулась.

Он заметил, что что-то не так, когда в начале шестого в кабинет заглянул его сын и осведомился, где мама. Люциус тогда посмотрел на часы и, обнаружив, что уже десять минут шестого, ощутил… не тревогу, нет. Лишь досаду на то, что что-то пошло не по правилам, и стол хотя и накрыт, но ни жены, ни пирожных нет. Он вообще после войны стал очень щепетильно выдерживать установленный распорядок дня — это успокаивало и вносило нотку нормальности в царящий вокруг хаос.

Волноваться он начал ближе к шести часам. Настолько, что даже отправил к Фортескью сына — сам он не любил покидать поместье. Да и не было в том нужды: если всё, что необходимо, он мог делать из дома, то зачем ему терпеть косые неприятные взгляды, которыми его провожали на улицах?

Вернувшийся Драко сообщил, что мама к Фортескью сегодня не заходила.

Вот тогда Люциусу впервые стало страшно. А ещё через час прилетела самая обычная почтовая сова и принесла ту записку, написанную словно бы вскользь, на бегу, наспех: «Не ищите вашу жену. Мы свяжемся с вами позже. И не глупите».

С тех пор прошло восемь дней. Восемь полных надежды, отчаяния и страха суток. Почти восемь. Сто девяносто часов. С половиной. На часах сейчас была половина пятого — до семи вечера, когда исполнится ровно восемь дней с момента появления той совы, оставалось всего полтора часа. Или целых — как посмотреть.

Они с сыном почти не разговаривали за эти дни. Тот тоже видел записку, но упрямо твердил о необходимости обратиться в аврорат. Люциус запретил это делать, жёстко и категорически. И… нет, он не просто ждал, разумеется. Он искал жену — заклятьями и артефактами, но они не отвечали ему. Нарцисса словно канула в воду, и единственное, что он точно знал — это то, что она жива. На этом сходились все чары — но большего узнать он так и не смог.

Ночами было хуже всего. Холодный весенний ветер гудел в трубах, нагоняя тоску и не позволяя Люциусу уснуть ни в супружеской спальне, ни в его собственной, где он в последнее время порой ночевал, когда засиживался до ночи. Что ж, теперь он мог сидеть хоть до утра: его никто не ждал, и не нужно было сбегать от вопроса во внимательных голубых глазах. Чего бы он ни отдал сейчас за то, чтоб увидеть их!

— Мистер Малфой?

От неожиданности Люциус едва не подпрыгнул и непонимающе уставился на мужчину средних лет с тёмными волосами, чья аврорская мантия казалась слегка помятой.

— Что вам здесь опять надо? — недружелюбно спросил Люциус, с яростью и отчаянием глядя на стоящего за плечом аврора сына.

— Старший аврор Джон Долиш, — представился аврор. — Где ваша супруга, мистер Малфой?

— Не ваше дело, — буркнул Люциус. — Какие претензии у аврората к моей жене?

— Хватит, папа! — воскликнул Драко, выходя из-за спины приведённого, судя по всему, им аврора. — Мамы нет восьмой день. Я тоже имею право подать заявление.

— Она просто уехала, — быстро проговорил Люциус, лихорадочно пытаясь придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение.

— Мистер Малфой, — усмехнулся аврор. — С вашей репутацией я не стал бы говорить подобные вещи. Я собираюсь выяснить, что случилось с вашей женой, и…

— Вы что, думаете, что я мог бы… — задохнулся от возмущения Люциус.

— Кто знает, — пожал плечами аврор. — Теперь, когда мы всё выяснили, давайте начнём с начала: где ваша жена, мистер Малфой?

— Папа, расскажи ему! — взмолился Драко. — Пожалуйста! Они же не просто так авроры — они должны знать, что делать!

Что оставалось Люциусу?

Он сдался.

Впрочем, рассказывать-то было особенно нечего: это заняло буквально минуту, и ещё несколько — сходить в кабинет и принести ту записку. Когда же аврор ушёл, Люциус тяжело посмотрел на сына и спросил мрачно:

— Зачем?

— Ты ничего не смог сделать, — ответил тот. — Может быть, они смогут.

— Не смогут, — еле слышно проговорил Люциус.

И ушёл к себе.

А вечером, часов в десять, прилетела вторая сова. На сей раз письмо было длиннее:

«Признаюсь, мне пришлось потратить много сил и времени на то, чтобы решить, как поступить с вашей женой. Мне хотелось, чтобы вы тоже почувствовали, как это — когда близкий тебе человек исчезает, и ты даже не можешь оплакать его и похоронить, и годами живёшь между отчаяньем и надеждой. Не знаю, сколько ещё времени у меня ушло бы на эти раздумья, но вы, обратившись в аврорат, весьма помогли мне принять это решение.

Очень просто было бы убить вашу жену, уничтожив тело — но, в отличие от вас и ваших подельников, я не убийца. Так что ваша жена жива, и всё, что вам нужно сделать — найти её. Хочу предупредить вас, что эти поиски, вероятно, несколько осложнит наложенное на неё заклятье Обливиэйт — но, верьте, это меньшее из тех зол, что могли ждать вашу жену. К тому же, взамен утерянных у вашей супруги есть новые воспоминания — пускай и чужие, я думаю, они помогут ей устроить жизнь среди магглов.

Ищите, мистер Малфой.

Ищите так, как искали мы.

Возможно, вам повезёт больше.»

Каллиграфический почерк свидетельствовал об использовании Прытко Пишущего пера — так же, как, впрочем, и в предыдущей записке.

Первым порывом Люциуса было позвать сына и бросить ему в лицо это письмо. Пусть понимает, что натворил! Но…

«Ищите так, как искали мы».

Это могло быть зацепкой — Люциус понимал это, но почему-то медлил отдать письмо в аврорат. Мысль, что тот, кто написал это, был в своём праве, гирей повисла на его руке и усадила вставшего было Люциуса обратно в кресло. Но они должны были взять его! При чём здесь Нарцисса? Она никого никогда не похищала, она вообще не ходила в рейды, она не причинила вреда никому. Почему она, а не он?

«Это мог быть Драко», — мелькнула вдруг мысль, обдавшая его холодом. И ведь тут даже нельзя было бы сказать, что он невиновен.

Что предпочла бы Нарцисса? Себя или сына? Ответ был скучен и очевиден. А вот что предпочёл бы он, Люциус?

Он не знал.

Он любил сына, тот был его наследником, продолжением, его будущим — но жена была его настоящим. Без неё, он прекрасно знал, вся его… их жизнь сейчас была бы другой — если бы вообще была. И уж точно он бы не сидел сейчас здесь — в лучшем случае под ним нынче было бы не его любимое кресло, а азкабанская койка. А то и вообще земля, доски и похоронная мантия.

Письмо в аврорат он, конечно, отдал. И сыну показал, постаравшись избавить его от чувства вины. Мол, видишь — это «меньшее из тех зол», что могли бы её ожидать. Значит, Драко всё сделал правильно, и всё к лучшему. Теперь осталось лишь отыскать Нарциссу и снять заклятье. И всё.

…А время летело. Один год, другой, третий… Из всех этих дней, сложившихся сперва в сотни, а после и в тысячи, Люциус пропустил лишь один — день свадьбы сына. Остальные же — все, всегда, невзирая на праздники, погоду и собственное самочувствие — он проводил одинаково: бродил по маггловским улицам, вглядываясь в лица прохожих. Сперва в Великобритании, а потом и в Новом свете, и в Новой Зеландии, и в Австралии… Он не знал, сколько времени ему на это понадобится, он не знал, найдёт ли он её одну, или у неё уже будет семья… другая семья — ведь так могло быть, он понимал это — но это не имело значения. Однажды, он был совершенно уверен, он увидит в этой бесконечной толпе магглов её лицо — и тогда его жизнь вернётся. Их жизнь.

Ведь она есть где-то там, в толпе.